Сенсации Лари Викиликса: сборник рассказов по Варкрафту

Поганище тщательно распарывало живую плоть на необходимые куски, выверяя и измеряя, словно уродец делал раскройку ткани для нового костюма к празднику. И этой дорогой ткани имелось не так-то много, а костюмов требовалось нашить достаточно.

Лоскутных уродцев в Подгороде осталось совсем мало — возможно, поэтому они с такой любовью подходили к этому мерзкому, противному Свету делу. С увлеченным бормотанием двухметровый абом нависал над распластанным на пыточном столе человеком, и после долгих измерений неизменно следовали одни и те же звуки, от которых оставшиеся в живых люди седели на глазах. Вжик — свистел занесенный секач, хрясь — дробились даже самые толстые кости, шмяк или чавк — падали отрубленные части тела с пыточного стола.

Мне не грозило стать очередным подсобным материалом. По крайней мере, я начинал верить в это. Шли дни, сменялась стража у клеток, уводили орущих и плачущих женщин и мужчин, а я целый и невредимый оставался за решеткой, отделявшей меня от остального мира. Я дышал, пил ту воду и питался той пищей, что приносила мне нежить. Я не боялся чумы и отравлений. Я жил так, словно уже испытал на себе действие острого топора поганища. Хотя мои руки и ноги оставались при мне, главного, что делает человека именно человеком, у меня отобрали, отсекли одним взмахом ресниц и быстрым взглядом.

Моим палачом стала Она — та, что навсегда отняла мое сердце.

Впервые я увидел ее в Нордсколе. Высокая, красивая и такая беззащитная в окружении всех этих сшитых грубыми стежками чудовищ. Ветер безжалостно трепал ее плащ, но она не чувствовала холода. Все в этом месте причиняло ей боль, немудрено, что она так скоро покинула Северный Континент.

Конечно, она не запомнила одного из многочисленных солдат, встреченных ею на пути, не обратила на него никакого внимания. Но я настойчив.

Сразу, лишь только нашу дивизию расформировали после окончания Северного похода, я направился в Подгород. Первым попутчикам я рассказывал, куда направляюсь, но ответом мне были лишь смех и жалость. Они все принимали меня за безумца. Но ведь любовь это и есть добровольное безумие?

— Главное не ешь тыкву, — увещевал меня таурен, собравшийся служить в Серебряном рассвете. — Ни под каким предлогом не ешь тыквы. А лучше и вовсе не ешь ничего. Я вот с собой все везу, пока доберусь, буду есть только свое, проверенное, выращенное в Мулгоре…

На дирижабль-то я проник, но вот выбраться, не миновав при этом стражи, мне не удалось.

— Куда ты собрался? Куда? — мучил меня вопросами костлявый капитан и, как только я отвечал, он заливался смехом. — Так, подожди-подожди. Давай еще раз — куда ты собрался? — я отвечал только для того, чтобы опять и опять выслушивать смех.

Конечно, они высадили меня. Пешком я добрался до Южнобережья. Мой путь лежал через Альтеракские горы, где снежные метели ничуть не уступали буйству Нордскольских, через бесконечные холмы и спуски Хиллсбрада. Я не мог обойти озеро Фен-рис, чтобы не попасть на главные дороги Орды, поэтому пришлось пересечь его в плавь. Изможденный я достиг берега, не чувствуя окоченевшего тела. Случайный рыбак проявил ко мне сочувствие и позволил погреться у его костра. На следующее утро, когда туман над озером развеялся, я увидел неприступные стены Подгорода. И это к моему удивлению, лишь вселило в меня уверенность.

Не стоило даже пытаться проникнуть незамеченным в город-склеп. Но лифты охраняли орки, а не безмозглые поганища, просто рубящие топором каждого встречного. С орками я смог договориться, объяснил, что меня можно взять в плен, я не буду сопротивляться, что я с важным донесением от Альянса. Много я говорил в тот день, каждому, к кому меня приводила моя стража.

Спустя почти два месяца, я наконец-то оказался в стенах Подгорода.

— Что тебе надо? — произнесла она, когда мы встретились.

— Ваше сердце, госпожа, — ответил я.

Она ответила, что не может быть моей госпожой, потому что я жив, а она — нет. Она — опасная красавица, не расстающаяся с колчаном полным стрел и луком. Она — Сильвана Ветрокрылая, Королева банши. Темная госпожа моего сердца.

Поганища продолжали рубить моих сокамерников, они менялись, стонали, умоляли их не трогать, но их трогали.

Она вернулась через несколько дней.

— Ты все еще здесь?

— Да, моя госпожа.

— Я могла бы приказать использовать и твое тело, но это было бы слишком просто. Ты проведешь здесь остаток своей жизни, — решила она. — Будешь смотреть, как убивают других. И днем, и ночью слышать их крики. Может быть, тогда ты поймешь, что в смерти нет ничего привлекательного.

— Может быть.

Она сдержала свое слово. Шли дни, поганища наматывали кишки, как веревки, на большие катушки и связывали ими внутренние органа других лоскутиков. Иногда некоторые куски их сшитых тел начинали гнить. Прямо на себе они отрезали прокаженные места и пришивали новые или просто сшивали края.

В тот день она случайно заглянула в пыточную. Я видел это по ее глазам. Она успела забыть обо мне, но я сидел в той же узкой клетке, какую меня посадили в день моего приезда в Подгород.

— Что же тебе надо, сумасшедший? — прошептала она.

— Ваше сердце, королева.

Она подошла так близко, что ее грудь коснулась решеток.

— Нет у меня сердца. Давно уже нет. Ты зря стараешься.

Я не хотел причинять ей боль, но причинил. На секунду властность и самообладание покинули ее, она глубоко вздохнула. Но вот она вновь стояла передо мной сдержанная, сильная, крепкая, как скала.

— У вас есть мое сердце. Всегда будет, — успел сказать я.

Я видел, что на мгновение ее взгляд изменился.

* * *

Прошло почти полгода моего заключения. Смерть действительно больше не пугала меня. Однообразие искромсанных человеческих тел нагоняло скуку. Лишь изредка я поднимался посмотреть на работу лоскутиков, когда на их столе оказывались орки или тролли. Внутренности гномов были миниатюрными и бесполезными. На одно поганище уходило слишком много гномьих шкурок. А кожу орков не использовали из— за ее твердости — приходилось использовать другие иглы, а в них не продевались специальные жилы и сухожилия. К тому же поганищам запрещали использовать союзников в качестве подсобного материала, так что орки и тролли попадались очень и очень редко.

Я не знал, что нежить отмечает праздники Зимнего покрова. Абомы, оторванные от своих обычных занятий, неуклюже передвигались по городу, развешивая хрупкие фонарики и украшения.

Для людей, оказавшихся в пыточных камерах Подгорода на кануне Священного праздника, наступала особая трагичная пора — они громче стенали, избивали в кровь руки, когда колотили по железным прутьям. Они не хотели умирать в праздники, будто это что-то меняло.

— Успокойтесь, — как-то сказал я женщине, которая билась в истерике. — Вас разрежут вот так — поперек живота, и сначала вытащат кишечник. Остальные органы им не нужны, они очень быстро портятся, даже с помощью магии. Если у вас хорошие легкие, они могут взять и их. Но вы женщина — и легкие у вас меньше мужских, поэтому скорей всего они их оставят. Вам вырежут сердце. И только потом снимут кожу.

Она, где стояла, там и рухнула, как подкошенная.

Потом мне запретили говорить с узниками. Эта женщина умерла от разрыва сердца. Такое случается от сильного страха.

Даже в пыточной развесили гирлянду Зимнего Покрова. От одного ее появления люди заголосили громче обычного, будто надеялись, что сильные крики повлияют на провидение и оно ниспошлет им новогоднее Чудо. Я мог бы сказать им, что они зря стараются, но мне запретили разговаривать с ними.

У меня хватало времени для размышлений, но совсем не было возможностей. Я не знал, что подарить своей королеве.

Вжик — свистнуло лезвие топора, хрясь….

* * *

— Леди Сильвана, это прислали с другими подарками, — страж Отрекшийся протянул маленькую коробочку без ленты.

— Оставь их там, в углу, — рассеяно махнула она. — Пришли донесения с берегов Гилнеаса?

— Нет еще, госпожа. Я думаю, — страж замялся, — они еще спят после праздника.

Некоторое время Сильвана смотрела на него, не понимая, о чем он.

— А, — вспомнила она. — Зимний Покров. Хорошо, но как только прибудут разведчики, приведите их сразу же ко мне.

— Слушаюсь, госпожа.

Королева банши осталась в одиночестве. Значит, придется отложить дела, по крайней мере, на сегодня. Нежить не любила упоминаний о своем человеческом прошлом, но Зимний покров отмечала с таким же фанатизмом, как и при жизни.

Груда подарков возвышалась в углу ее комнаты. Подарки со всего Азерота — от Тралла, Гарроша, ВолДжина, эльфов крови. Конечно, есть и от ее сестры, Верисы. Сама она ни разу не бывала в Подгороде, не видела Сильвану такой, какой она стала, но подарки Вериса слала регулярно, как будто и не было искореженной жизни.

Нехотя Сильвана взялась за самую верхнюю коробочку. Ту, что только принес страж.

Сначала она решила, что это какая-то неудавшаяся шутка. Потом она разозлилась и велела привести к ней того заключенного человека из пыточной. Это точно были его происки.

Но Отрекшийся вернулся в одиночестве.

— Этот человек мертв, госпожа.

— Я же приказала его не трогать!

Страж медлил с ответом.

— Ну? Что с ним произошло?

И без того бледный страж не мог оторвать взгляда от раскрытого подарка, который сам же принес несколько минут назад.

— Он вырвал себе сердце, Темная леди. Своими же руками, — сказал стражник.

Потемневшее человеческое сердце выпало из рук Сильваны.

2011