Лекция четвертая СОЦИОЛОГИЯ КАРЛА МАРКСА

Содержание

1. Штрихи к портрету

2. Марксизм, марксизмы и социология Маркса

3. Идейно-теоретические истоки

4. Философская антропология. Человек и общество

5. Материалистическое понимание истории

6. Методология

7. Теория социальных систем

8. Теория социального развития. Социальная революция

9. Теория классов и классовой борьбы

10. Социология познания

11. Заключение

Ключевые слова и выражения

Труд, отчуждение, материалистическое понимание истории, общественное бытие и сознание, способ производства, производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка, общественные формации, социальная революция, классы и классовая борьба, идеология.

1. Штрихи к портрету

Карл Маркс — самый знаменитый и влиятельный социальный мыслитель XIX века. Его идеи почти полтора столетия использовались и продолжают использоваться в программах самых разнообразных социальных движений в различных районах земного шара. Некоторые тоталитарные режимы утвердили марксизм в качестве единственной идеологии, имеющей право на существование, превратив ее в разновидность государственной религии. Конт провозгласил себя первосвященником новой религии, но в действительности не стал им. Маркс, наоборот, выступая против религии как таковой, стал родоначальником нового светского культа. Его собственная фигура в связи с этим превратилась в объект сакрализации (освящения) либо с положительным, либо с отрицательным знаком. Маркса воспринимали и воспринимают то как мессию, то как посланца дьявола.

Очевидно, что в этих обстоятельствах рассматривать Маркса как ученого чрезвычайно трудно, тем более что сам он не разделял в своей деятельности научную и практическую стороны. Тем не менее, он занимает важное место в истории социальной науки, поэтому изучать его вклад в эту науку необходимо. Но для того чтобы это стало возможно, требуется отделить Маркса — ученого от Маркса — политика, пророка и идеолога.

Родился Карл Маркс 5 мая 1818 г. в немецком городе Трире (Рейнская провинция Пруссии) в семье адвоката, потомка раввинов, принявшего в 1816 г. протестантство. Отец Карла был человеком либеральных взглядов, приверженцем идей французских просветителей. На формирование личности Маркса значительное влияние оказал его будущий тесть, Людвиг фон Вестфален, также сторонник идей Просвещения. После окончания в 1835 г. гимназии в Трире Маркс учился вначале на юридическом факультете Боннского университета, затем на юридическом факультете Берлинского университета, где занимался изучением права, истории и философии. В это время он становится участником так называемого «Докторского клуба», куда входят радикально настроенные младогегельянцы: братья Бруно и Эдгар Бауэр, М. Штирнер и др. Дискуссии в этом кружке оказали глубокое влияние на содержание и стиль мышления Маркса.

В 1841 г. Маркс оканчивает университет и затем получает диплом доктора философских наук Иенского университета; тема его докторской диссертации: «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура».

Первоначально Маркс хотел заняться научной деятельностью, намереваясь вступить в должность доцента в Боннском университете, но быстро понял, что его намерение неосуществимо: его взгляды находились в явном конфликте с феодально-репрессивным режимом тогдашней Пруссии. К тому же его темперамент политического борца и романтика, стремящегося практически преобразовать действительность, не мог удовлетвориться рамками сугубо академических занятий. Вот фрагмент из стихотворения молодого Маркса «Чувства», который свидетельствует о том, что уже в раннем возрасте он считал, что счастье — в борьбе:

Не могу я жить в покое,

Если вся душа в огне,

Не могу я жить без боя

И без бури, в полусне.

Пусть другим приносит радость

Быть вдали от шума битв,

Льстит желаний скромных сладость,

Благодарственных молитв.

Мой удел — к борьбе стремиться,

Вечный жар во мне кипит,

Тесны жизни мне границы,

По теченью плыть претит.

[1, т. 40, 372]

Маркс становится журналистом, точнее, политическим публицистом. На протяжении многих лет он сотрудничает в качестве автора и редактора в различных газетах и журналах Европы и США, сочетая работу публициста с научной и политико-практической деятельностью.

В 1843 г. Маркс женится на подруге своего детства Женни фон Вест-фален, которая всю жизнь вместе с ним стойко переносила огромные трудности и лишения. Многодетная семья Маркса постоянно бедствовала; его журналистские гонорары и материальная помощь его друга и соратника Энгельса не могли обеспечить его семье нормального существования. На склоне лет в одном из писем Маркс признавался, что если бы ему пришлось начать жизнь сначала, он снова бы выбрал свой жизненный путь, связанный с невзгодами и лишениями, но никогда бы не женился, чтобы не обрекать свою семью на страдания. Ему с женой пришлось пережить смерть трех малолетних детей. Он постоянно скитался, меняя жилища и страны. С молодых лет Маркс жил в эмиграции и постоянно подвергался высылке: из Пруссии, Франции, Бельгии. В конце концов его второй родиной стала Англия, где он жил с 1849 г. до самой смерти, наступившей 14 марта 1883 г.

Еще в большей степени, чем Конт, Маркс был маргинальной личностью. Уверовав в неизбежный крах капитализма, он пророчил и готовил революцию в тех обществах, в которых жил; тем самым он автоматически становился для них чужим. Маркс находился на грани официальной академической науки: с одной стороны, он был так или иначе с ней связан и не мог, естественно, совсем без нее обойтись; с другой — резко критиковал ее как «буржуазную» и противопоставлял себя ей. «Научно» обосновывая веру в грядущий золотой век — коммунизм, он в то же время объявил себя богоборцем, отвергая все существующие религиозные верования.

Будучи этническим евреем, Маркс не идентифицировал себя с еврейством и принадлежал к категории так называемых «ненавидящих себя евреев». Хотя его вряд ли можно считать убежденным антисемитом, он иногда высказывал антисемитские суждения о людях, которые ему не нравились, в частности о Ф. Лассале; своего друга Генриха Гейне, так же как и себя, он, по-видимому, евреем не считал. В работе «К еврейскому вопросу» (1844) он, подражая гегелевской манере изложения, в довольно туманной форме обосновывает весьма простую мысль о том, что сущность еврейства — в торгашестве и в культе денег, распространившихся во всем обществе; соответственно проблема еврейства будет решена, точнее, упразднена, когда «обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки…» [1, т. 1, 413].

Маркс идентифицировал себя прежде всего с Германией и временами даже впадал в немецкий национализм (впрочем, иногда его суждения о немцах бывали не более лестными, чем о евреях). Тем не менее его отношения с родиной были весьма непростыми, из-за чего он, собственно, и вынужден был жить за ее пределами.

Маркс находился в постоянной конфронтации с различными политическими движениями, причем не только буржуазными, но и рабочими и социалистическими. Наконец, он, безусловно, оказался маргиналом в классовом смысле: будучи выходцем из состоятельного социального слоя, он решительно выступил против него, провозгласив необходимость диктатуры пролетариата.

Политический радикализм Маркса был тесно связан с такими особенностями его личности, как властность, безапелляционность суждений и нетерпимость по отношению к чужим мнениям. Для этого, по выражению П. В. Анненкова, «демократического диктатора» в принципе был чужд жанр диалога, он признавал только полемику, конфронтацию, борьбу. Во многих сочинениях Маркса полемика перерастает в обыкновенную брань, ирония — в злобный сарказм. Он принадлежит к категории мыслителей-разоблачителей, которые «срывают маски» как с социальных институтов, так и со своих оппонентов.

Как это нередко бывает, авторитарность и бескомпромиссность во взаимоотношениях с коллегами в науке, соратниками или противниками в политической борьбе сочетались у Маркса с обаянием, нежностью и теплотой в отношении к жене, детям и некоторым близким почитателям, не пытавшимся оспаривать его суждения. Неудивительно, что взаимоотношения Маркса с друзьями и единомышленниками в основном делятся на два типа: это либо отношения учителя и учеников, либо отношения бывших единомышленников и друзей, ставших врагами из-за того, что одни не захотели стать или оставаться учениками другого. Среди последних было немало выдающихся фигур, оказавших на Маркса большое влияние: братья Бауэр, М. Гесс, П.-Ж. Прудон, М. А. Бакунин, Ф. Лассаль и др.

Нетерпимость настолько соединилась с фигурой Маркса и методом его работы, что из личностной черты переросла в характерную черту его учения. Впоследствии эта особенность была усвоена В. И. Лениным, и в большевистской интерпретации считалась характерной для «истинного» марксизма: «подлинный» марксист, в отличие от «соглашателя», «оппортуниста», всегда должен быть непримиримым и бескомпромиссным к «чуждым» идейным течениям.

Исключением в отношениях Маркса с друзьями, впрочем, лишь подтверждающим отмеченное правило, составляла его дружба с Фридрихом Энгельсом (1820–1895). Энгельс был его alter ego, он никогда и ни в чем ему не возражал и всегда искренне восхищался его гениальностью. Их дружба началась в 1844 г. и продолжалась всю жизнь. Совместно Маркс и Энгельс написали такие известные произведения, как «Святое семейство, или Критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» (1845), «Немецкая идеология» (написано в 1845–1847 гг.; рукопись не была завершена и впервые полностью была опубликована в СССР в 1932 г. на языке оригинала и в 1933 г. — на русском), «Манифест Коммунистической партии» (1848).

После смерти Маркса Энгельс подготовил к изданию некоторые его труды, не опубликованные при жизни. И в научных, и в политико-практических вопросах друзья никогда и ни в чем не расходились. В известной мере Энгельса можно считать соавтором марксовой доктрины, но в целом он все-таки в большей мере был выдающимся ее пропагандистом и популяризатором. Сам он подчеркивал приоритет Маркса в создании материалистического понимания истории.

В своей политической борьбе Маркс также постоянно выступал вместе с Энгельсом. Маркс поставил перед собой цель вооружить пролетариат коммунистическим учением, так как именно в пролетариате он увидел материальную силу, призванную практически реализовать это учение. Поэтому его организационно-политическая деятельность разворачивается именно в сфере рабочего движения. В 1847 г. он вместе с Энгельсом вступает в Союз справедливых, который затем преобразуется в Союз коммунистов на принципах, сформулированных в «Манифесте Коммунистической партии». В 1848 г. Маркс возглавил Центральный комитет Союза коммунистов, а Энгельс стал членом комитета. Радикализм Союза вызывал постоянные преследования его со стороны властей, и в 1852 г. он прекращает свое существование. В 1864 г. Маркс участвует в создании «Международного Товарищества Рабочих» (I Интернационала) и становится его фактическим руководителем. Он же пишет «Учредительный Манифест», «Временный Устав» и ряд других программных документов Интернационала. Параллельно с созданием международных организаций Маркс и Энгельс активно участвуют в создании и деятельности национальных коммунистических и рабочих партий, прежде всего в Германии.

Учение Маркса представляет собой единое, недифференцированное целое, в котором научные и практические вопросы тесно переплетаются. В отличие от Конта, у которого «научная» и «практическая» стороны приходятся главным образом на разные периоды деятельности, у Маркса они пересекаются постоянно. Маркс несомненно осознавал специфику научного поиска истины и считал себя ученым. Но наука была для него не самоцелью, а прежде всего средством и частью практического революционного преобразования мира. Маркс ясно выразил эту позицию в самом знаменитом из знаменитых «Тезисов о Фейербахе»: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» [1, т. 3, 4].

По-видимому, занятие чистой наукой представлялось Марксу делом преходящим, которое в будущем обществе исчезнет вместе с исчезновением разделения труда и сольется с практической деятельностью. Он отрицательно относился к социальным ученым, ограниченным рамками академической науки и признанием существующих социальных институтов. Нежелание или боязнь признать необходимость революционного обновления этих институтов он считал не только проявлением аморализма, но и тормозом в поиске научной истины «до конца». По иронии судьбы, однако, он все-таки вошел в историю науки, той самой академической, «буржуазной» науки, которую он ненавидел, презирал и третировал.

2. Марксизм, марксизмы и социология Маркса

Многие из знавших Маркса отмечали его гениальность, колоссальную эрудицию, глубину и широту его познаний в самых разных областях, а также чрезвычайную требовательность к себе в научных вопросах. Определить его научную «специальность» непросто, как непросто отделить его научную деятельность от публицистической и политико-практической. Маркс окончил юридический факультет, диссертацию написал по философии, многие годы посвятил изучению экономики и других наук. Его труды носят междисциплинарный характер. Но к какой бы научной дисциплине или жанру формально ни относилась та или иная его работа, ему было присуще социологическое видение исследуемой проблематики. Идеи, понятия, проблемы, которые он разрабатывал в своих философских, исторических, экономических, публицистических трудах, являются социологическими по сути и составляют вклад в развитие социологии как науки. Это относится, в частности, к таким его трудам, как уже упоминавшаяся «Немецкая идеология» (написанная в соавторстве с Энгельсом), «Нищета философии» (1847), «К критике политической экономии» (1859), «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» (1850), «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852), «Капитал» (т. I, 1867; тт. II–III изданы после смерти Маркса Энгельсом) и т. д.

Неудивительно поэтому, что учение Маркса очень рано стали истолковывать не только как экономическое или политическое, но и социологическое, и такое истолкование сохранилось по сей день. Исследованию социологии Маркса посвящено огромное количество трудов; каждый более или менее серьезный курс истории социологии содержит о ней раздел.

Но понимание Маркса-социолога связано со специфическими трудностями, вытекающими из особенностей его творчества. Неразрывная связь научного поиска и практических устремлений вызывает необходимость выделения собственно научного содержания его теорий. Междисциплинарный характер его творчества усложняет поиск собственно социологических аспектов его научных исследований.

Сам Маркс не использовал в них термин «социология». Это неудивительно, учитывая, что термин этот в его время, во-первых, еще не утвердился более или менее прочно, во-вторых, связывался исключительно или главным образом с доктриной Конта, к которой Маркс в целом относился отрицательно.

Творчество Маркса носит в значительной мере незавершенный и многозначный характер. Он не создал произведения, в котором бы в связном и развернутом виде представил свою систему взглядов на общество, подобно тому, как это сделал Конт. Его социологические идеи рассеяны в самых разных произведениях. К тому же эти идеи очень часто излагаются не в форме позитивного развертывания, а в форме полемики с теми или иными оппонентами, иногда известными, иногда малоизвестными или безвестными.

Некоторые произведения Маркса остались неоконченными и при его жизни были опубликованы лишь частично, другие — вообще увидели свет десятилетия спустя после его смерти. К последним, помимо «Немецкой идеологии», относятся, в частности, «Экономическо-философс-кие рукописи 1844 года» (впервые полностью опубликованы на языке оригинала в 1932 г., на русском — в 1956 г.), «Критика политической экономии (Черновой набросок 1857–1858 годов)» (впервые опубликовано на языке оригинала в 1939 г. в Москве) и т. д. Каждая новая публикация порождала новые интерпретации идей Маркса.

Все эти обстоятельства имеют два важных следствия. Во-первых, всякая интерпретация взглядов Маркса — это всегда, так или иначе, их реконструкция. Так происходит в какой-то мере с любой масштабной теоретической системой, но с марксовой — особенно. Во-вторых, существует огромное множество самых разнообразных, противоречивых и взаимоисключающих интерпретаций наследия Маркса. Это многообразие усиливается тем, что в процессе своего распространения в качестве политико-идеологической системы марксизм получал истолкование в зависимости от того, на какую социальную, национальную, культурную почву он попадал, в какой среде он функционировал. К настоящему времени в мире существует огромная марксистская и марксологическая литература, по масштабам и стилю напоминающая тексты по теологии и библеистике.

В результате «марксизм» отделился от своего создателя и стал жить собственной жизнью. Это началось еще при жизни Маркса; так, по поводу своих французских последователей конца 70-х годов он говорил: «Я знаю только одно, что я не марксист» [2, 370]. После его смерти этот процесс значительно усилился. В результате к настоящему времени существует такое множество разнообразных интерпретаций и трактовок его учения, иногда весьма причудливых, что правильнее говорить уже не о марксизме, а о марксизмах[9].

Разумеется, каждый из этих марксизмов имеет какое-то отношение к Марксу, но определить степень близости к первоисточнику или истинность интерпретации не всегда возможно. Некоторые интерпретаторы, марксисты или марксологи, заняты поисками «аутентичного», подлинного Маркса. Другие, используя те или иные фрагменты его произведений, исполняют своего рода «вариации на темы» Маркса, иногда весьма изысканные и утонченные, хотя и вольные. Можно предположить, что если бы Марксу довелось познакомиться и с первыми, и со вторыми интерпретациями, то многие из них вызвали бы у него немалое удивление, и он бы не узнал себя в этих изображениях.

Итак, реконструкция при истолковании социологии Маркса необходима и неизбежна, учитывая незавершенность и многозначность его творчества, слияние в нем различных научных дисциплин, а также научных и вненаучных компонентов. Но для того чтобы эта реконструкция могла быть более или менее адекватной, важно постоянно различать и разделять: 1) доктрину Маркса, или марксизм Маркса, с одной стороны, и марксизм, точнее, марксизмы, возникшие после Маркса, — с другой; 2) научные и вненаучные компоненты творчества Маркса; 3) внутри научных компонентов: социологические и внесоциологические, относящиеся к другим социальным наукам; 4) социологию Маркса и марксистскую социологию, т. е. те социологические теории и подходы, которые представляют собой развитие, истолкование и применение его идей. Даже для того, чтобы понять взаимовлияние этих сторон, их необходимо различать.

Разумеется, осуществлять это различение и разделение далеко не просто, а иногда и невозможно, но стремиться к этому нужно, если мы хотим понять именно социологию Маркса (а не что-то другое) и социологию Маркса (а не кого-то другого).

3. Идейно-теоретические истоки

Существует известное представление, идущее от Энгельса и сформулированное В. И. Лениным в статье «Три источника и три составные части марксизма», о том, что источники учения Маркса в целом — это немецкая классическая философия, английская политическая экономия и французский утопический социализм. Кроме того, Маркс и Энгельс признавали своими предшественниками английских и французских материалистов XVII–XVIII вв.

Эта генеалогия марксизма Маркса в принципе неоспорима. Но к ней необходимо добавить те источники, которые содержались в других областях знания, а также те, которые не признавались Марксом. Кроме того, указанная генеалогия нуждается в уточнениях.

В частности, когда речь идет о немецкой классической философии, то следует подчеркнуть влияние двух ее представителей: Гегеля и Фейербаха. Гегель больше других мыслителей оказал влияние на стиль и метод научного, в том числе социологического, мышления Маркса; на его представление об объективных социальных законах, прокладывающих себе дорогу сквозь и через желания и действия отдельных людей; на его идею прогрессивного развития как противоречивого процесса, в котором противоречия разрешаются в диалектическом синтезе (согласно гегелевской триаде «тезис-антитезис-синтез»); на ряд идей частного характера у Маркса; наконец, на его теорию отчуждения. Последнюю Маркс разрабатывал также под воздействием Людвига Фейербаха, восприняв его материализм и антирелигиозность. Впрочем, верный своему полемическому методу, Маркс постоянно полемизировал и с этими философами.

Что касается Канта, то его реальное воздействие на Маркса сомнительно. Фундаментальные проблемы теории познания, поставленные Кантом, были не решены, а обойдены Марксом с помощью материалистического постулата, согласно которому сознание — это просто бытие, «пересаженное» в человеческую голову и преобразованное в ней.

Из социалистов, оказавших наибольшее влияние как на социологические, так и на политико-утопические взгляды Маркса, следует отметить Сен-Симона. В социологическом аспекте он оказал важное воздействие на оценку Марксом 1) роли «индустрии» (т. е., по Сен-Симону, производства в широком смысле); 2) значения форм собственности и классов, особенно пролетариата; 3) важности революционных сдвигов («критические эпохи», по Сен-Симону). Еще до Маркса Сен-Симон обосновывал идею о том, что современное государство — препятствие для развития индустриального общества. Велико было влияние Сен-Симона и на формирование социалистическо-коммунистического идеала немецкого мыслителя. Это относится, в частности, к таким идеям Сен-Симона, как обязательный производительный труд; государственное планирование промышленного и сельскохозяйственного производства; превращение государства в орудие организации производства; стирание национальных границ и всемирная ассоциация народов в будущем и т. д.

Есть основания полагать, что влияние Сен-Симона на Маркса было даже более ранним, чем его знакомство с Гегелем. Влияние сен-симонистов в Германии было чрезвычайно велико. В частности, пропагандистом сен-симонизма был друг Маркса (впоследствии так же, как и многие, ставший объектом его полемических атак) Мозес Гесс, которого называли «отцом немецкого социализма».

Вообще следует подчеркнуть, что идеалы Маркса сформировались раньше, чем он сосредоточился на научных изысканиях. Не наука привела его к идеалу коммунизма, а наоборот, уже утвердившемуся в его сознании коммунистическому идеалу он стремился найти научное обоснование. Не случайно «Манифест Коммунистической партии», в котором выражен коммунистический «символ веры», был написан еще в 1847–1848 гг., т. е. задолго до главных научных работ Маркса, когда он еще только приступал к изучению того общества, которому пророчил гибель (к экономическим исследованиям он всерьез приступил в начале 50-х годов). Любопытно, что в отличие от Маркса и Энгельса аналогичные символы веры у Сен-Симона («Катехизис промышленников», 1823–1824; «Новое христианство», 1825) и у Конта («Позитивистский катехизис», 1852) появились в конце их жизни, как итог их научных и ненаучных размышлений.

Влияние уже упоминавшегося Мозеса Гесса (1812–1875) на Маркса было достаточно велико и носило многосторонний характер, несмотря на то, что сам Гесс, участвовавший вместе с Марксом в кружке младогегельянцев, увидел в нем величайшего философа человечества. Он первым соединил социализм с гегелевской философией. По Гессу, идеал социализма — реализация социальной сущности человека. Теорию отчуждения человеком своей собственной сущности в религии, разработанную Фейербахом, он расширил и применил к интерпретации различных социальных явлений. Он доказывал, что над человеком в отчужденной форме господствуют его собственные силы: бог — в религии, деньги — в экономике, государственная власть — в политике. Будущее социалистическое общество освободит человека от господства созданных им, но отчужденных от него сущностей. Во всех этих положениях легко просматривается та теория отчуждения, которую вслед за Гессом разрабатывал Маркс. Еще до выхода «Манифеста Коммунистической партии», в конце 1847 г., Гесс, который принимал активное участие в рабочем движении, опубликовал работу «Последствия революции пролетариата», в которой сформулировал положения, ставшие затем основополагающими для Маркса: о концентрации и централизации капитала в современную эпоху, о росте нищеты пролетариата, о перепроизводстве и периодических кризисах перепроизводства, о грядущей гибели капитализма [4, 425–444].

Вероятно, Гесс познакомил Маркса и Энгельса с книгой известного немецкого историка и правоведа Лоренца фон Штейна «Социализм и коммунизм в современной Франции» (1842) [5]. Штейн был противником коммунизма, но он одним из первых, если не первым, засвидетельствовал, что этот «призрак» бродит по Европе. Он предсказывал его слияние с рабочим движением, всеобщее распространение и последующее крушение. Он же обратил внимание на стремление французских социалистов, последователей Сен-Симона, строить свои идеи на научном фундаменте. Энгельс назвал книгу Штейна «жалкой» и «худосочной» [6, т. 1, 521], но такого рода оценки у него, как и у Маркса, часто служили признаком серьезного воздействия на их мышление: уже само их раздражение часто весьма симптоматично.

Вообще в истории социологии существуют два вида влияния одних мыслителей на других. Первый из них можно назвать «позитивным», второй — «негативным». Первый состоит в том, что идеи одного мыслителя воспроизводятся, продолжаются, развиваются или применяются в исследованиях другого; при этом влияние может признаваться «последователем» или не признаваться. Такие влияния достаточно очевидны.

Другие влияния, «негативные», обнаружить сложнее, хотя они встречаются не реже первых. Эти влияния проявляются через систематическую оппозицию одного мыслителя другому, противопоставление одних воззрений другим. При «негативном» влиянии определенные тезисы «предшественника» вызывают столь же определенные контртезисы «последователя», так что последние оказываются специфическим, но иногда очень точным отражением первых. Уже сам выбор объекта полемики имеет большое значение и свидетельствует о том, что «последователь» неравнодушен к определенному «предшественнику» и вместе с ним втянут в обсуждение одних и тех же проблем. К тому же в процессе этого обсуждения первый зачастую заимствует у последнего гораздо больше, чем ему самому кажется. «Негативные» влияния в истории социологии бывают не менее сильными, чем «позитивные», и могут быть тем более сильными, чем энергичнее противопоставление.

Учитывая полемический метод работы Маркса, наряду с «позитивными» он испытал и ряд «негативных» влияний. Даже с наиболее признанными им авторитетами, в частности Гегелем, Фейербахом, Рикар-до, он вел энергичную полемику. Что касается уже упомянутых Гесса и фон Штейна, то они оказали на Маркса как «позитивное», так и «негативное» влияние. Это относится и к таким мыслителям и политическим деятелям, как Прудон, М. А. Бакунин, Ф. Лассаль; впрочем, обратное влияние Маркса было во всяком случае не меньшим, так что здесь имело место взаимовлияние.

Маркс был знаком с идеями Конта и в целом относился к ним отрицательно. «…В качестве партийного человека я занимаю решительно враждебную позицию по отношению к контизму, а как человек науки очень невысокого мнения о нем…», — писал он [7, 189–190]. В политическом отношении Марксу был чужд социальный пацифизм Конта, а в научном отношении контовская теория непрерывной, преемственной эволюции уступала, с его точки зрения, гегелевской теории исторического развития. Тем не менее, как это будет видно из дальнейшего изложения, в социологических взглядах Маркса и Конта немало общего, что отчасти объясняется значительным влиянием идей Сен-Симона на них обоих.

В последние годы жизни Маркс обратился к изучению этнографических исследований первобытных культур, в частности, работ Льюиса Моргана.

Необходимо отметить и влияние естественных наук на формирование социологии Маркса. Это относится, в частности, к таким наукам, как геология и биология. Геология служила одним из источников марксовых представлений о социальной системе и ее строении (идея формации). Из биологических идей и открытий, оказавших воздействие на социологические воззрения Маркса, следует подчеркнуть значение понятия биологического организма, морфологических представлений в биологии, открытия клетки и создания клеточной теории строения организма. Особенно важным для Маркса было эволюционное учение Дарвина, изложенное в его знаменитом труде «Происхождение видов» (1859). Маркс увидел в нем некий биологический аналог и подтверждение своих социальных теорий, а также стимул для их дальнейшего развития.

4. Философская антропология. Человек и общество

Всякая значительная по масштабу теория общества предполагает явное или неявное присутствие какой-то теории человека, его сущности и места в мире. Иными словами, с теоретической социологией всегда соседствует определенная философская антропология. Так было и у Маркса. Его видение человека сформировалось под влиянием просветителей, Гегеля, Фейербаха, а также Гесса. Хотя Маркс не ставил перед собой задачи создать особую философскую антропологию, его концепция человека в целом отличалась глубокой оригинальностью.

Согласно Марксу, человек — это прежде всего homo faber, человек производящий. Производительный труд — вот что отличает человека от животного. Человек отличается от животного тем, что не столько приспосабливается к окружающему миру, сколько его приспосабливает к себе.

Вместе с тем труд связывает человека с природой. Благодаря труду в ходе исторического развития люди все больше овладевают природными стихиями. Но вместе с тем, по мере овладения этими стихиями, созданные самими людьми производительные силы и общественные отношения все более противостоят им в качестве внешних, чуждых, враждебных для них сил. Происходит отчуждение человека от созданных им самим сущностей. Человек оказывается отчужденным от результатов своего труда, от процесса труда, от общества и от самого себя (самоотчуждение). Только в будущем коммунистическом обществе, когда закончится «предыстория» человечества и начнется его «подлинная» история, когда человечество из «царства необходимости» перейдет в «царство свободы», человек вернется к самому себе, и отчуждение будет преодолено.

Маркс исходит из руссоистского взгляда на человеческую природу, согласно которому человек по природе своей — существо целостное, «неотчужденное», доброе. В оценке человеческой природы он непоколебимый рационалист: человек, в его понимании, существо изначально и безусловно разумное. Конт даже в своей «объективной» социологии, не говоря о «субъективной», оставляет место для веры и чувства как важных факторов человеческой жизнедеятельности. У Маркса, по существу, для этих факторов места нет, точнее, они являются выражением либо того же рационального начала в человеке, либо отчуждения.

Для того чтобы изначально положительные родовые качества человека проявились, необходимо коренным образом преобразовать общество. В будущем коммунистическом человечестве (Маркс, как и Конт, исходит из представления о «расширяющейся социальной вселенной», рассматривая человечество как расширенное до предела общество) человек, преодолевая отчуждение, вернется на новой, более высокой ступени к своему исходному и в то же время подлинному состоянию. Отличие же этого, нового «золотого века» от первобытного заключается в том, что здесь «неотчужденность» базируется не на низком уровне производительных сил и ограниченности отношений людей между собой и с природой, а, наоборот, на безграничном росте производительных сил, на всемогуществе человека и невиданном изобилии.

Эта концепция человека, непосредственно перерастающая в утопию, составляет своего рода постоянный фон научных изысканий Маркса. Последние, однако, нуждались в менее абстрактных постулатах и категориях. Поэтому Маркс формулирует тезис о социальной сущности человека и обращается к ее изучению. Один из наиболее известных его «Тезисов о Фейербахе» гласит: «…Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» (1, т. 3, 3]. Важно иметь в виду, что это не психологический, а именно философско-антропологический постулат: он относится не к личности, а именно к природе человека вообще, поскольку речь идет о совокупности всех общественных отношений.

Таким образом, Маркс, как и Конт, вносит важный вклад в открытие социальной реальности и тем самым — в онтологическое обоснование социологии как науки. Но понимает эту реальность он иначе, чем Конт. В отличие от Конта его нельзя считать социальным реалистом, как, впрочем, и социальным номиналистом. Его трактовка взаимоотношений общества и индивида базируется на понимании взаимозависимости, взаимодополнительности и взаимопроникновении этих сущностей. В интерпретации Маркса общество представляет собой систему связей и отношений между индивидами, образующихся в процессе деятельности, прежде всего — трудовой, «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу», — писал он [8, 214]. Общество в его понимании — это «продукт взаимодействия людей»; при этом люди не свободны «в выборе той или иной общественной формы» [9, 402].

Социальность, по Марксу, проявляется не только в форме «непосредственной коллективности», когда индивид взаимодействует с другими лицом к лицу. Общество присутствует в человеке и влияет на его поведение и тогда, когда индивид находится наедине с собой.

Будучи поклонником Эсхила и Шекспира, Маркс представлял себе исторический процесс в виде драмы, в которой люди выступают одновременно и как авторы и как актеры. Люди — практически действующие существа, поэтому именно они создают социальные системы. Но создают они их в определенных социальных и природных условиях, возникших без их участия: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого» [10, 119].

Личность, по Марксу, — не исходный пункт социально-исторического развития, а его результат. Подчеркивая социальную обусловленность сознания и поведения индивида, Маркс рассматривал развитие личности как высшую цель общественного развития, которая будет достигнута только после радикального преобразования общественных отношений.

5. Материалистическое понимание истории

Философский материализм Маркс считал основой своего научного мировоззрения. Этот материализм был прежде всего реакцией на идеализм Гегеля и младогегельянцев, стремлением противопоставить ему объяснение мира «реальными», «практическими», «материальными» основаниями.

Маркс никогда не использовал термин «исторический материализм», которым после его смерти стали обозначать его метатеорию общества. Этот термин ввел Энгельс, использовав его сначала в своих письмах 1890 г. К. Шмидту и И. Блоху, а затем во введении к английскому изданию своей работы «Развитие социализма от утопии к науке» в 1892 г. [1, т. 37, 371, 396, 416; т. 22, 299]. Сам же Маркс предпочитал пользоваться более осторожным выражением «материалистическое понимание истории», тем самым как бы подразумевая, что речь идет не о философской системе, а об определенной теоретико-методологической позиции или установке. Это не помешало историческому материализму стать одной из теоретических систем, наиболее догматических, замкнутых и претендующих на универсальные объяснения.

Что же такое материалистическое понимание истории в марксовой трактовке? Суть этого понимания выражена в известном предисловии Маркса к работе «К критике политической экономии»: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» [1, т. 13, 6–7].

В «Немецкой идеологии» мы находим аналогичные тезисы, в частности: «Сознание (das Bewusstsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewusste Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни» [там же, т. 3, 25].

Принцип редукции, сведйния духовного к материальному, объяснение всей социальной жизни из материальных ее аспектов, дополняется в историческом материализме указанием на необходимость учета обратного воздействия сознания на бытие. В конце жизни Энгельс был вынужден подчеркивать, что экономические факторы лишь «в конечном счете» определяют социальную жизнь.

Главные постулаты материалистического понимания истории, несмотря на внешнюю четкость и кажущуюся очевидность ряда формулировок, в значительной мере метафоричны, многозначны и тавтологичны.

Даже такие базовые понятия, как «материальное» и «бытие», чрезвычайно многозначны и туманны. Рассмотрим, например, некоторые из значений слова «материальное» у Маркса.

1) Материальное как экономическое. Это словоупотребление относится главным образом к производству средств жизнеобеспечения. Иногда Маркс ставит рядом два слова: «материальное экономическое», так что второе служит как бы уточняющим по отношению к первому. Из такой трактовки «материального» вполне естественным образом вырос «экономический детерминизм», который марксисты часто упрекали в вульгаризации исторического материализма.

2) Материальное как природное. В данном случае это понятие включает в себя природные факторы: биологические, геологические, орогид-рографические, климатические и т. п. Здесь материалистическое объяснение сливается с натуралистическим; последнее отстаивали многие социологи натуралистических направлений, весьма далекие от исторического материализма.

3) Материальное как реальное. В этом значении слово близко кон-товскому термину «позитивное» как реальное в противоположность химерическому (см. лекцию 3). При таком словоупотреблении материалистические объяснения не отличаются от позитивистских объяснений Конта или Спенсера.

Последнее значение, в частности, присуще и марксовому термину «бытие», которое рассматривается как «реальный процесс» жизни людей. При таком словоупотреблении основополагающий постулат «общественное бытие определяет общественное сознание» означает: «реальный процесс общественной жизни людей определяет их общественное сознание». Но что отнести в таком случае к бытию, а что — к сознанию? Более чем сомнительно полагать, что «реальный процесс» — это экономика, а право, политика, мораль и т. д. — это «сознание», в котором отражается этот «реальный» процесс. Во-первых, экономика не существует без экономического сознания, во-вторых, право, политика, мораль, наука и т. д. — это не менее «реальный» практический процесс жизни людей, чем экономика.

В итоге тезис «бытие определяет сознание» в социальной философии Маркса можно понимать трояким образом:

1) Одни реальные процессы жизни людей определяют другие реальные процессы; тезис столь же бесспорный, сколь и банальный.

2) Реальные процессы жизни людей определяют химерические; тезис столь же бесспорный, сколь и бессмысленный.

3) Базис, производственные отношения («реальные») определяют «надстройку», т. е. политику, мораль, право и т. д.; тезис доказуемый в той же мере, что и противоположный.

Если к этому добавить чрезвычайную многозначность термина «определяет» в указанном постулате («обусловливает», «влияет», «порождает», «воздействует на», «вызывает зависимость», «формирует» и т. д.), то научная ценность исходного постулата материалистического понимания истории окажется еще более сомнительной. Не случайно Маркс и Энгельс были вынуждены, во-первых, подчеркивать необходимость изучения взаимодействия между различными сферами социальной реальности, во-вторых, указывать на то, что материалистическое понимание — это объяснение «в конечном счете». И то и другое было, по существу, бесполезно, так как вульгаризаторам исторического материализма это помочь не могло, а серьезные ученые и так всегда заняты исследованием взаимодействия различных факторов, а в объяснениях «в конечном счете» не нуждаются.

Вместе с тем материалистическое понимание истории заключало в себе важнейшее для социальной науки положение о том, что общества и группы нельзя объяснять теми представлениями, которые они сами о себе создают, что за разного рода идеологиями необходимо стремиться обнаруживать глубинные основания социальной реальности. Сведйние этой реальности к экономической подсистеме было безусловно ошибочным. Но включение этой подсистемы в социальную систему, анализ ее взаимосвязей с другими подсистемами общества были несомненно плодотворны. В ряде своих работ Маркс исследовал не одностороннее воздействие базиса на надстройку, а взаимодействие экономических и неэкономических институтов и взаимодействие последних между собой. Тем не менее, экономика, а также политика всегда представлялись ему более «реальными» («материальными») сущностями, чем, например, мораль, право или религия.

6. Методология

Как и Конт, Маркс считает, что социальное развитие происходит согласно определенным законам. Закон он понимает как «внутреннюю и необходимую связь» между явлениями [11, ч. I, 246]. Для Маркса законы представляют собой нечто гораздо большее, чем просто некоторые единообразные отношения между социальными фактами, когда при определенных условиях одни факты выступают как причина других. Подобно Гегелю и Кошу, он верит в существование универсальных и неизменных исторических законов, по которым развивается все человечество. Он верит в историческую необходимость, пробивающую себе дорогу через многочисленные случайности. Как и Конт, Маркс — эволюционист; он считает, что все общества раньше или позже проходят в своем развитии одни и те же стадии. Задача социального ученого — исследовать общество на определенной «ступени» его прогрессивного развития.

Знание законов исторического развития, по Марксу, дает возможность не только понимать прошлое и настоящее, но и, главное, предсказывать будущее. Отсюда важное место пророчеств в его трудах, причем пророчеств активизирующих. Знание предначертаний исторической необходимости, выступившей как замена воли божественного провидения, приводило к тому, что следование историческим законам или тенденциям воспринималось как моральный долг. Поскольку законы пробивают себе дорогу через деятельность людей, то люди — авторы исторической драмы, познавшие эти законы, — не должны ждать, когда они сами пробьют себе дорогу; люди могут и должны ускорить действие этих законов, если они хотят перейти из царства необходимости в царство свободы. Такое активистское истолкование социальных законов подкреплялось политическим радикализмом Маркса и его последователей.

В связи с общей диалектической ориентацией Маркса важнейшее место в его методологии занимает выявление всякого рода противоречий, коллизий, напряжений, конфликтов. Это относится к исследованию взаимоотношений между различными факторами социальной жизни, обществами, социальными институтами, группами и т. д. Маркс склонен рассматривать противоречия, борьбу между противоположными силами и тенденциями как источник и движущую силу развития. Эта методологическая установка противоположна контовской, которая была направлена на обнаружение единства, солидарности, согласия в различных сферах социальной реальности.

У Маркса мы встречаем две противоположные методологические тенденции: естественнонаучную, характерную для позитивизма как идеологии науки, и противоположную ей, подчеркивающую специфику социологического знания, его отличие от методов и результатов естественных наук. Неудивительно поэтому, что две противоположные традиции в социологической мысли XX в.: «естественнонаучная» и «гуманистическая», «объясняющая» и «понимающая» — обе апеллируют к Марксу как к одному из своих зачинателей.

Естественнонаучная тенденция проявилась у Маркса довольно рано и отчасти пересекалась с материалистическими установками его мышления. Уже в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» он высказывал суждения, под которыми подписался бы и Конт и многие другие социологи позитивистской и натуралистической ориентации: «Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука»; «…Естествознание… станет основой человеческой науки…» [1, т. 42, 124].

Но, не дожидаясь этого будущего состояния, Маркс в своих социальных исследованиях использовал естественнонаучные и общенаучные методологические представления. Так, в его системном подходе к обществу отчасти нашли выражение представления о геологических системах и биологическом организме. Открытие клетки повлияло на его анализ товара как «клетки», как элементарной, простейшей единицы капиталистической экономической системы. В то же время Маркс применяет и противоположный метод: движение от сложных форм к простым, — опираясь при этом на морфологические представления: «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно. Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т. д.» [12, 42]. Вообще Маркс не избегает использования биологических аналогий.

В качестве общенаучного метода, применяемого в социальной науке, Маркс рассматривает восхождение от абстрактного к конкретному. Этот метод состоит в трехступенчатом способе познания: 1) эмпирическое исследование объекта, представляющее «чувственное конкретное»; 2) на основе «чувственного конкретного» создание абстрактного представления об объекте (теоретический уровень); 3) получение полного представления об объекте, когда «чувственное конкретное», пройдя через теоретическое осмысление, превращается в «мысленное конкретное» [там же, 37].

Задолго до возникновения собственно структурного функционализма Маркс делает первые попытки применения структурно-функционального метода исследования, рассматривая различные явления с точки зрения их вклада в определенные социальные системы. Кроме того, мы находим в его трудах использование историко-генетического и сравнительно-исторического методов.

Маркс уделял внимание и математике, которой иногда занимался в часы досуга; он считал, что использование математики — признак зрелости научной дисциплины.

Что касается антипозитивистской тенденции в творчестве Маркса, то она была тесно связана с его публицистической и политико-революционной деятельностью. Подход к научной деятельности как включенной в социальную практику, опора на диалектику, социальный критицизм и политический радикализм Маркса — все это сделало из него предшественника различных антипозитивистских и антиакадемических течений: феноменологического, диалектического, леворадикального, в частности Франкфуртской школы, и т. д. Эта же тенденция выводила Маркса не только за пределы позитивистской ориентации, но и за пределы науки как специфического вида деятельности.

Некоторые работы Маркса могут быть отнесены к жанру публицистической социологии. В них он широко применяет свой излюбленный метод полемики, а также методы обличения, иронии, сарказма.

Теоретический анализ занимает ведущее место в социологии Маркса. При этом благодаря своей колоссальной научной эрудиции, публицистической и политико-практической деятельности он в своих исследованиях мог опираться на огромный эмпирический материал, относящийся к социальной истории, экономике, праву и т. д. Он обладал глубоким и тонким ощущением специфики отдельных обществ и исторических периодов, которое нередко входило в противоречие с его общими теоретическими схемами.

В работах Маркса можно обнаружить и элементы того, что впоследствии получило название эмпирического социального исследования. Еще в своих ранних публицистических работах 1842–1843 годов он изучал положение мозельского крестьянства, опираясь, в частности, на анализ официальных документов, писем и результатов опроса [13, 187–217]. Большое значение в работах Маркса имел анализ прессы и статистических материалов. С точки зрения социолога-эмпирика представляет интерес разработанная им «Анкета для рабочих», опубликованная в апреле 1880 г. во французском журнале «Revue socialiste». Анкета, насчитывающая сотню вопросов и адресованная непосредственно рабочим, касается условий труда, быта и политической борьбы рабочего класса [1, т. 19, 233–240].

7. Теория социальных систем

Одним из первых в истории социологии Маркс разрабатывает весьма развернутое представление об обществе как системе. Это представление воплощено прежде всего в его понятии общественной формации.

Термин «формация» первоначально использовался в геологии (главным образом) и в ботанике. Он был введен в науку во второй половине XVIII в. немецким геологом Г. К. Фюкселем и затем, на рубеже XVIII-ХГХ вв., широко использовался его соотечественником, геологом А. Г. Вер-нером. Хотя этот термин в геологии был и остается очень многозначным, в самом общем виде он обозначает комплекс геологических пород, тесно связанных между собой как в вертикальном, возрастном отношении, так и в горизонтальном, пространственном отношении. Это же значение часто приписывается термину «геологическая система».

Именно из геологии Маркс заимствовал термин «формация» (об этом свидетельствуют, в частности, его прямые аналогии между общественными и геологическими формациями) [14, 460; 15, 402, 413], отчасти, вероятно, под влиянием Гегеля и Фейербаха, которые ранее использовали этот термин в его геологическом значении.

В содержательном отношении выбор этого термина был не случайным и выражал теоретическую близость марксовой трактовки социальных систем тогдашним представлениям о системах геологических. В самом деле, его понятие общественной формации, так же как и соответствующее геологическое понятие, содержит в себе указание на присущий этому комплексу многоуровневый характер; тесную взаимосвязь различных уровней; наличие «остаточных» слоев в этом комплексе, унаследованных от прежних эпох; общность признаков, объединяющих весь комплекс, особенно одинаковый возраст. Ведь согласно эволюционистской и прогрессистской точке зрения Маркса (формации — это «ступени» развития общества, от наименее прогрессивной — к наиболее прогрессивной) определить, к какой формации относится то или иное общество, значит определить его возраст.

Еще одним естественнонаучным источником системной ориентации у Маркса было представление о биологическом организме, но главным теоретико-методологическим прецедентом в данном отношении для него было все же понятие геологической формации.

Впервые Маркс использует термин «общественная формация» («Ge-sellschaftsformation») для обозначения французского общества начала XIX в. в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852) [10, 120]. В дальнейшем он применяет его к социальным системам различного масштаба и уровня: от глобальных систем до социальных микроединиц. В «Набросках ответа на письмо В. И. Засулич» (1881) он использует его применительно к первобытной общине [15, 402][10]. Термином «формация» он обозначает отдельные подсистемы общества: экономическую и идеологическую. Так, он говорит об «экономической общественной формации» («nkonomische Gesellschaftsformation») и «идейной формации» («Ideenformation»)[11]. Но главным, с социологической точки зрения, является его понятие «общественной формации» как социальной системы в целом.

Общественная формация, по Марксу, — это социальная система, состоящая из взаимосвязанных элементов и находящаяся в состоянии неустойчивого равновесия. Структура этой системы имеет следующий вид. В ее основании лежит способ производства материальных благ, т. е. экономическая подсистема; для ее обозначения Маркс иногда использует также термины «экономическая формация» и «экономическая общественная формация». Способ производства имеет две стороны: производительные силы общества и производственные отношения.

К производительным силам относятся все имеющиеся в распоряжении общества ресурсы и средства, обеспечивающие процесс производства: вовлеченные в производство естественные и человеческие ресурсы, средства производства, уровень науки и ее технологическое применение и т. д. Особенно важное место среди производительных сил развитых формаций Маркс, вслед за Сен-Симоном, отводил промышленности, утверждая, что страна промышленно более развитая показывает стране промышлен-но менее развитой картину ее собственного будущего.

Производственные отношения, вторая сторона способа производства, выражается, по Марксу, главным образом в различных формах собственности на средства производства.

Важно иметь в виду, что Маркс часто понимает производство как общий цикл движения производимого блага, куда входят собственно производство, или производство в узком смысле, распределение, обмен и потребление [12, 17–48]. Каждая фаза этого цикла выполняет важную функцию, без которой в развитых социальных системах процесс производства невозможен. Маркс придает особое значение завершающей фазе этого цикла — потреблению. «Без производства нет потребления, но и без потребления нет производства, так как производство было бы в таком случае бесцельно», — отмечает он. И далее он акцентирует эту мысль: «…Только в потреблении продукт становится действительным продуктом. Например, платье становится действительным платьем лишь тогда, когда его носят; дом, в котором не живут, не является действительным домом» [там же, 27]. Это положение весьма важно именно с социологической точки зрения, так как оно касается не только производства и продвижения материальных благ, но и всех процессов коммуникативного взаимодействия в обществе.

Обе стороны способа производства находятся в состоянии соответствия и взаимодействия; при этом ведущую роль играют производительные силы.

Способ производства составляет, по Марксу, системообразующий компонент социальной системы, определяющий остальные ее компоненты. Именно способ производства создает качественную определенность общественной формации и отличает одну формацию от другой. Но помимо производительных сил и производственных отношений, которые составляют «реальный базис», структуру общества, формация включает в себя и надстройку, или суперструктуру. В нее Маркс включает прежде всего юридические и политические отношения и институты (находящиеся ближе других институтов и отношений к базису) и далее, точнее, «выше» — остальные сферы социальной жизни, которые, как и право и политика, относятся к области «общественного сознания», или «идеологии»: мораль, науку, религию, искусство.

То, что надстройка — это надстройка над базисом, а базис — это базис надстройки, делает тезис об определяющем влиянии одного на другую тавтологичным и бессмысленным. Маркс понимал относительную автономию надстройки по отношению к базису (а искусство вообще рассматривал как сферу, независимую по отношению к экономической подсистеме) и ее обратное воздействие на него. Но в целом он был убежден в том, что подлинной реальностью обладает прежде всего экономика, отчасти политика; все же остальные сферы обладают лишь ограниченным собственным бытием, у них нет, по Марксу, собственной подлинной истории, поскольку они являются лишь отражением, осознанием «настоящего», «подлинного» бытия — производственных отношений.

Такая позиция в трактовке социальной системы резко отличала Маркса от Конта, для которого наука, мораль и религия — это действующие, практические силы, обладающие собственной реальностью и эффективностью и выступающие в роли марксовых производительных сил.

Помимо базиса и надстройки формация, по Марксу, включает в себя и определенную структуру социальных классов, групп и слоев, которая, так же как и надстройка, выражает способ производства, базис. Наконец, в общественную формацию входят и такие компоненты, как определенные формы семьи, образа жизни и повседневная жизнедеятельность людей, в частности потребление, о котором уже шла речь. По-видимому, вся эта сфера, по Марксу, должна быть отнесена скорее к базису, чем к надстройке, так как здесь имеет место «реальный процесс жизни людей», или, по выражению Энгельса, «производство и воспроизводство непосредственной жизни» [16, 25].

Какие же конкретно общественные формации выделяет и изучает Маркс? Широко известна его классификация формаций: первобытная, рабовладельческая, феодальная, буржуазная и будущая коммунистическая. В основу этой классификации были положены различия в способе производства. Первобытная формация основана на коллективной общинной собственности и кровно-родственных отношениях. Следующие три формации базируются на частной собственности на средства производства, отношения в них носят антагонистический характер. «…Буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» [17, 8]. «Подлинная» его история должна наступить с утверждением коммунистической формации, завершающей, на гегелевский манер, триаду и возрождающей в новой форме первобытный коммунизм.

Коммунистическая формация в своей развитой форме (согласно мар-ксовой «Критике Готской программы», 1875) обладает такими чертами, как: 1) исчезновение подчинения человека порабощающему его разделению труда; 2) одновременное исчезновение противоположности умственного и физического труда; 3) превращение труда из средства в первую потребность жизни; 4) всестороннее развитие индивидов; 5) небывалый рост производительных сил и общественного богатства; 6) реализация принципа «Каждый по способностям, каждому по потребностям» (лозунг, первоначально провозглашенный французским коммунистом Э. Кабе).

Эта стройная периодизация дополнялась, а отчасти нарушалась, марк-совым понятием «азиатского способа производства». На протяжении многих лет это понятие широко дискутировалось в марксистской и марксо-логической литературе. Одни аналитики доказывали, что «азиатский способ производства» составляет особую общественную формацию, занимающую промежуточное историческое положение между первобытной и рабовладельческой формациями и основанную на системе земельных общин, объединенных государством. Другие отрицали, что Маркс считал «азиатский способ производства» специфической общественной формацией. Эти дискуссии носили в значительной мере схоластический характер, но первая точка зрения была для многих социальных ученых, в частности историков, средством выйти за жесткие рамки деления всемирной истории на пять формаций, деления, которого обязаны были придерживаться социальные ученые в странах, где была провозглашена пятая, самая «высокая» из указанных Марксом формаций.

В «Набросках ответа на письмо В. И. Засулич» Маркс пишет о «первичной» или «архаической» и «вторичной» формациях, подразумевая, очевидно, и «третичную» (коммунистическую). Первая, по-видимому, включает в себя те общества, которые основаны на общинной собственности (первобытные и «азиатские»), вторая — те, которые основаны на частной собственности.

Для Маркса общественные формации — не просто социальные системы различного масштаба и сложности. Подобно контовским «трем стадиям» это следующие друг за другом периоды всемирной истории, этапы, «ступени» общественного прогресса, ведущие от «предыстории» к «подлинной» истории человечества, т. е. к земному раю. Такое истолкование социальных систем вытекало из его веры в прогресс и представления о социальной эволюции как процессе, в котором все общества неизбежно проходят одни и те же фазы, и все человечество в общем движется в одном направлении. Сам Маркс иногда критиковал этот теоретико-методологический стереотип своего времени. «Так называемое историческое развитие покоится вообще на том, что новейшая форма рассматривает предыдущие как ступени к самой себе и всегда понимает их односторонне, ибо лишь весьма редко и только при совершенно определенных условиях она бывает способна к "самокритике"…» [18,732]. Золотые слова! Но Маркс, к сожалению, не сумел применить их к своей собственной теории, оставаясь в плену того же критикуемого им предрассудка. Неудивительно, что впоследствии представление о формациях в официальном советском марксизме приобрело гипостазированный вид и из научного понятия превратилось в идеологическую догму.

8. Теория социального развития. Социальная революция

Динамика социального развития, по Марксу, обусловлена постоянно возникающим противоречием, конфликтом между развивающимися производительными силами, с одной стороны, и производственными отношениями — с другой. В свою очередь, и производственные отношения (базис) постоянно оказываются в конфликте с надстройкой и различными формами осознания этого базиса в обществе. В целом развитие производительных сил, согласно Марксу, является непреложным законом; они не могут не развиваться. Для него это развитие тождественно самой жизни: «…Люди, развивая свои производительные силы, то есть живя (курсив мой. — А. Г.), развивают определенные отношения друг к другу, и… характер этих отношений неизбежно меняется вместе с преобразованием и ростом этих производи-тельных сил» [9, 406].

Когда неустойчивое равновесие между двумя сторонами способа производства нарушается и производственные отношения из средства развития производительных сил превращаются в препятствие для него, они подвергаются революционному преобразованию и смене. Одновременно этот процесс выражается в разного рода коллизиях и конфликтах среди остальных компонентов социальной системы: в обострении классовой, политической, идейной борьбы и т. д. В результате происходит смена общественных формаций глобального масштаба, т. е. социальная революция. Но и после социальной революции элементы прежних формаций продолжают частично сохраняться в качестве постепенно отмирающих пережитков.

Для понимания марксова подхода к социальному развитию полезно сравнить его с контовским.

Что их объединяет?

1. Оба они верят в универсальную эволюцию человеческого рода. Оба они — исторические эволюционисты, так как считают, что все общества развиваются согласно одним и тем же законам и проходят в своем развитии одни и те же стадии. По Конту, это теологическая, метафизическая и позитивная стадии; по Марксу — сменяющие друг друга общественные формации.

2. Оба они верят в прогресс, т. е. считают, что социальная эволюция[12] — это развитие от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному. По Конту, в основе прогресса лежит интеллектуальное и моральное совершенствование; по Марксу — развитие производительных сил.

3. Из первых двух пунктов вытекает, что оба они верят в конечное совершенное состояние, в грядущий и уже наступающий золотой век. По Конту, это позитивное состояние человечества; по Марксу — коммунизм.

4. Из предыдущего пункта в свою очередь вытекает следующий: оба они занимаются предсказаниями, точнее, пророчествами относительно грядущего состояния.

5. Пророчествуя о грядущем золотом веке, они не могут просто ожидать его, но чувствуют себя призванными способствовать его наступлению. Конт это делает посредством проповеди Религии Человечества; Маркс — посредством политико-организационной и революционной деятельности.

В чем различия между контовским и марксовым подходами к социальному развитию?

1. Для Конта «нормальное» социальное развитие предполагает преемственность, опору на традицию, отсутствие резких скачков и сдвигов. Для Маркса, наоборот, «нормальное» социальное развитие — это постоянный разрыв с прошлым, бурные трансформации и сдвиги. По Конту, фундаментальные структуры общества в принципе неизменны, изменяется, в сущности, лишь социальная оболочка; развитие происходит как бы согласно французской поговорке «Чем больше меняется, тем больше остается самим собой». У Маркса, наоборот, общество непрерывно изменяется в самой своей основе, а неизменность характеризует лишь внешний, надстроечный слой социальной системы, который отстает от глубинных, основополагающих изменений.

Правда, Маркс признает существование застойных исторических эпох и регионов и постепенных изменений, не приводящих к резким сдвигам, смене социальных систем. Он даже признает роль традиций в жизни общества. Но застой, постепенность, традиция — все это для него либо своего рода аномалии, либо более или менее длительные перерывы в неуклонном процессе изменений, либо, наконец, идеологический камуфляж, за которым, опять-таки, скрываются бурные социальные сдвиги. Конт рассматривал традиции как великую благотворную силу, формирующую общество. Маркс же оценивал их роль совершенно иначе: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых» [10, 119]. В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» он анализирует идеологическую функцию традиции, рассматривая ее как своего рода язык, посредством которого осуществляются революционные преобразования. Таким образом, хотя Маркс не выделял, подобно Кошу, социальную динамику как особую отрасль социальной науки, именно он был подлинным создателем социальной динамики, понимаемой как исследование социальных изменений, инноваций, революционных преобразований.

2. По Конту, социальный прогресс носит мирный, непротиворечивый характер. Он, правда, признает критические фазы в социальном развитии, когда происходят революционные изменения и столкновение различных социальных сил, но это для него все-таки скорее патология, чем норма. Для Маркса, наоборот, социальные противоречия, конфликты, противоборство всякого рода — источник социального развития. Эти противоречия и конфликты, с его точки зрения, носят в принципе постоянный характер, то обостряясь, то несколько затухая, но никогда не прекращаясь. Они охватывают всю социальную систему и ее элементы; они присутствуют как внутри этих элементов, так и между ними. Будучи приверженцем диалектики, Маркс не только констатирует противоречивый и конфликтный характер социального развития, но и позитивно его оценивает. Подобно тому как Конт не только констатировал, но и воспевал согласие, Маркс не только исследовал, но и восхвалял конфликты.

3. Представление Маркса о характере и путях социальной эволюции, прогресса было более сложным и тонким, чем у Конта. Это было связано с тем, что Маркс был гораздо ближе Конта к фактам социально-исторической действительности. Будучи в принципе историческим эволюционистом и приверженцем идеи прогресса, он, тем не менее, понимал социальное развитие как многолинейный процесс и улавливал специфику отдельных обществ и культурно-исторических ареалов. Он отмечал существование длительных регрессивных и застойных периодов, а также разной скорости социальной эволюции.

Проблематика революции занимает центральное место в теории социального изменения Маркса. Социальная революция в его истолковании — это не просто переход от одной, менее прогрессивной общественной формации к другой, более прогрессивной, не только глубокое качественное преобразование общественных отношений, но и определенный способ такого преобразования; это быстрый, резкий, конфликтный и тотальный сдвиг в социальных отношениях. Такой способ социального изменения Маркс считал исторически неизбежным и желательным, так как он позволяет ускорить общественный прогресс. Именно таков смысл его знаменитого тезиса: «Революции — локомотивы истории» [19, 86]. К этому тезису близок по смыслу другой, не менее знаменитый: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым» [20, 761].

Помимо социальной, Маркс рассматривал экономическую, промышленную и политическую революции, сближая социальную революцию то с первой, то со второй, то с третьей. Но особенно тесно он связывает социальную революцию с политической, т. е. с завоеванием государственной власти прогрессивным классом и установлением его революционной диктатуры для подавления других, реакционных классов.

Маркс несомненно различал социальную и политическую революции. Но последняя незаметно приобрела в его сознании самодовлеющее значение, превратившись из обязательного условия и элемента социальной революции в самоцель. Наоборот, социальная революция как объективно протекающий процесс стала интерпретироваться в его работах как условие и средство для революции политической, основанной на волевых устремлениях определенных групп. Когда Маркс пишет просто о революции, он имеет в виду именно революцию политическую.

Социальные и политические реформы представляются Марксу искусственным тормозом в социальном развитии, результатом вынужденных уступок и (или) обмана со стороны господствующих классов или же слабости и нерешительности угнетаемых классов. Его идеал социального развития в «предыстории» общества, которое построено на частной собственности и эксплуатации человека человеком, — это «непрерывная революция», постоянная революционизация общества для скорейшего наступления «подлинной» истории, коммунизма. В этом золотом веке, согласно одному из пророчеств Маркса, политических революций уже не будет. «Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями. А до тех пор накануне каждого всеобщего переустройства общества последним словом социальной науки всегда будет: «Битва или смерть; кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка» (Жорж Санд)» [21, 185].

Очевидно, что в теории социальной революции темперамент политического борца и пророка особенно сильно влиял на Маркса-ученого, и «последнее слово социальной науки» у него тесно переплеталось с мессианизмом и утопией. Но у Маркса была еще одна очень важная теория, в которой дело обстояло точно так же. Это его теория классов и классовой борьбы.

9. Теория классов и классовой борьбы

Тема классов и классовой борьбы — центральная у Маркса. Ее роль в его доктрине столь значительна, что марксисты часто отождествляли «марксистскую точку зрения» с «классовой точкой зрения».

Деление общества на классы и рассмотрение социального развития под углом зрения взаимодействия и борьбы различных классов существовали и до Маркса. Еще Тюрго различал внутри «земледельческого класса» и «класса ремесленников» предпринимателей и наемных работников по признаку собственности на средства производства. Адам Смит выделял в современном ему обществе три класса: наемных рабочих, капиталистов и земельных собственников, противопоставляя первый класс двум остальным. Д. Рикардо своим законом обратно пропорциональной зависимости между заработной платой рабочего и прибылью капиталиста доказывал противоположность экономических интересов рабочего класса и буржуазии. Французские историки-романтики (Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьер, О. Тьерри) рассматривали классовую борьбу как главную движущую силу истории. Важное значение классовому делению общества придавал Сен-Симон.

Сам Маркс отмечал, что не он открыл существование классов в современном обществе, классовую борьбу, историческое развитие этой борьбы и «экономическую анатомию классов». «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего:

1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства,

2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата,

3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов», — писал он [22, 427].

Хотя понятие класса занимает центральное место в доктрине Маркса, он нигде не дает его общего определения. По-видимому, это понятие представлялось ему достаточно очевидным и настолько фундаментальным, чтобы можно было обойтись без его определения. Впрочем, он хотел определить это понятие в третьем томе «Капитала». Но завершающая глава рукописи, названная «Классы», как раз обрывается почти сразу после слов: «Ближайший вопрос, на который мы должны ответить, таков: что образует класс…?» [11, ч. II, 458].

Тем не менее, представление Маркса о классах можно реконструировать на основании его работ и многочисленных высказываний об этом предмете. С его точки зрения, классовое деление отсутствует в первобытных обществах, в которых существует коллективная собственность на средства производства; оно возникает только в так называемых антагонистических формациях, в результате развития разделения труда и частной собственности на средства производства. Что же такое классы в его трактовке?

В самом широком смысле классы, по Марксу, это любые социальные группы, находящиеся по отношению друг к другу в неравном положении и борющиеся между собой. В этом смысле классы включают в себя сословия и любые более или менее значительные социальные категории, расположенные на различных ступенях социальной лестницы. Именно в этом смысле понятие классов используется в «Манифесте Коммунистической партии»: «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов.

В предшествующие исторические эпохи мы находим почти повсюду полное расчленение общества на различные сословия, — целую лестницу различных общественных положений. В Древнем Риме мы встречаем патрициев, всадников, плебеев, рабов; в средние века — феодальных господ, вассалов, цеховых мастеров, подмастерьев, крепостных, и к тому же почти в каждом из этих классов — еще особые градации.

…Наша эпоха, эпоха буржуазии, отличается, однако, тем, что она упростила классовые противоречия: общество все более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга, класса — буржуазию и пролетариат» [1, т. 4, 424–425].

В более узком смысле Маркс понимает под классами такие социальные группы, которые различаются по их отношению к средствам производства. Поскольку он видит основу классового деления общества в производственных отношениях, постольку классы выступают как выражение этих отношений. Различная форма собственности на средства производства и, главное, наличие или отсутствие этой собственности выступают как главные критерии классообразования.

Но этих объективных критериев еще недостаточно для того, чтобы говорить о классе в полном смысле слова. Это еще «класс в себе». Класс в полном смысле, по Марксу, — это «класс для себя», т. е. класс, осознавший себя как особую социальную группу со своими собственными интересами, противостоящую другим группам [21, 183–184]. Наряду с такими признаками, как отношение к средствам производства, экономическое положение, образ жизни, уровень образования и т. п., классовое самосознание составляет важнейший признак класса. «Поскольку миллионы семей живут в экономических условиях, отличающих и враждебно противопоставляющих их образ жизни, интересы и образование образу жизни, интересам и образованию других классов, — они образуют класс. Поскольку между парцелльными крестьянами существует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, никакой политической организации, — они не образуют класса», — пишет Маркс [10, 208]. С его точки зрения, наиболее адекватной формой выражения классового самосознания является политическая партия.

По Марксу, противостояние, оппозиция данной социальной группы определенной другой группе — один из важных признаков класса. В «Немецкой идеологии» читаем: «Отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести борьбу против какого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов» [1, т. 3, 54]. Таким образом, марксова концепция классов неотделима от его концепции классового господства и классовой борьбы.

В принципе Маркс исходит из дихотомического деления общества на классы. Классовая дихотомия выступает у него в двух формах.

Во-первых, это сквозное противостояние, характерное для всех «антагонистических» формаций, где на одном полюсе располагаются непроизводительные, господствующие, угнетающие, эксплуатирующие классы, извлекающие прибавочный продукт из эксплуатации другого класса, а на другом, соответственно, классы производительные, подчиненные, угнетаемые, эксплуатируемые.

Во-вторых, в каждой из этих формаций существуют свои специфические пары классов, выражающие определенный способ производства. Каждый класс предполагает в принципе своего антипода, с которым он находится в противоборстве: явно или скрыто; осознанно или неосознанно; реально или потенциально; в прошлом, настоящем или будущем.

Вот примеры таких пар у Маркса: свободные — рабы; патриции — плебеи; помещики — крепостные; мастера — подмастерья; буржуа — пролетарии и т. п.

Борьба между классами, по Марксу, — это в конечном счете выражение борьбы между развивающимися производительными силами и отстающими от них производственными отношениями. В определенный исторический период один класс («реакционный») воплощает отжившие производственные отношения, другой («прогрессивный») — нарождающиеся производственные отношения, соответствующие развивающимся производительным силам. Один и тот же класс на разных фазах развития общественной формации бывает прогрессивным и реакционным. Так, буржуазия, которая на ранней стадии капиталистической формации была прогрессивным классом, на завершающей стадии становится реакционным классом.

Пролетариат и буржуазия, по Марксу, — последние классы-антагонисты. Будущая коммунистическая формация — это бесклассовое общество. Для того, чтобы его установить, пролетариат, историческая миссия которого состоит в том, чтобы, освободив себя от буржуазной эксплуатации, одновременно освободить все общество (человечество), должен завоевать политическую власть и установить свою революционную диктатуру. Таким образом, Маркс не только вместе с Сен-Симоном, сен-симонистами и Контом пророчествует о наступлении золотого века, не только открывает в пролетариате нового мессию, но и «научно» обосновывает, что этот мессия должен делать, чтобы выполнить свое всемирно-историческое предназначение.

Маркс, однако, был слишком серьезным ученым, чтобы за своим утопическим мессианством не видеть более сложной реальности классовой структуры. Дихотомическое видение этой структуры дополнялось у него пониманием существования других классов, слоев и групп помимо двух главных. Более того, вопреки своей упрощенной концепции борьбы двух классов, Маркс дал блестящие образцы анализа сложных взаимоотношений между различными социальными группами, находящимися внутри и вне выделенных им классов-антагонистов. Подобные образцы мы находим, в частности, в таких известных его работах, как «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» (1850) и «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852).

В современном буржуазном обществе, помимо пролетариата и буржуазии, Маркс, в частности, рассматривает в качестве классов землевладельцев и мелкую буржуазию («переходный класс, в котором взаимно притупляются интересы двух классов…» [10, 151]). Иногда он обозначает как «фракции» более широкого класса такие социальные категории, которые осознают свои классовые интересы. Маркс использует такие понятия, как «слой», «промежуточный слой», «промежуточное сословие», «промежуточные классы», «средние классы», «либеральный средний класс» и т. п.

Необходимо отметить многозначность марксова термина «класс». Одни и те же категории выступают у него то как класс, то как часть класса, то как сословие. Класс земельных собственников он рассматривает иногда как часть класса буржуазии, иногда как самостоятельный класс. Так, в уже упоминавшейся неоконченной главе «Классы» из III тома «Капитала» он даже заменяет свою излюбленную классовую дихотомию трихотомией, выделяя вслед за Адамом Смитом три основных общественных класса: наемных рабочих, капиталистов и земельных собственников [11, ч. II, 458].

И все же дихотомическое классовое деление было у Маркса преобладающим. В этом сказалось влияние и гегелевской диалектики, и его революционного бойцовского темперамента. Но такое ввдение классовой структуры было связано и с собственно социологическими представлениями Маркса об этом предмете. Во-первых, он понимал дихотомическое деление классов не только как реальное, но и как идеально-типическое, о чем свидетельствует его анализ внутриклассовых, внеклассовых и межклассовых социальных категорий. Во-вторых, дихотомическая картина классов была связана с марксовым пониманием базовой тенденции их развития — тенденции к поляризации.

Хотя Маркс и признает существование в современном капиталистическом обществе других классов и слоев, помимо буржуазии и пролетариата, все они, с его точки зрения, в перспективе должны исчезнуть. Это относится и к осколкам, «пережиткам» прежних формаций, и к средним, промежуточным слоям, которые должны быть размыты и раствориться среди главных классов-антагонистов. Маркс предсказывает «неизбежный при современной системе процесс гибели средних буржуазных классов и крестьянского сословия…» [23, 429].

Предсказания Маркса об исчезновении средних классов, об абсолютном и относительном обнищании пролетариата при капитализме к настоящему времени не осуществились. Представление о том, что социальное развитие — это непрерывная борьба классов, выступающая в качестве движущей силы этого развития, было, разумеется, односторонним и упрощенным. Оно фиксировало внимание только на классовом конфликте, оставляя без внимания, во-первых, внеклассовые социальные конфликты, во-вторых, сотрудничество между классами, которое подчеркивал Конт. В работах Маркса для социологического изучения классов имели значение не столько его классовые дихотомии и прогнозы, сколько сам акцент (зачастую чрезмерный) на роли социальных конфликтов, анализ экономических факторов этих конфликтов, исследование положения и взаимодействия различных классов и групп в конкретных обществах и социальных ситуациях.

10. Социология познания

Маркс первым стал разрабатывать проблемную область, или социологическую дисциплину, занятую изучением социальных факторов, социальных механизмов и социальных следствий познавательных процессов. Впоследствии эта дисциплина получила название «социология познания». Маркс считал, что, подобно тому как о человеке нельзя судить на основании того, что он сам о себе думает, так и об обществе и социальных группах невозможно судить на основании тех представлений, которые они сами о себе создают. Поэтому задача социальной науки — обнаруживать скрытую, глубинную социальную реальность, которая лежит в основе разнообразных идей, представлений, знаний, верований. Маркс одним из первых разрабатывал это положение, на котором базируется не только социология познания, но и вся социология целиком.

Наиболее концентрированное выражение социологический подход к познанию нашел в марксовой концепции идеологии. Под идеологией Маркс понимал сознательное и бессознательное мифотворчество, призванное, во-первых, заменить подлинную социальную практику, во-вторых, замаскировать свою связь с этой практикой. Общество и, прежде всего, господствующие классы представлялись ему своего рода гигантскими фабриками по производству иллюзий: политических, юридических, научных и, тем более, религиозных, моральных и художественных. Подлинная же наука, которая не связана с сохранением социального статус-кво и «разгадала» связь этих иллюзорных образований с экономическими и политическими интересами противоборствующих социальных сил, является, по Марксу, антиподом идеологии. Только в будущей коммунистической формации социальные отношения станут настолько простыми, ясными и прозрачными, что идеологии исчезнут, так как исчезнет потребность в этом надстроечном камуфляже.

В процессе анализа разнообразных идеологических конструкций Маркс добился значительных успехов. Его подход открывал плодотворные пути изучения взаимосвязей социальных и познавательных процессов и закладывал основы важной социологической дисциплины. Но, к сожалению, Маркс так увлекся разоблачением идеологий, что стал воспринимать как иллюзии, маскирующие классовые интересы, любые идеи нерадикального характера или отличающиеся от его собственных.

«Социолог познания» в таком понимании превращался в своего рода «срывателя масок», «разоблачителя» и «разгребателя грязи», действительной или мнимой. При этом, разоблачая классовые иллюзии различных мыслителей, Маркс забывал применить «социологию познания» к своей собственной доктрине.

Уверовав в то, что ее связь с интересами самого «прогрессивного» класса, пролетариата, гарантирует ей свободу от идеологических предрассудков, истинность и необычайную действенность, он всерьез не задумывался над тем, как его учение будет реально функционировать в различных социальных средах (в том числе в пролетарской среде), как оно будет пониматься и применяться. Ему представлялось это вполне очевидным: достаточно одержать теоретические победы над оппонентами, чтобы учение понималось и применялось так, как это представляется ему самому. Между тем, учение было многозначным, противоречивым и незавершенным. А оказываясь впоследствии на разной социальной почве, в различных обществах, социальных классах и слоях, оно истолковывалось и функционировало по-разному и далеко не так, как это представлялось Марксу.

11. Заключение

В творчестве Маркса научные и политико-практические аспекты переплелись теснейшим образом. Хотя сам он считал себя ученым и был им в действительности, наука в его глазах была прежде всего не целью, а средством революционного преобразования общества. Поэтому при рассмотрении его социологии необходимо постоянно различать научные и вненаучные стороны его творчества, взаимовлияние которых очень велико. В целом творчество Маркса носит чрезвычайно многозначный, противоречивый и незавершенный характер, что породило множество разнообразных и взаимоисключающих его интерпретаций. Вместе с тем, несмотря на эти черты его творчества, а отчасти благодаря им, оно оказало стимулирующее воздействие на самые разные стороны социологического знания. Хотя Маркс не использовал термин «социология», он разрабатывал синтетическую науку об обществе, которая в действительности соответствует признакам социологии как науки.

В онтологическом аспекте Маркс внес важный вклад в открытие социальной реальности, рассматривая общество как систему связей и отношений между индивидами, как фактор и результат трудовой деятельности людей, которые одновременно формируют социальные системы и формируются ими. Общество, по Марксу, не просто «включено» в природу; оно находится с ней в сложных отношениях взаимообмена благодаря труду, который связывает его с природой и вместе с тем противопоставляет его ей.

Хотя главные постулаты материалистического понимания истории недоказуемы и неопровержимы и носят метафорический характер, в нем содержалась очень важная для социологии установка на изучение глубинных социальных структур, скрытых за теми представлениями, которые общества и группы создают о себе. Маркс подходил к изучению общества как к системе; системное видение общества было воплощено у него, в частности, в понятии «общественная формация». В его теории присутствовала тенденция к экономическому редукционизму, но вместе с тем он рассматривал экономику как подсистему социальной системы и исследовал взаимодействие этой подсистемы с другими.

Как и Конт, Маркс не проводил четкого различия между обществом и человечеством, рассматривая последнее как просто расширенное до предела общество. Все общества в его представлении в принципе развиваются по одним и тем же законам. Как и Конт, Маркс верил в социальный прогресс. Но его представление о социальном развитии было менее упрощенным, чем у Конта. Он исходил из многолинейного характера социальной эволюции, так как улавливал специфику отдельных обществ. Он внес важный вклад в исследование социального изменения, социальной и политической революции. Вместе с тем он недооценивал позитивное значение социальной преемственности и склонен был смешивать социальную революцию с политической. Его трактовка социальных классов и социальных конфликтов стала парадигмальной: в противовес контовской «консенсуальной» парадигме общества она вместе с социальным дарвинизмом заложила основы «конфликтной» парадигмы социального развития. С Маркса начинается традиция исследования позитивных функций социального конфликта в социологии.

На понимание Марксом социальной реальности сильнейшее влияние оказали его радикализм, социально-политическая утопия, провиденциа-листская вера в повсеместное торжество коммунизма и в освободительную миссию пролетариата. Его научные исследования были прежде всего средством обосновать post festum эти уже сформировавшиеся ранее идеалы. Отсюда деление на «предысторию» и «подлинную» историю, перерастание исследования революций в тезис о необходимости непрерывной ре-волюционизации общества, превращение изучения классовой борьбы в ее восхваление. В итоге пролетариат, устанавливающий, по Марксу, свою диктатуру, выступает уже не в роли «могильщика», а в роли «убийцы» господствующих классов.

В эпистемологическом аспекте важное значение имеет сочетание у Маркса теоретического анализа с опорой на большой эмпирический материал. Как и Конт, Маркс исходит из представления о существовании законов исторического развития и исторической необходимости, что нередко приводит его к историческому провиденциализму и фатализму. В его методологии всегда присутствует стремление к выявлению всякого рода противоречий и конфликтов, к объяснению ими различных социальных процессов. На Маркса как на одного из своих предшественников ссылаются две противоположные традиции социологической методологии: «позитивистской» и «объясняющей», с одной стороны, «антипозитивистской» и «понимающей» — с другой. Ряд отраслей социологического знания уходит своими корнями в его теории: социология познания, экономическая социология, социология политики и т. д. В работах Маркса можно найти применение разнообразных социологических методов: историко-генетического, историко-сравнительного, структурно-функционального и др.

Научная этика Маркса носила двойственный характер. Вообще профессиональная этика социолога предполагает, что он как ученый всегда готов поставить под вопрос существующие социальные институты. В этом отношении профессиональная этика Маркса, безусловно, была социологической. Эта этика бескомпромиссного поиска истины, основанная на признании преходящего характера существующих институтов, бесконечно возвышала его над теми учеными-консерваторами, которые просто из-за страха потерять должность доказывали, что, выражаясь гегелевскими словами, «все действительное разумно».

Поиск социологической истины неотделим от социальной критики, и этот элемент в марксовой социологии несомненно присутствовал. Но величина этого элемента у Маркса была чрезмерной, и отмеченное преимущество незаметно перерастало в серьезный изъян. Его радикализм и экстремизм, стремление революционизировать все и вся приводили к тому, что из социолога, изучающего и, естественно, критикующего общество, он превращался в политика, разрушающего объект своего изучения. Наука для Маркса была скорее средством изменить мир, чем объяснить его. Он был нетерпим к своим научным оппонентам. Поэтому этика политического революционера в нем часто одерживала верх над этикой ученого.

Литература

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.

2. Энгельс Ф. Письмо Конраду Шмидту 5 августа 1890 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37.

3. Грамши А. Наш Маркс // Грамши А. Избр. произведения. М., 1980.

4. Hess M. Die Folgen einer Revolution des Proletariats // Hess M. Philosophische und sozialistische Schriften. 1837–1850. Berlin, 1980.

5. Stein L. von. Sozialismus und Kommunismus des heutigen Frankreichs. Leipzig, 1842.

6. Энгельс Ф. Письма из Лондона // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1.

7. Маркс К. Письмо Эдуарду Спенсеру Бизли, 12 июня 1871 г. // Там же. Т. 33.

8. Маркс К. Критика политической экономии (черновой набросок 1857–1858 годов) // Там же. Т. 46, ч. I.

9. Маркс К. Письмо П. В. Анненкову, 28 декабря 1846 г. // Там же. Т. 27.

10. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Там же. Т. 8.

11. Маркс К. Капитал. Т. III // Там же. Т. 25, ч. I, П.

12. Маркс К Экономические рукописи 1857–1859 годов // Там же. Т. 46, ч. I.

13. Маркс К Оправдание мозельского корреспондента // Там же. Т. 1.

14. Маркс К Экономическая рукопись 1861–1863 годов // Там же. Т. 47.

15. Маркс К. Наброски ответа на письмо В. И. Засулич // Там же. Т. 19.

16. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Там же. Т. 21.

17. Маркс К. К критике политической экономии // Там же. Т. 13.

18. Маркс К. Введение (Из экономических рукописей 1857–1858 годов) // Там же. Т. 12.

19. Маркс К. Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г. // Там же. Т. 7.

20. Маркс К. Капитал. Т. I // Там же. Т. 23.

21. Маркс К. Нищета философии // Там же. Т. 4.

22. Маркс К. Письмо И. Вейдемейеру, 5 марта 1852 г. // Там же. Т. 28.

23. Маркс К. Наемный труд и капитал // Там же. Т. 6.

Загрузка...