Секта

Но быть этого не могло.

Даже если убийство копа уже обнаружено (в чем он весьма сомневался), полиция не имела времени выйти на него. Легавые вряд ли успели даже наметить круг подозреваемых. И это значит… Это значит, что номер закрыт на два оборота, — как он его и оставил несколько часов назад. Теперь тот момент представлялся далеким, как юрский период.

Не заперта.

Лангелан повернул ручку, дверная створка легко подалась, словно приглашая его за собой. Бесшумно он извлек свой "люгер".

…На стене выключатель. Вспыхнул свет — пожалуй, излишне яркий. Он оглядел комнату — еще и еще раз, словно механический заяц, у которого никак не кончался завод. Комната была чисто убрана.

И совершенно пуста.

Нигде ни соринки; из-под покрывала выглядывал край простыни, застеленной особенным образом. На миг Лангелан подумал, что в темноте коридора зрение подвело его. Потом он посмотрел на платяной шкаф.

Лакированную поверхность, словно оспинки, покрывали следы уколов.

Это был его номер.

И вместе с тем уже нет. Номер, подготовленный для нового постояльца. И здесь не было вещей. Его сумки.

Исчезли вообще все следы его пребывания в пансионе.

Это было необъяснимо. Но тем не менее это было именно так.

Лангелан убрал пистолет, радуясь, что никто сейчас не видит его лица… никто из своих. Он повернулся к выходу, и внезапно волна боли захлестнула затылок — и отступила, оставив после себя мгновенную слабость и неприятное, давящее ощущение в желудке.

"Не хватало лишь блевануть здесь".

Он толкнул дверь и вышел в коридор, чувствуя, что ладони покрылись потом.

"Это уже второй звонок. Сколько осталось — час, полтора? А там боль примется за него всерьез".

Но это неважно. Нет, потому что деск дал ему возможность…

Щелк!

Очередной подшипник занял свое место в сознании, хотя и не так легко, как предыдущие.

Комнату убирают, когда клиент уезжает совсем.

Вот и все. Так и произошло — очевидно, у миссис Йельсен появилась уверенность, что она больше не увидит гостя из девятого номера.

Руфь Йельсен.

Стивен вышел в коридор. Когда он подходил к лестнице, ему показалось, что он заметил тень, исчезнувшую в темноте холла.

Он замер на площадке. Пансион был погружен в тишину; он плавал в ней, словно утопленник в глубине заброшенного колодца. И тишина эта сейчас действовала на нервы.

Боль может вернуться в любую секунду.

Лангелан принялся осторожно спускаться, и когда его туфли вновь коснулись устилающего холл ковра, он решил, что на этот раз воображение сыграло с ним шутку, заставив увидеть то, чего не было.

Никакой тени.

Ничего, кроме сонного безмолвия вокруг. Он пересек холл, который заканчивался коротким и узким коридором, упиравшимся в белую дверь.

Комнаты хозяйки заведения. Так сказать, личные апартаменты. Он не был в них ни разу. Ну и что? Это не имело значения, и Лангелан столь же ясно представлял себе комнаты за белой дверью, как если бы гостил у Руфь Йельсен каждое Рождество. Он нащупал замочную скважину.

Хм, здесь проблем не возникнет. Они могли появиться, вздумай Руфь установить себе металлическую дверь. Но, вероятно, подобная мысль даже не посещала ее.

"Они слишком спокойны. И слишком уверены — настолько, что воспринимают окружающее, как шахматный игрок партию, где он провел в ферзи все свои восемь пешек".

Миссис Йельсен.

Он вспомнил ее тугой узел волос на затылке. Заплетает она их в косу на ночь или они свободно рассыпаны по подушке? Скоро он это узнает.

Лангелан вплотную приблизил ствол "люгера" к двери — в том месте, где язычок замка уходил в паз. Возможно, третий выстрел через глушитель будет далеко не бесшумным… Он нажал спуск.

Металлический хруст выбитого замка заглушил все остальное; дверь содрогнулась; резко запахло порохом.

Лангелан провел рукой по ее поверхности — на месте замочной скважины образовалась дыра, в которую можно было засунуть кулак.

Гостиная миссис Йельсен служила одновременно и спальней. Кровать стояла у левой стены, и на низком телефонном столике рядом горел крошечный ночник с зеленым расписным абажуром.

Овца Йельсен спала при свете.

Она открыла глаза, но не сделала ни единого движения, даже не шевельнулась за те секунды, которые потребовались Лангелану, чтобы пересечь комнату. Хотя это все равно ничего не меняло.

Он сел возле изголовья. Руфь неподвижно смотрела на него, и даже дыхания ее почти не было слышно.

Свет ночника освещал сбоку ее обращенное вверх лицо, и левая половина его была хорошо видна, а правая пряталась в густой тени. Это походило на маску для Дня Всех Святых… и это отчего-то не понравилось Лангелану. Словно скрытый в темноте глаз Йельсен мог представлять угрозу…

Быстрее!!

Коротким движением он накрыл ладонью рот женщины, одновременно сжав ее ноздри средним и указательным пальцами.

— Слушайте, Руфь, слушайте очень внимательно. Сейчас вы кое-что сделаете для меня. Все будет просто — если не возникнет ошибки. И вы должны очень постараться, Руфь, чтобы ошибок не было.

Он заглянул в единственный видимый глаз миссис Йельсен — и не различил ничего. Распахнутый зрачок, казалось, поглощал все, в нем не отражался даже свет ночника. Лангелан немного, совсем немного сжал пальцы.

— Когда я отпущу вас, вы снимите трубку и наберете номер мистера Леонарда Армистеда. Не сомневаюсь, вы помните его наизусть. Кто бы вам ни ответил, вы скажете: "Пансион Йельсен". И все. Ни единого слова больше. Это просто, не правда ли, Руфь? Очень просто.

Он все еще сжимал ее рот и ноздри.

Как долго она сможет не дышать?

— Если к тем двум словам вам вздумается прибавить что-то еще даже не слово, нет — любой звук, то он будет последним для вас… в этой жизни. Это тоже просто.

Она все еще не делает попыток освободиться.

— Но, может быть, Руфь, вы не точно меня поняли? Может, вы решили, что мне вздумалось поиграть с вами в некую экзотическую игру?..

Он улыбнулся, и эта улыбка получилась почти мягкой.

— Упаси Бог вас от подобного. Вам следует знать, насколько все серьезно.

Положив "люгер" на колени, Лангелан левой рукой провел по щеке Йельсен и коснулся уха. В мочку была вдета серьга — массивная золотая безделушка, почти сросшаяся с плотью. Он вырвал ее одним быстрым движением, без усилия. Тело Овцы Йельсен выгнулось дугой: мгновение она почти не касалась кровати, опираясь на нее лишь затылком и пятками. Потом обмякла, словно разом лишилась костей. Стивен схватил ночник и поднес к изголовью: — Теперь, сука, ты поняла, что я могу все?

Свет заливал лицо Руфь. И вдруг на секунду оно перестало походить на Сайта-Клауса. Исчезли румяные щеки, лоб, почти не тронутый морщинами, и Лангелан увидел древнее, ссохшееся лицо, лик существа (человека?), прожившего не один десяток жизней. Он отдернул руку.

И тут же все изменилось. Перед ним вновь была Руфь Йельсен, правое ухо ее заливала кровь, пропитывая подушку в дорогой, с вышивкой, наволочке. Но глаз — тот, что был до того в тени, — по-прежнему оставался черным и пустым, словно распахнутая дверь склепа.

Лангелан сжал рукоять "люгера", испытывая почти непреодолимое желание спустить курок. Мышцы задеревенели, и ему пришлось сделать усилие, снимая телефон со столика. Он поставил аппарат ей на грудь и приблизил ствол пистолета к такой симпатичной ямочке под подбородком миссис Йельсен.

— Звони.

— Стив…

Короткое слово прошелестело в звенящей тишине комнаты, будто последний лист слетел, кружась, с мертвого дерева. Это было мгновение между жизнью и смертью. Указательный палец Лангелана потянул спуск…

Миллиметр — еще один миллиметр — и замер.

"Стив! Назвала по имени! Эта старая стерва знает мое имя!!!"

— Я знала его еще до того, как ты переступил порог пансиона. И ты действительно можешь все, — она говорила свистящим шепотом, и грудь ее тяжело поднималась и опускалась, словно телефон давил непосильной тяжестью. — Из того, что в состоянии представить. Но представить… ты способен… на все…

Не так! Все идет не так!

Он был твердо намерен не дать ей говорить. Ничего, кроме двух слов. Двух слов в телефонную трубку. Он полагал, что эти слова не способны ему повредить, но зато наверняка послужат сигналом тревоги для Армистеда. Возможно, тот не приедет сам, но кто-то обязательно явится. Это и было самым важным. Это был контакт.

Все остальное — вопрос техники: привычные действия. Добраться до Армистеда — значит добраться наконец до Филипа Спаатца. Но… Руфь Йельсен произнесла гораздо больше двух слов. И все еще жила…

Кровь продолжала струиться, кровь была на одеяле и простыне. Поразительно, как много ее скопилось за несколько минут. Лангелан провел пальцем по липкой и влажной наволочке, а затем изобразил вопросительный знак на пластмассовом корпусе телефона. Потом приложил палец к губам. После чего молча заглянул ей в глаза. Руфь Йельсен медленно опустила веки.

Да.

"Она поняла. Теперь она поняла".

Рука Йельсен потянулась к телефону: Лангелан придерживал аппарат, грозивший в любой момент соскользнуть. Манжета его сорочки поднялась, обнажив запястье.

Руфь набирала номер. Диск вращался со слабым звуком, похожим на жужжание готовой ужалить осы.

"Восемь… один… четыре… еще четыре… дев…"

Палец Йельсен внезапно выскользнул из отверстия телефонного диска. Движение было неуловимым. Рука женщины коснулась его запястья, и это прикосновение

…озеро…

заставило вздрогнуть. Он замер, чувствуя, что мысли, его собственная воля расплываются, теряют очертания, словно тесто под руками умелой хозяйки, но главное — это было приятно.

Озеро, остров и…

Стивен покачнулся. Мышцы расслабились — и телефон соскользнул.

Миссис Йельсен дернулась вслед, стараясь удержать, — и это ей удалось. Она поймала аппарат за шнур.

Но трубка соскочила и со стуком ударилась о деревянную ножку столика. Возможно, еще продолжал свое действие деск — или сработала, пробудившись, психическая защита, — так или иначе Лангелана швырнуло в реальность с быстротой пробки, вылетающей со дна полного мутной воды колодца.

Он стремительно запечатал ей ладонью рот — это был почти удар, другою рукой Лангелан сжал затылок женщины и резко вывернул ее голову влево и вверх.

Позвонки переломились негромко, словно треск мертвого дерева.

Туловище Руфь продолжало лежать на спине, но лицо теперь почти полностью было зарыто в подушку.

Лангелан увидел ее волосы — они не были заплетены.

Просто уложены в тонкую полупрозрачную сетку.

Которая была в крови.

"Чертова баба!" Он понимал, что Овца Йельсен едва не добралась до него. Его спасла случайность — упавшая телефонная трубка.

Сознавать это было не слишком приятно. Как и то, что отпущенное время неумолимо сокращалось, а он никак не приблизился к цели. Выходя из пансиона, он прихватил с собой золотую серьгу — бессмысленный и даже опасный, быть может, трофей. Но инстинкт подсказал, что вещь эту нужно взять, — и он подчинился, без размышлений опустив безделушку в карман. Однако вместе с серьгой словно прорвались ворота шлюза, де275 ржавшие до того времени боль, и теперь она с каждой минутой набирала силу, растекаясь от затылка к вискам.

Лангелан подумал, что больше всего ему хочется остановить машину где-то в глухом уголке, сжать голову руками и ждать, ждать, пока боль не станет хоть немного меньше. Конечно, то был вздор. Ему требовался сон но только вот сна он сейчас не мог себе позволить.

Фиолетовый дом.

Возможно, сейчас он не в лучшей форме для повторного визита. Но выбора не было. Его просто не существовало — во всяком случае, теперь.

Дальний свет. Фары выхватывали из темноты искристое снежное покрывало, и скаты "тандеберда" стремительно разрезали его, оставляя позади две глубокие ровные колеи.

Вскоре показались знакомые холмы. Подъехав ближе, Лангелан увидел, что Фиолетовый дом полностью погружен во мрак.

"Злой колдун отдыхает в родовом замке", — Стивен попытался усмехнуться.

А может, поджидает гостей?

Он вышел из машины, огляделся.

Да, в доме справа не было ни единого огня, но в церкви напротив через дорогу тускло светилось маленькое оконце под самой кровлей. Стоя возле машины, Лангелан ждал, когда немного уляжется волна пульсирующей боли, вызванной резким движением, когда утихнут невидимые огромные барабаны, выбивающие в ушах злой, оглушительный ритм.

"Возможно, они будут бить до тех пор, пока ты не потеряешь сознание".

Он почувствовал, что стали замерзать ноги: тонкие дорогие туфли не были предназначены для зимних прогулок.

"Нужно идти или уезжать отсюда — если не хочешь оставшиеся дни щелкать протезами!"

И в этот момент он заметил, что ветер стихает.

Порывы снежных зарядов сделались ощутимо слабее: ледяные кристаллы уже не носились в воздухе, вместо них, изгибаясь, внизу ползли струи поземки, словно усталый и присмиревший зверь. А затем пространство вокруг озарилось мертвенным светом.

Лангелан поднял голову. Ветер совершенно унялся, и с черноты неба на мир взглянула луна, будто единственный глаз злобного божества. И этот покой, сменивший внезапно сумасшедшую ярость метели, казался прекрасным и вместе с тем необъяснимо зловещим.

Стивен услышал, как хрустнул под ногами снег.

Окно в церквушке по-прежнему светилось. И тогда он направился к калитке в церковной ограде.

Зачем?

Он никогда не интересовался религией. Ему приходилось использовать религиозные чувства других — и не однажды, но он никогда не интересовался подобными вещами всерьез. И если сейчас он собирался подняться по обледеневшим ступеням церкви — значит, это было нужно.

Он по-прежнему верил, что инстинкт не подведет его.

Его ангел-хранитель.

На том религиозная тема исчерпывалась. Поднимаясь, он придерживался за хлипкие перила, грозившие рухнуть в любой момент под его весом. Фасад церкви был залит ртутным лунным сиянием. Тени от голых ветвей плели прихотливый узор на его поверхности, готовые начать свой безжизненный танец при первом же вздохе ветра. Но сейчас здесь царила удивительная, почти невозможная тишина. Последняя ступень образовывала неширокую площадку. Перед дверью Лангелан взялся за ручку.

"Заперто. Удивительно, как в Бакстоне любят запирать двери".

Он поискал глазами кнопку звонка — или что-нибудь, ее заменяющее, — и только тогда заметил на двери церкви это.

Крест.

Отчетливо черный, будто прочерченный угольным стержнем. Его линии казались почти прямыми — удивительно прямыми, если учесть, что крест был всего лишь игрой света и тени от ближайших деревьев. Лангелан отступил на шаг. Рука, уже готовая постучать, медленно опустилась.

Распятие на церковной двери было перевернутым.

Желание попасть внутрь исчезло. Он шагнул еще раз — не оборачиваясь — и едва удержался на скользкой ступени.

"Ну давай, давай! Свернуть себе здесь шею будет достойным завершением!"

Спускаясь, Лангелан заметил, что небо вновь заволакивают тучи. Поднялся ветер, и первые снежинки опять закрутились в воздухе, пока он брел через дорогу к своему "тандеберду". Видимость падала с каждой секундой, но луна еще не скрылась совсем. Открывая дверцу машины, Лангелан заметил слабый отблеск вдали, там, где шоссе поворачивало к городу. Чей-то автомобиль — лунный блик, вспыхнувший на ветровом стекле.

Кто бы ни был водитель, он хорошо притаился, но все же не настолько удачно, чтобы быть в полной безопасности. Наверное, он сделал все возможное, но этого оказалось недостаточно, потому что рок в конечном итоге определяет все.

Лангелан запустил мотор.

Придется заняться этим парнем… Если только за рулем не воскресшая Руфь Йельсен. Кажется, нынешней ночью можно ожидать всего. Однако визит в Фиолетовый дом придется вновь отложить.

Он тронул с места, не оглядываясь, уверенный, что неизвестная машина последует за ним. Так и произошло: через минуту оба автомобиля скрылись вдали от холмов, и только церковное подслеповатое окошко продолжало бессмысленно таращиться в черноту бушующей ночи.

Он не любил использовать один и тот же маршрут дважды. Тем более в незнакомом городе: но сейчас требовалось не просто уйти от преследовавшей его машины. Гораздо важнее было знать, кто сидит за рулем.

Стивен свернул налево с главной улицы и выехал на Вууд-роуд. Бешено работающие "дворники" не успевали сбрасывать снег, который тут же покрывал ветровое стекло. Он ехал почти вслепую. Искать аллею, спускавшуюся к парку, было бессмысленно. Все равно что на ощупь пытаться пересечь Гранд-каньон.

Он резко затормозил, и машина юзом стала разворачиваться поперек улицы. Лангелан почувствовал, что автомобиль заваливается влево.

"Ну же, ч-черт! Только не теперь!"

Он включил низшую передачу и одновременно прибавляя газ. Мотор протестующе взвыл; несколько мгновений корпус "тандеберда" беспомощно раскачивался как пьяный. Но затем колеса тяжелой машины вновь нашли сцепление с дорогой, и Стивен, до отказа вывернув руль, развернулся в обратном направлении.

Впереди почти сразу показались огни машины, шедшей навстречу.

"Ребята оставили все условности. С чего бы это?" Он понял все через мгновение.

Встречная машина шла на таран. Вууд-роуд, и без того неширокая, в этом месте становилась совсем узкой, и шансы увернуться практически равнялись нулю.

Похоже, ты сам себя загнал в ловушку.

Лангелан ткнул кнопку открывания стекла и сбросил газ. Вытащив "люгер", он ждал, когда можно будет высунуть руку. Сдвоенные фары машины впереди стремительно приближались, словно распахиваясь ему навстречу.

Он начал стрелять.

Ему показалось, что он слышит звон стекла; потом одна из фар встречной машины погасла. Но та продолжала мчаться вперед; их разделяло уже не более пятнадцати ярдов.

Стивен резко бросил свой "тандеберд" вправо, физически ощущая, как отчаянно скользят протекторы по самой бровке кювета. Удар!

Лобовое стекло в левом углу мгновенно покрылось тонкой паутиной трещин. Что-то оторвалось с металлическим хрустом и громыхнуло позади. Но "тандеберд" устоял — его вновь выручили мощность двигателя и вес.

Лангелан остановился и посмотрел назад.

Машина преследователей проскочила мимо и продолжала удаляться.

"Сейчас он развернется — если остался жив!" Неизвестный автомобиль двигался, постепенно гася скорость, словно игрушечная машинка, пущенная по инерции. Потом скользнул к обочине и замер. Лангелан выдвинул обойму из пистолета. В ней оставалось два патрона. Значит, он успел выстрелить лишь трижды. Из плечевой кобуры он извлек запасной магазин и перезарядил "люгер".

"Достаточно с меня неожиданностей и сюрпризов".

Чужая машина стояла, уткнувшись капотом в кусты, которые у обочины образовывали живую изгородь. Лобового стекла не было — как не было и водителя. Держа "люгер" наготове, Лангелан приблизился и опустился на корточки возле левой передней дверцы. Сквозь шум ветра он различил слабое журчание вытекающей жидкости. "Радиатор".

Он поднялся и с силой распахнул дверцу. Тело водителя сползло на пол, но пальцы левой руки продолжали стискивать руль. Стивен наклонился ближе и чиркнул зажигалкой. Слабый огонек высветил лицо, застывшее в широком оскале. Тонкий с горбинкой нос был похож на белый клюв фантастической птицы. Лангелан узнал бармена из "Медвежьей пяты". Он усадил мертвеца прямо, ухватив за отвороты мехового пальто. То, что он принял сперва за улыбку, было скорее ее отсутствием.

Пуля выбила бармену зубы — вместе с нижней челюстью, — и рот его казался одним огромным провалом.

Стивен посмотрел на руки — ладони были перепачканы в крови. Он вдруг ощутил, что смертельно замерз и устал. Головная боль все сильнее и глубже вгрызалась в мозг.

Она не отпустит тебя ни за что; как собака, пока не бросишь ей любимую кость.

Ему нужно побыть в тепле. И раздобыть болеутоляющее. Но главное заснуть хотя бы на час. Хотя бы на полчаса. Он снова посмотрел на убитого.

"Еще один из племени обреченных. Вероятно, когда он пер мне навстречу, вдавив акселератор в пол, то чувствовал себя, как и я в офисе констебля".

Голова мертвого запрокинулась назад, кровь густо текла из чудовищной раны, заливая пальто и сиденье.

Лангелан щелкнул колпачком зажигалки — и все снова погрузилось во тьму.

Хотя… рассвет все же набирал силу, и слабые серые тени пробивались сквозь сыпавшее с небес снежное крошево.

"Тепло и лекарства".

Он знал, где это раздобыть. И предполагал, каким именно способом ему удастся это.

Когда он отвернулся, с вершины куста сорвался снежный ком и рухнул вниз, сквозь разбитое стекло запорошив изуродованное лицо бармена, словно ставя точку в его последней поездке.

Приемный покой клиники доктора Банниера сиял белыми полированными панелями стен и хромом металлической отделки. Галогеновый свет в сочетании с блестящим дизайном создавал впечатление, что помещение — настоящий бастион цивилизации; все беды и скорби мира могли существовать где-то далеко за его пределами, но вход сюда для них был накрепко закрыт.

Дежурный размещался за столом, таким же белым, как и стены. Отсюда прекрасно просматривалась входная дверь, кроме того, цветной монитор позволял видеть все, что делалось на этажах и на подъездном пандусе.

С обзором внутренних помещений сегодня все обстояло в порядке, но вот объектив наружной телекамеры, залепленный снегом, безнадежно ослеп. Охранник (которому лишь прошлым месяцем исполнилось двадцать шесть) считал себя созданным для своей работы.

Это был парень шести футов двух дюймов ростом и весивший почти центнер. Центнер костей и плоти, и ни малейших признаков жира. Полгода назад он закончил службу в "джи-ай". Последние восемь месяцев провел в частях особого риска. Несмотря на подготовку, которую дала ему армия, он был рад поменять военное обмундирование на форму частного охранника, особенно если учесть, что здесь оплата не шла ни в какое сравнение с армейским жалованьем.

Поступив на работу в клинику Банниера, он пришел к заключению, что родился очень везучим человеком.

Листая номер "Америкэн" за прошлый месяц и поглядывая изредка на экран монитора, охранник чувствовал непреодолимое желание отодвинуть назад кресло и положить ноги на этот чудесный новенький стол.

Тогда будет совсем хорошо. Возможно, он так и поступит — в следующее дежурство. Или через одно.

Люди часто ошибаются, полагая, что физически одаренный человек, скорее всего, проигрывает в интеллектуальном плане. Заблуждение, ничуть не более простительное из-за своей распространенности. Охранника нельзя было назвать ни глупым, ни ограниченным. Что, впрочем, совершенно естественно — иначе ему бы не удалось получить это место. Однако возраст его еще был таков, когда возможность собственного небытия воспринимается как нечто умозрительное. И он бы весьма удивился фразе Сократа о том, что вся философия — лишь упражнение в смерти. И возможно, при этом искренне пожалел философов. Настенные электронные часы показывали 7.21.

Он профессионально засек время, когда услышал звонок у входа. Подойдя к двери, охранник посмотрел в глазок, однако от этого было мало толку. Он увидел лишь силуэт, размытый в снежном мареве, которое были не в состоянии рассеять два мощных светильника у пандуса. Но… кое-что он успел разглядеть. И это было одной из причин, почему он нарушил инструкцию и, вместо того чтобы позвонить администратору, отключил электронный замок и распахнул дверь.

Лицо человека на улице было в крови.

Открыв дверь, охранник отступил назад, положив ладонь на рукоять револьвера в предусмотрительно расстегнутой кобуре.

— Я… — сказал вошедший, и голос изменил ему. Он покачнулся — едва заметно — и тут же снова стал прямо, словно не желая выказать слабость. Это движение было хорошо знакомо охраннику: часто так держатся молодые солдаты в строю после десятимильной пробежки.

Но главным было не это. Кровь, пропитавшая правый рукав спортивной серой куртки, измятой и покрытой снегом, кровь на шее и лбу, кровавая сосулька из спутанных волос над правым ухом были убедительнее слов. Но даже это не было главным. Вошедший поднял глаза. В его взгляде читалось страдание, и охранник понял: лишь отчаянным усилием воли тот подавляет раздирающую его боль.

— Моя жена… — глухо проговорил мужчина, — машина… занесло на склоне… Она… она… — Мужчина вдруг беспомощно разжал ладонь, и на пол, тускло блеснув в ярком галогеновом свете, скатилась массивная золотая серьга.

Вот это и было главным.

Вид покрытой кровавым сгустком дорогой безделушки был ужасен. Охранник сделал шаг вперед, намереваясь поднять украшение.

Вошедший вдруг вскинул руки и стиснул ладонями голову. Жест этот, многократно повторенный в мелодрамах, здесь, в хирургической чистоте приемного покоя, выглядел безжалостно-слабым — и потому абсолютно естественным.

— Линда!.. Она может быть жива… Там, в машине…

Охранник все еше смотрел на серьгу словно загипнотизированный. Увидев, что вошедший повернулся к выходу, охранник быстро догнал его, коснувшись плеча: — Позвольте, мистер. Я помогу вам.

Он вновь нарушил инструкцию, покинув помещение и никого не предупредив об этом.

Серьга.

Это зрелище потрясло охранника так сильно, что он смутно припоминал: где-то ему уже встречалось такое украшение. И будь у него больше времени или опыта — он бы, возможно, вспомнил.

На улице порыв ветра швырнул ему в лицо снежное крошево. Охранник прикрыл ладонью глаза, сквозь щель между пальцами разглядывая припаркованную возле пандуса машину. Даже сейчас, когда видимость ограничивалась двадцатью ярдами, он разглядел, что это мощный и дорогой автомобиль.

"Олдсмобиль". Точно, "олдс"… или "тандеберд".

Левое крыло машины было смято, фара не работала, а конец бампера оторван начисто. Вокруг бесновалась метель, точно старая ведьма, обретшая наконец свободу.

Ее сила казалась неистощимой. Снега намело уже выше щиколотки, и идти приходилось, высоко поднимая ноги.

Мужчина первым добрался до автомобиля. Видимо, это лишило его остатков сил, — он привалился спиной к передней дверце, тяжело дыша и опустив голову. Когда охранник подошел ближе, мужчина выпрямился и попытался открыть заднюю дверцу, едва не потеряв равновесие при этом.

— Подождите, — охранник осторожно, но твердо отстранил его правой рукой, распахивая дверцу левой. — Все будет хорошо, мистер. Сейчас я…

В салоне было почти темно, но, когда раскрылась дверца черного "тандеберда", на боковых стойках в салоне вспыхнули два маленьких плафона.

Женщина ничком лежала на заднем сиденье, теплое меховое пальто скрывало очертания фигуры. Виден был лишь затылок (короткая, почти мальчишеская стрижка).

Слишком короткая.

Эта мысль промелькнула в сознании, когда охранник осторожно приподнял женщину, ощутив неожиданную тяжесть тела. И в этот момент он пожалел, что отправился один, не пригласив хотя бы санитара.

Перехватив под мышки, он стал медленно тянуть на себя, одновременно переворачивая тело на спину, — и внезапно увидел ее лицо…

— Мистер, но ведь это мужчина…

Двадцатишестилетний охранник был неплохим солдатом, но никуда не годным полицейским. Он обернулся к мужчине, пораженный своим открытием, — и встретил удар в висок тяжелой пистолетной рукояти. Несколько секунд мужчина молча стоял над ним; снег причудливыми аксельбантами расписывал новенькую форму с шевроном на рукаве. В центре на черном поле виднелись буквы "КБ".

Клиника Банниера.

"Доктора Банниера, который, посадив у входной двери стокилограммового болвана, счел себя в полной безопасности".

Внезапно мужчина, в движениях которого исчез даже намек на слабость, опустился на корточки и потрогал пульс на руке у лежащего в снегу парня. И то, что он обнаружил, ему совсем не понравилось. Он оглянулся на входную дверь, которая могла распахнуться в любую секунду, и вновь посмотрел на охранника. Его голова была меньше чем в шаге от заднего колеса "тандеберда".

Мужчина уселся за руль. Повернув ключ зажигания, он несколько мгновений слышал только надсадное визжание стартера. Мелькнула сумасшедшая мысль, что мотор вовсе не заведется.

Еще несколько секунд — и двигатель все же заработал; но кто знает, что произойдет в следующий раз? Он тронул автомобиль вперед, вывернул руль вправо и толчком включил заднюю передачу. "Тандеберд" стал пятиться, несмотря на снег; колеса устойчиво держали сцепление.

Внезапно корпус машины слегка наклонился, и послышался звук, отдаленно напоминающий влажный хруст яблока, брошенного с высоты на асфальт.

Все.

Сманеврировав так, чтобы корпус машины завис над телом охранника, мужчина вышел и направился к пандусу клиники, где возле входа на него смотрели, как пара удивленных глаз, два ярких и бесполезных светильника.

Настенные часы показывали время с безжалостностью изобретения де Гильона. Лангелан вгляделся в табло: зеленые полуфутовые цифры слегка расплывались в глазах. Он опустил веки и снова открыл глаза; на этот раз все пришло в норму.

Если не считать нечеловеческой головной боли.

Приемный покой был пуст — словно дежуривший в нем охранник отлучился всего на минуту. Ослепительный верхний свет и мягкое мерцание монитора все создавало иллюзию обитаемости.

"Но это только иллюзия, причем одна из многих".

У входа Стивен заметил телекамеру — абсолютно бесполезную нынешней ночью. Однако это означало, что здесь не могли следить за самим приемным покоем.

Вообще говоря, это было бы довольно логично.

Он поискал глазами скрытые объективы, но либо они все же отсутствовали, либо были прекрасно замаскированы.

Лангелан опустился в кресло, которое не более двенадцати минут назад занимал ветеран "джи-ай". На мониторе последовательно — с этажа на этаж высвечивались картины затемненных коридоров клиники.

"Четыре этажа".

Это немного — будь он в своей обычной форме. А сейчас четыре этажа клиники могли готовить сюрпризов не меньше, чем пирамиды-майя.

К которым ты совсем не готов.

Голова. Это было основное. Хотя анальгетики после приема деска практически бессильны, некоторое облегчение, самые сильные, хотя и временно, все же способны дать.

Лангелан принялся выдвигать ящики стола, за которым сидел охранник. Старый журнал. Пустой пакет из-под попкорна. Не вскрытый (!) блок японских презервативов.

И ничего похожего на аптечку первой помощи.

"Медики! Да им не отличить анализ мочи от собственной спермы!" Неожиданно последовала новая вспышка головной боли — и вдруг отчетливая мысль, безжалостная в своей холодной уверенности: "Энни! Что-то случилось с Энни!" На столе дежурного стоял телефон. Десятка два разноцветных панелей и клавиш — селектор внутренней связи. Однако наверняка с него также можно позвонить…

Позвонить куда?

В мотель.

Допустим. И что сказать портье? Чтобы он навестил номер в дальнем крыле и поинтересовался, все ли в порядке у находящейся там девушки?

"Только, знаете ли, она немного… э-э… под кайфом. Так что не обращайте внимания. Только загляните — и все!"

Чудесный вариант. Чтобы приманить копов, трудно придумать нечто более эффективное. Кроме того — если Энни действительно попала в беду, — разговор с мотелем в Коннеоте может прослушиваться. Значит, остается лишь ждать. Неожиданно телефон перед ним ожил.

Одна из прозрачных кнопок вспыхнула и замигала; раздался негромкий звук зуммера.

Секунду-другую Стивен неподвижно смотрел на аппарат. Возникло вдруг сумасшедшее желание снять трубку.

И поболтать с кем-нибудь — так, о паршивой погоде, к примеру, или о мертвецах, которых становится все больше.

…Но среди них нет единственно нужного. Так что, в самом деле снять трубку? Лангелан резко поднялся, и его слегка покачнуло. Он давно не ел, но сама мысль о пище вызывала дурноту. За дверью из приемного покоя был небольшой холл, куда спускалась лестница. Рядом располагались створки лифтовой шахты.

Пешком. Пешком — этаж за этажом, комната за комнатой. Он пройдет их все и, возможно, в одной из них обнаружит проклятого нью-йоркца, ради которого ему пришлось познакомиться с самым отвратительным городом в Штатах.

— И если кто-то вздумает сейчас помешать… что ж, пусть попробует.

Стивен вдруг осознал, что последнюю фразу он произнес вслух.

"Соберись. Ты начинаешь молоть чушь. Соберись и сделай все так, как наметил".

Без семи минут девять. Он поднялся на второй этаж.

Серая отделка стен, встроенные светильники, необычное, совершенно поглощающее звук шагов покрытие пола — все создавало впечатление декораций, взятых напрокат из фантастического фильма.

"Не хватает роботов".

Не только. Определенно не хватало и персонала.

Ведь ночь позади — или у них здесь свой режим?

Да.

Он столкнулся с этим, подойдя к двери первой палаты.

Дверь запиралась снаружи.

Легкая задвижка, без затей. Но чтобы сломать ее изнутри, пришлось бы потрудиться.

Лангелан бесшумно отбросил замок и приоткрыл дверь.

Номер на одного, вполне уютный. На кровати возле окна, которое отчего-то было свободно от занавесок — и сумрачный свет наступавшего утра свободно проникал сквозь массивные двойные стекла, — спал мужчина, до подбородка укрытый одеялом. Лангелан подошел ближе, — впрочем, этого можно было не делать. Спящий и отдаленно не напоминал Филипа Спаатца.

Комнат на этаже было семнадцать. Потребовалось не менее получаса, чтобы обследовать их все.

Третий этаж. Головная боль с каждым шагом на миг отпускала и возвращалась усиленной, обрушиваясь, словно кошмарное внутреннее цунами. Он двигался, как автомат, и открывал, открывал двери.

Мужчины и женщины. Иногда молодые, но чаще — в возрасте. Все они спали, и ни один не открыл глаз, когда Лангелан подходил к изголовью кровати. Он уже перестал прятать свой "люгер", рукоять которого сжимал все сильнее, — как последнюю связь с реальностью.

Лица… лица…

Женщина с погрубевшим, обрюзгшим лицом. Отвислые щеки и во сне придавали ей недовольный вид.

Когда Лангелан повернулся к выходу, она застонала неожиданно тонким голосом — но не проснулась, лишь тяжко перекатилась на другой бок.

Девушка с заострившимися чертами лица и такой тонкой, почти прозрачной кожей, словно эту ночь она провела в объятиях вампира…

Краснорожий, рыжеволосый мужчина с бородавкой на кончике носа, которая придавала ему глупое сходство с диковинной глубоководной рыбой…

Молодой парень, не больше двадцати, спал совершенно голым, сбросив на пол тонкое одеяло. Лангелан втянул носом воздух, — явственно чувствовался сладковатый привкус марихуаны, не успевший выветриться за ночные часы.

Со следующей дверью что-то было не так. Он остановился на миг, чувствуя, что пальцы, державшие пистолет, совсем онемели, и переложил "люгер" в левую руку.

"Ч-черт…"

На двери не было наружного замка. Вместо него — обычная замочная скважина. Лангелан толкнул дверь; та легко открылась, словно кто-то невидимый услужливо распахнул ее створку. Кабинет.

Темная, почти черная мебель с богатой отделкой желтоватого, под бронзу, металла. Возможно, это и была бронза. Тяжелые, малиновые с золотом шторы скрывали окно.

За массивным письменным столом сидел мужчина лет тридцати. Он что-то негромко говорил в карманный диктофон, который держал перед собой в руке, и на губах его слегка играла улыбка — улыбка человека, прекрасно выспавшегося, сознающего, что впереди его ждет великолепный день.

— Наконец-то, — сказал он, поднимая глаза и глядя на Лангелана сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе. — Я уж заждался, когда вы завершите свой обход.

Костюм, выдержка, интонации голоса — это был джентльмен в полном смысле, и Стивен знал, что такому нельзя научиться либо притвориться, даже на время.

Характер и воспитание — они есть либо их нет. Но Лангелан знал также, что "люгер" сверлит отверстие в голове этих людей с той же легкостью, как и в черепе, скажем, скотопромышленника, стригущего ногти раз в месяц и убежденного, что Средний Запад единственно стоящее место.

"Люгер" без проблем уравнивал эти две столь непохожих породы, когда, когда ему предоставляли слово.

Пожалуй, сейчас это было наиболее важным.

— Доктор Банниер. Виктор Банниер, если угодно, — мужчина встал и слегка поклонился из-за стола, и это выглядело совершенно естественно.

— Док, у меня мало времени, — проговорил Лангелан, притворяя за собой дверь.

Ощущая необъяснимое облегчение, он привалился к ней спиной и вновь взял пистолет в правую руку.

— Точнее, его совсем нет. И потому оставим это дерьмо. Все сводится к вопросу, очень простому вопросу. И мне хотелось бы получить столь же простой ответ.

Он чувствовал, как глаза Банниера ощупывают его, быстро перебегая с лица на руку с пистолетом.

"Возможно, он многое видит. Гораздо больше, чем мне хотелось бы. Но это умный парень, и рисковать своей башкой наобум он не станет".

— Говорите. — Банниер положил диктофон (включенный?) на стол, и Лангелан внезапно понял, что доктору абсолютно точно известен вопрос, который должен сейчас прозвучать.

— Спаатц. Филип Спаата. Или же Сканторп — как ему вздумачось записаться в книге гостей у Руфь Йельсен. Доктор, он здесь, и я хочу знать, где именно. Вы не пожалеете, поделившись со мной этим маленьким секретом.

Банниер сел и принялся постукивать пальцем по полированной столешнице, не отрывая глаз от своего гостя.

— И еще, док. Самое главное. Вы нарисуете на листе бумаги, где расположена его комната. Никаких слов. Никаких вопросов. Мы пойдем вместе, и упаси вас Бог дотронуться до меня хотя бы случайно. Приходится предупреждать заранее, потому что мне очень бы не хотелось, чтобы, покидая сей мир, вы были на меня в претензии.

— Собираетесь меня убить? — как-то рассеянно спросил Банниер.

— Нет, — сказал Лангелан, и ему не понравилось, насколько безжизненно и глухо прозвучал его голос. — Нет. Все зависит от вас.

— Вы сказали: не пожалеете. Что вы можете мне предложить?

— Док, вы задаете вопросы. Я вас предупреждал.

Ждал… Ждал… Дал-л-л…

Удары в дверь. Снаружи, из коридора. Да к черту, какие удары — лишь осторожный стук. Но как он отдается в голове! Банниер сидел теперь неподвижно и молча, сцепив пальцы. Но что-то в спокойствии его казалось слегка наигранным… и опасным. Лангелан посторонился, пряча руку с пистолетом под куртку. Кивнул Банниеру. Тот негромко сказал:

— Войдите.

Дверь отворилась; появился человек, который вполне мог сойти за санитара. Вполне, если бы не руки — руки профессионального бойца. Разбитые, изломанные, но тем не менее сохранившие удивительную ловкость.

Он сделал несколько шагов к столу, обернулся, бросив мгновенный оценивающий взгляд и вновь повернулся к своему шефу.

— Н-ну?

"Санитар" молча — точно и он слышал инструкции Лангелана — положил перед Банниером на стол какойто предмет. Доктор осторожно взял его и принялся вертеть в пальцах.

В первый момент Стивену показалось, что доктор рассматривает пистолетный патрон. Но он тут же понял свою ошибку.

Банниер держал в руках золотую серьгу, и ее происхождение не вызывало сомнений. Потом он достал платок и тщательно вытер руки, словно кровь на дорогом украшении могла все еще не засохнуть.

Блеснули стекла очков, когда Банниер резко вскинул голову, и, словно дух, вызванный заклинанием, адская головная боль внезапно переполнила все мыслимые пределы. Лангелан покачнулся.

Затем пришла темнота…

Ужасней всего было, что обратный переход произошел почти сразу.

Существование вне времени закончилось — и время поглотило ее, словно древний и ненасытный монстр.

Она лежала на спине; сбитая в комок простыня отброшена в угол постели; но ей не было холодно — густой, обволакивающий воздух комнаты накрывал ее, точно грязная, не стиранная целую вечность попона.

Нечем дышать!

И вдобавок отвратительный, непрерывный скрежещущий звук. Неожиданно Энни осознала: ее собственные пальцы скребут по грязной ткани матраса. Бог знает сколько это продолжалось, но кое-где ногти добрались уже до набивки.

С усилием, которое вызвало слабый стон, Энни поднесла к глазам руку под ногтями набилась серая вата, похожая на грязный мох, точно впитавшая в себя миазмы сотен спавших ранее на этой кровати людей.

Несколько секунд Энни смотрела на эти клочки, потом перевернулась на бок — и ее вырвало. Желудок в мучительно долгих спазмах извергал темную, клейкую массу.

Боже, что со мной?!

Она наконец села — и это потребовало почти всех сил. Матрас между ее ног был в бурых пятнах подсыхающей крови, кровавые полосы покрывали внутреннюю поверхность бедер.

Господи, меня… Меня изнасиловали!

На какое-то время все остальное стало неважным — где она, и как здесь очутилась, и что было до того, — мысль изнасиловали затопила сознание, и Энни сползла с кровати, точно зверек с перебитым хребтом, и принялась бесцельно кружить по комнате, натыкаясь на предметы и не замечая новых царапин и кровоподтеков.

Дверь в душевую была приоткрыта. Энни заползла в нее, перегнулась через край ванны и в темноте на ощупь включила кран. Струя ледяной воды ударила в затылок.

Энни вскрикнула, но удержалась, вцепившись в чугунные края… Очень быстро она почувствовала, как сводит мышцы шеи, но эта новая боль несла в себе крупицу избавления. Потом она выпрямилась, включила свет и встала под душ — теперь вода была горячей, почти обжигающей.

Через сорок минут Энни, растеревшись широким и грубоватым полотенцем, что было сейчас даже приятно, вернулась в комнату. Первый шок уже несколько сгладился, кроме того, ее стали интересовать другие вопросы, и прежде всего, как все произошло.

Ответ пришел быстро, едва она внимательно осмотрела свои руки. Небольшая гематома в левом локтевом сгибе, кроме того, крошечный, как перчинка, след укола.

"Наркотик".

Она стала перебирать свои вещи — их было совсем немного, и большей частью незнакомые. Но их вид напомнил, откуда они взялись, и это воспоминание вернуло ее к образу мужчины, с которым, который изнасиловал тебя!

"Да нет же, дура! Он подобрал тебя на темной пустынной улице когда? Неделю назад, больше?.."

Энни вспомнила страх, всепоглощающий страх, холодный порыв ветра, несущий сухую пыль, и ожидание чего-то неизбежно ужасного.

Машина.

Красный свет стоп-сигналов. Лицо водителя. Нет, оно было ей незнакомо до той поры… Затем шли обрывки сцен, словно сны: мотель (этот?), выстрел, и снова человек, которого зовут… Она почти вспомнила его имя, но в этот момент вдруг выплыло другое: "Папка".

Энни бросилась к сумке — ничего. Подушка, лампа с прикроватного столика полетели в сторону.

Папка исчезла.

Энни опустилась на кровать. Перед ней мигал и переливался огнями какого-то шоу телевизионный экран. Звука не было. Она поискала глазами дистанционник, который обнаружился сразу, почти под рукой — на постели.

Она взяла его в руку; приборчик был липким, словно его окунули в варенье.

Чушь! Он тоже был в крови!

Мгновенное видение мелькнуло перед мысленным взором, воспоминание о чем-то потрясающе чувственном, — однако ей не удалось удержать его в памяти.

Энни нажала кнопку регулятора звука. Санни Войс в сопровождении четырех черных девиц изгибался на блик-сцене, одетый лишь в плавки, стилизованные под рыбью чешую.

Моя любовь — как водопады крови…

Энни вздрогнула, переключила канат. Еще раз. Еще.

Теперь приемник был настроен на волну местной телекомпании. Передавали хронику. Внезапно — это было до того неожиданно, что Энни непроизвольно отшатнулась назад, — она увидела на экране человека, который посадил ее в машину. И теперь уже не требовалось вспоминать имя, потому что диктор повторил его трижды. А затем — телефон полиции. Полиции штата Пенсильвания.

Она одевалась очень быстро, многое еще оставачось неясным, но основные эпизоды уже склеились в картину, и картина эта была страшной.

Энни понимала, что положение серьезно — дальше некуда; недавний испуг, что кто-то изнасилован ее, пока она была под кайфом, показался жалким и почти постыдным. Схватив наспех упакованную сумку, она подбежала к двери. И тут ее ждал сюрприз.

Заперто.

Бессильные слезы хлынули из глаз. Она была в ловушке, — оставалось только ждать, когда портье, не выключавший портативный "Sony", вспомнит лицо мужчины, с которым она сюда прибыла, и дозвонится в полицию.

"Если не дозвонился уже".

Ее взгляд упал на телефонный аппарат, стоявший отчего-то на подоконнике. В мотелях, где клиенты то и дело теряют ключи от своих номеров, прислуга часто кладет дубликат там, где его легко обнаружить.

"На гвоздике возле двери. Или под телефоном".

Стена была совершенно пуста, если не считать сального пятна над выключателем. С бьющимся сердцем Энни подошла к подоконнику. Приподняла аппарат — там лежал небольшой ключ с биркой из тисненой кожи.

Стараясь производить как можно меньше шума, Энни отомкнула замок и выскользнула в коридор. Метров через семь ей пришлось повернуть и дальнейший путь проделать на одном дыхании.

Первый этаж. Голоса.

Энни осторожно выглянула в холл. За стойкой, спиной к ней, стоял портье и отрывисто, сдавленно говорил в трубку. Он повесил ее на рычаг прежде, чем Энни успела решить: достанет ли времени пересечь холл до того, как портье обернется. И когда трубка со стуком легла на свое место, Энни быстро отступила назад. Она опоздала. Она все-таки оказалась в мышеловке.

Потому что сила этих людей была выше сил человеческих.

Конечно, ему приходилось испытывать чувство страха ранее. Но точнее то было бы назвать испугом. Он уходил, когда так или иначе разрешалась опасная ситуация. Но сейчас — сейчас он чувствовал, что где-то, в самой глубине его существа, появился кристалл, который будет расти, превращая в ледяное ничто его кровь, его дыхание, самою его жизнь. И он не видел способа, чтоб уничтожить это, вонзившееся в его душу, словно осколок кривого зеркала троллей.

Лангелан очнулся в знакомом ему кабинете.

Пусто.

Где-то вдали слышались голоса, из которых было невозможно разобрать ни слова. На столе Банниера отщелкивали секунды часы с крутящимся золотым маятником.

Стивен лежал в довольно неудобной позе: лицом вниз на коротком угловом диване. Лодыжки и кисти рук за спиной были накрепко стянуты скотчем. Запах дорогой кожаной обивки, в иной ситуации способный показаться даже приятным, сейчас был тошнотворным.

"Дерьмо! Вырубился, просто вырубился — и без посторонней помощи. В самый неподходящий момент. И неизвестно, расценивать ли как благо то, что жив до сих пор, — учитывая особые способности этих ребят".

А также пару трупов, которая никак не входила в их замыслы.

Освободиться от скотча нельзя. Любые попытки только осложнят ситуацию. Но по крайней мере можно постараться принять более удобное положение.

Ему удалось выпрямиться и сесть прямо как раз в тот момент, когда открылась дверь и доктор Банниер появился на пороге.

— А-а, я вижу, вам лучше. Впрочем, неважно. Мы ведь вполне понимаем друг друга, верно? — Он подошел к столу и сел на него, касаясь носками туфель пола, улыбающийся, уверенный в себе.

— Да, мне лучше. Который час?

Виктор Банниер расхохотался.

— И это первый вопрос? Чудесно! Нет, это впрямь замечательно!

— Возможно, — сказал Лангелан. — Но вы ошибетесь, если сочтете, что вместе с возможностью двигаться лишили меня заодно и памяти. Я хорошо помню, о чем мы говорили, пока…

— Пока ты не грохнулся на пол, словно беременная школьница, в обморок. В принципе это ничего не меняло, но ты сам упростил задачу. Все верно: деск достал меня.

Банниер по-прежнему смотрел на него и улыбался, но это была не та улыбка.

Что-то изменилось. Стивен не сознавал, что именно, однако был уверен, что чувства не подводят его.

— Который час? — повторил он.

— Последний, — коротко ответил Банниер, покачивая ногой.

Лангелан видел, как в докторе растет напряжение, но не мог доискаться причины.

"Может, он собирается употребить меня, перед тем как прикончить?" Вновь отворилась дверь в комнату, пропустив знакомого уже "санитара".

— Автобус подошел, сэр, — сказал он, глядя на Банниера.

— Начинайте, — коротко бросил шеф клиники, не отрывая глаз от Лангелана.

— Но… с этим? — "Санитар" переступил с ноги на ногу. Ему явно не хотелось оставлять своего патрона наедине с пленником.

— Я же сказал: выводите пациентов и рассаживайте в автобус. Отправляйтесь без меня. Я задержусь… не более четверти часа.

— Слушаюсь, сэр, — вымолвил "санитар", не трогаясь с места.

— Так отправляйтесь! — крикнул Банниер и, соскочив со стола, уставился на подчиненного. Щеки доктора порозовели. "Санитар", пятясь, спиной открыл дверь и выскользнул в коридор.

Они остались вдвоем в кабинете. Сквозь малиновые плотные занавеси отчетливо пробивался дневной свет, и Лангелан понял, что пробыл без сознания не менее трех часов.

Но возможно, гораздо, гораздо больше.

"Сколько сейчас? Одиннадцать? Или уже перевалило за полдень?" И автобус, если верить рассказам журналистки, доставлявший пациентов этой юдоли скорби в Фиолетовый дом, никак не мог помочь определить время. Кто поручится за ИХ расписание?

— Вот что, — сказал Банниер, подходя ближе и останавливаясь напротив.

— Скажи, когда ты ехал на своей паскудной машине из города в мою клинику, ты видел где-нибудь на дороге указатель "Наемным убийцам сюда"?

Стивен хмыкнул, осторожно вращая за спиной затекшими кистями.

— Я тебя спрашиваю: ты видел такую надпись?! — Банниер покраснел сильнее, и внезапно Лангелан увидел у него в руках свой собственный "люгер".

"С парнем определенно не то. Не стоит его злить".

Это была трезвая мысль, но рожденная в душе, где набирал силу страх, и Лангелан ничего не мог с этим поделать.

— Я не видел такого указателя, — произнес он, надеясь, что голос его прозвучал достаточно спокойно.

Виктор Банниер улыбнулся, но нынешняя его улыбка напоминала прежнюю не более чем утопленник, проведший в воде недельку-другую, живого человека.

— Конечно, ты не видел, — согласился он, медленно покачиваясь с пятки на носок в своих шикарных туфлях. — А знаешь почему?

— Понятия не имею.

— Потому что такого указателя нет!

Банниер продолжал раскачиваться, и теперь все его тело постепенно вовлекалось в эти движения.

Стивен не отрывал от него взгляд. Может, он имеет дело с сумасшедшим?

— Нет такого указателя!! — вдруг пронзительно завопил Банниер, и золотые очки его при этом соскочили на самый кончик носа. — Ты втерся, ты вполз сюда, как змея, как ядовитое пресмыкающееся! Ты убил одного…

Ты убил нескольких наших людей!! Может, ты на что-то надеешься? Ох-х, эт-то было бы прекрасно!

Лангелан почувствовал, как учащается пульс. Ладони вспотели, и неожиданно властно напомнил о себе мочевой пузырь.

— Застрелить тебя — слишком просто. Самое правильное, самое правильное… — Глаза Виктора Банниера на миг остановились, словно внезапно он услышал неведомый глас, явивший ему чудесное откровение.

Лангелан с содроганием вспомнил, на чьем лице он видел подобное выражение.

Физиономия проклятого бармена.

"И будь уверен, оно было на твоей собственной роже, когда ты входил в контору констебля".

— …поступить с тобой так же, — при этих словах Банниер стал раздеваться.

Пиджак. Сорочка. Щелкнули замки подтяжек, и брюки упали на пол, обнажив безукоризненной чистоты белье. Потом доктор Банниер медленно, обволакивающе распластался на полу. И пополз, извиваясь всем туловищем.

То не было театром, игрой.

Доктор Банниер исчез — сейчас перед Лангеланом была действительно змея, чудовищная змея, принявшая непостижимым образом человеческий облик.

Он понял, что его ожидает.

Банниер приблизился вплотную. Очки еще держались на его переносице.

Руки были вытянуты вдоль тела, и он полз с трудом, резко, судорожно изгибаясь.

— Док! Эй, доктор!

Бесполезно. Виктор Банниер, владелец клиники, врач с университетским дипломом, сейчас ощущал себя змеей. И самое жуткое заключалось в том, что это доставляло ему удовольствие "до тех пор, пока он тебя не прикончит, тогда все вновь станет на свои места".

Его голова была менее чем в футе от ног Лангелана.

Банниер изогнулся и посмотрел вверх. Он улыбался.

Струйка слюны сползала из приоткрытого рта.

В этот момент Стивен связанными ногами нанес ему удар, целя в кадык и вкладывая в движение всю силу.

Он не сомневался, что достанет. Но непостижимым образом доктор увернулся, легко, словно проделывал этот трюк множество раз.

Стиснув зубы, Лангелан повторил попытку, на этот раз стараясь угодить в лицо… Он едва не потерял равновесие; ноги вновь встретили пустоту, и в тот же миг острая боль пронзила правую лодыжку.

Укусив, Банниер отпрянул, все с той же идиотической улыбкой глядя перед собой. Внезапно он повторил выпад.

Лангелан почувствовал, как острые зубы вонзились пониже голени. Треск раздираемой материи — и сразу горячая струя крови хлынула ему на ботинок. Пот выступил на висках и под мышками.

"Эта дрянь собирается слопать меня!"

Существо, которое было четверть часа назад доктором Банниером, дожевывало вырванный вместе с тканью брюк кусок плоти. Оно чавкало, давясь непривычной пищей; губы и подбородок, измазанные кровью, лишали лицо последних человеческих черт.

Но удовольствие все отчетливее читалось в его-глазах.

Новый бросок — без промаха. Лангелан ожидал его, но не успел уклониться. Впрочем, не успел — не то слово; он даже не разглядел этот выпад, который на сей раз лишил его куска бедренной мышцы. Крови на полу было столько, словно здесь потрошили свинью.

Его рефлексы — отточенные рефлексы хищника — оказались совершенно бесполезными. Он понимал, что рано или поздно потеряет сознание от потери крови, — тогда эта тварь без проблем покончит с ним.

Лангелан с усилием подтянул к подбородку колени.

Это давало немного, но все же хоть сколько-то увеличивало расстояние. Если бы освободить руки…

Новый укус. Теперь зубы Банниера впились в перекрученную ленту скотча. Он мотнул головой, но скотч держался, и тогда доктор принялся терзать неподатливый материал.

Стивен замер. Это была случайность — одна на тысячу. Тот, кто программировал Банниера, перестарался.

Доктор стал слишком змеей.

Еще несколько укусов, и путы на ногах ослабли.

Лангелан напряг мышцы. Кажется, он уже в состоянии разорвать последние полосы измочаленной ленты.

Лангелан, изогнувшись, упал на бок — и тотчас последовала вспышка боли в левой икре. Он резко, толчком выбросил ноги, понимая, что это его единственная попытка.

Скотч лопнул.

Какую-то секунду ему казалось, что материал окажется прочнее, но лента наконец не выдержала. Дальнейшее произошло мгновенно. Банниер метнулся вперед, и целил он в пах…

Лангелан ждал, что так будет: доктору хотелось редкой добычи.

В этом броске Лангелан поймал Банниера. Он стиснул ноги, до предела напрягая мышцы, и голова доктора оказалась в тисках. Затем Стивен перекатился на пол, уверенный, что услышит хруст ломаемых позвонков.

Но Банниер был жив. Более того, бешено извиваясь, он пытался освободиться, и миллиметр за миллиметром ему это удавалось.

"Руки! Ч-черт, руки!"

Мышцы бедер свело судорогой. Боль от укусов сделалась почти нестерпимой, но Лангелан давил и давил неподатливую шею. Это был его последний шанс.

Вдруг движения доктора сделались беспорядочными. Лангелан услышал отчаянные удары босых пяток о ковер; затем пальцы, о которых Банниер словно забыл, вцепились в него, силясь разомкнуть удушающее кольцо. Но пальцы уже ничем не могли помочь доктору.

Вероятно, он пытался кричать, но то был лишь захлебывающийся, нечеловеческий хрип. Потом Банниер перестал сопротивляться.

Стивен держал его на всякий случай еще минут пять и только потом расслабил мышцы. Сказать, что это ему далось с трудом, — значит не сказать почти ничего.

Холл был пуст — как и несколько часов назад. Часы показывали сорок семь минут пополудни. Спускаясь из кабинета Банниера, Лангелан не встретил ни единого человека — клиника будто вымерла.

Он опустился в кресло дежурного. Ноги болели, словно он только что дважды преодолел марафонскую дистанцию, но значительно хуже были раны. Стивен обработал их и перевязал, как смог. Рассмотрев как следует, он понял, что у него появилась возможность остаться хромым на всю жизнь.

Он поднял трубку телефонного аппарата и принялся набирать номер мотеля в Коннеоте.

Судьба порой любит совпадения. Энни услышала телефонный звонок в тот самый момент, когда открывала дверь номера. Несколько секунд она стояла, не зная, на что решиться, потом быстро схватила трубку:

— Алло!

— Ты уже можешь говорить? Хорошо. Ты должна взять напрокат машину. У тебя есть деньги? Если не хватит, возьми в своей драгоценной папке. Я положил туда несколько купюр перед уходом.

— Папки нет! Она исчезла! А ты, ты…

— Я все знаю, что ты хочешь сказать. А если нет — сможешь вдоволь наговориться при встрече. Твое досье спрятано под матрасом. Все. Главное сейчас — машина: ты берешь ее и едешь в Бакстон. Я встречу тебя на шоссе.

Энни вдруг поняла, что этот человек, профессиональный киллер, насколько она себе представляла, каким-то непостижимым образом ничего не знает.

Как это могло произойти? Весь гнев, и боль, и страх на какой-то миг отступили перед удивлением и — может ли такое быть? — состраданием.

— Послушай, послушай меня! — И что-то в ее голосе заставило Лангелана умолкнуть.

— Тебя снимали на видео, когда ты убивал того полицейского… Холлмена. Там была скрытая камера! И теперь этот ролик крутят по местному ТВ каждые полчаса. — Потом, значительно тише, она добавила: — Я думаю, тебя возьмут еще до заката — где бы ты ни находился.

Молчание.

— Скажи, ты уже разговаривала с портье? — Голос Лангелана звучал размеренно и непривычно мягко.

Это удивило Энни… и слегка успокоило.

— Да. То есть нет — я спустилась в холл как раз тогда, когда он беседовал с полицией. Стив! Он опознал тебя, и меня тоже схватят! Я не знаю…

— Конечно, ты не знаешь. Этого и не требуется. Забудь про Бакстон. Теперь забудь. Возьми машину. В Юклиде есть аэропорт. Поставишь машину на стоянку — не бросишь у входа, а обязательно на стоянку, — после купишь билет до Кливленда. Там у трапа будет ждать человек. Он узнает тебя и позаботится обо всем.

— Но как я пройду мимо портье? И мне кажется…

— Второй этаж, — проговорил Лангелан. — Снег. Ты должна выбраться, Энни. Ты должна выбраться! И у тебя получится, если не станешь паниковать и сделаешь все, как я сказал.

— Хорошо.

"И если повезет нам обоим".

Но вслух он добавил:

— Мы увидимся скорее, чем ты думаешь…

— Джим, ты дома. Надеюсь, с остальным тоже порядок.

Стивен набрал новый номер сразу, переговорив с Энни. Прослушиваются ли телефоны клиники? И если да, то кем?

Ничто не исключалось, но теперь приходилось рисковать, потому что иного выхода не было.

— Я все сделал, как договаривались. И уже два часа дожидаюсь твоего звонка. — У Джима был довольный голос, голос человека, хорошо выполнившего свою работу.

— Я слушаю тебя. Постарайся короче.

— Стив, человека, которым ты интересуешься, не существует. Мне пришлось попотеть, чтобы говорить об этом с уверенностью. Ему никогда не выдавали водительских прав. На него ничего нет в Центральном полицейском компьютере, так же как и в базе данных Иммиграционной службы. Он никогда не оформлял медицинской страховки. И никогда не служил в армии. Его имя — лишь звук. Такого человека не существует.

Джим замолчал, ожидая реакции.

"Что это может значить? Выдуманное имя? Грандиозная мистификация? Или…"

— Ну что ж. Я не сомневаюсь, как ты сказал, так и есть.

— Тебе это как-то помогло? — спросил Джим.

— Еще не знаю. У меня возникла проблема — на сей раз все очень серьезно. Мне не выпутаться без твоей помощи.

— О Господи…

— Джим, тебе нужно немедленно отправляться в Кливленд. Первым же рейсом. В аэропорту будешь ждать прибывающие из Юклида самолеты. Одним из рейсов прилетит девушка. Ее зовут Энни Грин. — Лангелан описал внешность журналистки. — Я не могу сказать, каким именно рейсом она прибудет, но ты должен обязательно ее узнать. Проводишь в "Шелтон". Сними ей номер на трое суток. И будь с ней. Это все.

— Ты серьезно увяз там, да? — осторожно спросил Джим.

— Похоже, что так.

— Может, тебе нужно что-то еще? Деньги? Люди? Я могу попытаться…

— Спасибо, нет. Я все сделаю сам. Но… Все равно спасибо.

"О Боже, я становлюсь сентиментальным! Как сильно меня изменили несколько суток".

— Стив, что мне делать, если…

— Если я не появлюсь в Кливленде в течение этих трех суток. Так? Ты это хотел спросить?

— Да.

— Помоги девушке убраться из страны. Если она захочет, конечно. Но думаю, что она обязательно захочет.

— На ней что-то серьезное? Извини, но я должен знать это, чтобы организовать все как следует.

— На ней нет ничего. Ее ищет полиция, потому что девушку видели со мной. И еще с ней жаждет повстречаться одна, скажем, секта. Только встреча та будет для Энни последней.

Джим помолчал, потом сказал:

— Я сделаю все, что смогу, Стив.

— Не сомневаюсь, — Лангелан положил трубку.

День был ослепительно ярким. На безоблачном небе сияло солнце, и снег, аккуратно убранный возле крыльца клиники, сверкал и переливался мириадами радуг, расчерченный кое-где густыми темно-синими тенями деревьев.

"Тандеберд" был на месте. Не совсем там, где он оставил его.

"Скорее, не где, а на ком?"

Однако машину не стали прятать. Вероятно, тому, кто все это готовил, не могла прийти в голову мысль, что хозяин "тандеберда" сможет им снова воспользоваться.

Лангелан заковылял к машине. Идти было тяжело, но не настолько трудно, как он опасался. Он открыл дверцу, и в этот момент услышал отдаленный телефонный звонок на втором этаже клиники.

"Могу поклясться, что это в кабинете доктора Банниера. Взволнованная публика ждет его в Фиолетовом доме. Срывается выступление!"

"Нет, оно состоится, — подумал Лангелан. — Но с другим ведущим не так, как ожидают зрители".

Он запустил двигатель. Потом, перегнувшись назад, извлек из спинки пассажирского кресла замаскированный контейнер. В нем находился портативный пистолетпулемет в наплечной кобуре, и этому инструменту предназначалась основная мелодия в предстоящем спектакле. Который называется массовым кровопролитием.

Пусть так, но он пойдет и на это. Потому что, перед тем как повесить трубку, Джим сказал еще несколько слов. Очень важных. Лангелан запомнил их наизусть — ведь то был приговор.

"Синдикат интересовался твоими делами, Стив. Со мной переговорили очень осторожно, но я давно научился слышать больше, чем сказано. И я почти уверен, что они решили тебя заменить. Думаю, я должен был тебе это сказать".

Лангелан включил передачу и двинулся по идеально расчищенной дороге.

В том-то и дело, что Джим был вовсе не должен. Он мог промолчать, и его никто бы не упрекнул. Но он сказал, рискуя очень по-крупному.

Подъездная дорога кончилась, Лангелан вывернул на шоссе и прибавил скорость. До Бакстона было двадцать миль.

Он лежал неподвижно. Сквозь толщу сугроба слышался треск пламени, пожиравшего его "тандеберд". В отдалении — голоса полицейских; слов не разобрать, но это и не требовалось. Догадаться, о чем они говорят; нетрудно. Прогремел взрыв.

"Огонь добрался до баков. Теперь пожар не закончится, пока не выжжет машину дотла. А потом копов ждет сюрприз".

Потом. Но пока что они уверены, что водитель в салоне. Вернее, то, что от него осталось. Ведь после происшедшего с "тандебердом" невозможно уцелеть.

Стивен напоролся на полицейский блок у самого въезда в город, возле холмов. Копы открыли огонь без промедления, и первыми же выстрелами разбило рулевую колонку. Машину вынесло в кювет, перевернуло три или четыре раза, затем "тандеберд" грохнулся набок и загорелся.

Когда автомобиль перевернулся, Лангелана выбросило из салона, и его принял сугроб, сооруженный снегоочистителями, трудившимися всю предыдущую ночь. Возможно, то было чудо спасения. Возможно, лишь изощренная пытка смерти.

Но главное — он ничего не предвидел. Его способность предугадывать события изменила ему на сей раз.

Скорее всего это означало конец.

Мой ангел-хранитель оставил меня.

Лангелан осторожно пошевелился в снегу. Он знал, что у него есть время, только пока горит автомобиль.

Потом полицейские просеют каждый грамм снега сквозь мелкое сито.

Он полз к Фиолетовому дому. Если ему суждено побывать в нем — то теперь. Он полз, зарываясь глубже в снег и надеясь на солнце, которое светило с его стороны.

Лангелан уже видел крыльцо Фиолетового дома, когда почувствовал чье-то присутствие совсем рядом.

Он замер. Потом услышал близкое дыхание — и быстро повернулся в снегу. Вспышка боли в груди едва не лишила сознания.

Над ним, склонившись, стоял Сэм Гевин — секретарь несуществующего мистера Армистеда. Лангелан упер ствол пистолета-пулемета ему в грудь.

— Полицейские могут видеть меня с дороги?

Секретарь медленно покачал головой.

— Помоги мне подняться. Будь очень внимателен и осторожен, и тогда, возможно, мы прибудем к твоему хозяину в том же составе, что и теперь.

Сэм Гевин молчал. Не исключено — он подозревал, что с ним разговаривает дух, а не человек. Этот киллер должен быть мертв уже трижды!

— Шевелись!

Тяжелые двери захлопнулись позади с оглушительным ударом, словно ворота ада. Впереди открывался широкий, едва освещенный коридор с высоким сводчатым потолком.

"Дешевые декорации. Для впечатлительных провинциалов. Но это должно срабатывать".

Он подтолкнул секретаря в спину стволом:

— Пошли. И держи рот закрытым.

Их путь окончился возле двустворчатых дверей с отделкой под красное дерево, но Стивен безошибочно угадал стальную плиту под декоративной панелью. Сэм Гевин замешкался, потом оглянулся.

— Не стесняйся. Открывай и входи первым.

Лангелан чувствовал уверенность, которую придавали оружие и сознание того, что фактор неожиданности на его стороне. Но вместе с тем глубоко в душе он ощущал обреченность. И здесь не играла роли ни огневая мощь его пистолета-пулемета, ни опыт — ничто.

Мой ангел оставил меня.

"Вот и все. Но путь свой я пройду до конца — каким бы он ни был".

Секретарь распахнул двери, которые тяжко провернулись на усиленных могучих петлях. Потом Гевин отступил в сторону, освобождая проход.

Это был зал, одновременно похожий на учебный класс и спортивную арену. Ряды кресел возвышались один над другим, полукругом охватывая помещение. В центре располагался помост, на котором была устроена кафедра. Но более всего сооружение напомнило Лангелану грубую имитацию эшафота. Почти все места в амфитеатре были заняты; десятки глаз уставились на вошедших. Лангелан оглянулся — секретаря уже не было рядом. Подняв голову, он внимательно посмотрел на сидящих.

Многих он уже видел ранее: среди пациентов клиники. Других — впервые. На их лицах не было и следа безумия; его разглядывали с отстраненным интересом, как необычного жука, неожиданно выползшего на великолепно убранный стол и на какой-то миг нарушившего ход торжественного приема.

Он мог начать стрелять. Но что бы это дало? Несколько выстрелов, вряд ли он бы успел сделать больше. Однако дело было не в том: борьба оказалась бессмысленной. Он столкнулся здесь с силой, несоизмеримой по своим возможностям с его собственными. Все это напоминало войну муравья с экскаватором.

На помосте в центре зала появился человек. Красное лицо, рыжеватая, начавшая редеть шевелюра. И крупная, словно налитая, бородавка, венчающая кончик носа.

Это был клиент заведения Банниера.

Он посмотрел на вошедшего гостя и сделал особый, неповторимый жест. Пальцы Лангелана разжались, и оружие со стуком упало на паркет.

— Поднимитесь сюда, — приказал человек с кафедры. — Нужно ли мне представляться? — спросил он, когда Стивен остановился напротив.

— Думаю, не стоит. Мистер Леонард Армистед. Так?

— Верно. — Краснолицый мужчина улыбнулся, облокотившись на кафедру. Она была совершенно пуста, если не считать странной игрушки, отдаленно напоминавшей метроном. Блестящий металлический шар диаметром в два дюйма плавно раскачивался на тонком стержне. Когда шар достигал верхней точки, между ним и подставкой с треском прорывался сноп электрических искр.

— Ваше имя мне тоже известно, — сказал Армистед и обернулся к секретарю.

— Продолжайте без меня, Гевин. Я скоро вернусь.

"Он почти повторил слова Банниера!" И эта мысль вдруг вызвала у Лангелана чувство, которое, как он полагал, осталось за дверями Фиолетового дома.

Надежда.

Армистед почувствовал это изменение.

— Что произошло? Вспомнился забавный случай? — Он смотрел на Лангелана с улыбкой, но в его глазах промелькнул огонек беспокойства. Впрочем, только на миг. — Пойдемте.

В кабинете Армистеда было темновато. Дневной свет с трудом проникал сквозь узкое, словно бойница, окно. Но все же то был солнечный свет. Вспыхнувшие галогеновые светильники поглотили его, превратив день в поздний вечер.

— Банниер мертв? — спросил Армистед, устраиваясь в массивном кресле.

Лангелан сел напротив, их разделял только небольшой легкий столик. Он не был преградой. Преградой была сама атмосфера этого дома.

— Мертв, — проговорил Лангелан — если только не научился обходиться без воздуха. Вы не отрабатываете такие способности у своих учеников?

— Не следует злить меня сильнее, чем это вам уже удалось. — Армистед на миг замолчал. — Доктор Банниер не был моим учеником. Он был… кнопкой, очень удобной кнопкой. Но он не был посвящен в таинства и даже вряд ли подозревал о них. Для него я лишь уникальный случай психиатрии. Почти что природное явление. Автором метода он считал себя — и поэтому было так удобно его использовать. Теперь… придется искать ему замену. Впрочем, вам все равно ничего не ясно. Вы просто оказались не в том месте и не в то время. Не повезло.

— Ну почему же, — сказал Лангелан, — кое-что я все-таки понял. Вы — не мессия, Армистед, и нет никаких таинств. Все это вздор. А есть новые методы гипноза. Или хорошо забытые старые. Вы научились воздействовать на психику, строя фразы определенным образом, и что-то еще — прикосновения, к примеру. Но в основе — стратегия речи. Вот и все. Прочее — лишь декорации.

Леонард Армистед захохотал. Это был хорошо поставленный раскатистый смех — и совершенно искусственный. Он прекратился так же внезапно, как и начался.

— Какие-то крохи вы действительно поняли, — произнес Армистед, щуря покрасневшие глаза. — Речевые стратегии — это неплохо сформулировано, если вы вправду не сталкивались раньше с таким понятием. Виктор Банниер был буквально помешан на этом… Полагал, что их возможности беспредельны… но сам не мог ничего. Он был только кнопкой, как я говорил уже. Мне смешно, когда речь идет о гипнозе. Потому что фактически никто не знает, что это такое. Им размахивают, как волшебной палочкой. Но никакие волшебные палочки не могут существовать в мире, где отсутствует магия. Они становятся просто деревяшками. Однако ежели волшебный жезл работает — значит, магия существует. Об этом отчего-то не хотят задумываться. Возможно, просто боятся. Ведь если заклинания — или гипноз, или речевые стратегии, выбирайте, что больше нравится, — срабатывают, то, несомненно, есть сила, которая и выполняет действие. А у каждой силы… у каждой силы есть свой хозяин. Нужно только понять, кто он. И тогда — никаких действий наугад. Тогда власть практически не ограничена.

Лангелан прикрыл глаза и неожиданно четко мысленным взором увидел изображение перевернутого креста на двери церкви города Бакстона.

— Кнопка, — сказал он, поднимая веки. — Вы говорите — кнопка. Что же включалось с помощью этой кнопки, которая называлась доктором Банниером?

— Я, — ровно проговорил Армистед. — Я — психически неизлечимо больной. Прогрессирующее слабоумие. Гебефрения. И Виктор знал речевой ключ, который приводил меня в это состояние. А также возвращал обратно. К полному здоровью. Абсолютному.

— Две личности?

— Нет. Личность одна, но два ее состояния.

"Поэтому Джиму и не удалось найти никаких следов. Психушка… лучшее укрытие. И нет риска разоблачения — потому что нет симуляции".

— Все это очень познавательно, — сказал Лангелан. — У меня просьба: если не возражаете, я покину вас ночью.

— Хорошо, — Армистед спокойно кивнул, — ночью. Ты покинешь нас ночью. Нас всех.

— Подразумевается убийство?

— Убийство?! Ты просто не понимаешь, о чем речь! Мне достаточно сказать лишь несколько фраз: незаметных, вплетенных в ткань разговора, — и, к примеру, твой член станет таким, что ты почтешь за счастье от него избавиться.

Лангелан поморщился:

— Что за фантазии!

Армистед перегнулся к нему через столик. Кожа под глазами набрякла, и стала видна тонкая синеватая жилка, пульсирующая у левого виска.

— Я могу сделать что угодно с твоей психикой! С твоей физиологией!.. Он улыбнулся, и обнажились желтые кривоватые зубы. — Я могу сделать что угодно с твоей душой!

— Зачем вам все это? И зачем вам нужна жизнь незаметной журналистки? При таком размахе…

Армистед выпрямился.

— Девчонка сама по себе не имеет для меня никакого значения. Ты ее спрятал — на свою голову. Но ты сам и расскажешь, где ее найти, — хозяин Фиолетового дома ухмыльнулся. — Она взяла то, что ей не принадлежало. И она будет наказана. Кстати, ты тоже попытался взять то, что не было твоим.

Лангелан искренне удивился — впервые за долгое время.

— Я?

— Да. Тебе нужна была жизнь Спаатца? Но он никогда не будет твоей жертвой. Он — адепт: это редчайшее свойство. Только два человека — не считая меня — обладают подобным даром. Филип станет третьим.

Лангелан задумался. Разговор шел к концу — как и его жизнь, — и нужно постараться, чтобы все завершилось… не унизительно. И может — если очень повезет, — ему удастся спасти Энни Грин.

— Вы грозились сделать с моей душой все, что пожелаете. Я не очень верю в существование душ, но если я не ошибаюсь, то, несомненно, с вашей душой, Армистед, все худшее уже случилось. И еще: вы представляли меня совершенно ничтожным. Должен сказать, не могу согласиться. Я тоже умею кое-что, и неплохо.

Он широко улыбнулся и произнес, раздельно и четко выговаривая каждое слово:

— Ведь я достал твою благопристойную суку в пансионе. Верно? Или ты забыл? А хочешь, расскажу, как я это сделал?

Армистед вздрогнул. Бешенство исказило его побагровевшее лицо.

— Вот об этом ты пожалеешь, — прошипел он.

Неожиданно дверь в кабинет распахнулась.

— Сэр, — озабоченно сказал Сэм Гевин с порога, — в доме полиция. У них ордер. Они разыскивают водителя сгоревшей машины.

— Убери его в подвал, — быстро сказал Армистед, — и запри там. Это не продлится долго — я позабочусь.

— Поднимайся, — секретарь подтолкнул его, и Лангелан медленно выпрямился.

Армистед неотрывно глядел на него своими красными глазками.

— Небольшая отсрочка, — сказал он, — потому что в конечном итоге все определяет… но ты ведь и сам это знаешь… Иди!

Дом был очень старый. Когда они спустились в подвал, Стивен увидел бойлер, который, вероятно, создали во времена "Титаника". Его несколько модернизировали, и сейчас он работал на сжиженном газе. Непосредственно возле котла подвал освещался единственной лампочкой в металлической сетке, далее пространство тонуло во мраке.

Секретарь торопился. Впихнув Лангелана в подвал, он быстро поднялся по короткой лестнице и захлопнул дверь. Загремел засов, и все стихло.

Стивен нашел пустой ящик. Присел. В топке бойлера ровно гудело пламя, от котла даже здесь, на расстоянии пяти ярдов, веяло жаром. И жаром постепенно наливалась раненая нога.

То, что его бросили без присмотра, даже не связав, было очевидной ошибкой: Это можно было объяснить только серьезностью ситуации, — видимо, Армистед не мог допустить тщательного полицейского обыска. Секретарь тоже требовался наверху — ведь "ученики" сидели на местах и их нельзя было предоставить самим себе.

"Полиция штата. Это не местный констебль. Чтобы их обработать, требуется время".

К тому же слишком много трупов.

Бойлерная. Семь пятидесятилитровых баллонов. И горящая топка. Устроить "ба-бах!" будет не слишком сложно. Не самая трудная смерть. Армистед наверняка приготовил для него нечто более занимательное. И им уже не найти Энни, — вряд ли Армистед сумеет разговорить мертвеца. При всем своем могуществе.

Армистед. Своя организация, свои цели. Какие?

Власть — и трудно даже представить, как далеко она простирается. Методы…

"Если половина сказанного им — правда, моя собственная профессия скоро станет анахронизмом".

Лангелан вспомнил извивавшегося на полу Банниера и поднялся.

Надо торопиться, если не хочешь закончить так же.

Он осмотрел баллоны. Все были полны, но рукоятки с вентилей предусмотрительно сняты.

"Ч-черт!" Оставался один, питающий котел. Можно отключить его — но тогда пламя в топке погаснет. И когда здесь создастся нужная концентрация, неизвестно. Может, газа в одном баллоне не хватит, учитывая размеры подвала. Лангелан посмотрел вверх. Под потолком проходил металлический короб, в котором нетрудно было узнать вентиляционную шахту. Вентиляция… Смутная мысль промелькнула в сознании, он оглянулся назад, на котел…

И внезапно понял, что можно сделать.

Только бы дотянуться до короба. Лангелан двинулся в темное пространство подвала, пробираясь почти на ощупь. Ему нужна была лестница, но сгодились бы и несколько крепких ящиков, которые можно поставить друг на друга.

Продвинувшись десятка на два шагов и ободрав руку, он услышал вдруг отдаленные шорох и слабое попискивание.

Крысы.

Вероятно, подвал кишел ими. И только свет возле бойлера держал этих тварей на расстоянии. Но я должен достать то, что требуется.

Одна из крыс вдруг пробежала по его ноге. Лангелан содрогнулся и стал отступать. Шелест сотен лапок был гораздо отчетливее.

Остановит ли их свет?

Он споткнулся и упал на вытянутые руки. На миг сознание заполнила паника, и тут ладонь его ощутила что-то, похожее на шест. Вцепившись в свою находку, он поволок ее к освещенному пятну возле котла.

То был не шест, а отрезок водопроводной трубы в толстых наростах ржавчины. Но для задуманной цели он вполне годился.

Жесть вентиляционного короба сдалась после четвертого удара. Лангелан действовал трубой, как тараном, держа ее на вытянутых руках, с трудом сохраняя равновесие.

В шахте образовалась дыра с рваными, загнутыми внутрь краями. Было слышно, как шумит внутри нагнетаемый воздух.

"Принудительная вентиляция".

В кабинете Армистеда он видел кондиционер, но зал для занятий, очевидно, был оборудован тем, что попроще. А что может быть проще принудительной вентиляции!

Лангелан вытащил стальную шпильку из крепежного хомута и отсоединил конец шланга, соединявшего газовый баллон с котлом. Раздалось громкое шипение, словно проснулась рассерженная змея. Соединив шланг с найденным куском трубы, он осторожно стал поднимать его вверх. Только бы хватило длины!

Хватило — хотя шланг и натянулся почти до предела.

Лангелан воткнул свободный конец трубы в земляной пол. Теперь оставалось только ждать. Горючий газ пошел в вентиляционную систему.

Тик-так, тик-так.

"О чем там сейчас говорит Сэм Гевин? Учит, как парой фраз заставить выпрыгнуть из окна? Или поверить, что лучший подарок для самого близкого смерть?

А природный газ почти не имеет запаха. И он будет все прибывать, прибывать, пока… тик-так в очередной раз металлический шарик не брызнет веером электрических искр…"

Шаги. Шаги снаружи, за дверью. И он здесь заперт среди крыс, и ничего нельзя сделать, потому что ты сам, как крыса, за которой пришел знаменитый крысолов со своей волшебной дудочкой. Вот если бы…

Лангелан поднял с пола стальную шпильку. Его руки почти не дрожали. Он поднес пальцы с зажатой шпилькой к уху.

"Быстро. И глубоко — чтобы не оставить им шансов".

Секретарь мистера Армистеда появился на верхней ступени. Он что-то крикнул и махнул рукой. Пленник не реагировал. Он сидел на перевернутом ящике и плавно раскачивался, словно в такт неслышной мелодии. От уха к подбородку тянулась темная ленточка; при слабом освещении Гевин не сразу разобрал, что это кровь.

Он хорошо соображал. Переведя взгляд с погасшего бойлера на шланг, скрывавшийся в пробитом вентиляционном коробе, секретарь хозяина Фиолетового дома оценил ситуацию мгновенно. Он ринулся наверх, не обращая больше на Лангелана внимания.

Междугородный автобус остановился возле одного из терминалов автовокзала Кливленда. Вместе с десятком других пассажиров из него вышел мужчина, вид которого говорил, что ему недавно крепко досталось.

Отчего-то не став дожидаться багажа, мужчина отправился к киоску и спросил местную газету. Заголовки бросались в глаза с первой же полосы: УЖАСАЮЩАЯ ТРАГЕДИЯ В БАКСТОНЕ! СТАРИННЫЙ ОСОБНЯК ПОЛНОСТЬЮ УНИЧТОЖЕН!

"Как сообщил наш корреспондент, побывавший на месте трагедии, взрыв унес жизни восемнадцати человек. Еще шестнадцать мужчин и женщин, извлеченных из-под обломков, госпитализированы в больницы графства.

По словам шефа пожарных, взрыв произошел изза утечки газа. И это как будто подтверждается общей картиной. Но начальник отдела по расследованию убийств полиции штата Пол Ревкович заявил, "что в этом деле еще много неясного". Убит директор психиатрической клиники доктор Банниер — при весьма странных, как заявил Ревкович, обстоятельствах. Исчез охранник, дежуривший в ту ночь, недавно принятый на работу. Полиция считает его одним из главных подозреваемых. Кроме того, до сих пор не обнаружен убийца констебля Холлмена. Как все это связано между собой? И не слишком ли много берет на себя полиция, скрывая от общественности подробности хода расследования?" Стивен скомкал газету и отправил в урну. Потом пешком отправился в центр города. Он шел очень осторожно — но вовсе не из-за боязни быть узнанным. Ожог, обезобразивший левую половину лица, делал его неузнаваемым. Осторожность вызывалась другим — он еще не привык к своей полной глухоте. Возможно, ему удастся поправить слух. Возможно — нет, но в любом случае предстоит многому научиться.

Наконец он свернул за угол — и увидел толпу поодаль от входа в отель. Толпу возбужденных, испуганных и вместе с тем словно слегка опьяненных людей — их вид с полной определенностью говорил, что недавно здесь пролилась кровь.

Лангелан стал осторожно протискиваться сквозь них. Его толкали, но он упорно двигался вперед.

Мужчина лежал лицом вниз. Осколки черепа разлетелись вокруг, асфальт потемнел от крови.

Господи, нет! Ведь это не Джим, это не может быть Джим!

Конечно, то был совершенно посторонний мужчина. Лангелан поднялся в "Шелтон", узнал номера Энни и Джима и встретил их — целых и невредимых.

Но все это произошло только в его мыслях. В действительности на асфальте лежал именно Джим и распахнутое окно на одиннадцатом этаже ясно показывало, откуда он сделал последний шаг.

Появившийся полицейский приподнял труп, и Лангелан увидел обезображенное, но все же узнаваемое лицо.

Толпа шумела, две женщины плакали — но он ничего не слышал. Он выбрался и вошел в просторный вестибюль "Шелтона". Портье за стойкой напоминал суслика, лишившегося привычной норы. Он не сразу обратил внимание на подошедшего Лангелана, вертя головой по сторонам.

— У вас позавчера остановилась мисс Энни Грин. Я бы хотел знать, в каком номере она проживает. Должен предупредить, что я плохо слышу. Надеюсь, вас не затруднит написать на бумаге номер.

Портье секунду недоумевающе глядел на него.

"Вот идиот!"

Затем защелкал клавишами компьютера. Нахмурился, придвинул к себе листок и начал быстро писать.

Потом осторожно подтолкнул его Лангелану.

"Мисс Грин уехала из отеля вчера в 23.30".

Стивен скомкал листок и повернулся к выходу. Портье тронул его за рукав. Он быстро написал на новом листке: "Простите, мистер, как ваше имя?" — Стив Лангелан.

Новая записка: "Тот человек, что погиб сегодня, оставил для вас конверт".

Портье нагнулся и вытащил стандартный конверт без марки. Лангелан взял его, поблагодарил кивком и вышел на улицу.

Он рискнул распечатать конверт, только пройдя три квартала и убедившись, что никто не последовал за ним.

Зайдя в маленький неприметный бар, он опустился за столик и, заказав пива, стал читать.

"Стив! Я беспокоюсь, что не смогу выполнить обещание. Твоя знакомая, едва мы поселились, купила кассетный магнитофон и часами слушает одну и ту же пленку. Мой номер — соседний, и через стенку я не слышу слов. Это похоже на какую-то лекцию. Твоя знакомая почти не общается, и у меня предчувствие, что она собирается сбежать без моей помощи. Надеюсь все же, ты успеешь в назначенный срок".

Подписи не было. Лангелан порвал записку и сжег клочки в пепельнице.

"Копия, вот в чем дело. У нее имелась копия той диктофонной записи. Поэтому Армистед был так упорен в своих поисках. Копия… это же так просто! Она попыталась прослушать запись еще там, в пансионе Йельсен. Это едва не стоило ей жизни. И вот теперь она повторила попытку. Чему она научилась? Психическое каратэ? Или она тоже стала адептом? Теперь не имеет значения. Важно, что ей понравилось. И Джим стал первым оселком, на котором она попробовала свое оружие. Несколько слов, и он открывает окно, в полной уверенности, что поступает абсолютно правильно".

Денег, чтобы расплатиться, едва хватило. Официантка неприязненно взглянула на человека в мятой одежде, но ничего не. сказала. Искоса посмотрела на пятно ожога и отошла от столика. Лангелан вышел на улицу.

Он не торопился. Ему потребуются средства — они есть, отложенные для непредвиденной ситуации. Сейчас они пригодятся. Потом он раздобудет еще.

Деньги — лишь средство. У него есть цель — вот что главное. Можно сказать, что он заключил собственный контракт — с самим собой.

Энни Грин.

Он будет искать ее. И он обязательно ее найдет — даже если на это потребуется целая жизнь.