Седьмая Луна. Декамерон

Глава 12. Мосты

День второй, полдень

Никогда бы ренегат не подумал, что когда-нибудь его смоет, как нечистоты. И всё же, это случилось. Ему повезло. Водосточная труба выплюнула его на поверхность. Однако приземление назвать мягким было нельзя.

Дезертира вышвырнуло на мелкую гальку. Камешки отбили ему всю спину, шею, ноги, голову. Только вот Флэй даже не пикнул. Просто ещё не отошёл от столкновения лбом с железякой. У него перед глазами плыло небо над Саргузами. Ночь миновала.

Какое-то время он лежал, распластавшись по поверхности. Дышал еле-еле. В голове его было пусто. Альдред попросту восстанавливал силы. Передыхал. На весь Равновесный Мир плевать он хотел тогда с высокой колокольни. И если бы в этот момент на него напали упыри, беглец не стал бы сопротивляться.

Мало-помалу к нему возвращалось былое самообладание. Зрение восстановилось. И хотя мышцы его задубели, он потихоньку начал вставать. Опустил Прощальную Розу к стопам. Бегло осмотрелся, оценивая обстановку.

Предатель примерно понимал, где находится. Раньше здесь протекала небольшая речушка. Как же она называлась? Он ни за что бы не вспомнил.

Как бы то ни было, антропогенный фактор всё изменил. От устья водоём отделяли дамбы, построенные поперёк набережной и разделявшие реку на равные части. Для поддержания солености к ней подводили каналы, тянувшиеся из моря.

По особому указу Герцога в них разводили всякого рода морскую живность для прокорма бедноты: устриц, мидий, ежей. Стоило это гроши, а пользы приносило немало.

Туда же, где очутился Альдред, вывели отвод нечистот из канализации. Воняло здесь прескверно. Сейчас Флэй отдал бы немало за респиратор Адельгейма. Но тот был безнадёжно потерян для него. К счастью, чуть поодаль он видел подъем на набережную. А ещё дальше — в целом, спокойную акваторию Города. Почти добрался.

В небесной вышине плыли рваные облака. Постепенно, доходя до Ларданского хребта, они кучковались. А со стороны Экватора плыл новый флот грязно-серых туч. Ближе к вечеру разродится ещё одна буря. И быть может, похлеще первой.

Ренегат не спешил срываться с места. Для начала он должен был осмотреть себя. Прикинуть свои возможности, шансы на выживание. Альдред положил химеритовый бастард на гальку, расстегнул портупею, стащил наплечники с наручами. Атласный белый халат встал колом от вобранной грязи. Флэй еле из него вылез и отбросил, как мусор.

Честь отряда «Феникс» была посрамлена.

Спешно переоделся. Достал документы, которые передала ему Марго. Бумага побурела от соприкосновения с водой, чернила слегка смазало, но в целом читаемо. И на том спасибо. Ренегат вернул их обратно. Пошлёпал по карманам.

Часы никуда не делись. Медальон архонта тоже лежал нетронутым. Альдред посмотрел время. Было уже за полдень.

И действительно, солнце достигло зенита: скрывалось где-то за облаками, но при этом заливало Саргузы своим живительным светом. Стояла духота. И всё равно переносилась более-менее легко из-за близости к акватории. Только бриз и спасал.

«Это ж сколько я проторчал в Клоаке, получается? Четверть суток? Серьёзно?» — Альдред не мог в это поверить.

Для него все кошмары, пережитые под землёй, казались чем-то далёким. Просто дурным сном. И тем не менее, он всё это претерпел на собственной шкуре. Ещё одного такого спуска в канализацию бы не вынес. Так что был несказанно рад снова увидеть поверхность. К тому же, опасности, наводнившие Саргузы, ему не докучали.

Во всяком случае, здесь и сейчас.

Лупара оказалась безнадёжно утрачена. Патроны, оставшиеся в подсумках, оказались бесполезны. Альдред выстрелил, сколько успел. Без особого сожаления он высыпал остатки в гальку. При нём оставалось четыре отравленных ножа. Хоть что-то.

Затем ренегат полез в подсумок, в котором хранил пузырьки. Обезболивающее было потрачено насмарку. Но Флэй и не предполагал, что Маттео Цанци будет жестоко убит. Голова раскалывалась от истощения. Значит, нужно срочно принять снадобье.

Дезертир зубами откупорил бутылёк и стал жадно лакать из него тонизирующее средство. Кислый напиток на минеральной воде из Ларданов. Стало гораздо легче.

После этого Альдред осмотрел свои съестные припасы. Никаких простодушных надежд он не питал. Его провизия испортилась безвозвратно.

Солонина воняла канавой. На выброс. Кусочек сыра принял в себя цвет сточных вод. И собаки жрать не станут. Твёрдые, как дубовая кора, ореховые шарики напитались жижей. Они угрожали дизентерией — и это в лучшем случае. Кто знает, какая холера гуляет по городской Клоаке. Без шансов.

Однако в бочке дёгтя имелась и мёда ложка. Фляга с разбавленным вином не пострадала. Хоть какая-то услада. Альдред вскрыл её и стал жадно пить, упреждая обезвоживание. Осушил флягу за раз и вернул на место. Теперь гораздо легче. Настроение стало гораздо лучше, а вот опьянения Флэй даже не почувствовал.

В нынешних реалиях это было бы лишнее.

Альдред избавился от всего ненужного. Застегнул портупею поверх ветровки. Потом закрепил на ремне бастард с крепежом. Судя по ощущениям, отдохнул он предостаточно. Теперь можно было выдвигаться в сторону гостиницы.

Он шёл по направлению к морю. Под ногами шуршала галька. Вдали искрилась лазурь солёных вод. Настал обманчиво прекрасный день. Беглецу даже показалось, будто вчерашние ужасы ему просто-напросто привиделись. Нет никакого бунта чародеев, нет ни Чёрного мора, ни Хаоса, что тот посеял. Всего лишь дурное наваждение. Но увы.

Через некоторое время Альдред поднялся по гранитной лестнице и очутился на высокой, просторной набережной, уходившей аж до сухих доков Портового Района, где людской грех цвёл и пах.

У набережной имелось два названия — официальное и народное. Первое — Норманнская. Её построили предки герцога. Основатели правящей тут династии. Сразу после того, как с юга Полуострова выбили ифритов из Халифата и их слуг из числа простых смертных. Так новые хозяева обозначили свою первозданную вотчину.

Второе звучало гораздо уничижительнее — Чёрная набережная. Так её презрительно называли коренные жители Саргуз. Впрочем, это им нисколько не мешало здесь гулять в тёплые вечера. Как-никак, вид на бухту здесь открывался волшебный. И потом, здесь им всегда было, чем заняться.

Чёрной набережная стала из-за наплыва переселенцев с той стороны Экватора. Иммигранты кучковались на Барахолке. Но далеко не все. Самые предприимчивые открывали здесь всевозможные лавки. Это было денежное место, как ни крути.

Бородатые беженцы из Халифата ставили жаровни, готовили мясо, подавая кебаб и собирая для гостей донеры, а также предлагая восточные сладости вроде пахлавы и рахат-лукума. Возводили кальянные через каждые четыре-пять павильонов.

Сколько бы ни плевались горожане в сторону иностранцев, их яства трескали за обе щеки. Эдакий культурный обмен.

Зифы, сидя в своих знаменитых шерстяных халатах, пили чай, варили плов и лагман в казанах. Альдред никогда не пробовал виноградный сахар, что те готовили, но был наслышан. После прихода Чёрного мора возможности его вкусить у него не осталось. Ну и пусть.

Шумайцы открывали тут чайные для любителей неспешных посиделок и лицезрения природы. Продавали сливочное мороженое с кусочками фруктов. Впрочем, они же шумели больше остальных. Постоянно исполняли всякие трюки со своими круглыми сковородками, жаря лапшу.

Была даже одна лавка, где подавали странные закуски из рыбы. Рисовые колобки с ломтиками сырого тунца, окуня или форели поверх. Нарезки из даров моря. Странные вонючие бобы, а также вино из ферментированного риса. Те, кто захаживал, говорили, что на любителя. Зато среди выходцев из страны Тысячи Городов пользовалось спросом.

Саргузцы же толпились у неё, чтобы просто поглазеть, как повар, которого лишь с натяжкой можно было назвать человеком, залихватски управлялся с ножами. Рыбу он потрошил, свежевал и нарезал, как ювелир, гранящий алмаз.

Иными словами, горожане на Норманнской набережной голодными ни за что бы не остались. У кого имелись настоящие деньги, заходили в летние кофейни. Остальные довольствовались пряной экзотической пищей. Всё просто.

Каждый летний вечер сюда сходились музыканты, трюкачи, танцоры с Восточного Аштума. Все они хотели одного — заработать свой сольдо. И у них даже получалось, раз уж старались они до седьмого пота. Состоятельные горожане, изнеженные красивой жизнью в Саргузах, не скупились, если их удавалось развлечь.

Норманнская набережная являлась центром притяжения и для гостей Города. Деловые люди либо расходились по борделям Портового Района, либо, если пресыщались плотскими утехами, приходили сюда за культурным отдыхом. Правда, их постоянно осаждали мелкие торгаши из Пао и даже местные. Обыкновенные мошенники, предлагавшие безделушки, якобы связанные как-либо с Саргузами.

Отнюдь. Всего лишь подделки, сделанные в местных мануфактурах. Античные статуэтки, древняя керамическая посуда, дельмейские монеты, покрытые патиной. Деньги из воздуха. Но хуже всего то, что дельцы были, как правило, неугомонны и приставучи.

Альдред бывал здесь только один раз. Вместе с ментором, разумеется. Тогда не прошло и полугода, как он прибыл с ней в Саргузы. Флэю казалось, прошла целая вечность с того праздничного дня. Особенно сейчас, когда от духа былого празднества не осталось ровным счётом ничего.

Лавки с павильонами пришли в запустение. Их разрушило. Не то упыри, не то мародёры, не то сама стихия в сезон дождей постаралась. Повсюду валялись скомканные шатры, доски, поломанные вывески, разбросанная и разбитая посуда, мусор, отходы.

Возникало такое чувство, будто бы по Чёрной набережной прошёлся смерч. И возможно, так оно и было.

Ренегата же привлекло вовсе не это. Предатель заострил своё внимание на изобилии трупов, что разлеглись по мостовой. Скелеты, обглоданные каннибалами, его не интересовали. Совсем другое дело — странный налёт на граните черного цвета под некоторыми остовами здесь.

Беглец подошёл и склонился над одним из них. Призадумался. Вспомнил гренделя, которого растворяла дождевая вода. Похоже, орда нахлынула сюда перед самым началом непогоды. До крытых зданий здесь путь неблизкий. Упырей, конечно же, убил ливень.

Так Альдред бы думал и дальше, если бы не заметил в одном из павильонов ещё живого людоеда. Заражённый тоже увидел выжившего и захрипел, кашляя чёрной кровью. Его накрыло шатёрной тканью, укрывая от палящего солнца. Но не полностью. Рука и обе ноги торчали наружу. Ни кожи, ни плоти на них не осталось. Бульон под опавшими костями пузырился на солнце, словно кипящая смола.

— Что это? — насупился ренегат и пошёл в его сторону.

Упырь не представлял никакой опасности. Альдред стоял и смотрел на него, пытаясь представить себе, когда и как людоеда успело так разъесть. К моменту, когда Флэй появился на Норманнской набережной, лужи уже испарились. Ренегат сомневался, что каннибал валялся тут с самой ночи. В противном случае вода бы разъела ему и лицо. Однако физиономия оставалась целой.

Дезертир отчаялся на безрассудный шаг. Он сорвал ткань с тела заражённого и убрал в сторону. Это было мудрое решение. Беглецу тут же открылась истина, вызвав у него любопытство. Между тем упырь издал пронзительный визг.

Тварь начала кататься из стороны в сторону, будто её объял пожар. В каком-то смысле так оно и было. Её тушу залило солнцем. По коже поползли волдыри. Они раздувались от влаги, затем лопались, обнажая плоть. Чёрное мясо закипало, растекалось и припекалось на солнце, образуя под каннибалом небольшую чёрную кляксу.

Чёрный нектар примешивался к крови заражённого и растворялся. От людоеда катил смердящий пар. Флэю пришлось отпрянуть, лишь бы миазмы не закрались в его организм. Агония заражённого продолжалась порядка полминуты, после чего тот крякнул и затих навсегда. Под гнётом солнца его растворило до костей не хуже, чем от ливней.

Альдред охнул. В тот момент он чувствовал себя так, будто перед ним неожиданно приоткрылась главная тайна вселенной. Отнюдь. И всё же, теперь-то ренегат знал о заражённых гораздо больше, чем мог себе и представить.

Он поглядел в сторону небесного светила, окатившего живительным светом Город. Что для живого хорошо, для заражённого — смерть.

Примерно так понимал Альдред случившееся. Но, как человек образованный, пытался найти гибели каннибала рациональное объяснение, установить причинно-следственные связи и вывести закономерность.

Солнце само по себе дуально. Может как дать жизнь, так и забрать её. Как принести пользу, так и навредить. Некоторых людей оно убивает, но так медленно, что мало кто и заметит причину. Его губительное воздействие отчётливо прослеживается, когда речь ведётся о крестьянах, что летом безвылазно работают в поле.

Даже белые, как снег, люди буреют, находясь часами под небесным светилом. Получают солнечные удары и ожоги. С них слезает кожа. Ко всему прочему, она ещё и стареет, становится дряблой и обвисшей.

Что хуже, рано или поздно такой образ жизни приводит к различным заболеваниям. Тлетворным новообразованиям. Нарушению зрения, что влечет за собой полную его потерю. В общем и целом же, агрессивное солнце вялит людей заживо.

Ученые даже не сразу поняли феномен, стоящий за двойственностью дневной звезды. В этом немалую роль сыграли маги-гелиоманты, которые преобразовывают эфир в солнечную энергию.

Формирование губительного луча претворяет особое излучение, названное в научных кругах ультрафиолетом. Он-то и оказывал, по их заверениям, губительное влияние на людей. Размышляя над уязвимостью упырей, Флэй понимал, что теории гениев медицины не лишены смысла.

Именно бледная кожа больше всего подвержена пагубному воздействию ультрафиолета. Тот же чистый снег отражает его почти целиком и полностью, отчего легче не становится жить на северах. У каннибалов она и вовсе бледная. Соответственно, ожог людоеды получают ещё более губительный, чем светлоликие люди.

Ренегат подозревал, что нектар — неважно, белый или чёрный — не особо любит солнечный свет сам по себе. Ещё бы: соли эти ведь в Недрах добывают.

Недаром его перевозят в тёмных и глухих ящиках и бочках. Изначальные свойства минерала портятся. Эфир, в нём заключенный, рассеивается. Сама структура кристалла разрушается. Видимо, всему виной ультрафиолет.

Чёрный нектар пронизывает всё тело заражённого. Множится, даже выдалбливая себе путь наружу через кости. Поэтому людоеды под солнцем варятся заживо, будто яйцо, опущенное в кипяток бурлящего гейзера. Разве что последнее не превращается в вонючий, студенистый суп.

К слову, низшие вампиры испытывают подобные трудности. В этом два вида нечисти оказались похожи. Только вот кровососы сгорали подчистую и обращались в пыль. Проклятие, обрекшее их скрываться в тенях, имеет природу не столько биологическую, сколько магическую. Разница в этом.

— Вот оно что, — прозрел Альдред.

Ему в пору было бы возрадоваться. Однако он понимал, чем слабые места заражённых грозят выжившим. Бесспорно, здоровые люди могли бы спокойно существовать в мире, что охватил Чёрный мор. Если, конечно, днём ясное небо, а ночью без конца хлещет ливень. Только вот где так бывает? Как ни крути, каннибалам найдётся временное окно для жатвы. Своё они возьмут.

Климат Города же не сулил живым ничего хорошего. Особенно сезон дождей. В данный момент Альдред наблюдал переменную облачность. Значит, в Саргузах есть места, находящиеся в тени. Там-то людоеды и творят свои бесчинства. В пользу этого говорил далёкий рёв заражённых.

Однако и это ещё не всё. Погодные условия динамичны. Соответственно, там, где ещё пару минут назад было безопасно, со временем объявится орда. И как быть тогда? Ведь за солнечным светом поспеть не так-то просто. Ситуация способна измениться бесповоротно в один миг.

Хорошо, если Альдреду повезёт быстро сориентироваться в пространстве и подстроиться под смену погоды. Плохо, если нет…