Глава 10

Тодд протянул руку через столик в молочном баре, где они сидели с Элизабет, и пальцы их сплелись.

— Лиз, — сказал он, — что-то я не вижу счастья на твоем лице. Ведь ты сегодня идешь на бал с самым классным парнем на всем Западном побережье.

Она через силу улыбнулась:

— Так, значит, я иду с Бертом Рейнолдзом[4]?

Тодд рассмеялся.

— Вот за это я тебя и люблю: ты умеешь шутить даже в плохом настроении.

— Да уж, я такая. Вслух смеюсь, а про себя плачу., — Улыбка исчезла с ее лица. — Что мне, делать, Тодд? Я уже все испробовала — Инид не желает со мной говорить.

Накануне она заходила к Инид домой после школы. Надеялась застать подругу одну, чтобы та не смогла уйти от разговора. Но Элизабет даже на порог не пустили. Мать сказала, что Инид плохо себя чувствует и гостей не принимает. Гостей! С каких это пор Элизабет стала просто гостьей? Она сошла со ступенек вся в слезах, ослепленная горем, и по дороге домой чуть не сшибла младшего братишку Инид, который катался на велосипеде перед домом.

— Ты сделала, что могла, — успокаивал ее Тодд. — Что ты еще можешь придумать, если она не хочет верить, что ты не виновата?

— Что-то здесь не так, Тодд. Это совсем не похоже на Инид. Она никогда раньше так долго на меня не сердилась. Такое впечатление, что кто-то все время подливает масла в огонь. Но не могу даже себе представить, кто так чудовищно развлекается.

Тодд пожал плечами и отправил в рот горсть хрустящего картофеля:

— Настоящий друг не будет верить клевете долго. И если Инид действительно тебя любит — она сама придет.

— Надеюсь, ты прав, Тодд, — вздохнула Элизабет. — Джес говорит, хорошо, что мы с Инид расстались. А я так по ней скучаю!

— Я бы не назвал твою сестру лучшим в мире экспертом по вопросам дружбы, — заметил Тодд. — Ты помнишь, как она нас чуть навсегда не поссорила?

Не так давно Джессика чего только не предпринимала, — чтобы разлучить сестру с Тоддом. Говорила ему, что Элизабет занята другими мальчиками, где уж ему добиться ее внимания. А сестре рассказала историю, как Тодд домогался ее, хотя на самом деле он лишь нехотя поцеловал ее в щеку. С тех пор Тодд не верил ни единому ее слову.

— Джессика хочет, как лучше, — защищала свою сестру Элизабет. — Она пыталась поговорить с Инид из добрых побуждений.

— В это я как раз и не верю. Во всяком случае, я не стал бы слушать Джессику, — предостерег ее Тодд, — а полагался бы на собственные чувства.

— Я просто не знаю, во что мне верить. Не вижу никакого выхода.

— Главное, чтобы ты увидела вход, через который входят на бал. Тогда все будет в порядке. Расслабься и забудь обо всем на один вечер, о'кей?

— Если бы все было так просто! Как я смогу веселиться, зная, что Инид сидит дома, убитая горем? Конечно, я не виновата перед ней, но все равно я буду себя ужасно чувствовать.

— Я тебя понимаю, — сказал Тодд. — Как-то в детстве мой брат заболел на праздник Хэллоуин[5]. Мы с ребятами пошли по соседям собирать подарки, а он лежал дома в постели. Можешь представить, каково ему было. Весь вечер я чувствовал, что надо было остаться с ним. — Он усмехнулся. — Но, правда, он не остался в убытке — я ему отдал почти все свои леденцы.

— Я так рада, Тодд, что ты меня понимаешь.. — Она сжала его руку. — Надеюсь, я не слишком тебя огорчаю сегодня своим невеселым настроением.

— Ты прекрасно знаешь мой вкус. — Его карие глаза вспыхнули. — Я обожаю грустных блондинок.

— Спасибо!

Элизабет бросила в него бумажной салфеткой, начав поединок, который, правда, быстро закончился победой Тодда — тринадцать салфеток против восьми.

Когда они вышли на автостоянку, Тодд обнял ее за плечи. Она подняла лицо и подставила ему губы. Его поцелуи Элизабет любила больше всего на свете. Они были, как сам Тодд — сильные и в то же время такие нежные. На этот раз сочетание жареного картофеля и молочного коктейля с ванилью придавали поцелую сладко-соленый вкус. Она хотела бы оставаться в его объятиях целую вечность, всегда.

— Мама сказала, если мы не уберем свои комнаты, на бал не пойдем! — выпалила Джессика, налетев на сестру у самого порога. — Ты можешь поверить? Средневековье какое-то. Я чувствую себя Золушкой!

Элизабет пожала плечами:

— Ну и что такого? У нас до сборов еще куча времени.

— Тебе легко говорить. У тебя в комнате всегда до отвращения чисто. А у меня уборка займет лет сто, — причитала она. — Это нечестно. Кому какое дело, что творится у меня в комнате? Никто туда не заглядывает, кроме меня.

— Ты и сама к себе не часто заглядываешь, — сказала Элизабет. — Большую часть времени торчишь в моей комнате. Умудряешься еще и у меня перевернуть все вверх дном. А между прочим, Джес, каждый человек имеет право хоть иногда побыть один.

— М-м, — протянула Джессика и бросила на сестру подозрительно робкий взгляд.

Последние несколько дней она вела себя до странности скрытно. «Ума не приложу, — думала Элизабет, — что она опять затевает?» Но гадать бесполезно, от Джессики все равно ничего не добьешься.

Джессика ушла в свою спальню, а Элизабет стала прибираться у себя. Ставила на полки книги, складывала газеты. Элизабет вечно что-нибудь записывала или делала какие-то пометки, поэтому на полу иногда валялись блокноты и листы с печатным текстом. Вот и сейчас она наклонилась за каким-то листком и случайно заметила краешек бледно-голубого конверта, торчавший из-под кровати.

Одно из писем Джорджа!

Значит, все это время оно пролежало там. У Элизабет закружилась голова, засосало под ложечкой. Кто угодно мог зайти в комнату и прочитать это письмо.

Нет, не кто угодно.

Кроме матери в ее комнату мог зайти только один человек, Джессика.

И сразу все стало чудовищно ясно. Элизабет не сомневалась: Джес прочла письмо и рассказала о нем Ронни. Вот почему она так странно себя ведет последнее время. Элизабет слишком хорошо знала свою сестру, и недолго ломала голову, почему она это сделала. Джессика решила во что бы то ни стало получить корону королевы бала. И не пощадила бы никого, кто оказался у нее на пути.

И уж конечно, не Инид.

Вне себя от гнева Элизабет сложила письмо и убрала его в ящик стола. В эту минуту она ненавидела Джессику так, что могла бы задушить ее.

Загрузка...