Ева въехала в ворота дома, занятая своими мыслями. Часто – вернее, чаще всего – вид вычурного, смахивавшего на замок дома, возведенного Рорком, улучшал настроение после утомительного рабочего дня. То, как дом возникал на фоне ночного неба после крутого изгиба дороги, оказывало на нее целебное действие, напоминало, что она вернулась домой. Начало ее жизни тонуло в кошмаре, продолжение в менявших одна другую приемных семьях и приютах было жалким и убогим; сперва ее собственный угол в Нью-Йорке был просто местом, где она могла прикорнуть в промежутке между расследованиями. И вот наконец она обрела настоящее прибежище.
Но в этот раз даже возвращение домой не подняло ей настроение.
Ей не давала покоя мысль, что себялюбивый выродок улизнул от нее даже на один день. Теперь необходимо все начинать с нуля, вернуться к исходному пункту и продвигаться короткими шажками. Не отвлекаясь на соблазны вроде посула капитанских нашивок.
Навести порядок в мыслях, взглянуть на дело под новым углом.
Она не скрывала от себя, что ей нужен Рорк. Его слух, его глаз, его изощренный ум. Она прогонит дело сквозь него, заставит его им пропитаться, решила она, тормозя у дверей. Возможно, он заметит то, что она пропустила, до чего не додумалась.
Он поможет. Это было не предположение, а непреложный факт. Такой же неопровержимый, фундаментальный, как камень и стекло, среди которых они жили.
Вылезая из машины, она вспомнила, что у Пибоди на этот вечер намечено свидание. У нее самой на такие вещи не было времени. Вернее, она не оставляла на них времени, поправила она себя.
В отличие от Рорка. Рорк о таких вещах не забывал – и это при его занятости!
То, что ее жизнь превратилась в сплошную гонку, страшно ее угнетало. Даже когда она не вязла по горло в расследовании, ей было не до приятных мелочей.
Сейчас эта виноватая мысль придавила ее, как булыжник.
Разве она не сумеет устроить романтический ужин? Создать обстановку, при которой от его слуха, глаза, изощренного ума будет больше толку.
Она захлопнула дверцу машины и ринулась в дом. Там перед ней предстал Соммерсет – во всем черном, с толстым котом у ног.
– Учтите, времени на остроумие у меня нет! – отрезала она.
– Жаль.
– Он дома?
– Еще нет.
– Я хочу устроить ужин на верхней террасе.
Соммерсет приподнял брови.
– В календаре ничего не обозначено.
– Ну и что? – Она махнула рукой и перешагнула через кота, вздумавшего тереться об ее ноги. – Накрывайте стол как хотите, только предупредите, что он – то есть мы – будем есть. Есть блюда, которых я не выношу.
Даже пугалам не чуждо веселое удивление, отметила она мысленно.
– Отлично. Я бы начал с томатного супа и креветок-пашот.
– Подождите. – Она вооружилась ноутбуком. – Я записываю.
– Далее переходим к зеленому салату с сезонными грушами под соусом винагр с шампанским. В качестве основного блюда я бы предложил лобстеры «Термидор».
– Что еще за чертовщина?
– Вкуснейшее блюдо. Вам понравится. Я бы подал его с белым совиньоном или с шампанским. И закончил ванильным бобовым суфле, бренди и кофе.
– Заметано. Мечите на стол. – И она бросилась вверх по лестнице.
– Вы не будете переодеваться?
– Лучше заткнитесь!
Она кинулась в спальню. Проклятье, что же надеть? Она стала орудовать в гардеробной. Кот крутился у нее под ногами – вообразил, должно быть, что с ним играют.
Одежды у Евы хватило бы на сотню нормальных людей. Значит, задача составить достойный ансамбль на один вечер не должна быть сложной.
Лучше удавиться, чем снова обращаться за советом к Соммерсету!
Она остановилась на черных брюках: черное как будто ко всему идет. Свитер достала мягкий, цвета увядших листьев, с искристой оторочкой. В таком можно не увешивать себя бирюльками.
Вряд ли можно остаться в ботинках, но туфли на высоченных каблуках? Ни за что!
К своему собственному удивлению, она остановила выбор на черных туфлях с блестящими клиновидными каблуками. А чего тут удивляться, думала она, поспешно переодеваясь. Откуда ей знать, что подсунет гардеробная фея?
Обстоятельства заставляли прибегнуть к косметике: губной помаде, туши для ресниц, румянам. Какая же все это гадость!
Решив, что все готово, она облегченно перевела дух. Она не сомневалась, что Соммерсет подготовит все на крыше, под темно-синим небом, где обогреватели позволят не заметить, что на дворе ноябрь.
А остальное зависит от нее самой.
Рорк вернулся домой, все еще находясь во власти дневного раздражения. К его удивлению, никто его не встречал – ни Соммерсет, ни кот. А ему как раз хотелось домашнего тепла.
Он сам сбросил пальто и по привычке, позаимствованной у жены, по пути наверх оставил его на стойке перил. Часик в гимнастическом зале, где он от души попинает грушу, думал Рорк, потом энергичный заплыв. Так он покончит со своим раздражением. Есть и другой способ: хорошенько выпить.
Но на столике в ванной он увидел кобуру Евы и ее полицейский жетон.
«Значит, лейтенант дома», – подумал он. Что ж, он попытается отвлечь ее от двойного убийства – он следил за криминальной хроникой: уговорит ее на спарринг-бой или на совместный заплыв. А лучше всего было бы уложить ее в постель. Только не для сна.
Вот он, лучший способ забыть обо всех заботах!
Скорее всего, она засела за компьютер и ломает голову над не решенными за день задачами. Он не возражал против того, чтобы, укрепив свои силы пиццей и кофе, вникнуть вместе с ней в невеселые подробности очередного дела.
Какие могут быть возражения, думал он, ставя на пол чемоданчик и ослабляя галстук. Ее работа завораживала его почти так же сильно, как она сама. Он играл в ее работе кое-какую роль и получал от этого удовлетворение: давая ей советы, он чувствовал, как ускоряется ток крови в жилах.
Никто, в том числе он сам, не поверил бы, что дублинский уличный жулик, законченный воришка, впоследствии – могущественный богач, начинавший самым сомнительным образом, окажется на стороне закона. Пускай даже в таком варианте – скажем, не вполне законном.
Это она его изменила – нет, поправился он, она его НАШЛА. А это совершенно разные вещи.
Раз так, он готов жевать пиццу в ее кабинете, готов слушать, думать, помогать своему домашнему полицейскому, рвущемуся отомстить за очередную смерть.
Что же до огорчений, которых был полон для него прошедший день, то разве они не бледнеют на фоне всей этой крови?
Чтобы сэкономить время, а также для большей уверенности, он спросил в микрофон:
– Где Ева?
«В настоящий момент Ева на верхней террасе, в восточном секторе».
Странно, подумал он. Не то чтобы он был удивлен выбором такого места, но все же как-то не ожидал. Испытывая любопытство, он направился к лифту.
– Верхняя терраса, восток, – приказал он.
Сомнительно, что она забралась туда полюбоваться видом или подышать свежим воздухом. Его жена мало что делала без определенной цели – особенно когда шла по следу преступника. Как пребывание на крыше может вписываться в ее расследование? Наверное, тут важна высота, вид, перспектива, охват. Или…
На крыше его ждали цветы, горящие свечи, тепло, мерцание хрусталя. Он растерялся – такое с ним случалось нечасто.
– Привет. – Она бросила на него смущенный взгляд. – Я только что все закончила.
– Ты? – Мысленно листая календарь, он ошеломленно шагнул к ней. – Что это?
– Ужин.
Он припомнил, что однажды она уже преподносила ему сюрприз: нарядилась в красное платье, которое надлежало с нее снять. Но теперь, если ему не изменяет чутье, происходит нечто другое. Хотя не менее прелестное.
– У нас праздник?
– Нет. Ну, может, отчасти.
– Ты раскрыла дело? Нашла того, кто совершил двойное убийство?
– Нет. Просто все время об этом думаю, вернее, о том, как мне хочется избавить от этого тебя. А тут еще свидание у Пибоди.
– У нас свидание с Пибоди? Мне везет: сразу две соблазнительные женщины!
Она, прищурившись, глянула на него.
– Всего одна – я. Хватит с тебя.
– Ну и слава богу. – Он взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал. – У нас с тобой свидание?
– Не совсем. Для свидания с большой буквы я сейчас не гожусь, потому что голова пухнет, просто решила отблагодарить тебя за помощь чем-то более приличным, чем пицца у себя в кабинете.
Он долго смотрел на нее, не шевелясь. Она испугалась, что ляпнула что-то не то. Но он притянул ее к себе и крепко обнял.
– Я очень тебе благодарен.
– Не за что.
– Нет, для меня все это важно, особенно сегодня.
– А что сегодня за день? – Неужели она что-то забыла? Она отпрянула и внимательно на него посмотрела. Нет, здесь что-то другое. – Во Вселенной Рорка какие-то трудности?
Он с улыбкой прикоснулся к ямочке у нее на подбородке.
– Можно сказать и так.
– Какие?
– Не очень важные, особенно когда нас ждет шампанское.
– Не так. – Она вскочила. – Ты помогаешь мне, я – тебе.
Он провел ладонью по ее руке, по мягкому рукаву ее свитера.
– Правила брака?
– Вот именно. Что там у тебя?
– Сегодня днем мне пришлось уволить сразу троих. А я ненавижу увольнения.
– Зачем же ты это сделал?
– В общем, за то, что они не делали того, за что им платят. Я многое могу понять. У человека может быть трудная полоса, какие-то личные проблемы, нелады со здоровьем. Если так, то все можно обсудить и решить. Но когда манкирование обязанностями проистекает из беспечности, еще хуже, из самомнения, то я отказываюсь от снисхождения.
– То есть ты выгнал их за тупость.
Он улыбался, чувствуя, что успокаивается.
– Примерно так.
– Это мне знакомо, – сказала она, пока он шел к накрытому ею – только бы он не нашел изъянов! – столу, чтобы откупорить шампанское. – Тип, совершивший двойное убийство, тоже тупица: нигде не мог удержаться именно из-за своего самомнения, беспечности, извращенного чувства, что все вокруг ему что-то должны.
– Выходит, наши проблемы совпадают. – Изящно и бесшумно открыв шампанское, он наполнил два высоких бокала.
– Ты ненавидишь увольнять людей отчасти потому, что тебе не нравится сознавать, что их не надо было нанимать.
– Ты хорошо меня знаешь, – согласился он и подал ей бокал. Они чокнулись.
– Ты ошибся, приняв их на работу?
– Несомненно. Но в то время они во всем подходили. Прошло время, и кое-кто стал самодоволен и ленив, решил, что ему все позволено.
Снова и снова он убеждался, что ни в чем нельзя быть безоговорочно уверенным: ни в хорошем, ни в плохом, ни в посредственном.