Вдруг Левченко услышал скрип снега.
Враг?
Нет, по-прежнему все бело кругом.
А, может быть, враг в таком же балахоне, как и Левченко?
Пригляделся Левченко и вскинул винтовку. Прямо на дерево, за которым он притаился, осторожными шагами шел человек в таком же белом балахоне, как у Левченко. И рядом с человеком двигался большой черный пес.
— Стой! — крикнул Левченко.
В ту же секунду грянуло два выстрела. Первым выстрелил враг, вторым Левченко. Выстрелив, враг побежал, а Левченко застонал и упал боком в снег. Пуля врага пробила ему ногу.
Но и раненый Левченко не растерялся. Лежа на снегу, он еще раз выстрелил в убегающего врага. И враг упал.
Тогда Левченко подумал, что убил или ранил врага, и перестал стрелять.
Он вынул карандаш и записную книжку и написал записку:
«Подстрелил нарушителя. Ранен. Нужна помощь. Левченко».
Потом он достал своего голубя и сказал ему:
— Ну, Секрет Секретыч, я привязываю к твоей ноге записку. Лети с ней на нашу пограничную заставу. Там записку прочитают и помогут мне. Да лети, брат, поживее. А то я еще, чего доброго, помру.
Конечно, голубь Секрет ни слова не понял из того, что ему сказал боец Левченко. Он бы просто полетел в голубятню на заставу, а уж там дежурный нашел бы записку.
Но случилось так, что Секрет не смог полететь.
Враг не был ни ранен, ни убит. Он только притворился раненым, а когда увидел в руках у Левченко голубя — выстрелил.
Пуля убила Секрета и прострелила руку бойцу Левченко.
А враг вскочил и бросился бежать.
Хотел было Левченко выстрелить по убегающему врагу, но не смог. Хотел поползти и не смог. Тогда он лизнул снегу, поглядел на мертвого голубя и сказал:
— Эх, Секрет!
Больше он ничего не сказал. Он лежал и думал, что теперь враг прорвется в Советский Союз и что виноват в этом боец-пограничник Левченко. Он еще лизнул снегу и, охая от боли, достал бинт и вату. Сначала он завязал раненую руку, потом ногу.
И пополз, сунув в карман мертвого голубя.
Он полз, волоча за собой винтовку.
Очень больно было ползти бойцу Левченко, так больно, что порой на глаза его наворачивались слезы, но он полз и полз. Иногда он полз на животе, иногда на боку. И все время думал о том, что если не доползет на заставу, то врага не поймают.
— Ничего, — бормотал он, стискивая зубы, — поймаем… Врешь — не уйдешь…
Но больше он ползти не мог.
И тогда он положил на снег винтовку и выстрелил левой рукой, не целясь. Может быть, на заставе услышат выстрел.