Секундо. Книга 1

Пролог

В стекла высоких и узких, когда-то служивших бойницами, окон королевского дворца в Тринали, столице Северстана, било яркое солнце, отражаясь светлыми пятнами на необтесанных камнях двора. Неспешно передвигавшиеся по нему слуги в грубых засаленных одеждах громко перешучивались и смеялись. Торопиться было некуда, все знали, что король раньше полудня не поднимется.

Сам король Северстана, едва прикрытый черным шерстяным одеялом, крепко спал на широкой кровати в покоях своей конкубины, раскинув в стороны руки и ноги. Его сильное тело после страстной ночи с женщиной истомленно нежилось в теплой постели. Красивое, хотя и грубоватое, лицо было спокойно. Ульрих казался безмятежным, что бывало с ним только во сне.

Прерывая его сладкий сон, раздражающе громко запели рога, извещая о прибытии чужеземной принцессы. Король слегка приоткрыл веки и безнадежно выругался. Терминцы прибыли слишком рано, разбивая его надежду на еще несколько беззаботных холостяцких недель. Лежавшая рядом с ним на смятой постели обнаженная конкубина встрепенулась и опасливо посмотрела на своего властелина.

Он понял этот взгляд по-своему.

— Не бойся, Олия, для нас с тобой ничего не изменится, — снисходительно заверил он ее. — Ты же знаешь, чужеземная принцесса нужна мне лишь для рождения наследника. Едва она родит мне двух сыновей, я отошлю ее прочь из дворца в какой-нибудь дальний монастырь. А ты будешь со мной всегда. — И он погладил ее белый шелковистый живот, многообещающе положив колено на его низ.

Конкубина капризно надула вспухшие от жгучих поцелуев губы. Вывернувшись из-под тяжелой руки любовника, поднялась с кровати и, закутавшись в рубаху короля так, чтоб были видны ее длинные стройные ноги, обидчиво проговорила:

— Это вы сейчас так говорите, мой повелитель. Но едва увидите иноземную принцессу, тут же обо мне забудете. На присланном вам портрете ваша невеста очень красива. Как бы я ни старалась, мне никогда не стать такой красавицей.

Обнажив острые, как у волка, зубы, Ульрих громко расхохотался, потешаясь над ее наивностью.

— И ты веришь придворным мазилам? Мой портрет, посланный в Терминус в обмен на ее, живописует небесного ангела во плоти. Думаешь, ее не такой же? Уверен, он еще лицемернее!

Соблазнительно двигая бедрами, Олия, приблизившись, шаловливо пробежала пальчиками по обнаженной груди небрежно возлежавшего на ложе короля. Остановилась возле поросли, уходящей в нижний треугольник, и нежно ее погладила. Наклонившись так, чтоб в распахнутом вороте рубахи показалась высокая крепкая грудь, прошептала, завлекательно облизав губы кончиком розового язычка:

— Вы не ангел, мой повелитель, нет. Вы невероятно привлекательный Дух ветра. И такой же переменчивый.

Ульрих почувствовал зов крови. Потянув конкубину на себя, опрокинул ее на кровать и с силой раздвинул ее ноги, устраиваясь сверху. Не давая ему сделать то, что хочется, снова призывно запели рога, переходя в нестройный рев.

Короля ждали на дворцовой площади.

Зло поморщившись и выругавшись, Ульрих продолжил начатое. Быстро закончив, выгнулся и простонал имя любовницы, что всегда доставляла ему удовольствие. Ему хотелось передохнуть, но он был вынужден нехотя подняться.

Собственная нагота его не смущала. Он был строен, красив и статен. И знал об этом. Ласково похлопав любовницу по пышному заду, с неудовольствием признал:

— Придется идти. Я должен встретить невесту, иначе меня осудят мои же элдормены. Конфликта с Терминусом я тоже не хочу. — Подхватил любовницу на руки, на мгновенье прижал к крепкой груди и обронил обратно на постель со словами: — Но ты подожди меня здесь. Я вернусь к тебе, едва поручу принцессу своей матери. Свадьбу, думаю, справим не раньше, чем через месяц. Она должна привыкнуть к нашим порядкам. В том числе и к тебе, моя радость.

— И ко мне, и еще к десятку других ваших любовниц, мой повелитель, — с тщательно скрываемой ревностью уточнила Олия.

Она бы с удовольствием извела всех соперниц, но пока это делать было рано. Вот сначала разберется с законной супругой, а уж потом…

— Ты первая среди них! — снисходительно утешил ее король. — Когда я с тобой, я забываю о других.

— Мне не приходить сегодня на ужин, мой повелитель? — она нежно провела по его заросшей колючей щетиной щеке. — Принцесса не должна меня видеть?

Ульрих хмыкнул и на мгновенье задумался.

— Почему нет? Обязательно приходи. И садись во главе стола на место хозяйки, как обычно. В конце концов, ты моя главная конкубина, почти королева. А она пусть сразу знает свое место, место племенной кобылы. Ты моя единственная, тебе равных нет. И так будет всегда! — эти слова прозвучали торжественно, почти как клятва.

Даже не подумав умыться, король небрежно натянул на широкие плечи несвежую льняную рубаху, всунул ноги в штаны из грубого сукна, набросил поверх мятый кафтан и вышел из спальни, недовольно мотая головой с нечесаными длинными патлами.

Едва он ушел, Олия соскочила с кровати, и, не замечая холода, подбежала к окну по ледяному каменному полу. Выглянула наружу, не беспокоясь о том, что ее наготу могут увидеть ходившие по двору люди. При виде рдеющих перед дворцом вымпелов чужого королевства ее миловидное лицо исказилось дикой яростью.

— Почему Бренн не подстроил несчастный случай, как ему было велено? — прошипела она, в бешенстве царапая ногтями подоконник. — Что случилось? Его не допускали до принцессы? Но даже в этом случае можно было устроить обвал в пещере, нападение разбойников, отравление, да мало ли еще возможностей избавиться от ненужной мне невесты!

В дверь, ведущую в покои конкубины, просунулась покрытая темной накидкой голова старухи с длинным костлявым лицом, похожим на морду старой лошади. Серый плащ скрывал тело, видны были только тяжелые башмаки из грубой кожи.

— Ты недовольна, Олия? — черные, редкие для Северстана, глаза старухи хищно сверкнули.

— Я недовольна?! — красотка повернулась к ней всем телом и яростно топнула босой ногой. Исказившееся от гнева лицо тотчас превратилось в уродливую маску. — Я в диком гневе! Я готова убить всех бездельников, не соизволивших выполнить мой приказ!

Старуха без поклона, как к равной, вошла внутрь и тщательно притворила за собой толстые двери. Подойдя почти вплотную к жалкой королевской подстилке, как она называла про себя Олию, сочувственно прошептала:

— Я тебя понимаю. Я тоже ужасно зла. Все идет не так, как надо. Бренна в свите принцессы нет. Где он, я узнать не смогла. Возможно, он разоблачен и убит. Но ты не волнуйся, еще не поздно все поправить. Король от тебя без ума. А для верности подлей ему еще приворотного зелья. — Она протянула конкубине небольшую склянку с мутным содержимым.

— Я делаю это почти каждый день! — взвилась Олия, свирепо зыркнув на старуху серыми водянистыми глазами. — Он меня уже замучил своими постылыми ласками! Он пристает ко мне даже в красные дни!

— Тогда тебе нечего бояться. — Пропустив мимо ушей последние фразы, старуха говорила нарочито тихо, стараясь утихомирить возбужденную девицу. — Он ни на кого больше и не взглянет. Да и не сможет быть ни с какой другой женщиной, кроме тебя.

— Это ты так говоришь. — Олия никак не могла успокоиться и шипела, как загнанная в угол змея. — А у него десять любовниц кроме меня! И все они живут во дворце! Он может войти к ним в любой момент!

— Да, но он к ним не заглядывал вот уже полгода, — колдунья зловеще усмехнулась. — Я стараюсь только для тебя, ты же это знаешь.

Олия немного успокоилась и снизила тон.

— Это хорошо. — Но тут же в ее голову пришла сокрушительная мысль: — А вдруг эта иноземка сможет приворожить его сильнее? Вдруг у нее есть колдуньи сильнее тебя? Что мне тогда делать?

Старуха высокомерно заверила, тайно надсмехаясь над используемой ею дурочкой:

— Не беспокойся, моя прелесть. Мое зелье еще никто перебороть не смог. Но для верности я приготовлю для твоей соперницы смертельную отраву. Она будет умирать долго, как от простуды, и никто не сможет догадаться, от чего ей все хуже и хуже, — говорить, что зелье справится с принцессой за несколько минут, не собиралась.

К чему пугать эту трусливую подстилку еще больше? То, что Олию обвинят в смерти принцессы, не боялась, одурманенный зельем король никогда не даст в обиду свою любимую конкубину.

Олия нервно скинула рубаху короля на пол, оставшись голышом, и несколько раз злорадно ее пнула, будто топча самого короля.

— Я верю тебе. Но если ты меня обманешь — берегись! Я заставлю тебя об этом пожалеть! — она сделала угрожающий жест, будто рассекала мечом горло колдуньи.

Та пренебрежительно посмотрела на зарвавшуюся королевскую подстилку. Старуха была ниже девицы на пол-ладони, но казалось, что смотрит она на нее сверху вниз.

— Ты смеешь мне угрожать? — ее голос был намеренно смирен, но от этого еще более ужасен.

Олия тут же опомнилась. Колдунья знала слишком много, чтоб ею можно было безбоязненно командовать. Уничтожить ее без последствий было невозможно, она много раз пророчила, что ровно через час после ее смерти умрет тот, кто посмел убить ее.

К тому же, как ей, ничего не понимающей в колдовских зельях, удержать после смерти старухи сластолюбивого короля? В этом ей больше никто не поможет. А без зелья он тотчас найдет себе другую, чего допустить никак нельзя.

Пришлось смирить гордыню. На мгновенье сжав зубы, конкубина примирительно выговорила:

— Нет, просто напоминаю. — Решив, что колдунью нужно умаслить, стащила с пальца золотое кольцо с большим сапфиром и подала его старухе. — А это тебе за услуги.

Подслеповато прищурившись, та посмотрела на камень, лежащий на ее узловатой ладони. Потом взяла двумя пальцами, поднесла его к огню, полюбовалась голубоватыми всполохами и пробормотала:

— Неплохой камешек. Можно будет сделать из него славный оберег. Или отраву. Как нужда заставит.

Слегка склонив седую голову в знак прощания, спрятала кольцо за пазуху и бесшумно выскользнула в коридор, плотно закрыв за собой дверь.

Олия с облегчением вздохнула. Она чуть было не поссорилась с колдуньей, рискуя собственной жизнью! Но сегодня такой трудный день. Приезд нежеланной невесты совсем замутил ей голову, она не ждала ее появления, надеясь на успешные труды своего посыльного.

Женщина собственническим взглядом посмотрела вокруг. Подошла к высокой кровати, ласково провела рукой по резной спинке из серебристой березы. Это были ее личные покои. Покои главной конкубины короля. И она не желала лишаться с таким трудом приобретенной роскоши.

И Ульриха она тоже потерять не хотела. Он ей не нравился, порой был даже противен, но он был королем, и этим все было сказано. Связь с ним сулила невероятные возможности. Власть, богатство, заискивание тех, кто в другое время и не посмотрел бы в ее сторону, и возможность наказывать тех, кто посмел шептаться о ней за ее спиной.

У Олии были большие планы на эту жизнь. Пусть ей никогда не стать королевой, ее родословная для этого слишком проста: мать крестьянка, отец мелкий торговец, но в истории Северстана был случай, когда королевский престол, обойдя законных наследников, занял бастард. Почему бы этому не повториться с ней? Жаль, что у нее пока нет детей. Но будут, для этого она сделает все! И тогда ее сын станет королем.

Ее сын, а не этой ничтожной чужестранки! Лусии недолго осталось смотреть на белый свет; смелая и сильная Олия поможет ей перебраться на тот!

Ульрих наблюдал за прибытием кортежа принцессы, стоя в расслабленной позе у парадного входа дворца во главе разнаряженных придворных и откровенно зевая во весь рот. Стоявшая рядом вдовствующая королева в пышном парадном платье с фамильной диадемой на тщательно причесанных волосах укоризненно глянула на сына.

— Уже день, а ты выглядишь как кутила-простолюдин после хорошей попойки! Ты же знал, что к нам едет твоя невеста, и был обязан воздержаться от постельных излишеств! И приготовиться к встрече, чтоб выглядеть соответственно своему сану! Ты все-таки король, а не жалкий пастух! — она знала, что говорить это взрослому, не уважающему ее сыну бесполезно, но сдержаться не смогла.

Тот, как обычно, отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и снова зевнул во весь рот, не давая себе труда прикрыться ладонью.

— Не собираюсь я утруждать себя недостойным угодничаньем, — фыркнул он в ответ на увещевания вдовствующей королевы. — Не аскет и никогда им не буду. И любовниц имею и буду иметь столько, сколько захочу. Никакие венценосные супруги мне не указ.

Мать сердито сдвинула светлые брови.

— Ты несносен! Высокородная принцесса Терминуса не потерпит подобного к себе отношения! — это была скорее надежда, чем уверенность.

— Потерпит, куда она денется! — развязно осадил ее Ульрих. — Можно подумать, я хочу жениться. По мне, холостяцкое житье куда приятнее. Кстати, до свадьбы целый месяц. — Злорадно приказал, отплачивая матери за нудные поучения: — За это время вы, ваше величество, научите чужеземку правилам нашего двора и познакомите с моими наложницами. Не думайте, что после ненужной мне женитьбы я откажусь от своих развлечений. А если принцесса тупа и не сразу поймет, что к чему, да еще и примется возмущаться, то времени понадобится гораздо больше. Думаю, не менее полугода. И вообще, если она придется мне не по нутру, отправлю ее обратно.

Вдовствующая королева задохнулась от возмущения, покраснела и хотела высказать сыну свое негодование, но показался кортеж принцессы, и она горестно сжала губы, надеясь избежать позорящего правящую династию скандала.

Ссориться с могущественным королем Терминуса было смерти подобно. То, что он согласился на этот брак, уже было великой честью. Правда, порой она думала, что король Адэлберто просто решил спрятать дочь в недоступном для врагов Северстане.

С башни снова звонко запели рога, возвещая о въезде кортежа на территорию дворца. Встречающие напряглись в ожидании. Сначала во двор верхом на тонконогих вороных лошадях въехал отряд стражников в металлических кирасах и шлемах, запыленных от дальней дороги. Сквозь пыль смутно проглядывала серебряная чеканка с гербами Терминуса.

Затем показалась длинная кавалькада дорожных карет, на дверце каждой тускло поблескивали незнакомые гербы. Вокруг каждой цепью скакали вооруженные стражники с такими же гербами, что на каретах.

Последней, плотно окруженная еще одним отрядом стражников с королевскими гербами на латах, показалась карета с королевскими гербами Терминуса, запряженная четверкой белоснежных лошадей с пышными плюмажами на головах. Подъехав почти вплотную, остановилась перед королем.

Но тот с пренебрежительной миной завел руки за спину, не желая открывать дверцу перед невестой, как было положено по этикету. Лишь взглядом приказал исполнить свои обязанности хёвдингу, игнорируя возмущение вдовствующей королевы.

Тот сделал шаг вперед, почтительно открыл дверцу и протянул руку, помогая выйти из кареты симпатичной девушке в слегка помятом дорожном платье темно-серого цвета. Она была вовсе не похожа на присланный Ульриху портрет, и королева заметила:

— Подруга принцессы.

Подтверждая ее слова, раздался звучный голос герольда:

— Леди Инлесия, дочь герцога Ланкарийского.

Девушка присела в низком реверансе, опустив глаза.

«Герцогиня? — король несколько напрягся. — Это что еще за рыба такая? В его королевстве знать — элдормены, их жены — элдормессы, остальные простолюдины, кроме дроттинов, жрецов в храмах. И он не собирается именовать приехавших с невестой людей этими дурацкими прозвищами. Ему и самому гораздо больше нравится свой старинный титул — «конунг», чем новомодное «король».

Девица все так же почтительно стояла перед ним, ожидая разрешения удалиться. Наконец король позволил ей это небрежным кивком, отметив про себя, что Олия куда красивее.

Из кареты медленно выбралась немолодая дама в глубоком трауре с усталым сероватым лицом.

— Герцогиня Ланкарийская, вдова герцога Ланкарийского, — прозвучало представление герольда.

Она бросила цепкий взгляд на короля и тут же разочарованно отвернулась, присев в недостаточно низком реверансе.

Ульрих чуть заметно скривил губы. И чем это он ей не приглянулся? Может, она надеялась, что он старше? Тогда бы у нее был шанс завлечь его в свои сети? Неужели в свите принцессы все такие дуры?

Хёвдинг подал руку появившейся в дверях кареты очередной девице в длинной шелковой епанче, заколотой у горла сапфировой фибулой. От епанчи шла темная накидка, прикрывающая лицо, и это насторожило короля.

Что это за шутки? Неужто принцесса столь уродлива, что вынуждена скрывать свое лицо за жалкими тряпками? Как он и думал, ее прекрасный портрет только хитрость, имеющая одну цель — завлечь его в сети постылого брака!

— Ее высочество принцесса Терминуса! — голос герольда резал по напряженным нервам, как струна.

Принцесса склонилась в приветственном реверансе, вовсе не столь глубоком, как ее придворные дамы.

Король ответил ей небрежным поклоном, негромко заметив с нарочитым беспокойством, больше похожим на издевательство:

— Отчего моя невеста скрывает от нас свой дивный лик? Чем мы заслужили подобную немилость?

Это прозвучало чересчур язвительно, и вдовствующая королева поспешила смягчить неласковые слова сына:

— Вы, наверное, устали с дороги, дорогое дитя?

Принцесса подняла тонкую руку, открывая лицо.

— Конечно, устала. Мы все устали. Но если того желает мой будущий супруг, то я вполне могу обойтись и без накидки, — она говорила с легким акцентом, делавшим ее речь не по-здешнему мягкой.

Король со снисходительной усмешкой посмотрел на ее лицо и окаменел, гулко сглотнув. Зря он приписывал королевскому живописцу Терминуса желание польстить принцессе. Тот не сумел передать всей прелести ее юной красоты. Женщины Северстана тоже были красивы, но, как теперь понял король, грубой животной красотой. А перед ним возник небесный идеал.

По рядам встречающих прокатился восхищенный вздох. Король замер, впервые взревновав своего хёвдинга, все еще державшего принцессу за руку и очарованно на нее глядящему. Ульриху захотелось оттолкнуть его, даже ударить за то, что посмел прикоснуться к его невесте. И снова скрыть за накидкой это дивное лицо. Чтоб никто, кроме него самого, не смел им любоваться.

Вдовствующая королева первая прервала пораженное молчание, сделав шаг вперед и предложив:

— Пойдемте со мной, дитя мое. Вы устали, вам нужен отдых после тяжелой дороги. Я покажу вам ваши покои.

— Надеюсь, свадьба состоится не ранее, чем через месяц, как записано в брачном договоре? — принцесса выпустила поддерживающую ее руку хёвдинга и подошла ближе к будущей свекрови. — Мне нужно здесь освоиться. — И она обвела унылым взглядом королевский дворец.

— Месяц? — очнулся от охватившего его ступора Ульрих. — Конечно, нет! Свадьба будет через пять дней! — он хотел сказать «завтра», а еще лучше «сегодня», но понимал, что подобной поспешностью только унизит принцессу.

— Но, мой сын… — вдовствующая королева явно хотела напомнить королю его же опрометчивые слова, сказанные столь недавно, но он неучтиво ее прервал:

— Позвольте в предназначенные для вас покои проводить мне вас самому, моя драгоценная невеста! Они соединяются с моими, как и положено супругам. Но обещаю, что до свадьбы я смежную дверь не открою, — и подал руку нареченной.

Она неохотно ее приняла, положив сверху ладонь безупречной формы с одним скромным кольцом. Ульрих поспешно, стремясь скрыть прекрасную невесту от устремленных на них со всех сторон любопытствующих глаз, пошел во дворец, откровенно любуясь ее переменчивым лицом.

По дороге рассказывал, где что находится, изнемогая от желания прижать ее к себе покрепче и сорвать с губ запрещенный пока еще поцелуй. И знал, что этого делать нельзя. Потому что потом он не сможет остановиться.

Слушая его вполуха, принцесса смотрела вокруг с тоскливым недоумением. Лежавшие в темном зале на первом этаже соломенные тюфяки для слуг, стоявшая в воздухе плотной стеной мерзкая вонь от немытых человеческих тел и бегающих тут же собак, малюсенькие покои, отведенные ей в одном из флигелей замка, отсутствие элементарных удобств ее угнетали.

— Вы не хотите построить новый дворец? — обратилась она в конце недолгого путешествия к своему спутнику.

— Новый дворец? Зачем? — не понял ее король.

Она сухо пояснила:

— Видите ли, ваше величество, в моем королевстве в таких домах, — он понял, что его дворец опустили до звания заурядной лачуги, — обитают зажиточные горожане, купцы и ремесленники. Аристократы же живут в настоящих дворцах. Разве вам никто не говорил, что по сравнению с королевскими дворцами соседних стран ваш дом — жалкая халупа?

Если б это ему сказал кто-то из его подданных, Ульрих в ответ либо язвительно рассмеялся, либо снизошел до презрительного «тебе надо, ты и строй». Но теперь по его коже прокатилась горячая волна настоящего стыда, не испытанного им с детских лет. С тех самых пор, как он промахнулся из своего первого настоящего лука по бегающей по двору курице и услышал пренебрежительный смех отца.

— Все будет так, как вы пожелаете… Я приглашу зодчих, если вы считаете, что в этом жить нельзя, — поспешно заверил он принцессу.

Она твердо оборвала его уверения:

— Жить здесь можно. Но не королю и его семье. Возможно, кому-то из вассалов, простым дворянам. Но не аристократам крови. А зодчих приглашать не нужно. В моей свите есть и зодчие, и строители. Конечно, их мало, чтобы построить достойный короля дворец, но они могут обучить ваших людей.

— Вам это посоветовал ваш отец? — настороженно спросил он, посуровев. Принижать Северстан он не позволит никому!

Принцесса отошла от него на шаг, чуть заметно поморщившись, и он понял, что стоял к ней непозволительно близко. И тут же его снова захлестнула волна стыда — от него наверняка пахло постельными развлечениями и немытым телом. Что о нем может подумать эта строгая красавица? Что он настоящий дикарь?

— Нет, так решила я сама, — принцесса едва сдержалась, чтоб брезгливо не зажать нос рукой, отгораживаясь от вони, идущей от неопрятного жениха. — Прочла описание вашей страны, присланное нашим легатом, и сочла это необходимым. Все эти люди последовали за мной добровольно. Их никто не принуждал.

Ульрих догадался, какая гнусная слава идет о его королевстве по свету. Перекривившись, спросил:

— Вы все предусмотрели, не так ли? — стыд сменился досадой. Неужто он впрямь так плохо живет или его просто желают испытать?

Она с грустной усмешкой опровергла его уверенность:

— Все предусмотреть невозможно. Но то, что связано с величием королевства, которым мне придется править, то да.

Король поразился, даже не пытаясь это скрыть. В Северстане никогда не правили женщины и никогда не будут. Их предназначение, как бы они ни были красивы, — рожать королям наследников. Если повезет, служить утехой мужу наравне с конкубинами, и ничего более. Но разуверять ее не стал. Пусть тешит себя пустыми надеждами, никому от этого вреда нет.

— Вы не хотели сюда приезжать? — отчего-то ему это было очень важно знать.

Взгляд прекрасных синих глаз затуманился.

— Кого интересует, хотим мы чего-либо или нет? — тихо ответила она. — Перед нами одна дорога — королевский долг. Вас тоже наверняка никто не спрашивал, хотите ли вы на мне жениться. Мы должны — и в этом вся наша жизнь.

Король с ужасом понял, что принцесса знает о его многочисленных любовницах. Да и сама, возможно, в кого-то тайно влюблена. Эта мысль принесла острую неприятную боль, пронзившую сердце.

— Я очень рад, что мне нужно жениться именно на вас, моя дорогая. Но вы предпочли бы кого-то другого? — и напряженно замер в ожидании ответа.

Лусия не собиралась открывать ему свои тайны. Ее слова прозвучали со спокойным достоинством:

— Ко мне сватались многие достойные особы королевской крови. Но я всегда знала, что мужа мне выберет отец. Поэтому мне некого было предпочитать.

Они подошли к приготовленным для принцессы покоям. Войдя внутрь, она остановилась посреди спальни, где уже суетились ее служанки. Слегка презрительный взгляд скользнул по убогому убранству отведенных ей комнат. Простое дерево, голые каменные полы и жуткий сквозняк из всех щелей. Неужели в подобных местах живут все члены королевской семьи, или это только ей оказана столь «высокая честь»?

Может быть, это очередная попытка ее унизить? Она запомнила, что король не потрудился встретить ее, как подобает. Вышел в какой-то грязной одежде, нечесаный и помятый, явно после развратной ночи. Даже руку не протянул, чтоб помочь выйти из кареты после долгого и трудного пути в эту дикую страну.

Взглянув на наводивших порядок служанок, одернула сама себя. Ей в первую очередь нужно думать о своих людях, а потом уже об отношении к ней этого мужлана, именуемого королем Северстана.

— Надеюсь, моя свита будет устроена достойным образом? — ее голос звучал со сдержанным недовольством.

В этом король уже не был уверен. Если эти покои, которые он считал вполне приличными, кажутся его невесте чем-то вроде грязного хлева для свиней, чего она и не скрывает, то ее свите вряд ли понравится отведенное для нее жилье.

Он знал, что многим из них придется жить по нескольку человек в одной комнате. А для слуг место было только одно — общий зал первого этажа, где они будут спать вповалку с местной прислугой на соломенных тюфяках, которые никто не озаботился перебить. Да и блохи, живущие в грязном полу, вряд ли станут для изнеженных южан приятным откровением.

Надо было ему лучше готовиться к приезду принцессы. Зря он отменил все приказы матери по уборке дворца, считая, что не стоит расстилаться перед иноземкой и ее прислужниками. Вот если б он знал, что ее нежная красота сразит его наповал…

Постарался, как мог, исправить свое упущение:

— Мы немедля приступим к возведению нового дворца. А пока построим дома для ваших придворных.

— Немедля — это когда? — уточнила Люсия холодным тоном, глядя на него в упор невероятным взглядом, от которого у него екало что-то внутри.

— Сразу после свадьбы, — пообещал король с твердостью, которую отнюдь не ощущал. Казна была совершенно пуста. Он припомнил несколько опрометчивых трат вроде бриллиантового ожерелья для Олии, стоившего столько же, сколько и весь его дворец, и пожалел о своей неразумности.

— Хорошо, мой король, — это прозвучало у принцессы с изрядной долей насмешливости, и он вопросительно посмотрел на нее, не понимая, чего она желает.

Она с намеком повела взглядом вокруг, потом указала на свое платье. Поскольку, ничего не поняв, мужчина все так же стоял столбом, мечтательно глядя на нее, Лусия была вынуждена попросить:

— Извините, мой король, но мне нужно передохнуть.

Ульрих не хотел ее покидать. Странное чувство утраты предостерегало его остаться, но под ее требовательным взглядом он был вынужден поклониться и уйти.

Одна из немолодых служанок в сером платье с длинным плотным передником подошла к принцессе и участливо спросила:

— Вы угнетены, дитя мое?

— Конечно, нянюшка, — принцесса распустила завязку дорожного плаща, и он упал на руки подоспевшей служанке. — Здесь гораздо хуже, чем я предполагала. Но делать нечего, возвращение невозможно. Будем здесь жить.

— Король вам не понравился? — спросила няня, опасливо понизив голос.

— Кому он вообще может нравиться? — Лусии захотелось закричать от негодования, и она болезненно вонзила ногти в ладонь, возвращая самообладание. — Он нас даже встречать не собирался, игнорируя учтивость и традиции. Даже умыться не соизволил, вышел в грязных штанах и нечищеных сапогах. Потом и постельными утехами от него разит, как от козла. И нечесаные патлы торчат в разные стороны. И это король?! Отвратительная мерзость! Мой отец и брат никогда не позволяли себе ничего подобного!

— Это в Ульрихе не самое страшное, — няня подошла поближе и привстала на носки, стараясь говорить как можно тише. — Он еще и любвеобилен. Если у него и впрямь столько любовниц, как говорят, то вам здесь придется тяжко.

Лусия пренебрежительно махнула рукой.

— Няня, меня это вовсе не волнует. Чем больше у него любовниц, тем меньше он будет приставать ко мне. Пусть хоть гарем заведет, как восточный владыка, мне все равно. Он невозможно противный. — Со вздохом призналась: — И вообще, я устала, дорога была долгой и тяжелой.

Она подошла к разобранной низкой кровати, осторожно нажала на матрас крепко сжатым кулачком.

— Здесь так твердо! Из чего этот матрас? — она приподняла грубую домотканую простынь, пощупала ложе и пораженно вскрикнула: — Няня, это простая овечья шерсть! К тому же скатавшаяся в твердые комки! — принцесса не могла поверить собственным ощущениям. — Спать здесь то же, что лежать на земле на острых камнях. И это королевский дворец!? Как же тогда в Северстане живут простые люди?

— Пока отдохните так, золотко, — услужливо захлопотала няня. — Надеюсь, здесь нет блох? К вечеру мы разберем обоз, достанем ваши вещи и сделаем все так, как должно.

Смирившаяся с неудобствами Лусия поблагодарила слуг за заботу и как подкошенная упала в постель, не обращая внимания ни на ее жесткость, ни на скатавшуюся в комки шерсть. Служанки вышли из спальни в соседнюю комнату, притворили дверь и принялись потихоньку обмениваться первыми, весьма нелестными впечатлениями от Северстана.

Измученная долгой и трудной дорогой принцесса лежала, закрыв глаза, и припоминала все, что было. Зря отец выбрал для нее эту далекую страну. Она не понравилась ей с самого начала, как только они выбрались из тоннеля. Убогие селения, смрадные от человеческих испражнений города, в которых невозможно жить, народ, одетый в жалкое тряпье.

И этот ужасный король, больше похожий на деревенского вахлака, с целым сонмом любовниц! Нет, она понимала отца и не осуждала его — Северстан находился на полуострове в окружении непроходимых для судов опасных рифов, отделенный от материка грядой непроходимых гор. Попасть сюда можно было только по проложенному под горами тоннелю, по которому они ехали несколько дней, поэтому королевство было самым безопасным местом во всем известном ей мире.

А как трудна и опасна была дорога сюда! У нее сердце замирало, когда они ехали по проложенной на болоте гати из толстенных бревен, которые так проседали под тяжестью кареты, что она предпочла идти пешком, впрочем, как и все остальные придворные и слуги, оставившие свои экипажи и повозки.

Потом бесконечный, страшный туннель без единого лучика солнца, где царил вечный холод, и от любого шороха раздавалось долгое зловещее эхо, угрожая камнепадом. Хотя от страха у нее подгибались колени, она не жаловалась, ведь на нее смотрели ее люди. Она просто не могла позволить себе быть слабой.

Как жаль, что Феррео не смог приехать с ней! Присутствие старшего брата давало бы надежду избежать этой отвратительной свадьбы. Феррео решительный и смелый. Он наверняка бы сказал Ульриху, что его сестре не место в этом жалком королевстве, и увез бы ее обратно.

Но перед ее выездом в Северстан на Терминус снова напали имгардцы, и это был не простой набег. Феррео с войском пришлось ехать не с ней, а отправиться в противоположную сторону к южным границам, чтоб отразить очередную напасть. И вот она здесь одна, без защиты и опоры.

Сжав камень, висевший под одеждой на груди, с робкой надеждой прошептала, что отец знал, что делал, разбивая магический камень на три части. И что отправленный с ней второй по величине камень, названный «Секундо», сможет ее защитить.

Прильнувший ухом к двери между спальнями король Северстана растерянно повторил подслушанные им весьма нелестные слова невесты:

— Много любовниц — это хорошо? Разит, как от козла? Нечесаные патлы? — он всегда считал, что достаточно хорош для любой женщины, и подобный отзыв о своей персоне ему слышать было дико.

Боясь призвать слугу привычным криком, осторожно выглянул в коридор, стараясь, чтоб его не заметили. Неподалеку возле покоев принцессы с алебардами наизготовку стояли ее стражники в полном боевом облачении, будто собравшись на войну.

Король недобро хмыкнул. Теперь ему к собственной невесте без доклада не войти. Гордые традиции королевского рода Терминуса сильно отличались от привычных ему простых нравов Северстана. Хотя, имея такую красавицу дочь, он тоже поостерегся бы злых людей и принял все меры к ее охране.

При мысли о возможной дочери низ живота скрутило узлом, и он чуть было не застонал вслух. Ульрих не привык отказывать себе в удовольствиях, и воздержание ему пришлось не по нраву.

Чтоб скинуть тягостное напряжение, решил навестить одну из любовниц, лучше даже всегда готовую к соитию Олию, но перед глазами возникло укоризненно на него смотревшее прекрасное лицо невесты, и он тут же отказался от столь заманчивой мысли. Не хватало еще поссориться с Лусией до свадьбы.

С нее станется ответить ему «нет» перед алтарем. А это будет не просто позор, это будет крушение всех его надежд. И пусть эти надежды обретены совсем недавно, они ему слишком дороги, чтоб от них отказаться.

Не зная, где найти слугу, Ульрих негромко посвистел, вызывая его. На этот необычный звук к нему повернулись все, кто в этот момент был в коридоре. Король непривычно смутился — уж слишком неодобрительными были обращенные к нему холодные взоры приехавших с принцессой придворных.

Мимо проходил один из кухонных поварят, и король приказал ему позвать своего личного слугу. Через несколько минут тот прибежал, оправдываясь, что не слышал зова своего господина.

Ульрих обкатился холодной водой из ведра с помощью слуги, пораженного столь непривычным поведением обычно не заморачивающегося излишней чистотой короля. Оставив на полу огромные лужи, поскольку оловянный таз, в котором он стоял, был слишком мал для подобных омовений, Ульрих велел себя причесать.

Длинные спутанные патлы поддавались грубому деревянному гребню с трудом, и он шипел сквозь зубы, терпя непривычную боль. Переодевшись в чистую одежду, быстро прошел в комнаты матери.

Вдовствующая королева приняла его в своей гостиной. У нее, как и у принцессы, покои состояли из спальни, комнатки для доверенных слуг и гостиной. Мебель для них была изготовлена из обычной сосны, довольно удобная, но, по меркам гордых терминцев, слишком примитивная для королевского дворца.

Ульрих с досадой посмотрел вокруг.

— Нам придется строить новый дворец. Принцесса привезла с собой прорву дармоедов, — без предисловий начал он.

— Я о строительстве королевского дворца говорила еще вашему отцу после нашей свадьбы, сын мой. Но ему было не до новых построек. Его больше волновали собственные утехи, чем государственные дела, — королева не скрывала упрека, намекая, что и сын пошел по стопам отца.

— Похоже, пришла пора исправлять сделанные ошибки, — король тяжело бухнулся в жалобно скрипнувшее под его весом кресло и прямо спросил мать: — Вы не собираетесь покидать дворец?

Королева побледнела от огорчения, но ответила с гордо вскинутой головой:

— Традиция предписывает вдовствующим королевам уходить в монастырь, чтоб не мешать новой королеве. Так сделала и моя свекровь, хотя я вовсе не возражала против ее присутствия во дворце. Но, если твоя супруга не будет против, мне бы хотелось остаться здесь. Посмотреть на ваших детей и хоть немного порадоваться в этой жизни.

На ее глазах внезапно сверкнули слезы, и король смутился. Мать никогда не позволяла себе недостойной слабости, считая это непозволительным для особы королевской крови, и он полностью такое поведение одобрял. Не хватало еще здесь нюни разводить!

С силой сжав руки, королева остановила готовые пролиться слезы. Ульрих сделал вид, что ничего не заметил.

Прерывая разговор, в комнату, не испросив позволения, развязно вошел мажордом в длинном черном кафтане с массивной золотой цепью на шее.

— Когда подавать ужин, моя королева? — спросил он у нее таким тоном, будто главным во дворце был он.

Королева чуть склонила голову, скептически оглядывая непочтительного слугу. Задумчиво проговорила, будто говоря сама с собой:

— После свадьбы здесь многое поменяется. — После этих слов король, будто впервые увидев нагловатого мажордома, смерил того неприязненным взглядом. Королева же уверенно продолжила, твердо глядя в лицо слуги: — И я не думаю, что вы сможете удержаться на этом месте. Новая королева наверняка назначит на это место кого-нибудь из своих слуг, более почтительного и вышколенного.

Только теперь осознав, насколько неподобающе себя ведет, мажордом отвесил торопливый поклон и заискивающе спросил у короля:

— Но вы ведь не позволите чужеземке менять здесь все так, как ей хочется? — что этого никогда не будет, он был совершенно уверен. Его покровительница Олия этого не допустит. И неосмотрительно добавил: — Ваша любимая конкубина наверняка будет против.

Король молчал, не зная, что на это ответить, а вдовствующая королева отвернулась, чтоб сын не заметил ее печальной усмешки. После объявления Олии главной конкубиной королева лишь считалась королевой. Настоящей хозяйкой во дворце была наложница, которой Ульрих, по ее мнению, позволял слишком многое.

Королева подозревала, что сына опоили приворотным зельем, но он об этом и слышать не хотел. Что будет теперь? Будет ли принцесса Терминуса бороться за свое королевское достоинство или тихо отойдет в сторону, как это сделала в свое время она сама? И станет только средством для рождения законных наследников?

Она всю жизнь чувствовала себя племенной кобылой, которую законный супруг посещал только для того, чтоб сделать очередного ребенка. И случалось это не чаще раза в год. Все остальное время он развлекался со своими любовницами.

— Ты пришел сюда доложить, что ужин подан? — королева насмешливо потянула носом, намекая на ароматы, витающие в воздухе.

Мажордом несколько смутился. Олия уже давно приказала подавать на стол, не дожидаясь, когда выспится эта иноземная неженка, и его приход сюда был чистой формальностью, как обычно.

— Хорошо, мы идем. А ты сообщи об этом нашей венценосной гостье, — распорядилась королева, поднимаясь с кресла.

Король тоже встал, подал матери руку, и они в полном согласии, чинно, не спеша, направились вдвоем по извилистому коридору в трапезную, как не ходили уже давным-давно. Обычно король в награду за жаркую ночь оказывал подобную честь одной из своих наложниц, но весь последний год это была Олия.

За высокими узкими окнами замка чернела непроглядная ночь. Полутемный зал, служивший трапезной королям Северстана не один век, освещался чадящими факелами, воткнутыми в железные шандалы на стенах. Возле расставленных у дальней стены длинных, покрытых желтоватыми льняными скатертями столов, не садясь, стояли придворные принцессы, терпеливо ожидая ее саму.

Через несколько минут Лусия, свежая и отдохнувшая, спустилась к столу в красивом шелковом платье, чуть-чуть приоткрывающем белую грудь. Придворные обрадованно зашумели и принялись ей низко кланяться. Приветливо улыбаясь, Лусия подошла к центральному столу, предназначенному для короля, и остановилась в недоумении.

На хозяйском месте во главе стола сидела разряженная особа с наведенным румянцем на сильно набеленном лице, в ярком красном платье из грубоватой шерсти, с огромным декольте, из которого чуть было не вываливались коровьи груди, и с вызовом смотрела на приближающуюся принцессу.

Лусия с трудом сдержала нервный смех. Так вот та самая фаворитка, которой она должна опасаться! Глупая ряженая кукла. Понятно, без приворота здесь не обошлось. В ее родном королевстве за такие штучки безжалостно рубили головы знати и жгли на кострах простолюдинов, но здесь, как видно, это было в порядке вещей.

— Вы, сударыня, хозяйка этого замка? — спокойно, с изрядной долей насмешливости, спросила она у высокомерно задравшей подбородок особы, не удосужившейся подняться при ее появлении.

— Да! — не ведая, что король изменил свои намерения, грубо отрезала та, приготовившись указать ненужной невесте ее место, как и велел ей король.

— Тогда не смею вам мешать, — с лукавой любезностью вымолвила Люсия и ушла за выделенный ее свите отдельный стол.

Разница была видна сразу — на нем красовалась дорогая серебряная посуда с королевскими гербами Терминуса, тогда как на столах Северстана стояла обычная керамика из неровно обожженной глины, место которой, по мнению гостей, было только в крестьянских халупах. Да и терминцы были одеты гораздо лучше северстанцев, в своих коричневых грубых кафтанах, более похожих на зажиточных простолюдинов, каким-то чудом попавших в королевский дворец.

Принцесса устроилась во главе своего стола. Сидевшая по правую руку герцогиня Ланкарийская четко произнесла:

— Стоит ли нам оставаться в столь негостеприимном месте, моя принцесса? Не лучше ли вернуться в Терминус? — ее высокий голос разносился по всей трапезной. Слышавшая это довольная собой Олия широко улыбалась. — В конце концов, король Северстана не единственный жених на белом свете. Есть и другие, более достойные.

В этот момент в трапезную вошел король с вдовствующей королевой. Услышав эти слова, замер на полпути, кинул взгляд на свой стол и враз все понял.

Принцесса приветственно поднялась, вслед за ней встала вся ее свита. Не глядя на Ульриха, принцесса сделала приличествующий этикету реверанс. Король ответил ей почтительным поклоном и с искаженным яростью лицом направился к довольно улыбающейся ему фаворитке.

Выдернул ее из-за стола и прошипел:

— Что ты тут делаешь?

Подняв к нему умильное личико, та, не таясь, громко пояснила на весь зал:

— Выполняю ваше приказание, мой повелитель. Вы велели мне сидеть на месте хозяйки, чтобы ваша чужеземная невеста, — это слово было произнесено с высокомерным презрением, — сразу знала свое место племенной кобылы!

Свита принцессы возмущенно зароптала.

— Мы немедленно возвращаемся, моя принцесса! — не сдержался сенешаль принцессы. — Такое отношение прощать нельзя!

Лусия медленно поднялась, с негодованием глядя на жениха невероятно синими глазами. Ульрих впервые в жизни испугался. Колени мелко задрожали, по спине поползли липкие струйки пота. Он схватил наложницу за распущенные волосы, швырнул на пол, вытащил из ножен кинжал и занес руку для смертельного удара. По лезвию угрожающе пробежала зеленоватая искра.

Олия испуганно завизжала, пытаясь отползти, но, запутавшись в длинном подоле, только извивалась, как змея.

— Остановитесь, ваше величество! — прозвучал гневный голос принцессы.

Король вздрогнул и опустил занесенную для удара руку.

— В чем вы обвиняете свою фаворитку? В том, что она в точности исполнила ваше повеление? — Лусия смерила его гневным взглядом. — Признайтесь, вы сразу хотели поставить меня ниже любой из ваших жалких любовниц! Вот только то, что после этого я немедленно уеду, в вашу голову, видимо, не приходило! Или вы также не хотите этого брака, как не хочу его я?

Все в трапезной замерли. Свита короля, знавшая его как вспыльчивого и беспощадного задиру, ожидала жуткого скандала. Кавалеры из свиты принцессы вмиг построились перед ее столом, образовав живой щит и положив руки на кинжалы, готовясь в любой момент дать отпор.

Но король поразил всех. Бросив угрожающий взгляд на сжавшуюся в ничтожный комок конкубину и отдав кинжал своему хёвтингу, он безоружным прошел через живую цепь вооруженных мужчин к вытянувшейся как струна принцессе и внезапно опустился перед ней на одно колено.

Склонив голову, с трудом проговорил:

— Прошу меня простить, моя королева. Я был непростительно глуп. Больше такого не будет.

По помещению пронесся пораженный вздох. Вдовствующая королева прижала руки к груди и округлившимися от изумления глазами смотрела на невероятную картину. Ее старший высокомерный сын просит прощения на коленях! Она и не предполагала, что когда-либо доживет до подобного чуда!

— Поднимитесь, ваше величество. Я вас прощаю, — через силу выговорила Лусия, стараясь не расплакаться от обиды. — Когда вы приказывали вашей любовнице унизить меня, вы были со мной еще незнакомы.

— Тогда вы окажете мне честь и сядете рядом со мной за один стол? — Ульрих умоляюще посмотрел на нее, не зная, чем ее улестить.

Принцесса отрицательно покачала головой.

— Пока я только ваша невеста, — горечь была тщательно спрятана, но друзья принцессы слышали ее, — и не имею права сидеть во главе королевского стола. Это место по праву должна занимать ваша матушка.

У короля отлегло от сердца. Он не знал, что стал бы делать, если б она не простила его и решила уехать. Не отпустил бы точно, но сколько крови при этом пришлось бы пролить? После этого принцесса наверняка отвернулась бы от него, вряд ли она бы молча снесла смерть своих людей.

Ссориться с ней Ульрих не хотел. Одна только мысль о том, что такая красота может принадлежать другому, отравляла его душу смертельным ядом. Он сделает все, чтоб она была его и только его!

Благодарно поцеловав безвольную руку принцессы, король вернулся к главному столу. Олия на коленях уползла за дверь, скрываясь от королевского гнева. Ульрих кивком головы подозвал к себе своего хёвдинга, забрал у него кинжал, рывком отправил его в ножны и чуть слышно приказал:

— Убрать из дворца эту дуру и всех моих бывших любовниц. Немедленно!

Тот понимающе склонил голову и поспешно вышел.

Вдовствующая королева с достоинством заняла приличествующее ей место. Как давно она не сидела во главе стола! После смерти короля, ее законного супруга, сын предпочитал видеть на этом месте своих любовниц, а не мать. Старый король тоже имел немало конкубин, но законную супругу подобным пренебрежением не оскорблял.

Королева приказала подавать на столы, с признательностью взглянув на будущую невестку. Та, слегка наклонив голову, молча слушала герцогиню, что-то гневно ей выговаривавшую, и на королевский стол не смотрела. Королева перевела взгляд на сына, не отрывающего восторженного взгляда от невесты, и возрадовалась, даже не пытаясь скрыть злорадный блеск глаз.

Наконец-то ее старший сын, наследник рода, влюбился! И это была не примитивная похоть, которой он частенько страдал, это была истинная любовь! Теперь она будет отомщена, потому что сидевшая напротив гордая красавица никогда не ответит ему взаимностью. А она с удовольствием будет наблюдать, как ее отпрыск, относившийся к женщинам с безобразным пренебрежением, будет вымаливать жалкие крохи ее внимания.

Младшие принцы, сидевшие за одним столом с королем, с интересом поглядывали на прекрасную принцессу. Но, заметив полный яростной ревности взгляд короля, мгновенно переключились на ее хорошеньких подруг.

Вдовствующая королева поняла, что в скором времени грядет еще несколько свадеб. Что ж, она этому только рада. Строгие невестки сумеют заставить своих мужей отвернуться от разгульной жизни, которую те считали естественной для людей их происхождения.

Подали первую перемену блюд. Потом вторую. В заключение принесли серебряные кубки с пенящимся напитком. Король провозгласил:

— За мою прекрасную невесту, будущую королеву Северстана! — и махом осушил свой кубок.

Принцесса благодарно кивнула и поднесла к губам напиток.

Незаметная старуха в сером платье, прячущаяся возле дверей за спинами подавальщиков, зловеще усмехнулась, потирая руки. Сейчас все будет кончено! И ее Олия снова станет любимой конкубиной короля, а она ее главной советчицей. И неизвестно еще, кто из них будет править страной.

Но принцесса пить не стала. Несколько мгновений она напряженно вглядывалась в напиток, потом подняла синий взгляд и пристально оглядела слуг короля.

— Кто подал мне отраву? — ее голос был холоден и строг.

В трапезной вмиг воцарилось напряженное молчание. Король медленно поднялся, сжимая в руке кинжал и угрожающе сдвинув брови. Слуги враз опустились на колени, в ужасе ожидая расправы. В гневе король казнил всех подряд, не утруждаясь поисками виновных.

Принцесса властно повторила, подняв левую руку и сжав ею овальный медальон на груди:

— Тот, кто приготовил отраву, и тот, кто подал мне ее, пусть немедленно встанет передо мной!

От принцессы по сторонам разошлись волны непреодолимой воли. Испуганная колдунья хотела было скрыться, но ноги независимо от желания хозяйки сами понесли ее к столу принцессы. Рядом с ней оказалось еще трое ее сообщников.

Король схватил кинжал и кинулся к ним. Но Лусия остановила его властным жестом, и он, к своему изумлению, ей повиновался. Глядя на отравителей, принцесса вопросила:

— Вы сторонники фаворитки короля, только что выгнанной отсюда? Не так ли? И опаивали его приворотным зельем постоянно, чтоб он больше ни на кого не смотрел?

Все повинно повесили головы. От амулета на груди принцессы исходило ослепительное сияние, лишающее воли, и старуха с ужасом поняла, что скоро умрет. Напрасно она считала принцессу беззащитной против своих чар! Олия была права — ее защищает тот, кто намного сильнее любой колдуньи в этой стране!

После слов принцессы Ульрих вмиг понял, почему за весь последний год после назначения Олии главной конкубиной его не тянуло больше ни к одной из женщин.

— Я убью их сам! — взревел он и замахнулся кинжалом.

Но принцесса твердо посмотрела на короля, безмолвно запретив вмешиваться, и он замер на месте.

Лусия поднесла кубок старухе и приказала:

— Ты приготовила это для меня. Так выпей же отраву сама! Но не всю. Оставь для своих подельников.

У колдуньи остекленели глаза. Непослушными руками она приняла кубок и, давясь от ужаса, сделала несколько глотков. Потом передала его стоящему рядом на коленях подавальщику. Тот тоже был вынужден сделать несколько глотков и передать кубок следующему. Но когда кубок взял последний, Лусия забрала его у него и сказала:

— Ты можешь не пить. Ты не знал, что творишь. Уходи.

Слуга поднялся, с благоговением отвесил низкий поклон и поспешно сбежал. Остальные выпившие отраву бились на полу в смертных конвульсиях, раздирая на груди кожу ногтями и хрипя.

Король пораженно смотрел на принцессу. Она читает мысли других людей, и ей все повинуются? Выполнил же он ее негласный приказ не вмешиваться. Ульрих слышал о тайных знаниях, присущих правителям Терминуса, но не верил в них, считая досужими байками.

Но байки оказались страшной правдой. Душа наполнилась ужасом и возмущением. Она сможет так же распоряжаться и им самим, как сделала это с отравителями, и он не сможет ей противиться!

Но ведь он король! Он не может этого позволить!

Что ему сейчас делать? Возмутиться? Но тогда принцесса будет потеряна для него навсегда, ведь она судила отравителей и судила по чести. Нет, он не допустит размолвки. Лусия будет его женой, несмотря ни на что!

Его люди настороженно ждали его решения, не понимая, что могут противопоставить той, которой подчиняются даже колдуньи.

Ульрих представил прекрасное обнаженное тело принцессы в своей постели и решился.

— Я восхищаюсь вами, моя любовь, — произнес он с низким поклоном. — Из вас получится прекрасная королева. И не только лицом, но и твердостью, и умом.

Окружающие принцессу мужчины с облегчением выдохнули. Опустились лежащие на рукоятях кинжалов руки, распрямились напряженные плечи. Но король не был бы королем, если бы не извлек выгоду из неприятной ситуации. Повернувшись к своим подданным, он громко провозгласил:

— Чтоб у моих людей впредь не возникло даже мысли нанести какой-либо вред моей избраннице, — тут Люсия с иронией посмотрела на него, ведь их союз был союзом двух государств, а не двух сердец, — свадьба будет завтра! И горе тому, кто еще раз покусится на мою королеву! — Пнув один из застывших перед ним трупов, он приказал: — Унести и бросить на растерзание дворовым собакам! И добавить к ним Олию, подававшую мне приворотное зелье! Пусть ее живьем сожрут голодные псы!

Принцессе была не по душе подобная жестокость, но она промолчала. Нельзя мешать королю вершить правосудие, пусть даже такое дикое, как в этой варварской стране. Сегодня ей впервые в жизни пришлось судить покусившихся на ее жизнь, но, похоже, не в последний. И не ей порицать короля.

На следующий день перед жертвенным алтарем королевского храма король Северстана и принцесса Терминуса принесли друг другу брачные клятвы.

Отпустив советников после изматывающего совещания, посвященного делам Северстана, ее величество королева Лусия наконец-то осталась одна. Подошла к высокому стрельчатому окну, отодвинула тяжелую бархатную штору, окинула окрестности удовлетворенным взором и решила, что недаром прожила в Северстане всю свою долгую жизнь.

Построенный ее зодчими королевский дворец возвышался посреди столицы как сверкающая скала: величественный, неприступный и горделивый. Теперь столица огромной холодной страны напоминала ей родной город, оставшийся в воспоминаниях. Благодаря ее неустанным трудам Тринали превратилась в настоящую столицу, подобную Купитусу в ее родном Терминусе.

Дикие законы этой холодной страны она изменила на справедливые, отменила непосильные подати для крестьян, ввела разумные налоги для купечества, построила города, при ней простые люди стали жить куда лучше, чем прежде. В последний раз проезжая по стране, она уже не видела той ужасной нищеты, что поразила ее при приезде.

Она сделала все, что должна была сделать, будучи правительницей этой некогда отсталой страны. Народ Северстана платил ей искренней благодарностью. Но все же эта холодная страна и суровый народ не стали ей родными.

Королева старалась не вспоминать о далекой родине, чтобы не рвать и без того измученное сердце, и в наполненные беспрестанными трудами дни ей это удавалось. Но сны ей не подчинялись. Как часто она видела светлые леса Терминуса, его душистые цветы и того, кто ушел в роковой поход с Феррео и не вернулся обратно.

Отойдя от окна, Лусия устало прикрыла глаза. Она сделала для страны своего супруга все, что могла, и может позволить себе отдохнуть. Ее время пришло. Собственноручно, не зовя секретаря, достала из секретера перо, чернильницу, чистый лист с королевским гербом. Положила все это на стол драгоценного красного дерева, привезенного из Терминуса, и твердой рукой написала посредине листа «Королевский вердикт». Указ, который мог отменить другой король, в данном случае не годился, ведь она собиралась начертать то, что навсегда изменит жизнь королевской династии.

Собираясь с мыслями, чуть помедлила. Вновь обмакнула перо в чернильницу, четким почерком продолжила:

«Я, королева Северстана Лусия, повелеваю: если среди моих потомков окажется мужчина или женщина с синими глазами, неважно, какими бы дальними родственниками они не приходились правящей династии, по их требованию выдать им амулет из моей шкатулки с драгоценным камнем под именем «Секундо». Если камень на их груди загорится синим светом, то этот мужчина или эта женщина объявляются владетелями Северстана и получают королевский престол со всеми обязанностями и почестями. Если же таких потомков не окажется, то наследование королевского престола переходит от старшего в роду к старшему в роду в соответствии с местными законами».

Сейчас, согласно этому указу, трон Северстана наследует единственный сын ее старшего сына.

Королева подписала указ, отложила его в сторону, взяла в руку медальон с осколком могущественного камня, висевший на ее груди, и вздохнула. Благодаря этому мощному амулету она прожила долгую, очень долгую жизнь. Ее муж умер несколько десятилетий назад глубоким стариком, а она живет до сих пор.

Она со снисходительной признательностью вспомнила об Ульрихе. Он отчаянно любил ее до последнего своего вздоха. Но была ли то искренняя любовь или всего лишь внушение колдовского камня, она не знала. Да и не хотела знать. Она никогда не любила Ульриха, позволяя ему любить себя.

Среди ее детей не было ни одного похожего на нее, кровь королей Северстана оказалась сильнее. И среди детей ее детей тоже никто не взглянул на нее синими глазами. И ни один из ее правнуков не родился с синими глазами. И никого из них не принял Секундо, оставаясь в их руках мертвым безжизненным осколком.

Но этого допустить она не может. Камень должен найти своего господина, чтоб с его помощью королевская власть крепла, принося благоденствие в страну, поэтому она и написала этот странный и непонятный для многих вердикт.

Сейчас Северстан процветает благодаря ее неустанным трудам, но она устала. Устала жить. Значит, пора уйти, скинуть с себя тяжкое бремя.

Сняв с шеи медальон, королева вынула из него сверкающий синий камешек, запаянный в серебряную скань и висевший на тоненькой серебряной цепочке замысловатого плетения. Его можно было носить и без медальона, но она не хотела показывать магический осколок всем подряд.

Убрала камень в зачарованную шкатулку, закрыла ее, запечатав своей кровью, и поставила на стол рядом с указом. Теперь эту шкатулку сможет открыть только тот, у кого в жилах течет истинная королевская кровь. Она надеялась, что новый владелец будет достаточно силен духом, чтоб подчинить себе Секундо.

Погладив тонкую резьбу шкатулки изящными пальцами, печально вздохнула. Все-таки отец напрасно разбил чародейский камень из своей короны. Да, с помощью Секундо она стала настоящей правительницей Северстана, но оставшиеся у отца осколки не спасли королевскую династию Терминуса.

Ее брат, наследный принц Феррео, отбил натиск захватчиков на южных рубежах страны, но, возвращаясь из тяжелого похода, был смертельно ранен в засаде, хотя при нем был Тетриус, меньший из осколков колдовского камня. Король после этого прожил недолго, не сумев пережить гибель единственного сына и наследника.

Лусия могла бы отправить кого-то из своих сыновей править Терминусом по праву крови, но не стала этого делать. Отец писал ей, что возложил умирающего сына на королевский трон, и тот забрал его.

В королевском роду Терминуса о старинном троне из поколения в поколение передавалось множество преданий и легенд. И одна из них — та, что трон может излечивать от смертельных ран, но переносит при этом пострадавшего неизвестно куда.

Королева верила в это сказание. Верила, что ее брат когда-нибудь возникнет из небытия и по праву наследника займет подобающий ему королевский престол. А раз так, ни к чему возводить на трон родной страны чужестранца. А ее дети и внуки для ее Терминуса, по сути, чужаки, даже ее родным языком среди них никто овладеть не смог, и она сомневалась, примет ли их магический трон.

На престол Терминуса должен взойти истинный король.

Запечатав вердикт королевской печатью, медленно, уже ощущая груз прожитых лет, поднялась и прошла по кабинету, прощаясь с тем, что было ей дорого. Ласково провела рукой по раме своего портрета, написанного несколько лет назад талантливым придворным художником.

Благодаря амулету Лусия была так же красива, как в далекой молодости, только глаза немного потускнели от слишком долгой и утомительной жизни, и эту колдовскую красоту и напряжение неустанного труда сумел передать живописец. Этот портрет нравился ей больше остальных — на нем она была сама собой, без того вычурного глянца, что присутствовал на других ее портретах.

Затем, опустившись в кресло, королева расправила складки синего шелкового платья, безмятежно сложила руки на коленях, откинула голову на высокую спинку и впервые за долгие-долгие годы разрешила себе вспомнить весенний парк своего родного дворца в Купитусе.

Цветущие деревья, аромат первоцветов, и тот, чьи восхищенные взгляды трепетно ловила. И их единственный короткий разговор перед его отъездом в роковой поход. И трепетное признание в любви, живущее в ее сердце до сих пор. И его горячие твердые губы, целующие на прощанье ее дрожащую руку.

Может быть, любовь сильнее смерти? Возможно, там, в небесных кругах, она встретит того, кто был дорог ей всю ее деятельную, но несчастливую жизнь?

По ее щеке медленно, высыхая на истончившейся коже, покатилась прозрачная слеза, оставляя за собой едва видимую белесую полоску.

Королева Северстана закрыла глаза и уснула. Навсегда.