Chandernagor F.
Les enfants D’Alexandrie. La reine oubliée
© Éditions Albin Michel, Paris, 2011
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2013
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2013
Всегда найдется тот, кто будет нас помнить.
Хриплый вопль, бульканье крови, отдаленный скрип двери, затем – блеск металла во мраке, и из темноты вдруг появляется солдат.
На затянутой в кожаный браслет левой руке – мокрые следы свежей крови, а под ногтями правой руки кровь уже запеклась. Этот солдат из тех, кто не боится испачкаться. Он работает по старинке, как в прежние времена: распарывает живот, перерезает горло, рубит голову… И с липкими руками выныривает из мрака.
Он рыщет, вынюхивает. Зайдя в темную комнату, направляется прямиком к каменной лестнице, последняя ступенька которой закрыта большим, ярко расписанным холстом…
Спрятавшись под лестницей, дети слышат, как солдат переходит из комнаты в комнату: удары, крики, бряцанье оружия. Вдруг его кулак разрывает холст, рука проникает в дыру и раскрывается, словно паук, а затем совсем рядом с ними лезвие разрезает полотнище. В просвет виден блеск шлема… Дети не понимают речь солдата, когда он отдает приказы, но они понимают, что значат шлем, оружие, кровь: это универсальный язык.
И вскоре тощая девчушка в черном платье выныривает из укрытия. Затем выползает бледный светловолосый мальчик. Самый младший ребенок не шевелится: закрывший глаза и свернувшийся калачиком, он напоминает ежика, забившегося в нору. Солдат хватает его за одежду и поднимает, пытаясь разглядеть. Одной рукой он на весу держит малыша, другой угрожает старшим детям. Безвольно и неподвижно висящий в воздухе мальчик открывает глаза, видит окровавленный кожаный браслет, липкую руку, черные ногти, слипшиеся волосы. Он вопит от ужаса и мочится прямо на солдата. Тот отводит руку и трясет ребенка, чтобы с него стекли последние капли. Мальчик кричит, а великан смеется и начинает снова трясти малыша: это его забавляет. Тогда девочка бросается к брату, несмотря на направленное на нее оружие; она нападает и…
И в этот момент я всегда просыпаюсь. Именно тогда, когда она погибает. Каждую ночь один и тот же кошмар. Каждую ночь этот кровавый солдат.
Я перестала читать страшные истории, я больше не пишу после ужина, я стараюсь ложиться как можно позже, я увеличила дозу снотворного. Все напрасно…
Толпа. А посреди нее кортеж: белые и красные одежды, флаги, на носилках разрисованные, словно святыни, статуи. Процессия?
Коровы украшены цветами. Стадо коз. Музыканты играют на кифарах[1] и кимвалах[2]. И эта пудра шафранового цвета, которая падает на обнаженные руки, смешиваясь с потом… Может быть, это индийская церемония?
Но эти копья, и хартии, и крики? И толпа постоянно движется, порой отступая назад, глядя на вооруженных людей. Демонстрация? Мятеж?
Впереди всех десять связанных мужчин толкают платформу на колесах, где лежит украшенная драгоценностями каменная статуя богини. На заднем плане – второй помост, совсем маленький, на котором сидит, спрятав руки за спину, словно наказанный ученик, мальчик лет пяти или шести. Он неподвижно замер с прилипшими ко лбу кудрями и покрасневшими щеками; вокруг нещадно палит солнце – белое южное солнце. Мальчик тихонько покачивается. За ним пешком идут еще двое детей, гораздо старше его. Два красивых ребенка одинакового роста в длинных одеждах. Девочка и мальчик, брюнетка и блондин, очень похожие. На их шеях – нечто вроде широких золотых ошейников, от которых тянутся две одинаковые цепи, и их концы держат два солдата в шлемах и с кожаными браслетами на запястьях.
Пара детей? Не совсем. Мальчик ведет себя суетливо, наклоняется то влево, то вправо, тем самым причиняя себе боль, поднимает руки и открытыми ладонями тянется к толпе. Девочка идет с высоко поднятой головой, плотно прижав руки к телу. Непреклонная, она смотрит прямо перед собой на лежащую статую и малыша, раскачивающегося на тележке.
На что же в действительности направлен ее взгляд? На руки ребенка. Ведь они связаны у него за спиной! Вот почему он такой послушный: золоченые веревки врезаются в его запястья. Слишком роскошны эти веревки, слишком роскошны!.. К тому же очень жарко. Мальчик утомлен. И поскольку он не может сдвинуться с места, то ложится на бок. Теперь девочке видно его лицо, которое стало пунцовым, сухие и потрескавшиеся губы, она слышит его тяжелое дыхание. И девочка кричит. Кричит в толпу. Потом она поворачивается к следующей за ними упряжке лошадей. К тому, кто держит поводья; там, высоко над головой, она видит только предплечья, разрисованные красным цветом, плавно переходящим в ярко-кровавый. Она взывает к этому разукрашенному мужчине. Взывает к толпе, к солдатам:
– Разве вы не видите, что он сейчас умрет?..
Я кричала:
– Разве вы не видите, что он сейчас умрет? – и просыпалась от собственного крика, потому что это была та самая девочка из кошмара, в котором дети прятались под лестницей. Я в этом уверена.
Я снова выпивала снотворное. Но следующей ночью девочка опять кричала: «Разве вы не видите, что он сейчас умрет?»
Кто были эти люди? Почему они заполонили мои сны?
– Ты медиум, – убеждали меня друзья, когда мы, развлекаясь, вращали стол – сущее ребячество! Но мне было страшно. И теперь я спала с ночником. Я закрывала дверь на щеколду. Но кошмары все равно пробирались в мою комнату. Они проскальзывали под дверью и, оказавшись в спальне, расширялись, заполняя собой пространство, и душили меня…
И снова закованные в цепи дети проникали под мои веки и вставали у меня перед глазами, по-прежнему в сопровождении того же пестрого кортежа. Они только что подошли к подножию холма. Быкам тяжело подниматься по крутой тропинке, вьющейся между двумя каменными склонами к самой вершине. Одни тянут их за рога, другие толкают сзади, заставляя карабкаться вверх. Внизу, на площади, процессия была вынуждена остановиться. Под солнцем. Под палящим солнцем. Теперь светловолосый мальчик и темноволосая девочка стоят прямо за платформой, на которой лежит статуя, но малыш с тележкой исчезли… Куда?
Каменная женщина, находящаяся на подвижной платформе, женщина с огромными стеклянными глазами, покрыта грязью и плевками. Мальчик не смотрит на нее: его взгляд устремлен в сторону толпы, где пожилой мужчина показывает ему движения, призывающие глубоко поклониться и помолиться. Когда старик собирается встать на колени, мальчик пытается сделать то же самое, совсем забыв, что привязан к сестре цепью с ошейником. Девочка упирается и пятится назад, увлекая мальчика за собой, и их взгляды встречаются; в этот миг они ненавидят друг друга… Затем девочка поднимает глаза и смотрит поверх вышитых шерстью флагов, разглядывая громоздящиеся друг на друге красные строения, их коричневую черепицу, деревянные балконы и позолоченные колонны. Она знает, что больше никогда их не увидит, потому что умрет внизу крутого склона: в густой тени уже ждет мужчина, чтобы развязать ее и убить. Но прежде он бросит ее в подвал, так как в этой стране девственниц казнят не сразу: их сначала насилуют, чтобы затем с полным правом задушить. Ей сказали, что они сделают это быстро, она должна просто раздвинуть ноги и не сопротивляться:
– Тебе не будет больно. Долго…
Вскакиваю в ужасе, просыпаюсь. Незнакомая девочка звала меня на помощь каждую ночь. Но где ее искать? Как спасти?
– Начните записывать ваши сны в блокнот, – посоветовал мне психиатр, у которого я консультировалась.
И я записывала. Понемногу мои воспоминания становились яснее, я словно пересматривала фильм и прокручивала пленку с фонограммой. В моих первых кошмарах никто не говорил. Но в последнем я что-то слышала; когда проходил кортеж, один мужчина из толпы выкрикивал имена «Базиль, Леа» или «Василиса» (разве они русские, эти индийцы?). Мужчина также кричал «Базиль, Леон», потом «Регин» или «Регина». Возможно, он звал детей? Но почему было четыре женских имени, тогда как я видела только одну девочку?
– Базиль-Леон, Базиль-Леа, Регина… Базиль-Леа, а если это… Неужели это basiléia? – воскликнула одна моя эрудированная подруга, которой я поведала свои тревоги. – Слова, которые ты слышишь, – не имена: basiléôn Basiléia (по-гречески) и regum Regina (по-латыни) переводятся как «Царица царей». Потрясающе! По ночам ты видишь сны на древнегреческом… Но в чем ты можешь быть уверена, так это в том, что если все вокруг говорят на языке Гомера, то эта малышка давно покинула наш мир. И уже не нуждается в твоей помощи!
Моя подруга ошибалась. У мертвых тоже есть свои страхи: они боятся быть забытыми. Меня часто осаждают призраки, заставляя их услышать. Эти люди, жившие «до», воспоминания о которых переполняют меня, прочно обосновались в моей жизни, и они не исчезнут до тех пор, пока я их не узнаю, не выслушаю, не пойму и не расскажу о них.
Кем же была эта таинственная Царица царей? Древняя история оставила память о Царе царей, императоре Персии, но остался ли след Царицы царей? Семирамида? Зенобия?[3] Впрочем, как можно соотнести это благородное звание с маленькой загнанной пленницей – если только это не было иронией, как, к примеру, в случае с распятым Христом, которого называли «Царь Иудейский»…
Одна моя подруга-эллинистка, порывшись в нескольких рукописях, пришла мне на помощь:
– Эврика! «Царица царей», basiléôn Basiléia, – титул, который Марк Антоний дал Клеопатре в тот день, когда, находясь в Александрии, разделил Восток на царства, чтобы подарить своим детям. Ведь у великой египтянки, – поведала она мне, – было четверо детей: один от Цезаря и трое от Антония. Конечно, о детях Клеопатры никогда не вспоминают, ведь многодетная мать – это так непопулярно!.. Но представь себе, что среди этих четверых была одна девочка, и твой сон мог быть реальностью, исторической реальностью! Есть только маленькая деталь: насколько я знаю, после победы Римской империи все дети Клеопатры были казнены в совсем юном возрасте.
Марк Антоний и Клеопатра. Император и Царица царей. Легендарная пара. И плодовитая. Моя подруга была права: у них действительно имелась дочь.
Египетская царица, во всем отличавшаяся от других, родила прекрасных близнецов, мальчика и девочку, которых назвали Александр и Клеопатра, а позже дали вторые имена Гелиос и Селена, что означает «Солнце» и «Луна». Два небесных светила – Гелиос, безусловно светловолосый, и Селена, темноволосая, как ночь. У чудесных близнецов уже был старший брат Цезарион, а позднее появился младший, Птолемей. Юные принцы были воспитаны в пурпуре и ладане царского двора, этом Запретном городе Александрии. Цари двух, шести и двенадцати лет. Эфемерные принцы мнимого королевства играли в кубики и кости на террасе дворца. Они были такими хрупкими и юными, когда их жизнь оборвалась…
«И убили всех?»
Да, одних в Египте, остальных в Италии. Всех детей, кроме одного, как уверяют историки, – Клеопатры Селены.
По-видимому, я могла натолкнуться на эту «выжившую» в какой-нибудь книге много лет назад, даже не запомнив, что я о ней читала. Селена…
Сегодня она вернулась. Сиротка без памяти, принцесса без королевства. Блуждающая по ночным коридорам, вслепую ищущая свой дом, братьев, родителей. Она вернулась, чтобы я воскресила забытый мир и развеяла пепел. Хотела ли она, чтобы я разгребла руины, разогнала тени, собрала воедино ее слова? Потребует ли она, чтобы я рассказала ее историю, дала ей жизнь, «влила в нее свою кровь»? Итак, снова браслеты принцессы соскользнут с ее обнаженных рук и золотое пламя заблестит на вершине маяка, как корона. Она снова позовет…
Трава под пеплом уже не казалась такой черной. Угасшее небо снова зажигало над морем свои огни… Мертвые просят только о том, чтобы их помнили.