Секты, сектантство, сектанты

Глава IV СЕКТАНТСТВО И НРАВСТВЕННОСТЬ

И в сектантской теологии, и в обыденном сознании членов сектантских объединений одно из центральных мест занимают вопросы нравственности. Собственно, во всех христианских течениях вера в бога рассматривается как единственное средство, единственный путь к нравственному самосовершенствованию человека, без чего он не может даже надеяться на то, чтобы попасть в царство небесное, заслужить «спасение». Но в сектах проблема нравственного самосовершенствования выдвигается на первый план. Всячески подчеркивая свою исключительность, сектанты заявляют, будто они являются образцом высоконравственного поведения, живут по заповедям Христа, строго следуя нормам христианской морали.

В объединениях протестантского типа вопросы нравственности были выдвинуты на первый план еще в пору их зарождения. Здесь сказалась прямая преемственность от тех протестантских направлений, которые возникли в период Реформации. Выступив с критикой аморализма, распутства, скупости, корыстолюбия католических церковнослужителей, протестанты противопоставили им «скромную», «строгую», граничащую с аскетизмом жизнь, какую якобы вели первые христиане, последовавшие за Иисусом Христом, сделавшие его своим идеалом высокоморального поведения. «Мирской аскетизм» отчетливо проявился в кальвинизме, особенно в его английской разновидности — пуританстве. Впоследствии идею «трезвого образа жизни» унаследовали баптисты, адвентисты седьмого дня, евангельские христиане и последователи других протестантских течений, которые принято относить к сектам.

Идея нравственного самосовершенствования нашла отражение и в вероучении сект русского происхождения, хотя и в гораздо меньшей степени. Сказалось то обстоятельство, что в отличие от многих сект протестантского типа большинство сект русского происхождения, как говорилось, было выражением политического протеста под религиозной оболочкой. Этот протест зачастую выражался в крайних формах аскетизма, нередко выливался в изуверство (например, скопчество), ибо только таким путем, как полагали некоторые сектантские вожди, можно бросить вызов «миру, погрязшему в грехах». Нужно учитывать и то, что сплошь и рядом во главе этих сект стояли малообразованные люди, которые не могли подняться до детальной разработки учения о самосовершенствовании и прибегали к прямолинейным проповедям и призывам. А темный, забитый люд слепо следовал за своими духовными наставниками.

В наши дни, когда еще продолжают существовать разного рода пережитки прошлого в сознании и поведении людей — пьянство, хулиганство, тунеядство, различные проявления аморализма, они дают возможность для религиозной спекуляции на том, что «мир»-де не может избавиться от зла и пороков без религиозной веры, и не просто веры, а той, что проповедуется в сектантских общинах. Сектанты противопоставляют свой образ жизни, свое повседневное поведение образу жизни и поведению неверующих, особо подчеркивая, что они следуют евангельским заповедям, налагают запрет на употребление спиртных напитков, курение, нетерпимо относятся к любым проявлениям аморализма.

Надо признать, что многие сектанты искренне убеждены, что действительно вера в бога определяет нравственность человека, что она делает его «хорошим». Белорусские исследователи приводят высказывания членов общин евангельских христиан-баптистов, свидетельствующие о внутренней убежденности верующих в том, что религиозная вера — единственный путь к нравственному самосовершенствованию, к преодолению безнравственности. «Я стал евангельским христианином-баптистом, чтобы не быть „свиньей“ (не пить), и вера укрепляет меня в хорошем»; «верующий никогда не сделает плохого, так как он думает: на меня смотрят все как на верующего, как же я могу что-нибудь плохое сделать, это же нашему обществу, всем нашим верующим позор»; «в моральном кодексе строителя коммунизма все хорошо, но осуществить его человек без бога не может»; «неверующий может быть плохим, а верующий нет, так как своей волей нельзя удержаться от плохого, а страх божий сдерживает, помогает пересилить себя».

Ответы такого рода в целом типичны для последователей христианских сект. Обращает на себя внимание то, что значительная часть сектантов считает «добродетельную мораль» наиболее привлекательной стороной религии. Так, при опросе сектантов украинскими исследователями на вопрос «что привлекает вас в религии?» назвали «добродетельную мораль» 35,9 % евангельских христиан-баптистов, 45,4 % адвентистов седьмого дня и 27,3 % пятидесятников. Показательно, что в вопроснике были предложены и такие ответы на вопрос: «вера во всемогущего бога» и «обещание вечной загробной жизни». Но все же многие сектанты предпочли выбрать «добродетельную мораль» в качестве самого привлекательного для них момента в религии[106]. Сугубо же религиозные идеи оказались у них на втором плане.

Члены сектантских объединений, видящие в религиозной нравственности панацею от существующего в мире зла, считающие свой моральный кодекс единственным надежным средством для нравственного совершенствования всего человечества, не дают себе труда проанализировать религиозные этические доктрины. Они слепо следуют предписаниям руководителей и идеологов сектантских объединений, воспринимая лишь чисто внешнюю сторону религиозной нравственности, которая часто выглядит довольно привлекательной, гуманной. Так, например, сектанты придают особое значение десяти библейским заповедям, соблюдение которых, по их словам, сделало бы всех людей высоконравственными, навсегда покончило бы с аморализмом. Заповеди рассматриваются сектантскими проповедниками как непременная составная часть процесса самосовершенствования. В «Основах вероучения адвентистов седьмого дня» они именуются «законом божьим», они-де «являются основными моральными предписаниями для всех людей всех времен».

Разумеется, и заповедь «не убивай», и заповедь «не кради», и заповедь «не прелюбодействуй», которые внешне выглядят крайне привлекательно, выдаются за божественные установления, а потому исполнение их обязательно для каждого члена сектантской общины. С другой стороны, объявляя заповеди божественными, сектантские идеологи рассматривают их как вечные и неизменные нормы морали.

Однако марксистско-ленинская наука давно отвергла подобные утверждения, убедительно показала, что никаких вечных нравственных норм нет. Мы, писал Ф. Энгельс, «отвергаем всякую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догматику в качестве вечного, окончательного, отныне неизменного нравственного закона»[107].

Нравственность является одной из форм общественного сознания, а следовательно, находится в прямой зависимости от общественного бытия, изменяется вместе о изменением бытия и в классовом обществе всегда носит классовый характер. «…Нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, — говорил В. И. Ленин, — мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов»[108].

Что касается библейских заповедей, которые якобы получены от бога, то научные данные свидетельствуют об их земном происхождении, о том, что они сложились задолго до возникновения христианства и лишь впоследствии получили религиозное обоснование, были взяты на вооружение господствующими классами для защиты своих интересов. Христианская мораль сложилась в классово-антагонистическом обществе и, естественно, носит классовый характер. Она освятила эксплуататорский строй, в течение многих столетий служила интересам власть имущих. Утверждения же о ее надклассовом характере преследовали цель затуманить истинный смысл, сущность христианской нравственности.

Религиозная мораль в целом противоположна коммунистической морали, возникшей в ходе классовой борьбы пролетариата еще в буржуазном обществе и отразившей интересы всех трудящихся. Если в основе коммунистической морали лежит принцип коллективизма, то религиозная нравственность эгоистична по своему существу, ибо исходит из стремления каждого человека к достижению личного спасения. А это ли не проявление крайнего индивидуализма?

Религиозная нравственность антиобщественна по своему духу. Ведь она учит, что высший моральный долг верующего — не перед обществом, а перед богом. Таким образом, она объективно оправдывает конфронтацию человека с «миром», считает богоугодным стремление верующих к самоизоляции от окружающей действительности во имя того, чтобы всецело отдаться «молитвенному труду», религиозным упражнениям. Общественные же интересы находятся вне сферы религиозной морали.

Истинная сущность религиозного морального кодекса особенно наглядно проявляется в принципах «всеобщей любви», «всепрощения», хотя, взятые абстрактно, они с умилением воспринимаются верующими, которые видят в них проявление истинного гуманизма. Верующие искренне полагают, что, если бы все люди руководствовались этими принципами, проявляли бы «любовь к ближнему», то на земле навсегда бы исчезли распри между народами, взаимная вражда, войны. Лозунг «Бог есть любовь» можно встретить почти в каждом сектантском молитвенном доме, и верующие убеждены в том, что, руководствуясь им, они делают решающий шаг в своем самосовершенствовании.

Вот несколько высказываний евангельских христиан-баптистов, в которых они излагают свое мнение о принципе «любви к ближнему»: «Нет ни одной партии, нет ни одного общества, которые бы провозгласили такой высокий гуманистический принцип. В нем воплощена, как ни в каком другом, высшая любовь к человеку». «…Любовь к людям есть результат сознания в себе божественного духовного начала. Только оно — это сознание — порождает любовь. Только признание в себе сыновности богу, полное подчинение ему как отцу открывает в душе чистый родник любви к ближним. Если мы сознаем в себе божеское начало, те оно не замедлит проявить себя постоянной готовностью любви ко всем людям»[109].

Высказывания эти в целом типичны для современных приверженцев сектантских объединений протестантского типа. Обращает на себя внимание то, что «любовь к ближнему» неразрывно связывается с верой в бога, без которой она якобы вообще практически невозможна. При этом сама формула «любовь к ближнему» воспринимается некритически. Между тем достаточно вдуматься в то, какой смысл вкладывается в нее, чтобы понять, сколь далека она от истинного гуманизма. Г. В. Плеханов писал: «Когда человек говорит „бог есть любовь“, он говорит, что любовь выше всего на свете. Но в его сознании любовь принижается до степени свойства отдельного от человека существа. И потому вера в бога становится для него необходимым условием любви к ближнему. Он ненавидит атеиста во имя той самой любви, которую проповедует. Религия проклинает во имя спасения, совершает жестокость во имя блаженства…»[110].

История красноречиво свидетельствует о том, что христианский принцип «любви к ближнему» отнюдь не препятствовал распрям между людьми и народами, проявлениям религиозной нетерпимости, нередко выливавшимся в кровавые побоища, преследованиям свободомыслия и т. д. Старшее поколение сектантов, на себе испытавшее притеснения со стороны русской православной церкви в дореволюционные годы, видимо, не задумывается над тем, что православные иерархи тоже руководствовались в своем поведении заповедью «любви к ближнему», которая ничуть не мешала им враждебно относиться к тем, кто не разделяет их веры. Это не случайно: христианская заповедь «любви к ближнему» подразумевает любовь лишь к единоверцам, не затрагивая инаковерующих. Л. Фейербах отмечал: «Быть христианином — значит пользоваться божественной любовью; а не быть христианином — значит быть предметом ненависти и гнева божия. Следовательно, христианин может любить только христианина, или того, кто может сделаться христианином; он может любить только то, что освящает и благословляет вера»[111].

В данном же случае можно видеть, что «любовь к ближнему» правомерна лишь в рамках одного религиозного течения, ибо и православные, и сектанты являются христианами, но уже расхождения в каких-то частных вопросах накладывают отпечаток на их взаимоотношения и ни о какой любви говорить здесь не приходится.

В искаженном виде интерпретирует сектантская мораль представление о добре и зле. Как правило, последователи различных сект по-своему трактуют эти понятия, исходя из общехристианской схемы, согласно которой источником добра является бог, а источником зла — сатана. Учение о боге и сатане полно противоречий, которые богословы не смогли устранить, несмотря на все их попытки. Они не смогли дать вразумительного ответа на основной вопрос, который вытекает из этого учения: если бог всемогущ, почему он допускает существование сатаны, а следовательно, и зла на земле. А ведь подобный вопрос сам собой возникает у каждого непредубежденного человека, который сталкивается с христианским представлением о боге и сатане. Однако он остается без ответа.

Учение о том, что все зло в мире проистекает от сатаны, объективно мешает увидеть истинные причины человеческих бедствий и страданий, аморализма, разного рода отрицательных явлений в жизни, а значит, препятствует устранению этих причин, фактически увековечивая зло. К сожалению, этого не понимают верующие, находящиеся под влиянием религиозных догм, разделяющие ту веру, которую преподносят им духовные наставники.

Сектантские проповедники в гораздо большей степени, чем православные и католики, акцептируют внимание на «кознях дьявола». Это особенно проявляется у «Свидетелей Иеговы» и адвентистов, у которых вся история рассматривается как извечная борьба между богом и сатаной. Адвентисты седьмого дня исходят из концепции Е. Уайт, которая писала: «Человеку при его сотворении были дарованы благородные телесные дары и качества. Он был совершенным существом и жил в гармонии с богом. Его мысли были чисты, его цели святы. Непослушание дало этим силам и свойствам другое направление, и вместо истинной любви появились себялюбие и эгоизм. Через грехопадение человек до того ослабел, что он был не в состоянии с помощью собственной силы сопротивляться греху. Он сделался пленником сатаны и остался бы навсегда таковым, если бы бог в своей любви не вступился за него в качестве посредника».

Своеобразно излагает представление об «извечном конфликте» между богом и дьяволом один из идеологов иеговизма И. Рутерфорд. В своем писании «Арфа божья» он заявляет, будто сатана является… сыном божьим. В представлении иеговистов бог Иегова имел двух сыновей: Иисуса Христа и сатану. Последний будто бы не пожелал подчиниться отцу, вырвался из-под его власти и стал творить зло, сумев привлечь на свою сторону немало людей, поддавшихся на его искушения. Между богом Иеговой и его последователями, с одной стороны, и между сатаной и сатанистами — с другой, идет непримиримая борьба, которая в конечном счете окончится победой Иеговы.

Исходя из этой концепции, «Свидетели Иеговы» должны рассматривать весь мир, лежащий за пределами их организации, порождением сатаны. Сатанинскими считаются и существующие на земле государства, и формы их правления, и государственные институты, и люди, не входящие в состав иеговистских общин. Членам церкви внушается враждебность по отношению к инаковерующим и тем более неверующим. «Любовь к ближнему» касается лишь самих «Свидетелей Иеговы».

На примере иеговистского учения можно видеть, как представления о боге и сатане трансформируются в откровенно антигуманную доктрину, разъединяющую людей, формирующую чувство взаимного недоверия, враждебности к ближним.

В меньшей степени это видно у адвентистов седьмого дня, которые, хотя и считают себя «избранным народом», не призывают к открытой вражде с «миром». Но объективно их учение о «кознях сатаны» требует относиться ко всему, что не укладывается в рамки созданных ими схем, как к «соблазнам лукавого». Если у человека появились какие-то сомнения, он должен задуматься над тем, не происки ли это сатаны. Если кто-то попытался мыслить самостоятельно, он тоже должен с опаской посмотреть на себя: это скорее всего от сатаны. Если человек совершил какой-то поступок, идущий вразрез с уставными требованиями, предписаниями руководителей общины, здесь тоже нужно видеть руку сатаны. Сатана, по представлениям адвентистов, «проявляет свою силу в несчастных случаях, в бедствиях на воде и суше, в странных опустошающих пожарах, ураганах, ужасных бурях на океанах, наводнениях, угрожающих морских приливах, землетрясениях и в тысячах других форм и видов. Он собирает свою жатву, и голод и бедствие следуют за ним: он заражает воздух смертельной заразой, и тысячи погибают от этого».

Противоречивость учения о сатане заключается, помимо прочего, в том, что с одной стороны все зло на Земле объявляется исходящим от дьявола (но тогда нельзя обвинять людей в грехах, ибо они бессильны что-либо сделать, чтобы противостоять сатане), а с другой, считается, что человек все же должен нести ответственность за свои прегрешения: он обладает свободой воли, а значит и правом выбора. Иными словами, если он грешит, то только по своей вине. От него и только от него зависит, поддаться искушению сатаны или нет.

Однако адвентистские идеологи, детализируя свое учение, подчеркивают, что бороться с искушениями верующие в состоянии лишь в том случае, если они прибегнут к божьей помощи.

«Наша единственная надежда в деле победы над грехом и искушением — только в боге. Если мы постоянно находимся в единении с богом, то это сохранит нас от всякого развращения».

Свое представление у сектантов о счастье. Оно не выходит за рамки религиозного миропонимания, ибо истинное счастье верующего человека, в понимании приверженцев любой религии, состоит в достижении им царства божьего. К этому якобы и следует направлять все свои помыслы; что бы ни делал человек в жизни, ему надлежит свои поступки, свое поведение соизмерять лишь с тем, будут ли они способствовать достижению райского блаженства. «Если суждена человеку блаженная жизнь, — писал один из проповедников адвентизма, — то она возможна и осуществима лишь только в царстве Христовом».

Говорить о подлинном счастье в земной жизни вряд ли можно, ибо «человек, великий в своей скорби и маленький в радости, является гостем на этой скорбной земле»[112]. Согласно баптистской концепции, земная жизнь не имеет самостоятельной ценности, она дана людям лишь для подготовки к грядущей вечной жизни. Современный баптистский автор пишет: «Человек принадлежит к двум мирам: видимому и невидимому. Телом он — гражданин земли, духом — небожитель. Его земное гражданство временно, небесное же жительство вечно. И в свете этого наша жизнь под солнцем есть не что иное как подготовка к вечной жизни»[113]. Но если земная жизнь временна, то, конечно, не может быть и речи о достижении в ней полнокровного счастья.

Ныне сектантские проповедники заявляют, что они будто бы не отрицают земных радостей для своих чад. На страницах «Братского вестника» можно прочитать, что «господь делает человека ревностным в исполнении всех его обязанностей, упорядочивает его жизнь, дает душе человека мир; делает его способным к радостной жизни и смерти»[114].

Но вся радость жизни, оказывается, заключена в подготовке к вечной жизни в царстве божьем, не более того. Что бы ни делал человек, он всегда должен видеть перед собой образ господа. Когда современные баптистские проповедники говорят о труде человеческом, они непременно оговаривают, что «всякий труд человека на земле должен быть выполнен не как для людей, а как для господа, И этот труд приносит глубокое удовлетворение»[115].

Христианская концепция, в какой бы интерпретации она ни выступала, обесценивает в глазах верующих земную жизнь, отрицает значение для человека ценностей земных, которые так же преходящи, как и само существование человека в этом бренном мире. «Наступит время, когда упразднятся все земные сокровища и останется только царствие божие и правда его», — заявляют евангельские христиане-баптисты[116].

Данной концепцией определяется и нравственный идеал баптистов, а также последователей других протестантских течений, которые мы рассматриваем как сектантские. Адвентисты седьмого дня выдвигают учение о «моральном обновлении» человека, евангельские христиане-баптисты и пятидесятники учат о путях нравственного самосовершенствования. По-своему трактуют самосовершенствование «Свидетели Иеговы», которые говорят о путях к спасению на «стезях божьих». Собственно, нравственный идеал во всех случаях связывается с богом. В данном случае нравственным идеалом для верующих служит образ евангельского Христа. Для его достижения необходимо «обновить сердце» свое, следовать заветам и заповедям Иисуса, подражать ему во всем. Только таким образом можно в какой-то степени приобщиться к нравственному идеалу.

В своих рассуждениях верующие довольно часто говорят о том, что их привлекает и кротость Христа, и его терпение, смирение и доброта. Многие из членов сектантских объединений заявляют, что стараются подражать Иисусу, насколько возможно простым смертным подражать божеству. А проповедники не устают призывать к тому, чтобы верующие шли по жизни, избирая для себя «путь Христа», связанный со страданиями, с разного рода невзгодами, которые им надлежит преодолевать. Однако в то же время они подчеркивают, что идти «путем Христа» вовсе не означает уход к аскетизму. В ряде материалов, помещенных в баптистском журнале «Братский вестник», отмечено, что Иисусу было не чуждо все человеческое, он-де всегда жил жизнью народа, переживал с ними все радости, любил природу, в общем отнюдь не был аскетом. Примерно так же интерпретируют образ евангельского Христа и последователи других протестантских течений. Здесь мы имеем дело с обычной модернизацией традиционного христианского представления о «сыне божьем».

Людям свойственно стремление к нравственному идеалу. Но, как отмечал В. И. Ленин, человеку нужен идеал человеческий, соответствующий его природе, а не сверхъестественный. Именно такой идеал дает людям коммунистическое учение. И это подтверждается практикой социалистического строительства.

Верующие тоже стремятся к достижению нравственного идеала; но тот идеал, который им навязывают духовные пастыри, слишком отвлеченный, абстрактный, не сообразующийся с реальностью, с естественными потребностями человека. И хотя те, кто следует ему, далеко не всегда отдают в этом отчет, они вынуждены нередко идти против здравого смысла, против элементарной логики, стремясь следовать «по пути к Христу».

Нравственный идеал, который дают верующим руководители сектантских объединений, заведомо недостижим. Ведь, как заявляют сектантские идеологи, «наши земные умственные способности недостаточны для того, чтобы понять вечные истины». А сам Христос — божество, к которому человек при всем своем желании приблизиться не может. Адвентистская теология пытается разрешить это противоречие с помощью довольно ловкого введения в оборот понятия «усыновление»: хотя, дескать, человек и не может достичь своего идеала, он имеет возможность добиться «усыновления» его Христом. Для этого необходимо лишь полное подчинение «воле всевышнего», стремление всегда и во всем подражать Иисусу, принимая его жизнь за образец. В этом случае Христос во время «страшного суда» возьмет под свою защиту, как бы «усыновит» данного праведника. На суде «свойства Христа будут предъявлены вместо наших свойств, и бог примет нас в свою милость».

Евангельские христиане-баптисты выдвигают тезис об «участии» верующих «в страдании и смерти Христа». Вот как они понимают этот тезис: «…Грех никогда не умирает от старческой слабости. Годы не уничтожают его, поэтому необходимо быть мертвым для греха в Иисусе Христе. Распятие — это болезненная и мучительная смерть. И в духовном отношении это означает, что нет легкой победы над грехом. Эта победа требует не только нашего решения, но и наших глубоких молитв».

«„Сообразоваться смерти“ Христа означает также умереть для своего „Я“. Мы все страдаем от стремления нашего „Я“ властвовать. Оно не хочет подчиниться ни Христу, ни церкви. Оно не признает права других и готово спорить даже со словом божьим. Характерными качествами нашего „Я“ являются: гордость, честолюбие и непокорность… И вот все это нужно предать смерти. Все эти наши наклонности умрут, когда мы сораспнемся со Христом. Мы не можем как должно познать Христа, пока не сообразуемся смерти его»[117].

Один из идеологов современного баптизма А. Мицкевич прямо заявляет, что конечной целью верующего является «полное преображение в образ Иисуса Христа»[118]. По его утверждению, все даже самые высоконравственные люди — грешники «в очах господних». Один лишь Христос «не сделал никакого греха, а потому является примером, нравственным идеалом для верующих».

На страницах «Братского вестника» постоянно появляются статьи, в которых говорится о необходимости стремиться к «преображению в образ Христа», к подражанию «спасителю человечества». Это — единственный путь к достижению нравственного идеала.

В писаниях идеологов протестантских течений очень много места уделяется вопросам духовного воспитания верующих. Правильное духовное воспитание, как заявляют авторы этих материалов, одна из главных задач церкви. Естественно, что речь в первую очередь идет о том, чтобы направить людей в русло религиозной идеологии, оградить их от влияния окружающей действительности, которая сама по себе порождает стремление к реалистическому взгляду на мир, а следовательно, сомнения в религиозном миропонимании. Вот почему духовные пастыри так тщательно разрабатывают свою систему духовного воспитания верующих в соответствии с религиозными нравственными принципами.

Характерно, что проблема духовного воспитания верующих была предметом обсуждения пленума ВСЕХБ в декабре 1973 г. В статье, опубликованной в «Братском вестнике», старший пресвитер по Запорожской области Я. Духонченко, делавший соответствующее сообщение на упомянутом пленуме, писал, что главным условием духовного состояния членов церкви является «соблюдение повелений господних»[119]. Именно соблюдение этих «повелений», божественных заповедей дает возможность противостоять всем обольщениям греха и вести с ним непрерывную борьбу. Автора статьи особенно заботит то, что в церквах встречаются люди, которые «правильно понимают учение Христа, но в жизни не исполняют того, что исповедуют»[120]. От внимания духовных пастырей не ускользает то, что верующие в своей повседневной практике руководствуются сплошь и рядом не религиозными, а «мирскими» принципами, а это ослабляет их веру, их связь с общиной.

Сектантские проповедники всячески наставляют своих пасомых, что во всех своих делах — в личной, семейной, церковной и общественной жизни — надлежит следовать принципам «священного писания», христианской морали. Вместе с тем примечательна констатация того факта, что «христианин не может выйти из мира и как отшельник вести уединенную жизнь». Верующий — «член общества», и он должен руководствоваться учением Христа в своем отношении не только к своим «братьям по вере», но и в своем отношении к ближним и дальним, не разделяющим его мировоззренческих взглядов, к обществу, к государству. Здесь явно проступает требование сохранять свое религиозное кредо в любых обстоятельствах, с которыми приходится сталкиваться в жизни последователю сектантской общины.

Однако нужно иметь в виду, что руководители разных общин могут по-разному толковать основополагающие принципы «священного писания», касающиеся отношения к «миру». Если автор указанной статьи в журнале «Братский вестник» заявляет, что «каждый христианин призван любить свой народ и заботиться о благосостоянии своей страны»[121], то в наставлениях некоторых иеговистских лидеров, идеологов Совета церквей ЕХБ звучат иные мотивы. Эти религиозные деятели, требуя от верующих беспрекословного соблюдения «заповедей господних», следования учению Христа, пытаются толкнуть своих последователей на путь самоизоляции, «неприятия мира». Таким образом, выводы из «священного писания» могут делаться самые различные и, рассматривая нравственные поучения сектантских идеологов в проповедников, следует во всех случаях подходить к ним конкретно.

Христианская праведность, о которой так много говорят сектантские руководители, в силу ограниченности самой религиозной морали, носит односторонний характер. С точки зрения социальной, она не может быть оценена положительно. Ведь отказ от каких-то излишеств в жизни, от употребления спиртного, курения, скромность в быту — это еще не все. Высоконравственное поведение во многом определяется и гражданской позицией человека, и его социальной активностью, и его отношением к реальным жизненным ценностям. На XXV съезде КПСС Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев напомнил ленинские слова о том, что «нравственно в нашем обществе все, что служит интересам строительства коммунизма»[122]. Не случайно съезд уделил большое внимание проблемам нравственного воспитания.

Но для верующих интересы строительства коммунизма отнюдь не на первом плане. «Для верующей души, — читаем мы на страницах «Братского вестника», — самым дорогим сокровищем на Земле является слово божие». В одном из наставлений, имеющем хождение в общинах пятидесятников, говорится, что верующий должен жить, думая о том, как оценит его господь, дарует ли он ему спасение. Безусловное повиновение воле бога Иеговы, подготовка к армагеддону, постоянное стремление к теократическому государству божьему — необходимые условия спасения, которые выдвигают иеговисты.

Таким образом, все сектантские организации, по-разному толкуя «слово божие», практически отодвигают земные интересы на второй план, а на первый ставят личное спасение, достижение райского блаженства в царстве божьем.

В сектантских объединениях, как отмечалось, значительное внимание акцентируется именно на нравственных моментах. Приверженцы этих объединений, как правило, с гордостью заявляют, что являются носителями высоких моральных устоев. Правда, справедливости ради, следует заметить, что подчас и в сектантских, общинах имеют место явления, никак не увязывающиеся с представлениями о высокой нравственности. В печати были сообщения о нечистоплотности некоторых руководителей общин, запускавших руку в церковную кассу, о духовных пастырях, без зазрения совести нарушавших заповеди господни. Такое случается, свидетельствуя о том, что сектантская мораль отнюдь не останавливает греховодников. Кстати, это подчас заставляет самих сектантов бить тревогу. Не случайно на страницах «Братского вестника» то и дело появляются статьи о том, как должны вести себя в быту духовные пастыри. Не случайно и то, что в адвентистских общинах был распространен документ «Моральное положение служителей евангелия», где говорилось о том, что поведение некоторых пастырей компрометирует самую адвентистскую веру, а потому пресвитеры и проповедники, проявившие аморализм, должны тотчас же заменяться другими, ибо это необходимо «ради церкви, ради сохранения основ морали».

Подобные случаи, однако, не должны приводить к неправомерным обобщениям, к выводу о том, что члены сектантских объединений, как правило, — люди, не руководствующиеся в жизни строгими моральными принципами. Но положительное с точки зрения нравственности поведение многих верующих отнюдь не обусловлено тем, что они следуют религиозным принципам, божественным заповедям. Ведь христианский принцип всепрощения, которым руководствуются верующие, открывает возможность для любых прегрешений, которые могут быть без труда замолены покаянием. Конечно, верующие не всегда отдают себе в этом отчет; они убеждены, что именно религиозная нравственность предопределяет праведное поведение верующих, а спасение гарантируется лишь тем, кто соблюдает заповеди, моральные предписания религии, что и заставляет верующих стремиться жить по заповедям господним.

Но и тут современная жизнь властно вторгается в мир традиционных представлений верующих. Исследователи отмечают, что ныне многие верующие уже не с такой убежденностью, как раньше, отстаивают исключительность религиозной морали. Они признают, что и неверующие могут быть носителями высокой морали. И уже не удивляют такого рода заявления сектантов: «Неверующий у меня сосед, но такой, что можно у него просто поучиться»; «нравится их (неверующих) добросовестность, душевность, то, что помогает мне на работе». А это — вольное или невольное признание морали коммунистической, а вместе с тем отказ от утверждения исключительности религиозной нравственности — факт, говорящий о многом и прежде всего о переосмыслении взглядов, суждений сектантов, еще недавно казавшихся незыблемыми.

Хочется привести слова А. И. Клибанова: «Беседуя с трудящимися в колхозах, совхозах и на предприятиях, мы убеждались, что, как правило, сектанты добросовестно относятся к труду, соблюдают производственную дисциплину, а в отдельных случаях участвуют и в рационализаторском движении, вкладывая в коммунистическое строительство живую инициативу. Принимая во внимание нынешний возрастной, половой и социальный состав участников сектантских течений, можно сказать, что большинство их — трудовые люди, пришедшие в сектантство под влиянием материальных и семейных невзгод, личных потерь, чувства одиночества, словом, таких жизненных ситуаций, когда особенно остро, насущно необходима была поддержка коллектива и когда по тем или иным причинам (часто зависящим от нас самих) этой поддержки не оказалось.

Мы убедились в то же время в наших встречах с рядовыми сектантами, что они не понимают реакционности сектантства, враждебности его коммунизму, а следовательно, и интересам самих сектантов как трудящихся»[123].