– Яр, послушай, тут такое дело… тебе срочно нужно найти семью.
– Чего-чего? – выпадаю я в осадок, отрывая взгляд от контракта.
– Семь-ю, – по слогам повторяет мой спортивный агент, нетерпеливо мельтеша перед глазами.
– Да, я расслышал. Со слухом у меня порядок. А вот у тебя с речью явно проблемы – ты несешь какую-то пургу, Стас. Какую еще семью?
– Нормальную такую. Обыкновенную. Нет, в идеале как на картинке, – тычет мне тошнотворно идеальным рекламным плакатом в нос Стас, – чтобы, глядя на вас, все пускали слюни, слезы и сопли умиления.
Я откладываю ручку и смотрю на Стаса в упор.
Определенно: мой агент окончательно рехнулся. Я ему давно говорил, что работа двадцать четыре на семь триста шестьдесят пять дней в году до добра не доведет. Станиславу Эдуардовичу срочно нужно в отпуск. О чем я ему и сообщаю.
А тот и бровью не ведет, упорно продолжая гнуть свое:
– Общество любит примерных семьянинов, Яр. Оно готово прощать им едва ли не все их маленькие и не очень грешки. А нам такой пиар сейчас не помешает. После скандала с твоим младшим братом. Ты же не хочешь, чтобы эту тему продолжали мусолить в прессе, полоща в его дерьме твое честное имя?
– А ты бы хотел?
– Вот! Поэтому нам нужно выдать не менее шокирующую новость, чтобы сместить фокус внимания прессы. Клин клином вышибают. Работает безотказно, я тебе гарантирую.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты мой спортивный агент, а не пиар-менеджер.
– Джонсон со мной согласна.
– Вы чокнутые, – качаю головой. – Давай шокируем чем-нибудь более приземленным.
– Не прокатит. Семья – единственный козырь, что есть у нас в рукаве. Да и, по-моему, ты уже сильно подзадержался в статусе завидного холостяка.
– Ты сейчас напоминаешь мне мою мать.
– Я не шучу.
– Так и я тоже. Просто… как ты себе это представляешь? Нет, серьезно, что значит «найти семью»? Так не бывает. Это так не делается.
– В этом мире делается все. Важна только цена вопроса.
– Нет, – отказываюсь наотрез. – Исключено. Я не буду искать себе фиктивную жену, если ты об этом.
– И ребенка.
– Ах, ну если жену и ребенка, то конечно… Стас, ты себя вообще слышишь? Какая жена? Какой, к черту, ребенок? Люди не дураки и понимают, что по щелчку пальца семья не появляется.
– Если спортсмен достаточно скрытный, то почему нет? Тебя треплом не назовешь. В социальных сетях ты не зависаешь. На сайтах знакомств тоже замечен не был. Может, ты просто не афишировал свою личную жизнь? Кстати, это общественность уважает!
– На клюшке я вертел твою общественность.
– А хамство порицает.
– Скажи честно, ты издеваешься надо мной? – откидываюсь на спинку стула, покручивая в пальцах бумажный стаканчик с двойным эспрессо.
– Я пытаюсь спасти твою карьеру, Ремизов.
– А есть ли смысл спасать то, что неизбежно пойдет ко дну? Сколько мне осталось играть? Год? Два? Мне тридцать семь. Я уже досыта наелся бесконечных сборов, предсезонок, матчей и шибанутых фанаток. У меня за жизнь было уже столько этих контрактов, – отшвыриваю от себя папку, – что я могу на туалетной бумаге сэкономить на пару лет вперед.
– Ты сейчас на пике формы. В прошедшем сезоне взял кубок за океаном. Весной – золото чемпионата. А в следующем году у тебя есть все шансы поехать на Олимпиаду. И ты реально считаешь, что сейчас самое время повесить коньки на гвоздь? Я так не думаю. А значит, нам нужно воскресить твою хорошую репутацию, влюбить в тебя общественность и найти тебе жену и ребенка. И все это в максимально сжатые сроки.
Я отвожу взгляд, делая глоток кофе.
Образцов – чертовски умный ублюдок и знает, на какие мозоли давить. Сложно не согласиться с его доводами. Я к этой Олимпиаде шел всю свою сознательную жизнь. У меня было две попытки, и обе провальные: третье и четвертое места. В следующем году у нашей сборной есть все шансы взять золото. И я хочу его выиграть. И гордо повесить на шею еще одну медальку перед завершением профессиональной карьеры. Правда. Но скандал вокруг брата нехило меня подкосил…
Все началось с того, что в крови Ремизова-младшего нашли допинг. Лошадиную дозу. Прямо перед чемпионатом мира. Что логично – его отстранили от игр. Но раздолбаю Гордею и этого было мало: пару недель назад он вляпался в историю с наркотой. Неприятную, грязную и скандальную. Младшего братца поперли из команды. Мне же вежливо намекнули, что пора бы уступить свое место в Национальной хоккейной лиге молодым и перспективным, хотя чуть ли не вся команда держалась на моей, с*ка, пятерке!
Но положа руку на сердце я даже могу понять руководство своего бывшего клуба. В прессе после инцидента с Гордеем поднялась настоящая волна хейта. Столько дерьма на меня не выливалось даже в годы бурной молодости. И что самое паршивое, я в этой ситуации тупо пострадавшая сторона, никаким боком не имеющая отношения к употреблению братом запрещенных веществ. Знал бы, каким он балуется дерьмом, надавал бы ему хороших подзатыльников и нос сломал. Заранее. Чтобы вдыхать эту дрянь было нечем! А так я всего лишь разок хорошенько зазвездил ему в рожу, что тут же вызвало дикий общественный резонанс. Видео облетело весь интернет, и меня за компанию с Гордеем-наркоманом выставили буйнопомешанным неадекватом. Одно из изданий даже предложило проверить меня на содержание запрещенной пакости в крови. Серьезно?!
Короче, как оказалось, быть родственником преступника – это уже по умолчанию соучастие. Дать в нос брату – смертный грех. А журналюги нынче такие звери, что их никакими угрозами и подкупами не заткнуть. Поэтому теперь я здесь. Дома. В Москве. Завис в кабинете генерального менеджера столичного клуба с контрактом на руках. Контракт на кругленькую сумму и с самыми выгодными условиями в лиге.
Я должен был бы отбивать чечетку от радости, потому что за эти самые «условия» Стас бодался с управленцами клуба не один день. Но, занося ручку над строкой «подпись игрока», чувствую, что радоваться у меня совсем не получается.
– Ты принял правильное решение, дружище, – хлопает меня по плечу Стас, когда я отодвигаю от себя подписанные бумаги.
– Я еще ничего не принял. Я только пообещал подумать на досуге.
– Знаю тебя, это уже плюс пятьдесят процентов к моей победе. Ты же помнишь, что ответ нужно дать до начала сезона?
Итого: у меня неделя на то, чтобы смириться с мыслью, что мне придется корчить из себя примерного папашу и мужа перед лицом общественности. Улыбаться на фотосессиях, обниматься с чужим мне ребенком и клясться в любви левой бабе. Кайф! Тридцать семь лет я, как последний баран, мечтал о настоящей семье с любимой женщиной и до чего домечтался.
Эту мысль надо переварить.
– Помню. А если вдруг забуду, то у меня есть дотошный спортивный агент, который, если ему надо, и мертвого из могилы поднимет.
– Это называется не дотошность, а щепетильность.
– Одинаково приятно.
– Я уже поговорил со Стеллой. Она все сделает красиво. Даже не сомневайся. Обернет твой обмен в Россию в яркий фантик романтичной истории любви. Заокеанские клубы еще драться будут за право заиметь тебя к себе в команду.
– Хорошее слово «заиметь». У меня реально такое ощущение, что меня имеют все кому не лень. И ты в том числе, – поднимаюсь на ноги, подхватывая со стола телефон и ключи от тачки.
– Обижаешь, Ремизов, – сквозит искренняя обида в тоне товарища. – Я просто хочу помочь.
– Ладно, прости, – иду на попятную. – Настроение просто паршивое последнее время, вот и срываюсь. Задолбался я. Ты тут ни при чем.
– Мой тебе совет, пока не начался сезон, найди себе бабу, свали за город и хорошенько выпусти пар. Если ты понимаешь, о чем я, – хмыкает Стас.
– У тебя на все один рецепт, да? Баба. Если тебе хорошо – трахни кого-нибудь от радости. Если тебе хреново – трахни кого-нибудь с горя. У тебя в жизни вообще есть что-нибудь святое, кроме работы и бесперебойного потока женщин в постели?
– Есть. Пес Барбос. И нам с ним хорошо. Меня все устраивает.
– А еще говоришь, что я в холостяках засиделся.
– Ну, у меня до твоих тридцати семи еще два года в запасе, и я, по крайней мере, хотя бы пытаюсь с кем-то сконнектиться. А ты?
А у меня уже поперек горла стоят безуспешные попытки растормошить в себе хоть какие-то теплые чувства к женщине. Страсть, влечение, желание, похоть – разумеется. Я же здоровый мужик традиционной ориентации. Стоит у меня исправно. Но с недавних пор я понял, что на одном сексе далеко не уедешь. Как бы мастерски они все ни раздвигали ноги, меня не вставляет настолько, чтобы ввязаться во что-то большее, чем перепих на пару-тройку ночей. Быстро загораюсь, быстро тухну. Клиника.
– А я уже отчаялся найти то, что надо. Не повторяй моих ошибок. Не будь сильно избирательным тормозом, Образцов.
– Собираешься поменять «команду»?
– Да иди ты в пень, – хохочу, в шутку пихая друга в плечо. – Все, ладно, время задушевных разговоров закончилось. Я погнал. Нужно покончить с медкомиссией.
– Гони. И да, не забудь, что завтра после тренировки презентация. Явись на нее с чуть более счастливым взглядом. И морду побрей, выглядишь как абориген! – летит мне вдогонку. – Не забывай, что ты до одури счастлив и дико влюблен.
– Я еще не сказал «да», – бросаю, не оборачиваясь. – И сомневаюсь, что вообще скажу, – это я уже бурчу себе под нос, шагая по широким коридорам пустого в выходной день ледового. Который, согласно только что подписанному мной контракту, станет моим домом как минимум на ближайший календарный год.
Быстро перебирая ногами по ступеням, спускаюсь на первый этаж. Вокруг гнетущая тишина, которую разбивают только звуки отскакивающих от штанги шайб на арене. Притормаживаю у входа в один из секторов. Тренировка основной команды стоит завтра. Бросаю взгляд на наручные часы. Один хрен, к врачу за заключением я сегодня уже не успеваю. Сейчас в городе начнутся пробки, а мне пилить в самый центр.
Забиваю. Решу этот вопрос завтра утром. Заворачиваю на арену, она здесь добротная. Новая, чистая, одна из самых крутых в нашей лиге. На такой играть – одно удовольствие. Перевожу взгляд на лед, там под цепким взглядом тренера шпана со всей дури лупит шайбами по пустым воротам. Отрабатывают кистевой бросок. Занятно.
Поднимаюсь повыше и сажусь, наблюдая за пацанами. Им всем десять-четырнадцать лет. Не больше. Пылкие и резвые мальчишки с горящей в глазах жаждой прогнуть под себя этот суровый спорт. Неужели когда-то и я таким был?
Внутренний голос говорит – был. Только с тех пор столько воды утекло. Молодая дерзость изрослась. Запал покорить мир спорта пропал. Но любовь к хоккею – это уже что-то на генетическом уровне. Как бы паршиво временами ни было – хоккей у меня уже в ДНК.
– Ава!
– Господи, да? – испуганно выдыхаю в трубку. – Оглушила. Чего ты так кричишь? Что случилось? Ты мне весь телефон оборвала за последний час.
– Ты не отвечала.
– Я была на встрече с заказчиком. Мне было неудобно разговаривать.
– Ладно, проехали. Лучше скажи: ты слышала эту бомбическую новость?!
– Для начала – привет, сестренка. У меня все хорошо. Спасибо, что спросила.
– А, да, приветики! У меня тоже все тип-топ.
Человечку двадцать девять лет, а у нее в лексиконе до сих пор есть слова «приветики» и «тип-топ». Как думаете, нам с родителями уже стоит начинать бить тревогу? И хоть я старше Марты всего на три года, но иногда они кажутся пропастью. Особенно в такие моменты.
– Родители там как, Март?
– Вы не виделись всего неделю. За эти семь дней ровным счетом ничего не поменялось. Они все так же сокрушаются по поводу вашего с Димкой переезда в Москву и по-прежнему пытаются выдать меня замуж и заставить рожать им внуков.
– Хм, и твоя бомбическая новость как-то связана с последним?
– Щас, – фыркает мартышка, – не дождетесь. Я чайлдфри.
– Ну-ну, – посмеиваюсь я.
Снимаю с машины сигнализацию и забираюсь в салон. С неба начинает моросить. Куда ни глянь – зависли и давят серые свинцовые тучи. Сдается мне, накрапывающий дождик – это только начало. Первая неделя сентября совсем погодой не радует. И куда подевалось обещанное метеорологами бабье лето?
Я ставлю сумочку с рабочим лэптопом на пассажирское сиденье и завожу двигатель. Прижимая плечом телефон к уху, включаю печку, ежась от пробирающей до костей сырости. Что-то я озябла, пока бежала от крыльца кафе. Не простыть бы. Это сейчас будет совершенно не вовремя и не к месту.
– Ава, ты еще тут?
– Тут, тут.
– Чего молчишь?
– Задумалась. Так что там за новость? – спрашиваю, чувствуя по нетерпеливому сопению сестры на том конце провода, что если она мне ее немедленно не сообщит, то взорвется.
– Ты готова?
– К чему?
– К новости!
– Да… нет… наверное, – теряюсь. – Марта, не томи.
– Ладно, но ты хотя бы сидишь?
– Насколько это возможно, да. Говори уже.
– Ярослав Ремизов вернулся в Россию! Прикинь? И угадай куда? – Торжественная пауза. – Он подписал контракт с московским клубом. Бамс!
– Э-э-э… – зависаю я, искренне не понимая, как на это реагировать. – И-и?
– Что «и-и»? – удивленно переспрашивает сестра.
– Мне нужно этому событию порадоваться, или что?
– Ну ты чего, Рель? Он – Москва. Ты теперь тоже – Москва. Не улавливаешь?
– Прости, но нет.
– Он прилетел две недели назад. И вы с Димкой переехали на ПМЖ в столицу две недели назад.
– Допустим.
– Это судьба!
– Бред. Знаешь, сколько сюда ежедневно переезжает людей на ПМЖ? При чем тут судьба?
– Аврелия, не тупи! У вас же были шуры-муры по молодости! – вздыхает сестренка так тяжело, будто разговаривает с абсолютной и непроходимой тупицей. – А сейчас ты одна. Он тоже, судя по тому, что пишут в сети, один. Судьба дает вам второй шанс. Смекаешь?
– У нас с Ярославом никогда не было никаких «шур» и уже тем более «мур». Я встречалась с его младшим братом, ты забыла?
– Забудешь тут! У меня от этого козлины классный тринадцатилетний племянник. Хорошо, сын не в папашу пошел. А Ярослав вообще-то не такой, как Гордей.
– Он старше меня на пять лет.
– Так сказала, как будто на двадцать пять.
– Я это к тому, что не факт, что Ремизов меня вообще узнает при встрече. Да и когда это было? Вспомнишь тоже. Мы если и пересекались на сборах, то он всегда смотрел в мою сторону с полным безразличием.
– Ключевое – смотрел.
– Мартышка, заканчивай пачками глотать любовные романы и возвращайся в реальность. Я была ему неинтересна тогда, и сейчас вряд ли что-то изменится. Да и не будет никакой встречи. Глупости.
– Кто знает, кто знает. Шарик круглый, мегаполис маленький. Вы вполне можете где-нибудь пересечься. Да хоть на той же ледовой арене.
– Сомневаюсь. Их в Москве знаешь сколько?
– Сколько?
– Много! И как раз на одной «из» мне нужно быть через час. У Димки закончится тренировка, а я обещала его забрать. Поэтому, солнце, прости, но я отключаюсь и помчала.
– Эх, скучаю я по вам, Релька. В нашем унылом городишке хоть от скуки вой!
– Я тебе уже говорила: пакуй чемодан и давай к нам.
– У меня Питти.
Питти – забавный питомец сестры. Пес породы французский бульдог. Потешная, слюнявая животинка, в которой Марта души не чает. Хотя к двадцати девяти годам пора бы души не чаять в собственных детях, от мысли заводить которых сестренка упорно открещивается.
Блин, кажется, я опять начинаю говорить словами мамы. Тревожный звоночек.
– Бери его с собой. Питти своего.
– И куда же мы там вчетвером поместимся в вашу скромную двушку в тридцать квадратов?
– В тесноте да не в обиде, знаешь ли…
Мне, между прочим, пришлось продать роскошную трешку в центре родного города и взять немаленькую ипотеку, чтобы у нас с сыном была эта собственная «скромная двушка» в Москве. А потом еще и в кредит влезть, чтобы сделать ремонт.
Если бы не Димка и его явный хоккейный талант, который в нашем областном задрюпинске только губили, то я бы в жизнь не решилась перебраться в столицу. Москва – большой и шумный город. Здесь вечно кто-то куда-то бежит, торопится и опаздывает. Шум, гам и суета. Я же предпочитаю жизнь спокойную, тихую и размеренную.
– Я бы с удовольствием, но не могу, – вздыхает Марта, – у меня здесь работа.
– Ты парикмахер, Мартышка. В столице сотни, если не тысячи салонов красоты.
– Но нет моего. Ты же помнишь, сколько я вложила сил и средств, чтобы открыть свой небольшой кабинетик и расширить его до салона?
– Значит, пора ставить новые цели.
– Не смогу.
– Я же смогла.
– Ты – другое дело, Релька. Из тебя такой классный вышел иллюстратор, что издательства с руками и ногами оторвать готовы. Ты уникальна. А парикмахеров у нас сейчас куда ни плюнь.
– Ты сильно себя недооцениваешь. Но спорить и уговаривать я тебя не буду. Просто знай, если что, мы с Димкой будем безумно тебе рады. Поняла?
– Поняла, – вздыхает сестренка. – Ладно, езжай уже, не заставляй нашу будущую звездочку ждать. И передавай ему привет от любимой тетушки.
– Обязательно, – улыбаюсь я. – Тетушка.
Распрощавшись с сестренкой, отбиваю вызов и трогаюсь с места. Выруливаю из кармашка и пристраиваю свой красный «жук» в плотный автомобильный поток, тут же застревая на светофоре. Замечательно. Иногда у меня складывается ощущение, будто в этом районе такое сосредоточение трехцветных регулировщиков, сколько их во всех остальных районах Москвы, вместе взятых, не наберется. Серьезно.
Откидываю голову на подголовник. Барабаню пальцами по рулю и невидящим взглядом наблюдаю за бегущими на красном табло цифрами. По крыше мерно стучит капель. У меня в голове роится целый ворох суматошных разрозненных мыслей. Не замечаю, как в один момент хватаюсь за единственную – самую яркую и громкую.
Яр вернулся.
Не сказать, чтобы мы были хорошо знакомы. Не понимаю, с чего Марта взяла, будто у нас с Ремизовым-старшим была или будет какая-то связь. Иногда ее энтузиазм, возникающий на ровном месте, убивает! Наивная она у нас, да еще и фантазерка. У нас с Ярославом нет и никогда не было ничего общего. Он – мировая звезда хоккея. Я – подающая надежды фигуристка. В прошлом. Разумеется, у нас были сборы на общих базах. И да, мы пересекались. Но не более того.
Ярослав старше меня на пять лет, и в тот год, когда я познакомилась и поддалась очарованию его младшего брата, Яр подписал жирный контракт с заокеанской лигой и улетел в Штаты. Отношения у братьев всегда были натянутые. Общались они редко. Пока я встречалась с Гордеем, толком о Яре ничего и не слышала, кроме того, что бывший считал старшего брата зазвездившейся выскочкой с непомерно раздутым эго.
К слову, мне Ярослав таким никогда не казался. Конечно, я пялилась на него со стороны! А как иначе? Заглядывалась и восхищалась. Но уже тогда понимала: где этот парень, а где я? За ним бегали все наши девчонки постарше. Спортивный, высокий, настоящий красавец. Спокойный, уравновешенный, да еще и перспективный игрок, которому все пророчили блестящее будущее. Гордей на его фоне мерк, и это его неимоверно бесило…
Потом я забеременела. И фигурное катание пришлось оставить, так и не осуществив свою мечту об олимпийском золоте. В девятнадцать я родила и окончательно завязала со спортом. Обстоятельства так сложились. Приоритеты сместились в пользу сына. И если Ярослав и приезжал на базу, когда выступал за сборную страны, то больше я его не видела. Поводов не было. И, вопреки уверенности сестры, Москва не такой уж и маленький город. А вероятность пересечься здесь катастрофически мала.
Интересно, Гордей тоже вернулся?
А впрочем, прислушиваюсь к себе и понимаю: нет, неинтересно. Мартышка наверняка и это знает. Она любит следить за новостями из мира звезд и засорять свой мозг ненужным хламом. Но десять лет назад я наложила табу на имя отца Димки в нашем доме. С тех пор лишний раз она о нем не заикается. О появлении сына я не жалею, но его отец – редкостная скотина, которой не было и не будет места в нашей жизни…
Из мыслей выныриваю под оглушительные сигналы клаксонов. Черт! Задумалась и не заметила, как загорелся зеленый. Стройные ряды машин уже рванули вперед, а стоящие за мной нетерпеливые водители бесятся и нервно дышат мне в бампер.
Я выругиваюсь и давлю по газам. Щелкаю по мультимедийной системе. Включаю первое попавшееся радио и прибавляю громкость, развеивая забойными ритмами современной попсы воспоминания былых лет. Что было, то прошло. Сейчас у меня все замечательно. Классная работа, красавец сын и полная свобода действий. А любовь? Да кому она нужна…
Сегодняшняя тренировка выжимает из нас с парнями все соки. После вчерашнего постыдного проигрыша не самой сильной команде лиги тренер вставляет такие пистоны, что после двух часов на «земле» и часа на льду мы еле гребем ногами в раздевалку.
Я стягиваю с себя насквозь пропитанную потом амуницию. Мышцы забились и «стонут». Сажусь на лавку. Упираю локти в колени и даю себе две минуты передохнуть. Может быть, я и на пике формы, только в тридцать семь телу уже требуется гораздо больше времени на то, чтобы восстановиться после вот таких адовых забегов, нежели молодым парням, кому по двадцать. Таких у нас в команде пятьдесят процентов, и они вон скачут резвыми козликами в душ. Мы же – старички – переглядываемся и понятливо хмыкаем.
Нет, я не жалуюсь. Это моя работа, и я сам ее выбрал. Скорее намекаю Вселенной, что совсем не отказался бы сейчас попасть в нежные и заботливые женские руки. Ласки хочется. И не только ее.
– Вы как хотите, а я пошел к нашим костоправам, – заявляет Миха, наш вратарь. – Пусть хорошенько промнут, иначе завтра не разогнусь.
– Да уж, сегодня было особенно больно, – поддакивает ему защитник Леха. Ему сегодня вообще шайбой под щиток зазвездили. Теперь у него на боку красуется охеренно здоровый фиолетовый синяк, на который он смотрит, сокрушаясь:
– Жена меня убьет. Или бросит. Уже и так запилила. Вечно, говорит, ходишь как собака побитая.
Завидую. Мне бы его проблемы. Меня никто не пилит и о моем здоровье не заботится. Мать разве что. Но это несравнимо другое. А так хотелось бы… но мне в ближайшее время если женское внимание и светит, то только продажно-покупное. Фиктивное.
– До свадьбы пройдет, Лех, – подкалывают ребята.
– До чьей?
– Как чьей? Твоей.
– Ну, жена же бросит.
– Да ну вас на хрен, шутники! – отмахивается Леха, посмеиваясь.
– И чего разгунделись, как девочки? – заглядывает в раздевалку тренер. – Устали? Ничего. Будете знать, какова цена ваших нелепых ошибок и глупых поражений. Все живы?
– Так точно.
– Еще дышим, – наперебой выдают парни.
– Это хорошо. На вас еще пахать и пахать. Ремизов?
– Я, – подаю голос.
– Отлично отработал в связке с Черкасовым и Бессоновым. Так держать.
Мы с парнями переглядываемся, кивая друг другу. Пожалуй, комфортней партнеров по пятерке, чем Бес и Черкас, найти было бы сложно. У одного бешеная скорость, у второго кошачья ловкость. Раздавать шайбы, когда ты центровой в такой связке, – чистый кайф.
– Спасибо, тренер.
– А я? – ржет наш главный шутник в команде – Елисей Еремеев. – По-моему, я сегодня был просто фантастически хорош на льду, Иван Федотыч. Вам так не кажется?
– Кажется, – хмыкает тренер, – кажется, что на следующей игре, Еремеев, ты будешь фантастически хорошо смотреться на скамейке запасных, если не научишься давать пас в руки сокомандникам. Усек?
– Усек.
– Завтра тренировка на час раньше. «Земли» не будет, настраивайтесь сразу на лед. В расположение клуба прибыть за два часа. Разберем вчерашний матч. Всем все ясно?
– Так точно, Иван Федотыч.
– Ясно как белый день.
– Все. До завтра, парни.
Тренер уходит, и команда медленно рассредоточивается кто куда. Одни уже из душа сваливают домой, а другие только тащат свое тело в душевые. Я всегда из вторых. Припозднившихся и тех, кого дома никто не ждет.
Подставляю спину под упругие горячие струи. Приятно до звезд в глазах. Ребята переговариваются, образуя вокруг монотонный гул из голосов. Я отключаюсь, пропуская их треп мимо ушей. Неторопливо смываю с себя пот и усталость прошедшего дня. Круговыми движениями разминаю шею и плечи. Напряжение начинает медленно разжимать свои тиски. В башке свистит ветер. Пожалуй, один из плюсов нечеловеческих нагрузок – ты устаешь настолько, что функция думать отрубается.
Прогревшись до самых костей, я резко переключаю воду с горячей на бодряще-холодную. Кожу обжигают ледяные иглы. Организм просыпается. И только потом выхожу из душа, обмотав полотенце вокруг бедер.
Одеваюсь. Сгребаю вещи в спортивную сумку и покидаю раздевалку позже всех парней в команде. На телефоне висит три пропущенных от матери. Сомневаюсь, что это что-то срочное, но мысленно ставлю зарубку – перезвонить. Бросаю взгляд на часы. Время подбирается к пяти. В самый раз. Закидываю сумку на плечо и уже проторенными дорожками поднимаюсь на трибуну, занимая свой «пост».
Пять раз в неделю по два часа здесь тренируется подростковая команда. Аккурат после нас. И сейчас парни в сопровождении главного тренера выкатываются на лед. Жужжат и трещат, как потревоженный улей, пока Трофим Сергеич их не усмиряет. Раздает цеу и свистком объявляет начало тренировки.
Я наблюдаю. Вторую неделю подряд. Честно говоря, и сам не заметил, как втянулся. Все пацаны такие разные. Кто-то дерзкий, кто-то борзый. Есть те, кто откровенно лажает, есть и парочка бесперспективных. А есть… да вон как тот русоволосый парень – талантище. Играет так, будто у него не руки, а клюшки, а на ногах не коньки, а реактивные торпеды. Жилистый, юркий, резвый и соображает быстро, что в хоккее играет не последнюю роль. Подрывается моментально. Стреляет прицельно. Наблюдать за ним одно удовольствие. Правда, с такими навыками ему бы нападающим быть, а не защитником.
– Здоров, Яр, – хлопает меня по плечу подошедший со спины второй тренер подростковой команды. – Преемника себе в команду присматриваешь? – Присаживается рядом.
– Привет, Кирюх. Годика два еще поиграю, а потом было бы неплохо найти мне годную замену. Кто-то же должен ваш клуб к кубку тащить, – хмыкаю.
– Прям-таки всего два?
Я пожимаю плечами.
– Что будешь дальше делать, не думал?
– Пес его знает.
– Перепрофилироваться в тренера не думал? Я слышал, что ты и вышку окончил по соответствующей специальности. За таким тренером, как ты, очередь из клубов встанет, чтобы тебя к себе в штаб заиметь.
– Тенденция меня «заиметь» уже откровенно начинает пугать.
– В смысле?
– Забей. Я так, о своем. А по поводу тренерства – одно дело играть, и совсем другое – преподавать. Тебе ли не знать? Не знаю, выйдет ли из этого какой-то толк. Рано пока об этом говорить.
– А я-то думал, ты готовишься. Уже не первый раз вижу тебя на тренировках парней. А ты, выходит, реально просто из любопытства? Или…
– Или что?
– Протежируешь кого?
– Не переживай, бастардов тут моих нет, если ты об этом. Слушай, Кирюх, как зовут вон того парня? – Кивком головы показываю на светло-русого защитника в белом свитере, пулей пересекающего коробку.
– Которого? Двадцать пятый? Так это Димка Фомин. Новенький наш. Только пару недель как к команде присоединился. Из области с матерью переехал в Москву. Скажи, хорош, правда?
– Да, – киваю, – очень даже. – Слежу за каждым движением пацана, а самого переклинивает. На фамилии Фомин. Где-то я ее уже слышал. Причем очень отчетливо и не раз.
– Батя у него хоккеист?
– Насколько я знаю, нет.
– Мать?
– Нет, – ржет Кирюха, – мать у него красотка. Ладненькая, маленькая, хрупкая, как куколка. Но в хоккей не играет, насколько мне известно.
На информации о матери парня не зацикливаюсь. И то, что Кирюха ее всю просканировал и запал, меня не удивляет. Он тот еще бабник. Некоторым даже штамп в паспорте пускать слюни и торчать причиндалами на других баб не мешает. Каждый живет как умеет. А вот фамилия пацана покоя не дает. Любопытно, откуда я могу ее знать. Может, просто чей-то однофамилец?
– Он сам захотел играть на позиции защитника? – спрашиваю.
– Он в своей старой команде был в защите. Пошел по накатанной.
– Не его это. С его хваткой и скоростью – ему бы в нападение. Вратари вешаться будут – играть против такого противника архисложно. Почти нереально просчитать ход его мыслей.
– Трофимыч тоже такого мнения. Вот, а говоришь – в тренеры не пойду, – хмыкает Кирюха, – у тебя вон как глаз наметан. Ты подумай об этом.
– Обязательно подумаю.
– Ладно, – поднимается на ноги Кир, – пойду работать. Рад был повидаться, Яр.
– Взаимно. Давай, удачи.
– Бывай.
Пожимаем руки, и Кирюха удаляется на свой тренерский пост.
Я упираюсь локтями в колени и не свожу глаз с номера двадцать пять. Он со своей пятеркой играет в пас. Разыгрывает одну из примитивных комбинаций, которую вратарю прочитать как нефиг петь. Но… Момент – и шайба в воротах, с подачи угадайте кого?
Улыбаюсь. Я же говорю, талант этот Дмитрий Фомин.
Дима.
Фомин.
Или Фомина?
В голове начинают крутиться шестерни. Медленно и со скрипом. Я приклеиваюсь взглядом к нашивкам на свитшоте парня, когда краем глаза замечаю движение по левую руку от меня. Ничего интересного. Скорее всего, кто-то из бдительных родителей подкатил.
Мажу быстрым взглядом по еще одному «зрителю» и отворачиваюсь.
Момент.
Меня словно током прошибает узнавание. Снова оглядываюсь. Внутренности скручиваются замысловатыми бантиками. Фомин – Фомина. Да быть того не может!
– Ава? – окликаю девушку, замершую у перил.
Она неуверенно оборачивается. Смотрит на меня долгое мгновение расфокусированным взглядом. Изучает, пытаясь сообразить, кто я такой и откуда знаю ее имя. Наконец-то отмирает, удивленно спрашивая:
– Ярослав?
– Ма-а-ам, ты меня слушаешь вообще?
– Слушаю, конечно.
– И что я только что сказал?
– М, что-то про тренировку?
– Дело – труба. Я сказал, мне нужны новые клюшки. Ты говорила, что в начале сезона закажем. А он уже вовсю идет, – шагает вперед спиной передо мной сын, со спортивной сумкой наперевес. Такой высокий и взрослый, что временами бывает сложно поверить, что это действительно я его родила.
– Да, – потираю переносицу, – точно. Я совсем закрутилась и забыла. Прости, пожалуйста, Дим. Завтра после тренировки поедем и все сделаем. Идет?
– Окей, – тянет Димка. – И краги тогда закажем.
– Мхм.
– Новый шлем тоже не помешает. У старого крепление разболталось.
– Крепление можно подтянуть.
– Ну мам!
– Хорошо.
– А, да и коньки надо.
– Ну вы сильно-то не наглейте, молодой человек! – наигранно охаю, снимая сигналку со своего «жука». – Я, может, и закрутилась, но пока соображаю.
– Эх, не прокатило, да?
Я смеюсь и треплю своего любимого хоккеиста по русоволосой шевелюре.
Димка брыкается:
– Да мам, прическу испортишь!
– Ладно-ладно, не трогаю я твою прическу. Лучше расскажи, как твой день прошел?
– Так я же уже рассказал.
– Когда?
– Пять минут назад.
– А, да?
– Родитель, слушай, а у тебя все в норме?
– Разумеется. А почему ты спрашиваешь?
– Ты какая-то странная сегодня.
– То есть? – удивленно оглядываюсь на сына, замирая у открытой двери с водительской стороны.
– Тормозишь немного.
– Вот спасибо!
Димка смеется и ныряет в салон.
– И ничего я не торможу! – возмущенно протестую. Хотя кому я вру? Сын знает меня как облупленную, и я действительно сегодня малость притормаживаю. Встреча с Ярославом выбила меня из колеи. Буквально за час «до» Мартышка прожужжала мне про него все уши, всколыхнув воспоминания, а потом вот…
Оказывается, новости не врут. Ремизов действительно вернулся в Россию и подписал контракт с клубом, которому принадлежит этот ледовый дворец спорта. То есть видимся мы в первый, но далеко не в последний раз. И я пока понятия не имею, как к этому относиться.
– Ты опять зависла, ма. Мы едем или как?
– Едем, – посмеиваюсь, садясь за руль.
– Я жутко хочу хавать!
– Как насчет огромной пиццы? Мне сегодня так лень готовить.
– У меня спортивная диета, ты забыла?
– Это значит «нет»?
– Это значит, ты самая крутая мама на свете. Давай сразу две? Разных!
– Ну и аппетиты у тебя, ребенок.
– Я растущий организм.
– Растущий организм, расти помедленней, а? Я не успеваю насладиться счастливыми годами материнства. Ты уже почти с меня ростом.
– Не почти, а с тебя, – довольно задирает нос Димка. Тот самый, по которому я его в шутку щелкаю.
– Ай, ма, ну ты чего со мной как с маленьким?
– А ты для меня есть и всегда будешь маленьким. Понял?
– Понял. Только не вздумай со мной сюсюкаться, – смешно хмурится Димка.
Бойкий он у меня, за словом в карман точно не полезет.
– Да какие уж тут сюсюканья, – вздыхаю, – ты даже в младенчестве был серьезный. Хмурился и пыхтел, когда бабуля с Мартой пытались с тобой агукать. Кстати, Марта звонила и передавала тебе привет.
– Принято. Ей потом тоже передавай. И бабе с дедом. Слушай, ну поехали уже, а?
– Принято, – передразниваю сына и завожу машину. Включаю щетки, смахивая капли дождя с лобового. Морось усиливается. Пока двигатель прогревается, глаза интуитивно устремляются к служебному входу на ледовую арену. Зачем? Не понимаю. Но точно зря. Сын будет ругаться, потому что я снова зависаю, и опять по той же самой причине.
Ярослав.
Ремизов выходит из ледового и, накинув на голову капюшон своей толстовки, широким шагом пересекает служебную парковку.
За те годы, что мы не виделись, он стал еще больше. Раскачался. Массу набрал. Возмужал и отрастил модную нынче щетину. Хотя чему удивляться, ему сейчас сколько? Тридцать семь или восемь? Если в молодости я заглядывалась на симпатичного молодого парня, то сейчас Ремизов – шикарный и немного пугающий остротой своего взгляда мужчина. Мужчина, знающий, как на него реагируют женщины.
Мне стыдно, но я снова на него засматриваюсь. Как будто мне не тридцать два, а все те же восемнадцать. И я не мама взрослого сына, а робкая и наивная девочка, не искушенная в вопросах мужского внимания. Нет, я не то чтобы заядлая разбивательница сердец и прыгаю из романа в роман! Я вообще после отца Димки встречалась только с одним мужчиной. Но, боже, я же уже старая, чтобы так реагировать на противоположный пол! Пусть даже такого шикарного представителя, как Ярослав…
– Ава? – слышу окликнувший меня незнакомый мужской голос.
Оглядываюсь и впадаю в легкий ступор. Да ладно! Быть того не может. Мартышка, похоже, накаркала.
– Ярослав?
– Он самый, – улыбается Яр. – Привет.
Я неловко переступаю с ноги на ногу и тоже растерянно улыбаюсь.
– Здравствуй.
Рассматриваю его внимательно до неприличия. В этом взрослом мужчине с ходу и не узнать того худенького парня, по которому сохла вся наша команда фигуристок. Пройди он мимо, я бы точно опозорилась, не поздоровавшись.
А вот он меня узнал. Запомнил как бывшую девушку своего брата? Скверно, я бы хотела запомниться другим. Но в любом случае – о-бал-деть.
– Ты так внимательно на меня смотришь, – хмыкает Яр. – Что, так сильно изменился?
– Изменился, – говорю честно. – Сильно.
– В худшую или в лучшую сторону?
– Ну, мы не сказать чтобы были хорошо знакомы, – замечаю. – Но визуально да, тебя теперь не узнать.
– Сколько времени прошло? Когда мы виделись последний раз? Десять лет назад?
– Почти четырнадцать.
Яр присвистывает.
Последняя наша встреча тет-а-тет была в столовой, на тренировочной базе. Яр угостил меня кофе, который был на редкость отвратным. Просто на базе другого не готовили. И самым вкусным в моей жизни манговым эклером, которые пекли только в одной пекарне в городе. Моей любимой пекарне. В тот момент мне даже показалось, будто между нами что-то проскочило. Ну, знаете, искры? Вот только в тот же день на базе появился Гордей и спутал все карты.
С тех пор много воды утекло. Это факт. Я за эти четырнадцать лет успела вляпаться в отношения с его братом, родить от Гордея ребенка, превратиться в мать-одиночку и завязать с профессиональным спортом. А ты, парень, чем похвастаешься?
– Обалдеть, – кивает Ярослав и замечает: – А вот ты ни капли не изменилась, фигуристочка.
Фигуристочка? Мой пульс учащается. Он помнит!
Голос звучит странно сипло, когда я спрашиваю:
– Это плохо?
– Обидно. Меня, видать, жизнь потаскала, – посмеивается Яр. – А вот от тебя все так же не отвести глаз, Аврелия.
– М, и как часто ты говоришь это женщинам?
– Ты единственная, кому я за свою жизнь повторил это дважды.
Мои щеки непроизвольно краснеют под его пристальным взглядом, которым он оценивающе сканирует меня с головы до ног. По позвоночнику проходит микроразряд тока. Я уже давненько перестала теряться рядом с мужчинами. Но Ярослав – это что-то особенное. Был, есть и будет. Что-то, от чего ноги становятся ватными. И не важно, сколько тебе лет.
– Присядешь? – убирает толстовку, освобождая соседнее сиденье мужчина. Хотя в секторе еще примерно с полсотни свободных скамеек, и, если бы я хотела присесть, точно без места бы не осталась.
– Нет, спасибо, – вежливо отказываюсь.
– Я не кусаюсь.
– Я ненадолго. Тренировка уже скоро закончится. Я сегодня не рассчитала и приехала чуть раньше, чем обычно.
Ярослав кивает. Переводит взгляд на хоккейную коробку. Какое-то время мы оба неловко молчим. Это так странно. Мы не виделись тучу лет. Оба выросли, поумнели и изменились. Я уже не девочка, он уже далеко не мальчик. Но легкое волнение между нами никуда не исчезло. То самое, что щекочет подушечки пальцев и поднимает волоски дыбом.
– Двадцать пятый номер, – говорит Ярослав, первым нарушая установившуюся между нами тишину.
– Что?
– Твой парень?
Я напрягаюсь. Думаю, это нормальная реакция матери-одиночки. Я понятия не имею, говорил ли Гордей своим родным, что у него есть сын. Но, судя по тому, что за тринадцать лет ни папаша, ни его родные не пожелали хотя бы раз поздравить ребенка с днем его рождения, – нет. Полагаю, что семейство Ремизовых в полном неведении. Врать я, конечно, не стану, но и развеивать неведение тоже не собираюсь.
– Да. Мой.
– Дима, да?
Я киваю.
– У пацана талант.
– Да, мне говорили.
– Можно нескромный вопрос?
– Попробуй, – улыбаюсь.
– Твой муж – отец Димки – хоккеист?
Как интересно сформулирован вопрос. Будто в нашей жизни все мужья – это биологические отцы своим детям.
Я увиливаю от ответа, говоря:
– Я не замужем.
Ярослав, кажется, теряется. Смотрит на меня нечитаемым взглядом и задумчиво хмурится. Возможно, в этот самый момент складывает «два плюс два».
На льду раздается свисток тренера и громогласное:
– Все молодцы, парни. Тренировка окончена. Давайте по домам!
Мальчишки, переговариваясь, быстро покидают лед.
– Мне тоже нужно идти, – говорю, разворачиваясь в сторону выхода. – Рада была повидаться, Ярослав.
– Пацаны сейчас как минимум на полчаса зависнут в раздевалке.
– И?
– У нас есть время выпить кофе.
– У меня весьма предвзятое отношение к кофе, который подают в спортивных заведениях. Психологическая травма молодости, – посмеиваюсь.
– Здесь в служебной столовой он не такой ужасный, как был тогда, на базе. Клянусь.
Я улыбаюсь. На языке навязчиво крутится решительное «нет». Но от того, как смотрит на меня Ремизов, этот же самый язык не поворачивается, чтобы это «нет» озвучить. В итоге я сдаюсь и киваю:
– Кофе – отлично…
В местной столовой мы надолго не задержались. Ярослав не обманул, кофе там варят действительно неплохой. А вот разговор как таковой у нас не заладился. Мы больше молча переглядывались, каждый думая о своем. Сидели, пока мне на телефон не прилетело сообщение от Димки, который писал, что ждет меня в фойе.
И сейчас, и тогда из сладкого морока я выныриваю благодаря сыну, который прямо у меня над ухом восхищенно охает:
– О, ма, ты знаешь, кто этот чел?!
– Какой?
– Вон тот, в черной кофте у крутой тачки.
Очевидно, мое чадо про Ярослава, который в этот момент тормозит около черного, наглухо тонированного дорогого внедорожника.
Да, знаю. Но Димке об этом сообщать не тороплюсь. Наш разговор с его дядей на трибунах сын не заметил. Может, оно и к лучшему.
Спрашиваю, прикидываясь дурочкой:
– И кто же?
– Ремизов. Ярослав. Офигенный хоккеист! Он в НХЛ до этого года играл. Кубок Стэнли с «Вашингтоном» взял. И до этого дважды, представляешь? Лучший бомбардир плей-офф! И капитаном был в сборной на этом чемпионате мира. Прикинь? А в следующем его, сто пудов, возьмут на Олимпийские игры. Крутой чувак, да?
– Крутой, – задумчиво киваю. – Да.
Оказывается, Яр времени тоже зря не терял. Пока я познавала радости материнства, Ремизов познавал радости чемпионства, отхватывая кубок за кубком и медаль за медалью. А так по нему и не скажешь. Ну что он богатый и знаменитый. Ни разу не пафосная выскочка, каким мне всегда расписывал его Гордей.
– Я, когда вырасту, буду как Ярослав. Клубы за меня драться будут! Вот увидишь, мам.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, сынок, – улыбаюсь, в молчаливой поддержке сжимая его коленку. – Я в тебя верю и всегда поддержу.
– Блин, вот бы его автограф замутить.
– Замутишь. Вы целый год на одной арене будете играть. Может, представится счастливый случай.
– Ну ты наивная, ма. Взрослая, а все в сказки веришь, – фыркает сынок.
– Эй, почему это сказки?
– Парни из команды после тренировок разъезжаются сразу. Вряд ли мы где-то пересечемся. А лучше провел бы Ярослав у нас мастер-класс, пацаны из моей прошлой команды обзавидовались бы!
Мы с Димкой задумчиво замолкаем.
Ремизов обменивается с каким-то мужчиной рукопожатиями, перекидываясь парой фраз. Кивает и закидывает сумку в багажник. Закрывает его, скидывает с головы капюшон и… оглядывается.
Мое сердце запинается.
Не знаю, каким таким чудесным образом, но глаза мужчины безошибочно в десятке припаркованных машин находят именно нашу с Димкой. Мы встречаемся взглядами.
Неужели он почувствовал, что мы на него пялимся?
Ярослав стоит примерно в двух десятках метров от нас, но ощущение, будто он смотрит на меня в упор. И от этого мое сердце набирает разбег, начиная нездорово частить. Странная реакция. Сегодняшняя встреча вообще творит с моим организмом что-то невообразимое. Мои гормоны сошли с ума!
– Ма, он что, на нас смотрит, что ли?
– Похоже на то, – сиплю я.
– Или на тебя все-таки?
– Даже не знаю, что тебе на это ответить, сын.
– Вы, случайно, не знакомы?
С моих губ слетает нервный смешок.
– С чего бы ради?
– Ну…
Димка теряется. Я ничего не отвечаю. А Ярослав, будто ему и этого мало, берет и едва заметно мне… кивает. Заставляя мое чадо окончательно офигеть от такого поворота событий. Потом садится в тачку и стремительно покидает парковку.
Я же только сейчас понимаю, что все эти долгие мгновения сидела не дыша. Зато сейчас выдыхаю, давлю на педаль газа и по новой напрягаюсь, когда слышу елейное:
– Мамуль, ты точно ничего не хочешь мне рассказать?
– Да ты рофлишь?
– Зуб даю!
– Значит, вы с Ярославом давно знакомы?
– Очень давно. Тебя тогда еще даже в планах не было, – улыбаюсь, стаскивая из коробки кусок остывшей пиццы.
– И вы больше десяти лет не виделись и не общались?
– Не-а.
– И он все равно тебя узнал.
– Мхм, – мычу, с аппетитом жуя любимую пеперони.
– Очуметь, мам. По ходу, он на тебя запал.
Я от неожиданности закашливаюсь. До соплей и слез! Это что еще за умозаключения? Таращусь на Димку огромными красными глазами. Он лыбится, паразит! И хлопает меня по спине, издевательски приговаривая:
– Ну ты чего, осторожней, мам.
Я немного отхожу от шока, запиваю вставший поперек горла кусок пиццы соком и возмущенно выдаю:
– Дмитрий! Что за разговоры? Что еще за «запал»?
– Ну а что, не так, что ли?
– Почему сразу «запал»? Может, у Ярослава просто хорошая память. А еще он вежливый и внимательный мужчина. А не то, что ты себе нафантазировал!
– Ну-ну, – поигрывает бровями сын.
– Димка, хватит строить мне глазки.
– Мне не пять, чтобы верить в единорогов.
– Между мной и Ремизовым ничего не было, нет и не будет. Точка.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Твои слова.
– Дима! – охаю я, подхватывая диванную подушку. – А ну иди сюда!
Сын хохочет. Подскакивает с дивана, перелетая через подголовник, и улепетывает так быстро, только пятки сверкают и паркет скрипит. Бедные соседи снизу!
– Ну все, это война, парень!
– Бой подушками?
– Только чур на этот раз не поддаваться!
Есть один существенный плюс стать мамой в девятнадцать: когда тебе всего тридцать, ребенок уже достаточно взрослый, чтобы быть с тобой на одной волне. Подраться подушками? Да запросто! Залипнуть на модный сериальчик? Святое! Помышковать из холодильника вкусняшки посреди ночи? Любим, умеем и практикуем.
Битва получается не на жизнь, а на смерть. Набегавшись до упаду и насмеявшись до колик в животе, разгромив спальню парня, мы заваливаемся на его огромную двуспальную кровать. Я таращусь в потолок и пытаюсь отдышаться. Моему спортсмену хоть бы хны! Вот что значит хорошая физическая форма.
– Между прочим, ма, я был бы совсем не против, если бы у меня был такой крутой батя.
– Ты опять?
– Не опять, а снова.
Я хватаю и швыряю в сына подушку.
Он смеется, ловко ее перехватывая прямо на лету.
Об отце Димы мы говорим редко. Вернее, никогда. Сын знает, что он где-то есть. Жив, здоров и радуется жизни. Но понятия не имеет, кто он конкретно. У него даже в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит гордый прочерк.
Однажды я попыталась завести разговор о Гордее. Дима абсолютно равнодушно заявил, что ему это знать не обязательно. Сказал: почему я должен интересоваться тем, кто мной не интересуется? Л – логика. Д – детская. А с ней не поспоришь.
А вот ухажеров моих Димка не видел. Их было немного за тринадцать лет. С кем-то я ходила на свидание, с кем-то на два. А с парочкой даже до секса дошло. Но на этом все и закончилось. Мое убеждение, что ребенок не должен видеть меняющиеся мужские лица в жизни мамы, – твердое и непоколебимое. Так что…
– Слушай, а чего бы и нет? – не унимается сын. – Ты у меня классная! Умная, красивая, добрая и вообще самая крутая мама! Тоже бывшая спортсменка, кстати. Понятно, что Ремизов на тебя заглядывается.
– Дима, перестань, – закатываю я глаза, – я морально не готова к тому, что ты уже взрослый и мы можем вести диалоги на подобные темы.
Шучу, конечно, но с легкой горечью думаю, что еще немного – и мы уже будем обсуждать личную жизнь не мою, а сына. Он влюбится. У него появится девушка. А потом не за горами окончание школы, выгодный контракт, дом, собака, свадьба, внуки… Черт.
Морщу нос:
– Димка, я такая старая.
– Чего?
– У меня скоро будут внуки, – канючу.
– Ты с дуба рухнула, ма? Мне тринадцать! Какие внуки?
– Пять лет пролетят – не заметишь. А потом у тебя появится жена и своя семья. Ты от меня уедешь, и останусь я одна-одинешенька в этой шумной Москве…
– Не останешься, – фыркает Димка. – Мы тебе мужика классного найдем.
– Правда?
– Я те говорю, ма, Ремизов – идеальный вариант. Надо брать!
Я взрываюсь хохотом. Даже в своей самой смелой фантазии я не могу представить, каким образом мы с Ярославом могли бы оказаться вместе. Завязать отношения. Или, боже, стать семьей – это вообще космос! Жизнь – слишком сложная штука. Я в такие чудеса не верю.
– Ну и чего ты угораешь?
– И не надейся на наш роман с Ярославом, чемпион, – расстраиваю чадо, отсмеявшись. – Да и то, что он хороший хоккеист, не значит, что он хороший мужчина и примерный семьянин. Нельзя судить о крутости человека только по его спортивным регалиям. Ясно?
– Как белый день, – вздыхает Димка, закладывая руки за голову. – Ясно, что мой мастер-класс все-таки обломился.
– Увы, – щиплю сына за бок и встаю с кровати. – Пойдем убирать со стола. Сегодня твоя очередь мыть посуду.
– Ну ма-а-ам…
После мытья посуды и незапланированной генеральной уборки в комнате Димки мы заваливаемся с попкорном на диван в гостиной и включаем новый боевик.
Проходит ровно тридцать минут, как сын начинает клевать носом. А еще через двадцать – сдается. Желает мне спокойной ночи, чмокает в щечку и уходит.
Я честно пытаюсь сосредоточиться на сюжете фильма и проникнуться сочувствием к главному герою, которого играет неподражаемый Джейсон Стетхем, но мысли все равно крутятся вокруг другого, не менее неподражаемого представителя мужского пола.
Ровно в одиннадцать часов ночи я, устав терзать себя пустыми догадками, сдаюсь и набираю Мартышке. Буквально после третьего гудка слышу:
– Сестренка?
– Ты ведь знала, да?
– М, о чем?
– С каким клубом Ремизов заключил контракт. В жизни не поверю, что твои слова и наша встреча – это просто совпадение!
– О-о, ты сказала «ваша встреча»?! – переходит на радостные ультразвуковые сестренка. – Так вы виделись сегодня?!
– Представь себе.
– И как прошло?
– Марта, я тебя покусаю.
– Я далеко. Не достанешь.
– Серьезно, ты почему меня не предупредила?
– Потому что в таком случае ты бы обходила ледовый десятой дорогой. Уж я-то тебя знаю! И в свое оправдание скажу: я тебе намекнула, а ты даже слушать меня не захотела. Что, как он тебе? Хорош, да?
– Неплох.
– Неплох? Просто неплох? Я видела его фотки, женщина, не ври мне! Он – ходячий секс!
– Вы что, сговорились все, что ли?
– О чем ты?
– Сначала Димка мне расхваливает его, выкатив целый список регалий. Теперь ты. И все так настойчиво пытаются нас женить! Алло, я тридцатидвухлетняя брошенка с тринадцатилетними сыном – я такому, как Ремизов, на хрен не сдалась! Спуститесь с небес на землю, господа.
– Ты не права. Тридцать два – это самый сок! А ребенок, такой как твой Димка, подарок, а не балласт.
– Сказала чайлдфри, которая ловит паническую атаку всякий раз, когда вспоминает, что ей через год стукнет тридцать.
– Язва, – слышу по характерному звуку, что Мартышка показала мне язык.
– Какая есть, – пожимаю я плечами, выключая телевизор. – Главное, не вздумай поделиться с родителями своими сказочными планами на мою жизнь, Марта. А то не видать мне покоя.
– Ну…
Ничего конкретного на мою просьбу Мартышка не говорит. Отнекивается размытыми формулировками в духе лучших политиканов, из чего я делаю вывод, что как минимум матушка уже в курсе. Дело дрянь.
Пообещав Марте, что при первой же встрече я обязательно дам ей хорошего старшесестринского пинка за ее длинный и болтливый язык, я прощаюсь.
Я откладываю телефон и устало растираю переносицу. Прикрываю глаза и даю себе пару минут передышки от бесконечного потока мыслей, шума и разговоров, которые сегодня, черт возьми, крутятся исключительно вокруг одной темы. Ощущение, будто вся моя жизнь сузилась до одного конкретного человека, и это… бесит. Но еще больше пугает.
Я не хочу никаких сложностей. Моя одинокая жизнь прекрасна! Отношения – это сложность. Строить семью – это сложность. Р-р-р! Я вполне самодостаточна, чтобы не мечтать о свадьбе, муже и всем сопутствующем. Да, конечно, я не ставлю на себе крест. Вполне осознаю, что влюбиться и жениться – это дело одного случая. Буквально одна встреча может перевернуть все с ног на голову. Но конкретно в этот момент я к таким переменам не готова. Да и Ярослав – брат отца Димы. Насколько вообще будет этичным закрутить роман?
Какой роман, Фомина, окстись! Даже думать не смей. Это все Мартышка и Димка. Это все они поселили в моей голове эти мысли. Чур меня! Лучше займусь делом, у меня как раз дедлайн намечается. Один популярный сетевой автор заказал обложку на свой фэнтезийный роман. И завтра мне нужно сдать готовую работу. Так что помечтали о богатом муже, и будет. Ипотека сама себя не закроет.
Я накидываю на плечи кардиган и устраиваюсь в своем любимом ротанговом кресле на балконе. При ремонте его по моей просьбе переделали в рабочий кабинет. Мое уютное место силы. За окном небо, звезды и огни ночного города. В руках стилус, рабочий планшет и чашечка крепкого чая с чабрецом. Атмосфера самая что ни на есть комфортная для работы на фрилансе.
Я открываю рабочее приложение, собираясь вернуться к черновику обложки, когда прогрузившийся интернет начинает лихорадочно закидывать меня почтовыми уведомлениями. Из-за плотного графика и бесконечных дел в последние два дня я совершенно забила на свой «ящик». Непорядок. Многие рабочие вопросы я решаю посредством переписки. Поэтому открываю почту и пробегаю глазами по скопившимся письмам.
Это ерунда.
Это спам.
С этим заказчиком я уже встретилась и переговорила.
А этот снова чем-то недоволен.
Хм…
Взгляд цепляется за эмблему популярного в нашей стране издательского дома. А это, интересно, что такое? Рекламная рассылка? Так я вроде на них не подписана. Спам?
Я щелкаю по заинтересовавшему меня письму и внимательно вчитываюсь в текст, который начинается с: «Добрый день, Аврелия Марковна! Меня зовут…» – и это точно не в стиле массовой рассылки.
Чем дальше я читаю, тем выше ползут мои брови от удивления. А пробежав глазами по всему тексту, я возвращаюсь в начало и перечитываю вновь. Охаю. Взвизгиваю. На глаза наворачиваются слезы радости. Руки начинают слегка подрагивать.
Да быть того не может! Я уже и думать о них забыла! Еще год назад наобум заполнила анкету соискателя и отправила свое портфолио, особо не надеясь. Год! А теперь они приглашают меня на собеседование. В пятницу. Через три дня. Утром. Уф! Сама главный редактор издательского дома – Анна Львовна Фишер – хочет встретиться со мной и обсудить новый проект, куда меня хотят пригласить в качестве иллюстратора. О-бал-деть!
Не сдержавшись, подскакиваю на ноги и радостно выдаю парочку замысловатых па. Господи, господи, господи!
Так, стоп! Где твоя сдержанность, девочка? Никогда нельзя радоваться раньше времени. Ситуации бывают разные. И все может оказаться не так безоблачно, как кажется на первый взгляд…
Да и пофиг! Главное, меня заметили! Девочка-перфекционист внутри меня валяется в счастливом обмороке. Еще три года назад никто не верил, что у меня получится добиться чего-то значимого в области искусства. Без опыта, без образования, на голом энтузиазме. Но я смогла! Вот так-то! Уи-и-и!
Обычно на следующее утро после игрового дня я предпочитаю подольше поспать и дать организму восстановиться. Тем более, как правило, на день после матча у команды в расписании стоит выходной.
Так вот, вчера мы неплохо надрали задницу сопернику. Помогли нашему вратарю засушить игру, набрали очки и поднялись с третьей строчки в турнирной таблице на вторую. Иван Федотыч был на седьмом небе от счастья. А мои сокомандники расходились по домам с довольными рожами и в приподнятом настроении. А те, кто не разошлись – я и еще пара-тройка человек, включая холостого Беса, – завалились в спорт-бар. Пропустили по паре бокалов безалкогольного пива, отметили победу и уже потом разъехались по домам. Кто один, а кто, как я, в приятной женской компании. И в этой же «компании» мне наконец-то, впервые за эту долгую неделю, удалось хорошенько расслабиться и вытрахать все лишние мысли из головы. Уснули мы под утро.
Короче, по всем пунктам выходило, что сегодня я должен был топить в подушку до обеда. Но на кой-то черт шары сами собой вылупились ровно в девять ноль-ноль и закрываться больше не желали. Как я их ни уговаривал.
Вздохнув, оглянулся. На соседней подушке с ангельским выражением на полном апгрейда лице спит блондинка. Бесстыжим образом закинув на меня свою стройную ногу и уперевшись явно ненатуральными сиськами мне в бок. Дышит размеренно. Выглядит сладко. Так сладко, что сахар на зубах скрипит.
Смотрю на нее и понимаю, что я даже не помню, как ее зовут. Хоть я и был трезв. Как мы познакомились, тоже помню смутно. Оно вышло само собой. Как и всегда. Зато как вместо нее под собой представлял совершенно другой образ и другую женщину – помню отчетливо. Безнадега какая-то. Уже три дня прошло. Три! А эта зараза не выходит у меня из головы. Хотя с чего бы?
За эти три дня я был дважды на тренировке ее сына. Каждый раз я шел на трибуну в надежде, что вот сегодня Ава приедет за Димкой и мы как-то, где-то случайно пересечемся. Ждал, как сталкер, на парковке, пока ее пацан не выйдет из ледового. Караулил. Хрен-то там! Все три дня парень ездит на метро. И да, я так скоро чокнусь…
Бывшая брата. Гордей ее никогда не заслуживал. Каким гондоном был, таким и остался. Ничего не поменялось. Просто по молодости он умел неплохо пускать пыль в глаза. Особенно таким молоденьким и наивным, как Ава. Я никогда не верил, что у них получится что-то серьезное. И оказался прав. Братец и близко до нее не дотягивал. Только почему-то она, один хрен, выбрала его. Может, и неосознанно. Даже и не понимая, что делает выбор. Но тем не менее…
А я не видел ее хренову тучу лет, и все равно меня на ней странным образом ведет. Это злит. Вероятней всего, это тупо физика. Может, стоит уже законнектиться разок всеми частями тела, и пройдет? Да, я определенно хочу эту девчонку. Только она точно не из тех, кто душу дьяволу продаст за возможность быть оттраханной хоккеистом. Другая она. Чистая и нежная. Бесит!
Особо не беспокоясь о безмятежности сна незнакомки, вытаскиваю у нее из-под головы руку. Сажусь на кровати, растираю ладонями лицо. Разминаю шею и плечи.
Девушка начинает возиться на постели, сонно промурлыкав:
– Что, уже утро, Яр?
– Утро, – бурчу я не особо приветливо. Я вообще по утрам не самый милый на земле человек. До первой чашки кофе мне хочется убивать.
Слышу по шуршанию простыни, что блондиночка тоже поднимается. Двигается ко мне ближе, обнимает со спины и шепчет на ухо:
– Тебе куда-то нужно, котик?
– Нет, – фыркаю. – Котик.
– Тогда чего ты подскочил? Давай еще поспим… – ползет ладошкой по моей груди. – Или можем не спать, м? – царапает ноготками живот и ныряет под покрывало, подбираясь к паху.
В последний момент я перехватываю ее ладонь и встаю. На ноги. Там, конечно, тоже встаю, но настроения продолжать ночные развлечения нет. Я же говорю – утром я хочу только все крушить, ломать и ругаться матом.
– У меня режим. Прости.
– В выходной?
– Именно.
– Хм, ну ладно, я тогда…
– А ты едешь домой, – перебиваю.
– Что? – удивленно хлопает ресницами девушка.
Я поднимаю из вороха шмоток на полу брюки и дергаю из заднего кармана бумажник. Вытаскиваю оттуда крупные купюры, демонстративно выкладывая на прикроватную тумбу. Брови блондиночки очаровательно взлетают на лоб, выражая крайне оскорбленное достоинство. А ты чего ждала, «котик»?
– Все было круто, спасибо за ночь. Тебе пора.
– Это шутка такая?
– Здесь хватит на такси и на моральную компенсацию раннего отъезда.
– Ты за кого меня принимаешь, качок тупоголовый?! – взвизгивает девчонка, вскакивая с кровати, прикрываясь простыней. – Я тебе не шлюха какая-то! Я приличная девушка!
– Я не качок, а хоккеист, а ты, приличная девушка, давай без истерик. Достало.
– Ты… – пыжится «актриса», – я… да ты…
– Давай помогу? Я тебе ничего не обещал. Ты мне ничего не обещала. Потрахались и разбежались. Уговор был такой. Я не сказочный принц, да и ты тоже не нежная фиалка. В чем теперь претензия?
– Я думала, что ты другой, Ремизов!
– Значит, сюрприз – я такой. И я пошел в душ, а к тому моменту, как я выйду, тебя здесь быть не должно. Я не шучу.
– С-сволочь ты, Ярослав! Конченая сволочь!
Ну вот так всегда. Все хотят оказаться в койке с крутым парнем, соглашаясь на любые его условия в надежде, что в них влюбятся с первого, блин, стона. Зато, когда утром дамочек догоняет реальность, разбивая розовые очки, я становлюсь сволочью, скотиной, козлом, ну и дальше по списку. Хотя ни разу за свою жизнь я ни одну не обманул. Считайте, «оговорить условия» перед тем, как снять какую-то девочку, – мой гребаный пунктик. Никаких ожиданий, никаких планов и никакого продолжения. Никогда.
Выйдя из душа, с удовлетворением окунаюсь в звенящую тишину, царящую в квартире. Так-то лучше!
Прохожу в спальню, скидываю полотенце и достаю из комода боксеры. Натягиваю вместе со штанами. Девчонка ушла. Деньги забрала. Ну да, кто бы сомневался?
А это что еще за на фиг?
Сдергиваю висящий на ручке прикроватной тумбы кружевной лифчик и лежащую рядом записку: «Думаю, мы друг друга не так поняли. Для тебя я доступна двадцать четыре на семь, Яр. Позвони». Номер телефона и красный отпечаток женских губ, как долбаная печать. Охереть! Уязвленная гордость девочки оказалась не такой уж и уязвленной? А говорила, не шлюха.
Вот и как жить эту жизнь и строить отношения, когда каждая вторая с гнильцой? Звезданулись совсем.
В дверь раздается звонок. Смотрю на экран видеодомофона. На пороге топчется Образцов. Как всегда, при параде и с невероятно серьезной миной. Такой, что иногда я искренне задаюсь вопросом – а он хоть в детстве-то улыбался?
Открываю:
– Какими судьбами в такую рань?
– И тебе привет, дружище. Пустишь?
– А у меня есть варианты? Здоро́во.
Отступаю. Стас проходит. Мы обмениваемся рукопожатиями.
– Кофе будешь?
– Не откажусь.
– Греби на кухню.
– Я смотрю, ты наконец-то воспользовался моим советом?
– Ты о чем?
Образцов кивает. Я опускаю взгляд. Блин! В руке все еще зажат чужой лифчик.
– Или ты себе прикупил? – лыбится шутник.
– Да иди ты, – открываю пустой ящик и зашвыриваю чужое нижнее белье туда вместе с запиской. Завтра придет клининг, скажу, чтобы выкинули.
Заряжаю кофемашину и подставляю две чашки. Аппарат начинает приятно гудеть. Образцов присаживает свою задницу на высокий барный стул и нервно барабанит костяшками пальцев по столешнице. Каждое «тук-тук» – как отбойным молотком по вискам.
– Стасон.
– Чего такое?
– Прекрати. Раздражает.
– Что-то ты не выглядишь как человек после бурной ночи с сексуальной красоткой. Она оказалась настолько плоха, что вы вместо трах-тибидоха смотрели на звезды?
– Я смотрю, ты сегодня в хорошем настроении?
– А ты злой и помятый. Серьезно, у тебя все пучком, Яр?
– Ты прикатил в половине десятого утра, чтобы обсудить мое настроение? Оно паршивое. Как и каждое утро, независимо от того, просыпаюсь я один или с женщиной.
– Вообще-то нет. Твое настроение точно не моя забота. Я привез… погоди, – лезет в черную кожаную папку мой спортивный агент, выкладывая на стол передо мной какие-то бумаги, – вот.
– Что это?
– Статья. Стелла сегодня скинула. Ее подготовили для одного из самых рейтинговых журналов в нашей стране. Она уже готова уйти в печать. Для нас держат первую полосу и разворот. И мы подготовили пресс-релиз. Его я кинул тебе на почту. Почитай, скажи как тебе. Вообще Джонсон уже запустила целую пиар-компанию, дело встало за неимением кандидатур на роль фиктивной жены и ребенка. Нам нужны фотки. Срочно.
– Фак, – ругаюсь я, растирая ладонями лицо. – Я совсем об этом дерьме забыл, – хватаю со стола бумаги, пробегая глазами. – Семья для чемпиона? – морщусь. – Прикалываешься?
– Че ты морду корчишь, Ремизов? Что не так?
– Все не так. Все совершенно не так.
– Джонсон подготовила шикарную историю вашей с «женой» любви. Продумала все до мелочей – не прикопаешься. Встретились, влюбились, скрывались. Тайные отношения и прочая лабуда – бабоньки умоются слезами, прочитав. Особенно когда узнают, что ты взял женщину с ребенком. Типа такой благородный ублюдок. По-моему, это вообще пушка!
– Вот именно, что я чувствую себя лживым ублюдком. Я по-прежнему не уверен, что это хорошая затея, – забираю одну чашку кофе, вторую протягивая приятелю. – Я не умею играть на публику. У меня же на роже написано – трепло.
– Ты больше десяти лет играл в национальной лиге, тебя как капитана чаще всех дергали на интервью и выжимали на пресс-конференциях. Вы горели три-ноль в прошлом сезоне, а ты всем заливал, что у вас в команде все прекрасно. И после этого ты говоришь, что не умеешь играть на публику?
– Ну ты меня и не на хоккее жениться просишь. Отношения с женщиной – это в разы сложнее, чем с шайбой и клюшкой.
– Я тебя и отношения заводить тоже не прошу. Воспринимай это как своеобразную услугу, которую тебе предоставляют. Вот и все.
Я падаю за стол напротив Образцова и делаю глоток кофе. Крепкая арабика приятной дрожью прокатывается по телу, согревая и бодря. Бросаю взгляд в окно и на статью. На статью и в окно…
Шикарный все-таки ЖК построили. Высоко, просторно, и вид бомбический открывается с тридцатого этажа. Особенно ночью. Всю столицу видно. Интересно, Аве бы понравилось? Любопытно, где они с сыном живут?
А впрочем, какая мне разница!
А у Димы сегодня тренировки нет…
Проклятье!
Одергиваю себя. Думать о чем угодно, только не о насущной проблеме, – не выход. Образцов уже дыру своим цепким взглядом в моей черепушке высверлил. Насел и слезать не планирует, судя по всему.
– У тебя есть кто-то, кто смог бы нам помочь, Яр? Подруга, знакомая, бывшая.
– Адекватных нет.
– А неадекватных?
– А неадекватные наделают столько шума, что после статьи о тайной свадьбе мы будем запускать статью о скоропостижном разводе и фееричном завершении моей профессиональной карьеры.
– Ладно, понял. У меня есть на примете одна девчонка. Хорошая, спокойная, за славой не гонится, а вот деньги не помешают. Я ей наберу, – хватается Стас за телефон.
– А ребенок? У нее есть ребенок?
– Черт. Ребенка у нее нет. Хм, – задумчиво тянет друг, – где можно нанять ребенка, как думаешь? Начинающего актера? Может, какое-то агентство подключить?
– Ты упал? Чтобы о нашей многоходовке узнало сразу полгорода, а потом и вторая подтянулась, когда пошли бы сплетни? Исключено. Если мы хотим провернуть эту аферу, то нужно искать женщину сразу с ребенком. А никак не отдельно. И знать об этом должен ограниченный круг доверенных лиц.
– Ну, – хмыкает Стас, откладывая мобильник, – допустим. И какие у нас варианты, гений?
Я пожимаю плечами. Вариантов нет. Сколько бы я ни перебирал в голове все свои настоящие и прошлые знакомства – нет подходящих женщин, которые не доставили бы проблем и которым мне было бы элементарно комфортно улыбаться. А если такие и есть, то все они остались в Штатах. Вообще-то у меня последние почти пятнадцать лет жизни прошли там.
Я делаю еще один глоток кофе. Взгляд снова цепляется за заголовок подготовленной статьи: «Семья для чемпиона». Сюда нужно что-то значимое. Весомое. Пустоголовые и перекроенные куклы – дохлый номер. Таких не проведешь. Женщина нужна с умным и добрым взглядом. И ребенок не смазливый актеришка. Семья…
Перед глазами яркой картинкой встает образ Авы с Димкой.
Меня прошибает.
И как я раньше об этом не подумал? Мы бы неплохо смотрелись втроем. Пасынок – начинающий хоккеист. Жена – бывшая фигуристка. Что, если их появление в моей жизни именно в этот момент – не просто счастливый случай? Убью одним махом двух зайцев: развею в своей голове образ идеальной Аврелии и выгребусь из той помойной ямы, в которую меня загнала пресса.
– Знаешь, есть один вариант, – говорю, подтягивая к себе макет разворота.
– Стопроцентный? – встрепенувшись, оживает Стас.
– Практически идеальный.
Идея максимально завиральная. Шансы почти нулевые. При всем моем обаянии я понятия не имею, что могло бы подтолкнуть Аврелию согласиться на мое предложение. И опять же, я не знаю, в отношениях ли она. Но… чем черт не шутит?
– Дим.
– Ась?
– Можешь помочь? – заглядываю в спальню сына.
– Без б, – закидывает рюкзак на плечо мой ребенок. – Че там?
– Как я тебе? – кручусь вокруг своей оси, нервно приглаживая ладонями полы серого пиджака. – Достаточно солидно выгляжу?
– Обалдеть, мам, – показывает два больших пальца Димка. – Просто космос.
– Думаешь? Или, может, все-таки брючный костюм? Джинсы – это как-то повседневно…
– Мам, двадцать первый век. Брючный костюм уже не в тренде. Ты же не пятидесятилетняя тетка! Ты очешуенно стильно выглядишь в джинсах и пиджаке. Ничего не надо. Забей.
– Уф! – выдыхаю, почесывая кончика носа. – Точно? – окидываю скептическим взглядом свое отражение в напольном зеркале. – Я все-таки сомневаюсь.
– Ты самая лучшая. Сто проц. Мы едем?
– Едем. Я закину тебя в школу и помчу на собеседование.
– Окей.
– Я так жутко волнуюсь, ты бы только знал!
– Все будет пучком. Я уверен. Ты у меня огонь. Они просто не смогут устоять перед твоими работами.
Я улыбаюсь. Мне бы хоть капельку уверенности сына!
Рабочая неделя пролетела как один день. В делах, заказах и заботах я оглянуться не успела, как уже пятница. Через три часа у меня назначена встреча с той самой Анной Львовной Фишер. Я волнуюсь. Нет, не так – я на страшной панике! Сегодня всю ночь не спала. Пролежала, глядя в потолок, прокручивая в голове предстоящий разговор. Издергалась вся! А сейчас, утром, своими нервными сборами достала и сына. Мне хочется выглядеть на все сто. Сразить весь издательский дом наповал! Но в моем состоянии я разве что повеселю работников компании своими трясущимися коленками и клацающими от страха зубами, блин. Как будто свет клином на этом издательстве сошелся!
Вдох-выдох. Прорвемся. Как всегда.
Надеваю туфли на высоком каблуке, хватая сумочку.
– Все взял, Дим?
– Ага.
– Проездной, ключи, телефон?
– Да, мам, – закатывает глаза ребенок.
– Спортивную форму?
– Взял.
– А деньги на обед?
– Мам, я все взял, – невозмутимо машет рукой Дима, подпирая плечом косяк на пороге, – успокойся. Лучше проверь, ты взяла ключи, телефон и это… как его там… портфолио?
– Да… а-а-а, нет! Дьявол! Портфолио, точно. Спасибо!
Чмокаю ребенка в лоб. Димка мило возмущается, ругаясь, что я испачкала его помадой. Несусь через всю квартиру в обуви, стуча каблуками по паркету, мысленно чертыхаясь на то, какая я страшная растяпа! В отличие от сына, который временами выглядит гораздо рассудительней и взрослее своей непутевой матери.
Я хватаю с обеденного стола черную кожаную папку со своими работами и залпом допиваю остывший кофе в кружке.
– Все, теперь точно готова!
От дома до школы Димки мы доезжаем за час, что достаточно быстро, учитывая утро и пробки, которыми славятся мегаполисы. У ворот школы я притормаживаю, Дима приободряюще подмигивает мне, протягивая кулак:
– Ни пуха ни пера, ма.
– К черту! – отбиваю пять своим кулаком. – Хорошего дня, сынок.
– И тебе. Давай. На связи.
Я провожаю взглядом сына до дверей. Лихо вливаясь по дороге в компанию однокашников, уже на последней ступеньке крыльца Димка оборачивается. Машет мне, улыбаясь. Я коротко ему сигналю. Мой умница сын заходит в школу, и только потом я срываюсь с места. Забиваю в навигатор адрес головного офиса издательства «Меркурий» и всю дорогу до пункта назначения пытаюсь взять под контроль свое разбушевавшееся не на шутку волнение.
Безуспешно.
Успокоиться мне удается только непосредственно в кабинете суровой мадам Фишер. Видать, мой организм исчерпал все свои лимиты переживаний на многие месяцы вперед. Ну или подействовал ромашковый чай, который я выпила в приемной в ожидании начала собеседования. Он реально был классный…
– Это восхитительно, – сдвигает стильные очки на кончик носа главный редактор издательского дома. – Это свежо, – листает мое портфолио Анна Львовна. – А вот это крайне креативно. Да, Аврелия Марковна, мне более чем импонируют ваши работы, – захлопывает мою папку, откладывая на край стола.
– Это прекрасно, – улыбаюсь я, нервно сжимая пальцы в замок и стискивая губы, чтобы они ненароком не разъехались в счастливую улыбку. Рано.
– Мы пригласили вас к нам офис, чтобы обсудить с вами возможность тесного сотрудничества. Я знаю, что вы предпочитаете фриланс, но мы хотели бы предложить вам работу на совмещении. Скажите, вы готовы рассмотреть такой вариант?
– Да, почему бы и нет. Все зависит от объема и направления работы.
– Что касается объема, то он достаточно большой. Сами понимаете. Мы не бульварная газетенка. А направление вот, – протягивает мне увесистую папку женщина, – посмотрите.
– Что это?
– Наше издательство запускает новую линейку детских журналов для наших самых маленьких читателей. Что-то вроде литературного сериала. Автора мы нашли. Историю подготовили. Теперь нам нужен художник для правильного оформления текста. У вас в руках макет первого выпуска.
– М-м, любопытно, – пробегаю я глазами по картинкам на глянцевых страницах.
– В том-то и дело. Любопытно, но не более того. А нам нужно, чтобы, глядя на героев сказки, дети им верили. Чтобы это было живо, модно и креативно. Понимаете, о чем я?
Ну да, понимаю. Ни первого, ни второго, ни третьего в первом выпуске я не вижу. Все слишком сухо и безынтересно. Детей таким не завлечь. Даже несмотря на яркие цвета иллюстраций. С красками художник явно переборщил.
– Я давно наблюдаю за вами, – продолжает Анна Львовна. – Заприметила еще с того момента, как ваша работа выиграла на конкурсе, где подбирали разворот для детского журнала. И должна признаться, что никого другого в роли главного редактора нашего нового проекта не вижу.
– Оу, – удивленно вскидываю я взгляд, – спасибо, конечно, за доверие. Мне приятно, правда. Но это такая большая ответственность. Не уверена, что я смогу…
– Я уверена. Вы справитесь.
Я неловко улыбаюсь.
– Правда, есть один нюанс. Крошечный совсем. Аврелия, скажите: вы замужем? Я знаю, что у вас есть сын. Сколько ему?
– Эм, – теряюсь я. – Нет, я не замужем. А сын действительно есть, ему исполнилось тринадцать. Простите, а как это относится к теме нашего разговора?
– Хм, – тянет задумчиво главный редактор, – а вот это плохо. Это может стать проблемой.
– Что?
– Отсутствие мужа.
– Прошу прощения, не поняла…
– Дело в том, что спонсор данного проекта очень консервативный мужчина. Человек старой закалки. Вырос в большой семье, и у самого семеро по лавкам. Мужчина хороший, но упрямый! Единственным и основным его условием спонсирования было, чтобы во главе проекта стоял человек… ну, скажем, семейный. Состоящий в браке.
Я на мгновение теряюсь.
– Какое отношение имеет штамп в паспорте к детским рисункам в журнале?
– Наш спонсор считает, что холостые художники могут передать неправильный посыл подрастающему поколению. Так же, как и авторы. Оговорюсь сразу, создатель истории – молодая девушка – замужем.
– Детям? – заламываю я бровь. – Посыл? Через рисунки? Слушайте, насколько я могу судить по вашему макету, целевая аудитория – это дети четырех-пяти лет. В этом возрасте они смотрят на картинки и видят картинки. Просто яркие, пестрые картинки. Без анализа. Без поисков глубинных смыслов. Разве я не права?
– Правы. По большей части. И я понимаю ваше негодование. Но я сделала все возможное, чтобы его переубедить. Ответ был просто «нет штампа – нет журнала».
Я растерянно хлопаю ресницами, откровенно таращась на мадам Фишер большими от удивления глазами. Нет, в этой жизни много самодуров. Куда без них? Но чтобы настолько? Если уж на то пошло, то и штамп в паспорте не гарантия того, что художник или сказочник донесет «правильный посыл». Глупости!
А еще большая глупость – потерять свою работу мечты из-за статуса личной жизни. Утихшая было паника просыпается вновь, только теперь подтягивая за собой волны раздражения. Я от досады стискиваю кулаки и делаю пару глубоких вдохов.
Замужнюю им, видите ли, надо…
Да и шут с ними! Я и без этой работы неплохо справляюсь!
– Что ж, – отмираю первая, – выходит, что ваше предложение уже неактуально, – поднимаюсь на ноги. – Я вам не подхожу.
– Может, вы могли бы как-то решить это вопрос? Мне бы не хотелось терять такого художника-иллюстратора, как вы, Аврелия, – поднимается следом Анна Львовна.
– Простите, «решить вопрос»?
– Именно.
– Это вы мне замуж, что ли, выйти предлагаете?
– Ну если говорить прямо, то да. Поменяйте статус личной жизни с «холостая» на «замужем», и все препятствия исчезнут. Наше издательство – мастодонт на рынке. Ваше сотрудничество с нами принесет вам хорошие рекомендации и расширит клиентскую базу. В разы.
О-о, звучит потрясно! Вот только моя мать тринадцать лет мечтает, чтобы я «решила этот вопрос». И предпринимает все возможные и невозможные попытки, пачками подкидывая к порогу женихов – сплошь примерных сыночков подруг. Как видите, пока безуспешно. Я свободна, как ветер в поле, и одинока, как песчинка, бороздящая просторы космоса. И, кстати говоря, не жалуюсь.
– Боюсь, это невозможно.
– Но вы все же подумайте, – тянется к стикерам Анна Львовна, отрывая один. Берет со стола ручку и размашисто чиркает число, от обилия нулей в котором мои глаза непроизвольно лезут из орбит, а челюсть звонко ударяется о пол.
– Это ваш гонорар за один выпуск, – двигает бумажку ко мне ближе. – У нас планируется их двенадцать. По одному в месяц. Для начала. Вы все же подумайте хорошенько, Аврелия Марковна. От таких предложений не отказываются.
Это точно. Надо быть идиотом, чтобы проигнорировать такой подарок судьбы! С такими гонорарами я за этот год запросто закрою кредит, ипотеку и свожу сына на море. Трижды! Нет, конечно, я и на рынке, как свободный агент, заработаю эти деньги, но… лет так за пять. В лучшем случае.
Но роспись? Серьезно? А главное, с кем? Это почти нереально, совершенно абсурдно и странно – выйти замуж только ради получения работы.
Из кабинета Анны Львовны я выхожу, пребывая в состоянии задумчивой растерянности. Мы договорились, что у меня есть время до конца недели, чтобы дать исключительно положительный – выделила интонацией мадам Фишер – ответ.
Прокручивая в голове слова женщины, я как сомнамбула вызываю лифт и захожу в кабину, а потом падаю за столик в кафе соседнего бизнес-центра. Окна у них тут обалденные: панорамные, с видом на центральную улицу. Не будь я в такой прострации – восхитилась бы.
– Добрый день! Желаете сделать заказ? – появляется у моего столика официант.
– Здравствуйте. Принесите мне латте «Соленая карамель», пожалуйста. И что-нибудь с горьким шоколадом. Мне нужно заесть стресс, – улыбаюсь вежливо.
Пунктик у меня такой – когда нервничаю, тоннами поглощаю темный шоколад. Ничего не могу с этим поделать. Привычка из фигурного прошлого, когда сладкое было под запретом.
– Классический «Брауни»?
– Идеально. Спасибо.
– Момент.
Официант улыбается и исчезает. Я, в ожидании заказанного кофе, достаю и прокручиваю в руках бумажку с выведенным на ней гонораром. Изящные косые цифры, от которых глаза непроизвольно лезут на макушку.
Проклятье. Это очень и очень заманчиво. Но я же не думаю всерьез о словах Анны? Где я найду себе мужа за пару-тройку дней? Это исключено. Да и в принципе невозможно! У меня даже и мужчин‐друзей-то близких нет, к кому я могла бы без стыда обратиться с подобной просьбой.
Попросить кого-нибудь из знакомых Мартышки?
А как я объясню подобную аферу Димке?
Нет. Рехнулась, что ли, мать? Поверить не могу, что я и правда до сих пор не похоронила эту идею под той тонной абсурдности, что она за собой несет! Зло разрываю стикер на мелкие клочки и отодвигаю подальше. С глаз долой, как говорится.
У дома я оказываюсь задолго до возвращения Димки из школы. Заскакиваю в супермаркет, набрав полные руки пакетов. Еле дотаскиваю покупки до квартиры, извернувшись причудливым образом, чтобы достать ключи из сумки и открыть дверь. Сбрасываю туфли и топаю на кухню, по привычке начиная сразу распихивать продукты по полочкам. Увлекшись, не сразу соображаю, что кто-то нещадно терроризирует мой дверной звонок.
Бросаю взгляд на наручные часы. Кто бы это мог быть? Подругами в столице я еще не обзавелась. Дима с ключами. А ходить к соседям за солью в наше время не принято. Тем более когда в этом же подъезде на первом этаже большой продуктовый магазин. Любопытно.
Я скидываю на ходу пиджак и иду открывать.
У двери торможу и заглядываю в глазок. Сердце делает кульбит. Оторопело зависаю. Да ну. Это шутка какая-то? Еще раз смотрю в глазок. Нет. Не шутка. Серьезно? Да ладно?
Звонок вновь начинает дребезжать на всю квартиру. Я аж подпрыгиваю от неожиданности. Гость явно терпением не отличается. Лихорадочно проворачиваю ключ в замке, распахивая дверь. Мое бедное сердечко снова выписывает странное па.
Голос звучит глухо и испуганно, когда я спрашиваю:
– Ярослав? Т-ты как здесь?
– Привет, Ава. Разговор к тебе есть. Пустишь? – говорит Ремизов и улыбается так, что не пустить просто невозможно.
– Д-да, – розовеют ее щечки, – разумеется, проходи.
Ава явно нервничает и чувствует себя некомфортно. Это мило. Переступает с ноги на ногу, а потом и вовсе едва не отшатывается от двери, предоставляя мне возможность протиснуться с пышным букетом и тортом в небольшую прихожую своей квартирки.
Небольшую настолько, что я, честно говоря, пару мгновений тупо примериваюсь, оценивая свои габариты и шансы ничего здесь не свернуть. Как слон, блин, в посудной лавке.
Девушка это замечает. Улыбается смущенно:
– Если поместишься, конечно. У нас тут… скромненько.
– Думаю, я справлюсь, – улыбаюсь и захожу, даже закрывая за собой дверь. Да, я молодец.
Пробегаю взглядом по стройным ножкам фигуристки, обтянутым джинсами, стараясь сильно не заострять внимание на том, какая отпадная вздернутая попка мелькает в отражении зеркала у нее за спиной. Напоминаю себе, что сейчас не до этого. Говорю:
– Потрясно выглядишь.
– Эм… спасибо.
– Куда-то уходишь?
– Наоборот, только вернулась.
– Значит, я вовремя.
– Яр, прости за нетактичный вопрос, но как ты узнал наш с Димкой адрес? В ледовом сказали, да?
– Секрет фирмы.
Чтобы раздобыть ее номер, мне пришлось поднапрячься. А уж с адресом и подавно побегал. Сутки выносил мозг всем, кому можно. Поднял связи двадцатилетней давности. Извращался, короче, пока через одного знакомого не вышел на младшую сестру девчонки. Марта, кажется? Золотой человечек. По гроб жизни ей буду благодарен.
– Ясно. Не скажешь, значит?
– Не скажу. Привет еще раз, – подаюсь вперед и мажу губами по щеке девушки. На микромгновения задержавшись, втягиваю носом аромат ее духов. Пробирает до самой селезенки!
Ава смущена, но увернуться не пытается. Принимает поцелуй и улыбается:
– Здравствуй, Яр.
– Тебя всю неделю не было на арене.
– Работа не позволяла вырваться. Димка ездил сам. Один.
– Его похвалили на прошлой тренировке.
– Правда?
– Он в команде поставил рекорд по скорости шайбы. Ты не в курсе?
– Нет. Он не хвастался. А мне, похоже, пора начинать волноваться оттого, что ты о жизни моего сына знаешь больше, чем я.
– Просто небольшой контроль. Считай, я примеряю на себя роль тренера. Кстати, – спохватываюсь, – это тебе, – протягиваю нежно-розовые герберы, и сам плохо понимая, почему в цветочном я схватил именно их.
Хотя вру. На самом деле все просто. Они нежные. Мягкие. Невесомые. Как девушка, что в этот момент восхищенно распахивает ресницы и утыкается носиком в бутон.
– Спасибо, Яр. Обожаю герберы.
– Серьезно? Тогда есть шанс, что к концу нашего разговора они не прилетят мне в голову. Тебе просто будет их жаль.
– Да я в принципе букетами не раскидываюсь. Цветы-то не виноваты.
– Мои шансы выйти в эту дверь непобитым растут в геометрической прогрессии.
Мы переглядываемся, посмеиваясь.
– Проходи. Я поставлю цветы в вазу и включу чайник. Ты будешь чай или кофе?
– Чай.
– Какой пьешь? Черный, зеленый, каркаде?
– Черный. Без сахара. Спасибо.
Ава убегает на кухню, начиная там суетливо шебуршать. Я скидываю кроссовки и прохожу в гостиную. Озираюсь с интересом по сторонам. Квартирка – куколка, как и ее хозяйка. Маленькая и компактная. Продуманная до мелочей двушка. Со стильным ремонтом и совершенно новенькой на вид мебелью. Из чего я делаю вывод, что купила или сняла Ава ее не так уж и давно. Занятно.
Краем глаза заглядываю в приоткрытую дверь спальни – судя по всему, это комната сына. Разбросанные на столе у окна учебники и тетради. Брошенная в углу спортивная сумка, с которой парень гоняет на тренировку. И чисто пацанские темно-серые тона в обстановке. А комната Авы, очевидно, гостиная? Что ж, для детей исключительно самое лучшее. Ава – хорошая мать, это факт. Другого от нее и не ожидаешь.
Скидываю бомбер и прохожу на кухню, спрашивая:
– Давно вы с Димкой в Москве?
Она – кухня – здесь совмещена с гостиной и сделана по типу студии.
– Не поверишь – две недели как, – суетится, доставая тарелки из шкафа девушка. – Еще не до конца привыкла. Диму взяли в местную хоккейную команду. Вот мы и переехали. А ты? Надолго планируешь здесь задержаться?
– Пока контракт на год, а там будет видно.
– Почему вернулся из-за океана, если не секрет?
– Обстоятельства так сложились, – плавно съезжаю с темы. – Сын в школе?
– Да, на уроках.
– До скольких его не будет?
Ава оглядывается. Я перехватываю ее взгляд.
Она, нервно посмеиваясь, спрашивает:
– Мне стоит бояться?
– То есть?
– Не пойми меня неправильно, но такие вопросы малость… напрягают. Мы с тобой тут одни и…
– Ты за кого меня держишь? – искренне охреневаю я.
– Да я… – смущается, – в смысле… не обращай внимания. Просто твой приезд правда был неожиданным. Я в растерянности и несу всякую чушь, – отводит взгляд. – Забудь.
– Я приехал просто поговорить, Ава.
– Это я уже поняла. Но ты мог бы позвонить. Если тебе дали мой адрес, то и телефон у тебя наверняка тоже есть.
– А если я скажу, что это не телефонный разговор?
– Тогда я окончательно потеряюсь в догадках.
Ава ставит на обеденный стол тарелки с тортом. Хватается за чайник, разливая кипяток по кружкам. Я вижу, как дрожат ее руки. Слегка. Но это нехило так напрягает. Я что, настолько страшный тип?
То есть я вполне осознаю, что повел себя по-свински, заявившись без предварительного звонка. Но, набери я ей, не факт, что она согласилась бы встретиться. После тренировки Димы из столовой она от меня едва ли не убегала. Тогда я списал ее поспешность на неловкость, сейчас я просто и не знаю, что думать.
Выдаю самую нелепую версию, спрашивая:
– Я тебе неприятен?
– Что? Нет, конечно.
– Ты меня боишься?
– Скорее я боюсь себя, – говорит Ава тихо, но я стою достаточно близко, чтобы расслышать. – Ты тут точно ни при чем.
Ах вот оно как? Значит, это то самое женское волнение? В квартире буквально искрит от напряжения. И сейчас я понимаю, отнюдь не от страха девушки передо мной. Скорее от страха сломаться. И, может, я покажусь слишком самоуверенным говнюком, но Ава хочет меня.
Что ж, а я хочу ее. Тоже мне новость, правда?
И мне не надо многого, чтобы распалиться рядом с ней. Одного взгляда на ладненькую фигурку, упругую задницу и огромные доверчивые глаза достаточно, чтобы мысленно я истекал слюной и бился в предсмертных от воздержания конвульсиях.
Но, мать твою, я не маньяк какой-то! Я умею держать себя в руках и заталкивать свои «хочу» глубоко и надолго. Конечно, предпочтительней было бы «заталкивать» глубоко кое-что другое. Но, видимо, не в этот раз. Тем более когда на повестке дня моя карьера и ее спасение в лице бывшей девушки долбодятла братца.
– Я просто спросил, чтобы знать, сколько у нас в запасе времени. Потому что разговор нам предстоит и правда… любопытный, – пытаюсь оправдаться.
– Да все нормально. Я поняла.
– Тогда перестань так трястись.
– Я не трясусь.
– В самом деле? Я слышу, как стучат твои зубы от страха.
– Я не… – охает Ава. – Ауч! – шипит. – Черт!
– Что там? Давай помогу, – дергаюсь вперед. – Обожглась?
Девушка протестующе взмахивает руками:
– Нет, не надо, я просто… блин! – неловко задевает локтем пустую кружку и с оханьем пытается ее поймать. Не удается. Керамическая посудина с грохотом приземляется на пол прямо у босых ног Авы, разлетаясь на осколки. Она подпрыгивает, отскакивая.
– Осторожно.
– Вот же растяпа! – ругается, присаживаясь на корточки. Начинает суетливо подбирать остатки разбитой посудины в ладонь.
– Не порежься, – приседаю рядом, забирая мусор и откладывая в сторону.
– Димка расстроится, это была его любимая.
– Купим новую.
– Не получится, – трогает грустная улыбка карамельные губы, – ему ее за самую первую победу в областном чемпионате подарили. Вечность назад! Больше таких нет.
– Я что-нибудь придумаю.
– Да ты вроде как и не обязан. Это я, неуклюжая мать, разбила.
– А я приперся с тортом на чай. Так что…
Аврелия улыбается.
В какой-то момент мы тянемся к одному и тому же осколку кружки. Наши ладони соприкасаются. Ава вздрагивает, но руку отдернуть не успевает. Я ее перехватываю, зажимая ее пальчики в своей ладони.
Она вскидывает взгляд. Чистый, светлый, голубой. В таком запросто можно захлебнуться от восторга и утонуть. Взгляд, который медленно стекает на мои губы. Ава нервно облизывает свои, делая вдох.
– Яр, что ты делаешь? – шепчет.
– Понятия не имею.
Не знаю, о чем думает она, но я уже в красках представляю себе эти губы на моем члене. Натуральные, пухлые, карамельные. Ощущаю каждую ямочку и впадинку. В штанах моментально твердеет. Особенно когда наблюдаю, как ее щеки трогает румянец.
В башке коротит. Извилины завязываются в узелки, перекрывая доступ к здравомыслию. К черту все! Я подаюсь вперед, одной рукой зарываясь в ее волосах, второй хватая за руку и дергая на себя. Поднимая.
Ава вскакивает на ноги. Переступает на носочках через осколки, впечатываясь грудью в мою грудь. Взвизгивает удивленно. Я нападаю своими губами на ее губы. Целую, вжимая задницей в кухонный гарнитур и врезаясь языком в ее горячий ротик, который она приветливо раскрывает мне навстречу.
Наши языки соприкасаются. Я не могу сдержать утробного рычания. Горячая, мягкая, нежная девочка! От верхней головы до нижней прокатывается опаляющий разряд тока, сшибая и вышибая все предохранители к хренам. Вот и поговорили…
Ава тихонько стонет, упираясь ладонями в мою грудь. В какой-то момент она пытается меня оттолкнуть, но быстро прекращает потуги. Впивается пальчиками в тонкую ткань джемпера и льнет ближе.
Я ласкаю ее рот, почти имея своим языком. Держу за затылок, утопая в шелковистых волосах, не давая даже малейшей возможности к побегу. Целую, кусаю, посасываю, в порыве страсти проникая по самые гланды. Вкусная, сладкая, охеренная!
Пробираюсь ладонью под тонкую ткань блузки. Добираюсь до груди. Сжимаю поверх кружевного бюстика полушарие. Ава вздрагивает и прогибается в спине навстречу моей ласке.
– Я-Я-Яр… – стонет так сладко, что мой член уже почти порвал ширинку на джинсах.
– Нравится? – шепчу, спускаюсь губами к ее шее.
Она мычит тихонько от удовольствия.
Я прокладываю дорожку из поцелуев до ее ключиц. Она тянет за край моей кофты, стягивая через голову. Поддаюсь. А чего бы и нет? Такой «разговор» меня устраивает гораздо больше.
Ава царапает ноготками мою грудь, проезжает по прессу. Мышцы напрягаются и твердеют от ласк. Я подхватываю ее на руки, впиваюсь в губы поцелуем и буквально вслепую дотаскиваю до дивана. Укладываю. Раздвигая коленом ее ножки, ложусь сверху, придавливая своим весом. Дергаю ее за бедра ближе к себе. Не разрывая губ, нащупываю «собачку» на ее джинсах, с кощунственно-громким, отрезвляющим девчонку «вжиком» дергая вниз.
– Яр, нет! – пытается протестовать дурочка.
– Да, – рычу я и кусаю в подбородок. – Да.
– Мы не можем…
Я склоняюсь над ней, упираясь лбом в ее лоб. Ловлю ее ошалелый взгляд и частые-частые выдохи. Целую, кусаю и снова целую. Спрашиваю:
– Кто нам запретит? – и ныряю ладонью в ее расстегнутые джинсы.
– Остановись… – просит, а сама крепче обнимает за шею.
– Ты правда этого хочешь?
– Хочу, – звучит жалобный всхлип. – Перестань…
– Нет, не слышу уверенности в тоне, фигуристочка.
– Мы не должны… Яр… а-а-а-а! – вскрикивает, когда я касаюсь пальцами между ног поверх трусиков. Мокрые. Хоть выжимай! Повторяю свои манипуляции, надавливая на бугорок сквозь кружево. Ава стонет и подается навстречу моей руке. Хорошая девочка.
Хочет она. Только не чтобы я остановился, а чтобы показал ей небо в алмазах хочет. Прямо здесь и сейчас. Скинем уже это сексуальное напряжение, что протащили за собой больше десятка лет и наконец-то перейдем к конструктиву. Правильно? Абсолютно! Я больше чем уверен, что после меня перестанет так жестко на ней клинить. А она перестанет так страшно передо мной робеть.
– Мы… мы хотели поговорить, Яр, м-м-м…
– Обязательно поговорим, – запускаю ладонь ей в трусики, касаясь влажной нежной киски. – Обязательно, – обещаю.
Ава откидывается затылком на диван и закрывает глаза. Ее грудь вздымается часто-часто. Я покрываю поцелуями каждый оголенный участок ее бархатной кожи и начинаю круговыми движениями ласкать ее клитор, теребить бугорок. Девчонка ерзает подо мной и стонет. Так сладко стонет, что мой член, все еще пребывающий в штанах, готов туда же и разрядиться мощным залпом. Она впивается пальчиками в мои плечи и подстраивается под один с моей рукой ритм. Сама прижимается промежностью к моей ладони.
Я наваливаюсь на нее плотнее. Прижимаю подушечкой большого пальца ее закусанную зубками губу, оттягивая. Второй рукой раздвигая складочки, вводя два пальца. Ава распахивает глаза и смотрит на меня удивленным затуманенным взглядом. Сглатывает тяжело.
Я прохожусь кончиком языка по ее губам и начинаю трахать ее рукой. Быстро, интенсивно, проникая на всю возможную глубину. Срывая поцелуй за поцелуем с ее губ, довожу ее до пика, ощущая, как мышцы вокруг моих пальцев сжимаются все плотнее, вибрируя от напряжения.
С очередным толчком внутрь Ава вскрикивает и прогибается в спине, кончая. Бьется в сладких судорогах, сжимая ладонями мои плечи и хватая ртом воздух. Я стискиваю челюсти и догоняю ее оргазм своим. С опустошающим отчаянием понимая, что, как зеленый юнец, спустил в штаны. Накрыло так, что напряглась каждая мышца и извилина. Выстрелило все до последней капли в яйцах и звезд в глазах.
На мгновение в квартире повисает осязаемая тишина. Я утыкаюсь носом в висок замершей подо мной девчонки. Пипец как телу охрененно! Оно в раю. Ава нервно сжимает и разжимает пальцы, царапая своими ноготками мою голую спину. Когда последние отголоски оргазма стихают, я поднимаю взгляд и ловлю губами ее губы.
Ава не дышит. Принимает поцелуй как что-то необходимое. Смотрит на меня ошалевшим взглядом. Губы подрагивают, будто она пытается собрать слова во что-то внятное, но так и не успевает. Прежде чем растерянная девушка издает хоть звук, у входной двери слышится шорох.
Я напрягаюсь, прислушиваясь. Ава делает один рваный выдох. Звук вставляемого в замочную скважину ключа отрезвляет, как ушат ледяной воды. Аврелия, сталкивая меня с себя, подскакивает на ноги и лихорадочно поправляет на себе одежду. Смущенно прячет взгляд, выпаливая испуганно:
– Это Димка. Черт! Он сегодня раньше, чем обычно…
Я теперь не смогу спокойно смотреть на этот диван. И сидеть не смогу. И спать. Со сном могут возникнуть особенно серьезные проблемы! Мне будут сниться жаркие картинки, где его руки на мне и губы на моих губах. А пальцы? Пальцы творят что-то невообразимо прекрасное внутри меня…
Господи, мы испортили диван! Его надо выкинуть. Немедленно вынести на помойку.
Так, нет, сначала нужно встретить сына.
– Ну почему именно сегодня он вернулся раньше? – выдаю сокрушенно на выдохе, дергая и дергая застрявшую на молнии джинсов «собачку». – Че-е-ерт! – хнычу.
– Спокойно, – поднимается на ноги Ярослав. – Давай помогу, – подходит ко мне в два широких шага и с фантастическим проворством застегивает на мне эти гребаные джинсы так легко, будто всю жизнь только этим и занимался. – Мы не сделали ничего плохого, Ава. Без паники.
– Как я… мы… все это… объясню? – хватаюсь за голову. – Боже! Я даже двух слов связать сейчас не в состоянии, уже не говоря о том, что я вообще не умею врать!
– Эй, – хватает пальцами меня за подбородок мужчина, заставляя посмотреть ему в глаза. – Не кипишуй. Никто никому не будет врать. Все хорошо.
– Ничего хорошего. Димка сейчас придет сюда и увидит…
– Он увидит тебя, меня и больше ничего.
– Он поймет. Точно поймет, чем мы тут занимались.
– Тебе лет сколько? Твой сын не знает, что у его матери может быть личная жизнь?
Знает. В теории. На практике же – мой сын никогда не видел меня в подобном помято-блаженном состоянии и видеть не должен, это неэтично! Но выдаю я совершенно другой аргумент:
– Но не с таким, как ты, Яр!
– А чем, позволь…
В прихожей слышится щелчок замка.
Ярослав замолкает, поджимая губы. Не дожидаясь, когда Димка откроет дверь и зайдет в квартиру, кидает:
– Я в ванную, приведу себя в порядок и выйду. Обсудим это потом.
И, быстрее, чем я успеваю ввернуть какую-нибудь шпильку вроде: тебе этого не понять, мужчина подхватывает с пола кухни свой джемпер и закрывается в уборной.
Я мечусь из стороны в сторону. То хватаюсь за куртку Ярослава, то за сбитые диванные подушки, то вообще рву когти в сторону погрома на кухне, дрожащими руками пытаясь быстро навести порядок…
Психую. Бросаю. Господи, Ава, соберись! Ярослав прав. Ты взрослая женщина и ничего преступного не совершила, а всего лишь получила оргазм! Сногсшибательный оргазм со сногсшибательным мужиком. Миллионы женщин в мире делают это ежедневно, а некоторые и не один раз. Все! Проблема всего лишь в том, что теперь нужно как-то объяснить сыну нахождение у нас дома Ремизова. Но как? Что я ему скажу? Мировая звезда хоккея шел мимо нашего седьмого этажа и зашел? С тортом и цветами? Ар-р-р!
– Ма, ты дома? – доносится из прихожей.
Вдох-выдох, девочка.
Вдох-выдох.
– Д-да. Да, я дома, Дим.
Приглаживаю волосы, одергиваю блузку и выхожу ребенку навстречу. Ноги все еще ватные, а по телу мелкой крошкой рассыпается дрожь. С полувзгляда можно понять, что со мной что-то не так. Хороша мать, ничего не скажешь.
– Привет, родной. Как дела в школе? – спрашиваю, а голос хрипит от волнения, как прокуренный. Вот только этого не хватало!
– Здоров, ма, – чмокает меня в щечку Димка, скидывая кроссовки. – Да все как всегда. Училка по физике бесит. Уперлась и не хочет исправлять ту залетную двойку, прикинь? – жалуется, проходя в свою спальню, бросая под стол рюкзак.
– Прикидываю.
Вроде ничего не заметил.
Или заметил?
– Я ей уже две контрольных работы сдал на пять! Вот че она ко мне привязалась, а?
– Ну… – закусываю губу, неловко пряча руки в задние карманы джинсов. Перекатываюсь с пятки на носок. В голове свистит ветер. Он же, зараза, и выдул все слова, что я только что услышала от сына. Не зацепилось ни одно. Поэтому я растерянно хлопаю глазами, не понимая, что я должна ответить.
Мое молчание затягивается. Димка это замечает и оборачивается. Снимает пиджак и смотрит на меня удивленно. Рассматривает слишком внимательно.
Или это мне только кажется?
Да нет, точно рассматривает!
А потом заламывает в удивлении бровь – и где только научился, пакостник, – и спрашивает:
– Ма, все нормально?
– Да. А что?
– Ты опять какая-то, ну, не такая.
– А, кхм, какая?
– Ну у тебя нет температуры, там? А то лицо красное. И голос странный, как будто ты простудилась. Давай я градусник дам? – дергается в сторону кухни заботливый сын.
Я торможу его:
– Нет-нет, все хорошо. Душно, – обмахиваю ладонями лицо, – просто дома ужасно душно. Сейчас открою окно, и все пройдет.
– Да я бы не сказал. Но, – пожимает плечами, – лады. Как прошло собеседование?
– Да-а-а, там, – отмахиваюсь. – Не особо, в общем.
– Не взяли?
– Выдвинули странные условия. Я отказалась.
– Ясно, ты просто расстроилась, да? Поэтому такая? – сочувственно морщит нос ребенок. – Ну и фиг с ним, они тебя не заслуживают!
Официально – я ужасная лгунья-мать, не заслуживающая такого хорошего сына!
Хриплю:
– Да, расстроилась немного. Но ничего. Прорвемся.
– Сто пудов! Ты закинешь меня сегодня на тренировку?
– Да, конечно.
– Я тогда по-быстрому сгоняю в душ, – говорит сын, решительно шагая в сторону уборной.
– Дима, стой, там…
– Ополоснусь, похаваем и пое… ох, блин! – хватается за ручку двери как раз в тот момент, когда она распахивается сама. Благо ребенку не по носу, а вовнутрь.
В квартире виснет неловкое молчание. Скажу больше: в такой звенящей тишине я слышу, как тикают часы на руке Ярослава и гавкает собака соседа с первого этажа!
Димка от неожиданности делает пару шагов назад, отступая и тараща глаза на Ремизова. Яр вполне приветливо ему улыбается. Я же просто отчаянно силюсь мимикрировать и исчезнуть, гадая, как я до такой жизни докатилась.
Договариваю одними губами и скорее для галочки:
– …гость там, Дим. Не успела тебя предупредить.
Ярослав выходит из ванной и останавливается в дверном проеме. Максимально собранный, ни капельки не помятый и совсем не растрепанный. Выглядит так, будто только что сошел с обложки спортивного журнала, но никак не мужчина, что считаные минуты назад творил со мной пошлое непотребство на моем диване.
– Привет, – протягивает руку моему сыну Ремизов, первым нарушая тишину. – Ярослав.
– Д-да, – выдыхает Димка, пребывая в полнейшем шоке. – То есть привет! Я… э-э-э, Дмитрий. Дима, – по-мужски крепко пожимает протянутую Яром ладонь мой ребенок, а потом тут же совершенно по-детски выдает: – Офиге-е-еть!
Я возвожу глаза к потолку и беззвучно стону.
Да, блин, еще какое о-фи-геть. Сама в шоке, сынок.
– Ма, это же Ремизов у нас в ванной!
– Дим, – смотрю на сына укоризненно. – Некрасиво.
– Ой, – смущается он, – простите. Просто… да очуметь просто, как неожиданно!
– Все нормально, – улыбается Ярослав. – Рад с тобой познакомиться, парень, – хлопает Димку по плечу, – наблюдал за тобой на тренировках – мне понравилось, как ты контролируешь шайбу. Так держать, и далеко пойдешь.
– С-спасибо, – забавно мямлит Димка, что случается с ним крайне… э-э, да никогда. Он у меня парень такой, что за словом в карман не полезет. А тут мой маленький мужчина смущается. Впервые за много-много лет я вижу, как щеки моего ребенка слегка розовеют, и это так мило, что я, не сдержавшись, прикладываю к губам пальцы и прячу за ними улыбку.
Судя по тому, что сын мне рассказывал, Ярослав едва ли не его кумир. А давайте честно, кто из нас не будет пребывать в растерянности в ситуации, когда твой кумир оказывается у тебя дома? Правильно, я бы уже валялась в счастливом обмороке. А Димка просто растерял весь словарный запас. Смотрит на меня полным мольбы взглядом, а его сдвинутые на переносице темные бровки так и кричат: ма, спасай!
Я, откашлявшись, перевожу тему на нейтральную, спрашивая:
– Может, чаю, мальчики? У нас есть торт. Яр… – запинаюсь, – …рослав купил.
– Да я… щас я, быстро! Школа, физра и… – пятится к двери ванной комнаты Димка, по дуге огибая фигуру Ремизова. – И я только в душ и вернусь, лады?
– Лады. Тебе черный без сахара?
– Умгум, – бурчит невнятно мое чудо и прячется в уборной.
Господи, ох уж эта спасительная ванная комната. То один там прячется, то другой. Мне бы в какой угол забиться? Особенно сейчас, когда взгляд гостя перетекает с закрытой двери на меня. Такой тяжелый, мужской.
И как он только это делает? Моментально переключается с обаяшки-спортсмена на пугающе сексуального мужика, от взгляда которого начинают подгибаться колени и скручиваются в тугие жгутики внутренности?
– Все нормально? – спрашивает.
– Насколько это вообще возможно, да, – киваю и, чтобы хоть чем-то себя отвлечь от поползших в голову неприличных мыслей, топаю на кухню.
Ставлю чайник и убираю остатки многострадальной разбитой кружки. Достаю еще одну тарелку и тянусь к ящику со столовыми приборами. Дергаю за ручку. Охаю. Потому что Яр слишком тихо подходит со спины. Встает опасно близко. Одну руку укладывает на столешницу гарнитура, второй со звоном захлопывает отсек обратно, прошептав мне на ухо хрипло:
– Ну и чем я тогда плох?
– В-в смысле? – теряюсь.
– Почему с таким, как я, у тебя не может быть личной жизни, Ава?
Ах, вот он о чем…
Боже, мало того, что он охрененный спортсмен, шикарный мужик, так еще и память у него хорошая. Должен же у него быть хоть один существенный минус?
– Не принимай на свой счет. Это была просто фигура речи.
– Ты в отношениях?
– Тебе не кажется, что это нужно было спрашивать «до»?
– К слову не пришлось.
Он смеется надо мной?
– Ну да, – шепчу, – как же.
Я таки открываю ящик со столовыми приборами и ныряю в отсек с вилками. Достаю три. А потом, крутанувшись в кольце его рук, говорю твердо:
– В любом случае здесь не место и не время это обсуждать. У меня сын дома. Достаточно взрослый, если ты не заметил. Мне не хотелось бы, чтобы он видел нас вот в таком, – машу вилками между нами, – тесном положении.
– Зря. Прекрасное положение.
– Для тебя – может быть. А мне потом придется объяснять ребенку, что его мать не женщина легкого поведения, когда твой запал позаигрывать со мной сойдет на нет и ты исчезнешь из нашей жизни.
– То есть такой я, по-твоему, человек, Аврелия?
– А не такой? Еще скажи, что жениться на мне собрался? – посмеиваюсь.
– Может, и собрался, – улыбается Ярослав, бесстыже шаря взглядом по моему лицу. – Почему нет? Мы бы неплохо смотрелись вместе.
– Смешно, – киваю я. – Димке такое не ляпни, Яр. Я серьезно. Ты видишь, как он на тебя смотрит? Как на божество. Ты у него пример для подражания и оставайся, пожалуйста, правильным примером.
Ремизов хмыкает.
Я выныриваю у него из-под руки и принимаюсь разливать чай по кружкам, все еще каждой клеточкой ощущая на себе чужой взгляд. Это нервирует, вышибает из колеи и заставляет каждое действие совершать запредельно плавно, чтобы ненароком не налить кипятка вместо кружки себе в карман. С меня станется.
Закончив с чаем, нарезаю торт. Разворачиваюсь, чтобы поставить тарелки на обеденный стол, когда слышу потрясающе самоуверенное:
– Я отвезу Димку.
– Что?
– Поедем вместе на моей машине.
– С чего бы это? Зачем?
– Закинем парня на тренировку и где-нибудь посидим. Там рядом с ледовой ареной есть неплохой паназиатский ресторан. Пообедаем и поговорим.
– Яр, слушай…
– О чем вы поговорите? – появляется на кухне Димка, выскакивая из-за угла неожиданно, как тот самый чертик из табакерки. – Вы мою маму на свидание поведете?
– Дима, – шикаю.
– Что? Это здоровое любопытство, ма, – скалится парень.
– Нет, это нездоровое пихание своего носа во взрослые разговоры. Давай за стол.
– Никуда я его не пихаю, и я тоже уже взрослый. Вообще-то мне тринадцать, если ты забыла, – бурчит сын. – А про свидание вы все-таки подумайте, Ярослав. Мама у меня полностью свободна. И сегодня, и завтра, и в любой другой день.
– Дмитрий! – охаю я, легонько приезжая сыну кухонным полотенцем по попе. – Ну-ка, прекрати немедленно!
Димка хохочет, плюхаясь на стул. Ярослав улыбается, стреляя в меня глазами. Я краснею, как красный сигнал светофора! Предупреждаю грозно:
– Никаких свиданий. Поняли оба?
Нет, по правде говоря, от мысли о свидании с Ярославом в груди что-то щелкнуло, а в сердечке треснуло. Я вечность не была на свидании с мужчиной. А с таким, как Ремизов, – ни-ког-да. Но с моей стороны было бы опрометчиво и глупо в свете произошедшего сегодня нафантазировать себе всякого прекрасного, потому что потом меня неминуемо ждали бы разбитое сердце и сломанные розовые очки. Спасибо, увольте.
Мужчины молча переглядываются.
– Ну-ну, – лыбится Димка. И вместо того чтобы мягко поставить его на место, Ремизов берет и… подмигивает ему!
Они знают друг друга считаные минуты и уже спелись! Зараза…
Разумеется, Димка пришел в восторг от идеи Ярослава подвезти его на тренировку. Хоть виду и не подал. Всю дорогу до ледовой арены я молчала, а мужчины трещали о своем – мужском, то бишь о хоккее. Оба оперировали малопонятными мне терминами и обсуждали плохо известных мне личностей. Но одно я поняла точно: удивительно, как быстро могут найти общий язык два разных поколения, которых объединяет одно общее дело.
Однако, несмотря на переполняющую моего ребенка радость от знакомства со своим кумиром, выскакивая из машины, Димка все равно задвинул напоследок милое:
– Просто предупреждаю: маму мою обижать нельзя, даже такому крутому чуваку, как ты.
– Понял, – кивнул ему Яр с улыбкой, – принял. Удачи на тренировке, спортсмен.
– Ага, пасиб. Пока, ма.
– До вечера, сынок.
Дождавшись, когда Димка зайдет на арену, Яр давит по газам, увозя нас в сторону того самого паназиатского ресторана, о котором говорил.
Место здесь и правда неплохое. Я бывала пару раз, пока ждала ребенка с тренировки. Облюбовала уютные столики на втором этаже у окна. Вечером отсюда открывается особенно потрясающий вид на широкий проспект и сверкающую огнями ледовую арену. Обычно в дни матча сюда не пробиться. Однако сегодня у команды нет игры, и свободных столиков предостаточно.
Ярослав, как настоящий джентльмен, придерживает дверь и пропускает меня вперед. Девушка хостес по моей просьбе находит для нас свободное укромное местечко, провожая до столика, при этом буквально пожирая глазами моего спутника. И да, я даже не могу ее в этом винить. Высокий, под два метра ростом, большой и спортивный Ярослав априори не может не привлекать к себе всеобщее внимание. Тем более с учетом того, какая он известная в мире спорта личность.
Мы делаем заказ. Я обхожусь облепиховым чаем, Яр останавливает свой выбор на американо. Официант уходит, оставляя нас одних. Мы переглядываемся, но молчим. Ремизов без ложного стеснения гуляет взглядом по моему лицу. Хочется съязвить, заметив, что он за эти пару часов уже успел изучить каждую мою мимическую морщинку. Но я не язвлю. Я отвожу свой взгляд, нервно комкая в пальцах бордовую салфетку и нетерпеливо покачивая ногой под столом. Чего он тянет? Что-то непохоже, что тема разговора, с которой он приехал, так уж для него важна, раз он молчит, всячески оттягивая момент.
Буквально через считаные минуты наш заказ оказывается на столе. Я делаю глоток горячего чая с ярким привкусом облепихи. Грея озябшие ладони о кружку, решаюсь заговорить первая, начиная с нейтрального:
– Сильно отличается жизнь в Штатах от жизни в России?
Когда-то в далеком прошлом я грезила Нью-Йорком. Это была большая мечта маленькой девочки из глубинки. Девочки, которая подавала надежды, но за пару лет до Олимпиады оступилась, так и не сумев вернуться в большой спорт после родов.
– Достаточно, – кивает Яр. – Но на самом деле быстро привыкаешь.
– Так и не расскажешь, почему ты вернулся? В то, что устал, не поверю. Судя по тому, что сказал Димка, тебе еще играть и играть.
– Новости ты не читаешь, надо полагать?
– Предпочитаю держаться на расстоянии от инфомусора.
Яр кивает. Не сводя с меня взгляда, делает глоток кофе и спрашивает, кажется, тщательно подбирая слова:
– За жизнью Гордея тоже не следишь?
Я мешкаю. Я предполагала, что рано или поздно имя брата Ярослава всплывет между нами как что-то неопределенное и далекое. Но не думала, что так быстро. Отстраненно провожу пальцем по бортику кружки, стирая след от помады, и задаю, как по мне, вполне справедливый вопрос:
– А ты следишь за жизнью своих бывших?
– Не особо. На то они и бывшие.
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос, – улыбаюсь.
– Почему вы расстались?
– А почему люди расстаются?
– Ты на все мои вопросы будешь отвечать своими, Ава?
– Я просто плохо понимаю, к чему ты клонишь. Говори конкретней.
– Хорошо, – кивает мужчина, – я сейчас кое-что спрошу, – подается вперед Ремизов, сцепляя пальцы в замок, – только ответь мне честно.
– Не обещаю, но постараюсь, – говорю, а сама внутренне подбираюсь.
– Если мы говорим о конкретике… Отец Димки – Гордей?
Я прикусываю язык и до боли сжимаю кружку ладонями. Смотрю Яру прямо в глаза, даже не думая юлить. А смысл? Рано или поздно этот вопрос все равно бы прозвучал. Ярослав далеко не дурак…
Секунда.
Вторая.
Мама всегда говорила, что у меня слишком живая мимика и все мысли живописно написаны на лице. В фигурном катании это прекрасно помогает передавать эмоциональный посыл номера. В жизни это скорее мешает. Но конкретно в этот момент я благодарна судьбе, что мне даже рта раскрывать не приходится. Я не представляю, что в данный момент видит перед собой Ярослав, но когда он стискивает челюсти и выдает:
– Мудак, сука! – Я просто пожимаю плечами. А что я еще скажу? Все эти стадии от отрицания до принятия я прошла еще тринадцать лет назад. Я не могу винить Гордея в случившемся. В неожиданной беременности я виновата ровно настолько же, насколько и он – ни больше ни меньше. Его огромный косяк был разве что в том, что, когда я сообщила ему эту новость, он тупо слился, бросив девятнадцатилетнюю маленькую дурочку одну разгребать наши проблемы. Дурочку, которая до его появления была невинной девственницей, которая о сексе толком и не знала ничего.
Не передать словами, насколько в тот момент мне было страшно, больно и обидно. Я тонула в болоте под названием «депрессия». До последнего верила и надеялась, что мы как минимум пройдем через это вместе. Однако Гордею было по хрену. И тогда, и все тринадцать лет жизни сына я ни разу не пожалела о его рождении, даже несмотря на то, какой его отец «мудак, сука», как выразился Ярослав. Горько, грустно, но что теперь? Мой стакан всегда наполовину полон – у меня растет прекрасный сын.
– Он знает? Гордей знает про сына?
– А ты как думаешь?
– Гнида, – со свистом выпускает воздух сквозь сжатые зубы Ярослав. Проводит пятерней ото лба до макушки по короткому ежику волос и машет головой, будто все еще не в силах поверить в услышанное.
Он злится, это и дураку понятно. Наверное, в этот момент степень моего уважения к Ремизову вырастает в разы, а безумная часть меня думает, что лучше бы я забеременела от Ярослава. Такой, как он, точно бы не позволил девушке барахтаться в проблеме в одиночестве. Да, честно говоря, такой, как Яр, вероятней всего, вообще никакой беременности бы не допустил. Даже сегодняшнее маленькое «происшествие» дает понять, насколько он чуткий и осторожный любовник. Так что да, лучше. Однако кому лучше? Точно не ему, который за эти тринадцать лет построил блестящую карьеру. Имея отвлекающий фактор в виде сына, кто знает, как сложилось бы у него в хоккее.
– Мало я ему врезал. Надо было расквасить его морду в фарш. Только кто бы знал, да, Ава? Почему ты не сказала нам?
– Кому «вам»? – ухмыляюсь я горько.
– Мне?
– Мы с тобой никогда близкими друзьями не были, если ты помнишь. И да, ты улетел в Америку, Яр.
Ремизов мрачнеет.
– Нашим родителям хотя бы.
– Зачем?
– Что значит «зачем»? – рычит Яр. – Это же ребенок, мать твою! Наша плоть и кровь. Их единственному внуку уже тринадцать лет, а они об этом ни сном ни духом.
– Это был выбор отца ребенка. Я не посчитала нужным совать свой нос в чужую семью.
– Плохо ты посчитала.
– Тебе этого не понять, Ярослав.
– Как ты вообще не испугалась его оставить? Сколько тебе было тогда? Восемнадцать?
– Девятнадцать. И, разумеется, я испугалась.
– Поэтому ты завершила карьеру так рано?
– Мне тогда сильно помогли мама с папой. А вот тренер, которой я доверяла едва ли не больше, чем своим родителям, поставила на мне крест. Больше в фигурное я так и не вернулась. Не смогла найти в себе сил.
Я выдаю все как на духу совершенно без злобы. Я не хочу стравливать родственников Гордея. Не хочу, чтобы мой сын имел что-то общее со своим биологическим родителем. И в целом не хочу бередить прошлое. Нам с Димкой вполне комфортно в нашем настоящем.
Вот только Ярослав не на шутку заводится, принимая максимально близко к сердцу ситуацию. Его глаза буквально наливаются кровью, а огромные кулачищи опасно сжимаются и разжимаются, заставляя мое сердце трепетать от страха. Дискомфортно, честно говоря, когда перед тобой сидят два метра и сто килограммов закипающих от злости мускулов. А судя по гуляющим на лице желвакам и напряженным плечам, Ремизов на грани взрыва.
С этим надо что-то делать, пока он не наломал дров. И я не придумываю ничего лучше, чем накрыть его сжатую в кулак ладонь, лежащую на столе, своей ладошкой. Слегка сдавливая горячие пальцы мужчины, улыбаюсь:
– Эй, чемпион, выдыхай.
Яра это слегка отрезвляет. Я чувствую, как от моего прикосновения он вздрагивает. Опускает взгляд на наши руки и… перехватывает своей ладонью мою. Обхватывает мои пальцы, сжимая.
– Я его убью, – цедит сквозь зубы.
– Ты с ума сошел? Брось!
– А если бы не мое возвращение в страну? Ты бы так и поднимала Димку одна? Эта сволочь ведь не платит алименты?
– Я не одна. У меня есть родители, которые нам помогают.
– Это неправильно, Ава! Нечестно, блин, что он спускает все деньги на шлюх и травку, когда ты одна впахивашь и поднимаешь вашего сына. Хоккей – это дорого!
– Да жизнь вообще штука несправедливая, если ты не заметил.
– Меня убивает твое спокойствие, – выдыхает Ремизов. – Просто убивает!
Я посмеиваюсь:
– Просто за тринадцать лет я уже тысячи раз прокручивала подобные диалоги в своей голове. Злилась, бесилась, тратила кучу сил и энергии на глупую ненависть к судьбе за ее несправедливость, пока не поняла, что меня ведь все устраивает в моей жизни, – пожимаю плечами. – Я счастливый человек. У меня классный сын. Здоровые родители и любимое дело. Мне не на что жаловаться.
Ярослав качает головой:
– Ава.
– Ну что? – улыбаюсь я.
– Ты просто святая. Другая на твоем месте хорошенько бы Гордея поимела. И была бы права.
– Гордей – грязь. А я не люблю мараться.
Ремизов заламывает бровь. Хмыкает и качает головой. Кажется, вот теперь его окончательно отпускает. Растирает ладонями лицо и затылок. Смотрит на меня из-под бровей и снова качает головой.
Да, вот такая я странная. Мне плевать, в каком дерьме погряз Гордей, это его жизнь и его проблемы. Моя жизнь – Дима, и я расшибусь, но дам своему ребенку только самое лучшее. А такой отец, как Ремизов-младший, точно к этой категории не относится.
Я подливаю себе чая из чайничка и делаю глоток, смачивая пересохшее горло. Легкая облепиховая кислинка бодрит. Ставлю чашку на блюдце, звякнув ложкой, и интересуюсь:
– Может, ты уже скажешь, что у тебя ко мне был за серьезный разговор? Или ты передумал?
– Отчего же передумал, – машет головой Яр, словно стряхивая тяжелые мысли после неожиданной новости. – Теперь я, как никогда до этого, уверен в том, что обратился к правильному человеку. Только умоляю, выслушай меня и не отказывайся сразу, Ава.
– Опять говоришь загадками, – улыбаюсь. – Может, уже скажешь прямо, чего ты хочешь от меня, Ярослав?
– Сущий пустяк, по сути.
– И?
– Аврелия, выходи за меня замуж?
Я давлюсь чаем и долгое мгновение перевариваю услышанное. Переварив, начинаю хохотать. Закатываюсь так звонко и от души, что Ярослав наблюдает за мной и тоже улыбается. Отсмеявшись, я смахиваю слезы из уголков глаз и говорю:
– Забавная шутка.
Ремизов улыбается:
– Это не шутка.
– Ну да, ну да. Кольцо тоже приготовил?
– Не знал размер. Купим вместе.
Я хмыкаю. Замолкаю. Снова хмыкаю. Забавно. Это какой-то новый модный, как там Димка говорит? Пранк? Да вроде бы Ремизову не семнадцать, чтобы так прикалываться. И как далеко он готов зайти в своей шутке?
– Ладно, давай, – решаю подыграть.
– Правда?
– Да, а чего нет?
– Ава, я серьезно. Мне нужна жена.
– Да я тоже от мужа бы не отказалась.
– Разговор напоминает бред, – вздыхает Ремизов.
– Да потому что это и есть бред, Ярослав, – посмеиваюсь я, пряча взгляд в кружке с чаем. – Выйти замуж. Вот это ты ляпнул, конечно.
– Нет, просто я не оттуда зашел. Давай по-другому, ладно? Ава, мне нужна твоя помощь.
– Яр, ну хватит, уже не смешно.
Мой спутник жестом просит подождать и тянется к своему телефону. Пара быстрых свайпов по экрану, и Ремизов передает мне свой мобильник, командуя:
– Прочитай.
– Что это? – пробегаю глазами по заголовку и фотографии, сопровождающей статью. На ней плохо видны лица, но я почему-то ни капли не сомневаюсь, что знаю обоих этих мужчин. Ярослав и Гордей. Первый с размаху дает в нос второму. Снимок явно соскринили с видеозаписи, причем не самого лучшего качества.
– Ты спрашивала, как я оказался в России и почему? Вот, – кивает Ремизов.
Смеяться как-то расхотелось.
Я пробегаю глазами по статье, которая, очевидно, была опубликована в каком-то журнале, и чем дальше, тем больше мне становится тошно. Судя по тому, что здесь написано, Гордей влип в не самую приятную историю с наркотиками, потащив за собой на дно Ярослава. Старший брат, в свою очередь, слетел с катушек, случилась потасовка, и Яр расквасил младшему нос. М-да…
И какой из Гордея отец? Какой ему ребенок? Какой пример этот человек, что сам на себя уже не похож от постоянных загулов, может дать нашему сыну? Моему. Моему сыну. Ответ очевиден – никакой, и Гордея нужно держать от Димки как можно дальше.
– Что ж, Гордей получил заслуженно, как по мне. Только я все еще не понимаю, при чем тут твой переезд и наша свадьба?
– В прессе поднялась волна хейта. Журналистов стало не заткнуть. Меня мягко попросили «освободить место в команде».
– Но это же нечестно!
– Не ты ли мне пять минут назад говорила, как несправедлива жизнь? – мягко улыбается Яр, зато я теперь закипаю, как старый ржавый чайник. Еще чуть-чуть, и из ушей повалит пар, а из носа свист.
– Говнюк! Сам жить не умеет и другим все портит!
– Чтобы пресса сместила фокус своего внимания, мне нужна бомба‐новость. Такая, что перекроет этот скандал. Мой пресс-секретарь вместе с агентом считают, что свадьба может стать такой. Мы уже подготовили пресс-релиз. Историю продумали до мелочей. Мне только нужны фото и фиктивная жена. Так что, Ава, я прошу тебя мне помочь…
– Но почему я? – искренне не понимаю. – У тебя что, нет девушки, подруги, женщины? Да не поверю, что у тебя нет любовниц, Ремизов!
– Любовницы есть. Но в том-то и проблема, что все они сидят и ждут этого предложения как манны небесной. Я потом из такого фиктивного брака не выпутаюсь. Ты, Ава, другое дело.
А вот сейчас стало обидно.
– Меня не жалко, и поэтому можно использовать?
– Я не… – теряется мужчина, – я такого не говорил.
– Но прозвучало именно так.
– Это ты предпочла интерпретировать сказанное мной подобным образом. Я просто имел в виду, что ты лицо во мне не заинтересованное. А еще адекватная и разумная женщина. Ты не будешь устраивать истерик и скандалов. С тобой у нас может получиться идеальное партнерство. Только лишь всего.
– М, – хитро щурюсь я, – адекватная, спокойная, разумная – правильной дорогой идешь. Еще пару комплиментов, и, возможно, я скажу «да».
– Да?
– Боже, конечно, нет! – закатываю глаза. – Ты хоть понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты гребаный капитан олимпийской сборной! Тебя вся страна знает. И ты хочешь протащить мое лицо по всем журналам и газетам? Мне не нужна такая слава. Да вообще никакая не нужна. А Димка? Как я объясню это Димке?
– Скажем ему правду.
– Как у тебя все просто.
– А разве нет?
Я на мгновение затыкаюсь. Кручу в руках кружку и бодаюсь с Ремизовым взглядом. В его глазах слишком много эмоций и невысказанных слов. Напряжение, растерянность, мольба – столько я просто не вывезу.
– Нет, Яр, – выдыхаю сокрушенно, – я не могу. Если бы я была одна, может, и согласилась бы. Но Дима… нет.
– У него не будет проблем. Я обещаю.
– Ты не можешь этого обещать. Это сотни тысяч людей. Миллионы! Даже при всей своей власти ты не сможешь проконтролировать всех. А у него школа, хоккей, он только переехал в большой город. Еще и возраст такой непростой. Пойдут слухи, кривотолки. Вокруг до фига и больше ядовитых и злых людей, которые будут говорить. О нас. И говорить не самые приятные вещи…
– Он у тебя умный парень, Ава. Он все поймет и со всем справится.
– Тебе не кажется, что это эгоистично – заставлять ребенка справляться с чем-то, что возникнет не по его вине?
– Ава… – выдыхает Ярослав.
Я отрицательно машу головой.
Ремизов сдается. Ссутулившись, отводит взгляд, проводя ладонью по затылку. Растирает переносицу и на пару мгновений зажмуривается. Он расстроился. Уголки губ опустились вниз, между бровей залегла хмурая морщинка. Черт, почему я чувствую себя виноватой? Я ведь права. Ну права же? Я мать и в первую очередь должна думать о своем ребенке, а не о мужчине, пусть даже и таком хорошем, как Ярослав. Который, кстати, спрашивает:
– Может, я могу сделать что-то взамен? Проси что угодно. Деньги, бизнес, квартиру, машину, не знаю… Все, Ава. Я готов на любое твое условие.
– Билет на прогулочный рейс до Луны.
– Ты серьезно? – встрепенувшись, переспрашивает. – Я могу…
– А ты серьезно пытаешься меня купить?
– Ни в жизни не поверю, что тебе не найдется выгоды от нашего брака! Ладно, к популярности и славе ты не стремишься. Деньги ты не возьмешь из гордости. Понятно. Но что-то точно должно быть.
Честно говоря, есть. Выгода. Правда, я вспоминаю о ней только сейчас. Сотрудничество с издательством. Надо же, как забавно получается: «решение вопроса» подоспело само, а главное, так вовремя. Но какой я буду лживой эгоисткой, если ради своей карьеры продам спокойствие сына? Блин, ему не пять! Он уже взрослый мальчик, который все видит, чувствует и понимает. Возможно, даже больше, чем мне бы того хотелось. Как я могу?
– Я вижу, что ты задумалась, – хватается за мою заминку Ярослав. – Выкладывай, давай?
– Я. Не. Могу. Яр.
– Можешь.
– Не могу, и все тут! – вспыхиваю раздражением. – Димка…
– Если вся проблема в нем, давай спросим его мнение. Он взрослый парень, и я думаю, мы вполне можем положиться на его решение.
– Ты доверяешь свою судьбу тринадцатилетнему ребенку?
– Не просто ребенку, а племяннику.
– Но ему мы об этом не скажем, Яр! Да же? – добавляю с нажимом.
– Разумеется, – кивает Ремизов. – Так, значит, это «да»?
Я вздыхаю. Качаю головой, растираю виски указательными пальцами и снова качаю головой. Господи, ну как под таким прицельным взглядом можно вообще сказать «нет»? Но это же просто бред! Чушь! Я пожалею. Обязательно об этом пожалею. Но говорю:
– Значит – ты сильно не надейся. Через час у Димы закончится тренировка, и мы попробуем с ним поговорить. И я поверить не могу, что я реально это сказала.
Мужчина улыбается, поигрывает бровями, самодовольно заявляя:
– Поверь, ты не пожалеешь. Я буду очень хорошим мужем.
Как же…
– Оставим решение за Димой, – сдержанно говорю я, а у самой в груди закручивается торнадо из чувств.
Браво, Ава, молодец, Ава, очень зрело перекладывать решение на плечи ребенка. Мать года просто!
Нетерпеливо барабаня пальцами по рулю, прикладываю мобильник к уху и слушаю длинные гудки, мысленно отсчитывая секунды. Образцов отвечает на третьей:
– Рем, у тебя две минуты, я мчу на встречу.
– Я справлюсь за одну. Организуй на ближайшее время фотосессию, и пусть Стелла договаривается об интервью. Издательство должно быть проверенным. Вопросы тоже согласуйте заранее. С заявлением в ЗАГС я разберусь, есть знакомые в этой структуре. А ты потрещи с юристами, нужно, чтобы грамотно составили брачный договор, девушка волнуется.
– Правильно ли я понимаю, что это значит… – зажигается азарт в голосе моего агента.
– Правильно. Я нашел себе жену и сына, – говорю, а сам до сих пор не верю, что реально собираюсь это провернуть. И еще круче, что уже через пару дней мы с Авой будем жить под одной крышей, закольцевавшись. И близко не представляю пока, какие за этим решением потянутся последствия для нас двоих, но буду наглым треплом, если скажу, что меня такое положение вещей не окрыляет. Моя бы воля – забрал бы их с Димкой уже сегодня.
– Понял, дружище. Принял. Как зовут-то женушку? Кто она? Человечек надежный?
– Надежней не бывает. Моя давняя знакомая, еще времен старта карьеры. Аврелия зовут.
Образцов присвистывает:
– Уже одно имя – чистый секс!
– Слышь, ты, секс, губу закатай, – порыкиваю, сжимая пальцами баранку руля.
Эта девочка моя. Пока не понимаю насколько, но моя.
– Ладно ты, не рычи, – ржет Стас, – просто к слову пришлось.
– При ней такого не ляпни. Она не из тех «заек», что вокруг нас вьются.
– Сын ее? Сколько лет?
– Ее. Тринадцать. Тоже хоккеист. Начинающий и перспективный.
– Просто зашибись! Ты выбил страйк, дружище. Я тебя понял, сделаю все в лучшем виде и завтра тебе наберу. Идет?
– Идет.
– Все, давай, я полетел.
– Бывай.
Отключаюсь и откидываю телефон на соседнее сиденье. Страйк… Очень может быть. Удивительная коллаборация: до сегодняшнего дня одна только мысль полноценно пустить на свою территорию женщину вызывала во мне волну дикого протеста. Все внутри резало и пекло в нежелании делить свою холостяцкую берлогу с какой-то левой бабой. С Авой же, мать твою, я жду этого момента. Предвкушаю. Да и язык не поворачивается назвать ее «левой бабой». Тем более в свете вскрывшихся сегодня подробностей.
Разминаю шею, растирая ладонями. Двигатель молотит, поддерживая комфортную температуру в салоне тачки. С неба начинают моросить крупные капли осеннего дождя, размытыми полосами скатываясь по лобовому. Промозглая, серая унылость.
Я выглядываю в окно – в квартире Авы и Димы горит свет. Я только что подвез их до дома. На чай напрашиваться не стал, полагая, что матери с сыном есть что обсудить, а теперь вот сижу около их подъезда, как дятел, и понимаю, что возвращаться к себе не хочется. Там тихо, пусто и одиноко. Хотя в прошлом меня это редко угнетало.
Договориться с Димкой не составило особого труда. Рассудительный парень все взвесил и дал добро на нашу с его матерью маленькую авантюру. Я в этот момент выдохнул, физически ощутив, какой огромный булыжник рухнул с моих плеч. Ава же все еще металась в сомнениях. Как родителя, что хочет любой ценой защитить свое чадо, я ее понимаю. Но как профессиональный спортсмен считаю, что Димке не помешает подготовиться к самостоятельной жизни без мамкиной юбки. Еще пять лет, и велика вероятность, что его заберут за океан и парень с головой окунется во взрослые суровые будни, когда пресса ходит за тобой по пятам, а за каждым вторым кустом поджидает репортер. Так что учиться отбиваться от нападок журналистов нужно начинать уже сейчас. Но, разумеется, право голоса мне как такового никто не давал, поэтому я промолчал.
Зато оно есть у Гордея. Это право. Номинально, но… Поверить не могу, что эта сволота заделал ей ребенка и слился. Гондон!
Я помню, какими девчонка смотрела на него влюбленными глазами. Меня это резало по живому. В двадцать с небольшим я не сказать чтобы был сильно смелый и дерзкий. В отличие от Гордея. Не менял баб, как использованные презервативы, и не скакал из койки в койку. С детства более рассудительный, более спокойный и уравновешенный тип, нежели младшенький. Это сейчас, с возрастом, пришел к здоровому пофигизму и начал пользоваться своим положением, снимая девочек. Зачерствел, наверное. А тогда у меня с этим были проволочки. Особенно если девочка где-то откликалась глубоко в душе…
Помню тот момент, когда впервые увидел Фомину на льду, завис. Наша команда как раз освобождала каток после тренировки, а Ава вышла разминаться. Черные облегающие штаны и водолазка. Хрупкая, тоненькая, как тростинка, и изящная вся, до мизинчика. Один брошенный в ее сторону взгляд, и моя задница сама нашла лавку. Я стянул с себя шлем и проторчал тогда на льду целый час, не спуская с фигуристочки глаз. А уходил оттуда, уже зная, кто ее тренер, сколько ей лет и, самое главное, как ее зовут.
Она парила надо льдом так легко, как будто для нее это совсем ничего не стоит. Разрезала идеально ровную поверхность лезвием, выписывая сумасшедшие фортели. Я на коньках с трех лет, но до сих пор не рискну так скакать и крутиться. Высока вероятность, что я просто сверну себе шею. Девчонка же вкладывала в каждое свое движение душу. Каждое! Вплоть до взмаха кистью. Она даже это делала особенно изящно. С тренером не спорила. Все приказы выполняла четко и беспрекословно. Всего раз за этот час мазнула по мне быстрым взглядом, тут же отвернувшись, как мне тогда показалось, пряча улыбку и покрасневшие щеки.
Хотя, может, мне это реально только показалось.
Прошло долгих две недели, пока в суете и бесконечных тренировках сборной я умудрился поймать ее в столовой. Наше расписание неудачно накладывалось друг на друга. В тот момент, когда был свободен я, – Ава занималась, и наоборот. Вечерами у нас был режим. Тренеры загоняли в номера и строго‐настрого запрещали покидать комнаты. Разумеется, мы один хрен выходили. Кто через балконы, кто через черный ход. Уловками и хитростью сваливали из расположения сборной. Только у Фоминой тоже был график. За ней и следили посерьезней, чем за группой мужиков от восемнадцати до сорока. Да и она была девочка примерная – максималистка, нацеленная на результат.
Так что я феерично просрал целых две недели, за которые мог бы с Авой сблизиться. Но не случилось. А когда мы столкнулись в столовой, я позвал ее выпить кофе и угостил манговыми эклерами из единственной приличной кондитерской в городе. Узнал через знакомых девчонок‐фигуристок, что Ава их обожает, хотя и строго соблюдает режим питания.
Интересно, сейчас она все так же неровно дышит к манго?
В тот момент мне казалось, будто между нами что-то проскочило. Не знаю, как правильно сформулировать, разве что ванильно: искра. Взаимопонимание, интерес друг к другу, короче, произошел коннект. Хотя сейчас, спустя годы, я понимаю, что, видимо, просто желаемое всеми силами выдавал за действительное. Потому что прибывший в расположение сборной Гордей на следующий же день подкатил к Фоминой шары, и девчонка сдалась. Он пригласил ее на свидание, Ава пошла. Я не виню ее. Я сам мудак и тормоз. Но Гордея мне хотелось убить.
Я бесился. Тогда я впервые в жизни бесился так, что готов был собственными руками свернуть младшему брату шею! Впоследствии он еще не раз доводил меня до нервного тика и кровожадных мыслей. Но тогда…
Не представляю, чем бы закончилась вся эта история, если бы не мой спортивный агент, который в тот момент вовремя толкнул меня в сторону НХЛ. Это был мой первый и не самый выгодный контракт с зарубежной лигой. Но я согласился и улетел. Улетел и предпочел затолкать эту историю на самые задворки памяти, не распечатывая ее до сегодняшнего дня…
Выныриваю из воспоминаний, понимая, что на улице уже порядком стемнело. На подъездах зажглись фонари, а дождь прекратился. Тачка по-прежнему молотит, дымя на весь двор, а уровень топлива в баке упал опасно низко, практически приблизившись к красной зоне. Дерьмо.
Утром забыл заправиться. И если я проторчу здесь еще хоть час, придется кидать машину у дома Авы и вызывать такси. А завтра ранняя тренировка. Такси – хрен вызовешь. Пацанов в моем районе нет – большинство предпочитают жить за городом. Почти у всех свои дома в близлежащих поселках. Нет, оставить тачку – не вариант.
Бросаю последний взгляд на окна Димки и Авы, пристегиваюсь и с ревом двигателя срываюсь с места, покидая двор старенькой многоэтажки. Есть у меня еще один нерешенный вопрос.
Тянусь к телефону и в пару кликов набираю матери. Гудок, и слышу мило-возмущенное:
– Ну наконец-то, Ярослав! «Мама, я тебе перезвоню» – и неделя тишины. Сын, у тебя совесть есть?
Улыбаюсь:
– Где-то была, я ее обязательно поищу, мам.
– Шалопай! Как ты? У тебя все хорошо?
– Все хорошо и даже лучше. Ма, слушай, у меня есть для тебя новость, – притормаживаю на светофоре, почесывая подбородок. – Ты это… сидишь?
Чайник громким щелчком оповещает о том, что закипел. Я ставлю на обеденный стол кружки и в очередной раз выглядываю в окно – внедорожник Ярослава наконец-то срывается, освобождая парковочное место у подъезда.
Уехал. Долго он простоял. Часа полтора, не меньше. Интересно, почему? Тоже не находит себе места перед предстоящим нам с Димкой переездом? Должно быть, холостяку Ремизову тоже не так-то просто впустить чужую женщину с ребенком на свою территорию…
Засмотревшись на блики от фонарей, гуляющие в лужах, проваливаюсь в воспоминания.
– В понедельник утром у меня тренировка, а потом я заберу вас к себе. Поедем домой – вить семейное гнездышко, – шутит он, конечно, но пьяные мурашки, побежавшие по моим рукам, этого явно не понимают.
– Это точно необходимо, Яр?
– Переезд? Конечно, – прячет руки в карманы джинсов Ярослав. – Ты вроде как моя жена. Логично, что мы будем жить вместе. Семьей. Разве нет?
– Ну да… – нехотя соглашаюсь, зябко ежась под холодным порывом ветра.
Мы стоим у нашего с Димкой подъезда. Сын убежал в канцелярский магазин за ручкой, оставив нас с Ремизовым наедине. Я, еще не до конца смирившись с принятым решением, пребываю в состоянии растерянности, а Ярослав уже бойко продолжает:
– Завтра я весь день занят, а в воскресенье скатаемся купим кольца? Потом можем проехаться по магазинам. Обычно продуктами у меня затаривается домработница, а нам с тобой нужно оборудовать две гостевые спальни всем необходимым, чтобы вам с Димкой было комфортно. Уборкой, кстати, у меня тоже занимаются специально нанятые люди, так что о таких мелочах не беспокойся.
Чем дальше говорит Ярослав, тем больше я проваливаюсь в паническое: куда я лезу?! Домработницы, уборщицы, гостевые спальни – не мое это все. Не мой мир. Не моя жизнь. А что, если я банально переоценила свои возможности и не вывезу? А если правда просочится в прессу? Это же будет позор! Не только мой, но и Димки. А Яр? Я подставлю хорошего человека…
– Эй, птичка, – слышу и вскидываю удивленный взгляд.
Птичка? Он назвал меня «птичка»?
– Не переживай, – говорит, слегка сбавив напор мужчина, – квартира у меня большая, места всем хватит. При желании мы можем свести все пересечения к минимуму. Если тебя напрягает мое… присутствие, – по-своему трактует мою заминку Яр. – Наш уговор тебя ни к чему не обязывает, кроме как улыбаться мне на публике. Ладно?
– Я… нет. Я не поэтому. Просто голова кругом, – признаюсь честно. – Мне нужно немного времени, чтобы отойти и переварить. И как долго мы будем изображать семью?
– Год. Может, чуть больше. Как пойдет.
– Ты же понимаешь, что мне нужны гарантии того, что это просто фарс и однажды он закончится?
– Разумеется, Ава. Мы составим контракт.
– Брачный?
Ярослав улыбается:
– Если хочешь, пусть будет брачный.
– Ну, вообще-то, тебе с твоим состоянием как раз такой и нужен. Вдруг я окажусь коварной мошенницей и решу отсудить у тебя половину всего имеющегося имущества? – шучу, но голос слегка дрожит. Собственно, так же, как и мои руки, которые нервно сжимают лямку сумочки.
Мужчина посмеивается, спрашивая:
– Ты пытаешься защитить себя от меня или наоборот? Не думала, что, может, это я злой гений и решу у тебя что-нибудь отсудить?
А вот тут я уже слегка нервно посмеиваюсь, спрашивая:
– Огромную ипотеку на два десятка лет? Да пожалуйста!
Я всего лишь безобидно шучу, но мужчина хмурится:
– Ваша московская квартира в ипотеке?
– Д-да, – слегка теряюсь. – Это что, проблема?
– Я ее закрою.
– Чего? Ремизов, мы еще не начали изображать семью, а ты уже забываешься. Ты мне не муж и не обязан решать мои проблемы. Я закрою ее сама.
– Я просто хочу тебе отплатить за помощь, а то выходит какая-то игра в одни ворота.
– Я не продаюсь, – бурчу. – К тому же я тебе уже сказала, какая мне будет выгода с этого брака. Работы в издательстве мне будет достаточно.
– Ава.
– Разговор окончен.
– Ну и что подумают люди, когда узнают, что у меня хренова туча денег на счетах, а жена сама разгребает такую кабалу?
– Подумают, что я сильная и независимая женщина, которая вышла замуж по любви, а не по расчету?
Ярослав качает головой:
– Ты невыносимо упрямая.
– У тебя еще есть возможность найти другую жену, – напоминаю. – Договор мы еще не подписали, кольцо не купили и наши отношения не обнародовали.
– А если я не хочу другую?
– Тогда придется играть на моих условиях, – улыбаюсь.
– Ты ведь понимаешь, что это до поры до времени? – спрашивает Яр чуть добавляя в тон хрипотцы, отчего вопрос сразу приобретает интимный оттенок. – Я нападающий, Ава. И я привык брать бразды правления в свои руки, – делает шаг, вероломно проникая в зону моего комфорта. – Что в жизни, что в игре.
Я утыкаюсь взглядом в ямочку на его шее, Яр укладывает свои ладони мне на талию. Невинно совсем, даже и не обнимает толком, только заставляя переступить, делая к нему шаг. Но мое сердечко уже начинает барахлить. Отчего следующие слова выходят менее воинственными, чем предполагалось:
– Значит, придется… отвыкнуть, – поднимаю взгляд глаза в глаза. – В семье балом правит компромисс. Ты уступаешь мне, я уступаю тебе. Только так у нас получится идеальное партнерство. Только так…
– Ма, наш суп уже на пороге, – выдергивает из мыслей смешок сына.
– Что, прости? – оборачиваюсь.
– Ужин, говорю, убегает.
– Ох, проклятье!
Я кидаюсь к плите, где закипевшие щи фонтанируют брызгами во все стороны.
– Вот я растяпа! – выключаю конфорку, снимая крышку.
– Да норм, – отмахивается Димка, падая на стул. – Такое бывает.
– С кем это бывает?
– С влюбленными.
– Дмитрий! Хватит, уже не смешно!
– Ну а чего ты тогда на него так пялилась в окно? И вообще надо было на ужин пригласить. Мы же теперь типа семья.
– Бери ложку.
– Взял.
– Ешь. Когда твой рот занят, он не мелет всякие глупости.
– Ой, – хмыкает ребенок, – подумаешь, – фыркает, послушно отправляя в рот ложку супа. – Ты, кстати, пересолила, – замечает, поморщившись.
– Что?
– Щи, – лыбится поганец довольным котом.
– Я тебя сейчас отправлю спать голодным.
– Я тоже тебя люблю, ма.
Я закатываю глаза, понимая, что просто физически не могу на этого сорванца злиться! Эта его улыбка, хитрый прищур и елейные подкаты – бо-же! Дай мне сил.
– Он ведь понимает, да, что нам придется перевезти почти всю нашу квартиру? – ворчит Димка после ужина, собирая все школьные тетради и учебники в походный рюкзак.
– Очень на это надеюсь, – перебираю папку со старыми эскизами и набросками, прикидывая, что из этого мне пригодится на новой работе. – В конце концов, мы не на луну переезжаем, а в другой район города, сынок. Если что, мы всегда можем заехать домой.
– Тащиться через все пробки? Прикалываешься?
Я пожимаю плечами, Димка топает в гардеробную комнату. Замирает на пороге, выдав многозначительное:
– Уф!
– Что такое?
– А из вещей что брать?
– Все.
– Все? Ма-а-ам…
– Что «мам»? Между прочим, это ты сказал Ярославу «да».
– Между прочим, хорошим людям надо помогать.
– Ну-ну, – посмеиваюсь. – Сделаю вид, что твое согласие никак не связано с обещанием Ремизова провести для вашей команды мастер-класс и раздать автографы твоим друзьям из старой школы. Купил он тебя, признавайся?
– Вапще ни разу! – возмущается сын. – Ладно, начну с хоккейной формы. На выходных все равно тренировок нет.
– Правильно. И физкультуру не забудь, а то вечно бросаешь ее где попало.
– Уа-а-а! – воет сын, я посмеиваюсь.
Видит бог, не о таком начале семейной жизни я мечтала. Совсем не о таком. Хотя, наверное, наш с Ремизовым случай не так уж и ужасен. То есть – совсем не ужасен. Да, это звучит и выглядит странно – буднично рассуждать о покупке обручальных колец и регистрации брака, но точно не ужасно. Мы же не возлюбленные?
Партнеры. Нужно только лишь вдолбить себе в голову это простое – партнеры. Ничего личного, стыдного и неприличного. Исключительно дружба и холодный расчет.
М-да, ты сама-то в это веришь, Фомина?
– Что мы скажем бабе с дедом?
– То же, что и всему миру, – влюбились, женились.
– И Марте?
– И ей тоже. Хотя сдается мне, что с Мартышкой такой финт не прокатит. Я потом с ней лично поговорю.
– Слушай, ма, – падает рядом со мной на диван Димка, – а ты-то не против, что я согласился на предложение Ярослава? Ну… это же тебе с ним там обжиматься и целоваться придется.
Я вспыхиваю от смущения, как спичка. Краснею до кончиков ушей. Вскидываю взгляд на ребенка и выдаю поспешное:
– Мы не будем с ним целоваться!
– Почему это? – удивленно интересуется сын.
– Потому.
– Содержательно. Но в щечку-то придется. Вы же муж и жена. Кстати, а фиктивный братик или сестренка у меня не появится? Если что, для справки, я не против появления мелкой.
– Димка!
– Чего? Снова сую нос не в свое дело, да?
– Именно. Фиктивный брак на то и фиктивный, что он не предполагает отношений и уж тем более появления детей. А ты, ребенок, иди собирай вещи, а то я сейчас откушу твой любопытный нос! – клацаю зубами.
– А собаку можно?
– Нет.
– Кошку?
– Исключено.
– Ну хотя бы рыбок, ма?
– Так, а ну-ка идите сюда, молодой человек! – откладываю планшет.
Димка хохочет, подскакивая на ноги. Бросив:
– Ну и ладно, я у Ярослава спрошу! – шуршит тапками обратно в гардеробную.
Я провожаю его жилистую фигуру взглядом и улыбаюсь. Наверное, я поступаю неправильно как мать, втягивая ребенка в подобную авантюру. Ложь, она и в Африке ложь, какой бы ни была благородной и безобидной. Вероятней всего, ни я, ни Дима еще не понимаем до конца весь масштаб последствий, которые ожидают нас, когда весь мир узнает о наших с Ремизовым «отношениях». Возможно.
Вот только я давно не видела, чтобы у сына так горели глаза. Если бы я не чувствовала, что он искренне зажегся этой идеей, то даже близко не позволила бы Ремизову сулить ребенку мастер-классы и золотые горы. Для Димки этот брак – сродни игре. А может, подсознательное желание почувствовать, хоть и временно, каково это, когда у тебя есть… отец?
Хотя, давайте честно, мое женское либидо тоже радостно скачет, предвкушая ощутить себя в кои-то веке за мужем. Даже если и фиктивным. Главное, не заиграться и не забыть, где проходит та тонкая грань между выдумкой и реальностью…
Воскресное утро в нашей с Димкой квартире начинается преступно рано для утра выходного дня. А все потому, что ровно в девять ноль-ноль, когда мы с сыном еще сладко сопим в подушку, дверной звонок разражается противным звоном.
С трудом разлепив веки, морщусь от ударившего по глазам солнечного света и неторопливо потягиваюсь. Звонок снова начинает дребезжать, настойчиво и нетерпеливо.
– Ма-а-а, дверь, – слышу сонный бубнеж Димки и со вздохом сползаю с дивана, на котором, вопреки моим опасениям, все так же классно спится. Топаю босыми ногами по холодному паркету открывать. И знаете, что я хочу вам сказать? Я бы больше удивилась, если бы, открыв дверь, увидела на пороге не Ремизова, а кого-то другого.
– Утро доброе, – улыбается бодрый Ярослав, сжимая в одной руке картонную подставку с тремя стаканчиками кофе, а в другой бумажный пакет из кондитерской. – Спите?
– Странно, да? В девять-то утра, в воскресенье? – ворчу беззлобно. – Проходи, – отступаю от двери, пропуская гостя в квартиру. – Ты чего в такую рань?
– Не спалось, поэтому решил не тратить время зря.
– М-м, и как часто тебя мучает бессонница? Просто интересуюсь на будущее.
– В моей жизни это редкий зверь, но бывает. А ты не хочешь что-нибудь накинуть? – с улыбкой стреляет глазами в мою сторону мужчина, облизывая губы. – Нет, я не против, конечно, что ты меня встречаешь вот так. Но…
– Прости? Как так? – переспрашиваю и опускаю глаза. – Ох, черт! – прикрываюсь руками. Растяпа! Выперлась в шелковой пижаме! И ладно бы она была приличной, но, как назло, последняя такая вчера порвалась и пришлось напялить последний подарок Мартышки. А вкус у нее на вещи весьма… раскрепощенный. Поэтому на мне скорее топ и трусы, нежели шорты и майка.
Накидываю халат, суетливо завязывая пояс, смущенно бросаю:
– Прости, я еще сплю на ходу.
– Тебе совершенно не за что извиняться, – говорит Ремизов, проходя и оставляя пакет с кофе на обеденном столе, – классная пижамка. Много у тебя таких, Птичка?
– Одна, а что?
Яр не отвечает, тогда я оглядываюсь.
Зря-зря-зря…
В теле моментально становится тесно, а в квартире душно. Губы мужчины насмешливо улыбаются, а глаза при этом совсем невесело пожирают меня голодным взглядом. Таким тяжелым, мужским, от которого в районе позвоночника начинается легкое покалывание, а грудь наливается, выдавая мое желание четко проступающими под тканью халата острыми пиками затвердевших сосков. И Яр это видит. Считывает тут же, перемещая взгляд с моих губ на грудь.
Меня бросает в жар. Мне с огромным трудом удается сделать вдох. И с еще большим заставить руки прийти в движение и прикрыться. Спрятаться, до крови закусив губу изнутри, потому что даже легкое прикосновение к груди томительной болью отзывается внизу живота.
– Обычно я не хожу в таком, – оправдываюсь зачем-то.
– Зря. Тебе идет. Особенно утром, – делает шаг в мою сторону, понижая голос до шепота, Ярослав, – когда твои волосы соблазнительно всклокочены, лицо потрясающе сонное, а на щеке милый след от подушки.
Я хлопаю губами, как выброшенная на берег рыба, не понимая толком, что хочу сделать: то ли смутиться, то ли возмутиться. На минуточку – он сам пришел неприлично рано! Я просто не успела привести себя в порядок! И вообще… Прикладываю ладони к щекам, трогая. Бурчу неуверенно:
– Нет там никаких следов…
Ремизов улыбается. И, прежде чем я успеваю среагировать, подается вперед и чмокает меня в щечку. И если до этого там и был всего лишь маленький незаметный следик, то теперь полыхает жаркое клеймо его губ.
– Яр!
– Краснеешь ты, кстати, тоже очаровательно.
– Что ты тв…
– О, Ярослав, привет, – выныривает из спальни заспанный Димка.
– Здоро́во, чемпион, – пожимают руки мои мужчины.
Мои? Мои, Ава?! Твой тут только один. Не забывай об этом.
– Ох и круто вы вчера омичей натянули!
– Дмитрий! – охаю я. – Что за выражение такое?!
– Ну а как, мам? Пять – ноль же, ну!
– Выиграли, победили, одолели, одержали победу, – выдаю нравоучительно, нахмурившись. – Чтобы больше я такого не слышала до восемнадцати лет. Понял?
– Ва-а-а, – закатывает глаза сын.
Ярослав смеется.
– Не слышу, Дима?
– Понял-понял. И все равно игра была крутая! – отбивает кулаком Ярославу пять сын. – Ладно, погнал умываться. Да, кстати, утро доброе, родитель, – клюет меня в щеку Димка.
– И тебе того же, ребенок.
Димка утопывает в ванную. Мы с Яром провожаем его взглядом, а когда дверь закрывается, оставляя нас в гостиной наедине, слышу смешок:
– Сначала нас натянул тренер, потом мы натянули омичей. Круговорот натягиваний в хоккее.
– Ярослав! – хохочу я, припечатывая мужчине ладошкой по плечу.
– Что? Мне тоже до восемнадцати нельзя выражаться? Окей. Только давай уточним, Птичка, до моих восемнадцати или Димкиных?
– Иди отсюда, – хохочу, выталкивая мужчину на кухню. – Раз уж приехал ни свет ни заря, готовь завтрак.
– Эй, я в кухарки не нанимался.
– Ничего не знаю.
– Ава! Мы еще даже не расписались, а ты уже командуешь?
Я кусаю губы, сдерживая рвущуюся наружу улыбку. Кричу:
– В нижнем ящике у духовки есть милый фартук с барашками. Надень, а то испачкаешься еще…
Завтрак у Ремизова вышел отменный. Вернее, у кондитерской в соседнем доме. Потому что пили мы принесенный им оттуда черный кофе и заедали их же пончиками в глазури. Правда, Димка успел схомячить пару бутербродов и тарелку заварной каши, пока я приводила себя в порядок. А потом незаметно куда-то смылся из дома, постфактум кинув мне эсэмэску, сообщая, что пошел с одноклассниками в кино. Короче, слился, хитрый жук! И больше чем уверена, что сделало это мое сообразительное чадо намеренно. В итоге по магазинам мы с Ярославом поехали одни.
Несмотря на утреннюю легкость и мою браваду, оказаться с Ремизовым наедине, да еще и в ювелирном – было сверхнеловко! Особенно когда я поняла, что заруливаем мы к одному из самых дорогих в городе бутиков.
– Ты уверен, что мы хотим купить кольца именно здесь? – рассматриваю элегантные белые буквы на черной вывеске над крыльцом.
– Уверен, – паркуется Ярослав, глуша двигатель. – А почему нет? – бросает на меня взгляд, отстегивая ремень безопасности. – Имеешь что-то против «Картье»?
– Это дорого, – говорю, тут же добавляя: – В смысле для фиктивного брака – дорого. Мы могли бы обойтись чем-нибудь попроще. Жалко потратить уйму денег на кольцо, которое через год я все равно сниму, Яр.
Ярослав хмыкает:
– Серьезно?
– Абсолютно. Это логично. Разве нет?
– Ясно.
– Что тебе «ясно»?
На это мужчина предпочитает ничего не ответить. Молча выходит из машины и под моим прицельным взглядом огибает капот своего внедорожника. Открывает мою дверь, подавая руку:
– Идем.
– Ярослав, я серьезно. Это же непрактично. Сам подумай!
– Ава, выйди из машины, или я вытащу тебя силой, – звучит спокойное. Ремизов даже бровью не ведет. Интуитивно понимаю – вряд ли он пошутил. Вытащит, если буду сопротивляться. Поэтому сдаюсь.
– Ладно, – берусь за его руку, – только мы купим что-то попроще и не сильно вычурное. Договорились?
– Как пойдет, – обещает мужчина, ставя машину на сигналку, и, не выпуская моей руки, решительным буксиром устремляется в сторону входа в вопиюще дорогущий салон.
Не подумайте, я не прибедняюсь! В моей жизни тоже есть хорошие вещи и дорогая техника. Кухонная и рабочая. У меня достаточно неплохой заработок для среднестатистического жителя столицы. Я могу себе позволить оплачивать жилье и спортивные занятия сына, при этом не считая каждую копейку на продукты. Но я предпочитаю не экономить на комфорте. А побрякушки – тем более такие дорогие – это не поддается никаким законам логики и здравого смысла в ситуации, когда тебе дарят эту вещь не из любви и на всю жизнь, а на короткий промежуток времени. Это просто блажь и каприз! А я за тринадцать лет воспитания сына научилась давить в зародыше свои капризы. Поэтому, когда нас окружает целая стайка одетых с иголочки консультантов, нам приносят кофе, усаживая в бархатные кресла, как царских особ, и Ярослав заявляет:
– Нам нужно самое лучшее помолвочное кольцо и два обручальных. Мне и моей невесте. Цена вопроса значения не имеет, – мой писк:
– Имеет вообще-то, – тонет в предупреждающем взгляде «жениха». На лице мужчины большими буквами написано: лучше помолчи. Я и замолкаю, капельку надувшись.
Правда, до тех пор, пока с моего пальца не снимают мерки и не начинают устраивать целый бешеный калейдоскоп колец у меня перед глазами. Их выносят столько, что уже через десять минут у меня в глазах начинает рябить от чистоты бриллиантов и их же количества. Одно за одним примеряя на безымянный палец, в конце концов я не выдерживаю:
– Камни – они все огромные, Яр!
– Прекрасно.
– Ничего прекрасного, у меня уже болит рука от их веса!
– А мне нравится.
– Значит, себе такой и купи, – огрызаюсь. – Девушки, можно что-то такое же вопиюще дорогое, раз так хочется моему мужчине, но не настолько орущее о своей цене, а? Чтобы, когда я пойду по улице, меня не тяготила мысль, что я несу на своем пальце целую квартиру в Москве?
Ярослав фыркает, пряча улыбку в чашке кофе. Девушки переглядываются с таким видом, как будто у меня только что выросла вторая голова! Наверное, этот салон таких капризных еще не видел. Ей булыжник в пять каратов, а она нос воротит. Но правда, правда, правда: не мое это!
– Вообще-то есть, – кивает одна из консультантов, та, что поспокойней и помоложе, – только оно не белое золото, а платина. Тоже с бриллиантами, но основной акцент сделан на центральном камне – это сапфир. Он не такой вычурный, как в этих изделиях, и смотрится изящно. Кстати, сапфир будет очень хорошо гармонировать с цветом ваших глаз, – улыбается девушка, эм… Лилия, судя по бейджику.
– Прекрасно, Лилия! Я хотела бы на него взглянуть.
Вся честная компания работниц, собирая выложенные передо мной драгоценности, отправляется за тем самым изящным кольцом с сапфиром, а я растираю уставший от бесчисленных примерок пальчик, когда слышу смешок Ярослава:
– Птичка, ты откуда такая взялась на мою голову?
– Ты сам меня нашел. И что опять не так?
– Учись принимать подарки, Аврелия. Я серьезно. Со мной ты можешь не смотреть на цены.
– Я не хочу такие подарки, Ярослав. Это дорого. Это непрактично и нелогично. Все, что ты в данный момент делаешь, это соришь деньгами.
– Я тридцать четыре года впахивал на льду, ухреначивая свое здоровье, чтобы у меня были эти деньги. Так почему я теперь не могу ими сорить?
– Так вот и будешь тратить их потом на свою семью, а не на нас с Димкой.
– Сейчас вы моя семья, Ава. Ясно? В конкретно этот момент у меня есть только вы. И не факт, что другая вообще в моей жизни появится. Я не привык спрашивать позволения, чтобы порадовать дорогого мне человека. И ты привыкай. Ко мне такому.
– Причем «дорогого» здесь используется в прямом смысле этого слова.
– Разговор закончен.
– Нет, не закончен! – рычу. – Мне не…
– Компромисс, помнишь? – перебивает меня Ремизов, поднимаясь на ноги. – Почему на него должен идти только я один, соглашаясь на твои условия? Давай уж по-честному, девочка. Шаг ты – шаг я.
– Я тебе не девочка. И тебе напомнить, что все эта затея была твоя?
Яр хмыкает, разминая шею:
– Кажется, у нас намечается первая семейная ссора. Очаровательно.
– И это мы еще даже не семья. Ты все-таки хорошенько подумай, может, у тебя найдется любовница посговорчивей, которая с радостью обвешает себя дорогими побрякушками и на все твое «надо» будет выдавать свое решительное «гав»?
Ярослав долгих пару секунд сверлит меня взглядом, а когда я открываю рот, чтобы снова выдать что-нибудь колкое, заявляет:
– Если ты сейчас откроешь рот, то я тебя поцелую. Клянусь. Прямо здесь и прямо у всех на виду, Ава. И срать я хотел, кто и что подумает.
Тот самый рот захлопывается сам собой. Не от страха перед угрозой, а из упрямства. Губы возмущенно поджимаются. А глаза… наши глаза встречаются и откровенно потешаются друг над другом. Уф! Кажется, нам обоим еще учить и учить этот урок под названием «компромисс».
В итоге в ювелирном мы убиваем почти два часа своей жизни. С горем пополам выбрав кольца, выходим из салона во втором часу дня. Центральная улица города в это время уже забита снующим мимо народом. Кто-то гуляет, кто-то торопится, а кто-то, судя по отстраненному выражению на лице, все еще не проснулся до конца.
Ремизов натягивает на голову черную кепку и капюшон толстовки, низко сдвигая на глаза. Слегка ссутулившись, берет меня за руку и ведет к машине. Маскарад, очевидно, в целях конспирации? Не думаю, что для его фанатов и фанаток реально станет проблематично его узнать, если приспичит.
– Прячешься? – спрашиваю, слегка сжимая пальцами ладонь мужчины.
– Мы же не хотим зависнуть еще на два часа, раздавая автографы?
– И часто ты так?
– Обычно я предпочитаю не таскаться по людным местам в выходной день. А по продуктовым, я уже говорил, сам и подавно не хожу. Этим занимаются специальные люди.
– Тяжело быть звездой.
Яр оглядывается. Щелкает иммобилайзером, снимая со своей машины сигнализацию, и открывает, придерживая для меня дверь, замечая:
– А женой звезды, думаешь, много проще?
– Тогда какое счастье, что это всего лишь на год.
– Успокаивай себя этой мыслью, Птичка.
Огибаю Ремизова и заглядываю в его поразительной глубины серые глаза с четкой черной окантовкой по краю радужки. Каждый раз, когда он смотрит на меня вот так: сверху-вниз, прямо и внимательно, будто в самую душу заглядывая, у меня в груди начинает разгораться огонек. Пока мало понятно, что значащий и к чему возникающий, но совершенно точно не сулящий ничего хорошего для меня и моего сердца. Он вероломно выжигает в легких кислород и распускает обжигающие искры по всему телу, зажигая тысячи таких же огоньков в самых неприличных местах.
– И что это значит, Яр?
– Только то, что за год может многое произойти, Ава.
– Например, что?
– Ты влюбишься в меня. Я влюблюсь в тебя. Фиктивный брак вполне может стать реальным, а семейная жизнь затянуться до нашей глубокой старости. Лично я такой возможности не исключаю.
– Ты бредишь, – качаю головой. – У меня есть сын от твоего брата.
– И? Ты думаешь, меня это остановит? А тебя?
– Если ты намекаешь на то, что произошло между нами в пятницу…
– Кто я такой, чтобы намекать. Сейчас я говорю прямо. Я хочу тебя.
Вот так запросто? Серьезно? Как мы вообще пришли к этому разговору и почему именно сейчас, стоя на парковке в центре города? Собственно, последнее я и решаюсь озвучить. На что получаю ответ:
– Я думаю, будет честно обсудить такие нюансы сразу, на берегу.
Огонек в моей груди вспыхивает, разгораясь до повсеместного пожара. Желание, заворочавшись, как потревоженная змея, расползается по телу, будоража и возбуждая. Однако вслед за ним подтягивает когти скребущая на душе обида.
Вот, значит, как? Ремизов казался мне благородным и умным мужчиной. Не может же он всерьез надеяться, что я буду расплачиваться за его «подарки» своим телом? Или я что-то не так поняла?