В половине восьмого самого тоскливого и одинокого вечера недели Берт Клинг совершил глупость – он позвонил Hope Симонов. Он не ожидал, что она окажется дома, да и сам толком не знал, зачем ей звонит. Единственное объяснение, пришедшее ему в голову, заключалось в том, что, по всей вероятности, он испытывал острый приступ великой американской болезни, известной под названием «тоска субботнего вечера».
Приступ «тоски субботнего вечера», или ТСВ, как его фамильярно называют те, кто больше всего им подвержен, обычно начинается вечером в пятницу, когда «больной» начинает понимать, что ни с кем не договорился о свидании даже на такое замечательное время, созданное для зажигательного веселья и легкомысленных поступков, как СУББОТНИЙ ВЕЧЕР В США.
Впрочем, не стоит поддаваться панике на такой ранней стадии болезни. Все равно все эти волшебные развлечения начнутся не раньше чем через сутки, и у вас еще есть время обзвонить десяток, а то и сотню знакомых красоток. Не стоит слишком болезненно реагировать, если вы не успели сделать это в пятницу вечером, разве что можете слегка попенять себе за нерасторопность. У вас впереди еще весь следующий день, чтобы набрать тот или иной знакомый номер и... «Привет, крошка, ты свободна сегодня вечером? Мне кажется, мы можем отлично провести время и слегка расслабиться». Короче говоря, никаких проблем, времени сколько угодно.
Но часа в три в субботу начинают появляться первые признаки беспокойства, особенно когда на то или иное заманчивое предложение вам отвечают: «О нет, дорогой, я бы с радостью встретилась с тобой и пошла куда угодно, хоть в жерло пушки, но – Боже мой! – уже вторая половина дня, и нельзя ждать от девушки, чтобы она была свободна в СУББОТУ ВЕЧЕРОМ, правда, милый? Ведь ты звонишь в последнюю минуту и...» В последнюю минуту? Что значит – в последнюю минуту? Еще только три часа дня... четыре часа дня... пять вечера... Вечера?! Черт возьми, когда это успел наступить вечер? И тут на вас наваливается отчаяние.
Вы быстро причесываетесь, протираете дезодорантом подмышки, уверенно подходите к телефону (в углу рта зажата сигарета), небрежно перелистываете страницы маленькой черной записной книжки, решительно набираете номер и... «О, дорогой, я бы с удовольствием отправилась с тобой хоть на Луну или даже на Юпитер и обратно, но уже почти шесть часов самого РОМАНТИЧЕСКОГО ВЕЧЕРА недели. Ты ведь не думаешь, что девушка будет свободна в такой поздний час, правда?» И вот тут-то вас и настигает приступ ТСВ. Он бьет в полную силу, потому что на часах уже шесть, вот-вот будет семь, а в семь тридцать вы вообще никому не будете нужны.
Именно в семь тридцать Берт Клинг и позвонил Hope Симонов, абсолютно уверенный, что ее нет дома и что она где-то развлекается, как и все нормальные люди в субботу вечером в Соединенных Штатах Америки.
– Алло?
– Нора? – Удивлению Клинга не было предела.
– Да.
– Привет. Это Берт Клинг.
– Привет. А который час?
– Половина восьмого.
– Кажется, я заснула. Я смотрела шестичасовые известия. – Она зевнула и тут же добавила: – Извините.
– Может, мне перезвонить попозже?
– Зачем?
– Чтобы вы смогли окончательно проснуться.
– Все в порядке, я проснулась.
Наступила пауза.
– Ну и... э... как ваши дела? – осторожно спросил Клинг.
– Отлично, – ответила Нора и снова замолчала.
В течение следующих тридцати секунд в трубке слышались лишь легкие потрескивания помех на линии, пока Клинг решал, не задать ли ей рискованный вопрос, отрицательный ответ на который мог еще больше усугубить его страдания. Только сейчас он начал понимать, насколько его избаловала Синди Форрест, которая всего четыре недели назад находилась в пределах досягаемости в любое время дня и ночи, особенно в субботу, когда ни один нормальный американец не желает оставаться дома наедине со стаканом виски.
– Ну что же, я рад, что у вас все о'кей, – наконец сказал Клинг.
– Вы за этим и звонили? А то я уже подумала, что у вас появился еще один подозреваемый, которого я должна опознать, – засмеялась Нора.
– Нет-нет. – Клинг тоже засмеялся, но тут же посерьезнел и быстро сказал: – Да, кстати, Нора, я подумал...
– Да?
– Вы не хотели бы сходить куда-нибудь сегодня вечером?
– Что вы имеете в виду?
– Ну... пойти куда-нибудь.
– С вами?
– Да.
– О...
Следующие десять секунд молчания тянулись для Клинга гораздо дольше, чем предыдущие полминуты. Он понял, что совершил ужасную ошибку и теперь смотрит прямо в двуствольное дуло отказа, готовое снести с плеч его глупую голову.
– Кажется, я вам уже говорила, – сказала Нора, – что у меня есть человек, с которым...
– Да, я помню. Послушайте, Нора...
– Но как раз сегодня вечером я свободна и... если вы хотите погулять или...
– Я подумал, что мы могли бы где-нибудь поужинать...
– Ну...
– Лично я ненавижу ужинать в одиночестве. А вы?
– Да, я тоже. Но, Берт...
– Да?
– Вообще-то я чувствую себя довольно неловко насчет...
– Насчет чего?
– Я бы не хотела вселять в вас напрасные надежды.
– Но я ведь уже в курсе. Вы меня честно предупредили.
– Тогда я с удовольствием с вами поужинаю. Но...
– Вы будете готовы к восьми?
– Но вы понимаете, что я...
– Разумеется, понимаю.
– М-м-м, – с сомнением пробормотала она.
– Значит, в восемь?
– Лучше в восемь тридцать.
– До встречи. – Клинг быстро положил трубку, пока она не передумала. Он посмотрел в зеркало и усмехнулся, почувствовав себя симпатичным, уверенным и ловким – в общем, настоящим хозяином Америки.
Он понятия не имел, кто таков этот таинственный возлюбленный Норы, но теперь-то был абсолютно убежден, что она только изображает из себя тихоню, играя в старую как мир игру, и довольно скоро поддастся его мужскому обаянию.
Клинг не представлял, насколько сильно он ошибается.
Ужин прошел превосходно. Придраться было не к чему. За едой они обсудили множество самых разнообразных тем.
– Однажды я оформляла обложку исторического романа, – рассказывала Нора. – На ней была дама в таком бархатном платье с глубоким вырезом... в общем, представляете... и пока я рисовала набросок, я просто обалдела от скуки и нарисовала ей три груди. И, представьте себе, главный художник даже не заметил. Разумеется, когда я делала окончательный вариант, то третью грудь стерла.
– А я смотрю на себя, – разглагольствовал Клинг, – и точно знаю, что я самый обыкновенный человек, который старается хорошо делать свою работу. Конечно, иногда попадаешь в ситуации, которые тебе не по душе. Думаете, приятно появляться в студенческом городке и разгонять демонстрацию? Ребята просто не хотят ехать во Вьетнам и умирать на этой глупой войне. Но в то же время надо следить, как бы они сгоряча не спалили административное здание. Попробуйте уговорить таких соблюдать закон и порядок. Приходится порой заставлять, это же моя работа. И получается, что насилие над ними... Да, иногда бывает довольно трудно.
– Я уверена, что спортсмены, выбравшие контактные виды спорта, – продолжала Нора, – по натуре своей гомосексуалисты. Не говорите, что полузащитник не испытывает этого чувства по отношению к нападающему каждый раз, когда ловит мяч...
И так далее.
После ужина Клинг начал уговаривать Нору, что, мол, неплохо было бы сходить потанцевать в одно приятное местечко в Латинском квартале, где играет отличное рок-трио и вообще очень здорово. Сначала Нора заупрямилась, заявив, что ужасно устала да к тому же обещала матери завтра утром съездить с ней на кладбище, но, когда Клинг сказал, что всего пол-одиннадцатого, и обещал привезти ее домой к полуночи, уступила.
Как и обещал Клинг, в баре «У Педро» была уютная обстановка и отличная музыка. Казалось, что полумрак – идеальное освещение для любовников – женатых и неженатых, изменяющих своим благоверным или нет – подействовал на Нору устрашающе, едва они переступили порог бара.
Как уже успел заметить Клинг, она не умела скрывать своих чувств. Атмосфера в баре была волнующей и ностальгической, и вскоре ее глаза затуманились, уголки губ опустились, плечи поникли, и случилось то, чего так боятся в субботний вечер все стопроцентные американские мужчины – она окончательно и бесповоротно размякла.
Клинг пригласил ее потанцевать, надеясь, что это поможет ускорить обольщение, так успешно начатое во время ужина. Но она держала его на расстоянии, твердо уперевшись рукой ему в плечо, и скоро он устал – физически от попыток притянуть ее поближе (бурсит все еще давал о себе знать) и морально от всех этих неуклюжих маневров, достойных разве что учеников старших классов.
Тогда Клинг, будучи представителем поколения, твердо верившего в волшебную силу алкоголя, решил накачать ее коктейлями. (Вообще-то, несмотря на свою работу в полиции, он дважды пробовал курить травку. Ему очень понравилось, однако он понял, что недалеко пойдет, если будет предлагать ее молодым леди или даже просто курить ее в их присутствии, и с сожалением бросил это приятное занятие.) Нора выпила всего один бокал, вернее, даже полбокала, уныло позвякивая льдинками. Когда Клинг, обогнавший ее на два коктейля, вежливо поинтересовался, не желает ли она еще, она с печальной улыбкой покачала головой.
Тут группа заиграла битловскую «Что-то». Глаза Норы затуманились еще больше, и она угостила Клинга монологом о своем возлюбленном, хотя еще два дня назад из нее и слова нельзя было вытянуть о ее «гран амур». Как призналась Нора, до недавнего времени он был женат, в связи с чем у него сейчас кое-какие проблемы, но она надеется, что через несколько месяцев все уладится и они смогут пожениться. Она не сказала, что это за проблемы, но Клинг решил, что речь идет о разводе, алиментах или о чем-то а этом роде, хотя ему, честно говоря, было на это наплевать. Конечно, его предупредили, но тем не менее проводить субботний вечер с кем-то, кто вот уже пять минут подряд болтает о другом человеке, это все равно что пригласить мать своего друга в стриптиз-клуб, а то и еще куда похуже. Он попробовал сменить тему, но магия «Битлз» пересилила, и, когда группа перешла ко второму припеву, а Нора – ко второй части своего рассказа, у Клинга появилось ощущение, что он слушает поэму, написанную белым стихом в музыкальном сопровождении.
– Мы встретились совершенно случайно, – говорила Нора, – хотя потом поняли, что на самом деле могли встретиться в любое время в течение всего прошлого года.
– Что ж, большинство людей встречаются по чистой случайности, – поддакнул Клинг.
– Да, конечно, но это было самое замечательное совпадение на свете.
– Гм-м, – пробормотал Клинг и выдал совершенно оригинальный, с его точки зрения, обзор феномена «Битлз», особо подчеркнув тот факт, что их взлет и распад произошли в течение пяти лет или около того, что само по себе удивительно, если вспомнить, что они – продукт культуры космической эпохи, сущностью которой является скорость и быстрота перемен...
– Он настолько значительнее и умнее меня, – словно не слыша его, продолжала Нора, – что порой я удивляюсь, почему он вообще со мной встречается.
– Чем он зарабатывает на жизнь? – спросил Клинг, с большим трудом изображая вежливый интерес.
Нора заколебалась всего на мгновение, но, поскольку ее лицо отражало все ее чувства, он понял, что она сейчас солжет. Неожиданно ему стало ужасно интересно.
– Он врач, – ответила Нора, старательно избегая его взгляда. Она подняла бокал, немного отпила и посмотрела на эстраду.
– Он работает в какой-нибудь больнице?
– Да, – тут же кивнула она, и он снова понял, что Нора лжет. – В «Айсола Дженерал».
– А, это та, что на Уилсон-стрит?
– Да.
Клинг кивнул. Больница «Айсола Дженерал» находилась на углу Парсонс– и Лоуэлл-стрит, на набережной реки Дикс.
– Когда вы собираетесь пожениться?
– Мы еще точно не решили.
– Как его зовут? – спросил Клинг и, подняв бокал, отвернулся, сделав вид, что поглощен группой, которая теперь играла попурри из шлягеров 40-х годов – по-видимому, для пожилой части аудитории.
– А почему вы спрашиваете?
– Просто так. У меня пунктик. Я уверен, что некоторые имена очень подходят друг к другу. Например, если женщину зовут Фрида, то я буду очень удивлен, если ее приятеля зовут не Альберт.
– И к кому же, по-вашему, подходит имя Нора?
– К Берту, – сказал Клинг и тут же пожалел об этом.
– Но у нее уже есть человек, которого зовут по-другому, – твердо ответила она.
– Как?
– Нет. – Нора решительно покачала головой. – Не думаю, что когда-нибудь скажу вам это.
Часы показывали без двадцати двенадцать. Верный своему обещанию, Клинг оплатил счет, взял такси и отвез Нору домой. Она сказала, что вовсе необязательно подниматься с ней на лифте, но он заявил, что не далее как неделю назад в этом доме убили женщину, а поскольку он полицейский, вооруженный до зубов, то ему ничего не стоит ее проводить. У двери квартиры она пожала ему руку.
– Спасибо, я очень хорошо провела время.
– Я тоже, – соврал Клинг и слегка кивнул.
Он вернулся домой около половины первого, а через двадцать минут зазвонил телефон. Это был Стив Карелла.
– Берт, я тут договорился с Питом о круглосуточном наблюдении за Флетчером и первый день хочу взять на себя. Ты не мог бы завтра сходить с Мейером к Торнтону?
– К кому?
– К Торнтону. Это второе имя из записной книжки Сары Флетчер.
– Конечно, смогу. Во сколько?
– Мейер тебе позвонит.
– А сам-то ты сейчас где? Дома?
– Нет. У меня сегодня ночное дежурство. Кстати, тут тебе звонили.
– Да? Кто?
– Синди Форрест.
У Клинга перехватило дыхание.
– И что она сказала?
– Просто просила передать, что она звонила.
– Спасибо.
– Спокойной ночи, – сказал Карелла и положил трубку.
Клинг сделал то же самое, снял пиджак, распустил узел галстука и расшнуровал ботинки. Некоторое время он бесцельно слонялся по квартире, дважды поднимал трубку и начинал набирать номер Синди, но каждый раз передумывал. Вместо этого он включил телевизор и попал как раз к самому началу часовых новостей. Синоптики объявили, что обещанная снежная буря ударила со стороны моря. Клинг чертыхнулся, разделся и пошел спать.