Седьмая чаша

Глава 6

Несколько мгновений я не мог оторвать взгляд от жалких останков моего друга, от ужасной раны на его горле. Глаза Роджера были закрыты, на алебастровом лице застыло мирное выражение. Но почему оно не искажено болью и страхом, которые он наверняка испытал, приняв такую страшную смерть? В моей голове забрезжила безумная надежда: вдруг то, что лежало сейчас передо мной, было вовсе не Роджером, а неким манекеном, который, решив зло подшутить, слепил из глины и сунул в фонтан какой-то сумасшедший художник. Иллюзия растаяла, когда из раны на снег вытекла струйка темной крови.

– Ради всего святого, сэр, прикройте его! – взмолился дрожащим голосом толстый студент.

Я снял плащ, наклонился, и тут на меня обрушилась волна эмоций.

– О, мой бедный друг! – вскричал я, и по лицу неудержимо потекли слезы.

Я нежно прикоснулся к щеке Роджера. Она была холодной как лед. Я накрыл тело плащом и опустился рядом с ним на колени, дав волю рыданиям.

Внезапно мне на плечо легла чья-то рука, и от неожиданности я вздрогнул. Подняв голову, я увидел участливое лицо высокого студента, помогавшего мне.

– Простите, сэр, – робко проговорил он, – что же нам делать? Скоро здесь появятся люди.

Я поднялся – ноги едва держали меня – и сделал глубокий вдох.

– Отправляйся и сообщи о случившемся привратнику. Пусть он поставит в известность констебля, а тот вызовет коронера. Ты сможешь сделать это, сынок?

– Да, сэр.

Парень кивнул и бросился бежать к сторожке у ворот. Я же повернулся и вновь принялся смотреть на огромную каменную чашу, полную кроваво-красной воды. Солнце уже почти взошло, принеся долгожданное тепло и одновременно с этим осветив безжизненное тело и кровавый фонтан во всем их ужасном виде. Второй студент стоял, отвернувшись, и трясся всем телом.

– Эй! – окликнул я его. – Ты можешь сбегать через двор к моей конторе? В ее окнах должен гореть свет. Там, видно, находится мой помощник. Передай ему, чтобы немедленно шел сюда. Его зовут Барак.

Молодой человек всхлипнул, кивнул и поплелся прочь. Я посмотрел на окна квартиры Эллиардов. Они были темны. Я молился о том, чтобы Дороти все еще находилась в постели. С замиранием сердца я думал, что именно мне придется сообщить ей о гибели Роджера. Эту миссию я не мог перепоручить никому другому. Через несколько секунд ко мне подбежал Барак. Когда он увидел тело у фонтана, у него отвисла челюсть.

– Клянусь кишками Иуды! Какого черта здесь приключилось?

У него были красные от недосыпа глаза, и от него пахло вином. Однако ни то ни другое не имело сейчас ровным счетом никакого значения.

– Роджер Эллиард мертв, – срывающимся голосом сообщил я. – Его убили.

– Здесь? – словно не веря своим глазам и ушам, спросил Барак.

– Ночью кто-то перерезал ему горло и бросил тело в фонтан.

– Боже праведный!

Барак наклонился, отвел полу моего плаща, посмотрел в мертвое лицо и снова накрыл его тканью. Затем он взглянул в сторону фонтана.

– Горло ему, должно быть, перерезали, когда он уже находился в фонтане. На земле крови нет. – Барак озадаченно наморщил лоб. – И никаких следов борьбы на снегу. Если только…

Он в нерешительности умолк.

– Что?

– Если только он не сделал это сам. Он ведь боялся, что заболел какой-то страшной болезнью?

– Не было у него никакой болезни. По крайней мере, опасной. В четверг я возил его к Гаю. Ты что же думаешь, что человек способен вот таким способом лишить себя жизни прямо посередине Гейтхаус-корта? – Мой голос уже звенел. – Не пытайся казаться глупцом! Роджер был всем доволен, у него было все, ради чего стоит жить! Он вынашивал планы создания больницы для бедных, он был счастливо женат на лучшей из женщин…

Я поймал себя на том, что кричу, и осекся. Положил одну ладонь на мокрый лоб, а вторую поднял в примирительном жесте.

– Извини, Джек.

– Все в порядке, – спокойно откликнулся он. – Вы просто в шоке.

– Нет, я зол, – ответил я, чувствуя, как дрожит голос. – Все это было организовано как чудовищный спектакль.

Барак несколько секунд размышлял.

– Да, – медленно проговорил он, – если бы эти студенты не наткнулись на беднягу, его нашли бы ваши коллеги-барристеры, направляясь на пасхальную службу.

Я вновь посмотрел на тело и стиснул кулаки.

– Кто мог совершить столь ужасающую расправу над хорошим, мирным человеком? Перерезать ему горло и оставить истекать кровью в фонтане! Да еще в день Пасхи. И за что?

Я услышал приглушенный шум голосов. Три барристера вышли из своих домов и приближались к нам. Возможно, они услышали мои крики. При виде тела один из них вскричал:

– Пресвятая Богородица!

Высокий пожилой мужчина в шелковой мантии растолкал коллег и вышел вперед. Я с облегчением узнал в нем казначея Роуленда. Его нечесаные седые волосы стояли торчком.

– Брат Шардлейк? – спросил он. – Что происходит? Меня поднял с постели привратник…

Увидев лежащий на земле труп, прикрытый моим плащом, он резко умолк и переместил наполнившийся страхом взгляд к кровавому фонтану.

Я рассказал ему все, что знал. Он глубоко вдохнул, наклонился и открыл лицо Роджера. Я едва сдержался, чтобы не потребовать у него не прикасаться к моему мертвому другу. Среди зрителей пробежал шепоток ужаса. К этому времени вокруг нас собралось не менее дюжины человек. Был в их числе и Билкнэп. Всегда приходивший в возбуждение от любого скандала, сейчас он стоял молча – бледный и выглядящий больным. Я подумал, что Дороти непременно услышит гул голосов, значит нужно незамедлительно сообщить ей о случившемся. Но в этот момент Барак тихо проговорил мне на ухо:

– Вы должны кое-что увидеть. Идемте со мной.

– Я должен поставить в известность жену Роджера…

– Но сначала взгляните на то, что я хочу вам показать.

Я постоял в нерешительности, а затем кивнул.

– Мастер казначей, – проговорил я, – вы позволите мне ненадолго удалиться?

– Куда вы собрались? – строго спросил он. – Вы и эти юнцы первыми обнаружили тело, значит вы обязаны дождаться коронера.

– Я вернусь через минуту, а потом сообщу о случившемся миссис Эллиард. Я друг их семьи.

Краем глаза увидев, что из-за угла вышел какой-то студент и направляется к трупу, старик повернулся к нему и завопил:

– Убирайся отсюда, ты, жалкий недоучка! Не на что тут таращиться!

Я позволил своему помощнику оттащить меня в сторону.

Отведя меня футов на двадцать, Барак спросил:

– Видите эти следы?

Я посмотрел вниз. Суетясь возле фонтана, я и двое студентов примяли снег, а сбежавшиеся позже зеваки и вовсе затоптали все место преступления. Но Барак указывал на две вереницы следов, не пострадавших от нашествия. Одна цепочка тянулась к фонтану, другая уходила от него и вела за угол здания, где жили Эллиарды. Это было то самое место, где неделей раньше я заметил неизвестного, проникшего на территорию Линкольнс-Инн.

Низко наклонившись, Барак рассматривал следы.

– Обратите внимание, насколько глубже следы, ведущие к фонтану, по сравнению с теми, что уводят от него. Словно кто-то нес сюда что-то тяжелое.

– Я слышал, как кто-то возился здесь в новогоднюю ночь, – выдохнул я. – Он перелез через стену…

– Давайте пройдем по следам.

– Я должен рассказать Дороти…

– Снег скоро растает, и следы исчезнут.

И действительно, утреннее весеннее солнце пригревало на совесть, и уже слышны были звуки капели. Поколебавшись, я последовал за Бараком. Мы завернули за угол здания.

– Следы обычного размера, – заявил Барак.

– Кому бы ни принадлежали эти следы, они больше, чем оставил бы Роджер.

Отпечатки на снегу привели нас к стене, резко повернули направо и уперлись в тяжелую деревянную дверь.

– Он прошел здесь! – воскликнул Барак.

– В последний раз он перелез через стену. Если, конечно, это был тот же человек.

– Тогда он не тащил тело. – Барак подергал дверь и констатировал очевидное: – Заперто.

– Ключи есть только у барристеров. По другую сторону расположена оранжерея, а дальше – Линкольнс-Инн-филдз. У меня есть ключ, но он находится в конторе.

– Помогите, – велел Барак.

Я сделал стремя из рук, крепко сцепив пальцы. Встав на него, Барак подтянулся и оперся локтями о верхнюю кромку стены.

– Следы ведут в оранжерею, – сообщил он и спрыгнул на землю. – Неужели он принес бедного мастера Эллиарда из оранжереи? Господи Исусе, в таком случае он должен быть настоящим силачом. Скажите мне, в каком ящике лежит ключ, и я сбегаю за ним.

Я колебался.

– Мне нужно вернуться. Именно я обязан сообщить Дороти о смерти Роджера. Фонтан виден из их окна…

– Я все осмотрю сам, но это нужно сделать немедленно, пока следы не растаяли.

– Ты не знаешь, с чем можешь столкнуться по ту сторону забора, – предупредил я.

– Он давно скрылся, а я пройду по следам до самого конца и посмотрю, куда они меня приведут. Вы знаете лучше меня: если убийцу не задержать по горячим следам, чаще всего его не поймать уже никогда. – Барак глубоко вздохнул. – А это не обычное убийство, совершенное из-за денег или в состоянии страсти. Душегуб ударил несчастного по голове и, когда тот лишился сознания, принес его в Линкольнс-Инн и положил в фонтан. Он был еще жив, когда ему перерезали горло, иначе из него не вытекло бы столько крови. Преступник ударил жертву достаточно сильно для того, чтобы она долгое время оставалась без сознания, но не с такой силой, чтобы убить. Это очень рискованно. А если бы мастер Эллиард очнулся и принялся сопротивляться? И вообще, все это напоминает ужасный акт мести.

– У Роджера не было ни единого врага во всем мире! Кто мог убить его? Другой барристер? Только у члена Линкольнс-Инн мог быть ключ от этой двери.

– Мы должны идти, сэр. – Барак посмотрел на меня очень серьезно. – Если вы желаете сообщить о случившемся леди.

Я кивнул, прикусив губу. Барак неожиданно стиснул мой локоть и побежал обратно к Гейтхаус-корт. Я медленно потрусил следом за ним. Стоило завернуть за угол, как пронзительный женский крик резанул мой слух. По позвоночнику прокатилась волна холода, и я стремительно рванул вперед.

Но было поздно. В центре толпы, которая продолжала расти у фонтана, в одной только ночной рубашке, на раскисшем снегу возле безжизненного тела мужа стояла на коленях Дороти. Звук, который вырвался из ее груди, нельзя было назвать криком. Это был вой. Вой отчаяния и абсолютного одиночества.

Кто-то отбросил полу моего плаща, прикрывавшего Роджера. Она увидела его мертвое лицо, ужасную рану и снова завыла.

Подбежав, я присел рядом и обнял Дороти за плечи. Кожа женщины под тонкой тканью была ледяной. Дороти подняла ко мне лицо. Она была буквально раздавлена, челюсть безвольно отвисла, каштановые волосы спутались.

– Мэтью? – едва выдавила она из себя.

– Да, это я, Дороти. Тебе не следовало выходить… Ты не должна была этого видеть…

Я с ненавистью посмотрел на толпу зевак. Люди шаркали ногами и смущенно отводили глаза.

– Я не сумел остановить ее, – угрюмо пробормотал казначей Роуленд.

– Могли хотя бы попытаться!

– Не сметь разговаривать со мной в таком тоне…

– Да замолчите вы! – рявкнул я, с трудом сдерживая гнев, клокотавший у меня в груди.

У казначея открылся рот.

Я поднял Дороти. Едва оказавшись на ногах, она принялась судорожно дрожать.

– Пойдем в дом, Дороти, пойдем…

– Нет! – Женщина стала сопротивляться, пытаясь вырваться из моих рук. – Я не могу оставить Роджера лежать здесь!

Она уже почти кричала.

– Так надо, – убеждал ее я. – Его должен осмотреть коронер.

– Кто… убил его?

Дороти смотрела на меня так, будто пыталась найти на моем лице ответ на вопрос, что за ужас творится вокруг и почему все это происходит именно с ней?

– Мы выясним это. Давай пойдем внутрь. Казначей Роуленд позаботится о том, чтобы не было допущено ничего непочтительного. Я прав, сэр?

– Да, конечно.

Старик и впрямь оробел.

Дороти позволила мне увести себя в дом, где в дверях стоял клерк Роджера, Бартлет. Это был мужчина средних лет, добросовестный работник, приехавший вместе с Роджером из Бристоля.

– Сэр, – шепотом обратился он ко мне, – что… произошло? Говорят, мастер убит?

– Боюсь, что именно так. Послушайте, я зайду к вам позже и посмотрю, что можно сделать с оставшейся после него работой.

– Да, сэр.

Дороти смотрела на Бартлета так, словно видела его впервые. И снова я взял ее под руки и заботливо повел по широким ступеням, ведущим в их комнаты. Старый Элиас, наполовину одетый, застыл в дверном проеме, неприглаженные волосы топорщились с одной стороны почти лысого черепа. Рядом с ним стояла молодая служанка в белом фартуке и чепце такого же цвета.

– О, миледи! – проговорила служанка с заметным ирландским акцентом и повернула заплаканное лицо ко мне. – Она только встала, сэр, и, проходя мимо окна, увидела все это. Тогда она закричала и побежала вниз, и…

– Не надо волноваться.

Я изучающе посмотрел на полненькую темноволосую девушку. Судя по всему, она была весьма чувствительным существом и сейчас искренне переживала за свою хозяйку. Отныне в повседневной жизни Дороти придется полагаться только на нее.

– Как твое имя? – спросил я.

– Маргарет, сэр.

– В доме есть какое-нибудь крепкое вино, Маргарет?

– У меня есть немного водки, сэр. Сейчас я ее принесу. Скажите, сэр, а там, у фонтана… Это действительно… наш хозяин?

– К сожалению, да. Отправляйся-ка за водкой и принеси своей хозяйке одежду потеплее. Она не должна простудиться.

Я отвел Дороти в гостиную и усадил в кресло перед камином. Она дрожала, – видимо, испуг уступал место психологическому шоку. Окинув комнату взглядом, я вспомнил тот приятный вечер, который провел здесь всего неделю назад.

Пришла Маргарет. Она укутала плечи Дороти в теплую шаль и дала ей стакан с водкой, но пальцы женщины так сильно тряслись, что я забрал у нее стакан.

– Останься здесь, – велел я Маргарет. – На тот случай, если ей что-нибудь понадобится.

– Бедный мастер…

Маргарет поставила стул рядом с креслом хозяйки и тяжело опустилась на него. Было видно, что она потрясена до глубины души.

– Успокойся, – мягко проговорил я, обращаясь к Дороти. – На, выпей, тебе станет полегче.

Она не сопротивлялась. Я приложил край стакана к ее губам и помогал ей пить, как маленькому ребенку. Ее полные щеки стали белее полотна и обвисли, словно брылы у собаки. Во время недавнего ужина я сделал ей комплимент, сказав, что она выглядит намного моложе своего возраста. Теперь она в одночасье осунулась и постарела. Я с грустью думал: вернется ли к ней когда-нибудь ее теплая, игривая улыбка?

Водка придала ее лицу розовый цвет, и было видно, что Дороти постепенно приходит в себя, хотя и до сих пор дрожит.

– Мэтью, – тихо заговорила она, – мне сказали, что это ты нашел Роджера.

– Его нашли какие-то студенты, а я наткнулся на них и помог им вытащить тело из фонтана.

– Я вышла в гостиную и услышала какой-то шум снаружи.

Дороти наморщила лоб, будто вспоминала что-то давно минувшее.

– Вода в фонтане была красной, а рядом стояли люди, и я подумала: «Господи, да что же там происходит?» Потом я увидела лежащее на земле тело и сразу поняла, что это Роджер. Я узнала его башмаки. Его старые кожаные башмаки.

Она всхлипнула, и я подумал, что сейчас она снова разрыдается, но вместо этого женщина подняла на меня полные слез и гнева глаза.

– Кто это сделал? – спросила она. – Кто совершил это ужасное преступление? И почему?

– Не знаю. Скажи, Дороти, где был Роджер вчера вечером?

– Он встречался с клиентом, которого собирался защищать безвозмездно.

– С тем же самым, с которым он встречался в четверг? Когда мы расстались после поездки к доктору Малтону, он сказал, что поедет повидаться со своим клиентом. Он также сообщил, что у него есть письмо, связанное с этим делом.

– Да-да. – Она снова всхлипнула. – Оно пришло во вторник, от какого-то стряпчего. Да, я помню. Этого человека звали Нантвик.

– Роджер не сказал, откуда пришло письмо?

– Из какого-то места неподалеку от Ньюгейта. Ты же знаешь этих поверенных, вечно мечущихся в поисках работы. У половины из них и конторы-то нет. Он слышал, что Роджер практикует безвозмездную защиту интересов бедных людей, и спрашивал, могут ли они встретиться в таверне на Вич-стрит в четверг вечером, поскольку днем этот потенциальный клиент занят на работе.

– Ты видела письмо?

– Я не просила Роджера показать мне его, но просьба о встрече в таверне показалась мне странной. А Роджеру было любопытно, ты ведь знаешь, какой он доверчивый.

Дороти резко умолкла и со стоном втянула в себя воздух: отчаяние с новой силой обрушилось на нее. Она совсем забыла о том, что Роджер мертв, и говорила о нем как о живом. Она посмотрела на меня сумасшедшими глазами. Я сжал ее холодную руку.

– Дороти, я понимаю, тебе больно говорить, но мне необходимо спросить: что произошло на той встрече?

– Ничего. Этот человек так и не появился. Но чуть погодя пришло второе письмо, его подсунули под дверь на Страстную пятницу. В нем содержались извинения за то, что клиент не смог явиться в таверну, и просьба к Роджеру еще раз приехать туда. В качестве срока был назван вчерашний вечер. Этого письма я тоже не видела, – тоненьким голоском добавила женщина.

– И конечно же, Роджер поехал. – Я грустно улыбнулся. – Я бы на его месте так не поступил.

Внезапно мое сознание пронзила неожиданная мысль.

– Вчера было холодно, он должен был надеть плащ.

– Он и был в плаще.

Я вздернул брови:

– Где же этот плащ?

– Не знаю.

Несколько секунд Дороти размышляла, а потом заговорила:

– Я отправилась спать, когда пробило десять, а он все еще не вернулся домой. Но ты же знаешь, увлекшись какой-то темой, Роджер мог потерять счет времени и обсуждать ее часами.

«Уже „мог“, а не „может“, – отметил я про себя. – Бедняжка начинает привыкать».

– За день я очень устала и рано отправилась в постель. Я ждала, полагая, что Роджер вот-вот придет, но не дождалась его и уснула. Проснувшись через пару часов, я не обнаружила его рядом, но решила, что, не захотев беспокоить меня, он лег спать в соседней спальне. Он иногда поступает так, когда возвращается домой поздно и боится разбудить меня…

Она вновь осеклась, закрыла лицо руками и стала громко всхлипывать. Я пытался мысленно рассуждать. Клиент просил Роджера о встрече на Вич-стрит. На противоположной стороне Линкольнс-Инн-филдз. Самый короткий путь туда лежит через оранжерею. Значит, Роджер должен был взять свой ключ от двери. Но почему таинственный клиент не появился в таверне в четверг? Мое сердце провалилось от дурного предчувствия: а вдруг Роджер взял с собой письмо, в котором ему была назначена встреча? Так поступил бы любой барристер. Но преступник вряд ли оставил бы при нем это письмо, а плащ Роджера бесследно исчез. В нашем распоряжении осталось имя: Нантвик. Имя, надо сказать, необычное.

Я посмотрел на Дороти, и сердце снова наполнилось жалостью. Она уже не плакала. В ее глазах я увидел гнев. Наверное, то же чувство горело сейчас и в моих.

– Кто это сделал? – повторила она свой вопрос. – У Роджера не было ни одного врага во всем мире! Кто этот дьявол?

– Мы поймаем его, Дороти, обещаю тебе.

– Поклянись!

– Клянусь.

Она схватила мою руку и стиснула ее что было сил.

– Ты должен помочь мне, Мэтью! Прошу тебя. Я теперь совсем одна.

– Я помогу.

Ее лицо сморщилось от нового приступа плача.

– О Роджер!

Тело женщины вновь содрогалось, из груди рвались рыдания. Маргарет обняла хозяйку за плечи, а я держал за руку. Так мы и сидели, как некая скульптурная группа, символизирующая скорбь. В этот момент к нам бесшумно приблизился Элиас и сказал, что коронер находится внизу и желает немедленно видеть меня.

Арчибальд Броун, коронер графства Мидлсекс, был старым, желчным человеком, типичным представителем прежней, коррумпированной до мозга костей, судебной породы. Какой-нибудь несчастный труп мог несколько дней разлагаться на обочине дороги, но такой судейский крючок ни за что не приступит к расследованию, пока не получит за это мзды. Они ничем не напоминали новое поколение хорошо оплачиваемых и вполне компетентных чиновников, порожденное к жизни Тюдорами. Низенький, лысый, коренастый, он являлся обладателем круглой физиономии, изрытой оспинами. Когда я подошел к фонтану, он стоял рядом с казначеем, сунув руки в карманы толстого плаща и глядя на тело Роджера. Казначей Роуленд энергичными жестами отгонял проходящих мимо зевак, которые пытались задержаться и поглазеть на происходящее. Солнце уже растопило большую часть снега. Я размышлял над тем, где сейчас может находиться Барак.

Роуленд махнул рукой в мою сторону и сообщил Броуну:

– А вот и брат Мэтью Шардлейк. Это он поставил в известность констебля.

– Надеюсь, от него будет больше толку, чем от тех двух недорослей, – пробурчал коронер Броун и перевел на меня выцветшие глаза. – Вы говорили с вдовой? Как она?

– Плачет, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

– Я должен допросить ее. А вы, если так хорошо с ней знакомы, можете сопровождать меня. И расскажите, что здесь, во имя всего святого, произошло?

Я рассказал ему о том, как было найдено тело Роджера, как Барак отправился по следу, и то, что поведала мне Дороти относительно странного клиента.

– Нантвик? – Казначей Роуленд наморщил лоб. – Никогда не слышал о таком. А я думал, что знаю большинство поверенных.

Броун, сузив глаза, пристально разглядывал меня.

– Шардлейк… Это имя мне знакомо. – Он ухмыльнулся. – Вы тот самый человек из Линкольнс-Инн, которого король выставил на посмешище в Йорке пару лет назад. Я узнал вас по описанию.

«По горбу», – подумалось мне.

Я знал, что эта история будет преследовать меня до гробовой доски.

– Мы должны выяснить, с кем встречался Роджер, – холодно проговорил я.

Броун посмотрел на лицо Роджера и ткнул его голову носком башмака. От ненависти у меня непроизвольно сжались кулаки.

– Страшное дело, – прокаркал он. – Это надо же – сунуть тело в фонтан! Но выглядит он на редкость спокойным. Может, он сам перерезал себе горло, как вы думаете?

– Нет, он был вполне доволен жизнью.

– Тогда все это очень странно.

Коронер покачал головой.

– Вода в фонтане превратилась в кровь. Нужно осушить фонтан, – обратился он к казначею.

Я мучительно задумался. «Вода в фонтане превратилась в кровь». Что-то очень знакомое… Где я слышал что-то похожее?

– Где этот ваш человек, который отправился по следу? – осведомился Броун.

– Не знаю. Он ушел уже полчаса назад.

– Что ж, велите ему, чтобы доложил мне о результатах своих изысканий, когда вернется. Я должен посетить королевского коронера, прежде чем составлять список присяжных.

Я вспомнил о том, что король сейчас находится в Уайтхолле, и выругался про себя. Любое убийство, совершавшееся в радиусе двенадцати миль от августейшей резиденции и за пределами Лондона – даже в таком месте, как Линкольнс-Инн, – оказывалось в сфере юрисдикции королевского коронера. Значит, он будет принимать участие в расследовании вместе с Броуном.

– Это замедлит дело.

Броун пожал плечами:

– Тут уж ничего не поделаешь.

– Сколько времени займет формирование жюри присяжных?

– Это зависит от того, пожелает ли королевский коронер составить жюри из юристов. Помимо всего прочего, сегодня Пасха. Сомневаюсь в том, что мы сумеем начать расследование раньше середины следующей недели.

Я стиснул зубы. В расследовании любого убийства важнее всего быстрота. В таких случаях необходимо действовать немедленно, пока не остыл след. Как правильно сказал Барак, большая часть убийств раскрываются либо сразу, по горячим следам, либо не раскрываются вовсе.

– Полагаю, юристы Линкольнс-Инн желали бы, чтобы коронерское расследование было проведено как можно скорее, – заметил я. – Ведь убили одного из нас.

Казначей Роуленд согласно кивнул:

– Да, мы хотели бы, чтобы не было никаких проволочек.

– Нам необходимо отыскать этого поверенного Нантвика. Вы могли бы заняться этим, сэр, в качестве части общего расследования, под руководством казначея?

Роуленд кивнул:

– Да, это нужно сделать.

– Мне хотелось бы предложить кое-что, – используя свое преимущество, проговорил я, обращаясь к коронеру. – Способ убийства весьма необычен. Жертву ударили по голове, и она оставалась в бессознательном состоянии, пока ее не положили в фонтан. Возможно, стоило бы провести вскрытие тела.

Мое предложение имело весьма мрачный оттенок, но я надеялся, что Гай сумеет обнаружить что-нибудь, что поможет нам.

– Я знаком с доктором Малтоном, который производит вскрытие тел для лондонского коронера. Он берет весьма умеренную плату. Я мог бы повидаться с ним и обсудить этот вопрос.

– А-а, этот старый мавр! – проворчал Броун. – А кто будет платить?

– Если понадобится, я заплачу. Роджер Эллиард был моим другом. И еще. – Я повысил голос. – Могу ли я попросить, чтобы его прикрыли?

– Ладно.

Коронер набросил полу моего плаща на лицо Роджера и повернулся ко мне, потирая свои пухлые ручки.

– Повторите, как звали погибшего?

– Роджер Эллиард.

– Ага, правильно. Я поговорю с вдовой, а тело можно убрать прямо сейчас. Мастер казначей, велите погрузить его на повозку и отвезти ко мне.

К тому моменту, когда старый Элиас – уже одетый, но все еще с перекошенным от потрясения лицом – провел нас в гостиную, Дороти немного пришла в себя. Вцепившись в руку Маргарет, она сидела у камина и смотрела в огонь.

– Дороти, – мягко заговорил я, – это коронер Броун. Если не возражаешь, он задаст тебе несколько вопросов.

Коронер окинул взглядом резной фриз над камином, с которого смотрели головы животных, и, причмокнув губами, проговорил:

– Ишь ты, стоящая вещица!

Дороти посмотрела в том же направлении.

– Она сломалась, когда мы переехали сюда, – бесцветным голосом сказала она. – Роджер велел починить ее, но работу сделали плохо.

Только теперь я заметил, что нижний угол фриза был действительно выполнен небрежно, да и по цвету отличался от остальной поверхности.

– Все равно она красивая, – сказал Броун.

Я понял, что с его стороны это была неуклюжая попытка наладить контакт с Дороти.

– Могу я присесть? – спросил он.

Дороти махнула рукой в сторону кресла, где недавно сидел я. Коронер задал ей вопросы по поводу загадочного клиента Роджера и о последних передвижениях ее мужа, но ничего нового не услышал. Я заметил, что коронер ничего не записывает, и это обеспокоило меня. Он не был похож на человека с феноменальной памятью.

– У вашего мужа были враги? – спросил Броун.

– Ни одного. Были барристеры, по отношению к которым он испытывал личную антипатию, которым он проиграл или у которых выиграл дела в суде. То же самое можно сказать про всех лондонских барристеров, но они же не убивают своих коллег… – ее голос задрожал, – таким ужасным, отвратительным способом.

– И вы не допускаете мысли о том, что он мог сделать это сам?

Прямота, с которой был задан вопрос, ошеломила меня, но Дороти, наоборот, взвилась:

– Нет, мастер коронер, ни в коем случае! Любой вам скажет, что сама мысль о том, что мой муж мог лишить себя жизни, нелепа. Жаль, что вы не поговорили с другими, прежде чем задавать мне оскорбительные вопросы о том, мог ли мой супруг перерезать глотку самому себе!

Я испытал восхищение по отношению к этой женщине. Сила духа вернулась к ней!

Броун покраснел и встал с кресла.

– Ну ладно, – сухо произнес он, – на сегодня хватит. Мне пора во дворец, к королевскому коронеру.

Он слегка поклонился нам на прощание и вышел. Мы слышали, как с лестницы доносятся его тяжелые шаги.

– Старый жирный индюк! – выпалила Маргарет.

Дороти взглянула на меня. В ее покрасневших глазах застыло отчаяние.

– Похоже, ему все равно, – сказала она. – Бедный мой Роджер!

– Для него это всего лишь новая работа, но обещаю тебе, я с него не слезу.

– Спасибо. – Она положила ладонь на мою руку.

– А теперь я спущусь в контору Роджера и заберу работу, которую он не довел до конца. Если ты не возражаешь.

– Да, сделай милость. И вот еще… Кто-то должен написать нашему сыну. Сообщить Сэмюелю.

– Хочешь, это сделаю я? – участливо спросил я.

– Я не хочу отягощать тебя просьбами.

– Я сделаю все, что в моих силах, Дороти. Ради тебя и ради Роджера.

Выйдя на улицу, я с облегчением заметил Барака, следившего за тем, как тело Роджера, завернутое в мой плащ, грузят на повозку. При виде меня Барак опустил глаза, и, посмотрев туда же, я увидел, что он держит в руках другой плащ, который я сразу же узнал.

– Ты нашел плащ Роджера?

– Да, в оранжерее. По размеру я решил, что он принадлежал именно мастеру Роджеру.

Я поежился. Без собственного плаща мне было холодно и неуютно.

– Ты прошел по следу?

– Так далеко, как смог. Он вел через оранжерею на поля Линкольнс-Инн, но там снег уже сошел.

– В карманах что-нибудь было?

– Ключи от дома. Ключ от оранжереи убийца, очевидно, оставил себе. И еще кошелек. Преступник не тронул кошелек, хотя там было почти два фунта.

– А бумаги? Были там какие-нибудь бумаги, записки?

– Ничего такого.

– Вчера вечером он поехал на встречу с новым клиентом в таверну на Вич-стрит.

Барак посмотрел в сторону ограды.

– Значит, его подстерегли где-то на полях. Далековато, чтобы тащить тело. – Хмурясь, он перевел взгляд на меня. – Что, во имя всего святого, происходит?