Сексуальные неврозы наших родителей

31. Дома. Одни. Спокойные, уединенные минуты и примиряющее ожидание

МАТЬ. Что-то у меня все время не идут из головы эти фильмы о животных, когда показывают, как у животного даже с мельчайшим дефектом нет никакого шанса выжить. Лев наступает на колючку, не может охотиться — конец. А неудачно произведенный на свет помет на месте же пожирается матерью. Тут достаточно даже, если у малыша на лапе шесть пальцев. Потому что шестипалое существо не жизнеспособно. Мы люди — другие.

ОТЕЦ. Я не упрекаю тебя.

МАТЬ. А это еще придет. (Пауза.) Мне кажется, это я больна — не Дора. Я чувствую себя отравленной.

ОТЕЦ. Не понимаю.

МАТЬ. Ты никогда не был на службе в сельской церкви? Там часто видишь семьи с четырьмя-пятью детьми, и у всех в семье очки с толстенными стеклами: у отца, матери, у сыновей и дочерей. Спрашивается: почему спариваются именно эти люди, когда и у того и у другого одинаковый дефект зрения? Это же безответственно. (Пауза.) И почему спарились мы с тобой?

ОТЕЦ. Насколько мне известно, потому что любили друг друга.

МАТЬ. А, поэтому… Да нет, потому что мы кое-чего не увидели. Я просмотрела, что ты болен.

ОТЕЦ. Я абсолютно здоров.

МАТЬ. Есть в тебе все же что-то больное, иначе у тебя не было бы такой дочери.

ОТЕЦ. Отклонение от нормы не есть болезнь.

МАТЬ. Мы — уже отклонение о нормы, мой дорогой. Только не знали об этом. У нас плохие гены, из-за облучения и отравления окружающей среды, озоновой дыры, потому что родители наши были в близком родстве.

ОТЕЦ. Да наши родители не состоят ни в каком родстве.

МАТЬ. Никогда не знаешь этого точно. Если бы мы знали, насколько плохи наши гены, мы не стали бы спариваться.

ОТЕЦ. Тебе не стоит взваливать всю вину на себя.

МАТЬ. А я и не взваливаю.

ОТЕЦ. Отнюдь. Ты никогда не оставляешь ничего другому.

МАТЬ. А ты просто возьми себе сам.

ОТЕЦ. У нас были с ней чудесные минуты.

МАТЬ. Назови мне хотя бы одну секунду, когда ты не желал себе, чтобы у нас была здоровая, нормальная дочь.

ОТЕЦ. Я желал это дочери. Чтоб она здорова была.

МАТЬ. Ах, да прекрати ты эту чепуху, такого мы и представить себе не можем. Дора — здорова! Дора с румянцем и тонкой талией, с нормальным стулом, а не с запорами от этих проклятых лекарств. Дора с единым многогранным способом мышления. Дора, которая не орет беспрестанно или молчит целыми днями. Дора, которая хоть раз, хотя бы одну единственную минуту была бы абсолютно опрятной без пятен на груди. Этого ты себе не можешь представить. А если сможешь, то от Доры ничего не останется. Будь хотя бы раз в жизни честен.

ОТЕЦ. Больной ли здоровый — у каждого человека есть достоинство.

МАТЬ. Есть, должно бы быть, бы, бы… Если бы ты знал, когда я была беременна, какой будет ребенок, ты бы все равно захотел Дору? Скажи честно.

ОТЕЦ. Но мы тогда действительно этого не знали.

МАТЬ. А теперь знаем. (Пауза.) Поначалу я утешала себя тем, что мы с тобой переждем это, с Дорой. Потерпеть, довериться естеству, природе, она все приведет в соответствие. И тогда попробовать все еще раз. Но ребенок оказался крепкий, крепкий, как орех. Она цеплялась за свое существование, а потом мы стали вдруг немолодыми, а ребенок даже более жизнеспособным, чем мы. Занималась любовью направо налево, беременела. Думал ли ты когда-нибудь, что Дора может быть беременной? Я имею в виду чисто физически.

ОТЕЦ. (Не успевает ответить, потому как появляется Дора.)

ДОРА. Привет.

МАТЬ. Мы думали, они отпустят тебя из больницы только завтра.

ДОРА. А я крепкая, как орешек.