Гарри Потамкин Забастовщики с Горлышка

Эта часть города расположена на полуострове, который выдается в реку Дэлавар. Перешеек, который соединяет полуостров с сушей, называется «Горлышком бутылки». Когда Изя Мур переехал в Горлышко, тут был самый край города. Недавно еще здесь жили фермеры, а сейчас тут смешивались запахи свинарников, свалки, резиновой фабрики, рынка и гавани.

Люди жили здесь в кирпичных домишках, которые слиплись вместе, как паточные конфеты. В них было душно и сыро, как на болоте.

Когда евреи переселились в Горлышко, их начали «громить» ирландцы. Евреи — «восьмушники» — жили на Восьмой улице, ирландские ребята — «гекки» — на Девятой. Ирландцы ходили в католическую школу, их там учили ненавидеть евреев. Евреев звали в школе «иудами» и «христопродавцами». Евреи ходили в свою школу, и там им толковали о том, что хорошие головы только у евреев, а ирландцы — «тупорылые свиньи». Когда геккам случалось поймать «иуду», раздавалась команда:

— Выворачивай карманы! — И фонарь под глаз. А если карманы были пусты — фонарь под второй глаз и расквашенный нос. — Получай!

Евреи в драке были слабее гекков. Когда они отправлялись на свалку играть в лапту, а гекки налетали на них, восьмушники держали лопатки, как щиты, перед собой, а Изя Мур, их вожак, кричал, сложив руки рупором:

— Эй, сюда! Майк! Пит! Вали сюда, Джим!

Гекки думали, что сейчас на помощь восьмушникам выскочат здоровенные парни и им придется плохо, — это случалось порой. Но самая жестокая борьба начиналась тогда, когда с Девятой улицы несся клич: «Эй-эгей! Эй-эгей!» Это означало битву камнями и бутылками. Тут восьмушники могли взять верх только с помощью ребят с Шестой улицы.

Часто полем сражения был проспект между Седьмой и Восьмой улицами. По этому проспекту проходила самая южная трамвайная линия в городе. Не слишком хорошо чувствовали себя пассажиры, когда въезжали в самую гущу «эй-эгей».

Каждые пять минут по рельсам проползал желтый вагон, покачиваясь, как лодка, дребезжа: дзынь-дзынь… Их так и называли — дзындзы. Вагоны ползли, как улитки, хотя и принадлежали компании «Скорых поездов».

«Скорые поезда», или «Эс-Пэ», платили жалкую плату своим рабочим. Вагоновожатые забастовали — за лучшую плату, за укороченный день, за право быть членами союза.

Горлышко было рабочим районом, и почти каждый парнишка был сыном рабочего. Всякий раз, когда вагон проходил мимо, какой-нибудь из гекков сдергивал бигель трамвая с провода и исчезал в переулках, а трамвай останавливался. Часто ребята работали целой ватагой. Полисмены ничего не могли с ними поделать, потому что ребята рассыпались кто куда, перепрыгивали через заборы, прятались по закоулкам.

Однажды гекки сдернули бигель с проводов, а вожатый- скэб перетрусил, и вагон сошел с рельсов. Коп[3], охранявший штрейкбрехеров, был оцарапан осколком стекла, и это взбесило его.

Изя Мур сидел у себя на пороге, возле перекрестка. Он увидел, как Дэн Мэлони, вожак гекков, вырвался у копа из рук.


Дэн Мэлони вырвался у копа из рук.


— Беги сюда в переулок, Дэн! — крикнул он.

Дэн кинулся в переулок. Изя вбежал в дом, выскочил с черного хода в переулок, где встретился с Дэном. Он втащил Дэна к себе в дом, прежде чем коп успел их заметить.

Сквозь занавески они смотрели, как бесится коп. С его красного лица тек пот. Ребята смеялись. Пришел аварийный вагон и поставил трамвай на рельсы. Трамвай ушел и увез и скэбов и полисмена. Дэн Мэлони распрощался с Муром.

— Спасибо, Из! — сказал он. — К чорту «эй-эгей»!

— Мы все против скэбов, — ответил Изя Мур.

Восьмушники и гекки стали одной командой. «Все мы за стачку, скэбов на тачку! Скэб! Скэб! Скэб!» Ребята вместе с забастовщиками ходили останавливать скэбов. Они дразнили полисменов, пока те не пускались за ними вдогонку, а в это время спокойно работали пикеты забастовщиков. Ребята становились перед копом на приличном расстоянии и горланили во всю глотку:

На мостовой

Стоит постовой.

Пара сапог,

Полная ног.

Эй, сапоги,

За нами беги!

Так они пели, пока у копа не лопалось терпение. Он пускался ловить ребят. А пока его не было на посту, забастовщики делали свое дело. Ребята печатали нашивки на шапки и на рукава, рисовали лозунги и плакаты для окон и для телеграфных столбов, — вешали их на лавки, на фабричные корпуса, школы, на дома, на церкви. По всему Горлышку кричали большие буквы: «Ходи пешком!» «Ходи пешком!» «Ходи пешком!»

Потом они придумали новую штуку. У отца Джо Белла была повозка, и Джо нанял ее у отца за один доллар в день для восьмушников и гекков. Джо правил лошадьми, а ребята делали все остальное. Они повесили большие вывески с обоих боков повозки:

«Садитесь, прокатим. Гривенник в один конец». «Поддержите стачку. С каждого никеля два цента — на стачечный фонд».


«Садитесь, прокатим. Гривенник в один конец».


И если кто-нибудь хотел сесть в трамвай, гекки и восьмушники стаскивали его с подножки и усаживали в свою повозку.

Трамвайной компании нечего было делать в Горлышке в дни забастовки.

И больше не стало ни восьмушников, ни гекков. Они называли себя «забастовщиками с Горлышка», а боевая песня их звучала так:

Эс и Пэ хотел в бутылку

Забастовщиков загнать.

Только в Горлышке случилось

Скэбам шейку поломать.


Загрузка...