Семейный роман

Глава первая

Этот старый каменный двухэтажный дом за чугунной оградой почти терялся среди разросшихся вековых деревьев. Осенью он сливался с кленовой листвой, летом утопал в зелени, а зимой укрывался снегом по самые брови. Огромные глаза-окна с одной стороны глядели на парк, спускавшийся к реке, а с другой пытались увидеть сквозь резную цепь листвы центральный проспект. В этот тихий парковый переулочек не проникали цвета и звуки суетливой жизни большого города. Дом жил своей отрешённой от мира жизнью вот уже почти сто лет. Его выстроил в начале века купец Воздвиженский согласно модным течениям зародившегося двадцатого века — с паровым отоплением и канализацией. Домовладелец заложил огромный парк, который, правда, стал несколько меньше, когда город начал активно расти. Парк мог бы и совсем погибнуть из-за чьего-нибудь смелого решения, но земли здесь были не совсем пригодные для современного строительства — это был пологий спуск к реке, которая все ещё любила по весне выходить из берегов. Поэтому весь этот укромный уголок города вместе с домом сохранил на себе отпечаток старины, пусть и не такой глубокой.

Правда, дом всё же претерпел со временем изменения. Из просторного обиталища купеческой семьи он превратился в четырех — квартирный дом офицерского состава штаба округа. Но тем не менее, квартиры остались достаточно большими и удобными. В одну из них в 1925 году въехал красный командир Илья Луганский с молодой женой и двухлетним сыном. Но безбедно и счастливо семья Луганских прожила недолго, в 1933 году Илья Луганский ослеп вследствие тяжёлого ранения головы, полученного ещё на фронтах гражданской войны. Как инвалид он был демобилизован и это спасло его от сталинских чисток в армии. Однако прожил он всё равно недолго и в 1939 году скончался от кровоизлияния в мозг.

Сыну Алёше исполнилось тогда 16 лет и свой дальнейший путь он представлял однозначно — военный врач. Обязательно военный, как отец и обязательно врач, потому что всю свою мальчишескую жизнь мечтал только о том, как станет врачом и вылечит отца. Вылечить отца он не успел, но мечта лечить людей осталась. Через год Алексей поступил в мединститут, сдав на отлично все вступительные экзамены, а 1941 год превратил его мечту в реальность. Со второго курса мединститута Алексей Луганский был призван военврачом в армию. И все четыре года в передвижном военном госпитале в ста метрах от полосы военных действий в невероятно тяжёлых условиях спасал от смерти раненых. Несколько раз в их госпиталь попадали снаряды, но операции продолжались при мерцании свечного огарочка. Старший лейтенант военврач Луганский неистово, с юношеским рвением и неюношеской ненавистью к войне и смерти боролся за каждую жизнь, делал всё, что мог, помня о судьбе своего отца, которому в годы гражданской войны не смогли помочь вовремя, и он был обречён на жизнь, полную боли и страдания.

После войны у Алексея был один путь — в Военно-медицинскую Академию. Он снова вернулся в свой дом на тихой улочке к одинокой маме. За время обучения он женился на любимой девушке Надюше, с которой его свела война и всё тот же военный госпиталь, где Надя служила медсестрой и часто ассистировала ему на операциях. После войны Надюша тоже закончила мединститут, и в 1950 году у них родился сын Антон. Но маме Алексея недолго пришлось радоваться внуку. Военврача Алексея Луганского ждали военные госпитали по всей огромной стране, а молодую семью — нелёгкий быт офицерских семей.

Алексей и Надежда, неизбалованные комфортом, научившиеся переносить отважно любые тяготы жизни, на каждое новое место отправлялись с энтузиазмом. Они знали твёрдо, что должны быть там, где труднее, где нужна их помощь. И всюду за собой возили своего сына Антона, не внемля мольбам и просьбам бабушки оставить мальчика с ней. Родители считали, что это неправильно, ребёнок должен быть вместе с родителями, и с младенческих лет привыкать к трудностям — учиться их преодолевать, а не существовать в тепличных условиях. Антон, конечно, не жаловался — он очень любил родителей и без них ужасно тосковал, кроме этого ему нравилось путешествовать по стране, нравилось находить новых друзей, получать новые впечатления. Ему везде, даже в самых маленьких гарнизонах, было интересно и комфортно. Но… чем взрослее он становился, тем трудней ему было расставаться с теми, к кому он привыкал, кого успевал полюбить, с каждым годом все тяжелее получалось привыкать к новому месту. А в очередную новогоднюю ночь Антон постоянно загадывал одно желание, чтобы отца больше никуда не перебрасывали, чтобы их бесконечным поездкам пришёл конец, чтобы была поставлена точка в этих путешествиях по стране. Причем Антону было абсолютно всё равно, где остановиться — в крупном городе или в таёжном гарнизоне — лишь бы навсегда, лишь бы у них, наконец, был свой дом, такой же тёплый, уютный, тихий, как у бабушки.

Бабушкина квартира снилась Антону очень часто, как светлое воплощение его мальчишеской мечты. Антон никогда никому не заикался о своем желании, он знал, что родители не поймут его и, может быть, даже осудят. Или расстроятся, что сын их совсем не такой, как они — люди долга. Антон на самом деле был другой. Может быть, потому, что романтику тяжёлых трудовых будней познал с самого рождения. Как когда-то его отец и мать рвались из более или менее обеспеченного быта к трудностям, так он теперь рвался к тому, чего был лишен.

Повзрослев, Антон начал понимать, что человеком долга можно быть и в более комфортных условиях, не лишая семью тепла и уюта домашнего очага. Заканчивая школу, Антон четко представлял себе свою мечту — большой уютный дом, большая дружная семья, любимая работа, ради которой не надо мчаться на край земли. Но Антон был сыном офицера и не думал об иной для себя карьере. Он непременно тоже станет военным, а значит, его тоже будут ждать далёкие гарнизоны… Мечта о доме становилась всё более призрачной и нереальной, но расставаться с ней Антону так не хотелось. Может быть, когда-нибудь на старости лет….И Антону становилось очень тоскливо оттого, что свершения мечты придётся ждать до самой старости.

Однако счастливая звезда улыбнулась Антону Луганскому. А может, просто закономерный исход. За свою жизнь Антону пришлось сменить десяток школ, иногда вообще не было возможности посещать школу. В основном Антон учился дома. Иногда штудирование учебников было единственным занятием для мальчика. В отличие от сверстников, Антону не приходило в голову, что учиться скучно. Ему не было скучно. Учебники по истории, литературе, географии, биологии он прочитывал за одну неделю, как увлекательные книги. Многое запоминалось сразу, кое — что он повторял позже. Когда был прорешен последний задачник, становилось скучно. Но отец не разрешал сразу хвататься за новый класс, и чтобы убедить папу в том, что материал понят и усвоен, Антону приходилось выдерживать серьёзный экзамен перед отцом. Отец оставался доволен результатами, но всё равно не особенно приветствовал рвение сына пройти школьный курс за каких-нибудь два года.

Однажды отец принёс Антону самоучитель китайского языка, (они жили тогда на китайской границе) и сказал:

— А с этим учебником как быстро ты справишься?

Тем самым отец хотел показать сыну, что как невозможно с лета выучить китайский, так невозможно разом усвоить на всю жизнь школьную программу. Антон взялся за учебник и неожиданно для себя увлёкся изучением языка. Он сидел за учебником целыми днями, бегал в посёлок, чтобы поговорить со стариками-китайцами на родном языке. Отец только руками разводил, но был доволен. Сын теперь не стремился одолеть всю школьную программу за один год, у него появилось новое увлечение, новое занятие. Помимо китайского языка Антон принялся изучать немецкий, французский, английский. Позже прибавились испанский, итальянский, и даже японский. По каталогам Антон выписывал себе пластинки с уроками и крутил их, оттачивая произношение. К окончанию школы Антон практически свободно говорил по-немецки, по-английски, французски, без словаря мог переводить с испанского, китайского; с японским языком обстояло труднее, но только потому, что Антону никак не удавалось достать книги на японском и пластинки с уроками японского языка.

В семнадцать лет, Антон, как и его отец, уже твёрдо знал, что станет военным. Военным переводчиком. Выбранная профессия ещё дальше отодвигала его от заветной мечты о доме, военные переводчики, по разумению Антона, требовались в пограничных гарнизонах, в которых жизнь и быт тяжелы, как нигде. Но, по крайней мере, у Антона будет любимая работа.

В тот самый год, когда Антон уехал поступать в Военный Институт иностранных языков, отца командировали в Германию. Антон был ужасно расстроен, что этого не произошло годом раньше — какая бы у него была языковая практика!

Но Антона приняли и без неё. Комиссия была потрясена познаниями юноши. Некоторые преподаватели даже прочили ему карьеру военного дипломата. И возможно Антон стал бы им, если бы…

Если бы не мечта всего детства об уютном доме, превратившаяся в навязчивую идею. Чтобы стать дипломатом, нужно было ехать в столицу, учиться ещё несколько лет там, а потом Антона ждали те же бесконечные командировки, пусть и заграничные. А тут Антону как лучшему выпускнику, владеющему семью языками, было дано право выбирать место распределения, и когда ему предложили, остаться в штабе округа в должности штатного переводчика, Антон сразу согласился. Карьера блестящего военного дипломата осталась в воспоминаниях.

За время своей учёбы Антон часто бывал у бабушки, в том самом доме, который так любил. Это было ещё одним аргументом в пользу решения, которое показалось многим весьма странным. Добровольно от карьеры дипломата ещё никто не отказывался. Но мечты у людей бывают очень разными.

Впрочем, и в штабе округа Антон сумел сделать карьеру. Но ни очередные звания, ни шаги по служебной лестнице радовали его больше всего, а то, что за многие годы службы он покидал свой дом редко и очень ненадолго.

Антон Луганский считал себя очень счастливым человеком. Со временем у него появилось всё, о чём он мечтал — любимая работа, большой дом, большая дружная семья.

Первые пять лет службы он жил с бабушкой в ее квартире в бывшем купеческом доме. Он не просил у штаба собственного жилья, на удивление всем, хотя уже обзавелся семьёй. А когда освободилась в доме соседская квартира, он написал рапорт с просьбой предоставить эту квартиру ему. Дом по-прежнему принадлежал военному округу, но в нём жили семьи бывших военных начальников и квартиры, по существу, уже стали их собственностью. Прежние соседи Луганских переехали в столицу, поэтому на их квартиру мог рассчитывать кто угодно. Антону Луганскому не отказали в просьбе. В том году как раз сдали многоэтажную новостройку для офицерских семей, и очереди, по крайней мере, для штабистов, не было.

А Антон, воодушевлённый такой удачей, принялся переоборудовать свою квартиру. За несколько месяцев она превратилась просторный светлый дом. Антон спроектировал всё сам, движимый своими фантазиями, пришедшими к нему из юности. Он смело сносил ненужные стены, революционно воздвигал второй уровень вместо чердака. Он поменял в доме все трубы, всю сантехнику, отремонтировал дымоход. Теперь в огромной, в три окна, гостиной был настоящий камин. Поскольку две соседские квартиры почему — то имели вход в торцевых частях дома, Антон переоборудовал парадное в часть своей квартиры. Вход был теперь с улицы, обитая деревом лестница вела в гардероб между этажами, а оттуда в просторный холл, где был выход на третий этаж — бывший чердак. Там была устроена детская игровая. Кроме гостиной, в доме получилось пять комнат, кухня — столовая, два санузла, две ванных комнаты и одна душевая. Обошлась такая перестройка Антону не слишком дорого — как и другие офицеры, он мог привлекать для подобных работ солдат. Правда, этим Антон не злоупотреблял, выбрал трёх умелых ребят в строительном батальоне, а потом выхлопотал каждому двухнедельный отпуск домой.

Теперь он был хозяином дома-мечты, которым так гордился. Он жил в нём уже двадцать лет, его семья выросла, правда, давно умерла бабушка. Нынче он сам мечтал, что станет дедом и на давно затихшем третьем этаже снова послышится детский смех. Как незаметно пролетело время, казалось бы, совсем недавно он встретил Полину, и вот уже младшему сыну девятнадцать… Это были трудные, но очень счастливые годы. Непросто вырастить четверых детей, каждому дать образование. Но кажется, им с Полинушкой это удалось, и их ребятишки стали неплохими людьми. Они все такие разные. Старший — Саша, приёмный сын, с ним, пожалуй, было труднее всего, он только к десяти годам стал называть Антона папой, хотя жил вместе с ним и фамилию его носил с трёх лет. Антон любил его как родного, никогда не делал различий между ним и своими детьми. И Саша сейчас вроде бы это оценил и между ними теперь очень тёплые отношения, а взаимопонимания даже больше, чем с младшим Кириллом. Но тот ещё совсем мальчишка с непростым характером.

Антон задумывался, почему с младшим сыном у него упорно не складываются отношения. Может, он от него слишком многого требует? То, что кажется простым и естественным для отца, не всегда подходит сыну. Особенно младшему ребёнку, у которого десятилетняя разница между ним и старшим братом. Кирилл вырос как бы в тени своих сестер — Аллочки и Гели. Но это не значит, что ему уделялось меньше внимания, чем остальным. Забот, сердечности, тепла каждому ребёнку в семье доставалось поровну. И любви, конечно, тоже. Однако Антон понимал, что тут он немного лукавит. Но что поделаешь, если у него любимица — старшая Аллочка, а у Полины — её Саша, которого она не хотела ни с кем делить, даже с ним. Однажды лет пять назад Антон случайно услышал, как Геля успокаивала чем-то расстроенного или обиженного Кирилла: «У мамы — Саша. У папы Алла. А у меня — ты, и у тебя я». Так, наверное, оно и сложилось. Антон, осуждавший Полину за её однолюбие, сам тоже был однолюбом.

И это касалось не только детей. Антон был однолюбом и по отношению к женщинам. Всю свою жизнь он любил только одну единственную — свою Полину. С этим страстным чувством ничего не могли поделать годы. Время только укрепляло его чувство к жене.

Антон познакомился с Полиной незадолго до окончания института. Встреча с ней настолько сильно потрясла его, что он как одержимый принялся добиваться руки и сердца этой удивительно красивой, мягкой, нежной и вместе с тем сильной женщины. Полине было нелегко тогда в 21 год одной, без помощи родителей растить трёхлетнего Сашу. Ей приходилось работать в нескольких местах, чтобы платить за маленькую комнатку, которую они вдвоём снимали, чтобы обеспечивать мальчика всем необходимым. Казалось бы, уставшей от проблем и забот маленькой маме-одиночке как никому необходима была помощь, поддержка и любовь молодого офицера. Но Антону понадобилось почти полгода, чтобы убедить Полину выйти за него замуж. И эта её независимость, гордость, уверенность в своих силах пленили Антона. За все двадцать пят лет совместной жизни он ни разу не посмотрел на другую женщину, ни одна не показалась ему красивей и сексуальней, чем жена. Беременности и роды не портили Полину, наоборот, она с каждым разом всё более хорошела. Недаром пишут доктора в научных изданиях, что, только четырежды родив, женщина расцветает, становится здоровой, красивой, бодрой.

Полковник Антон Луганский на пороге своего пятидесятилетия ощущал себя абсолютно счастливым человеком, безумно любящим свою жену, детей, свой дом, свою работу. И он был уверен, что впереди его и всю семью ожидают ещё более счастливые и светлые времена, потому что самое трудное уже пройдено и пережито и всех их ждут только любовь и радость под крышей самого тёплого, самого уютного дома на свете.

У Дины Сербиной был совсем другой взгляд на эту семью. Она и семьёй-то это сборище людей не считала. И домом эту квартиру тоже. Дина называла её «общагой», но иногда оговаривалась, что в обыкновенном общежитии жить гораздо приятней.

Дина Сербина появилась в семье Луганских относительно недавно. Её привёл сюда Саша, и вот уже полгода Дине приходится жить среди этих людей, которые никак не становятся ей ближе. Да Дина и сама не стремилась сблизиться с ними. Если они друг другу, как чужие, то для них она вообще всегда будет пустым местом.

Сама Дина выросла в семье с абсолютно иным укладом, с другими правилами и порядками. И нравы семьи Луганских казались ей просто дикими. Дина никак не могла понять, как может Антон Алексеевич быть таким нетребовательным отцом, благодушным мямлей. Он ведь до безобразия распустил своих домочадцев, дети его ни во что не ставят, спорят с ним по любому поводу и всё всегда делают по-своему. Особенно эта противная высокомерная Гелка. А жена возомнила себя матерью-героиней. Подумаешь, четверо детей. В семье у Дины детей шестеро, причём младшему чуть больше трёх лет. И её мать никогда не посмеет заявить мужу и детям, что устала от уборки-стирки, готовки-глажки, как заявила преподобная Полина Дмитриевна. Ей, видите ли, захотелось себя реализовать, и она, забыв о своих прямых обязанностях, устроилась на работу в какую-то шарашкину контору и приходит домой глубокой ночью, а может и вообще не явиться. Как это всё терпит Антон, Дина ума не могла приложить. На плечах её матери держится огромный дом с приусадебным участком, теплицами, курами и козой, а здесь и пыль лишний раз никто не вытрет. Каждый сам себе стирает, гладит, а для уборки придумали приглашать раз в неделю домработницу. И это при двух здоровенных девках. Ладно ещё Алла готовит более — менее регулярно обеды, но это только, чтобы своего любимого папочку накормить. А тот, как баба последняя, не смеет грохнуть кулаком по столу и сам бегает по магазинам. Смешно, ещё полковник называется. Такому только армией командовать! Сам себе носки с трусами стирает, пока его жена где-то развлекается. Ну, Сашу-то она, Дина, и накормит всегда и обстирает, и комнату вылижет. Для того женщина и нужна. А младший Кирилл ходит неделями в одной водолазке, ему стирать несподручно, а больше некому. Матери дела нет до этого, сёстры тоже не позаботятся. Все как чужие друг другу, хотя разница в возрасте небольшая — вместе ведь росли, играли, в школу бегали, должны лучшими друзьями быть. Да что говорить — общага, она и есть общага.

Вот в Дининой семье всё совсем по-другому. Старшие всегда в ответе за младших. За «тройку» у пятиклассника Мишки отец первым делом спросит со старших, а потом уж и самому Мишке всыплет. Так заведено раз и навсегда младшим старшие помогают уроки делать, по утрам поднимают, вечером укладывают, в школу собирают. И матери по дому все до одного обязаны помогать. Никто сложа руки не сидит, всё бегом, быстрее, чтобы успеть и дела все переделать и уроки выучить на «пятёрку». Все Сербины до единого в школе круглые отличники, и не потому, что способности у них какие-то исключительные, просто порядок в доме, дисциплина. Отец долго разговаривать не будет — отхлещет ремнём. Сколько раз и Дине самой доставалось, но она никогда не обижалась на отца, потому что знала — так и нужно — провинился получи. А иначе распоясается детвора, грехов не оберешься, не расхлебаешь каши-то.

Дина отца очень уважала, потому что он всегда был справедливым, напрасно никого не наказывал. Да никто из детей особенно и не нарывался. Каждый знал свои обязанности и строго их выполнял. А когда все дела сделаны — играй, развлекайся, хоть весь дом на уши переверни — слова никто не скажет. Вот такой должна быть семья. А эти Луганские — недоразумение какое-то. Увести бы Сашку от них поскорее. Саша собирается купить квартиру и заживут они самостоятельно, подальше от этого бардака. Детей Дина Саше родит столько, сколько сможет и матерью будет хорошей. Вот как только Саня с мамочкой своей расстанется? Если бы он её, Дину, так любил как свою мать! Но для него мама — идеал, божество какое-то. Саша даже косого взгляда в её сторону от Дины не потерпит. Нет, бесспорно, родителей нужно любить, уважать, но в этой семье любовь принимает какие-то нездоровые формы. Такое ощущение, что все тут разом готовы заняться кровосмешением. Саша со своей мамой — извечный Эдипов комплекс, Алла — с отцом, а Гелка с родным дядей. Какая распущенность! В этой пародии на семью даже дядька — ровесник своим племянникам. Илья, конечно, парень славный и красавчик редкостный, но притормаживать в своих желаниях когда-то надо. А самое смешное, что никто ведь и не замечает, какими глазами Гелка глядит на Илью. Однажды Илья пришёл с девчонкой, так Гелка истерику закатила, и всё равно никто ничего не понял. Ну Илья, кажется, догадывается. Неужели и он такой же чокнутый как все они, Луганские? Интимные отношения с племянницей — это уже блуд, разврат, полное падение нравов.

С Сашей Дина не делилась своими мыслями и наблюдениями. Не её это дело. Её забота сейчас только он — Саня. Чтобы хорошо ему рядом с ней было, уютно. Спокойно. Может, пройдёт тогда эта нездоровая любовь к матери. И Дина старалась как могла. Особенно в постели. Все прихоти и фантазии своего мужчины она выполняла беспрекословно. Саша никогда не слышал от Дины отказа, хоть посреди ночи, хоть рано утром, хоть в машине на заднем сиденье. Секс в любой форме, в любом виде, в любом месте, в любое время. И Дина никогда не тяготилась этим. Ей нравилось заниматься с Сашей любовью, он был классным любовником. Но кроме этого она твердо знала следующее: во-первых, женщина обязана подчиняться мужчине, а во — вторых, только полное удовлетворение его сексуальных желаний может оторвать его от мамочки, и поставить на первое место Дину — жену, которой она собиралась стать Саше.

Мужчина должен, прежде всего, быть мужем и отцом, а не вечным мальчиком — сыночком. Вот её отец — безупречен в этом смысле. Он никогда не повышал на мать голос, был всегда сдержан, спокоен, полон настоящего мужского достоинства. Он был хозяином в доме, главой в семье, примером для детей и Мужчиной с большой буквы для матери. Мать была наисчастливейшей из женщин, несмотря на сложности и трудности быта, неустанный труд во имя мужа и детей. Мать была очень счастлива с отцом, и Дина это знала абсолютно точно и давно.

Однажды, ещё в детстве, она проснулась от странных звуков, доносившихся сквозь стену. От них неожиданно мурашки пробежали по телу и в груди стало странно жарко, словно резко поднялась температура. Сёстры спали, а Дина тихонько села на кровати и прислушалась. Мама за стеной не то пела, не то смеялась. Потом Дина поняла, что она стонет, но так сладко, так томно. Дина стала просыпаться почти каждую ночь, чтобы послушать эти сладостные полустоны, блаженные вздохи. Они завораживали, хотя Дина только потом поняла их природу.

Как Дине хотелось бы так же стонать и утробно охать, дрожать от наслаждения, когда Саша брал её, но она не могла. Саше чего-то не хватало и не хватало очень важного, чтобы она в томительном забытьи не могла сдержать вздохов услады и блаженства.

Однако Дина верила, что это непременно придёт, когда Саша вырвется из этого дома, из-под влияния мамочки и станет независимым сильным и властным мужчиной. Сила и власть были присущи Саше, Дина это чувствовала в нём. Она хотела этой силы и власти, она ждала её и готова была ждать долго. Она этой безумной семейке Сашу не отдаст, не позволит, чтобы он превратился в такого же жалкого и мягкотелого человека, как его отчим Антон. Но если вдруг такое всё же случится, Дина сразу же уйдёт от него, жить с ничтожеством она не будет. Куда ей идти? Да куда угодно! Хоть к Сашиному другу, родственнику и компаньону Илюше. Вот этот не пальцем деланный, этот не прост, этот — не то, что хозяин, он — барин, господин. Во всём — в улыбке, жестах, осанке сквозит это его барство и сила, его превосходство над всеми Луганскими. Он словно вылеплен из другого теста, а ведь Антон его родной брат. Но они и внешне непохожи. Илья — красавец, светлоглазый, белозубый, Антон — серая мышь по сравнению с ним. Недаром девки гроздьями виснут на Илюшке, а Антону с его невнятной мужественностью и одну-то, собственную жену, приручить трудно.

Дине казалось, что она знает секрет, как сделать любого мужчину своим. Это знание родилось в ней ещё в юности, когда она с замиранием сердца прислушивалась к стонам из родительской комнаты, когда однажды ярким майским утром, на полдороге в школу вернувшись домой, увидела мать, которая, опершись руками на стол, раскачивалась в размеренном ритме. Тяжёлая грудь колыхалась, полуоткрытый рот издавал те самые загадочные вздохи — стоны, на лбу выступил крупный маслянистый пот, веки дрожали словно в агонии… А потом Дина увидела отца — сильного, могучего. Он горой возвышался у матери за спиной и мощными движениями толкал мать низом живота. Дина замерла в дверях, а потом, присев за кадушку, заворожено глядела на это таинственно — зачаровывающее представление до конца. Дина, сгорая странным, неведомым ранее огнём, любовалась прекрасным действом, наслаждалась не меньше его участников. Они были прекрасны, они словно парили над землей, их лица были светлы и отрешённо счастливы. И для юной Дины будто бы открылся смысл бытия — во взаимной страсти, в женской покорности и мужском превосходстве, рождённом этим мощным безжалостно неуемным ритмом, движением, устремлённым внутрь, в плоть, прочь из этого суетного мира.

Дина очнулась в жарком поту, когда отец, крепко шагая, прошёл мимо неё во двор. Она как во сне услышала мягкий мамин голос, сладко напевающий какой-то мотив и ей было так легко и радостно, словно она разгадала для себя очень важную тайну. Потом, когда вся семья ожидала прибавления в семье, Дина почему-то была уверена, что присутствовала при моменте зачатия. И больше всех остальных братьев и сестёр любила младшего Валерку.

Динина душа с тех пор была настроена на одну волну — волну любви, страсти и влечения к мужской необузданной силе. Отец воспитывал своих дочерей очень строго. Он ни разу не отпустил Дину ни на одну дискотеку в местном клубе. А когда она уезжала учиться, пригрозил отстегать на виду у всего села плетью, если она привезёт ему из города в подоле. Дина не собиралась делать подобных глупостей. Она жаждала пока лишь одного страстной любви. Ей необходимо было найти такого же мужчину, что и её отец. Но ошибиться так легко, однако размениваться и тратить свою жизнь на разного рода среднеполых существ она не собиралась. Саша был ей дорог, он был лучшим из тех, с кем она встречалась. В нём был натиск, напор, была некоторая агрессивность, и даже жестокость. Он умел причинять сладостную боль, от которой ноет каждая клеточка, но не предел ли это его способностей? Они живут вместе около года, и Дина не могла ещё с уверенностью сказать, будет ли она счастлива с Сашей. Если и будет, то только не в этих стенах.

Алла всегда была папиной дочкой, папиной любимицей и сама в свою очередь очень любила отца, уважала, нуждалась в его поддержке, слове утешения. Только с отцом могла она поделиться своими переживаниями и сокровенными мечтами. Не мама и не сестра Геля, а он, папа, был для неё лучшим другом и советчиком.

У Аллы от отца не было никаких тайн. Всеми своими душевными переживаниями, порой даже очень интимными, если накипало, она делилась только с отцом. И всегда внимательно прислушивалась к его советам и неизменно старалась следовать им. Это не проходило с годами. Алла окончила школу, институт, и уже несколько лет работала экономистом в НИИ, но все так же испрашивала отцовское мнение по любому вопросу. Алла была убеждена, что лучшего друга и советчика ей не найти. Отец казался ей кладезем мудрости, знатоком человеческих отношений. Её мнение не менялось с годами, поскольку она вновь и вновь убеждалась в его правоте.

И вот первый раз в жизни Алла не смогла как обычно поделиться с отцом тем, что её тревожило. А тревожили её взаимоотношения с собственным шефом Вадимом Аркадьевичем Зыряновым. Их роман возник практически сразу, как Алла пришла после института в его отдел, и тянулся уже два года. Вадим Аркадьевич часто бывал у Луганских дома, очень нравился отцу и в такой же степени не нравился сестре Геле, которая называла Вадима Аркадьевича не иначе как Вадиком и в глаза и за глаза весьма пренебрежительным тоном. Склонная доверять папе, а ни в коем случае не сестре, Алла долгое время не придавала значения некоторым странностям в поведении Вадима Аркадьевича по отношению к ней. Он был старше её всего на десять лет, но начальственный тон, каким он разговаривал на службе с подчинёнными, превалировал и в общении с Аллой. Вадим Аркадьевич любил поучать её во всём и всегда, даже когда они были наедине, и не на работе. Но обиднее всего было Алле, когда Вадим Аркадьевич покрикивал не неё или отчитывал с многочисленными поучениями в присутствии сослуживцев. Все в отделе знали об их романе, наверняка, судачили за спинами об их связи и о том, как ловко эта девица окрутила подающего большие надежды начальника. А Вадим Аркадьевич будто специально, чтобы подать новый повод для сплетен и пересудов, в очередной раз в повышенных тонах выговаривал Алле за какой-нибудь промах или недочёт в работе. Алла краснела, стоя перед ним как школьница. Ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда перед коллегами. Зато потом, оставшись тет-а-тет, Вадим Аркадьевич как обычно ласково и вкрадчиво извинялся, и добрая, податливая, влюблённая Алла, быстро прощала недавнюю обиду. А Вадим Аркадьевич тут же не упускал возможности немного пожурить Аллу за эту её чрезмерную обидчивость. Он говорил ей о том, что должна она в конце концов понимать, какой на нём лежит груз ответственности, и не надо думать только о себе самой. Она должна помогать ему, а она словно нарочно допускает нелепые промахи в работе, а потом ещё строит из себя обиженную.

Так всё и шло. Как Алла ни старалась безупречно работать, она никак не могла угодить Вадиму Аркадьевичу. Это было странно. Алла всегда была круглой отличницей и в школе, и в институте. Неужели эта в общем-то несложная работа ей не по плечу? Алла не жалела сил, даже брала работу домой и сидела вечерами в своей комнате, пытаясь понять, в чём её ошибки. А тут прямолинейная Гелка выдала:

— Ты что не понимаешь, что он тебя держит на привязи? Хоть через себя прыгни — всё равно не угодишь своему Вадику!

— Геля, ты ничего не понимаешь и, пожалуйста, не вмешивайся, сдержанно ответила ей Алла.

— Что тут не понимать? — пожала плечами Геля, — твой Вадик унижает тебя, вот и всё!

— Его зовут Вадим Аркадьевич! — немного вспылила Алла.

— Вот это и странно! Вы вместе уже почти два года, а он всё для тебя Вадим Аркадьевич. Когда вы с нм занимаетесь любовью, ты тоже его на Вы зовёшь?

Этого уже Алла не могла стерпеть от младшей сестры. Она ничего о них не знает, как она может судить? И тем более осуждать?

— Геля, сейчас же прекрати, или мы с тобой поссоримся!

В голосе Аллы уже слышались близкие слёзы, и Геля, вздохнув, оставила сестру в покое. Может быть, со временем та сама всё поймёт.

Алла пыталась понять, но не могла. Она успокаивала себя тем, что просто у Вадима Аркадьевича такой характер, дело для него прежде всего, а она ещё молодая и неопытная, чтобы его осуждать или давать ему советы. В конце концов, он с высоты своего опыта имеет право немного её поучить. А ей надо не обижаться, а прислушиваться. Когда он ею доволен, он так ласков с ней, так мягок и нежен. Он её первый мужчина, он многому её научил, она его очень любит, она с ним, наверное, счастлива. Просто должно пройти время, чтобы они стали по-настоящему близки друг другу, тогда между ними исчезнут все границы. Но только Вадиком она не станет его называть. Вадим — такое красивое имя.

Алле очень хотелось спросить у отца совета, выслушать его мнение, но она на этот раз почему-то ничего ему не рассказывала. На папины заботливые вопросы как у неё дела, дежурно отвечала, что всё хорошо. Отец чувствовал, что всё совсем не хорошо, но в душу не лез. Вадим Аркадьевич производил впечатление серьёзного и порядочного человека. А его маленькая девочка повзрослела, переживает первое сильное чувство, и у неё появились женские тайны. В сердечных делах советчиков не ищи.

Алле впервые в жизни захотелось посоветоваться не с отцом, а с мамой. Но она никак не решалась, будто боялась какого-то окончательного приговора. А вот Геля не дожидалась, пока Алла спросит у неё совета — говорила, что думает. Но Геля ещё ребёнок, романтичный и наивный. Она до сих пор придумывает себе сказки о прекрасной любви, верит в принца на белом коне, который принял облик родного дяди. Гелка глядит на Илью восхищенными глазами, просто млеет в его присутствии. Её любовь пока так невесома, нереальна, далека от жизни. Что она, погружённая в свою несбыточную иллюзию-мечту, может посоветовать Алле? Поэтому Алла и не обижалась на резкие Гелкины суждения. Пусть она пока витает в облаках, лелеет воздушный образ принца — Ильи.

Ах, этот Илья!.. Никто никогда не доставлял Антону больше хлопот и неприятностей, чем младший брат. Одним своим рождением он натворил непоправимых бед. Во время родов умерла мама. Ей не советовали рожать такого позднего ребёнка, и она сама как врач понимала степень риска, но это ее не остановило. Ей так хотелось дать жизнь ещё одному человеку. Обвинять её в этом было невозможно, и Антон в сердцах обвинил во всём новорожденного брата. Он понимал, что это глупо, бессмысленно, но ничего не мог с собой поделать, и сердце навсегда закрылось для любви к несчастному малышу. Илья, Илья… Он появился как раз в то время, когда Полина дала согласие выйти за Антона замуж. Молодой семье пришлось начать свою жизнь с новорожденным ребёнком на руках. Полина нянчилась с ним, как с родным, не спала ночей. Не этим хотелось бы заняться Антону в первый год супружеской жизни!

Полине было очень тяжело, ведь у неё ещё был трёхлетний Саша. Присутствие маленького Ильи отодвигало на неопределённое время воплощение в жизнь главной мечты Антона о собственных детях. К Саше Антон относился очень хорошо, Илью старался полюбить, но страстное желание взять на руки собственного ребёнка не давало ему покоя. Истинно он мог любить только родное дитя.

Когда Илюше исполнился годик, старший Луганский забрал его к себе в гарнизон. Тут Антону, к огромному удивлению, пришлось столкнуться с яростным сопротивлением Полины. Она умоляла свёкра оставить малыша с ней и Антоном, хотя бы на пару лет, но отец был непреклонен, а Антон, понятно, не настаивал. Полина очень переживала расставание с малышом, Антон же был очень доволен, что теперь не было помех для того, чтобы она начала рожать ему детей. Как минимум трёх, а лучше четырёх. И она была молодцом, она справлялась — регулярно беременела и рожала ему детей. Здоровых, умненьких, жизнерадостных.

Илья до пятнадцати лет жил со своим отцом — Алексеем Луганским. Заканчивал свою службу подполковник Луганский в Германии, и поэтому Илья крайне редко приезжал в гости к старшему брату. Полина очень скучала по Илюше, писала мальчику письма, полные материнской любовью.

Алексей Луганский прослужил в армии до 66 лет. Последние годы он преподавал на кафедре военной медицины в дружественной Германии, поскольку владел немецким в совершенстве. И только после внезапной смерти отца, Илья вновь оказался в доме брата.

Снова у Антона начались проблемы. Ему казалось, что Илья плохо влияет на своих племянников, с младшим из которых разница в возрасте была всего семь лет. Илюша был мальчиком своенравным и очень избалованным. Отец души в нём не чаял, многое ему позволял. Но Антон решил, что ещё не поздно его перевоспитать. И превратил отношения между братьями в упрямую, нервную, жесткую борьбу. Илья не был конфликтным ребёнком, ему не нравилось ссориться, но поступать, как требовал брат, жить по его правилам у мальчика не получалось. Он никогда ничего не делал наперекор, назло — он жил так, как привык. Не хотел укладываться спать по режиму, принимать пищу по режиму, гулять по режиму. Племянники смотрели на него, и тоже начинали сопротивляться раз и навсегда установленному в семье порядку. Антон с ужасом замечал, как переменились его дети. Младший Кирилл сразу стал неуправляемым, Геля начала хуже заниматься, бросила музыкальную школу. Но самое страшное для Антона было то, что впервые за многие годы в отношениях с женой он почувствовал прохладцу. Однажды Полина, после очередной ссоры мужа с братом, не выдержала:

— Оставь, пожалуйста, ребёнка в покое! Он и так несчастный, сирота! Твой отец понимал это и старался, чтобы Илюша не чувствовал себя обездоленным. Ты его не переделываешь, ты над ним издеваешься… — с отчаянием в голосе сказала она.

— Полинушка, я ведь просто хочу, чтобы наши дети росли, как положено…

— Да, я теперь понимаю, глядя на Илью, какую казарму ты устроил вместо семьи.

Эти слова ранили Антона так сильно, что ему хотелось зарыдать. Назвать его добрый, тёплый, уютный дом казармой! Неужели, Полина в самом деле так считает? Большего оскорбления Антон не мог себе представить. Однако очень скоро Полина нанесла ему удар ещё болезненней. Она заявила, что больше не хочет беременеть, и не будет рожать. Антон понял это по-своему. Семья резко увеличилась на одного человека, и вынашивать, рожать, воспитывать ещё одного ребёнка Полине уже не под силу. Опять брат Илья оказывался лишним, опять становился помехой Антону в воплощении своих желаний и мечтаний об идеальной семье. Но выставить пятнадцатилетнего мальчика из дома Антон, конечно же, не мог. Поэтому он попытался решить возникшую проблему другим, более радикальным методом. Он нашёл у Полины невесть откуда взявшиеся дефицитные в то время противозачаточные пилюли и спустил их в унитаз. Полина только закрыла лицо руками, присела на стул и тихонько заплакала. Антон не придал значения её слезам. Они всего лишь проявления женской слабости. Полина просто немного устала, но ведь вместе им не страшны никакие трудности. И у них непременно будет ещё один сын. Две дочки и три сына — как это замечательно!

Антон решил сделать так, чтобы жена во что бы то ни стало, забеременела. Он был уверен, что как только она почувствует в себе биение новой жизни, сразу забудет обо всём неприятном. Но на этот раз что-то у них не получалось. Как долго Полина уже принимала эту отраву, не перекормила ли она свой организм гормонами?… Каждую ночь Антон трудился как мог, находя силы для близости во имя зачатия новой жизни, даже когда с ног валился от усталости. Он даже сам обследовался у врача, регулярно водил к гинекологу жену. Но по-прежнему ничего не происходило. Неужели, больше детей судьба им не подарит? Ведь Полине всего лишь 37. Антон не переставал надеяться, что всё ещё получится. К тому же Илья, закончив школу, поступил в институт. В медицинский, чтобы стать врачом, как его мама и отец. Антон решил, что брат должен учиться именно здесь.

Сам он тут же принялся хлопотать о положенной Илье квартире как сыну военнослужащего. К совершеннолетию Илья эту квартиру получил, но неожиданно бросил институт, чем вызвал просто бурю негодования со стороны брата. Никакие уговоры не помогли. Независимый Илья всё сделал по-своему. Вскоре его призвали в армию. Для семьи Луганских служба в вооруженных силах всегда была почётным занятием, но Антон был зол на младшего брата, ведь он создал ему все условия, чтобы тот учился в институте, закончил его, встал на ноги.

Когда Илья отслужил, Антон с большим трудом, но добился, чтобы его восстановили в институте. Однако все его старания были тщетными. Вместо того, чтобы продолжать образование, Илья вместе с Сашей, который заканчивал юридический институт, решили организовать своё дело.

Антон был против этой бессмысленной и глупой затеи, считая её лишь пустой тратой времени, однако запретить приёмному сыну и младшему брату подобное проявление инициативы не мог. Однако, дело, благодаря тому, что из Саши получился неплохой юрист, а Илья поражал всех невиданной предприимчивость, коммуникабельностью и деловой активностью, неожиданно для всех стало приносить неплохие плоды. Илья всё же получил образование, правда совсем иное — он заочно окончил факультет менеджмента и маркетинга год назад, и теперь вместе с Сашей они активно развивали своё перспективное дело. На этом пути они добились немалых успехов, и теперь стояли на пороге совершенно иного уровня.

На рынке появлялись с каждым годом всё новые и новые конкуренты, и чтобы достойно существовать и развиваться, необходимы были решительные действия, новые решения. И ребята нашли для себя подходящий вариант. Их фирма должна была слиться с более крупной. И тем самым, приводя в новую перспективную структуру своих клиентов, привнося свои интеллектуальные силы и технологии, новое образование, сразу становилась на несколько порядков сильнее практически всех своих конкурентов. Причём бесспорно выигрывали обе стороны такого слияния.

Но Антону всё это по-прежнему не нравилось. Он с подозрением относился к такого рода компаниям, которым удавалось из воздуха делать большие деньги. Антон подозревал в этом либо аферу, либо, что ещё хуже, денежные или имущественные махинации. Поэтому успеху молодых предпринимателей он нисколько не радовался, а Полине однажды признался, что очень боится того, что в один прекрасный день эта шарашкина контора либо лопнет, либо попадёт в руки налоговиков или обэповцев. Но Полина спокойно ответила, что абсолютно доверяет сыну и Илье, бизнес — это всегда определённый риск, но ничего противозаконного мальчики делать не стали бы. Антону пришлось оставить все подозрения при себе, потому что невозможно было убедить жену в том, что её любимый сын Саша способен на скверный, нечестный поступок.

Пытаться вникать в механизм зарабатывания денег, Антон не собирался. Ему достаточно было того, что он видел, какие суммы получали сын и брат, на каких машинах они ездили, в каких ресторанах питались, какие дорогие продукты привозили сумками домой. От одного этого у него волосы вставали дыбом. И Антон по привычке обвинял во всём брата Илью. Только он мог втянуть Сашу в эту подозрительную затею, набравшийся в преддверии падения Берлинской стены западных полукриминальных — полукоммерческих идей и знаний. Значит, случись что-нибудь с ними, это ударит по всей семье, по Полине, по детям, а виноват во всем будет Антон, глава семьи, не сумевший уберечь мальчишек от жестоких законов новой экономической реальности.

Хорошо, что его умница Аллочка не соглашается на Сашино предложение работать с ними. Она понимает, что ничему там не научится и повысить свою квалификацию дипломированного экономиста сможет только в государственном НИИ, а не в сомнительной фирме. Аллочка, радость его, не гонится за длинным рублём, для неё важнее стабильность, уверенность в завтрашнем дне. И теперь задачей Антона остаётся только не пустить работать с дядей и братом Ангелину и Кирилла, чтобы не приведи Господь не образовалось этакое «семейное дело» замешенное на подозрительных идеях.

Антон очень хотел, чтобы младший сын стал офицером, продолжил династию, но встретил жесточайшее сопротивление Кирилла. Тот просто рыдал вечерами напролёт, чем вызывал ярость отца — как можно так распуститься молодому парню, сыну, внуку и правнуку офицеров! Антон называл его тряпкой, слюнтяем, маменькиным сынком, но ничего не помогало. В конце концов, даже под страхом отцовского гнева, измученный морально, Кирилл завалил вступительные экзамены в военное училище. Антон был уверен, что тот сделал это специально, и в наказание запер сына на полгода дома, лишив привычных развлечений, дискотек, встреч с друзьями. Это Кирилл перенёс очень легко. Главное для него было то, что он — студент обычного политехнического института и не станет уже кадровым военным.

И в этом Антон склонен был видеть влияние Ильи. Нельзя, наверное, было разрешать ему так много возиться с малышами — Гелей и Кириллом. Но Илья почему-то любил с ними играть, водил их на прогулку, помогал делать уроки. А малышня в свою очередь ходила за своим непутёвым дядюшкой как привязанные.

Теперь у Ильи была собственная квартира, но он очень много времени проводил в их доме. Запретить ему бывать и жить здесь, Антон не мог, не имел морального права. Это, в конце концов, и его дом, его семья, единственные на всём свете родные ему люди. Придётся смириться и терпеть, хотя иногда так становится невмоготу при одном только взгляде на младшего брата с его лучезарной и какой-то легкомысленной улыбочкой, которая будто завораживает Кирилла и Гелю, и они слушают его, раскрыв рты, смеются над его шутками, безгранично доверяют ему. Илья, Илья, каких ещё неприятностей ждать от тебя?..

Илья Луганский в свои двадцать шесть познал очень многое. Несмотря на безграничную любовь своего отца, его детство нельзя было назвать безоблачным. Прежде всего, ему частенько приходилось жить в интернате, когда отец бывал в продолжительных командировках. А Илья с детских лет ненавидел жизнь по расписанию, по режиму. Гарнизонная школа-интернат в Германии была не самой худшей из возможных, но Илья неудержимо рвался из неё домой, в их с отцом холостяцкую квартирку. Илья яростно сопротивлялся собственному сиротству. Много раз он убегал из интерната и пытался жить один дома. Но его немедленно привозили обратно и в случае повторения подобного правонарушения грозились отправить в интернат в Союз, чтобы бегать домой стало невозможно. К счастью, командировки отца стали редкими, и Илья мог забыть интернатский быт и жить дома. Но отца он по-прежнему видел очень редко и был большей частью предоставлен сам себе.

Вопреки представлениям брата Антона, Илья не был избалованным, он был всего лишь очень самостоятельным и независимым. И ещё крайне неприхотливым. Эти его качества плюс упорство, граничащее с упрямством, и позволили добиться успехов в делах, а его открытость, улыбчивость и лёгкий характер вкупе с особой внешней привлекательностью подарили огромное количество друзей или просто относящихся к нему с большой симпатией людей.

Илья со всеми легко находил общий язык. Со всеми, кроме родного брата. Их отношения являлись для обоих камнем преткновения. Между ними были не только годы и расстояния, но судьба… Илья очень скоро понял, что такие препятствия ему не преодолеть. Зато их вовсе не было в отношениях с Полиной и ребятами. Полина была для него как мать, Саша стал лучшим другом. А малышей Илья просто обожал. Более заботливую няньку невозможно было отыскать. Илья целыми днями играл с Кириллом и Гелей, читал им на ночь сказки, водил в зоопарк и в кино. Илья был создан для большой семьи, но судьба обделила его, и он, попав в семью брата, словно навёрстывал упущенное. Он подсознательно хотел, чтобы эта семья стала его семьёй, этот большой шумный дом — его домом.

Однажды десять лет назад, в очередной раз получив за что — то выговор от Антона, Илья чуть было не расплакался при всех, но сдержался. Он ушёл в свою комнату, сел на кровать, положил на колени фотографию отца и почувствовал себя бесконечно одиноким. Впервые в жизни он осознал себя сиротой. Ему стало больно и горько, он не смог сдержать слёз. Но тут дверь открылась и в комнату вошла маленькая Гелька. Она тихонько села рядом с ним и совсем по-взрослому взяла его за руку.

Следом за ней вошла Полина, и села возле Ильи с другой стороны. Она обняла его, привлекла его голову к своей груди и ласково сказала:

— Хороший, славный мой мальчик… Мы очень тебя любим! Не переживай, всё образуется, всё будет хорошо.

А малышка Геля прошептала ему в ухо:

— Мы очень тебя любим, я очень тебя люблю…

Тут в комнату влетел Кирилл, за ним зашёл Саша. Даже Алла в этот раз, похоже, была не на стороне отца. Ей тоже хотелось приободрить Илюшу. Этот случай сказал Илье очень многое. И Илья начал учиться не обращать внимания на замечания и упрёки брата. Потому что теперь он знал, что на его стороне вся остальная семья, они его любят и он не одинок.

Кроме Полины, наиболее тёплые отношения у Ильи всегда складывались с Гелей — Гелькой — Ангелинкой. Может быть, потому что она больше остальных была похожа на свою мать, тепло и любовь которой Илья впитал в себя с первых своих дней. Но, в общем-то, Илья никогда особенно не задумывался, почему ему легко общаться с Гелей, почему они понимают друг друга с полуслова, почему находят друг для друга особенно ласковые слова… Никогда, до последнего времени. Вдруг Илье стало не по себе от одного единственного Гелкиного взгляда, долгого и пристального, словно невзначай брошенного из-под полуопущенных ресниц. Этот взгляд его обжёг и неожиданно смутил. Почему, отчего?.. Потом Илья вдруг стал замечать, что исчезла прежняя непринуждённость в общении между ними, словно он хотел от чего-то отгородиться, а Геля это чувствовала…и не могла ему это позволить.

Геля любила своего родного дядю Илью. Об этом в семье знали все, но никто не предполагал, насколько это чувство было сильно, насколько серьёзно. А оно никогда не было иным.

В первый раз Геля встретилась со своим дядей, когда ей только исполнилось десять. Это был как раз тот возраст, когда девочки перестают играть в мальчишеские игры, когда по партам ходят первые анкетки с вопросами о любви. Девочки начинали подкрашивать свои розовые губки и нежные ресницы, а мальчики грубовато и как бы между прочим приглашали их в кино или в кафе-мороженое. Это была пора первой детской влюбленности, но мало кто мог предположить, насколько серьёзна она бывает.

Илья своим появлением в их семье перевернул Гелину жизнь сразу. Такой взрослый, красивый, очень весёлый, добрый и смелый — он не боялся даже спорить с папой! Илья стал для Гели настоящим героем, рыцарем без страха и упрёка. Она хранила в своей записной книжечке его фотографию, на все вопросы в анкетах подружек типа «ваша симпатия», «кого вы любите», «с кем хотели бы дружить» неизменно писала загадочные инициалы И.Л.

Настоящей трагедией для Гели стал уход Ильи в армию. Все два года она писала ему письма, но ни одно не могла отправить, потому что все они были Признанием в Любви. Это чувство переполняло её, одновременно делая счастливой и несчастной. На протяжении этих двух лет не было, наверное, ни одного дня, чтобы Геля не думала об Илье, о своем герое, благородном принце… Он был для неё именно таким, и никогда — родным, роднее некуда, дядей. Геле пора было задуматься об этом, но она не хотела, не могла, не умела.

Однажды подружка увидела бережно хранимую фотографию Ильи и, недолго думая, выпалила:

— Ты что, рехнулась? Ты не можешь его любить! Он ведь твой родственник! Вам даже нельзя в губы целоваться!

И Геля неожиданно почувствовала себя несчастной. Ну разве она виновата, что единственный для неё в мире человек, самый умный, самый красивый, самый смелый приходится ей дядей? Что Геле теперь делать, если никто другой ей не нужен? Кровные узы не разорвать, но также невозможно перестать любить. Вот если бы оказаться на месте Саши, вдруг подумалось ей. Если бы у неё тоже оказался другой отец и Илья не был бы роднёй! Геле пришло в голову, что ведь эта её мечта может оказаться реальностью. Мало ли как складывается в жизни? Может быть, стоит спросить у мамы?

Но Геля не решилась на такую дерзость. Ей оставалось только одно — в тайне мечтать об этом. Геля рисовала в своем воображении целые картины, создавая в своём мозгу иную реальность. И порою, сама начинала верить в то, что придумала. Мысленно она отреклась от своего родного отца, она не хотела, чтобы Антон Алексеевич Луганский им был. Юный впечатлительный ум живо находил подтверждения своим фантазиям: Почему папа так любит Аллу и почти не занимается Гелей, а Кирилла только ругает? Геля смотрела на себя в зеркало и не находила в своем лице ни одной отцовской черты. А что если как-нибудь попытаться сдать кровь на анализ? Лишь бы найти свидетельство того, что она не Луганская.

Одним словом, Геля двигалась в противоположном здравому смыслу направлении. Вместо того, чтобы осознать, наконец, свою степень родства с Ильёй и смириться с тем, что не суждено ей любить его и быть им любимой, Геля упорно придумывала невероятные истории своего рождения, внушала себе, что их с Ильёй ничего, кроме любви, не связывает и связывать не может. Но это было только полдела. Самое трудное ожидало её впереди.

Илья вернулся из армии, возмужавший, очень повзрослевший. Жениться он пока не собирался, но влюблялся без счёта. Каждая новая девушка Ильи становилась для Гели главным врагом и новой болью. Что творилось с ней в те дни — стало для семьи настоящим кошмаром. Вместо весёлой, жизнерадостной, спокойной девочки явился агрессивный, капризный монстр. В течение целого года Геля была невыносимой. Ссорилась с сестрой, кричала на отца, что он не имеет права делать ей замечания, дерзила маме…И вот однажды слегла с высочайшей температурой, вызванной нервным срывом в больницу. Отец нашёл ей хорошего психолога, а Кирилл, доведённый безумным поведением сестры буркнул:

— Да ей не психолог нужен, а психиатр!

Именно тогда в неокрепшей душе Гели произошёл слом. В одночасье ли она повзрослела, или просто переболело, перегорело всё, что было вымучено в душе, но из больницы Геля вернулась прежней, жизнерадостной, лёгкой в общении, как обычно легкомысленной и открытой. Семья облегчённо вздохнула, приписав Гелин срыв переходному возрасту. Геля поступила в институт, обрела множество новых друзей, от которых частенько гудела квартира, преданного поклонника Костю Лебедева, который ходил за ней попятам. Изменилась Гелина жизнь, изменилась она сама. Только одно осталось в ней неизменным — она по-прежнему отчаянно-обречённо любила Илью. Она смирилась с тем, что им никогда не быть вместе и просто научилась радоваться уже тому, что он часто бывает в их доме, что они могут подолгу разговаривать, и что он всё ещё не женился. Такое смирение перед судьбой далось ей нелегко, очень нелегко. Должно было пройти время. Теперь Геля училась на последнем курсе, она очень многое поняла в жизни, многому научилась. В том числе, как не подавляя, управлять своими чувствами. Как любить и не быть при этом мученицей. Она вышла на новый уровень любви — любви, не требующей ничего взамен. Возвышающей, вдохновенной, дарующей и невзыскательной. Любви во имя самой любви. Спасению и опоре.

«С меня достаточно! Я больше так не могу жить!»

Полина Дмитриевна Луганская чувствовала смертельную усталость, ей казалось, что она задыхается или находится на грани истерии и помешательства. Двадцать шесть лет жизни в этом доме стали для неё кошмаром, преследующим и днём и ночью, ужасом, доводящим до отвращения к самой себе. Она ненавидела себя за свою податливую слабость, за то, что ежедневно подавляла в себе себя. Убивая свои чувства, уничтожала свою душу. А теперь она поняла, что это конец, грань, за которую переступить невозможно, потому что за ней — пустота, чёрная дыра безумия, беды и боли. Но слёзы давно иссякли, а душа онемела. Чтобы выжить, нужно прекратить это самоистязание. Казалось, что и сил уже никаких нет, только инстинкт самосохранения вёл её из этого мрака.

Полина Дмитриевна ненавидела своего мужа. С первых дней совместной жизни она поняла, какую жуткую ошибку совершила. А с годами ненависть становилась сильнее, приобретая болезненные черты отвращения, доводящего до приступов тошноты и дрожи. Муж был мерзок ей во всём — в том, как он разговаривал, как ел, как спал… Полина даже представить себе не могла, что так бывает. Антон не был глуп, не был безобразен, у него не было дурных привычек…Всё было наоборот.

Антон Луганский был красив, умён, воспитан. Он был безупречен, он всё делал правильно. Он никогда ни в коем случае не унижал Полину, он её любил, боготворил, возносил до небес. А она с каждым днём опускалась всё ниже и ниже в собственных глазах, потому что терпела общество нелюбимого человека. Сначала ради Саши. Именно из-за него она согласилась выйти замуж за Луганского, полагая, что лучшего отца, взамен того, кто сына бросил, не найти. Она готова была пойти на всё, чтобы её ненаглядный мальчик был счастлив, чтобы вырос он в достатке, в полной благополучной семье. Но не слишком ли большую цену она заплатила за то, чтобы Саша стал тем, кем стал? К тому же ей всегда казалось, что её Сашенька чувствует, как она несчастлива…

Нет, ничего не значат её несчастья по сравнению со счастьем сына. Саша вырос, получил хорошее образование, конечно, во многом благодаря Антону. Саша уважает и ценит отчима, но больше в нём не нуждается. Значит ли это, что настало время наконец вспомнить о себе. И о том, насколько он чужд ей.

Долгие годы Полина была покорна и безропотна — ради Саши. Антон хотел детей — она рожала ему детей, хотя каждая беременность была для неё мукой. Долгие месяцы выматывающего токсикоза, нечеловеческая боль во время родов. А потом бесконечные бессонные ночи с грудным ребёнком, вечные болезни, пелёнки… А потом новая беременность, и всё сначала. Это превращало её в усталое животное, но всё же не было самым страшным. Дети, может, и не совсем желанные, всё же приносили ей радость. Самым ужасным было для Полины совсем другое. Она с содроганием ожидала ночи, всё внутри у неё умирало, когда Антон прикасался к ней, ласкал, целовал. Ей было невмоготу, хотелось кричать, когда он овладевал ей. Но она вновь и вновь стискивала зубы и терпела, зачастую из последних сил. Иногда ей хотелось потерять сознание только бы не ощущать на себе его руки, не слышать его дыхания, не чувствовать как он входит в неё, движется внутри её. Тело покрывалось липким потом, а он продолжал неустанно её целовать и двигаться, двигаться, двигаться… Какими бесконечно долгими были эти полчаса. Но им ещё предшествовали полчаса бурных ласк. Антон всё всегда делал по правилам. Регулярные продолжительные занятия любовью, обязательные ласки до и после. Сколько же ей пришлось вытерпеть, вымучить в себе, стиснув рот и закрыв глаза. Почти каждую ночь на протяжении четверти века она отдавала себя ему, безвольно и покорно раскрывала под ним себя. Антон никогда не был резок, груб, агрессивен, он хотел сделать её счастливой, он старался изо всех сил, но от этого его старания становилось только хуже.

Ей нужно было уйти от него сразу, в первые же месяцы, но у Полины на руках оказался новорожденный Илюша. Она очень полюбила малыша. Почти также как Сашу. Как она могла бросить это крохотное беззащитное существо, и так уже обделённое материнской любовью. А через год Антон сделал её беременной. И идти ей было некуда. Полина решила терпеть. Благо этому её уже научила жизнь. У собственных родителей она не могла получить помощи и поддержки. У матери, суровой неласковой женщины, было ещё двое детей от второго брака. Отчим Полину всегда не особенно жаловал. А родной отец тихо спился с очередной сожительницей, втихаря продав квартиру, часть которой могла бы принадлежать Полине. Но Полине ничего не надо было от своих родных. Они не могла её ничем осчастливить. Ей вполне хватило собственного нерадостного детства и ощущения себя чужой, ненужной. Её никто никогда не любил. Отец про неё забыл в пьяном угаре, мать была занята новой семьёй. А тот, которого Полина любила всей душой, бросил, едва узнав, что она беременна. У него были иные планы, семьёй обзаводиться он пока не собирался. Он уехал куда-то, и больше Полина его никогда не видела. Даже не слышала о нём ничего. Но всю жизнь она ждала, что он вернётся к ней и сыну, осознавший свою ошибку, любящий, преданный… Вся её невостребованная любовь к этому человеку перешла на Сашу.

Полина всё сердце отдавала своему малышу, поклялась себе, что её сыночек никогда не окажется в роли нелюбимого пасынка, никогда не повторит её собственную судьбу. Именно поэтому Полина очень долго не соглашалась выйти замуж за Луганского. Но он настаивал, убеждал, умолял, и она сдалась. Вот — призналась она себе — это первый и единственный человек, который меня любит, для которого я не буду обузой даже с ребёнком. Для неё это было необычным, манящим и так много обещающим, что она уступила. Любовь, может быть, и в самом деле умеет творить чудеса, и со временем Полина тоже полюбит своего мужа, они станут близкими друзьями, родными друг для друга людьми. Если бы она тогда знала, что её ждёт! Глухая безысходная ненависть, вместо окрыляющей любви. Умный, порядочный, благородный Антон, превратился для неё в монстра, которому она добровольно и безропотно давала себя насиловать. Это касалось не только секса, а всего семейного уклада. Ему хотелось много детей, а ей никого, кроме Саши было не надо. Разве что ещё маленького Илюшку. Но когда Полина носила Аллу, она с ужасом осознавала, что на этом Антон останавливаться не собирался. Убедить его, что Саши и Аллы вполне достаточно было невозможно. И Антон сделал всё, чтобы через два года она забеременела снова. Родилась дочь Геля, а Антон, конечно же, мечтал о сыне. Значит, снова Полину ожидала беременность. Она очень тяжело ходила с Кириллом. Беременность дала тяжёлую патологию, к счастью, ребёнок родился вполне здоровым. Полина собиралась облегченно вздохнуть, но в одну из ночей услышала жаркий шёпот мужа: «Ну что, милая, поднатужимся ещё разок… роди мне ещё одного сына»

«Нет!» — вскрикнула отчаянно Полина, но Антон будто её не услышал. А может быть, она, привыкшая держать в себе все свои крики, только хотела крикнуть, но не крикнула.

Нужно было что-то предпринимать, Полина просто боялась возненавидеть нового ребёнка, так она устала от беременностей. Она, видимо, не была создана для этой роли — многодетной матери, получающей удовольствие от процесса зачатия, вынашивания и родов.

Полина решилась. Она написала очень откровенное письмо свёкру в Германию, с просьбой прислать ей какие-нибудь противозачаточные средства. В то время они были жутким дефицитом, а бегать по аптекам в поисках, у Полины времени просто не было. Да и это не давало результатов. Можно было с трудом купить только презервативы, но пользоваться ими Антон не собирался. Свекор откликнулся с пониманием, выполнил, не затягивая, просьбу Полины и ничего не сказал сыну. Полина вздохнула с облегчением. Теперь оставалось только вытерпеть еженощные полчаса близости. К этому трудно привыкнуть, но зато уже можно не опасаться последствий в виде новой беременности. Но тут Полину ожидало новый удар — Антон нашёл случайно её пилюли, хотя она их очень надёжно прятала. Она, наверное, переусердствовала, прибирая их в самые невероятные и труднодоступные для мужа места. Как он на них наткнулся — она не могла понять — может быть, он за ней следил?

Антон был очень рассержен. Как Полина могла так с ним поступить? И как можно больше не хотеть детей? Основное предназначение женщины — быть матерью. Далеко не каждую женщину судьба так щедро одаривает! Его собственная мать не побоялась смерти, чтобы родить сына. Почему же Полина, молодая, здоровая, созданная для того, чтобы рожать детей, не желает больше это делать? Антон пытался понять, разобраться, но кроме невнятного ответа, что она устала, ничего не мог от жены добиться. Так или иначе, но ещё не поздно было всё исправить.

Полина первый раз почувствовала себя на грани безумия. Антон превратился в механизм, который неустанно работал, чтобы зачать ребёнка. Эти три года были, пожалуй, самыми жуткими в жизни Полины. Ложиться в постель с нелюбимым человеком, содрогаясь от неприязни, чтобы вновь сделаться беременной, снова пройти весь этот путь от начала до конца, чтобы в муках родить ещё одного ребёнка, который никому не будет особенно нужен. И всё ради чего? Ради этой маниакальной идеи, навязчивой мечты Антона о большой дружной семье… но сопротивляться этому Полина не могла. Она и без того чувствовала некоторую свою ущербность. Ведь ничего нет плохого в том, что женщина рожает детей. Семья вполне обеспеченная, прекрасные жилищные условия, помощь государства. Дети рождаются здоровыми, умными, красивыми. И Полина смирилась. Она смотрела на своего растущего Сашу, и принимала данность как своего рода плату за его счастливое, обеспеченное детство. Он ведь никогда не был обделен её любовью. Полина бежала к нему по первому зову, бросая все свои дела, не обращая внимания на крики других детей. Сашенька всегда был её главной заботой.

Но Саша вырос, успешно поступил в юридический институт, окончил его, начал работать. Он стал вполне самостоятельным и больше не нуждался в её опеке. Младшему Кириллу уже исполнилось 15 лет. И Полина сказала себе: «С меня хватит! Я больше так не могу!»

Самым сильным её желанием было вообще куда-нибудь уйти, уехать, забрав с собой Сашу, но бросить остальных детей она не могла. Хотя все они были уже вполне взрослыми и самостоятельными. Алла училась в институте, Геля заканчивала школу. Каждый мог сам о себе позаботиться. Однажды она об этом так и сказала мужу.

— А чем займёшься ты? — немного ошарашено спросил Антон.

— Пойду работать!

— Куда? У тебя нет образования, нет специальности!..

— А ты рассчитывал, что я до смерти буду вашей нянькой-хозяйкой? резко спросила Полина.

— Милая, что с тобой? — удивился Антон. И Полина поняла, что ему остаётся теперь только удивляться. А заставить её переменить своё решение он не сможет.

Как раз в те дна, когда Геля легла в больницу, Полина и познакомилась с женщиной — психологом из кризисного центра. Та сначала занималась дочерью, а потом обратила внимание на саму Полину.

— Вы не хотите как-нибудь зайти к нам в центр? — спросила она.

— Я? Зачем?

— Мы вам попытаемся помочь… — ответила психолог так, будто все проблемы и беды Полины были написаны у неё на лице крупными буквами, приходите, пожалуйста, в любое время. Вот завтра у нас коллективный тренинг…

Полина подумала сначала, что это нужно, чтобы помочь Геле справиться с нервным срывом и пришла.

И с первых же минут пребывания на занятии поняла, что это нужно ей. И что больше всего она устала от одиночества, оттого, что рядом не было людей, которым можно высказать до конца всю свою боль. Полина начала ежедневно посещать занятия в кризисном центре. Она занималась в группе, где каждая женщина могла открыто рассказать о своих проблемах, выслушать мнение других таких же женщин. А потом была длительная и трудная работа на сеансах у психолога. Полина выходила после них как выжатый лимон, но с каждым разом ощущала в себе прилив какой-то новой энергии.

Самым сложным было научиться откровенно рассказывать о себе, о том, что мучило многие годы и было загнано в самые потайные и тёмные закоулки души. На то, чтобы всё наболевшее освободило её, обретя словесную форму, ушло едва ли не полгода. И когда она рассказала о себе всё, вычерпала всю себя до донышка, ей стало так легко, что она впервые за долгие месяцы посещения кризисного центра расплакалась и долго не могла успокоиться. Но её не успокаивали, ей дали вдоволь выплакаться. А потом началась ещё более трудная работа. Полина должна была переосмыслить всю свою жизнь, поглядеть на неё с иных позиций. Это было неимоверно сложно, но Полина после того, как облегчила свою душу исповедью, была к этому готова и смогла это сделать. Это был очень странный и нелёгкий процесс — ничего не придумывая, сотворить новую реальность, в которой можно будет жить дальше.

— Вы несчастны потому, что сами так решили, — говорила психолог Наталья Сергеевна, — Вам хотелось быть несчастной, потому что вам думалось, что иначе быть не может. Вы жертвовали собой ради сына, и вам казалось, что вас ожидают одни потери. Вам никогда не приходило в голову посмотреть на всё иначе. Вы словно боялись стать счастливой и довольной своей жизнью. А на самом деле ваша жизнь была прекрасна. Вы сделали счастливым мужа, сына, подарили жизнь ещё троим прекрасным детям. Вы только задумайтесь, как это важно для вашего Саши. У него есть заботливый отец, сёстры и брат, которых он очень любит. То, что вам кажется жертвой — для Саши — его жизнь. Он никогда не останется одинок, как случилось с вами, потому что у него есть родные, которые не оставят его в беде. Вы не хотели и боялись рожать только потому, что опасались, что Саше достанется меньше любви и заботы. Но ведь произошло всё наоборот. Его теперь любит не единственный человек — его мать, а как минимум ещё пятеро близких ему людей. Если бы вы сразу выбросили из головы эту идею жертвенности, совсем по-другому сложились бы ваши отношения с мужем. Он мог бы стать вашим лучшим другом, а он остался для вас чужим, потому что вы боялись идти с ним на сближение. Частично отсюда и проистекают ваши сексуальные проблемы. Вы никогда не пытались его понять и полюбить, потому что всегда считали себя жертвой. Заставляли себя терпеть, даже когда в этом не было никакой необходимости, а достаточно было только произнести слово. Как он мог узнать, что творится в вашем сердце, если вы ни разу не были с ним откровенны, всё всегда держали в себе? Вот вы разве можете уверенно сказать, что тревожит его, или любого из детей, если вам об этом не расскажут?

Из беседы с сексологом Полина узнала, что все её комплексы происходят из-за давней обиды, когда её бросил мужчина, которого она полюбила. Эта обида выросла в недоверие ко всем остальным представителям мужского пола и сделала ей сексуально закрытой. Женщина в ней уснула и её предстоит сейчас разбудить. Но сделать это было труднее всего.

Сначала Полина училась говорить «нет», чтобы со временем смочь сказать «да». Полине предстояло сделать мужа своим другом, если она не сможет его полюбить. Только спустя год после того, как Полина начала посещать центр, она смогла отказать Антону в близости. Спокойно и просто сказать, что не хочет сегодня заниматься любовью. Для Антона это было в диковинку, он сразу начал переживать, не заболела ли жена. Полина могла бы сказать, что плохо себя чувствует, но она не стала этого делать. «Я не хочу сегодня заниматься с тобой любовью» — твердо повторила она. Это была её первая победа над собой. Антон спокойно уснул, а Полине долго не спалось. Зачем было превращать свою жизнь в кошмар на протяжении многих лет, если всё могло решаться так просто!?

Неожиданно Полина почувствовала, что многие её несчастья в самом деле надуманные, особенно по сравнению с проблемами других женщин, посещающих кризисный центр. Антон за всю совместную жизнь ни разу не повысил на неё голоса, он любил её, заботился о ней, как мог. Она вдруг осознала, что не представляет себе, куда нужно выносить мусор, как открывается пылесос, на каком рынке лучше покупать продукты… Очень многие домашние дела на себя взял Антон. В доме никогда не текли краны, не скрипели полы и двери. Все вещи вовремя увозились в химчистку, а бельё в прачечную, в холодильнике всегда были самые необходимые продукты. Даже посуду Полина мыла крайне редко. Антон приучил к этому детей. Когда они подросли, он распределил между ними несложные домашние обязанности. И каждый свою комнату всегда убирал сам.

Теперь Полине впору было чувствовать себя несчастной оттого, что полжизни она создавала для себя образ мученицы, хотя должна была бы жить счастливо и радостно. Но Наталья Сергеевна запретила ей даже думать об этом. Бессмысленно и опасно было «пилить опилки», переживать из-за того, что жизнь потекла не по тому руслу.

— Вы такая сильная, красивая, молодая женщина, у вас ещё всё впереди. Подумайте только — дети выросли, и выросли неплохими людьми, у них есть всё, о чём многие могут только мечтать. А вы теперь принадлежите себе самой, вам предстоит только найти себя, найти применение своим силам.

Но Полина уже знала, куда себя девать, чем она будет заниматься дальше. Она хотела работать в кризисном центре. Каждой приходящей сюда женщине необходимо было общение не только со специалистами, но и с такими же, как она сама. Нужны были те, кто встретит у дверей Центра тёплым словом и взглядом, сумеет успокоить, если женщина взволнованна, расскажет, когда и как можно получить консультации специалиста. Этим Полина и начала заниматься. Она проводила в Центре целые дни, и у неё очень неплохо получалось находить общий язык со всеми. Она располагала к себе мягкой манерой говорить, терпением, сочувствием, в котором нуждалась любая женщина, пришедшая в центр. Работа в центре помогала ей самой. Полине необходимо было реализоваться как личности, обрести в себе уверенность. Многие годы она была лишена общения с подругами и теперь навёрстывала упущенное. Кроме того, ей очень хотелось помочь как можно большему числу женщин, пришедших в центр со своими проблемами. Она интуитивно чувствовала, что искреннее сострадание и участие в чужом горе помогали ей самой обрести себя в этой жизни.

Год Полина проработала в центре на общественных началах. А затем ей предложили стать штатной сотрудницей. Полина с радостью согласилась, она уже не представляла свою жизнь без центра. Однако когда ей выдали первую зарплату, она от недоумения растерялась. За что? Какие деньги? Она ведь работает здесь ради самой себя. И не из-за денег приходит в Центр. Она только на полпути к выздоровлению, к спасению! Ей ещё предстояло решить трудную проблему в своей личной жизни.

Спустя два года с начала посещения центра многое встало на свои места, многое она поняла. Одно пока ей не давало покоя — как она ни старалась перебороть в себе отрицательное отношение к мужу, ничего не получалось. Это мешало ей осознавать себя свободной и счастливой.

Полине хотелось жить по собственным правилам, ни от кого не зависеть. Так или иначе, Полина была близка к решению разойтись с мужем. Она понимала, насколько будет болезнен для семьи этот шаг, какой это будет удар для мужа, если он на самом деле любит её. Но путь к спасению собственной души необходимо было пройти до конца. И Полина собиралась это сделать. Может быть, не сейчас, а немного позднее, когда дети станут самостоятельными. Пока Полина много и усердно работала в центре. Она прослушала курс лекций по психологии и межличностным отношениям, и ей говорили все, даже специалисты, что из неё мог бы получиться непревзойдённый психолог. Однако время было упущено безвозвратно, но Полина уже научилась не переживать по этому поводу. Такие как она были крайне необходимы в кризисном центре. На плечи Полины со временем легла вся организационная работа. Она координировала деятельность групп, составляла расписание занятий и тренингов, договаривалась со специалистами, следила за тем, чтобы в прессе своевременно появлялась информация о работе центра, сама ездила в школы, институты, на предприятия и фирмы с рассказами об их кризисном центре. Ей хотелось, чтобы как можно больше женщин, оказавшихся в непростых житейских ситуациях, узнали о том, что им могут помочь и пришли в центр.

В целом Полина уже работала в Центре четыре года. Это было её спасение. У неё появилось много друзей, интересных собеседников. Каждый вечер она засиживалась в центре допоздна. Полина обрела вкус к жизни, любимую работу, уважение к самой себе — всё, чего была лишена долгие годы.

Всё понемногу становилось на свои места. Младший сын учился уже на втором курсе института, а Саша, похоже, собирался жениться. Отношения с мужем были ровные, как обычно. Только их интимная жизнь была практически сведена к нулю постоянными отказами Полины. Антон теперь чувствовал, что всё это неспроста, но не спешил и боялся делать какие-либо выводы. Полина отдалялась от него, и он очень боялся её потерять. Антон надеялся, что всё как-то само собой образуется и вернётся в прежнее русло. Он ещё не понимал, что произошло с женой и что она никогда уже не станет прежней — тихой и покорной. Полина в свою очередь видела его переживания и что-то вроде жалости шевелилось в её душе. Бесконечно всё это длиться не могло. Лучше выяснить отношения до конца, разойтись, и не мучить больше друг друга. Но Полина понимала, сколько боли может принести резкий разрыв, и поэтому ждала того момента, когда Антон сам осознает, что их отношения закончены безвозвратно и ему теперь придётся жить без неё.