Сделай что сможешь 3. Развивая успех

Сделай что сможешь 3. Развивая успех

Глава 1

Император Александр II, как всегда, пребывал в раздумьях и не знал, на что ему решиться. Да, за время своего правления он научился перекладывать на разнообразные правительственные комиссии почти все свои государственные заботы. Ну а кто, утвердившись на троне, не стал бы стараться облегчить себе жизнь? Всё-таки иногда даже царю хочется и на балах потанцевать, и на охоту выехать, и за новой пассией приударить, где уж тут найти время для решения всех государственных проблем.

И ведь хорошую идею ему в начале правления подсказали: зачем всё делать самому, когда есть чиновники и прочие государственные мужи. Всего-то и надо — дать им право разобраться с поставленной задачей. Тут и время у него свободное будет, и излишняя ответственность с государя снимется — не он виновен в выходе сей резолюции, а комиссия, созданная при таком-то министерстве. А что вы думали? Вопрос-то сложный, вон умные люди годами заседали, радея о благе народа, они каждую запятую в документах согласовывали, а его величество лишь бумажки подписывал. Чисты его руки и помыслы, а если вам что-то не нравится, то обвиняйте представителей комиссии.

Задумка удачной оказалась и облегчила ему жизнь, но... подданные всё равно находят поводы, чтобы загрузить его новыми хлопотами. Причём хлопотами непростыми, с которыми ему самому справиться затруднительно. И вроде советчиков у него много, и высказывают они порой неплохие мысли, только зачастую противоположные по смыслу. В результате ему вновь и вновь приходится на свой страх и риск делать выбор самому, принимая окончательное императорское решение, останавливающее все споры.

Как же всё это утомительно! И дела, с которыми без участия первого лица империи никто разобраться не может, и политика. Но в особенности утомили эти... соседи. Ну никак не прекращают свои козни иностранцы! Чего им вечно не хватает? Почему в урегулировании внутренних проблем Российской империи он должен оглядываться на европейцев, на тех же англичан и французов? Почему даже в вопросе прокладки железных дорог в сторону Урала вылезает эта пресловутая угроза противостояния России и Англии?

А брат Константин тем не менее сейчас с уверенностью вещает о будущем перераспределении международных сил в пользу России, и уже две недели всех в этом убеждает. Как он может это предвидеть? Как ему это даётся? Почему бы Богу не передать ему, Александру II, императору всероссийскому, хотя бы частицу непоколебимой уверенности брата в своей правоте? Может, и выстроилось бы тогда в процессе взаимного понимания что-нибудь существенное. Но нет... нет у него этой уверенности.

— Таким образом, господа, мы приходим к выводу, что на данный момент в развитии железных дорог Урала государство интересует в первую очередь не северное, а южное направление. Поэтому нам следует приложить все усилия, чтобы строительство на этом направлении началось как можно раньше. Повторюсь: не только декларация о строительстве нужна, но и конкретные шаги к самому строительству, вплоть до финансирования его из бюджета. Этим, опять же повторюсь, решаются несколько задач. Во-первых, мы начинаем продвижение железнодорожного строительства в сторону Урала, и это даст нам в дальнейшем возможность включить уральские заводы в экономику страны более полно, что облегчит их бедственное положение. Во-вторых, мы также посылаем сигнал, что намерены заняться всесторонним развитием Туркестана и Сибири. Хватит об этом лишь говорить, пора и делать.

Заседание совета продолжалось ещё какое-то время, но после речи брата Александр II для себя уже всё решил: пусть будет так, как предлагает Константин. Всё же сегодня его доводы перевесили все прочие. Пожалуй, и двухнедельные дебаты по Синдзяну стоит прекращать. Отправим в Пекин свои предложения, а там уж как бог даст.

И от этих решений ход истории немного изменил своё направление.

* * * * * *

Ох уж эти офицерские гулянки! Ну прям алкогольная вакханалия какая-то, честное слово. Мало того что чисто мужская компания редко когда пьёт умеренно, так в среде молодых офицеров процесс пития ещё и значительно усугубляется. И неважно, в каком веке проходит пьянка, век девятнадцатый в этом плане практически ничем не отличается от века двадцатого или двадцать первого. И это не голословное утверждение, я сужу по своему личному опыту, как-никак довелось пить с офицерами аж в трёх столетиях. Ну, так уж получилось, перенесло моё сознание нежданно-негаданно из начала века двадцать первого в середину века девятнадцатого. Да, бывает в нашей жизни и такое, я натуральный попаданец.

Правда, не в царя или древнего князя какого-нибудь моему сознанию довелось вселиться, как это обычно принято у попаданцев, а в простого крестьянского пацана Мишку. И хоть папаша его дворянином был, да вот дожить до преклонных лет родителю не довелось, и наследство сыну он должным образом передать не сумел. Ну а родственникам ребёнок, прижитый от крестьянки, как оказалось, совсем не нужен был. Вот и спровадили они парня вместе с матерью и младшей сестрёнкой куда подальше; как говорится, с глаз долой — из сердца вон. И начался у Мишки длительный период мытарств.

Сначала в поисках пристанища они всем семейством направились из столицы в родную деревню матери, а потом и в Сибирь поехали, к её бывшему мужу. Дорога долгой и трудной была, да и отчим чужих детей неласково принял. Нет, не прогнал, но невзлюбил уж очень сильно. Обоих работой загружал постоянно, а к парню ещё и придираться начал по любому поводу, и... бил. Так что недолго Мишка под таким прессингом продержался, и однажды, в период тяжёлой продолжительной болезни, его сознание решило покинуть этот бренный мир и растворилось в мироздании... А может, у меня в подсознании поселилось, кто ж это теперь разберёт.

Да-а, не повезло парню. Но зато повезло мне, ведь его тело заняло моё сознание, и теперь я снова молод, и опять у меня всё впереди. И жизнь моя новая неплохо началась, мне довелось встретить замечательных людей — знахарку Софью Марковну, обладающую экстрасенсорными способностями, и сестрёнку Мишки Марию, которую я полюбил как родную. Так и живём теперь одной компанией, а в скором времени, надеюсь, и семьёй жить станем. Софа, кстати, помогла мне дворянством обзавестись, а это для девятнадцатого века ой как немаловажно. Так что на данный момент, и, полагаю, на всю оставшуюся жизнь, я по документам случайно погибшего в Сибири паренька потомственный дворянин Александр Владимирович Патрушев, восемнадцати лет от роду. Сирота, но материально обеспечен, из близких родственников только две тётки имеются.

О-о... корнета Бибикова, похоже, на прочистку желудка повели. Эх, молодёжь! Ни в чём она не знает меры. Если молодые офицеры желают пить "по-взрослому", то задуманное ими почти всегда Армагеддону подобно. М-да-а... а ведь начиналось мероприятие чинно-благородно, и лишь после двух часов ночи, когда все старшие офицеры нас покинули, пошёл настоящий бедлам. И мне, блин, как понимаю, во всём этом безобразии придётся принимать участие до самого утра.

Знал бы заранее, я б... хм, да нет, всё равно согласился бы поучаствовать. По нынешним временам игнорировать приглашение на день рождения великого князя, причём сделанное им лично, — это, знаете ли, как-то не принято. Можно с лёгкостью изгоем общества стать. Так что придётся терпеть. Терпеть и вспоминать свою весёлую и беззаботную студенческую юность. "Ах, пир хмельной! Ах, пир ночной! Пирушка дружбы и свободы!"

Кажется, мой новый приятель, великий князь Николай Константинович, или, как он просил называть себя в дружеской обстановке, Никола, желает меня этаким образом к офицерскому сообществу приобщить. Всё ещё надеется направить мою жизнь по воинской стезе, очень уж красочно иногда перспективы гвардейской службы описывает. Ну... разубеждать его я, естественно, пока не собираюсь (в основном отшучиваюсь), но и военным становиться совершенно не желаю, у меня других забот полон рот.

Я за два с половиной года попадалова успел заводчиком и промышленником стать, а это вам не хухры-мухры. На меня куча народа работает, и я несу за них ответственность. А ещё на моём попечении есть дети. Много детей! И я хочу воспитать из них людей нового поколения, людей, способных изменить историю России в лучшую сторону. Не стоит моей многострадальной родине повторять ошибки, что она совершила в той реальности, из которой я сюда переместился.

— Алекс, а давай ты ко мне ординарцем пойдёшь?

Ой, мама мия! Снова великий князь свою шарманку заводит. Когда же он успокоится-то? И ведь что забавно: его предложение, сделанное по пьяной лавочке, звучит вполне серьёзно и даже заманчиво... для многих, здесь присутствующих. Место рядом с великими во все времена славилось достатком и почётом, вон как почти все оставшиеся более-менее трезвыми офицеры внимательно смотрят в нашу сторону и ждут моей реакции на вопрос. И это невзирая на то, что выпито за последние часы всеми нами о-го-го сколько.

По-видимому, я до сих пор вызываю у гвардейцев жуткий интерес, несмотря на все мои рассказы о своей жизни и старательно изображаемый образ рубахи-парня, сыплющего анекдотами и охотничьими байками направо и налево. То есть господа всё никак не могут разобраться, как же ко мне относиться и что, чёрт возьми, связывает меня с сыном второго человека в империи.

Выскочил, понимаешь ли, пацан из Сибири, как чёрт из табакерки, и о нём уже в столичных салонах разговоры идут. Казалось бы, ни рода у него особо знаменитого нет, ни связей, ни денег, а вот поди же ты, этот мальчишка уже у многих на слуху. Впрочем, и сам Никола мало кому из офицеров хорошо знаком, и они хотели бы узнать о нём побольше. Великий князь был зачислен в лейб-гвардии конный полк (с офицерами которого сейчас гуляем) ещё при рождении, но реально в нём не служил. Полтора года назад он поступил в Академию Генерального штаба, где и учится до сих пор, и лишь после её окончания выберет себе место службы. Конечно, некоторые офицеры встречались с ним и на балах, и в петербургских салонах, но полноценного общения такие встречи им не дали. С великим князем так запросто не поговоришь.

Стараясь вести себя как изрядно набравшийся юнец (кем, по представлению собравшихся, в данный момент и являюсь), я пьяненько переспросил:

— Ординарцем? К тебе?

На что получил такой же нетрезвый, но зато лаконичный ответ, подтверждённый кивком:

— Да.

Изобразив недолгие раздумья, я отрицательно мотнул головой и постарался свести всё, как обычно, к шутке:

— Не-е. Я столько не выпью.

Моё высказывание вызвало бешеную бурю веселья среди собравшихся. Чёрт, мне, похоже, никогда не удастся понять, как гвардейцы умудряются ржать громче своих коней.

— Алекс, ты наглец. Да за такие слова можно и на каторгу пойти.

— Из ваших рук я всё приму. Ссылку. Каторгу. Тюрьму. Но желательно в июне... и, конечно же, в Крыму1.

1Немного изменённые слова из сказки "Про Федота-стрельца, удалого молодца" Леонида Филатова (прим. автора).

Услышав очередные мои перлы, гвардейцы опять заржали, а великий князь махнул рукой:

— Точно наглец.

— Да, я такой. Великий и ужасный.

Ой, Никола, лучше бы тебе не знать, каким я иногда бываю. В зависимости от обстоятельств я ведь могу быть и Дедом Морозом, дарующим подарки, и дедом Отморозом, их отнимающим.

Князь между тем несколько секунд меня рассматривал и, не придумав ничего, чем бы ещё подцепить, с показной горечью в голосе воскликнул:

— Господа, вот как на него сердиться?

Ответом ему был лишь смех.

Мы пьём уже часов восемь, и на данный момент наша компания состоит из самой бесшабашной молодёжи. Правда, где-то в дальних комнатах есть ещё те, кто не смог просто встать и уйти, поэтому их там и положили. Разгуляево проходит в офицерском клубе лейб-гвардии Конного полка, и мне до сих пор непонятно, как меня сюда впустили. Я всего месяц прожил в Петербурге, но уже знаю, что сейчас каждый полковой офицерский клуб является местом довольно закрытым, а уж столичный гвардейский и подавно. В него даже представителей других полков редко пускают, чего уж говорить про меня — гражданского шпака, воинской службы не знавшего.

Конечно, великий князь замолвил за меня словечко, всё-таки его день рождения празднуем. Представил как своего друга, да к тому же мастера оружейного дела, который успел создать — ой, не слышать бы мне этих слов! — "прекрасный револьвер своей собственной конструкции". Причём револьвер "чуть ли не лучший в истории человечества". Ну... естественно, по мнению самого Николы.

Мало того, я ещё и промышленно производить своё детище стал, опять же на своём, "созданном тяжким трудом заводе". Это князь пока не знает, что я всего пятьдесят подарочных наборов в Красноярске сделал, и когда мне доведётся в Питере оружие изготавливать, до сих пор неизвестно. Кстати, револьвер, что я ему подарил, все в полку уже видели (Никола успел похвастать), и господа офицеры оценили его достоинства, чему я искренне удивлён. Ведь из достоинств там, если честно, лишь прекрасная сталь, хорошая её обработка и качественная отделка деталей, а вот конструкция самая простая. Не пришло время оригинальничать, нужно сначала запатентовать многое из того, что я собираюсь в дальнейшем выпускать. Хм... хотя... на фоне современного оружия мой револьвер действительно неплохо смотрится.

Все мы пьяны, хоть и пили последние пять часов почти одно шампанское; наверно, тут сказалось его количество и то, что в начале вечера самые старые представители полкового офицерского сообщества напоили нас жжёнкой. Это такая традиция у них в полку, как я понял. А жжёнка — это у-у-у... особенно на слабую закусь. Но... что делать, традиции рулят во все времена. Вот и тут никто нашего "хочу — не хочу" не спрашивал, как мне доходчиво объяснил один пожилой ротмистр, или ты пьёшь, или проваливаешь из клуба на все четыре стороны. Третьего не дано. Что интересно, торжественное представление под названием "Приготовление жжёнки" было, на мой взгляд, выше всяческих похвал. Скажем так, оно прошло в лучших традициях корпоративных гулянок богатых акционерных обществ двадцать первого века.

В самом начале, уже после представления меня гвардейцам полка, всех собравшихся пригласили в общий клубный зал, и четверо солдат внесли туда огромный чан, наполовину заполненный смесью из вин разных сортов, причём смесью горячей — её во дворе на костре заранее разогрели. Седой офицер не слишком высокого звания трижды обошёл чан с воздетыми над головой саблями, периодически чиркая одной о другую. Затем, остановившись, он величественно положил их на чан с вином крест-накрест. Другой, подошедший вслед за ним, принёс сахарную голову2 кило на пять, не меньше, и установил её в центре чана, на перекрестье сабель.

Голову щедро облили крепким ромом и подожгли. А после, под одобрительные крики офицеров, так и поливали ромом, пока весь сахар не расплавился и не стёк в чан, и уже в чане последние всполохи огня стали тушить шампанским. Блин, короче, напоили нас жуткой смесью разнообразного спиртного с растаявшим жжёным сахаром. Но... следует признать, смесью вкусной. Ох, подозреваю, от вливания этой "микстуры" моей печени тяжко придётся, как бы она, родная, поутру не начала возмущаться на столь варварское к себе отношение. Ай, ладно, что выпито, то уже выпито. Здравствуй, утренняя головная боль.

2Сахарная голова — способ расфасовки сахара. В девятнадцатом веке сахар производился в форме конической "головы" весом от пяти до пятнадцати килограмм (прим. автора).

От воспоминаний о традициях полка меня отвлёк очередной гвардеец, подошедший со мной выпить. Выпили, перекинулись несколькими незначительными фразами. Я старался держать марку хорошо подвыпившего, чтоб от меня поскорее отвязались, но не прокатило. Дальше пошло откровенное разводилово на деньги: у бедного несчастного поручика, видите ли, мундир поизносился. Ну а в конце, соответственно: "Не окажете ли вы любезность, одолжив мне сто рублей? Где-то на месяц, может, на два. Как матушка деньги пришлёт, я сразу всё отдам. Честное благородное".

Ага, такой несчастный поручик, я аж прослезился. Сейчас в карман полезу, как молодой лопух, и буду его слёзно умолять взять не сто, а тысячу рублей. Ха... как тут не вспомнить старую истину: кому много дано, у того чаще занимают.

Парень подсел, пока Николы нет, и надеется, что я уже совсем напился? Нет, братец, шалишь. О-о, да я смотрю, это заговор, вон как остальные гвардейцы поглядывают в нашу сторону и ухмыляются. Ну, всё понятно: решили господа меня ещё с одного бока пощупать. Ничего, мы ответим в их же стиле:

— Помилуйте, откуда? Сам в долгах как в шелках.

— Так вы же партнёр Путилова, и дело у вас миллионное.

— Да куда там! Я под это дело дом заложил, а скоро и усадьбу заложу, и всё равно карманы пустыми будут. Мне даже жить приходится у приёмных родителей. — Хотелось ещё добавить: "И вообще, я бедный, несчастный сирота, поэтому отстаньте от меня, пожалуйста", но не стал.

— Мне помнится, у вас ещё и сибирские заводы имеются. Неужели доход не приносят?

Та-ак, гвардия простых намёков не понимает. Что ж, будем лечить.

Посмотрел на поручика уже более трезвым взглядом:

— Маленько приносят, но брать деньги с тех заводов мне не позволяет суровый сибирский мебельный закон.

— Мебельный закон? — искренне удивился поручик, а все остальные гвардейцы навострили уши.

— Ну да.

— И о чём же он гласит?

Я выпрямился, насколько смог, сел подбоченясь, гордо выпятив челюсть вперёд, и ответил:

— Суровый сибирский мебельный закон гласит: если каждому давать, поломается кровать.

Эх, фотоаппарата нет. Рожи у гвардейцев такие удивлённо-поражённые, любо-дорого посмотреть. Хоть картину с них пиши — "Я истину познал в суровый час рассвета".

Потом до них наконец-то дошёл смысл моей грубоватой отповеди, и пошёл очередной неуёмный ржач с выкриками:

— Суровый!

— Мебельный!

— Сибирский!

Ха, пошути я так с какой-нибудь девицей на балу, и она бы меня за пошляка приняла, а эти только ржут. А всё потому, что моя шутка на фоне услышанных здесь смотрится просто невинной — гвардейцы те ещё похабщики.

Отсмеявшись, офицеры какое-то время обсуждали молодёжь (совсем уж мелкую и невесть что о себе возомнившую), а затем господа плавно скатились на продолжение старых тем, то есть по новой принялись описывать привычки знакомых и незнакомых дам и рассказывать новости столичных салонов и борделей. Я же, воспользовавшись моментом, откинулся в кресле и притворился задремавшим. Пить больше не хотелось, хотелось просто расслабиться и отдохнуть, а заодно обдумать предстоящие дела.

Последние дни порадовали меня хорошими новостями: тут и завершение строительства крыши механического цеха на путиловском заводе, и новые заказы от военного ведомства. Но наверно, всё же больше всего моё сердце согрела новость, сообщённая сегодня Софой: к "моей" тёте, Ксении Георгиевне, стало возвращаться зрение. Она уже начинает различать предметы. Пока ещё смутно, но прогресс налицо. Теперь-то уж Софья Марковна на все сто процентов уверена в благополучном исходе дальнейшего лечения.

В середине января мы с Софой (всё-таки она мой опекун, а в скором времени, надеюсь, и приёмной мамой станет) отправились в мою родовую усадьбу: наконец-то пришла пора показать людям, там проживающим, что хозяин жив и вернулся. Так уж получилось, они на тот момент думали, что Александр Патрушев, как и его отец, погиб в Сибири. Этот слух распустила ещё одна "моя" тётя — Анастасия Георгиевна, проживающая в Петербурге, мы с Софой это доподлинно выяснили. Причём если о смерти старшего Патрушева родственникам была прислана официальная бумага от канского городничего, то о смерти Александра никто в столице знать не мог. Эту новость тётя просто выдумала, желая поживиться на аренде дома, перешедшего по наследству младшему Патрушеву, ну то есть мне.

Больше никого брать с собой мы не стали, хоть сестрёнка и просилась. Решили, в первый раз вдвоём прокатимся. Я, по сути, и один бы съездил, но "мамуля" этому решительно воспротивилась: как же, как же, там ведь "моя" вторая тётка живёт, вдруг попробует, как и первая, обидеть "ридно" дитятко. Ага, как будто великовозрастное дитятко совсем уж без мозгов.

Сопровождал нас судебный пристав, без него не положено: сейчас именно он производит всякое исполнение решений окружного суда, в том числе и вступление во владение усадьбой. Зовут нашего сопровождающего Геринг Михаил Петрович. Для меня сочетание такой фамилии с русскими именем и отчеством выглядит немного забавно, но, освоившись в столице, я уже этому не удивляюсь. Вон у Путилова подрядчик имеется — Амстердам Михаил Герасимович, а у Вяземского знакомый есть — Пинкертон Фома Александрович3. И это я ещё мало народа в Питере знаю. Интересно, почему же в России будущего мне такие прикольные ФИО не встречались?

3Все фамилии, имена, отчества реальные, взяты из петербургской переписи населения 1869 года, а Геринг Михаил Петрович действительно был судебным приставом в то время (прим. автора).

До усадьбы мы добирались несколько часов и прибыли туда уже к вечеру, когда начинало смеркаться. Подкатили к парадному крыльцу симпатичного такого особнячка и вызвали переполох среди его обитателей. Первым в дом, не став нас дожидаться, ринулся пристав, ну а мы уже потом подтянулись. Входим, а там Михаил Петрович опрокидывает в рот здоровую рюмку водки, поднесённую ему на блюде. Блин, ну точно Геринг! Только с усами.

Выпив и довольно крякнув, он, разгладив усы, приступил к процедуре представления домочадцам решения суда, и лишь в этот момент в неровном свете свечей я разглядел встречающих. Вот справа стоит сухонькая старушка и держит перед собой канделябр с тремя зажжёнными свечами. Не бывшая ли это кухарка Пантелеевна? Уж больно хорошо её управляющий моим городским домом описал. Слева две молодые дородные девки статуями замерли — этих я, по сути, знать не должен.

Ещё одна девица, что потчевала пристава водкой, отошла в сторону, и я увидел стоящую в центре зала женщину в старомодном дворянском платье, и вид у неё был такой, как будто она здесь главная. Неужели это и есть "моя" вторая тётя? Хм, но у неё вроде проблемы с глазами были (видит плохо), почему же тогда она так гордо смотрит прямо на объясняющего наш приезд пристава?

Не дослушав пристава, она махнула рукой, перебив его дальнейшую речь, и надменно спросила:

— И кто же покусился в правах на НАШУ усадьбу?

Пристав от её слов немного сбился, но затем уверенно продолжил:

— Законный наследник Александр Владимирович Патрушев.

Взгляд женщины заметался из стороны в сторону, и только тут я сообразил, что она никого из присутствующих не видит и реагирует только на голос.

— Сашенька!

Господи, сколько надежды, смешанной с неверием, прозвучало в одном слове!

Не выдержав напряжения, повисшего в воздухе, я шагнул к ней, как будто меня в спину толкнули, а подойдя, неожиданно даже для самого себя обнял:

— Я, тётя, я. Прости, что не писал, всё думал, скоро приеду.

— Но Настя...

— Знаю. Встречался с ней. Кто-то ввёл её в заблуждение.

— Боже, счастье-то какое! — По моему лицу и волосам провели ладонью. — Родненький! Жив!

О, сколько счастья в двух словах!

Краем глаза я заметил поднесённый канделябр с горящими свечками и повернул голову. Сухонькая старушка стояла рядом и напряжённо разглядывала моё лицо. Тут у меня конкретно защипало глаза. Пытаясь скрыть своё смущение, я поздоровался и спросил:

— Здравствуй, Пантелеевна. Говорят, пирожки ты уже не печёшь?

Взгляд старушки засветился радостью, и она, улыбнувшись, покачала головой:

— Для вас, Александр Владимирович, уж расстараюсь.

От её слов повеяло чем-то таким родным и близким, что я ещё больше растерялся, а по лицу потекли слёзы. И ощущения накатили своеобразные: я наконец-то дома, я вернулся, рядом родные люди, которые меня любят и будут любить несмотря ни на что, и... я всё сделаю, чтобы они были счастливы.

Ёклмн... Неужели в моём подсознании ещё и Патрушев-младший поселился, до кучи к Мишке? Ой, Саша, ой! Три в одном — это, конечно, круто, но лучше бы твоё подсознание оставалось девственно чистым.

Дальнейшее быстро стало напоминать бедлам во время пожара. Ксения Георгиевна всплеснула руками и, посетовав на забывчивость, послала девиц накрывать на стол, а заодно и гостей раздевать-обихаживать. Так и завертелось: девки носятся, Пантелеевна свечи в гостиной одну за другой зажигает, торжественную иллюминацию устраивает. Тётя суетится: то мальчишек своих подросших, "моих" двоюродных братьев, нам представляет, то подгоняет девок и приказывает, что ещё принести.

Я в этой суматохе успел познакомить её с Софьей Марковной, ну а через четверть часа мы уже сидели за столом. С одной стороны — Ксения Георгиевна с детьми, напротив них — я с Софой, ну а сбоку — пристав. Это, как понимаю, одна из приятных сторон его судебной службы, длительность поездки почти всегда компенсируется вечерним застольем за счёт хозяев.

Естественно, мне пришлось много и красочно рассказывать и о смерти "папа́", и о своей жизни в Сибири. Опять винился, что за полтора года ни одной весточки не прислал. Ну а что? Сначала об "отце" горевал, думал, скоро в Питер уеду, зачем писать. Потом дела навалились. Про кузню Потапа поведал, про нападение бандитов, про то, что два завода у меня теперь в Красноярске имеются, а вскорости и третий поставлю. Тётя иногда ахала, слушая рассказ, пристав крякал и крутил ус, а двоюродные "брательники", широко раскрыв глаза, смотрели на меня, как на эпического героя.

Надеюсь, с отвлечением внимания я не переусердствовал, всё же полтора года не писать письма родственникам — это как-то...

Утром, перед завтраком, зашёл к Софе спросить, что она вчера почувствовала в экстрасенсорном плане, и застал её за раскладкой разных снадобий на столе.

— Что делаешь?

— Оцениваю варианты лечения.

— Какого лечения?

На меня недоумённо взглянули.

— У Ксении Георгиевны недуг глаз. Я дома представила, что бы это могло быть, взяла с собой кое-какие лекарства, но теперь вижу, их недостаточно. Необходимо твою тётушку в Петербург везти, ей длительный уход нужен.

Во ты, Сашок, лопух-то! Анастасия Георгиевна — тётка, живущая в Петербурге, — о болезни сестры подробно рассказывала, но о лечении ты тогда даже и не подумал, голова другим озабочена была. А Софа, получается, всё запомнила и сделала выводы, и по результатам этих выводов заранее подготовилась к любому развитию событий. М-да, минус тебе за невнимательность.

— Ты бы ещё Пантелеевну осмотрела, у неё боли грудные.

Софа улыбнулась и посоветовала мне не лезть в чужие дела, а то, мол, и без сопливых скользко. Судебный пристав уехал после завтрака, а мы — на следующий день. Ксению Георгиевну и Дарью Пантелеевну еле уговорили отправиться вслед за нами. Договорились, что они с детьми на время лечения переедут в Петербург, в квартиру "отца". Хорошие люди, таких ценить и беречь нужно. Как же всё-таки сёстры по характеру различаются: если Анастасия — натуральная стерва, каких поискать, то Ксения, в противоположность ей, очень душевный человек. Надо бы её проведать, а то уже четыре дня не видел. Хотя... завтра вряд ли получится: Никола, скорее всего, продолжит гулянье. Ну, тогда послезавтра уж точно.

Хм... а ведь я Ксению Георгиевну, похоже, уже как родную воспринимаю. Не как тётю Александра Патрушева, а как свою тётю. Вроде общались мы с ней не много — всего раз пять за последние полмесяца, но я успел к ней душой прикипеть. Тут, наверно, сказались её неподдельная забота и волнение за сиротку-племянника.

С дел семейных мысли постепенно перетекли на дела производственные, и сразу вспомнились вчерашние полигонные стрельбы, где проверялась прочность наших с Путиловым новых снарядов. Мне, к сожалению, на полигон съездить не довелось — это не то место, куда пускают простых любопытствующих. Я ведь пока не состою в партнёрских отношениях с Николаем Ивановичем официально, поэтому к производству снарядов касательства как бы не имею. Оформление нашего с ним совместного акционерного общества мы начали совсем недавно. Дело это по нынешним временам весьма долгое и нудное, а мы ещё даже устав общества с юристами не обсудили.

М-да-а... а между тем в отработку технологической цепочки отливки снарядов (для удешевления их стоимости без потери прочности) я в последние недели уйму сил и времени вложил. Ну... признаю, конечно, справедливости ради, не только я там постарался, а и Николай Иванович, и директор путиловского завода Федор Егорович, и даже кое-кто из мастеров принимали в этом действе самое непосредственное участие. И своего мы добились: изделие получилось недорогим и прочным. Испытания показали, что наш стальной девятидюймовый снаряд, пробив железную восьмидюймовую броню, пробил ещё и деревянный сруб толщиной в два фута, к которому крепилась броня, и, оставшись целым, улетел в поле на двести восемьдесят саженей4.

4В нашей истории испытания закончились точно так же (прим. автора).

Так что в скором времени мы начинаем изготовление восьми-, девяти— и десятидюймовых бомб из бессемеровской стали, причём из сырья чисто российского. Марганцевый чугун с финских заводов Путилова при бессемеровании прекрасно заменяет английские (Гемитайт) и шведские чугуны. Я думаю, с финской рудой мы и производством высокопрочного чугуна займёмся. Правда, тут нужно будет немного поэкспериментировать, но оно того стоит, высокопрочный чугун много где нам может понадобиться.

А вообще, высокое качество чугуна, получаемого Путиловым из финских руд, навело Николая Ивановича на мысль остановить производство железа и употреблять чугун преимущественно на пудлингование стали, которая, обладая теми же свойствами мягкости, что и железо, превосходит его там, где требуется большее сопротивление разрыву или стиранию. Поэтому Екатерининский завод в Финляндии он скоро полностью переведёт на изготовление рельсовой стали.

В прошлое лето количество поднятых озёрных руд дошло до двух с половиной миллионов пудов (сорок тысяч тонн, однако). В этом году поднимут ещё больше. Суточная выплавка чугуна на всех действующих заводах Путилова сейчас превысила тысячу двести пятьдесят пудов, а это примерно четыреста тысяч пудов в год (или шесть с половиной тысяч тонн). Для данного времени замечательные объёмы... хм... по российским меркам конечно. Но возможности к расширению добычи руд у нас имеются, так что будем стараться. А в переработке дополнительных объёмов нам помогут домна и мартен, которые мы собрались построить на путиловском.

Вот только теперь в придачу к питерскому дому мне ещё и свою усадьбу придётся закладывать, да и то неизвестно, хватит ли денег на все проекты. И с доставкой руды в Питер нужно разбираться. Арендовать дополнительный транспорт или проще его купить? Ну и с планомерными поставками кокса вопрос следует решать быстрее. Ох, забот всё прибавляется и прибавляется.

— Алекс, ты спишь?

Блин, опять Никола меня тормошит, спокойно ему с гвардейцами не болтается.

— Нет. Просто витаю в эротических фантазиях, навеянных рассказом господина поручика, очень уж образно он пыл той чернявенькой актриски описал.

Никола хохотнул:

— Вот даже как. А ты, Алекс, вообще, хоть одну женщину познал?

Это он что, на секс намекает?

— Да я уже не одну познал. Мне кажется, ты должен был заметить, как я у баронессы Вавилиной...

— Ха, да ты никак Фоблас5! А я уж думал, Селадон6.

— Кто?

— Неужели ты не читал роман про кавалера Фобласа и не слышал о Селадоне?

— Нет.

— Могу дать почитать романы о них.

— Полагаю, ты меня очень обяжешь, если оставишь эти романы у себя.

— Ха-ха-ха, ты иногда невыносим в своём невежестве и нежелании узнать то, что тебя не интересует.

5Фоблас — искусный соблазнитель, прославившийся бесчисленными любовными похождениями, герой авантюрно-приключенческого романа "Любовные похождения кавалера Фобласа" (1790) французского писателя Жана Батиста Луве де Курве (1760-1796) (прим. автора).

6Селадон (фр. Celadon) — пастух, изнывающий от любви, герой французского пасторального романа XVII века 'Астрея' (L'Astree) Оноре д'Юрфэ (прим. автора).

Никола хотел ещё что-то сказать, но его перебил вставший гвардеец:

— Господа, утро на дворе. Давайте ещё раз выпьем за совершеннолетие великого князя и завершим нашу встречу. Николай, пью твоё здоровье!

Все офицеры в едином порыве вскочили и также проорали:

— Пьём твоё здоровье!

Ну наконец-то закончилась эта гулянка. Ох, блин, какая всё-таки тяжёлая ночь выдалась! Скорее бы до дому добраться и рухнуть спать.

Глава 2

— Александр, просыпайся, к тебе гости пришли. Просыпайся, просыпайся! И нечего делать вид, что ты меня не слышишь.

Я пытался не реагировать на Машкины возгласы, но давалось мне это с большим трудом. Было ощущение, что её звонкий голосок, как штопор, ввинчивается прямо в мою больную после пьянки голову. И всё бы ничего, с шумовыми эффектами я, наверное, справился бы, но рука сестрёнки, подобно океанскому прибою, ни на мгновение не переставала трясти меня за плечо.

— Да вставай же ты! Тебя там его высочество дожидается.

— Какое ещё высочество? — вяло поинтересовался я у этой вредины.

И она тут же с ехидством ответила:

— Твой друг Никола.

— И чё он припёрся в такую рань?

— Фу, Александр, как вульгарно вы стали выражаться всего лишь после одного кутежа с гвардейцами. Я даже боюсь представить, что с вами будет в дальнейшем. И кстати, к вашему сведению, сейчас уже не рань, а полдень.

Каждое слово малой сочилось непередаваемым сарказмом. Нет-нет-нет, что вы, что вы, о сочувствии к родному братику в данной ситуации не может быть и речи. Он ведь не смог взять её на вечеринку в честь дня рождения великого князя, поэтому какие тут могут быть сочувствия? И не важно, что дам на ту вечеринку не звали, старший брат уже одним своим существованием обязан был такие мелкие неувязочки разрулить. М-да... умная, умная, а в некоторых вопросах всё ещё ребёнком остаётся. Пожалуй, стоит ожидать, что она меня как минимум неделю будет подкалывать по любому удобному ей поводу, чтобы я, так сказать, смог осознать всю низость своего падения.

— Да, да, я понял. Только свои нравоучения лучше попридержи для кого-нибудь другого.

Голова раскалывалась, а во рту ощущался конкретный сушняк, будто там стадо мамонтов перекочевало. Хотелось послать весь мир куда подальше, натянуть одеяло на голову, повернуться ко всем проблемам попой и провалиться в спасительную нирвану сна, но тут в дверь моей комнаты заглянул непрошеный гость:

— Алекс, ты ещё не готов?

Я с непониманием на него уставился:

— Для чего не готов?

— Ты что, всё забыл? Через час нас ждут на стрельбище.

— Каком стрельбище?

— Ты не помнишь, как вчера договаривался о соревнованиях по стрельбе?

Ох, мама мия, точно! Никола, паразит, растрепал всем на гулянке, что я неплохо стреляю, а наша компания на тот момент уже изрядно поддатая была, вот и... О-о... убейте меня кто-нибудь.

Через двадцать минут, умытый, безукоризненно одетый, причёсанный и слегка подлеченный Софой, я с пол-литром капустного рассола в желудке (больше ничего не влезло) садился в нанятые Николой сани. Удобно устроившись на сиденье, сразу откинулся в полулежачее положение, вытянул ноги, насколько это было возможно, и постарался с комфортом поспать ещё какое-то время, пока едем, но покайфовать мне не дали.

— Алекс, я понимаю, что ты приехал из Сибири и там, судя по всему, о приличиях не слишком заботятся, но прошу: если уж меня тебе не жаль, то не позорь хотя бы своих приёмных родителей. Им быстро доложат, как ты храпишь на весь Невский проспект, развалившись в нелепой позе рядом с великим князем. Да и в отношении меня ты мог бы быть более почтительным. Я сегодня утром отказал во встрече двум дамам, и всё ради того, чтобы поддержать тебя на стрельбище.

Вот же, блин, заноза! Но... он прав. Знакомых у меня в Питере среди аристократии уже достаточно много имеется, заметит кто-нибудь из них, как я в отключке с великим князем катаюсь, распишет потом "родителям" это непотребство в самых неприглядных красках, и "мамуля" мне (вот тут не может быть никаких сомнений!) все мозги прополощет. Конкретно так. Со вкусом и изяществом. Ну... как она это умеет.

Пришлось сесть прямо и осоловелым болванчиком уставиться в спину извозчику, но Никола не отставал:

— Что-то ты, мой друг, слишком вялый сегодня. Куда же подевался тот неистовый пиит7, что развлекал офицеров конного полка всю прошедшую ночь?

7Пиит — устаревшее, то же, что поэт (прим. автора).

Я хмуро на него взглянул и с недовольством ответил:

— Упоил невинного юнца, и после этого ещё хватает совести задавать такие вопросы?

— Ха-ха-ха... Вот что меня в тебе всегда поражало, так это твоя способность признавать себя юнцом, когда тебе надо. Любой другой знакомый мне юноша даже от лёгкого намёка на его возраст непременно оскорбился бы. В Петербурге и четырнадцатилетние считают себя вполне взрослыми. А ты этим пренебрегаешь и готов сам называть свой возраст юным.

И что ему ответить? Наверно, моё излюбленное:

— Умом меня вам не понять, в меня вам нужно просто верить.

— О чём я и говорю: ты очень необычен. Иногда мне кажется, изображая себя юнцом, ты всего лишь насмехаешься над окружающими, а на самом деле твой возраст поболее многих.

Хм... как-то неправильно разговор пошёл. Я в своём поведении всё стараюсь к молодёжи примазаться, а, оказывается, некоторые даже из этого делают выводы о моём истинном возрасте.

— Ой, Никола, не бери в голову. Ты крутишься в среде аристократии и остальную российскую молодёжь ещё не видал, а она может... — Тут моя мысль дала сбой, о чём хотел в конце сказать, как-то выпало из неотрезвевшей оперативной памяти, поэтому я решил побыстрее закруглиться: — Да много чего она может.

Но Никола, ни секунды не сомневаясь, сразу отмёл мои предположения:

— Видал, видал. Разных видал, но такого, как ты, встретил впервые. Вот, например, ты столь свободно обращаешься ко мне на "ты", что порой я ловлю себя на мысли, а не с кузеном ли разговариваю.

Чёрт! А ведь это, Саша, прокол. За частым панибратством с Николой ты постепенно перестаёшь замечать сословную разницу современного общества. Но ведь вокруг не двадцать первый век. Так, как ты с князем общаешься сейчас, меж собой могут общаться только аристократы, равные по статусу, или... пусть и немного разные по статусу, но знакомые с детских лет. Вот же ёхарный бабай! Через все препоны разума из меня постоянно лезет стиль общения покинутой реальности. Может быть, меня в той жизни перед переносом какой-нибудь толераст покусал? И в крови у меня теперь бурлит коктейль "Мы все равны! Мир, дружба, жвачка!"

Так... отставить похмельный стёб, делаем зарубку на будущее: раз Николе такое общение нравится, значит, оставляем его как базовое, а с другими великосветскими балбесами пока держим дистанцию. Пойдут на сближение — их выбор, нет — и бог с ними.

Меж тем Никола, наклонившись ко мне, нарочито нахмурил брови и спросил:

— Алекс, спрашиваю тебя прямо: ты случайно не мой неведомый двору кузен?

Пришлось, подыгрывая, театрально воскликнуть:

— О нет! Если бы ты был моим кузеном, мне об этом непременно доложили бы.

Князь опять весело рассмеялся:

— Я рад, что после ночных возлияний у тебя хватает сил на шутки.

Он ещё немного похихикал надо мной, но, видя, что я не реагирую, быстро перешёл на более серьёзные темы:

— Каково твоё впечатление об офицерах Конного полка?

— Нормальное. Ничего нового я не увидел.

— О-о, так ты часто пьёшь с гвардейцами? Прости, не знал, — попытался съехидничать Никола и опять с улыбкой на меня взглянул.

Я же, чтобы не остаться в долгу, посмотрел на него с превосходством, как на неразумного, и объяснил:

— Разве ты ещё не понял? Все вояки одинаковы, что гвардейцы, что армейцы. — При этом я демонстративно окинул его мундир оценивающим взглядом, а затем продолжил: — Разница у вас лишь в гоноре и в знании нюансов французского языка.

Великий князь, глядя мне в глаза, не нашёл что ответить, а я, немного подумав, постарался скрасить мои не слишком учтивые слова:

— А вообще конногвардейцы мне понравились. Конечно, за один вечер о каждом из них представление трудно составить, но пока то, что я видел, неприятия у меня не вызвало.

Князь хмыкнул, а я после небольшой паузы поинтересовался:

— Как понимаю, закончив Академию Генерального штаба, ты собираешься именно в Конный полк определяться?

— Почему ты так решил?

— Всё просто. Ты являешься шефом лейб-гвардии Волынского полка и состоишь в полках лейб-гвардии Измайловском и Конном, а также в Гвардейском морском экипаже.

Да-да, всех великих князей с рождения записывают сразу в несколько гвардейских полков, в одном из которых они в дальнейшем и начинают службу. Почему в несколько? Да потому, что это престижно: чем больше список предстоящих мест службы, тем лучше. К тому же никто из родителей не знает, каким его ребёнок станет, когда вырастет (в смысле телосложения, цвета волос и так далее). Стало быть, у господ, относящихся к императорской фамилии, должен быть выбор, где служить.

Сейчас ведь во многие полки набирают кадровый состав (имеются в виду солдаты и молодые офицеры) по определённым параметрам. В Павловский лейб-гвардии полк отбирают блондинов не очень высокого роста, в память об основателе полка императоре Павле I, а в Семёновский полк берут, наоборот, блондинов высоких. В конногвардейцы — красивых брюнетов, а в лейб-егеря — широкоплечих и широколицых шатенов. В Московском лейб-гвардейском полку служат рыжеволосые, а гусарами становятся невысокие, стройные брюнеты. Такая вот "расфасовка" военнослужащих по мастям, чтобы гвардейские полки смотрелись единообразно. Впрочем, потом, с возрастом и повышением офицеров в чинах, все эти условности размываются.

— В морской экипаж ты из-за своей болезни, о которой мне неделю назад рассказывал, зачислен быть не можешь, в пехотные части идти статус не позволяет, слишком уж ты высокое высочество. — Я постарался подколоть великого князя одновременно и по поводу его родства с императором, и по поводу его большого роста (фигли, под два метра парень вымахал; акселерат, не иначе). — Поэтому тебе подходит только Конный полк, и наша вчерашняя гулянка с его офицерами это подтверждает. Наверно, ты решил таким образом познакомиться с будущими сослуживцами.

— Ничего-то от тебя не скроешь.

Ха! Это да, не скроешь. А вот зачем Николу конногвардейцем сделали, неясно. В седле он держится не сказать чтобы очень плохо, но... до настоящего кавалериста ему далеко, он сам мне в этом признавался. Так уж получилось, что его воспитатели конной выездке должного внимания не уделяли — отец готовил сына к морской карьере. Растил себе преемника с перспективой вывести его как минимум в адмиралы, ведь папуля князя генерал-адмирал и заведует морским министерством. Но... не срослось: морская болезнь донимает Николу даже при средней качке, а сильная для него становится вообще невыносимой. То есть флот ему противопоказан. Ну а так как для всех представителей великокняжеских семейств мужского пола военная служба обязательна, то и приходится отцу отправлять своего старшенького в конную гвардию. Можно сказать, вынужденно.

— Слушай, Алекс, а граф Ростовцев с тобой последними новостями поделился? — с хитрецой посмотрел на меня Никола.

— Что за новости? — Вот если честно, сейчас мне было не до каких-то там новостей. Голова продолжала болеть, тошнота не отошла, поэтому спросил лишь с целью поддержать беседу.

— Ты, оказывается, меняешь будущее.

— Чего? — вяло удивился я.

— Так, друг, давай просыпайся уже окончательно, а то говорить сонному о его влиянии на историю не очень приятно.

Следует признать, последняя фраза Николы меня действительно взбодрила.

— Поподробнее можно?

— Конечно. Во-первых, скоро начнётся строительство железной дороги на Пензу и далее на Самару. А во-вторых, император настолько возмутился бездействием китайского правительства в отношении наглого разбойника Якуб бека, что решил направить в Китай своё грозное предупреждение: если они с ним не расправятся, то это сделаем мы. Не догадываешься, чьи слова к этому привели?

Ё-малай, неужели информационная мина, заложенная мною, всё-таки сработала? Да ещё так быстро.

— Не надо преувеличивать мои способности. Я всего лишь заметил кое-что раньше других и, разумеется, высказал это людям, ответственным за судьбу империи.

— Ой, только не прибедняйся. Ты в вещах, казалось бы, всем давно известных уже столько нового увидел, что можешь заслуженно этим гордиться.

— Ну... может быть.

— Вот, правильно! Склоняйся к этой мысли. И давай рассказывай, поменяется ли какой-нибудь из твоих прошлых прогнозов в связи с последними новостями.

— Да нет, ничего не поменяется.

— То есть китайцы вряд ли до Якуб бека доберутся и нам к захвату Восточного Туркестана все равно нужно готовиться?

— Да.

— А железную дорогу от Самары куда лучше вести?

— В первую очередь на Уфу, для соединения с промышленными районами Урала. Кстати, а уральские заводчики в своём регионе сами дорогу будут строить?

— Конечно. Правительству на них даже давить не придётся, там давно ждут разрешения строительства, всего и просят — инженеров прислать для прокладки трассы.

Мы помолчали немного и дальше серьёзных тем уже не касались. А я задумался: вот чую, не сам Никола тему изменения прогнозов поднял, ну в смысле не по своей инициативе это сделал. Немного зная князя, могу предположить, что он просто сообщил бы мне новости, и всё. Не-ет... тут явно видна опытная направляющая рука его папули. Ха... ну и жучара Константин Николаевич! Даже своего сынулю для сбора информации использует. Стоп! А может, он его таким образом учит? Учит собирать сведения, учит их осмысливать. Хм... весьма вероятно.

А мне, пожалуй, стоит подумать, какую ещё информационную мину следует заложить в ближайшее время?

На стрельбище нас уже ждали ночные собутыльники, и поприветствовали они что меня, что князя весьма дружественно. Но, господи, как же гвардейцы при этом шумели! На гулянке я, помнится, за ними такого не замечал. Подозреваю, вчера, после жжёнки, все мои слуховые рецепторы слегка притухли. А сейчас, ох-х... голова моя бедная.

Немного позабавило отличие в общении: со мной вояки говорили запросто и с улыбками, а с Николой — слегка натянуто. Не привыкли ещё господа конногвардейцы к близким контактам со столь высокими персонами, в их полку давно никто из великих не служил. Ну да время у них теперь будет, привыкнут. Радует, что я за одну ночь для офицерской компании успел почти своим стать, значит, недаром всю пьянку шутками и анекдотами сыпал, охотничьи истории рассказывал, силушку свою, необычную для юношеских лет, показывал да стихи как бы "своего" папа́ декламировал.

В общем, я молодец, правильно себя в незнакомой компании повёл. Только зачем так много спиртного выпил, уже не пойму.

Пока топтались перед стрельбищем, корнет Суковкин, оценив мой неважнецкий вид, участливо поинтересовался:

— Александр, как ваше самочувствие?

На что я, скривившись, признался:

— Спасибо, хреново.

Мой ответ вызвал ухмылки у всех собравшихся. Причём, как я заметил, сами гвардейцы, да и Никола тоже, выглядели на удивление бодрыми огурчиками, прям мне на зависть, как будто этой ночью я один хлестал спиртное в три горла. Спрашивается, чего же меня так сильно накрыло? Вроде организм молодой, тренированный, и вот те на! Хм... хотя если голову включить и подумать, то всё объясняется просто: пока я в Сибири тренировал тело, господа вояки в столице тренировали печень. Так что результат закономерен: они бодрячком, а я как варёный овощ.

М-да-а, в дальнейшем нужно от приглашений на большие офицерские попойки отказываться сразу, слишком уж я для них молод. Нельзя забывать, что телу, в которое мне довелось вселиться, на данный момент всего четырнадцать лет, стало быть, чтобы дойти до уровня питейной выдержки столичной гвардии, ему литерболом ещё о-го-го сколько заниматься надо.

В процессе обсуждения условий стрельб меня познакомили с тремя офицерами других полков, но их звания, их имена и фамилии, да, впрочем, как и названия их полков, прошли мимо моего больного сознания. Я понял только, что господа заинтересовались соревнованием и были рады принять в нём участие. Они знакомые одного из конногвардейцев и при этом хорошие стрелки. Правда, мне не совсем понятно, зачем гвардейцы устроили такой ажиотаж вокруг этих пострелушек, ведь мы вчера говорили о проверке в основном моих способностей, остальные просто развлечься хотели. Ой, да какая теперь разница.

Стреляли по бутылкам, и я даже не знаю, где такое их количество удалось собрать, солдаты мешки со стеклотарой в несколько заходов перетаскивали. Вероятно, тут привезён запасец с нескольких полковых пирушек. В соревнованиях приняли участие тринадцать человек, в том числе и Никола, зрителями, а по совместительству и судьями, решили остаться всего двое. Условия состязаний оказались простыми донельзя: из трёх бутылок требуется разбить хотя бы две, и переходишь в следующий тур.

В первый раз стреляли с пятнадцати шагов. Для меня это давно уже детская дистанция, поэтому решил понтонуться и снёс все свои бутылки быстро, стреляя левой рукой по-ковбойски, от бедра. Судя по возгласам господ офицеров, выглядело это со стороны весьма эффектно. С двадцати шагов я повторил всё то же, только правой рукой, ну а с двадцати пяти перестал выпендриваться и стрелял как привык. Между прочим, Никола выбыл именно на двадцати пяти шагах, разбив всего одну бутылку, и это неплохой результат.

На дистанции в тридцать пять шагов участников состязания осталось всего трое: один конногвардеец, один офицер другого полка и я. Количество бутылок по взаимному согласию увеличили до пяти, и поразить надо было три из них. На мой взгляд, слишком лёгкие условия, но в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят. Дистанцию в сорок шагов преодолел только я, причём разбив за время стрельб все выставленные бутылки. Радует, что похмелье не сказалось на моих способностях. Хотя вынужден признать, последние рубежи заставили меня нехило так мобилизнуться. Перед каждым выстрелом приходилось старательно собирать мозги в кучу и упорно концентрировать внимание на стрельбе. Не знаю уж почему, но мне очень хотелось это состязание выиграть.

От дальнейшей стрельбы с более дальних дистанций, для показа своих способностей (а по смыслу для развлечения собравшихся), я, несмотря даже на пожелания великого князя, наотрез отказался, сославшись на своё плохое самочувствие. Меня в конце концов все поняли и согласились с моим решением, но... тут же "приговорили" к "лечению" в ресторане "Донон". При этом мои возражения на такое лечение никто не слушал. Вот, блин, вообще никто! Все лишь посмеивались и почти под ручки "тащили" мою плохо соображающую тушку к саням.

Да и первый бокал шампанского в меня вливали общей командой, активно заглушая мои протесты гвалтом поздравлений, а далее, по ходу новых тостов в мою честь, все офицеры внимательно следили за тем, чтобы я, не дай бог, не отставал от коллектива. Моё сопротивление на фоне всеобщего радостного воодушевления выглядело вяло, после серьёзной концентрации на стрельбе мозги настроились на расслабление, и сразу пошёл откат. Соображалось откровенно плохо, а ругаться не хотелось. Ой, да на тот момент всё, чего мне хотелось, — это где-нибудь прилечь. Ну хотя бы на полчасика.

— Александр, мы поражены вашими талантами. Силы вы недюжинной. Господа, как он вчера подкову легко сломал, а? — Последнее обращение было сделано уже ко всем собравшимся. — Раз — и нет её. А уж вашу стрельбу, увиденную сегодня, мы точно никогда не забудем.

Каждый дифирамб в мою честь от очередного неуёмного оратора все гвардейцы поддерживали бурно, выкрикивая вдобавок и множество своих реплик. Но все их восхваления не находили в моей душе никакого отклика: как-то утомила уже вся эта суета. И лишь к шестому бокалу шампанского моё затухающее сознание наконец-то пробудилось — и речь начала оживать, и ехидство проснулось, и жизнь для меня вдруг заблестела новыми красками. Я, похоже, очухался и пришёл в более-менее стабильную норму. Хм... ну, насколько похмельное состояние, да ещё после недосыпа, может быть нормой.

Понимая, что с теми темпами поглощения спиртного, что мы развили, наше застолье рискует очень быстро перейти в очередное большое гульбище, которое мне сейчас совсем не нужно, я резко остановил накачивание себя шампанским:

— Спасибо, господа, но нет. Хватит! Не стоит забывать, что неосторожный опохмел ведёт к запою.

Гвардейцы дружно поржали над очередным моим высказыванием и попытались подкалывать: мол, неужели пить ещё не научился, но я и в той-то жизни на подколки не вёлся, чего уж про сейчас говорить. Так что пришлось вежливо, но жёстко ставить господ офицеров на место, чтобы меня уж совсем за молодого рохлю не считали и тем более не лезли ко мне со своим снисходительным панибратством. В таком коллективчике уважение растерять легко, трудно его назад возвращать. В общем, я показал, что хоть и молод, но за резким словом в карман не полезу. А то ишь, блин, насели!

В результате гвардейцы отстали и дали мне спокойно опробовать принесённые закуски. Причём, многозначительно переглянувшись, они не забыли напомнить друг другу мои вчерашние слова: "Суровый. Сибирский. Мебельный". Ха... помнят, черти. М-да-а... это, как понимаю, у них теперь долго фишкой будет, станут господа постоянно вспоминать мои перлы и всем пересказывать.

А у меня меж тем наконец-то проснулся аппетит, да и опыт подсказывал: необходимо хорошенько поесть. С утра лишь капустный рассол в желудке болтается, а тут, пока официанты на стол накрывали, мне на него сверху почти бутылку шампанского уже влили. Так и до беды недалеко, не хотелось бы под гвардейский хохот носом в салат упасть или под стол сползти. Шампанское, конечно, не водка, но молодому организму на старые дрожи может и его хватить.

Пока я набивал желудок и оценивал принесённые блюда, офицеры продолжили наслаждаться шампанским и параллельно взялись обсуждать уже не меня, а дам. В их разговоре стали мелькать имена известных столичных куртизанок: ах, эта Альфонсина, ах, Сюзетта и... ещё с десяток подобных. Высказывались предположения, где их сейчас можно найти: то ли у Дюссо, то ли у Бореля8. Потом поступило предложение поехать нам всем к Излеру9, у него можно найти красивых и согласных на всё актрисок.

Кто-то предложил к цыганам махнуть. А что, тоже вариант, там за деньги даже пятнадцати-шестнадцатилетние девушки с радостью пойдут с тобой в кибитку. Ну... если вас, конечно, экзотика привлекает — зимой легкодоступные цыганки редко моются. От всех этих рассуждений мне сразу вспомнилась шутка из будущего: чрезмерное употребление алкоголя в мужской компании вызывает проституток.

8"Дюссо" и "Борель" — петербургские рестораны (прим. автора).

9В этой реальности петербургский антрепренёр Излер Иван Иванович ещё не разорился окончательно и продолжает свою деятельность, хоть и в меньших масштабах (прим. автора).

Я к дискуссии гвардейцев прислушивался не слишком внимательно, предпочитая трёпу о дамах шикарные блюда, подносимые официантами. Никола решил шикануть и угощал всю компанию прекрасным обедом, фигли — ему вчера двадцать лет исполнилось, может себе позволить. И между прочим, почти всё, что гвардейцы здесь о дамах говорят, я уже слышал на вчерашней пирушке, а до этого мне ещё и Никола не единожды описывал нюансы взаимоотношений столичных дам и кавалеров. Он в Петербурге известный ловелас, в его постели много женщин побывало.

Две недели назад этот ухарь даже меня уговорил сходить с ним в элитный бордель баронессы Вавилиной. Как он выразился, для расширения моего кругозора. Называлось это заведение салоном, но, по сути, являлось местом встреч обеспеченных мужчин с женщинами... хм... надо признать, очень приличного вида. Там в центральных залах проходят общие посиделки, как и в других питерских салонах, а в отдельных номерах можно по ходу дела и интимом заняться.

Сама баронесса была когда-то дорогой куртизанкой, но, скопив деньжат, сумела купить себе титул. Не скажу, что её салон мне шибко понравился, однако... это не помешало отвести там душу по полной. Как-никак у меня половое воздержание к тому моменту почти до трёх месяцев дошло. Вот только, если честно, ездить туда часто мне не хочется, и даже не знаю, в чём причина этого, уж не в деньгах всяко (вход в заведение изрядно стоит, да и сами девушки недёшевы).

Разумеется, низкопробностью в этом борделе и не пахнет, обстановка приличная и богатая. Дамы не с улицы набраны, все по-французски говорят, если ты им не понравишься, могут в интиме и отказать. Есть иностранки: немки, француженки, англичанки. Впрочем, в Питере во многих борделях иностранки имеются. Иногда с целью поразвлечься в салон заходят и дамы столичного света, эти в большинстве своём в масках бывают. С одной из таких я и прокувыркался весь вечер. Неплохо всё прошло, дама опытной оказалась.

Нет, наверно, наслаждаться общением с дамами у Вавилиной мне мешают воспоминания о салоне другой баронессы — Кошелевой. Салоне элитном, молодые великие князья его часто посещают, ну и, естественно, мораль там "наше всё", интима не бывает. Правда, если кто-то кого-то заинтересует, то можно договориться о встрече на стороне. К Кошелевой, кстати, меня тоже Никола затащил — да-да, разумеется, для расширения моего кругозора, как же иначе. И как-то получилось, что зацепила хозяйка салона что-то в моей душе. Хорошо так зацепила. Без памяти я в неё не влюбился, всё-таки прожил уже немало и многое повидал, но между тем забыть её никак не могу. А вот я Кошелевой, к сожалению, не понравился, и в свой салон она меня больше приглашать не хочет. Обидно, блин.

Я после того приёма уже два раза с ней сталкивался, но контакта так и не наладил.

Первая встреча произошла на балу, мы как раз с Ростовцевым и Вяземским выводили в свет Софу со Светланой. Бал был общественным, поэтому туда мог прийти любой желающий; главное, чтобы он прилично выглядел. Машку мы с собой взять не могли, но она в накладе не осталась: мамуля графа нашу занозу опять на какой-то детский бал повела. Ну а у нас полвечера пролетело прекрасно, девушки освоились довольно быстро — и натанцевались, и все буфеты обошли. Вот после осмотра одного из буфетов, отстав от общей компании, я и столкнулся с "кисой" — так я про себя баронессу Кошелеву называю.

Выхожу в преддверие бального зала, а передо мной стоит она собственной персоной, да не одна, а в компании своих почитателей. Двоих я узнал сразу, видел их в её салоне. Мы встретились взглядами, и меня тотчас узнали и даже своеобразно поприветствовали:

— Я смотрю, сладкоголосый мальчик балы не пропускает.

У-у... опять игра в подколки начинается. Ну, пускай играет, я в пикировке принимать участие не собираюсь. Жаль, конечно, дама не одна, тет-а-тет я с ней пообщался бы, но сейчас мне явно ничего не светит.

— Я тоже рад вас видеть, баронесса. — Кивок ей, кивок её окружению. — Господа, моё почтение.

Так, Саша, не задерживаемся, уходим в темпе. Ничего хорошего тебе тут не обломится.

А во второй раз мне с баронессой даже словом перемолвиться не удалось. Сидел в салоне у знакомых, играл на фортепьяно по их просьбе. Только песню закончил, поднимаю глаза, а она стоит среди собравшихся и прожигает меня холодным взглядом. Вот отчётливо запомнилось, что именно холодным и каким-то отстранённым. Во всяком случае, в первый момент мне так показалось. Захотелось этот взгляд отогреть. Может, что-то объяснить, даже повиниться в чём-нибудь, хотя вины за собой я не чувствовал. И руки сами собой стали наигрывать недавно разученную мелодию. А потом и слова полились:

Почему так жесток снег, оставляет твои следы,

И по кругу зачем бег, и бежишь от меня ты...

Изредка бросая взгляды на кису, я заметил изменения в её состоянии: глаза необъяснимым образом начали гореть, а строгие черты лица — разглаживаться.

Расстаются, когда ложь, засыпают, когда тьма.

И по телу когда дрожь — нас решают сводить с ума.

Если хочешь идти — иди, если хочешь забыть — забудь.

Только знай, что в конце пути ничего уже не вернуть...

Она ушла. Ушла не дослушав, но уверен: мои слова всё же запали ей в душу. А мне после её ухода захотелось спеть кое-что другое:

Эти глаза напротив — калейдоскоп огней.

Эти глаза напротив ярче и все теплей.

Глава 3

— Алекс, а ты из лука стрелять умеешь? — отвлёк меня от грустных мыслей Никола, и я ему на автомате ответил:

— И из лука, и из арбалета.

— Решено, господа: едем ко мне.

Только тут я сообразил, что давно потерял нить разговора. Помню, как минут двадцать назад половина гвардейцев со мной прощалась, уходя, а вот о чём за столом потом говорили, пролетело как-то мимо моего сознания.

— Куда едем?

— Ко мне. Ты опять не слышал, что мы обсуждали?

— Э-э...

— Понятно.

Никола махнул рукой: мол, что с тебя взять, за время нашего общения он уже привык к моим выпадениям из общего разговора. А что делать, производственные хлопоты, едрить их, вечно они мозги засоряют. Я иногда даже в театре ловлю себя на мысли, что думаю совсем не о происходящем на сцене, а о химических реакциях, например, или об устройстве заводов.

Уже в дороге князь просветил меня по поводу поездки: гвардейцы задались мыслью, может ли человек, хорошо стреляющий из револьвера и ружья, так же хорошо стрелять из лука. А у Николы дома — в Мраморном дворце — турецкий лук где-то был, вот мы сейчас и едем проверять теорию практикой. От этой информации у меня аж волосы на голове зашевелились и пот холодный пробил, несмотря на опьянение. Ё-малай, этого ещё не хватало! Да папаша Николы за стрельбу пьяных офицеров в своём дворце нам такую козью морду устроит, замаемся отмываться. Попытался донести эту мысль до великокняжеского обалдуя, да куда там, к чертям собачьим, парня уже понесло. Тем более, уверен он, что папа́ нескоро домой вернётся: дела у него.

Слава богу, во дворец мы просочились не с центрального входа — незачем перед слугами светиться, они обязательно доложили бы родителям Николы о посещении дворца группой офицеров. Нет, мы зашли с набережной, там для прохода в апартаменты князя имеется отдельная дверь, которую обычно стережёт старик Савелов. Это, кстати, дворцовый лакей, который с пелёнок нянчил Николу. Ой, да что Николу, он даже его отца нянчил. Между прочим, замечательный дедуля, до сих пор бодр и вполне себе в здравом уме и трезвой памяти. Немного я с ним пообщался, но он мне определённо понравился.

Поднявшись по небольшой лесенке, мы всей гурьбой ввалились в жилище великого князя. Гвардейцы от открывшегося великолепия замерли, осматриваясь. Они вообще-то и сами люди не бедные, но тут и им есть на что посмотреть. Немаленькую такую залу украшают и прекрасный мрамор, и изысканные изделия из фарфора и бронзы, причём всё подобрано с хорошим вкусом. В углу стоит шикарный письменный стол, инкрустированный черепаховой панцирной костью с медными обрамляющими насечками, в центре залы — стол мраморный. Везде развешаны сабли с пистолями, на столах и полках мерцают золотом тяжёлые фолианты, да и обычных книг навалом. Никола хоть по жизни балбес балбесом, но читать любит.

Наделив меня полномочиями гида, как-никак я здесь уже пару раз бывал, сам хозяин дворцовых палат рванул за луком и стрелами. Пришлось мне гвардейцам всё показывать и обо всём рассказывать. Потом, пустив их в свободное "плавание", я стал на стол накрывать, не зря же мы три корзины провизии с собой приволокли. Разложил закусь по тарелкам, расставил принесённые из ресторана бокалы ("Донон" заботится о своих клиентах), открыл и разлил шампанское. Тут и Никола вернулся.

Турецкий лук, им принесённый, оказался настоящим боевым. Не лёгкой игрушкой, а увесистой загогулиной, собранной из разнообразного дерева с костяными накладками. Всё обтянуто берёзовой корой, которую старательно разукрасили турецкие искусники. Мне ещё не доводилось такой лук в руках держать. Естественно, все мы минут десять разглядывали принесённое чудо, передавая его из рук в руки, и обсуждали увиденное. Красивый, зараза, но уж больно тугой; поручику Спечинскому, чтобы тетиву натянуть (она отдельно хранилась), пришлось немалые усилия прикладывать. Полагаю, и стрелять из этого лука нелегко будет.

Далее мы направились в организованный Николой тир. И разумеется, гвардейцы перед этим не забыли ещё выпить, за удачные результаты стрельб так сказать. Я боялся, как бы не попортить стрельбой мраморные стены, но князь эти сложности предусмотрел. В одной из галерей у них шёл мелкий ремонт и стены были загорожены деревянными щитами, вот к щиту и приставили старую тяжеленную вешалку, на которую повесили какой-то непонятный доспех, а сверху ещё и рыцарский шлем водрузили. Даже не знаю, откуда всё это старик Савелов приволок.

В стрельбах приняли участие лишь двое: я и Спечинский. Мы и на полигоне были лучшими в стрельбе из револьвера, да и тут единственные, кто с луком знаком. Четыре найденные Николой стрелы разделили по-братски, бросили жребий, и первому выпало стрелять поручику. Он сначала пустил стрелу в молоко, и она усвистала почти под потолок, где и застряла в деревянном щите. Спечинский лук до конца растянуть так и не смог, поэтому, видать, и произошёл этакий казус. А вот вторая его стрела попала точно в центр доспеха и, пробив его, там и застряла.

Ладно, мой выход. Эх-х... Странно, чего это Спечинский так пыжился, лук растягивая, мне он поддался вполне нормально, только меж лопаток что-то скрипнуло. Да, тугой, но не чрезмерно. Цель могу спокойно выбирать.

— Александр, в глаз ему вдарь!

— Да, Алекс, в глаз ему стрельни.

А что? Почему бы и нет? Расстояние плёвое — метров десять всего, когда-то и с бо́льших далей я в пять копеек стрелу всаживал. Тем более, будем считать, что первый выстрел у нас пробный. Однако фортуна в очередной раз подшутила над моей самоуверенностью: да, стрела, пущенная мною, попала точно в глазницу рыцарского шлема, но... не в ту, в которую я метил. С одной стороны, конечно, удача, а с другой — напоминание судьбы: не будь, парень, заранее уверен в том, чего иногда даже боги предсказать не могут. Незнакомое оружие порой таит в себе сюрпризы.

Гвардейцы принялись меня поздравлять, и мне, признаюсь, это было приятно, но тут из дальнего конца галереи, где стояла расстреливаемая нами вешалка, раздался суровый рык, от которого все замерли:

— Господа, что здесь происходит?

Рассмотрев человека, широкой поступью направляющегося к нам, я впал в ступор. Ёшкин кот, это же папуля Николы, его императорское высочество великий князь Константин Николаевич! Получается, он уже успел во дворец вернуться. Во мы попали-то со своими забавами! Особенно я. Кажется, стрела воткнулась в глазницу рыцарского шлема как раз в тот момент, когда великий князь входил в галерею. Мелькнула паническая мысль: не приписали бы мне теперь попытку покушения на его высокопревосходительство.

Гвардейцы моментально развернулись лицом к хозяину Мраморного дворца, вытянулись в струнку и замерли по стойке смирно, или, как сейчас говорят, во фрунт. Я последовал их примеру и при этом прижал лук к бедру, словно винтовку. Хоть я и гражданское лицо, но лучше и мне выказывать почтение высшему флотскому начальству согласно воинским нормам — больше шансов избежать неудовольствия столь высокой персоны.

Вероятно, нашей подвыпившей компании в конце концов и тяжело бы пришлось, но тут вперёд шагнул Никола и вступился за нас, бодро ведя речь о том, что, мол, все собравшиеся здесь бравые офицеры (ну и я заодно) хотели показать, что мы можем родину не только огнестрельным оружием защищать, но даже и старинным азиатским. А комментируя результаты утренних стрельб, он, паразит, сразу же рассказал и про мои "выдающиеся" там свершения. Ну а уж расстрел рыцарского шлема, по его словам, являлся вообще проверкой моих талантов.

— Да, это интересно. — Константин Николаевич окинул нас всех суровым взглядом и после секундной паузы спросил: — А не могли бы вы, Александр, повторить свой выстрел? Мне хотелось бы на это посмотреть.

И что оставалось делать? Ха, только рявкнуть в ответ:

— Я постараюсь, ваше императорское высочество!

Так, руки не дрожат, уже хорошо. Берём вторую стрелу. Вздох, выдох, замираем. Прицеливаемся, внося поправки. Выстрел. И-и... есть! Вторая рыцарская глазница поражена. Фу-у... не облажался.

Его высочество, оценив второе попадание, удовлетворённо кивнул:

— Ну что же, господа, не стану вам больше препятствовать в ваших увеселениях, но дальнейшую стрельбу прошу прекратить. И пожалуй, я ненадолго украду у вас Александра, вы уж простите.

Ё-моё! Куда меня забирают? Надеюсь, это не относится к недавно прошедшему ночному загулу в честь дня рождения его сына. Пока мы шли к кабинету великого князя, я прям весь извёлся. Мысли забегали, как тараканы: о Николе говорить станем, или о проектах Путилова, а может, о высокой политике опять речь пойдёт, или меня попросят не встречаться с Николой, потому что я плохо на него влияю. Короче, сложившуюся ситуацию можно было описать всего одной фразой из песенки советского мультика: "Куда идём мы с Пятачком, большой-большой секрет".

И что нас ждёт там за углом, никто не даст ответ.

— Александр, я вижу, вы уже довольно близко познакомились с конногвардейцами. Что можете о них сказать?

Мы сидели в кабинете великого князя, и мне опять было благосклонно позволено называть его по имени-отчеству, что, как ни крути, уже хорошо, но первый же вопрос Константина Николаевича вызвал у меня лёгкое недоумение. Сначала Никола, а теперь вот и его отец моим мнением о гвардейцах интересуется. Неужели они решили, что юноша со стороны им больше поведает, чем те, кто живёт в столице давно и часто общается с офицерами конного полка?

Или великие князья надеются на свежий взгляд постороннего человека и на мою наблюдательность? Ну, тут они явно переоценили таланты моей персоны. За неполные сутки общения с гвардейцами у меня о них сложилось лишь общее впечатление. Хм... а вдруг это проверка моих способностей в оценке людей? Вот захотелось князю сравнить уже доподлинно известную ему информацию с той, которую предоставлю ему я, и... А дальше вариантов много. Ой, да чего гадать и мыслями кручиниться? Выложу всё то же, что и Николе говорил, и пускай Константин Николаевич думает обо мне что хочет.

Меня слушали очень внимательно, не перебивали и даже уточняющих вопросов не задавали. Впрочем, как показал дальнейший разговор, вопрос о гвардейцах был этакой затравкой для всех последующих тем. После моего рассказа (можно сказать, монолога) мы обсудили и путиловский завод, и наши с Николаем Ивановичем производственные планы. Здесь я уже объяснял всё более подробно и по ходу разговора затронул волновавшую меня тему: создание акционерного общества. Дело в том, что великий князь в конце моих повествований поинтересовался, может ли он нам чем-нибудь помочь, ну я и не удержался.

— Простите, Константин Николаевич, наверно, Николай Иванович будет на меня сердиться (да, блин, Путилов очень щепетилен в вопросах выклянчивания какой бы то ни было протекции), но и не попросить вас кое о чём я всё же не могу. Слишком нужно это для развития путиловских заводов, да и для страны в целом.

Князь и бровью не повёл в ответ на мою наглость. Да-да, натуральную наглость. Сейчас вопрос великих о помощи собеседнику является, по сути, дежурным жестом вежливости, после него не принято чего-либо просить.

— Я слушаю вас.

— Николай Иванович говорил мне, что не так давно встречался с вами.

Между прочим, князь сам Путилова вызывал, преобразования на заводе его нешуточно заинтересовали.

Дождавшись легкого кивка как подтверждения, я продолжил:

— Помимо прочих дел, он, как мне известно, докладывал и о нашем желании создать акционерное общество.

— Да.

— Но полагаю, он не поведал о том, как долго оно может утверждаться, а между тем...

Тут я выложил великому князю всё, что думаю по поводу учреждения акционерного общества, ну и, разумеется, не умолчал о проблемах, которые могут возникнуть в ходе этого процесса. Напомнил о своём видении ближайшего будущего; я, кстати, недели две назад в этом же кабинете то же самое и рассказывал. Нет-нет, я не предсказатель, просто я представил князю проведённый мною анализ сложившейся на данный момент обстановки в мире (и политической, и экономической) и к чему дело может прийти. Да, легко давать точный прогноз событий, когда знаешь всё наперёд.

Весной грядёт война Франции с Пруссией, в которой победит Пруссия и получит с Франции огромную контрибуцию. Эта контрибуция хлынет мощной денежной волной в экономику Пруссии и наполнит все её банки златом-серебром под завязку. Вот с этих вливаний путиловскому акционерному обществу и хотелось бы набрать долговременных кредитов (уж больно дешёвые они должны быть). Но тут есть один нюанс: всё это нужно сделать в течение ближайших двух-трёх лет, потому что скоро разразится мировой экономический кризис, а во время кризисов кредит получить практически невозможно.

Опять же не забываем: хороший кредит нынче только акционерному обществу дают — АО по современному законодательству обязано публиковать свою финансовую отчётность в газетах, что очень нравится инвесторам. Следовательно, наше должно быть зарегистрировано уже к концу этого года, иначе мы с Путиловым пролетим мимо халявных кредитов с жутким свистом.

Тут-то и кроется главная заковыка: в Российской империи регистрация акционерного общества сейчас проходит долго и нудно. Пока через все министерские препоны пройдёшь, можно и поседеть, а в конце ещё и перед императором ответ держать придётся — он должен лично, своей подписью, завершить регистрацию. Акционерные общества окончания такой процедуры иногда пять лет ждут, а нам в связи с приближающимся кризисом оно надо?

— Что ж, Александр, я вас понял и постараюсь вам с Николаем Ивановичем помочь. Только попрошу: когда вы будете готовы представить на рассмотрение министерской комиссии устав своего общества, принесите его сначала мне.

— Слушаюсь. До середины февраля представим.

Ё-малай, такого быстрого решения вопроса мы с Путиловым и не ожидали. Меня с головой накрыла волна воодушевления и радости, но не успел я в полной мере осознать открывающиеся перспективы, как князь продолжил:

— И раз уж мы говорим о делах промышленных, я хотел бы затронуть ещё один вопрос.

— Я весь внимание.

— Меня беспокоит Никола.

Блин, а его сын-то тут при чём?

— Он и раньше не отличался сдержанностью в отношении алкоголя и женщин. Особенно женщин. А теперь, после наступления совершеннолетия, он может и совсем с пути сбиться. Да будет вам известно, что отныне ему станет начисляться годовое содержание в размере двухсот тысяч рублей. Это не секрет, многие о том знают, но всё же я надеюсь на ваше благоразумие и полагаю, дальше вас эти сведения не уйдут.

— Не извольте сомневаться.

— Хорошо. Однако я боюсь, что мой старший сын, мой наследник, начнёт тратить своё содержание неумеренно, и как этому противостоять, я пока не знаю. Слишком невосприимчив Никола в последнее время к увещеваниям и доводам разума. — Великий князь выдержал краткую паузу, барабаня пальцами по столу. — Но недавно я узнал ещё об одном зарождающемся у него увлечении: после ваших совместных поездок на путиловский завод его заинтересовало заводское производство. Как я понял со слов сына, вы ему о нём очень красочно и занимательно поведали.

— Э-э... да. Николай попросил меня показать ему завод, и мы пару раз туда съездили. Не скажу, что это было занимательно, но, вполне вероятно, Николаю так показалось.

Чёрт, не думал, что этот балбес всё папаше выложит. Не хотелось бы мне за путиловские экскурсии великокняжеских люлей огрести.

— Так вот, не могли бы вы, Александр, всемерно развивать это его новое увлечение? Лучше даже, если он вложится в какое-нибудь производство деньгами. И чем больше вложит, тем меньше у него останется на глупости.

Вот это да! Похоже, не люлей я огребу, а новые бонусы. Сюрпри-из! Я от неожиданности прокашлялся в попытке подольше подумать над предложением, перед тем как ответить, и мысли мои потекли в другом направлении. Ёлы-палы, это что, Николу к нам в акционерное общество пропихивают? Мол, не горюйте, ребята, великий князь все вопросы утрясёт, только вы за это обеспечьте сыночка акциями. Ха... и выхода у нас никакого нет. Во Путилов-то "обрадуется"! Хотя... Николай Иванович и вправду может быть рад, он к Константину Николаевичу с глубоким почтением относится. Да, впрочем, и мне чего гоношиться? Великий князь среди акционеров — это надёжная защита от множества бед. Эх-х, ну, выходит, чему быть, того не миновать!

— Если ему понравился путиловский завод, то, пожалуй, к участию в делах этого завода его и стоит приобщить.

— Прекрасно. Только, Александр, я попрошу вас не говорить Николе о нашем разговоре.

— Не беспокойтесь, я всё понимаю, о разговоре никто не узнает. И... Николаю Ивановичу я, наверно, тоже не буду говорить, что стал инициатором вашего интереса к акционерному обществу путиловских заводов?

Не хотелось бы мне в глазах Путилова выглядеть этаким хитрым пронырой-просителем, выклянчивающим у великих мира сего дополнительные бонусы. Так ведь и его уважение потерять можно.

Я вопросительно посмотрел на великого князя, и он, усмехнувшись, подтвердил:

— Будем считать, что это всего лишь моя забота о промышленности Петербурга.

Замечательно! Теперь уж мы с Путиловым развернёмся по полной. Моя фантазия стремительно полетела вдаль, но князь вернул её на грешную землю, напомнив ещё и о том, как высшее общество относится к промышленности. Да, чёрт возьми, не принято сейчас всяким высокородным графьям с князьями, а тем более великим мира сего, в рабочих вопросах этой самой промышленности разбираться. Моветон-с, понимаете ли! Вот акционерами состоять и в правлении для вида числиться — это да, это пожалуйста, а вникать в дела и руки пачкать нельзя ни в коем разе.

Так что, по мнению Константина Николаевича, от решения производственных проблем Николу надо всячески оберегать, а то, не дай бог, прознает кто о его несуразном увлечении, и, ох... хлопот потом не оберёшься, отмывая великокняжеский имидж. Ему можно лишь всякие новые игрушки показывать, и всё. Э-э... ну в смысле заводские новинки представлять.

Да уж, с таким отношением верхушки общества к тяжёлой промышленности становится понятно, почему она, бедная, в Российской империи находится в такой заднице.

— Знаете, Александр, что касаемо Николы, то я хотел бы обсудить с вами ещё и его здоровье, а конкретнее, его зрение. Усердные чтения по вечерам и ночам, столь нужные при учёбе в Академии Генерального штаба, привели к тому, что моему сыну перед Рождеством пришлось очки заказывать, а это, согласитесь, для его юного возраста очень плохо. Я уж боюсь упоминать, что дальше может быть только хуже.

Ха, это великий князь на лечение сыночка у Софы намекает, что ли? Ну хоть тут-то олух царя небесного по имени Никола не проболтался, что он уже два лечебных сеанса прошёл и моя "мамуля" успела его порадовать: она полагает, к весне все проблемы со зрением у него будут решены.

Князь меж тем продолжил, и моя догадка подтвердилась:

— Я вижу, как улучшилось здоровье Александры Иосифовны* за те две недели, что она встречается с Софьей Марковной. И я хотел бы узнать, не могли бы вы спросить у своего опекуна о возможности лечения ещё и нашего сына?

Что оставалось делать? Только невозмутимо кивнуть. Рассказывать о том, о чём Никола промолчал, — это, знаете ли...

— Сегодня же поинтересуюсь. Уверен, Софья Марковна не откажет.

— Это было бы замечательно, — с облегчением во взгляде кивнул мне князь. — Тогда я вас больше не задерживаю.

*Великая княгиня Александра Иосифовна — жена великого князя Константина Николаевича (прим. автора).

Я поспешил откланяться, а на пути в комнату Николы меня занимали мысли об изменениях в отношениях нашей "семейки" с семейством второго человека в империи. Как-то слишком быстро мы с ними сближаемся: Никола меня и Машулю уже за друзей считает, Александра Иосифовна Софью Марковну — за подругу. Теперь вот ещё и Константин Николаевич выказал своё явное расположение: в делах помогает и... просит, а не приказывает.

Жизнь наша прям с каждым днём всё пышнее и пышнее цветёт, возносимся, в понятиях общества, всё выше и выше. Глядишь, скоро и с императорским семейством познакомимся, песенки им пропоём. Ха... не-е, Саша, это вряд ли. Великий князь Константин Николаевич — человек весьма прогрессивный и не чурается общаться с людьми, не входящими в высшее общество, а император у нас не таков, в его окружение пробиться чрезвычайно трудно. Он хоть и считается либералом, продвигающим реформы, но в свой ближний круг рядовых дворян старается не допускать.

Ну... так себе либерал. Почти никакой, в общем. Да и как самодержец он, что называется, ни то ни сё. Всё время кидается из стороны в сторону, пытаясь всем угодить: и дворянам, и крестьянам, и реформаторам, и консерваторам. То есть болтается, как... нечто непотребное в проруби. Крестьянскую реформу, своё главное достижение (освободитель как-никак), по-моему, так до ума и не довёл. Остальные реформы у него тоже еле ползут (точнее, еле пробиваются сквозь бюрократические препоны и козни консерваторов). Я бы политику Александра II охарактеризовал так: шаг вперёд, два шага вбок, скачок назад и два вперёд.

Эх-х... сменить бы его на Константина Николаевича, уж он-то... хм... да не... это маловероятно.

Господа гвардейцы веселились, как и в ресторане, а вот Никола сидел какой-то напряжённый и явно более трезвый, чем остальные. Не успел я закрыть за собой дверь, как он подскочил ко мне и вполголоса взволнованно затараторил:

— Алекс, ты чего так долго? Я уже собирался идти к папа́ за разъяснениями. И о чём вы говорили? О чём вообще можно было полчаса разговаривать? Он тебя что, отчитывал? Ну, не молчи, ответь.

— Если ты дашь мне вставить хотя бы слово, я отвечу.

— Хорошо, молчу. Говори.

— Разговор прошёл нормально, обсуждали путиловский завод и наши с Николаем Ивановичем преобразования. Нам Константин Николаевич даже с регистрацией акционерного общества обещал помочь.

— Вот здорово! — искренне обрадовался Никола и тут же попробовал меня подколоть: — Теперь ты войдёшь в столичную когорту самых состоятельных промышленников империи.

Я, естественно, на подколку не повёлся:

— Да. Только тсс... об этом молчок. Я миллионер скромный, и нечего кому бы то ни было о том знать, а о помощи твоего папа́ в учреждении нашего с Путиловым акционерного общества тебе следует сразу забыть.

— Ха-ха-ха, ну ты в своём репертуаре. Чёрт, даже завидую! Такие грандиозные планы, а у меня... Как ты говоришь? Сплошная грызня научного гранита?

— Ой, не прибедняйся. У тебя тоже планы великие, хоть и в краткосрочной перспективе. Всё же закончить Академию Генерального штаба одним из лучших многого стоит. — Тут я вспомнил о наказе Константина Николаевича и воспользовался столь вовремя поднятой темой. — Да и, в конце концов, что тебе мешает ещё и производством для души заняться? Открой перспективный заводик, найми грамотного управляющего, а из-за его спины, ну... чтоб бомонд не слишком фыркал, корректируй работу предприятия и расширяй своё дело.

Никола замер, ошарашенно уставившись на меня, через пару секунд очнулся и в задумчивости выдавил:

— Вот я иногда свои мысли и желания понять не могу, а ты скажешь, и, как по волшебному велению, всё на свои места становится. Как это у тебя получается?

— Господи, Никола, да возьми ты за правило ориентироваться на дальнюю перспективу. Нельзя жить одним лишь сегодняшним днём. Строй глобальные планы, которые в твоей душе нарисовались, разбивай их на этапы, а потом осуществляй эти этапы один за другим, и будет у тебя небо в алмазах.

— Небо в алмазах? Красиво сказано, — криво усмехнулся князь.

Кажется, парень уплывает в свои фантазии, взгляд его не на меня, а скорее куда-то в себя устремлён. Что ж, значит, пора эту тему завязывать, пусть он пока обдумает всё, а после мы к этому разговору ещё вернёмся, но уже с конкретными предложениями. М-да... удачное вышло начало приобщения Николы к производственным делам. Так, глядишь, через недельку он и акционером путиловских заводов станет. Причём по своему собственному хотению. Вот и свершатся пожелания Константина Николаевича.

* * * * * *

— Что, сын, будущие сослуживцы уже всё выпили и оставили тебя одного?

— Да. Поехали дальше развлекаться.

— А Александр, как я понимаю, ещё днём ушёл?

— Да, папа́. Вам верно доложили.

— Нет, не докладывали. Но, немного зная Александра, я посчитал, что на вторую гвардейскую гулянку подряд он времени тратить не будет.

— У него дела. Тем более, по его словам, составить гвардейцам компанию в застолье он ещё долго не сможет, — усмехнулся Никола. — Александру от прошедшего бы отойти, ранее ему столько пить не доводилось.

— О чём я и говорю. А вот почему ты остался и не уехал с конногвардейцами, мне непонятно.

— Хотел поговорить с вами, папа́.

— Я тебя внимательно слушаю, сын.

— По прогнозам Александра, всё осталось без изменений, как вы и предполагали, а по Якуб беку и железнодорожному строительству его предложения совпадают с вашими.

— Это хорошо.

— И ещё, папа́. — Никола, секунду поколебавшись, всё-таки решился задать волновавший его вопрос. — Как вы посмотрите на то, что я куплю себе завод или стану совладельцем одного из уже имеющихся в столице?

— Гха-м... Спасибо, что спросил, а не сделал как обычно, не заботясь о мнении своих родных. И знаешь, я не против, но тебе следует блюсти свой статус. О делах твоих никто не должен знать лишнего.

— Я постараюсь быть очень внимательным.

— Прекрасно. А скажи, не Александр ли надоумил тебя купить завод?

— В первую очередь он стал мне в этом примером. И... да, он открыл мне глаза на многое.

— Я вижу, вы совсем сдружились.

— Да, папа́.

— Надеюсь, Александр ведёт себя в твоём присутствии не слишком вольно?

— Нет, папа́.

— И крамольных мыслей он всё так же не высказывает?

— Нет.

— Ты уверен? Впрочем, кого я о крамоле спрашиваю, ты ведь и сам не чужд вольнодумства и нигилизма. Всё, иди.

* * * * * *

С утра Машка опять пристала: давай вместе итальянский язык учить. Блин, какой итальянский? Я и с латинским-то, навязанным мне сестрёнкой летом, до конца не разобрался, а ей уже чего-то новенького хочется. Ну да, в изучении латинского она меня здорово опередила, талант у неё к языкам, к тому же времени для его изучения у малой сейчас гораздо больше, чем у меня. Я иногда целыми днями то по заводам мотаюсь, то с Николой вожусь, а она в это время с Софой латынь зубрит. И как тут мне за ними поспеть?

Хм... а ведь насчёт нового языка её, похоже, великий князь подзуживает: каждый раз при встрече не забывает показать, какой он полиглот и... обормот. Эх-х... что же делать? О, а не предложить ли Машке английский язык изучать? Я-то его уже знаю. Точнее, знаю английский начала двадцать первого века, но всё равно это ж не с нуля начинать, а слегка исправлять то, что знаешь. Пока там малая языковые основы изучит, я и с современной английской письменностью досконально разберусь, и как заправский денди гутарить буду, ну а заодно и латинский до её уровня доведу.

Что ж, решено, так и поступим. Ха, я ещё и Софью Марковну к этому делу подтяну. И кстати, малая после переезда в Питер подзабросила математику с геометрией и физику с химией. Неправильно это. Надо ей нормальный план уроков составить, как раньше было. Пусть развивается по всем направлениям, это загрузит её хотелки. Опять же вспоминаем, что школу на путиловском заводе нужно открывать, а кто её курировать станет?

В Красноярске за начальным обучением пацанов и девчат в основном Машка присматривала, и девушки под её руководством работников грамоте быстро выучили, но для питерских рабочих одной грамоты уже недостаточно будет, им и другие предметы изучать придётся. То есть пора подыскивать учителей и по арифметике, и по прочим наукам. Вот пускай сестрёнка весь этот педагогический коллектив и контролирует, будем считать, это её общественная нагрузка. Ну и, разумеется, мы с Софой в стороне не останемся, если что, поможем.

Ох, блин! С каждым днём хлопот только прибавляется.

Учредили и зарегистрировали новые предприятия с Софой, Ростовцевым и Вяземским, и пришлось заняться поиском мест для их расположения. Нашёл места, и встала проблема выкупа земли. Ну, тут, слава богу, Ростовцев с Вяземским взяли решение этого вопроса на себя, но мне-то теперь предстоит расчёт всех предприятий сделать, начиная со строений и заканчивая оборудованием. А ведь я ещё и проект домны с мартеном для путиловского завода до конца не довёл, да и где нам с Николаем Ивановичем патронный завод поставить, мы так и не определились. Опять выкупать землю и строиться или купить что-то уже построенное?

А финансовые вопросы вообще отдельная песня. Наличных денег на все проекты не хватает, а золотые украшения и ценные бумаги продаются медленно. Между прочим, ходить с Софой по ювелирным магазинам и сдавать золото на комиссию пришлось мне, никого другого привлекать к этому совесть не позволила. Да, времени больше тратится, но лучше уж так. У нас был выбор: продать изделия сразу и дёшево (почти по цене золота) или сдать их на реализацию за хорошую цену. Мы, естественно, выбрали второе, и деньги к нам потекли, вот только... слишком неторопливо.

Кстати, ещё один канал сбыта украшений нам подсказал Либерман Яков Петрович — наш "биржевой заяц". Да-да, всё через ту же биржу, где и акциями торгуют; оказалось, неофициально там и золотишком занимаются. Но... и через них реализация не быстро идёт.

В общем, всё непросто в нашей жизни: чем больше своих "хочу" ты собираешься реализовать, тем больше тебе придётся крутиться. И это истина на все времена.

Глава 4

А после завтрака приехал Никола, и так как застал он только меня с сестрёнкой (все остальные по делам отъехали, даже прислуга на базар ушла), то их с Машкой взаимные любезности понеслись по очередному кругу придворного политеса. Начинают они (когда никого, кроме меня, рядом нет) всегда одинаково пафосно: "Ваше императорское высочество, как я рада вас видеть!" — "А уж как я рад вас видеть, мадемуазель!" — ну и прочие ля-ля тополя. Эти расшаркивания у них теперь как ритуал. Минут пять такой лабуды, и они переходят с придворно-дворцового на нормальный язык.

И тут свершается, как я с юмором про себя говорю, обуздание великокняжеского гонора. Куртуазный юмор Николы вступает в "сражение" с подколками и сарказмом Машки. А поскольку при этом болтает парочка сразу на трёх языках — русском, французском и немецком, неожиданно перескакивая с одного на другой, то выглядят со стороны эти их "эпические" битвы весьма забавно.

Можно сказать, у них это такая своеобразная лингвистическая тренировка. Не удивлюсь, если сестрёнка является инициатором столь хитрой "традиции" и подтягивает таким образом свой разговорный язык до принятого среди местного бомонда уровня. Ну и, разумеется, мне также не приходится удивляться, что побеждает в этой словесной дуэли, как правило, малая. Что делать, научилась, вредина, с моей подачи языком молоть. Хотя нет, языком она и раньше молола будьте-нате, я лишь добавил в её речь умных мыслей. Хм... ну, лично мне так кажется.

Каждый раз наблюдая за ними, я смеюсь в душе. Они свои языковы́е баталии почему-то предпочитают проводить стоя, расхаживая в процессе общения друг перед другом с умным видом, и разница в их росте, на мой взгляд, смотрится очень уж прикольно. Никола и меня-то на полторы головы выше, а над Машкой он вообще каланчой возвышается. Но сестрёнка по этому поводу не комплексует, и, что меня больше всего поражает, обоим эти пикировки нравятся. Князь, проигрывая, только смеётся, а Машка усмехается, задрав нос. Но не всегда они одними шутками забавляются, иногда в беседах и серьёзные темы поднимают. Вот как сейчас.

— Да вы, мадемуазель, нигилистка!

— О нет! К этим нечёсаным детям социального прогресса я, ваше высочество, не имею никакого отношения. Я — следующее поколение, нигилисты мне и в подмётки не годятся. Они стремятся разрушить старое, а я хочу строить новое. Я та, кто по своему усмотрению будет реформировать этот мир, та, кто будет им управлять.

Похоже, сестрёнка князя в очередной раз удивила.

— Мадемуазель, неужели вы хотите править миром?

— Ах, Николя́, не путайте, пожалуйста: не править, а управлять. И хочу я этого или не хочу, не важно, мне просто придётся управлять этим миром — слишком многое в нём дурно устроено.

У-у... Машуля увлеклась. Тему управления мы с ней уже неоднократно обсуждали, и, видимо, теперь она все наши общие мысли решила вывалить на голову бедного Николы разом.

— А что вы намерены делать с теми, кто правит миром сейчас?

— Ничего. Им просто предстоит потесниться.

— Забавно. Вы собираетесь потеснить власть императоров, королей и президентов?

— Вы, кажется, не понимаете, кто управляет миром на самом деле.

— И кто же, позвольте узнать?

— В первую очередь обстоятельства. Да-да, миром управляют обстоятельства и, естественно, те, кто эти обстоятельства создаёт. Незачем свергать императоров и королей, не нужно убивать президентов, всё это крайне радикальные меры, зачастую не приводящие к желаемому результату. Нет, надо просто менять обстоятельства, и если вам удастся их изменить, то будущее станет таким, как вы захотите.

— И как же вы будете... менять обстоятельства?

— О-о... а вот это как раз самое трудное, и учиться мне этому предстоит всю жизнь.

-Да, — усмехнулся князь, — без опыта и знаний у вас уж точно ничего не получится.

— Тут вы, безусловно, правы. Но я ведь не завтра пойду миром управлять. Сначала научусь управлять тем, что имею. Получится — пойду дальше, нет — значит, я слишком много на себя взяла.

Никола с удивлением на лице обратился уже ко мне:

— Алекс, ты тоже считаешь себя новым поколением?

— Да.

Машка улыбнулась и подмигнула князю:

— Мы с ним одного поля ягоды.

— Вот даже как! До этого разговора я считал Алекса самым необычным человеком, с которым мне довелось общаться, а теперь вижу, вас двое.

Наш смех был ему ответом.

Сначала тема управления миром, поднятая сестрёнкой в разговоре, мне очень не понравилась. Слишком скользкая. Не с представителем правящего семейства её обсуждать. Но потом я подумал: а почему нет? Насколько помню из прочитанного когда-то, Никола всю свою жизнь жаждал власти, и в первую очередь, конечно, императорской. Но допускать его к ней никто, разумеется, не собирался. Хотя, сложись обстоятельства по-другому, у парня были бы все шансы стать наследником престола, а затем и императором.

Дело в том, что при рождении Александра II его отец, Николай I, ещё не занял трон и даже наследником престола — цесаревичем — не являлся, а это по существующему и по сей день закону не давало Александру права принять императорскую корону после смерти отца. Наследником престола может считаться только ребёнок, родившийся от императора, ну или хотя бы от цесаревича. И неважно, что Александр — старший сын в семье, важно, что он на момент своего рождения оказался сыном всего лишь великого князя. Поэтому трон в наследство должен был получить второй сын Николая I — великий князь Константин Николаевич, отец Николы, рождённый, когда его отец уже стал императором.

И вот тут случилась главная интрига этого престолонаследия: Николай I, невзирая на закон, готовил на царствие именно Александра и, умирая, чтобы пресечь разногласия в правящем семействе, как-то умудрился уговорить Константина Николаевича принести присягу верности старшему брату и взял с него клятву, что младший брат не станет стремиться занять трон.

Всех подробностей этих уговоров я уже не припомню, а сейчас мне о них никто и не расскажет, но я знаю, что великий князь Константин Николаевич остался очень недоволен сложившимся положением дел, хоть и смирился с ним. А вот Никола не смирился, он всю жизнь считал, что его дяде Александру II престол достался "по недоразумению". И заявлял он об этом совершенно открыто, за что в конце концов его и сделали изгоем. Правителям конкуренты не нужны ни в коем разе, будь они даже племянниками или двоюродными братьями.

— Значит, и ты, Алекс, собираешься миром управлять?

— Ну да, — улыбнулся я. — А ты что, хочешь мне какие-то претензии предъявить?

— Нет, нет, — махнул рукой великий князь.

А я продолжил:

— У тебя, кстати, тоже есть все шансы на это. Если хорошо учишься в Академии Генерального штаба, то, стало быть, умом ты не обижен и перспективы дальнейшего интеллектуального роста имеются. Следовательно, сумеешь и управлению научиться. И возможности у тебя в этом деле поболее наших с Марией — стартовые условия всё ж таки другие.

Никола сверкнул глазами:

— Поясни.

— А что тут пояснять? Я вроде и так всё яснее ясного сказал. Тебе по силам научиться управлению миром, а так как рычаги влияния на происходящее у тебя имеются гораздо бо́льшие, чем у нас с Марией, то и управлять ты начнёшь раньше и более эффективно сможешь это делать. Если, конечно, задашься целью. Но... вот как раз цели-то у тебя, по-моему, и нет, а если и есть, то ты пока не наметил дорогу к ней.

— Почему это?

— Потому что тебя несёт по жизни течение обстоятельств, и несёт непонятно куда, а коль хочешь добиваться своего, необходимо грести туда, куда ТЕБЕ надо. Да, иногда можно ошибиться с направлением, всякое бывает, но всё же главное тут — ты должен грести сам.

После моего первого бала у княгини Разумовой я вновь просмотрел свои дневниковые записи, касающиеся царской фамилии, — плод наших с Софой издевательств над моей памятью. Некоторые вещи я, естественно, и так помнил, но посчитал, что стоит освежить информацию. Особенно меня интересовал Никола — как-никак он первый из императорского семейства, с кем я встретился и плотно пообщался. Да, паренёк он не из простых. Чудил всю жизнь, начиная с детства и вплоть до старости.

В детстве, когда ему было десять лет, его подозревали в поджоге постельной драпировки на похоронах своей бабки. Это как? Скучно стало мальчику и он решил таким образом развлечься? Как такая выходка согласуется с отношением к бабушке, которая его любила и баловала? Вот ещё: по воспоминаниям одной фрейлины, как-то раз на ярмарке он украл леденцы с лотка торговца, и сказал ей при этом, что взял их взаймы. Кстати, у великих сейчас давать детям деньги не принято, хочет ребёнок чего-нибудь вкусного попробовать — пусть попросит старших, может, и купят. Это Никола мне сам рассказывал.

Но вернёмся к краже: ни в одном историческом повествовании я больше не встречал упоминаний о воровстве детьми великих чего-либо, а все мои нынешние знакомые подобное и представить себе не могут. Выходит, Никола с детства не такой, как другие? Он постоянно конфликтовал со своим учителем-немцем, за что его часто били (для царствующего семейства это не единичный случай), и отец с матерью никогда за сына не заступались, считая его слишком строптивым. Они надеялись, строгий учитель вышколит ребёнка, он же лучше знает, как воспитывать детей.

Так что по всем этим свидетельствам можно понять: князь был довольно трудным подростком, которого не смог сломать даже жёсткий учитель-педант. И я думаю, это хорошо: у парня есть характер, что является редкостью для большинства великих князей.

Никола не жадный. Его любовница в своих мемуарах писала, что он торговался с извозчиками за каждую копейку, но я за всё время общения с ним такого ни разу не видел. Особо наглых извозчиков он, конечно, осаживает, ну так это почти все делают, и ничего необычного здесь нет. Опять же, могу от себя добавить: сколько бы мы с князем по городу вместе ни ездили, чаще, наверно, он за проезд платил.

Да и вообще из прочитанного когда-то можно утверждать, что Никола много денег тратил на других: на собственные сбережения отправлял своих офицеров за границу учиться, любимому лакею — старику Савелову — домик подарил, реставрировал семейный дворец в Павловске. Впоследствии, став предпринимателем в Азии, сколотившим многомиллионное состояние, князь на свои личные деньги назначал стипендии, разводил сады, прокладывал каналы и строил русские поселения.

Ещё вспоминается, что к увеселениям света Никола относился довольно равнодушно и предпочитал проводить свободное время в своем дворце на Гагаринской улице, среди картин и скульптур, страстным коллекционером которых являлся. Другими излюбленными местами его пребывания были две родительские усадьбы — Мраморный дворец в Петербурге и загородный Стрельнинский дворец.

Какого-то чрезмерного усердия в употреблении спиртных напитков я за ним тоже не заметил, и не понимаю, почему его отец думает иначе. Вот с женщинами да, перебор у него конкретный, ни одно смазливое личико не пропускает. Но ведь в петербургском свете таких ловеласов и без него хватает. Тут у многих принято "волочиться" за дамами. Хм... и не только за дамами.

То есть парень он нормальный, без подлецы, без мути, поэтому недели через две после знакомства с ним я, прикинув варианты развития наших отношений (ну раз Никола от меня никак не отставал), решил за него побороться. Чем чёрт не шутит, вдруг удастся ему мозги вправить, это ж замечательный помощник отцу выйдет в его служении России. В общем, когда парень на ухудшение зрения пожаловался, уговорил я его на лечение к Софе пойти, и она не только зрение ему стала подправлять, а и психику тоже. Разумеется, потихонечку, ненавязчиво.

Не успели мы развить тему управления миром и обсудить её со всех сторон, как были прерваны звоном дверного колокольчика. И кого же я увидел, открыв дверь? Ха, улыбающегося Гришку Сурикова. Ну наконец-то караван из Красноярска добрался до столицы. Ох и закрутятся у нас теперь дела! Само собой, мы с Гришкой крепко обнялись, а потом и Машуля к нам с радостными криками присоединилась. Никола смотрел на наши обнимашки очень удивлённо, а когда узнал, кого мы так весело тискаем и по плечам хлопаем, и вовсе в осадок выпал. Не принято у аристократии с работниками обниматься.

Мы затащили Гришку в гостиную и стали чаем с пирожками потчевать, расспрашивая при этом о пройденном пути и походной жизни, князь же в это время в сторонке тихо сидел и не отсвечивал. Надеюсь, он не обиделся и понял, почему я, воспользовавшись неформальной обстановкой, представил его при знакомстве просто нашим другом — князем Константином Николаевичем. Не, ну правда, назови я его великим князем, и нам с Гришкой не удалось бы спокойно поговорить.

И так-то парень на сидящего рядом "аж целого князя" и офицера косился настороженно, а с великим он и вовсе молчком сидел бы, да ещё и с выпученными глазами. Уж больно благоговейное отношение нынче у народа к правящему семейству. Впрочем, это мелочи; не удивлюсь, если, пообвыкнув, эти двое меж собой вскорости по-простому общаться станут, как, например, Никола со стариком Савеловым. Дедуля не раз при мне ворчал на князя, а тот отшучивался и обнимал его.

С облегчением узнали, что караван до Питера дошёл без особых проблем: оборудование доставлено в целости и сохранности, ребята все живы и здоровы, никто и не болел ни разу за всю дорогу. Полагаю, в этом настоечки Софьи Марковны сильно помогли. Ой, как меня радует приход каравана! Всё-таки не оставляла опаска, что какая-нибудь гадость приключится с ним в дороге и задержит движение. Ну да ладно, прочь все страхи, скорее едем к Московской заставе, мои работнички, как и было оговорено, прямо там лагерем остановились.

То, что Машуля отправилась вместе со мной, меня не удивило — её сейчас не остановишь, — а вот чего Никола с нами в поездку напросился, мне непонятно. Говорит, хочет на остальных красноярцев посмотреть. Ну-ну, пусть посмотрит, вдруг что интересное увидит. Хм... только от девчонок-косметологов его нужно подальше держать, слишком уж много у нас там молоденьких красавиц собрано. Я что, для него весь прошедший год красноярский малинник пестовал? Ага... фиг ему!

По свежему снежку до Московской заставы долетели довольно быстро. Мы втроём — в нанятых санях, а Гришка Суриков — на своём коне, на котором и приехал. Естественно, у заставы опять пошли обнимашки. Василий Егоров, мой старший охранник, браво отрапортовал о пройденном пути. Нелёгком, кстати, как выяснилось. Случались в дороге и поломки транспорта, хотя, казалось бы, сани для каравана я специально самые крепкие закупал; были и попытки ночных краж, и даже конфликты с местными чиновниками возникали. Но со всеми неурядицами мои "бизоны" (так я про себя охранников называю) успешно справились.

Мы с Машкой прошлись средь народа, поприветствовали и ребят, и девчат, причём почти каждого персонально. Порадовало, что вид у всех цветущий, румянец во все щёки полыхает, глаза юношеским задором горят. Нет-нет, девочки, обниматься-целоваться я с вами не буду. Вас много, я один. Та-ак, а это кто такие? Чуть в стороне от галдящей толпы красноярцев стояло пять незнакомых мне парней (по виду казаки) и снисходительно рассматривали наше веселье.

Василий, проследив за моим взглядом, смущённо крякнул и пояснил:

— Александр Владимирович, то браты́ мои и приятель их. Решили мир посмотреть да службу в столице поискать. — Видя, как я недовольно поморщился и холодно на него взглянул, Василий заговорил быстрее: — Я помню, что вы приказывали не привечать никого из посторонних, раз найма у нас нет. Братьям о том было сказано, но они захотели сами по себе счастья спытать. Не токмо ведь у нас службу найти можно, Петербург большой. Дома у нас, сами знаете, часть войска-то распускают. Казаков в крестьян повертать собираются. А браты́ молодые, неженатые, и крестьянская жизнь им не очень люба. Вот они и... С караваном-то спокойнее следовать, да и веселее. Опять же, и нам в дороге подмога: ночных воров вместе гоняли.

— Понятно. Ну, если помогали, то и мы им поможем. Пусть с нами едут, на какое-то время кров я им найду, а дальше посмотрим.

Вот, блин! Не хотел я больше казаков в свою команду набирать, больно уж они себе на уме. Двоих-то архаровцев в рамки служебной дисциплины задолбался вгонять, поэтому возиться с кем-то ещё нет никакого желания. Даже основная часть бизонов — шестнадцати-семнадцатилетние дети бывших казаков — с трудом "дрессировке" поддаются, что уж про этих усатых ухарей говорить. То ли дело городские ребята из мещан: по сравнению с казачками просто милые люди, у них излишнего гонора не наблюдается.

М-да... очередная головная боль, Сашок, прибыла по твою душу. Ну что тут скажешь, судьба, видать, такая. Ладно, разберёмся, не впервой. А пока не помешает уважение казакам выказать, всё же помогали в дороге. Подошёл, поприветствовал, Василий нас друг другу чин по чину представил. Ну, как и ожидалось, почтение ребята вроде и демонстрируют, но, судя по выражению лиц, персоной моей явно не впечатлились. Не знаю уж, что там Василий им про меня наболтал (наверно, расхваливал), но ожидали ребята увидеть кого-то более... хм... внушительного. Полагаю, в их представлении раз годами я не вышел, то хотя бы ростом-то уж точно не должен быть обижен или как минимум шириною плеч, а тут... Худенький пацан, на полголовы их ниже. Как к такому серьёзно относиться?

Ну да бог с ними, вся эта лирика уйдёт после первого же спарринга — там, надеюсь, я их удивлю. Если, конечно, они ко мне в команду проситься станут. Эх... как кулаки-то зачесались! Почти три месяца я только бой с тенью веду да общей физнагрузкой занимаюсь. Давно, ой давно не мял я бока всяким залётным мо́лодцам!

Тут смотрю, ребята из расслабленного состояния вышли и по стойке смирно встали, Василий тоже подтянулся. Ага, это к нам Никола подошёл, значит, пора разговор завязывать. Представлять его казакам, а казаков ему я, естественно, не собираюсь. У них просто несоизмеримый уровень в положении на социальной лестнице, нынче даже офицерский мундир ставит непреодолимую преграду в свободном общении между ними.

Это Гришка Суриков сегодня в дружеской обстановке мог посидеть рядом с князем (они, кстати, там и словом не обмолвились), и то мы с сестрёнкой постоянно теребили его вопросами. То есть ему некогда было отвлекаться и стесняться. Ну так он не казак и не служил никогда, в него армейское чинопочитание не вбивали. А для братьев Василия, как, впрочем, и для него самого, офицер — это уже чуть ли не заоблачный житель.

Никола шутливо, стараясь за весельем скрыть своё удивление, пожаловался на острые язычки красноярских девушек, которые, не особо озадачиваясь присутствием великого князя, в полный голос обсуждали его как кандидата в женихи, а Машка вместо того, чтоб их одёргивать, наоборот, им поддакивала. На что я ему резонно заметил: это нормально, и возмущаться тут нет никакого смысла. Вот когда сибирячка тебя под венец потащит, тогда и начинай волноваться и дёргаться, а пока просто не обращай внимания. И вообще, привыкай, князюшка, к сибирским свободным нравам.

Князь на мои поучения хмыкнул и с усмешкой кивнул:

— Понял, понял! Люди у вас суро-овые. Сиби-ирские.

Блин, похоже, конногвардейцы уже рассказали Николе о моей шутке про мебельный закон. М-да, не удивлюсь, если теперь все кому не лень мне о ней напоминать будут.

Сборы в дорогу вышли недолгими, и в скором времени мы двинулись к путиловскому заводу. Князь пожелал с нами проехаться — захотелось ему с Путиловым поговорить. О чём поговорить, я спрашивать не стал, может, папуля Николы опять попросил сыночка что-то выведать. Лезть в великокняжеские игры мне резона нет, меня оно не касается — и ладно.

Уже перед самой отправкой Василий робко поинтересовался:

— Александр Владимирович, а кто этот офицер, что с вами приехал? Гришка говорит, вроде князь.

Так как его братья стояли рядом и прислушивались к нашему разговору, то я постарался ответить нарочито небрежно:

— Да это мой новый приятель, великий князь Николай Константинович.

Пусть казачки знают, с какими персонами хозяин их брата дружбу водит; глядишь, и забудут о гоноре при дальнейшем общении.

С удовольствием полюбовавшись на ошарашенные лица казачков, я приказал Василию:

— Всё, командуй на выезд.

До путиловского завода доехали быстро, и пошла суматоха с разгрузкой оборудования и с заселением народа в свежепостроенные жилые бараки. Впрочем, это не бараки в нынешнем понимании этого слова — с дощатыми стенами, кое-как утеплённые, неухоженные, погрязшие в антисанитарии, не-ет, я своих работников ценю. Это, скорее, полноценные дома казарменного типа, с отоплением печками-буржуйками. В старых фильмах о начале бурного социалистического строительства такие часто показывали, например в фильме "Девчата" или "Карьера Димы Горина".

Распаковкой оборудования заниматься не стали — подождёт до понедельника, просто сгрузили всё в механическом цехе и охрану выставили. Без неё никак. Заселение тоже без проблем прошло, всё заранее приготовлено было, начиная с мебели и постельных принадлежностей и вплоть до столовой со всей её кухонной утварью. Завхоз из красноярцев принял дела под роспись у директора путиловского завода, и теперь мои архаровцы стали полноправными "хозяевами" и в механическом цехе, и в барачном городке. Да, такова у нас с Николаем Ивановичем договорённость: администрация путиловского завода в дела красноярцев, то есть в чисто мои проекты, не суётся.

Через пару дней часть прибывших литейщиков я на завод "Аркадия" отвезу, пусть там обустраиваются, а девушек-косметологов и некоторых "химиков" (так я про себя называю девчонок, занятых в производстве косметики) заберу в город. Ха... большинству из наметившихся в Красноярске любовных парочек в ближайшее время предстоит выдержать серьезное испытание: видеться они смогут лишь по воскресеньям.

Меня здорово повеселило, что Никола всё это хлопотное время ходил за мной как привязанный, вникая почти во все мелочи, и Машка при нём персональным гидом была. Она в заводских делах неплохо разбирается, даже выбирать и закупать кухонные и постельные принадлежности мне помогала. И кстати, не только князю в этой "экскурсии" пояснения давались, но и всей красноярской малолетней "банде".

С нами везде ходили Федька, "вождь пионеров", со своим приятелем Пашкой и Ксения — Машкина подружка, шустрая, улыбчивая девчонка из Енисейска, похожая на персонаж старого шведского фильма Пеппи Длинныйчулок. Перед отправкой каравана из Красноярска сестрёнка чуть ли не со слезами на глазах умоляла меня взять Ксюху в Питер, и я не смог устоять.

К присутствию детей Никола отнёсся спокойно. Кажется, ему самому очень нравятся и вся эта кутерьма, связанная с нашим обустройством, и шебутные малолетки, постоянно задающие вопросы. Причём князя забавляло, что мы с Машкой общаемся с детьми как с ровней, а это уже само по себе не похоже на то, к чему он привык. Подозреваю, для него всё происходящее является таким новым и необычным, что он просто не может отказать себе в удовольствии понаблюдать за жизнью, кардинально отличающейся от той, к которой он привык.

Закончив все мероприятия, мы собрались в столовке на поздний обед. Девчонки расстарались, наготовили всяких вкусностей, какие и мне-то редко доводилось в Красноярске пробовать, чего уж о Николе говорить. И что примечательно, не только поварихи хозяйничали в этот день на кухне: там крутилась почти половина приехавших девчонок. В ответ на их энтузиазм я разрешил отметить приезд как полагается, и ребята из бизонов принесли два ящика водки и два ящика наливки, заготовленные мною для этого события ещё в Красноярске. После трудной трёхмесячной дороги народу необходимо расслабиться.

Тем более, завтра суббота, и для всех прибывших это будет банный день с постирушками. Я о таких надобностях заранее позаботился, и нанятые строительные артели за неполный месяц кроме бараков и столовой неплохую баню с прачечной поставить успели. Разумеется, бревенчатые, но летом мы и кирпичным строительством займёмся. Хочу я для работников наших производств построить небольшой городок по типу общажных городков времён Советского Союза. С их пятиэтажными домами и со всем, что к ним прилагается: с канализацией, теплоцентралью, водоснабжением, может, даже с электрификацией всего, что там будет... хм... в дальнейшем.

Ну да, впрочем, это дело будущего, а пока в воскресенье я свожу красноярцев на путиловский завод (как любит говорить Никола, для расширения их кругозора), пусть полюбуются ребята и девчата на современную тяжёлую промышленность во всей её красе и... впечатлятся. А вот с понедельника мы с ребятами начнём и свой станочный парк к работе готовить, а также литейку на "Аркадии" обустраивать: там и оружейную сталь варить будем, и медную продукцию выплавлять. Со своей будущей родственницей, Александрой Александровной, я уже договорился о поставках меди с её завода, причём по гуманным ценам.

Долго мы с народом не веселились: Никола хотел с Путиловым переговорить, и я повел его в контору — в это время владелец завода обычно уже возвращается из похода по цехам и начинает заниматься бумагами. Так и оказалось. Николай Иванович ещё раз (первый был, когда мы приехали) поздравил меня с приходом каравана. Он, кстати, при вселении моих работников не пожелал присутствовать, сказал, зайдёт через неделю, хочет увидеть работу, а не суматоху с обустройством.

Я собирался сдать великого князя с рук на руки и вернуться к ребятам, но не тут-то было: Никола попросил меня остаться. А дальше произошло то, чего я вроде как и ожидал, но всё же не столь рано: князь высказал нам своё желание вступить в акционерное общество путиловских заводов. Вот, блин! Мне даже не пришлось проводить с ним "беседу с намёками" во второй раз. Прошло всего каких-то три дня, и он созрел. Видать, здорово зацепила его мысль о приобщении к делам производственным.

— Господа, недавно я узнал о вашем решении создать акционерное общество, что, безусловно, является прекрасной мыслью. Я не знаток железоделательного производства и признаю это, но между тем оно меня очень заинтересовало, а раз так, то я постараюсь разобраться в нём досконально. И всё потому, что предвижу свою неразрывную связь с этим производством в будущем. Да, господа, помимо службы, я хочу принимать участие и в развитии тяжёлой промышленности России. Поэтому прошу вас включить меня в компаньоны и акционеры вашего общества.

Никола стоял перед нами почти навытяжку, никакой вальяжности и расслабленности и в помине нет — он здесь не князь, а всего лишь проситель. Подбородок слегка вздёрнут, правая рука нервно теребит обшлаг мундира. Неужто так сильно волнуется? Хотя да, может быть. Всё же это событие для него необычно и, очевидно, весьма волнительно. Ну а что? Парень наконец-то созрел для кардинального изменения своей судьбы, мало того, он впервые от своего имени делает значительное финансовое предложение.

— Да, помощь от меня пока невелика, но, поверьте, я приложу все силы для развития общества. На данный момент могу внести в его кассу сто тысяч рублей серебром и в дальнейшем ежегодно стану вносить такую же сумму. Акционный процент, который вы сможете мне предоставить, я оставляю на ваше усмотрение.

И это всё. Парень стоит и напряжённо смотрит на нас в ожидании ответа.

Я взглянул на Путилова: что скажет партнёр? Как бы я ни относился к предложению великого князя, последнее слово всё равно остаётся за Николаем Ивановичем. Заводы — это его жизнь, его труд, его головная боль, а я здесь пока лишь так... рядом постоял. И ещё меня волнует, как бы Путилов не воспринял просьбу князя неадекватно. Два дня назад я порадовал его, сообщив о желании отца Николы помочь нам с учреждением акционерного общества, и вот сынуля Константина Николаевича уже просится к нам в дело. Поневоле можно задуматься о давлении и принуждении к действу со стороны власть имущих.

Но нет, растерянность Путилова была недолгой, через пару секунд он разразился своим обычным восторженным красноречием: мол, правильно ты, князь, всё решил, давай вливайся к нам в общество в полной мере, вместе мы сила, и любые горы нам по плечу.

Однако потом он неожиданно, причём с явным испугом, вспомнил обо мне:

— Прошу прощения, Александр Владимирович, я не испросил вашего слова, как было бы должно.

И только тут я почувствовал, что являюсь полноправным партнёром в обширном деле господина Путилова. Да, блин, моё мнение здесь тоже чего-то стоит.

— О-о, Николай Иванович, по этому поводу вы можете не волноваться: я только за.

Ну, обнимашки наши общие нет смысла обсуждать. Никола получил пять процентов акций и остался этому рад. Правда, Николай Иванович хотел отдать ему десять, но я воспротивился — нечего тут акциями разбрасываться. Его сто тысяч на фоне всех путиловских заводов — это тьфу... мелочь.

Меня в связи с получением кредита под залог имения "наградили" аж тридцатью пятью процентами (на этом настоял Путилов), а Николай Иванович, как главный акционер, станет владеть шестьюдесятью процентами акций нашего будущего акционерного общества.

Вполне себе приятные условия. По моей личной оценке, я получаю как минимум пятнадцать процентов бесплатного бонуса. Буду считать, что они достались мне как наследство от старшего Патрушева.

Глава 5

В середине февраля Никола опять вытащил меня на бал. Уж как я ни отбрыкивался, но этот балбес всё же умудрился уговорить. Да и то лишь потому, что я и сам понял: пора развлечься, а то две недели пахоты на заводах очень утомили. Тем более, производственный процесс я наладил, красноярцы в работу втянулись, и моё постоянное присутствие там уже не требуется. Путилов, заглянув к нам через неделю после прихода каравана, долго осматривал наши станки, наблюдал за работой, хмыкал, крутил головой в удивлении и остался всем чрезвычайно доволен.

А фигли — везде чистенько, аккуратненько (то есть не так, как у него в цехах), каждый рабочий при деле. Всё стрекочет в своём ритме, приятном слуху человека, знающего толк в больших производствах. Мне кажется, я Николая Ивановича даже в какой-то мере огорчил — своим умением чётко спланировать и организовать серьёзное дело. Он, когда уходил, с грустью признался, что как ни работай, а молодёжь всё равно впереди будет.

Механический цех путиловского завода я разбил на две равные части, причём разбил вдоль и даже заборчик разграничительный поставил, чтобы народ не отвлекался на происходящее в соседней половине. Одна часть будет станочная, а во второй мы организуем сборку паровиков, локомобилей и паровозов. Работает, правда, пока только станочная часть, с паровиками и паровозами мы разбираться станем чуть позже. Но что сделано, то сделано безукоризненно. Станки расставлены ровными рядами, и стоят они для снижения ненужных вибраций на мощных гранитных основаниях, которые были завезены и вкопаны заранее. При этом половина станков уже вовсю пашет, и два паровика бодро вращают всю машинерию через передаточные валы. В общем, работа началась.

А в литейке на "Аркадии" продолжается расширение. Нанятые строители успели снести одну стенку и построить три новые, увеличив площадь литейки почти в четыре раза, но к укладке крыши они ещё не приступали. Впрочем, прибывшие красноярцы не обращают на это внимания и уже занялись плавками в старой части литейки. М-да... оборудовать там ещё многое предстоит, но всё же основная забота у нас нынче не строительство, а найм новых работников, их подготовка и обучение.

Николай Иванович по моей просьбе ещё в середине января разместил в газетах объявления об открывающихся вакансиях на путиловском заводе и заводе "Аркадия", но найм, к моему удивлению, идёт вяло. Опытных работников к нам за месяц только двадцать пять человек пришло, и это в основном литейщики, токарей и фрезеровщиков всего девять. Много разнорабочих, но они-то как раз нам не особо нужны. Принимаем, конечно, и их, с целью дальнейшего обучения, но стараемся выбирать людей поумнее.

Иногда такие дуболомы приходят, просто жуть, двух слов связать не могут. И ладно бы они перед начальством робели, не-ет, первоначальный отбор и приём более-менее умных у меня ребята из бизонов проводят. Парни они языкастые, любого разговорить способны, но, бывает, и им не удаётся ничего понять. Вообще отсталость и безграмотность народа сильно огорчают, не такого я от столицы ожидал.

Да, понимаю, здесь много пришлых крестьян, и если работяги, проживающие в городе, хоть как-то о цивилизацию "потёрлись", то крестьяне с ней и рядом не ночевали. Причём даже крестьяне, несколько лет проработавшие на других питерских заводах, так называемые слободские (живут в заводских слобо́дках), часто ни умом, ни навыками не блещут. Правильно городские о них говорят: из деревни вышли, до города не дошли.

Короче, с наймом дела у нас идут медленно и печально. Да, блин, такова жизнь, и с создавшимся положением приходится мириться. А раз уж я назначил себя прорабом стройки имени светлого будущего, то мириться мне с этим придётся ещё долго.

— Алекс, ты опять в облаках витаешь? Признавайся: новую песню сочиняешь или заводские дела планируешь?

Мы с Николой стояли у стенки бального зала, отдыхая от танцев, и я, похоже, опять отвлёкся от происходящего вокруг. Князь бросил взгляд на зал, и его улыбка завяла.

— Чёрт! Кажется, нас сейчас начнут донимать две столичные курицы.

Курицами оказались две сестры лет двадцати и до сих пор незамужние; насколько я успел понять, дочки какого-то высокого чина из министерства государственных имуществ. Девицы не слишком умные, но княжеского рода и при этом назойливые. Пришли они не одни: вслед за ними шествовала тётка с недовольным видом. Девушки на балах сами по себе гулять не могут, только под присмотром старших родственников. Не знаю уж, кем эта хмурая тётя им приходится, но она к нам не подошла — остановилась чуть в стороне и изредка посматривала в нашу сторону, не препятствуя беседе.

Проигнорировать девиц мы с князем не могли. Вот если бы в ближайшие минуты начинался танец, тогда да, извинились бы и под этим благовидным предлогом ушли, но сейчас будет перерыв минут на двадцать, так что деться нам некуда, придётся их развлекать. Этикет, едрить его! Кстати, в подобной ситуации даже императору трудно избавиться от пустопорожних болтушек. Да-да, и самодержец всероссийский, бывает, слушает на балах дамскую ахинею и терпит её из последних сил. Поэтому и мы стояли и терпели минут десять, изредка поддакивая и давая пояснения.

— А у нас папенькин управляющий недавно был в Сибири, и он говорит, что там на медведях землю пашут. Александр, что вы об этом можете сказать?

Никола удивлённо на меня посмотрел, и в глазах его читался вопрос: что, правда? Ха, а ведь действительно правда, мне о таком методе вспашки дед Ходок рассказывал.

— Как ни странно это звучит, но да... пашут. Конечно, редко такое происходит, и то у самых дремучих старожилов. Да, впрочем, и пропахать-то на медведе нужно лишь первую борозду, так сказать для хороших урожаев и плодородия земли в целом.

— И что, они ловят медведей каждый раз, когда наступает пахота? А как крестьяне умудряются этих огромных зверей запрягать? — затараторили девицы, перебивая друг друга.

О-о... мать моя женщина! Разговариваем всего ничего, но сестрёнки достали уже по самое не могу.

— Да никто огромных зверей не запрягает. Вы видели, какие у цыган медведи пляшут? Молодые у них мишки. И тут так же. Сибиряки берут недавно родившегося медвежонка, обычно после смерти медведицы, потом год или два его выкармливают, а по весне используют для вспашки первой борозды и, представьте себе, отпускают. А если не уходит, то и на следующий год его к пахоте привлекают. Ну и так далее, пока зверь не взбрыкнёт.

— Как интересно! А о какой самой необычной охоте в Сибири вы наслышаны? Нам бы хотелось порадовать папеньку новым рассказом.

Я посмотрел на Николу как на последнюю надежду, но он лишь глаза закатил. Вот чёрт! А ведь до танцев нам ещё страдать и страдать, выслушивая разнообразную дамскую чепуху. Ладно, расскажу я вам, девушки, занятную сказочку, чтоб вы наконец-то отвяли. Только не обижайтесь.

— Знавал я охотника, который на зайцев вообще с одной махоркой ходил.

— Как это?

— Да брал с собой пачку махорки и два мешка. Отыскивал полянку, где ушастые любят резвиться, и там на каком-нибудь пеньке рассыпал махорку. А зайцы ведь жутко любопытные, стоит отойти и за деревом в сторонке минут пятнадцать-двадцать постоять — они уже тут как тут. Подбираются к пеньку и принюхиваются: мол, что это такое интересное охотник насыпал. Ну и, разумеется, от табака, попавшего в нос, зайцы начинают безостановочно чихать, в этот момент их можно спокойно брать за уши и засовывать в мешок.

В начале моего рассказа Никола смотрел на меня с недоумением, потом пытался изо всех сил подавить улыбку, а как дамы умчались к папеньке, тут же разразился безудержным смехом.

— И чего ты ржёшь? Как ещё мы могли от них избавиться? — попытался я привести его в чувство.

На что он, всхлипывая и отмахиваясь от меня рукой, ответил:

— Алекс, нам нужно бежать, и чем быстрее, тем лучше. Девушки сейчас найдут папеньку, и он обязательно захочет посмотреть на шутника, придумавшего столь оригинальную байку. Ты хочешь, чтобы тебе внушение сделали? Нет? Вот и я о том же.

И да, мы сбежали с этого "поля боя".

А на выходе мы столкнулись с баронессой Кошелевой — она почему-то припозднилась. Хотя это, наверно, для меня поздно, я-то ночью обычно сплю, а для неё всё ещё впереди, до утра вагон времени. Мы чинно поздоровались, а дальше слово за слово, и опять пошла пикировка. Причём неприятно поразило, что киса обо мне слишком уж много знает — и о делах производственных она осведомлена, и о моей жизни в целом. Ей даже известно о займах, которые я взял под залог дома и усадьбы.

Общается с евреями-кредиторами? Ну, положим, свой питерский дом я давно заложил, но по усадьбе-то мы с Розенбергом Антоном Ивановичем совсем недавно договорились. Мне дано двести десять тысяч, опять, как и под четырёхэтажку, на семь лет под четыре процента годовых. Неужели Антон Иванович "слил" информацию о сделке на сторону? Хм, что-то тут не вяжется. Скорее всего, утечка идёт от нотариусов, оформлявших сделку. И это обязательно надо запомнить, вдруг когда-нибудь пригодится.

А всё-таки ядовитый язычок у баронессы! Она уже и до моего проживания у графа Ростовцева добралась. По её мнению, в своём доме я не желаю жить потому, что поселил там уйму девиц неопределённого социального положения, и у питерского общества — опять же по её словам — возникает вопрос: уж не для развлечения ли я их всех содержу?

О-о, ещё и намёки на мою скаредность начинаются. Не-ет, чтобы заткнуть этот "фонтан", нужно не оправдываться, а сбивать её с мысли неординарными ответами.

— Напрасно вы так. Деньги меня не волнуют... Совершенно... Они меня успокаивают.

— Вот как! Раз успокаивают, то, полагаю, у вас их очень много, но вы их умело прячете. Не подскажете, в чём сейчас лучше хранить свои сбережения?

— К моему большому сожалению, не подскажу.

— А в чём храните сбережения вы?

— По большей части в мечтах, — с грустью признался я.

— А не страшно хранить такие богатства одному? Да ещё и в мечтах?

О-о, что это? Киса перешла на откровенный сарказм? И почему она решила, что я один? Ведь знает и о моих будущих родственниках, и о нашей дружбе с Николой. Как-то странно это.

И тут мне вспомнился пацан Мишка, весьма вероятно, засевший у меня в подсознании, и я, усмехнувшись в душе, пошутил:

— Я не один. У меня есть я, а нам двоим любые трудности не страшны.

Хм... хотя если считать ещё и Александра Патрушева, то нас, вообще-то, уже трое.

Мои слова, кажется, вызвали у баронессы разрыв шаблонов. Пару секунд она не знала, что сказать, и лишь разглядывала меня, но потом собралась с мыслями и обратилась почему-то к Николе:

— Вы правы, князь, он весьма необычен. — А затем, покопавшись в своей маленькой сумочке и найдя там свою визитку, она вновь посмотрела на меня и протянула её мне: — Приглашаю вас посетить мой салон, хотелось бы услышать ваши новые песни.

Развернулась и, не прощаясь, удалилась. Да-а, всё непросто у нас складывается, но визитка — это вроде как уже моя маленькая победа. Какое-то время я пребывал в приподнятом настроении, считая, что своим очарованием смог наконец-то растопить краешек холодного сердца кисы, но Никола быстро опустил меня с небес на землю. Оказывается, по столичным салонам обо мне давно расходится слава как о поэте-песеннике. Ох, блин, я и паршивой известности-то не жаждал, а тут уже слава нарисовалась. И в салоне Кошелевой дамы всё чаще спрашивают: где же этот юноша, поющий красивые новые песни? Почему он поёт их где-то там, а не у баронессы? У неё же собираются самые передовые представители столичного искусства.

Да, чёрт возьми, похоже, кису к стенке прижал не я, а местный бомонд, вот она на визитку и расщедрилась. Так что моё очарование в пролёте. М-да... обидно. Ой, да пусть так, но ведь, если бы не мои песни, визитки всё равно не было бы. Поэтому будем считать (для успокоения своего мужского самолюбия), что в этой длительной позиционной войне баронесса потерпела своё первое поражение.

Всё время, пока одевались, искали извозчика и тащились на нём домой, Никола старательно внушал мне мысль, что баронесса Кошелева не тот цветочек, который стоит опылять. Ха, боится парень, что я конкретно западу на кису. В его представлении она слишком коварная женщина: поиграет со мной, как кошка с мышкой, и бросит с разбитым сердцем. И он точно знает, такие случаи уже бывали. Хм... уж не сам ли князь потоптался по кошелевским граблям?

Потом Никола принялся убеждать меня в пользе разнообразия: мол, зачем ухаживать за одной дамой, когда их полным-полно. Сегодня одна, завтра другая, и незачем на ком-то одном зацикливаться. Он, видите ли, всегда так поступает, и частенько за день не одну и не двух, а гораздо больше дам пользует. Мне под его бурчание даже фраза из одной песенки вспомнилась: "Менял я женщин, вы представьте, как перчатки".

— Ты только пойми, что тебя ждёт! Я вот на ночь после своего двадцатилетия хотел пригласить к себе двадцать дам, таким образом я собирался отпраздновать совершеннолетие11. И если бы не ты и не папа́, который предложил свести близкое знакомство с конногвардейцами, то так бы оно и было.

11Да, в нашей реальности так и было. Всю ночь в порядке живой очереди Никола принимал у себя в покоях представительниц прекрасной половины человечества. Правда, побывало у него всего шестнадцать дам — четыре из приглашённых не пришли (прим. автора).

— Извини, Никола, меня твои детские мечтания не интересуют.

— Почему детские, Алекс? Все интимные отношения с женщинами, чтоб ты знал, относятся ко взрослой жизни.

— Интимные отношения — да, а вот желание прослыть современным Казановой и затащить в постель как можно бо́льшее количество дам — это из детства. Ты увлёкся видимым, но не действенным.

Мы немного поспорили, но переубедить друг друга не смогли. Тогда князь зашёл с другой стороны: зачем неистово влюбляться и портить себе жизнь, проще любовь купить. Это намного безопаснее для душевного состояния. Надо только красивую фигурку выбрать или приятный характер. Ну... что сильнее привлекает: внутренний мир или внешний облик.

— Купить можно любую женщину, разница лишь в том, заплатишь ты ей пять рублей или пять тысяч12.

— А-а... ясно. Не все женские характеры тебе ещё встречались.

12Реальная фраза великого князя Николая Константиновича (прим. автора).

Такое моё заключение его реально возмутило.

— Алекс, я столько женщин повидал, сколько тебе и не снилось. Ни одна не устояла перед моим предложением.

— Может быть, ты их так достаёшь своими ухаживаниями, что им проще один раз тебе отдаться, чем отказывать постоянно. Ну правда, полежи дама под тобой холодным бревном всего пару минут, и вся твоя страсть растворится, будто её и не было. И вот дама снова свободна и счастлива.

Хм... кажется, мне удалось Николу обидеть. Вон как нахохлился, в мою сторону и не смотрит. М-да, неудачно я пошутил. Он волновался, как бы мне не вляпаться в юношеские любовные страдания, приводил себя в пример: мол, живи так же просто, а я его фейсом об тейбл. Да ещё по ходу дела осмеял его природное обаяние.

— Ладно, Никола, извини за злую шутку. А вообще странно, в кои-то веки моя шутка тебе не понравилась.

Князь бросил на меня мимолётный взгляд и хмыкнул, а я продолжил заглаживать конфликт:

— Я понимаю, ты пытаешься меня предостеречь, но, поверь, попадать под влияние баронессы Кошелевой я и сам не намерен. Один умный человек как-то сказал: "Можно быть у ног женщины. У её колен... Но только не в её руках". Я с этим высказыванием полностью согласен. Так что не волнуйся, прорвёмся.

— Хорошее высказывание, — задумчиво произнёс Никола и, улыбнувшись, добавил: — Не то что твои шутки.

А на следующий день производственные дела навалились на меня с удвоенной силой. С утра мы со старшиной артели каменщиков разграничивали недавно приобретённую территорию под цеха косметической фабрики. Каждую сажень старательно выверяли и вбивали колышки, всё согласно составленному мною плану, а не как некоторые до сих пор в России строят: от белой коровы на кривую березу и от той березы на собачий лай.

Потом проверили, как идут работы по закладке фундамента спичечной фабрики — её мы на общем собрании компаньонов решили первой возводить, поэтому территорию под неё разбили ещё полмесяца назад и сразу начали раскопки под фундамент. Хорошо, что в столице строители уже научились зимой здания строить.

Потребность в косметике у нас пока маленькая, вполне хватает и того, что девушки в химлаборатории старшего Патрушева готовят. А спички пользуются большим спросом, на них деньги заработать можно быстро. Рынок проглотит любые объёмы произведённой продукции. Сколько ни сделай, всё возьмут.

В Питере три спичечные фабрики, в губернии ещё восемь имеется, и все они постоянно наращивают выпуск спичек. При этом, насколько знаю, все производители просто купаются в прибыли. И это производители наши, российские, у которых продукция небезопасная — ядовитая. А ведь есть и поставщики заграничных, безопасных спичек. У них дела в гору ещё круче идут. Нам можно на первых порах даже цену выставлять лишь чуть-чуть ниже, чем у западников, а потом постепенно её снижать, перебивая западные поставки.

Кстати, в Финляндии, оказывается, в прошлом году открылась фабрика, выпускающая безопасные спички. Она наш прямой конкурент, поскольку её продукция, в отличие от заграничной, поставляется в Россию без акцизных сборов. Мало того, фабрика обладает монополией на производство и продажу безопасных спичек в Финляндии, то есть нам свои спички там будет не продать, а они у нас свои продавать могут.

Ха, а может, и нам стоит испросить монопольное право на продажу безопасных спичек на всей территории Российской империи? Вот будет хохма, если его дадут. Хм, а что, чем чёрт не шутит? Пожалуй, нужно спросить об этом графа Ростовцева. Он у нас отвечает за все юридические вопросы, вот пусть и попробует протолкнуть наше предложение через госструктуры. Монополия, даже на пару лет, — это ж золотое дно.

Закончив дела со строителями, я заехал на путиловский завод пообедать, благо у нас теперь всё рядом. А после обеда в конторе Путилова мне довелось познакомиться с весьма интересным человеком — лейтенантом Барановым Николаем Михайловичем. В прошлом году Путилов выполнял заказ военного ведомства на переделку десяти тысяч дульнозарядных пехотных винтовок в винтовки казнозарядные, с затвором системы Баранова. При выполнении этого заказа они и познакомились.

Конечно, барановский затвор, на мой просвещённый взгляд, отсталость ещё та, да и не совсем он барановский — это переделка Барановым затвора Альбини под нужды нашего военного ведомства. Впрочем, это неважно, старое в новое переделывали почти все изобретатели оружия. Рычажок какой-нибудь заковыристый к старой схеме приспособили, пружинку добавили или винтик для удобства — и новая система готова. Серьёзных прорывов в конструкторской мысли за всю историю было не так уж и много.

Николай Михайлович прибыл в Петербург недавно, как я понял, с целью отчитаться перед командованием о своей деятельности в Европе. Что он там делал, осталось для нас с Николаем Ивановичем секретом, и это, по сути, правильно, не надо ничего знать посторонним людям о заграничной деятельности российских военных агентов. Но о тенденциях, существующих сейчас в европейском производственном мире, он нам рассказал.

Интересовали его и наши успехи в оружейном деле. Неделю назад я наконец-то получил долгожданное разрешение на производство револьверов, а также охотничьих ружей и небольших двухзарядных пистолетов, так называемых дерринджеров. Мужская половина клана Ростовцевых пообещала мне пробить это разрешение, и своё обещание выполнила. За что я им очень признателен. Отдарюсь как-нибудь своими изделиями.

Баранову, правда, кроме моего револьвера, показать было нечего, но и то, что мне удалось изготовить в Красноярске, его впечатлило: лейтенант не ожидал увидеть такое качество исполнения у российских производителей, тем более в далёкой Сибири. А станки, доставленные на путиловский завод из Красноярска, его даже восхитили, он уже второй человек, который говорит, что за границей столь совершенных станков нет. Ха... то ли ещё будет.

Мы рассказали и о нашем желании заняться изготовлением цельнометаллических патронов, на что он уведомил нас о проблемах, имеющихся сейчас в Европе с производством станков для вытяжки гильз. Если станем заказывать их этим летом, выйдет дорого и ждать станки придётся долго. Ну, в данном вопросе я, слава богу, уже успел убедить партнёра, что это не наш путь развития.

— Нет, Николай Михайлович, станки мы сделаем сами, — с гордостью заявил Путилов.

Тут Баранов искренне удивился и захотел нас предостеречь:

— Помилуйте, да как же сами-то? Это ведь не обычный токарный или шарошечный13 станок, это сложная махина, состоящая из множества станков. Гильзы изготавливаются в несколько этапов. Николай Иванович, дорогой, пытаясь создать то, чего и в Европе-то не все видели, вы лишь зря потратите время и деньги, поверьте мне на слово. Импорт — нынче единственный выход, если вы желаете получить наисовременнейшую технику.

13Шарошечный — так раньше называли фрезерный станок (прим. автора).

Что-то от слов Баранова щелкнуло у меня в мозгу, и мне ясно представилось выражение, прочитанное ещё в той жизни, которое я не раздумывая выложил:

— Импортируя даже наисовременнейшую технику, нельзя добиться преимущества в развитии промышленности. Технику необходимо производить свою, при этом постоянно улучшая её.

М-да, после настоек Софы память иногда делает такие вот выверты. Причём, что примечательно, запоминать новое я стал в разы лучше. Мне, конечно, и раньше на память было грех жаловаться, но в последнее время, под влиянием экспериментов Софьи Марковны, она уже, кажется, приближается к абсолютной.

— Ах, Александр, всё это, разумеется, верно, но шишек с таким подходом вы набьёте множество и не факт, что окупите свои вложения. В Петербурге год назад открыли патронный завод, оборудование закупили дорогое и потом полгода не могли работу наладить, а вы хотите и построить всё сами, и работу сразу начать. Нет, боюсь, ничего у вас не выйдет, уж не взыщите за столь пессимистичный прогноз.

— Ничего, мы всё же попробуем справиться. Единственный шанс как можно больше сделать — это как можно больше на себя взвалить.

Я посчитал правильным закончить дискуссию умной мыслью, услышанной когда-то давно. Ещё до своего попадалова.

В салон баронессы Кошелевой мы с Николой пришли весёлые, довольные жизнью и как есть во всём белом. Ну а что делать, на улице снегопад почти стеной, вот пока от саней до её дома дошли, мы и побелели.

Только успели раздеться и в первом же зале были "обласканы" кисой:

— Что-то вы задержались, господа.

Но ни меня, ни князя таким приёмом уже давно не проймёшь. Повидали в жизни всякого, а на слова баронессы у нас, похоже, вообще иммунитет стал вырабатываться. Поэтому Никола и не думал оправдываться, я тем более, хотя мы действительно порядком задержались — по предложению великого князя снимали сексуальное напряжение в салоне баронессы Вавилиной. И должен признать, мне это здорово помогло, могу теперь смотреть на кису, не испытывая чрезмерных эмоций.

— Баронесса, вы, как всегда, очаровательны. Поверьте, нам очень жаль, что мы не смогли приехать ранее, но... проклятые дела, вы же понимаете.

— Никакие дела, Александр, не оправдывают вашего опоздания. Назначаю вам фант: песня на французском.

О-о... ну конечно. Никола, пожалуй, прав: меня пригласили лишь для того, чтобы песни пел. Но всё же я не бычок на заклании, безропотно следовать указам не по мне.

— Что, так сразу, не выпив шампанского?

— Не заслужили ещё.

— Ах, вы разбиваете мне сердце. Дозвольте хотя бы один глоток из ваших рук.

Киса держала в руках недопитый бокал шампанского, вот на него-то я и намекал. И кажется, моя просьба ей понравилась. Она величественно махнула рукой и приказала:

— На колено.

Хорошо хоть не на колени. Я преклонил перед ней одно колено, потом чуть запрокинул голову и приоткрыл рот. Ох, поили меня величественно. Полагаю, за такую театральщину почитатели кисы, наблюдающие это действо, могут меня и возненавидеть.

— М-м... амброзия, — попытался я затянуть представление.

Но баронесса, улыбнувшись, указала на соседний зал:

— Инструменты там.

Хм... ну хоть искреннюю улыбку смог у неё вызвать, и то ладно.

Дальнейший вечер мало отличался от моего первого посещения салона. Новые знакомства следовали одно за другим, разнообразные игры и фанты чередовались с декламированием стихов. Состоялось соревнование художников: кто быстрее и правдоподобнее нарисует карандашом портрет княгини Паниной. Ну и, разумеется, песни; вот тут мне пришлось хорошенько постараться — пел я больше всех.

Впрочем, прошедшим вечером я остался доволен. Да, киса со мной не кокетничала, как в прошлый раз, но и сарказм из её речи пропал. Пару раз мы с ней довольно мирно, я бы даже сказал, мило, поговорили. Думаю, когда меня опять пригласят — а я уверен, меня пригласят, — наши взаимоотношения могут перейти на новый уровень — более доверительный.

А на следующий день у нас с Машулей состоялись последние согласования с редакцией журнала "Дело", и Софья Марковна при этом присутствовала. А что поделаешь, не привыкли люди в редакции с малолетними дела вести. Не укладывается у них в мозгах, что восемнадцатилетний парень может придумать интересную сказку и даже роман, а пигалица, которой через полтора месяца тринадцать стукнет, — восхитительные рассказы о животных.

Но теперь всё недоверие в прошлом, в журнале напечатают и рассказы о лесных жителях Сибири, и рассказ "Дед Мороз и двенадцать месяцев", и повесть "Алые паруса", и повесть "Волшебник изумрудного города", и даже стихи как бы старшего Патрушева. Кстати, в "Алых парусах" я для британцев небольшую бомбочку заложил: капитан Грей там ирландским повстанцам-фениям помогает, и британцы в повести выглядят весьма неприглядно.

А вот в "Волшебнике изумрудного города" бомбочка заложена уже для российских властей. Главный персонаж книги — девочка Анна, младшая дочка в крестьянской семье. Эта семья, преодолев долгую и трудную дорогу, добралась до плодородных земель Алтая и зажила там наконец-то сытно и счастливо. Ну а дальше всё как обычно: смерч, вызванный злою колдуньей, уносит Анну в волшебную страну, что спрятана от сторонних глаз средь гор Восточного Туркестана.

М-да... больше чем уверен: народ, прочитав про жизнь и приключения девочки Анны, потянется на Алтай толпами. И надеюсь, меня они с матами вспоминать не будут. Я вроде неплохо описал все тяготы переезда и реалии жизни на Алтае; пусть заранее к ним готовятся, а не наобум прут. Местным властям, конечно, моё сочинение выйдет боком, и, поняв, откуда что пошло, они меня ещё не раз проклянут. Но... такова жизнь. Я к осени и о Дальнем Востоке книжку напишу, что-нибудь в стиле похождений Дерсу Узала. Глядишь, и туда народ поедет.

А вот с научными работами якобы старшего Патрушева пока дело не клеится, и загвоздка тут по большей части в том, что я плохо знаком с современной научной терминологией. То есть мне банально нужно учиться, хотя бы тот же гимназический курс проштудировать. И когда этим заниматься, я просто не представляю.

Глава 6

— Прошу, присаживайтесь, господа казаки. Разговор у нас может быть долгим, а в ногах, как известно, правды нет.

Родственники моего старшего охранника и их приятель рассаживались по ученическим местам неторопливо, демонстрируя достоинство. При этом они настороженно посматривали не на меня, а на штабс-капитана Вяземского, сидевшего сзади. Вот ведь как современная армейская служба чинопочитание в мозг солдат вбивает; захочешь его потом обратно выбить, и не факт, что получится. Даже эти ребята, казалось бы нюхнувшие воинской службы всего ничего, завидев золотые погоны, тормозят со страшной силой. Пожив в нашем барачном городке, они вроде бы давно уже должны были понять, кто здесь главный, но нет, офицерский мундир диктует своё.

Причём насмотрелись казаки за три недели жизни у нас на разнообразных военных начальников столько, сколько, наверно, и за всю предыдущую жизнь им видеть не доводилось. На путиловский завод часто приезжают господа из армейской снарядной госприёмки, аж целые капитаны и полковники сверкают тут своими погонами. Да что говорить, и в Питер казаки не раз ездили, а там как минимум каждый двадцатый в офицерском мундире ходит. Тех же генералов на Невском проспекте пруд пруди. Но вот, поди же ты, до сих пор робеют ребята при виде высокого чина, хотя сами уже не реестровые казаки, а не пойми кто. Не крестьяне, не мещане. То есть из одного сословия они вышли и ни к какому другому пока не прибились. В паспортах так и записано: конечное оформление сословия должно быть произведено по новому месту прописки.

Этакую хрень какой-то слишком "вумный" начальник им написал, и, как подозреваю, сильно пьяный на тот момент. Ха... мне даже не представить объёма проставы (в литровом спиртном эквиваленте, разумеется), какую ребята ему выставили за эту запись. Да-да, Василий проговорился, что именно спиртным братья расплачивались за паспорта. Но... не знали они, куда едут. Блин, да чихать хотели столичные полицейские на их паспорта, в их представлении пришлые казаки просто голь перекатная, да и вообще бродяги посторонние. Во всяком случае, защиты от произвола полиции они почти не имеют.

Помня об этом и зная, что в Питере, помимо паспортов, иногородним рабочим и служащим выписываются ещё и адресные билеты (да, такова надзорная практика местной полиции: она строго следит за тем, чтобы в столице не скапливались нищие бездельники со всей империи), я и казачкам выписал эти билеты на временное проживание у нас, подстраховал их лишней бумажкой. Но это только до конца Масленицы, которая начинается завтра, а как далее ребята жить собираются, совершенно непонятно. Это мы с Вяземским и намерены сейчас прояснить.

— Ну что, казаки, как ваши поиски работы проходят?

Молчат, переглядываются. А что они хотели? Вечно жить, ни о чём не заботясь? У нас такое не прокатит. Да, чёрт возьми, пришла пора решать свою судьбу. Я уверен, другие хозяева вряд ли бы им больше пары дней на раздумья дали, при этом за проживание денег содрали бы — мама не горюй. Это я на фоне местных хозяев, можно сказать, почти святым выгляжу: за жильё плату не беру, лишь за питание и за помывку с постиркой. Я и на лекции казаков пускаю, на которых бизонам о реалиях столичной жизни рассказываю. И мои пояснения они внимательнее бизонов слушают, усердно наматывая на свои усы правила столичных взаимоотношений: куда в столице соваться нельзя, с кем и как допускается разговоры вести, чтобы, не дай бог, впросак не попасть. Ой, да много о чём я там ещё речь веду.

— Александр Владимирович, ни одно из предложений, что мы смогли найти, нам не понравилось, — решился ответить Фёдор, самый старший из братьев.

Честно, прямо и кратко сказал, что уже хорошо. Насколько я заметил, эти ребята довольно прямолинейны, приукрашивать себя в разговорах с другими не любят, а если накосячили, то сразу в этом признаются. И мне такой подход нравится. У их брата, моего старшего охранника Василия, мышление схожее.

— Что делать собираетесь?

— К вам проситься. Мы помним, что найм в охрану у вас на время прекращён, но ведь далее всё может измениться. Вы несколько новых заводов строите, и если начнёте расширять охранную команду, то мы бы хотели в неё вступить. До этого готовы работать там, где прикажете. Даже землю рыть станем со всем прилежанием, хошь до осени. Но уж потом не забудьте нас в охрану определить.

Хм... ожидаемо. После того, что казаки наблюдали у нас (тут имеются в виду условия охранной службы и отношение руководства к охранникам вообще), все прочие столичные предложения им едва ли понравились бы. Тем более они понимают, что наша охранная команда, на данный момент по численности небольшая, со временем станет увеличиваться, а значит, есть перспектива карьерного роста. Через пару лет казачки могут стать командирами отдельных отрядов. А руководителей у них, считай, лишь двое будет: я и штабс-капитан Вяземский. Он в нашей корпорации главный разведчик и контрразведчик одновременно, и сейчас на путиловском заводе уже две недели занимается оценкой бизонов на возможность привлечения кого-нибудь из них к своей работе.

Да, эти ухари готовы на многое пойти, чтобы к нам в команду вписаться, однако из-за своей привычки достоинство выказывать они не забыли уточнить: только до осени готовы фигнёй заниматься, а дальше — как карта ляжет. То есть характер свой показали. Что ж, ладно, мы со штабс-капитаном такой исход беседы предвидели и, заранее всё обсудив, к нему подготовились. Мы примем казачков, чего ж не принять. Ребята справные, без ветра в голове и хорошие рукопашники, а свой излишний гонор уже давно растеряли — в этом, кстати, основная заслуга Вяземского, на территории барачного городка, а особенно на занятиях охраны, он и бизонов, и казаков строит будьте-нате.

— Хорошо, господа казаки, я услышал ваше предложение. — И, обведя всех внимательным взглядом, я уставился в пол, сделав вид, что серьёзно задумался. Пусть поймут ребята, что для меня это тоже сложное решение.

Ну... полагаю, минуты достаточно.

— Пожалуй, я вас приму, причём сразу в охрану.

— Благодарствуем, Александр Владимирович, мы завсегда отслужим, — обрадовался Фёдор, а остальные дружно закивали, при этом все выглядели чрезвычайно довольными.

Ха, придётся обломать им излишнюю эйфорию, а то возомнят, что без них тут обойтись не могут.

— С этого дня тренинг для вас мать родная, и он покруче будет, чем на вашей воинской службе когда-то. С утра и до обеда будете участвовать во всех действиях, касающихся распорядка охраны. После обеда занятия пойдут индивидуальные. Хотя... сейчас Масленица начнётся, значит, на время праздников с обеда можете быть свободны.

Последнее время казачки стали поздновато вставать, а ведь так можно и к ничегонеделанию привыкнуть; следовательно, придётся приучать их к утреннему распорядку дня жёстко, не смотря ни на какие праздники.

— Остаётесь пока единой командой, а старшим у вас я поставлю Григория Сурикова. Посмотрим на вашу службу, точнее, сначала на обучение. Да-да, учиться вам предстоит гораздо больше, чем остальным, и если не возникнет нареканий, то мы обсудим дальнейшие перспективы службы.

Теперь казаки слегка озадачились. А что, они полагали, коль их в охрану берут, то сразу верховодить над молодёжью позволят? И я с какого-то бодуна незнамо кого старшими над бизонами поставлю? Ну уж нет! Пусть сперва в подчинении у молодого Гришки Сурикова походят, а там поглядим. Надеюсь, я их правильно просчитал и гонор из них навозной волной не попрёт. А Гришке наука, если с этими ухарями справится, то потом его уже ничего не испугает.

— И вот ещё что, господа казаки: раз начинается служба, то вы должны соблюдать дисциплину безупречно. А это значит, никакого пьянства нынче не будет и драки тоже под запретом.

— Да мы ничего такого... — попробовал высказаться Иван Гаршин, единственный, кто в родстве с остальными не состоял.

— А кто третьего дня в трактире на Успенской дебош устроил? И не говорите, что это были не вы. А на будущее запомните: я вранья не потерплю.

Потупились и переглядываться начали. Да, парни, считайте, что у меня своя разведка имеется. Так уж получилось, один из путиловских рабочих сидел в том трактире и драку видел, а казачков признал и поведал об их подвигах на заводе. А там слово за слово, и до Путилова информация дошла, вот он мне в шутливом тоне о происшествии и рассказал.

— Александр Владимирович, то мы с Никитой руки приложили, — вступил в разговор Михаил, наверно самый молчаливый из братьев. — Нам чуть стол не опрокинули, и мы решили драчунов разнять и утихомирить, но они на нас всем скопом насели, так что пришлось свою силу показать.

Хм, это согласуется с тем, что Николай Иванович говорил. Надо же, свою силу показали. Вот, оказывается, какая у "силы" цена: двое парней двадцати двух лет почти полтора десятка неслабых мужиков успокоили.

— Что ж, бывает и такое. Мой совет: в ближайшие три-четыре месяца в том трактире не появляйтесь, иначе местный околоточный в кутузку заберёт. Уж будьте уверены, трактирщик ему о вашем приходе непременно доложит, и не успеете вы откушать, как за решёткой окажетесь. А выручить вас мне потом будет трудно. Драться с полицией тоже не рекомендую: хлопот это добавит не только мне, но и вам, причём вам, скорее всего, на всю оставшуюся жизнь. Всё, господа казаки, на этом закончим.

Почему я не отчитал казачков за драку более сурово? Ну... наверно, потому, что о драках в городе я им не так давно лекцию самолично читал, а Вяземский ещё и дополнял моё выступление. Про драки в Питере я за последние два месяца узнал много интересного и стал смотреть на них как на погодные осадки — выпадут, не выпадут, один Господь ведает. Просветителями в этом вопросе для меня стали и газетные статьи, и городские слухи, и рассказы Николы с гвардейцами.

Да, Петербург — это вам не спокойный Красноярск. В современной российской столице поводов для драк имеется предостаточно, и причиной тому служит наличие здесь невероятной смеси многонационального российского люда с разнообразными приезжими иностранцами. Город представляет собой бурлящий котёл, в котором продажа спиртных напитков всем слоям населения разрешена круглосуточно.

Блин, в Питере куча низкопробных кабаков, там и без спиртного создаётся масса конфликтных ситуаций, а уж с ним-то и подавно. Моряки постоянно делят что-то с сухопутными, военные — с гражданскими. Пехотинцы не любят кавалеристов, те отвечают им взаимностью. Гвардейцы "сражаются" меж собой, отстаивая честь своих полков. И простой народ в стороне от этого разгуляева, разумеется, не остаётся: рязанские бьют морды тверским, те — псковским и вместе они дубасят московских.

Тут даже студенты недавно отличились — ямщиков побили, что я себе вообще представить не могу. Но самое смешное, по-моему, это то, что иностранцы от российских подданных не отстают: голландцы в кабаках вовсю метелят англичан, шведы — датчан, гессенцы — баварцев, и далее можно бесконечно перечислять европейцев, готовых набить морду своим "хорошим" соседям. Ну а если в разборки вмешивается полиция, то её бьют уже совместно.

Так что читать длительные нотации казакам, мне кажется, смысла нет, им ещё не раз предстоит поучаствовать в местных потасовках.

Не успели отстучать каблуки казацких сапог по коридору, как в помещение учебного класса ворвался Никола. Быстро поздоровался со мной и с Вяземским, а потом, наклонившись ко мне, шёпотом произнёс:

— Алекс, нам нужно кое-что обсудить. Наедине.

— Ну, пойдём наверх.

Не знаю уж, что там князю срочно понадобилось, но лучше это обсуждать в моём рабочем кабинете.

Только пришли, как Никола с ходу начал:

— В общем, такое дело: морское ведомство закупает в Бельгии для нужд флота револьверы системы "Галан", а весной будут проводиться испытания всех систем, производимых на данный момент в Европе.

— И что?

— Неужели не понимаешь? Решается вопрос, какое оружие достанется российскому флоту на ближайшее десятилетие. Нам выпала прекрасная возможность получить заказ на производство твоих револьверов. Да, да, я надеюсь, ты понял, о чём я говорю. Это хороший оружейный заказ для общества путиловских заводов.

— О-о, нет. Знаешь, Никола, оценил я возможности нашего акционерного общества и пришёл к выводу, что большие оружейные заказы мы пока не потянем.

— Как так? Почему?

— Да не разорваться нам на все задумки. У нас, считай, уже море заказов для собственных нужд нарисовалось. Заводской станочный парк увеличивать надо? Надо. Оборудование для патронного и трубопротяжного заводов делать надо? Надо. А для коксохимического цеха и домны с мартеном? Тоже надо. Опять же паровозы и локомобили одними кувалдами не выкуешь, что-нибудь и туда пойдёт. И потом, я обещал на деревообрабатывающий и спичечный заводы станки поставить, а также для фабрики Софьи Марковны.

— Но ты же делаешь сейчас револьверы.

— Делаю потихоньку, но себестоимость у них высока. Я эти револьверы охранникам выдавать собираюсь, ну и кое-кому из знакомых сделаю. А для флота нужно что-нибудь другое создавать, подешевле, иначе мы бельгийцам не конкуренты.

— Вот! — довольно воскликнул князь. — Вот с этого и следует начинать!

— Что начинать?

— Работу, Алекс, работу. В общем, так: я с папа́ договорился, морское министерство даёт нам заказ на разработку нашей оригинальной модели с последующим её производством. Пока требуется предоставить к весне десять револьверов для испытаний и сто к осени для экипажей.

— Блин, да ты офигел, что ли?

Моему изумлению не было предела. Ё-моё, да что же за жизнь-то у меня такая последнее время? Корпишь тут, корпишь, концы с концами в работе связывая, а после приходит какой-нибудь деятель с незамутнённым сознанием и всё рушит в один момент.

— Но-но, за языком следи, с великим князем базар ведёшь. — Никола довольно улыбнулся и подмигнул. — Вроде так ты иногда любишь выражаться.

— Не, ну ты точно офигел. Нам добавится куча забот и хлопот... точнее, мне добавится, а заработок будет с гулькин хрен на всех нас. Если вообще будет.

Князь встал в величественную позу и с пафосом произнёс:

— Для нас престиж дороже денег. Мы отстоим честь российской промышленности.

От такой наглости я смог лишь оглянулся по сторонам.

— Да чем же тяжёлым в тебя кинуть-то?

— Ладно-ладно, я всё понял. — Никола поднял руки вверх. — Да, допустил ошибку, сначала надо было с тобой посоветоваться. Но ты же понимаешь, что нам такой шанс упускать нельзя. Это ж какая реклама путиловскому обществу!

Вот же балбес, бляха-муха! Шанс, реклама, как же. Не понимает парень, что в первую очередь это "геморрой" для предприятия, да ещё какой. Эх-х... растревожил душу, паразит, а ведь как я в Красноярске мечтал получить госзаказы на револьверы. О производстве десятков тысяч штук мечтал! Фабрикантом оружейным себя мнил. А сейчас, получается, и сотню не хочется для государства изготавливать. И это всего каких-то полгода прошло. Ой, да знал бы я тогда, что мне предстоит делать в Питере, не мечтал бы о несбыточном.

— Хорошо, заказ подтверждаю, — вздохнул я.

Ну а куда деваться-то? Если уж этот обалдуй с папой договорился, то мне тут возражать бессмысленно. Хоть палкой Николу бей, ничего не изменится. Вон он какой довольный стоит. Облагодетельствовал друга, нечего сказать.

— Через месяц будут у тебя и новый револьвер, и его примерная стоимость. А дальше ты уж сам заказ проталкивай, и флаг тебе в руки. Но о производстве в этом году более трёхсот револьверов можешь сразу забыть.

Никола к такому положению дел был готов и даже обрадовался:

— Прекрасно! А я тебе, кстати, привёз револьвер, что в Бельгии закупать станут, и пачку патронов к нему. Мне кажется, ты должен сделать свой револьвер под этот калибр, и мы потом предварительно сравним обе модели. А осенью, глядишь, и патроны эти изготавливать будем.

— Оставляй и иди уже. Мне теперь о многом подумать надо.

Однако это было ещё не всё.

— Какое думать, Алекс, нам в город ехать нужно! — В ответ на мой недоумённый взгляд Никола заговорщицки подмигнул и пояснил: — Я сегодня из тайных источников узнал, что баронесса Кошелева собирается выехать на бал. Сэр Алекс, вам необходимо продолжить штурм бастионов.

— Помнится, не так давно ты просил меня с ней не связываться, — растерялся я.

— Да, просил, но после я понял, что мой друг — человек разумный и только ему судьбой уготовано покорить эту вершину, а стало быть, вперёд, на бастионы. Я в вас верю, сэр Алекс.

Ох,ё! Теперь становится понятно, почему с некоторых пор при каждой нашей встрече Никола рассказывает, где киса была, чем занималась и как у неё личные дела идут. Решил мой приятель, как всегда не к месту, благодетелем стать и другу без нужды помочь.

— Никола, скажи, почему мне иногда так хочется тебе в морду дать?

— О, не тревожься, друг. Это просто от тяжёлой работы у тебя сибирские инстинкты просыпаются и, соединяясь с потаёнными желаниями, стараются исказить картину действительности. Вот как сейчас, например: хочется в морду дать, но ты видишь, что морды у меня нет — есть лишь лицо, — и желания твои остаются неосуществлёнными.

— Да-а... вижу. Научился ты за последнее время языком молоть, себя оправдывая. А в парадную форму зачем вырядился? Для бала?

— Да, господин, — продолжил кривляться князь, — я ко всему готов, а вот тебе ещё придётся домой заехать. Может, поспешим?

Боже! Как часто в нашей жизни тонкие нити случайных связей преобразуются в неразрывные жгуты, скрепляющие нас. Наверно, чаще, чем нам этого хотелось бы. Вот и мы с великим князем вроде не так давно знакомы, но теперь я могу не сомневаясь называть его своим другом. Причём таким, ради которого я готов сделать многое. И что греет душу, это взаимно. Как наше лёгкое общение переросло в дружбу? Как человек, проживший в общей сложности уже почти шестьдесят лет, смог столь быстро подружиться с двадцатилетним парнем? На эти вопросы у меня нет ответа.

И снова хмельная ночь, и снова горят огни, зал озаряя мягким оранжевым светом.

И снова один я стою средь праздничной суеты, не понимая, зачем мне сейчас всё это.

— Опять сочиняешь? — Никола встал рядом и улыбнулся.

— А ты опять подкрался незаметно, хоть виден всем издалека.

Подошедший вместе с князем поручик Теренин, из конногвардейцев, весело рассмеялся, оценив мой незамысловатый юмор по поводу высокого роста Николы.

— Да, я такой, и если бы ты не витал постоянно в своих мечтах, то мой приход не стал бы для тебя неожиданностью.

— У каждого свои недостатки.

— Это точно. Не повторишь, что ты там про хмельную ночь сочинил?

— А я вслух говорил?

— Да.

— А-а... видать, старею.

Мои слова вызвали у парней бурю веселья, и они сразу откомментировали их с присущим молодости максимализмом. Потом поручик стал выяснять, какие станки на путиловском заводе изготавливают и нельзя ли некоторые из них предоставить конному полку для испытаний, хм... бесплатно. Дело в том, что Теренин занимает должность помощника полкового ремонтёра, вот и проявляет заботу о полковых мастерских. На это я ему в шутливом тоне резонно заметил, что он нахал, каких поискать, недавно всего сто рублей просил взаймы, а теперь уже станки ему бесплатно подавай. После мы просто веселились, вспоминая полковую гулянку.

А рядом продолжал кружиться, шуметь и блистать дворянский бал.

Обстановка на балу обычная, большинство присутствующих мне знакомы — с кем-то встречался, кому-то песни пел, а с кем-то у меня уже не одна бутылка шампанского распита. И вроде я рад танцам, во всяком случае отплясываю все современные танцевальные па совершенно свободно, без напряга, и, что примечательно, с удовольствием. Правда, скачу не так рьяно, как некоторые, но... оказалось, я всё же козлик ещё тот.

Только вынужден признать, великолепие балов начинает меня утомлять. Я в последнее время стараюсь игнорировать приглашения на них. Сначала объяснял себе это рабочей загрузкой, но потом понял, что мне всей этой роскоши просто много. Наверно, в моём понимании, большие балы должны быть редким, праздничным событием, чтобы люди к ним не успевали привыкать.

Хотя о чём это я? Для основной массы общества всё так и есть, у них нет средств на частое посещение балов. О, блин! Надо же, как выразился. Это я что, совсем одворянился? Или, точнее, овеликосветился? Обществом считаю лишь крохотную часть населения страны? Вот ведь что великокняжеское общение с нормальным человеком делает! Девяносто восемь процентов жителей империи о балах и не мечтают, а я на них скучаю. Да, Сашок, похоже, ты стал слишком много кушать. В смысле зажрался.

— Алекс, ты обещал новый анекдот про охоту рассказать, — отвлёк меня от размышлений о жизни Никола.

— Да, точно. Не совсем про охоту, но, в общем, слушайте. Заблудился как-то мужик в лесу, встал и кричит на всю округу: "Э-ге-гей, кто-нибудь, услышьте!" Тут к нему медведь выходит и спрашивает человеческим голосом: "Ты чего орёшь, мужик?" А тот от неожиданности растерялся и отвечает: "Заблудился я. Думал, услышит кто." На что ему медведь говорит: "Ну я услышал, легче стало?"

Смех моих собеседников звучал недолго, его прервал неожиданный вопрос баронессы Кошелевой, подошедшей незаметно:

— У вас все шутки об охоте?

Вот чёрт! Я и приход кисы умудрился проворонить. Впрочем, судя по удивлению, промелькнувшему на лицах собеседников, не я один.

— Здравствуйте, господа.

Мы в ответ, конечно, поприветствовали баронессу, но она на наши приветствия обратила мало внимания. Скорее всего, киса подошла не просто так, а с определённой целью: на меня наехать.

— Александр, вы не так давно высказали неумную шутку об охоте с махоркой, и некоторые господа решили вашу шутку поддержать, обманывая глупостями доверчивых девушек.

— А-а...

— И не смейте отрицать свою причастность к этому. Вы знаете, что сочинил позавчера один гусар, подражая вам?

Кажется, мой ответ на вопрос не требовался, и я благоразумно промолчал, но вклинился Никола:

— А что он сочинил?

— То, как отбивался от стаи волков. Да, господа, он, видите ли, всю ночь стрелял из ружья. — Окинув строгим взглядом наши недоумённые физиономии, киса пояснила: — Он согнул ствол, и пули из его ружья якобы стали летать по кругу. Этим "находчивый" гусар и воспользовался: стрельнёт разок и, пока пуля вокруг него летает, отгоняя волков, заряжает ружьё по новой.

Никола с поручиком после слов баронессы синхронно усмехнулись и почему-то посмотрели на меня. Да не, ребята, нечего на меня смотреть, я такую хрень и по пьяни-то не смог бы выдумать, а уж говорить о ней женщинам и подавно. Жестами я попытался дать понять, что к данному творчеству никакого касательства не имею, но и Никола, и поручик продолжали смотреть на меня с явным сомнением.

— Александр, вы хоть осознаёте, что этот ваш поступок низок?

— Простите, с каких пор невинные шутки стали низостью? — попытался возразить я кисе, но её было не унять.

— Вы что, не понимаете? Это наглость, Александр! Нет, воспользоваться женской доверчивостью — это, пожалуй, даже сверхнаглость.

— По-моему, сверхнаглость — это несколько другое.

— Неужели? И как же вы себе представляете сверхнаглость?

От такого вопроса я несколько растерялся и, не придумав ничего оригинального, брякнул шутку своего детства:

— Ну, например, бежать навстречу идущему паровозу и кричать "Задавлю!".

Киса пару секунд с укором меня рассматривала, интенсивно помахивая веером, потом резко его сложила и поклонилась князю:

— Всего хорошего, ваше высочество.

Со мной и с поручиком не попрощалась. Чёрт, похоже, я откровенно ступил и пал в глазах кисы ниже плинтуса.

Наша тройка не сговариваясь проводила уходящую баронессу взглядами, и Никола задумчиво сказал:

— Знаешь, Алекс, я могу тебе подсказать ещё один вариант сверхнаглости.

— Да? И какой?

— Приглашать взбешённую баронессу на танец.

"Ой, как же я так оплошал-то?" — пронеслась в голове мысль. А поручик, вторя князю, ещё и добавил:

— Алекс, ты ей хотя бы песню какую-нибудь новую посвяти, а то ведь совсем тебя доконает...

Слова "вздорная баба" в конце фразы поручика остались недосказанными. О-о... мать твою... Теперь и конногвардейцы о моём интересе к баронессе знать будут.

— Мне кажется, при общении с ней тебе раскованнее себя вести надо, лучше водки предварительно выпей.

Ха, что ещё мог посоветовать гвардейский поручик.

— Ну да, ну да. Мужество, честь и отвага — три признака алкогольного опьянения.

— Вот-вот!

Ребята поулыбались очередной моей шутке из прошлого-будущего, а мне при виде удаляющейся баронессы вспомнились слова Уильяма Шекспира, недавно прочитанные сестрёнкой на вечернем семейном застолье: "Мои глаза в тебя не влюблены, они твои пороки видят ясно. Но сердце ни одной твоей вины не видит и с глазами не согласно".

А песню баронессе мне всё-таки спеть довелось. Когда мы с Николой, устав от танцев, уединились в дальней комнате с бутылкой шампанского и гитарой, она к нам и присоединилась. Причём одна, без обычной для неё свиты поклонников. Я заметил, она иногда бросает ухаживающих за ней господ и присоединяется к другим компаниям. Поклонники расходятся, но стоит кисе освободиться, решив какие-то свои вопросы, и они опять собираются возле неё.

На этот раз баронессе понадобилось прояснить у великого князя пару моментов из дворцовой жизни, а узнав, что хотела, она обратила внимание и на меня:

— Что-то больно грустную мелодию вы, Александр, наигрываете. Где же ваше веселье?

Не успел я придумать, что ответить, как вклинился Никола:

— Александр сочиняет песню для вас, и, если вы не желаете слушать грустную, он может спеть и весёлую.

Нет, я точно убью этого балбеса.

— Если песня о любви, то я послушаю.

Вот, блин, и слова не сказал, а как дурак выгляжу. Эти двое меня когда-нибудь доконают. Но чего же спеть-то? Хм... ну разве что:

Сталь подчиняется покорно:

Её расплющивает молот,

Её из пламенного горна

Бросают в леденящий холод14...

14Романс Теодоро из кинофильма "Собака на сене", музыка Г. Гладкова, слова М. Донского (прим. автора).

Ох, с какой милой улыбкой киса песню слушает! Вероятно, очередную подколку для меня готовит.

Вот как моё пытают сердце:

Воспламеняют нежным взглядом,

Но стоит сердцу разгореться,

Надменным остужают хладом...

Только допев последний куплет, я понял, что песню выбрал неудачно. Киса может посчитать её скрытым объяснением в любви, причём очень похожим на жалобу. Что меня, такого из себя всего хорошего, не воспринимают серьёзно, а мои поэтические изыски остаются без должного ответа.

С последним отзвучавшим аккордом Никола наклонился к баронессе, сидевшей рядом, и вкрадчивым голосом произнёс:

— Мне кажется, Александр своей песней хочет извиниться перед вами за глупые шутки.

— О, нет! Я так не считаю. Для меня он мог бы придумать что-нибудь более изящное. Хотя это ему, может быть, уже и не дано. К сожалению, с тех пор как господин Путилов взял его в компаньоны, у Александра шутки пошли о паровозах, а песни — о выплавке железа. То есть о том, о чём даме слушать совершенно неинтересно.

— Зато и песни, и шутки у него все новые, в отличие от большинства.

— Что ж, тут вы, ваше высочество, возможно, правы. Думаете, стоит ему дать шанс на исправление?

— Безусловно, баронесса. Если вы пригласите его к себе на Масленице, я думаю, он споёт что-нибудь стоящее примирения и равное вашей красоте.

Ой, похоже, Никола возомнил себя дипломатом, ведущим важные переговоры. Ишь как старается, обеляя меня перед кисой. А вообще, с их стороны невежливо обсуждать человека в его присутствии, правила хорошего тона этого не приемлют, и будь на моём месте кто-нибудь другой, могла бы возникнуть напряжённость в отношениях. М-да... как понимаю, это ещё одна маленькая месть баронессы. Очень уж её глаза искрами веселья блещут.

Стоп, что-то мне это напоминает. А точно: если у женщины в глазах искорки, значит, тараканы в её голове что-то празднуют.

Так, с искорками в глазах и со словами "Надеюсь, новая песня будет на французском", она и вручила мне очередную свою визитку.

Глава 7

Вот и Масленица пришла. Буйная, весёлая, красочная и, как часто про неё говорят, широкая. И Ростовцев, и Вяземский уверены: Масленица — самый разудалый праздник в Петербурге, даже Рождество и Новый год с ней не сравнятся. Они нынче всё же скорее семейные праздники, а Масленица общественная. В ночь перед её началом было заметно, что вся столица замерла в предвкушении чего-то радостного, а с раннего утра появились вейки и звоном своих бубенчиков возвестили о начале празднеств.

Финское слово "вейкко" значит примерно "брат, браток, землячок". Петербуржцы финское слово немного переиначили, и теперь вейка — это финские сани, на козлах которых восседает пожилой финн с неизменной трубкой-носогрейкой во рту. Чаще всего встречаются вейки лёгкие, двухместные, но иногда финны и обычные сельские розвальни пригоняют. На таких можно целой компанией прокатиться. До конца Масленицы вейки будут разъезжать по городу наравне с обычными извозчиками — это у окрестных деревенских жителей разрешённый масленичный заработок, и многие горожане, несмотря на высокие цены, их услугами пользуются.

Говорят, финнов в Петербург из ближайших деревень ежегодно по несколько тысяч приезжает. Хотя финнами их сейчас редко называют, обычно именуют чухонцами. Местные ямщики таким конкурентам, естественно, не рады и с раздражением говорят: чухна понаехала. Ха, знакомое по прошлой жизни выражение. Ямщики снижают цены на проезд, но это слабо помогает — горожане хотят кататься на разукрашенных цветными ленточками и разнообразными бубенчиками вейках. Экзотика, чёрт возьми!

Наша дружная компания не избежала этого поветрия и в первый же день прокатилась парами: я с Машкой, Светлана с Вяземским, Софа с князем и Путилов с женой. "Рицать копеек — райний сэна!" — стандартная фраза "понаехавших", но Вяземский считает, не все из них плохо говорят по-русски, просто на Масленицу у них так заведено, коверканье русской речи создаёт особый колорит для петербуржцев.

Мы проехались по Невскому и Старо-Невскому проспектам, спустились на лёд Невы и по нему помчались к Зимнему дворцу. Лихо полетели — двухместные вейки лёгкие, это вам не русские сани. Мы даже посоревновались, кто быстрее домчится до Зимнего. Разумеется, победила наша с сестрёнкой вейка: и веса в нас меньше, и бесшабашность зашкаливает. Всю дорогу подгоняли возницу; другие так рисковать не стали, слишком уж болтает финские сани от конского галопа, того и гляди вылетишь во время скачки куда-нибудь в сугроб.

Дальше наша компания в поисках развлечений направилась на Адмиралтейскую площадь. Опять там всё застроено балаганами, качелями, каруселями и катальными горками. Опять людское море шумит на разные голоса, играют музыканты, кричат зазывалы, тут же средь прогуливающихся зрителей выступают акробаты и жонглёры, — короче, бедлам ещё тот.

Народа полно, хватает и простого люда, и приличной публики. Особо знатные или очень богатые предпочитают в общую толпу не соваться и ездят вокруг площади в санях и каретах, рассматривая людской круговорот со стороны; народ же, в свою очередь, дивится на них.

Мы вступили в эту праздничную толпу, и балаганное развлекалово понеслось своим чередом. Впрочем, от рождественского оно мало чем отличалось.

На следующий день с утра мы с Машулей съездили на Путиловский завод и полдня веселились там с красноярцами, как раз и девчонки-косметологи из города приехали, и ребята с завода "Аркадия" подтянулись. В общем, все сибиряки вместе собрались, и порезвились мы в результате знатно. Даже ностальгия по Красноярску сердце кольнула. Вот вроде недавно в Питере, а как будто в душе кто-то за тонкую ниточку потянул, напоминая о покинутых, но ставших уже такими родными краях. Но... ничего. Не так много времени пройдёт, как мы опять в Сибирь покатим.

Гришка Суриков отчитался о пребывании красноярцев в Питере в первый день Масленицы. Мы заранее составили график посещения красноярцами столицы, пусть посмотрят, что из себя представляет праздничный Петербург. Они будут выбираться в город группами по тридцать-сорок человек, под присмотром бизонов и казаков. Для этого бизоны переделали сани из прибывшего каравана, и теперь у наших работников есть нормальные средства передвижения по городу и ближайшей округе. Не на извозчиках же людям ездить.

Судя по Гришкиной физиономии, не обошлось без инцидентов.

— Что, успели подраться?

— Не совсем, Александр Владимирович.

— Это как? Вы били, вас — нет?

Гришка улыбнулся и кивнул:

— Глафира отличилась.

Глафира — это жена одного из наших литейщиков, Федота Дорохова, прошлой осенью перебравшегося к нам в Красноярск с Нерченского завода. Федот — прекрасный литейщик, с Красноярском его ничего не связывало, поэтому я и взял его вместе с женой и ребёнком в Петербург. Тем более Глафира — тётка здоровая, силы неимоверной, работает наравне с мужем. Она мне напоминает Маланью, невестку деда Ходока, только грудь у неё поменьше Маланьиной. Муж её — признанный силач, но, поговаривают, она и его, если что, на место может поставить. Я сам видел, как она две подковы разом ломала, и не скажу, что это ей далось тяжело.

— Надеюсь, до полиции дело не дошло?

— Не-е, командир, нормально всё. Она всего раз руку приложила.

— К ней приставали?

— Нет. Один дурень Федота задирать стал, вот она и...

Ха! Зря мужик наезжать на её мужа начал, Глафира этого не любит. В Красноярске её таким образом никто злить не осмеливался. Она очень быстрая, когда злая, а скорость, помноженная на силу, — это страшно. С Глафирой даже опытный боец рискует не успеть применить все свои годами наработанные навыки.

— А потом?

— Да миром разошлись. Наши сразу подтянулись, и компания, что с этим дурнем гуляла, поспешила его увести.

— Ладно. Но постарайтесь, чтобы такого больше не случалось.

Вот, блин, не было печали! Не хватало мне ещё и частые конфликты с рабочими разруливать. Так, ставим себе галочку: при дальнейшем обучении охраны следует акцентировать внимание на предотвращении мелких конфликтов словесно, а не кулаками.

А на третий день Масленицы нашу графскую "семейку" опять пригласили на обед к великому князю Константину Николаевичу в Мраморный дворец. Что-то мы сюда зачастили, это уже наш второй совместный обед. Как бы завистников не заиметь на ровном месте. Палки в колёса от незнакомцев получать не слишком приятно; пока поймёшь, от кого идёт угроза, и сориентируешься, как реагировать, можно многое потерять. Мне, конечно, вряд ли чужое недружественное внимание достанется, а вот графу Ростовцеву перепасть может.

Радует, что Александра Иосифовна от забот Софьи Марковны заметно похорошела. Если сравнивать с нашей первой встречей, она будто помолодела лет на пять, а то и на все десять. Кожа нежнее смотрится, цвет её приятен глазу, а морщинки почти незаметны, и это не результат припудривания. Седины у неё тоже поубавилось, волосы стали гуще и сейчас выглядят как рыже-золотое облако, а голос стал менее хриплым и... более бархатистым, что ли.

Теперь становится понятно, почему Константин Николаевич в неё влюбился: такие огромные голубые глаза, прямой нос и прелестный ротик редко встречаются. Блин, да я и сам был бы не прочь за ней приударить... там... в веке двадцать первом.

И во взаимоотношениях великих произошли изменения, об этом я сужу уже по словам Софы и Николы. Княгиня перестала наезжать на князя по любому поводу, а про истерики вообще забыла. Такими темпами, глядишь, к лету она превратится в спокойную, умиротворённую красавицу. Ну... дай-то бог.

Встреча прошла по знакомому сценарию: пообедали, помузицировали и напоследок в мужской компании о политике и о текущих делах в России и за рубежом поговорили. Эксцессов и непоняток не было. Хорошо бы и в дальнейшем так оставалось.

После великокняжеского приёма мы заехали к моей тёте Ксении Георгиевне (да, я её уже именно как свою тётю воспринимаю). Проживает она с детьми и бывшей кухаркой Пантелеевной всё так же в доходном доме, доставшемся мне от старшего Патрушева, в одной квартире с девчонками-косметологами. Там квартирка в шестнадцать комнат почти весь этаж занимает. Лечение тёти ещё не завершено, но осталось, по словам Софы, лишь закрепить успех. Мы поели блинов, испечённых Пантелеевной, и рассказали новости.

Машуля в это время сыновей Ксении Георгиевны, "моих" двоюродных братьев, очередным рассказом о сибирской жизни увлекла. Они её ровесники, и сестрёнка наряду с рассказами частенько внушает им свои взгляды на жизнь. Я уж боюсь, как бы и они вслед за Машкой не прониклись духом "Мы круче нигилистов. Мы — следующие поколение. Мы для себя свой новый мир построим". Если учесть, что в квартире изредка живёт и ночует ещё и сибирская шантрапа — Федька, "вождь пионеров", со своим приятелем Пашкой и Машкина подружка Ксения, то шансы на это имеются большие: и Федька, и Ксения заводилы ещё те.

Утро следующего дня было посвящено зимним развлечениям: вся наша компания каталась на коньках в Юсуповом саду. Ближе к вечеру я их покинул, и мы с Николой отправились на масленичный приём к баронессе Кошелевой. Правда, предварительно, по уже начавшей формироваться традиции, опять заглянули в салон другой баронессы — как выражается князь, для снятия излишнего напряжения.

— Никола, а почему у Вавилиной нет атрибутов, свойственных публичным домам? Вход ярко не освещён, окна занавесками не завешены, в помещениях картины висят.

— Картины висят, но нет портретов высокопоставленных особ. А занавески, ну-у... у неё всё же салон, а не официальный публичный дом. Ты пойми, к баронессе частенько захаживают люди важные, иногда обличённые большой властью, а они не любят, чтобы им напоминали о статусе заведения. Салон Вавилиной престижен, не каждый может туда попасть. Тебя вот пускают потому, что со мной ездишь, а пришёл бы один — получил бы от ворот поворот. Хотя нет, теперь тебя уже и без меня пустят.

— Да-а? — удивился я.

— Да. Баронесса призналась, дамы упросили её сделать эту поблажку, очень уж ты, сладкоголосый, им нравишься. С тебя даже плату за вход не станут брать.

— Ха! Оказывается, музыка — отличная отмычка для любых салонов.

— Вот-вот. Всегда об этом помни.

— Ну да, ну да. Музыкальная политика открытых дверей в действии.

— Точно.

А ведь действительно, в последнее время меня всё чаще и чаще приглашают на музыкальные вечера. И не только меня, Машулю это тоже коснулось, хоть и в меньшей степени. Она теперь по друзьям Ростовцевых разъезжает, малышню их окучивает, а иногда и к Александре Иосифовне в Мраморный дворец вместе с Софой ездит, её младших сынков строит. Да-да, именно строит, об этом Никола мне со смехом рассказывал.

И я не удивлён, опыт у сестрёнки в наставлении сверстников на путь истинный (в её понимании) богатый. "Пионеры" в Красноярске ей постоянно в рот заглядывали, да и бизоны, бывало, заслушивались байками в её исполнении. Что уж о великокняжеских пацанах говорить, которые младше её: Константину — одиннадцать с половиной, Дмитрию в начале лета десять будет, а Вячеславу — восемь.

Кроме музыкальных встреч меня приглашают и стихи читать, как бы старшего Патрушева. Я не скромничаю и не отказываюсь, наработка связей — дело полезное, хотя, конечно, приглашения принимаю, лишь когда время свободное есть. Благо память после наших с Софой экспериментов с настойками стала превосходной; я и раньше-то на неё не жаловался, а теперь и вовсе прекрасно всё запоминаю. А стихи "отца" могу декламировать без запинок часами.

Правда, один раз пришлось о стихах забыть по желанию хозяйки. Неделю назад заехал в полдень к даме для чтения стихов, а она меня в гостиной в халатике встречает. Одна, без гостей. Ну, я, естественно, сделал вид, что не удивлён. Бог его знает, может, гости всю ночь гужбанили и по домам совсем недавно расползлись, сил на стихи у них не осталось, а дама, забыв про меня, спать собралась. Или, что тоже бывает, стихи любит слушать без посторонних и в халате.

После взаимных приветствий хозяйка с улыбкой пригласила меня следовать за ней, развернулась и пошла из гостиной, а халатик с её плеч при ходьбе начал спадать. Ох, какие шикарные виды мне открылись, у-у... До сих пор как будто всё перед глазами. Про таких женщин говорят: лакомая пышечка, полновата, но в меру. А вот персик её так вообще спелее некуда, в Бразилии двадцать первого века дамам с такой попой оказывают повышенное внимание.

Разумеется, намёк я понял правильно и последовал за дамой, лихорадочно раздеваясь на ходу. При этом взгляд от её пятой точки всю дорогу до спальни я так оторвать и не смог, а штаны в конце стягивал столь неуклюже, что чуть не упал, чем вызвал смех хозяйки апартаментов. Она лежала на кровати и с улыбкой наблюдала за моими действиями. Никакого жеманства и признаков страсти в её поведении я не заметил, похоже, для неё это исследование очередного молодого кобеля и не более того.

Не скажу, что мне очень нравится такой тип женщин, но тем не менее час времени в постели пролетел почти незаметно. Дама оказалась затейницей, не один и не два раза ей удалось меня взбодрить. Впрочем, там особо и стараться-то не надо было, организм работал как часы. У меня даже подозрение возникло, не Мишка ли это в моём подсознании проснулся. А что? От вида большой груди он уже просыпался, почему не может проснуться от вида большой попы?

Если судить по моей необузданности в постели, такой вариант вполне возможен. Хм... надеюсь, я не переусердствовал в желании удовлетворить партнёршу, уж больно громко дама стонала. А в конце она просто сказала: "Хватит" — и отправила меня в ванную комнату мыться. Где, кстати, кроме тёплой воды меня ждала и служанка, которая под видом помощи в помывке тоже попыталась что-нибудь из меня выдавить, но её услугами я постеснялся воспользоваться.

Перед уходом я пытался договориться с хозяйкой о регулярности встреч, не всё же мне с Николой по публичным домам шастать, но тут меня ожидал облом. Никаких договорённостей достичь не удалось, меня выставили за дверь с весёлым смехом, чем сильно озадачили моё мужское эго и зародили вопросы. Что это было? И кто кого поимел в результате? Теперь и не знаю, напрашиваться ли сюда ещё на один приём.

Баронесса Кошелева встретила нас без ехидства и наездов, но обольщаться я не собираюсь: скорее всего, это временное перемирие, и, если я в ближайшем будущем не паду к её ногам, она начнёт шпынять меня по новой. Ну, тут уж ничего не попишешь, кажется, нас обоих охватил азарт — кто же первым сдастся. М-да... жаль, конечно, сейчас не двадцать первый век, там у мужчины в словесных баталиях с женщиной возможностей куда больше; нынче же за языком приходится следить особо тщательно.

Не дай бог скажешь что-то не то в отношении дамы, и тебя в обществе начнут считать пошляком и хамом. Поэтому все подколки кисы мне приходится "обёртывать" в учтивую форму, пряча их за шутками и красноречием. Местный бомонд к таким словесным эскападам привычен и понимает даже тонкие намёки, чем я и пользуюсь. Но... они-то к ним с детских лет приучаются, а я только начал, вот и осторожничаю сверх меры, однако улыбки окружающих иногда замечаю.

В целом вечер прошёл спокойно. Мы с Николой переходили от одной группки гостей к другой, и он рассказывал мне о присутствующих в салоне дамах. Князь задался целью обеспечить меня партнёршей по сексу, с которой я мог бы регулярно встречаться. Хотя бы на время "боевого" конфликта с кисой.

— Заметь: она всегда обнажает свои плечи, а это часто делают ради привлечения к себе внимания.

— Спасибо, но слишком уж она...

— Глупа? Ну так тебе от неё не красноречие нужно, а в постели она неплоха.

— И всё же я воздержусь. Слушай, Никола, а ты сам-то никогда не хотел завести постоянную партнёршу?

— Постоянной у меня будет жена, а дамы света... — Тут он замер, подбирая слова. — Один-два раза куда ни шло, а потом дамы желают сесть на шею. Я предпочитаю не связываться со столь неприятными обстоятельствами.

— Знаешь, за свою, в общем-то, недолгую жизнь я успел понять, что обстоятельствам совершенно начхать на наши предпочтения.

— Может быть, может быть. Не исключено, что и я когда-нибудь без памяти влюблюсь.

Разумеется, все фанты, доставшиеся мне, опять являлись песнями, но и кроме фантов некоторые просили меня исполнить понравившиеся им ранее. Я не отказывал. А ближе к концу, как и обещал кисе, спел новую песню на французском.

Когда-то давно услышав трио французов из мюзикла "Нотр-Дам де Пари", я заинтересовался одним из них — Гару (Garou). Мне было непонятно, как на эстраду пробился человек с таким хриплым голосом. Но, послушав другие произведения в его исполнении, я понял: определённое очарование в нём есть. Одна из его песен — "Я ждал лишь вас" (Je n'attendais que vous)15 — мне тогда очень понравилась. Вот её я сегодня и решил исполнить.

On garde un soleil au fond de nous

Un feu qu'on reveille malgre tout...

15Кого заинтересовала песня, те могут прослушать её здесь: https://yandex.ru/video/preview/2817542236720822618 (прим. автора).

Кажется, киса осталась довольна, но лёгкой подколки я не избежал.

— Не знаю уж как, но вам иногда удаётся сочинять прекрасные песни.

— Наверно, ваше очарование так вдохновляет.

— Да-да, и слова вы иногда хорошие говорите, а глаза при этом смеются, и это портит впечатление от сказанного. Вы как будто насмехаетесь.

— Ну что вы, разве я могу насмехаться над вами?

— И опять ваши глаза противоречат словам.

— Просто у меня глаза такие.

Баронесса несколько секунд меня разглядывала, а я под её взглядом постарался сделать максимально честное лицо, только вот Никола, стоящий рядом, всё портил — наблюдая за нами, он откровенно забавлялся. А кое-кто из окружающих, только что нахваливавших меня за песню, улыбался. Графиня Ланская, стоящая за спиной кисы, мне даже подмигнула.

— Хорошо, я попробую вам поверить, только попрошу: чаще сочиняйте на французском. И ещё я хотела бы после Масленицы пригласить вас к одной своей знакомой.

Опля! Это что-то новенькое в наших взаимоотношениях. Остаётся надеяться, оно к добру.

— Если это не затронет мою честь, я с удовольствием приму ваше приглашение.

— Значит, договорились. О времени приёма я сообщу вам заранее.

После этого мы и расстались. Так и уехал я от баронессы в непонятках. Куда меня пригласили? Зачем? Никола тоже не смог прояснить эти вопросы.

А с окончанием Масленицы дела на меня навалились с новой силой. Ой, столько всего решить, создать и построить надо, что порой оторопь берёт. Неужели я сам взвалил себе на плечи этакую прорву забот и хлопот? А, нет, ещё и Никола подсуропил. Ох, револьверы, револьверы, "а я маленький такой. То мне страшно, то мне грустно, то теряю свой покой"16. Револьвер системы "Галан", который мне привёз князь, — оружие на данный момент неплохое, но если его изготавливать на путиловском заводе, ну или, например, револьвер, схожий с ним по сложности, то мы не выдержим ценовую конкуренцию с бельгийскими производителями.

Как ни считай, а наш револьвер будет дороже. Просто потому, что на бельгийских заводах всё давно отработано: и станочный парк не первый год действует, и квалифицированные рабочие имеются, и поставки всего необходимого налажены, а мне это ещё предстоит подготовить и организовать. Причём срочно. То есть планы по постепенному развитию производства револьверов придётся оставить в прошлом. Я буду вынужден сразу ухнуть туда уйму сил и средств. Сокращу финансирование других проектов, а конкурентную борьбу с бельгийцами, скорее всего, всё равно не выиграю.

Вывод: для флота надо смастерить револьвер как можно проще, с минимумом операций по обработке, главное, чтобы он отлично стрелял. А те револьверы "Барс", которые я в Красноярске начал производить, нужно переводить на остаточный принцип. Да, "Барсы" останутся такими же дорогими, но для флота мы успеем создать то, что выдержит конкуренцию.

Ну а если мы всё-таки выиграем тендер и получим большой заказ от флота, то следует привлечь к работе сторонние заводы и мастерские. Путилов при переделке винтовок под Барановский затвор уже поступал подобным образом: договорился об изготовлении мелких деталей в городских мастерских по шаблонам, им сделанным, и это здорово разгрузило мощности путиловского завода и даже снизило общие затраты. Значит, надо пойти его путём.

16Слова из песни Вилли Токарева "Небоскрёбы" (прим. автора).

От обдумывания конструкции револьвера меня отвлёк посыльный паренёк и ошарашил новостью: Путилов сообщает, что на завод неожиданно прибыл наследник престола Его Императорское Высочество великий князь Александр Александрович и он хочет меня видеть. Естественно, я сразу поспешил в контору, гадая, чем я смог заинтересовать будущего императора Александра III. Ну не песнями же, ёлы-палы!

В заводской конторе и около неё я застал столпотворение. Да уж, свита у наследника немаленькая. Перед конторой простые жандармы службу несут, а в ней, соответственно, старшие офицеры расположились. Мундиры разных мастей, единообразия не наблюдается. Даже боязно было через эту толпу придворных протискиваться, пришлось три раза объяснять, кто я такой и зачем припёрся.

Но в конце концов я всё же предстал перед великим князем. Войдя в кабинет Путилова, я застал там Николая Ивановича, мирно беседующего с наследником престола, и это меня порадовало. Никого из придворных нет — уже хорошо, спокойно говорят — вообще замечательно. Цесаревича я до сего дня видел только издалека, на освящении невской воды, и, честно говоря, разглядел его плохо. На балах же он редко появляется, так что лишь сейчас наши дорожки пересеклись.

Выглядит великий князь уже не юношей, а вполне созревшим мужчиной. Ростом с Николу, но в отличие от него более коренаст, хотя, конечно, до того состояния, которое мне запомнилось по фотографиям из той жизни, ему ещё отъедаться и отъедаться.

Я сразу представился на военный манер:

— Александр Патрушев по вашему пожеланию прибыл.

— Здравствуйте, Александр. Рад с вами познакомиться.

— Здравствуйте, ваше императорское высочество. Я тоже очень рад знакомству.

— Хм, я ожидал, что вы будете более высокого роста.

— У меня ещё всё впереди.

— Хороший ответ. А насчёт вашей силы мне, надеюсь, не наврали?

— Э-э...

— Подковы ломает, ваше императорское высочество, — видя мою растерянность, продолжил за меня Путилов.

— Прекрасно, нынче истинно сильные всё реже встречаются. Не гадайте, Александр, зачем я приехал и зачем решил встретиться с вами и с Николаем Ивановичем. Меня заинтересовал рассказ лейтенанта Баранова о ваших преобразованиях на заводе. Как понимаю, вы замахнулись на многое: будут и домна с мартеном, и производство станков с паровозами, и даже оружие собираетесь изготавливать. Вот мне и захотелось на всё это взглянуть.

Ого, интерес к заводу такого лица ко многому обязывает. Путилов рассказывал, что великий князь знаком с Барановым, он даже продвигал Барановский затвор через министерства, но я не ожидал, что они поддерживают контакты накоротке. Теперь придётся учитывать в своих раскладах и этот момент. Стоп, а силу свою я Баранову не показывал. Это что же получается? Великий князь специально обо мне информацию собирал? Ох, ё...

Разумеется, препятствовать Александру Александровичу в осмотре завода мы не стали и провели экскурсию по полной и для него, и для его свиты. И домну, на треть построенную17, показали, и начало строительства мартена, и отливку снарядов, и прокатку рельсов, но больше всего великому князю понравился мой механический цех. Как понимаю, ранее он такого не видел. Ха, кажется, мне уже есть чем гордиться.

17В нашей истории Путилов построил малую домну сам, без чьей-либо помощи, уже к лету 1870 года, в этой реальности домна будет в три раза больше и лучше механизирована (прим. автора).

Естественно, гости не обошли стороной оружие, и мне пришлось показывать весь процесс изготовления револьверов, а те пять штук, что только-только собраны, подарить наследнику и его свите, да ещё и с извинениями за их простой вид — ни серебрения, ни никелирования, обычные воронёные стволы. Для охраны делал.

— "Барс"! А хищно выглядит, господа, и в руке сидит как влитой.

Его высочество остался новой игрушкой чрезвычайно доволен, и, как говорится, слава богу. А потом мы вернулись в контору, где цесаревич с усмешкой поинтересовался:

— Александр, я ещё слышал, что вы предсказаниями занимаетесь.

Ну точно обо мне справки наводил.

— Нет, ваше высочество, с предсказаниями вас ввели в заблуждение.

Пришлось кратко объяснять причины таких слухов. Напоследок разговор зашёл и об участии частных заводов в укреплении обороноспособности империи. Наследник престола даже возмущался по поводу того, что частников не допускают до серьёзных военных заказов.

— Александр, мы с Николаем Ивановичем уже не раз обсуждали отсутствие должной помощи от государства таким заводам, как ваш. А что вы об этом думаете?

— Весь европейский оружейный опыт показывает, что без конкуренции с частными оружейниками государственные заводы начинают хиреть и не исполняют возложенных на них обязанностей. Наверно, и нам нужно иметь борьбу конкурентную. Я, конечно, понимаю мотивы военного министра...

— Да какие там мотивы? — со злостью перебил меня великий князь. — Забрать из бюджета как можно больше — вот его мотивы.

— Да, и это тоже. Но повторюсь: я военного министра понимаю. Не запросит он хоть раз много денег — урежут военный бюджет, а потом, когда деньги вновь понадобятся, их могут и не дать. Не будет денег — и военные заводы начнут останавливаться, а опытные рабочие — увольняться. И собрать этих рабочих, если они опять станут необходимы, вряд ли получится. То есть придётся учить новых рабочих, а это приведёт к увеличению брака и, соответственно, к удорожанию продукции.

— И какой же вы видите выход из этой ситуации?

— Нужна стабильность в наполнении военного бюджета — это раз, нужно разрешить всем военным заводам производить гражданскую продукцию, как сейчас делают на обуховском заводе, — это два. Ну и делиться надо с частниками, хотя бы в малом, — это три. Вот, например, нам заказ на отливку снарядов дали. Да, небольшой, но нам для поддержки и его хватает. Или ещё пример: неизвестно когда наши военные заводы переделают все дульнозарядные винтовки на казнозарядные, почему бы не отдать частникам хотя бы десятипроцентную долю в переделке? Пусть частный сектор покажет, на что способен, а правительство потом пусть сравнивает его эффективность с эффективностью государственных заводов — и по цене, и по скорости выполнения заказа. Десять процентов от общего объёма готового к переделке — доля незначительная, но зато мы будем знать, насколько можем положиться на нашу частную промышленность в будущем.

— Ну, по двум первым вашим предложениям пересуды в правительстве постоянно идут, и Милютин18 за них даже ратует, но вот ко многим частным производителям он относится строго отрицательно. А переделку винтовок из своих рук выпускать не хочет ни в какую.

18Милютин Дмитрий Алексеевич — военный министр Российской империи с 1861 года (прим. автора).

Тут мне вспомнилась фраза самого великого князя о союзниках (это когда он уже стал императором Александром III), и я решил эту фразу высказать, правда несколько расширил её и создал дополнительные акценты:

— Значит, ему нужно объяснять, что у России есть всего три союзника: армия, флот и промышленность, и если хоть один из союзников будет слаб, то будет слаба и Россия. Причём я имею в виду промышленность не только государственную.

Мне помнится, как раз за развитие российской промышленности Александр Александрович, став императором, не шибко радел. Разбираться он в ней не разбирался, а рабочих искренне не любил, считая их причиной многих бед и волнений. Этот негатив мне и хотелось сломать.

Великий князь с грустью меня порассматривал и ответил:

— Твоими бы устами, тёзка, мёд пить. Но слова ты сказал верные, и я их запомню. Кстати, и предсказания твои тоже запомню. Всё, прощайте, господа, и у вас, и у меня ещё дела есть.

Приезд наследника престола произвёл двойственное впечатление. Вроде и поговорили мы хорошо, ко мне в конце даже на ты обращаться стали, и вроде я, как истинный попаданец, успел будущего императора уму-разуму поучить, но остаётся непонятным, зачем он вообще приезжал. На новое строительство посмотреть? Да ну на фиг! Такие персоны приезжают смотреть на уже готовое, а не на суету рабочих, копающихся в земле. Может, на меня посмотреть, ведь собирал же он обо мне информацию? О нет! Это предположение вообще на бред похоже. Хотел мои "предсказания", противоречащие мнениям всех других, из первых уст услышать? Определённо бред. Тогда зачем? Путилов тоже теряется в догадках.

Эх-х... ладно, будем искать ответ на этот вопрос в других сферах.

Глава 8

Граф Ростовцев не смог объяснить, почему путиловским заводом и лично мной заинтересовался великий князь Александр Александрович. Даже догадок по этому поводу у него не было. Приезд наследника престола на завод и наши, можно сказать, дружеские разговоры с ним в заводской конторе графу непонятны, и мне кажется, это его здорово напрягает, с персонами столь высокого ранга он привык держаться настороженно. Ростовцев, конечно, постарается выяснить, с чем связано внимание великого князя, однако наведение справок займёт какое-то время.

Николе также были неизвестны причины, заставившие его двоюродного брата посетить путиловский. Он с ним в последнее время редко общался, да и вообще плохо ладит. Александр Александрович в разговорах довольно-таки прямолинеен, политесы — это не для него. Зачастую с собеседниками он и вовсе грубоват бывает, в том числе и со своими братьями. К тому же, будучи на пять лет старше, привык насмехаться над Николой, и насмешки у него иногда выходят злые. К сожалению, умом будущий император не шибко блещет. Не дурак, надо признать, но и точно уж не интеллектуал.

Естественно, это не ведёт его к сближению с братом, а если вспомнить, что Никола, повзрослев, стал считать Александра узурпатором титула "наследник престола", то их отношения постепенно становятся всё хуже и хуже. И с этим надо что-то делать.

— Алекс, я много думал над вашими с Марией словами об управлении миром.

О-о, не прошло и месяца, как великий князь наконец-то осмыслил наши с сестрёнкой взгляды на жизнь. Если честно, ожидал, что этот разговор он заведёт намного раньше, но, видать, от возможных перспектив у парня произошло мозговое замыкание.

— И чего надумал?

— Понял, что тоже хочу поучаствовать в управлении, — усмехнулся Никола. — Ты говорил, у меня шансов на это ещё больше, чем у вас.

— Ну да.

— Скажи, а как ты себе представляешь обучение управлению?

— А ты не заметил, что уже сделал первый шаг? — Видя недоумение в глазах своего приятеля, я продолжил: — Я про твою учёбу в Академии Генерального штаба. Разве не управлению тебя там учат?

— Я не это имел в виду.

— А что же тогда?

— Ну-у... — Князь замялся, собираясь с мыслями, и я его не торопил. — Управление миром — это всё же нечто более глобальное, чем руководство войсками.

— Да, тут ты прав, однако руководство войсками также является одним из видов управления.

— Пусть так, но что дальше? Что мне ещё нужно изучать?

— Путей развития много. Ты, например, скоро станешь акционером путиловских заводов. Почему бы тебе не поучаствовать и в заводском управлении? Конечно, не сейчас, а чуть позже, когда закончишь Академию. Основы я тебе объясню, это тоже будет своего рода обучение, и мы посмотрим, как ты сможешь управлять тем, за что возьмёшься.

— О, Алекс, я боюсь, меня тогда в свете засмеют.

— Ну ты же не сам станешь по заводам бегать и с рабочими общаться, а подключишь к делу доверенных людей, которых я тебе подберу. И не забывай: управление — это в основном планирование и руководство, а их посторонние не должны видеть. Стало быть, мы сможем спокойно, без постороннего внимания посмотреть, какие планы придут в твою светлую голову и как ты станешь руками водить, сочетая производственные дела со службой в полку. Кроме того, если тебя заинтересует мир новейших технологий, ничего не помешает тебе и в университет поступить, офицерам это не запрещено. Знание новейших технологий даёт понимание того, какой наша жизнь будет в дальнейшем.

— Это сколько же лет обучения ты мне предлагаешь?

— Лет? Ха! Насмешил. О годах тут речь не идёт, учиться придётся всю жизнь.

— Некоторые и без обучения правят, — помрачнев, недовольно буркнул Никола.

— Правильно, правят. Но вот управляют ли они, ещё большой вопрос. Как-нибудь на примерах я тебе покажу разницу, но это потом, а сейчас давай поговорим ещё об одном аспекте управления миром — о политике.

— А не рано? Где заводское управление и где политика.

Ёклмн, ну что за оболтус! Вроде умный, но всё приходится ему разжёвывать.

— Когда-то один умный человек высказался так: или ты занимаешься политикой, или политика займётся тобой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что политика не ограничивается межгосударственным уровнем. От политики никто не ограждён, каждый в той или иной мере принимает в ней участие. Персоны твоего уровня в большей мере, моего — в меньшей. Вот ты, кстати, славишься в обществе как человек, склонный к бунтарству. В юности, говорят, даже революционные стихи родителям читал.

— И что с того?

— А то, что, выказывая свои взгляды публично, ты вторгаешься в область политики, и это может перекрыть тебе некоторые пути к управлению.

— Каким образом?

— Никола, никто в Российской империи бунтарей до решения серьёзных государственных дел не допустит. Следовательно, если ты не изменишь своё поведение в обществе, то, кроме военного командования, тебе в этой жизни ничего не светит.

У-у, как у него глаза злостью-то полыхнули. Мне в моменте показалось, князь на меня орать начнёт или даже с кулаками набросится, но он умудрился сдержаться. Так и смотрел волком, пока злость не улеглась. Похоже, Софе с характером Николы ещё работать и работать, пока она в его душе все авгиевы конюшни не разгребёт.

— А ты думаешь, изменись я, и меня до государственных дел допустят? — с сарказмом спросил князь и сам же себе ответил: — Ошибаешься.

— Всё зависит от того, как ты изменишься.

Угасшая в его глазах злость от моих слов опять проснулась.

— Я подхалимом никогда не был и не буду. Чем перед всеми этими пресмыкаться...

— Ха, всё не так критично, как тебе кажется, — перебил я Николу, весёлостью стараясь снизить накал страстей. — Для начала достаточно показать, что ты повзрослел.

— Объяснись.

— Да это же просто. Кого сейчас в твоём лице видит общество? Нервного мальчишку, не нашедшего своего места в жизни, которого болтает из стороны в сторону. А надо, чтобы видели человека, уже выбравшего свой путь, уверенного в себе. Мне, например, очень не нравится, как ты иногда отвечаешь собеседникам. И ведь сам же потом жалеешь, что резко высказался. Можно было ответить иначе — более мягко, более дипломатично. Что, разве не так?

— Так. Но оно как-то само выходит, — смутился князь.

— Потому что эмоции у тебя зачастую впереди мыслей бегут. И такой настрой необходимо менять, пока ещё не поздно.

— Не отвечать колкостью, даже если надо мной издеваются?

— Вот не нужно мне тут ля-ля. Издеваться над тобой вряд ли кто посмеет. Тебе грозит максимум лёгкая насмешка от равных по статусу, но ты её в своей голове почему-то превращаешь в издёвку, отсюда и последствия — не успеваешь сориентироваться. Я полагаю, всё это потому, что в отношении некоторых людей у тебя сложилось предвзятое мнение. Запомни, для предотвращения таких недоразумений есть простое правило: прежде чем отвечать собеседнику, произнеси про себя: "Раз, два, три, четыре, пять" — и лишь потом отвечай. Мозг, пока ты проговариваешь эти цифры, успеет найти более правильный ответ, ну или во всяком случае погасит неадекватные эмоции.

Никола задумался, но через минуту выдал очередную свою обиду:

— Братья после моего поступления в Академию дразнят меня Мольтке19. И как на это реагировать?

— А ты думал, что, поступив в Академию, всех удивишь? Все сразу восхищаться тобой станут?

— Нет. Но...

— Вот именно что "НО". Никола, меня порой поражает твоё желание кому-то что-то доказать. Ты, как маленький мальчик, вечно ждёшь похвалы за свои успехи, а не дождавшись её, обижаешься на весь мир. Дружище, спустись с небес на землю, пора взрослеть. Доказывать что-либо надо не кому-то, а себе. Доказал — молодец, гордись этим и на слова других не обращай внимания. Тебя в шутку Мольтке называют? А кто такой Мольтке? Великий стратег нашего времени. Так чего тут обижаться? Я бы на твоём месте ответил братьям на их шутки так: "Спасибо, конечно, за лестное сравнение, но я пока его недостоин". И слова братьев сразу не насмешкой станут выглядеть, а похвалой.

Мои высказывания вызвали у Николы бурю веселья.

— Ой не могу! И ведь действительно забавно получится. Представляю их лица.

— Кстати, таким образом можно любое вроде бы негативное для тебя высказывание превращать в хвалебное.

— Да-да, — рассмеялся князь. — Если станут говорить, что ты напился на балу и шатался, как корабль во время шторма, то объясним это героической борьбой с эскадроном бутылок мадам Клико20 и решительной победой в этом сражении.

— Да хотя бы так, но лучше всё же до штормового состояния не напиваться. Ну и ещё один мой тебе совет: постарайся при общении с лицами мужского пола, а в особенности со своими братьями, быть таким же весёлым и приветливым, как и при общении с дамами. Сам же потом удивишься, насколько изменится к тебе отношение.

Не знаю уж, дошли мои поучения до сознания Николы или нет, время покажет. Но я на достигнутом не остановлюсь, буду теперь постоянно ему на мозги капать, да ещё и Софу к этому процессу подключу. Хочет управлять миром? Тогда для начала пусть научится управлять собой. Глядишь, в дальнейшем и жизнь у него иначе сложится.

19Хельмут Карл Бернхард фон Мольтке — прусский фельдмаршал, начальник штаба прусской армии в течение тридцати лет, считается создателем нового, более современного метода руководства армиями в полевых условиях. Его описывают как воплощение "прусской военной организации и тактического гения" (прим. автора).

20Мадам Клико — дорогое французское шампанское (прим. автора).

В понедельник состоялось отбытие за границу первого нашего управляющего химпроизводством. Акперов Владимир Александрович до Масленицы заведовал небольшим газовым заводиком, но согласился с предложением нашей химической компании (недавно зарегистрированной) и скоро примет под своё начало цех коксовых батарей. Человек он довольно опытный, восемь лет назад закончил Горный институт. В научный мир пробиться не смог, хотя пытался и был близок к этому, но после смерти отца заботы о матери и младших сёстрах тяжким бременем легли на его плечи, пришлось забросить исследовательские изыскания и срочно искать работу.

Вот за предоставление ему возможности собственных исследований и незначительное увеличение зарплаты он и решился перейти с насиженного места к нам. Химия газов и коксохимия его очень интересуют. На данный момент это научное "поле" почти не пахано, и я буду рад, если Владимир Александрович займётся исследованиями всего того, что выделяется при коксовании (естественно, под моим чутким руководством).

За границу он отправился не один, а с двумя помощниками, и будет закупать в Европе разнообразные химические вещества и препараты, нужные мне. Однако основной задачей его поездки является заключение долгосрочных контрактов на поставку в Кронштадт коксующегося угля из Англии (по нынешним временам английский уголь самый дешёвый в Европе). К сожалению, сейчас закупка товара — это не такое простое дело. Со стороны заказчика, то есть с нашей, требуется постоянный контроль за отправкой груза. Ведь англичане спокойно могут прислать не коксующийся уголь, а какую-нибудь фигню, например уголь бурый. Да-да, бывали случаи, привозилось совсем не то, что заказывалось. И теперь при торговле с Западом умудрённые опытом российские купцы и промышленники всегда придерживаются принципа "Доверяй, но проверяй". Вот Владимир Александрович и проследит за всем. Ему же потом и коксовать тот уголь, что прибудет.

А на следующий год уже помощники станут укреплять контакты с поставщиками. Ребята они неглупые, имеют техническое образование. Зимой я собираюсь привлекать их к делам химической и спичечной фабрик, а летом пусть с европейской химией и коксующимся углём разбираются, его нам много нужно. Домну на путиловском мы объёмом в сто семьдесят кубов строим, чтобы её "прокормить", потребуется двадцать четыре тысячи тонн кокса в год. Соответственно, угля для производства такого количества кокса нужно ещё больше. Для Петербурга это солидный объём, здесь все газовые заводы почти столько же потребляют.

При этом заготовить партию угля на весь год нужно успеть за летнюю навигацию, пока Финский залив льдом не покрылся. К сожалению, вести уголь из Европы железной дорогой совершенно невыгодно. Ну а для ускорения доставки его из Кронштадта в Питер мы с Путиловым решили закупить новый транспорт — четыре деревянные баржи. А для их буксировки заказали у Полетики два металлических корпуса под буксирные катера, всю внутреннюю механику к ним мы, разумеется, сами изготовим.

Надеюсь, наши планы сбудутся и летом домна начнёт свою работу.

После масленичных гуляний я, несмотря на загруженность, наконец-то взялся за разбирательство с патентами и патентными законами, существующими сейчас в России и прочих развитых странах. Кое-что мне удалось узнать ранее, но целостной картины, сколь я ни пытался, до сей поры составить не получалось. А тут Либерман Яков Петрович при очередном расчёте за продажу акций обмолвился, что есть у него знакомый в столичном патентном бюро. Вот о встрече с ним я, недолго думая, и договорился.

Стрельцов Виктор Геннадьевич мне понравился, выглядит он как обычный представитель современного российского чиновничества невысокого ранга. Этакая канцелярская крыса непримечательной внешности. В меру угодливая, но старающаяся показать, что и у неё имеется достоинство. Кстати, выражение "канцелярская крыса" нынче ещё не ругательство, а скорее общее пренебрежительное прозвище мелких чиновников, такое же, как чернильная душа или крапивное семя.

Виктор Геннадьевич довольно молод — тридцать пять лет всего, но уже опытен, на любой мой вопрос он отвечал сразу, ни на мгновение не задумываясь. И знал он не только российское патентное право, но и законы всех европейских и американских стран. Естественно, в первую очередь я выяснил, как обстоит дело с патентами у нас.

Меня порадовало, что сроки выдачи привилегий (так в России патенты называют) невелики, подавляющее большинство выдаются через год-два с подачи прошения. А если ещё и денежным вливанием подмазать, где надо, то и вообще в полгода реально уложиться. Впрочем, это касается изобретений более-менее простых, а всё сложное может проходить долгую проверку. Прошение на патент чиновники будут годами футболить из министерства в министерство, не желая брать ответственность за принятие решения, а то и откажут, не разобравшись. Но... и эта проблема вполне решаема, естественно с помощью взятки.

В целом для меня это приятное известие, пока карманы мои не пусты, затяжек с получением привилегий не предвидится. Да и тарифы на патенты не скажу, что очень высокие, хотя, конечно, и не маленькие, во всяком случае не для обычных людей. Привилегия на три года стоит девяносто рублей, на пять лет — сто пятьдесят, а на десять — четыреста пятьдесят. С такими ценами даже состоятельные инженеры задумаются, брать привилегию или не брать, принесёт она в итоге им выгоду или нет. И поэтому в России так мало выдаётся привилегий: в прошлом году всего восемьдесят четыре, а в позапрошлом — сорок семь.

Ещё порадовало, что можно получать привилегии на изобретения, уже известные за границей, но еще "не введенные" в России. Я этим обязательно воспользуюсь. Ну а огорчило меня в нашем патентном законодательстве условие о неприёме к рассмотрению изобретений, касающихся вопросов обороны России. То есть ни на какую взрывчатку я привилегию не получу, это уж как пить дать, да и на бездымный порох, наверно, тоже. Тут хорошо, если тебе их дадут производить самому и затем позволят продавать государству по нормальной цене, но могут ведь и "попросить" наладить производство на казённых заводах, в обход твоего кармана, за премию рублей этак в тысячу, не больше.

И любые новшества в артиллерии легко подвести под пункт о непредоставлении привилегий. Новые орудийные затворы, например, или откатные системы. Блин, да даже с винтовками и револьверами теперь мне не всё ясно. М-да, придётся подумать, как обойти законодательство, а точнее, хитрости чиновничества. Взрывчатку однозначно нужно сперва на Западе патентовать на подставное лицо и лишь потом нашему военному министерству предлагать. Иначе оно постарается всё под себя подгрести.

Удивительно, что Швейцария, Турция и Греция до сих пор не вводят патенты на изобретения, так же как и вольные города Гамбург и Бремен (в данное время эти города имеют своё собственное законодательство). А Голландия в прошлом году все ранее принятые законы о патентах просто отменила. Да и вообще у мировой общественности к патентам неоднозначное отношение, многие требуют их повсеместной отмены.

Основное различие между законами о патентах в разных странах заключается в порядке их выдачи. По словам Виктора Геннадьевича, в мире сейчас существуют три системы: карательная, предупредительная и состязательная.

Система карательная, или, как ещё иногда говорят, заявочная, заключается в том, что патент выдаётся без всякого предварительного исследования, по заявлению просителя, который, получив патент, сам в суде отстаивает права на него. Этой системы придерживаются Франция, Бельгия, Австрия, Италия, Испания и Португалия.

Система предупредительная, или разведочная, подразумевает, что всякое прошение подвергается предварительному исследованию на предмет того, нет ли где в мире чего-нибудь схожего. И патент выдаётся лишь тогда, когда доказано, что изобретение новое. Эта система принята в России, Пруссии и в северо-американских Соединённых Штатах.

И, наконец, третья система — состязательная, принятая только в Англии, занимает среднее положение между двумя первыми. По всякому прошению о выдачи патента в течение определённого законом срока через газеты делается вызов всех желающих представить свои возражения. Если возражений нет, патент выдаётся, если возражения имеются, то они рассматриваются в обычном судебном порядке.

Больше всего патентов выдаётся в Соединённых Штатах — почти тринадцать тысяч в год, меньше всего в Пруссии — там даже сотни за год не набирается, и то каждый патент действителен максимум три года.

В общем, информации к размышлению я получил много, и нужно её досконально изучить. Кроме этого, следует просмотреть список ныне действующих в России привилегий и, соответственно, патентов, что приняты сейчас на Западе. Эти сведения Виктор Генадьевич пообещал предоставить за отдельную плату.

Изучив всё, я приму решение, что и где стану патентовать этим летом, а что перенесу на потом.

Приглашение от баронессы Кошелевой в гости к её знакомой пришло в начале марта. И хорошо, что она прислала его заранее: я смог подкорректировать свои планы. По просьбе кисы взял извозчика и заехал за ней в полдень. Ждать её долго не пришлось, уже через десять минут мы отправились дальше, и только тут я узнал, что целью нашей поездки является встреча с какой-то купчихой, которая даже не дворянка, взявшая купеческое свидетельство, а урождённая мещанка.

Честно говоря, я ожидал чего угодно, но не этого. Как купчихе удалось заманить Кошелеву к себе? До сей поры баронесса такими связями не славилась. И зачем вообще ей нужна эта встреча? Хм... очень интересно. Но спрашивать кису о причинах поездки не будем, надеюсь, скоро всё само выяснится.

Ну а пока ехали, у нас состоялся любопытный разговор.

— Александр, как вы относитесь к встрече с его императорским высочеством наследником Александром?

"Ха, новости в столице быстро распространяются", — подумал я.

— Нормально. Это большая честь для меня.

— Нет, я имею в виду не ту вашу встречу на заводе, а встречу с цесаревичем в его близком кругу. — Полюбовавшись на моё недоумение, киса с улыбкой продолжила: — Да-да, скоро вас пригласят на неофициальный приём к его императорскому высочеству.

Вот, блин, поворот сюжета. В правдивости слов баронессы я и не подумал сомневаться, уж что-что, а врать бы она не стала. Значит, мне теперь ещё и с наследником престола предстоит чаи гонять и политические вопросы обсуждать. С чего бы это вдруг?

Не успел я углубиться в размышления, как киса всё с той же загадочной улыбкой добавила:

— Великая княгиня Мария Фёдоровна21 недавно спрашивала меня о вас и о ваших песнях, я посчитала правильным отозваться положительно. Вы уж не подведите меня.

Ох, ёшкин кот! Так вот зачем Александр Александрович на путиловский завод приезжал — на меня посмотреть и оценить, кто такой. Ему хотелось понять, достоин ли восемнадцатилетний пацан чести петь для его жены. Ну ёлы-палы, а я-то уже третий день голову ломаю, к чему вся эта лабуда с осмотром завода. Хе... а ларчик просто открывался. Как мы там с Николой недавно говорили: музыкальная политика открытых дверей в действии. Да-а уж. А баронесса, как понимаю, последней фразой намекает мне, что я её должник. Ведь она, считай, безвестному мальчишке в ближний круг наследника дорогу открыла. Ага... как будто оно мне шибко надо было.

Только я задумался, чем же придётся расплачиваться за положительную характеристику, как хитрая киса взялась выжимать из меня информацию: мол, ходят слухи, что я предрекаю скорую войну в Европе и падение её любимой Франции. Естественно, она не может спокойно это принять и просит меня объясниться. Ну, я отнекиваться не стал и кратко поведал ей о возможном конфликте Пруссии с Францией. Как раз когда подъехали к особняку купчихи, я и закончил.

И бог с ним, что я обещал великому князю Константину Николаевичу больше никому об этом не рассказывать; если баронесса работает на французскую разведку, то пусть и доложит им моё видение предстоящей войны. Глядишь, французы примут мои слова к сведению и немцам хотя бы на чуть-чуть будет труднее их победить.

21Супруга великого князя Александра Александровича (прим. автора).

Купчиха Екатерина Александровна Занадворова состояла по купечеству во второй гильдии, что подразумевало наличие не слишком богатого состояния. Её трёхэтажный особнячок располагается на берегу Большой Невы, между Английской набережной и Галерной улицей. Ничего такой особнячок, хоть и маленький. Подъехали мы не к парадному входу — с набережной, а к более скромному — с Галерной улицы. Как пояснила баронесса, лучшая половина особняка сдаётся в аренду. Это ещё один показатель того, что купчиха небогата, и я теряюсь в догадках, зачем мы к ней приехали.

Хозяйка встретила нас приветливо. Выглядит как обычная дворянка лет сорока пяти, и поведение её этому соответствует, никаких купеческих замашек не наблюдается. По-французски говорит довольно-таки хорошо. Не знаю уж, в угоду баронессе или здесь так заведено, но говорили мы сначала на французском.

Обстановка в доме тоже соответствует дворянским представлениям о прекрасном — всё подобрано скромно, но со вкусом. В гостиной нас представили двум дочкам примерно одного со мной возраста, причём одну из них, симпатичную блондиночку, я вроде бы видел где-то на балу.

О, а блондинка, Анна Фастовна, оказывается, графиня, успела выйти замуж за графа Гендрикова. Не слышал о такой фамилии, но как бы то ни было, это уже другой коленкор. Может, из-за неё мы здесь?

— Простите, Анна Фастовна, мы, кажется, встречались с вами на балу?

— На приёме у Докучаевых.

— Ах да.

— Вы там прекрасно пели, и мне захотелось послушать вас ещё. А поскольку на приглашения вы не отвечаете, пришлось просить о встрече Екатерину Павловну. Её салон вы своим вниманием не обделяете.

У-у, так вот откуда ноги-то растут.

— К моему большому сожалению, я чисто физически не могу ответить на все приглашения положительно. Дела, знаете ли, отнимают много времени.

— Мы это понимаем, но, надеюсь, сегодня вы нас порадуете.

— Всенепременно.

И опять мне пришлось два часа развлекать дам, можно сказать, полноценный концерт получился. Потом уж мы просто сидели и болтали обо всём на свете. И тут я узнал любопытные подробности: Екатерина Александровна, оказывается, сибирская золотопромышленница, да ещё и дальняя родственница купца Кузнецова Петра Ивановича, моего красноярского партнёра и друга. А золотые прииски она получила в наследство от своего дяди — иркутского купца Кузнецова Евфимия Андреевича. Да-а, тесен мир.

Я не преминул сказать, что знаком с Петром Ивановичем и даже состою с ним в партнёрских отношениях. На что тут же услышал удивлённое восклицание купчихи:

— Александр, уж не вас ли в Красноярске прозвали золотым мальчиком?

Ох чёрт! Как же я забыл-то про это прозвище? Твою ж дивизию, теперь и по Питеру оно гулять пойдёт, вон как киса и дочуры Екатерины Александровны на меня заинтересованно смотрят. Вот ты попал так попал, Сашок! И не признаваться смысла нет, дамы всё равно до истины докопаются.

— Да, иногда меня так называют.

— А правда, что за один сезон вы зарегистрировали пятнадцать приисков?

— Да.

— Это удивительно, ведь многие годами золото ищут и ни одной россыпи найти не могут, а вы в первый же поисковый сезон — сразу пятнадцать.

— Просто повезло.

Блин, что же начнут говорить после этого сезона, когда я и в Финляндии золото найду? Страшно представить.

— Многие в этом сомневаются. Вы за один год сумели основать в Красноярске два крупных завода, а совместно с купцами-миллионерами начали строительство ещё одного. Кроме этого, построили первое в Сибири четырёхэтажное кирпичное здание, а ещё открыли косметический салон, которым все восхищаются.

— Заводы у меня не крупные, и салон открыл не я, а мой опекун — Васильева Софья Марковна.

— Может, ещё скажете, что не дружны с первейшими миллионерами Красноярска и с губернатором Енисейской губернии?

— Хм... с ними дружен.

— И это в восемнадцать лет, прожив в городе всего один год? Нет, вы определённо золотой мальчик.

Твою же... маму. Нарвался на всезнайку, которую разубеждать бесполезно. Похоже, весёлое будущее отныне мне в столице обеспечено: Никола подкалывать начнёт, конногвардейцы — ржать при встрече, а у Машки опять тяга к юмору проснётся. И не сбежать ведь — начата куча дел, которые требуют постоянного пригляда.

Плюс в данной ситуации, наверно, лишь один: киса стала рассматривать меня с нескрываемым интересом и в глубине её глаз плещется удивление. М-да... удивить — значит победить! Говорят, этот девиз Суворова применим и к любовным баталиям. Вот только для закрепления эффекта интерес и удивление нужно постоянно подпитывать. Получится ли это у меня? Ну... тут ответ неоднозначен.

Мои не слишком радостные мысли прервала хозяйка:

— Александр, а вы что-нибудь слышали о принятии законов о частной золотопромышленности в этом году?

— Нет.

— Тогда, вероятно, я вас удивлю: со следующего года золото в империи сможет искать и добывать каждый, кто захочет.

— Полагаю, это правильное решение.

— Да, но возрастут налоги. Кроме горной подати и пофунтового сбора, вводятся посаженная плата, плата за транспортировку золота, а также плата за сплав и апробирование. Общий налог составит более двадцати пяти процентов от чистого дохода прииска.

— Ого! А в правительстве понимают, что это приведёт к снижению добычи золота?

— Думаю, догадываются, но сиюминутное желание пополнить казну застит им глаза. Потом опомнятся, да поздно будет.

— Да-а, многие начнут утаивать добытое.

Далее мы прошлись по нерадивому отношению правительственных чиновников к российским золотодобытчикам, промышленникам и купцам вообще и знатно перемыли чинушам косточки. После, довольные встречей, стали прощаться. Екатерина Александровна с пожеланиями всего хорошего передала Кошелевой какую-то шкатулку из красного дерева, а та дала ей деньги. Уж не за ней ли мы сюда приезжали?

Вот на обратном пути я по этому поводу и поинтересовался:

— Что добыли?

Баронесса, глянув на меня, пару секунд помолчала, но потом всё же ответила:

— Семейные драгоценности. Наконец-то я их нашла.

У-у... да у нас тут тайны мадридского двора.

— Долго искали?

— Да.

Сухо и конкретно. Значит, разговор на эту тему под запретом. Так и доехали мы до самого дома кисы в грустном молчании, и уже перед своей парадной она задала мне вопрос:

— Александр, а знаете ли вы купца Сидорова Михаила Константиновича? Он из ваших, из сибирских.

— Да, знаю. Михаил Константинович — человек в Сибири известный.

— Я хочу пригласить вас к нему в гости.

— Не откажусь.

— Тогда на следующей неделе, во вторник, жду вас у себя также в полдень.

О-ля-ля, Сашок! А процесс сближения набирает обороты. Этак мы скоро и целоваться начнём. Хм... хотя нет, слишком у нас всё сложно. Сперва, наверно, как в детстве, за руки держаться станем.

Посмеявшись над своими мыслями, в приподнятом настроении я и отправился домой.

Продолжение читайте на сайте https://author.today/work/225225