На берегу собралось много народу — провожали дочь Ласкук в дальнюю дорогу.
Таркун, молодой моторист, первый в посёлке музыкант неуверенно выводил мелодию «Подмосковных вечеров».
— Если бы знали вы, как мне дороги сахали-инские ве-че-ра-а-а, — тянул Таркун, лукаво подмигивая.
А сахалинский вечер действительно был чудесен. Небо в горячем огне, который выше, над головой, переходил в голубоватое струящееся пламя. Густая позолоченная вода спокойно и мерно колыхалась. Молодёжь пела песни. В их голосах слышалась светлая грусть. Всегда грустно провожать хорошего человека. Но это вместе с тем и радость всех жителей Чайво.
— Пусть ветры приносят в Ленинград запахи твоей родной земли. Пусть лебеди протянут воздушную дорогу от Ленинграда к Ых-мифу, — растроганно говорила старая рыбачка Ласкук, мать Гали.
— Не печалься, мама, я вернусь домой, — отвечала Галя. — Я вернусь.
Ветер играл её толстыми косами. Зарокотал мотор, и катер с девушкой на борту и провожающими отошёл от берега.
— Иди вперёд — и дорога обязательно приведёт тебя к дому, — негромко сказал дед Лузгин.
Колка, босой, закатал высоко брюки и полез в воду, словно хотел догнать сестру.