Секрет зеленой обезьянки

Глава 4 Иномарка и сосулька

Вернувшись домой, я собралась позвонить Мите и Косте, но не тут-то было, едва я открыла дверь, на меня накинулся с упреками папа.

– Аська, у тебя совесть есть? Где ты шляешься? Мы же волнуемся! Вышла с собакой и пропала! Разве так можно? Утром я встал – тебя уже нет, вернулся с работы – тебя еще нет! Что это за манера!

– Папа, но я…

– Ты только и знаешь, что гонять по улицам с Матильдой! А на родного отца тебе плевать!

– Папа, как тебе не стыдно!

– Мне? Мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутала? Это тебя в Париже научили так говорить с отцом?

– Что? – задохнулась я. – Я разве рвалась в Париж? Просила-умоляла, ах, я хочу жить в Париже, да? Это была твоя идея!

– Да! И я не скрываю, что хотел оторвать тебя от этой твоей сыщицкой компании. Но только все это, как видно, напрасно было! – кипятился папа.

Что это с ним? В последний год у него здорово испортился характер.

– Юра, успокойся! – раздался вдруг голос тети Липы. – Ты и сам нервничаешь и девочку попусту нервируешь. Подумаешь, большое дело, загулялась девочка! Ей же там не хватает друзей, в этом твоем Париже, она соскучилась. А тут еще ты на нее нападаешь, хочешь, чтобы она и вовсе от дома отбилась?

– Ах, все вы заодно! – махнул рукой папа и, хлопнув дверью, ушел к себе.

– Аська, ты небось голодная? – шепотом спросила тетя Липа.

– Голодная, – призналась я.

– А где ты шастала?

– Да мы с Матильдой…

– С Матильдой? Но она же в это время обычно в театре.

– У них там помреж заболела, ее в больницу увезли.

– Понятно. Ну, как у Мотьки успехи-то?

– Завтра пойду к ней на репетицию, тогда все вам расскажу…

– Молодчина она, твоя Мотька. Талантливая, трудолюбивая, сиротку вон к себе взяла…

– Тетя Липа, а что с папой?

– Нервничает все… Время нынче такое, нервное. Все теперь такие дерганые стали, не дай Бог! Да и потом… Мама твоя сейчас нарасхват, у нее большой успех, а ему это не нравится. Ревнует, наверное… Вот давеча кто-то маме цветы прислал, подумаешь, большое дело, артисткам всегда цветы присылают, а он так расстроился…

– Но… Они разводиться не собираются? – шепотом спросила я. Меня уже давно терзают такие подозрения.

– Да нет, Господь с тобой! Об этом речи нет. Они же любят друг дружку! Да ты не волнуйся, пройдет это. Поверь мне. Просто период такой… Трудно им. А ты вот, кстати, постарайся их примирить! Бывай побольше дома, с ними…

– Легко сказать… – вздохнула я.

– Да я все понимаю, – погладила меня по голове тетя Липа. – Ты не думай, что я старая и ничего не смыслю в твоих делах. Очень даже смыслю! И всегда буду на твоей стороне! – добавила она еле слышно.

Я прижалась к ней. Настоящее ощущение родного дома – теплый, уютный запах тети Липы. Она всегда была со мной, и, наверное, больше всех я скучаю именно по ней. Потому что точно знаю – ей всегда до меня есть дело!

Когда я спохватилась, звонить ребятам было уже поздно, а вскоре вернулась мама…

В этот день в театре спектакля не было, и потому репетировали на сцене. Матильда ввела меня в пустой и почти темный зал и усадила в двенадцатом ряду.

– Ты до конца-то выдержишь? – шепотом спросила она.

– Конечно! Мне же интересно!

– Значит, домой вместе поедем! Пока!

И она подбежала к режиссеру, который сидел в пятом ряду. С ним рядом сидела еще какая-то немолодая полная женщина. А на сцене появился знаменитый артист Олег Журавский, игравший Мотькиного отца. Журавский много снимался в кино, за ним бегали толпы поклонниц, он был красивый мужчина и прекрасный актер. Мотька еще по дороге объяснила мне, что сегодня они будут репетировать сцену, в которой Мэгги пытается объяснить отцу, почему он не должен жениться на Лью, красавице-журналистке и для этого плетет о ней фантастические небылицы. А отец то верит, то не верит дочери.

У меня от волнения за Мотьку гулко билось сердце. Но вот она выбежала на сцену. У меня даже дух захватило, такая она была красивая. И ведь никакого грима… Я поняла, это талант! Я не раз дома слышала, что даже некрасивая талантливая актриса запросто может сойти за ослепительную красотку. А бездарная красавица на сцене кажется куда менее красивой. Значит, Мотька и впрямь очень талантлива! Но это была уже не Мотька, дочка московской почтальонши и неведомого отца, нет, это была прелестная юная американка Мэгги, капризная, избалованная дочка богатых, разведенных родителей. Пьеса была очень веселая, и я получала громадное удовольствие, несмотря на то что режиссер нередко останавливал актеров, что-то объяснял, показывал, горячился… Я и не заметила, как недалеко от меня села какая-то женщина. Я взглянула на нее случайно и сразу узнала. Это была Елена Викторовна Коноплева, известная артистка, учившаяся в театральном училище вместе с моей мамой. Она тоже взглянула на меня.

– Аська? Ты? – прошептала она.

Я кивнула. Как раз в этот момент Меркулов что-то громко объяснял Журавскому.

– Что ты здесь делаешь?

– Смотрю! Матильда – моя лучшая подруга!

– Ах да, это же Тата ее рекомендовала Илье… Поразительно талантливая девочка!

Честно говоря, в ее тоне послышалось тайное недоброжелательство, или мне просто показалось?

– Постой, Тата что-то говорила, будто ты живешь теперь в Париже?

– Да, но я приехала на месяц… Елена Викторовна, а вы сегодня будете репетировать?

– Да, у нас одна сцена с Олегом…

– Леля, ты уже здесь? – закричал Меркулов. – Иди сюда!

Кивнув мне на прощание, Елена Викторовна направилась к нему… Вот она, кстати, из тех не блещущих красотой женщин, которые на сцене могут быть совершенно обольстительными. Мне было жутко интересно посмотреть, как они играют с Мотькой, не потеряется ли Мотькино юное вдохновение рядом с ее отточенным мастерством. Но сегодня мне не удалось этого увидеть. В какой-то момент объявили перерыв и запыхавшаяся взмокшая Мотька подбежала ко мне.

– Ну как? – выдохнула она, плюхаясь рядом со мной.

Я молча показала ей большой палец.

– Правда?

– Мотька, у меня нет слов! Видела бы ты себя! Ты на сцене такая красивая, ужас просто!

– Правда? Ты правду говоришь, не просто так?

– Мы же договорились – я говорю тебе всю правду. Мне страшно понравилось. И пьеса, по-моему, чудная!

– Аська! Мне так важно было это услышать, – тихо призналась она.

– И, между прочим, Елена Викторовна сказала, что у тебя поразительный талант!

– Кому она сказала?

– Мне!

– Интересно… А мне казалось, она меня недолюбливает!

– Почему?

– Не знаю, просто нутром…

– А, печенкой чуешь?

– Ну да…

– Не знаю, может, она тебя и не любит, но признает твой талант…

– Ой, Аська, брось, не надо про талант, а то еще сглазишь…

– Знаешь, Моть, мне так интересно посмотреть весь спектакль, с начала до конца, в костюмах, в декорациях…

– Посмотришь, Бог даст! А как тебе Журик?

– Кто? – не поняла я.

– Журик! Так Журавского все зовут. Он классный актер! И очень хорошо ко мне относится.

– Ты в него влюблена?

– Влюблена? Да ты что! Он же старый. Да и вообще, мне сейчас не до любви.

– А, кстати, Олег тебя видел?

– В театре? Нет, что ты! Я только тебе доверяю. Меня даже Степанида не видела. Да, ты ей между прочим не говори, что была на репетиции, а то такой вой поднимет, ладно?

– Ладно, Моть, а где тут туалет?

– Идем! – вскочила Мотька и выбежала в фойе. Я думала, она поведет меня за кулисы, но нет, мы вбежали в туалет для зрителей. Там было тихо и чисто.

Когда мы вышли оттуда, нам навстречу попался Яков Леонидович.

– О! Попугайки-неразлучницы! – приветствовал он нас.

– Яков Леонидович, как Гуля? – спросила Матильда.

– Очень неважно, к сожалению, – с грустью произнес он. – Я был недавно в больнице, говорил с врачом… Он все-таки думает, что это отравление. Хотя совершенно непонятно, чем она отравилась.

– Но она вне опасности? – спросила я.

– Будем надеяться, будем надеяться.

В этот момент Матильду кто-то позвал, и она убежала.

– Ах, какая девочка, – проговорил Яков Леонидович, вытирая лысину платком. – Такой талант рождается не часто… Ей пятнадцать, а она готовая актриса. Нет, еще, конечно, техники, мастерства, но это придет… Придет! Я думаю, если все будет благополучно, мы же, театральные люди, ужасно суеверны, поэтому я плюю три раза через левое плечо, так вот, если все будет хорошо, Матильда станет сенсацией сезона. Ну, иди в зал, а то сейчас начнется…

Я вернулась на свое место. Но репетиция пока не возобновилась. Мне было так радостно за Мотьку, хотя я понимала, что ей будет ох как нелегко! Я выросла в актерском доме и знала, что театр – отнюдь не храм. Там кипят такие страсти, там столько зависти, интриг, недоброжелательства… Я помню, сколько слез пролила из-за всего этого мама…

Но тут началась репетиция и я забыла обо всем. Матильда еще репетировала сцену с бабушкой, ее тоже играла известная артистка, Зинаида Морозова, чудная толстая старуха, так и светящаяся добротой и юмором. Одним словом, я получила массу удовольствия. Потом режиссер сказал:

– Спасибо, свободны все, кроме Елены Викторовны!

Мотька мигом спустилась в зал.

– Аська, одевайся и подожди меня на улице, я мигом! Яков Леонидович нас отвезет!

– А может, не стоит? Давай пройдемся, погода такая роскошная, снег, светло… Да и не поздно еще!

– Давай! Я попробую его уговорить! Жди!

И она унеслась. Я оделась и вышла на улицу.

Погода и впрямь была изумительная, градусов восемь мороза, сверкающий снег, ни ветерка… Как мне в Париже не хватает снега, мороза… Вскоре из подъезда выскочила Мотька.

– Уговорила! Насилу согласился! Но я ему объяснила, что у нас просто нет другого времени для общения! Ты это здорово придумала, Аська!

Но тут вдруг с крыши обрушилась громадная сосулька. Она упала буквально в нескольких сантиметрах от нас. Мы обе вскрикнули и отскочили. Проходившая мимо женщина завизжала.

– Девочки, вас не ушибло? Это ж надо… Чуть-чуть не убило! – запричитала она.

Мы подняли глаза. На крыше никаких сосулек не было.

– Странно, – проговорила женщина, глядя вверх, – вроде там все чисто… Неужто одна сосулька осталась?

– Ну, может, ее забыли сбить… – предположила я. И тут мне бросилось в глаза, что Матильда стоит ни жива ни мертва. Бледная как полотно.

– Мотька, что с тобой, ты так испугалась?

– Да нет, я просто представила себе, что она попала бы в меня… Господи, как легко на тот свет угодить… Несколько сантиметров решают все…

– Можно подумать, такое с нами первый раз случается, ты вспомни кафе «Жизель» в Париже! Если б я не нагнулась, меня бы уже давно на свете не было!

– Да, это точно, – слабо улыбнулась Мотька. – Все хорошо, что хорошо кончается. Ну, идем, что ли?

Она решительно взяла меня под руку, и мы побрели по заснеженной нарядной Москве. Я передала Мотьке то, что сказал о ней Яков Леонидович.

– Так и сказал, что я стану сенсацией?

– Так и сказал!

– Мне страшно… Все столько хорошего пророчат, а вдруг ничего не выйдет? Вдруг я на публике играть не смогу? Бывает же такое?

– Что за глупости, Матильда! Ты уж столько раз играла на публике!

– Я? Играла? Что ты мелешь, подруга?

– А ты вспомни. Вспомни. Как ты в обморок падала, как парня изображала, как торговала! Это все была игра на публике!

– Ты так считаешь?

– Ясный перец!

И Мотька счастливо захохотала, словно избавляясь от какого-то сильного напряжения.

Мы молча шли дальше. И вдруг она остановилась.

– Аська, знаешь, что я тебе скажу…

– Скажи, узнаю!

– Мне иногда кажется, что меня ждет… ну одним словом, все! И успех, и даже, может быть, слава, и любовь, и все-все… А иногда вдруг кажется, что вообще ничего не будет…

– Как? – спросила я, и у меня мурашки побежали по телу.

– Мне иногда кажется, что я… скоро умру!

– Матильда, прекрати!

– Нет, правда… Иногда мне так кажется!

– Естественно! А как может быть иначе? Ты же живешь в ожидании счастливых перемен, так, наверное, всегда бывает, когда ждешь чего-то очень важного, счастливого, всегда кажется – ну, обязательно что-то случится, потому что такого счастья быть не может, просто по определению! А потом ничего плохого не случается и настает этот долгожданный день… Ты вспомни, вспомни, как ты ждала поездки в Париж и в Италию, тебе тогда тоже все время казалось, что непременно что-то плохое случится. Но ведь не случилось же! И ты попала в Париж и в Италию. Так и теперь… Я отлично помню, как ты даже в самолет садиться боялась, все тебе мерещилось, что не можешь ты до Парижа живая долететь!

– Да, правда, – обрадовалась Мотька. – Это, наверное, у меня натура такая дурацкая…

– Вот именно, дурацкая твоя натура!

И мы опять засмеялись.

– Моть, ты подумай, а я ведь никак Митьке с Костей не позвоню… Вчера мне папа скандал закатил…

– Почему?

Я в общих чертах рассказала ей о разговоре с папой и тетей Липой. Мне хотелось отвлечь подружку от мрачных мыслей, но у самой в сердце шевелился червячок сомнения. А вдруг Мотькина интуиция ей что-то подсказывает? Вдруг ей и в самом деле грозит какая-то опасность? Однако я старалась отогнать эти нехорошие мысли…

Мы уже вышли на Цветной бульвар.

– Аська, давай пойдем по бульвару, там снег вон какой чистый!

– Давай, – согласилась я.

Мы подошли к переходу, ступили на проезжую часть, в это время машин было мало, улица неширокая, зажегся зеленый свет пешеходам, и вдруг откуда не возьмись выскочила небольшая красная машина. И она летела прямо на тротуар… на нас. Мы чудом успели отскочить, в подворотню, а машина унеслась, несмотря на красный свет.

– Псих ненормальный! – закричала Мотька. – Ездят всякие! Идиот! Он же нас чуть не задавил. Наверняка пьяный или под кайфом! И такие за руль садятся, – ворчала Мотька. – Аська, ты здорово испугалась, да?

– Еще бы! Стоишь на тротуаре, а на тебя машина мчится, испугаешься тут!

– Ладно, пошли! По бульвару хоть машины не ездят!

До дому мы добрались благополучно, да еще встретили по дороге Макса Гольдберга, который страшно удивился при виде меня, но зато проводил нас до дому.

Дома все набросились на меня с расспросами о Матильдиной игре. Даже папа сменил гнев на милость. Я подробно все рассказала, умолчав, естественно, о нашей пешей прогулке. Уже лежа в постели, я закрыла глаза и вновь увидела несущуюся на нас красную машину. А еще – падающую с крыши сосульку. Хотя других сосулек на этой крыше не было. Не слишком ли много для одного дня? А если еще учесть вчерашнюю весьма странную историю с Гулей… И вдруг я похолодела. А что если все это – звенья одной цепи? Но какой? Кому мы нужны? И ведь опять все началось с моим приездом! Значит, кто-то хочет меня убить? В этом, кстати сказать, не было бы ничего странного. Я стольким мерзавцам перешла дорожку… Хотя, почему именно я? Наверное, мы с Мотькой. И если сосулька и красная машина угрожали нам обеим, то история с отравлением могла относиться только к Мотьке… Тогда, выходит, что покушаются на Мотьку? А впрочем, это может быть простым совпадением… И одно к другому не относится. Кому в театре может быть нужно покушаться на Мотьку? Бред!

Ни одна из актрис, занятых в спектакле, не могла бы претендовать на ее роль пятнадцатилетней девчонки. Да и вообще это бред! Нет, театр тут, конечно, ни при чем. Это кто-то из тех, кого мы разоблачили… Их много, быть может, кто-то из них вышел раньше срока или по амнистии и решил свести с нами счеты. Скорее всего… Но мы за два года распутали добрых полтора десятка разных дел… Если бы знать, кто это, можно было бы что-то придумать. Меня трясло. О сне не могло быть и речи. И, главное, я должна справиться со всем этим в одиночку. Матильду нельзя сейчас волновать, у нее и так нервы ни к черту. Мальчишки наши заняты в своих институтах, у них скоро сессия, и они даже при всем желании вряд ли смогут помочь. Оставался только Валерка. Он надежный, с ним можно в разведку идти… Итак, решено, завтра с утра позвоню Валерке, пока он не ушел в школу. Но сейчас надо постараться хладнокровно все обдумать. Итак, наше первое дело. Узкоплечий и Шапка. Нет, они, конечно, даже не подозревают о нас. Да и сроки у них порядочные, как-никак торговля наркотиками. Далее – история с бомбами для банкира Феликса Ключевского. Там один из преступников слинял в Южную Африку, а его жену посадили. Вот она вполне могла бы выйти на свободу и, конечно, вполне могла бы захотеть свести счеты… Я выскочила из постели, взяла лист бумаги, ручку и написала Д. 2 (дело второе). Третье наше дело – контрабандист Вальчик в Израиле. Маловероятно, что его выпустили. Четвертое дело… Собственно, там было два дела. Как говорят теперь – два в одном! Фальшивый папа Людки Кошелевой со своим дружком адвокатом и Степан Чобану, незадачливый ухажер Митькиной сводной сестры. Вот они-то все отлично нас знали. Возле букв Д. 4. я поставила два крестика. Д. 5. Федор Тихонович! Он на свободе, прошло почти полтора года, он вполне мог вернуться и захотеть отомстить мне. Запросто! Д. 6. История с синей папкой. Ну, это вряд ли… Я даже крестик не поставила. Д. 7. Четыре тетки-жульницы. Мы им, конечно, попортили коммерцию, но на такое они не пойдут, не тот стиль… Д. 8. Коричневые ампулы. Нет, это тоже не то… Главные преступники о нас даже не подозревали. Да и вообще, там засветился только Валерка. Потом дурацкая история с перстнем, и опять-таки о нас знал только Илюша. Отпадает. А вот история с медным кувшином… Да, там многие могли бы заинтересоваться нами… Так же, как в агентстве «Путь к славе»… Одним словом, мы нажили себе немало врагов! А тут еще и найденные Степанидой доллары. Да, не слабо! Ох, дожить бы до утра, позвонить Валерке, хоть с кем-то поделиться, облегчить душу. А кстати, если это кто-то связанный с агентством «Путь к славе», почему они не прикончили меня в Париже? И откуда они так быстро узнали, что я уже в Москве? Или им непременно нужно ухлопать нас вдвоем с Мотькой? Так сказать, одним ударом? И ударом как бы случайным. Подумаешь, упала с крыши сосулька. Кого тут заподозришь? Можно, конечно, привлечь к ответственности дворника, директора театра, техника-смотрителя, но это же не то… Правда, трудно предположить, что одна сосулька прихлопнет сразу двоих. Вот одна машина на большой скорости может двоих сразу сбить, это запросто! Черт, я даже номер машины не заметила с перепугу. Но это точно была иномарка, ярко-красная, небольшая. Вероятно, увидев эту модель, я ее узнала бы. Но пойди найди в Москве неизвестно какую машину с неизвестно каким номером. Однако мотивов убийства – до фига и больше! И тут вдруг мне вспомнился ревниво-неприязненный взгляд, который бросила на Матильду Елена Викторовна Коноплева. Ну, бред! От неприязненного взгляда до убийства – путь неближний. И если бы все неприязненные взгляды приводили к убийству, на свете уже не осталось бы ни одного человека. Ни одного! Но я почему-то упорно возвращалась мыслями к Коноплевой. Но ведь это смешно! С какой стати знаменитой актрисе убивать какую-то девчонку. Да и не зарабатывают у нас артистки столько, чтобы заплатить киллеру. Боже, что я нагородила! А скорее всего все мои умозаключения – чистейшей воды глупость! Почему, собственно, не могла остаться на крыше одна-единственная сосулька? Могла! История с отравлением Гули – ерунда! Ей нечем было отравиться, не водой же… Да и анализы никакого яда не показали, просто ей стало плохо, а врачи не понимают, в чем дело. А что касается красной иномарки, то мало ли по Москве ездит психов или пьяных лихачей. Придя к такому выводу, я повернулась на другой бок и вскоре заснула.