С утра пораньше объявление о поисках «девятки» выскакивало на телеэкраны горожан с периодичностью в полчаса – чаще, к сожалению, не получалось.
Первым, кто откликнулся на этот призыв о помощи, оказался… капитан Лазарчук!
– Так я и думал, что это твоя затея, – с нескрываемым удовлетворением сказал он, едва я успела произнести в трубку свое обычное: «Да?»
Надо же, узнал мой голос по одному короткому слову!
– А я смотрю – номерок знакомый, – продолжил Серега. – Ба, да это же рабочий телефончик одной моей знакомой шустрой журналистки! Думаю – дай-ка я позвоню! Узнаю, не могу ли чем помочь хорошему человеку? Розыск – это же моя работа!
Последнюю фразу капитан произнес с нажимом. Неужели действительно уже знает, что серебристая «девятка» была на месте преступления? Я слегка занервничала. А Ирка еще хотела вчера сама звонить Лазарчуку! Ох и вляпались бы мы…
– Так зачем же ты ищешь серебристую «девятку», Еленочка? На какую девушку она наехала?
– Ой, да не обращай внимания на текст! – самым легкомысленным голосом затарахтела я. – Про наезд я написала для пущей важности, в расчете на пробуждение у людей гражданской сознательности! Ты же знаешь наш народ, сам посуди, кто станет мне помогать, если я прямо напишу, что забыла в этой машине свои вещи?
– А какие свои вещи ты там забыла? – не отставал от меня въедливый сыщик. – И когда?
– Ну… э… Да дня три-четыре назад… Точно! Я как раз из Киева возвратилась, и эта «девятка» везла меня из аэропорта! И я забыла в ней книжку!
– Ты что же, прилетела из заграничного Киева налегке, с одной книжкой? – удивился капитан.
– Нет! – я начала сердиться.
Ну, чего пристал как банный лист?!
– Я прилетела из Киева с чемоданом! А книжка была у меня в руках, я читала ее в самолете! И забыла ее в машине!
– А что за книжка? – сочувственно спросил капитан.
– Да какая тебе, к чертовой бабушке, разница?!
В сердцах я чуть не ляпнула «сберегательная»!
– Это был пятый том Стругацких, устраивает?
– Странно, – заметил невозмутимый Лазарчук. – Перед самым вашим отъездом в Киев, когда я был у вас с Коляном в гостях, я как раз совершенно случайно обратил внимание, что в книжном шкафу на видном месте стоит десятитомник Стругацких, полное собрание. А теперь ты везешь из Киева запасной пятый том? Зачем это?
– Слушай меня, Лазарчук, и не говори потом, что не слышал! – бешено прошипела я. – Это был мой собственный пятый том! То есть не мой, конечно, а братьев Стругацких, но принадлежащий лично мне! Я уехала с ним в Киев, я приехала с ним обратно, но забыла его в машине, которую теперь ищу! Тебе все понятно?
– Абсолютно, – очень спокойно отозвался капитан. – Могу я тебя попросить об одолжении? Сообщи мне, пожалуйста, результаты своих поисков.
– Это еще зачем? – Я опять насторожилась.
– Чтобы я знал, дарить ли тебе на Восьмое марта пятый том Стругацких, – безмятежно сообщил капитан.
На этом наш разговор закончился, оставив у меня неприятный осадок. В простодушный интерес Лазарчука к событиям моей личной жизни как-то не верилось.
До обеда по поводу проклятой серебристой «девятки» позвонили еще дважды. Сначала юноша, который сообщил, что точь-в-точь на такой машине ездит его отчим, та еще сволочь. Насчет стеклянной пирамидки с огоньками юноша ничего не знал, зато и вознаграждения за свою информацию не просил. Более того, если эту сволочь, его отчима, посадят за решетку хоть за наезд, хоть за погром на еврейском кладбище, он, юноша, готов был сам заплатить кому угодно и чем угодно, включая собственную натуру. Я вежливо отказалась от юношеской натуры, посоветовав ее владельцу быть терпимее к родным и близким.
Потом в эфир пошел мексиканский сериал, и до окончания очередной серии телефон редакции даже не пискнул, но, едва на экране побежали титры, раздался звонок.
– А сколько дадите? – без приветствий и предисловий деловито спросила какая-то бабка.
– Пятнадцать лет, с конфискацией, – не удержавшись, сострила я, но тут же взяла себя в руки. – Простите, вы по какому вопросу?
– По вопросу вознаграждения за помощь в розыске «девятки», – сказала бабка. – Я знаю эту серебристую машину с зеленой блистюлькой. Сколько даете?
– Полтинник, – не задумываясь, ответила я.
Сумма выскочила из меня автоматически: я и мертвой бомжихе полтинник дала, и лжесторожу у цирка. Похоже, такса сложилась сама собой!
– Баксов? – уточнила бабка.
Надо же, какая продвинутая старушка! И в автомобилях она разбирается, и доллары «баксами» называет!
– Еще чего! Рублей, конечно! – ответила я.
– За полтинник сама ищи, – отрезала бабка.
Я поняла, что придется поторговаться.
– Сто рублей, – предложила я.
– Пятьсот, – сказала вредная старуха.
– Сто! Или я сообщу о вашем звонке в милицию, назову ваш номер – он у меня как раз определился, – и менты заставят вас все рассказать им задаром! Еще и проблем себе наживете! – пригрозила я.
– Ладно, пиши адрес, – подумав, сдалась бабка. – Улица Колхозная, в квартале от рынка, справа от чебуречной.
– Ничего себе адрес, – удивилась я. – Это там водитель «девятки» живет?
– Там я живу, – ответила бабка. – Никодимовна меня зовут, все знают, спросишь – покажут. Привезешь сто рублей, покажу тебе твою «девятку». Все, покедова.
И старуха положила трубку.
– Колхозная, в квартале от рынка – а с какой, интересно, стороны? – задумалась я.
Перезвонить и расспросить старушенцию подробнее возможности не было. Насчет определителя номера я удачно соврала. Хорошо еще, если бабка не обманула и назвала свой адрес правильно!
Я поспешно собралась и убежала с работы – якобы на обед.
Чебуречных у Колхозного рынка оказалось две, плюс одна пирожковая, которую я решила рассматривать как вариант только в крайнем случае, если обе чебуречных отпадут в полуфинале.
Подходя к чебуречной «Минутка», я пыталась сообразить, «справа» от нее – это лицом к обжорке или задом? Если лицом, то справа будет цирк, там я уже была вчера. Буду считать, что две бомбы в одну воронку не падают, и сегодня в цирк я не пойду. Так, а если стать к чебуречной задом, то справа будет собственно рынок. А бабка сказала «рядом с рынком», а не в нем самом.
Я не стала тратить на «Минутку» ни одной лишней секунды, пошла прямиком через рынок к западным воротам, где имелась еще одна чебуречная, с характерным названием «У Аскера». Я снова стала к заведению лицом – справа обнаружился опять же рынок. Повернулась тылом – справа оказалась стихийная автостоянка, протянувшаяся вдоль шеренги частных домов почти на два квартала.
Прикинув, сколько времени может занять пешая прогулка по стоянке, я купила «У Аскера» в дорогу чебурек с сыром и зашагала между бесконечным пыльным забором и мордами припаркованных автомобилей.
Придорожными столбиками на обочине торчали люди разного пола и возраста. Они притопывали и подпрыгивали, пытаясь согреться, и при этом помахивали руками, призывая проезжающие машины зарулить на стоянку.
Я доела вполне съедобный чебурек, высмотрела в этой шеренге тетку подобродушнее, подошла к ней и, деликатно кашлянув, спросила:
– Извините, пожалуйста… Не знаете ли вы пожилую женщину, которую зовут Никодимовна?
– Та шоб вона сдохла, карга старая! – беззлобно отозвалась тетка. – Вчерась только увела у меня клиента! Новенькую «бээмвуху» с помывкой и стоянкой, считай, сто пятьдесят рубликов! Водила-то на мой участок нацелился, а она, Никодимовна твоя, выскочила, паскуда, поперек дороги, чуть не на капот ему легла, прям силой затащила под свои ворота! А помыла машину плохо, только снаружи, даже грязь из-под ковриков не вытряхнула!
– Не подскажете, где мне ее найти? – я попыталась остановить словесный поток обиженной тетки.
– А че ее искать? Вон, стоит под березой, мухоморина старая, лапой с флажком машет, как в Первомай!
Я вытянула шею и углядела под старой кривой березой не менее старую и кривую бабусю в вязаной шапочке и модном стеганом пальто. В пушистой шерстяной рукавичке старуха сжимала белый флажок с нарисованной на нем коровьей мордой со свешенным набок языком. Вид у нарисованной коровы был разудалый и хмельной. Я усмехнулась: наверняка бабуся разжилась веселеньким флажком на какой-нибудь рекламной акции известного молочного комбината!
– Здравствуйте! – закричала я бабке. – Это вы Никодимовна? Вы мне звонили по поводу «девятки»!
– Некогда мне сейчас! – недобро зыркнув в мою сторону, отмахнулась старуха. – Приходи к вечеру, когда рынок закроется. Сейчас у меня самая работа, не до тебя.
– Я вам деньги привезла, сто рублей! – я помахала в воздухе купюрой.
– Тогда ладно, иди сюда!
Не оставляя своего поста на обочине, бабка поманила меня пальцем. Я послушно приблизилась.
– Не загораживай мне дорогу, стань тут, – Никодимовна бесцеремонно дернула меня за рукав. – Смотри вперед! Проулок между гаражами видишь?
– Вижу.
– Пойдешь в его, свернешь направо и упрешься в девятиэтажку. Вишь, башня торчит в глубине квартала? Это она. Твоя серебристая «девятка» с зеленой блистюлькой стоит во дворе. Я знаю, у меня в этой башне дочка живет, я там часто бываю и машину твою заприметила. У меня на тачки глаз наметанный, два раза увижу – уже не забуду.
Не прерывая монолога, бабка вытянула из моих пальцев сотенную купюру.
– Почему бы вам меня не проводить? – я попыталась упереться. – Покажете машину?
– Ты что, спятила? – старуха повертела флажком у виска. – У меня час пик, самая работа!
Точно в подтверждение сказанного, один из автомобилей в крайнем ряду с намеком заморгал правым глазом.
– Сюды давай, сюды! – скрюченная Никодимовна кузнечиком сиганула на проезжую часть.
– Смотрите, бабуля, если вы меня обманываете, я скоро вернусь! – пообещала я.
Я вернулась к пешеходному переходу у рынка, дисциплинированно дождалась зеленого сигнала светофора, перешла на противоположную сторону улицы и потопала к указанному проулку между гаражами. Проскакала между лужами по разбитому проезду и вышла на асфальтированную дорожку, ведущую к многоэтажной башне. Оглядела подступы к единственному подъезду девятиэтажного дома, но никакой серебристой «девятки» поблизости не увидела. Старуха Никодимовна меня бессовестно обманула!
Ругая бабку-врунью и справедливости ради себя-раззяву, я потопала обратно, но не успела дойти до конца асфальтированной дорожки, как увидела въезжающую во двор металлически поблескивающую морду машины. Это же «девятка»!
На всякий случай я прыгнула в сторону, под прикрытие деревянного грибочка на детской площадке, и, уже сидя в песочнице, отследила продвижение серебристой «девятки».
Вот сейчас я увижу, кто выйдет из машины!
Желая получше рассмотреть водителя «девятки», я поспешно выпрямилась, но не сопоставила высоту приземистого навеса с собственным ростом и больно стукнулась макушкой о доски. Аж в глазах потемнело! А когда снова прояснилось, человек, вышедший из машины, почти скрылся в подъезде. Я успела увидеть только ногу в коричневом ботинке среднего размера.
Ирка позавчера в бинокль разглядела руку убийцы, а я сегодня – его ногу, так, глядишь, и будем собирать портрет преступника по частям, как милицейский фоторобот!
Потирая ушибленную макушку, я присела на бортик песочницы и с тоской оглядела окна девятиэтажки. Была бы сейчас темная ночь, можно было бы попытаться вычислить квартиру, в которую поднялся этот тип, по засветившимся окнам. Впрочем, только в том случае, если до его прихода в квартире никого не было.
– М-мау? – ворчливо спросил меня толстый черно-белый кот, запрыгнувший в песочницу со стороны клумбы.
– Я тебе не мешаю, – посторонившись, вежливо сказала я животному.
Интересно, а какой голосок у противоугонной сигнализации серебристой «девятки»?
– Иди сюда, котик! – ласково сказала я, сгребая в охапку недовольного такой фамильярностью черно-белого.
Кот немного повырывался, но я крепко держала его левой рукой, правой беспрерывно наглаживая по лоснящемуся боку. Зверь быстро успокоился и даже начал утробно урчать от удовольствия. Короткими перебежками, замирая под прикрытием деревьев, одиноко стоящих автомобилей и развешенного на веревках во дворе белья, я приблизилась к серебристой «девятке» на расстояние броска гранаты.
По нормам ГТО это двадцать один метр: помню, в выпускном классе средней школы, когда я, потенциальная золотая медалистка, с десятой попытки никак не могла выполнить соответствующий спортивный норматив, учитель физкультуры встал на двадцатиметровой отметке в полный рост и крикнул: «Лена! Целься в меня!» Я в этот момент так его ненавидела, что шваркнула гранату точнехонько в метку, и тренер едва успел отскочить в сторону. Впрочем, позже мне уже не удавалось повторить этот подвиг, да и кот в моих руках был более тяжелым и менее удобным метательным снарядом, нежели учебная граната, поэтому я сократила расстояние между мной и «девяткой» всего до двух метров. Заодно прекрасно разглядела подвешенную над лобовым стеклом игрушку, пирамидку-елочку из зеленого стекла с разноцветными просверками на гранях. Именно такой мне описывала «блистюльку», болтавшуюся в машине убийцы, зоркая – благодаря биноклю – Ирка. Думаю, эта штучка существует не в единственном экземпляре, но маловероятно, чтобы совпали и марка разыскиваемой нами машины, и ее цвет, и занятная штуковинка-подвеска… Стало быть, можно надеяться, что мы идем по верному следу, по стопам убийцы. Вернее, по отпечаткам протекторов его автомобиля.
Это рассуждение успокоило мою совесть, слегка встревоженную тем неблаговидным поступком, который я намеревалась совершить. Буду я щадить убийцу? Да никогда! И собственность его жалеть не буду!
Воодушевившись, я со своего огневого рубежа метко зашвырнула черно-белого мурзика на крышу машины. На капот кот спрыгнул сам, под машину шмыгнул и вовсе без понуканий, но это уже не имело значения, потому что сигнализация заревела с такой готовностью, словно всю свою бессознательную жизнь только и ждала этого случая.
Поздновато сообразив, что не наметила заранее пути к отступлению, я в панике оглядела двор – куда мне спрятаться? Ничего подходящего на глаза не попадалось, сигнализация орала как резаная, я нервничала и невольно спорола глупость: метнулась прятаться в подъезд, в запарке напрочь позабыв о том, что он единственный!
С мужиком, слетевшим вниз по лестнице, я не столкнулась лоб в лоб только потому, что сама, как перепуганная кошка, с разбегу проскакала вверх почти до второго этажа, а этот тип выпрыгнул из квартиры на первом. Впрочем, получилось как нельзя лучше: в окошко на лестничной площадке я в подробностях разглядела, как молодой мужик в спортивном костюме и тапках на босу ногу спешно выключил сигнализацию, поозирался по сторонам и, безадресно ругаясь, вернулся в подъезд. Тут я его видеть уже не могла, зато слышала, как металлически лязгнула входная дверь. Тихонько спустившись на первый этаж, я осмотрела двери четырех квартир и убедилась, что только одна из них бронирована. Таким образом, методом исключения я установила номер квартиры подозреваемого: четвертая!
Итак, теперь я знала, где живет убийца ни в чем не повинной бабы с Тургеневской площади! Можно сказать, нашла его логово! Меня просто распирало от гордости.
Мужик из четвертой квартиры был в домашней одежде и тапках, и это позволяло предположить, что он не собирался уходить из дома в ближайшее время. Я посмотрела на часы: было четырнадцать двадцать. Самое подходящее время для «тихого часа»! Общеизвестно, что мужчины – по-моему, все без исключения! – просто обожают белым днем валяться на диванах и дрыхнуть без задних ног. Наверняка и этот тип завалится поспать часика на два. За это время я вполне успею смотаться в Пионерский микрорайон.
План дальнейших своих действий я набросала схематически. Возьму у Ирки «шестерку», чтобы иметь возможность следить за типом, когда он отчалит из дома, и уже в процессе что-нибудь придумаю.
– Я требую конкретизации! – заявила Ирка, когда я в общих чертах изложила ей свой план. – Предположим, ты сядешь ему на хвост. А зачем?
– Затем, чтобы найти возможность подобраться к нему поближе! – невнятно ответила я, давясь куриным супом.
Суп был горячий, а я очень спешила съесть его, чтобы скорее вернуться на свой наблюдательный пост в девятиэтажке.
– А зачем? – повторила подруга.
– Чтобы узнать о нем побольше и понять, с какой целью он убил ту тургеневскую тетку! Тебе самой это разве не интересно? Я лично не смогу спать спокойно, пока не узнаю, в чем смысл загадочных помадных каракулей на туалетной бумаге!
– Ты будешь спать совершенно спокойно, если он заметит твой подозрительный интерес к своей персоне, – покачала головой Ирка. – Покойно ты будешь спать! Вечным сном! И тогда уже я никогда больше не смогу спать спокойно, потому что буду чувствовать себя виноватой в твоей безвременной кончине.
– И что теперь? – спросила я, отодвигая тарелку.
– Теперь котлеты с макаронами, – ответила Ирка. – Сковорода и кастрюля на плите, положи себе сама.
– Я тебя не о меню спрашиваю!
Я встала из-за стола и начала бегать от мойки к холодильнику и обратно, обходя по плавной кривой Иркину загипсованную ногу, торчащую посреди кухни, как опущенный шлагбаум.
– Если ты такая умная, скажи, что нам теперь делать с этим типом?
– Вообще говоря, этого типа лучше всего было бы передать в руки милиции, – рассудительно сказала Ирка.
– Да? А что мы этой милиции скажем?
– Скажем, что видели, как этот тип совершил убийство! Тем более что это чистая правда.
– Это только половина правды. – Я снова плюхнулась на табурет. – Во-первых, это ты видела, как он совершил убийство. Я в этот момент не смотрела в ту сторону, я ботинок зашнуровывала. А во-вторых, милиция нас обязательно спросит, почему мы так медлили со своим заявлением. Почему сразу не обратились куда надо?
– Потому что мы были так потрясены, что потеряли дар речи! – предложила Ирка.
Я побарабанила пальцами по столешнице.
– Неубедительно.
– Тогда у меня будет другое предложение. – Подруга заметно оживилась, и я поняла, что этот ее запасной вариант на самом деле основной. – Мы сами, без всякой помощи компетентных органов, размотаем этот клубок до самого конца – надеюсь, не нашего… Другими словами, мы будем следить за этим типом, но только вдвоем! Ты и я! Подстраховывая и прикрывая друг друга в случае опасности!
Я подперла голову ладонью, посмотрела на Ирку с укоризной и с намеком перевела взгляд на гипсовую ногу.
– Или ты соглашаешься на мое предложение, или я прямо сейчас звоню Лазарчуку и рассказываю ему все: и про убийство, и про записку из банки! Ну? Что ты молчишь?! – Она сердито нахмурилась.
– Котлеты с луком? – Я потянула носом.
– И с чесноком. Не морочь мне голову, отвечай прямо на поставленный вопрос!
– Пожалуй, я поем, – сказала я. – И тебе тоже советую подкрепиться. Мало ли, вдруг наши шпионские игры затянутся до утра? Где я тебя потом среди ночи кормить буду? – Это и был мой ответ.
Соорудив в глубине квартала девятиэтажную башню, строители предусмотрели лишь один подъезд к ней. Эта ошибка была нам с Иркой на руку: можно было не сомневаться, что серебристая «девятка» убудет от башни именно тем путем, каким прибыла. Я припарковала нашу «шестерку» так, чтобы стартовать за «девяткой», как только она выкатится на магистраль.
– А что, если он не поедет на машине? – запоздало спохватилась Ирка. – Вдруг этот тип пойдет пешком? Тогда ему будут открыты все пути-дороги, и мы его потеряем!
– Не потеряем, – ответила я, поворачиваясь, чтобы подхватить с заднего сиденья бинокль. – Слава богу, у некоторых из нас ноги в порядке. Если что, я побегу за этим типом на своих двоих.
– Ты куда?! – обеспокоилась подруга, видя, что я выхожу из машины.
– Туда. – Я махнула рукой в сторону девяти-этажки. – Засяду в песочнице с биноклем и буду следить за подъездом. Если этот тип выйдет и сядет в машину, я успею добежать к тебе раньше, чем он вырулит со двора. А если он пойдет куда-то пешком, я пойду следом.
– Ни пуха! – крикнула Ирка.
Я скептически усмехнулась. Как раз клочьев пуха и шерсти на бортиках песочницы было немало. Похоже, там отирались разномастные коты и кошки всего квартала! Хотя водку из пластиковых стаканчиков пили, наверное, все-таки не они.
Выбрав местечко почище, я угнездилась на сыром и холодном деревянном брусе, поднесла к глазам бинокль и застыла – вся внимание. Час был поздний, без малого восемь вечера, давно стемнело, и во дворе не было ни души. Серебристая «девятка» по-прежнему стояла у подъезда – стало быть, мы не опоздали.
Прошло примерно с полчаса, и я пожалела, что мы не задержались с началом слежки еще хоть немного. В неприметной черной спортивной курточке, напяленной вместо своей обычной шубки с целью лучшей маскировки на местности, я откровенно мерзла. Узкий бортик песочницы продавил в моей заднице анатомически ненормальную поперечную вмятину, окуляры бинокля вросли в глазницы, а этот тип и не думал появляться!
Я уже почти решила махнуть рукой на детективные игры, свернуть наблюдательный пост и вернуться в теплую машину к Ирке, как вдруг свет в одном из окон первого этажа, предположительно, по моим расчетам, четвертой квартиры, погас. Спустя десять-пятнадцать секунд из подъезда вышел этот тип.
Я не сразу его узнала, потому что в прошлый раз на нем был спортивный костюм, а теперь – небесно-голубые джинсы и черный трикотажный джемпер. Во что он был обут, не знаю, не разглядела. Во всяком случае, не в комнатные тапки. Под мышкой мерзавец держал пиджак и выглядел великолепно, я сама чуть слюнки не пустила: светлые джинсы подчеркивали узкие бедра, джемпер обрисовывал рельефные мышцы. Разворот плеч, гордая посадка головы, густые светлые волосы стильно подстрижены… Да он красавчик, этот тип!
Отчего-то это меня разозлило. Как же можно быть таким симпатичным и при этом убивать людей!
Убедившись, что я не обозналась – красавец в джинсах, мужик в тапках и водитель «девятки» един в трех лицах, – я спрыгнула со своего насеста, сунула бинокль за пазуху и на плохо гнущихся, закоченевших ногах побежала в машину к Ирке. Ее вытянувшаяся от внимательности физиономия прижималась изнутри к стеклу, напоминая собой висящую в океанских глубинах камбалу.
– Ну?! – В ожидании новостей подруга аж подпрыгивала, заставляя кресло мучительно скрипеть.