Смятение чувств

Глава 19

В первый вечер по возвращении домой из больницы Эду оглядел стены своей комнаты, и ему показалось, что он в тюрьме. Он не знал, сколько ему еще придется пробыть здесь в полной беспомощности, и от этого пришел в неистовство. Врачи, правда, пообещали, что восстановление пойдет достаточно быстро, если он будет следовать всем их предписаниям, регулярно заниматься физиотерапией, аккуратно принимать лекарства. Но как может не приходить в неистовство молодой человек, если он не способен шевельнуть ни рукой, ни ногой, если не может самостоятельно есть и пить! Не может даже взять телефонную трубку! Зависеть целиком и полностью от окружающих, что может быть унизительнее!

Эду был переполнен горечью, вернувшись домой из больницы, еще и потому, что не приехала Элена. Он винил в этом Алму. Она невзлюбила Элену с первого взгляда и вовремя не сообщила ей, что его выписывают.

Физическая беспомощность породила у Эду обостренное чувство зависимости, и ему страстно хотелось свободы. Полной. Во всех смыслах. Он ощутил, насколько велика его зависимость от тетушки в любом жизненно важном решении, и понял, что хочет решать все вопросы самостоятельно.

Но их с Эстелой рабство будет продолжаться до тех пор, пока дона Алма будет ведать их финансами. Они не смогут шагу ступить без того, чтобы не поставить ее в известность относительно любого желания, плана, намерения…

— Эстела, тебе не кажется, что мы с тобой уже совершеннолетние? — спросил он у сестры, которая привычно сидела возле его постели.

Эстела засмеялась.

— Больница не пошла тебе на пользу, Эду! Ты задаешь такие…

— Дурацкие вопросы, — живо подхватил он, радуясь тому, что хотя бы речь у него сохранилась, речь и мозги. — Раз вопрос кажется тебе дурацким, значит, ты не сомневаешься в том, что мы взрослые самостоятельные люди. Но тогда почему сами не распоряжаемся своими деньгами?

— Мне и самой приходило это в голову, — призналась Эстела, — но мне казалось неудобным говорить об этом с тетушкой. Она заменила нам мать, всегда была так добра с нами, так заботлива. Мы ей всем обязаны, Эду, ты же знаешь!

— Глупости! — раздраженно отмахнулся Эду. — Я прекрасно знаю, сколько она для нас сделала и делает. Но она забыла, что мы уже выросли из младенческого возраста и нас не нужно водить на помочах. Мы просто напомним ей об этом.

— Мне кажется, она обидится, — вздохнула Эстела, но при этом мечтательно посмотрела в потолок, ей бы очень хотелось не давать отчета дотошной доне Алме в каждой своей трате!..

— А сейчас обижены мы! — стоял на своем Эду. — Если бы она не хотела нас обижать, — он усмехнулся, — то сама бы пригласила адвоката, чтобы он разъяснил, какая часть родительского наследства причитается нам и какая — ей. А иначе невольно возникает недоверие. Ты не находишь?

Эстела была вынуждена кивнуть. Подобные подозрения показались ей чрезмерными, надуманными, но раз уж Эду заговорил об этом, то, наверное, не без основания, и, значит, надо принять его сторону.

— Тебе вредно волноваться, — ласково сказала она брату. — Сейчас не думай ни о чем, кроме здоровья. Обещаю, что займусь этим вопросом сама, ты знаешь, какая я дотошная и въедливая, не хуже доны Алмы.

Эду улыбнулся, а Эстела ласково погладила его по плечу, поцеловала в щеку, почувствовав, как он нуждается сейчас в поддержке и нежности.

Алма заглянула в комнату и расцвела улыбкой.

— С вас хоть картину пиши! Настоящая идиллия! — энергично провозгласила она. Вся ее крепкая небольшая фигурка, ее огромные черные глаза так и лучились этой энергией. — Как ты смотришь, Эду, если я приглашу наших друзей и мы устроим вечеринку в честь твоего возвращения из больницы?

— И ты меня внесешь как древнего грека на ложе… Или прикатишь на кресле-каталке, чтобы я немного потанцевал? — осведомился Эду.

Алма пристально посмотрела на него. Лицо Эду исказила болезненная усмешка.

— Прости! — сказала она. — Я не думала, что моя идея покажется тебе такой нелепой. Мне почему-то казалось, что ты рад оказаться дома, что тебе будет приятно повидать своих друзей…

— Твоих друзей! Выражайся точнее. Моих ты почему-то даже не известила о моем выходе из больницы! — Эду говорил резко, не в силах скрыть огорчения и досады.

— Если ты имеешь в виду Элену, то произошло в чистом виде недоразумение. Я позвоню ей и лично приглашу ее к нам.

— Спасибо! — с иронией поблагодарил Эду. — Представляю себе это любезное приглашение! После него она никогда у нас не появится. Нет уж, предоставь это мне. Я сам ее приглашу, и, надеюсь, очень скоро.

Алма вновь пристально посмотрела на племянника и сказала без тени обиды:

— Поверь, я прекрасно отношусь к Элене и у нас с ней чудные отношения.

— Не сомневаюсь, — буркнул Эду, — только я очень устал, мне пора отдохнуть.

Он прикрыл глаза, давая понять, что продолжения беседы не будет.

Алма с нежностью улыбнулась и тихонько прикрыла за собой дверь. К своим племянникам она относилась как к родным детям и на их капризы обращала мало внимания, желая им только добра и добывая это добро для них очень твердой, если не сказать жесткой, рукой.

Едва за тетушкой закрылась дверь, молодые люди переглянулись, почувствовав себя заговорщиками.

— Думаю, тетя действительно перегнула палку: она так мило приняла Камилу, сидела с ней в гостиной, показывала фотографии, пока ты отдыхал, — сказала Эстела.

— Камила — прелесть! — оживился Эду. — Я ей так благодарен, она здорово меня поддерживала все это время.

— А ты даже не захотел попрощаться, когда она уходила, — мягко упрекнула его сестра.

— Я был всерьез расстроен, — признался Эду, — и мне никого не хотелось видеть, даже Камилу. Она не обиделась?

— Думаю, нет, — успокоила его Эстела.

Камила и в самом деле не обиделась. Да и на что ей, собственно говоря, было обижаться? Она радовалась, что Эду выписали, а значит, скоро он совсем поправится, радовалась, что Алма отнеслась к ней с такой симпатией. Об Алме, вернувшись домой, она сразу и заговорила.

— Алма просила тебя навестить Эду, — сообщила она матери. — Просила на нее не сердиться, потому что ваши разногласия не имеют никакого значения. Эду тоже тебя ждет. Он очень расстроился из-за того, что ты не пришла.

Лучше бы Камила не говорила этого! Сердце Элены болезненно сжалось. Ей стало нестерпимо обидно. Запоздалое приглашение выглядело откровенной издевкой, дополнительным оскорблением. Какой цинизм! Все знали уже накануне о том, что Эду выпишут раньше, и никто — даже родная дочь — не потрудился сообщить ей об этом! С Эду увиделись все, кроме нее! Но им этого мало! Теперь с милой улыбкой ее приглашают! Да как они смеют!

А Камила продолжала щебетать:

— Алма несколько раз извинилась, твердила, что произошло недоразумение, и ко мне отнеслась так мило, показала фотографии маленьких Эстелы, Эду, их родителей. Ты знала, что они погибли за неделю до его первого причастия и он видел собственными глазами взрыв самолета и взметнувшееся пламя? Страшно представить, какое он пережил потрясение.

— Я никогда его об этом не расспрашивала… — задумчиво сказала Элена.

Перед ее глазами возникла картина, которую когда-то увидел десятилетний мальчик, приехавший в аэропорт встречать своих папу и маму… Да-а, такое трудно забыть!

— И представляешь, Алма все-таки повела его на первое причастие. Она сильная женщина.

Элена успела почувствовать силу этой женщины, и она ее отнюдь не радовала. Все, что сказала Камила, только усугубило печальное настроение Элены, ей стало жалко и себя, и Эду…

— Я встретила в лифте нашу соседку Офелию, вокалистку, она звала нас послушать ее ученицу. Пойдем? — предложила Камила. — Только сначала я приму душ, а то насквозь пропахла больницей.

Элена отказалась наотрез: с таким настроением, как у нее, лучше на люди не показываться. Куда девалась ее легкость? Она чувствовала себя старой, безнадежно отяжелевшей. Но объяснять дочери ничего не стала, а просто сослалась на усталость.

— Ну и я тогда тоже не пойду, — тут же передумала Камила. — Мне еще нужно в комнате прибраться. И вообще я чувствую, что у меня начинается новая жизнь, и это меня радует. — С этими словами Камила отправилась в ванную, и оттуда вскоре раздалось пение.

Элена совсем пригорюнилась. Чего же еще ждать, на что надеяться? Разве можно чувствовать себя девочкой, когда рядом с ней живет настоящая девочка, неопытная, с перепадами настроения, со страстной жаждой счастья и любви? Как хорошо, что она чувствует для себя начало какой-то новой жизни. Не с Эду ли? И тогда новая жизнь Камилы означала новую жизнь и для Элены, и эта тоскливая одинокая жизнь старухи ее вовсе не радовала.

Элена задумчиво отправилась в свою комнату. Интересно, как поведет себя Эду в новых обстоятельствах? В больнице им ни разу не дали остаться наедине. Наверное, то же самое будет и у него дома. И что? Он смирится, привыкнет и все для них кончится?.. Великая любовь окажется коротким эпизодом?

Тяжкие размышления Элены прервал звонок в дверь. Недоумевая, она пошла открывать. На пороге стоял Мигел.

— Ана сказала, что ты звонила, и я решил узнать, о чем ты хотела со мной поговорить. А заодно хотел вытащить тебя поужинать куда-нибудь. Как ты на это смотришь?

Элена улыбнулась Мигелу. Неожиданный визит был для нее необыкновенно приятным сюрпризом. Рядом с Мигелем ей было так спокойно! Она забывала о своем возрасте, не думала, молодая она или старая, они были добрыми друзьями, хорошо понимающими друг друга людьми, у которых так много общих тем и проблем: выросшие дети, планы на будущее, опыт пережитого, помогавший им в трудных ситуациях. Она позвонила ему после телефонного разговора с Эду, надеясь немного успокоиться, привести свои нервы в порядок, но не застала его: он обедал со своими детьми.

— Проходи! Как ты кстати! После трудного дня мне хочется побыть дома, и я с удовольствием угощу тебя коктейлем, только не таким изысканным, каким угощал меня ты.

Мигел рассмеялся.

— Я сам займусь коктейлем, и я знаю, какой тебе подарить подарок. Есть такая книга: «Рецепты коктейлей из кинофильмов». Уверен, она тебе понравится.

Разговаривая, они прошли в гостиную. Элена подвела Мигела к бару и показала, что у нее есть. Он мгновенно смешал коктейль и поднес его хозяйке дома.

— «Голубая цапля», — отрекомендовал он поданный бокал.

Они выпили, и алкоголь согрел их и снял невольное напряжение.

Мигел был впервые у Элены и оценил ее вкус, изящество и удобство обстановки.

— Пойдем, я покажу тебе свою квартиру, — предложила она.

Квартира была одним из ее достижений, она вспомнила, как всей семьей, с двумя детьми и мамой, они жили в двух комнатах, и еще раз оценила свою теперешнюю — просторную и удобную. Элене было приятно показывать ее Мигелу, он тоже пережил немало трудностей и мог понять, как важно жить наконец в своем углу.

— Я сделала три ремонта, прежде чем все стало по моему вкусу, — призналась Элена.

— Ты потрясающая женщина! — глядя на нее с восхищением, произнес Мигел. — Ты умеешь добиваться того, чего хочешь, и при этом не теряешь ни нежности, ни женственности. Я восхищаюсь тобой!

— Спасибо. — Элена с благодарностью улыбнулась.

В ее жизни, похоже, наступала трудная полоса, и она нуждалась в поддержке. Они вернулись в гостиную, и Элена достала из бара бутылку необычной формы.

— Это вино мне прислала подруга из Италии. Попробуем?

Она включила магнитофон.

— Пусть и музыка будет итальянская, — улыбнулась она.

Они сидели и под солнечную счастливую музыку пили терпкое, душистое красное вино. В гостиную заглянула Камила, посвежевшая после душа. Вина предложили и ей, и они сидели уже втроем, обсуждая проблемы Эду.

— Мы с Паулу уже прошли нечто подобное, — рассказывал Мигел. — Он выкарабкался с того света, поэтому я не сомневаюсь, что и Эду поправится. Молодость возьмет свое. Мы даже не подозреваем, какой у них запас сил и сколько желания жить.

Слушая Мигела, Элена вновь загрустила: наверное, ее возраст тоже брал свое — ей все виделось в печальном свете. Нет-нет, не выздоровление Эду, она была уверена, что он поправится, а вот дальнейшее… Мигел счел, что утомил ее своим присутствием и стал прощаться.

— Я позвоню на днях, — пообещал он. — Может быть, поужинаем вместе.

— Может быть, — отозвалась Элена.

Когда Мигел ушел, Камила повернулась к матери.

— Мне кажется, я вам помешала, — сказала она, — вы так уютно сидели. Если помешала, прости!

И снова жгучая обида захлестнула Элену. Дочка пытается продемонстрировать ей свою деликатность? Да это мнимая деликатность! Оскорбительная! Лживая! Камила помешала ей не с Мигелом, до которого по большому счету Элене и дела нет! Она мешает ей с Эду! На это деликатности не хватило! Она не вылезала из больницы! Она втерлась в доверие к Алме! Она хвастает тем, что стала желанной гостьей в доме, куда Элену пускают с большим трудом! Она… она… она… Но эта, пока еще не слишком счастливая, соперница — ее родная дочь! И от этого все становится еще сложнее, еще больнее…

Как же ей справиться с захлестывающими ее чувствами? Как не поссорить между собой две любви: материнскую и женскую? Как?! Как?! Как?! Элена сжала виски и… не превозмогла себя.

— Есть вещи, Камила, которые я очень ценю, и хочу, чтобы ты научилась их ценить тоже. Я никогда не встречалась с двумя мужчинами одновременно. Сейчас я встречаюсь с Эду, поэтому помешать мне ты никак не могла! — произнесла она жестко, гораздо жестче, нежели сама того хотела.

Камила побледнела. В словах матери было столько сказано и столько спрятано, они уничтожали ее, превращали в пустое место…

— Спокойной ночи, — гордо вскинула голову Камила, давая понять, что постоит за себя.

— Спокойной ночи, — отозвалась Элена.

Но эта ночь не была спокойной.

Утром Элена поднялась с головной болью. После бессонной ночи под глазами у нее появились мешки, кожа потускнела, потемнела. Что скажут ее клиентки, привыкшие видеть в своем докторе образец, к которому они стремятся? А уж о нервах и говорить нечего, совсем истрепались. Придется походить к Лаэрти на сеансы иглоукалывания, нужно хоть немного привести себя в порядок.

Подумав о Лаэрти, она тут же вспомнила Антонию — медсестру, с которой у него недавно завязался роман, и пожелала, чтобы у них поскорее все наладилось. Лаэрти такой хороший, такой отзывчивый, да и Антонии пора наконец решиться и пойти ему навстречу. Тоже ведь не девочка — тридцать с лишним лет! И сразу же Элена подумала о своем возрасте, о возрасте Эду и еще раз всерьез решила заняться собой.

Лежа ночью без сна, она приняла твердое решение: в дом Алмы ни за что не войдет! Судьба их любви в руках Эду, только ему, а никак не ей должна принадлежать инициатива в их отношениях. Вполне возможно, что сейчас он чувствует себя беспомощным младенцем и нуждается в материнской опеке. Но Элена не может опекать его по-матерински, рядом с ней он должен чувствовать себя сильным мужчиной, а она себя — слабой женщиной. Да-да, женщиной, или даже девчонкой, беззаботной легкой девчонкой, а иначе… Элена с ужасом поняла, что иначе отношения между ними просто невозможны.

Решение она приняла, но, сколько ни принимай решений, какими бы правильными они ни были, боль остается болью, гнев гневом и раздражение раздражением.

«Поскорее бы приехала Ирис, — вздохнула Элена. — Может быть, она подружится с Камилой и обстановка в доме немного разрядится?..»