Секретарша из романа

Глава шестая

Заархивированные сообщения: больше месяца назад

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Я умудрилась не расплакаться, пока не добралась до дома.

Проклятье. Я и правда ненавижу этого парня. Ненавижу то, как он проникает мне под кожу. Он как будто знает все мои слабые места. Извини, не хотела вываливать всё это на тебя. Просто я почти дошла до ручки, понимаешь? Не знаю, сколько ещё смогу выдержать.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Мне так жаль, Мэг. Если бы я только знала, что сказать, чтобы тебе стало лучше.

Уверена, он не хотел доводить тебя до слёз. Знай он об этом, он бы наверняка почувствовал себя ужасно. Представь себе такую картину: твой большой плохой босс распечатывает бутылку виски и напивается до беспамятства, потому что видел, как ты была расстроена, и ненавидит себя за то, что стал этому причиной, но не знает, как вести себя иначе. Между прочим, я почти написала такую сцену для Дирка, но подумала, что она слишком смягчает его образ.

Кстати, знаешь, какой заголовок для книги будет неплохим? «Миллиардеры не плачут». Хотя нет, если подумать, он ужасен.

Знаешь, ты могла бы уволиться. Понимаю, тебе кажется, что это невозможно, но, если всё так плохо, как ты говоришь, возможно, тебе просто нужно начать всё с чистого листа. Уверена, он найдёт кого бы ещё ему помучить. Это не будет приносить ему столько же удовлетворения, безусловно. Но он переживёт.

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Хех, не знаю. Я думаю о том, чтобы уволиться, каждый божий день, но всё никак не соберусь. Подумаю об этом ещё немного.

Откуда ты узнала, что он пьёт виски?

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

просто угадала

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Ты там в порядке? У тебя клавиша Shift отвалилась? ;)

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Печатала одной рукой. Не в этом смысле, извращенка. Просто ела макароны с сыром.

Знаешь, иногда мне кажется, что история Дирка и Аманды должна была развиваться по-другому. Извини, я начала эту тему не за тем, чтобы уйти от разговора о твоём плохом дне, просто это не выходит у меня из головы уже какое-то время и мне бы хотелось обсудить это с кем-нибудь, если ты не прочь отвлечься. Я могла бы потом использовать это в новой серии или вроде того. Не знаю. Медленно растущая симпатия – неплохой ход, но мне бы хотелось чего-то внезапного. У него уходит вечность на то, чтобы признать, что у него есть к ней чувства. Что если бы однажды он просто сказал ей об этом?

Не знаю. Это просто пара странных случайных мыслей вслух. Ты единственный читатель из тех, кого я знаю, у кого в жизни происходит что-то похожее на то, что я пишу, так что мне любопытно. Я вот что хочу спросить, что бы ты почувствовала, если бы твой босс как-то раз вызвал тебя в свой офис и сказал, что влюблён в тебя?

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

По-моему, это ты тут налегала на виски, милая.

Хочешь серьёзный ответ? Скорее всего, я бы просто развернулась и ушла, и постаралась поскорее стереть случившееся из памяти. Всё и так запутанно. Не значит, что это не сработает в книге, конечно, но у меня бы это в голове не укладывалось. Лол. Без обид, уверена, у тебя бы это выглядело горячо.

Когда в понедельник я оставляю почту на столе Эдриана, он поднимает на меня глаза.

– Доброе утро, – говорит он. – Спасибо, Меган.

Слова благодарности из его уст звучат ужасно принуждённо, но, полагаю, мне стоит радоваться, что он хотя бы пытается быть вежливым.

– Просто делаю свою работу, – отвечаю я ему, стараясь поскорее оказаться за дверью. Я рассчитываю на то, что лежащий сверху новый хрустящий конверт привлечёт его внимание. Как по мне, у меня получилось красноречивое пылкое письмо с просьбой о помощи от лица приюта для животных. Он не устоит перед искушением почувствовать себя героем.

– Присядь на минутку, – говорит он, когда я уже стою одной ногой в коридоре. – Пожалуйста.

Сдержав вздох, я присаживаюсь. У меня нет ни малейшей идеи, о чём сейчас пойдёт разговор, но что-то говорит мне, что он мне не понравится.

– Помнишь, мы обсуждали ту конференцию в Остине? Она состоится через три недели. Поскольку автограф-сессия прошла отлично, мне бы хотелось, чтобы и на конференцию ты поехала со мной, – если он думает, что его расшаркивания хоть сколько-нибудь скрывают тот факт, что это приказ, а не просьба, то он сильно ошибается. Я всё ещё вижу императив в его глазах.

Я складываю руки на коленях.

– Пожалуйста, не держите меня за идиотку.

Он поджимает губы.

– Я пытаюсь вести себя вежливее.

– Ну так не пытайтесь.

Он резко втягивает воздух.

– Какого чёрта мне тогда делать, Меган? В баре ты устроила мне настоящий разнос, и теперь я не могу быть вежливым?

Я фыркаю.

– Вы не можете быть вежливым, нет. Нормальные люди могут. Но вы на самом деле не имеет этого ввиду, так что толку от этого.

Эдриан переплетает пальцы на столе с такой силой, что у него белеют костяшки.

– Отлично. Лети в Остин со мной. Это не просьба.

– Это больше на вас похоже, – я улыбаюсь ему, надеясь на ответную улыбку. – Если бы мне не нравилось, когда мной командуют раздражающие меня мужчины, меня бы уже здесь не было. И мне бы не нравились ваши книги.

Ну, последнее просто вырвалось само собой. Выражение его лица слегка смягчается.

– Значит они и правда тебе понравились?

– Конечно, – я пожимаю плечами. – У меня же есть вагина, очевидно, это единственное необходимое условие.

Он ухмыляется. Наконец-то.

– Да, я припоминаю этот факт о тебе.

Наступает момент тишины, очень опасный момент, когда мы просто смотрим друг на друга. Я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы он продолжал отдавать мне приказы. И спрашиваю себя, в постели он ведёт себя хоть сколько-нибудь похоже на Дирка? Он такой же извращённый и доминирующий? Сложно судить, ведь в бассейне именно я была инициатором. Даже если всё и закончилось тем, что он сыграл на мне словно виртуоз.

– Не думаю, что хорошо понимаю Натали МакБрайд, – говорю я ему сухо. – А теперь мне нужно её играть. И не в течение пары часов, а всю неделю. И как мне это делать?

– Просто придумай что-нибудь, – говорит он. – Она по большей части чистый лист.

– Но я понятия не имею, что говорить! – настаиваю я. – Не я здесь писатель, а вы. По крайней мере, дайте мне хотя бы какое-то представление о том, что тогда творилось у вас в голове. Мне нужна основа, с которой можно было бы работать.

– Меня ещё сегодня ждёт настоящая работа, – говорит он. – Как и тебя.

Он замолкает, поднимает стопку бумаги и выравнивает её.

– Сегодня вечером, если хочешь, можем об этом поговорить. Я зайду. Прихвачу с собой что-нибудь приличное выпить, потому что знаю, что у тебя дома не водится ничего кроме дешёвого вина и диетической содовой, – его голова всё ещё опущена, но он поглядывает на меня из-под бровей. – Просто поговорить, понимаешь?

– Не знаю, почему вы считаете необходимым это подчёркивать, – бормочу я и ёрзаю на стуле, чувствуя, как краснею. – Я говорила вам, что не позволю этому случиться снова.

Эдриан берёт в руки карандаш.

– Вообще-то не говорила.

– Что ж, хорошо, я говорю вам это сейчас.

– Принято к сведению, – отвечает он мне с проказливой улыбкой. – Сегодня вечером, Меган. В восемь часов. Убедись, что у тебя в холодильнике есть маринованные огурчики.

Не успеваю я отреагировать, как он взмахом руки отпускает меня и поднимает трубку телефона.

Три года назад, когда я всё ещё верила в то, что где-то в глубине души он сохранил хоть какие-то остатки совести, мы провели поздний вечер, работая над каким-то дурацким предложением для совета директоров, которое они потребовали только тогда, когда почти никого не осталось в офисе. Мне и правда тогда стало его жаль, и я знала, что он не успеет закончить его в одиночку. Никому из нас не хотелось оставаться в офисе ни минуты, поэтому я предложила поехать ко мне, поскольку до моей квартиры было сравнительно недалеко.

Мы провели вечер, корпя над бумагами и распивая столь любимый Эдрианом бурбон, и в какой-то момент он убедил меня попробовать шот, в который были добавлены соль и огуречный рассол – и он оказался довольно неплох.

Он улыбался гораздо чаще в то время. Я помню это.

Когда я оказываюсь дома, то трачу какое-то время на то, чтобы прибраться, чтобы комната выглядела хоть сколько-нибудь прилично. Мне нужно было сказать ему, что нам лучше встретиться в ресторане или в кофейне или ещё где-нибудь, но а) я была уверена, что он, как обычно, катком пройдётся по всем моим аргументам; и б) мне на самом деле нравится идея того, что он придёт сюда. Это напоминает мне прошлый раз, когда он был здесь, – удивительно, но было весело. У меня такое чувство, что тот самый парень, который смеялся со мной тем вечером, всё ещё живёт где-то глубоко внутри него, погребённый под всеми этими насмешками, колкостями и неуместным перфекционизмом.

Как только я заканчиваю с уборкой, я по-быстрому готовлю себе ужин, чтобы съесть его перед телевизором. Я совершенно точно не собираюсь пить бурбон, который принесёт Эдриан, на пустой желудок, даже если прямо сейчас у меня нет особого аппетита.

Когда я почти доела, мой телефон начинает звонить, и имя на экране мгновенно вызывает у меня предчувствие беды. Я делаю глубокий вдох перед тем, как ответить.

– Привет, мам.

– Уж очень ты быстро, – говорит она. – Надеюсь, ты не сидишь весь вечер напролёт у своего телефона.

И сразу же она начинает пичкать меня этим дерьмом. Папа, должно быть, довёл её до белого каления своей пассивной агрессией.

– Нет, вообще-то я вяжу крючком копию Тайной вечери в натуральную величину.

Она вздыхает.

– У меня нет настроения слушать твои остроты.

– Зачем ты тогда позвонила, мама? – я чувствую, что у меня самой терпение уже на исходе.

– Перестань набивать рот, пока я с тобой разговариваю.

Кровь закипает у меня в жилах, когда я опускаю вилку.

– Ты позвонила мне прямо во время ужина, мама.

– Что ж, тогда тебе не следовало брать трубку, – фыркает она. – Это грубо.

– Если бы я не ответила, ты бы просто продолжала мне звонить, – моя рука на коленях сжимается в кулак. – Снова, и снова, и снова…

Она вздыхает.

– Тогда просто перестань есть. Сомневаюсь, что пропуск приёма пищи время от времени убьёт тебя.

Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не бросить телефон в стену.

– Я должна идти, мам. У меня свидание.

– Уверена, что так оно и есть, – она улыбается на том конце провода, и я словно вижу это воочию. – Твой отец и я всего лишь хотели узнать, когда ждать тебя на День благодарения, чтобы мы могли заказать тебе билеты.

– Вообще-то, я собиралась позаботиться о них сама в этом году, – говорю я ей. – Мистер Райзингер выплатил мне неплохую премию.

– Ерунда. Тебе стоит положить эти деньги на сберегательный счет.

– Это мои деньги, мам. Я сообщу тебе, в какой день прилетаю, но я сама куплю себе билеты, и если ты их для меня закажешь, сама потом будешь разбираться, что с ними делать.

– Когда ты такой стала? – восклицает она. – Клянусь, Меган…

– Должна идти, мистер Райзингер звонит мне по другой линии. Пока, мам.

Я со стоном бросаю телефон на диван. Теперь-то я уж точно не собираюсь доедать свой ужин.

Я сижу напротив Эдриана, и он знает, что что-то не так.

Наблюдать за тем, как он пытается определить, стоит ли ему говорить что-нибудь на эту тему или нет, и если стоит, то что именно, настолько забавно, что почти позволяет мне забыть о том, как я ненавижу свою жизнь.

Но только почти.

– Итак, – говорит он, – что ты хочешь знать о Натали?

Это странно, то, что он говорит о ней, как будто она реальный человек. Как будто у него на кухне в углу стоит метла, на которой помадой нарисован рот.

– Вы и правда думаете о ней, как об отдельной личности?

– Вообще-то нет, – отвечает он. – Но так проще всего говорить о ней, чтобы не путаться.

У меня уже раскалывается голова, но, справедливости ради, по большей части это никак не связано с ним.

– Так что… она – это вы, но без члена?

– Она никто, – говорит он, слегка усмехаясь. – Просто имя, которое я поставил на обложку своих книг. Серьёзно, тебе бы стоило поговорить на эту тему с Карой.

– Что-то говорит мне, что Кара придерживается другого мнения.

Он гримасничает.

– Она очень ревностно относится к моей карьере. Недолюбливает всё, что может каким-то образом поставить её под угрозу.

Конечно. Его карьера. В этом всё и дело.

– Я вижу, что ты настроена скептически, – говорит он. – Но, поверь мне, не каждую женщину, которая встречает меня, немедленно обуревает клокочущая ревность.

– Вы намекаете на то, что она обуревает меня? – требовательно спрашиваю я.

– Нет, Меган, – медленно улыбается он. – Конечно же, нет.

В любое другое время, в любом другом настроении этот разговор мог бы стать опасным. Но я только бурчу в ответ, уткнувшись в свой напиток, и Эдриан, наконец, проигрывает свою внутреннюю битву за то, чтобы ничего не упоминать.

– Ты ещё более колючая, чем обычно, – наконец говорит он. – Кого мне нужно убить?

Делая глубокий вдох, я переплетаю пальцы.

– Что, и даже не пошутите на тему того, что я, должно быть, поссорилась со своим ковеном?

– Ты явно не в настроении шутить, – говорит он, делая ещё один глоток. – И мне это не нравится. Да ладно тебе, уверен, что чья-нибудь пара сломанных коленных чашечек сможет улучшить ситуацию.

Теперь и я посмеиваюсь.

– Что именно заставляет вас думать, будто это можно решить с помощью насилия?

– На самом деле я так не думаю, – говорит он, – но, по крайней мере, я заставил тебя улыбнуться.

Мои щеки слегка розовеют.

– Не думала, что вас это волнует.

– Ну конечно же, меня это волнует, – говорит он. – Помнишь, как я сломал руку, и ты все шесть недель завязывала мне галстук? Мужчина не забывает такие вещи.

Я помню это, и я помню, как думала тогда, что ещё никогда не была к нему так близко. Что-то есть в том, чтобы так близко стоять к такому человеку, близко настолько, чтобы чувствовать его запах, ощущать жар его тела. В этих действиях было что-то до странного интимное. Это что-то, что должна была бы делать для него жена, будь она у него. Но, конечно же, у него её нет.

Так что, полагаю, я второй лучший вариант.

Мне кажется, что сейчас он немного надо мной подшучивает, а может быть и нет. Его улыбку трудно прочитать.

– Это из-за мамы, – наконец говорю я ему. – Она позвонила как раз перед тем, как вы приехали.

Эдриан немного меняется в лице.

– А, – говорит он, – понимаю, в чём проблема. Будь мой отец всё ещё жив, я бы предложил натравить их друг на друга под куполом Грома [15] .

Я ухмыляюсь.

– Кто бы ни выиграл, мы проиграли?

– Именно, – посмеивается он. – Говорю же тебе, перестань брать трубку, когда она звонит.

– А я говорю вам, что не все в мире считают нужным удирать во все лопатки от каждого неудобного человека в своей жизни, – я прямо смотрю на него. – Во всём этом есть и светлая сторона.

Он посылает мне дьявольскую ухмылку, наклоняясь вперёд, чтобы взять напиток.

– Я, по крайней мере, плачу тебе за то, чтобы ты мирилась со мной.

– Не думаю, что стала понимать Натали МакБрайд хотя бы немного больше, – говорю я ему, делая глубокий выдох, – но я и правда чувствую себя лучше.

– И мне даже не пришлось никому делать больно, – он слегка наклоняет свой бокал в мою сторону. – Твоё здоровье. Почему бы тебе не рассказать мне, что ты думаешь о Натали, а я скажу тебе, в чём ты ошибаешься.

– О, отлично, ваше любимое занятие, – я делаю глубокий вдох. – Что ж, я думала, что она та ещё извращённая девчонка, которой нравится, когда её шлёпают. Её муж научился получать от этого удовольствие, но тайно она мечтает, чтобы именно он был инициатором, был больше похож в этом на Дирка. Бондаж его нисколько не привлекает, и ему не хватает терпения, чтобы быть хорошим Домом. Но она счастлива. Она любит своих читателей, от них она получает признание, которое не может получить от него, поскольку на самом деле он не понимает того, что она пишет.

Эдриан наливает себе ещё один бокал.

– Когда шлёпают, да?

Я пожимаю плечами.

– Вы это написали.

– Всем женщинам нравится, когда их шлёпают, – говорит он, будто констатируя факт.

– Это не может быть правдой, – я смеюсь над ним, но и краснею тоже, потому что, конечно же, я перечитывала и перечитывала эти страницы. И конечно же, я представляла, каково бы это было, будь в моей жизни мужчина, который бы просто перекидывал меня через колено и шлёпал.

– Докажи обратное, – говорит он, направляя на меня указательный палец. – Ты не можешь, не так ли?

– Нельзя доказать отрицание, – отвечаю я ему.

Он тихо смеётся.

– Но это и не отрицание, не так ли? Где-то в мире живёт женщина, которой не нравится, когда её шлёпают. Это всё, что тебе нужно доказать. Лишь одна женщина. Найди мне её. Вообще-то прямо сейчас прямо в этой комнате тоже находится женщина. Это было бы так легко, и тем не менее…

Да что б тебя.

– Меня никогда не шлёпали.

– О, – его лицо смягчается. – Извини.

– Заткнитесь, – бормочу я, забирая свой бокал. – Мне не нужно ваше сочувствие.

У него тёплый, глубокий смех, он словно отголосок чего-то, о чём я бы хотела знать намного, намного больше. Но я не могу. Он мой босс, и он ясно дал понять, что считает плохой идеей продолжать то, что мы начали в бассейне.

Тем вечером мы разговариваем ещё какое-то время, а потом он уходит, забирая с собой свой бурбон и на мгновение замирая на пороге, будто хочет сделать или сказать что-то ещё, но толком не знает, что именно.

Нет и шанса, что я смогу заснуть. Алкоголь горячит мне кровь, и вместо того, чтобы ложиться спать, я врубаю музыку и одними губами напеваю слова песни, кружась по комнате.

Я была очень плохой девочкой… [16]