Секрет - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Айя Субботина

Глава первая: Таня

— Это бабушкин свитер, Ребенок? – Нина смотрит на меня в зеркало, поправляя прическу. – Очень мило, что ты хочешь ее порадовать, но это слишком. Мы идем к Клейманам, там совсем другой дресс-код.

Она поворачивается, упирает ладони в бедра, вздергивает подбородок.

Платье-футляр цвета сливового вина неимоверно ей идет: подчеркивает крутые бедра и оттеняет темно-рыжие волосы. Даже если меня нарядить в новинку от «Диора» - я все равно буду посредственностью рядом со старшей сестрой.

Но мне в общем все равно на нашу с ней разницу во внешних данных. Мне восемнадцать, и я не комплексную по поводу того, чтобы прийти на праздник в свитере, который связала моя любимая бабуля, даже если он с косоглазыми оленями и на три размера больше моего тридцать восьмого.

Кроме того, ну какие могут быть комплексы из-за вязаного свитера до колен, когда я уже год ношу брекеты и даже научилась улыбаться, не прикрывая рот ладонью.

— Ты затмишь своим блеском даже новогоднюю елку, - улыбаюсь во весь рот.

Нина закатывает глаза, снова поворачивается к зеркалу и взбивает руками кудри. Ей можно смело надеть корону «Мисс Вселенная» - и ни у одного члена жури не повернется язык оспорить этот выбор.

— Точно не хочешь переодеться? – переспрашивает сестра.

— Не хочу затмить твой триумф, - морщу нос. – У тебя не будет никаких шансов против Тумановой-младшей на шпильках.

Она достает из сумки красную ленточку, подходит к кровати, на которой я валяюсь в обнимку с подушкой, и жестом предлагает встать. Осматривает мои свежевымытые волосы, собирает часть в хвостик и перевязывает лентой, собирая ее в бантик.

— Вот, Ребенок, теперь на тебе есть что-то красное.

— Ты сильно рискуешь, - делаю дерзкий жест бровями. – Твои шансы стать королевой вечера тают, как невкусная мороженка. Кстати, а где твое красное?

Она стучит меня пальцем по носу и загадочно проводит ладонями по талии и бедрам.

— О, ясно. Секретное оружие. – Закрываюсь подушкой, как щитом. – Ну и кто этот счастливчик?

Каждый год моя семья проводит новогодние праздники с семейством Клейманов, но все мои попытки отыскать корни этой традиции натыкаются на невнятные мамины объяснения о старой дружбе и отцовские воспоминания о том, что Антон – старший сын – был его лучшим студентом, и мой отец лично натаскивал его, собственными руками превратил молодого волка в матерого волкодава судебных процессов.

Три года назад не стало моего дедушки, и с тех пор я провожу новогодние и рождественские праздники у бабули. Меня никто не заставляет, я просто сама так решила, потому что люблю ее, и потому что мне нравится ее готовка, ее украшенная старыми и потертыми новогодними игрушками елка. И вообще люблю по сто раз слушать, как нахально мой дедуля – военный летчик – отбил ее у капитана корабля.

Но в этом году к бабуле приехала ее родная сестра из Владивостока, и мы договорились, что я заскочу к ним первого вечером.

— Я просто хочу хорошо выглядеть, - улыбается Нина. – Настоящая женщина должна быть королевой каждый день, независимо от того, есть у нее планы на мужчину или нет.

— Ты королева даже утром с плохим запахом изо рта, - немного подначиваю я, и сестра щелкает меня по носу.

Идет к дверям, но уже в пороге оборачивается, показывает в сторону шкафа и говорит:

— Ребенок, новогодний подарок там, и ради такого случая можешь открыть его до боя курантов.

Я мотаю головой. Уверена, Нина приготовила мне красивое платье или костюм: сестра только на прошлой неделе вернулась из Рима с дополнительным чемоданом вещей, и то платье, что сегодня на ней – что-то жутко дорогое и брендовое. Нине двадцать девять, между нами почти десять лет разницы (девятнадцать мне исполнится ровно через месяц), она работает редактором модного журнала и все, что у нее есть – результат упорной работы и целеустремленности. Если Нина что-то хочет – у нее это будет. Если не прямо сразу, то точно в ближайшем будущем. Это у нее от отца. А мы с мамой – романтики, которых хлебом не корми – дай пообсуждать переписку Татьяны и Онегина или Кавказского пленника.

Вообще мы живем в столице, но на новогодние праздники родители всегда выезжают на дачу. И дача Клемайнов тоже неподалеку. В общем, тут у них идиллия с шашлыками, курами-гриль домашнего приготовления, шахматами, обсуждением политической ситуации в стране и всем тем, что беспокоит людей, когда им за пятьдесят.

Я набираю бабулю и начинаю нервничать, когда она даже после пятого гудка не берет трубку.

— Что я говорила о том, где нужно держать телефон, Татьяна Федоровна? – спрашиваю строго после ее ответа.

— Чтобы держала телефон в кармане, Татьяна Владимировна, - стыдливо говорит бабуля.

— И мужской стриптиз не повод для непослушания, - оттаиваю и начинаю подшучивать.

Бабуле много лет, но она – мировая бабуля! У нас есть секреты, которых не знает даже моя мама.

Глава вторая: Таня

Телефон звонит не переставая.

Не открывая глаз, шарю по постели, натыкаюсь на телефон, но тут же сталкиваю его на пол. Вздыхаю, сажусь. Который час? Кажется, мои пятнадцать минут затянулись на несколько часов. Свешиваюсь с кровати, наощупь нахожу телефон и спотыкаюсь об слово «Мама» на экране.

— Таня, ты где?! – Вообще нужно постараться вывести мою маму на крик – мы с ней те еще тихони. Но сейчас она вся на эмоциях.

— Задремала, - сонным голосом бормочу я.

— Ребенок, живо сюда! Через пятнадцать минут Новый год!

Вот же елки зеленые.

Быстро спрыгиваю на пол, не глядя несусь к ступенькам и чуть не колобком скатываюсь вниз. Сую ноги в свои «валенки», заворачиваюсь в шарф. Блин, куртка осталась на втором этаже. Выглядываю в окно: небольшой снежок, а до дачи Клейманов – рукой подать: через дорогу, двумя домами ниже.

Закрываю дверь, на ходу надеваю варежки и кое-как захлопываю калитку. Снега навалило – ноги вязнут. Мороз мгновенно кусает за щеки. И луна такая огромная, что хочется остановиться и просто посмотреть, как снег сверкает голубыми и серебряными искрами. Все-таки замедляю шаг. Ну, когда еще я посмотрю на такую красоту? В городе такого точно нет – одна грязная, подкопченная копотью автомобильных выхлопов, лежалая вата.

Во дворе Клейманов натыкаюсь на темноволосого красавчика. Такой жгучий и смуглый, в модном свитере, драных джинсах и тяжелых ботинках. Я растягиваю губы в улыбку девочки-припевочки, потому что до этого дня такие мужчины в моей реальности водились только в инстаграмме. Чтобы и красивый, и с классной фигурой, и с чертями в глазах.

Подхожу и без задней мысли щупаю его за бицепс. Красавчик подмигивает и нарочно напрягает руку в сгибе локтя.

— И как? – интересуется он, наклоняясь к моему лицу. Удивленно вскидывает брови, видимо только теперь рассмотрев во мне малышку. – Где твоя шубка, Снегурочка?

— Отобрал Серый волк, - кокетничаю я.

— Покажи пальчиком – я с него шкуру спущу.

Он очень горячий и заводной, как большой бенгальский огонь. Кажется, немного младше Нины, но почти уверена, она явно им заинтересуется. И я бы заинтересовалась, но мне тут ловить нечего – я же просто второкурсница. Официальный доступ к таким мужчинам получу только после того, как закончу университет.

Дверь дома открывается - и на крыльцо выскакивает малышка в розовой курточке, деловито, прямо на ходу, натягивает смешную шапку с мордочкой совы и потихоньку спускается с крыльца. Бежит навстречу Мистеру Зажигай, и он тут же хватает ее на руки, кружит под радостный детский визг. Потом останавливается, запахивает на ней одежду и натягивает шапку до самых бровей. Она – его точная копия, только очень-очень светленькая, и смотрит на меня не с интересом, а угрюмо, и пыхтит от усердия, крепко обхватывая ручонками его шею.

— Ника, почему не в постели? – изображает строгого папочку.

Хммм… Кажется, он и так папочка. Это очевидно.

— Стелегу Молоза, - отвечает девочка. Ей вряд ли больше трех.

Он смотрит на меня, извиняясь, пожимает плечами.

— Прости, Снегурочка, волчья шкура пока откладывается.

Я собираюсь сказать девочке, что Дед Мороз кладет подарки только тем детям, которые не пытаются отобрать весь мешок, но натыкаюсь на очень ревнивый серый взгляд.

— Нам мама не нузна, - выдает сердито.

Мужчина громко смеется и, забрасывая ее под подмышку, заходит в дом.

Я иду следом, но уже на крыльце задерживаюсь, потому что мое внимание привлекает мужской голос. Такой… хриплый, низкий, с ленцой. Я – фанат мужских голосов, особенно, когда мужчина знает и умеет им пользоваться. Например, как певец Гару.

Осматриваюсь – голос доносится справа, но на крыльце никого нет.

Дохожу до угла дома, осторожно высовываю нос.

Мужчина стоит боком, говорит по телефону и курит. Белая рубашка с закатанными до локтей рукавами оттеняет мягкий загар, но застегнута почти наглухо, не считая верхней пуговицы. Я просто смотрю на эти руки и прислоняюсь щекой к холодной кирпичной кладке, чтобы осудить внезапный прилив жара. Это совершенно фантастические руки: жилистые, с тугими канатами вен, редкой порослью светлых волос. И стильными часами на кожаном ремешке.

А еще пальцы.

Как загипнотизированная смотрю на зажатую в них сигарету, которую мужчина подносит к губам. Затягивается, глотает дым, на секунду прикрывая глаза. У него безупречный профиль: аккуратная густая бородка по краю тяжелой квадратной челюсти и до самых висков, крупный нос с горбинкой, растрепанные светлые волосы, густые ресницы.

Мое сердце останавливается. Он немного запрокидывает голову, выпускает дым, пробегает языком по нижней губе. Официально: теперь это самое сексуальное, самое невыносимо горячее, что я только видела в жизни.

Если бы в эту минуту передо мной появился Дьявол и предложил его любовь в обмен на мою душу, я бы благодарила рогатого за спасение.

Глава третья: Антон

Никогда не понимал красивых метафор, но сейчас в голове настойчиво вертится сравнение: в мои руки свалилось чудо. Мелкое, взъерошенное, но очень смелое. Чудо со вкусом мандарин, хоть это скорее мои домыслы. Убивающее меня своим таким странным в этой ситуации «Вы».

Выбрасываю сигарету в пепельницу на перилах, немного отодвигаюсь, хоть Туман протестующе мычит. Успокаиваю ее, показывая, для чего мне этот сантиметр расстояния между нами: провожу большим пальцем по ее приоткрытым губам, проверяю – ни намека на помаду.

— Поцелуете меня еще раз? – просит она, заглядывая мне в лицо с такой искренностью, что я реально хочу выключить мозги и уступить.

У нее темно-зеленые глаза. Не яркие и прозрачные, но богатая зелень с темными крапинками. Пшеничные ресницы и такого же цвета волосы. Целая россыпь незаметных веснушек на носу и щеках. И железная, украшенная прозрачными камешками, проволока брекетов на зубах.

— Их снимут через две недели, - поймав мой взгляд, торопливо говорит Туман.

— То есть к железу во рту ты привыкла? – Хочется улыбнутся. Черт знает за сколько времени, несмотря на то, что забот полон рот, и даже в Новогоднюю ночь любимая женщина – работа – жестко меня имеет, хочется улыбнутся чуду с веснушками.

Она растерянно кивает, и я почти вижу, как ее странный и пока совершено непонятный мне мозг начинает быстро переваривать мой вопрос.

Спокойно, Антон, совсем не обязательно засовывать девчонке язык в рот. Она – другая весовая категория: сводить погулять, угостить сладостями и снять конфету с елки, потому что сама она вряд ли допрыгнет так высоко.

Но пальцы живут отдельно от моего «хорошо и плохо». Понимаю это, когда нажимаю на ее подбородок, вынуждая малышку приоткрыть рот шире. Она такая послушная и жадная, как будто выиграла Первый приз – меня. Неудивительно, что это заводит. Так сильно, что я решаю сперва «показать» шутку о железе во рту, а уже потом спросить, кто она, черт подери, такая.

Целоваться она не умеет, но так бескомпромиссно отдает всю власть мне в руки, что устоять просто невозможно.

— Не сбежишь? – дразню ее нетерпение, нарочно растягивая вопрос.

Туман искренне мотает головой.

Мне нравится, как часто она дышит и капризно урчит, пока я растягиваю ее предвкушение поцелуя. Притрагиваюсь к мягким губам, нажимаю, забираю на себя весь контроль. Ловлю долгое искреннее «даааа!» ее дыхания, провожу языком по контуру губ и проталкиваю его внутрь.

Приходится взять ее за затылок, потому что малышка просто «уплывает» из моих рук.

И вскидывается, когда я сплетаю наши языки, давая ей попробовать «железо» в моем языке.

Сделал в девятнадцать на спор с братом: первая и последняя пьянка в моей жизни, первый и последний импульс, сбой в работе мозгов. Так у меня появилась штанга в языке, а у Андрея… гммм… На хрен эти мысли.

— Дыыыым, - растягивает удивление малышка, обхватывает мои щеки своими варежками, проталкивается под кожу совершенно невинной искренностью. – Это…

Уверен, хочет спросить о «штанге», но громкий хлопок двери заставляет ее подпрыгнуть на месте. Слышу женский и мужской голос – кажется, это Тумановы.

— Вы мой, Дым, - строго заявляет чудо. – Я с вами целовалась. Это что-то ведь значит?

И не дает шанса ответить, просто убегая.

Сумасшедший снег на голову: свалилась и растаяла.

Я не спешу заходить в дом: стою на крыльце, практически не чувствуя мороза.

Достаю телефон, вдруг вспомнив, что первый раз за три года встречаю Новый год в официальном статусе «совершенно свободен». И, словно напоминание об этом, на экране появляется имя – Славская. Единственная женщина на моей памяти, у которой не было комплексов по поводу того, что за время в статусе моей любовницы она осталась просто Славской и не стала «Аней».

— С Новым годом, Антон, - говорит как всегда без приветствия.

— И тебя, Славская.

На заднем фоне ее разговора слышны взрывы салютов, музыка, громкие голоса.

Несколько месяцев назад она сказала, что встретила «того самого мужчину» и собирается за него замуж. Возможно, я даже сделаю исключение и схожу на ее свадьбу: мы перестали спать вместе, но остались друзьями и в некоторой степени коллегами.

— Ты теперь с кольцом? Нашла свой большой бриллиант на дне бокала с шампанским?

— Конечно, - слышу улыбку в ее голосе. Кажется, она правда любит этого парня.

— Надеюсь, он понимает, как ему повезло?

— Если бы ты видел этот камень, Клейман, ты бы не задавал таких вопросов, - хвастается Славская. – Пришлю тебе именной пригласительный. Ты где?

— За городом.

— Встретимся после праздников? – предлагает она.

Глава четвертая: Таня

Я люблю семейные праздники, и когда за столом собираются старые друзья. Можно слушать байки из прошлого, старые шутки, истории о веселой молодости взрослых. Сколько себя помню, у нас в семье не было принято усаживать детей за отдельный стол. Просто при нас никто не распивал: ждали, пока детворе надоест слушать взрослые байки, и мы сами сбежим.

Новый год в компании бабули – это отдельный сорт удовольствия. Особенно, когда она и ее подружки начинают рассказывать о романтике своих лет. И я не чувствую себя старомодной, проводя время так, а не в клубе с кальяном и дурацкой музыкой, похожей на дуэт перфоратора и циркулярной пилы.

Но сейчас, хоть компания самая подходящая, мне невыносимо тяжело усидеть на месте.

Во-первых, потому, что Антон вернулся за стол позже всех и занял единственное свободное место - по правую руку от моей сестры. Во-вторых (оно же вытекает из первого), потому, что теперь они сидят плечом к плечу и большую часть времени заняты разговором друг с другом, напрочь игнорируя общую беседу. И еще есть «в-третьих»: я слишком хорошо знаю свою сестру, умею отличать ее вежливый интерес от настоящей симпатии. И то, как она поглядывает на Моего Мужчину – это не просто симпатия, это «ты должен быть моим» в чистом виде.

Ну почему?! Почему она не выберет того, другого? Он тоже красавчик, у него тоже голубые глаза и светлые волосы, и тот же рост, и почти такие же широкие плечи. Даже бородка есть, и еще…

Я мысленно вздыхаю, потому что не нужно бежать за тридевять земель, чтобы найти ответ. Он очевиден: Антон – это Антон. Он такой один на всем белом свете, и дело совсем не в цвете глаз.

Время тянется слишком медленно. Оно меня убивает.

В какой-то книге читала о средневековой пытке, когда человека привязывала под капающую ему на макушку воду, и в конечном счете бедолага просто сходил с ума. Я чувствую себя так же: каждая улыбка Нины, каждый взгляд Антона в ее сторону. А я сижу на другом конце стола, между своей и его мамой, и чтобы не сойти с ума делаю из салфеток журавликов.

Взрослая половина компании начинает громко смеяться, и Нина пользуется моментом: тянется к уху Антона, что-то ему говорит, он кивает в ответ. Он даже не притронулся к спиртному. И не притронулся ко мне – даже случайным взглядом.

Это какой-то кошмар.

Вспоминаю, что обещала позвонить бабуле, извиняюсь и сбегаю из-за стола.

Но и разговор не спасает, и даже час спустя, когда пытаюсь сделать вид, что готовлю план по отвоеванию своей территории у собственной сестры, я все еще способна думать только о его поцелуе. Иду на кухню, беру из корзины с фруктами мандарин, уныло счищаю с него кожуру и прижимаюсь губами к душистому «боку». Закрываю глаза, вспоминаю настойчивый язык с железным шариком у себя во рту и снова превращаюсь в поплывшее желе.

Забираюсь ногами на табуретку, усаживаюсь на край стола и с тоской смотрю в окно. Мандаринка – это хорошо и вкусно, но губы Дыма – это просто фантастика. И если я срочно что-то не придумаю, то потеряю его навсегда. Тот взгляд в ответ на мой возраст был слишком очевидным и громким «Нет», чтобы надеяться на продолжение. А я нуждаюсь к нем так сильно, что хочется реветь белугой от одной только мысли, что сегодняшняя ночь закончится – и «нас» не случится.

Возможно, мне стоило бы стесняться своих желаний, но я хочу ими наслаждаться.

Ложусь спиной на стол, закрываю глаза, представляю, как обниму его ногами, прижмусь всем телом. Как медленно, пуговица за пуговицей, буду расстегивать его рубашку, проведу пальцами по твердой груди. И все те мышцы, которые чувствовала даже через варежки, будут моими и только моими.

— Значит, Таня.

Я резко сажусь, только чудом не опрокинув корзину с фруктами.

В тусклом освещении пары ламп тени делают лицо Моего Мужчины более резким и жестким, и мне приходится вцепиться ладонями в столешницу, чтобы не потянуться к нему с немой просьбой разрешить прикоснуться к жесткой щетине на его лице. Уверена, это то, что сведет меня с ума. Первая стадия «Антонопомешательства».

У него в руках пустая бутылка из-под шампанского, и мое буйное воображение «Он хотел побыть со мной наедине!» портит понимание того, что Дым здесь совсем не за этим.

С другой стороны – мы снова одни.

— Туман мне нравится больше, - отвечаю на вопрос, пока Антон убирает бутылку в мусорное ведро. – Мне будет девятнадцать через месяц.

— И? – он опирается бедрами на кухонную тумбу, скрещивает руки на груди.

Боже, у него такие руки! Такие плечи!

Я краснею и снова хочу плакать и смеяться одновременно. Сжимаю ноги до боли в коленях.

— Это значит, что я уже взрослая женщина, - развиваю свою мысль.

— Женщина? – Иронично выгибает бровь.

— Девственность не делает меня не-женщиной.

— Девственность, - повторяет Дым.

— Вы же Мой Мужчина, значит, должны это знать. – Никогда не понимала девушек, которые стесняются сказать своему мужчине, что он будет первым. Я горжусь тем, что буду принадлежать ему во всех смыслах этого слова. Ему и только ему.

Глава пятая: Антон

Я ставлю на стол шампанское, извиняюсь за то, что вынужден всех покинуть, и сваливаю на верхний этаж.

Спать.

Я нормально не спал, кажется, целую вечность, а перед самыми праздниками вообще максиму по три часа в сутки. Утром мне за руль, а я хорошо знаю свои пределы возможного, и если в голове не прояснится еще хоть немного, то вряд ли уеду дальше первого столба.

Теплый душ окончательно расслабляет, и я кулем валюсь в кровать. Даже не хватает сил укрыться.

Будильник в телефоне срабатывает в пять тридцать. Я никогда не валяюсь в постели ни минутой больше, поэтому выключаю назойливую трель и пытаюсь сесть, но вдруг соображаю, что, кажется, лежу в постели не один. Опускаю взгляд на живот – там обнимающие меня женские руки. И я даже знаю, чьи это руки, потому что на запястье одной – мои часы. Первая мысль в голове: хорошо, что я вчера нашел силы надеть футболку и домашние штаны, потому что обычно сплю в одних трусах.

Ночная гостья немного возится у меня за спиной, вздыхает. Чувствую громкое сопенье мне в лопатки. Кое-как, чтобы не разбудить, разворачиваюсь сперва набок, потом лицом к Тане. Даже во сне она пытается меня поймать: шарит вокруг себя, натыкается на футболку у меня на груди, сжимает ткань в кулаке и расслабленно выдыхает.

Блин, меня так вырубило, что даже не услышал, как она пришла.

Что вообще в голове у этой девчонки? Странно, что нас до сих пор не нашли вдвоем в одной постели.

И, как по заказу, ручка двери опускается вниз.

Я пытаюсь отодвинуться.

Ручка снова ходит ходуном, но дверь не поддается. Только через секунду замечаю повернутую в вертикальное положение защелку. Бросаю взгляд на спящую Туман и с трудом подавляю желание врезать ей по заднице: значит, она все предусмотрела и подстраховалась. Умница.

Кто бы там не ломился в мою комнату, он уходит ни с чем.

А Таня сонно хлопает глазами, поднимает взгляд по моей груди, останавливается у меня на губах. Улыбается, пододвигаясь так плотно, что мне либо нужно позорно сбегать, либо поддаваться натиску ее ног, которые она ловко переплетает с моими.

— Доброе утро, - тянет за футболку, но я слишком большой для нее, так что попытки сдвинуть меня с места Туман с треском проваливает.

— Я точно не давал повода думать, что ты можешь лезть ко мне в постель, - говорю довольно грубо, потому что чувствую себя… странно.

У меня утренний стояк, а если она придвинется еще ближе, то… блин.

— Это не твоя постель. – Таня закрывает глаза.

— Ты придираешься к формулировкам.

— А ты большой и теплый, - убивает меня наповал. – Я испугалась грозы.

Мы оба понимаем, что она просто валяет дурака. Но я продолжаю лежать рядом и разглядывать веснушки у нее на щеках.

Было бы ей хотя бы двадцать и не была бы она Тумановой… Хотя, я вообще не связываюсь с женщинами младше двадцати пяти. Обычно к этому возрасту они уже успевают попробовать других мужчин, другие отношения и другой секс, знают, чего хотят, и не выкатывают глаза от предложения заняться анальным сексом, например.

Я с силой разжимаю ее кулаки, поднимаюсь и ловлю зеленый взгляд у себя на животе. И ниже.

Тонкие домашние штаны, конечно, вообще ни хрена не скрывают, но я не пацан, чтобы стесняться. Поэтому скрещиваю руки на груди и выразительно жду ответную реакцию. Надо сказать, не без интереса жду.

Туман быстро краснеет от смущения, нервно сглатывает.

— Ого, - все, на что она способна.

Ну, собственно, а чего ты ожидал, старина Клейман, от восемнадцатилетнего невинного ребенка?

— Когда взрослая женщина ложится к мужчине в постель и видит, что у него встал, - я подхожу ближе, упираюсь кулаками в матрас, - она не говорит «ого», Туман. Она говорит: «Трахни меня».

Малышка с готовностью открывает рот – и молча его закрывает, прикусывая губу до белых следов на коже.

— Чтоб я тебя здесь не видел, когда вернусь из душа. У меня нет времени лепить с тобой куличики, малышка – мне через полчаса за руль.

— Уезжаешь? – Она прикусывает ноготь большого пальца.

— Да.

— Можно с тобой? – Видимо, предвидя мое «нет», быстро озвучивает причину: - Я обещала бабуле, что приеду первого. Меня ждет ее фирменная утка, дискотека СССР и «Ирония судьбы».

Звучит правдоподобно и, хоть мне эта возня нафиг не нужна, я говорю:

— У тебя полчаса на сборы, Туман. И держи руки при себе, малышка, а то свяжу.

Зачем я это сказал? Она широко улыбается, жмурится, и я почти слышу приятную вибрацию мурлыканья у нее в груди. Ничего из этого не способствует моему успокоению.

В душе я на всякий случай закрываю дверь на защелку.

Через двадцать минут спускаюсь вниз: на улице еще темень, весь дом спит. Понятия не имею, в которой часу закончилось веселье, но вряд ли сразу после того, как я ушел. Собираюсь пройти сразу к двери, но внимание привлекает шум на кухне. Иду туда, почти уверенный, что это проснулась моя мать и мне все-таки придется услышать внушение, какой я безответственный трудоголик, не думающий о том, чтобы остепениться с одной женщиной. А я снова буду отшучиваться, что уже давно остепенился с женщиной, и имя ей – работа.

Глава шестая: Антон

Вообще я рассчитывал на то, что за два часа пути – дороги за ночь все-таки замело – Туман даст мне целую кучу поводов «увидеть» и ее реальный возраст, и просто отодвинуть в сторону мысли о симпатичном личике-сердечком. На самом деле произвести приятное впечатление женщине почти так же легко, как и его испортить. Со мной такое бывало: с виду вроде раскованная умная красотка, но тридцать минут разговора – и, вуаля, она уже скучная девица с кучей комплексов и полной головой какой-то надуманно фигни о том, что каждый мужчина ей по определению что-то должен.

С маленькой студенткой, думал я, все быстро встанет на свои места.

Ну, я ошибся.

Туман как-то незаметно втягивает меня в повседневный разговор: рассказывает, что занимается фигурным катанием и сейчас готовится к региональным соревнованиям, и это явно много для нее значит, потому что впервые на ее лице появляется тревога и сосредоточенность. Потом мы пьем кофе и трескаем отбивные, потом обсуждаем хоррорный сериал, который я все никак не могу досмотреть, и она тут же придумывает целую кучу «спойлеров». Потом интересуется моим «железом» и даже не кривит нос, пока я рассказываю о том, что такое кроссфит.

А потом Таня незаметно засыпает, и я немного повышаю температуру в салоне.

Ну и что мне с тобой делать, чудо?

Когда въезжаем в город, приходится ее разбудить, чтобы спросить адрес. Туман сонно потирает глаза, говорит, куда ее отвезти, и становится странно молчаливой. Я пару раз украдкой поглядываю в ее сторону, но она только сосредоточенно смотрит прямо перед собой.

За следующим поворотом – «пробка». Неистребимые «прелести» столичной жизни, и ни новогодние праздники, ни выходные им не помеха.

Пару минут сидим молча в окружении каких-то рождественских песен какой-то радиостанции. Я закуриваю и приоткрываю окно, чтобы не дымить в салон, мысленно прокручиваю в голове план дел на сегодня. И не успеваю среагировать, когда Туман вздыхает, отстегивает ремень безопасности и ловко, почти мгновенно, перебирается мне на колени, усаживаясь сверху, словно на любимую лошадку.

Если поерзает еще немного, мое терпение лопнет.

— Ты очень красивый, когда куришь, - говорит честно и смело, блестящими глазами рассматривая мои губы.

Выпускаю дым в окно, жду, что будет дальше. Меня не нужно покорять, я и так, кажется, довольно сильно заинтересован, и если бы она была постарше, то инициатива была бы полностью в моих руках. Но есть что-то подкупающее в том, как бесхитростно она заявляет на меня свои права. Со мной такое впервые.

— Я не хочу, чтобы все закончилось, - серьезно говорит она. - Но у меня кончились приличные варианты, как еще это показать.

— Остались неприличные? – подшучиваю я, и Туман снова очень серьезно кивает. – Сколько будет, если от тридцати двух отнять восемнадцать?

— Девятнадцать, - поправляет малышка. – Тринадцать.

— Тринадцать лет, чудо, это много, - говорю я, сам не замечая, как свободной рукой поглаживаю ее по симпатичному изгибу от талии до бедра.

Я люблю женщин с хорошей задницей, когда есть за что схватиться, люблю, когда у женщины крепкая большая грудь, и когда она высокая, чтобы не скручиваться в постели в морской узел. В общем, Туман – это концентрация всего, что я не люблю. Но она меня возбуждает. Даже сейчас.

— Но я правда… не хочу… - Она глубоко дышит, комкает в кулаках рубашку у меня на плечах. – Подскажи мне.

— Брысь с моих колен, Туман.

Сейчас я зарабатываю индульгенцию всем своим прошлым и будущим грехам, потому что не втягиваю малышку в отношения, которых она просто не выдержит. Жду, пока она переберется обратно на сиденье, сам застегиваю на ней ремень безопасности - и мы, наконец, трогаемся с места.

До дома ее бабушки не обмениваемся ни словом. Она смотрит в окно и теребит края рукавов. Я притормаживаю у нужного подъезда, но не глушу мотор. Выхожу, чтобы забрать из багажника ее сумку, но Туман тоже вышла из салона и, когда я передаю ей вещи, открыто мне улыбается. Не искренне, хоть очень старается.

— Спасибо, что подвез. Я бы попыталась повиснуть на тебе еще раз, но, кажется, это все равно не работает со мной. – Улыбка до ушей, дрожащие губы.

Тринадцать лет, Антон.

У меня – работа двадцать пять часов в сутки и нормальное желание иметь отношения с женщиной, которая не будет переживать из-за того, что мы встречаемся ради секса, а не чтобы держаться за руки.

У нее – студенческие будни, сверстники, с которыми она на одной волне. У нее экзамены и фигурное катание.

И еще есть Туманов, который оторвет мне яйца за свою дочку.

Как плохо быть «хорошим парнем».

— Дай мне свой телефон, Туман.

В зеленых глазах такой фейерверк, что хоть сейчас тащи ее в свою холостяцкую берлогу. Никогда в жизни не был так близок, чтобы плюнуть на работу. У нее большой – явно не по размеру ее ладони – телефон в светло-розовом чехле в виде печенья, куда я ввожу свой номер. Ухмыляюсь, подписывая себя: «Дым».

Глава седьмая: Таня

День был просто бесконечным.

Убийственно длинными.

Невыносимо… резиновым.

Я могла бы продолжать до бесконечности, потому что буквально жила в обнимку с телефоном и всеми силами торопила время. Хоть посиделки с бабулей и ее подругами меня все-таки немного отвлекли от мыслей об Антоне. Ну, как отвлекли: я просто думала о нем не два раза в минуту.

Потом, когда после двух моя ломка стала очевидной, я сделала то, чего раньше никогда не делала: пошла его гуглить в надежде найти профиль в социальной сети и сохранить все фотографии, которые найду у него на странице. Профиля у Антона не было, ну или он был подписан как-нибудь вроде «Большой Парень», и это практически лишало меня шансов на успех.

К счастью, помощь коллективного разума оказалась очень кстати. Стоило написать в наш девичий чат «Матрешки»: «Как найти профиль человека в сети?», как мне тут же набросали кучу вариантов, например, ввести имя и фамилию латинскими буквами.

Так я нашла своего Мистера Фантастику в инстаграм.

Но лучше бы я этого не делала, потому что, в отличие от «нормальных людей», которые постят фото своего завтрака или селфи в витрине магазина, у Антона вся страница в его спортивных фотографиях. Со штангой, с гантелями, на тренажере, похожем на средневековую пыточную машину. Так я поняла, что мокрый и уставший Антон – это мой фетиш. Конечно же, я подписалась на его профиль. И пересмотрела всю стену в надежде найти хоть одно фото с голым торсом, но, увы.

Если бы электронные фотографии умели говорить, они бы давно нажаловались хозяину, что у него появилась маньячная фанатка, засмотревшая их до дыр.

Я с трудом доживаю до восьми вечера, но на всякий случай жду еще полчаса и только потом пишу про выдр. Понятия не имею почему! Просто нахожу его в вайбере и пишу первое, что приходит в голову. Закрываю глаза, падаю на гору твердых, набитых гусиным пухом подушек, и мысленно представляю с каким лицом он будет это читать.

Антон отвечает почти сразу – и у меня отрастают крылья.

Я: Я нашла твою страницу в инстаграм. Ты такой…

Вот зачем я это написала? Будет думать, что я его преследую.

ДЫМ: Какой?

Я: Большой и мокрый.

Я: Ой, сексуальный!

Еще лучше. Молодец, Таня.

ДЫМ: Это спортивная страница, чтобы я отслеживал свою форму.

Я: Двадцать семь тысяч подписчиков тоже с интересом следят за твоей формой.

ДЫМ: Понятия не имел, что их так много.

На минуту сую телефон под одеяло, чтобы не написать, как меня чуть не разорвало от ревности, пока я читала сотни комментариев о мокрых трусиках, моральном оргазме и бесконечный поток номеров телефонов, почти под каждым его фото.

А когда снова включаю экран, там уже висит сообщение от Антона.

ДЫМ: Я почти засыпаю, малышка.

В моей груди есть розовый шарик, и после его «малышка» он медленно наполняется газированным ванильным сиропом.

Я: Пока ты не уснул, можно спросить?

ДЫМ: Да

Я: Ты ведь… свободен?

Я – бестолковая, но эта мысль пришла мне в голову ровно секунду назад.

ДЫМ: Свободен

Я: Ура! Сладких снов, Дым.

Подумав, дополняю сообщение маленьким черным сердечком.

Через десять минут я пулей вылетаю из душа: у бабули снова что-то с горячей водой, поэтому вода в кране, мягко говоря, около комнатной температуры. Забираюсь под одеяло, собираясь перед сном еще раз пересмотреть фотографии Моего Мужчины, но у меня есть еще одно сообщение от него.

ДЫМ: Симпатичное фото в профиле, Туман.

Я со стоном лезу головой под подушку, потому что у меня в профиле картинка бегемотика.

Всю ночь мне снится мой Антон, и это были как раз те сны, о которых стыдно рассказать даже собственному отражению в зеркале.

Утром я просыпаюсь взъерошенная и уставшая, но совершенно счастливая, и первым делом сую нос в телефон, надеясь, что там меня уже ждет какое-то милое пожелание с добрым утром. Но там ничего нет, хоть я провалялась почти до десяти утра. Решив, что дам этому упрямому мужчине еще один шанс меня удивить, накрываюсь с головой и пытаюсь уснуть. «Пытаюсь» минут десять, но потом машу на все рукой и пишу первой. Ничего такого: просто честно признаюсь, что он мне снился. Само собой, без пикантных подробностей.

Бабуля уже возится на кухне и строгим взглядом отправляет меня в душ, стоя на страже только что сваренного супа с фрикадельками и вареников с соленым творогом. Я знаю, что именно такое у нас сегодня меню, потому что это я люблю больше всего - и она всегда меня балует.

Глава восьмая: Таня

Я знаю, что Мой Мужчина – умный, но за четыре дня он ни разу не ответил ни на одно мое сообщение. Я стараюсь не надоедать: пишу забавное пожелание с добрым утром и что-то милое перед сном. Вижу, что он их читает, но даже не пытается отвечать. При этом у него в инстаграме еще пара новых фотографий, и под ними снова аншлаг писающихся от восторга девушек. Ради интереса я посмотрела пару профилей его «фанаток» и легче мне не стало, потому что… Ну, в общем, там были взрослые фигуристые красотки, к внешности которых даже мой циничный мозг не смог придраться.

На фоне личной трагедии своей жизни я сдаю на «отлично» пару экзаменов и прохожу отборочные в команду для региональных соревнований по фигурному катанию. Я катаюсь с десяти лет, но недостаточно хорошо, чтобы замахиваться на олимпийское золото. Но у меня есть другое «золото» и «серебро», и куча «бронзы», поэтому даже сейчас я не собираюсь останавливаться на достигнутом. В конце концов, не всем же грезить об Олимпиаде.

Сегодня суббота - и мы с подругами целый день занимались фотосессией. Марина у нас – будущее светило в мире фотографии, и по случаю свежего снега вытащила всех фотографироваться. В костюмах снегурочек, эльфов, Дедов Морозов и Санта Клаусов. На мне до сих пор зеленая шапка с кисточкой и короткая зеленая шубка. У Марины мама работает костюмером, так что все это добро дали нам под большое честное слово.

— Туманова, а давай встречаться? – валяет дурака Филин. – Всегда мечтал о девушке-эльфе.

Филин – мой друг детства. Старше меня на год, но большой и сильный, и еще со школы отгонял от меня поклонников. Подвозит домой и может несколько часов ждать под библиотекой.

— Я думала, ты никогда не решишься, - бьет парня по плечу Оля, его младшая сестра.

— Очень смешно, - хмурюсь я, сжимая губы вокруг трубочки с клубнично-сливочным коктейлем.

— А может я не смеюсь? – подается вперед Филин.

— Да ну тебя, - отмахиваюсь от него.

Мой телефон на столе «оживает».

Я моргаю несколько раз, чтобы убедиться, что не сплю наяву.

Дым.

Мне звонит Дым.

Руки так дрожат, что чуть не роняю телефон в стакан с коктейлем и до хруста за ухом прижимаюсь к динамику.

— Привет, Туман, - слышу знакомый низкий с хрипотцой голос, и у меня снова глаза на мокром месте.

— Привет, Дым, - пытаюсь не дрожать я.

Мои соседи по столу начинают громко смеяться, и я шикаю, чтобы их успокоить.

— Тебе идет эта зеленая шапка, - говорит Антон.

Мое сердце падает вниз живота, и я – наверное, очень смешно со стороны – начинаю вертеть головой. Он видит меня.

— Ты где?

— Смотрю на тебя, малышка.

Малышка… Мне срочно нужен веник, чтобы собрать карамельный попкорн, которым только что выстрелило мое счастливое сердце.

Смотрю в окно, возле которого расположилась наша компания – и вижу Антона. Ему безумно идет темно-синее полупальто и белый шарф вокруг шеи, и брюки с отглаженными до бритвенной остроты стрелками. Мои ладони зудят от потребности погладить его по колючим щекам. Тянусь к шапке, чтобы стащить ее, но Дым опережает:

— Я же сказал, что мне нравится.

— Это театральный реквизит, - зачем-то оправдываюсь я.

— Ты там очень занята со своими друзьями, Туман?

— Нет, не очень.

— Выходи.

Я клятвенно обещаю Марине, что завтра же верну все вещи в целости и сохранности, забрасываю на плечо рюкзак, бегу так быстро, что у самой двери поскальзываюсь на коврике и слишком поздно понимаю, что лечу на улицу носом вперед. Вот позорище-то будет.

Но ничего не происходит. То есть, кое-что происходит, и на фоне этого перспектива угодить головой в сугроб тает, как снег на солнце.

Антон ловит меня в объятия, и мой нос бесконечно рад, что альтернативой сугробу стала твердая грудь и тонкий запах пряного дыма Моего Мужчины. Я тут же обнимаю его за шею, поднимаюсь на носочки и шепчу:

— Я так соскучилась, что сейчас могу думать только о поцелуях.

Он не делает ничего, чтобы облегчить мне задачу: просто смотрит на то, как я героически пытаюсь преодолеть нашу разницу в росте. Но в эту минуту у него такие глаза, что у меня кружится голова, и кажется, будто я, как Алиса, падаю наоборот – в небо.

— Это из-за скобок, да? – спрашиваю я, даже не скрывая разочарования.

— Нет, Туман, не из-за них. – Антон потихоньку снимает с меня свои руки, и когда я, потеряв свой Эверест, начинаю крениться набок, снова притягивает к себе. – Поцелуи пока под запретом.

— А можно наложить запрет на запрет поцелуев? – не сдаюсь я.

Глава девятая: Таня

Видно, моя прошлая выходка с перелезанием ему на руки глубоко отложилась в памяти Антона, потому что теперь он сам меня пристегивает и делает это так надежно, насколько вообще возможно.

По дороге до моего дома я спрашиваю его про спорт, сопровождая свои комментарии демонстрацией его фото в инстаграм.

— Почему нет фотографий с голым торсом? – спрашиваю я, надеясь, что выпрошу такой снимок для личного использования. – У всех спортивных парней куча фотографий в полуголом виде. И еще в коротких шортах.

— Мне это не интересно, - передергивает плечами Антон. Бросает на меня косой взгляд и спрашивает: - Хочешь меня в полуголом виде?

Вместо слов я с совершенно влюбленным видом роняю голову на спинку сиденья. Мне кажется, что ответ написан на лбу большими красными буквами.

— Я подумаю, Туман.

Это меньше, чем «Конечно, малышка, все для тебя», но больше, чем очередное категоричное «нет».

Он оставляет машину у соседнего дома. Нам не нужно обсуждать эту «странность», потому что все и так понятно: мы оба не хотим нарываться на целую кучу вопросов и предрассудков, тем более, что сейчас это может убить то, что между нами происходит. Хоть у меня нет ни единого подходящего слова для определения степени и глубины наших отношений. Но ведь это что-то похожее на начало отношений?

— Проведу тебя до подъезда, - говорит Антон и снова берет меня за руку.

У него шершавая крепкая ладонь, большая и немного прохладная. Такая мужская, что не могу удержаться, чтобы не потереться о нее подушечкой большого пальца. Впервые в жизни мне хочется растянуть короткие сто метров на пару часов пути. Даже если мы, как сейчас, будем идти молча и просто держась за руки.

— Ты ходишь тут одна? – Антон останавливается, разглядывая разбитую лампу в уличном фонаре возле моего подъезда.

— Его сломали пару дней назад, а у меня в телефоне есть фонарик.

Он смотрит на меня так, будто я сказала огромную глупость.

— Я не боюсь бабайку, - пытаюсь отшутиться я, хоть, конечно, обычно подпрыгиваю от любого взрыва выхлопной трубы и даже собачьего лая. Но после того, как я первой его поцеловала, стыдно признаться, что могу бояться таких простых вещей.

Дым напряженно смотрит на меня, и я все-таки стаскиваю эльфийскую шапочку с кисточкой. Мы стоим в тени большого ясеня, который завален снегом, и при всем желании нас никто не увидит, потому что наши тени путаются в тенях разлапистых веток. Мое сердце доходит до той отместки скорости толчков, после которой неминуемо наступит взрыв конфетти разноцветных бумажных сердечек.

— А запрет еще действ… - пытаюсь спросить я, но вместо ответа Мой Мужчина окунает ладонь мне в волосы на затылке, несильно сжимает и оттягивает голову назад, чтобы я смотрела только на него – глаза в глаза. – Дыыыыым…

Его льдистый взгляд сводит с ума. Я готова быть маленькой и послушной, но в то же время хочу обнять его, поцеловать так сильно, чтобы проклятые тринадцать лет перестали существовать в этой реальности.

— Прости, что не писал, Туман, - его взгляд касается моих губ, и я готова громко плакать от потребности снова ощутить взрослый поцелуй и кусочек железа у себя во рту, - все время забываю, что ты еще очень маленькая.

— Я не маленькая, Дым.

— Уверена? – Антон притягивает меня к себе, вынуждая становится на кончики пальцев.

Я точно не маленькая, потому что понимаю, чем он в эту минуту прижимается к моему животу. Мои мысли становятся позорно вязкими, превращаются в бесконечный поток образов из моих снов. Хочу, чтобы между нами не осталось даже крохотного кусочка свободного пространства. Хочу услышать, какая я особенная именно для него, потому что даже кровяные тельца в моих венах вопят: «Ты – Мой Мужчина!»

— Уверена, что мы идеально друг другу подходим, - говорю я, удивляясь, что не сделала ни единой ошибки на целых семь слов. Мой язык настроен на поцелуи, а не на разговоры.

Антон со вздохом отодвигается, фактически, удерживая меня на расстоянии руки.

— Как зайдешь – сразу напиши мне, поняла?

— Хорошо, - обещаю я. – До завтра?

— До завтра, малышка.

Я бегом лечу по лестнице, и не только потому, что лифт у нас тоже давно сломан, и не на каждой площадке горит свет. Просто если остановлюсь – ноги повернут назад, к Моему Мужчине, а у меня нет ни единого приличного способа, как бы выколотить из его светлой, но такой упрямой головы это злосчастное табу на поцелуи. Нужно обязательно что-то придумать до завтра. На моей территории, в моей комнате, Дым просто не сможет устоять.

Открываю своим ключом, носками стаскиваю ботинки и на ходу, даже не раздеваясь, пишу:

Я: Зашла в дом.

Из кухни выходит мама в переднике, окидывает меня удивленным взглядом, потом качает головой: она давно считает, что я слишком много времени провожу «в телефоне», и пару раз как бы случайно подкладывала мне всякие листовки о зависимости от социальных сетей. У меня есть тухлая страница в ВКонтакте, которой я пользуюсь только чтобы отслеживать дни рождения своих друзей, и страница в инстаграм (где меня зовут «Радужный Бегемотик»), и где нет ни одной фотографии с моим лицом, зато много фото всего, что меня окружает. Светилом, как Марина, я не стану, потому что руки и глаза у меня растут и близко не из тех мест, зато это почти полочка с сувенирами на память.

Глава десятая: Антон

Не помню, кто из великих сказал, что улыбка – лучшее оружие женщины.

Я еще только переступаю порог, а в голове начинают вертеться те ее слова о белом флаге.

— Проходи, - предлагает Нина.

Передаю ей бумажный пакет с чем-то, что я наугад взял в супермаркете, снимаю пальто. И все это – практически не отрывая взгляда от малышки.

Таня стоит в дверном проеме гостиной: темно-синий джинсовый комбинезон, в который при должном усердии влез бы даже я, и улыбка с брекетами, от которой мне дико хочется улыбнуться в ответ.

Хорошо, что между нами есть посторонние, а то я впервые в жизни проявил бы полную неспособность следовать собой же установленным правилам. Например, послать куда подальше запрет на поцелуи.

— Я думала, ты, как обычно, будешь слишком занят, - говорит Нина.

— Я, как обычно, и так занят, - не поворачивая головы, отвечаю ей.

В зеленых глазах Тани на миг мелькает тревога, но она быстро берет себя в руки и просто стоит там, словно ее прикрутили к полу. Только иногда переводит взгляд на свою сестру.

— Привет, - иду к ней, но останавливаюсь на отметке «метр приличия».

— Привет, занятой мужчина, - здоровается она.

Родители вклиниваются между нами почти мгновенно: меня, словно свадебного генерала, под белые руки усаживают за стол. Рядом с Ниной. И я начинаю понимать, что происходит, потому что моя мать и Туманова-старшая переглядываются словно свахи на удачных смотринах.

Туман сидит на другом конце стола, так далеко, что мне бы пришлось слишком недвусмысленно сворачивать шею каждый раз, когда захочется на нее посмотреть. Поэтому приходится изображать вежливый интерес для Нины. Она что-то рассказывает о журнале, о каких-то натуральных съемках, но мне это не интересно. Просто изредка киваю, а потом, когда выдается пауза в разговоре, достаю телефон и пишу сообщение для Туман:

Я: Не напивайся, Очаровательный Карлсон. У нас серьезный разговор.

Таня держит телефон при себе, потому что почти мгновенно достает его из кармана на животе, читает и…

— Что у тебя нового? – спрашивает Нина, перетягивая на себя внимание.

Отделываюсь типовыми фразами, рассказываю типовую шутку из практики, сдабриваю все это парой фраз родителям и комплиментом Таниной бабушке. Чтобы не очень привлекать внимание, заглядываю в телефон только через пару минут.

ТУМАН: Ты опоздал: я выпила два стакана «Пепси» и скоро буду петь застольные песни молодости моей бабули

ТУМАН: Вокруг слишком много людей (((

У меня не так много времени, потому что несколько дней назад я перешел на усиленный режим тренировок, и теперь мне физически необходимо нормально высыпаться не только для работы мозгов, но и для физического отдыха. И пока нет ни малейшей идеи, как нам найти хотя бы пять минут наедине и при этом не привлекать ненужное сейчас внимание.

Проходит еще полчаса, я выхожу на балкон покурить и чувствую странное… раздражение, хоть обычно вообще спокоен как удав. Поворачиваюсь, глядя на Таню, которая встает из-за стола и что-то говорит моей маме. Переминается с ноги на ногу, а потом бабушка, кивая в мою сторону, дает ей блюдце. И Туман, улыбаясь, выходит ко мне. Протягивает блюдце с несколькими канапе и выдает:

— За эти пару минут интимной близости, Дым, мы должны бабуле внуков.

Я прагматик. Я циник. Вообще редкий зануда, если так посудить.

Но сейчас от моего хохота дрожат стекла.

Пока пытаюсь взять себя в руки, Таня так и стоит рядом, держа блюдце двумя руками, словно на нем лежит ритуальное подношение. И даже не скрывает, что довольна моей реакцией.

— Передашь спасибо бабушке, Туман, кажется, теперь я ее должник. – Протягиваю руку, забираю у нее блюдце и ставлю его на бортик, где у Тумановых пепельница в виде бронзового черепа. – Ваш фонарь уже починили.

Она сокрушенно кивает, как будто хочет сделать шаг, но мы синхронно смотрим через окно в комнату: прямо под прицелом настороженного, как мне кажется, взгляда Таниной мамы. Вот так и понимаю природу своего раздражения: обычно со мной «случались» женщины, с которыми не приходилось быть все время настороже, и чьи отцы не натаскивали меня в университете, считая чуть ли не членом семьи.

— Я приготовила тебе подарок, - говорит Таня.

— В твоей семье на Рождество дарят подарки?

— Нет, это я немножко опоздала с новогодним.

Хочу сказать ей, что подарки – это прерогатива мужчины, но малышка как чувствует: немного хмурится и отрицательно качает головой.

— Нина… - Туман прикусывает губу, вздыхает и осторожно поглядывает на меня таким взглядом, словно боится быть укушенной.

— … мне не нравится, - продолжаю за нее.

— Правда?

Глава одиннадцатая: Антон

Иду мыть руки и нарочно растягиваю время, чтобы дождаться, пока все выйдут. Последнее, чего сейчас хочется – отвечать на чьи-то шутки. Мой запас официальной вежливости только что вытек, словно песок из разбитой колбы песочных часов. Так что на всякий случай лучше не провоцировать.

Мать кричит, что они ждут меня на улице, дверь дважды хлопает. Жду еще минуту, выхожу.

Интересно, где Танина комната? Почему-то уверен, что она не пошла вместе со всеми. Дверь направо открыта и там, судя по краю двуспальной кровати, комната Тумановых-старших, а из-за закрытой двери слева раздается тихая музыка.

Заглядываю туда: Таня сидит на кровати с растерянным видом, держит на коленях коробку в новогодней оберточной бумаге и с красным бантом из бумажных лент. Замечает меня – и снова убивает фейерверком эмоций во взгляде. На всякий случай оставляю дверь открытой: если нас застукают в одной комнате за закрытыми дверьми - будет сложно объяснить это разговором об учебе.

— Антон… - Она с облегчением выдыхает, несется на меня прямо с коробкой и вручает ее с румянцем на щеках. – Вот, открывай.

В коробке под оберткой лежит пара мужских черных коньков. Судя по их размеру – как раз на меня.

— Теперь у тебя не будет повода отказаться покататься со мной, - сияет малышка.

— То еще будет зрелище, - ухмыляюсь я. Убираю коробку на тумбочку и делаю то, о чем думал весь вечер: обнимаю ее за талию, притягиваю к себе. – Слушай, чем от тебя пахнет?

— Шампанским, - дышит мне в шею. И наспех пересказывает трагедию с красивым голубым платьем и прической в главных ролях. – Я возлагала большие надежды на то платье, между прочим.

— Например? – Пора уже уходить, но я все время цепляюсь за повод вырвать у дурацкой ситуации еще хоть минуту.

— Например, успешный штурм Эвереста.

— Комбинезон Карлсона оказался более эффективным, Туман.

— Да? – Она вздергивает голову так резко, что чуть не врезается затылком мне в нос.

Запрет на поцелуи, Антон, ты ведь еще о нем помнишь? И не забывай, что это – дом ее родителей, дом твоего учителя, и не очень хорошо оскорблять его сексуальными фантазиями в адрес его маленькой девочки.

— Мне не очень нравится перспектива в ближайшем будущем видеть тебя под присмотром родителей, - озвучиваю, кажется, самую приличную версию «я хочу быть с тобой наедине» из тех, что вертятся в голове.

— Мне тоже, - соглашается Туман.

Я теряюсь в ее взгляде. Это как будто Яблоко Искушения: мысли вышибает все до единой. Поэтому усилием воли разворачиваю малышку спиной к себе, прижимаюсь грудью к ее плечам, сжимаю ладони в замок на животе. Она тут же начинает ерзать в моих руках, ищет то положение, при котором наши тела совпадают, словно две ложки, и немного отводит голову, как будто чувствует, что мой взгляд прикован к ее тонкой шее.

— Так, малышка, будь серьезной, - пытаюсь притормозить я.

— Запрет на поцелуи не распространяется на запрет притрагиваться ко мне, - не теряется она. У меня еще не было женщины, которая не стесняется сказать, чего хочет, не стесняется показать, что хочет меня.

— Я хочу затрогать тебя всю. – Это совсем не «затрогать», но частью букв похоже.

Мои губы у нее на шее: теплая мягкая кожа на вкус как ванильное печенье. Таня заводит руку мне за голову, прижимает сильнее, и каких-то жалких пару секунд я даже пытаюсь сопротивляться, но все-таки капитулирую. Она дрожит как маленькое землетрясение, а я просто притрагиваюсь губами к ее шее, выше и выше, до самого уха с маленькой сережкой-«гвоздиком». Главное, не до конца падать в мурлыкающий звук рваного дыхания Тани и не забывать держать руки на ее животе.

И самое главное: я же собирался кое-что ей сказать.

— Туман, до твоего девятнадцатилетия я и пальцем тебя не трону.

Она замирает, пробует вывернуться, но я слишком взведен, чтобы выдержать ее глаза в глаза. Приходится прижать ее сильнее, и парень в штанах мне ни хрена за это не благодарен.

— Но я хочу, чтобы мы были любовниками. Из этого, кажется, может что-то получиться.

— Любовниками – от слова «любовь»? – Она переходит на шепот.

И снова выводит меня на смех, который я прячу у нее в волосах на затылке. И правда пахнет шампанским.

— И даже не дашь мне по роже? – на всякий случай переспрашиваю я.

— Пока ты держишь меня, словно гусеницу в коконе? – Она запрокидывает голову назад, и снизу-вверх у нее такое лицо, что мне резко становится не до смеха. – Это нечестно, Дым.

Я со вздохом разжимаю руки, и Туман тут же поворачивается на сто восемьдесят градусов, доверчиво кладет одну ладонь мне на грудь, прижимается ухом к тому мечту, где у меня под ребрами бьется сердце.

— Ты будешь только моим? – спрашивает осторожно.

Глава двенадцатая: Антон

До четверга мы с Туман не видимся: у меня работа, у нее – экзамены и тренировки. Но теперь мы постоянно переписываемся, и я начинаю привыкать к тому, что она вводит меня в ступор странными и забавными вопросами, заставляет улыбаться и постоянно открывает кусочки своей жизни. Например, сбрасывает музыку, под которую обычно засыпает: звук дождя в тропическом лесу и морской прибой. После настойчивых уговоров даю обещание заснуть под нее же – и это оказывается очень даже классно. Утром она прислала снимок киноафиши и выделила красным квадратом название премьеры. Я до сих пор не придумал, как ей сказать, что должен уехать в пятницу - и меня не будет минимум до воскресенья, так что в кино можно будет сходить только на следующей неделе.

ТУМАН: Кстати, я принесу на тренировку твои коньки. Надевай что-то удобное, лучше спортивный костюм. Обещаю бережно обращаться с твоей пятой точкой, Дым))

Делаю мысленную заметку, что нужно будет заехать домой переодеться. И взять толстовку с капюшоном, чтобы не стать звездой ютуба. Меня не так просто чем-то испугать, но от мысли, что придется как-то держать равновесие на двух стальных полосках, очень не по себе.

Я немного опаздываю: торчу в пробке. Пишу Тане, что задержусь, но она не читает сообщение. Хорошо, что я захватил две термокружки и перелил туда купленный в кофейне капучино: сделал пометки, где сладкий для нее и без сахара для меня. Наверное, после пары часов на льду это будет кстати?

Стадион почти пустует: на скамейках только родители и, наверное, такие же зрители, как и я. Сажусь не очень далеко, чтобы был хороший обзор. На арене уже катаются парни и девушки, тренируется несколько фигуристов постарше. Я быстро нахожу Таню и невольно задерживаю взгляд на ее ножках, ведь впервые вижу их «во всей красе». Она в темных плотных колготах, спортивном купальнике и прозрачной юбке чуть ниже бедер. Туман вся какая-то… аккуратная. Небольшая грудь, задница не торчит, но она есть и симпатично вздернута вверх.

Ерзаю на скамейке и вспоминаю ее вчерашний шепот: «Двадцать дней, Антон»

Я просто надеюсь, что… гммм… дискомфорт этих дней будет стоить того морального барьера, который мы перешагнем после ее девятнадцатилетия. Знаю, что в восемнадцать она уже взрослая маленькая женщина, и некоторые в ее возрасте гуляют с колясками или готовятся замуж, но это уже на уровне моих заморочек. Парню в моих штанах вариант с «подождать» прямо говоря, совсем не нравится, тем более, когда уже сейчас ясно, что Таня не сделает ничего, чтобы облегчить мне задачу – скорее наоборот. А после ее вчерашнего сообщения и сам начинаю склоняться к мысли, что некоторые вещи…

Да ну на хер.

Таня замечает меня на скамейке, машет рукой и делает что-то вроде реверанса на самых кончиках коньков. И хоть она держится уверенно, мне хочется найти повод заставить ее встать на эти тонкие палочки ровно и не делать ничего подобного.

Но через пару минут я понимаю, что это были только цветочки, потому что малышка устраивает настоящее представление под чутким присмотром тренера: явно откатывает произвольную программу (или как это у них называется?) И там есть и повороты, и прыжки, от которых у меня реально сжимаются яйца. Пару раз она делает ошибки, останавливается, настраивается – и начинает сначала, спокойно, без слез и истерик. Наверное, именно из спорта в ней такой напор: видит цель – и не видит препятствий. Хорошо, черт дери, что эта цель – я.

Она откатывает программу, показывает на пальцах цифру «2» и делает еще один круг.

Она как будто летит надо льдом: легко, непринужденно. Прозрачная юбка облепила упругие ягодицы, нога выгнута под идеальным углом. Я, не глядя, вырубаю телефон, чтобы просто посмотреть на Туман на льду, и думаю, что эти несколько часов стоили того, чтобы ради них загибаться предыдущие пару дней.

Остается последний круг – Туман все показывает на пальцах и даже посылает мне воздушный поцелуй, но когда делает прыжок, ее нога «плывет» на сторону - и Таня падает на лед.

Понимаю, что иду к ней, уже когда протискиваюсь вдоль бортика. Тренер под руку выводит Таню к скамейкам, помогает сесть. Она немного кривовато улыбается, но не плачет. Смотрит на меня так, будто ее падение – это фиаско и трагедия мирового масштаба.

— Привет, - улыбается явно с натяжкой. – Ты просмотрел первую часть балета «Бегемотик на льду».

— Поехали в больницу, Таня, - говорю именно тем тоном, которым обычно выступаю в переговорах, где необходимо сразу и жестко подавить у оппонента волю к сопротивлению.

— С ней все в порядке, - говорит тренер, ощупывая ногу Тани от лодыжки до самого бедра. Встает, оценивает меня немного удивленным взглядом, и в голове тут же куча мыслей, не делаем ли мы большую ошибку, вот так почти открыто афишируя отношения, которые собирались скрывать. – Принесу лед.

Мы остаемся одни, и я присаживаюсь перед малышкой на корточки.

— Давай к врачу, Туман, ты так упала, что у меня яйца до сих пор болят.

Она немного румянится, кладет руки мне на плечи и говорит шепотом:

— Бедный бедные…

— Не продолжай, – вовремя останавливаю я. Не представляю, что было бы с моей рожей, если бы она произнесла все вслух до конца.

Глава тринадцатая: Таня

Второй поцелуй вынимает сердце из моей груди и невидимой рукой пишет: Собственность Антона Клеймана.

Возможно, мне нужно быть гордой и независимой.

Возможно, нужно показать, что я – не самый простой трофей.

Но мне совершенно плевать на все эти «прописные истины», потому что, очень может быть, их писали женщины, которым просто не повстречался такой мужчина.

Если бы можно было взять часть себя и оставить ее на другом человеке, я бы не раздумывая поселилась на губах Моего Мужчины, чтобы каждую секунду до конца своих дней чувствовать его дыхание и случайные прикосновения языка.

Тяжелее всего от него оторваться: как будто у меня забирают кислородную маску, дышать становится очень трудно, а срочно нужен еще хотя бы один вздох. Поэтому слепо тянусь за ним, даже не пытаясь анализировать, как это выглядит со стороны. Ну и что, что глупо? Мы ведь теперь вместе?

— Нас сейчас выгонят, - посмеивается Антон, взглядом показывая на немолодую женщину, которая как раз проезжает мимо нас. У нее лицо человека, который первым бросил бы в нас камень. – Ты закончила?

— С поцелуями? Нет!

— С тренировкой. У меня кофе в машине, а потом хочу кое-куда тебя отвезти.

Мы быстро собираемся и идем прочь: Антон впереди, я сзади, вцепившись двумя руками в его ладонь. Ноги до сих пор ватные и голова как в тумане, потому что неделю назад у меня были только слова на экране телефона, а теперь у меня есть весь Мой Мужчина целиком.

Теперь я знаю, что мечтать нужно - и это не вредно, даже если мышь мечтает о тигре.

В машине с удовольствием пью в меру сладкий капучино и согреваюсь, пока мы едем по заснеженной столице. Мне так хорошо, как в жизни не было, и даже страшно, что в какой-то момент над ухом может запищать будильник и все это окажется сном.

Антон помогает мне выйти возле красивого кирпичного здания: на втором этаже огромные окна, за которыми хорошо просматривается зал ресторана. Окна на первом этаже затемненные. Мы заходим внутрь, и нас мгновенно встречает официантка: судя по ее приветствию, Антона она видит здесь часто. Ведет нас вглубь небольшого тускло освещенного зала, за столик в отдельной кабинке, раздает меню.

— Голодная? – Антон откладывает свое, даже не глядя. Подпирает щеку кулаком.

— Нет, совсем не хочу есть.

— Будешь пить на голодный желудок? – Ему эта идея явно не по душе.

— Конечно, ты же так и не услышал репертуар песен молодости моей бабули в моем исполнении.

— Ты будешь есть, малышка, а с песнями как-нибудь в другой раз.

Официантка принимает заказ, уходит, но пока мы ждем, нам приносят подогретый сок.

— Вот, это тебе.

Антон кладет на стол… ключи на длинной цепочке.

— Ключи от моей квартиры, Туман. Я уезжаю завтра до воскресенья. Хочу, чтобы ты пришла, осмотрелась и принесла все, что тебе нужно: зубная щетка, женские… гммм… вещи в ванну.

Я перестаю дышать.

— Я бы хотел, чтобы хоть иногда ты оставалась у меня на ночь или на целый день, когда будет возможность.

Хорошо, что на столе стоит посуда, а то бы я прямо по нему переползла на своего Мужчину. Нет, не чтобы целовать, а просто чтобы прижаться, поверить, что он настоящий.

— Что? – Антон хмурится, вздыхает. – Я понимаю, что нужно будет что-то сказать родителям и мне бы не хотелось заставлять тебя врать.

— Я что-нибудь придумаю, - обещаю я, уже предвкушая разговор с бабулей. После смерти дедушки я вообще жила у нее пару месяцев, и никому в голову не могло прийти, что в это время я могла бы быть в другом месте. Так что, можно сказать, день и ночь в неделю я точно найду. – У тебя много комнат?

— Три.

— И в каждой есть кровать?

Он откидывается на спинку, закуривает и, глядя на меня сквозь дым, говорит именно с той ленивой интонацией, от которой у меня непроизвольно сжимаются колени:

— Нет, кровать есть только одна – моя. И ты, конечно же, будешь спать там вместе со мной. Надеюсь, уставшая и довольная. Так что, Туман, я готов выслушать, что ты там хочешь от пирсинга в моем языке.

Я бы запросто сказала это на катке, а сейчас молча прикладываю ладони к щекам, наивно веря, что так мой Мистер Фантастика не увидит, как сильно я покраснела.

Мне кажется, что эта пауза становится просто невыносимо длинной, и Антон не делает ничего, чтобы облегчить мне задачу. Просто смотрит глаза в глаза, курит и молчит, и у меня нет ни единой подсказки, говорим мы сейчас всерьез или он просто меня поддергивает.

— Все забыла, что прочитала? – Он все-таки «прокалывается» на спрятанной в правом уголке губ улыбке.

— Просто… момент не подходящий, - не очень уверенно оправдываю свою беспомощность.

— А по-моему очень даже подходящий. Вдруг это что-то такое, что выходит за рамки моих физических возможностей. Не забывай, что я уже не так молод.

Вот теперь он точно улыбается, и это такая улыбка, которая кричит: «Удиви меня!»

Возможно, я уже слишком взрослая для таких выходок, возможно, очень рискую, делая такие вещи рядом с моим серьезным мужчиной, но раз уж он откровенно меня провоцирует, и эти мысли все равно не выходят из моей головы…

Я стаскиваю сапожки, раздвигаю посуду на столе и все-таки забираюсь на стол – он тут тяжелый, точно из крепкой породы дерева (или мне просто хочется в это верить, потому что падение не входит в мои планы).

Мой Мистер Фантастика подтягивает меня за колени, ставит мои ноги по обе стороны своих бедер, и я с облегчением не нахожу ни намека на осуждение в льдистом взгляде.

— Теперь я смотрю на тебя сверху-вниз, Дым.

Глава четырнадцатая: Таня

Впервые в жизни я прихожу к мужчине.

В его квартиру.

В то время как он сам уехал к черту на рога по делам.

Тут у него просто какой-то форпост: огороженная территория, внутренняя площадка на несколько домов, отдельный въезд, стоянка для машин жильцов. Я почему-то чувствую себя мышью, которая крадется по запрещенной территории в кладовую с сыром.

Но все обходится: у меня есть код от замка на двери и, хоть руки у меня дрожат, ни один ключ не застревает в замке, и я с облегчением понимаю, что мой страшный кошмар последних дней, наконец, перестанет меня мучить.

Переступаю порог и первое, что бросается в глаза – черная с серым строгая мебель, очень мужской дизайн даже в мелочах. Ставлю обувь на полку, раздеваюсь и на цыпочках крадусь в спальню.

Постель какая-то просто необъятная, низкая, под синим покрывалом, с несколькими длинными твердыми подушками. Убрана аккуратно – смотреть страшно.

Заглядываю в шкаф: выглаженные рубашки отдельно, костюмы – отдельно. Целая куча костюмов. Футболки, свитера и джинсы – все на своих полках. Единственное, что немного выбивается из общего порядка – забытые на прикроватной тумбочке запонки: простые квадратики из белого золота с синими полупрозрачными камнями.

Я взяла кое-что из дома, и все это лежит в маленькой спортивной сумке, но ее пока оставляю около кровати и делаю то, что пришло в голову сразу же, как только я увидела эту огромную кровать: раздеваюсь, достаю из шкафа футболку Антона, ныряю в нее и плашмя падаю на покрывало, изображая морскую звезду. Зарываюсь носом в подушку, оплетаюсь вокруг нее, словно лоза. Наволочка ненавязчиво пахнет кондиционером для белья, но мой нос находит капельку того самого запаха, от которого мои мысли превращаются в табун влюбленных единорожек.

Сейчас половина седьмого: я пришла сразу после тренировки, но родителей предупредила, что раз сегодня суббота, то я останусь ночевать у бабули. Нам еще нужно поговорить о том, что ей придется стать моей соучастницей.

А пока…

Пока достаю телефон и делаю пару кадров, сверху-вниз. Выбираю тот, где футболка задралась почти до самых трусиков, и с припиской «Осталось тринадцать дней» отправляю Антону. Но тут же мысленно ругаю себя за то, что еще довольно рано, и я могу отвлекать его от дел. Но снимок уже доставлен, и на мох глазах получает статус просмотренного. И Антон уже что-то набирает в ответ. Малодушно прячу телефон под подушку, мысленно считаю до тридцати и только потом смотрю.

ДЫМ: У меня ужин с важным человеком, Туман

ТУМАН: Прости, я не посмотрела на часы

ДЫМ: Я

ДЫМ: Тебя

ДЫМ: Хочу, малышка

Мой живот дрожит, пальцы на ногах сжимаются словно от приятной щекотки, и подушка, которая пахнет Моим Мужчиной – единственное, что не дает мне разлететься на молекулы.

Очень хочется написать ему в ответ, как хорошо мне сейчас, но Мой Мужчина занят, и пока у меня не будет официальной отмашки на разговоры, я буду тихонько изучать сокровища на его полке. Там целый Клондайк, кажется.

Но сначала все же в ванну. Оставляю пару своих мелочей и с триумфальной улыбкой рассматриваю, как мои желтые и розовые «мазки» разбавили строгость мужских бритвенных принадлежностей. Это так… В общем, на всякий случай прижимаюсь бедрами к стиральной машинке, потому что только сейчас – да, именно сейчас! – до меня доходит, что происходит на самом деле. Я, Таня Туманова, пока еще восемнадцати лет и пока еще в брекетах, встретила под бой курантов своего мужчину, и он оказался не властным самцом и не бабником, не бестолковым любителем ночных клубов. Он оказался моим Антоном: тем самым, который потрясающе целуется, у которого сногсшибательный голос и который вот так запросто пустил меня в свою жизнь.

Спасибо тебе, Дедушка Мороз, обещаю обращаться с ним бережно!

У меня в запасе еще примерно час. Если я не хочу добираться до бабули пешком или на перекладных, но и сумка разобрана только наполовину. Достаю стикеры, фломастер… и оставляю несколько меток, в том числе и на его футболке, из которой вылезаю с крайней неохотой и которую нарочно оставляю на кровати.

Антон звонит примерно через полчаса, как раз когда я закончила с вещами и тащу в спальню табуретку, чтобы добраться до самых верхних полок. Самое интересное, кажется, там.

— Ты еще в моей футболке? – вместо «привет» спрашивает Антон, и когда я многозначительно вздыхаю, говорит: - После той фотографии мои мозги были где угодно, но не в голове. А мозги, Туман, это мой рабочий инструмент.

— Не делать так больше? – Понятия не имею, что буду делать со всеми теми идеями, которые блуждают в моей голове, если сейчас Антон скажет «нет».

— Делай, но это неофициальное разрешение.

— Хорошо, тогда я сейчас закончу фотосессию в душе и…

— Нет, Туман, точно не «и». – Я слышу его не очень веселый хриплый смех. – Не сегодня, хорошо?

Глава пятнадцатая: Антон

Глава пятнадцатая: Антон

Я возвращаюсь в воскресенье около семи вечера: злой, уставший, голодный как зверь.

Замученный. Нет, совсем не работой, не тугодумием некоторых людей и их вечными попытками сначала вручить мне свои проблемы, а потом начинать рассказывать, как бы им хотелось, чтобы я их решал. Бич нашего времени: любой, кто в состоянии пользоваться гуглом, мнит себя специалистом почти в любой области.

Меня мучит Таня. Пусть это приятно, но все же – мука, потому что когда я говорил о ее девятнадцатилетии, то даже представить не мог, что сам в итоге начну считать дни. Но теперь, благодаря ее постоянным напоминаниям и провокационным шуткам, которые Туман умудряется вставить практически в каждый наш разговор, я тоже зависим от этих чертовых дней.

Хоть был уверен, что разговоры о котах и улитках просто ее шутки, переступая порог квартиры на всякий случай смотрю под ноги. Улитки, серьезно? Они же не должны ползать повсюду? Или должны?

Но улиток, как и кота, к счастью нет. Не буду думать, был бы я удивлен, расстроен или зол, если бы все было наоборот. Есть маленький круглый кактус, весь покрытый каким-то белым пухом. Стоит на подоконнике в кухне под стикером, на которой написано: «Поливать раз в неделю, ответственность на Т». Ну хорошо, Т, я его и пальцем не трону.

В гостиной ничего нового, по крайней мере вот так сразу не бросается в глаза. В моем кабинете тоже порядок – все на своих местах. Это хорошо, потому что кроме того, что я педант и перфекционист, именно кабинет – моя и только моя территория. Здесь даже ручки лежат именно так, как должны лежать, на удобных мне местах.

Зато в ванной сразу чувствуется «Таня»: на полках куча женских принадлежностей. И оранжевая с желтым зубная щетка рядом с моей. Поворачиваюсь: на сушилке пара полотенец, одно с бегемотом, другое с единорогами.

Эта малышка надо мной явно издевается.

Остается спальня - и я стою на пороге, не решаясь зайти.

Стаскиваю галстук и пиджак.

Вынимаю запонки.

Не думаю о том, что на моей кровати Туман лежала практически полуголая.

Совсем не думаю.

Захожу в комнату - и первое, что бросается в глаза, желтый квадрат стикера, прилепленный к моей футболке на кровати. Распирает любопытство, что бы это могло значить.

У Тани красивый, почти каллиграфический почерк, но с девичьими завитушками: «Не трогать! Пижама принадлежит Т!»

Пижама? То есть это и есть та самая моя футболка, в которой она фотографировалась и теперь это ее пижама?

Достаю телефон, нахожу ее номер в вайбере и пишу:

Я: Нашел твой стикер в спальне, Туман, и на всякий случай уточню, что предпочитаю, чтобы женщина спала голой в моей постели.

Статус «Туман печатает…» появляется почти мгновенно. Снимаю рубашку, сажусь на кровать, но так и не решаюсь снять стикер.

ТУМАН: Альтернатива мне нравится^^ А в чем спишь ты?

Я: А какие есть варианты?

ТУМАН: О, вариантов много. Начну с первого: монашеское одеяние?

А ведь она и правда может перечислять до бесконечности. И теперь я точно знаю, что обязательно найдет повод сказать что-то такое, из-за чего я в который раз за эти пару дней буду совать руку в карман брюк не за носовым платком, а чтобы поправить член.

Я: Я сплю голый, если сплю с женщиной, и иногда я так же сплю голый, когда сплю один.

ТУМАН: У тебя есть под рукой ручка?

Даже не буду пытаться узнать, к чему этот вопрос, просто пишу «да» и жду.

ТУМАН: Перечеркни слово «пижама» и напиши сверху «халатик» ^^

ТУМАН: Дым, осталось 12 дней до Дня Х.

Я: Вряд ли я забуду даже без твоих напоминаний.

Двенадцать дней. И главное: я же сам это придумал.

ТУМАН: Ну и как тебе мой халатик?

Бросаю взгляд на часы: семь тридцать. Еще не очень поздно, но…

Я: Отличный халатик, Туман, только теперь мне придется тебя убить, пока ты не разболтала, что Клейман носит женские шмотки.

ТУМАН: Ты улыбаешься сейчас?

Я: Ничуть. Пакую в черный мусорный пакет изоленту и бельевую веревку.