Пятнадцать мужественных советских полярных моряков жили и трудились в высоких широтах Арктики. Никакие трудности не сломили большевистской настойчивости, мужества и отваги героического экипажа. Седовцы исследовали те районы Арктики, где не был еще ни один человек, не пролетал ни один самолет.
На ледокольном пароходе «Седов» работала выдержанная, смелая команда, знающая суровые условия Арктики.
Капитану ледокольного парохода Константину Бадигину всего лишь двадцать девять лет. Он родился в крестьянской семье. В 1929 году он поступил матросом во флот, а в 1932 году окончил морской техникум. По комсомольскому призыву Константин Бадигин уходит на ледокол «Красин». Здесь он горячо принимается за дело, быстро осваивается со сложным искусством плавания во льдах.
Он выдвигается сначала на пост третьего помощника капитана, а в 1937 году назначается вторым помощником капитана ледокольного парохода «Садко», откуда затем переходит на ледокол «Седов». В Арктике Бадигин зарекомендовал себя как опытный моряк и отличный капитан.
Хладнокровный и волевой моряк, Константин Бадигин быстро организует авральные работы, четко расставляет по местам всех людей. Он заражает своих товарищей энергией и бодростью. Константин Бадигин не теряется в самой сложной обстановке. Он, как подлинный большевик, умеет показать блестящий пример в работе и увлекать всех своим энтузиазмом.
Старший помощник Бадигина — Андрей Ефремов.
Опытный штурман, окончил Ленинградский институт инженеров водного транспорта. Молодого инженера направили во Владивосток, где он в течение двух лет преподавал в техникуме. Затем был помощником капитана на ледоколе «Красин», плавал на «Малыгине».
Вахту на радиостанции «Седова» нес старший радист Александр Полянский, много плававший на кораблях арктического флота и прозванный за свою опытность и знание дела «снайпером эфира».
Полянский — старый радист. Одиннадцать лет он провел в Арктике и сейчас сумел обеспечить прекрасную и бесперебойную радиосвязь ледокола «Седов» с Большой землей.
Здоровье команды корабля оберегал врач Александр Соболевский. Он принимал самое деятельное и активное участие в научных и авральных работах.
К своим обязанностям он относился безупречно. Все моряки «Седова» бодры и здоровы. Почти все прибавили в весе.
Боцман Буторин, третий механик Алферов, машинист комсомолец Шарыпов, второй механик Токарев плавают на корабле уже давно; они прошли основательную и суровую школу в Арктике.
Гидрограф Виктор Буйницкий вел научно-исследовательские наблюдения, не прерывая их ни на один час с самого начала дрейфа «Седова».
На «Седове» Виктор Буйницкий проделал огромную научную работу. Сколько тяжелых часов провел он у глубоководной лебедки, терпеливо выбирая стальной трос из глубин Ледовитого океана! Целыми днями он пропадал в ледяном домике, где производились магнитные наблюдения, а потом работал у себя в каюте. Буйницкий великолепно справлялся с порученным ему делом, попутно успешно исполняя обязанности астронома. Он собрал большой и очень ценный научный материал.
Душой экипажа являлся помполит «Седова» Дмитрий Трофимов — стойкий, выдержанный, до конца преданный партии Ленина-Сталина большевик Дмитрий Трофимов — потомственный моряк. Он плавал кочегаром на амурских речных пароходах. Потом приехал во Владивосток. В течение четырех лет работал кочегаром и машинистом на судах торгового флота Тихого океана. В 1931 году был принят в партию. Трофимов участвовал в сквозном походе ледореза «Литке» по Северному морскому пути с востока на запад. За отличную работу награжден орденом Трудового Красного Знамени.
В сентябре прошлого года Дмитрия Трофимова назначили старшим механиком на ледокол «Георгий Седов».
За время работы на «Седове» товарищ Трофимов провел большую массовую работу, обеспечил высокое политикоморальное состояние экипажа.
Радист Бекасов, машинист Недзвецкий, кочегар Гетман, матрос Гаманков, повар Мегер — все они самоотверженным трудом снискали себе всеобщую любовь экипажа.
Этот мужественный коллектив советских людей гордо нес большевистское знамя и в полярную ночь, и в жестокие морозы, и в пургу, и во время ледовых сжатий, выполняя изо дня в день свою научную программу.
Несмотря на огромный путь и тяжелые условия дрейфа в Центральном Полярном бассейне, экипаж здоров, жизнерадостен.
На дрейфующем корабле жизнь особенно усложняется в полярную ночь. Я знаю это по собственному опыту дрейфа на станции «Северный полюс». На корабле в полярную ночь напряжение достигает максимальной силы. Такая сложная и ответственная обстановка, конечно, вынуждала всех седовцев к соблюдению особой бдительности и настороженности. Много раз седовцы вели упорную борьбу с наступающими льдами, спасая свой корабль. Всегда они оказывались победителями в этих схватках с суровой природой.
Они несли свою почетную вахту бессменно. Несмотря на предложение сменить экипаж корабля, седовцы единодушно заявили о своем желании продолжать дрейф до конца и не покидать борта «Седова».
Они обратились с этой просьбой к товарищам Сталину и Молотову накануне XVII съезда ВКП(б).
«Мы решили, — писали они, — что нашим лучшим подарком знаменательному съезду будет наша работа без смены на ледокольном пароходе „Георгий Седов“ до выхода его из льдов Арктики».
Когда была получена из Москвы телеграмма: «Правительство удовлетворило ходатайство об оставлении всего состава экспедиции на борту „Седова“ до окончания ледового дрейфа», на корабле был радостный, праздничный день.
На наше предложение организовать специальный рейс самолета в район дрейфа седовцы сообщили, что они ни в чем не испытывают нужды. В этом еще раз сказалась замечательная выдержка и непоколебимость советских людей.
Седовцы с честью выполнили задание партии, правительства и любимого вождя товарища Сталина.
Несколько столетий продолжается борьба человечества за освоение Северного Ледовитого океана. Первые арктические экспедиции, снаряжавшиеся около четырехсот лет назад, уже ставили себе задачу-найти кратчайший северный проход для кораблей, который соединил бы Западную Европу с Восточной Азией. Но только в конце семидесятых годов прошлого века экспедиции Норденшельда впервые удалось в течение двух лет пройти северо-восточным проходом.
Первые сведения о Центральном Полярном бассейне собраны экспедицией Нансена на судне «Фрам». В конце прошлого столетия знаменитый норвежский исследователь направил свое судно в Северный Ледовитый океан, с тем чтобы пройти вместе с дрейфующим льдом через Полярный бассейн. Нансен допускал существование течения, проходящего через весь Ледовитый океан — от области, лежащей между Ново-Сибирскими островами и островом Врангеля, через полюс к Гренландии.
Предположение Нансена о течении не оправдалось в полной мере. Его корабль «Фрам» пронесло вдали от полюса, по окраинной части Ледовитого океана, и, таким образом, все научные наблюдения, которые были им собраны, хотя и внесли огромный и, по существу, первый вклад в науку о Полярном бассейне, все же не раскрыли тайн центральной части Ледовитого океана-области, окружающей Северный полюс.
Второй экспедицией, собравшей большой научный материал о Центральной Арктике, была советская экспедиция под руководством товарища Папанина в 1937 году.
Мощные самолеты доставили участников экспедиции на Северный полюс. Дрейфуя от полюса, мы имели возможность провести различного рода научные наблюдения на всем протяжении своего дрейфа между Северным полюсом и Гренландским морем.
Дрейфующий корабль «Седов» является третьей экспедицией, проникшей в Центральный Полярный бассейн и собравшей там большое количество научного материала.
Как известно, дрейф «Седова» начался от точки, лежащей к западу от Ново-Сибирских островов, примерно от того же места, где сорок четыре года назад начал свои дрейф «Фрам». Однако путь «Седова» не повторил пути «Фрама». С самого начала дрейфа «Седов» отошел на значительное расстояние к северо-востоку и лишь потом повернул на северо-запад, идя в основном параллельно фрамовскому пути и оставаясь все время значительно севернее его.
По прошествии двух лет «Седов», продрейфовав через весь Ледовитый океан, был вынесен в Гренландское море немного восточнее той области, где очутилась дрейфующая станция «Северный полюс».
В течение всего дрейфа на «Седове» велись различные научные наблюдения. Ежедневно с судна на материк передавались метеорологические сводки, благодаря которым наши синоптики получали возможность правильнее и точнее предсказывать изменения в погоде, вызываемые влиянием вторжения холодных масс полярного воздуха из Арктики на материк.
Регулярные гидрологические наблюдения «Седова», измерения температуры воды, ее химического состава, измерения течений позволяют нам судить о природе Ледовитого океана в высоких широтах, в частности позволяют проследить распространение теплого атлантического течения в Северном Ледовитом океане, которое играет большую роль в его тепловом режиме.
Большое значение имеют магнитные определения седовцев. Магнитное поле Земли имеет различную силу в разных частях земного шара. Стрелка магнитного компаса показывает не на Северный полюс, а несколько в сторону от него.
Например, в Ленинграде стрелка указывает на 4° к востоку от Северного полюса. Это отклонение стрелки называется склонением компаса. На Земле Франца-Иосифа склонение равно 25°, и, чтобы идти прямо на север, нужно держать курс на 25° в сторону от направления магнитной стрелки.
Чтобы можно было летать по воздуху и плавать на море, точно выдерживая необходимое направление, надо знать склонение компаса в каждом районе. На основе магнитной съемки в разных точках земной поверхности весь земной шар постепенно покрывается сетью точных данных о магнитных склонениях. В районе дрейфа «Седова» такие наблюдения проведены впервые.
Многочисленные магнитные наблюдения седовцев в соединении с наблюдениями станции «Северный полюс» позволяют составить точную магнитную карту Арктики, по которой штурманы кораблей и самолетов смогут уверено пользоваться компасом.
Огромнейший интерес представляет сам дрейф корабля.
Благодаря частым и точным астрономическим наблюдениям, производящимся на судне, мы сумеем с большой точностью проложить этот дрейф на карте. Изучение изгибов, поворотов, петель, которые описывает дрейфующий корабль, сопоставление их с метеорологическим режимом, прежде всего с направлением и скоростью ветра и распределением атмосферного давления в Ледовитом океане, позволят нам выяснить закономерности в дрейфе льдов, которые имеют огромнейшее значение для освоения Северного морского пути и для правильного расчета ледовитости полярных морей.
Чрезвычайно большой научный интерес представляют результаты метеорологических наблюдений седовцев. Со времени исследований, сделанных «Фрамом», никаких более или менее точных сведений о состоянии погоды на протяжении длительного времени в Центральном Полярном бассейне не было. Между тем наука о погоде за эти четыре с лишним десятилетия совершила значительный прогресс, накопила большой фактический материал. Для проверки созданных гипотез и теорий, нужны были данные о метеорологических явлениях в центре Арктики.
Недаром этот район называется «кухней погоды». Эту задачу разрешила станция «Северный полюс». Оказалось, что ряд теорий ученых о закономерностях изменений погоды в Арктике и связи их с колебаниями метеорологических условий на материке нуждается в серьезных поправках или в пересмотре. До высадки на полюсе нашей экспедиции существовало мнение, что над Полярным бассейном постоянно находится область повышенного давления атмосферы (так называемая антициклоническая область). В первые же дни работы в районе полюса мы оказались в области циклона (область пониженного давления атмосферы). Этот факт опрокидывал прежнее представление о взаимодействии воздушных масс Полярного бассейна с воздушными массами средних широт.
Наши наблюдения свидетельствовали о том, что к полюсу проникают циклоны, зарождающиеся в Атлантическом океане.
Если могли найтись скептики, которые подвергали сомнению результаты наших метеорологических наблюдений, то теперь, после двухлетней работы отважного коллектива седовцев, эти сомнения окончательно рассеиваются.
Можно считать твердо установленным, что и в районе Полярного бассейна проходят циклоны и что там нет устойчивой области высокого атмосферного давления.
При составлении карты погоды синоптики даже в тех случаях, когда множество данных говорило о том, что через Полярный бассейн движется циклон, не решались это утверждать. Естественно, это запутывало общую картину метеорологических явлений на земном шаре и затрудняло составление правильных прогнозов погоды. Метеорологические сводки седовцев окончательно устранили такие затруднения в работе синоптиков.
Более-чем двухлетние наблюдения экипажа «Седова» за погодой не только захватили новый, до сих пор не исследованный район, но и были еще более ценными, чем наблюдения экспедиции Нансена. Дневники погоды в районе «Фрама» стали известны синоптикам материка лишь спустя несколько лет после завершения экспедиции, данные же седовцев становились известными всему миру каждые сутки.
Значительный научный интерес представляют гравитационные измерения экипажа «Седова», то есть измерения силы тяжести.
Сила тяжести в разных местах земной поверхности различна. Если бы Земля была правильным шаром и стояла спокойно, то сила тяжести должна была бы быть одинакова в любом месте. Но Земля вертится вокруг оси.
На экваторе это чувствуется сильнее всего. Центробежная сила здесь ослабляет силу земного притяжения. Чем севернее, тем меньше действие центробежной силы, тем сильнее действие земного тяготения.
Кроме того, наша Земля по своей форме не является правильным шаром, а слегка сжата, как бы чуть сплюснута у полюсов. Поперечник Земли у экватора на сорок три километра меньше, чем поперечник у полюса. Следовательно, чем ближе к полюсу, тем ближе и к центру Земли.
В земной коре масса распределена неравномерно: в одном месте находится океан, в другом — материк, и т. д.
Неодинаковое устройство земной коры также отражается на силе тяжести. На основе измерений силы тяжести можно вычислить форму Земли и узнать, как устроена земная кора. Это необходимо для всяких геодезических расчетов. Гравитационные измерения станции «Северный полюс» дали новые интересные данные об устройстве земной коры и ее форме в районе Центрального Полярного бассейна.
Экспедиция Нансена сделала гравитационные наблюдения всего в двух пунктах. Методика гравитационных измерений тогда была несовершенной. За два года дрейфа «Седова» его экипаж произвел сорок семь гравитационных наблюдений. На борту «Седова» для измерения силы тяжести имелся точный и падежный автоматический маятниковый прибор. Результаты этих измерений впервые дадут полное и точное представление о силе тяжести на всем пути дрейфа «Седова».
Седовцам приходилось вести все научные работы в очень трудных условиях. Взять, например, измерение глубины океана. Отправляясь в плавание, «Седов» не предполагал проникать в область больших глубин, поэтому на корабле не было тросика достаточной длины для измерения глубины моря. Однако седовцы не сдались и решили сами изготовить его. Они расплели толстые проволочные канаты, имевшиеся на корабле, и из отдельных проволочек свили тонкий трос. Эта работа не сразу оказалась удачной. Пять раз свитый с огромным трудом трос рвался, и работу приходилось начинать заново. Лишь на шестой раз героическим зимовщикам удалось свить достаточно прочный тросик, который уже до последних дней обеспечил их работу.
Таких затруднений в работе было немало. Над кораблем бушевала пурга, ледяной ветер пронизывал до костей, но вахты были непрерывны. Ни морозы, ни тьма полярной ночи, ни тяжелый труд — ничто не страшило седовцев.
Члены экипажа «Седова» блестяще выходили из любого положения. Ободряемые вниманием и любовью, которыми их окружила вся наша родина, окрыленные вниманием к себе товарища Сталина и советского правительства, героические полярники преодолевали все трудности на своем пути. В течение всего дрейфа они были уверены, что, когда понадобится, родина придет им на помощь, сделает все необходимое для того, чтобы благополучно вернуть их к себе. Эта уверенность блестяще оправдалась.
Ученые всего мира с нетерпением ожидают того момента, когда все результаты научных работ седовцев будут доставлены на материк, обработаны и опубликованы. Можно с уверенностью сказать, что эти результаты составят целую эпоху в нашем познании северной части Ледовитого океана.
Честь и слава товарищам седовцам!
23 октября 1937 года ледокольные пароходы «Седов», «Садко» и «Малыгин» стали на зимовку в тяжелых льдах на 75°19′ северной широты и 132°25′ восточной долготы.
Дрейфом их увлекало вначале в северном направлении примерно по 133-му меридиану, затем-на северо-восток.
К северу от острова Жанетты направление дрейфа резко изменилось: ледокольные суда понесло на северо-запад.
Вскоре суда вышли из пределов материковой отмели на океанские глубины. Стало ясно, что корабли, зажатые вечно дрейфующими льдами Северного Ледовитого океана, пройдут с этими льдами далеко на запад.
На дрейфующих кораблях «Седов», «Садко» и «Малыгин» находилось двести семнадцать человек, в том числе научные сотрудники и студенты Гидрографического института, проходившие практику в Арктике. Такого большого состава во время дрейфа, конечно, не требовалось. Правительство решило оставить на ледоколах строго ограниченное количество людей, необходимых для научных наблюдений и сохранения судов.
К дрейфующим кораблям 26 февраля 1938 года из Москвы вылетело три тяжелых самолета, участвовавших в высадке папанинской экспедиции на льдину у Северного полюса. Основавшись в бухте Тикси, летчики предприняли три смелых рейса к каравану дрейфующих ледоколов, находившихся от бухты на расстоянии 1100 километров.
Командиры воздушных кораблей товарищи Алексеев, Головин и Орлов блестяще выполнили сталинское задание: с дрейфующих ледоколов они доставили на Большую землю сто восемьдесят четыре человека и снабдили оставшихся на кораблях продовольствием, теплой одеждой, мясом, овощами, различными концентратами более чем на два года.
Ледокольные пароходы продолжали дрейфовать на север. Их команды героически вели борьбу со стихией, не прекращая научных наблюдений.
Летом 1938 года на помощь дрейфующим кораблям был направлен старейший ледокол арктического флота «Ермак».
Побив рекорд свободного плавания во льдах, «Ермак» 28 августа 1938 года на широте 83°06′ подошел к дрейфующим ледокольным судам. После упорной, продолжительной борьбы с тяжелыми льдами «Ермаку» удалось вырвать из ледяного плена «Садко» и «Малыгина». Попытки освободить «Седова» закончились безрезультатно: напором льда на корму (во время сжатия) был смят ахтерштевень[1] «Седова», деформирована вся его система рулевого управления, а сам руль изогнут.
Выло принято решение-оставить «Седова» в дрейфе как подвижную научно-исследовательскую станцию. На борт «Седова» было перегружено большое количество свиней, много концентрированных продуктов, масла, овощей, консервов, муки, печенья, шоколада, различное полярное обмундирование. Зимовщики получили две радиостанции с двигателями, разборный деревянный дом. С «Садко» на «Седова» было перегружено и научное оборудование: глубоководный лот, позволяющий измерять океанские глубины, батометры для определения температуры и взятия проб воды с различных глубин, приборы для магнитных и астрономических наблюдений.
29 августа на мачте «Седова» взвился сигнал: «Счастливого плавания!».
«Счастливо зимовать!» ответил «Ермак».
2 сентября 1938 года капитан «Седова» Бадигин и помполит Трофимов отправили следующую телеграмму на имя товарища Сталина и его ближайших соратников:
«Мы, экипаж „Седова“, оставшийся в дрейфе в Центральном Полярном бассейне, считаем за великую честь оказанное нам доверие быть первыми в неизведанных широтах Северного Ледовитого океана. Мы, воспитанные любимой партией, Вами, любимый товарищ Сталин, с честью понесем гордо алое знамя нашей великой Родины во льдах полярной ночи. Отдадим все наши силы, опыт на выполнение возложенных на нас работ по исследованию Центрального Полярного бассейна, с гордостью будем бороться за новые победы советской науки, сделаем все, чтобы сохранить вверенное нам судно. Мы совершенно спокойны за свою судьбу, ибо уверены в заботе о нас партии, правительства и всего народа.
Заверяем Вас, товарищ Сталин, что пятнадцать советских патриотов сделают все, чтобы оправдать великую честь и доверие, оказанное нам Родиной».
Осенью того же 1938 года была предпринята еще одна попытка вывести «Седова» из льдов. К северу от Новосибирских островов, где находился тогда дрейфующий корабль, направился в свой полярный рейс флагман арктического флота линейный ледокол «Иосиф Сталин».
В необычайно позднее для полярного плавания время ледокол «Сталин» достиг 83-й параллели. До «Седова» оставалось несколько десятков миль. Но эти последние мили оказались непроходимыми даже для такого мощного арктического судна, как ледокол «Сталин».
Товарищ Сталин, внимательно следивший за ходом сложной операции, советовал капитану флагмана арктического флота В. И. Воронину не рисковать безрассудно и при первой же угрозе немедленно взять курс на юг.
По мудрому сталинскому совету, ледокол взял курс на юг.
26 сентября 1938 года льды пошли в атаку на корабль.
Судно сильно накренилось на правый борт. Через холодильник, который оказался в воде, в машинное отделение стремительным потоком хлынула вода. Положение становилось критическим. Смещение трюмных грузов грозило большой опасностью. Экипаж уже готовился перейти на лед. И вот в этот опасный момент механик Токарев и машинист Шарыпов спустились в машинное отделение и, преодолевая невероятные трудности, заткнули паклей отверстие, через которое струилась вода. Упорная борьба со льдами и на этот раз закончилась победой седовцев.
Но возможность новых катастроф не миновала. Готовясь ко всяким неожиданностям, команда установила добавочные айсбимсы[2] для укрепления корпуса на случай нового сжатия корабля, организовала две аварийные базы: на льду, в 100 метрах от «Седова», и на его палубе.
В первую годовщину дрейфа «Седов» расцветился флагами. 24 октября бесстрашные полярники получили приветственную телеграмму от товарищей Сталина и Молотова:
«Ледокол „Седов“
Капитану БАДИГИНУ,
Парторгу ТРОФИМОВУ
В годовщину дрейфа шлем вам и всему экипажу „Седова“ горячий привет. Уверены, что с большевистской твердостью советских людей вы преодолеете все трудности на вашем пути и вернетесь на родину победителями.
Жмем ваши руки, товарищи!
По поручению ЦК ВКП(б) и СНК Союза ССР
И. Сталин. В. Молотов».
Приветствие руководителей партии и правительства взволновало всех седовцев до глубины души. Собравшись на митинг, они послали ответное письмо на приветствие товарищей Сталина и Молотова, в котором горячо благодарили за заботу и заявляли, что никакие невзгоды и опасности им не страшны.
Выполняя исключительную по значению научную работу, экипаж «Седова» жил одной жизнью со всей нашей родиной, с которой его надежно связывало радио. На дрейфующем корабле шла учеба. Седовцы изучали принятый по радио «Краткий курс истории ВКП(б)», регулярно выпускали свою стенную газету «Мы победим».
В конце октября в районе «Седова» вновь стали наблюдаться сильные передвижки льда. Появились трещины и разводья. Утром 30 октября началось торошение старого, двухметрового льда. Вблизи судна образовались гряды гигантских торосов. На корабль посыпались удары; с необычайным шумом и треском льды напирали на борта судна.
Был объявлен аврал. Но торошение внезапно прекратилось, и на время все стихло.
10 ноября скорость дрейфа увеличилась. Через два дня ветер стих, показались звезды. Но в тот же день Арктика опять взбунтовалась. У правого борта лед неожиданно пришел в движение. К судну двигалась гигантская гряда двухметрового льда. Двигалась эта гряда с невиданной быстротой. Через две-три минуты она была уже в 20 метрах от судна. Напирая, лед начал медленно поворачивать корабль.
14 ноября подвижна льда в районе «Седова» прекратилась. Трещины сошлись или накрылись молодым льдом. Во мраке полярной ночи седовцы производили переброску продуктов, унесенных с палатками почти на километр от судна. В каждые сани впрягалось четверо. Один человек, вооруженный карабином, шел впереди с фонарями в руках и освещал путь. Так седовцы работали четыре дня и перевезли за это время 12 тонн грузов.
В относительно спокойной обстановке седовцы прожили всего несколько дней. 4 декабря под влиянием ветра вокруг ледокола опять началась подвижка льда. В полуметре от местонахождения большой палатки образовалась трещина.
Чтобы спасти имущество и снаряжение, моряки работали весь день и только к вечеру возвратились на ледокол.
14 ноября 1938 года «Седов» достиг 85°39′ северной широты и 126°16′ восточной долготы. С этого дня ледокол начал петлять. 13 декабря судно оказалось на 84°22′ северной широты. Затем оно спустилось на юг, повернуло на юго-запад и 17 декабря очутилось приблизительно там, где находилось 3 октября.
Таким образом, ледокол вычертил огромную петлю, вытянувшуюся в юго-западном направлении, и обошел площадь около 1150 квадратных миль.
После 17 декабря «Седов» начал пересекать линию своего дрейфа. До 5 января ледокол тринадцать раз пересек свой путь. 20 февраля «Седов» пересек 86-ю параллель, превысив рекорд «Фрама» и установив новый рекорд дрейфа в северных широтах.
Четыре тяжелых аврала было на «Седове» в январе 1939 года. В них участвовали все моряки, кроме одного вахтенного, не оставлявшего борта ледокола. Работать приходилось с большой опасностью для жизни. Льдина, на которой были расположены палатки, часто крошилась на мелкие куски. Седовцы выполняли авральные работы в пургу, при обжигающем, студеном ветре и 45-градусных морозах.
За 86-й параллелью легендарный ледокол продолжал дрейфовать и в течение марта. Льды несли дрейфующий корабль в северо-западном направлении, в 440 километрах от Северного полюса. В эти дни седовцы получили по радио тезисы докладов товарищей Молотова и Жданова на XVIII съезде ВКП(б). Вместе со воем советским народом они начали готовиться к встрече исторического XVIII съезда большевистской партии.
Возникло предложение послать к «Седову» воздушную экспедицию, чтобы сменить хотя бы часть товарищей. Узнав об этом, седовцы единодушно заявили о своем непреклонном желании продолжать дрейф до конца. В своем письме на имя товарищей Сталина и Молотова экипаж писал:
«Дорогие Иосиф Виссарионовичи Вячеслав Михайлович!
Экипаж ледокольного парохода „Георгий Седов“, дрейфующего во льдах Северного Ледовитого океана, вместе со всем великим народом нашей родины готовится к встрече исторического XVIII съезда любимой партии. Мы решили, что нашим лучшим подарком знаменательному съезду будет наша работа без смены на ледокольном пароходе „Георгий Седов“ до выхода его из льдов Арктики…
Заверяем вас. Центральный комитет партии, правительство и весь великий народ нашей родины, что мы с честью выполним это взятое нами обязательство и, закончив дрейф, сделаем ценный вклад в советскую науку, покажем образцы мужества, выдержки и отваги советских патриотов. Ваше имя, товарищ Сталин, является для нас той путеводной звездой, которая приведет нас на родину победителями».
Вскоре седовцы получили из Москвы ответ:
«Правительство удовлетворило ходатайство об оставлении всего состава экспедиции на борту „Седова“ до окончания ледового дрейфа».
По предложению товарища Сталина, правительство дало указание держать на Земле Франца-Иосифа тяжелый самолет, готовый в случае необходимости вывезти из ледяного плена пятнадцать героических полярников. Для экспедиции был выделен четырехмоторный воздушный корабль «СССР Н-171», совершивший уже один рейс к «Седову», в начале 1938 года. Командиром корабля был назначен летчик-орденоносец товарищ Г. К. Орлов. Взяв на борт аварийный запас для седовцев, 21 марта 1939 года тяжело нагруженная машина поднялась с Московского аэродрома и направилась на север. На острове Рудольфа ее экипаж до конца дрейфа нес вахту, готовый по первому тревожному сигналу с дрейфующего корабля вылететь в глубь Арктики. Но такого сигнала не поступало. Седовцам чужда была паника. Они всегда сохраняли уверенность в успешном окончании дрейфа, верили в свои силы.
28 марта седовцы увидели полуночное солнце. Кончилась вторая полярная зима. Седовцы открыли иллюминаторы. Больше двух месяцев на площади примерно в 25 квадратных миль вокруг судна было совершенно спокойно.
9 июня «Седов» третий раз пересек 86-ю параллель и вместе с тяжелыми льдами начал двигаться по направлению, почти параллельному пути «Фрама», но севернее его.
Потепление дало возможность экипажу «Седова», не прерывая научных работ, наняться приведением в порядок своего судна. Команда ледокола была разбита на несколько ремонтных групп. С корпуса была сбита ржавчина, места, наиболее подверженные коррозии, покрыты суриком, отремонтированы палубные механизмы, проведена частичная переборка главной машины и очищены котлы. В двадцатых числах июня седовцы одержали крупную победу: их героическими усилиями был отремонтирован руль ледокола, поврежденный в первую зимовку. Исправив руль, ахтерштевень и всю систему крепления руля, седовцы восстановили утраченную возможность управления кораблем.
Во второй половине августа в районе дрейфа «Седова» похолодало. В полночь в каютах стало заметно темнее, наступала третья полярная ночь, приближалась третья полярная зимовка.
29 августа «Седов» достиг 86°40′ северной широты наибольшей за все время дрейфа.
Мощное течение понесло корабль в пролив между Гренландией и Шпицбергеном. Это течение значительно усиливается господствующими у восточного побережья Гренландии северными и северо-западными ветрами.
23 октября 1939 года радостно отпраздновали седовцы вторую годовщину своего дрейфа. С глубоким волнением прочли они радиограмму за подписью товарищей Сталина и Молотова па имя капитана Бадигина и помполита Трофимова:
«Во вторую годовщину дрейфа шлем всему экипажу „Седова“ большевистский привет. Желаем вам здоровья, победоносного преодоления всех невзгод, возвращения на родину закаленными борьбой с трудностями Арктики.
Жмем ваши руки, товарищи!
По поручению ЦК ВКП(б) и СHK СССР
И. Сталин. В. Молотов».
В этот же день с горячим приветствием по радио выступил Михаил Иванович Калинин. Десятки поздравительных телеграмм получили во вторую годовщину мужественные советские полярные моряки, живущие и работающие в высоких широтах Арктики. Выражая свою сердечную благодарность партии, правительству, седовцы писали товарищам Сталину и Молотову:
«Дорогие Иосиф Виссарионович и Вячеслав Михайлович!
Нет слов выразить благодарность великой коммунистической партии, советскому правительству за внимание, повседневную отеческую заботу, оказываемую нам. нашим семьям на протяжении всего дрейфа. Твердо заверяем Вас, что приложим все силы и с большевистской настойчивостью советских людей закончим наш дрейф по-сталински безупречно. Дружная, сплоченная работа экипажа, горячее желание оправдать доверие любимой Родины и Ваше нам, товарищ Сталин, делают нас непобедимыми».
В ноябре ледокол приблизился к Шпицбергену. Дрейф быстро относил его на юг, к Гренландскому морю.
Товарищ Сталин, внимательно следивший за дрейфом, при встрече с начальником Главного управления Северного морского пути Героем Советского Союза товарищем И. Д. Папаниным напомнил о необходимости посылки к «Седову» вспомогательной экспедиции.
— Надо не прозевать, — сказал товарищ Сталин, — все сделать во-время.
3 декабря на льду были замечены первые трещины, которые предвещали приближение ледокола к району чистой воды. 7 декабря ширина трещин во льдах достигла 250 метров. 8 декабря судно уже находилось у обломка ледяного поля площадью около одного квадратного километра. Скорость дрейфа быстро увеличивалась. За время с 3 по 10 декабря ледокол продвинулся на юг на 25 миль, не изменив своего положения по долготе. Дальнейшие сведения подтвердили предположение о скором выходе ледокола на чистую воду.
Правительство приняло решение направить навстречу дрейфующему кораблю «Георгий Седов» мощный ледокол — флагман арктического флота «Иосиф Сталин».
15 декабря в десять часов утра линейный ледокол «Иосиф Сталин» вышел из Мурманска. Ледокол был полностью обеспечен всем необходимым на все время плавания. На борту его — самолеты, оборудованные для полетов в сложных зимних арктических условиях. Кораблем командовал испытанный моряк, один из лучших капитанов арктического флота — товарищ Белоусов. Экспедицию возглавлял Герой Советского Союза товарищ И. Д. Папанин.
Жизнь на ледоколе «Седов» шла своим чередом. Его экипаж приводил в полную готовность машины, укладывал груз на палубе и в трюмах по-походному. 21 декабря на дрейфующем корабле состоялось собрание, посвященное шестидесятилетию товарища Сталина. На этом собрании экипаж «Седова» с большим воодушевлением принял поздравительную телеграмму тому, чью отеческую заботу и внимание чувствовал в течение всего дрейфа.
Ко дню выборов в местные советы депутатов трудящихся седовцы выпустили специальный номер стенгазеты «Мы победим». 24 декабря героический экипаж вместе со всем многомиллионным народом Советского Союза отдал свои голоса кандидатам сталинского блока коммунистов и беспартийных.
За последнюю декаду декабря 1939 года седовцы проделали большую работу по подготовке судна к выходу из льдов, зажгли огонь в топках, подняли пар в малом котле.
Черные клубы дыма поднялись над «Седовым». Бесстрашные моряки установили грелки парового отопления, проверили магистраль и судовые механизмы. Большую работу они проделали по освобождению от льда кингстонов[3] для чего по правому борту во льду пробили шахту глубиной больше 3 метров. Радисты «Седова» беспрерывно поддерживали связь с островом Рудольфа, мысом Челюскин, мысом Желания и Баренибургом. Почти каждые два часа в последние дни дрейфа седовцы разговаривали с ледоколом «Иосиф Сталин».
Новый, 1940 год экипаж ледокольного парохода «Георгий Седов» встретил в тяжелых льдах. В своем новогоднем приветствии экипаж ледокола «Седов» писал:
«Встречая новый, 1940 год среди льдов и полярной ночи, мы вместе со всем великим советским народом провозглашаем свой первый тост за гениального вождя народов, любимого, родного Сталина. Его повседневной заботе и вниманию обязаны мы своими достижениями. От всего сердца шлем новогодний привет и поздравления великому народу страны социализма. Желаем новых побед и достижений, новых стахановских рекордов, счастливой и радостной жизни».
2 января, впервые после двухлетнего перерыва, на судне стало работать паровое отопление.
3 января в четырнадцать часов на горизонте к югу седовцы увидели свет прожектора ледокола «Иосиф Сталин».
Впервые после прощания с «Ермаком» в августе 1938 года седовцы видели огни советского корабля…
6 января на ледоколе «Иосиф Сталин» впервые увидели огни «Седова». Иван Дмитриевич Папанин по радио рассказал товарищу Бадигину о чувстве радости, наполнившем сердца участников экспедиции при этом известии.
Бадигин отвечал взволнованно и быстро.
— Очень все рады, — говорил он, — что вы наконец увидели наш огонек. Надеюсь, скоро увидимся все. Привет всему экипажу ледокола, крепко жму руку!
7 января радист товарищ Бекасов сообщил:
«Ночью наблюдалось незначительное сжатие льдов. Огни ледокола „Иосиф Сталин“ становятся все яснее».
13 января в полдень флагман арктического флота «Иосиф Сталин» подошел к борту ледокольного парохода «Георгий Седов».
Героический дрейф седовцев был закончен.
Восторженным «ура» в честь великого Сталина встретили седовцы приближение ледокола «Иосиф Сталин».
Состоялся торжественный митинг. От имени седовцев выступил капитан ледокола, товарищ К. О. Бадигин. Он говорил о том, что только в стране социализма высоко ценится жизнь человека. Только в Стране Советов, которой руководят партия большевиков и наш великий Сталин, проявляется величайшая забота о людях. Эту любовь и заботу постоянно чувствовали седовцы. Они никогда не были одиноки. Первые свои слова любви и благодарности седовцы обращают к родному Иосифу Виссарионовичу Сталину.
…Пятнадцать мужественных советских моряков показали перед всем миром, что никакие трудности не являются преградой для большевиков, В течение двадцати шести с лишком месяцев коварная природа Арктики на каждом шагу подстерегала советских людей. Моральная стойкость, дисциплинированность, сознание большой ответственности, преданность великой родине, партии, правительству, товарищу Сталину — вот что помогло седовцам победить, с честью закончить вахту на одном из труднейших участков Арктики.
День начинается резким завыванием во всех репродукторах. Это наш радист Полянский, или, как его здесь называют, дядя Саша, предупреждает о трансляция очередного выпуска «Последних известий» из Москвы. Невообразимый вой и писк, предшествующий радиопередаче, значительно облегчает труд вахтенного, так как буквально за две-три минуты вся команда «Седова» пробуждается без его усилий. После сытного завтрака с ежедневной дозой витамина «С» ровно в девять часов начинается деловой день.
Научные сотрудники ледокола опускают в море барометр — прибор для получения проб воды с различных глубин.
Работы у нас по горло. Надо до темноты выполнить кучу дел: отеплить окончательно помещения, приготовить аварийный запас, предусмотрев все мелочи, обеспечить себя электроэнергией, необходимой для связи (для этого мы устанавливаем три агрегата в различных местах, работающих на разном топливе) — в общем, сделать все необходимое и возможное для наилучшего изучения Арктики. Для безопасности судна мы установили деревянный бимс[4] в котельном отделении, крепления и коробчатый бимс в машинном отделении.
Наш штатный научный работник Буйницкий проводит магнитные, астрономические и гравиметрические[5] наблюдения и прекрасно с этим справляется. Кроме того, мы решили дополнительно вести круглосуточную метеорологическую вахту с записями наблюдений через каждые два часа, производить промер глубин, наблюдения за жизнью и состоянием льда, суточные магнитные наблюдения, наблюдения над полярными сияниями. Организацию этих работ взял на себя капитан ледокола. Дополнительные работы распределены так: метеорологическую вахту несет капитан, старший помощник Ефремов, врач Соболевский и Буйницкий. Гидрологические работы взял на себя старший помощник, штурман-гидрограф Ефремов. Наблюдения за льдом ведет капитан, он же измеряет глубины. Суточные магнитные станции будут также производиться капитаном. Буйницкий и Ефремов ежедневно посылают с нашей метеорологической станции в Бюро погоды четыре телеграммы, в которых сообщаются результаты наблюдений.
Для нормального проведения метеорологических наблюдений необходимы метеорологические жалюзийные будки.
За изготовление таких будок взялись боцман Буторин и матрос Гаманков. Они же изготовят трос для глубоководных промеров. В наших условиях делать промеры чрезвычайно тяжело, так как приходится распускать стальной швартовный[6] конец и затем сращивать его пряди. Делается это на холоде, голыми руками. Трос облегчит работу. Его предполагается изготовить длиной в пять тысяч метров.
Механик Токарев и машинист Недзвецкий под руководством старшего механика. Трофимова неустанно трудятся над установкой двигателей. Шарыпов и Гетман заняты отеплением помещения, подбором аварийных запасов и другими хозяйственными делами. Старший радист Полянский прекрасно справляется с работой, обеспечивая нас связью с внешним миром. Радист Бекасов несет культурное радиообслуживание, а также помогает в хозяйственных работах на судне. Старший помощник Ефремов является хранителем всех наших запасов. Он ведет точный учет всех расходов — это ревностный блюститель установленных норм.
Наконец, судовой врач Соболевский является главным организатором нашего питания. Кроме заботы о здоровье экипажа, он принимает активное участие в целом ряде мероприятий. Капитан непосредственно руководит всеми работами, входя во вое мелочи, вплоть до составления меню.
Аварийные запасы полностью заготовлены. Для большей гарантии аварийный запас дублирован. Один комплект находится в ста метрах от судна, на льду, а другой, такой же — на палубе судна. В каждом комплекте пятимесячный запас продовольствия, меховая одежда, обувь, радио.
Экономя драгоценное топливо, седовцы по частям перетаскивают к кораблю разломанный баркас, станцию, горючее и целый ряд необходимых предметов, включая все нужное для продолжения научных работ. При составлении списков предметов, необходимых в аварийном запасе, мы учитывали опыт прежних полярных экспедиций и личный опыт, а также предложения всего экипажа на производственном совещании, посвященном специально этому вопросу.
На льду аварийный запас находится в двух палатках.
Он разделен на две части. В одной из палаток установлена радиостанция.
Обед, ужин и вечерний чай проходят у нас обычно под звуки патефона. Несмотря на усиленную трудовую нагрузку, выпадающую на долю каждого из нас, здоровый аппетит делает свое дело — почти все прибавляют в весе и обрастают понемногу жирком. Все работают с энтузиазмом.
Касаясь наших бытовых условий, можно сказать, что они вполне удовлетворительны. Мы сумели сделать свои помещения теплыми, сухими и удобными для жилья. Баня функционирует каждые десять дней. Установлены специальные дни для стирки белья (единственное занятие, к которому зимовщики совершенно не чувствуют симпатии).
Выдачу пищи, мытье посуды производят у лас дневальные, меняющиеся каждые пять дней. Сейчас в буфете гремит тарелками Алферов. Дневальными бывают все, за исключением капитана.
Между зимовщиками с первых дней пребывания на корабле установились дружеские взаимоотношения. Все чутко и внимательно относятся друг к другу; это делает седовцев дружным, работоспособным коллективом. Он выдержит все невзгоды.
В большом ходу книги полярных исследователей. Ими интересуются положительно все. Недавно, знакомясь на коллективной читке с трудом Ричарда Бэрда «Снова в Антарктике», мы были удивлены описанием хаоса, царившего в «Маленькой Америке»[7] и вообще якобы присущего Заполярью. Случай же безразличного отношения к пожару, приводимый Бэрдом как иллюстрация, был нами резко осужден. Морякам «Седова», людям нового, социалистического строя, не может быть присуща такая инертность, такое безразличное отношение к окружающему, люди, воспитанные коммунистической партией, великим Сталиным, хорошо видят цель своей работы. Вот в чем разница между нашим коллективом и жителями «Маленькой Америки».
Дрейфуя в суровой Арктике, мы живем полноценной жизнью вместе с нашей великой родиной. Выполнение плана каждым заводом, колхозом, новое достижение советской науки, новый стахановский рекорд, рост обороноспособности нашей славной Красной армии, политические события во всем мире — все это представляет для нас громадный интерес, все это переживается, заставляет вдумываться волноваться вместе со всем великим народом СССР.
15 октября 1938 года.
Двадцать первую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции коллектив «Седова» встретил далеко от родины, в безлюдной ледовой пустыне суровой Арктики.
Не балует нас стихия. Коварные льды и ветры строят нам всяческие козни. Буквально на каждом шагу нас подстерегают весьма неприятные «сюрпризы», и на борьбу с ними приходится тратить немало времени, сил и энергии.
За последние несколько дней с востока подули сильные ветры. Направление их резко меняется. В результате усилилась подвижка льда. 30 октября началось довольно ощутительное сжатие. Уже с утра по всем направлениям были слышны звуки торошения старого, двухметрового льда.
Трудно описать эти звуки: они напоминали то завывание ветра, то монотонный гул работающего мотора, то стоны какого-то неведомого гигантского зверя, то шум морского прибоя. Эти звуки хорошо известны морякам, побывавшим в глубине Арктики.
Находящиеся вблизи судна разводья, покрытые двадцатисантиметровым слоем льда, сошлись. Образовались груды гигантских торосов. Торосы всползали полукругом на правый борт «Седова». Под напором льдов на корпус «Седов» время от времени судорожно вздрагивал всем своим стальным многотонным телом. Моряки «Седова» не впервые видели такое сжатие, поэтому все спокойно продолжали свою будничную работу.
Ровно в половине первого раздался звонок, приглашавший моряков к обеду. В ту же минуту, не выдержав страшного давления, лед начал ломаться у самого борта, против трюма № 2. На корабль посыпались удары. Толчки стали ощущаться все сильнее и чаще. Напирая на борт, лед издавал необычайный треск.
Последовало распоряжение всем одеться. Был объявлен аврал. «Седов» готовился защищаться.
Моментально зажглись факелы. В темноте замелькали красные огоньки. Команда готовилась к борьбе со льдами.
Ждали только распоряжения капитана поджечь заряды аммонала. Взрыв должен был разрушить лед на некотором расстоянии от судна — как раз против места, испытывавшего наибольшее сжатие. Тем самым был бы ослаблен напор льдов на судно. Все уже было готово к взрыву, но вдруг, словно по мановению волшебного жезла, сжатие прекратилось.
Внезапно наступила необычайная тишина. Потом послышались звуки сползающего льда: лед медленно отходил от борта, уступая место черной ленте воды.
Необходимость производить взрывы как будто уже миновала. Все успокоились. Целый час ничто не нарушало молчания ледяных просторов. Но Арктика коварна. Успокоившиеся на время льды внезапно возобновили свою адскую музыку. Вдруг мы ощутили толчок, заставивший весь экипаж моментально выскочить на палубу. На этот раз лед нажимал уже около трюма № 3. Один за другим последовали еще два сильных толчка. Стальные ребра «Седова» затрещали. Стоящая в каюте на краю стола фарфоровая пепельница упала и разбилась. Лед, нажимая на борт, трещал, как гигантский пулемет…
Прошла тревожная минута, и ледяной бунт прекратился так же внезапно, как и начался: лед отступал по всему правому борту, образуя разводья.
Четко заработал аварийный бензиновый двигатель. При ярком электрическом свете мы тщательно осмотрели все судно, но никаких следов только что закончившейся борьбы, кроме блестевшего, начищенного корпуса в местах наиболее яростного нажима льдов, на «Седове» не было.
Судно с честью выдержало еще одно испытание!
Вечером 6 ноября — в канун великой годовщины — мощный луч прожектора прорезал темноту полярной ночи, пробежал по обступившим судно торосам и остановился на алом флаге, гордо развевавшемся на корме «Седова» — флаге, олицетворяющем здесь, на 85-й параллели, среди вечных льдов, непобедимый Союз Советских Социалистических Республик. На грот-мачте ярко вспыхнула рубиновым светом пятиконечная звезда. Ярче всех звезд в мире был для нас ее свет.
Седьмого утром луна осветила трепещущие флаги расцвеченного по-праздничному судна, но через час тучи снова заволокли луну, усиливая полярный мрак. В двенадцать часов, построившись на льду, седовцы с факелами и вымпелом Севморпути подошли к импровизированной трибуне — трехметровому ропаку[8], украшенному флагами и освещенному двумя факелами. Капитан открыл митинг краткой речью, после чего были даны залпы из винтовок в честь нашей родины, родной коммунистической партии и товарища Сталина.
После демонстрации — праздничный обед, а затем все слушали передачу с Красной площади. Мы были с вами, трудящиеся, нашей великой родины! Мы услышали замечательную речь наркома обороны первого маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова. Мы слышали мощный гул демонстрации вооруженного народа — парад родной Красной армии. Слышали непрерывные бурные овации, приветственные возгласы трудящихся Москвы, демонстрирующих свою преданность родине, партии, правительству, товарищу Сталину.
В девять часов, после ужина, состоялся вечер самодеятельности. Седовцы с большим интересом выслушали воспоминания бывших пограничников — боцмана Буторина и врача Соболевского.
Музыка, танцы, декламация, пение закончили знаменательный день годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, проведенной седовцами за 85-й параллелью, под завывание ветра, во власти дрейфующего льда, во мраке полярной ночи, при 27-градусном морозе.
Мы отпраздновали этот радостный день так же торжественно, уверенно, как во всех уголках нашей необъятной родины отпраздновали его народы СССР.
Седовцы получили сотни поздравительных телеграмм со всех концов Советского Союза. 6 ноября вышел специальный номер, нашей стенной газеты «Мы победим».
11 ноября 1938 года.
У каждого советского человека есть одно замечательное качество, какого нет у других людей: советский человек, попадая в тяжелое, иной раз даже безвыходное положение, никогда не теряется. Напрягая все свои силы, вооружаясь железной выдержкой, он вступает в борьбу, глубоко уверенный в том, что выйдет победителем.
Нас, седовцев, третий год дрейфующих во льдах Арктики, всего лишь пятнадцать человек. За время дрейфа мы не один раз вступали в ожесточенную борьбу с коварной стихией севера. Но никогда ни один из нас не поддавался малодушию, желанию отступить, сдаться, покориться судьбе.
Мы знаем немало различных экспедиций в эти ледяные края, заканчивавшихся роковым образом. Некоторые представители капиталистического мира, попадавшие в северные широты, при первом даже небольшом бедствии начинали терять человеческий облик, становились предателями, убийцами, людоедами. Мы же, пятнадцать молодых советских людей, пятнадцать партийных и непартийных большевиков, застряв во льдах, сдружились еще крепче, стали роднее, ближе друг другу. И вот, думая об этом, я прихожу к единственному выводу: это потому, что такими воспитала нас партия Ленина-Сталина, это потому, что в крови у каждого из нас уже есть чудесные элементы сталинского мужества.
Прекрасное, великое имя вождя! Как дорого оно всем нам! И каким могучим, неиссякаемым источником вдохновения является оно!
Во вторую годовщину дрейфа мы получили приветствие, подписанное товарищем Сталиным и товарищем Молотовым.
«Во вторую годовщину дрейфа, — говорилось в приветствии, — шлем всему экипажу „Седова“ большевистский привет. Желаем вам здоровья, победоносного преодоления всех невзгод, возвращения на родину закаленными борьбой с трудностями Арктики.
Жмем ваши руки, товарищи!»
Сколько радости и счастья было в этот день на ледоколе! Радисты Полянский и Бекасов давно уже сообщили о том, что время позднее и пора всем спать. Какое там! У каждого на сердце тепло, мысли уносятся далеко, к берегам любимой родины, к Москве, к Кремлю, к товарищу Сталину. И все пережитое нами за время скитаний во льдах кажется, в этот день не таким страшным, потому что приветствие вождя еще больше подняло нашу энергию, вселило в нас новую непобедимую силу, о которую разобьется любая стихия Арктики.
В своем ответе товарищу Сталину и товарищу Молотову мы так и писали, что «приложим все силы и с большевистской настойчивостью советских людей закончим наш дрейф по-сталински безупречно. Дружная, сплоченная работа экипажа, горячее желание оправдать доверие любимой Родины и Ваше имя, товарищ Сталин, делают нас непобедимыми».
Навстречу нашему дрейфующему кораблю вышел во главе Героем Советского Союза И. Д. Папаниным ледокол «Иосиф Сталин». В этом мы видим все ту же сталинскую заботу, которая согревала седовцев и делала их мужественными на протяжении всего дрейфа. Мы глубоко взволнованы этой заботой и ждем того дня, когда сможем лично отблагодарить родного друга и вождя за все, что он сделал и делает для нас.
Мы счастливы оттого, что у нас, у всего 183-миллионного народа, есть человек, которого зовут Сталин. Его имя было, есть и всегда будет боевым знаменем советских людей, призывом к борьбе, подвигам и победам.
1 января 1940 года.
Почти весь экипаж ледокольного парохода «Седов» — молодежь. Шестеро из пятнадцати — члены ленинско-сталинского комсомола. Во время дрейфа корабля комсомольцы показали образцы самоотверженности и героизма.
Летом седовцы провели ремонт корабля. В исключительно тяжелых условиях, при огромном напряжении сил мы перебрали и отремонтировали вспомогательные механизмы главных котлов, частично исправили руль, который был поврежден при сжатии льдов. Несмотря на туман и снегопад, работа была закончена к наступлению полярной ночи.
Не считаясь ни со временем, ни с тяжелыми условиями, работая подчас по колено в холодной воде, комсомольцы «Седова» во главе с капитаном Бадигиным показывали истинные образцы социалистического отношения к труду.
Их энтузиазм и энергия воодушевляли весь экипаж.
Много изобретательности и настойчивости при выполнении ремонта проявили комсомольцы машинист Шарыпов, повар Мегер и кочегар Гетман.
Николай Шарыпов — самый молодой из нас: ему всего лишь двадцать четыре года. Шесть лет назад он ступил на борт ледокола «Седов». Наш коллектив знает его как смелого, опытного полярного моряка. Во время поединка со льдами он вместе с механиком Токаревым предотвратил крупную аварию, с честью выполнив свой долг, Павел Мегер девять лет плавал на черноморских судах..
После службы в Красной армии он из своего родного города Одессы приехал в Мурманск. Отсюда на борту ледокола «Ермак» Мегер пошел в первый арктический рейс.
Коллектив ермаковцев послал его на дрейфующий «Седов» в числе шести своих лучших товарищей. Работая на «Седове» поваром, Мегер одновременно участвовал во всех судовых работах и много помогал нашим научным работникам.
Иван Гетман — уроженец Украины. Еще юношей он работал на советских угольных рудниках острова Шпицберген. Плавал на ледоколе «Трувор», участвовал в полярной экспедиции на «Персее», работал кочегаром на ледоколе «Ермак». Его также в числе шести перевели на борт «Седова». Кочегар Гетман помогал научным работникам в их исследовательских наблюдениях.
Комсомольцы «Седова» принимали непосредственное участие в научных работах. Под руководством капитана Бадигина они производили измерения глубин. Гидрограф Буйницкий и радист Бекасов систематически вели метеорологические наблюдения.
Виктор Буйницкий целыми днями пропадал в ледяном домике, где производились магнитные наблюдения. Много тяжелых часов он провел у глубоководной лебедки, терпеливо выбирая стальной трос из глубин Ледовитого океана. Теперь Буйницкий бережно хранит собранные материалы своих наблюдений.
Бекасов перешел на ледокол «Седов» вместе с другими ермаковцами. Работая в радиорубке с Полянским, он одновременно несет и метеорологическую вахту.
Свободное от научных и судовых работ время комсомольцы, как и весь экипаж, используют для повышения своего политического уровня. Они изучают историю партии, политическую экономию. Наиболее подготовленные самостоятельно изучают произведения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.
Комсомольцы помогают другим членам экипажа повышать знания и техническую подготовку. В числе преподавателей курсов механиков были комсомольцы Бадигин, Буйницкий и Бекасов.
Так жила и работала, выполняя задание партии и правительства, самая северная первичная организация ленинско-сталинского комсомола.
11 января 1940 года
Чтобы дать представление об условиях, в которых приходилось производить научные наблюдения, я приведу выдержку из своего дневника от 23 января 1939 года:
Во время магнитных наблюдений в нескольких шагах от ледяного домика, где они производились, прошла трещина. Образование ее сопровождалось оглушительным, похожим на выстрел из пушки треском и гулом. Мне показалось, что крыша ледяного домика рушится. Мелькнула мысль, что сейчас на магнитометр посыплются куски льда. Прикрыв затылок руками, я нагнулся над прибором. К счастью, крыша оказалась цела.
Убедившись, что прибор в безопасности, я выскочил из домика. Один из седовцев указал мне на световые сигналы. Видимо, и вблизи судна тоже происходили подвижки, и нас вызывали на борт. Пришлось наблюдения прекратить и отправиться на судно.
По пути лед сильно растрескался. Но одни трещины были нешироки, на других плавало много обломков льда, и мы преодолели их без особых усилий. Только самая последняя, отделявшая нас от судна трещина оказалась предательской: переходя через нее, я чуть было не провалился. Это была схваченная морозами ледяная каша, состоявшая из мелких кусков льда, смешанного со снегом.
В темноте я этого не заметил.
В одной руке у меня был фонарь, который, кстати сказать, задуло ветром, в другой — хронометр. На плечах висели карабин и два ящика с сухими элементами. К тому же, чтобы не встряхнуть хронометра и таким образом не потерять сделанных наблюдений, я должен был избегать резких движений.
Почувствовав, что лед подо мной расползается, я отбросил фонарь и, вытянувшись на шуге, свободной рукой ухватился за выступ льдины. Подоспевший товарищ принял хронометр, а затем помог мне выкарабкаться на лед.
Особенно неприятны темнота полярной ночи и морозы.
В светлое время выгруженные на лед аварийные запасы видны с судна, как на ладони, и мы можем быть за них совершенно спокойны. В полярную же ночь приходилось поминутно спускаться на лед и при тусклом свете «летучей мыши» осматривать каждый метр льда около палаток, чтобы во-время обнаружить трещины.
Вспоминаю сжатие 16 января 1939 года. Огромная гряда наторошенного льда начала вдруг быстро надвигаться на палатку с продовольствием и на бочки с горючим.
Из-за темноты опасность обнаружили поздно. Одни угол палатки гряда уже подмяла под себя. Пока высвобождали палатку и переносили продовольствие в безопасное место, ледяной вал вплотную подошел к бочкам.
Всего было двадцать бочек. Первые десять удалось откатить от гряды без особого труда, остальные засыпал быстро надвигавшийся ледяной вал. Часть людей раскалывала обломки льда. и отбрасывала их, а другие тем временем откатывали бочки. В конце концов все же победа осталась за нами.
Сознание того, что вместе со всей семьей советских полярников мы выполняем наказ XVIII съезда партии о превращении Северного морского пути в нормально действующую магистраль, помогало нам легко переносить все трудности и регулярно вести научную работу.
Никакая сила не могла сломить нашей воли и большевистской твердости. Природа, не смогла нас одолеть, и мы возвращаемся на родину победителями.
Весь советский народ с неослабным вниманием следил за дрейфом ледокольного парохода «Георгий Седов», на борту которого почетную сталинскую вахту больше двадцати шести месяцев несли пятнадцать отважных моряков.
Научные наблюдения седовцев в Центральном Полярном бассейне дают науке ценнейшие сведения об одной из интереснейших областей нашей планеты. Эти наблюдения имеют не только огромное теоретическое значение — они помогут северным мореплавателям водить свои корабли по трассе Северного морского пути, помогут полярникам вести борьбу со льдами, этими постоянными врагами арктических моряков.
Седовцы самоотверженно трудились, перевыполняя программу порученных им научных работ. Несмотря на трудности, сжатия льдов, ураганные ветры и жестокие морозы, они вели обширные научные исследования планомерно и регулярно — и летом, и зимой, и в полярную ночь, и в туманные дни арктического лета. В этом сказалась замечательная особенность советских людей, всегда доводящих до конца начатое дело, людей, которых не страшат никакие трудности.
Пятнадцать полярных моряков «Седова» — это обычные советские люди. Они не готовились специально к такой длительной и трудной научной экспедиции. Средний возраст членов экипажа корабля двадцать восемь — тридцать лет. Все они выросли в советское время, прошли школу советского флота. Почти все они — воспитанники большевистской партии, ленинско-сталинского комсомола.
Героическая эпопея «Седова» — высокий научный подвиг, который займет достойное место в истории нашей страны.
Седовцам были чужды те страхи и опасения, которые всегда сопутствовали полярным исследователям капиталистических стран.
Отважный полярный исследователь, английский капитан Скотт, возвращаясь в 1912 году с Южного полюса, вместе со своими спутниками погиб от голода и истощения. Этого мужественного человека, выдержавшего чудовищные испытания во время экспедиции к Южному полюсу, не раз глядевшего в глаза смерти, тяготило чувство одиночества, боязнь за судьбу своих близких.
Трагизмом отчаяния полны его последние записки. В одной из них Скотт писал:
«…Мы подыхаем в очень безотрадном месте. Пишу вам прощальное письмо в надежде, что это письмо, может быть, будет найдено и отослано вам. Собственно говоря, мне хочется, чтобы вы помогли моей вдове и сыну вашему крестнику…
Я оставляю свою бедную девочку и вашего крестника, Уилсон оставляет вдову, а Эдгар Эванс — тоже вдову в очень бедственном положении. Сделайте все возможное для признания их прав. Прощайте…
Умирая, прошу вас, дорогой мой друг, быть добрым к моей жене и ребенку. Окажите мальчику помощь в жизни, если государство не захочет этого сделать…»
А вот-последняя запись в дневнике, сделанная рукой умирающего капитана Скотта:
«Ради бога, не оставьте наших близких…»
Капитан Скотт был предоставлен самому себе. Англия, во славу которой он совершал свои научные подвиги, мало интересовалась своим отважным исследователем. И так понятна боязнь Скотта, что после его смерти близкие люди будут брошены на произвол судьбы…
Это чувство одиночества, чувство отрешенности от общества, от своего государства преследовало всех полярных исследователей прошлого.
Советским людям — ученым, исследователям — такие чувства незнакомы. Отважная экспедиция седовцев прекрасно знала, что за каждым их шагом следит весь народ, правительство и товарищ Сталин. Иосиф Виссарионович всегда интересовался, как протекает жизнь на дрейфующем корабле, расспрашивал о научных работах седовцев, подбадривал их, вдохновлял на самоотверженный труд.
Поэтому и спорился их труд. Они были спокойны за свою судьбу, за судьбу своих близких и родных. В этом — великое счастье советских людей.
Мужество, самоотверженность, смелость в борьбе с любыми опасностями — все эти высокие моральные качества, которые воспитывает партия в советском народе, прекрасно видны в будничных делах коллектива «Седова».
Никакие преграды не могли сломить их большевистского духа. Крепкий, спаянный сталинской дружбой коллектив полярных моряков все время жил одной жизнью с великой родиной. Седовцы знали, что родина, партия, великий Сталин не оставят их в беде и, когда это потребуется, протянут могучую руку помощи своим сынам.
С именем Сталина героический экипаж «Седова» вел борьбу в суровых условиях Арктики, с именем Сталина он победоносно завершил свой исторический дрейф. В одной из радиограмм, когда «Седов» находился во льдах Центрального Полярного бассейна, бесстрашные полярные моряки писали товарищу Сталину:
«Ваше имя, товарищ Сталин, является для нас той путеводной звездой, которая приведет нас на родину победителями».
Свое слово седовцы держали крепко. Они с честью выполнили сталинское задание.
26 февраля 1938 года с Московского центрального аэродрома вылетели три четырехмоторных самолета под управлением командира отряда Героя Советского Союза А. Алексеева, полярного летчика, участника полета на Северный полюс, Г. Орлова и П. Головина.
Далекий путь предстоял нам: из красной столицы к бухте Тикси, а оттуда — к дрейфующему каравану ледоколов «Садко», «Седов» и «Малыгин», с которых предстояло вывезти на материк сто восемьдесят четыре человека.
3 апреля, воспользовавшись благоприятной погодой, наши самолеты стартовали из бухты Тикси к дрейфующим кораблям, и в тот же день мы вывезли на материк двадцать два человека.
Плохая погода в течение полумесяца не давала нам возможности снова вылететь к судам. За это время, по инициативе командира отряда товарища Алексеева, основная база была перенесена из бухты Тикси на остров Котельный (Ново-Сибирские острова), ближе к дрейфующим кораблям.
Условлено было, что мы с Алексеевым займемся переброской людей с зазимовавших судов на полярную станцию острова Котельный, Орлов же будет перевозить их на материк, доставляя оттуда бензин.
18 апреля два наших самолета доставили на остров Котельный восемьдесят три зимовщика. Мы разместились в домике полярной станции острова. Рядом была лагуна. От моря нас отделяла длинная каменистая коса, на которой помещался аэродром. 540 километров было от нас до дрейфующих ледоколов, 600 километров — к югу, до бухты Тикси.
Несколько раз Алексеев заставлял борт-механиков нагревать масло и подготовлять моторы самолетов. Но ему приходилось отменять свое распоряжение: сплошная облачность и туманы мешали выполнить последнюю операцию.
26 апреля мы заметили, что погода улучшается. Туман поднялся, образовав слоистую облачность на высоте около 300 метров. Радиограмма с дрейфующих кораблей сообщала, что у них также улучшилась видимость и что на горизонте появилась светлая полоска чистого неба.
Надо было использовать случай. Решили лететь.
В шесть часов утра на обоих самолетах уже вертелись винты. Быстро убрали мы палатки, свернули спальные мешки и взяли все, что было необходимо на дорогу. Весь экипаж был на своих местах. С большим трудом раскачивали зимовщики полярной станции огромные хвосты наших самолетов. Подняв ураган снежной пыли, самолет Алексеева сдвинулся с места, легко заскользил по гладкому аэродрому и пошел на взлет. Вслед за Алексеевым стартовал и я.
Наши самолеты были оборудованы радиокомпасами. Через час после вылета мы услышали радиопеленги с дрейфующих кораблей. Но стрелки индикаторов еще слабо реагировали на сигналы маломощных судовых станций.
Вскоре появились густые облака, заставившие нас увеличить высоту полета до 2000–2500 метров.
Вместе с штурманом Л. В. Петровым кручу настройку радиокомпаса. Сигналы становятся все слышнее и слышнее; стрелка индикатора начинает уверенно показывать нужное направление. И как-то неожиданно облачность оборвалась. Сквозь стеклянный пол штурманской рубки товарищ Петров увидел три казавшихся крошечными судна, вмерзших во льды моря Лаптевых. Ура! Мы летим над караваном.
Первым на узкий, шириной всего в сто метров, но длинный и ровный аэродром приземлился самолет Алексеева.
Сверху вижу — на аэродроме образцовый порядок: границы окружены флажками, у каждого флажка для лучшей ориентировки стоит человек.
Мягко касаясь ледяного поля пятками лыж, бежит мой самолет. Алексеев машет руками, указывает место для стоянки. Моторы выключены. С трудом, в толстом меховом комбинезоне, выбираюсь из кабины. Кругом — радостные лица. Нам пожимают руки, нас целуют совсем незнакомые люди, что-то в восторге кричат.
Мы доставили зимовщикам противоцинготные средства, продовольствие, керосин, бензин. Разгружая самолеты, мы одновременно производили посадку на машины. Большую часть наших пассажиров мы разместили в крыльях, грузовых отсеках, центропланах самолетов, а двоих усадили в штурманские рубки.
Не хотелось улетать, не хотелось покидать тридцать три человека, остававшихся на кораблях. Но лететь было необходимо. Торопили сроки и часто меняющаяся в Арктике погода.
Наступили минуты расставания. Тридцать три человека протягивают нам руки и заверяют в том, что они с честью пронесут красное знамя своей великой родины во льдах Полярного бассейна.
Через час мы уже находились выше облаков, держа курс на остров Котельный. Дул сильный встречный ветер.
Через три часа непрерывного полета наши радиокомпасы стали слабо принимать сигналы 80-ваттной станции острова Котельный. И как-то неожиданно испортилась погода.
Нависшая сплошная мгла уменьшила видимость до 500 метров.
В тяжелых облаках мы потеряли друг друга. С высоты 50 метров был виден лед; справа мелькнула темная коса, и вдруг в тумане стала быстро надвигаться гора высотой около 100 метров. К нашему счастью, на горе были черные пятна, по которым и удалось ее обнаружить. Машина взмыла вверх, и мы избежали верной гибели.
У меня не было уверенности в том, что обнаруженная коса — аэродром станции Котельного. Искать же его в таких тяжелых условиях было немыслимо. Пришлось повторить заход, но на меньшей высоте. Увидав плоскую косу, я убавил газ и благополучно приземлился на неизвестной лагуне. Вскоре обнаружились следы лыж другого самолета.
Подрулив по следу, мы нашли самолет Алексеева.
Спальных мешков и палаток на семьдесят девять пассажиров и для экипажей двух самолетов не хватало. К счастью, на косе валялся плавник. Загорелись костры. Несмотря на далеко не блестящее положение, все были хорошо настроены: ноги стояли на твердой земле.
Через час связь была восстановлена, и, получив радиопеленги, мы определили, что находимся в 13 милях к северо-востоку от полярной станции.
Через три часа прибыла собачья упряжка с каюром Николаем Гороховым. У самолетов осталось по десять человек, остальные пешком пошли на зимовку.
Наш лагерь почти опустел. Я спал в такой же палатке, в какой год назад жила наша экспедиция на Северном полюсе. Меня разбудил голос старшего механика В. О. Чечина:
— Егорыч, вставай! Погода улучшилась. Туман разрывает сильным ветром. Мы уже греем моторы.
Я быстро оделся и побежал к самолету. Через несколько минут мы приземлились у большого костра у станции на острове Котельный.
28 апреля мы покинули гостеприимную зимовку и благополучно доставили в бухту Тикси наш драгоценный груз. На материк были переброшены последние семьдесят девять человек с дрейфующих ледоколов «Садко», «Седов» и «Малыгин».
Летом 1938 года была предпринята попытка вывести ледокол «Седов» и зазимовавшие вместе с ним в северной части моря Лаптевых корабли «Малыгин» и «Садко». К ним на выручку был послан ледокол «Ермак».
Дули южные штормовые ветры. Корабли всё дальше уходили на север. Когда мы на «Ермаке», пробившись сквозь тяжелые льды, достигли кораблей, они были на 83°04′ северной широты. Нас разъединял пояс тяжелых льдов. В тумане, по узким разводьям, с трудом, но все дальше проникал «Ермак» на север. Порою казалось, что дальше идти невозможно. Но ледокол продолжал неутомимо долбить тяжелые поля.
27 августа мы остановились. Дальше идти было невозможно. Впереди лежали невзломанные многомильные поля двух-трехметрового льда. Но в этот момент природа, до тех пор нам противодействовавшая, как будто решила нас приободрить. Туман, целую неделю лежавший вокруг «Ермака» густой пеленой, вдруг приподнялся и открыл на горизонте три еле видные черточки. Это во льдах стояли корабли.
На борту «Ермака» загремело восторженное «ура». И у людей и у самого дедушки «Ермака» появились новые силы. Ледокол с удвоенной энергией стал крошить поля нетронутого льда и упорно пробиваться вперед.
Но туман приподнялся только минут на десять и, точно занавес на сцене, опустился снова. От «Ермака» до кораблей оставалось миль пятнадцать.
28 августа, ломая последние льды, наш ледокол подходил к кораблям. Оркестр «Ермака» играл «Интернационал». Корабли расцветились флагами и подняли сигнал:
«Привет „Ермаку“!»
Околов корабли, «Ермак» стал к ним борт о борт. Радости людей не было границ. Часть команды «Ермака» перешла на корабли, и мы начали выводить их на юг.
«Садко» и «Малыгин» с трудом, но пробивались по узкому каналу, который оставался после прохода «Ермака». Хуже было с «Седовым». За время зимних сжатий у него оказалось сильно поврежденным рулевое устройство, и «Седов» не только не мог лавировать, но даже идти прямо. Пришлось его буксировать. Однако в тяжелом льду «Седов» не мог держаться строго за кормой «Ермака»: его изуродованный руль поворачивал корабль вправо.
Льдины все время втискивались между «Ермаком» и «Седовым». Толстые, в руку человека, проволочные тросы не выдерживали и лопались, как нитки. Дважды в течение двух часов менялись тросы, и дважды они рвались. Ледокол «Седов» удалось протащить за это время на расстояние меньше одной мили. А на пути к югу лежал тяжелый пояс льдов.
Установилась ясная погода, и «Ермак», взяв с собою только «Малыгина», пошел на юг, чтобы нащупать наиболее легкий путь во льду и пробить канал, по которому потом можно было бы провести ледокол «Седов».
«Ермак» снова с разбегу наскакивал на ледяные поля и крушил их. Но вот гребные валы не выдержали. Сначала лопнул вал левой машины и вместе с винтом ушел на дно, на глубину трех тысяч метров. Скоро «Ермак» остался с одной центральной машиной. В таком состоянии он не мог уже буксировать ледокол «Седов». Неясно было даже, удастся ли ему самому выйти из тяжелых льдов. Надо было решать, что делать с «Седовым».
Ни у кого даже и в мыслях не было бросить ледокол без людей. Все считали бесспорным, что на «Седове» должен остаться экипаж. Отобрать надо было пятнадцать человек, а желающих остаться вызвалось во много раз больше. Прежде всего это были сами седовцы. Бадигин, ставший капитаном во время ледового плена, после того как старого капитана из-за болезни пришлось вывезти, считал невозможным уйти с «Седова», пока он сам здоров, а корабль может плавать.
— Я сойду с корабля только тогда, когда он остановится в родном, советском порту, — заявил Бадигин.
Коллектив, зимовавший на «Седове» до прихода «Ермака», был замечательный. Разбивать его очень не хотелось. Но пришлось строго обсудить кандидатуру каждого, главным образом с точки зрения здоровья. Седовцы уже выдержали суровый экзамен одной зимовки, и нужно было отобрать тех, кто сможет совершенно безнаказанно для своего здоровья оставаться и дальше.
После долгого обсуждения решено было, что из старых седовцев, кроме капитана Бадигина, на борту останутся: штурман — замечательный специалист своего дела, он же гидрограф, он же инженер водного транспорта — Ефремов, второй механик Токарев, третий механик Алферов, машинист первого класса Шарыпов, хозяин палубы боцман Буторин и еще два человека — доктор Соболевский и известный в Арктике радист Полянский. Был также оставлен гидрограф Буйницкий, перешедший на борт «Седова» с ледокола «Садко».
Этот состав надо было пополнить, так как для поддержания корабля в порядке во время дрейфа требовалось пятнадцать человек. Была организована тройка в составе начальника экспедиции, помполита и председателя судкома «Ермака», решивших вопрос о пополнении. Членам этой тройки буквально не давали прохода. Ловили в коридорах, на палубе, в кают-компании. Каждый, приводя десятки доводов, уговаривал оставить его на «Седове».
Люди отлично знали, что дело предстоит не шуточное: придется продрейфовать через весь Северный Ледовитый океан, будут сжатия, временами может быть очень трудно.
Но советский человек любит преодолевать трудности. Каждый из желавших остаться понимал, что он своей работой принесет колоссальную пользу, что все трудности и опасности будут оправданы той пользой, которую получит страна. Кроме того, каждый из остававшихся был убежден, что куда бы ледокол «Седов» ни занесло, страна, партия, товарищ Сталин примут все меры, чтобы ни с одним человеком ничего плохого не случилось.
Наконец с «Ермака» на борт «Седова» перешли: старший механик орденоносец Трофимов, радист Бекасов, кочегар-стахановец Гетман, повар-моряк Мегер, машинист Недзвецкий и матрос Гаманков.
Составили список продовольствия, обмундирования и запасного оборудования, которое надо было оставить на корабле Когда все необходимое было перегружено на ледокол «Седов», артельщик «Ермака» привел нескольких седовцев к кладовой и, распахнув перед ними двери, сказал:
— Ребята, смотрите по полкам! Может, вам еще что-нибудь надо?
Все операции приходилось производить очень быстро.
Надвигалась зима. «Ермаку» с одной машиной надо было уходить на юг, ведя за собой корабли «Садко» и «Малыгин» Как только закончили погрузку, «Ермак» отошел от «Седова». Чтобы образовать ледяную подушку, которая при будущих сжатиях предохранила бы корабль от напора больших льдин, «Ермак» разломал лед вокруг «Седова» в мелкую кашу. Когда «Ермак» уже отходил от «Седова», люди все еще продолжали бросать седовцам конфеты, книги, кто что мог.
Как нарочно, погода испортилась, корабли затянуло сеткой пурги. «Ермак», по старому морскому обычаю, дал три протяжных гудка. Пурга все усиливалась. Вот «Седов» совсем скрылся из виду. А гудок все гудел. Грустно было на душе. Уже не видимый нами «Седов» ответил тремя такими же длинными гудками, означавшими на морском языке: «Желаю счастливого плавания!». «Счастливо зимовать!» — ответил «Ермак».
Сейчас «Седов» закончил свой исторический дрейф.
И первое, о чем хочется сказать, это о коллективе седовцев, с честью выполнившем возложенные на него задачи.
Каждый из коллектива показал такие образцы умения держаться в трудных условиях, которые сделали бы честь людям с многолетним стажем полярных исследователей. А ведь весь коллектив — это молодежь, люди, имеющие полярный опыт, но далеко не арктические старожилы. Этот коллектив — лучшая иллюстрация к словам нашей песни:
Когда страна прикажет быть героем
У нас героем становится любой!
По возвращении в конце 1938 года из похода на «Ермаке» мы с А. Алексеевым были приняты товарищем Молотовым, которому доложили об итогах операции по выводу кораблей из ледового плена, о том, как после попыток буксировать ледокол «Седов» пришлось оставить его на зимовку. Товарищ Молотов подробно расспрашивал о людях «Седова».
Ночью мне позвонили по телефону:
— Сейчас с вами будет говорить товарищ Молотов.
Вячеслав Михайлович еще раз внимательно расспросил о седовцах.
— Как их адрес? «Ледокол „Седов“, капитану Бадигину, парторгу Трофимову». Так правильно будет? — спросил товарищ В. М. Молотов. — Мы посоветовались с товарищами и решили послать им телеграмму, — добавил он.
Утром, развернув газету, я увидел, что на первой странице напечатана телеграмма седовцам от И. В. Сталина и В. М. Молотова.
Эта телеграмма явилась для седовцев своего рода путевкой в жизнь. После нее седовцы почувствовали, что страна смотрит на них, следит за их героическим дрейфом.
И это чувство придало им невиданные силы. Оно поднимало и окрыляло их. Особенно воодушевляло людей на «Седове» сознание, что за их работой следит Иосиф Виссарионович Сталин.
Многие экспедиции пытались проникнуть в центральную часть Северного Ледовитого океана. Некоторым из них удалось побывать даже на самом Северном полюсе.
После нескольких неудачных попыток американец Роберт Пири 6 апреля 1909 года добрался на санях и собаках до Северного полюса и провел там около тридцати часов.
9 мая 1926 года американец Ричард Бэрд долетел до полюса на самолете и, покружив в воздухе, благополучно возвратился на Шпицберген, откуда и был начат этот полет.
В том же году норвежец Амундсен пересек на дирижабле Северный Ледовитый океан от Шпицбергена до Аляски.
12 мая он пролетел попутно над Северным полюсом.
24 мая 1928 года итальянская экспедиция Нобиле также добралась на дирижабле до Северного полюса и покружила над ним. Во время обратного пути на Шпицберген экспедиция потерпела аварию, и несколько человек из ее состава погибло.
В 1937 году Северный полюс был атакован советскими людьми. В дни организации дрейфующей папанинской станции на Северном полюсе одновременно находилось четыре тяжелых самолета и тридцать три советских полярника.
Над полюсом в эти дни летали Головин, Водопьянов, Молоков, Алексеев и Мазурук. Затем 18 июня 1937 года на своем пути из Москвы в Америку над Северным полюсом пролетел Чкалов. 13 июля 1937 года но тому же маршруту над Северным полюсом пролетел Громов. 12 августа над Северным полюсом пролетел погибший затем Леваневский.
Во время поисков этого самолета, 7 октября 1937 года, над Северным полюсом летал Водопьянов, а 4 апреля 1938 года — Мошковский.
Когда читаешь описания путешествий и полетов к Северному полюсу, невольно восхищаешься необычайным упорством, с которым человек стремится познать свою планету, невольно восхищаешься мужеством людей, пытающихся проникнуть в тайны центральной части Северного Ледовитого океана.
Но из всех экспедиций только три увеличили наши знания об этой неприступной части земного шара, а именно: состоявшаяся в 1893–1896 годах экспедиция Нансена на корабле «Фрам», экспедиция папанинцев, дрейфовавшая в 1937–1938 годах на льдине, и экспедиция отважных советских полярников на ледокольном пароходе «Седов».
Экспедиции Нансена не было суждено побывать на Северном полюсе. «Фрам» во время своего дрейфа достиг только 85°56′ северной широты. Тем не менее Нансену буквально удалось «открыть в научном отношении» Северный Ледовитый океан. До дрейфа «Фрама» об этом океане знали очень мало. Сам Нансен не рассчитывал, что встретит там глубины, превышающие 500 метров, и потому не взял с собой приспособлений, которые позволили бы измерить большие глубины.
Экспедиция Нансена установила, что Северный Ледовитый океан представляет собой море с глубинами больше 3000 метров, что теплые атлантические воды — ответвления Гольфстрима — глубинным течением далеко проникают в центральную часть Северного Ледовитого океана. Изумительные наблюдения Нансена открыли основные законы движения льдов в этом бассейне. Наконец, Нансен подметил и основные законы образования, развития и разрушения морских льдов.
21 мая 1937 года с помощью четырех тяжелых самолетов была высажена на лед папанинская экспедиция. На большом ледяном поле советские полярники устроили прекрасно оборудованную полярную обсерваторию. 6 июня организация станции «Северный полюс» была закончена, самолеты улетели обратно на Большую землю, а на льдине остались четыре героических зимовщика — Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров. Они провели на дрейфующей льдине двести семьдесят четыре дня. За это время ледяное поле, на котором находились папанинцы, пронесло от Северного полюса к восточным берегам Гренландии, где на 70°47′ северной широты и 19°48′ западной долготы дрейфующая экспедиция была снята ледокольными пароходами «Таймыр» и «Мурман».
Экспедиция папанинцев, состоявшая всего из четырех человек, не только существенно дополнила наблюдения Нансена и в некоторые из них внесла немаловажные исправления, но сделала также ряд совершенно новых наблюдений.
Папанинцы измерили глубины на всем пути, пройденном станцией от Северного полюса до берегов Гренландии.
Они открыли законы движения льдов и морских течений подо льдами, ускользнувшие от внимания Нансена. Они опровергли мнение Нансена о полной безжизненности центральной части Северного Ледовитого океана. Они произвели ценнейшие наблюдения по земному магнетизму, по измерению силы тяжести. Метеорологические наблюдения папанинцев не только облегчили организацию трансарктических перелетов Чкалова и Громова, но и заставили изменить взгляды на строение атмосферы и на процессы, управляющие погодой центральной части Арктики.
В противоположность дрейфам «Фрама» и станции «Северный полюс» дрейф «Седова» не был задуман и организован заранее.
Вместе с ледоколами «Садко» и «Малыгин» 23 октября 1937 года «Седов» был зажат льдами в море Лаптевых на 75°19′ северной широты и 132°25′ восточной долготы. 28 августа 1938 года эти ледоколы находились на 83°06′ северной широты и 132°25′ восточной долготы. В этот день ледокол «Ермак» вывел «Садко» и «Малыгина» из льдов в чистую воду. «Седов» же получил во время зимовки некоторые повреждения, и его не удалось вывести из льдов.
Несколько обстоятельств придают дрейфу «Седова» исключительный интерес.
Во-первых, дрейф ледокола начался еще тогда, когда станция «Северный полюс» продолжала свои наблюдения.
Таким образом, были осуществлены непрерывные наблюдения над центральными частями Северного Ледовитого океана.
Во-вторых, вскоре после начала дрейфа «Седова» в том же море Лаптевых, но в юго-западной его части, начался дрейф нескольких судов во главе с ледоколом «Ленин»; эти корабли были вынесены из Хатангского залива. Дрейф ледокола «Ленин» закончился 7 августа 1938 года, когда «Красин» вывел его из льдов вместе со всем караваном. Таким образом, в течение девяти месяцев два каравана судов дрейфовали одновременно, на некотором расстоянии друг от друга: один — в юго-западной части моря Лаптевых, другой — в северо-восточной его части и в районе к северу от Ново-Сибирских островов.
Сопоставление этих дрейфов дало удивительные результаты. Отличаясь друг от друга в деталях, они в то же время обнаруживают изумительное сходство и тем самым доказывают, что вызывались одними и теми же причинами: господствующими ветрами и постоянными течениями.
В-третьих, вскоре после начала своего дрейфа «Седов» оказался в области, где начал свой дрейф и нансеновский «Фрам».
Сравнение дальнейших путей дрейфов «Фрама» и «Седова» представляет исключительный интерес потому, что первый проходил при таких климатических условиях, которые значительно отличаются от теперешних.
Одним из существенных научных достижений «Седова» является окончательное уничтожение легенды о Земле Санникова.
В 1811 году Яков Санников, служивший тогда у купца Ляхова, «увидел» с северного берега острова Котельный высокую землю, к которой он пытался подойти по льду. Путь ему преградила большая полынья. По словам Санникова, до этой земли оставалось пройти всего 25 километров.
С тех пор таинственная Земля Санникова тревожила воображение многих полярных путешественников и исследователей.
Первым судном, побывавшим в районе к северу от Новосибирских островов, был «Фрам». Почти всю зиму 1893/94 года «Фрам» дрейфовал между 130° и 140° восточной долготы и 79° и 81° северной широты, но никакой земли не обнаружил. Однако «Фрам» не заносило восточнее меридиана острова Котельный, а потому и в последующие годы вопрос о Земле Санникова оставался открытым.
В 1900–1903 годах была снаряжена русская полярная экспедиция на судне «Заря». В числе задач этой экспедиции, возглавлявшейся Толлем, были и поиски Земли Санникова.
В 1913–1914 годах отыскать Землю Санникова пытались также на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач».
Во время всех этих плаваний и дрейфов Землю Санникова так и не обнаружили. Но все же не было доказано, что она не существует.
Вот почему в 1937 году научная экспедиция на ледокольном пароходе «Садко» наряду с выполнением других заданий занималась и поисками Земли Санникова. Этот корабль прошел севернее других судов, однако и он не нашел таинственного острова.
Во время своего дрейфа «Седов» дважды пересек район предполагаемой земли: один раз с запада на восток, приблизительно по 78-й параллели, и другой раз с юго-востока на северо-запад.
В этом же районе прошли ледоколы «Ермак» и «Иосиф Сталин», когда они направлялись к дрейфующим судам.
Оба эти корабля также не обнаружили Земли Санникова.
Все эти плавания и дрейфы окончательно уничтожили легенду о Земле Санникова, просуществовавшую более ста двадцати пяти лет и родившую обширную литературу.
Тот факт, что линии дрейфов «Фрама» и «Седова» не раз переплетались друг с другом, позволил определить изменения в тепловом режиме арктического бассейна за истекшие сорок пять лет.
Всякое наблюдение только тогда имеет полную научную ценность, когда точно известно, где оно произведено. Седовцы не пропускали ни одного случая, чтобы определить свои координаты по небесным светилам. Это позволило нам на Большой земле следить за всеми обстоятельствами дрейфа ледокола.
Интересно отметить; что «Седов» пробыл севернее 85-й параллели вдвое больше времени, чем станция «Северный полюс», и в два с половиной раза больше, чем «Фрам», хотя дрейф последнего продолжался 1055 дней, а дрейф «Седова» — 812 дней.
«Седов» начал свой дрейф южнее «Фрама» и к концу своей эпопеи также спустился в более южные широты по сравнению с судном Нансена. Таким образом, скорость дрейфа «Седова» оказалась значительно большей, чем «Фрама».
Путь на запад, покрытый «Фрамом» за двадцать пять месяцев, «Седов» проделал в течение пятнадцати месяцев.
Следовательно, дрейф «Седова» окончательно подтвердил, что за последние годы вынос льдов из арктического бассейна в Гренландское море значительно усилился.
Усиление выноса льдов из арктического бассейна в Гренландское море сопровождается и усилением притока в Арктику теплых атлантических вод, уменьшением ледовитости окраинных морей, толщины полярных льдов и размеров ледников, а также повышением зимних температур воздуха. Все эти явления характерны для наблюдающегося сейчас потепления Арктики. Материалы, накопленные седовцами за время дрейфа, содержат обильные данные для освещения столь интересного вопроса.
Несмотря на то, что линия дрейфа «Седова» подымалась значительно севернее линии дрейфа «Фрама», зимние месяцы в Арктике во времена Нансена были на несколько градусов холоднее, чем сейчас. Наиболее низкая температура воздуха (минус 44,1°) отмечена седовцами 10 марта 1939 года на 86°23′ северной широты и 110°20′ восточной долготы. Самая низкая температура во время дрейфа «Фрама» (минус 62°) была отмечена 15 января 1896 года приблизительно на 84°55′ северной широты и 41° восточной долготы, то есть значительно южнее и западнее того места, где зарегистрировали самую низкую температуру седовцы и где, как правило, всегда бывает теплее.
Температура атлантических вод, проникающих в арктический бассейн, почти на градус сейчас выше, чем во времена Нансена.
Большой интерес представляет вопрос о максимальной толщине льдов. Участники экспедиции на дрейфующем ледоколе ни разу не встретили льдов толще 218 сантиметров. Возникает вопрос: где же тогда образовалось и откуда было принесено к Северному полюсу ледяное поле, на котором основали папанинцы свою станцию? Ведь известно, что их льдина была толще 3 метров.
Этот вопрос заслуживает специального разбора.
Наивысшая широта, достигнутая «Фрамом», равна 85°55,5′. Наивысшая широта, достигнутая «Седовым», — 86°39,5′. Самой северной точкой, до которой добрался Нансен во время своего санного путешествия к Северному полюсу, была широта 80°14′. Наконец, в 1900 году Каньи достиг в том же районе 86°34′ северной широты. Дальнейшее продвижение на север и Нансена и Каньи было остановлено встреченными ими сильно торосистыми льдами.
С этими данными следует сопоставить наблюдения, сделанные товарищем Алексеевым во время его полетов от Земли Франца-Иосифа к Северному полюсу и обратно. Он установил, что от острова Рудольфа до 82°30′ северной широты лежат торосистые поля молодого льда с вкраплением айсбергов. Выше, до 85°30′ северной широты, размеры ледяных полей увеличиваются и достигают 20 километров в поперечнике. На этих полях попадаются ровные площадки, пригодные для посадки самолетов. У 84-й параллели толщина льда не превышала 100–120 сантиметров. Севернее 85°30′ начинались многолетние ледяные поля, причем до 86-й параллели они были малы и торосисты, а разводья были забиты мелким льдом и шугой. В таких местах посадка самолетов невозможна.
Далее к северу, особенно между 87° и 88°30′, ледяные поля оказались более пригодными для устройства посадочных площадок. Каков был лед в районе станции «Северный полюс», мы уже знаем.
Из этого описания видно, что между Северным полюсом и Землей Франца-Иосифа расположен своеобразный пояс торошения. Он отделяет более молодые льды, в основном образовавшиеся на материковой отмели Европейско-Азиатского материка, от более мощных приполюсных льдов.
По-видимому, указанный выше пояс торошения, в свое время остановивший дальнейшее продвижение на север Нансена и Каньи, представляет собой постоянное явление.
Огромный интерес представляет сопоставление дрейфа льдов с ветром, вызвавшим этот дрейф. Подобные наблюдения, произведенные вблизи берегов, обычно искажаются под влиянием близлежащей суши и мелководья. Таким образом, для теоретических исследований можно пользоваться только данными трех дрейфов: «Фрама», станции «Северный полюс» (пока она находилась в центральной части Северного Полярного бассейна) и «Седова».
Произведенная автором этой статьи обработка наблюдений седовцев показала, что в районе дрейфа ледокола между 1 сентября 1938 года и 1 февраля 1939 года постоянное течение было выражено весьма слабо. Благодаря этому обстоятельству для изучения связи между дрейфом и ветром имелись почти лабораторные условия. Вдали от искажающего влияния суши и постоянных течений ветровой дрейф проявлялся здесь почти в чистом виде.
Это дало возможность — проверить два правила, установленные Нансеном, определяющие поведение сплошных льдов в центральной части Северного Полярного бассейна.
Правила эти сводятся к следующему:
1. Скорость ветрового дрейфа приблизительно в пятьдесят раз меньше скорости ветра, вызывающего этот дрейф.
2. Дрейф льдов отклоняется от направления ветра на 30–40° вправо, что объясняется влиянием отклоняющей силы вращения Земли.
На схеме 1 красной линией показан путь «Седова» между 1 сентября 1938 года и 1 февраля 1939 года. На той же схеме пунктиром показан путь ветра, то есть произведение скорости ветра на продолжительность ветра в течение того же периода. Масштаб ветра уменьшен по сравнению с масштабом дрейфа в пятьдесят раз.
При сравнении видно, что пути дрейфа, и ветра удивительно походят друг на друга. При всяком изменении направления и скорости ветра сейчас же изменяются скорость и направление дрейфа. Особенно характерны в этом отношении: восьмерка, выписанная «Седовым» между 2 и 26 октября, зигзаги, вычерченные между 10 и 30 ноября 1938 года, и петля, сделанная ледоколом между 3 и 17 января 1939 года. То, что ветровой дрейф ледяных полей приблизительно в пятьдесят раз меньше скорости ветра, ясно видно из схемы, где масштаб дрейфа в пятьдесят раз меньше пути ветра.
Из той же схемы видно, что направление дрейфа отличалось ог направления ветра только тем, что первый был повернут на 30–40° вправо.
Изучение дрейфа «Седова» позволило нам также дополнить два правила Нансена еще двумя:
1. Дрейф льдов направлен по изобарам, то есть по линиям, соединяющим точки земной поверхности, где в один и тот же момент давление атмосферы одинаково. При этом дрейф направлен так, что область повышенного давления атмосферы находится справа, а область пониженного давления — слева от линии дрейфа.
2. Дрейф льдов происходит со скоростью, обратно пропорциональной расстоянию между изобарами.
Первое из этих двух правил нетрудно вывести следующим образом. В умеренных и высоких широтах ветер из-за трения о поверхность земли и под влиянием отклоняющей силы ее вращения направлен приблизительно на 30–40° влево от соответствующей изобары. Дрейф льдов, согласно второму правилу Нансена, отклоняется от направления ветра приблизительно на 30–40° вправо. Складывая, мы получаем дрейф льдов по изобарам.
Второе правило было выведено так: при отсутствии постоянных течений и искажающего влияния суши льды движутся со скоростью, пропорциональной скорости ветра.
Чем гуще на синоптической карте проведены в каком-нибудь районе изобары, тем сильнее в данном районе ветер.
Отсюда явилась подкрепленная чисто теоретическими выводами возможность судить по синоптической карте не только о направлении дрейфа льдов, но и о его скорости.
Теоретические расчеты, произведенные на основании новых правил, подтвердили предположение о движении льдов но часовой стрелке около так называемого полюса недоступности. Если бы в январе и феврале 1939 года «Седов» оказался несколько севернее того места, где он находился в это время на самом деле, то весьма вероятно, что он был бы втянут в это движение по часовой стрелке вокруг полюса недоступности и дрейфовал бы сейчас по направлению к северным берегам Америки.
На схеме 2 показана карта среднемесячного давления атмосферы над Полярным бассейном в январе 1939 года. На этой же схеме двойной стрелкой показан фактический дрейф «Седова» за тот же месяц. Как видим, он точно совпадает с изобарой. Такое же совпадение оказалось и на других картах распределения атмосферного давления, составленных за время дрейфа «Седова».
Одновременно на схеме 2 показан дрейф льдов в различных районах Полярного бассейна за январь 1939 года. Направления стрелок показывают направление дрейфа, а длина стрелок показывает их скорость. При рассмотрении этого рисунка видно, что льды Центрального Полярного бассейна движутся вовсе не как одно целое, а с различной скоростью и по различным направлениям. Существуют зоны быстрого движения и относительного покоя. Там, где стрелки сходятся, происходит сжатие льдов и торошение; там, где стрелки расходятся, льды разрежаются, и между ледяными полями образуются разводья.
По месячным картам давления (схема 3) были вычислены теоретические дрейфы станции «Северный полюс» (с 21 мая 1937 года по 1 февраля 1938 года), ледокола «Седов» (с 1 ноября 1937 года по 1 октября 1938 года) и ледокола «Ленин» (с 1 ноября 1937 года по 1 августа 1938 года). Затем на этой же карте по широтам и долготам были нанесены положения этих судов на первое число каждого месяца и таким образом получены линии фактического дрейфа этих судов. Совпадение оказалось удивительным.
Лучше всего сошлись линии теоретического и истинного дрейфа ледокола «Седов», что, впрочем, вполне естественно, так как этот корабль дрейфовал при весьма благоприятных условиях.
Теоретический дрейф ледокола «Ленин» также оказался близким к фактическому, однако теоретическая линия прошла несколько южнее и восточнее. Это объясняется искажающим влиянием близлежащего материкового берега и Ново-Сибирских островов, препятствовавших дрейфу ледокола в южном и восточном направлениях.
Значительно отличается от истинного теоретический дрейф станции «Северный полюс», вычисленный по тем же формулам. Во-первых, теоретический дрейф папанинской станции выходит на побережье Гренландии, и, во-вторых, он короче фактического (если считать по широте) на 550 морских миль. Такое расхождение вполне понятно: при построении теоретических дрейфов принималось во внимание только влияние местных ветров, а между тем движение льдов обуславливается не только ветрами, но и постоянными течениями. Естественно, что в районах, где постоянные течения слабы, первостепенное влияние на скорость и направление дрейфа оказывают местные ветры.
По мере приближения к Гренландскому морю местные ветры из-за сильного Восточно-гренландского течения оказывают все меньше влияния на ледяные поля. Слабые ветры, направление которых противоположно постоянному течению, уже только замедляют или лишь на время задерживают общий дрейф к югу. Так было со станцией «Северный полюс», так было и с ледоколом «Седов».
Вторым обстоятельством, повлиявшим на расхождение между истинным и теоретическим дрейфом папанинской станции, является следующее.
Скорость ветрового дрейфа сплошных ледяных полей в Центральной Арктике, как уже было сказано выше, в пятьдесят раз меньше скорости ветра, вызывающего этот дрейф.
Но скорость дрейфа льдов под влиянием ветра значительно увеличивается, если перед ними по ветру находится открытое море. В таких случаях скорость дрейфа может достигнуть одной десятой скорости ветра, а иногда и больше.
Именно такие условия создаются при северных и западных ветрах в районе Центральной Арктики, прилегающей к Гренландскому морю, и в самом Гренландском море. Сопоставляя фактическое местонахождение станции «Северный полюс» 1 февраля 1938 года с теоретическим, вычисленным с учетом постоянных течений, мы получаем, что истинное местонахождение станции отличается от теоретического всего на 50 миль но широте, или всего лишь на пять процентов общей длины дрейфа по широте. Подобное совпадение надо признать лежащим на пределе той точности, с которой получены исходные данные для вычислений.
Приведенные примеры показывают, какие хорошие результаты дает применение метода, разработанного на основе анализа дрейфа «Седова».
Среди седовцев нет ученых-профессионалов. Один только Буйницкий, являющийся студентом Гидрографического института Главсевморпути, готовил себя к научной деятельности. Четырнадцать остальных седовцев являются простыми советскими моряками. Но эти советские моряки сделали все, что было в их силах, для того чтобы наблюдать как можно больше, как можно тщательнее. Их подвиг напоминает подвиги русских полярных исследователей-моряков Лаптевых, Малыгина, Прончищева, Пахтусова, Литке, Макарова, Седова и других — всех тех, кому мы обязаны в основном нашими знаниями об Арктике. Но то, что добыто седовцами, то, что добыто папанинцами, значительно выигрывает оттого, что в своей работе и седовцы и папанинцы опирались на неустанную и важную работу могучего коллектива полярников, созданного нашей великой родиной под руководством великого Сталина.
История полярных исследований знает немало случаев, когда, оторванные от внешнего мира, лишенные всякой связи с ним, мужественные покорители Арктики гибли, чувствуя свою беспомощность перед коварной стихией суровой северной природы. Экипаж ледокольного парохода «Георгий Седов» в течение всех двадцати шести месяцев дрейфа вдали от родных берегов никогда не переживал этого страшного чувства оторванности от всего остального мира.
Движущийся по воле льдов в безбрежном океане корабль связывало с землей, родными, друзьями и близкими радио. Можно с уверенностью заявить, что успешное завершение беспримерного дрейфа во многом зависело от нормальной радиосвязи дрейфующего корабля с материком.
Радиостанция «Седова» блестяще выдержала трудное испытание. Она работала четко и бесперебойно. Связь с материком не порывалась ни на один день.
Седовцы имели неплохо оборудованную передаточную станцию, которая работала на любых волнах. Она состояла из трех основных передатчиков (мощностью в 0,5 киловатта, 0,07 киловатта и 0,06 киловатта) и одного аварийного (искрового, мощностью в 0,2 киловатта). Ввиду ограниченного количества горючего связь поддерживалась преимущественно на передатчиках малой мощности, что ни в какой степени не уменьшало эффекта работы. На корабле, кроме того, находились два приемника-длинноволновый и коротковолновый. Все это радиооборудование изготовлено на одном из ленинградских радиозаводов целиком из советских материалов в 1935 и 1936 годах.
О масштабе работы радиостанции дрейфующего корабля можно судить хотя бы по тому, что за время дрейфа она передала и приняла сотни тысяч слов. С мая прошлого года радиостанция «Седова» работала в среднем по одиннадцать часов в сутки. Позывной сигнал радиостанции ледокольного парохода «Седов» — «УНАД» — хорошо известен на материке и особенно на его северном побережье.
В начале дрейфа радисты «Седова» посылали телеграммы через передаточные пункты — рации полярных станций бухты Тикси и мыса Шалаурова (Ляховские острова). По мере продвижения корабля на запад регулярную радиосвязь с седовцами поддерживали радиостанции мыса Челюскин, острова Рудольфа, мыса Желания, Амдермы и радиоцентра острова Диксон.
Что передавали и что принимали по радио седовцы?
Ежедневно, четыре раза в сутки, с дрейфующего корабля на материк шли метеорологические сводки. Их тотчас же использовали синоптики для составления карт погоды.
Седовцы регулярно посылали по радио на Большую землю сведения о своих научных наблюдениях. Радиостанция «Седова» систематически передавала корреспонденции для советской печати.
На корабль седовцам с материка ежедневно посылался радиобюллетень Главсевморпути, сообщения о жизни в СССР и о международных событиях, лекции, доклады. Для отважных моряков иа Москвы часто транслировались прекрасные концерты. По радио герои Арктики слышали голоса своих родных и близких. Оно принесло к ним в высокие широты вдохновляющие слова привета товарищей Сталина, Молотова, Калинина.
Самоотверженно работали радисты «Седова» Александр Александрович Полянский и Николай Михайлович Бекасов. Капитан «Седова» товарищ Бадигин так отзывается о старшем радисте Полянском: «Прекрасный полярник. Отлично знает свое дело. Всю работу по связи ведет безукоризненно, бесперебойно. Отличается большой трудоспособностью. Не теряется в любой обстановке. Стахановец. Пользуется большим уважением и любовью коллектива седовцев». О Бекасове товарищ Бадигин дает также восторженный отзыв.
В последние дни десятки радиостанций поддерживали надежную, бесперебойную связь с ледоколами «Иосиф Сталин» и «Седов». В дни освобождения героического корабля из ледового плена радиообмен достиг десяти тысяч слов в сутки.
О четкости работы наших радиостанций в эти дни свидетельствует такой яркий факт: с того момента, когда радист ледокола «Иосиф Сталин» отстучал в эфир сообщение о том, что седовцы видят отсвет прожекторов флагманского корабля, и до момента получения этой радиограммы в Москве прошло лишь несколько минут.
На севере Атлантического океана, у берегов Канады, лежит остров Ньюфаундленд. Холодное течение, омывает его скалистые берега, изрезанные глубокими заливами. Бухты острова большую часть года покрыты льдом; льды из Арктики приносит сюда даже летом. Ньюфаундленд — богатая колония Англии.
На стапелях судостроительного завода в городе Глазго (Северная Шотландия) в 1907 году были заложены три ледокольных парохода для ньюфаундлендских рейсов: «Бонавенчур», «Белавенчур» и «Беотик». Через два года все три судна были закончены постройкой.
«Беотик» можно было назвать красивым судном. Корабль солиден и пропорционален. Форштевень[9] у него ровный. Отделка кают и салона простая, но прочная. Роскоши нет и следа. Длина его — 76,8 метра, ширина — 11 метров по среднему шпангоуту; осадка — до 6 метров. Вес вытесняемой «Беотиком» воды — 3056 тонн; это его водоизмещение. В средней части корпуса стоят котлы и машина в 2360 лошадиных сил. Скорость «Беотика» 11–13 миль в час. Корабль имеет два трюма, вмещающих 1350 тонн груза, в том числе уголь для топок судна. При полном запасе угля «Беотик» мог совершать переходы в 3000 морских миль без дополнительной бункеровки.
Закругленный снизу форштевень позволяет кораблю довольно легко влезать на лед и давить его тяжестью своего корпуса.
Пять лет «Беотик» плавал среди льдов. Он заходил в гавани Ньюфаундленда, совершал зимние рейсы в порты Канады и Соединенных штатов Америки.
Разразилась мировая империалистическая война Жизнь ньюфаундленда замерла. Зато в связи с войной росло судоходство в далеком Белом море. Караваны судов везли сюда военные грузы, которые Антанта посылала своей союзнице — царской России. Но как сделать Белое море судоходным в зимнее время, когда оно покрывается льдом? Выход был один: организовать здесь ледокольный флот.
Новые ледоколы строить долго. Вот тогда и вспомнили что у Ньюфаундленда и в гаванях Канады стоит без дела целая эскадра ледокольных кораблей.
Несколько ледокольных пароходов пересекли Атлантический океан и прибыли в Белое море. Среди них был и «Беотик». Купленные суда получили другие имена. На борту «Беотика» появилась новая надпись — «Георгий Седов».
В Архангельске жива была память о трагедии, разыгравшейся во льдax Арктики, у берегов земли Франца-Иосифа.
В 1912 году из Архангельска ушла в необычайный рейс — к Северному полюсу — дряхлая парусно-паровая шхуна «Св. Фока», на борту которой находилась экспедиция, организованная талантливым русским моряком Георгием Яковлевичем Седовым.
Седов давно мечтал о достижении Северного полюса, но его проект враждебно встретили чиновники морского министерства. Седов прибег к частной благотворительности.
На собранные крайне скудные средства была организована экспедиция на «Св. Фоке». В первый год льды помешали ветхому судну достичь Земли Франца-Иосифа и вынудили Седова зимовать на Новой Земле. Эта задержка оказалась роковой. Для второй зимовки, в бухте Тихой, не хватало запасов. Среди экипажа начались болезни. Больной Седов вместе с матросами Линником и Пустошным, захватив три нарты, 15 февраля 1914 года вышел из бухты Тихой к полюсу… Жестокая пурга валила Седова с ног, но он велел привязать себя к нартам и не прекращал похода. Среди льдов, возле острова Рудольфа, 5 марта 1914 года Седов скончался. Его спутники с трудом добрались до бухты Тихой, на свое судно.
Экспедиция на «Св. Фоке» вернулась в Архангельск в разгар мировой империалистической войны. Ее возвращение, как и гибель Седова, прошло почти незамеченным.
Теперь имя Г. Я. Седова досталось бывшему «Беотику».
Для ледокольного парохода «Седов» наступила пора тяжелой работы. «Седов» перевозил взрывчатые грузы, прокладывал во льдах путь пароходам, доставлявшим военные материалы.
В 1917 году интервенты захватили Советский Север, зарясь на его природные богатства. «Седов» попал во вражеские руки. На помощь рабочим и крестьянам Севера скоро пришла доблестная Красная армия. В 1919 году был освобожден Архангельск. Интервенты — англичане, французы, американцы — и их наемники белогвардейцы бежали из Архангельска, уводя лучшие суда. Но ледокольные пароходы остались на Севере, и на корме «Седова» взвился красный флаг.
Большевики начали восстанавливать жизнь на северных окраинах. «Седов» ходил от становища к становищу.
Могучий бас его сирены разносился у рыбацких поселков Белого моря, в шхерах мурманского побережья, над Мезенью и Печорой.
В 1920 году корабль в числе прочих судов отправился в первую Карскую экспедицию — к устьям великих сибирских рек Оби и Енисея. Караваны везли машины и промышленные товары, а возвращались с грузом хлеба и леса.
Первые пять лет эти операции были еще невелики. С 1926 года работы ледокольному флоту прибавилось.
После многолетнего перерыва, в 1926 году, снова ожил промысел в Горле Белого моря. С открытием навигации корабль опять отправился в Карскую экспедицию. Год выдался тяжелый: северные ветры забили льдами южную часть Карского моря. «Седов» вышел на разведку. После долгих поисков был найден безопасный путь. Капитан «Седова» вызвал по радио караван. Суда прошли к цели, а через месяц уже вышли в обратный путь.
В июле 1928 года «Седов», как всегда, стоял у стенки судоремонтного завода «Красная кузница»: заканчивался текущий ремонт после «зверобойки». В эти дни радио принесло известие о том, что над льдами, к северу от Шпицбергена, потерпел катастрофу дирижабль итальянской арктической экспедиции.
Советское правительство решило оказать помощь людям, погибающим во льдах. В Ленинграде готовился к выходу в море мощный линейный ледокол «Красин». Из Архангельска двинулись два ледокольных парохода: «Малыгин» пошел на разведку к Шпицбергену, «Седов» — к Земле Франца-Иосифа.
Обследуя большой район, «Седов» у острова Виктории попал в сплошное окружение льдов. Со страшной силой сжимали они корпус судна. Корабль вырвался из ледового плена и пошел в Мурманск.
К этому времени героический «Красин» спас большую часть экипажа «Италии»; остальные погибли.
21 июля 1929 года «Седов» покинул Архангельск и через восемь суток подошел к острову Гукера (Земля Франца-Иосифа). На борту судна находилась научная экспедиция и персонал новой, тогда самой северной полярной исследовательской станции в бухте Тихой. На Земле Франца-Иосифа водрузили государственный флаг Советского Союза.
Пока сооружались здания полярной станции, «Седов» прошел Британским каналом к северу от острова Рудольфа.
Достигнув 82°14′ северной широты, корабль установил рекорд свободного плавания в полярных морях.
Но не только исследовательские задачи стояли перед «Седовым». Где-то здесь, на острове Рудольфа, находилась могила героического полярника, имя которого носил ледокол.
Спутники Г. Я. Седова — матросы Линник и Пустошный — по возвращении на зимовку сообщили, что они похоронили начальника на мысе Бророк.
Теперь, остановившись у этого угрюмого мыса, «Седов» тремя протяжными гудками и спуском кормового флага отдал салют моряков памяти героя. Высадившаяся на берег партия обследовала мыс, но никаких следов могилы Седова найти не удалось.
Только в 1937 году зимовщики острова Рудольфа случайно заметили на соседнем с мысом Бророк мысе Аук сломанную лыжу, кормовой флагшток с обрывками русского национального флага и медной трубкой, на которой отчетливо было выгравировано: «Polar expedition Sedov»[10]. Это было все, что осталось от могилы Седова, остальное погребло море, подмывавшее рыхлые берега мыса Аук.
11 сентября 1929 года «Седов» вернулся в Архангельск.
Через год «Седов» снова идет в далекий арктический рейс, на этот раз к Северной Земле. Огромный архипелаг совершенно не был исследован. Даже берега его островов не были нанесены на карту (за исключением нескольких мысов побережья).
Это был исключительный рейс. Покинув Архангельск 15 июля 1930 года, «Седов» направился к Новой Земле, зашел в Белужью Губу и Малые Кармакулы, а потом прямым курсом двинулся к Земле Франца-Иосифа. Исследовав некоторые районы архипелага, 2 августа «Седов» вышел из бухты Тихой к Новой Земле. Взяв запас угля с ледокольного парохода «Русанов», «Седов» обогнул Новую Землю и по 79-й параллели проложил прямой курс к Северной Земле. В пути были открыты новые острова, получившие имена Визе, Воронина и Исаченко.
Льды не допустили «Седова» непосредственно к Северной Земле; удалось пробиться только к маленькому острову Домашнему, лежащему невдалеке от больших островов архипелага. 30 августа, здесь открылась новая полярная станция. Советский флаг взвился над архипелагом Северной Земли.
В 1931 году «Седов» совершает переход в Черное море вокруг Европы. Отремонтированный на заводе имени Марти в Николаеве, корабль в 1932 году возвращается в Архангельск.
Летом 1934 года, после зверобойной кампании, на судне были тщательно отделаны внутренние помещения: «Седов» становился пловучим филиалом Арктического института в Карском море.
Не успел «Седов» вернуться в Архангельск, как его срочно направили для оказания помощи судну «Госторг», потерпевшему аварию у берегов Новой Земли. Эта операция затянулась. Только 12 января корабль пришел в Мурманск.
В арктическую навигацию 1935 года «Седов» занимался проводкой судов в Карском море, доставлял людей и грузы для организации новых полярных станций на острове Русском и в устье реки Таймыра.
В Карское море для продолжения исследовательских работ «Седов» вернулся в 1936 году. Корабль вдоль и поперек бороздил это море — «ледяной погреб», пугавший прежних мореплавателей.
В самый разгар гидрологических и гидрографических работ «Седова» вызвали к проливу Вилькицкого, чтобы освободить застрявший во льдах караван судов. «Седов» принял деятельное участие в форсировании пролива Вилькицкого и проводке каравана.
В 1937 году научная экспедиция на «Седове» занималась исследовательскими работами в Карском море и в море Лаптевых — в районе Ново-Сибирских островов. 22 июля корабль был в Карском море. Выполнив здесь план работ, экспедиция на «Седове» прошла в море Лаптевых. В районе Ново-Сибирских островов велись значительные гидрографические работы.
Уже близилось полное завершение программы исследований, когда «Седова» послали на помощь судам ленского каравана, застрявшим в тяжелых льдах юго-западной части моря Лаптевых. Здесь собралось несколько ледокольных пароходов, но их усилия были тщетны: наступала ранняя зима — пробитые ледоколами каналы быстро затягивались молодым льдом; закрыт был путь и на запад — через пролив Вилькицкого.
«Седов», «Садко» и «Малыгин» оказались пленниками льдов. Легендарный дрейф начался 23 октября 1937 года у западного побережья острова Бельковского.