Секси

РЧем может закончиться встреча одноклассников спустя надцать лет?

Конечно же сексом.

Вот только секс этот не совсем обычный...

эт Джеймс Уайт

" СЕКСИ "

Моя жизнь была образцом умеренности, пока я не увидел ее в тот день. На мой вкус, в ней не было почти ничего сексуального, тем не менее, почти все в ней сочилось влажной, плотской сексуальностью. Она ехала на мотоцикле в мини-юбке красного латекса. Юбка была так высоко задрана на ее широких бедрах, что я смог разглядеть замечательные результаты недавнего "бразильского воска". Почти сразу же самодисциплина, которую я так долго культивировал, начала испаряться.

Некоторые, возможно, назвали бы мои многочисленные паранойи - страхом перед неизвестным, новым опытом. Многие бы просто назвали меня ссыкуном. По правде говоря, я был в ужасе от потери контроля, боялся, что увлекусь страстями, которые не смогу подавить своей волей и не смогу снова стать хозяином своего разума. Это была одна из основных причин, по которым я так долго оставался холостяком. Женщины считали меня скучным. Я не пил и не употреблял наркотики, не играл в видеоигры и не тусовался в ночных клубах. Я не был очень изобретательным в спальне. Моя последняя подружка в шутку назвала меня "Миссионером", из-за моего нежелания попробовать новые сексуальные позы.

Я даже не пил кофе и не курил сигареты, из-за моего всеподавляющего страха перед зависимостью. Я начинал паниковал, если пил энергетический напиток два дня подряд, опасаясь, что я пристрастился к фруктозе и гуаране. Я даже никогда не смотрел порнофильмы, услышав, что люди, поддаваясь соблазну порно-интернета, часами мастурбировали перед мониторами, пока их члены не начинали кровоточить. Дурные привычки приводили к опасным эксцессам. Люди теряли работу, воровали, попадали в тюрьму, их избегали и презирали в приличном общество - все из-за зависимостей. Но как только я увидел девушку в мини-юбке, понял, что буду следовать за ней по пути, ведущему ко всем грехам. Все в ней кричало о распутстве и злоупотреблениях.

Она оседлала собственный мотоцикл как любовника. Застенчивая улыбка дразнила уголки ее губ, когда она добавила обороты двигателя, и мотоцикл взревел между ее бедер. Это был "Харли Дэвидсон", широкий и низкий, с высоким рулем, как у "чоппера", и большим сиденьем. Он был окрашен в черный, фиолетовый и красный цвета, с черепами, пламенем и хромированными трубами, которые были похожи на кости. Я лишь мельком взглянул на байк. Все мое внимание было приковано к сладострастной женщине, которая ехала на нем.

Мое белье стало неприятно тесным, когда я засмотрелся в боковое зеркало, прямо ей под юбку. Казалось, она раздвинула ноги, приглашая мои глаза в темное место между ними. Я был так потрясен этой выбритой расщелиной, что не заметил, как переключился светофор, пока машины позади меня не начали сигналить, а она проехала мимо меня и подмигнула.

Не могу сказать вам, что же я нашел в ней привлекательного, помимо очевидного отсутствия стыда. Она была большой везде. Не просто жирная, хотя, очевидно, она имела довольно много лишней жировой ткани. Она была более шести футов в высоту и имела широкие плечи и мускулистые руки, как у культуристки. Когда она газовала, ее трицепсы были напряженными и рифлеными. Ее ноги были титаническими. Ее икры вздувались, подобно бицепсам, а ее квадрицепсы, как и все остальное, были устрашающей комбинацией жира и мышц. Ее сиськи торчали почти на два фута от тела, но практически не тряслись, благодаря баку, усиленному стальной сеткой. У нее был большой живот, но сиськи выпирали вдвое больше, что эффективно прятало его, если вы не одержимы такими вещами, которыми обычно был одержим я.

Я никогда не был с большими женщинами. Жирные люди, на самом деле, немного вызывали у меня отвращение. Ожирение всегда казалось мне живым воплощением излишеств, жадности, отсутствия силы воли и контроля, лени. Я предпочитал худых или атлетических женщин. Но ее толстый мышечный рельеф бросал вызов всем моим предрассудкам. Мышцы на руках и ногах давали понять, что она не ленилась. У вас не будет такого трицепса, если вы будете сидеть на диване, поедая мороженое. Это требует силы воли и дисциплины. Тем не менее, она определенно не отказывала себе в еде.

Глядя на сексуально-экстравагантные пропорции крупной женщины, я почувствовал самую сильную, подавляющую похоть, которую не испытывал со времени полового созревания. Это застало меня врасплох и немного испугало. Я неуверенно заелозил в своем кресле. Моя эрекция пронзила живот и натянула до отказа трусы.

У женщины были красивые рыжие волосы, которые ниспадали ей за спину и развивались на ветру, когда она ехала. Глаза у нее сияли изумрудно-зеленым, губы были полными и пухлыми, окрашенными нагло-красным, и я знал ее. Я был уверен в этом. Я ходил вместе с ней в школу в Филадельфии. Ее звали Катрина.

Какого черта она делает в Сан-Франциско?

В старших классах она была одной из тех трагически-хорошеньких полных девушек, которых худые девушки беспощадно дразнили, и которые позже стали либо шлюхами, либо старыми девами, либо суицидальными интровертами (интроверт - человек, который из-за особенностей своей нервной системы не может открыто проявить свои эмоции и чувства - прим. пер.). Как я помню, она была последней. Она носила темную одежду, белый макияж вкупе с черной губной помадой, тенями для век и лаком для ногтей; она сидела в коридорах, читая Энн Райс, Генри Миллера и Анаис Нин, цитируя Эмили Дикинсон и Сильвию Плат и слушала "The Cure" и "Depeche Mode". Тогда я ее не заметил. У меня были свои проблемы. Она была социальным изгоем, а я хотя и не был частью "движухи", мог бы там быть. Если бы мои интересы не стремились к ботанскому занудству. Шахматный клуб, "Подземелья и Драконы", Толкиен, Айзек Азимов, Стивен Кинг и романы Дугласа Адамса - были моей жизнью. Я постоянно развивался, имел крепкое тело и привлекательную внешность, которая нравилась девушкам, но уже тогда я был слишком консервативен и интровертен. Девушки считали меня странным. Ходили слухи, что я гомосексуалист. Они появились после того, как я познакомился с Джейсоном, который быстро стал моим лучшим другом. Он был гей и однажды встретил меня после школы. Я был слишком смущен, чтобы сказать ему, что я не гей, и я позволил ему поцеловать себя. На следующий день он подошел ко мне в коридоре между классами.

- Ты не гей, не так ли?

Я покачал головой.

- Тогда почему ты позволил мне поцеловать тебя?

Я пожал плечами.

Он рассмеялся, и мы начали тусоваться вместе и подкалывать друг друга.

Джейсон был тем, кто побудил меня присоединиться к шахматной команде и "Клубу Креативных Писателей", познакомил меня с его группой "D&D" ("Подземелья и Драконы" - прим. пер.). Я все еще отбивался от агрессивных приглашений футбольных и баскетбольных тренеров. Я говорил им, что мне никогда не нравилось смотреть командные виды спорта и что я считаю их скучными и варварскими. Я тренировался потому, что жил в плохом районе, и большие мускулы были более легким способом избежать участи жертвы преступления, чем вооружиться пушкой или присоединиться к банде. В конце концов, они перестали меня беспокоить. Они обходили меня стороной в коридорах и бросали на меня взгляды, полные жалости и отвращения. Выражения их лиц говорили: Какая утрата. Я знал, что они правы, но мне нравилось то, что мне нравилось, и это были Джейсон, "D&D" и мои друзья в шахматном клубе.

На протяжении всей школы я избегал диких вечеринок, потому что там были наркотики и алкоголь, и я ненавидел запах сигаретного дыма и травки. Я был известен как Лайoнел Баргер, симпатичный гик. Это ставило меня на одну ступеньку выше Катрины МакКлори, сатанинской эмо-шлюхи, на школьной социальной лестнице.

Она обогнала меня на несколько кварталов. Интересно, что бы она подумала обо мне сейчас, тридцатичетырехлетнем холостяке, за рулем "Toyota Prius" и работающем редактором в еженедельной газете. Она расцвела в какую-то крутую культуристку, дьяволицу, а я так и остался симпатичным гиком.

Она повернула за угол Маркет-стрит на Хейт-стрит, и я вдруг понял, что тоже поворачиваю, следуя за ней. Я не собирался этого делать. Я был на автопилоте. Я последовал за ней, когда она подъехала по Хейт-стрит к Нижнему Хейту и припарковалась перед кафе на углу Хейта и церкви. Я припарковался напротив и наблюдал за ней, когда она села и начала пить кофе, который был покрыт взбитыми сливками и посыпан шоколадом. Она читала журнал, который, казалось, был о латексных фетишах с почти порнографической обложкой. Каким-то образом, несмотря на ее наряд и неприличный выбор периодических изданий, она не казалась наглой или бесстыдной, а казалась более раскрепощенной. Она выглядела совершенно свободной. И я завидовал ей.

Я сидел там, наблюдая за ней больше часа. Я увидел, как она схватила свой смартфон, когда он, по-видимому, позвонил, получил СМСку или предупреждение или что-то еще. Она нажала несколько кнопок, улыбнулась, затем подхватила вещи и поспешила из кафешки. С любопытством я последовал за ней.

Она оставила свой байк, припаркованным перед кафе, и поспешила вниз по улице, глядя на смартфон, будто он получал какой-то сигнал, и она следила за ним. Я читал о приложениях для смартфонов, которые предупреждали бы вас, когда кто-то, кого вы знали, был поблизости. Были даже приложения знакомств, в которых сообщалось, что поблизости находится другой холостой пользователь, совместимый с вами. Она подошла к немаркированной витрине с затуманенными окнами, позвонила в дверь, а затем нырнула внутрь. Теперь мое любопытство зашкаливало.

Я вылез из своего "Prius" и последовал за ней. Чуть выше дверного звонка я обнаружил маленькую серебряную дощечку, размером с кредитную карту. Надпись на дощечке гласила: "Хэллоуин". Я позвонил. Дверь открыл человек, покрытый татуировками.

- Вы один?

Я кивнул.

- Тогда с Вас тридцать баксов.

Я заплатил тридцатку, не зная, что я только что купил. Сервис? Какой-то опыт? Неуверенно я вошел в темную комнату, в которой пахло сильным дезинфицирующим средством, которое не было достаточно сильным, чтобы замаскировать запах крови и спермы. Каждый инстинкт во мне, будь то первобытное бегство или рефлексы борьбы, реагируя на запах насилия, говорил мне: Беги! Сваливай! Спаси себя, пока не стало слишком поздно! Затем я заметил, что Катрина идет по длинному коридору с черными стенами, и я последовал за ней. По обеим сторонам коридора находились закрытые двери. Из колонок звучала громкая музыка с такими басами, что у меня заболела грудная клетка. Это был драйвовый техно-бит (стиль музыки - прим. пер.), полный стонов и криков. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что стоны и крики звучали не из колонок. Они слышались отовсюду.

Что это, блядь, за место такое?

Впереди меня, все еще глядя на свой мобильный телефон, Катрина исчезла в одной из комнат. Я осторожно подкрался к открытому проходу и замер, весь дрожа. Я сделал несколько глубоких вдохов, посмотрел вниз по коридору в дверь, которую только что прошел, закрыл глаза и помолился Всевышнему. Как всегда, Бог, космос, жизненная сила или что бы то ни было, кому или чему молились люди, сохранял молчание. Я и не ожидал большего. Молиться было скорее привычкой, оставшейся от моих благочестивых родителей баптистов. Я склонен верить в эмпирическое, поддающееся проверке. Холод, пробегающий вверх и вниз по моему позвоночнику, и дрожь в моих ногах решили все за меня. Я повернулся, чтобы вернуться назад, как вдруг понял, что я на месте. Затем я услышал голос Катрины. Он звучал сердито. Затем другой голос, глубокий и хриплый, стонущий. Я приблизился к двери, которая все еще была слегка приоткрыта, будто знала, что я слежу, и приглашала меня присоединиться к ней. Я заглянул внутрь.

Я не знаю, что я ожидал увидеть: какую-то дикую оргию, садо-мазо-сцену, проституток-мужчин - какие бы надежды у меня не были, прежде чем я заглянул в эту щель - все разбилось, как стекло в урагане, когда я увидел массивного человека, крупнее и мускулистее чем Катрина, лежащего лицом вниз на металлическом операционном столе со скованными по углам запястьями и лодыжками, в то время как Катрина опустилась на колени перед ним и яростно насиловала его страпоном (фаллоимитатор, закрепленный на бедрах - прим. пер.), который больше напоминал бивень слона, чем фаллос. Он был изогнутым и заостренным, длина и обхват - будто рука ребенка, длиной не менее двух футов и, похоже, был вырезан из слоновой кости. У мужчины на голове был кожаный капюшон, и Катрина, по-видимому, налепила клейкую ленту поверх крошечной щели на молнии для рта и двух отверстий для носа. Хриплые стоны, которые я слышал снаружи, были его приглушенными криками. Он задыхался, в то время как Катрина рвала его нижнюю часть кишечника. Фаллоимитатор / бивень был полностью покрыт кровью и разорванной геморроидальной тканью. Но она продолжала трахать изо всех сил, сильно потея от напряжения. Она давила бедрами и тазом на "gluteus maximus" (ягодицы - прим. пер.) мужчины, вдалбливая смертельную секс-игрушку в беспомощного культуриста, разрывая ему прямую кишку, выворачивая ее с отвратительным, хлюпающим звуком, разрывающегося сочного апельсина. Когда она, наконец, вынула фаллос слоновой кости из кровоточащих ошметков, которые когда-то были анусом, по всей видимости, часть кишечника человека последовала за ним, а также лавина крови и фекалий, извергающаяся из его "дыры", словно из вулкана. Мой желудок тут же взбунтовался. Я упал на колени, не в силах сдержать рвоту.

Катрина заметила меня и улыбнулась, не без удовольствия снимая страпон. Она вытащила несколько влажных салфеток и вытерла мазки крови и фекалий со своих бедер, делая то же самое с фаллоимитатором, прежде чем засунуть его обратно в огромный чехол, который она носила с собой. Я все еще корчился в коридоре. Она бросилась ко мне, захлопнув за собой дверь, опустилась на колени и, встряхнув, поставила меня на ноги с усилием не большим, чем нужно, чтобы засунуть Чихуахуа (карликовая порода собак - прим. пер.) в сумочку "Прада".

- Валим, Лайoнел, - прошептала она и подтолкнула меня к входной двери. Парень, который впустил меня и взял мои деньги, целенаправленно топал по коридору прямо к нам. Она знала мое имя, знала, кто я. Как?

- Это ты, сука, только что блевал здесь? Это твоя блевотина на моем гребаном полу? Господи Иисусе! Пахнет ужасно! Ждешь, что я уберу это дерьмо вместо тебя?

Запах, что он чувствовал, вероятно, был от того, что вывалилось из прямой кишки мертвеца, а не из фунта сжиженой веганской требухи, которую я только что сблеванул. Вместе с Катриной мы выбежали на улицу, пронеслись мимо моего маленького голубого "Prius", и запрыгнули на ее навороченный "Харли".

- Как ты узнала мое имя? Куда мы едем?

Я знаю. Это было странно, что именно эти вопросы были первыми, пришедшими мне на ум после того, как я увидел убийство какого-то парня, с телосложением профессионального реслера, и жестоко выебанного страпоном прямо в Логово Белого Червя (здесь, анус назван по аналогии с фильмом ужасов Кена Расселла - прим. пер.). Но я боялся спросить об этом. Я пытался выбросить все это из головы, пытался игнорировать возможность, что я могу быть следующим. Все потому, что я все еще хотел узнать ее. Больше, чем когда-либо. Я был испуган, смертельно испуган, но мысль о том, что я никогда не узнаю, почему она делает то, что она сделала, на что еще она способна, как она узнала мое имя, и, что самое главное, кто же на самом деле эта красивая, соблазнительная, пышка-убийца - это было невыносимо.

Запуская двигатель, она оглянулась через плечо и улыбнулась. Эта улыбка обещала удовольствие и угрозу страданий одновременно:

- Держись!

Я прижался к ней. От нее пахло жасмином и розами, пивом и сигаретами, потом, сексом и кровью.

- Откуда ты знаешь мое имя?

- Я помню тебя, Лайонел. Я никогда тебя не забывала. Я никогда не забывала никого из вас.

Она повернула за угол, оставив Хейт-стрит, пересекла Черч-стрит и направилась к району Кастро.

- Куда мы едем?

Она засмеялась.

- Лайонел?

- Д-да?

- Ты до сих пор не спросил меня, почему я убила того парня там.

- Я... я подумал, что это твое личное дело. Я имею в виду, что эт... это не мое дело.

- Ну, раз уж ты собираешься болтаться со мной, тогда мое дело - это твое дело, верно?

Я не знал, что сказать. Катрина терлась своей огромной задницей о мою промежность, которая реагировала на это эрекцией, по ощущениям, истощавшей мой мозг на половину крови.

- Ну, и что... что это за дело? Я имею в виду, если ты не возражаешь, что я спрашиваю.

- Я убиваю людей.

Вся слюна в моем рту высохла в одно мгновение. Она сказала это... так бессердечно, так бесцеремонно, без малейшего намека на раскаяние.

- Ради денег?

- Иногда.

- А это было ради денег? Я имею в виду то, что ты сделала с тем парнем. Кто-то заплатил за это?

- Да. Заплатил.

Это заставило меня задуматься. Кто-то заплатил ей, чтобы затрахать их до смерти с помощью фаллоимитатора, сделанного из рога носорога?

- Почему он... зачем кому-то платить за что-то подобное?

- Это была его фантазия, - ответила она, пожав плечами. - У него был фетиш на фаллоимитаторы.

Для нее этого было достаточно. Это все, что ей нужно было знать, чтобы вырвать кишки парня через его "шоколадный глаз".

- Ты слышал о парне из Германии, который встретил мужчину в Интернете и позволил тому съесть себя заживо?

Я кивнул.

- А тот парень, который убил себя, позволив лошади трахнуть себя в задницу? Он снял все это. У меня есть копия. Это просто вынос мозга.

Я кивнул. Конечно же, у нее была копия. Тем не менее, я не мог себе представить, что было более больным на голову - быть изнасилованным в зад Клейдесдейлом (порода лошади - прим. пер.) или позволить разорвать свои внутренности двадцати четырем дюймами слоновой кости.

- Ну, и куда мы теперь едем?

- Встретиться с другим клиентом.

- Как ты находишь их? В смысле, как они находят тебя?

Она протянула мне свой мобильный. Там были фотографии мужчин и женщин от двадцати до девяноста в комплекте с номерами телефонов, электронной почтой и физическими адресами. Над всем этим красовался заголовок "Трахни меня до смерти".

- Это новое приложение.

- Как оно называется?

- Эрос Морте.

- Сексуальная смерть?

Она посмотрела на меня через плечо и улыбнулась.

- И что делает это приложение? Оно находит людей, которые хотят, чтобы их затрахали до смерти?

Она кивнула. Все это звучало совершенно безумно. У меня было много вопросов, много страхов. Я хотел спрыгнуть с мотоцикла и бежать к своей прежней жизни, как это было в том коридоре, слушая, как большой парень хрюкает и стонет, а Катрина катается на нем. Но мне было любопытно. Это было намного больше, чем те ужасы, которые я воображал о наркотиках или интернет-порно. Это было "выше радуги".

- Почему кто-то хочет так умереть? - спросил я. Мой голос был похож на отчаянный писк, словно робкий голос ребенка, над которым издеваются.

На этот раз она не обернулась. Катрина прокричала ответ навстречу ветру, сливающемуся со свирепым ревом "Харлеевского" двойного движка 1340 кубиков, и он взорвался мне в лицо, как пылающий пепел и угли от лесного пожара, но вместо того, чтобы сжечь мои глаза, ее слова сожгли мои последние здравые представления о нравственности и человечности, за которые я цеплялся.

- Большинство людей живут ничем не примечательными жизнями. И в конце концов, им нужна поразительная смерть. Если никто ничего не вспомнит о них, все они будут помнить, что я сделала с ними.

Это имело смысл и некоторое отношение ко мне, и это было самым ужасным из всего этого.

- И этот следующий клиент, что он хочет, чтобы ты с ним сделала?

- С ней. Это она. Увидишь. Ведь ты же не хочешь, чтобы я испортила сюрприз?

Даже не видя ее лица, я слышал улыбку в ее голосе.

Мы выехали за пределы многоквартирного дома с видом на Маркет-стрит. Маркет-стрит была многолюдна, как всегда. Ухоженные, атлетически сложенные мужчины в обтягивающих синих джинсах и простых белых футболках мелькали среди бизнесменов в рубашках и галстуках, мужчин средних лет в ярких рубашках "поло", хипстерах, хип-хопперах и людях в кожанках. Точно так же одетые женщины сменяли мужчин, отличаясь лишь несколькими крупными женщинами в сапогах, комбинезонах и пр. Я всегда избегал этой части города с ее барами, ночными клубами и людьми в кожаных штанах. Теперь я был в восторге от этого. Я знал, что Катрина собиралась показать мне другую сторону Кастро, которую я никогда бы не смог обнаружить сам по себе, может быть ту сторону, которую я бы никогда не хотел обнаружить.

Зная, что следующим "клиентом" Катрины была женщина, я принялся бродить по темным дорожкам своего разума, воображая ужасные распутства, о которых я никогда бы не позволил себе думать, если бы не видел то, что я видел в "Хэллоуине". Она собиралась использовать свой фаллоимитатор из слоновой кости на женщине? Я был удивлен, что эта мысль возбуждала меня так же сильно, как и ужасала, но я представлял себе женщину модельной внешности, а не стареющую массу шрамов пластической хирургии, которые приветствовали нас на верхнем этаже жилого дома.

Несмотря на, должно быть, десяток различных пластических операций, ее лицо четко обозначало ее возраст как где-то около шестидесяти, но тело ее сохранилось просто замечательно. У нее были огромные поддельные груди и задница, которая, очевидно, подверглись "бразильскому лифтингу" (один из видов подтяжек в пластической хирургии - прим. пер.). Это было бы прекрасно, будь они сами по себе, но связанные с перетянутыми, сморщенными, изможденными бедрами, они выглядели как сумки силикона, а не как ее огромные молочные железы.

Она была совершенно обнаженной, когда открыла дверь. Ее лицо было таким загорелым, будто это был сожженный апельсин или жареная болонья. В губах было столько коллагена, что они напоминали двух жирных, красных слизняков, скользящих по ее губам. Многочисленные подтяжки лица подтянули ее брови почти до волосяного покрова, а нос почти перестал существовать - всего две щели на ее лице. Я еле заглушил крик от ужаса отвратительности всего этого. Учитывая работу, которую она проделала над собой, я предположил, что она, вероятно, ближе к восьмидесяти чем к шестидесяти.

Женщина небрежно посмотрела на меня, затем повернулась и вернулась в квартиру, направляясь к своей спальне. Мы пошли следом, закрыв входную дверь. Апартаменты были чем-то, что я не мог себе представить. Гранитные столешницы и мраморная плитка на кухне, оборудованной сверхбольшими техническими средствами из нержавеющей стали, темные вишневые шкафы с раздвижными панелями, деревянные полы из темной вишни, покрывающие всю квартиру. Все светильники и дверная фурнитура были из темной, натертой маслом бронзы, которая соответствовала полам из вишневого дерева. На стенах были огромные картины, освещенные светящимися дорожками, явно оригиналы, хотя я не мог узнать художника. Абстрактные завитки красного, розового и бронзового, напоминающие Фрэнсиса Бэкона, но еще более похотливые. Я смог разглядеть грудь, задницу, влагалище, пенис и зубы в брызгах красного по холсту. Подпись на нижней части ближайшей картины гласила: "Джозеф Майлз". Название было смутно знакомым, но я едва прошел курс истории искусств в колледже. Я записался на него только потому, что думал, что это будет проще, чем Всемирная история.

Я был так озабочен живописью и красотой квартиры женщины, что не заметил большой мешок на молнии, который Катрина достала из своей большой сумки. Заметил лишь после того, как последовал за ней в спальню, где она открыла его и выложила содержимое на пол, рядом с кроватью: ножи, скальпели, плоскогубцы и костяные пилы. Я перевел взгляд с Катрины на женщину, которая лежала на огромной кровати, поверх простыни из 10мм пластика. Она была в процессе накачивания какой-то дрянью, втыкнув иглу для подкожных инъекций в одну из толстых, синих вен своих бедер. Ее глаза сразу же закатились, а веки опустились. Каждая мышца тела заметно расслабилась, и улыбка расплылась на ее лице. Думаю, это был героин или что-то в этом роде. Хотя все, что я знал о таких наркотиках, я почерпнул из книг или видел в кино. Я никогда не был свидетелем того, как кто-то ловил кайф.

- Я готова, - сказала она.

И Катрина принялась за работу.

Я с ужасом наблюдал, как массивная женщина взяла скальпель и начала "работать" с губам старой леди, медленно срезая их с лица, оставив только блестящие белые зубы (явно коронки), сияющие на фоне сожжено - оранжевого лица. Но Катрина не оставила их ей. Она подняла плоскогубцы и вырвала зубы изо рта женщины, один за другим. Старуха стонала и хрюкала, но ни разу не вскрикнула. Даже когда Катрина пробила грудную клетку одним из ножей, а затем начала вырезать ее лицо, старуха не закричала. Я с ужасом наблюдал, как она отрывала смехотворно маленький нос старой леди.

Катрина протянула руку и начала массировать огромную грудь женщины, немного возбуждая соски. Затем она наклонилась и пососала каждый, пока соски не встали торчком. Она провела рукой по плоскому (после липосакции) животу старой леди, затем ниже, между ее бедрами с ярко выраженными синюшными венами, а затем мягко ввела палец, потом еще один, и еще один - в безволосую щель старухи. Большим пальцем она принялась тереть клитор.

Катрина была удивительно ловкой в ​​искусстве удовольствия, также талантлива в этом искусстве, как в пытках и убийствах. Мои скудные познания о женской анатомии кричали, что для этой старой женщины оргазм просто невозможен, но тело женщины начало реагировать, несмотря на невыносимую боль, которую она испытывала.

- Трахни ее, Лайонел.

- Ч-что? Ты только что сказала, трахни ее?

- Да. Я не могу заставлять ее кончить и вырезать сиську одновременно. Мне нужна помощь, раз уж ты здесь. Собираешься внести свою лепту? Возьми свой хрен и присунь ей. Это сделает вырезку менее болезненной. Или ты предпочитаешь взяться за нож?

- Что? Н-нет. Но, я не могу... я не могу трахнуть ее с половиной лица.

- Уверена, что можешь.

Она встала, и я непроизвольно сделал шаг назад. Она почувствовала мой страх и положила нож на пол, затем подошла ко мне. Я немного расслабился. Катрина протянула руку и через брюки схватила мой член, который сразу же затвердел. Она погладила его через мои джинсы, и это было так давно, когда женщина так трогала меня, что я чуть не кончил прямо в трусы. Она расстегнула штаны, залезла внутрь, вытащила мой член из нижнего белья и продолжила гладить его, периодически облизывая ладонь и массируя головку.

- Трахни ее, Лайонел!

- Я... я не могу.

- Трахни ее, Лайонел!!!

Я покачал головой.

Она опустилась на колени и лизнула головку моего члена, а потом всосала его целиком в горло. Мне казалось, что я взорвусь. Я никогда не чувствовал ничего похожего на то, что выделывал ее язык, кружась вокруг моей набухшей плоти, в то время, как ее губы зарылись в мои лобковые волосы, а член достал до ее миндалин. Она медленно вытащила мой член изо рта, продолжая поддразнивать его нижнюю часть своим языком, будто он еще был у нее в глотке.

- Ты хочешь меня трахнуть, Лайонел?

Я с энтузиазмом кивнул. Да, я хотел ее трахнуть. Больше всего, что я мог вспомнить о желании чего-либо или кого-либо в моей жизни, я хотел оседлать эту сумасшедшую, убийственную, тучную женщину с грудями, большими, чем моя голова. Я хотел знать все ее темные и страшные эротические секреты.

- Тогда трахни ее, Лайонел. Пожааааалуйста!!!

Я кивнул, и Катрина потянула меня за член к кровати, все еще гладя его, чтобы он стоял. Женщина была удивительно влажной. Она была возбуждена, несмотря на ее раны.

- Трахни ее жестко, Лайонел! Трахни ее так, как ты хочешь трахнуть меня!

Я закрыл глаза и представил себе титанические бедра Катрины, сжимающие мою спину, вместо этой кровоточащей старухи с половиной лица. Я обрушил мой пульсирующий стояк глубоко в увядшую промежность старой карги, и начал жестоко ее трахать, как Катрина трахала мускулистого парня в "Хэллоуине". Я делал это с закрытыми глазами и не открыл их даже тогда, когда раздался ее крик и этот влажный, раздирающий звук, когда Катрина отпилила грудь женщины от ее грудной клетки.

- Подожди. Мне нужно перевернуть ее.

Я вытащил член, держа глаза закрытыми, пока Катрина бросила грудь женщины в ведро рядом с кроватью.

- Ты кончил?

Я покачал головой.

- Мне все еще нужно отрезать ей задницу, но ты можешь трахнуть меня, пока я делаю это, если хочешь... Мне бы не хотелось оставлять тебя с посиневшими яйцами.

Я отмахнулся от нее.

- Все нормально. Я подожду. Могу воспользоваться душем?

Катрина усмехнулась, вероятно, понимая, что мои глаза все еще закрыты.

- Конечно. Ванная позади тебя.

Я вошел в ванную, все еще думая о том, что Катрина сделала со старой женщиной, и что сделал я. Я был близок к оргазму, когда Катрина велела мне остановиться, чтобы она могла перевернуть старуху. Если бы не это, я бы кончил в эту полумертвую старую кошелку, пока Катрина держала ее. Мой стояк все еще не уменьшался, несмотря на то, что я энергично вычищался, пытаясь смыть запах секса вместе с воспоминаниями об этом. Но воспоминания не были неприятными. Независимо от того, сколько я ругал себя за это, независимо от того, как громко возражала моя христианская, нравственная совесть, я наслаждался ими безмерно.

Я вышел из душа и, не одеваясь, пошел обратно в спальню. Катрина уже была голая, ожидая меня рядом с растерзанным трупом старухи. Ее огромные груди с розовыми сосками, размером с 9мм пулю, колыхались над столь же огромным животом. Толстые, мускулистые бедра Катрины были широко расставлены, и она одной рукой теребила клитор, опухший до размера маленькой виноградины, а пальцем другой руки трахала старуху. Женщина лежала лицом вниз, ее задница исчезла, а копчик и тазовая кость торчали там, где раньше были ее ягодицы. Катрина уничтожила всю работу, которую сделали хирурги за все эти годы. Именно тогда я понял, что старая женщина все еще жива. Катрина улыбнулась, заметив мою эрекцию.

- Я всегда думала, что ты горячий, Лайонел. Даже в средней школе. Как ты думаешь, Лайонел, я - сексуальная?

Я медленно кивнул, пристально глядя на ее складки обнаженной плоти.

- Ты невероятно секси! - сказал я.

- Готов трахнуть меня прямо сейчас?

Я практически брызгал слюной. Мой член был настолько твердым, что казалось, что кожа вот-вот разорвется. Я хотел лизать, сосать, трахаться и кончать на каждый ее дюйм.

- У тебя еще осталось что-то для нее? Она платит за это. Разве ты не думаешь, что она заслуживает последнего хорошего траха?

Я снова кивнул, затем подошел, и Катрина снова лизнула головку моего члена, смазав его, прежде чем направить меня в старуху. Я трахал эту древнюю, полумертвую каргу в задницу. Когда я долбил прямую кишку старухи, мои бедра шлепали об обнаженные, забрызганные кровью, кости. Я провел ночь, трахая по очереди то старуху, то Катрину. В один момент я трахал старуху в задницу, а в следующий - уже скользил членом между колоссальными сиськами Катрины. Я трахал беззубый рот старой женщины, в то время, как Катрина сверлила мой анус своим языком. Старуха погибла, утонула в моей сперме, но она осталась частью нашей тройки. Катрина отрезала голову женщины и убедила меня трахать ее, пока она трахала меня кулаком. Затем она лизала киску обезглавленной женщины, пока я трахал ее убийцу, одетую в кожу и латекс, прямо в зад. Я кончал снова и снова. Пять оргазмов, прежде чем мы покинули квартиру мертвой женщины.

Я чувствовал, что моя жизнь закончилась. Я спустился в Ад. Я вошел в Преисподнюю и связался с демонами. Я чувствовал себя оторванным от остального человечества, как человеку было далеко до паукообразной обезьяны. Как я мог смотреть людям в глаза, увидев то, что я видел, и делая то, что я сделал? Катрина отвезла меня обратно, к моей машине. Я крепко обнял ее и заплакал, капая слезами на спину. Она была единственной, кто теперь сможет меня понять.

- Я когда-нибудь увижу тебя снова? - спросил я, словно потерянный щенок.

Катрина улыбнулась, провела пальцами по моим волосам и подарила мне длинный, кровавый поцелуй.

- Увидишь, если захочешь. Ты уже знаешь, как хочешь умереть?

- Не знаю, - ответил я. - Как-нибудь сексуально.

- Я что-нибудь придумаю, - сказала она и подмигнула.