Секреты обольщения

Глава 12

Кайл уже два дня пробыл в Кенте, когда Розалин получила письмо. Его ей переслали из Уотлингтона. Она тотчас же узнала почерк Тимоти, хотя на конверте стояло имя «мистер Годдард». На этот раз Тимоти писал не из Дижона, а из итальянского городка Прато.

«Наконец-то я по ту сторону Альп и поселился здесь, потому что в этом городке жизнь дешевле, чем во Флоренции. К тому же меньше вероятности, что здесь меня узнают. Путешествие было тяжелым, и климат здесь поганый.

Всю дорогу я чувствовал себя больным и боялся, что умру. Теперь же брожу среди иностранцев и страдаю от глубокой меланхолии, которую не в силах вынести.

Я намерен оставаться здесь до тех пор, пока ты не приедешь ко мне. Пожалуйста, напиши, что приедешь. До твоего приезда я не буду видеть солнечного света из моего окна. Мне надо, чтобы ты мне написала и сообщила о своих планах, чтобы мне было чего ждать и на что надеяться.

Роуз, мой кошелек пострадал от долгого пребывания в Дижоне и оплаты врачей. Я хочу, чтобы ты продала дом и землю в Оксфордшире и привезла мне деньги. К письму я прилагаю разрешение сделать это от моего имени. Покажи его нашему старому поверенному Ярдли. Он узнает мой почерк и даст тебе полезный совет. Ко всему прочему я даю ему право действовать в качестве моего представителя при продаже собственности, потому что женщина на эту роль не годится. Если от меня требуются еще какие-нибудь распоряжения, напиши мне. Хочу, чтобы мы как можно скорее покончили с этим делом.

Я знаю, что на это потребуется несколько месяцев, поэтому считаю дни и верю, что ты, как всегда, остаешься моей любящей сестрой.

Обещаю, что как только мы окажемся вместе, все обернется к лучшему.

Тимоти».

В тоне письма чувствовалось, что брат потерян и одинок. А ссылка на болезнь не улучшила дела. Розалин не знала, приписывать ли это тому, что Тимоти слишком много предавался своей величайшей слабости, то есть много пил, или его постигла другая хворь. К тому же сейчас она не могла к нему поехать, как бы тяжело он ни болел.

Роуз не могла отрицать и правильность своего выбора. Приняв предложение Кайла, она отказалась удовлетворить просьбу брата. Все это она сделала ради Айрин.

Ей необходимо было спасти и устроить жизнь младшей сестры, да и свою тоже.

Возможно, что положение Тимоти и потребность в помощи тоже были отчаянными. Но она не могла помочь ему теперь.

Брат упомянул о том, что его кошелек быстро пустеет. При этой мысли Роуз охватил гнев. Все истекшие месяцы она не тратила почти ничего. Он мог бы более осмотрительно и бережливо обращаться с украденными деньгами.

Розалин испустила глубокий вздох. Тимоти оставался верен себе. Без ее влияния он продолжал оставаться таким, каким был в худшей своей ипостаси. Она не могла его спасти. Во всяком случае теперь, когда Кайл прямо запретил ей видеться с братом. И все же Роуз не могла бросить Тимоти, как надеялся Кайл.

Она позвала горничную и с ее помощью сменила домашнее утреннее платье на выходное. Сегодня она собиралась встретиться у модистки с Алексией и заказать несколько новых нарядов. Но прежде Розалин решила съездить в Сити. Она должна была изыскать возможность помочь брату…

Кайл наблюдал, как бур инженера погружается в твердую землю. Следовало дважды проверить ее качество, прежде чем браться за строительство.

В двухстах ярдах от них другой человек помечал деревья, которые нужно было срубить, и те, которые необходимо было сохранить при прокладке новой дороги. Кайл представлял дом, что скоро построят возле рощи. Если все пойдет по плану, через два года эти поля оживут, усадьбы заселят, а по вновь проложенным дорогам покатят коляски. Поместье Коттингтона будет процветать, а партнеры синдиката начнут получать прибыль.

Как и он. Кайл придерживался умеренности. Его расчет был практичным и верным. А риски не были особо велики. И все же, как любой мужчина, он предпочитал стоять на твердой почве и оставаться в пределах платежеспособности.

Малый, помечавший деревья, крикнул и знаком указал в сторону юга.

Кайл переключил внимание на пролегавшую там дорогу. За фургоном с необходимыми на сегодня инструментами ехала карета. Кайл узнал новую коляску и пошел по дороге навстречу. Он подошел, как раз когда из кареты выходил Норбери.

– Думаю, вы прибыли из города не для того, чтобы проверить, насколько мы продвинулись? – сказал Кайл. – Пока еще мало что можно проинспектировать.

Норбери из-под полей шляпы смотрел на склон холма.

– Я даю сегодня вечер в своем загородном доме, и пока гости не прибыли, решил заглянуть сюда.

Он наблюдал за реакцией Кайла. Тому же не требовалось напоминание о последнем вечере в доме Норбери. События были слишком свежи, да и сможет ли он забыть, как унизили Роуз.

Картины того вечера будили в нем дьявола, в душе зарождалось холодное желание избить виконта до крови. После их последней встречи Кайл испытывал это желание постоянно, и теперь оно снова вызвало в нем напряжение.

Норбери жестом предложил Кайлу последовать за ним.

– Я приехал поговорить с вами о вопросах, связанных с участками и представляющих интерес для нас обоих. Я получил известие из Кертонлоу-Холла. У моего отца снова был удар, не очень сильный, но доктор говорит, что ему недолго осталось жить.

– Граф крепче многих и, возможно, протянет дольше, чем думает врач.

«И дольше, чем ты надеешься».

Сын настолько не походил на отца, что между ними никогда не было теплых отношений. Граф не считал нужным скрывать от своего наследника, каким разочарованием он стал для него, и показывал ему свое неодобрение разными способами. И дело было не только в том, что Норбери не обладал глубоким интеллектом. В его натуре, кроме этого, отсутствовало нечто очень важное. Он не обладал естественным состраданием, которое человеческое существо испытывает к другим. В его характере это качество отсутствовало или было искажено до неузнаваемости. В Норбери не было нравственного стержня, служившего многим людям указателем как в больших, так и в малых делах.

– Мы можем тешить себя мыслью, что граф будет жить вечно, но пока это никому не удавалось. – Норбери говорил с убедительной трезвостью. – Другой вопрос заключается в том, какое влияние могут оказывать живые. Я размышлял о вашем браке.

Кайл продолжал идти, побуждая своего спутника двигаться. Он обернулся, чтобы оценить расстояние, отделявшее их от рабочих. Увидят ли они и услышат ли, если он сломает Норбери челюсть?

– Что вы набычились, как боксер на ринге? – сказал Норбери. – Ваше решение жениться на этой женщине – ваша собственная глупость. Меня больше интересует ее брат и насколько ваш брак меняет наши планы относительно его. Он ей пишет? Думаю, это вполне вероятно.

– У него нет причин писать ей.

– Она его сестра. Вам следует проверять ее письма от него, подписанные его именем или именем Годдарда. Да, черт возьми, проверяйте все письма с континента, особенно из Италии.

– Нет.

– Это сэкономит массу времени. Если он ей напишет, мы…

– Нет. Меня это дело больше не интересует. Я не хочу в этом участвовать и не стану вам помогать.

Норбери сжал его руку. Это было требование остановиться.

– Черт возьми! Как легко эта женщина обольстила такого доблестного рыцаря и замарала его. Быстро же вы забыли свои идеи справедливости, Кайл.

– Я не собираюсь шпионить за женой.

– Так не шпионьте. Заставьте ее сказать вам.

– Она не согласится помочь затянуть петлю на шее брата. Да я и не стану этого требовать.

– Что за чушь вы несете! В этом нет никакого бесчестья. Черт возьми! Вы же защитите ее! – Вспышка Норбери вызвала момент прозрения. В его глазах появилась хитрость. – Право же, если вы этого не сделаете, то можете поставить ее под удар.

Возможно, Норбери соображал медленно, но иногда его мозги работали. Кайл понял, что у него появились новые соображения, и лицо виконта выразило самодовольство.

– Вероятно, она помогала ему с самого начала, – сказал Норбери.

– Конечно, нет.

– Черт меня возьми! Мне следовало подумать об этом раньше. Это объясняет возмещение убытков Ротуэллом. Он щадил не преступника, ускользнувшего от нас, а его приспешницу, оставшуюся здесь. Возможно даже, что большая часть денег осталась у нее, в Англии. И вся эта покорность, скромность и сдержанность, вне всякого сомнения, была притворством, чтобы отвести подозрения. Черт возьми! Да у Лонгуорта не хватило бы на это ума. Думаю, это была ее идея с самого начала.

– Вы несете вздор!

– Даже это приключение со мной. Я-то воображал, что соблазнил ее, но на самом деле, она, вероятно, хотела держаться поближе ко мне, чтобы знать, что предпримут жертвы и не станут ли охотиться за ней. В этом вся ирония. Верно? Если все это время она…

– Продолжите развивать эту мысль, и я убью вас!..

– Неужто вы так ослеплены ее красотой, что согласны рискнуть всем? Я в этом сомневаюсь. Через несколько месяцев вы уже не будете так опьянены тем, что завоевали этот драгоценный приз. Увидите, что скрыто под этой позолотой. Ее брат – вор, да и сама она слабая и безнравственная.

Кайл схватил Норбери за ворот у самого горла и притянул к себе, заставляя подняться на носки.

– Я вас предупреждал!

Глаза Норбери выкатились из орбит, он откинул голову назад под неестественным углом.

– Посмейте еще что-нибудь сказать, и я за себя не ручаюсь, – пригрозил Кайл. – Думаю, судья внимательно выслушает меня и основательно подумает, прежде чем признает виновным. Думаю, на основе моих показаний может возникнуть убедительное дело. А если приложить минимальные усилия, то можно найти и достаточные улики.

Угроза была безусловной и нешуточной. Но искаженное правосудие даже хуже отрицания правосудия, и виконту приходилось чаще иметь дело с первым, чем со вторым.

Кайл с трудом сдержал ярость и выпустил Норбери. Виконт выпрямился со спокойным удовлетворением человека, неожиданно обнаружившего туза среди своих карт во время игры в вист, и принялся оправлять одежду.

– Найдите, где скрывается этот мерзавец, – сказал он и, неспешно выступая, направился к своей карете. – При всей вашей порядочности и чувстве чести пожертвовать малой толикой того и другого не такая уж большая потеря. Так, мелочь.

Как только Кайл вернулся из Кента, Роуз сразу поняла, что он виделся с Норбери. Он принес с собой в дом его тень. Это было заметно по выражению его лица. Оно было суровее и жестче обычного.

Садясь в тот вечер с ней обедать, Кайл вел себя как всегда. Даже любезно выслушал ее, когда она начала ему рассказывать, как провела дни без него. И все же Норбери будто сидел за столом с ними – настолько ясно Роуз ощущала его присутствие в мыслях Кайла.

Когда он отослал лакея, Роуз постаралась взять себя в руки. Лучше было очистить атмосферу от этого мрачного настроения. Но это не значило, что она была готова приветствовать бурю.

– Роуз, когда ты жила в Оксфордшире, брат писал тебе? Я хочу сказать, были ли еще письма после того первого письма, в котором он звал тебя приехать?

Розалин не ожидала ни этого вопроса, ни того, что Кайл затронет эту тему. Если бы в его тоне не было такой напряженности, она бы тотчас сказала правду. Вместо этого она прикусила язык и мысленно попыталась взвесить причины почему он спросил об этом и имеет ли ее ответ такое большое значение.

– Думаю, писал. По крайней мере еще один раз, – высказал он предположение.

– Да, один раз.

Это была правда, хоть и не вся. Она и в самом деле получила еще одно письмо от брата, пока была в Оксфордшире.

– Значит, все верно. Когда ты говорила, что собираешься уехать навсегда, ты намеревалась ехать к нему.

Роуз кивнула.

Хоть Розалин и признала его правоту, это не улучшило его настроения.

– Я не хочу, чтобы впредь ты поддерживала с ним отношения, Роуз. Если он напишет снова, ты должна сжечь его письма не читая. Не храни их. Даже не обращай внимания на место, откуда они отправлены.

На мгновение потрясение затуманило ее мысли. Потом его сменил гнев.

– До момента как мы поженились, ты поставил условие, чтобы я не ездила даже навестить его, но ничего не говорил о том, что я не должна ему писать или получать от него письма.

– Я это говорил. И все же, если ты меня не поняла, говорю это снова.

– А я сказала тебе, что не могу думать о нем как о мертвом, однако ты требуешь, чтобы именно так я к нему относилась.

– Да. – Его взгляд требовал больше, чем тон.

Роуз поднялась со стула, вышла из столовой и попыталась найти некоторое уединение в библиотеке. К ее удивлению, муж последовал за ней.

– Лучше тебе было бы оставить меня в одиночестве и дать мне привыкнуть к твоим новым условиям в отношении брата, – сказала Роуз.

– Я должен знать, что ты готова их принять. Я жду от тебя обещания. Твоего слова.

– Обещания? Моего слова? Если я буду так же часто менять свое слово, как ты, я с радостью могу его дать. Ты позволил мне считать в тот день, что отказался от этого условия.

Она думала, что чувство вины смягчит его, но это только распалило гнев Кайла.

– Мое требование обоснованно. Мне бы хотелось, чтобы ты мне поверила, но даже если это не так, это все равно ничего не меняет. Ты знаешь, что он такое. Ты сама мне говорила, что он представляет для тебя опасность. Ты не должна поддерживать отношений с ним.

– Он мой брат.

– Он трусливый вор и преступник.

Сила чувства Кайла потрясла ее. Изумленная этой силой, Розалин только смотрела на него, не отводя глаз, и видела, что сила эта безгранична.

Бушевавшая в нем буря утихла, но ее отголоски таились где-то рядом, выжидая дальнейшего.

– Роуз, ты в полной мере понимаешь, что он сделал? И скольких людей обокрал?

– Лорд Хейден…

– Лорд Хейден не рассказывал о несчастьях, постигших его жертвы. Как ты думаешь, сколько он выложил за проделки твоего братца?

Розалин почувствовала себя школьницей, пытающейся угадать цифру.

– Много. Не менее двадцати тысяч.

Гнев исторг у него краткий приступ тихого смеха.

– Да Ротуэлл, не моргнув бы, выложил двадцать тысяч. Вспомни, в каком доме живет твоя кузина. И какие новые драгоценности она тебе показывала. Или новые платья. Вспомни, как они выглядят, вспомни, из каких они тканей и какая на них отделка.

Роуз почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она никогда не пыталась принять во внимание все затраты отчасти потому, что замечала достаточно для того, чтобы подозревать, что окончательная сумма вызовет у нее ужас.

– Сколько? – спросила она шепотом.

– Когда все выплыло наружу и было подсчитано, это оказалось около ста тысяч; возможно, и много больше.

Роуз подавила возглас. Такая сумма! Кайл подошел к ней. В его глазах, пылающих гневом, она разглядела крохотную искру сочувствия.

– Твой брат не знал, что Ротуэлл выплатит его долги до последнего фунта. Твой брат считал, что жертвам положено страдать. Так и случилось, когда банк лопнул. Он обокрал не только богатых, но и старых женщин и беззащитных сирот и вкладчиков, чья возможность выжить зависела от этих денег.

– Я уверена, что Тимоти не вполне это понимал. Он не мог сделать сознательно…

– Конечно, понимал. Полностью. И почти наверняка сделал это сознательно. – Кайл снова обуздал ярость. Было заметно, что он с трудом сдерживается. – Неужели тебя удивляет, что я требую, чтобы ты полностью порвала с этим мерзавцем?

Теперь Роуз видела Кайла сквозь дымку слез. Она отвернулась и попыталась сдержать рыдания, до боли разрывавшие ей грудь. Сто тысяч фунтов! Господи! И Алексия и Хейден…

Она вытерла глаза и попыталась вздохнуть.

– Ты сказал, что знал людей, потерявших из-за него вклады. Кто они?

Мгновение она думала, что он не ответит.

– Например, мои дядя и тетя.

Потрясение от его слов было как пощечина. Не друзья – родственники.

– Но они ведь получили компенсацию. Да?

– Да, они получили все сполна. Ты этим себя успокаиваешь, когда думаешь о нем? Что по крайней мере кто-то получил свои деньги полностью. По крайней мере оказалась всего одна жертва, дорого заплатившая за все вместо десятков возможных? В этом ты находишь извинение для него?

– Я его не оправдываю.

– А я думаю, что оправдываешь. Он твой брат, и ты пытаешься найти повод смягчить его вину. Но мне он не брат, Роуз.

Нет. И Кайл на собирался находить ему оправдание. У него не было желания спасти его, не было сострадания к нему. Если бы Тима поймали, Кайл счел бы справедливым, чтобы он отправился на виселицу. Роуз не находила слов, чтобы оспаривать это. Ей было нечего сказать, кроме того, что он был ее братом, она его любила и что когда-то мальчиком он был много лучше, чем взрослым. Она надеялась, что Кайл хотя бы поймет ее, если и не одобрит. Но он оставался неумолим, несгибаем и полон решимости заставить ее осудить Тима, как все остальные.

– Ты должна прервать все контакты с ним, – сказал он снова. – Если у тебя есть от него письма, сожги их. Если получишь еще письмо, уничтожь немедленно.

Он вышел из библиотеки. Не стал на этот раз требовать от нее обещания.

Муж приказал ей, и она должна была подчиниться.

Роуз решила в ту ночь запереть свою гардеробную.

За краткий период их брака она этого еще не делала. И ничего не имела против того, чтобы Кайл приходил к ней каждую ночь. Она была его женой и принимать его было ее долгом, и он никогда не уходил от нее, не убедившись, что она испытала наслаждение в полной мере.

Эта ночь была иной. Розалин не была уверена, что сможет отвечать на ласки мужа. После их ссоры в доме воцарилась хрупкая тишина. Напряжение все еще не спало – воздух был насыщен им, и Розалин сама находилась под его воздействием.

Нынче вечером та малая часть натуры Кайла, что до сих пор была скрыта от нее обнажилась. Ее потрясла его сила воли. Роуз и прежде чувствовала ее в нем, но видеть и чувствовать эту силу направленной на нее было страшновато.

Ей следовало бы и раньше догадаться, сколько в нем внутренней убежденности. И в нем самом, и в его решениях. А без этого он едва ли смог бы выжить на избранной стезе. Не многим удавалось проделать путь от горняцкого поселка к лондонским гостиным менее чем за десять лет. Не многие родившиеся в такой деревушке отважились бы сделать предложение Розалин Лонгуорт вне зависимости от статуса ее семьи, финансового положения или репутации.

Она стояла перед дверью своей спальни, глядя на задвижку. Задвинуть, не задвинуть? Не впервые, размышляя о муже, Розалин осознавала, что капризничать с ним неуместно. Она не думала, что он станет ломать дверь, если она ее запрет. Даже не думала, что это вызовет его гнев. Но угадала, что вместо этого может случиться одно из двух. У них может снова состояться разговор, подобный сегодняшнему, во время которого он станет ей разъяснять, что для него приемлемо в ее поведении, а что нет. А возможно и то, что их отношения перейдут в стадию холодной формальности, когда он снова придет к ней в постель, и надолго останутся такими.

Розалин отвернулась от двери и вернулась в постель. Она погасила лампы, как делала это каждую ночь, и ее окутала темнота.

Возможно, он не придет, хотя, пока он был в Кенте, у нее закончились месячные. Конечно, отголоски их ссоры все еще звучали в доме. Он вернулся в кабинет к своей работе, но, вероятно, сказанные ими обоими слова снова и снова возвращались к нему, как и к ней, и звучали в его памяти.

Сердце Роуз все еще билось тяжело, когда она вспоминала, в каких выражениях муж изложил ей свой взгляд на вину Тима. Сто тысяч фунтов! Алексия и Хейден… Такую сумму никогда не удастся возместить. Неудивительно, что Алексия так безжалостно раскритиковала ее план отъезда в Италию к Тиму.

Случилось так, что теперь она замужем за человеком, который, как подозревала Роуз, с радостью бы повесил Тима собственными руками. Она не могла защищать брата и не могла сказать, что Кайл не прав. Но правота или неправота, справедливость возмездия и тому подобное не могли быть основой чувств, которые сестры питают к братьям.

Сто тысяч фунтов! Как могло случиться, что они полностью утекли? Тим требовал еще, он нуждался в большем, и она ему верила.

Из ее размышлений ее вывело легкое дуновение воздуха. Она открыла глаза и увидела темноту. Возле ее постели стоял Кайл – в темной комнате он казался всего лишь неясной тенью.

В конце концов он все-таки пришел. Это ее удивило. Удивила и собственная реакция. Сердце ее сделало скачок и затрепетало от радости, прежде чем включилось сознание, способное побороть инстинкты.

Похоже было, что он чего-то ждет или собирается принять решение. Роуз не могла представить, какое именно.

Кайл присел на постель, наклонился над Роуз. Развязал ленты ее ночной рубашки и принялся спускать ее с плеч.

– Спасибо, что не заперла дверь.

Значит, он слышал, как она нерешительно стояла за дверью, споря сама с собой? Как это было похоже на него – заговорить об этом, не оставить это без внимания, не позволить промолчать о ее выборе. Она надеялась, что они не станут говорить о том, почему она сделала этот выбор.

Его ласки и поцелуи убедили ее, что этого разговора не будет.

– А если бы я заперла дверь?

Но ей уже было безразлично, что он ответит. Ее отвлек страстный отклик ее тела, трепет предвкушения.

– Не знаю. Я еще не думал об этом.

Роуз захватило наслаждение. Он снова соблазнил ее. И в этом тоже крылась опасность. Наслаждение притупляло зрение и заставляло видеть все в лучшем свете, и не только ночью, но и днем.

Кайл убедился в том, что ей это приятно. Своими уверенными ласками и поцелуями он доводил ее до самозабвения, тоже уже ставшего привычным, но оттого не менее пленительным. Роуз сознавала, что это наслаждение отдает ее в его власть, вынуждает сдаться. В этом заключалась потеря собственной воли и самой себя. Прежде она этого не понимала. И вскоре уже не оставалось ничего, забыта была даже ссора. Сознание затуманивалось: не осталось ничего, кроме желания.

Кайл приподнял ее и заставил сесть так, что она оседлала его бедра. Он потянул ее вперед и вошел в нее так глубоко, что она застонала от вожделенного чувства удовлетворения и полноты. Его ладони легли на ее грудь… Возбуждение стремительно распространялось вниз по телу, омывая ее всю.

– Иди сюда.

В темноте он потянул и приподнял ее, пока вес ее тела не пришелся на его руки. Ее грудь колыхалась над ним. Он стал ласкать ее губами.

Интенсивность наслаждения нарастала настолько быстро, что Роуз вздохнула со всхлипом. То, как он волновал ее, было прекрасно, настолько полно, настолько поглощало ее, что было почти невозможно сохранить самообладание. Розалин растворялась в этом безумии – она кричала, стонала и двигалась, чтобы принять положение, при котором могла бы полнее чувствовать Кайла, лучше, глубже, острее. Он сжал ее бедра и входил в нее снова и снова, и толчки его становились жестче и длились дольше, ведя их обоих к завершению. И все существо Розалин подчинялось ему.

Когда все закончилось, она все еще была возбуждена. И несмотря на повторявшиеся волны наслаждения и его завершение, она все еще желала его. Казалось, он это знает. Он заставил ее лечь навзничь и принялся снова ласкать – на этот раз его пальцы блуждали в складках ее чувствительной пульсирующей плоти. Розалин почти умирала. Ногтями она впивалась в его спину – она старалась избежать почти невыносимого и мучительного наслаждения и слышала, как он сейчас, как и в первую ночь, убеждает ее не противиться, отдаться ему.

На этот раз пришлось ожидать этого сладчайшего момента. Сначала наслаждение пронзило ее с невероятной силой, потом пик начал спадать, сменяясь набегавшими волнами восторга, вихрями, охватившими все ее тело. Это восхитило Розалин, у нее захватило дух, и ей захотелось, чтобы наслаждение длилось бесконечно.

По мере того как Розалин начала воспринимать время и место, к ней приходили воспоминания о том, что предшествовало этой ночи. Возможно, они пришли и из его мыслей, изгнанных на время их страстью.

После того как Розалин пришла в себя, Кайл недолго оставался с ней. После краткой расслабленности и покоя, наступивших после того, как они оба насытились, она ощутила в нем какую-то мрачную тень. Розалин подозревала, что он никогда не забудет их размолвки даже в момент расслабленности. Сегодня ночью он пришел отчасти из-за этой стычки. Он ясно дал ей понять, что подобные вещи не могут влиять на самую важную сторону их брака и стоять между ними. Он также был уверен в том, что она не станет особенно возражать.

Однако этот холодный расчет не изменил того факта, что он обращался с ней по-особому. Если он и пришел к ней в постель во гневе, то не показал его. Как и всегда, он был внимателен и заботился лишь о ее наслаждении.

И тут на Розалин снизошло прозрение, потрясшее ее. То, кем была она и кем был он, то, что их свел вместе скандал и спасение от него, отразилось на всем. Особенно на том, что происходило в постели в лучшие и худшие из ночей.