Семидесятые (Записки максималиста)

10 октября

Новая встреча с В. Максимовым. Он мне все больше нравится. Кремень-человек. Его вызывали в Союз писателей (все тот же многогранный генерал КГБ В. А. Ильин) и поносили за то, что Володя взял в литературные секретари Буковского. "Вы даете крышу врагу народа" (прелестная формула!). Но Максимов ответил, что, вступая в Союз писателей, он вовсе никому не передавал права руководить его совестью. Он даже предложил Ильину исключить его из СП.

Когда я спросил В. М., что он пишет для издательств, он ответил, что вообще больше не собирается писать для них. Похоже, что он пишет за каких-то бездарных драматургов пьесы и сценарии, и это позволяет ему оставаться свободным. Жениться не собирается — чувствует себя в одиночестве очень хорошо. Я, зная о его запоях, предложил за обедом выпить рюмку водки. Он отказался, говорит, не пью. "Я только напиваюсь, — совершенно спокойно признался он, — но делаю это у себя дома". У него вообще какая-то удивительно раскованная, свободная манера говорить обо всем и о себе в том числе. На мое замечание о трудной жизни некоторых литераторов, очень резко стал говорить о склонности наших коллег стенать и жаловаться, хотя дела их не так уж и плохи (Аксенов, Ю. Казаков и др.). Он вообще очень подозрительно относится к интеллигенции, особенно творческой. Остро, зло говорит о нашей общей вине.

Интересным был его рассказ об отношениях с Евтушенко. Однажды тот дал Максимову сборник своих только что вышедших сугубо политических стихов. Потом встретились они в ресторане ЦДЛ. Евтушенко подошел к столику, за которым сидел с друзьями Максимов, и спросил, понравилась ли его книга. "Некоторые страны не имеют права на политическую публицистику", — ответил Максимов. "А как же «Стансы» Пушкина?" — обиженно завопил Евтух. "Ты не Пушкин, — рявкнул Максимов, — и валяй отсюда, пока я тебя не ткнул вилкой в глаз". Теперь, в спокойной обстановке нашей квартиры, он объясняет: "Пушкин жил в обществе, где все они, дворяне, уважали первого дворянина — царя. И царь, в общем-то, был достоин уважения. Поэтому Пушкин в «Стансах» не лгал, не подличал. Стансы же Евтуха — гнусная, корыстная ложь, лакейство".