Семья Спеллман расследует…

Все началось, когда Рэй исполнилось тринадцать. Я сперва не обратила на это внимание, да и никто тогда не обратил. Она занималась этим после школы, не слишком часто, только когда было солнечно и погода располагала к прогулке. Но потом к нам переехал дядя Рэй: еще один трудоспособный детектив. Не то чтобы он много работал, даже наоборот, однако если перед родителями вставал выбор, кого взять с собой на слежку – дядю Рэя или Рэй, они не долго думали. Во-первых, за дочь они могли взять с клиента максимум двадцать пять долларов в час плюс расходы. А за услуги бывшего копа можно смело просить полтинник. Во-вторых, дядя Рэй мог вести машину и одновременно писать в баночку (талант, обусловленный только полом, но не стоит его недооценивать). Словом, дядя был намного удобнее для Спеллманов и даже умудрялся не пить до конца рабочей смены. Кроме Рэй, никто не заметил, что за последнее время у нее стало мало работы. Кроме меня, никто не заметил, что она нашла способ возмещать потери.

Сейчас ей четырнадцать, она уже может гулять до десяти вечера по выходным и до восьми по будням. Прежде она никогда не опаздывала домой. В школе у нее две подружки – Эри Ватт и Лори Фриман, у обеих родители гораздо строже. Поэтому в дни учебы Рэй приходит домой примерно в пять, иногда в семь, а по выходным вообще не вылезает из дома, если не работает или не идет в кино. Изредка остается с ночевкой у Лори, еще реже – на вечеринках под присмотром старших. В остальное время дом для Рэй – ее крепость: она обожает эти четыре стены и наш фургон для слежек.

Поэтому, когда сестренка начала опаздывать или прибегать домой запыхавшейся, я поняла: она что-то скрывает. Конечно, я могла бы спросить, что стряслось, но у Спеллманов так не принято. Я просто за ней проследила.

Рэй недвусмысленно дали понять, что в этом году ее средняя оценка должна быть «четыре» с минусом, не меньше. И Рэй выполнила наказ родителей, при этом практически ничего не делая за стенами школы. Однажды сразу после уроков я села ей на хвост. Рэй запрыгнула на велик и покатила к Полк-стрит. Затем хорошенько пристегнула велосипед к скамейке, села и достала учебник. Непосвященный наблюдатель подумал бы, что она решила немного позаниматься в ожидании автобуса. Но я знала: сестра ищет, за кем бы пошпионить. Через несколько минут из книжного магазина торопливо выскочила женщина с большой сумкой. Она вытащила какие-то бумаги, порвала на части и злобно швырнула в урну рядом со скамейкой Рэй.

Ее дрожащие руки и нервная походка пробудили в моей сестре интерес. Когда женщина отошла, та закрыла учебник, выждала двадцать секунд и двинулась следом. Я медленно поехала за ней, а потом, догнав на перекрестке, преградила Рэй путь.

– Подвезти? – предложила я, опустив стекло. Сестренка поняла, что я сидела у нее на хвосте и знаю, чем она занимается. Я могла точь-в-точь записать уравнение, которое Рэй мысленно составила в тот миг. Она не привыкла обороняться и в отличие от меня всегда уступала, если так подсказывало ей сердце. К тому же любой протест только укрепил бы мои подозрения.

– Спасибо. Мне как раз не хотелось идти пешком, – сказала Рэй, забираясь в машину.

Я промолчала. Может, это на самом деле первый раз? Да и что плохого, если после уроков она время от времени шпионит за незнакомыми? Практика как-никак.

Несколько недель я ничего не предпринимала, а Рэй возвращалась домой все позже и позже. Потом в какой-то момент она прекратила свои развлекательные слежки и почти не выходила из комнаты. Родители сочли, что их младшая дочь просто избегает встреч с дядей. Я же, напротив, не собиралась доверять человеку с моими генами.

Спальня Рэй находится прямо под моим чердаком. Наши комнаты соединены пожарной лестницей. Когда Рэй было пять, она увидела, как ночью я убегаю из дома, тем самым обнаружив альтернативный доступ в мою комнату. Я быстро избавила ее от привычки пробираться ко мне через окно: во-первых, это было опасно, а во-вторых, кровать стояла прямо у окна, и Рэй частенько оставляла на моем лице отпечатки двадцатого размера.

Около семи вечера я услышала скрип на пожарной лестнице и уже хотела выглянуть в окно, как зазвонил мой телефон.

– Алло.

– Алло, это Изабелл?

Обычно я не отвечаю на подобные вопросы, но это была моя частная линия.

– Да. Кто это?

– Здравствуйте. Меня зовут Бенджамин Макдоналд. Я познакомился с вашей мамой в библиотеке.

– В библиотеке?

– Да.

– В какой?

– В городской.

– И что же она там делала?

– Ну, могу только предположить, что брала книги.

– Вы видели у нее книги?

– Ну да.

– Какие, помните?

– Нет.

– Ни одной?

– Нет, но вообще-то я звоню не поэ…

– Что вы там делали?

– Где?

– В библиотеке.

– Проводил исследование.

– Что-нибудь, связанное с юриспруденцией?

– Да…

– То есть вы адвокат?

– Да. И я хотел бы…

– Выпить со мной кофе?

– Да. Кофе.

– Извините, я больше не пью кофе с адвокатами. Но можно задать вам еще один вопрос?

– Собственно, вы только этим и занимаетесь.

– Точно. Что вам сказала моя мама?

– Ничего особенного.

– Тогда почему вы согласились?

– Она предложила мне двадцатипроцентную скидку на услуги частного детектива.

Я повесила трубку и помчалась вниз.

– Мам, надо срочно вызывать людей в белых халатах. Пусть упрячут тебя в психушку, как Бланш Дюбуа.

Мама радостно подскочила и хлопнула в ладоши.

– О, Бенджамин позвонил?

– Да. И больше не позвонит, уверяю.

– Иззи, ты только что прошляпила свое повышение.

– А ты собиралась меня повысить?

– Да, если бы ты встретилась с Бенджамином. Но теперь можешь и не мечтать.

– Мама, я сама найду себе парня.

– Конечно, милая. – Она закатила глаза и сменила тему разговора, потому что мои слова ничего бы не изменили. Оливия будет устраивать мне свидания с адвокатами, а я буду встречаться с теми, кто не прочь выпить.

– Завтра ты свободна от бумажной работы над «Спарк Индастриз». Поедешь на слежку, – сказала мама.

– Новый клиент?

– Ага. Миссис Питерс. Звонила на прошлой неделе. Подозревает, что ее муж – гей.

– А ты не предложила им просто поговорить?

Мама рассмеялась:

– Нет, конечно! У нас и так работы мало.

Я поднялась к себе и стала изучать материалы по новому делу.

В 10.15 на пожарной лестнице послышался шорох. Я выключила свет, выглянула наружу и увидела, как ноги Рэй скрылись в окне ее спальни. С риском для жизни я выбралась на лестницу и быстро полезла вниз. Сестричка даже не успела разуться.

– Иззи, у меня есть дверь.

– Тогда почему ты ей не воспользовалась?

– Ближе к делу, – сказала она, точно ковбой из старого вестерна.

– Слежки детям не игрушки.

– В смысле?

– Нельзя шпионить за чужими людьми.

– Почему? Ты каждый день это делаешь!

– Да, но мне за это платят деньги. Разницу чувствуешь?

– А я могу работать и бесплатно.

– Рэй, мы стараемся давать тебе работу.

– Да, но раньше ее было больше.

– Это опасно.

– Играть в баскетбол тоже опасно.

– Ты не играешь в баскетбол.

– Какая разница?

– Ты можешь пойти за плохим человеком. Тебя похитят или убьют.

– Маловероятно.

– Но все-таки возможно.

– Иззи, я никогда не перестану шпионить, если ты к этому клонишь, – сказала Рэй и уселась за письменный стол.

Я села напротив.

– Давай хотя бы сократим часы слежки.

Она черкнула что-то на листке бумаги, сложила его вчетверо и передала мне.

– Настолько пойдет?

– Тебе надо поменьше общаться с Дэвидом, – сказала я, разворачивая бумажку. И тут же воскликнула: – На десять процентов!

– Смысл в том, чтобы не произносить цифру вслух.

– Да что ты? Десять процентов – слишком мало.

Рэй дала мне ручку и бумагу.

– Торг уместен.

Я решила ей подыграть, потому что иначе мы бы три часа спорили о методе переговоров. Написав свое предложение, я сложила листок и вручила Рэй.

Та расхохоталась.

– Ни за что на свете! – Она снова написала цифру. – Как тебе такой вариант?

– Пятнадцать процентов?! Ты шутишь?

– Иззи, ты все неправильно делаешь! Надо молчать!

Я написала «40 %» и показала листок Рэй.

– Я не уйду отсюда, пока ты не согласишься на это.

Сестренка переварила мои слова и нашла выход из положения.

– Если я сокращу свои развлекательные слежки на сорок процентов, мне нужно как-то восполнять потери.

– То есть?

– Раз в неделю будешь брать меня с собой.

– Неужели ты хочешь тратить на это свои выходные?

– И каникулы, и праздники, и даже короткие дни.

– Договорились.

Мы пожали друг другу руки. Рэй тут же заявила:

– Как насчет завтра?

Миссис Питерс сообщила, что ее муж Джек будет утром играть в теннис с неизвестным мужчиной – вероятно, это и есть его любовник. Мы решили начать работу уже в «Теннисном клубе Сан-Франциско»: миссис Питерс несколько раз следила за мужем и точно знала, что он поедет именно туда, поэтому устраивать рискованную дорожную слежку не имело смысла.

Утром я пила с мамой кофе и еще разок прошлась по делу Питерса, в частности, внимательно изучила его рабочее расписание. Между второй и третьей чашкой кофе, после того как мама сказала: «Милая, тебе надо пить меньше этой дряни. Ты и так шухерная», а я ответила: «Не говори „шухерная“, тебе не идет», Рэй вбежала на кухню в белых шортиках, розовой рубашке и носках с помпонами. В руках у нее была ракетка.

– Мам, как я выгляжу? – спросила она.

Оливия прямо просияла от гордости.

– Великолепно!

– Рэй, на тебе розовая рубашка, – заметила я, надеясь, что мои подозрения не оправдаются.

– Я не слепая, – огрызнулась та, доставая из шкафа «сласти-мордасти». Я хотела было возразить, но вспомнила, что сегодня суббота. Рэй потрясла коробку с кукурузными колечками и услышала только шорох сахарной пудры. Высыпала остатки в тарелку: ни одного целого колечка.

– Ублюдок! – заорала Рэй.

– Милая, бабушка была замужем, когда родила твоего дядю, – поправила ее мама.

– Извини. – Рэй подумала немного и исправилась: – Жирный козел!

– Спасибо, – поблагодарила ее Оливия таким тоном, как будто действительно научила дочь чему-то полезному. – И загляни в буфет. Нижняя полка, за бумажными полотенцами.

Рэй зарылась с головой в шкаф и вылезла оттуда с двумя коробками в руках: «Кэптн Кранч» и «Лаки Чармс». Наша умница мама предусмотрительно запаслась хлопьями! Никогда не перестану ей удивляться.

– Обожаю тебя! – с неподдельной любовью воскликнула Рэй.

– Ты вроде хотела «Фрут Лупс», – заметила я.

– Не знала, что у меня есть выбор. – Рэй насыпала себе две миски сладких завтраков.

– Так по какому случаю вырядилась? – спросила я, уже зная, каков будет ответ.

Сестричка посмотрела на маму. Та кивнула: «Валяй, можешь говорить».

– Статья пятая, пункт четвертый.

Она имела в виду спеллмановский контракт личного найма. Все сотрудники агентства (временные или постоянные) обязаны его подписать. Как и сами Спеллманы, условия этого контракта местами вполне разумны, а местами совершенно не поддаются логическому объяснению. Статья пятая, пункт четвертый относится к последней категории. Суть ее в том, что в случае необходимости Альберт и Оливия имеют право выбрать для сотрудника маскировку. Для игры в теннис, как вы понимаете, нужна особая форма.

Подписывая в свое время контракт, я добилась некоторых уступок по этому пункту. В частности, родители могут подбирать мне одежду не чаще чем три раза в год. Мама с папой тоже внесли свои поправки: в случае нарушения данных условий с меня взимается штраф в размере пятисот долларов. (Этот пункт был добавлен, когда угрозы увольнения перестали на меня действовать.) Дэвид сто раз переписывал спеллмановский договор, и он имеет реальную юридическую силу. Мама говорит, что, если я нарушу хоть одно условие, она заставит меня уплатить штраф.

Но я не могла не выразить протест: выплеснув кофе в раковину, я бросилась к себе, вопя: «Нет! Нет!»

– На твоем месте я бы побрила ноги! – крикнула мама вдогонку. У меня перехватило дыхание.

Теннисная юбка висела на моей двери. Вся белая, хрустящая и ужасно короткая. Я еще никогда такую не надевала – в основном потому, что не играла в теннис. Но даже если бы играла, все равно ни за что бы так не вырядилась. Я приняла душ, побрила ноги (впервые за два месяца) и минут десять стояла перед зеркалом, стараясь оттянуть юбку или скорчиться так, чтобы она казалась длиннее. Безрезультатно. Я достала из шкафа огромную серую рубашку и пошла вниз.

В коридоре стоял Дэвид. Сперва он только хихикнул, увидев меня, но когда подошел отец, они оба загнулись и заржали так, что я чуть не побежала вызывать врача.

Я налила себе еще кофе. Папа с Дэвидом остались в коридоре – видимо, их парализовало от смеха. Потом зашел дядя Рэй. Внимательно меня осмотрев, он удержался от комментариев и только понимающе заметил:

– Статья пятая, пункт четвертый?

Я кивнула и велела сестре собираться. Мама стояла в уголке и с довольным видом потягивала кофе. Дэвид с отцом наконец-то смогли разогнуться и притащились на кухню.

Брат обратился к маме:

– Ты была права. Это того стоило! – Потом протянул мне теннисную сумку: – Смотри не потеряй.

На выходе я развернулась и объявила:

– Вам всем давно пора заняться делом, шуты гороховые!

Рэй побежала за мной. Я резко остановилась и спросила:

– Скажи честно, у меня задница сильно торчит?

– А как надо? – осведомилась та.

Я завязала рубашку вокруг талии и села в машину.

Теннисная война (Изабелл постигает азы тенниса)

В «Теннисный клуб Сан-Франциско» мы с Рэй вошли без всяких членских билетов: видимо, хрустящие белые юбки придавали нам клубный вид. Сверившись со схемой здания, которую дал Дэвид, мы поднялись на второй этаж. Здесь по всему периметру был пристроен чистый, обитый деревом балкон – с него можно было наблюдать за кортами внизу. Пространство между бетонными полами и деревянными балками создавало удивительное ощущение тишины и эха одновременно: упругие удары мячиков слышались всюду, а голоса, слова – то, за чем мы сюда приехали, – разобрать было невозможно.

Я показала Рэй фотографию Джека Питерса, и она тут же увидела его на среднем корте внизу. Мы спустились обратно, устроились на трибунах и якобы стали наблюдать за двумя женщинами среднего возраста в еще более неприличных нарядах, чем мой.

На самом деле мы следили за Джеком: он только что сделал медленную, но вполне точную подачу, а его соперник ответил слабым ударом слева.

– Кто второй? – спросила Рэй, указав на неважного теннисиста. Надо сказать, он был настоящий красавчик. И хотя все части его тела заслуживали внимания, я просто глаз не могла оторвать от загорелых ног в белых шортах. Мускулистые, длинные, изящные – почти женственные, но в пределах нормы. Их обладатель был темноволосый, светлокожий, с красивым лбом и выраженным римским носом.

– На что ты пялишься, Изабелл? – Рэй вывела меня из оцепенения.

– Ни на что. Кто выигрывает?

– Какая разница, если дело так плохо?

Мы стали внимательно следить за кошмарной игрой, которая стоила обоим игрокам неимоверных усилий. У меня было чувство, что здесь что-то неладно – даже подозрительно, я бы сказала. Вскоре выяснилось, что Джек выиграл четыре гейма из семи.

Если подумать, сколько всего невероятного происходит в нашей жизни, этот выигрыш кажется вполне правдоподобным. Однако Джеку было сорок восемь лет, играть в теннис он начал три месяца назад. Тощие ноги, круглое брюхо, никаких мускулов – словом, вряд ли он мог одолеть в теннисном матче молодого мужчину, явно ведущего спортивный образ жизни.

И все-таки мы приехали в клуб не для того, чтобы следить за игрой Джека. Нам нужно было разузнать, влюблен ли он в своего оппонента. Он не был влюблен. Джеку очень хотелось выиграть, испустить победный клич, но уж никак не прыгнуть с загорелым красавцем в койку. Могу вас заверить: будь Джек геем, с таким соперником он и думать забыл бы про игру.

– Чего ты уставилась на этого парня? Вы знакомы?

– Нет.

– Хочешь познакомиться?

– В смысле?

– Ну… ты меня понимаешь, – противным заговорщицким тоном сказала Рэй.

– Заткнись.

Сорок пять минут мы с сестричкой наблюдали за самой нудной игрой в истории тенниса: мяч словно застывал в воздухе во время ударов слева и «свечой». Взрослые мужчины били себя собственными ракетками по ногам и спотыкались о шнурки. Когда эта мука наконец закончилась, Джек Питерс вышел победителем. Он перепрыгнул через сетку и в изнеможении рухнул лицом вниз.

Загорелый оппонент помог ему подняться и без тени сарказма или зависти сказал: «Хорошо поиграли».

Джек хлопнул его по спине и похвалил, как делают настоящие спортсмены. Выглядело это так же неестественно, как если бы он пошел по воде.

Потом двое разошлись в разные стороны, даже не глядя друг на друга. Почему же миссис Питерс заподозрила мужа? Он точно не гомосексуалист. Я могла бы сказать ей, что она ошиблась и ей стоит поискать причины семейных разногласий в себе, но это было бы нечестно с моей стороны: клиент останется без денег и без каких-либо доказательств. Я решила раздобыть побольше сведений.

Мы с Рэй поплелись за объектом к мужской раздевалке, и я велела сестре ждать мистера Питерса в холле. Она прибавила громкость на своей рации и раскрыла газету. Я посмотрела на нее со стороны. Рэй использует прием с газетой уже много лет – раньше мне всегда казалось это глупостью, почти пародией на частного детектива, особенно когда сестренке было восемь и она выбирала деловую рубрику в «Кроникл». Но в тот день я посмотрела на нее – газета сложена пополам, взгляд бегает между страницей и дверью в раздевалку – и почему-то успокоилась.

В коридоре я заметила загорелого красавца. Он беседовал с каким-то парнем в элегантной голубой рубашке и голубых напульсниках, от которого пахло дорогим одеколоном. Недолго думая, я склонилась к фонтанчику с водой.

– Дэниел, поиграешь со мной? – спросил Элегантный. – У Фрэнка срочная операция, а я уже заказал корт.

Дэниел. Дэниел. Теперь я знаю, как зовут Загорелые Ножки!

– Вообще-то я собирался в офис, – ответил тот.

Ага, у него есть офис. Теперь понимаете, как я работаю?

– Брось, в прошлый раз ты меня просто размазал. Дай мне отыграться.

Ничего себе! Какой неожиданный поворот дела! Дэниел не смог побить Джека Питерса, но размазал Элегантного, который наверняка родился с ракеткой в руках? Поскольку количество выпитой мной воды уже вызывало серьезные подозрения, я оторвалась от фонтанчика и подошла к телефонному автомату, чтобы дослушать разговор.

– Ладно, – согласился Дэниел. – У меня ровно час, не больше.

Я не считаю себя единственным человеком, способным подмечать странные детали. Но я, пожалуй, единственная, кто из любопытства может бросить все дела и забыть об ответственности.

Я вернулась к сестре, велела ей не спускать с Джека глаз и убрать подальше рацию. Уж очень некстати она в теннисном клубе.

– Позвони мне на мобильный, когда он выйдет из душа.

– Ты куда?

– Надо кое-что проверить, – сказала я и забрала у Рэй пару газетных страниц.

Вернувшись на корт, я снова устроилась на трибунах.

Дэниел подал, и Элегантный ринулся за мячом, но не смог отбить: 15:0 в пользу Дэниела. Он подал снова. На этот раз его оппонент принял подачу, но Дэниел ударил с лета, и Элегантному пришлось отправить мяч в аут – 30:0.

На моих глазах происходила совершенно другая игра. Я не могла оторвать глаз от корта. Этот матч был так же увлекателен, как предыдущий – скучен. Я пыталась найти разумное объяснение происходящему, но не находила. Это был просто сумасшедший теннис.

Зазвонил сотовый.

– Объект вышел из здания, – сказала Рэй.

Я не могла уйти. Только не теперь.

– Сама справишься? – спросила я, понимая, как это безответственно с моей стороны.

– Конечно, – ответила сестричка. – Мама дала мне на такси.

Я отдавала себе отчет, что поступаю неправильно, но оторваться от игры было выше моих сил.

– Не выключай мобильник, оставайся на людях и не делай ничего, что меня взбесит. Усекла?

– Усекла.

Через некоторое время я поняла, что слишком долго сижу на корте, поэтому поднялась на второй этаж, села в баре у окна и стала наблюдать за игрой оттуда. Счет я уже не слышала, но все и так было очевидно.

Потом я снова спустилась и подождала, пока Дэниел выйдет из раздевалки. Позвонила сестре.

– Рэй, ты где?

– Я стою у «Театра братьев Митчелл» в Тендерлойне. Объект вошел внутрь минут десять назад, а меня не пустили.

– Правильно, тебе же четырнадцать.

– В моем удостоверении написано, что двадцать один.

– Короче, стой на месте и не разговаривай с незнакомыми. Я скоро буду.

– Иззи, мне кажется, это стрип-клуб. С женщинами-стриптизершами.

– Так оно и есть, – ответила я.

– И знаешь, что я думаю?

– Нет.

– Что мистер Питерс не гей.

– Согласна.

Дэниел вышел из душа в голубых джинсах, старой футболке и шлепках и пошел наверх. Мне уже было пора ехать за сестрой, но любопытство снова взяло верх.

Он сел за барную стойку и заказал пиво. Я тут же уселась рядом. Он слегка повернулся ко мне и улыбнулся – не улыбкой соблазнителя, а просто так, дружелюбно и открыто, как бы отмечая мое присутствие. Вблизи я увидела, что глаза у Дэниела светло-карие. Черные волосы, еще влажные и пахнущие каким-то чудесным шампунем, аккуратно зачесаны назад. Зубы ровные и белые, но не сияющие белизной, как у телеведущих… Вдруг я поняла, что слишком долго его рассматриваю.

Когда бармен подал Дэниелу пиво, я очнулась и положила на стойку деньги.

– Я плачу.

Он повернулся ко мне и непринужденно спросил:

– Мы знакомы?

– Нет.

– Но вы хотите меня угостить?

– Да… в обмен на маленькую услугу.

– Какую же?

– Я вас угощаю, а вы отвечаете на мой вопрос. Идет?

– Сперва хотелось бы услышать вопрос, – сказал он, не притронувшись к пиву.

– За утро вы сыграли два теннисных матча. Первый был против мужчины лет пятидесяти. Вы оба играли отвратительно. Мне сразу показалось это странным, ведь клуб дорогой и сюда ходят люди, знающие толк в теннисе. Если хотя бы один из вас играл нормально, я бы не стала любопытничать.

– Понятно.

– Вы проиграли матч со слабым соперником, а потом разделали вполне способного.

– «Разделали». Хорошо сказано.

– Объяснитесь, пожалуйста.

Дэниел отхлебнул пива.

– Кто-то должен выигрывать, а кто-то – проигрывать.

Простота этого ответа меня огорошила. Сквозь призму тенниса Дэниел видел мир – вот это да! Вообще я не привыкла изумляться чему-либо, но на сей раз была по-настоящему поражена.

– И все? – спросила я, готовясь к побегу.

– И все.

– Как вас зовут? – Я уже слезла со стула.

– Дэниел Кастильо.

– Чем занимаетесь?

– Я стоматолог. – Его ответ был для меня точно удар в живот. Вот оно – наказание за все мои грехи!

– У вас выходной? – осведомилась я, буквально чувствуя, как бледнею.

– Да. Суббота и воскресенье, как у всех.

– Что ж, удачи! – напоследок сказала я, уже выбегая за дверь.

Дэниел поймал меня на улице, когда я почти села в машину.

– Что это было? – спросил он.

– А что?

– Как вас зовут?

– Изабелл.

– Фамилия?

– Не скажу.

– Чем занимаетесь?

– В смысле?

– Где работаете?

Стоило мне соврать, как я тут же об этом пожалела. А вскоре и поплатилась за свою ложь.

– Я учитель.

Мужчинам нравятся учительницы. Да и правда не пришлась бы Дэниелу по душе. Он бы подумал, что я за ним слежу, и стал бы расспрашивать, а я бы ничего не смогла ответить. Поэтому стать на время учителем было проще всего.

– Непохоже.

– Почему это? – Я даже немного обиделась.

– Мне кажется, вы недостаточно терпеливы.

– Не торопитесь с выводами.

– Можно пригласить вас на матч?

– Нет, я не играю. – М-да, не шибко умный ответ с моей стороны: на мне теннисная юбка, я только что просидела два часа в теннисном клубе и держу в руках ракетку. Надо было срочно сменить тему.

– Еще увидимся, док! – сказала я и прыгнула в машину.

Дэниел медленно развернулся и ушел. Провожая его взглядом, я думала: неужели это мой будущий Бывший № 9?

Когда я подъехала к стрип-клубу, Рэй вела светскую беседу с двумя проститутками. Она попрощалась с Киской и Тиффани и села в машину. Я отправила ее в магазин за какой-нибудь едой. Глядя, как из клуба выходят мужчины самых разных возрастов, размеров и цветов, мы жевали ореховую смесь, лакрицу и сырные чипсы.

– Зря ты чипсы купила, Рэй. Накрошим в машине.

– Ну, надо ж было и нормальную еду взять!

– С каких это пор чипсы – нормальная еда? – спросила я, выбросив в окошко фундук в шоколаде.

– Зачем ты это сделала?!

– Все равно его никто не ест.

– Я ем.

– Что-то не припоминаю.

– Ем! В крайних случаях.

– Когда это?

– Когда кончается весь миндаль, кешью и арахис.

– Так не бывает.

– Еще как бывает! Приходит дядя Рэй и сжирает все, кроме фундука.

– Лучше попроси его сжирать смесь полностью. Разве фундук не напоминает тебе о том, чего ты лишилась?

– Нет. Лучше уж фундук, чем вообще ничего.

– Господи, с какой ты планеты?!

– С Земли.

– Это был риторический вопрос, Рэй.

– Ну и что?

– На них не отвечают.

– Отвечают, если очень хочется.

Наш спор мог бы длиться вечно, но в эту минуту объект вышел из клуба. Мы двинулись следом.

В тот вечер мы писали отчет вместе с Рэй, по ходу уничтожая ореховую смесь (включая фундук). Мама позвонила миссис Питерс и сказала, что ее муж не голубой. Я до ночи просидела в конторе, заканчивая бумажную работу.

Вообще-то я сказала себе, что никогда до этого не опущусь. И все-таки опустилась. Дэниел Кастильо – довольно обычное имя, но круг сужается, когда выбираешь одних стоматологов. К часу ночи я раздобыла номер его страховки, дату рождения, узнала семейное положение (холост), а также домашний и рабочий адрес. Я пообещала себе, что никогда не пойду на то, что однажды сделала со мной мама. Однако же пошла. Мне захотелось узнать побольше о Дэниеле Кастильо, а добывать сведения обычным способом так утомительно. К тому же они могут оказаться ненадежными.

Когда Петра делала мне очередную ежеквартальную стрижку в духе «Теперь тебе будет стыдно показываться со мной на людях», я задала ей назревший вопрос:

– Когда ты последний раз была у зубного?

– Не помню. Может, год назад.

– Не хочешь почистить зубы от зубного камня?

– А ты?

– Я не могу пойти к этому врачу.

– Слушай, ты о чем вообще?

– Я познакомилась с одним парнем. Он стоматолог! – выпалила я.

– Что?! Ты спятила?

– Он мне нравится. И я хочу убедиться, что он меня достоин.

Петра записалась к Дэниелу Кастильо на понедельник, три часа дня. Мы с ней заключили сделку: я плачу за лечение, а она осторожно задает врачу девять заранее приготовленных вопросов. Кое-что нельзя узнать из судебных архивов или за время короткой слежки. Вручая Петре отпечатанную анкету, я ожидала встретить сопротивление, но она с готовностью вызубрила все вопросы и отправилась на прием.

Через два часа мы встретились с ней в «Философском клубе» и заказали по пиву. Я настояла, чтобы Петра взяла в кабинет Дэниела диктофон: нельзя же в столь важном вопросе полагаться на ее дырявую память.

– Готова? – спросила она, приподняв от нетерпения одну бровь, и включила запись:

«Говорит Петра Кларк. Сегодня четверг, на улице туман, и я иду на прием к Дэниелу Кастильо с целью шпионажа – по просьбе некой Изабелл Спеллман».

Щелк.

Д-р Кастильо: Здравствуйте, мисс Кларк. Меня зовут доктор Кастильо.

П. Кларк: Приятно познакомиться.

Д-р Кастильо: Вы у нас впервые, как я понял. Можно узнать, по чьей рекомендации?

П. Кларк: Ох, вспомнить бы!

Д-р Кастильо: Ну ладно. Свою последнюю чистку зубов вы помните?

П. Кларк: Да, бывали и получше.

Д-р Кастильо: Нет, я спрашиваю: когда вы последний раз чистили зубы у стоматолога?

П. Кларк: Примерно год назад, сразу после развода… А вы разведены, доктор?

Д-р Кастильо: (кашляет) Э-э… нет. Начнем, пожалуй?

П. Кларк: А женаты? (Вопрос № 2 – семейное положение Дэниела мне известно, но я хочу увидеть его реакцию.)

Д-р Кастильо: Нет. Откройте пошире рот.

(Доктор Кастильо надевает перчатки и осматривает зубы пациентки.)

П. Кларк: (невразумительное мычание).

Д-р Кастильо: Вы что-то сказали?

П. Кларк: Вы обычно делаете местную или общую анестезию? (Вопрос № 5.)

Д-р Кастильо: Мисс Кларк…

П. Кларк: Зовите меня Петрой.

Д-р Кастильо: Петра, для чистки зубов от камня не требуется анестезия.

П. Кларк: Да, я знаю. Ну, а вообще?

Д-р Кастильо: Зависит от пациента и состояния его зубов. Стараюсь использовать местную анестезию, разумеется. Откройте, пожалуйста, рот. Иначе я не смогу почистить вам зубы.

(Тридцать секунд чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте.

(Плевок.)

П. Кларк: А вам не кажется, что в пациентке без сознания есть нечто притягательное? (Вопрос № 5.)

Д-р Кастильо: Вероятно, есть.

П. Кларк: Вы всегда жили в районе Бэй, доктор? (Вариант вопроса № 6: «Откуда вы родом?»)

Д-р Кастильо: Я родился в Гватемале. Мы с семьей переехали в Сан-Франциско, когда мне было девять. Откройте рот, пожалуйста.

(Тридцать секунд чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте.

(Плевок.)

П. Кларк: То есть вы знаете два языка? (Вопрос Петры № 1.)

Д-р Кастильо: Да. Как часто вы чистите зубы нитью?

П. Кларк: Довольно часто.

Д-р Кастильо: Каждый день?

П. Кларк: Нет, но около того. У вас депрессия?

Д-р Кастильо: Нет. Почему вы спрашиваете?

П. Кларк: Я слышала, что стоматологи часто бывают подавлены.

Д-р Кастильо: У меня все хорошо, спасибо. Ценю вашу заботу.

П. Кларк: Ну что вы! (Тридцать секунд чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте. (Плевок.)

П. Кларк: А у вас когда-нибудь были проблемы с наркотиками или спиртным? (Вопрос № 7.)

Д-р Кастильо: Это интервью? Вы журналист?

П. Кларк: Нет, я стилист-парикмахер. Вот моя визитка. Итак, наркотики, спиртное?

Д-р Кастильо: Нет, никогда не увлекался. Мисс Кларк, дело пойдет быстрее, если мне не придется каждый раз просить вас открыть рот.

(Тридцать секунд чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте. (Плевок.)

П. Кларк: Доктор, а как вы отдыхаете? У вас есть хобби?

Д-р Кастильо: Я играю в теннис.

П. Кларк: Ну а как вы веселитесь?

Д-р Кастильо: Я стоматолог. Мне и так весело.

П. Кларк: То есть вам нравится причинять людям боль?

(Вопрос Петры № 3.)

Д-р Кастильо: Ваши вопросы мне неприятны.

П. Кларк: Прошу прощения, доктор. Я просто очень любопытна. Вы католик?

(Вариант вопроса № 9: «Ваше вероисповедание?»)

Д-р Кастильо: Да.

П. Кларк: Как думаете, у женщины есть право выбора? (Вопрос Петры № 4.)

Д-р Кастильо: Прошу вас, откройте рот.

П. Кларк: Звучит немного неприлично, как считаете?

Д-р Кастильо: (Вздыхает.) Вам нужна чистка или нет?

П. Кларк: Конечно. Иначе зачем я пришла?

Д-р Кастильо: Честно говоря, не знаю. (Долго молчит.)

Д-р Кастильо: Вы когда-нибудь откроете рот? (Невразумительное мычание, звуки чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте и ничего не говорите после этого, пожалуйста.

(Плевок.)

П. Кларк: Вы агрессивны или консервативны?

Д-р Кастильо: Простите?

П. Кларк: Вы агрессивный или консервативный налогоплательщик? При возможности уходите от налогов? (Вопрос № 8.)

Д-р Кастильо: (Раздраженным тоном.) Вас это не касается.

П. Кларк: Вы двадцать минут копошитесь у меня во рту. Должна же я немного вас узнать.

Д-р Кастильо: Я консервативен. Мисс Кларк, осталось совсем чуть-чуть. Откройте рот.

(Тридцать секунд чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте.

(Плевок.)

П. Кларк: Вы когда-нибудь встречались со своими пациентками? (Вопрос № 1.)

Д-р Кастильо: Нет. Никогда. Это исключено. Не заставляйте меня снова просить.

(Неразборчивое мычание, означающее, что пациентка открыла рот и больше его не закроет; звуки чистки.)

Д-р Кастильо: Сплюньте.

(Плевок.)

П. Кларк: По-моему, вы немного напряжены, доктор.

Д-р Кастильо: Да, с утра было много пациентов.

П. Кларк: Некоторые смотрят порно, чтобы расслабиться. (Утвердительная версия вопроса № 10: «Вы любите порно?»)

Д-р Кастильо: Спасибо, что пришли, мисс Кларк. Будьте добры, отметьтесь у миссис Санчес.

(Открывается и закрывается дверь.)

П. Кларк: Я, Петра Кларк, выхожу из кабинета Дэниела Кастильо.

(Конец пленки.)

– Мы же решили не спрашивать про порно.

– Мне показалось, это будет уместно, вот я и спросила.

– Это было неуместно.

– Он тебе не пара, – сказала Петра и съела крекер.

– Знаю, – ответила я, нисколько не обидевшись. Слова «нет» для меня не существует. Вернее, я воспринимаю его не так, как все.

– Тебе придется делать вид, что ты ничего о нем не знаешь.

– Да, я над этим уже работаю.

– Ваши отношения будут построены на лжи.

– Зато по всем прочим параметрам он мне подходит.

Вскоре я уместила жизнь Дэниела в одну сводную таблицу:

Понедельник

Работа 8.00–16.00

Теннис 17.30–19.30

Дом 20.00–7.00

Вторник

Работа 8.00–15.00

Различные виды деятельности с 11-летним мальчиком[10]16.00–20.00

Среда

Работа 8.00–16.00

Теннис 17.30–19.30

Дом 20.00-7.00

Четверг

Работа 8.00–16.00

Ужин с разными мужчинами 18.00–19.30

Покер с разными мужчинами[11]19.30–00.00

Пятница

Работа 8.00–16.00

Теннис 17.30–19.30

Ужин с друзьями 21.00–23.00

Суббота

Теннис 10.00–12.00

Различные виды деятельности[12]13.00–00.00

Воскресенье

Обед с мамой[13]12.00–14.00

Различные виды деятельности[14]15.00–19.00

Дом 20.00-7.00

После двухнедельной слежки за Дэниелом Кастильо я пришла к двум выводам: 1) он совершенно точно станет моим Бывшим № 9; 2) надо учиться играть в теннис.

Я нашла нужное объявление в модном кафе возле Долорес-парка и начала брать уроки. Тренер Стефан (швед) сказал, что у меня прекрасно получается. Не знаю, стоило ли ему верить: может, он заигрывать пытался. Однако училась я добросовестно и даже купила себе синие шорты с белым топом – в таком наряде я чувствовала себя самозванкой, но хотя бы не эксгибиционисткой. Через месяц я играла так же, как Дэниел во время матча с Джеком Питерсом, и решила, что пора отправляться в клуб. Загвоздка была только одна – Дэвид.

Брат задрал ноги на стол и откинулся в кресле, готовясь к длинной и весьма забавной беседе за мой счет.

– Можешь еще раз объяснить, зачем тебе это понадобилось?

– Не понимаю, что тут такого? Я просто хочу, чтобы в субботу в десять утра ты сходил со мной в «Теннисный клуб Сан-Франциско». Поиграем, я угощу тебя обедом. Неужели так сложно ответить: «С удовольствием, Изабелл», как сделал бы любой нормальный брат?

– С каких пор ты играешь в теннис?

– Начала месяц назад.

– Он, должно быть, красавчик.

– Не понимаю, о чем ты.

– Прости, сестра, но в субботу утром я занят.

– А в следующую?

– Тоже.

– Он не бармен, клянусь тебе.

Раздался звонок, и сквозь динамик донесся голос Линды:

– Дэвид, пришла ваша сестра Рэй.

– Пригласите ее.

Рэй влетела в кабинет и тут же потребовала объяснений, почему я здесь. Я, в свою очередь, потребовала объяснений от нее, прекрасно зная, что она явилась вымогать деньги у братца.

Рэй протянула ему какой-то листок. Дэвид внимательно его изучил, вычеркнул одну строчку и потянулся за бумажником.

– Я не буду платить за эту дрянь. Почему ты не покупаешь нормальную пищу?

– Покупаю! Хочешь, чек принесу?

– Нет уж. Чек ты где-нибудь раздобудешь. В этом деле я согласен с Изабелл: пора отвыкать от сладкого.

Дэвид дал ей двадцатку и забрал три доллара сдачи.

– Что, Иззи тоже за деньгами пришла? – спросила Рэй.

– Нет, Иззи хочет, чтобы я помог ей закадрить парня. Но я не одобряю ее метод.

– Какой метод? – невинно полюбопытствовала сестричка.

– Сперва она шпионит за парнями, а потом тайно втирается в доверие, так что они вынуждены пригласить ее на свидание.

– Мне больше нравится слово «изучает», – подсказала я.

– Ну и что тут такого? – удивилась Рэй. – Она просто хочет узнать их получше.

Дэвида чуть удар не хватил. Он посмотрел на меня укоризненно.

– Рэй, не вздумай меня защищать, – грозно сказала я.

– Почему? Я тебя очень хорошо понимаю, – пролепетала она.

– Никогда так не делай. Никогда, слышишь?

– Правильно – делай, что велено, а не то, что делаю я! – поглумился брат, чем сразил меня наповал. Значит, я опять подаю дурной пример!

– Дэвид, объясни ей, как правильно… – выдавила я.

– Рэй, чтобы познакомиться с противоположным полом – или с тем же полом, в зависимости от предпочтений, – все женщины, кроме твоей сестры, проявляют те или иные способности. Они улыбаются, подмигивают, предлагают визитку, пишут свой номер телефона на клочке бумаги или просят у человека его номер. Они ясно дают понять, что́ им нужно, и рассчитывают на взаимность. Они не следят за этим человеком и не выясняют его рабочее расписание, чтобы в будущем избежать разных неожиданностей. В любых отношениях должна быть загадка. Это залог счастья, понимаешь?

Заскучавшая Рэй ответила:

– Дэвид, мама уже прочитала мне лекцию на тему «Как не стать Изабелл». Правда, тебя больше волнуют мои будущие парни, чем марихуана, но это не суть. Спасибо за деньги. До встречи.

Она поцеловала его в щеку, потом подошла ко мне, убрала подушку с моего лица и сделала то же самое – чтобы не обидеть.

– Пока, Иззи. Увидимся, – сказала она и оставила меня наедине с недовольным старшим братом.

Я медленно встала с дивана: ощущение было такое, будто во мне все триста фунтов. Надела пиджак.

– Счастливо, Дэвид, – уныло пробормотала я.

– В субботу ровно в десять утра я буду в теннисном клубе, – сказал он, и часть моего лишнего веса улетучилась.

Предварительный инструктаж, который был необходим нам обоим, занял двадцать минут. Мои требования к Дэвиду были такие: помалкивать, если не спрашивают, не рассказывать о моей семье, работе или бывших парнях, не поправлять меня. Дэвид только сказал, что если заметит какие-нибудь незаконные действия с моей стороны, то вызовет полицию.

Мы кинули монету: первая подача досталась мне. Дэвид не смог ее принять и подозвал меня к сетке.

– Ты сказала, что играешь месяц.

– Ну?

– Неплохо подаешь.

– Спасибо. Мы играем или как?

– Играем.

– Прекрасно. Счет 15:0.

Я снова подала. Дэвид ответил «свечой», и у меня появилось время для мощного удара слева: мяч пролетел корт по диагонали и ударился об пол. Мы поиграли еще минут десять, прежде чем Дэвид снова подозвал меня к сетке.

– Иззи, что такое? Я помню тебя на уроках физкультуры – координация у тебя была неважная.

– Ну, Стефан бы с тобой не согласился.

– Нельзя добиться таких результатов за месяц.

– Прошло уже больше. К тому же я брала несколько уроков в неделю и тренировалась по выходным.

– Сколько всего уроков?

– Примерно двадцать пять.

– За месяц?!

– Да. Хочешь – верь, хочешь – нет.

Дэвид покачал головой и пошел на место, но перед подачей не удержался и все-таки высказал свое мнение:

– С тобой что-то неладно. По-настоящему неладно.

Хотя я действительно овладела азами тенниса буквально за месяц, мои успехи не шли ни в какое сравнение с игрой Дэвида, особенно когда ему хотелось меня унизить.

Он выиграл два сета подряд, даже не вспотев, а я к концу игры смахивала на жертву торнадо. Когда мы добрались до бара на втором этаже, до приезда Дэниела оставалось еще несколько минут. Я напомнила брату правила:

– Это для меня очень важно, Дэвид. Пожалуйста, хотя бы сегодня не пытайся мне мстить.

Дэниел вошел в бар «Матч-пойнт», когда Дэвид покупал нам напитки. Я вдруг подумала, что зря пью спиртное до полудня, но было уже поздно: Дэниел меня заметил.

В эту минуту я пыталась придать своему лицу подходящее выражение, нечто среднее между «Мы, кажется, знакомы?» и «Вообще говоря, я рассчитывала, что ты придешь, но теперь не знаю, что и сказать». Однако состроить такую мину я не успела – он уже подошел.

– А я-то думал, приедете вы еще раз или нет? – сказал Дэниел.

– О, здравствуйте! – остроумно ответила я.

У меня внутри все онемело, слова смешались в голове, и я начала нервно выбивать по полу дробь. Слава Богу, Дэвид подоспел вовремя и спас меня от позора.

– Здравствуйте, я – Дэвид. А вы друг Иззи?

– Иззи?

– Изабелл. Той, что сидит рядом с нами.

– Мы недавно познакомились.

– Присоединитесь к нам?

Дэниел хотел отказаться, предположив, что Дэвид – мой парень, а не брат. Сходство между нами неочевидное, и такое уже не раз случалось. При этом у женщин на лице отчетливо проступало изумление: «Хм, что же он в ней нашел?!»

– Нет, спасибо, не буду вам мешать.

– Садитесь, – настоял Дэвид. – На сегодня мне уже хватит общения с сестрой.

Я часто записываю разговоры с участием моих родных, чтобы на всякий случай иметь против них улики. Конечно, братец только что оказал мне большую услугу, но в нашей семье услуги нередко бывают медвежьими. Я включила диктофон.

И вот что записалось на пленку:

Дэниел: Пойду куплю себе выпить. Сейчас вернусь. Вам ничего не надо?

Дэвид: Мне нет, но Иззи пьет быстро, поэтому можете взять ей второе пиво. Ай!

Изабелл: Нет-нет, спасибо! (Дэниел отходит.)

Дэвид: Он тебе не пара.

Изабелл: Зато он в моем вкусе.

Дэвид: Хорошо, я перефразирую: ты не в его вкусе.

Изабелл: С чего ты взял?

Дэвид: С того.

Изабелл: С чего?

Дэвид: Такие парни встречаются с женщинами, которые выщипывают брови.

Изабелл: Я выщипываю.

Дэвид: Два раза в год не считается.

Изабелл: Я делаю это чаще, просто ты не замечаешь.

Дэвид: Вы слишком разные и не смотритесь вместе.

Изабелл: Дэвид, если ты все испортишь, клянусь…

Дэвид: Иззи, ты две недели подряд шпионила за этим человеком, вмешивалась в его личную жизнь. Скоро ты сама все испортишь.

(Дэниел возвращается с двумя кружками пива.)

Дэниел: Взял две на всякий случай.

Дэвид: Хорошо! Дэниел, так откуда вы знаете мою сестру?

Дэниел: Мы познакомились несколько недель назад.

Изабелл: Да, около того.

Дэвид: А точнее, недель пять, да?

Дэниел: Может, и так.

Изабелл: У нас с братом отличная память на всякие мелочи!

Дэвид: Я запомнил, потому что именно тогда Иззи вдруг заявила, что хочет играть в теннис.

Дэниел: Вас лучше называть Изабелл или Иззи?

Дэвид: Да зовите Иззи. Зачем лишний слог выговаривать?

Изабелл: Мне нравится и то и другое.

Дэвид: Так как вы познакомились?

Дэниел: У вашей сестры возник вопрос насчет моей игры.

Дэвид: Какой же?

Дэниел: Скажем так: она очень наблюдательна.

Дэвид: О, даже не представляете насколько. Ай!

Изабелл: Прости, это твоя нога?

Дэвид: Ты же знаешь, что да!

Изабелл: Извини, пожалуйста. Дэниел, как вы здесь оказались?

Дэниел: Я играю в лиге стоматологов, у меня сегодня было несколько матчей.

Дэвид: Вы стоматолог?

Изабелл: Давайте не будем о работе.

Дэвид: Вы стоматолог?

Дэниел: Да.

Дэвид: Ты об этом знала, Изабелл?

Изабелл: Да, знала.

Дэниел: Ну а вы кем работаете, Дэвид?

Дэвид: Я корпоративный адвокат. Занимаюсь всякими слияниями, приобретениями… А сестра рассказывала вам о своей работе?

Дэниел: Рассказывала.

Дэвид: Так вы все знаете?

Дэниел: Ну да.

Изабелл: Дэвид, я учитель, зачем мне это скрывать?

Дэвид: Учитель? А я и не знаю. В смысле, не знаю, зачем это скрывать.

Изабелл: Ну, вообще-то я пока только замещаю других учителей. Вот получу диплом – устроюсь на постоянную работу.

Дэвид: Ты могла бы заняться семейным бизнесом. Ай! Изабелл, тебе говорили, что за столом нельзя махать ногами?

Изабелл: Прости, это снова ты?

Дэниел: А что за семейный бизнес?

Изабелл: О, мы все работаем в сфере образования.

Дэвид: Кроме меня. Пожалуй, я выпью это пиво.

Изабелл: Не трожь, его мне купили! Сходи и возьми себе другое.

Дэвид: Знаешь, позвоню-ка я маме, узнаю, как поживает ее бизнес. Ай! Иззи, я бы на твоем месте сходил к врачу – тик надо лечить. У тебя какое-то нервное расстройство.

Изабелл: Дэвид, здесь есть автомат. Позвони с него.

(Дэвид уходит к автомату.)

Дэниел: У него разве нет мобильника?

Изабелл: Есть, но по-другому от братца не избавишься.

Дэниел: Вы двое всегда такие?

Изабелл: В смысле?

Дэниел: Ему от вас здорово досталось.

Изабелл: Дэвид любит болтать всякие гадости. Я просто пытаюсь его приструнить.

Дэниел: Понятно.

Изабелл: Ужасно надоело, если честно.

Дэниел: Так зачем вы это делаете?

Изабелл: Он мой брат.

Дэниел: Ну, в теннис-то играть с ним не обязательно.

Изабелл: Вы правы, но мне очень понравился этот клуб, а у него есть членство.

Дэниел: У меня тоже.

Изабелл: Да.

(Дэвид возвращается к столу.)

Дэвид: Мама передает тебе привет.

Изабелл: Как у нее дела?

Дэвид: Она подумывает о пенсии. Дети теперь не то что прежде. Кстати, у вас есть дети?

Дэниел: Ай! Нет.

Изабелл: Простите, я думала, это Дэвид.

Дэниел: Я уже догадался. (Вытаскивает из бумажника визитку.) Вот моя карточка. Звоните, если захочется поиграть. И если Дэвид не против, конечно.

Дэвид: Сдалась она мне – забирайте. Ай!

Изабелл: Это не я!

Дэвид: Знаю. Просто коленом ударился.

Дэниел: Что ж, до свидания. (Уходит.)

Изабелл: Ну ты и козел! Хуже и быть не могло!

Дэвид: Могло, если бы я сказал правду.

Через несколько дней после нашей провальной встречи я позвонила Дэниелу и сказала, будто хочу с ним поиграть. Загвоздка была в самом теннисе. Матчи неизменно заканчивались моим поражением, причем всегда с разным счетом: 6:2, 6:1 (если Дэниел жадничал) или 6:2, 6:3 (если был особенно щедр). Со стороны его «теннисная» шкала казалась мне любопытной, но я вовсе не хотела становиться ее частью. Спорт был мне безразличен. Конечно, я любила смотреть на загорелые ноги Дэниела, но в клуб приезжала ради пива, крекеров и нескладной беседы после матча. Я умею проигрывать. Это для меня так же естественно, как дышать.

Однажды посреди нашего третьего свидания в теннисном клубе, когда Дэниел в очередной раз сделал неуклюжую подачу, я подозвала его к сетке. Он похвалил мой последний удар.

– Я слишком долго молчала, – сказала я.

– В смысле?

– Хватит с меня поддавков! Я хочу поиграть нормально.

– Нормально?

– Да. Ты вообще знаешь, что это такое?

– Но тогда я выиграю.

– Ты и так выигрываешь.

– Я выиграю гораздо быстрее.

– Отлично. Подавай.

Через несколько минут мы уже сидели в баре и пили пиво.

– Ну как? – спросил Дэниел.

– В следующий раз можно и помедленней.

Он угрюмо уставился на крекер. Ему явно стало не по себе от моего «в следующий раз». Я морально приготовилась к отшиву.

– А нам обязательно играть в теннис? – спросил он.

– Нет.

– Может, чем-нибудь другим займемся?

– Шары покатаем?

– Нет! – ответил он громче, чем обычно.

– Похоже, с боулингом у тебя нелады.

– Давай обойдемся без состязаний.

– Надоело выигрывать?

– Изабелл, с твоей стороны было бы очень мило слегка мне помочь, – прошептал Дэниел.

– Хорошо. Что надо делать? – прошептала я в ответ.

– Ты издеваешься?

– Нет!

– Я тебе нравлюсь?

– Да.

– Тогда как насчет нормального свидания?

– Я – за. А что такое нормальное свидание? – задала я вполне логичный вопрос.

Для Дэниела нормальное свидание означало прежде всего домашний ужин, а до либо после него – кино, бар или теннис. Однако я вскоре пришла к выводу, что теннис должен быть частью нормального свидания только для тех, кто им увлекается. Я не увлеклась. Нам с Дэниелом еще предстояла последняя игра, но об этом позже.

Спустя три дня мы встретились в винном баре района Хейс-Вэлли. Навязчивый сомелье с огромным количеством «предложений» вынудил нас скрыться бегством, и Дэниел предложил отправиться к нему на «домашний ужин». Через некоторое время от этих слов – «домашний ужин» – меня будет бросать в дрожь, но тогда я подумала, что ничего лучше и придумать нельзя.

Доктор Кастильо проживает на втором этаже трехэтажного дома. Две спальни, одна ванная, чистенько (но не чересчур) и со вкусом – более чем скромное жилье для стоматолога.

Дэниел открыл холодильник и достал из своей коллекции тарелку мексиканских энчилад. Я усомнилась в том, что еду из морозилки можно назвать домашней, но он заверил меня, что сам все сготовил – по маминому рецепту. Спорить я не стала. Скажем так: Дэниел и в самом деле умеет готовить энчилады. Увы, только их и умеет.

После прогулки в парке Голден-Гейт Дэниел снова пригласил меня на домашний ужин. На этот раз он опробовал рецепт курицы по-охотничьи, случайно найденный в журнале «Гурман», который лежал у него в приемной. Блюдо получилось бы съедобным, не замени Дэниел нужные специи другими, похожими по цвету или названию, но не обязательно по аромату. Вместо орегано он положил тимьян, вместе черного перца – кайенский.

Что меня умилило, так это нежелание Дэниела признавать свою ошибку. Он предположил, будто в журнале просто не удосужились проверить рецепт. С каждым прожеванным кусочком он отпускал разнообразные комментарии. Сперва: «Специфическая смесь пряностей», затем: «Больше я это готовить не буду» и наконец: «Но все равно обожаю эксперименты».

Однако у меня остались и приятные воспоминания о том вечере. Убрав со стола, Дэниел достал из холодильника упаковку пива и предложил:

– А пойдем на крышу? На звезды посмотрим.

В ту ночь звезд не было, но я промолчала, потому что очень люблю пить пиво на крышах.

Мы сидели на пластиковых шезлонгах под темным сырым небом и по большей части молчали. Ничего неловкого в этой тишине не было: просто два человека наслаждаются компанией друг друга. Дэниел наверняка позвал меня сюда для первого поцелуя, но три часа спустя, промерзнув до костей, я поняла, что ошиблась.

И снова Дэниел захотел угостить меня домашней стряпней. Мой желудок оказался совершенно не готов к приему кисло-сладкой капусты. Дэниел, разумеется, свалил вину на рецепт:

– Они что, вообще их не проверяют?! Больше никогда не возьму этот журнал!

– А мне даже понравилось, – ответила я, нагло соврав.

Уж если я целиком сочинила для Дэниела свою биографию, то похвала в адрес его готовки – сущий пустяк.

Пока он мыл посуду, я бродила по гостиной и разглядывала книжные полки. Именно в тот вечер я сделала открытие, изменившее все – ну или хотя бы наш досуг. Я взяла из шкафа стопку видеодисков и помчалась на кухню.

– Дэниел, у тебя есть…

– Говори громче! Из-за воды ничего не слышно!

Я подошла к нему и показала диски.

– У тебя есть все серии «Напряги извилины»! Я даже не знала, что такая коллекция существует!

– Да, это пиратский сборник.

– Подарили? – спросила я.

– Ага. Подарил сам себе. Обожаю этот сериал!

– А я-то как обожаю! – воскликнула я. – Мы с лучшей подругой (вырезано)[15] каждый день (вырезано)[16] его смотрели!

Дэниел выключил кран и вытер руки.

– Предлагаю устроить видеомарафон.

Десять серий и бесчисленное множество шпионских звонков спустя я зевнула и вдруг вспомнила, что мне с утра пораньше надо быть в школе.[17] Пора домой.

Дэниел выключил телевизор и сказал:

– В детстве я мечтал стать агентом КОНТРОЛЯ.[18]

– Я тоже, – ответила я, хотя на самом деле всегда мечтала работать на ХАОС.[19]

Нормальное свидание № 3 окончилось примерно так же, как Нормальные свидания № 1 и № 2. Дэниел проводил меня до машины, пожал руку (№ 1) и быстро обнял (№ 2). После поглаживания головы (№ 3) мое терпение окончательно иссякло. У нас было уже три теннисных свидания и три нормальных! Где мой первый поцелуй?!

Дэниел ушел домой, а я села в машину и запустила двигатель, пытаясь смириться с очередным отказом. Но потом передумала: надоело ждать.

Окно гостиной было всего в шести футах над землей, и до него можно было легко добраться по водосточной трубе. Увидев свет в окнах Дэниела и его тень, я вышла из машины и залезла наверх. Постучала.

Обычно люди не сразу отвечают на стук в окно, но через некоторое время все-таки отвечают. Дэниел поднял раму как раз в ту минуту, когда я чуть не свалилась с трубы.

– Привет, Изабелл. У меня сломался звонок?

– Нет, – ответила я, не поняв вопроса.

– Что ты тут делаешь?

– Хотела с тобой поговорить.

– Ладно. Войдешь?

– Разумеется, – сказала я, приподнимая раму еще выше, чтобы пролезть внутрь.

– Может, спустишься и войдешь в дверь?

Уж не знаю, когда в нашем одомашненном мире для входа стали пользоваться исключительно дверями, но еще в детстве этот способ казался мне глупым и непрактичным. Выходит, я должна спрыгнуть с трубы, добежать до входа, позвонить, пройти мимо сторожевой каморки и двух квартир и только тогда очутиться ровно на том же самом месте, где я сейчас стою!

– Если ты не против, я все-таки пролезу в окно.

Дэниел отошел, я забросила ногу на подоконник и перемахнула в комнату. Отряхнула руки.

– Давно тут пыль не вытирали, – заметила я.

Дэниел никак не отреагировал на мой тонкий намек.

– Все нормально, Изабелл?

– Нет.

– А поподробней?

– Кто я, Дэниел? Золотой ретривер?

– Нет… – смутившись, ответил он.

– Три теннисных матча, один вечер в баре, одна прогулка, двенадцать банок пива, один стакан вина, три домашних ужина. Чего не хватает?

Дэниел оперся на подлокотник дивана.

– И чего же?

– Мы четыре раза пожали друг другу руки, ты один раз меня обнял и погладил по голове. Чего не хватает?

– Иззи, я не понимаю. Говори прямо.

И я это сделала: взяла Дэниела за галстук и подтянула к себе. Спустя семь недель, двадцать пять уроков тенниса, десять дней слежки, три теннисных и три нормальных свидания, спустя десять серий моего любимого сериала я наконец-то получила свой заслуженный первый поцелуй.

– Теперь понял? – спросила я, отпустив Дэниела.

– Понял, – сказал он, обнимая меня за талию и целуя в ответ.

Чтобы спрятать Дэниела от родителей и родителей от Дэниела, мне пришлось чаще, чем когда-либо, упражняться в хитрости. Легче всего было не пускать его домой. Я объяснила, что если он за мной заедет, то может случайно натолкнуться на родительское подразделение. А встреча с родительским подразделением на первом этапе нашего романа неизбежно приведет к разрыву. Дэниелу не верилось, что люди, столь беззаветно посвятившие жизнь обучению детишек, могут быть такими уж плохими. Но в конце концов я его убедила.

Родители никогда бы не заметили странностей в моем поведении, если бы не одежда. Я хотела, чтобы Дэниел действительно считал меня учительницей, и для этого подбирала соответствующие наряды.

Юбочные войны

Поначалу я прибегала с работы домой, принимала душ, переодевалась в платье или более-менее выглаженную рубашку с юбкой и незаметно выскальзывала из дома. Но семья у меня, как известно, наблюдательная. Когда шел дождь, я прятала свое облачение под длинным плащом. В редких случаях, когда мне нужно было встретиться с важным клиентом, мой наряд не вызывал ни у кого подозрений. Но чаще всего я старалась пользоваться окнами. Не знаю, что разбудило интерес папы с мамой: внезапные перемены в моем гардеробе или отказ от дверей?

Самое трудное начиналось, когда к Дэниелу не приходил какой-нибудь пациент и он приглашал меня на «ленч-сюрприз». Я пришла в ужас, узнав, сколько людей внезапно отменяют визит к стоматологу. Каждая такая отмена меня страшно бесила, я готова была звонить пациентам и орать в трубку: «Да вы хоть понимаете, что со мной будет?!» или «Вам что, плевать на свои зубы?!» Но вместо этого я научилась переодеваться в машине. Останавливаясь возле какой-нибудь школы, я надевала юбку и поджидала Дэниела на улице. Иногда дружелюбно махала незнакомцам и незнакомкам с усталыми лицами и отсутствующим взглядом – явно учителям – и говорила что-нибудь вроде «До встречи, Сьюзи!» или «Не запускай простуду, Джим!» Дэниел никогда не замечал их изумления. Он купился. А почему нет? Моя правда была бы страннее любого вымысла.

Я так привыкла к переодеваниям в машине, что стала относиться к ним как к спортивным состязаниям, а не побочному эффекту обмана. Мой личный рекорд был три минуты двадцать пять секунд – за это время я успела сменить все предметы гардероба. Худший результат – восемь минут пятьдесят секунд: край льняной рубашки тогда застрял в молнии на юбке. Примерно через неделю после Нормального свидания № 1 Петра заявила, что я одеваюсь чересчур старомодно, как для роли учительницы в школьной сценке. И действительно, твидовые юбки напоминали мне, кого надо играть. Одежда больше не отражала мою индивидуальность – она создавала мне новое прошлое. Уже тогда я должна была понять, что веду себя неправильно, но осознание пришло лишь через несколько недель. Как-то раз, переодеваясь в машине, я случайно увидела себя в зеркале заднего вида: рукав свитера завязался в крепкий узел за спиной, и я корчилась на сиденье в напрасных попытках снять оковы.

Ну все, хватит с меня ленч-сюрпризов! Чтобы удовлетворить страсть Дэниела к неожиданностям, а мою – к ресторанной кухне, я стала заезжать к нему в офис всякий раз, когда оказывалась рядом. Благодаря свободному «рабочему» графику я вполне могла позволить себе такие шалости, и Дэниел ничего не заподозрил.

Мое знакомство с миссис Санчес – шестидесятидвухлетней медсестрой, секретарем и по совместительству божьим одуванчиком – прошло так: она осмотрела меня с ног до головы, вежливо улыбнулась и сказала Дэниелу что-то по-испански.

Когда я «случайно» заехала во второй раз, миссис Санчес предложила мне сесть: у Дэниела был пациент. Тут я совершила ошибку – завела с ней светский разговор.

– Дэниел сказал, что вы учительница.

– Правда? Ничего себе! С чего он это взял?

Тишина.

– Шутка! – выпалила я, но старушка не улыбнулась даже из вежливости.

Дурной знак.

– Да, я учитель. Пока только заменяю других. Дети – просто прелесть, верно?

– Да, – ответила миссис Санчес. – У меня самой три внука.

– Чудесно! Дети у вас, наверное, тоже есть?

Тишина.

– Ну, то есть сперва нужно обзавестись детьми, а уж потом можно и внуками…

– У меня трое детей, – ответила секретарь, вежливо, но неприятно улыбнувшись.

– Поздравляю! – Пыл мой заметно поубавился, и я решила больше не острить.

– А где вы обычно работаете, Изабелл?

– О, да по всему городу!

– А разве за вами не закреплены какие-то школы?

– Нет, мне нравится бывать в разных. Менять обстановку.

– Ну а на прошлой неделе вы где преподавали, к примеру?

На прошлой неделе у нас с Дэниелом состоялся очередной ленч-сюрприз, и я переоделась возле средней школы «Президио». Врать нужно последовательно – это я поняла еще в детстве.

– Во вторник и в среду я работала в «Президио», если мне не изменяет память.

– Надо же, мой внук Хуан учится в этой школе. Тогда вы знаете директора! Лесли Грэнвиль…

– О, мы с ней почти не знакомы.[20]

Тишина.

– С ним, вы хотели сказать? Лесли – мужчина, насколько мне известно.

– Ну да, – подтвердила я, бледнея. – С ним, разумеется. Вечно путаю местоимения. Как-то это называется… Не важно. Конечно же, Лесли – мужчина.

От дальнейшего позора меня спасло божественное вмешательство: зазвонил телефон. Однако с тех пор миссис Санчес поглядывала на меня подозрительно, как будто я что-то скрывала. Впрочем, так оно и было.

Мы с Дэниелом встречались уже шесть недель, и в моей повседневной жизни стало слишком много обмана. Пора было, как говорится, выйти на свет. Если я и могла утаить свою настоящую работу от Дэниела, то саму себя спрятать от семьи было выше моих сил. Да, я понимала, что неправильно расставила приоритеты, но все равно это казалось мне шагом вперед. Итак, в одно прекрасное утро я вышла из комнаты в рубашке и твидовой юбке и непринужденно направилась к двери. То же самое я проделала на второй и третий день, хотя мои костюмы слегка менялись.

На четвертое утро путь мне преградил отец. Было семь часов, а он обычно не выползает из постели раньше девяти, поэтому я сразу насторожилась.

– Доброе утро, Изабелл.

– Пап, а чего это ты так рано встал?

– Хотел посмотреть на восход.

– Ну как?

– Опоздал на полчаса. Я и не подозревал, что солнце встает так рано.

– Ты нарочно не даешь мне выйти из дома?

– Да.

– Почему?

– Что новенького?

– Ничего.

– Твоя одежда говорит о другом.

– Надо же, я и понятия не имела, что мои вещи с тобой разговаривают.

– Еще как.

– И что же они говорят?

– Ты что-то задумала.

– Ничего себе, вот болтушки!

– Иззи, ты подозрительно одеваешься, – слегка повысил голос папа.

– Слушай, мне через десять минут надо быть в центре города, – ответила я, протиснувшись к двери. – Я велю своим шмоткам больше с тобой не разговаривать, о'кей? Надеюсь, они меня поймут.