Серая магия

1. Перчатка брошена

Ночью бушевала гроза, сердитые порывы ветра сотрясали древние стены, тугие капли бились в ставни. Но внутри южной крепости завывания ветра казались отдаленным ворчанием. И Симону Трегарту в этих звуках чудилось даже нечто успокаивающее.

Нет, то, что угнетало его, невозможно было объяснить — просто он ощущал какое — то гнетущее, томительное беспокойство, которое грызло его в предрассветной мгле, и он лежал напряженно, вслушиваясь в темноту, словно часовой на посту.

Холодный пот каплями стекал у него из — под мышек, выступал бисеринками на щеках и квадратной челюсти. В сероватой предрассветной мгле таяли тени, ни единый звук не нарушал тишину покоя, где стояла их кровать, и все же…

Рука его непроизвольно тянулась вправо. Не то, что бы он сразу понял это, но во всяком случае, Симон вдруг ощутил необъяснимую жажду дружеской поддержки, помощи — против кого? Он не смог бы найти названия тому странному чувству, которое вдруг охватило его.

Рука коснулась теплого тела, скользнула по шелковистой коже. Он повернул голову и в слабом свете пробуждающегося утра бросил взгляд на ту, что лежала рядом с ним. Настороженный взгляд открытых глаз бесстрашно встретился с его взором, но где-то в самой глубине зрачков Симон уловил легкую тень, которая была точным отражением его все возрастающего беспокойства.

Джелит, та, которая была одной из волшебниц Эсткарпа, а теперь ставшая всего лишь его женой, вдруг резко поднялась с подушки и села на постели. Шелковистая прядь черных волос нежно коснулась его щеки, а потом волосы плащом окутали ее плечи; маленькие руки Джелит стиснула под высокой маленькой грудью. Она больше не смотрела на него, а беспокойным взглядом обвела комнату, полог кровати, раскрытый из-за жары, открывая ее взору весь их огромный покой.

Эта странная комната, в который раз, поразила Симона. Ведь до сих пор еще, настоящее казалось ему по временам каким-то колдовским сном, особенно когда он вспоминал о прошлом. В другие минуты именно это прошлое казалось ему призрачным сном. Кто же он такой в сущности? Симон Трегарт — разжалованный армейский офицер, преступник, который бежал от карающей руки закона, подобно тому, как скрывается от стаи провинившийся волк. Он, Симон Трегарт, тот самый, кто решился на отчаянный шаг, который только и мог обеспечить ему надежное убежище. Доктор Петрониус открыл ему тогда тайну «ворот» в этот злой мир — древнее каменное седалище, которое переносило всякого смельчака, решившего усесться на него, в новый мир, в котором он мог найти себе место по мере своих возможностей и талантов. Вот кто такой был Симон Трегарт, тот настоящий Симон Трегарт.

А здесь лежал совсем другой — в южной башне Эсткарпа лежал сейчас другой Симон Трегарт, хранитель южных границ, присягнувший на верность Властительницам. И он взял себе в супруги одну из самых могущественных волшебниц, тех, которых так боялись все вокруг в этой древней стране Эсткарпа, история которой уходит в глубь времен. И в этот самый миг прошлое казалось Симону навсегда сметенным настоящим — ибо, пересекая таинственную границу миров, он и не предполагал, что его союз с этим миром окажется вскоре столь полным.

И тут же его кинжалом пронзила мысль о том, что же он все-таки делает здесь сейчас. Он сел в постели также внезапно, как и Джелит, плечи их соприкоснулись, в руке его было стиснуто ружье, стрелявшее стрелами. Но даже в тот миг, когда Симон выхватил его из-под подушки, он уже знал, что ведет себя глупо. Ведь то, что его встревожило — вовсе не призыв к битве, а какое-то совсем иное беспокойство, и потому еще более устрашающее.

— Симон…, — произнесла Джелит неуверенно, дрожащим голосом, звучавшим гораздо выше, чем обычно.

— Я знаю! — он уже соскользнул с широкого ложа, ноги его нащупали первую ступень лестницы, ведущей к возвышению, на котором оно стояло, а руки тянулись к одежде, оставленной вчера на стуле.

Где-то рядом — может быть, в самой южной башне, а возможно, поблизости от нее, происходит что-то такое, в чем таится опасность! Он лихорадочно перебирал в памяти все возможные нападения. Нападение со стороны моря — из Карстена? Но он был уверен, что войска герцога не могли бы незамеченными пробраться через горы, ведь там неусыпно несли стражу фальконеры и его собственные отряды пограничников. А может быть, это атакуют войска Ализона?… Ведь уже несколько месяцев в этой стороне идет глухая война. Или же…

Симон лихорадочно зашнуровал пояс и натягивал сапоги, он чувствовал, что буквально холодеет при мысли, что есть ведь и третья возможность — и самая худшая; а что если Колдер не сокрушен, и то зло, которое так же было чуждо этому миру, как и он сам, снова зашевелилось и приблизилось к ним.

С тех пор, как последние атаки безжалостного врага были отражены, и пала твердыня Колдера на острове Горм, а инспирированное ими восстание в Карстене подавлено, Колдер исчез. Все было тихо в мрачных краях Айля, хотя их армии не могли бы преодолеть полосы укреплений, воздвигнутой там на морской и сухопутной границах. Но Симон не верил, что это поражение означает полный разгром Колдера. Он считал, что покончить с Колдером можно только после того, как будет сметено с лица земли само гнездо врага, вместе со всеми его чудовищными обитателями. Однако до тех пор, пока на юге им по-прежнему грозит Карстен, а с севера Ализон, вряд ли они смогут что-либо предпринять в этом смысле.

Он прислушался, не гудит ли на сторожевой башне набат — ведь не могли же стражи южной башни оказаться застигнутыми врасплох, они всегда были начеку. Но все было тихо.

— Симон! — голос ее прозвучал так твердо и повелительно, что он снова схватился за ружье.

Лицо Джелит казалось в сумраке спальни белым пятном, но все же он видел крепко сжатые губы и огонек, зажегшийся в ее глазах. Она набросила на себя широкое красное одеяние, небрежно прихватив на груди его складки двумя руками, так что подол волочился по полу, когда она нетвердыми шагами, словно во сне, подошла к ложу. Но она уже совсем проснулась, пришла в себя и двигал ею вовсе не страх.

— Симон! Я, я — снова единое целое! — эти слова поразили его в самое сердце, куда сильнее, чем сигнал об опасности, что прозвучал у него в мозгу. Значит, это все же так много значило для нее? То, что она как бы утратила часть своего «я» после того, что было между ними? Но тут же он постарался найти ей оправдание. Ведь волшебство так много значило в ее жизни! Как и все ее сестры по духу, она находила в нем высшую радость, она гордилась им. И все же Джелит с такой готовностью отказалась от того, что составляло саму ее жизнь, когда пришла к нему, ни на минуту не сомневаясь, что в соединении их тел она утратит все то, что было ей так дорого!

Симон протянул к ней руку, и их пальцы сплелись. Неожиданная радость, казалось, согревала Джелит изнутри, и этот дар передался Симону. Он почувствовал ответное горячее пожатие ее тонких пальцев.

— Откуда же… — начал было он, но она перебила его:

— Это все еще со мной, по-прежнему со мной! О, Симон! Я не только женщина, я еще и волшебница!

Она отпустила одеяние, которое все еще придерживала одной рукой, и поднесла руку к груди, ища то, чего у нее не было больше — волшебный драгоценный камень, который она отдала, с которым рассталась навсегда накануне свадьбы.

И сразу же лицо ее снова чуть потускнело — ведь только через этот камень могла она пользоваться той энергией, которая — она ощущала это так ясно — по-прежнему в ней кипела. Но тут же она опустила руку и замерла, высоко подняв голову и словно бы прислушиваясь к чему-то.

Тревоги не было, — сказал Симон, наклоняясь, чтобы подобрать с пола упавшее платье и закутать жену.

Джелит кивнула.

— Я не думаю, что это было нападение. Но произошло что-то нехорошее, стряслась какая-то беда.

— Да, но только где и что именно?

Она все еще стояла, словно прислушиваясь, но на этот раз Симон ясно видел, что она не слушает, а воспринимает какие-то волны, направленные прямо на ее мозг. И он тоже ощутил какое-то смутное беспокойство, которое быстро переходило в побуждение к немедленному действию.

— Лойз! — прошептала Джелит. Она круто повернулась и бросилась к своему сундуку. Она стала одеваться так же поспешно, как это раньше делал Симон, но только не в обычный домашний наряд, а в костюм из мягкой кожи, который надевался под кольчугу, когда отправлялись верхом на вооруженную вылазку.

Лойз? Симон не был в этом так уж уверен и не стал задавать вопросов. Их было четверо борцов за освобождение Эсткарпа и за собственное освобождение от того зла, которое Колдеру удалось так глубоко посадить в этом мире, некогда бывшем столь справедливым. Симон Трегарт — пришелец из другого мира, Джелит — кудесница Эсткарпа, Корис — бежавший из Горма после того, как остров погрузился во тьму. Капитан гвардии, а позднее Сенешаль и маршал Эсткарпа; и Лойз — наследная принцесса Верлейна, твердыни разбойных владетелей побережья. Лойз бежала из Верлейна из-под самого венца с Ивьяном из Карстена, с ней вместе бежала и Джелит. Они укрылись в безопасном убежище, а потом долгое время тайно боролись в Карсе за свержение Ивьяна. Лойз, надев кольчугу, сражалась с мечом в руках в битве под Гормом, а после, в крепости Сиппар, поклялась в вечной верности Корису. Лойз, бледная, хрупкая девушка, по-настоящему мужественная и беззаветно храбрая! И сигнал был об опасности, грозящей именно ей.

— Но ведь она в Эс-Касле, — запротестовал Симон, торопливо натягивая кольчугу, точную копию той, которая уже позванивала кольцами на плечах у Джелит.

— Нет! — голос Джелит звучал твердо. — Здесь что-то такое, связанное с морем.

— Корис?

— Я не ощущаю его. Если бы только у меня был мой камень! — она натягивала сапоги.

— У меня такое чувство, будто я пытаюсь пальцами поймать туман! Все в какой-то дымке, но я точно знаю, что Лойз в опасности, и эта опасность, связанная с морем.

— Неужели Колдер? — со страхом спросил Симон.

— Нет, я не вижу пустоты, защитной стены Колдера. Но нужда в помощи огромна! Мы должны скакать, Симон, к юго-западу. Она смотрела на стену, словно видела сквозь нее то, о чем рассказывала.

— Мы поскачем.

Торопливо шагая к лестнице, ведущей вниз, они услышали привычные звуки смены караула, но в остальном в крепости было все спокойно. Симон крикнул вниз:

— Трубите сбор!

Его возглас гулом раскатился под низкими сводами, и тотчас же снизу раздалось ответное восклицание. Они едва успели достигнуть середины лестницы, когда раздался звук трубы.

Гарнизон был хорошо подготовлен для внезапных набегов. Много раз, и весной, и осенью, по сигналу трубы вылетали за стены отряды пограничников. Те, кто входил в ударные силы, находившиеся под командованием Симона, были набраны главным образом из числа беглецов — потомков древней расы. Изгнанные из Карстена кровавыми порядками Колдера, они имели достаточно оснований ненавидеть насильников и убийц, завладевших их исконными землями, а теперь время от времени предпринимавших попытки разрушить и последнее прибежище этих бездомных — Эсткарп. Темноволосое и темноглазые, эти люди сохранили многовековую мудрость древней расы. В их жилах текла необычная кровь, их женщины владели тайнами волшебства, а мужчины были непревзойденными воинами.

Ингвальд, первый заместитель Симона еще с тех старых времен, когда они сражались рядом, стремя в стремя, ожидал их во дворе.

— Мы поскачем к северо-западу, — коротко сказал Симон, в ответ на вопрошающий взгляд Ингвальда. — Там стряслась беда. Я забираю с собой пол-отряда. Ты остаешься здесь командиром второй половины.

Ингвальд кивнул.

— С тобой поскачут люди Дуротана, — сказал он. — Они все равно должны сегодня нести дозор на холмах, так что все в сборе.

— Годится.

К ним подбежала одна из служанок, в ее руках было блюдце с ломтями свежеиспеченного хлеба, поверх которых лежали дымящиеся куски мяса. За ней спешил мальчик, неся доверху наполненный кувшин с вином.

Джелит и Симон поели стоя, пока слуги снаряжали верховых животных, приторачивали к седлам сумки с припасами, готовили оружие.

— Вестница! — Джелит рассмеялась коротким счастливым смешком. Она уже знает! Если бы у меня снова был камень, мы могли бы и вовсе освободить ее от обязанностей вестницы!

Симон моргнул. Значит Джелит все же сумела, даже без своего камня, послать мысленную весть той молодой кудеснице, которая должна была теперь служить им для связи с командованием армией Эсткарпа. И возможно, что сообщение теперь в пути к Совету охранителей.

Он стал вспоминать края, которые им нужно было пересечь по пути на юго-запад… Там были, главным образом, горы, заброшенные пастбища, а на западе — морское побережье. Одна или две деревушки, пара торговых центров, несколько временных сторожевых пунктов.

Что может делать Лойз в тех местах? Почему она решила покинуть Эс-Касл и отправиться в те дикие края?

— Ее выманили хитростью, — Джелит снова прочитала его мысли. — Хотя какой именно хитростью сказать не могу. Зато могу догадаться о причине…

— Это дело рук Ивьяна!

Собственно, это было единственно возможное логическое объяснение любых действий против наследницы Верлейна. По законам Карстена она все еще была женой Ивьяна, через которую он мог претендовать на трон — хотя он никогда не видел ее, как и она его. Достаточно ему заполучить ее в свои руки, и сделка, которую Фальк заключил за счет своей дочери, будет завершена. Карстен, по слухам, был охвачен волнениями… Ивьян, который в прошлом был всего лишь наемником, сумевшим огнем и мечом добыть себе власть, оказался лицом к лицу со старой знатью, пылавшей ненавистью к нему. И ему необходимо было разделаться с ними, иначе трон его рухнет.

А в жилах Лойз текла кровь старинного и благородного рода, она могла похвастаться родством, по крайней мере, с тремя их наиболее могущественными домами. Если он прибегнет к ее помощи, Ивьяну удастся поправить положение. Но ему необходимо было поторопиться. Хотя Симон знал, что у Эсткарпа нет намерения вести войну за пределами своих границ — разве что только против Колдера — Ивьян, конечно, в это не поверит. Ему наверняка плохо спится при мысли о том, что кровавая резня, которой он подверг потомков древней расы, непременно должна привести к тому, что кудесницы обратят против него свое волшебство, чтобы отомстить. И Лойз была, бесспорно, отличным орудием против этой угрозы, так что Ивьян готов на все, чтобы ее заполучить.

Они выехали из крепости рысью. Джелит держалась прямо за скакавшим во главе отряда Симоном, позади следовали двадцать солдат Дуротана. Перед ними, на добрых четыре часа пути, лежала дорога, ведущая к побережью. Прежде это была центральная торговая артерия Эсткарпа, но с той поры, как во время вражеского набега был дотла разрушен и сожжен Салкаркип, крупный портовый центр, движение по этой дороге почти прекратилось, если не считать объездов патрулей, которые время от времени расчищали ее от упавших деревьев и обломков, принесенных штормом.

Кони процокали копытами по мостовым Ромсгарта, городка, где обычно проводились ярмарки жителями окрестных ферм. Ранние прохожие с интересом смотрели на кавалькаду, изредка обращаясь к проезжавшим с вопросами. Симон заметил, как Дуротан сделал знак городскому стражу, что здесь они оставляют позади себя бдительную, всегда готовую к бою охрану на сторожевом посту. Карстен и Ализон прекрасно понимали, что потомки древней расы, даже в своем теперешнем положении, не собираются сдаваться без боя и при всяком удобном случае унесут с собой много вражеских жизней. И именно это удерживало оба государства от попытки напасть на Эсткарп.

В нескольких лигах от Ромсгарта, Джелит сделала знак остановиться. Она ехала с непокрытой головой, ее шлем свешивался с седельного рожка. И сейчас она медленно поворачивала голову то вправо, то влево, словно пытаясь уловить запах следов. Но Симон уже сам его нашел.

— Вот там!

Ощущение опасности, которое все это время ни на секунду не покидало его, стало необыкновенно острым. К югу от большой дороги вилась неширокая тропа. Поперек нее лежало сваленное дерево, на нем виднелись свежие затесы. Один из верховых спешился, чтобы внимательно осмотреть тропу.

— Следы копыт… Свежие…

— Рассеяться, — приказал Симон.

Они рассыпались в стороны и, чтобы не ехать по тропе, стали прорубаться сквозь кустарник. Джелит надела шлем.

— Торопитесь!

Она пришпорила своего коня, перепрыгнув через дерево, и поскакала вперед. Симон помчался за ней вслед. Любому наблюдателю показалось бы, что их всего двое, остальная часть отряда отстала.

В лицо бил пахнущий морем свежий ветер. Что было там — в бухте? Быть может, корабль, пришедший сюда, чтобы похитить Лойз и умчаться обратно в Карстен? Симон пожалел, что с ними нет ни одного фальконера с их прирученными птицами, которых можно было бы послать на разведку.

Симон услышал торопливое цоканье копыт — их поспешно догоняли остальные спутники — ведь здесь опасно было находиться без защиты. Совершенно неожиданно они очутились на широкой, поросшей травой поляне, которая плавно спускалась к берегу. На ней паслись две лошади с пустыми седлами. А в отдалении покачивался на волнах корабль и его разрисованные паруса туго надувал ветер, и он был вне пределов досягаемости.

Джелит спешилась и побежала к тому, что ярким пятном выделялось на белом песке прибрежной полосы. Симон последовал за ней. Они остановились у тела, глядя на уже застывшие в мертвенной неподвижности черты женского лица. Руки женщины были крепко стиснуты на груди, они вцепились в рукоять кинжала, пронзившего ее. Симон не знал погибшую.

Джелит нахмурилась.

— Кто она, — спросил Симон.

— Я видела ее когда-то. Она откуда-то из-за гор. Ее имя…, — с торжествующим возгласом, Джелит извлекла имя из тайников своей памяти. — Ее звали Бертера и когда-то она жила в Карсе!

— О боже!

Симон посмотрел туда, куда указывал один из его людей. Там у самой воды, среди гальки и песка, было воткнуто копье, которое лениво лизали зыбкие волны. И на нем была надета рукавица от кольчуги. Объяснений никому не требовалось. Здесь побывал Карстен, и он желал, чтобы о его появлении стало известно. Ивьян открыто вызывал на бой. Симон сомкнул вокруг рукавицы пальцы и сдернул ее с копья.

2. Пограничный набег

Лучи солнца нестерпимо сверкали прямо в глаза, отражаясь от лежащего на столе предмета, словно от драгоценного камня. А на самом деле это была всего лишь перчатка от кольчуги, лежавшая вверх металлической частью, вниз кожаной ладонью.

— Она исчезла два дня назад, и никто не знает, куда и зачем она направилась, — тихим голосом сказал Корис из Горма. — Он стоял у края стола, наклонясь вперед и стиснув руку на рукоятке своего топора так сильно, что выступили побелевшие костяшки. — И я только вчера вечером узнал об этом! Только вчера. Зачем она это сделала?

— Мы можем считать, что это работа Карстена, а о причинах можно только догадываться, — сказал Симон, встретившись глазами с тревожным взором глаз Джелит.

Если Корис так близко к сердцу воспринимает происшедшее, так сильно переживает это, то шаткое равновесие сил Эсткарпа против враждебных государств может рухнуть. Ибо даже сила волшебниц будет не в состоянии удержать молодого сенешаля от попытки разыскать Лойз, по крайней мере, пока он не будет в состоянии спокойно размышлять о случившемся. Разве, впрочем, и сам Симон не вел бы себя точно так же, если бы этот корабль увез Джелит?

— Карс падет!

Эти слова были произнесены совершенно спокойно, даже безразлично.

— Это будет так просто? — возразил Симон. Ведь если Корис из Горма рванется через границу сейчас, со своими небольшими силами, то худшей глупости и не придумать. — Он, конечно, падет, — продолжал Симон, — но только, если мы все тщательно обдумаем, а не просто ринемся в атаку, очертя голову.

— Корис, — рука Джелит, с длинными тонкими пальцами, появилась в полосе света над перчаткой. — Тебе не следует недооценивать Лойз!

— Недооценивать? — спросил Корис. Слова Джелит дошли до него, хотя слов Симона он словно бы и не расслышал.

— Вспомни Брайант. И не отделяй их друг от друга сейчас в своих мыслях.

Брайант и Лойз — она снова права, его жена — волшебница, подумал Симон. Лойз ведь и в самом деле, под видом наемника Брайанта, жила вместе с Джелит в Карсе, вела разведку в самом логове врага. Под этим же именем Лойз не только сумела вырваться из Верлейна, но еще и увезла с собой пленницу — Джелит, и это как раз тогда, когда все в этой неприступной крепости — и сам лорд и все его люди — были против нее. И Лойз, которая была также и Брайантом, вовсе не беззащитная девушка, она обладает умом, волей и решимостью.

— Она ведь принадлежит Ивьяну — по их проклятым законом! — Корис махнул своим топором, описав дугу над сверкающей перчаткой.

— Нет, она принадлежит только самой себе, пока не решит иначе, Корис! Я не понимаю, каким образом им удалось выманить ее к себе, но только сомневаюсь, чтобы им удастся надолго удержать ее у себя. Но подумай вот о чем, мой гордый капитан, стоит только тебе ворваться в Карс, как ты того хочешь, как Лойз немедленно станет орудием против тебя в руках Ивьяна. Неужели ты этого хочешь?

Корис повернул к ней голову и поднял глаза вверх, чтобы встретиться с Джелит взглядом — ему всегда приходилось делать так из-за своего карликового роста. При слишком широких плечах, он казался еще шире, чем был на самом деле.

— Я не оставлю ее там…

Это было категоричное заявление.

— Мы тоже не оставим, — согласился с ним Симон. — Но суди сам, ведь они только этого и ждут, потому и увезли ее туда, что рассчитывали на то, что мы клюнем на эту приманку. И тогда ловушка сработает.

Корис прищурился.

— Так что же ты предлагаешь? Предоставить ей самой позаботиться о себе? У нее достаточно храбрости — у моей леди, но ведь она не волшебница. И не может она одна сражаться против всех!

Но у Симона ответ был наготове: в его распоряжении, к счастью, было несколько часов, прежде чем Корис со своим отрядом примчался в крепость, и он успел все обдумать. И он бросил на стол рядом с перчаткой карту, нанесенную на пергамент.

— Мы не помчимся прямо в Карс. Мы ведь все равно не сможем захватить этот город без большой армии, да и тогда нам пришлось бы все время жестоко сражаться. Но наш авангард проникнет в город по приглашению самого Ивьяна.

— Изменит облик?… — Корис понемногу начинал утрачивать враждебность.

— Вот именно, — кивнул Симон. — Мы очутимся вот здесь…

В этом, конечно, был некоторый риск. Он обдумывал такую операцию уже многие недели, но до сих пор считал, что слишком много остается доводов против такого плана. Но сейчас ему надо было что-то противопоставить вылазке Карстена, и Симон считал, что это единственный правильный выход.

Корис внимательно изучал карту.

— Верлейн! — Корис искоса поглядел на Симона.

— Ивьяну нужен Верлейн. Он издавна мечтает о нем. Он и на Лойз то женился главным образом поэтому. И дело тут не только в награбленных сокровищах, которые там хранятся — хотя наемная армия и обходится Ивьяну очень дорого. Гораздо больше интересует его сама крепость — ее так легко превратить в порт, откуда можно совершать разбойничьи набеги на нас. А теперь, когда сокровища древней расы уже разграблены, он особенно остро нуждается в Верлейне. Фальк вел себя более благоразумно, не осмеливаясь вторгнуться на территории Ивьяна. Но если все же он пошел бы на это…

— Предложить Верлейн в обмен на Лойз? Ты предлагаешь именно это?

Красивое лицо Кориса нахмурилось.

— Мы должны внушить Ивьяну, что он может получить Верлейн без лишних неприятностей.

Симон впервые говорил вслух о том, что раньше хранил про себя. Слушая его, Корис постепенно переставал хмуриться, но внимательно вникал в план, ища в нем слабые места. Однако он не перебивал Симона, который приводил все новые факты, добытые фальконерами и разведчиками, соединяя воедино все, что ему удалось установить, и то, что ему было известно из прошлого опыта военачальника.

— Если они увидят перед замком на волнах корабль, то немедленно организуют вооруженную вылазку. И внутри крепости у них тоже надежная охрана. Но внутри крепостных стен и под покоями, имеются старые ходы, о которых Фальку ничего не известно. Они, разумеется, не охраняются. Именно этими ходами пробиралась Лойз, и они известны моей жене. Отряд, который спустится с гор, проникнет в эти ходы, и тогда — крепость наша! А потом мы разделаемся с теми отрядами, которые рыскают по побережью.

— Но ведь на это требуется время — я думаю, и хорошая буря — и немалое везенье.

Но протесты Кориса были невесомее пуха, и Симон это отлично понимал. Сенешаль непременно примет его план, а значит угроза немедленной атаки вражеской территории отпала. По крайней мере, до тех пор, пока Корис занят Верлейном.

— Что же касается времени, — Симон развернул карту снова, — то мы уже кое-какие шаги предприняли к нашей цели. Я послал сообщение фальконерам, и они рассеялись по вершинам. Разведчики пограничников отлично знают каждый уголок в тех местах, а салкары должны привести в порядок одно из брошенных суденышек в нашей гавани Сиппар. На нем поставят новые паруса, и оно будет двигаться достаточно быстро, а балласт придаст ему достаточную осадку, как будто это обычное грузовое судно. На нем будет вымпел с торговыми знаками Ализона. Что же касается шторма…

Джелит рассмеялась.

— А, шторм! Неужели ты забыл, Симон, что ветры и волны подвластны нам? Когда пробьет час, я позабочусь о ветре и волнах.

— Но ведь…

Корис снова взглянул на нее, на этот раз во взгляде его был ясно выраженный вопрос.

— Но ты считаешь, что теперь я не имею прежней Силы, Корис? Но это далеко не так — могу тебя в этом заверить! — в голосе ее звенела радость. — Если я только сумею получить обратно мой волшебный камень, то ты в этом и сам убедишься! Итак, Симон, пока ты отправишься к границе и раскинешь там свою сеть против Фалька, я поскачу в Эс-Касл за тем, что мне снова принадлежит по праву!

Он кивнул, но где-то в глубине души снова шевельнулось сожаление, почти глухая боль. Ему казалось, что она отказалась, ради него, от этого камня с радостью, и без сожалений. А теперь, когда оказалось, что жертва вовсе и не была принесена, что она не утратила того, с чем, казалось бы, рассталась навеки, теперь она снова окутала тайной все то, что было открыто ему в ней. И снова странное отчуждение возникло между ними, ему вдруг стало холоднее. Что, если это отчуждение со временем превратиться в стену, и она разделит их навеки? Но тут же Симон отогнал от себя эти мысли — сейчас нужно было думать только о Верлейне.

Симон послал известие — но не с помощью сигнального огня, который могли заметить шпионы Карстена, а с помощью вестниц-волшебниц там, где это было возможно, а там, где такой возможности не было, приказ Симона передавали верховые нарочные. Гарнизоны укреплений несколько сокращались, где на пять, где на десять-двенадцать человек. Те, кого отбирали, осторожно должны были пробираться в горы под видом обычных патрулей и там дожидаться решающего приказа.

Корис договорился с Аннером Осбериком, начальником отряда торговцев — рейдеров, которые поселились в Эс-Порте с тех пор, как их береговая крепость была захвачена врагом. Когда-то отец Осберика погиб в Салкаркипе, и Ненависть его к Колдерам и всему их клану, была также велика и грозна, как волны бушующего моря. Эту ненависть он завещал своему сыну, и потому Аннер Осберик всегда готов был выступить против общего врага.

План начал претворяться в жизнь, и все, о чем оставалось договориться, было только время выступления.

Симон распластался на самом краю утеса; день был пасмурный, но тумана не было, и потому Симон ясно видел вдали две арки башен Верлейна, поднеся к глазам прозрачную кварцевую линзу — эсткарпский эквивалент земного бинокля — он внимательно оглядел высокие стены крепости. Вдали маячил когтеобразный риф, тот самый, который приносил добычу обитателям крепости, промышлявшим морским разбоем. Именно на этот риф и должен был высадить своих лже-торговцев Аннер. Таким образом они окажутся достаточно далеко то крепости, чтобы выманить наружу гарнизон, желающий поживиться за счет очередной жертвы моря.

Серое небо и влажный воздух предвещали шторм. Однако им нужна была управляемая стихия, которая сработала бы на них. Симон продолжал изучать в линзу местность, но его мысли были заняты совсем другим. Джелит уехала в Эс-Касл к охранительницам, полная радости и восторга перед своим открытием, что она не утратила своих колдовских способностей. Но с тех пор, он не имел от нее ни единого слова, не было между ними и той мысленной связи, которую Симон ожидал. И теперь он уже почти готов был поверить, что те недели в южной крепости были всего лишь сладким сном, что никогда не было в его жизни столь полного свершения желаний, какое он испытал в тот миг, когда она слилась с ним воедино. Ведь тогда ему показалось, что теперь он точно знает, что есть на свете место, с которым не сравнится даже рай, если она рядом.

И снова его охватил холодный страх и снова ему почудилось, что между ними вырастает стена. Нет, лучше всего гнать от себя прочь все мысли об этом, иначе он, подобно Корису, забудет свой долг и сломя голову кинется на поиски Джелит.

Времени было мало, очень мало. Сегодня ночью, подумал Симон, убирая в карман кварцевую линзу, сегодня ночью они выступают. Прежде чем уехать, Джелит передала ему все сведения о подземных ходах Верлейна, и теперь они запечатлены навеки в его мозгу. Прошлой ночью он с Ингвальдом и Дуротаном спустились в пещеру, где начинались эти ходы. Молча смотрели они на старинный алтарь, воздвигнутый в честь богов, обратившихся в прах вместе с теми, кто их почитал. Они ощутили нечто странное, что невозможно было определить, нечто висевшее в воздухе, от чего трудно становилось дышать.

И это нечто оказалось настолько сильно в противодействии способностям Симона, что он едва совладал со своим телом, дрожавшем как в лихорадке. В этих подземных тайниках древнего мира, без сомнения, противоборствовали друг другу многие тайные силы.

Симон соскользнул с утеса, перебрался к расселине, где притаилось три разведчика пограничников и один фальконер.

Симон спросил:

— Сообщения были?

Глупый вопрос, тут же подумал Симон, ведь он и сам бы в тот же миг узнал о ее прибытии, будь она здесь. Но юноша, в кожаном костюме и кольчуге разведчика, вскочил на ноги при виде Симона.

— Есть сообщение от Сенешаля, лорд. Капитан Осберик полностью подготовил судно. Он может спустить его на воду по сигналу, но только не может поручиться, что ветер продержится достаточно долго.

Время… Симон не обладал способностью управлять стихией, и потому, если Джелит не вернется вовремя, им придется рискнуть и положиться на волю наступающего шторма, не рассчитывая на помощь волшебства… И это должно быть сделано сегодня ночью, самое позднее — завтра. Раздался резкий крик птицы, и черно-белый сокол, глаза и уши Ункара, камнем упал на подставленную руку хозяина.

— Сенешаль идет, — сообщил Ункар.

Симон никогда не мог разобраться в той связи, которая существовала у птиц с человеком, но он давно уже убедился, что такие сообщения всегда точны, и что птичья служба фальконеров-сокольничьих куда надежнее, чем любая разведка на этих высотах. Корис идет сюда, и он настроен выступить немедленно, и на этот раз Симону придется уступить настояниям других. Но где же Джелит?

Несмотря на свое неуклюжее тело, Корис двигался с той расчетливой экономией энергии, которая отличает всякого опытного бойца. Огромный топор, который он вынул из руки легендарного Вольта в тайной гробнице птичьего бога, был спрятан под складками плаща, но на Сенешале был боевой шлем и оружие тоже было при нем. Красивое лицо, так странно не сочетавшееся с уродливым телом, светилось мрачной радостью.

— Мы выступаем этой ночью! Аннер говорит, что ветер и волны благоприятствуют нам. А позже он не может поручиться за это, — он помолчал, потом тихо добавил, — С севера нет никаких сообщений.

— Пусть будет так! Подавай сигнал, Уолдис. Мы выступаем в сумерках.

Юноша исчез среди скал с быстротой стрелы, выпущенной из лука. Худое лицо Ункара выглянуло из узкой щели шлема, сделанного в виде птичьей головы.

— Скоро пойдет дождь. Это будет весьма нам кстати. В сумерках, Хранитель границ.

И он последовал за Уолдисом, чтобы собрать своих людей.

Заката в этот вечер, собственно, вовсе не было — настолько тяжелыми были облака. А море бушевало все сильнее. Скоро Осберик пустит свое судно-приманку на волю волн. У морских грабителей было три наблюдательных пункта: два на рифе и один на центральной башне крепости; в плохую погоду на всех трех пунктах непременно стоят часовые. Охраны на рифах бояться не приходится, но подступы к крепости, по которым должны двигаться атакующие, находятся в поле зрения сторожей на центральной башне. И потому Симон все же беспокоился, хотя было решено использовать все мало-мальски пригодные укрытия на этом пространстве. Теперь же им очень поможет приближающийся дождь.

Но штормовой ветер опередил этот дождь. И только сумерки скрывали теперь пограничников и сокольничьих, которые цепочкой шли к нужной пещере и осторожно вползали в ее черное жерло. В темноте вдруг что-то там вспыхнуло, и Симон услышал тихое восклицание Кориса.

Лезвие топора Вольта вспыхнуло огнем, и Симон сразу же ощутил веяние какой-то силы от покосившегося алтаря, прилив какой-то непонятной и мощной энергии, которую он не мог бы описать, но которой все же страшился.

— Свет сражения! — раздался безрадостный смех Кориса.

— Благодарю тебя, Вольт, за эту новую милость.

— Шагай вперед! — приказал Симон. — Ты не можешь знать, что вызывает здесь к жизни это лезвие.

Они быстро нашли начало подземного хода. По спине у Симона бежали мурашки, волосы под тяжестью шлема шевелились — так велика была наэлектризованность атмосферы подземелья. По стенам полосами сползала слизь, мерцавшая в свете их факелов, чем дальше они уходили, тем более спертым был воздух, пропитанный сыростью и пахнущий плесенью. Почва под ногами вздрагивала от глухих ударов бушевавшего внизу моря.

Наконец, перед ними возникла лестница, металлические поручни и ступени которой, казались какими-то гигантскими сплетениями паутины на фоне темных стен пещеры. Именно по этим лестницам Джелит бежала из крепости вместе с Лойз, и Симону приходилось полагаться на эти сведения, проверить которые не было возможности. Оттуда, из этой комнаты, они могут попытаться застигнуть Фалька врасплох и захватить его, но это только при условии, что остальной гарнизон будет занят мародерством за стенами крепости.

Ступеней было бесчисленное количество, и Симон в конце концов сбился со счета. Они не кончались даже перед дверью, которую им указала Джелит — лестница уходила дальше вверх. К счастью, замок на двери оказался самым примитивным и безо всякого хитроумного приспособления. Симон немного повозился с запором и пятифунтовый овал медленно отошел в сторону.

В комнате царила тьма, так что они не могли загасить факелы. Прямо перед ними был альков с кроватью, рядом с ней — красный комод еще один комод стоял под окном, за которым бушевал шторм.

— Сигнал!

Впрочем, Симону незачем было отдавать приказ. Один солдат из охраны Кориса уже вскочил на стоявший под окном комод, отодвинул ставень и просунул руку с факелом в отверстие. Несколько условных знаков руки, в такт которым замигали и факелы остальных членов отряда, и Аннер Осберик примет условный сигнал — если, конечно, он уже на месте. И тогда он снимет с якоря свое судно. Теперь им оставалось только ждать, пока сигнал о приближении корабля поднимет гарнизон крепости.

Именно это ожидание и было для них хуже всего. Две небольшие группы — одна под началом Ингвальда, другая под руководством Ункара, осмотрели ближайшие помещения. Ункар сообщил, что за соседней дверью находится еще одна пустая спальня — запасной путь к отступлению.

Время тянулось нестерпимо медленно. Симон мысленно перебирал все возможности того, что их план не сработает. Фальк, конечно, должен быть настороже и всегда готов отразить нападение извне. У него были свои разведчики, как это выяснили люди Симона. Но о потайных ходах в крепости не должен знать никто, так по крайней мере считала Лойз.

— А-а-а! — послышался рядом облегченный вздох, тут же потонувший во взорвавшемся над их головами отчаянном шуме и бряцанье оружия.

— Вот оно! — Корис стиснул плечо Симона и рванулся к двери комнаты. — Набатный колокол, возвещающий о крушении! Теперь-то уж эти крысы выползут из своих нор!

3. Черная ночь

Терпение! Терпению Лойз научилась давным-давно. И теперь ей снова придется им воспользоваться, как оружием против страха и паники, которые стыли внутри нее, тисками схватывая горло, придавливая тяжелым грузом. Терпение… и ее собственный ум — вот что оставили ей.

В комнате, где ее надолго оставили одну, царила мертвая тишина. Не было нужды пытаться проверить прочность ставен или двери: ведь они даже ободрали драпировки у постели со столбов. Чтобы она ничего не сделала с собой, так решила Лойз. Но до этого пока что не дошло. О, нет и нет! Губы Лойз сложились в подобие улыбки, но в глазах застыла горечь.

Она чувствовала себя очень плохо, комната плыла и раскачивалась перед глазами, так что Лойз никак не могла собраться с мыслями. Еще на борту корабля ее стала мучить тошнота, и она ничего не могла есть. Сколько времени она не ела? Она стала по-детски загибать пальцы, подсчитывая дни. Три, четыре… Пять дней? И все время перед ее мысленным взором стояло лицо той темноволосой женщины, которая однажды утром явилась в Эс-Касл и предстала перед ней с какой-то сказкой. Что же она налгала?

Лойз изо всех сил напрягла память, стараясь вспомнить все подробности той встречи. И страх ее стал еще сильнее, когда она вдруг отдала себе отчет в том, что провал в памяти не имеет ничего общего с недомоганием и потрясением, которые она испытала. Нет, это была блокировка памяти, которая никак не могла быть связана ни с физическим ее состоянием, ни с эмоциями. Эта женщина… Бертера! Лойз испытала острую радость, когда все же сумела вспомнить имя женщины. Это Бертера увезла ее из Эс-Касла, принеся ей какое-то сообщение. Но что это было за известие? И от кого? О, почему, почему она в такой глубокой тайне сохранила свой отъезд из Эс-Касла с Бертерой? Какие-то отрывочные воспоминания у нее сохранились, о дороге через лес, и о шторме, и о том, как они искали прибежища от волн и ветра среди скал. А потом они спустились к самому морю и стали ждать.

Почему? Почему она так спокойно оставалась с Бертерой, не испытывая ни беспокойства, ни подозрения? Быть может, ею двигала какая-то посторонняя сила? Нет, в это трудно поверить. В Эсткарпе у нее были только друзья, не враги. А вот теперь, соединяя воедино отрывочные воспоминания, Лойз начала понимать, Бертера вела с ней себя так, словно бежала от врагов на чужой земле! Неужели и у Карстена также есть волшебницы?

Лойз сжала руками щеки, и те и другие были холодны, как лед. Но ведь поверить в это — значит, усомниться в собственной же родине. С тех пор, как потомки древней расы были объявлены в Карстене вне закона — их убивали на месте по любому поводу — там не осталось волшебниц. И все-таки теперь она уже не сомневалась больше, что ей была навязана чужая воля, что ее помимо ее собственного желания кто-то принудил идти на юг, к морю, где ее ждал корабль.

И что-то еще там было… Что-то, связанное с Бертерой. Она должна вспомнить, ведь это так важно. Она стиснула судорожно кулачки, так что побелели костяшки пальцев.

Да, верно… Бертера что-то кричала им.

Лойз не могла вспомнить, что именно Бертера кричала, но помнила интонации; они были сначала молящие, потом отчаянные. И один из тех, кто прибыл на корабле, прекратил эти крики, спокойно, почти небрежно, проткнув женщину кинжалом. Бертера пала навзничь, руки ее вцепились в рукоять клинка так сильно, что владелец оружия не смог выдернуть его из груди женщины. Потом раздался короткий приказ, другой из прибывших наклонился над Бертерой, пошарил в складках ее туники и извлек оттуда какой-то предмет, зажатый в кулаке — что именно, Лойз не сумела увидеть.

Бертера отдала ее в руки Карстену, и за это ей заплатили смертью. Но помощь Бертере в этом деле оказало какое-то оружие, неизвестное Лойз.

Впрочем, неважно, как это было сделано. Теперь она в Карсе, в руках Ивьяна. Даже если ее ищут сейчас в Эсткарпе, то все равно они могут строить только догадки о том, куда она исчезла. К тому же… Если даже они догадаются… Ведь им понадобится целая армия, чтобы выручить ее из Карса. А такую армию Эсткарп сейчас не может выставить. Лойз достаточно часто присутствовала на военных советах, что бы отдавать себе отчет, как непрочно сейчас положение древнего королевства. Стоит только им отправить армию против Карстена, и Ализон немедленно нападет на них с севера.

Когда-то в Верлейне она одна была против могущества, против всей власти Фалька и не было у нее ни одного друга в стенах этой морской твердыни. И снова она оказалась одинокой против могущественного врага, если бы только не эта ужасная дурнота, если бы только так не кружилась голова, она могла бы тогда мыслить более ясно. Но стоило только ей пошевельнуться, как пыльный пол начал уходить у нее из под ног…

Внезапно отворилась дверь, темноту комнаты разрезал узкий луч света лампы, ослепивший ее на мгновение. Когда она открыла глаза, перед ней стояло трое мужчин в ливреях герцогских слуг; один из них держал лампу, другой — поднос, уставленный тарелками. А третий не был мужчиной, судя по изящной фигуре и шарфу, накинутому на голову.

Поставив лампу и поднос на столик, слуги удалились, и только тогда женщина подошла к Лойз и откинула густую вуаль.

Она была выше ростом, чем наследница Верлейна, отлично сложена и держалась с непринужденной грацией и изяществом, каким не могла похвастать Лойз. Светлые густые волосы были уложены в замысловатую прическу и убраны под золотую сетку, переплетенную драгоценными камнями. Такие же драгоценности сверкали у ее горла, на рукавах и подоле тяжелого платья, ее тонкие запястья украшали браслеты. Можно было подумать, что готовясь к встрече, эта женщина специально украсила себя со всей пышностью и великолепием, какие были ей доступны. Но увидев спокойные глаза, серьезное лицо, Лойз подумала, что эта женщина вряд ли нуждается в такой поддержке, какой была вся эта мишура.

Женщина протянула сверкающую драгоценностями руку, взяла лампу со столика и подняла ее повыше, глядя прямо в лицо Лойз оценивающим взглядом, который мог бы вызвать у девушки краску смущения. Но Лойз даже не дрогнула. Она не могла, разумеется, соперничать с такой красотой. Взамен золотой копны у Лойз была гладкая прическа из бесцветных прядей; взамен изысканной грации движений, не заученной, а природной, Лойз отличалась неловкой угловатостью. Что же касается ума, то и здесь Лойз не превосходила эту женщину, ибо леди Алдис славилась своим умением искусно плавать в мутных волнах двора Ивьяна.

— Должно быть, в тебе есть что-то такое, чего не увидишь с первого взгляда, — первой нарушила молчание леди Алдис.

— Но только уж очень глубоко это, видимо, скрыто у вас, милая герцогиня.

Голос ее звучал шутливо, но в словах таилась дерзкая насмешка.

Все еще не выпуская из рук лампу, Алдис отвесила поклон, и ее юбки грациозно взметнулись с непревзойденным изяществом, не доступным ни одной женщине, кроме нее.

— Милая герцогиня, не хочешь ли перекусить? Ведь, я думаю, ты должна была проголодаться за долгую дорогу?!

Она поставила лампу на стол, подвинула стул поближе к Лойз, все это с преувеличенной услужливостью, в которой сквозило явное пренебрежение. Лойз не пошевельнулась и ничего не ответила. Алдис озадаченно поднесла к губам палец, потом улыбнулась.

— А… я ведь еще не представилась вашей светлости! Меня зовут Алдис, и я очень уж рада приветствовать тебя в твоем городе Карсе, где тебя так давно ждут. Ну, теперь, быть может, ты изволишь пообедать?

— Разве это не твой город — Карс? — спросила Лойз так бесхитростно как мог бы спросить ребенок.

Она еще не знала пока, какую роль ей лучше всего играть, но на всякий случай решила, что имеет смысл держаться так, чтобы любовница Ивьяна недооценила ее.

Улыбка Алдис стала еще шире и яснее.

— Все это — лживые сплетни. Им бы вовсе не следовало касаться твоих ушей, миледи герцогиня. Когда во дворе нет настоящей госпожи, кто-то ведь должен позаботиться о том, чтобы все шло как подобает и как угодно нашему лорду герцогу. Я льщу себя надеждой, что вы не захотите ничего изменить в налаженном порядке.

Что это? Угроза или предупреждение? Во всяком случае сказано это было самым небрежным легким тоном. Лойз считала, что Алдис никогда не согласится уступить свое место, свою власть, которой она здесь обладала, жене, на которой женились только по государственным соображениям.

— Известие о твоей смерти было большим ударом для нашего милорда герцога, — продолжала Алдис. — Он ведь был готов приветствовать свою супругу, а вместо этого ему сообщили о том, что окно башни открыто и что за окном болтается разорванная веревка, а под ней бушует море — как будто эти волны жаднее его объятий! Немало огорчений принесло это нашему милорду герцогу! Зато каким большим облегчением было для него известие о том, что Лойз из Верлейна жива! Правда, ее околдовали эти собаки с севера и держат у себя в качестве заложницы. Но теперь-то все в порядке, не так ли? Ты в Карсе, и сотня сабель образует надежный заслон между тобой и твоими врагами! Так что поешь, миледи, а потом отдыхай! Недалек тот час, когда ты должна будешь во всей своей красе предстать перед взором своего супруга!

Насмешка больше не была легкой — на сей раз Алдис выпустила коготки и вонзила их поглубже.

Она сбросила салфетки со стоявших на подносе блюд, и запах пищи снова вызвал у Лойз приступ тошноты.

Сейчас не время для проявления гордости, не время бросать вызов врагу.

Лойз закрыла лицо руками, словно ребенок, который устал от рыданий, и с трудом поднялась на ноги, держась за спинку кровати. Ее качнуло к столику, и она с трудом двинулась к стулу и почти упала на него.

— Бедное дитя! Ты и в самом деле измучена, — но Алдис не подошла, чтобы помочь ей, и Лойз была искренне благодарна ей за это.

Лойз пришлось взять бокал двумя руками, чтобы поднести его ко рту, до такой степени она ослабла. Лойз было неприятно, что Алдис видит, как у нее дрожат руки, она не хотела, чтобы та догадывалась о ее слабости.

Впрочем, особого значения это сейчас не имело. Зато очень важно было то, что силы постепенно возвращались в ней и прояснялись мысли. То, что Алдис пришла сюда, это, конечно, непросто, но пока еще Лойз не знала, сможет ли она извлечь какую-нибудь пользу из этого визита. По телу разлилось приятное тепло; тот страх, который грыз ее все время, понемногу начал ослабевать. Лойз поставила кубок на столик, пододвинула тарелку с супом и стала есть, с удовольствием втягивая аромат навара. У герцога Ивьяна отличный повар. Против своей воли Лойз расслабилась, наслаждаясь вкусной едой.

— Говядина в красном вине, — прокомментировала Алдис.

— Это теперь тебе будут часто подавать, ведь наш милорд герцог обожает его. Джаппон, наш шеф-повар, особенно славится этим блюдом. Милорд герцог желает, чтобы мы все учитывали его вкусы и всячески угождали им. Лойз отпила еще немного вина.

— Отменно выдержанное вино, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал так же весело и непринужденно, как и той… Другой. — Похоже, что ваш милорд герцог — тонкий ценитель напитков. Правда, мне-то казалось, что его небо больше привыкло к грубому вину таверн…

Алдис улыбнулась еще слаще.

— Милорд герцог не любит, когда намекают на… Как бы это сказать?… На не совсем обычное начало его карьеры. То, что он завоевал Карстен силой своего оружия…

— И при поддержке наемников, — холодно перебила ее Лойз.

— И с помощью своих сторонников, — согласилась Алдис.

— Он гордится этим и часто рассказывает об этом в кругу друзей.

— Тот, кто забирается на самую вершину, должен всегда помнить о том, что внизу, — Лойз отломила корочку орехового хлебца и разломила ее пополам.

— Тот, кто поднимается к вершинам, всегда позаботится о том, чтобы внизу все было гладко и спокойно, — возразила Алдис. — Он научен не доверять случаю, ибо фортуна слишком капризна.

— А мудрость уравновешивает силу оружия, — ответила Лойз пословицей жителей холмов.

Поев, она уже не чувствовала себя так отчаянно плохо. Но не следовало переоценивать себя. Ивьян далеко не глуп, он не привык попусту размахивать саблей, и его нелегко провести. И он-то завоевал Карстен не только силой оружия, но и остротой ума. А уж эта Алдис… Тише, тише Лойз, будь внимательна, ступай осторожно, чтобы ни один лист не шелохнулся…

— Наш милорд герцог — непревзойденный искусник во многих вещах: и в обращении с саблей, и в совещательной комнате…. Да и в постели тоже. Да и тело у него не искалечено, он отлично сложен…

Лойз надеялась, что Алдис не заметила, как она похолодела при этих словах, но на это было мало надежды. И следующее замечание Алдис подтвердило опасения Лойз.

— Говорят, что на севере замышляются какие-то великие дела, и что во главе вот этого всего стоит какой-то несчастный карлик, который изо всех сил размахивает у кого-то украденным топором…

— Да? — Лойз открыто зевнула, потом еще раз и еще. Ее усталость вовсе не была наигранной. — Слухи всегда преувеличены и мало похожи на правду. Я уже поела, можно мне теперь поспать?

— Но, миледи герцогиня, ты говоришь так, как будто считаешь себя пленницей! А ведь ты — могущественная повелительница Карса и Карстена.

— Я это буду иметь в виду. Но все же эта мысль, как бы отрадна она не была, приносит мне меньше радости, чем принес бы отдых. А поэтому пожелаю тебе всего доброго, миледи Алдис!

Еще одна улыбка, легкий смешок, и она исчезла. И Лойз тут же услышала звук, который и ожидала услышать — скрежет ключа в замке. Какой бы могущественной повелительницей Карса она не была, во всяком случае на эту ночь она — пленница, запертая в этой комнате, и ключ от замка не в ее руках. Лойз больно закусила губу при самой мысли о том, что именно это может означать.

Она внимательно осмотрела комнату. Кровать без полога, который непременно полагался в таких покоях, стояла на возвышении, к которому вели две ступеньки; и когда она отодвинула ставни на одном из двух окон, рука ее нашарила прочную металлическую сетку, через ячейки которой проходила только первая фаланга ее указательного пальца, но не больше.

У дальней стены стоял комод, в его ящиках лежала какая-то одежда, но она не стала ее рассматривать. Она чувствовала в себе страшную усталость, все ее тело ныло от желания растянуться на постели. Но ей нужно было еще кое-что сделать перед тем, как лечь, и когда задача была выполнена, Лойз почувствовала, что лишилась последних сил и вся дрожит в изнеможении. Сейчас она ляжет и уснет, но теперь никто не застигнет ее врасплох, потому что к самой двери был придвинут тяжелый стол.

Несмотря на свинцовую усталость, сковавшую все ее члены, Лойз долго лежала без сна. Она не загасила лампу, так что даже самые дальние углы комнаты были освещены.

Ее томило мучительное беспокойство — и когда-то она уже испытывала подобное… И оно было таким же сильным сейчас, как в тот миг, когда она пробиралась по подземелью, мимо забытого алтаря забытого народа, прежде чем выйти под ясное небо. Подземелья Верлейна… Она на мгновение снова ощутила их гнетущую атмосферу и страшную наэлектризованность воздуха….

Волшебство! Если когда-то хоть раз сталкивался с этим, то безошибочно определяешь снова и снова… В конце концов, ей вовсе неизвестны все тайны Эсткарпа, ведь было же когда-то время, когда они с Джелит много дней провели в самом сердце Карса под личиной воинов — наемников, собирая информацию, столь необходимую делу севера. И вот сейчас, здесь тоже могут быть агенты охранительниц.

Она вцепилась руками в покрывало. Ах, если бы она только обладала такой силой, если бы только могла послать сообщение и которое мог бы принять дружественный мозг-приемник! Она страстно желала этого, слезы струились по щекам — ей нужна была не только помощь, а хотя бы только поддержка, дружеское участие, сознание того, что она не одинока. Когда-то она была совсем одна, но потом появилась Джелит и Симон, этот высокий чужестранец, которому она сразу поверила, и вместе с ним — Корис! Слабый румянец выступил на ее щеках при воспоминаниях о насмешках Алдис. Несчастный карлик. Какая нелепость, какая ерунда! В нем была смешанная кровь, это правда, кровь матери из рода Торов, с их приземистыми могучими телами, и кровь отца из благородного семейства Гормов, отличавшихся редкой красотой.

Но все равно, лишь одного его выбрало ее сердце из всех мужчин, с того самого дня, когда она увидела его рядом с Симоном. Они ждали ее у ворот Карса, переодетые наемниками, вызванные мысленным сообщением Джелит.

Вызванные мысленным сообщением! Но ведь она не может послать такое сообщение! Еще раз Лойз попыталась разобраться, что за барьер возник в ее мозгу, стараясь преодолеть его. Нет, здесь определенно было какое-то волшебство! Она совершенно уверена в этом!

Лойз соскользнула с кровати на пол, и, сама того не сознавая, принялась отодвигать стол от двери, словно ею двигала неведомая сила; все внутри нее протестовало против этого, и все же через минуту стол был отодвинут.

И почти сразу же послышался звук поворачиваемого ключа в дверном замке, тяжелая ручка повернулась. Снова Алдис! На мгновение Лойз расслабилась, потом посмотрела вошедшей в лицо. Оно было точно такое же, как и раньше — красивое, спокойное… И все же не совсем такое!

Что-то неуловимо изменилось в ее лице, Лойз не смогла бы даже сказать, что именно. Как будто та же самая легкая улыбка, то же ясное лицо. И все же, всем своим существом Лойз ощущала, что это — не та Алдис, которую она видела раньше.

— Ты боишься, — сказала Алдис, и голос ее звучал почти так же, как раньше — почти, но не совсем так! — У тебя есть основания бояться, миледи герцогиня. Милорд наш герцог не любит, когда ему идут наперекор. А ты несколько раз обставляла его! Он должен сделать тебя своей верной женой — ты ведь знаешь, иначе ему не достигнуть своей цели. Но не надейся, что ты найдешь в нем нежного возлюбленного! Отнюдь нет! И поскольку ты в какой-то мере мешаешь и мне, я решила дать тебе один шанс, миледи герцогиня.

Что-то сверкнуло в воздухе и упало на край постели — маленький кинжал, который когда-то приходилось носить Лойз на поясе, но все же настоящее оружие.

— Это подарок для тебя, — сказала Алдис, и не Алдис, таким тихим голосом, что Лойз теперь едва разбирала, что она бормочет, — интересно, как ты решишь им воспользоваться, миледи герцогиня, Лойз из Верлейна? Каким именно образом — так или иначе?

И она исчезла. Лойз уставилась на тяжелую дверь, недоумевая, как Алдис так быстро исчезла. Словно вообще была лишь призраком — без плоти и крови — иллюзией и только.

Иллюзия? Оружие и защита волшебниц. А была ли здесь Алдис на самом деле? Быть может, это всего лишь уловка со стороны какого-то агента Эсткарпа, который хотел хоть так помочь пленнице из Верлейна? Но нет, ей не следует питать таких призрачных надежд.

Лойз бросила взгляд на постель, словно ожидая, что кинжал тоже исчез, как призрачное видение. Но он лежал там по-прежнему, и в руках у нее он был холодным и гладким на ощупь, а его тонкое лезвие остро отточено.

Что ж, значит, она должна им воспользоваться. Только против кого же интересно? Против Ивьяна? Или против себя самой? По-видимому, для Алдис — или призрака Алдис — особой разницы в том не было.

4. Фальк и… Фальк!

Симон стоял на лестнице, прислушиваясь. Снизу доносились звуки битвы. До него доносился боевой клич салкаров: «Сал! Сал!», но Симон прислушивался совсем к другим звукам, которые должны были послышаться сверху. Он не мог ошибиться. Где-то на верхних площадках этой лестницы должен был быть Фальк.

Вот оно! Скрежет металла по камню. Какую еще ловушку выбрал Фальк для своих преследователей? И все же, прежде всего именно Фальк был им необходим для осуществления задуманного плана. А время работало против них, оно было союзником Фалька.

Правда, пока что все шло, как они и рассчитывали. Судно, выброшенное на риф, открыло перед ними ворота крепости, выманило гарнизон за стены, привлекло к себе всеобщее внимание. Так что нападавшие уже проникли в крепость, прежде чем люди Фалька успели опомниться.

Но это не означало, что они готовы сдаться, наоборот, они сражались отчаянно, как люди, у которых нет пути к отступлению. Только потому, что в разгаре сражения Симон оказался отброшенным вражеским ударом далеко в сторону, он успел заметить, как высокий человек с огненно-рыжей гривой волос, которая выдавала повелителя Верлейна, бросился бежать. Симону приходилось слышать многие легенды о том, как Фальк бросается в атаку впереди своих людей, но на этот раз владетель Верлейна повел себя почему-то совсем иначе. Вместо того, чтобы повести своих воинов в яростный бой против пограничников, Фальк метнулся в сторону и пробежал к одной из внутренних лестниц. И Симон, голова которого все еще гудела от страшного удара, последовал за ним.

Снова послышалось звяканье металла о камень. Быть может там готовится оружие, более грозное, чем сабля или топор? Оттуда, где он стоял, Симону видна была только верхняя площадка лестницы. И там вдруг стал разгораться бледный свет.

Свет мигнул, Симон задержал дыхание. Мерцание продолжалось несколько минут. Наконец Симон не выдержал и сделал шаг наверх, потом еще один… Следующий шаг привел его на площадку, где его ожидало неведомое… Симон считал колебания света. Он знал, что шаровые лампы, освещавшие стены коридора, разгораются сильнее, если постучать по стене. Их никогда не меняли, секрет их был давно утерян. Теперь лампы стали тускнеть. Если они погаснут…

Симон двинулся вперед, прижимаясь спиной к стене, держа самострел наготове. Четыре ступени, шесть, осторожная перебежка по узкому коридору… Симон очутился перед баррикадой — сваленный в кучу всякий хлам, стащенный второпях из соседних комнат. Быть может Фальк лежит где-то рядом с оружием наготове, целясь в того, кто первым намерен разнести это нагромождение столов и стульев?

Симон чувствовал смутное беспокойство… Поступки Фалька странным образом не совпадали с тем, что ему было известно о береговом властителе. Он вел себя так, как человек, стремящийся выиграть время. Для чего? Все силы Фалька были брошены в бой, кипевший внизу. Он не мог надеяться на подкрепление. Нет, он пытается спастись в одиночку! Симон и сам не понимал, откуда у него такая уверенность, но он был убежден в этом.

Может быть, Фальку был известен какой-то потайной ход, и он теперь его ищет?

Снизу больше не доносился шум битвы, вероятно, в живых осталось лишь несколько бойцов Фалька.

Лампы еще сильнее замигали, и тут же Симон услышал наконец какой-то слабый звук, инстинкт бойца заставил его отступить. Белое пламя взрыва! Ослепленный сиянием, Симон закрыл глаза руками. Но шума от взрыва он не услышал. Что бы это ни было, для Симона это было новостью. Теперь поплыли клубы дыма, горло немилосердно жгло. Симон закашлялся, еще раз протер глаза, но ничего не смог увидеть.

— Симон! В чем дело?…

— Фальк! — ответил Симон Корису. — Будь осторожен… Он там, наверху…

— Фальк! — Корис твердой рукой поддержал Симона. — Что он там делает?

— Чинит любое зло, какое только сумеет, лорд, — раздался позади них голос Ингвальда.

— Осторожно, — сказал Симон, который мог снова видеть. Он скользнул вверх по лестнице, опережая Кориса. Дымовая завеса рассеялась, на стене виднелись обугленные участки дерева, в воздухе носились частички золы.

Ни звука не‘доносилось из холла, куда выходили двери на этой площадке. Симон шел вперед, шаг за шагом. Из-за одной двери послышался громкий шорох, и, прежде чем Симон успел сделать движение, огромный топор Вольта обрушился на створку двери. Дверь разлетелась и они увидели комнату. Прямо перед ними было широко распахнутое окно, из которого свисал обрывок веревки, прикрепленный к комоду.

Корис положил топор на пол и вцепился в веревку. Напрягая могучие плечи и руки, он стал тянуть веревку кверху. Симон и Ингвальд подбежали к окну. Ночь была темная, но все равно все происходящее внизу было достаточно видно. Фальк собирался с помощью этой веревки спуститься на следующую, более низкую крышу. Но сейчас веревка медленно и неуклонно ползла вверх — дальше и дальше от того места, где Фальк мог безопасно спрыгнуть вниз.

Симон увидел белое пятно лица Фалька, обращенного вверх. Дергаясь на конце веревки словно марионетка, властитель Верлейна поднимался все выше — туда, где они его ждали. И тогда он намеренно разжал руки и с глухим стуком упал вниз, на соседнюю крышу. И падая, он издал отчаянный крик, словно то, что он сделал, свершилось помимо его воли. Неужели он и в самом деле, до самой последней секунды, надеялся спастись подобным образом? Теперь он неподвижно лежал на крыше, одна его рука судорожно дернулась вверх и тут же замерла.

— Он еще жив. — Симон потянул к себе веревку. Он и сам не мог бы объяснить, почему ему было так необходимо заглянуть в лицо Фальку. — Я должен опуститься туда, — он спешно привязывал веревку к поясу.

— Ты думаешь, что за этим что-то кроется? — спросил Корис.

— Думаю, что да.

— Тогда спускайся. Только будь осторожен. Даже с вырванным жалом, змея опасна. А у Фалька нет оснований оставлять в живых своих врагов.

Симон выбрался через окно, и они стали осторожно спускать его вниз. Наконец, ноги его коснулись крыши, он сбросил веревку и двинулся к неподвижной фигуре. Поднеся фонарь к распростертому телу, Симон опустился на колени и сразу же убедился, что несмотря на страшные увечья, Фальк еще жив. Отчаянным усилием, владетель Верлейна повернул голову, и взгляды их встретились.

Симон хрипло вздохнул, едва подавив вырвавшийся было крик. Ибо то, что он увидел в этих тускнеющих глазах, было поистине страшно. В них была ненависть и боль. И что-то еще, совершенно отличное от ненависти и боли — и это нечто было несравнимо ни с какими человеческими эмоциями.

— Колдер! — громко сказал Симон.

Это был на самом деле колдер, зловещая угроза на лице умирающего человека. И все же Фальк не был одним из тех одержимых, которых Колдер использовал в своих битвах, похищая у них душу и заставляя принимать в свое тело некую неведомую силу, от которой бежало прочь все человеческое. Нет, Симону приходилось видеть таких одержимых. А здесь было что — то совсем иное. Ибо личность Фалька не была уничтожена — ведь боль и ненависть становились в глазах Фалька все сильнее, а то, что было колдером, постепенно исчезло.

— Фальк! — Корис тоже прыгнул на крышу и подошел к Симону, волоча за собой веревку.

— Это я, Корис!

Фальк с трудом скривил рот.

— Я умираю… Но и ты умрешь… Болотный червь!

— Как и все люди, — пожал плечами Корис.

Симон наклонился к Фальку.

— И как те, кто не являются людьми!

Он не был уверен, что то, что осталось от колдера, приняло его слова. Губы Фалька снова зашевелились, на этот раз на них лишь выступила кровь. Он попытался было приподнять голову, но она упала, и на сей раз глаза его остекленели.

Симон посмотрел на Кориса.

— Он был колдером, — спокойно сказал он.

— Но ведь он не был одержимым!

— Нет, и все же он был колдером.

— Ты уверен в этом?

— Как в самом себе. Он оставался Фальком и в то же время был колдером.

— Что же в таком случае мы тут открыли?

Корис был ошеломлен тем, что узнал, предвидя ужасные последствия.

— Если у них есть среди нас еще другие слуги, кроме одержимых…

— Именно так, — мрачно ответил Симон. — Я считаю, что охранительницы должны немедленно узнать об этом, и при том, как можно скорее!

— Но ведь Колдер не может воспользоваться телом потомка древней расы, — заметил Корис.

— Будем и дальше надеяться на это. Но Колдер был здесь, значит, может находиться и любом другом месте. Пленники…

— Их совсем немного, — пожал плечами Корис. — Человек десять-двенадцать. И главным образом простые воины. Зачем понадобилось бы Колдеру воспользоваться кем-то из них? Фальк — другое дело. Он мог быть крупной фигурой в их игре. Впрочем посмотри на них сам, может быть, ты увидишь то, чего мы не заметили…

Солнце заливало стол ярким светом. Симон отчаянно боролся с желанием уснуть и черпал силы во все растущем глухом раздражении. Он хорошо знал эту седовласую женщину в сером платье, волосы у нее были гладко зачесаны над резкими чертами лица и на груди переливался дымчатый драгоценный камень — символ ее ремесла и грозное оружие власти, руки были сложены на коленях. Да, Симон хорошо знал ее, хотя и не мог бы назвать по имени — ибо имена волшебниц Эсткарпа никогда не произносились вслух, ведь это была величайшая тайна каждой из них, которую нельзя было отдать в руки толпы, чтобы ею не завладели враги.

— Значит, это твое последнее слово, он не пытался смягчить резкость тона, задавая этот вопрос.

Она не улыбнулась, только тень промелькнула в спокойных глазах.

— Не мое слово, Хранитель границ, и не наше слово. Это закон, по которому мы живем. Джелит… — Симону показалось, что в тоне ее звучит неодобрение. — Джелит сама сделала свой выбор. Возврата нет.

— Но если ее волшебная Сила осталась с ней, что тогда? Ведь ты же не можешь оспаривать этого?

Она не пожала плечами, но Симон понял, что его речь и гнев нисколько не тронули ее.

— Если обладаешь какой-то вещью, пользуешься ею, и притом долгое время, то ее тень может еще некоторое время оставаться с тобой, даже если этой вещи больше нет. Возможно, ей еще доступно то, что остается лишь бледной тенью ее прежних возможностей. Но она не может требовать обратно камень и снова стать одной из нас. Но я надеюсь, Хранитель границ, что ты не для того вызвал сюда волшебницу, чтобы обсуждать со мной этот вопрос и возражать против такого решения, ведь оно тебя совершенно не касается.

Вот он, снова этот барьер между волшебницами и простыми смертными. Симон постарался обуздать свой гнев, ибо сейчас и в самом деле не время бороться за дело Джелит. Сейчас нужно думать только об осуществлении задуманного плана.

Он коротко объяснил, что нужно сделать.

Волшебница кивнула:

— Изменит облик — кто именно из вас?

— Я, Ингвальд, Корис и десять человек из отряда пограничников.

— Я должна видеть тех, чей облик вы хотите принять, — она поднялась со стула. — А они наготове?

— Их тела…

Она не изменилась в лице при этом сообщении, а спокойно стояла, ожидая, чтобы ей указали дорогу. Они положили тела в дальнем углу зала — десять воинов, выбранных среди убитых в последней схватке, и среди них один офицер, судя по знакам на мундире — покрытый шрамами и с перебитым носом. Фальк лежал немного поодаль.

Волшебница постояла немного возле каждого тела, пристально вглядываясь в черты лица каждого. Многие ее сестры по ремеслу могли совершить временное превращение, но только она одна обладала силой производить полное превращение одного человека в другого, до самых мельчайших черточек лица.

Подойдя к Фальку, она остановилась, наклонилась над ними и долго рассматривала его лицо. Наконец она повернулась к Симону:

— Ты совершенно прав, лорд. В этом человеке было нечто большее, чем его собственный разум, душа и мысли. Колдер… — и это последнее слово она произнесла хриплым шепотом. — И, зная об этом, ты все же пытаешься занять его место?

— Наш план зависит от появления Фалька в Карсе, — сказал Симон. И я не колдер…

— Что с легкостью установит первый же колдер, — предупредила она.

— Мне придется рискнуть.

— Пусть будет так. Приведи сюда тех, кто должен пройти превращение. Сначала семь человек, потом еще трое. Отошли остальных из зала, никто не должен мешать нам.

Он кивнул. Ему приходилось и раньше подвергаться превращению, но это делалось наспех, ненадолго, только чтобы скрыться из Карса. Теперь же он должен стать Фальком, это совсем другое дело.

Пока Симон собирал своих добровольцев, волшебница занялась приготовлениями. Нарисовав на полу две пятиконечные звезды, которые частично накладывались одна на другую, она поместила в центре каждой звезды небольшую жаровню, извлеченную из ящика, который несли за ней вслед прислужники, сопровождавшие ее. Затем она стала отмерять и взвешивать различные снадобья из множества колбочек и пиал, а потом смешала их в две кучки на специальных квадратиках тонкого шелка, затканных причудливым узором.

Они не могли воспользоваться одеждой убитых, слишком она была окровавленной и запятнанной, но в комодах, стоявших в зале, нашлось все необходимое, к тому же, в их распоряжении находились пояса и оружие погибших.

Волшебница бросила свернутые квадратики шелка со снадобьями в жаровни и начала нараспев говорить заклинания. От жаровен поднялся густой дым, который скрыл стоявших в зале обнаженных мужчин — каждый из них стоял на одном из лучей нарисованных на полу звезд. Теперь тем, кто стоял под этой пеленой тумана, трудно было поверить, что существует мир за пределами этого сизого дымка, который окутывал их все плотнее и плотнее. Слова заклинаний медленно и гулко отдавались в их ушах, и все вокруг качалось и плыло в тумане.

Туман рассеялся так же медленно, как и возник, в воздухе повис приятный аромат, и Симон ощутил, что постепенно возвращается в реальный мир. Ему стало холодно, он бросил взгляд вниз и увидел странное незнакомое тело, начинающее полнеть, с курчавыми рыжими волосами, пушком, покрывавшим бледную кожу. Он стал Фальком.

Корис — или по крайней мере человек, который сошел с того луча звезды, где до этого стоял Корис — был немного ниже — они постарались подобрать себе прототипов более или менее похожих на них — но зато у него не было непомерно широких плеч сенешаля и длинных болтающихся рук. Старый шрам вздернул его губу на манер волчьего оскала. Ингвальд утратил свою молодость, в его волосах пробивалась седина, морщинистое лицо носило на себе печать долгой и беспутной разбойничьей жизни.

Они подобрали себе одежду, шейные цепочки, разобрали оружие погибших.

— Лорд, — окликнул Симона один из его людей. — Вот там позади тебя лежит что-то. Выпало из пояса Фалька.

Это был странной формы кусочек металла: ни серебро, ни золото — но отливал зеленоватым и по виду напоминал сложно завязанный узел, состоявший из множества хитросплетений. Симон нашел на поясе Фалька крючок, на который, как видно, раньше был прикреплен этот странный предмет, и водворил его на место. Нельзя было упускать даже такую мелочь в обличье Фалька.

Волшебница оглядела Симона критическим взглядом, как художник свое творение.

— Желаю удачи, Хранитель границ, — сказала она. — Сила волшебства будет с тобой в полной мере.

— Благодарим тебя за добрые пожелания, леди, — сказал Симон, — мне кажется, нам очень потребуется помощь этой Силы.

— Прилив кончается, Симон, — крикнул от двери Корис, — нам пора отплывать.

5. Кровавое утро

— Сигнальные флаги! — один из группы людей, стоявших на носу судна, входившего в воды золотистой реки на рассвете ясного утра, кивнул на полоскавшиеся по ветру радужные полосы, укрепленные на шесте на первой верфи Карса.

Другой мужчина, одетый в богато разукрашенный плащ, склонил голову и положил руку на рукоять кинжала.

— То, что и ждали? — вопрос прозвучал настойчиво и выжидательно.

— Как и положено для тех, за кого мы себя выдаем, — улыбнулся первый. — Теперь остается только выяснить, собирается ли Ивьян приветствовать своего тестя лаской или саблей. Мы идем прямо в пасть к змею, и она может захлопнуться, прежде чем прибудет подкрепление.

Третий, из стоявших на носу, тихонько рассмеялся.

— Любая змея, Ингвальд, которой вздумается сомкнуть челюсти, чтобы проглотить нас, наткнется на несколько футов хорошо отточенной стали! К тому же, от наемников ему тоже хорошего ждать не приходится — они всегда становятся на сторону того, кто им лучше заплатит. Сначала нам надо разделаться с Ивьяном, а тогда уж Карс будет наш!

Симон-Фальк беспокоился из-за самонадеянности Кориса. Он отнюдь не умалял его достоинств военного руководителя, но ему очень не нравилось то лихорадочное возбуждение, которое снедало Сенешаля на всем пути к Карсу. Команда состояла из салкаров, которые, на этот раз в качестве торговцев, совершали этот переход и отлично знали все течения и излучины реки.

Тем временем основные силы Эсткарпа совершали пеший переход, готовясь атаковать Карс, как только поступит сигнал…

Симон-Фальк бросил взгляд на большую плетеную сетку-корзину, на которую было брошено легкое покрывало. Это был вклад сокольничьих в экспедицию. В клетке находился один из соколов, но не из тех черно-белых, служивших воинственным горцам разведчиками и товарищами в сражениях. Это была птица, в которой не легко было признать союзника Эсткарпа.

Она была крупнее, чем те соколы, которые обычно сидели на луках седел сокольничьих-фальконеров, с сизо-серым оперением, переходившим в белое на голове и у хвоста. Сокольничьи, плававшие на судах салкаров, отыскали где-то за морями пять таких птиц и уже из них вывели целую породу новых соколов. Они были тяжелее, чем их собратья, и поэтому не могли служить в качестве боевых соколов, зато у них был сильнее развит инстинкт родного гнезда, и поэтому они были отличными посланцами-вестниками, особенно, если учесть их умение постоять за себя в воздухе.

Для целей Симона-Фалька такая птица была незаменима. Ведь он не мог бы взять с собой обычного сокола: они были известными союзниками Эсткарпа, а эта новая разновидность была на редкость красива, и поэтому птица вполне могла сойти за подарок, если учесть, что птица умела охотиться.

Итак, десять человек, птица — и целый город против них. На первый взгляд их экспедиция была безумной затеей. Но ведь когда-то их уже было только четверо против этих стен, и они выстояли и спасли не только свои жизни, но и многие другие. Четверо! Рука Симона скользнула по поясу Фалька. А теперь их трое — он сам и Корис — и где-то упрятанная в гуще этого города Лойз. А четвертая? Но нет, о ней сейчас не надо думать. И все же, почему она не вернулась, почему допустила, чтобы он случайно узнал от волшебницы, прибывшей в Верлейн, что ее миссия не удалась? Где она теперь? Переживет ли эту обиду? Но ведь она сама согласилась уплатить такой ценой за их брак, она сама пришла к нему! Почему же…

— Нас встречают, милорд! — окликнул Симона Ингвальд.

Группа воинов со знаками отличия Ивьяна и в самом деле ожидала их на пристани. Симон невольно сомкнул пальцы вокруг приклада самострела, но плащ, к счастью, это движение скрыл. Однако, повинуясь отрывистому лаю офицера, стоявшие на пристани сложили ладонь к ладони и высоко подняли их вверх — это было дружественное приветствие. Карс говорил им: «Добро пожаловать!»

У ворот крепости их ожидала такая же группа воинов, которые приветствовали их таким же жестом. Насколько они могли судить, проходя по улицам, все в Карсе шло как обычно, не было никаких видимых признаков беспокойства.

Однако, когда их с подобающей церемонностью придворного этикета проводили в отведенные им покои, Симон сделал знак Ингвальду и Корису отойти с ним к окну.

— Почему нас всех собрали в одном месте? — сказал он, обращаясь к ним.

— Чтобы легче было обезопасить нас, — сказал Ингвальд.

— И, по-видимому, их нисколько не волнует, что мы можем об этом догадаться. И потом — где Ивьян или хотя бы его главнокомандующий? Нас ведь встречал младший офицер и не больше того. Быть может, они и встретили нас как гостей, но не слишком-то вежливо и любезно.

— И в этом кроется не только оскорбление Фальку. — Симон снял шлем погибшего, и легкий ветерок, пробивавшийся в окно, разбросал буйные рыжие пряди, украшавшие голову Симона с момента перевоплощения. — Собрать нас всех вместе — это понятно, по соображениям безопасности. Ивьян не питает уж такое почтение к Фальку. Но здесь кроется что-то еще…

Он закрыл глаза, чтобы дать возможность таинственному шестому чувству сообщить ему предчувствие, которое становилось все сильнее с тех пор, как он сделал первый шаг по земле вражеской твердыни.

— Сообщение? Ты получил сообщение, — нетерпеливо спросил Корис.

Симон открыл глаза. Нет, это было не сообщение, ничего похожего на ту горячую волну, которая когда-то схватила его тут, в Карсе и заставила, словно в трансе, идти вперед, вперед — туда, где находились тогда Джелит и Лойз. На этот раз у него возникло какое-то странное ощущение, что-то вроде предчувствия, которое возникает, когда собираешься сделать непоправимый шаг. И это предчувствие было не совсем связано с ним лично. Словно бы он собирался совершить какой-то поступок, последствия которого не понимал.

— Нет, не сообщение, — запоздало ответил он. — Что-то здесь должно произойти…

Корис поднял свой топор — он никогда не выпускал дар Вольта из своих рук. Только теперь, на время пребывания в Карсе, топор замаскировали фольгой и разукрасили в цвета Фалька.

— Топор шевелится, — сказал Корис. — Вольт ведет нас вперед! — Он понизил голос до шепота. — Мы сейчас в центральном блоке. Симон понял, что Корис мысленным взором видит план крепости. Личные покои Ивьяна находятся в северной башне. В верхних коридорах, наверное, не больше двух часовых в дальнем конце. — Он двинулся к двери.

— Ну, так как? — Ингвальд посмотрел на Симона. Будем ждать или начнем?

Они должны были выждать некоторое время по плану, но тревожное ощущение у Симона становилось все сильнее…

— Уолдис! — один из мужчин в форме Верлейна быстро поднял голову. Мы забыли на судне мешок с птичьим кормом. Пошли за ним сейчас же, он нам очень нужен.

Симон отдернул покрывало с клетки птицы. На него смотрели темные глаза, в которых светился разум — пусть не человеческий, и все же разум. Голова птицы была повернута к двери, она словно прислушивалась к чему-то, чего не слышало человеческое ухо. Потом кривой клюв раскрылся, и птица издала пронзительный крик, крик тревоги — в тот же миг Симон ощутил толчок: опасность вокруг них!

Корис уставился на дар Вольта. Тонкая фольга не смогла скрыть мерцания лезвия, оно словно горело огнем, и это было не отражение солнечного света, а пламя, что вспыхнуло внутри самого топора. И столь же внезапно этот огонь погас.

Белые перья птицы растопырились, и она крикнула во второй раз. Симон открыл дверцу клетки, поставил руку, и птица очутилась на этом живом мостике. Она была тяжела, но вес ее подействовал успокаивающе на Симона. Тяжело вспорхнув крыльями, птица перелетела на спинку стула.

Один из пограничников распахнул дверь, и вошел Уолдис. Он тяжело дышал, в руке у него было обнаженное оружие с обагренным кровью лезвием.

— Они все сошли с ума! — прокричал он. — Они гоняются друг за другом по всем залам и кромсают друг друга в клочья! Это не могли быть силы Эсткарпа, ведь сигнал еще не подан! Неужели случилось неповторимое? Ингвальд схватил юношу за плечо.

— Кто гоняется? Кто кромсает? — спросил он хрипло.

— Не знаю. У них у всех знаки людей герцога. Один из них, я слышал, кричал, что нужно позвать герцога: он, мол, со своей супругой…

— Я думаю, пора начинать, — сказал Корис прерывисто, дыхание со свистом вырвалось из его груди.

— Отвори окно, — приказал Симон ближайшему к нему пограничнику. Сейчас самое правильное, воспользоваться начавшейся внутри крепости суматохой, хотя Симон и не знал ее причины. Он сделал знак соколу, и тот вылетел в окно, держа уверенный курс к тем, кто ожидал его появления. Тогда Симон повернулся к двери и бросился вслед за Корисом.

В конце площадки лежал лицом вверх убитый — судя по одежде, он принадлежал к числу высших чиновников двора. На лице его застыло удивленное выражение, словно он не ожидал, что ему нанесут смертельный удар. Но не это привлекло внимание Симона — в глаза ему бросился широкий пояс, перехватывающий талию убитого. На нем было три розетки с красным драгоценным камнем посередине, там же, где положено быть, по орнаменту, четвертой розетке, Симон увидел совсем другое изображение — сложный узел из перекрученных и переплетенных линий, точно такой же, какой висел на поясе Фалька, надетом сейчас на самом Симоне. Это новомодное украшение или…

Корис несся прыжками по лестнице, ведущей на другой этаж, где находились покои Ивьяна, туда, где была Лойз — если, конечно, им повезет. Сейчас некогда было раздумывать о поясах и орнаментах.

Теперь им ясно слышались звуки боя, бряцанье оружия. Симон и Корис одновременно бросились к перилам лестницы и поглядели в ту сторону, откуда доносились крики и отчаянный грохот. В дальнем конце площадки несколько человек пытались высадить крепко запертую дверь, остальные стояли с оружием наготове.

— Я-а-а-а! — гигантским прыжком Корис покрыл разделявшее их расстояние, двое из карстенцев услышали его крик и повернулись навстречу. Симон выстрелил, и оба врага упали, пораженные его стрелами. Симон был не очень хорош в сабельном бою, но в меткости стрельбы из самострела ему не было равных ни среди пограничников, ни среди воинов Эсткарпа.

— Я-а-а-а! — Корис перепрыгнул через эти трупы и обрушился всей тяжестью тела на дверь. Топор Вольта сверкнул в воздухе — дверь затрещала и распахнулась. Пограничники рванулись вслед за Корисом, сметая по пути оставшихся врагов.

Корис был уже посередине зала, рванул занавес, за которым открывался проход — наверх вела узкая лестница. Корис действовал так уверенно, что Симон без слов последовал за ним. Еще один зал, на полу желтое пятно. Корис поддел его топором, и это оказался мужской дорожный плащ. Отшвырнув его в сторону, Корис с разбега остановился еще перед одной запертой дверью.

Она не была заперта и поэтому распахнулась настежь при легком толчке. Они очутились в спальне, где стояла кровать без полога. Покрывало на кровати было разодрано в клочья, обрывки его валялись на полу. Ничком на постели лежал человек, кулаки его судорожно сжимали остатки покрывала. Ноги едва заметно дергались, словно он пытался подняться. Корис подошел к кровати, тронул человека за плечо и перевернул его на спину.

Симон никогда не видел Ивьяна из Карстена, но сейчас он безошибочно узнал этот твердый подбородок, песочного цвета кустистые брови, нависшие над орлиным носом. Жизнь еще теплилась в могучем теле бывшего наемника, который огнем и мечом завоевал свое герцогство.

На нем был просторный халат, который свалился с его плеч, когда Корис схватил его, и теперь обнажилось могучее тело, все покрытое старыми шрамами. Грудь была обтянута широкой повязкой, мокрой и красной. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы, полоса становилась все краснее и шире на его груди.

Корис опустился на колени, стараясь заглянуть в глаза герцогу.

— Где она? — спросил он ровным голосом и тоном, не допускающим умолчания.

Симон сомневался, чтобы до сознания Ивьяна дошли сейчас какие-нибудь слова.

— Где она? — повторил Корис. Под его рукой шевельнулся топор Вольта, бросив отблеск на лицо Ивьяна.

— Вольт…, — губы Ивьяна зашевелились, точно он видел лишь этот топор и не слышал, о чем спрашивает его Корис.

— Да, это топор Вольта, а я — тот, кто носит его, Корис из Горма, — сказал Корис, заметив, что Ивьян перевел взгляд с топора на его лицо.

Слабая усмешка появилась на лице Ивьяна, и губы его снова с трудом скривились, выдавливая слова:

— Из Горма? Ну, значит, ты знаешь своих хозяев. Будь ты проклят.

Последним усилием Ивьян оторвал одну руку от остатков покрывала, сложил ее в кулак и ударил, стремясь попасть Корису в лицо. Но тут же его рука упала, он дернулся и затих навсегда.

В соседней комнате, как и в этой, и в других, кроме Ивьяна, они никого не нашли. Корис, который все время был впереди в этих отчаянных поисках, остановился посреди комнаты, широко открыв глаза:

— Она была здесь!

Симон был согласен с ним. Но думал он сейчас о последних словах умирающего Ивьяна. Почему герцог сказал о «хозяевах» Горма? Ведь об Эсткарпе было бы правильнее сказать «хозяек», ибо всему Карстену было известно, что на севере правит Совет волшебниц. Но в Горме… В Горме были зловещие хозяева — Колдеры! Кто-то начал здесь свару между людьми — и это не было делом рук Эсткарпа. Ивьяна смертельно ранили.

Но у них не было времени на дальнейшие поиски. Охрана герцога искала своего повелителя, и пограничникам необходимо было срочно пробиться на свободу…

Наступил вечер. Симон, сгорбившись на стуле и жуя жесткое мясо, слушал рапорты, пытаясь решить, что же им делать дальше.

— Мы не можем дальше удерживать Карс, — сказал Гутторм Сокольничий, наливая вино в чашу дрожащей от усталости рукой. Десять часов понадобилось ему, чтобы со своим авангардом пробиться от северных ворот крепости к месту, где он сейчас сидел.

— Мы и не хотели этого никогда, — сказал Симон. — Мы пробились сюда, чтобы одолеть…

— То, что не сделано! — топор Вольта с гневным стуком стукнул об пол. — Ее нет в городе, разве только они спрятали ее так, что даже волшебница не чувствует ее присутствия. А в это я не верю!

Ингвальд с гримасой боли погладил свою раненую руку:

— Я — тоже. Но волшебница говорит, что здесь нет даже ее следов. Словно ее никогда здесь и не было…

Симон зашевелился.

— А есть только один способ скрыть человека так, что никакая сила его не обнаружит.

— Колдер, — ровным тоном сказал Корис.

— Колдер, — согласился Симон. — Вот что мы узнали от пленных. На рассвете офицеры получили приказания, якобы от герцога, тихонько собрать своих людей в одном из залов, а потом наброситься друг на друга. Каждому командиру было сообщено, что кто-то из его товарищей предатель. Могло ли что-нибудь иное вызвать такой переполох? Ну а потом они не смогли найти Ивьяна, хотя и понимали, что что-то недостаточно ладно с этими приказами. И паника стала еще сильнее, когда прошел слух, что кто-то убил Ивьяна.

— Это было сделано для прикрытия, но не нами, — заявил Гутторм, в схватке участвовали только люди Ивьяна.

6. Герцогиня Карстена

Лойз сидела на широкой постели, поджав ноги, обхватив колени руками и не сводя глаз с лежавшего перед ней кинжала. Какую цель преследовала Алдис? Ведь она же не могла бояться утраты своей власти над Ивьяном, она прекрасно знала, что герцог желает иметь рядом с собой Лойз только по государственным соображениям.

Когда много месяцев назад Джелит жила в Карсе, Алдис однажды тайно явилась к ней с просьбой продать ей секрет заклинаний, которые могли бы навсегда привязать к ней Ивьяна. Она, безусловно, не сомневалась, что такое заклятие ей необходимо, иначе она не пришла бы к Джелит. А позже, когда пришло время противоборства духов, когда охранительницы прибегли к самым сильным внушениям, которые только были в их власти — Алдис, вернее ее изображение, было объектом воздействия Джелит. Ее всячески склоняли к действиям в пользу Эсткарпа — и она пользовалась своей властью над Ивьяном, сама того не ведая, чтобы исполнять пожелания волшебниц.

А вот теперешнюю Алдис Лойз просто не могла представить себе в подобной роли — эта Алдис никогда бы не обратилась за помощью к Джелит, разве только желая тайно вступить в противоборство с волей волшебницы. Однако, тогда Алдис искала помощи совершенно искренне. Иначе Джелит немедленно выяснила бы обратное. И той, прежней Алдис, на самом деле была навязана воля волшебниц — ведь если бы попытка оказалась неудачной, то Джелит тотчас же узнала бы об этом.

Лойз прикусила нижнюю губу. Нет, Алдис, которую она встретила здесь, совсем не похожа на ту Алдис, которую она знала раньше. Она ведет какую-то свою игру, и в этой игре Лойз отводилась роль пешки, которую Алдис будет передвигать по своему желанию. Лойз постаралась подавить все сильнее поднимавшийся в ней гнев и спокойно обдумывать свое положение. Несомненно, ее увезли из Эсткарпа сюда потому, что она является женой Ивьяна, добытой мечом. Но что получал Ивьян, привезя ее сюда? Во-первых, то, чего жаждал с самого начала: Верлейн, с его морскими сокровищами, низко расположенной гаванью и опытными морскими грабителями — это, все вместе, обеспечит ему опорный пункт для набегов на Эсткарп.

Во-вторых, она, Лойз, ведь родом из старинной знати, и их супружество может принести Ивьяну поддержку многих могущественных домов. Ведь ходят же слухи, что он решил порвать свои прежние связи и укрепить свой герцогский трон, объединившись с главами старинных родов.

В-третьих — Лойз крепче стиснула руками колени — ее бегство из — под венца, ее союз с врагами Ивьяна в Эсткарпе, наверняка вызвали у него немалую ненависть к ней, а тут еще ее обет верности Корису, этому отщепенцу из Горма, которого она предпочла герцогу Карстена. Она презрительно усмехнулась:

— Как будто этих двоих можно хоть на мгновение поставить рядом! Корис! Это все, чего она когда-либо в своей жизни желала!

Итак, у Ивьяна было целых три причины привезти ее сюда, и все же за ними крылось что-то еще, о чем она могла только смутно догадываться. Лойз ломала голову, мучительно пытаясь найти разгадку. Она была почему-то совершенно уверена — сама не зная почему — что дело здесь не только в Ивьяне, но и в Алдис. Какая же причина могла быть у Алдис видеть здесь Лойз? Зачем понадобилось ей заманить сюда наследницу Верлейна, почему она старалась запугать Лойз тем, что ждет ее со стороны Ивьяна, зачем понадобилось ей вложить в руки Лойз смертоносное оружие? Чтобы Лойз обратила его против себя самой? На первый взгляд, это основательная причина. Но не слишком убедительная. Если же от Лойз ожидали, что она вонзит кинжал в грудь Ивьяну, когда он захочет взять ее силой, то ведь Ивьян единственный источник власти для Алдис, настоящей повелительницы этого герцогства! Значит, к этому дару Алдис следует отнестись осторожно.

Лойз соскользнула с кровати, подошла к окну, распахнула ставень. Свежий ветер с гор ворвался в комнату, освежил ее пылающее лицо, принес с собой прохладу и успокоение. Где-то там, за много лиг отсюда, ее друзья не сидят сложа руки. Корис, Симон, Джелит — Лойз не сомневалась, что они ищут ее повсюду. Но вряд ли они смогут добраться до Карса, подумала она. Нет — и на этот раз ее будущее зависело только от ее ума, находчивости и мужества. Она вернулась к кровати, подобрала кинжал. Возможно, дар Алдис — на самом деле ловушка, но Лойз почувствовала странное облегчение, когда ее пальцы сомкнулись на холодной рукоятке кинжала.

Веки ее отяжелели, она упала на постель без сил. Спать… она должна уснуть. Снова придвинуть стол к двери? У нее не было сил даже пошевельнуться. Свежий ветерок навевал такую сладкую дремоту… И она уснула.

Быть может, многие месяцы кочевой жизни в горах и на границе, которые приучили ее быть начеку даже во сне, помогли Лойз развить ту необыкновенную настороженность, столь часто выручавшую ее. Где-то в глубине ее затуманенного сном сознания прозвучал сторожевой сигнал. Она проснулась мгновенно, и хотя не открыла глаза, стала настороженно прислушиваться, замирая от страха.

Тихонько скрипнули железные петли, и дверь стала медленно приоткрываться. Лойз рывком села на постели среди сбитых в сторону простыней. Утренний свет лился в комнату сквозь открытые ставни, но дальний угол комнаты все еще был погружен в полумрак. Лойз тихонько подползла к краю кровати и быстро нырнула вниз, забившись в угол между каменной стеной и ступеньками возвышения, ведущего к кровати. Вошедший в комнату мужчина повернулся к ней спиной, неторопливо закрывая дверь, на сей раз изнутри.

Он был высок ростом — как Симон — и даже просторный халат не скрывал ширины его могучих плеч. Такой же сильный, как Корис, он был могучим бойцом. Когда он повернулся к ней. Лойз заметила, что он улыбается небрежной, чуть презрительной улыбкой, но в ней девушка увидела жестокость и злобу.

Что-то в нем напоминало ей отца, Фалька из Верлейна, только черты лица его были еще жестче, волосы были не рыжие, а выцветшие и напоминали по цвету песок, безобразный шрам пересекал его щеку. Вот он каков, Ивьян — наемный вояка, Ивьян — непобедимый!

Неторопливо пересек он комнату, направляясь к кровати, не сводя с нее глаз. Его улыбка становилась все шире. Остановившись рядом с Лойз, он отвесил ей насмешливый поклон, как это сделала раньше Алдис.

— Вот мы и встретились наконец, миледи. Немало воды утекло и слишком долго эта встреча откладывалась — по крайней мере, мне так казалось.

Он рассматривал ее с тем же легким презрением, какое она когда-то замечала и в глазах Фалька, своего отца.

— Ну и заморыш же ты, в самом деле, с удовлетворением кивнул он. — Пожалуй, тебе и впрямь нечем похвастаться, моя госпожа.

Лойз молчала — она не знала, как себя вести, боясь, что, если она заговорит сейчас, он начнет действовать. Пока он сам говорит, у нее останется время собраться духом.

— Да, ни один мужчина не прельстился бы твоим лицом, Лойз из Верлейна, — он коротко рассмеялся. — Только государственные соображения. Только они могут заставить мужчину сделать то, от чего у него начинается спазма в желудке. И потому я и женился на тебе, а теперь вот ложусь с тобой в постель, леди из Верлейна…

Он не набросился на нее, как она опасалась, а медленно подходил к ней, шаг за шагом. И Лойз, которая все теснее прижималась к шершавому камню стены, прочла объяснение в его глазах. Охота и победа, неизбежная победа — вот что принесет ему наибольшее наслаждение. Она поняла, что он продлит это удовольствие, наслаждаясь ее страхом отчаянием и ужасом. Охота будет продолжаться, пока ему не надоест — а потом… Потом, наконец… На его условиях и когда ему вздумается.

Что же, она постарается доставить ему удовольствие, с неожиданной легкостью, которой она научилась у пограничников. Лойз сделала отчаянный прыжок — но не к запертой двери, как мог ожидать Ивьян. Она пала плашмя на кровать, и прыжок ее был таким неожиданным, что Ивьян не успел поймать ее. А Лойз тут же вскочила на ноги, подпрыгнула — пружины матраца послужили ей трамплином — и, ухватившись руками за столбики, на которых должен был висеть полог герцогской кровати, в мгновение она очутилась на самом верху шеста, торчавшего в изножье. Теперь Ивьян не мог ее достать, стоя на полу. Он молча уставился на нее, на лице его не было больше улыбки, глаза его были злобно сощурены.

Лойз сомневалась, что он решится взобраться вслед за ней на шест — ведь весит он вдвое больше, а шест уже и так раскачивался и трещал, рассеивая клубы пыли. Долгая минута потребовалась Ивьяну, чтобы осознать это. Тогда его кулачищи сомкнулись вокруг шеста, он принялся его отчаянно трясти. Скрипело дерево, клубилась пыль в воздухе, дыхание со свистом вырывалось из груди Ивьяна. Спокойная жизнь размягчила его мышцы, но он все еще оставался могучим бойцом, который победил не одного противника в кулачном бою.

Постепенно шест расшатывался, Ивьян медленным толчком выдергивал его из гнезда. Лойз впилась в верхушку шеста побелевшими пальцами. Наконец шест рухнул, сбив Ивьяна с ног, так что он упал на спину. Лойз свалилась на пол, больно ударившись плечом о столбик кровати. Кошачьим прыжком Ивьян вскочил на ноги и теперь глядел на нее, распростертую на полу, и презрительная улыбка снова расползлась на его лице.

Но у Лойз в руках был подарок Алдис и, превозмогая отчаянную боль в плече, она изо всей силы полоснула по протянувшейся к ней лапище. Ивьян взревел и, выбросив ногу, выбил кинжал из ее руки. Но пола его халата зацепилась за обломок шеста, свисающий с кровати, и на какую-то долю секунды он замешкался, прежде чем снова кинуться на Лойз. Этой секунды было достаточно, чтобы девушка отпрыгнула за кровать.

Ивьян рванул полу халата, глаза его побелели от бешенства, на губах показалась пена… Лойз держала кинжал на уровне груди острием вперед. Благодаря судьбе, на ней был костюм для верховой езды, в котором она была подвижна и легка, словно мальчишка. И все же, против нее был огромный мужчина, опытный воин, для которого не было тайн в любой схватке.

Содрав с постели разодранную простыню, он скрутил ее жгутом и этим импровизированным грубым хлыстом изо всей силы ударил Лойз. Удар пришелся прямо по щеке, и Лойз застонала от жгучей боли. Она отступила на несколько шагов, но не выпустила кинжала. И снова Ивьян, яростно хлестнув ее, бросился вперед, широко разведя руки в стороны и намереваясь схватить ее.

На этот раз ее спас стол: она ухитрилась скользнуть мимо его края, а Ивьян налетел на массивное сооружение всей своей тяжестью, запутавшись в широких полах своего же собственного халата.

С проклятиями он собирался отшвырнуть в сторону стол, как вдруг замер: глаза его широко раскрылись и он уставился на что-то за спиной Лойз. Неужели он настолько глуп, что думает купить меня столь древним трюком, подумала презрительно Лойз и приготовилась отразить натиск Ивьяна из последних сил. Но кто-то железной хваткой стиснул ее занесенную вверх руку, отшвырнув ее в сторону. Лойз обдало сильным запахом мускуса, шелковое платье коснулось ее руки. Чья-то белая рука вытащила кинжал из руки Лойз, словно в ней вовсе не было силы.

— Значит, у тебя не хватило мужества убить, — раздался голос Алдис. — Что ж, дай возможность сделать это тому, у кого есть такое мужество!

Изумление на лице Ивьяна сменилось жуткой гримасой гнева. Он оторвался от стола и сделал было быстрый шаг вперед. И тут же остановился, словно наткнулся на что-то, а потом снова медленно двинулся прямо на Лойз, хотя в груди у него уже торчал кинжал, а по халату медленно расползалось красное пятно. Отчаянным усилием Лойз оттолкнула его, и он пошатнулся от этого толчка и рухнул на кровать, цепляясь за покрывало.

— Зачем? Зачем? — только это слово и могла выдавить из себя Лойз, в то время как, Алдис, подойдя к кровати, склонилась над Ивьяном, пристально вглядываясь в него, словно желая вызвать у него последнее сопротивление.

Затем Алдис выпрямилась, подошла к полуоткрытой двери. Она не обращала внимание на Лойз, молча прислушалась, потом быстро отошла от порога и снова схватила Лойз за запястье, но на этот раз не для того, чтобы обезоружить, а чтобы увлечь за собой.

— Идем!

— Зачем? — Лойз попыталась освободиться.

— Дура! — Алдис приблизила свое лицо к лицу Лойз. — Неужели ты не слышишь — ведь сюда ломятся телохранители Ивьяна. Ты хочешь, чтобы они нашли тебя здесь — с ним вместе?

Теперь и Лойз тоже слышала доносившийся снизу страшный грохот. Она была потрясена. Алдис метнула кинжал, который поразил герцога в самое сердце, а охрана Ивьяна ломится в его покои. Почему? Почему? Зачем? она ничего не могла понять и поэтому не сопротивлялась больше Алдис, тащившей ее к двери. Было видно, что Алдис сама чего-то боится, что им нужно торопиться, и вся эта неразбериха вызвала в душе Лойз еще больший ужас и смятение.

Они очутились в небольшом зале, шум же снизу стал еще громче. Алдис подтащила ее к окну — этот зал шел по фасаду крепости. Окна выходили на балкон. Они выскочили на балкон. Здесь на соседнюю крышу была перекинута узкая балка. Алдис подтолкнула Лойз к перилам балкона.

— Иди! — коротко сказала она.

— Я не могу! — воскликнула Лойз.

Балка висела над пустотой и казалось уж такой узенькой, что при одном взгляде на нее у Лойз закружилась голова.

Алдис с минуту смотрела на нее, потом поднесла руку к броши, сверкавшей у нее на груди. Сжав в кулаке эту брошь, она снова приказала:

— Поднимайся и иди туда!

И на этот раз Лойз, словно Алдис, с помощью своей броши, подчинила ее волю своей, послушно подчинилась приказу. Она больше не владела своим телом, как это было тогда, когда за ней явилась Бертера. Словно со стороны, наблюдала Лойз за тем, как ее тело поспешно шагнуло на балку и перешло над пропастью на другой балкон. Там Лойз послушно подождала, пока Алдис последовала за ней. Карстенианка столкнула хрупкий мостик вниз, балка раскололась на куски, и никто не мог теперь преследовать беглянок.

Алдис больше не прикасалась к Лойз, так как в этом не было нужды. Лойз не могла сбросить с себя узы, приковавшие ее к Алдис. Она прошла с балкона в комнату, оттуда перешла в другую, побольше. Почти сразу же, они наткнулись на раненого воина, который полз на четвереньках и оставлял за собой кровавый след, но он их даже не заметил. Также незамеченными проскользнули они и мимо других раненых и сражающихся воинов: никто не обратил на это никакого внимания. Что здесь происходило? Кто сражался? Эсткарп? Корис и Симон — может быть, это они явились за ней? Но все, кто сражался друг с другом, носили знаки Карстена, словно все вооруженные силы Карстена вступили в гражданскую войну.

Они прошли мимо огромных кухонь, покинутых поварами, хотя на вертелах шипело мясо, в котлах перекипал бульон, от сковородок шел удушливый чад подгоревших кушаний. Они вышли в сад, где деревья ломились под тяжестью фруктов. Алдис подобрала подол своих пышных юбок, чтобы они не мешали ей бежать. Один раз она остановилась, потому что ветка дерева вцепилась в ее драгоценную сетку, прикрывавшую волосы. Она сломала ветку, и обломок остался торчать в ее прическе. Лойз была уверена, что Алдис руководствуется определенной целью, но не могла понять, какой именно, до тех пор, пока они не очутились у узкой речушки. На легких волнах покачивался маленький челнок.

— Влезай туда и ложись! — указала Алдис на челнок.

Лойз оставалось только подчиниться, и вода тотчас же насквозь промочила ее бриджи. Алдис тоже забралась в челнок, который сразу же накренился под двойной тяжестью, и устроилась рядом с Лойз. Несколько мгновений спустя Лойз ощутила, что челнок движется по течению, унося их вперед, вероятно, в большую реку, разделявшую герцогство на две части.

Лойз лежала ничком, задыхаясь от запаха тины и стоячей воды, ей нестерпимо хотелось поднять голову и вдохнуть свежего воздуха, но она по-прежнему подчинялась приказу Алдис. Куда все-таки направлялась Алдис? Лойз почувствовала, что Алдис накинула на них сплетенную из травы циновку, и дышать стало еще труднее. Лойз отчаянно стиснула зубы, задыхаясь от сознания собственной беспомощности. Когда она последовала за Бертерой, у нее не было такого состояния, как сейчас. Она принимала все происходящее, как само собой разумеющееся, она ничего не страшилась, хотя и не понимала, что делает. Но на этот раз она отчетливо сознавала, что находится под действием какой-то силы, которая принуждает ее поступать именно так, как того желает Алдис. Но зачем, именно — зачем, по какой причине произошло все то, что случилось с ней?

— Зачем? — раздался у нее над ухом тихий голос Алдис.

— Неужели ты еще не догадалась, моя госпожа? Ведь ты же теперь герцогиня, и весь этот город, вся эта страна — в твоей власти! Понимаешь ли ты, что это значит, мое маленькое ничтожество ниоткуда?

Лойз пыталась сообразить, она изо всех сил пыталась понять, в чем тут дело, но так и не сумела.

Раздался звук рожка, и Алдис, сбросив циновку, села в лодке. Свежий речной ветерок пахнул им в лицо. Прямо перед ними возвышался нос какого-то судна, и Алдис уже тянулась к веревке, спущенной с судна для них.

7. Высокие стены Айля

Симон сидел у стрельчатого окна, спиной ко всем, находившимся в комнате, но отчетливо слышал все происходящее сзади: рысьи шаги Кориса, рапорты воинов и короткие приказания, приход и уход офицеров. Они по-прежнему находились в самом сердце Карса и это было величайшей глупостью, но убедить в этом Кориса было невозможно. Корис был в таком состоянии, что мог бы сейчас разнести цитадель по кирпичу, если бы это приблизило его к цели, к которой он столь отчаянно стремился.

Мог ли он винить Кориса за то, что тот думал лишь об одной единственной вещи, и эта навязчивая мысль грозила погубить их общее дело? Объективно говоря, да. Полгода назад, Симон ни за что не понял бы той муки, той пытки, которая терзала Кориса. Но с тех пор, как он, Симон, и сам попал во власть того же дьявола… И хотя он не мотался, как Корис, муки его от этого не были менее горькими. К тому же, в их положении все же была некоторая разница — Корис лишился самого дорогого на свете, благодаря вражескому вероломству, а Джелит ушла от Симона по доброй воле, ушла и не вернулась. Быть может, когда она ощутила, что прежняя Сила осталась с ней, она поняла, как дорого было ей все то, чем она пожертвовала ради их любви, и теперь она просто не в силах навсегда расстаться с этим?

Симон сделал над собой усилие, чтобы отогнать мысли о Джелит и вернуться к тем событиям, которые были так важны для дела Эсткарпа: к смерти Ивьяна, к тому, что они захватили цитадель Карса, и исчезновению Лойз: тайну, которую не смог открыть им ни один из захваченных ими пленных.

Эсткарп и Карс — вот две самые важные проблемы в настоящее время, но Корис не способен трезво мыслить в своем ужасном состоянии. Симон отошел от окна, шагнул к нетерпеливо маячившему по комнате Корису и крепко схватил его за руку.

— Ее здесь нет, значит, нам следует искать ее в другом месте. Но мы ни в коем случае не должны терять голову…

Симон говорил таким резким тоном намеренно, рассчитывая, что это приведет Кориса в чувства, как пощечина действует на человека, впавшего в истерику.

Корис сощурился, сбросил руку Симона торопливым движением плеча, но остановился и стал слушать.

— Если она убежала…, — начал он.

— Тогда, наверное, кто-то бы увидел ее при этом, — сказал Симон. Давай лучше подумаем, зачем ее захватили. Мы прибыли сюда и нашли, что люди Ивьяна заняты междоусобной резней. Это было сделано, чтобы скрыть какое-то событие. И это могло быть, либо смерть Ивьяна, либо еще чем-то…

— Либо еще что-то, — услышали они позади мелодичный голос и, обернувшись, увидели волшебницу, прибывшую с пограничниками. — Неужели вы не понимаете, милорды, что со смертью герцога Ивьяна, его супруга герцогиня становится полновластной госпожой Карса и Карстена, особенно если учесть, что Лойз принадлежит к старинной аристократии, и ее притязание никто не станет оспаривать. Они воспользуются ею, чтобы превратить в свою послушную пешку, прикрыть ею свои действия, свою силу. Все это было сделано с особой целью, но вот что это за цель? И чья именно цель? Кого не достает среди убитых и пленных? Лучше бы выяснить, не кто убит и почему, а кто исчез, кто скрылся и по какой причине?

Симон кивнул. Вполне основательная причина — привезти Лойз в Карс, утвердить в качестве герцогини, супруги герцога Ивьяна, значит, и его наследницы — причем, Ивьян, вероятно, знал только часть плана и был полностью уверен, что действует по собственной воле, а потом, избавившись от Ивьяна, воспользоваться Лойз, как марионеткой, чтобы прикрыть установление в Карсе другой власти. Но у кого из властителей мог оказаться столь изощренный ум, столь совершенная и могущественная организация, чтобы осуществить такой план? Как было известно разведке пограничников, а это была очень толковая организация, Симон знал это наверняка, никто из глав пяти — шести самых могущественных фамилий, не обладали ни мужеством, ни энергией, ни Необходимыми людьми, для осуществления подобного плана. Да и сам Ивьян, никогда бы не доверился никому из представителей старинной знати, чтобы так или иначе допустить их в эту крепость, где они должны были действовать совершенно свободно. Симон так и сказал волшебнице.

— Фальк был не просто Фальком, — ответила та, — и здесь тоже могут найтись такие, которые окажутся не теми, кем они выглядят на самом деле.

— Колдер! — ударил Корис кулаком по ладони другой руки. — Повсюду Колдер!

— Да, — устало сказал Симон. — Ведь мы не могли надеяться, что они откажутся от борьбы, потерпев поражение под Сиппаром, не так ли? Разве мы не знали давным-давно то, что главная слабость Колдеров — в отсутствии достаточно мощной армии? Вполне вероятно, что после сражения при Горме, когда мы сильно потрепали их, они больше не могут полагаться на силу своего оружия и поэтому решили компенсировать количество, возможным качеством — подбирают себе в помощники людей, занимающих ключевые посты…

— И среди них есть женщины! — перебил ее Корис. — Мы ведь здесь до сих пор не видели ту, что непременно должны были встретить — Алдис!

Волшебница нахмурилась.

— Алдис ведь откликнулась на наше послание в битве духов, перед атакой на Гром. Возможно, после этого в Карсе ей не было места!

— Есть лишь один способ выяснить это!

Симон торопливо подошел к столу, за которым сидел Ингвальд, записывая последние данные на портативной фономашине, оставленной сокольничьими — усовершенствованный вариант аппарата, которым сокольничьи снабжали своих разведчиков — птиц.

— Что говорят здесь о леди Алдис? — поинтересовалась волшебница.

— Очень мало, — едва улыбнулся Ингвальд. Он пояснил.

— Три раза приказания, которые вынуждали этих волков вцепляться друг другу в глотки, исходили от этой леди. И поскольку она, как им было известно, находилась в тесной близости с Ивьяном, то слова ее принимались за чистую монету. И какая бы там не плелась сеть, она к этому наверняка приложила руку, и весьма основательно.

Волшебница прошла на середину комнаты и тихонько потирала в ладонях драгоценный камень — символ своего ремесла.

— Я хочу взглянуть на комнату этой женщины. Скорее, — сказала она коротко.

Они пошли все вместе — волшебница, Симон, Корис и Ингвальд.

Роскошные апартаменты выходили в тот же самый холл, что и покои, где они нашли умирающего Ивьяна. В дальнем конце комнаты высокие окна выходили на большой балкон, свежий ветерок шевелил полог кровати и играл кончиком кружевного шарфа, свисающего из ящика комода. Резкий запах мускуса наполнил комнату. Симону стало от него дурно и он подошел к открытому окну.

Волшебница, по-прежнему крепко сжимая в ладонях волшебный камень, прошлась по комнате, простерев перед собой руки на уровне груди. Симон не догадывался, что она именно делает, но понимал, что все это серьезно и важно. Волшебница провела руками по воздуху над кроватью, над обеими комодами, над туалетным столиком с целым набором коробочек и пиал, вырезанных из драгоценных камней. Где-то на полпути руки волшебницы вдруг замерли в плавном движении и беспомощно упали, словно ударившись об что-то, невидимое Симону.

Она обернулась к мужчинам.

— Здесь был какой-то талисман-символ Силы, которой пользовались много раз. Но сила эта — не наша. Колдер! — она с отвращением сплюнула. — Это связано с превращением.

— Изменение облика! — воскликнул Корис. — Значит, та, которую принимали за Алдис, вовсе не была ею!

— Не совсем так, лорды-капитаны! — покачала головой волшебница. Это не изменение облика, к которому мы так давно прибегаем; это внутреннее превращение, но не внешнее. Разве вы не сами сказали мне, что Фальк не был прежним Фальком, хотя и не был полностью одержимым? Ведь он вел себя в битве совсем иначе, чем раньше. Он не стал сражаться вместе со своими воинами до конца, а сделал попытку скрыться. Потом же предпочел разбиться насмерть, чтобы скрыть от нас то, что было его частью. И точно так же обстоит дело с этой женщиной. Ибо я твердо уверена в том, что у нее внутри так же таится нечто, принадлежащее Колдерам.

— Колдер, — процедил сквозь зубы Корис.

Потом глаза его широко открылись, и он повторил, на этот раз совершенно другим тоном:

— Колдер!

— Что?… — начал было Симон, но Корис перебил его.

— Где же находится последняя твердыня этих проклятых похитителей? Айль! Говорю вам: то, что было когда-то леди Алдис, сейчас похитило Лойз, и они отправились в Айль.

— Это всего лишь догадки, — возразил Симон. — К тому же, даже если ты и прав. Айль очень далеко отсюда, и мы еще вполне можем догнать их…

И мысленно добавил: «Любой повод хорош, если только он уведет тебя, наконец, из Карса, пока мы еще не погибли…»

— Айль? — волшебница задумалась.

Симон молча ожидал ее соображений. Волшебницы Эсткарпа были отличными стратегами, и если она внесет какое-то предложение, то его стоит безусловно выслушать… Но она молчала. Симон знал, что задавать вопросы в такой ситуации совершенно бесполезно.

В том, что Корис, возможно, прав, они убедились еще до наступления ночи. Не желая оставаться в Карсе, рейдеры отступили к стоявшим в гавани кораблям, которые должны были увезти их на запад. Угрюмые матросы молча повиновались распоряжениям капитанов салкаров, работая под наблюдением охраны солдат из Эсткарпа.

Ингвальд одним из последних поднялся на палубу торгового судна и присоединился к Симону, который молча наблюдал за набережной, где бушевал ветер, вызванный волшебницей, чтобы помочь их отплытию.

— Мы оставляем позади себя бурлящий котел, — сказал пограничник.

— Ты ведь сама из Карстена, так, может быть, тебе все же хотелось бы остаться в этом котле? — спросил Симон.

Ингвальд рассмеялся неприятным и резким смехом.

— Когда убийцы. Ивьяна подожгли мой дом и застрелили отца и брата, тогда я поклялся, что эта земля больше не моя! Мы ведь не новое поколение Карса, и поэтому нам лучше присоединиться к тем потомкам древней расы, которые живут в Эсткарпе, мы с ними — одной крови, нет уж, пусть в этом котле жарится теперь тот, кто сам пожелает. Я присоединяюсь к охранительницам, которые считают, что Эсткарпу не нужно ни чужих стран, ни чужих народов, над которыми можно властвовать. Посмотри сам: разве ты стремишься сделать Карс нашим? Ведь тогда нам пришлось бы организовать не меньше сотни очагов восстания и пожаров по всей границе герцогства. И в этом случае нам пришлось бы сильно ослабить наши северные укрепления. А Ализон только этого и ждет…

— Мы избавили этот город от Ивьяна, сильного правителя, который удерживал в повиновении многих врагов. Зато теперь начинается грызня между шестью береговыми владетелями за власть. Они будут заняты этим, слишком важным для них делом, и перестанут быть нам угрозой на севере. Так что анархия сослужит нам службу даже лучшую, чем временная оккупация.

— Лорд! — Симон обернулся на зов капитана-салкара. — У меня тут есть один матрос, который кое-что знает. Возможно, его история представляет для вас интерес?

Он подтолкнул вперед мужчину в грубой, запятнанной матросской робе, который быстро преклонил колени в присутствии победителей Ивьяна.

— Ну? — спросил Симон.

— Вот как было дело, лорд. Эта самая шхуна… Она стояла в доке дня два, может больше, но команда вела себя странно, никто не сходил на берег. И груза они тоже не разгружали, да и по осадке не было видно, чтобы она была груженная. Ну, вот мы и стали приглядываться к этой посудине, уж больно странно нам все это показалось… Мой приятель и я. Но так и ничего и не заметили, ничегошеньки. Только когда в городе началась драка, только тогда они там оживились. Матросы взялись за весла и стали грести. Ну так же поступили и другие судна, так что мы не удивились. Только остальные-то судна так и отплыли, а вот эта посудина…

— Не отплыла? — Симон пока не видел причины, зачем ему выслушивать этот рассказ, но, вполне доверяя опыту капитана, решил дослушать до конца.

— Они только поднялись вверх по течению реки, — матрос кивнул на устье реки, почтительно не отрывая глаз от досок палубы, — там они остановили свои весла и стали чего-то ждать. И тут появился этот челнок — он просто плыл вверх по течению, словно оторвался где-то на реке от привязи. Вот тогда они заработали веслами и подплыли к челноку, загородив его от наших глаз. А после снова быстро заработали веслами и стали спускаться вниз по течению. А челнок куда-то исчез.

— Они кого-то подобрали с челнока, — довольно уверенно сказал Ингвальд.

— По-видимому, так, — согласился Симон. — Но только кого именно? Кого-то из своих офицеров?

— Этот самый челнок, — вмешался в разговор капитан- салкар. — Ты никого не заметил в нем?

— Вот в этом-то и вся штука, сэр, — проговорил матрос. — Там никого не было. У нас, конечно, не было подзорной трубы, да только мы ясно разглядели, что там валялась только тростниковая циновка… И все. Никто там не греб, и вообще никого не было… Если же там кто и был, то лежал на дне, под этой самой циновкой.

— Быть может, это какой-нибудь раненый человек? — вслух подумал Ингвальд.

— Или кто-то прятался. Значит, судно потом пошло вниз по течению, к берегу?

— Да, сэр. И шло оно тоже как-то странно, сэр. Вообще-то, там сидели ребята на веслах, да только они словно притворялись и не гребли по-настоящему. Словно бы под килем у них такое сильное течение, что оно само их несет и грести по-правде не требуется. Вообще-то, там и на самом деле есть течение, но совсем не такое сильное. Обязательно надо налегать изо всех сил на весла, если нет попутного ветра и хочешь идти быстро. А именно так и было — безветренно, и шли они очень быстро.

Капитан бросил на Симона взгляд, поверх склоненной головы матроса.

— Мне неизвестны другие способы передвижения по реке, кроме попутного ветра и весел. Если корабль движется как- то иначе, то мне никогда не доводилось видеть такого судна ни мне, ни моим собратьям: нам известны только ветер и весла, а все остальное — волшебство.

— Но только не такое, что известно Эсткарпу, — ответил Симон, — капитан, подайте сигнал судну сенешаля. Затем переправьте меня туда, вместе с этим человеком.

— Ну, капитан Осберик, — обратился Корис к командующему флотом салкару, выслушав историю, рассказанную моряком, — как по-твоему, все это почерпнуто из бочки с вином, или же это правда?

— Нам не известны такие суда, что описывает этот человек, но я верю, что он его видел. Ведь существуют же суда, принадлежащие не нам.

— Это не была подводная лодка? — спросил Симон.

— По-видимому, нет, раз они скопировали внешний вид наших судов. Во всяком случае, они сделали все, чтобы их не опознали, это Колдеры! И если бы не то, что на берегу поднялась суматоха и появились наши люди, они бы себя ничем не выдали. Только когда им стала грозить опасность, они решили пренебречь безопасностью и выдали себя, чтобы использовать преимущество по времени.

Корис подбросил в руке топор Вольта.

— Вниз по реке к морю, а потом в Айль.

Корис уже принял решение:

— Осберик, приготовь нам самый быстроходный корабль, посади на весла, если потребуется, пеших людей. Мы отплываем.

Если только это судно и в самом деле плывет туда, куда они думают, то оно их здорово опередило. К вечеру, когда поднявшийся ветер наполнил паруса, Осберик дал сигнал к отправлению. Шхуна помчалась под ветром вперед с такой скоростью, что не было нужды налегать на весла. Позади на берег высаживались те, кто участвовал в налете на Карс: они отправились к границе. Только судно Осберика и еще два других, выбранных для сопровождения, продолжали свой путь по реке.

Симон поспал несколько часов, завернувшись в плащ, все еще не сняв кольчуги Фалька. Они снова обрели свой привычный облик, но одежда и оружие у них остались прежние.

Спал он беспокойно, его терзали сновидения, и каждый раз он просыпался, не в силах связать наяву канву сна воедино и мучаясь от мысли, что это очень важно. Он, наконец, окончательно проснулся и лежал без сна, разглядывая звезды и прислушиваясь к свисту ветра. На расстоянии вытянутой руки от него лежал Корис, и Симон надеялся, что усталость сморила Сенешаля и он забылся сном.

Айль и — Колдер. Теперь уже никаких сил не хватит удержать Кориса от нападения на Айль, разве только заковать в цепи. Да, они должны взять Айль. Но разве уже много месяцев до этого они не пытались разгрызть этот орешек? Они победили при битве в Горме только потому, что по воле случая Симон оказался там пленником и смог таким образом выведать многие бреши в броне Колдеров. Но ведь тогда Колдеры относились к противнику со слишком большим пренебрежением, тем самым подставляя себя под удар. А поражение под Сиппаром, наверняка, послужило им хорошим уроком. Взять хотя бы то, что теперь Айль окружен невидимым барьером — на море и на суше, и этот барьер не в состоянии преодолеть ни одна сила — даже Сила волшебниц. В течение многих месяцев Айль остается совершенно недоступным, огражденным от внешнего мира. Если оттуда появляются солдаты и если они туда возвращаются, то только морем, и притом — не по его поверхности, а под водой. Корабли Колдеров — субмарины, подобные тем, которые они захватили в Горме. Но…

На Симона вновь нахлынули сомнения, как и много месяцев назад, когда он стоял перед Советом охранительниц и высказывал им мнение, которое у него спросили: нужно оставить все, захваченное у врагов в Горме, так как есть приказ, ни к чему не прикасаться, чтобы не рисковать — ведь во всем может таится опасность, о которой они и представления не имеют. Был ли он тогда прав? Теперь он сомневался в этом, но все же подсознательный голос говорил ему, что он не заблуждался тогда и что воспользоваться оружием Колдеров — это значит так или иначе оказаться во власти врагов.

Симону было известно, что волшебницы неторопливо и внимательно изучали находки, сделанные в Горме. Но знал он и то, что их Сила была барьером между ними и могуществом Колдеров — барьером, который Колдеры не могли преодолеть. Но отдавать эти машины в руки простых воинов…

И все же, сейчас им совершенно необходимо найти совершенный способ ворваться в Айль. Симон и раньше думал об этом, но никогда, даже с Джелит, не делился этими своими мыслями.

Очень важно, что только он, Симон, в состоянии пробить брешь в броне Колдеров, как это однажды уже случилось. И не с помощью субмарин — ибо таких знаний у него не было, а они до сих пор не узнали, какая же сила движет эти суда, если только не мысленная энергия командира — колдера, который умер, не сняв с головы металлическую маску, вслед за своими воинами. Нет, Симон может сделать это не море, а только по воздуху. Ибо те флайеры — летательные аппараты, которые рядами стояли на крыше, покрывающей ныне покинутый Сиппар — они вполне могут быть ключом к Айлю. Но посвятить в это Кориса сейчас, было бы величайшей глупостью.

8. Под властью Колдеров

— Заперто прочно…, — красное лезвие топора Вольта сверкнуло в воздухе и вонзилось в мох с такой силой, словно Корис метнул топор во врага. Они стояли на холме, оглядывая подступы к Айлю.

Горм был освобожден от людей этого мира и времени. Но здесь, в Айле, колдеры были у себя дома. Можно было ожидать, подумалось Симону, что они прибегнут к помощи металла и станут сооружать причудливые башни и здания. Но они воспользовались тем же камнем, из которого строились здания в Эсткарпе, только с той разницей, что дома и строения в стране волшебниц вообще были древними, такими древними, что казались рожденными из плоти и крови той земли, на которой стояли, а не созданными руками человека.

А Айль, несмотря на древний строительный материал, выглядел новеньким с иголочки. И не только новым, но и странно чужеродным на этой каменистой почве — Симон ясно ощутил это, хотя и не мог объяснить словами. Ему казалось, что даже если бы он и не знал, что Айль — твердыня Колдеров, то все равно понял бы, что этот город не имеет ничего общего ни с Эсткарпом, ни с одной из соседних с ним наций.

— Там раньше был вход, — Корис указал топором на казавшуюся совершенно гладкой стену. — Теперь даже дверь эта исчезла. И никто туда не сможет пробраться ближе того ручья в долине.

Барьер, подобный тому, который ограждал в свой время Горм, держал их на почтительном расстоянии от Айля, не давая возможности провести разведку. Симон беспокойно шевельнулся. Одна и та же мысль не давала ему покоя, сверлила его мозг с того самого дня, как они покинули Карс, и ему приходилось все время бороться с собой.

— Они покидают город и возвращаются в него под поверхностью моря, должно быть, как это было в Горме, — сказал он.

— Значит, нам остается только отступить и признать свое поражение. Колдер победил? Но я никогда не соглашусь с этим, пока легкие мои полны воздуха, а в руке достаточно силы, чтобы удержать вот это! — топор снова вонзился в мох.

— Есть же какой-то путь туда — он должен быть!

Что заставило Симона произнести эти проклятые слова, которые он поклялся самому себе никогда не произносить? И все же они сами сорвались с его уст:

— Может быть, туда и есть один путь…

Корис резко повернулся, его тело странно напряглось, словно он встал перед противником в дуэли.

— По морю? Но как мы сумеем…

Симон медленно покачал головой.

— Вспомни, как пала твердыня салкаров, — начало было он, но Корис живо перебил его.

— По воздуху! Летающие корабли Сиппара! Но ведь мы не можем воспользоваться ими, не зная их секретов, — его сверкающие глаза сверлили Симона. — Или ты знаешь их секрет, брат? Ты рассказывал когда-то, что такие машины использовались во время войны в мире, откуда ты пришел к нам. А-а-а! Обратить такое оружие против его же хозяев, этого исчадья зла! Вот это был бы недурной сюрприз! Ай-и-и-и! — он подбросил огромный топор в воздух, поймал его за топорище, высоко поднял голову навстречу солнечным лучам. — В таком случае — немедленно в Горм, за этими летающими кораблями!

— Погоди! — Симон схватил Кориса за руку. — Я ведь даже не уверен, что смогу вести такой корабль! Не уверен, что мы сможем полететь на них!

— Если только они помогут нам сокрушить берлогу этого зверя, то мы сумеем все на свете! — ноздри Кориса раздувались, рот застыл в суровой усмешке. — Я понимаю, что вражеским оружием пользоваться рискованно, но бывают минуты, когда приходится за любую возможность хвататься обеими руками. Говорю тебе, мы должны отправиться в Сиппар и воспользоваться тем, что нам необходимо!

Симон уже много месяцев не бывал в том ужасе и хаосе, который был когда-то главным городом Горма. У него не возникло никакого желания принять участие в работе отрядов, которые прочесывали здания, освобождая их от трупов погибших островитян, столь охотно призвавших Колдер на помощь в битве двух династий. С него хватало Горма и Сиппара в битве, которая изгнала Колдеров из этого уютного гнезда.

Сегодня он понял, что была еще и другая причина, помимо этих старых ужасов, которая вызывала в нем ненависть к Сиппару. Он снова стоял в просторном зале — своего рода, центре управления сложными механизмами, где когда-то сидели за своими столами облаченные в серое офицеры-колдеры, непрерывно колдуя над пультами управления. Ими руководил старый офицер, с металлической каской на голове: именно его-то приказы — Симон был в этом уверен — направляли всю жизнь внутри осажденной цитадели. И, снова отключившись от времени, Симон словно подключился к мыслям этого офицера и узнал о том, что люди Колдера были пришельцами, подобно ему самому, что они так же проникли в этот мир сквозь какую-то дверь в пространстве и времени, ища прибежища, спасаясь от преследования. Да, в тот день он проник в мысли офицера, и сейчас, вновь стоя в этом зале, он опять ощутил, что ярко вспоминает все пережитое им в те минуты, словно его мозг и мозг того офицера стали единым целым, хотя и прошло много месяцев с тех пор, как тот, второй, мертв.

И все же, в этом зале Симон ощутил себя не только, в какой-то мере, единомышленником колдеров.

Ведь именно здесь, в этом зале, волшебница Эсткарпа, с которой он делил тяготы и приключения, отложила в сторону свой волшебный камень — символ ремесла и власти — и отдала его в руки свою жизнь, всю себя. Именно здесь произнесла она вслух свое имя святая — святых, которое ей не следовало доверять никому на свете, чтобы тот, другой, не стал ее владельцем. И сделала она это ради него, Симона. Джелит…

Симон приготовился к знакомой щемящей боли, которую не мог преодолеть с тех пор, как Джелит покинула его. Но, на этот раз, она не была такой резкой, как обычно, словно влияние колдеров притупило и пригасило ее. И с тревогой Симон понял, что боль эта, мучает его меньше, с тех пор как он покинул Карс. Но все-таки, подумал он, то, что было между ним и Джелит — по-настоящему прекрасно. И даже если рана со временем затянется, то шрам все равно останется на всю жизнь…

Неужели Джелит теперь так возненавидела его, что не хочет даже мысленно связаться с ним? И уж совершенно не в силах увидеться с ним?

Колдер! Сейчас нужно думать только о Колдере, мысленно одернул себя Симон.

— Симон! — окликнул его с порога Корис. — Воздушные корабли — они точно в таком же виде, как вы их оставили.

Корабли для нападения на Айль. Почему он всегда опасался воспользоваться вражеским оружием? Почему боялся сесть за руль воздушной машины? Разумеется, Корис абсолютно прав в этом вопросе.

Они взобрались на крышу, где стояли флайеры. Два из них, как видно, ремонтировались, когда началось сражение; рядом с машинами лежали инструменты и запасные части, Симон подошел к ближайшему флайеру. Да это совсем просто; оказывается, ничего не стоит привести механизмы в действие: надо поставить эту деталь вот сюда, подкрутить эту гайку… Симон работал быстро и споро, с такой уверенностью, словно всю жизнь занимался этим. Он поставил на место последнюю гайку, завинтил ее потуже, забрался в кабину на водительское место, нажал кнопку стартера и ощутил вибрацию… Все было в порядке, можно подниматься.

Снизу раздался громкий крик, постепенно стихавший по мере того, как флайер набирал высоту. Симон проверил приборы. Айль… он направлялся к Айлю, ему предстояло важнейшее задание. Заградительный барьер продержится недолго — слишком уж велик расход энергии. Раньше или позже эти варвары его прорвут. И тогда магия этих проклятых ведьм потрясет стены Айля, сметет их с лица земли.

Проклятых ведьм? Да, вероломные, злобные дьяволицы! Выйти замуж за человека, а потом сбежать от него, даже не простившись, видно считая его слишком глупым, чтобы иметь с ним дело… Ведьма! Ведьма!

Симон нараспев кричал это слово, пролетая над волнами залива. Горм — они потеряли Горм. Быть может, они сейчас потеряют и Айль, но только на время. Потому что план их все равно осуществляется. И пусть только откроются ворота, и тогда эти тупые дикари, эти ведьмы, узнают почем фунт лиха! Падение Сиппара покажется сущей ерундой перед тем, что произойдет в Эсе… Нажать там, дернуть тут, привести дикарей в действие, заставить ведьм беспокойно зашевелиться. Нужно только выиграть время — и тогда план будет осуществлен.

Значит, если потребуется, сдадим временно Айль, это все равно ничего не изменит. Пусть эти дикари верят, что и на этот раз они победили, что Колдер изгнан. Но Колдер только скроется на время, чтобы окончательно собраться с силами, окрепнуть, а затем ударить с новой силой в Эс!

Симон зажмурился. Помимо его собственной воли, в нем крепла уверенность и сознание того, что он все сделал, как надо, и в то же время его все сильнее охватывало беспокойство — словно в нем противоборствовали две силы, и каждая стремилась к победе. А впереди его ждет Айль. Они все знают, они дали ему приказ, они ждут его!

Его руки уверенно двигали рычаги, нажимали кнопки, хотя он даже не сознавал, что делает. Внизу мелькали огни — армия этих дикарей. Рот его сложился в усмешку. Ладно, пусть уж они торжествуют пока что. К тому времени, когда они наконец соберутся с силами с помощью своих ведьм, от их армии все равно ничего не останется. Ну, а теперь вниз, он должен сесть вон на ту крышу.

Симон с минуту ошеломленно смотрел вниз — да ведь это Айль! Как же он добрался сюда? Корис, армия… Он обернулся… Нет, это не сон. Он один сидит в колдовском флайере, взятом в Сиппаре. Голова страшно болит, изнутри поднимается тошнота. Рука его невольно оторвалась от кнопок управления, пальцы бессознательно потянулись к поясу Фалька, коснулись металлической бляхи, пробежали по завитушками и изгибами.

Да, это Айль, и задание его только начинается. Вот они идут, те, кого он должен увезти от сюда, прежде чем город падет перед дикарями и их ведьмами. В крыше отверстие, квадратный люк, снизу поднялась платформа, на которой стояли две женщины. Одна, та, которая будет давать ему приказы — она раньше так успешно потрудилась для выполнения их плана в Карсе. А вторая, которая идет рядом с первой послушно подчиняется ей, она служит приманкой.

Симон открыл дверцу флайера и ждал женщин. Лойз широко раскрыла глаза, увидев его, но не издала ни звука, ведь она была полностью под властью чужой силы. Она послушно устроилась на сидение позади него, как ей и приказали. Теперь уселась и вторая — Алдис. Алдис?

— К морю!

Симон почувствовал глухое раздражение… Ему не требуется никаких указаний. Он сам знает, куда ему лететь. Они взмыли вверх.

Странно. Вокруг них густой туман. Алдис напряженно наклонилась вперед, тревожно вглядываясь в окутавшее летательный аппарат облако — она словно боялась его. Ну, конечно, ведь это не просто облако, ведь это дьявольское наваждение, проклятая уловка этих ведьм. Но с машиной им все равно не сладить. Он должен только внимательно наблюдать за белым колышущимся предметом, легкой тенью скользящим впереди флайера — это и есть его ориентир. А туман становился все гуще, сделав слежение за белым пятном почти невозможным, но Симон по-прежнему не сводил с него глаз. Туман искажает представление о направлении и о времени… Это все их проклятая «магия». А они и в самом деле ловко умеют дурачить, эти чертовы ведьмы. Но он все равно летит туда, вперед и вперед.

— Что ты делаешь? — Алдис наклонилась к нему, не сводя взгляда с приборной доски, где светились указатели. — Куда ты летишь?

Голос его звучал резко и пронзительно.

— Куда приказано…

Симона раздражала необходимость объясниться с ней… Эта женщина, в самом деле, неплохо справилась со своим заданием, но это не значит, что она имеет право допрашивать его, сомневаться в его действиях.

— Но ведь это не тот курс!

Разумеется, тот! Он выполняет приказ, в точности следуя за ориентиром. Как она смеет заявлять такое?

Симон приложил руку ко лбу. До чего же кружится голова! Не стоит стоит смотреть на эти приборы, надо только в точности держаться за белым пятном — ориентиром.

— Тихо! — приказывает он женщине.

Но она вцепилась в его руку.

— Это не тот курс! — она кричит так пронзительно, что у него начинает звенеть в ушах. Ему трудно повернуться, но он все же с силой отталкивает ее правой рукой. Но она не успокаивается и снова тянется к нему, на этот раз вцепляется ногтями в его руку, так что он чуть ли не теряет курс, и белое пятно скрывается в тумане… Симон снова отталкивает ее, и все его внимание опять приковано к белому ориентиру.

И только теперь он видит ориентир вполне отчетливо, правда, всего лишь на мгновение — это птица! Большая белая птица! Он знал таких птиц раньше — и тут туман в его голове рассеивается. Белый сокол, тот самый тренированный посланец-сокол, которого они возили с собой в Карс… В Карс?

Симон издает сдавленный крик. Колдер. Колдер влияет на него, он направлял его все это время… Симон озадаченно смотрит на свои руки и теперь совершенно не понимает, что он должен делать, как разобраться с этими кнопками и рычагами. Его охватывает паника, рот наполняется горечью. Им каким-то образом воспользовались… Левая рука Симона непроизвольно тянется к поясу Фалька, скользит по металлической бляшке, отливающей зеленью.

Собрав всю свою волю, Симон медленно отрывает руку от бляшки, от этого отчаянного усилия он весь обливается потом. Он поворачивает голову: Алдис поднесла к груди руку, крепко прижала ее к чему-то, в глазах, обращенных к Симону — темная ненависть и что-то еще — страх?

Симон схватил ее за тонкое запястье, с трудом оторвал руку от того, что она пыталась скрыть от него. На какое-то мгновение, прежде чем ее вторая рука отчаянно стиснула грудь, он успел разглядеть брошь, отливающую металлической зеленью — точную копию бляшки на поясе Фалька.

Флайер ходит ходуном, ныряет в туман, и Симон понимает, что если он не вернет руку на пояс Фалька, то не сможет больше вести флайер, но если он это сделает, то снова попадет во власть уз, соединявших его с Колдером. Если же они разобьются, то погибнут безо всякой пользы. Согласиться снова на то, чтобы попасть под чары Колдеров, значит хотя бы отсрочить свою гибель, выиграть время. Симон больше не сопротивляется. Пальцы его нащупали талисман на поясе Фалька.

Где он — что с ним случилось? Опять эти ведьминские штучки — они его заморочили. Ну, нет, хватит!

Раздался отчаянный крик — не человеческий, нет, он вырвался из горла плицы. И прямо на стекло пилотской кабины кинулась птица, словно целясь своим страшным клювом в лицо Симона. Симон отчаянно вцепился в рычаги, стараясь предотвратить последствия неожиданного нападения. Туман вдруг стал зловеще красным, флайер отшвырнул прочь зловещую красную тень, машина дернулась в сторону. Алдис отчаянно кричала. Симон ругался, нащупывая рычаги. Они все еще были в воздухе, но набрать высоту Симон больше не мог. Рано или поздно они вынуждены будут приземлиться, и все, что ему оставалось — это постараться сесть благополучно.

Флайер отчаянно тряхнуло. Симон ударился головой о стенку кабины и едва не потерял сознание. Когда он пришел в себя, флайер уже находился на земле, зарывшись носом в почву. Дверца кабины была распахнута и сквозь нее тянуло запахом болота, стоячей воды и гниющих водорослей. Алдис приподнялась на заднем сидении, огляделась, глубоко вздохнула зловонный воздух. Голова ее дернулась, словно откликаясь на оклик, рука потянулась к талисману Колдеров.

Она наклонилась вперед. Флайер сильно качнуло, Симон ударился головой снова, на этот раз о приборную доску, и потерял сознание, Алдис протянула руку, стащила с головы Симона шлем. Вцепившись в его густые волосы, она откинула его голову на спинку сидения. Глаза Симона были закрыты, по виску стекала струйка крови. Но Алдис не обратила на это никакого внимания. Она подтащила его голову как можно ближе к своим губам и вдруг заговорила ему прямо в ухо. Но не на языке Колдеров, не на древнем языке Эсткарпа — звуки, которые она издавала, были похожи больше на звяканье металла о металл, чем на человеческую речь.

Симон не открыл глаза, но голова его дернулась. Он сделал слабое усилие, чтобы освободиться, но она держала его за волосы крепко. Алдис второй раз повторила это приказание на ухо Симону, но он не шевелился. Тогда она отпустила его волосы, и голова Симона упала на грудь.

Женщина издала раздраженное восклицание высунулась из кабины и осмотрелась. Искореженные деревья, пучки серого мха, зеленоватая ряска на поверхности пруда, серое небо — безрадостная картина предстала перед ее взором. И вдруг что-то зашевелилось, почти у самой дверцы флайера. Безобразное существо, напоминающее ящерицу и все покрытое пятнами, с отвратительной чешуйчатой кожей и огромными острыми зубами, торчавшими из полураскрытой пасти, медленно ползло к флайеру.

Алдис судорожно прижала ко рту руку. Где же это они, лихорадочно размышляла она… Ни ей самой, ни тем, кому она служила, не была известна эта страна. Но тут же голова ее повернулась вправо, здесь был кто-то из них, или кто-то из тех, которые им служат. Значит, помощь близка. Она стиснула руками талисман и, собрав все свои силы, послала вызов.

9. Земля торов

Симон открыл глаза. Голова нестерпимо болела, все плыло и качалось перед глазами. Он пошевельнулся, и сразу же шаткое сидение под ним, зловеще качнулось, и даже при том, что сознание его еще не совсем прояснилось, Симон понял, какая ему грозит опасность. Он поднял глаза — и увидел кошмарное зрелище! Только прозрачное стекло кабины отделяло его от зубастого чудовища. Когти чудовища скребли по фюзеляжу машины, оно пыталось подползти к открытой дверце. Симон молча наблюдал за его неторопливым продвижением. Чудище напоминало огромную ящерицу, но только, в отличие от милых юрких зверюшек, хорошо знакомых Симону в его прежнем мире, у этого чудища была покрытая язвами и бородавками, отвратительная серая кожа, словно какая-то страшная болезнь поразила его. В огромных белесых глазах чудища сверкала лютая злоба, так что не приходилось сомневаться, какую цель преследует это медленное продвижение.

Симон осторожно повернул голову. Дверца кабины была открыта. Еще несколько футов, и чудище достигнет цели. Симон осторожно, дюйм за дюймом, потянулся рукой к самострелу. Потом он вспомнил о женщинах на заднем сидении. Со всей осторожностью, на какую он был способен, Симон переменил положение, и флайер, сразу же закачался… Чудище злобно плюнуло, зашипев, мутная жидкость попала на стекло и стала струйками медленно растекаться по стеклу.

Симон не видел Лойз, которая сидела позади него. Но Алдис была тут, глаза ее были крепко закрыты, руки сжимали колдовской талисман; видно было, что она вся поглощена чем-то.

Симон не осмеливался потянуться к двери, чтобы закрыть ее. Флайер балансировал на какой-то одной точке и с каждым толчком все глубже зарывался в почву.

— Алдис! — резко произнес Симон, стараясь пробиться сквозь отрешенность женщин. — Алдис!

Она даже не пошевельнулась, но позади раздался тяжелый вздох.

— Она разговаривает с ним, — послышался голос Лойз, тихий шелест, слабый и разбитый.

Симон встрепенулся от мелькнувшей надежды.

— Дверь — ты можешь до нее дотянуться?

Лойз сделала легкое движение, и флайер сразу же угрожающе закачался.

— Сиди тихо! — вскрикнул Симон и тут же убедился, что толчок хоть в одном помог им: отвратительное чудище, которое уже начало карабкаться на нос корабля, соскользнуло вниз. Издав отвратительный хриплый крик, чудовище вновь поползло к открытой двери, на этот раз по земле, если можно было считать землей болото.

— Лойз, — быстро сказал Симон, — отодвинься как можно дальше…

— Да!

Флайер опять качнулся, но на этот раз Симон был уверен, что нос медленно поднимается.

— Ну же!

Краешком глаза Симон заметил, что Лойз, раскачиваясь на сидении, вцепилась в плечи Алдис и рванула ее к себе, чтобы сделать толчок сильнее. Симон изловчился и дотянулся до открытой дверцы, но захлопнуть ее у него все же не хватило сил.

Алдис билась в руках у Лойз и с каждым ее движением флайер раскачивался все сильнее. Симон размахнулся и ударил Алдис, она сразу обвисла в руках у Лойз.

— Она умерла? — со страхом спросила Лойз и отодвинула от себя Алдис.

— Нет. Но на некоторое время она оставит нас в покое.

Вместе, они оттолкнули Алдис назад, и сразу же положение флайера изменилось таким образом, что больше он не раскачивался под ними, если они двигались осторожно. Только теперь Симон смог внимательно осмотреть местность, хотя краем глаза все время косился на дверь, держа самострел наготове.

Полузатопленный мертвый лес, затянутые ряской водоемы и хилая растительность — ничего подобного раньше ему не приходилось видеть. Он не имел понятия, ни где именно они находились, ни как сюда попали. Зловоние болота, само по себе, производило удручающее впечатление, от него было трудно дышать и стучало в висках.

— Что это за место? — первой нарушила молчание Лойз.

— Не знаю…

Но где-то, в глубинах памяти Симона, смутно зашевелилось воспоминание. Болото… что знал он о болоте? Тростники… ветер шевелит седые нити мха… Что-то знакомое чудилось Симону в этом. У него заболела голова от напряжения — он силился припомнить. Откуда он помнит это? Из своего мира и времени? Нет…

А! На какой-то миг, он вдруг стал прежним Симоном Трегартом и вспомнил все отчетливо. Ведь он бежал вместе с волшебницей Эсткарпа, спасаясь от охотничьих псов Ализона, несшихся за ними по пятам. И они остановились точно в таком же месте, и волшебница взмолилась к обитателям этой страны, прося их о помощи, но не дождалась ответа.

Топи Тора! Запретная страна, куда ни один человек — кроме одного — единственного, еще не проникал и не возвращался обратно! А тот, единственный, стал потом отцом Кориса из Горма. Он увез из этого края торку и сделал ее своей женой. Правда, его народ очень боялся и этого брака, и такого кровосмешения, и потому в наследство сыну, родившемуся от этой женщины, отец оставил только печаль и горечь.

— Тор… топи Тора, — эхом откликнулась за спиной Симона Лойз. Она протянула руку. — Но ведь Алдис вызывает помощь, а люди Тора не имеют дела с пришельцами из других стран.

— Что мы знаем о тайнах земли торов? — возразил Симон, — Колдер проник даже в страну Карс, и я готов поклясться, что точно так же проникли Колдеры и в другие страны. Только потомки древней расы не принимают Колдеров и распознают их мгновенно. Потому-то Колдеры так и ненавидят древнюю расу. И очень возможно, что в болотах Тора нет такой преграды к смешению с Колдерами.

— Она вызывает их. Они нас найдут здесь опять! — крикнула Лойз.

— Я знаю…

Двинуться по этим болотам, возможно, значило погибнуть, но все же оставалась слабая надежда на спасение. Если же они останутся в флайере, то их неминуемо снова захватят Колдеры. Голова у Симона по-прежнему нестерпимо болела, но он решил, что нужно двигаться вперед. Безопаснее всего двигаться по поваленным деревьям.

— Куда же мы пойдем? — нарушила молчание Лойз.

Возможно, идти в неизвестность — величайшая глупость, но каждая клеточка в Симоне протестовала против того, чтобы оставаться на месте и быть захваченными теми, кого вызвала Алдис. Он медленно отстегнул и бросил пояс Фалька с талисманом и оставил себе кинжал и самострел. Он взглянул на Лойз. На ней был костюм для верховой езды, но никакого оружия.

— Не знаю, — запоздало ответил он. — Подальше отсюда и как можно скорее.

— Да! О, да! — она осторожно перебралась через Алдис к открытой дверце. — А с ней что будет? — кивнула Лойз на женщину.

— Она останется здесь…

Машина приземлилась на крошечный островок твердой земли, трава вокруг была примята, так что можно было, пожалуй, ступать без опасения. Ползучее чудище куда-то исчезло, по крайней мере, поблизости его не было видно.

Симон спрыгнул вниз, сапоги его погрузились в мягкую почву, но вода не выступила. Протянув Лойз руки, он помог ей выбраться из флайера и подтолкнул к хвосту машины. Потом изо всей силы дернул за дверку и захлопнул ее так сильно, что ее заклинило, и теперь ее было тяжело открыть. Алдис оказалась запертой внутри, к тому же он не мог оставить женщину — пусть даже агента Колдеров — на съедение здешним тварям.

Кругом простиралась болотистая топь, поросшая мхом и подернутая ряской. Симон не видел другого пути, только по стволам упавших деревьев. Он оставил себе самострел и протянул Лойз кинжал.

— Не ступай на ствол, пока я не проверю его, — приказал он, — быть может, мы увязнем в этом болоте, но не думаю, чтобы нам стоило двигаться по воде.

— Нет! — быстро и твердо согласилась она. — Будь осторожен, Симон!

Он выдавил усталую улыбку, от которой стало больно разбитому лицу.

— Будь уверена, этим советом я воспользуюсь в полной мере.

Симон ухватился за ветку поваленного дерева и сделал первый шаг вперед. Источенный временем ствол прогнулся, но не слишком сильно, выдавив из воды пузырьки, а вместе с ними такое зловоние, что Симон закашлялся. Захлебываясь кашлем, он пробирался по сплетенным сучьям и корням. Идти было не трудно, но тело ныло от страшного напряжения. Нащупывать ногой путь, перебираться через корневища — это отнимало все силы. Симон остановился передохнуть, поджидая Лойз, которая двигалась по проложенному им пути; лицо ее было бледным, губы решительно сжаты. Сколько времени они вот так ползут по этим стволам и корням? Симон дважды оглядывался, но каждый раз убеждался, что флайер по-прежнему совсем близко.

Но все же, наконец, он совершил последний прыжок и очутился на другом травянистом островке. Протянул руки Лойз — и вот они уже сидели рядышком, дрожа от усталости и растирая ноющие икры.

— Симон…, — он посмотрел на девушку. Она провела языком по пересохшим губам. — Эта вода… Ее нельзя пить… — в ее голосе звучала слабая надежда, что он рассеет ее опасения.

Симона тоже мучила жажда, он думал о том, сколько они еще смогут продержаться, прежде чем жажда вынудит их испробовать то, что вполне могло оказаться ядом.

— Она грязная, — ответил он. — Быть может, мы найдем какие-нибудь ягоды или дальше встретим родник…

Очень слабая надежда, но она может помочь преодолеть искушение.

— Симон…, — Лойз решительно отвела свой взгляд от затянутой ряской лужицы и смотрела теперь на ту дорогу, которая привела их сюда. — Эти деревья… Они росли не беспорядочно. — Голос ее зазвучал не так слабо, как раньше.

— Даже те, которые упали… Они раньше были посажены линиями. Он проследил направление, куда указывал ее палец. Лойз была права — когда деревья стояли на корню, они были высажены рядами. Вероятно, это была заброшенная дорога? Но интерес Симона тут же угас, ибо этот путь все равно кончался на том островке, где они сидели.

— Дорога, Симон? Старая дорога? Но ведь она должна вести куда-то?

Лойз поднялась на ноги и стала осматриваться.

Симон понимал, что надежды очень мало, но все же нужно было воспользоваться любой возможностью уйти подальше от этого гибельного места. И, несколько минут спустя, Симон убедился в правильности их догадки. Трава, покрывавшая островок, росла не сплошным ковром, а кустиками, пробиваясь в расселинах между каменными плитами. Плиты были гладко отполированы и тщательно пригнаны друг к другу — это была мостовая! Лойз топнула сапогом и рассмеялась.

— Вот она, дорога! И она выведет нас от сюда! Вот увидишь, Симон.

Но у каждой дороги два конца, подумал Симон, и если она уведет нас в глубь Страны Торов…

Им потребовалось немного времени, чтобы пересечь более возвышенный участок суши, и вновь перед ними было болото. Но на противоположном берегу болота стояла каменная колонна, замшелая, словно выросшая из самой земли. Она была не слишком высока, и верхушка ее была увенчана виноградной золой, побеги которой змеями вились вокруг каменного лица.

Горбатый нос, торчащий подбородок, черты лица, непривычные для человеческого глаза.

— Вольт!

Именно такой предстала, на несколько мгновений, перед ними та мумия, на которую они наткнулись в тайной пещере, запечатанного для всех утеса, когда Корис вознес свою мольбу, принес клятву и принял из рук — вернее, высохших когтей, мумии огромный топор. Что сказал тогда сенешаль? Что Вольт — это легенда, полубожество, полудьявол, последний представитель вымершей расы, который долгие годы существовал уже во времена человеческой расы и иногда делился своими знаниями с пришельцами, из сострадания и одиночества. И вот, сейчас они оказались в стране, где Вольт был настолько хорошо известен, что на большой дороге воздвигли его изображение.

Лойз улыбнулась при виде колонны.

— Ты видел Вольта? Корис рассказывал о той встрече, когда он просил у древнего его топор и не встретил отказа. И теперь я уверена, что эта статуя — добрый знак для нас, а не злой. К тому же этот камень указывает нам, куда идет дорога.

Но впереди по-прежнему поблескивала вода. Найдя среди разбросанного гнилья достаточно прочную ветку, Симон опустил ее в воду, чтобы нащупать дно. Оказалось, что глубина воды всего несколько дюймов, ветка почти сразу уперлась в твердый камень. Дорога лежала под топкой зыбью. Но Симон не торопился, делая осторожные шаги вперед, и только потом, он сделал знак Лойз следовать за ним.

Перед самым столбом с головой Вольта, дорога снова стала подниматься вверх, и постепенно полоса твердого покрова расширялась, и Симон догадался, что на этот раз перед ним не островок, а солидный кусок суши. Значит, тут они смогут как-то устроиться на время, не опасаясь того, что их обнаружат Торы.

— Здесь кто-то жил раньше, — сказала ему Лойз, указывая на то, что осталось от каменных стен.

Что было здесь? Всего лишь одно здание? Или это — руины целого города? Больше, в его положении, Симона устраивали густые заросли, скрывающие их. Он считал, что никакая живая тварь, кроме разве мелкой ящерицы, не сможет пробраться к ним сквозь густую поросль. А ему, Симону, отсюда будет виден любой, кто пожелает на них напасть со стороны древней дороги.

Дорога, которая до сих пор шла прямо, вдруг повернула направо, и Симон схватил Лойз за руку, чтобы она остановилась. Каменные плиты, которые раньше были разбросаны в траве, здесь были аккуратно выложены, образуя каменную ограду. А за ней стояла аккуратными рядами какая-то растительность, по всему было видно, что за ней ухаживают тщательно — здесь не было сорняков, высокие стебли были подвязаны к колышкам. Солнце светило ярче, чем на болоте, и в его бледных лучах яркими пятнами вспыхивали красные и малиновые цветы, над которыми деловито жужжали насекомые.

— Локус, — определила Лойз, называя растение, служившее основным сырьем для ткачей Эсткарпа. Эти пурпурные цветы становились в свое время коробочками, наполненными шелковыми нитями, которые собирали и пряли.

— Погляди-ка! — добавила она, шагнув быстро к стене и указывая на четырехугольную нишу, в которой стояла грубая деревянная фигурка, с уже знакомым им орлиным носом. Ошибиться было невозможно: хозяева поля, кто бы они ни были, поставили здесь Вольта, чтобы он охранял их урожай.

Но Симон уже заметил и еще кое-что: отлично утрамбованную дорожку, которая вовсе не была продолжением новой дороги, а убегала направо, огибая поле.

— Уйдем отсюда! — теперь Симон был уверен, что дорога привела их не к границе, а вглубь страны. Но ведь и возвращаться им обратно было нельзя — у флайера их несомненно дожидаются враги.

Лойз тоже все поняла.

— Дорога ведет дальше.

Она произнесла это полушепотом. Дорога впереди выглядела достаточно заброшенной, чтобы быть уверенным, что Торы больше не пользуются ею.

Им больше не попадались ухоженные поля, исчезли даже каменные руины, и только то, что они время от времени натыкались на каменные плиты, пригнанные друг к другу, убеждало их, что они все еще идут по древней дороге.

Жажда мучила их теперь все сильнее, во рту горел огонь. Симон, видел, что Лойз едва бредет, и обнял ее рукой за плечи, чтобы помочь идти. Когда они достигли конца дороги — каменного столбика, за которым начинались непроходимые топи, они шатались от усталости. Лойз пронзительно вскрикнула, когда Симон последним рывком остановился перед отвратительной трясиной.

10. Джелит нашлась

— Я не могу идти дальше… Симон с трудом поддерживал Лойз, не давая ей упасть, она так шаталась, что ему едва удалось удержать ее. При виде топи, в которую обрывалась дорога, ее покинули последние силы. И сам Симон едва держался на ногах. Но он упорно продолжал стоять, поддерживая Лойз, так как боялся, что стоит им теперь сесть, и у них не будет сил подняться на ноги. Он был в таком состоянии, что не сразу заметил, как к его ногам стали падать какие-то странные мячики, которые лопались, рассеивая вокруг себя белую пудру. Только после третьего мяча Симон очнулся и отступил назад и увлек за собой Лойз. Однако мячики продолжали падать вокруг них, словно замыкая в тесный круг. Симон привлек к себе Лойз и приготовил самострел, в нем был полный заряд трехдюймовых игл. Но ведь не будешь же стрелять в мучнистообразное облако, которое двигалось все ближе и ближе к ним. Частицы мучнистой пыли вдруг начали плясать вокруг них с такой бешенной скоростью, что вскоре перед глазами Симона и Лойз повис плотный белый туман, за пределами которого ничего не было видно.

— Симон, мне кажется, что они идут! — Лойз схватилась за свой кинжал.

— И я так думаю!

Но защищаться у них не было возможности. Еще один глухой шлепок и прямо у их ног лопнул очередной мяч, размером побольше. А отступать было некуда — они были замкнуты в кольце белого тумана. Они упали навзничь, закрыв лица руками. Симон ясно ощущал, что он очутился в каком-то глухом ящике, и воздух медленно выходит из его легких.

Он не мог дышать… Не мог дышать! Тело его корчилось от отчаянных усилий вздохнуть. Симон открыл глаза, задыхаясь и хрипя, пытаясь отмахнуться от белой муки, безжалостно засыпавшей его сверху. Он отчаянно бился, чтобы покончить с этой пыткой, почувствовал, что теряет последние силы… И тут же понял, что снова может дышать и зрение тоже вернулось к нему.

Слабый тусклый свет лился с каменного потолка, а от стен помещения, где он лежал, несло могильной сыростью и холодом. Кто-то держал над его головой сосуд, из которого вились клубы дыма. Симон с усилием поднял голову и взглянул на державшего сосуд. В сумрачном свете он сумел разглядеть, хоть и не слишком отчетливо, что это был юноша, видимо, сидевший на табурете, поскольку Симон лежал на постели. Невысокого роста, чересчур широкоплечий, со слишком длинными руками и ногами, слишком короткими, юноша казался поразительно уродливым. Тем более странным выглядело его лицо с необыкновенно правильными чертами, оно было красиво какой-то странной и непривычной для глаза красотой; однако чувства, отражавшиеся на нем, были не из тех чувств, которые мог понять Симон.

Тор поднялся. Он был совсем мальчик, как показалось Симону. На нем были бриджи, привычного для Эсткарпа покроя, но поверх была надета кольчуга из металлических бляшек величиной с ладонь.

Бросив еще один взгляд на Симона, мальчик пересек комнату, двигаясь с той кошачьей грацией, которая так поражала Симона в квадратном и неуклюжем, с виду, Корисе.

Мальчик что-то произнес — больше всего, эти звуки напоминали голоса болотных амфибий — вышел, вернее сказать, исчез из поля зрения Симона.

Комната плыла перед глазами Симона, но он все же собрал все силы и сел на постели. Рука его скользнула по шелковистому одеялу. Кроме его кровати и табурета, на котором сидел юный Тор, в комнате не было больше ничего. Низкий потолок нависал над каменными стенами, по нему были рассеяны светильники, точнее, они были сгруппированы по несколько штук в разных местах. И вдруг, на глазах у Симона один источник света медленно оторвался от своей группы и пополз туда, где был всего один светильник.

Хотя стены были старые и холодные, в помещении не было затхлого запаха. Симон с трудом поднялся на ноги. В тусклом свете перемещающихся светильников, он разглядел все четыре стены: ни в одной из них не было никаких отверстий. Как же ушел молодой Тор?

Он все еще ломал себе голову над этим, как вдруг позади него послышался тихий звук. Симон так резко обернулся, что чуть не потерял равновесия. В ногах его постели стояла какая-то фигура, более хрупкая, с немного менее нарушенными пропорциями, чем у мальчика, но без сомнения — той же расы.

На ней было длинное платье, переливающееся огоньками, и эти блестки не были вышиты или приколоты — они были как бы частью самой ткани. Пушистое облачко, не похожее на волосы, такое же облачко Симон раньше заметил на голове у мальчика, окружало его, или ее, голову легким пухом, достигавшим до плеч — у мальчика же оно плотно прилегало к голове. Только на висках пух был перехвачен серебряными пряжками.

В руках у нее был поднос, она поставила его на край постели и только тогда подняла глаза на Симона.

— Ешь! — это был приказ, не приглашение.

Симон сел, придвинув к себе поднос, но смотрел больше на женщину, нежели на еду. В тусклом обманчивом свете, ему все же показалось, что она немолода. И дело было не в признаках возраста — их вовсе не было, а в том неуловимом, что исходило от нее: зрелость, мудрость и… властность!.. Кто бы она не была, это была женщина высокого положения.

Симон взял обеими руками кубок и поднес его к губам: сосуд был, как показалось Симону, из дерева, но шелковистая и тщательно отделанная поверхность и красивая полировка, делали его произведением искусства.

В кубке была вода, в которую было что-то подмешано: не эль и не вино, а какой-то настой из трав. На вкус питье слегка отдавало горечью, но после первого глотка Симон нашел его восхитительным и освежающим. Такой же вкус имела и еда: разложенные на деревянном подносе твердые кубики, по виду напоминающие сыр — сначала чуть горьковатые, потом восхитительные и аппетитные. Пока Симон ел, женщина стояла перед ним, не спуская с него глаз. Но вся ее поза выражала такую отчужденность, словно она исполняла свой долг, принося пищу кому-то, кого она находит для себя совершенно неприемлемым. Симон поежился от этого ощущения.

Он покончил с едой и сразу же почувствовал, что к нему вернулись силы. Он поднялся на ноги и отвесил своей наблюдательнице такой же церемонный поклон, которым приветствовал обычно охранительниц.

— Благодарю тебя, леди.

Она не стала забирать поднос, но сделала шаг вперед, и теперь Симон мог видеть ее более ясно, в свете ползающих огней, которые, как Симон теперь убедился, ползали по потолку, собираясь группами.

— Ты из Эсткарпа? — это было почти утверждением и вопросом одновременно, словно женщина, взглянув на него, усомнилась в своей догадке.

— Я служу охранительницам. Но я не принадлежу к древней расе.

— Из Эсткарпа… Скажи мне, воин волшебниц, кто командует армией в Эсткарпе — ты?

— Корис из Горма — маршал и сенешаль Эсткарпа. А я — хранитель границ юга.

— Корис из Горма. А это что за человек — Корис из Горма?

— Великий войн, добрый друг, человек, который всегда держит клятву, и тот, кто несчастен от рождения.

Откуда взялись у Симона все эти слова? Он никогда не говорил так, но тем не менее, эта речь в точности соответствовала тому, что он думал о Корисе.

— А как же стал владетель Горма служить волшебницам?

— Потому что он никогда не был настоящим повелителем Горма. Когда его отец умер, мачеха призвала Колдеров, чтобы они помогли ей установить власть ее собственного сына. И Корис, спасаясь от Колдеров, прибыл в Эсткарп. Ему не нужен Горм, потому что Горм, по милости Колдеров, погиб, а он сам все равно никогда не был там счастлив.

— Не был счастлив… Почему же? Ведь его отец был добрым и хорошим человеком.

— Но те, кто наследовал ему, никогда не давали возможности Корису забыть, что он… чужой.

Симон запнулся, не зная, как лучше выразить свою мысль. Ведь мать Кориса была родом из Края Торов, и эта женщина вполне могла оказаться ее родственницей.

— Да…, — больше она ничего не сказала и спросила совсем другим тоном. — Эта девушка, которая пришла сюда с тобой — кем она тебе приходится?

— Она — мой друг… Мы вместе сражались на поле битвы. И она помолвлена с Корисом, который сейчас разыскивает ее…

Если можно извлечь хоть какую-то пользу из отношений между ними, Лойз и сенешалем, Симон должен предоставить Лойз такую возможность.

— Да… говорят, что она — герцогиня в Карстене. А ведь между волшебницами и Карстеном идет война…

Похоже было, что в болота Торов, несмотря на их изолированность от внешнего мира, проникают все новости извне.

— Это долгая история…

— Времени хватит, — сказала она кратко, — и я готова выслушать эту историю.

В ее тоне был приказ. Симон начал свой рассказ, опуская детали, но подробно рассказав о той вынужденной свадьбе, к которой принудили Лойз в Верлейне, и обо всем том, что случилось дальше. Когда Симон дошел до того места в своем рассказе, как они с Корисом очутились в заброшенной гробнице Вольта, как Корис храбро вынул топор из рук мумии, женщина резко велела ему остановиться и стала расспрашивать обо всех мельчайших подробностях этого события.

— Топор Вольта… Значит, он носит сейчас топор Вольта! — сказала она наконец-то. — И об этом следует думать.

Симон едва не задохнулся от изумления — женщина вдруг исчезла, словно испарилась, словно ее вовсе и не было здесь. Симон ошарашенно шагнул вперед, но ее не было!

Неужели это была галлюцинация? Но ведь раньше и мальчик-тор исчез с его глаз точно таким же способом.

Симон вернулся к кровати: поднос с кувшином и тарелками по-прежнему стоял там. К тому же, и голод его и жажда, прошли бесследно — и это не было галлюцинацией. Его захватили в плен и заточили в темницу. Но в тоже время его накормили, и пока что ему ничто не угрожает. Его самострел исчез, но так и должно быть. Чего хотят эти обитатели болот? Они с Лойз случайно попали на их землю. Симон знал, что Торы не терпят вторжения на свои земли, но неужели они настолько фанатичны, что и такое вынужденное появление считают вторжением? Для всех ли в равной мере закрыты их границы? Ведь Алдис вызывала на помощь Колдеров, и, значит, они уже должны где-то быть здесь в Стране Торов и крадутся, словно тот отвратительный гад, который полз к их флайеру.

Колдеры! Для волшебниц, колдер никогда не бывает тайной, они ощущают его по странной пустоте, доступной пониманию только их чувствам. Раньше и сам Симон умел распознавать колдеров — не по пустоте, а по ощущению угрозы, опасности. Может быть, и теперь это ему удастся?

Симон оставил поднос на табурете, бросился на кровать, закрыл глаза и расслабился. У него всегда был этот странный дар предвидения, дар, который не поддавался никакому реальному объяснению, но служивший ему еще в его прежней жизни. А со времени его появления в Эсткарпе этот дар усилился, стал более действенным. Джелит… при этой мысли у Симона, как и раньше, защемило сердце. Джелит дважды пользовалась этим его даром, чтобы послать ему известие, и оба раза ее послания находили у Симона отклик.

И сейчас, когда он пытался сосредоточиться на мысли о Колдерах, ему почему-то приходила мысль о Джелит… Он вспоминал ее, какой она была, когда скакала рядом с ним в кольчуге и доспехах в битве при Салкаркипе. Джелит, стоящая на коленях и произносящая шепотом слова заклятия, чтобы ветер дул в паруса на море, чтобы они могли обрушиться на вражеский флот… Джелит, в обличье гадалки и ворожеи, торговки зельями для переворота в Карсе — ведь это тогда она послала ему мысленный вызов, просьбу прийти ей на помощь. Джелит в Горме, где она впервые объяснила ему, на свой лад, что отныне ее путь рядом с ним. Джелит в его объятиях, слитая с ним воедино, и то упоительное ощущение, которого не приносила ему больше ни одна женщина в мире. Джелит взволнованная, и с широко распахнутыми глазами в то утро, когда она поверила, что дар волшебства не покинул ее навеки, и что она снова та, какой была до супружества. Джелит, которая ушла от него, исчезла, словно ей известна тайная магия народа Торов.

Джелит! Симон не выкрикнув ее имя вслух, но все внутри него мучительно сжалось, и словно безмолвный вопль тоски прозвучал у него в душе. Джелит!

— Симон!

Глаза его широко открылись, он уставился во мрак, едва освещенный огоньками на потолке.

— Джелит?

— Симон! — твердый, уверенный тон, какой он привык слышать раньше. Но это не был реальный, настоящий голос, это звучало у него в мозгу. Глубоко вздохнув, он снова закрыл глаза.

— Ты здесь? — он мысленно произнес эту фразу, неуверенно, словно человек, произносящий фразы на иностранном языке.

— Нет — не телом…

— Но ты ведь здесь! — сказал он с убеждением, которого и сам не понимал.

— В некотором роде, Симон, — только потому, что ты там. Скажи мне, Симон, где ты?

— Где-то в глубине болот Торов.

— Это нам уже известно, поскольку твой флайер опустился именно в тех краях. Но ты больше не находишься во власти Колдеров.

— Пояс Фалька… Одна из брошек на нем — их орудие.

— Да, оно-то и открыло им дорогу. Но ты не настолько принадлежал им, чтобы мы оказались не в состоянии изменить их заклятие. Потому-то ты и не полетел к морю по их приказу, а полетел внутрь страны… Болота Торов… Там у нас нет союзников… Но, быть может, мы все же сумеем с ними договориться скорее, чем с Колдерами.

— Колдеры есть и здесь тоже. Алдис призывала их на помощь.

— А?

— Джелит! — исчезновение испугало его.

— Я слышу. Но если колдер с тобой…

— Я как раз пытался это выяснить…

— Что ж, может быть, вдвоем нам удастся это лучше, мой дорогой, сосредоточься на мысли об Алдис, если она вызвала помощь, тебе, может быть, удастся это установить.

Симон попытался представить себе Алдис, какой он видел ее в последний раз — лежащую без сознания во флайере, когда он захлопнул дверцу. Но почему-то эта картина не воскресла в памяти, вместо нее ему виделось другое — Алдис сидит, наклонясь вперед, и что-то торопливо говорит в пустоту. А потом все исчезло.

— Колдеры! — Джелит сказала это торопливо, открытие было внезапным. И они не бездействуют, как я понимаю. Слушай меня, Симон, внимательно. Охранительницы говорят, что моя теперешняя сила — только отголосок прежней, и со временем она совсем исчезнет, так что теперь мне нет места в совете Эса. Но я говорю тебе, что между нами возникло нечто такое, чего я пока не понимаю. Во всяком случае, я обладаю каким-то даром, который я сама не слишком хорошо понимаю, кроме того, что он проявляется только в общении с тобой. Возможно, мы с тобой оба вместе — вместилище этой новой Силы. Иногда эта Сила бушует во мне с такой яростью, что я начинаю бояться, что мне ее не сдержать. Но у нас слишком мало времени, чтобы выяснить, что же это такое на самом деле. Колдер собирается нанести удар, и, возможно, нам не удастся вызволить тебя из страны Торов, прежде чем этот удар будет нанесен…

— У меня больше нет их талисмана, но, быть может, они снова овладеют мной, несмотря на это, — предупредил он.

— Сможешь ли уберечься ты, чтобы они не добрались к тебе через меня?

— Не знаю. Я так мало узнала об этом! У меня такое чувство, словно я пытаюсь голыми руками формовать огонь! Но вот что мы можем сделать…

Мелькнула вспышка, еще более резкая, чем та, что оборвала связь между ними и Алдис во флайере.

— Джелит! — беззвучно выкрикнул он, но на этот раз ответа не было.

11. Один против колдеров

Симон лежал неподвижно, обливаясь потом и тело его было сковано неподвижностью по чьей-то чужой воле. И вот она снова появилась в ногах постели, в глазах ее нельзя было прочесть ничего — была ли она врагом или другом, или ей все было безразлично.

— Они пришли, — сказала она. — Они пришли в ответ на призыв той женщины.

— Колдер! — Симон обнаружил, что язык и губы повинуются ему.

— Те мертвые, которые служат ему, — ответила женщина. — Слушай, человек, который служит Эсткарпу, мы никогда не ссорились с волшебницами. Мы с ними не в дружбе и не во вражде. Мы уже были на этой земле, когда появилась древняя раса и построила Эс и другие города. Мы существуем с незапамятных времен и еще помним ту пору, когда люди не только не были хозяевами земли, но и вообще их было очень мало. Мы из тех, кого выбрал Вольт, и с кем поделился своей мудростью. И мы не хотим иметь дела с теми, кто живет за болотами. Ты же явился сюда и принес с собой войну, которая нас не касается. И потому, чем раньше ты от нас уйдешь, тем лучше будет для нас.

— Но если вы не хотите союза с волшебницами, то почему вы благосклонны с Колдером? Колдеры ведь стремятся захватить всю власть над всеми людьми, в том числе и над народом Торов, — возразил Симон.

— Мы вовсе не благосклонны к ним, мы только хотим, чтобы в нашем собственном мире нам дали возможность спокойно жить. Волшебницы нам не угрожают. Но то, кого ты называешь колдерами, показали нам, что случится, если мы не выдадим тебя им. И поэтому было решено, что ты должен уйти…

— Но Эсткарп защитит вас от Колдеров, — начал было Симон, но она холодно улыбнулась в ответ.

— Неужели они и впрямь это сделают, Хранитель границ? Между нами нет войны, но они боятся болот — боятся их древних тайн и странных людей. Неужели они станут драться, чтобы защитить нас? Думаю, что нет. К тому же, у них нет сейчас людей, которые могли бы вступить в сражение.

— Почему же?

Она соврала так уверенно, что Симон даже вздрогнул от испуга:

— Ализон поднялся. Эсткарпу придется бросить все свои силы на север, чтобы там защитить свои границы. Нет, мы должны заключить сделку, более выгодную для нас.

— Значит, меня отдадут колдерам? — Симон постарался придать своему голосу спокойствие и твердость. — А как насчет Лойз? Неужели вы и ее передадите в руки самого страшного врага человеческого?

— Самого страшного? — воскликнула женщина. — Мы видели как поднимались и исчезали многие нации, и в каждом поколении всегда есть один враг, более могущественный, чем другие. Что же касается девушки, то она входит в условия сделки.

— Но ведь она принадлежит Корису, и, я думаю, что вы убедитесь, какое значение имеет этот факт. По крайней мере, я был свидетелем того, какую цену заплатил за нее Верлейн и Карс. Ваши болота не остановят того, кто крепко держит в руках топор Вольта.

— Сделка уже заключена, — сказала она отчужденно и сделала в воздухе знак рукой, полный таинственного смысла.

— Так значит, эта бледнолицая девушка так много значит для Кориса, что он, как ты считаешь, непременно явится сюда, чтобы отомстить?

— Именно так, и те, кто причиняет ей зло, должны бояться возмездия.

— Но сейчас он слишком занят войной с Ализоном, и пройдет немало дней, пока он сможет просто подумать о чем-то другом. К тому же, кто знает, быть может, он обретет на холмах Ализона тот вечный покой, когда уже не смущают никакие вопросы.

— И все же я предупреждаю тебя, леди, что топор Вольта обрушится на эти топи, если ты сделаешь то, что сказала!

— Если я это сделаю! Но я ничего не решаю в такого рода вопросах, лорд.

— Неужели? — Симон постарался вложить в это слово весь сарказм, на какой был способен. — А мне кажется, что ты не из последних лиц в стране Торов.

Она долго не отвечала, не сводя с него пристального взгляда.

— Возможно, когда-то я и была такой. Но теперь я не имею права голоса ни в одном совете. Я не желаю тебе зла, хранитель границ. И я думаю, что ты не желаешь зла ни мне, ни кому-либо из нас. Но когда вынуждает необходимость, приходится покориться. Одно только могу я сделать для тебя. Я пошлю сообщение в Эс, чтобы они знали, где ты и куда направляешься: возможно они сумеют тебе помочь и все тогда кончится не так уж плохо. Я поклялась не делать ничего, кроме этого, и больше ничем не могу помочь тебе.

— Колдеры уже прибыли за нами?

— Они прибыли на корабле по внутренней реке.

— Но ведь нет реки, соединяющей болота Торов с морем.

— Внешней нет. Но есть подземная, она течет под болотами. Они нашли к нам этот путь, и уже навещали нас однажды.

Субмарина пришла по подземной реке, подумал Симон. Даже если послание достигнет Эсткарпа вовремя, чтобы можно было послать на помощь небольшой отряд, все равно они никогда не найдут пленников и не смогут им помочь.

— Если ты и вправду хочешь мне помочь, как сказала, то пошли сообщение не в Эс, а леди Джелит.

— Если это твоя супруга, то она больше не волшебница и ничем не сможет помочь тебе.

— Все равно пошли сообщение именно ей.

— Я обещала — пусть будет по-твоему. И леди Джелит получит сообщение. Ну, а теперь тебе пора. И если ты все же уцелеешь и избежишь плена, то помни, Хранитель границ, что болота Тора — древняя страна, которую непросто смести с лица земли.

— Лучше скажи об этом тому, кто носит дар Вольта. Из рук колдеров мало кому удается спастись. Но Корис жив, он на свободе… И он полон ненависти…

— Пусть он ненавидит и покажет свой топор Ализону, там нужнее его сила. Странно то, Хранитель границ, что ты говоришь так, будто уже покорился судьбе, но я этому не верю. А теперь…, — она снова сделала в воздухе тот же знак. — Ворота открыты, и тебе пора идти.

Симон не мог бы описать, что произошло с ним в следующий миг. Просто исчезли потолок и стены, исчезли невидимые путы, и он стоял на пустынном берегу озера, вода в котором была темной и густой.

Откуда-то донесся звук голосов, он оглянулся и увидел позади группу Торов — мужчин и женщин. Немного поодаль стояли те, среди которых, против воли, находился и он сам, Симон.

Алдис стояла с видом полной уверенности в себе и неторопливого ожидания. Лойз держалась так прямо, что Симон понял, что она находится во власти чар, кроме того, здесь были еще два тора. Был еще шестой член группы — и он был пришельцем из-за границы болот.

Это не был колдер — по крайней мере, он не походил на тех, кого Симон видел в Горме. Среднего роста, круглолицый и темнокожий, он был одет в плотно прилегающий костюм, подобный тем, которые носили все колдеры, но никакого шлема у него не было, хотя волосы на голове были схвачены металлическими пластинами.

Он был безоружен, на груди у него красовался такой же знак из зеленоватого металла, какой был на поясе Фалька и на груди у Алдис.

Слыша позади себя бормотание торов, Симон на мгновение усомнился, что решение выдать их колдерам, было столь единодушным, как сказала женщина, но тут же один из торов поднял руку и резко взмахнул ею в воздухе. Раздался мелодичный перезвон невидимых колокольчиков — единственный приятный звук, услышанный Симоном за все время прибывания у торов — и тут же на той стороне, где стояли торы, стало совершенно пустынно и тихо.

И почти сразу же, из темной глубины воды, поднялся тупой нос подводной лодки, иссеченной и изъеденной морем. Без единого плеска лодка подплыла к берегу, в ней открылось отверстие и показалась площадка, которая соединила лодку с берегом, наподобие мостика, и Алдис с улыбкой пошла по мостику. За ней последовала Лойз, держась все так же напряженно, словно их с Алдис связывала невидимая нить. Затем наступила очередь Симона — и тело его вдруг перестало ему повиноваться. Только разум, замкнутый в этой, ставшей вдруг чужой оболочке, бился. Возмущаясь столь полным порабощением чужой воле.

Он пошел к люку в корпусе корабля Колдеров, подчиняясь чьей-то чужой воле, точно механическая кукла, взялся за поручни лестницы и начал спускаться внутрь, в чрево лодки. Вслед за Лойз он вошел в маленькую каюту, в которой не было мебели. Дверь позади них захлопнулась. И только тогда их тела словно ослабли, и они почувствовали, что снова владеют ими.

Лойз, с тихим стоном, покачнулась, и Симон едва успел подхватить ее. Он бережно опустил ее на металлический пол и почти сразу почувствовал, что корабль вибрирует — значит, какая бы сила не приводила его в движение, он уже тронулся в путь.

— Симон, — Лойз повернула голову, и он увидел, что она едва сдерживает рыдания, — Симон, куда это нас везут?

Сейчас правильнее всего было сказать ей правду.

— Туда, куда мы и сами стремились — хотя и не при таких обстоятельствах — как я думаю, на базу колдеров.

— Но, — голос ее дрогнул, она вынуждена была помолчать. — Но ведь это где-то за морем. — Теперь она говорила более твердым голосом.

— И мы совершаем путешествие под водой.

Симон откинулся спиной к стене. В каюте не было мебели, и они были безоружны. К тому же, колдеры в любую минуту могли снова полностью завладеть ими по своему желанию, так что вся надежда на сопротивление отсутствовала. Впрочем, может быть, кое-что им еще осталось…

— Они никогда не узнают, где мы. Корис не может…, — Лойз думала о своем.

— Сейчас Корис занят, они об этом позаботились, — Симон рассказал ей о нападении Ализона. — Они решили натравить на Эсткарп всех псов, чтобы страна была вынуждена по мелочам расточать свои силы, ни один из таких ударов не будет роковым, но военная мощь страны будет подточена, ресурсы истощатся…

Обычная тактика колдеров — заставлять других сражаться за них, — горько сказала Лойз.

— У них и относительно нас есть свои планы, — сказал Симон, кивнув головой. — Ты ведь теперь, по праву брака, стала герцогиней Карстена, и потому стала важной фигурой в их дьявольской игре. Я же — Хранитель границ. Они могут использовать меня как заложника или же…, — ему было тяжело произнести вслух те слова, которые объясняли бы наиболее логичную причину того, зачем он понадобился колдерам.

— Или же они рассчитывают сделать из тебя одного из своих, или превратить тебя в предателя, который станет служить их целям в Эсткарпе! — сказала за него Лойз. — В таком случае, нам все же остается один выход, чтобы не допустить этого. Мы можем умереть.

— Если будет нужно, — ответил Симон резко. — Но не раньше.

Симон размышлял над их положением: расположение базы колдеров — они давно уже хотели установить его. Они ведь мечтали не только отрубить руки чудовища, но и обезглавить его. Но мир широк, и у Эсткарпа не было ни малейших догадок о том, где может находиться эта база. То, что колдеры пользуются подводными лодками, делает невозможным для сал ка ров, которые считают море родным домом, выследить их. А если даже колдеров и можно… Выследить? Ведь салкары — отличные моряки, хотя неважные воины на суше. Если бы их флот можно было направить на базу Колдеров, то команды судов могли бы застать врага врасплох, на его же собственной территории, и вполне в состоянии продержаться, пока основные силы Эсткарпа доберутся до места и нанесут колдерам сокрушительный удар.

— У тебя есть какой-то план?

Страх, искажавший черты Лойз, постепенно исчезал.

— Не совсем план. Только маленькая надежда. Но…

Вот это-то «но» и было сейчас самым важным, субмарину колдеров необходимо выследить. Можно ли это сделать с помощью того контакта, который ему удалось установить с Джелит, во время пребывания в болотах торов? Или же тот барьер, который колдеры так надежно устанавливают между собой и магией волшебниц Эсткарпа, окажется непроницаемым для того двухстороннего контакта? Так много «если» и «но», и только ничтожная крупица надежды, вместо ответа на все вопросы.

— Слушай же…, — и Симон больше для себя самого, нежели для Лойз, обрисовал в общих чертах, на что он надеется. Она ухватилась за его план со всей силой отчаяния.

— Попытайся, Симон! Попытайся сейчас же связаться с Джелит! Прежде, чем они увезут нас так далеко, что ни одна мысль не достигнет нас! Сейчас же!

Она могла вполне оказаться правой. Симон закрыл глаза, откинул голову назад и снова ощутил горячее желание связаться с Джелит. У него не было никакого представления, как это сделать, только вся его воля, вся собранная в кулак мысленная энергия.

— Я слышу…

Сердце Симона отчаянно подпрыгнуло при этом ответе.

— Нас увозят… На корабле колдеров… На их базу, вероятно… Ты сможешь последовать за нами?

Ответ последовал не сразу:

— Не знаю, но если это возможно, то мне следует сделать это!

Снова молчание, но чувство их близости не покинуло Симона. И тут лодку так сильно тряхнуло, что он соскользнул по стене кабины, и Лойз упала на него сверху.

— Что такое? — голос Лойз снова был тихий и дрожащий.

За первым толчком последовал еще один, а затем корпус лодки стал сильно вибрировать, словно отчаянно борясь с какой-то силой. Симон вспомнил о страшных шрамах и бороздах, которые он заметил на корпусе лодки. Видимо, плавание по подземной реке было вовсе не так уж удобно. Они вполне могли сесть на мель. Он так и сказал Лойз.

— Смогут ли они снять лодку с мели? — с ужасом спросила Лойз, и Симон увидел, как глаза ее наполнились страхом.

— Я думаю, что капитан этой лодки должен иметь опыт в таких делах, — сказал он в ответ. — Ведь они не первый раз идут этим путем, как мне сказали в болотах Торов.

Впрочем, несчастье всегда случается когда-то впервые. Никогда Симон не подумал бы, что будет так страстно желать достичь базы колдеров по доброй воле. Их по-прежнему бросало из угла в угол, лодка дрожала, как раненый загнанный зверь. Наконец, вибрация прекратилась, они ощутили сильный толчок, за которым последовал ровный гул механизмов, сопровождавших обычный ход лодки.

— Интересно, далеко ли мы от моря?

Симон и сам думал об этом. Он не знал, где находится Джелит и сколько времени ей понадобится, чтобы связаться с каким-нибудь судном салкаров и пуститься по их следу. Но Джелит непременно сама должна оказаться на этом корабле, чтобы поддерживать с ним постоянный контакт. Но ведь они не смогут так быстро собрать целый флот, а один-единственный корабль очень легко выследить, особенно колдерам! Невероятная глупость с его стороны, что он предложил Джелит следовать за ними! Он не должен больше пытаться связаться с ней.

Джелит-колдер… неужели он настолько сошел с ума, что вовлек ее в осуществление этого безумного плана?

— Это вовсе HQ глупость, Симон! Мы пока что не знаем пределов того, что возникло между нами, чего мы можем добиться с помощью этой силы…

На этот раз он не пытался связаться с ней, но она все равно прочитала его мысли и проникла в его опасения.

— Помни, я следую за тобой! Найди это паучье гнездо — и мы его очистим!

Доверие. Она верила в него от всего сердца. Но Симон видел перед собой только острые камни, и неведомо ему было, как проскользнуть между ними невредимым.

12. Та, которая не хотела ждать

Комната была длинная и узкая, темная, если не считать скудного света, проникавшего сквозь полуоткрытый ставень. Женщина, которая сидела за столом, сохраняла лишь внешнее спокойствие: внутри у нее все бушевало, словно волны, которые плескались за открытыми ставнями.

Она была в кожаном костюме и кольчуге, на голове был такой же шлем, подвязанный шарфом, крылатый, как и у каждого пограничника. Слева от нее стояла клетка, в которой молчаливо сидел белый сокол, такой же настороженный, как и она. Женщина теребила в руках кусок свернутой в трубочку коры.

Волшебница? Капитан одного из салкарских крейсеров пытался догадаться, кто она такая, идя к ней от двери. За ним послали в таверну, где он проводил время перед отплытием — за ним пришел пограничник; но зачем его ищут — он не мог сообщить.

Однако, когда женщина подняла на него глаза, он решил, что она не волшебница: у нее на груди не было волшебного камня. И все же она не была обычной женщиной, это он понял сразу. Поэтому, на всякий случай, отсалютовал ей, как приветствовал бы собрата по профессии рангом не ниже себя.

— Я Койтой Стимкр, с твоего позволения. Явился по твоему вызову, мудрая…

Он намеренно обратился к ней так, ожидая ответа.

— А я — Джелит Трегарт, — ответила она без промедления. — Скажи мне, капитан, ты собираешься отправиться патрулировать в море.

— Отправлюсь в береговой рейд к Ализону.

Сокол шевельнулся на своем насесте, как бы проявляя интерес разумного существа к их беседе; капитану стало не по себе от внимательного взгляда его блестящих глаз.

— Береговой рейд, — повторила она. — Но я хочу предложить тебе нечто другое. И хотя то, что я предлагаю, не обязательно принесет тебе добычу и может оказаться намного опаснее, чем рейд к берегам Ализона…

Джелит внимательно посмотрела в лицо капитана. Как и все представители своей расы, он был светловолос, высок и широкоплеч. И хотя он был совсем молод, он держался твердо и уверенно, что говорило об успехах в прошлом и о надеждах на будущее. У нее был не слишком обширный выбор, но то, что она слышала о Стимкре, заставило ее остановиться именно на его кандидатуре из всех капитанов, находившихся сейчас в порту в устье Эса.

Была в характере салкаров одна примечательная черта: страсть к приключениям и авантюрам иногда пересиливала в них стремление к собственной выгоде, к добыче. И именно эта черта и делала их такими отважными мореплавателями, первопроходцами морей. На эту-то страсть она и рассчитывала, обратившись к Стимкру.

— И чего же ты хочешь предложить мне, леди?

— Шанс найти базу колдеров, — смело сказала она. Сейчас не время было прибегать к уловкам: у нее было слишком мало времени для объяснений.

Он долго смотрел на нее и наконец произнес:

— Мы долгие годы ищем эту базу, леди. А как же попали эти сведения к тебе, что ты так уверенно заявляешь такое? Быть может, у тебя есть карта?

— Карты нет, но есть способ найти базу. Но только время не терпит, а все зависит именно от времени. И расстояния, — добавила она.

Быть может, Симон уже на таком расстоянии от них, что никакой контакт не возможен…

Она теребила трубочку, которую ей доставили из болот торов, она-то и была ее основным доводом в беседе с охранительницами.

Ее волнение передалось и соколу, потому что он беспокойно завозился в своей клетке и даже издал боевой крик.

— Ты понимаешь, что говоришь, леди! База колдеров! — он помолчал, потом поднял на нее глаза. — Среди моряков ходят рассказы, что колдеры умеют принимать любое обличье и могут даже заставить наших лучших друзей, товарищей по застольям, выполнить их приказания.

Джелит кивнула.

— Это в самом деле так, капитан, и хорошо, что ты подумал об этом. Но только я принадлежу к древней расе, я раньше была волшебницей. А тебе известно, что над такими, как я, колдеры власти не имеют.

— Была волшебницей… — Он уловил только это.

— Почему же я «была» хочешь ты спросить меня? — она собралась с мужеством, хотя ей нелегко было отвечать на такой вопрос. — Теперь я стала супругой того, кто является Хранителем Эсткарпа. Тебе не приходилось слышать о пришельце из другого мира, что помогал нам в битве при Сиппаре — о Симоне Трегарте?

— Он? — теперь в голосе капитана звучало удивление. — Ну, о нем-то мы слышали. Это, значит, ты, леди, сражалась в Салкаркипе, во время последней битвы! Ну, значит, ты уже встречала колдеров и знаешь их! Расскажи м, не, что ты замыслила?

Джелит начала свой рассказ. Когда она закончила, любопытство капитана было возбуждено.

— И ты думаешь, что мы сможем это сделать, леди?

— Я сама отправлюсь с тобой.

— Найти базу колдеров и навести на нее наш флот! О, это подвиг, о котором барды будут слагать песни многие сотни лет! Великое дело задумала ты, леди! Но где же наш флот?

— Флот последует за нами, но впереди должен быть только один корабль. Мы ведь не знаем, каким образом защищаются колдеры, какими они располагают приборами, быть может, они в состоянии легко обнаружить флот на поверхности моря. Но если впереди будет только один корабль, и не слишком близко — то они не смогут его найти, так я думаю.

— Верно, леди, — кивнул капитан Стимкр. — И в таком случае, как мы вызовем флот на подмогу?

Джелит указала на клетку:

— С помощью этой птицы. Сокольничьи обучили ее возвращаться туда, откуда она прибыла, неся с собой сообщение. Я уже договорилась с теми, кто распоряжается флотом. Флот будет собран в гавани и ждать сообщения. Но все дело во времени. Если подводный корабль уйдет слитком далеко из подземной реки, то я не уверена, что мы сможем связаться с милордом, моим господином, который захвачен в плен колдерами и находится на этой лодке.

— Река, текущая из болот торов…, — капитан, очевидно, пытался представить себе, какие пункты минует подводный корабль. — Я думаю, что это будет к северу от Уикара… Так что мы могли бы отправиться в намеченный рейд к Ализону, а уже оттуда, не вызывая никаких подозрений, отправиться дальше к северу.

— И мы можем вскоре отплыть?

— Как только пожелаешь, леди. Все припасы уже на борту. Правда, их мало для столь дальнего похода, но если ты облечена полномочиями, то можно пополнить запасы немедленно. В порту находится «Невеста севера» с полным запасом продовольствия для армии; мы можем взять у них все, что нам необходимо.

— У меня есть такие полномочия. Давай не будем медлить.

Охранительницы, хотя и не верили, что к ней вернулись способности, которые она должна была утратить, все же обеспечили ей полную поддержку.

К тому же, она сумела доказать, что то, что возникло между ней и Симоном — нечто весьма важное, чем нельзя пренебрегать: ведь только благодаря ей удалось вырвать Симона с его флайером из власти колдеров. И если теперь им вдвоем с Симоном удастся взорвать базу колдеров, то охранительницы во всем их поддержат.

Капитан Стимкр не подвел. За несколько часов до наступления ночи «Быстрый» уже вышел из гавани, направляясь в открытое море. Джелит решила, что ее выбор оказался даже удачнее, чем она думала, когда убедилась, что небольшой парусник Стимкра очень быстр на ходу, это был скорее крейсер, нежели торговое судно.

— Ты, наверное один из открывателей морских путей? — Спросила она, стоя рядом со Стимкром на корме судна.

— Да, леди. Я как раз собирался отправиться подальше на север, когда началась война с колдерами. Там есть деревушка, в которой я уже однажды побывал — там живут странные люди — маленького роста, смуглые, и говорят на таком странном цокающем наречии, которому очень трудно подражать. Но у них такие меха, каких мне нигде больше встречать не доводилось — серебристые с длинным ворсом, исключительно мягкие. Когда мы их спросили, откуда берутся эти меха, они нам объяснили, что раз в году к ним прибывает караван диких людей, откуда-то с севера. У них бывают и другие товары. Вот взгляни, — он снял с запястья металлический браслет и протянул его ей.

Странный металл, чем-то похожий на золото, только много бледнее его, подумала Джелит. Это была старинная вещь, и рисунок на ней почти весь стерся — оставались только линии и выбоинки. Но это явно было произведение искусства, и очень древнего, к тому же.

— Это я выменял два года назад в той самой деревушке. Все, что я узнал у них, так это то, что и этот браслет привезли с собой дикари с севера. Но ты посмотри вот сюда. Здесь изображена звезда — она полустерта, но это безусловно звезда. А на очень-очень древних вещах моего народа всегда стоит такой символ — звезда. И в старинных песнях наших поэтов говорится о том, что пришли мы из какого-то места, где очень было холодно, много снега и много чудовищ, с которыми приходилось сражаться.

Джелит вспоминала о том, что Симон пришел в их мир из своего через какие-то ворота в пространстве и времени, точно так же, как и колдеры. Что ж, салкары всегда были одержимы жаждой путешествий, недаром они в мирное время брали с собой на свои корабли всех своих домочадцев, словно отправлялись куда-то, откуда и не предполагали вернуться. Только в дни войны, судна салкаров не напоминали плавучие деревни. Видно, их снедало смутное беспокойство, и быть может, и они когда-то явились в этот мир из другого, и ими руководил подспудный инстинкт, побуждавший их искать утраченную родину? Джелит вернула браслет Стимкру.

— Ценная вещь, капитан. Быть может, у каждого из нас есть такой заветный талисман, к которому мы будем стремиться все долгие годы нашей жизни.

— Хорошо сказано, леди. Мы приближаемся к устью Энкора. Не хочешь ли ты попытаться установить более точные координаты субмарины колдеров?

— Да.

Она растянулась на рундуке в маленькой каюте, куда проводил ее капитан. Здесь было жарко и душно, кольчуга стесняла ей грудь, но Джелит усилием воли отогнала от себя все посторонние мысли и напрягла все свои способности, чтобы представить себе Симона.

— Симон! — послала она мысленный призыв.

Но ответа не было. Она была так уверенна в мгновенном контакте с Симоном, что даже ощутила физическую боль. Джелит открыла глаза — потолок каюты дрожал и качался — «Быстрый» несся с такой скоростью, что это быстрое движение, возможно, и не давало ей сосредоточиться по-настоящему.

— Симон! — на этот раз она звала его настойчиво, отчаянно. Она много лет проходила тренировку, ее долго обучали концентрировать и направлять свою энергию на выбранную цель, но только с помощью волшебного камня, который был символом и орудием ее ремесла. Быть может, сейчас ее усилия напрасны именно потому, что у нее отобрали этот камень?

Но ведь в то утро она услышала призыв Лойз и с такой уверенностью помчалась в Эс, надеясь снова стать одной из охранительниц — и лишь для того, чтобы убедиться, что эти двери для нее навсегда закрыты! И тогда она уединилась, чтобы выяснить, что же с ней произошло — так требовали обычаи ее ремесла. Когда же она услышала о том, что Симон поступает против своей натуры, она сразу же поняла, что он находится во власти колдеров. И тогда она прибегла к помощи этой своей новой силы, как ни мало она о ней знала, и ей удалось отстоять Симона, который только благодаря ей сел в болотах торов на флайере. А затем, она предприняла еще оду попытку… И все же, неужели охранительницы правы, и эта новая ее Сила — только отголосок прежней, и рано или поздно она совсем в ней угаснет?

Симон! Джелит снова стала думать о нем, на этот раз вне всякой связи со своей прежней целью. И снова заглянула вглубь самой себя. Она пожертвовала своей волшебной Силой ради Симона, когда вышла за него замуж, купив такой ценой возможность их союза. Тогда она думала, что супружество с ним — все, чем она дорожит на свете. Но тогда почему же она так отчаянно ухватилась за призрачную надежду, что этот дар остался с ней и что эта жертва — не жертва вовсе. Она ведь допустила, чтобы Симон поехал в Эс и стал убеждать охранительниц, что она по-прежнему волшебница и дар ее остался с ней. А когда у него ничего не вышло, она не вернулась к нему, а предпочла остаться наедине с собой, а после решила сделать все, что в ее силах, чтобы доказать охранительницам, что они заблуждаются! Словно Симон больше ничего для нее не значил! Всегда только эта Сила! Только этот дар! Неужели то, что разбудил в ней Симон, оказалось только мимолетной тенью, и на самом деле вовсе ее не затронуло по-настоящему? Симон..

Но вдруг ее охватил мучительный страх, страх, которого она никогда раньше, до того как перестала быть волшебницей, не испытывала.

— Симон! — это был не просто призыв, это был крик, полный отчаяния и боли… И страха.

— Джелит…, — слабый, далекий, но все же отклик, который сразу же подбодрил ее, но и не принесший ответа на терзавшие ее сомнения.

— Мы приближаемся…, — она коротко, как могла, сообщила ему, что нужно делать дальше, чтобы осуществить их план.

— Я не знаю, где мы, — ответил он. И я едва могу отвечать тебе.

В этом таилась вся опасность: их связь может нарушиться. Если бы только они нашли способ укрепить ее. В волшебном ритуале изменения внешнего вида, волшебницы пользовались силой общего желания, оно и способствовало изменению внешнего вида. Общее желание… Но ведь их только двое… Впрочем, нет — есть ведь еще Лойз, и ее желание может соединиться с их желаниями. Правда, девушка из Верлейна не была волшебницей, но изменить облик могли и те, кто не относился к древней расе, и Лойз уже однажды испытала такое превращение. Она конечно, не в состоянии сама вызывать энергию, но воздействовать на нее могла. Не предупредив Симона, Джелит разорвала их связь и вызвала в своем воображении образ Лойз. Лойз! Перед мысленным взором Джелит мелькнула стена, кусок пола, две скрюченные фигуры — одна из них — Лойз, Лойз!.. В этот краткий миг она видела глазами Лойз. Но ей нужно было совсем другое — не владение личностью Лойз, а контакт между ними. Это удалось не сразу, но все же Джелит добилась этого. Контакт возник, сначала робкий, неопределенный, потом все более прочный, и вот наконец она надежно связалась с Лойз. Теперь Симон..

Нащупала контакт, закрепила его. Симон, Лойз — связь становилась все более прочной, и она установила то, что ей было нужно! Она нашла направление! То, что им нужно было с самого начала — направление! Оно найдено!

Джелит спрыгнула с рундука, поспешно поднялась наверх по трапу, цепляясь за поручни. Ветер надувал паруса, корма судна ныряла в бушующих волнах. Небо нахмурилось, горизонт перерезали красные отсветы восходящего солнца. Прическа Джелит растрепалась, и волосы развевались на ветру, когда она подошла к стоявшему у борта капитану.

— Курс, — сказала она и покачнулась от неожиданного толчка, едва успев удержаться на ногах. — Надо идти этим курсом.

Он внимательно посмотрел на нее, кивнул головой и отдал команде распоряжения.

Где-то, под бушующими волнами, шла подводная лодка, и «Быстрый» начал стремительно разворачиваться влево, ложась на нужный курс. Джелит совершенно не сомневалась в правильности курса: она знала, что информация будет точной до тех пор, пока ей удастся поддерживать трехстороннюю связь между ней, Лойз и Симоном.

Брызги соленой воды окатывали ее с головы до ног, волосы, мокрыми прядями, облепили лицо, свисали на плечи. Из виду исчезла последняя полоска береговой линии Эсткарпа. Она так мало знала о море. Быть может, этот свирепый ветер может заставить их свернуть, и они потеряют с таким трудом найденный курс?

Джелит высказала эти сомнения капитану.

— Шторм, — до него едва донесся его ответ. — Но нам приходилось видеть непогоду и похлеще, но мы все же не теряли курса. Мы сделаем все, что в наших силах. Что же до остального, то все во власти старой дамы! — И он суеверно сплюнул через плечо, как того требовал морской обычай.

Но Джелит не нашла в себе сил снова спуститься вниз. Она все стояла на корме, вглядывалась вдаль так пристально, словно этот взгляд мог помочь ей укрепить возникшую связь.

13. Гнездо Колдеров

Трудно было создать себе представление о времени, находясь в каюте подводной лодки. Симон лежал, расслабившись, на рундуке, все еще сохраняя нить связи, которая включала не только Джелит, но и Лойз, хотя в меньшей степени. Девушки больше не было с ним, но она присутствовала в его мыслях.

До сих пор Симон не видел никого из тех, кто захватил его. Вскоре, после начала их путешествия, появилась Алдис и увела с собой Лойз. Когда он вторично осмотрел каюту, то заметил, что со стены откидывается узкая койка, а на другой стене откидывается подвижный столик, на котором время от времени появлялась скудная пища и питье. Ее было достаточно, чтобы голод и жажда не слишком сильно его донимали. В остальном, время тянулось мучительно, уныло и однообразно. Он немного поспал, передав Лойз контакт с Джелит. Он знал, что Лойз теперь делит каюту с Алдис, но та оставила девушку в покое, радуясь, что Лойз так пассивна и ко всему безразлична.

Пища появлялась восемь раз за это время, но Симон все равно не смог составить представление о времени — он не знал, сколько дней и ночей провел в этой каюте. Его кормили, возможно, два раза в день, а возможно, только раз — он не знал этого. И всего мучительнее было бесконечное и томительное ожидание: Симон был человеком действия, и это ожидание превращалось для него в настоящую пытку. Только раз в своей жизни он испытал подобное — тот год, что он провел в тюрьме, томясь ненавистью к тем, по чьей милости он терпел такую муку и вынашивал планы мщения. Но теперь он думал о будущем, с полным неведением о том, кто же такие его враги: ведь все, что он знал о колдерах — это как картина, которая возникла в мозгу умирающего главаря при осаде Горма — она передалась тогда Симону: узкая долина, по которой мчатся странного вида экипажи, а по ним стреляют люди из других таких же экипажей. Значит, колдеры — пришельцы из какого-то другого мира, где дела их шли не гладко. Каким-то образом, они тоже открыли временные и пространственные ворота в совершенно иной мир, где цивилизация древней расы Эсткарпа находилась на ущербе, пыль древних веков уже начинала засыпать и древний Эс, и такие же древние города и деревни. А на побережье — варварские государства — Ализон и Карстен — постепенно набирали силу, оттесняя в сторону древнюю расу, хотя они все еще страшились легендарных волшебниц и поэтому не осмеливались бросить им открытый вызов. До тех пор, пока не появились колдеры. И если сейчас не вырвать с корнем колдеров, то и Ализон, и Карстен тоже попадут под чудовищную власть, как это уже случилось с Гормом. В Эсткарпе всегда были твердо убеждены в том, что колдеры сами по себе очень малочисленны и поэтому им необходимо захватить пленников — «одержимых». И теперь, когда Горм пал, а Айль эвакуирован…

Айль эвакуирован! Глаза Симона широко открылись, он уставился в потолок. Откуда ему стало известно, что Айль эвакуирован, что единственная твердыня колдеров на побережье — теперь всего лишь пустая оболочка? И все же он в этом был уверен.

Быть может, Колдеры стягивают сейчас силы, чтобы защитить свою основную базу? Ведь при осаде Горма нашли всего пять мертвых Колдеров… Только пять, и все они погибли не от меча или стрелы нападающих, а словно бы расстались с жизнью по своей воле, будто погасла искра, обогревающая их тело! Но было-то их всего пятеро! Неужели, потеря пятерых человек могла так ослабить военную мощь Колдеров, что им приходится стягивать все силы в одно место? Сотни «одержимых» погибли в Горме, а кроме них были еще агенты в Карстене — Фальк и другие, подобные Алдис, которые еще живы и заняты своим делом. Это и не настоящие колдеры, а местные жители, которые стали служить врагу — и не как лишенные собственного разума «одержимые», но как вполне сознательные помощники. Но никто из потомков древней расы не мог попасть в подобные сети, потому-то колдеры и решили, что древняя раса должна исчезнуть!

И снова Симон подивился тому, откуда у него такая твердая уверенность. Они давно уже знали, что колдеры никогда не использовали потомков древней расы в качестве своих помощников или «одержимых». Но никогда им не приходило в голову, то причина столь очевидна, а теперь это стало ему так ясно, что как будто он услышал из уст самих колдеров.

Услышал? Неужели у колдеров есть свои средства общения, подобно связи, возникшей между ним и Джелит? Эта мысль потрясла его. Симон мгновенно послал мысленное сообщение той, которая следовала за ними и услышала его, ответив, причем в ее ответе тоже ощущалось беспокойство.

— Мы теперь совершенно уверены в курсе, Симон, — сказала она. — Отключайся. И не вызывай меня снова, если не будет большой нужды.

Большая нужда… Эти слова эхом отдались у него в мозгу, и почти сразу же Симон ощутил, что вибрация, слегка сотрясающая стены его каюты, прекратилась, а гул моторов утих, превратившись в ровное гудение, означавшее, что лодка замедлила ход. Неужели, они уже достигли порта?

Симон сел на койке лицом к двери. Оружия на нем не было, но он имел кое-какой опыт рукопашных схваток. Но, как только открылась дверь каюты, он сразу же понял, что снова не владеет своим телом — как и перед посадкой в лодку. Им снова распоряжались колдеры. По чужой воле он медленно поднялся и вышел в узкий коридор.

Здесь стояли двое мужчин и, взглянув на них, Симон не смог подавить невольной дрожи — это были «одержимые» — мертвецы, которых колдеры использовали в качестве рабов, хотя на самом деле они оставались живыми. Один — судя по его волосам, росту и стати — был салкаром, другой принадлежал к тому изжелта-смуглому народу, что и тот офицер, который сопровождал Симона при посадке на лодку.

Они не дотронулись до него, молча стояли и ждали, устремив на него безжизненные взгляды. Потом один из них повернулся и пошел к выходу, другой прижался к стене, пропуская Симона, а затем двинулся вслед за ними. Вот так, идя между ними, он подошел к трапу, над головой у него был скалистый грот. Вода тихо билась о причал. Симон сразу же обратил внимание на сходство между этой гаванью и гаванью Сиппара. Все еще повинуясь чужой воле, Симон опустился на берег по узенькому трапу.

На пристани молча работали люди, полураздетые, угрюмые, они не разговаривали между собой, только ворочали какие-то тяжелые ящики, освобождая место. Казалось, каждый точно знал, что именно он должен делать и как это делать быстрее всего. Пристань была довольно большая и, идя деревянной походкой между своими сопровождающими, Симон заметил еще две субмарины. Именно их и разгружали угрюмые рабочие. Перед ними открылось два выхода из грота, слева Симон увидел тоннель и ведущую наверх лестницу. Тот, кто шел впереди, выбрал именно эту равноценную дорогу. Пять ступенек вверх, и они очутились перед кабиной подъемника. Как только они вошли внутрь, кабина медленно поползла вверх — это был лифт, какой Симон уже видел в Сиппаре. Поднимались очень долго, дверь кабины скользнула влево, и они очутились в узком коридоре. Скользкие серые стены с металлическим отблеском, ряд закрытых дверей. Они прошли мимо шести дверей, по три с каждой стороны, и тогда только увидели распахнутую дверь. Симон когда-то побывал в жизненном центре Сиппара и ожидал увидеть нечто подобное и здесь: сидящий на стуле перед пультом управления с металлическим шлемом на голове колдер.

Но эта комната была много меньше того зала. Резкий луч света бил прямо в середину комнаты с потолка — источником его были расположенные рядами светильники — и они образовывали правильный геометрический рисунок. Ковров на полу не было, но тем не менее он пружинил у Симона под ногами. Три стула с изогнутыми спинками, плавно переходившими в сидение, и в центре комнаты настоящий колдер.

Охранники Симона не вошли вслед за ним, но та же самая сила, которая заставила его двигаться все это время, вынудила его сделать несколько шагов вперед и остановиться перед колдеровским офицером. Серый костюм чужеземца был такого же цвета, что и потолок, и стены, и стулья в этой комнате. Эту унылую гамму нарушали только мертвенно бледная физиономия колдера, да резкий луч света. Голова его была прикрыта шапочкой, и, насколько Симон сумел разглядеть, волос у него совсем не было.

— Наконец-то ты здесь!

Звуки чужой речи, но Симон почему-то все понял. Смысл сказанного удивил Симона — можно было подумать, что разговаривают не тюремщик и заключенный, а два человека, заключившие договор и им осталось только встретиться, чтобы прийти к обоюдному согласию. Из осторожности Симон решил молчать — пусть лучше говорит колдер.

— Тебя прислали торы? — Колдер продолжал рассматривать Симона. Но ведь ты не из ихнего мира? — недоверие, сначала появившееся во взгляде колдера, сменилось неприкрытой враждебностью. — Кто ты такой?

— Симон Трегарт.

Колдер продолжал смотреть на него, сощурив глаза.

— Ты не из туземцев! — это было утверждение, а не вопрос.

— Нет.

— Значит, ты пришел извне. Но ты не из внешнего мира и уж, конечно, не настоящей крови. Я спрашиваю тебя — кто ты такой?

— Человек из другого мира, возможно, что из другого времени… Симон не видел причины скрывать правду, возможно, это вызовет интерес у колдера.

— Из какого мира и какого времени?

Симон не мог пожать плечами, ни покачать головой.

— Я из своего мира и своего времени. Я не знаю, в каком отношении они стоят к этому миру и времени. Просто мне открылся путь сюда, и я прошел по нему.

— Зачем ты это сделал?

— Чтобы скрыться от своих врагов… Точно так же, как и ты и тебе подобные, — он добавил это мысленно.

— Была война?

— До этого была война. А я солдат, и никому не нужен в мирное время. У меня были личные враги…

— Солдат…, — Колдер снова смерил Симона взглядом. — А теперь ты сражаешься на стороне этих ведьм?

— Сражаться — это моя профессия. Я поступил к ним на службу.

— Но ведь это туземцы — варвары, а ты — цивилизованный человек. О, не удивляйся понапрасну. Разве трудно узнать себе подобного. Мы тоже солдаты, и наша война принесла нам поражение. Правда, в конце концов победа осталась за нами, раз мы очутились в этом мире и обладаем всем, что необходимо, чтобы этот мир стал принадлежать только нам! Подумаем об этом,‘пришелец! Целый мир будет у нас в руках. — Он протянул руку и пальцы его хищно сжались в кулак. — И он будет к нашим услугам скоро! Эти туземцы не смогут бороться с тем, что есть у нас. И…, — он помолчал и добавил, подчеркивая каждое слово, — … мы можем использовать такого человека, как ты.

— Потому-то я пленен и доставлен сюда? — сказал Симон.

— Да. Но ты будешь не пленником, если пожелаешь. Симон Трегарт, Хранитель границ юга. А! Мы знаем вас всех — всех великих Эсткарпа! Выражение лица его не изменилось, но в голосе послышалась насмешка. — И где же теперь твоя супруга, Хранитель границ? Вернулась к своим дьяволицам? Немного же времени ей понадобилось, чтобы убедиться, что ты ей совершенно не нужен, а? О, все, что происходит в Эсткарпе, Карстене и Ализоне, известно нам до мельчайших деталей. Мы могли бы превратить тебя в «одержимого», если бы захотели. Но мы предоставим тебе выбор, Симон Трегарт. Ты ведь ничем не обязан этим дьяволицам из Эсткарпа, тем безмозглым дикарям, которыми они распоряжаются, благодаря своей магии. Разве твоя волшебница не доказала тебе, что они не способны на преданность? И поэтому мы тебе предлагаем: присоединяйся к нам, помогай нам осуществить великий план. И тогда Эсткарп будет у твоих ног, ты сможешь распорядиться им, как захочешь. А пока что, возвращайся обратно, будь Хранителем границ и жди нашего сигнала.

— А если я не соглашусь?

— Было бы жаль потерять человека с твоими возможностями. Но те, кто не с нами, те против нас. Ты уже испытал на себе нашу силу — тело не повинуется тебе, ты и шага не в состоянии сделать по своей воле. А ведь мы можем сделать так, что и дышать ты будешь по нашей воле. Не хочешь ли попробовать?

И тут же грудь Симона стиснуло обручем, он судорожно попытался вздохнуть и его охватил смертельный ужас. Это длилось не более секунды, но даже когда все кончилось, страх не покинул его. Он нисколько не сомневался, что колдер выполнит свою угрозу — если решит, что он им не нужен — то лишит его легкие воздуха.

— Зачем же вам эта сделка? — едва прохрипел он.

— Потому что те агенты, в которых мы нуждаемся, не могут быть принуждены. Если человека нужно постоянно проверять и контролировать, то он не сможет выполнить задачу, как нужно. Дай свое добровольное согласие сотрудничать с нами, и ты немедленно получишь свободу.

— Только в пределах, установленных вами.

— Вот именно. В определенных пределах, а поэтому не надейся, что можешь согласиться только для вида. В тебе произойдет перемена, хотя ты и сохранишь свой внешний облик, свой разум и свою личность, те желания и намерения, которые не идут вразрез с нашими планами. Ты будешь не просто телом, которое послушно выполняет наши приказы, как те, которых вы называете по-своему «одержимыми», и ты не умрешь.

— Я должен сделать выбор прямо сейчас?

Колдер с минуту молчал, потом коротко ответил, и в голосе его была угроза:

— Нет… Не сразу.

Он сделал какой-то знак, который Симон не смог уловить, и Симон послушно пошел к выходу. На этот раз никто не охранял его, словно в охране не было нужды. Да и в самом деле, Симон был словно в невидимых оковах, которые ни за что не смог бы скинуть.

Он прошел по коридору, снова вошел в лифт. Лифт пополз вверх, остановился, Симон вышел и очутился перед раскрытой дверью. Он вошел в комнату и тут же почувствовал, что снова владеет своим телом. Он быстро повернулся, но дверь уже закрылась, и он сразу же понял, что пытаться открыть ее самому, бессмысленно.

Здесь не было резкого искусственного освещения, как в нижней комнате. Два окна открывались на скалистый берег, до Симона доносился резкий запах водорослей. Симон подошел к окну и выглянул: насколько он мог судить, глядя из своей комнаты, здание напоминало строения Айля. Оконный же проем был слишком узок, чтобы попытаться сквозь него выбраться наружу, стена круто обрывалась к громоздившимся на берегу острым скалам. Никакой растительности — только нагромождение камней, да лижущее их море.

Послышался какой-то звук, словно двигалась машина. Симон высунулся, насколько мог, и убедился, что внизу ползет автомобиль, но не похожий на те грузовики, которые он знал в своем прежнем мире: у автомобиля был гусеничный ход, и двигался он не быстрее пешего. Под гусеницами машины виднелась глубокая колея, значит, это был не первый вездеход, который прошел здесь. Грузовик был тяжело нагружен, на подножках его стояло четверо мужчин, тела которых были едва прикрыты — рабы, подобно тем, которых Симон видёл в гавани. Симон проводил грузовик взглядом, пока тот совсем не скрылся за скалой. Только тогда он повернулся и стал рассматривать свое новое обиталище.

Унылые цвета стен и потолка, узкая откидная койка, покрытая пушистой тканью. По стенам — шкафы и буфеты с закрытыми дверцами. Постепенно Симон нашел стол, умывальник, туалет — точно такой же, как и на подводной лодке. Уныло было все в этой комнате и наводило тоску — возможно., это входило в расчеты тюремщиков, решил Симон.

Однако, в одном он был совершенно уверен — это на самом деле база колдеров. И весьма вероятно, что они держат его под наблюдением. Очень может быть, что контроль над его телом снят только потому, что они хотят видеть, что именно он станет делать дальше, как использует свою относительную свободу. Что если они заподозрили, что между ним и Джелит существует связь, и теперь хотят сделать из него приманку?

Чем готовы колдеры пожертвовать ради того, чтобы заполучить в свои руки одну из волшебниц? Симон считал, что они готовы ради этого на все. Что, если все происшедшее с ним, с самого начала, когда он пришел в себя в пещере и болотах торов и вновь обрел Джелит, что если все это было специально подстроено колдерами! Симон не был уверен в обратном.

Что же ему сейчас делать? Вызвать Джелит или нет? Он ведь обещал ей дать знать, когда доберется до базы колдеров, ведь ей необходимо было получить информацию, чтобы вызвать флот Эсткарпа. Но сколько на это потребуется времени. И сумеют ли стрелы и сабли, и даже колдовские чары, противостоять оружию колдеров, всему тому, что собрано здесь — ведь наверняка здесь есть многое такое, что они даже не видели в Горме или Айле! Вызвать Джелит или не вызвать?

Снова звуки за окном: грузовик ползет обратно. Вероятно, это уже другой, потому что пустой, а разгрузить его так быстро не могли. Вызвать или нет? Медлить больше было нельзя… Симон подошел к койке, лег и сосредоточился.

Риск, конечно, был, и очень большой, но приходилось идти на этот риск. Ибо, если он может послать сообщение, то больше этого откладывать нельзя.

14. Оружие волшебниц

Джелит и раньше приходилось путешествовать на кораблях салкаров, но никогда еще она не была в открытом океане. Пустынные волны дышали таким величием и безразличием ко всему, что Джелит становилось не по себе, и она ощущала, как вера в собственные силы по временам покидают ее. Единственной поддержкой было сознание того, что волшебная Сила не покинула ее. Волшебницы славились своей властью над стихиями, но то было на суше, а здесь, в открытом море, которое само по себе было грозной силой, Джелит чувствовала себя менее уверенной.

Как ни странно, но опасения Симона, что они вызовут подозрения у колдеров, не испугали, а поддерживали. С людьми — пусть даже и с такими, как колдеры, она умела управляться куда лучше, чем с этими огромными волнами.

— Ни на одной карте не отмечена в этих водах земля, — сказал капитан Стимкр, разворачивая карты.

— Неужели ни одно из ваших судов раньше не достигало этих широт? — спросила Джелит, находя странным его замешательство. Капитан внимательно рассмотрел карту, водя по ней пальцами. Потом бросил через плечо:

— Вызовите Джокуля.

На вызов явился маленький человек, сгорбленный годами, со сморщенным лицом, продубленным морским ветром. Он прихрамывал и раскачивался на ходу, и Джелит заметила, что его левая нога короче, чем правая, и не гнется.

— Джокуль, — сказал капитан, хлопая по карте своей ручищей, где мы сейчас находимся?

Человек стащил с головы вязанный колпак, и ветер сразу же начал трепать пряди его выцветших волос.

— На заброшенном пути, кэп.

Стимкр нахмурился еще сильнее, он устремил взгляд на выгнутые паруса, бившиеся над их головами, словно они предвещали им беду. Джокуль втянул ноздрями огромного носа свежий ветер и указал на море:

— Водоросли…

Красновато-коричневые нити колыхались в зеленых волнах совсем рядом с кораблем. Джокуль перевел взгляд туда, где на горизонте виднелась целая полоса такого же цвета. Лицо капитана настолько изменилось, что Джелит нарушила молчание:

— В чем дело?

Он стукнул кулаком по карте.

— Вот оно что! — Лицо его разгладилось. — Водоросли — и заброшенный путь! — Он повернулся к Джелит. — Если курс, который ты нам дала, лежит вон туда, то…, — он махнул рукой жестом безнадежности.

— Что стряслось? — спросила она снова.

— Водоросли, они живут в океане, качаются на воде в этих теплых широтах. Мы знаем и привыкли к этому. Иногда их можно найти даже на берегу, их выбрасывает шторм. Но вот в чем вся штука — они все время увеличиваются в количестве и теперь некоторые из них убивают…

— Каким же образом?

Стимкр покачал головой:

— Мы сами не знаем, леди. Стоит только дотронуться до этих водорослей, и руки начинает жечь как огнем: потом на коже появляются красные пятна, они разливаются по всему телу, и человек словно сгорает в огне, погибает. В этих водорослях какой-то яд — и там, где они плавают, туда не ходят наши суда.

— Но ведь водоросли в воде, а вы на корабле, что же тут для вас опасного?

— Как только корабль коснется этих водорослей, так они начинают расти со страшной быстротой, опутывают весь корабль и вползают на борт! — вмешался Джокуль. — Так раньше не было, это случилось всего несколько лет назад, леди. И поэтому, мы теперь избегаем тех коротких путей, где они водятся.

— Только недавно! — повторила Джелит. — С тех пор, как колдеры так осмелели?

— Колдеры? — Стимкр ошеломленно уставился на красноватые нити.

— Колдеры и водоросли. Причем они здесь?

— Колдеровские корабли ходят под водой, — сказала Джелит. — Как же лучше могли они защитить себя и свой путь, как не посеяв беду на том пути, которым должны будут преследовать их враги?

Капитан повернулся к Джокулю:

— Куда ведет заброшенный путь?

— Не туда, куда нам хотелось бы приплыть, — быстро ответил моряк. Несколько пустынных островов, там нет ни людей, ни воды, ни пищи, даже морские птицы встречаются редко.

— Пустынные острова? И на вашей карте их нет, капитан?

Он снова провел рукой по карте:

— Их нет, миледи. Но если это на самом деле заброшенный путь, то мы не сможем идти дальше. Ибо водоросли эти сначала образуют отдельные островки, потом целые полосы, а дальше уже они собираются в такую плотную массу, что судну сквозь нее не пробиться. Раньше так не было — водоросли не были такими плотными, и опасности в них тоже не было. Теперь они даже по виду напоминает кровь и наводят на мысль о смерти!

— Откуда же стало известно про эти острова, если никто не может проникнуть за водоросли?

— Сначала об опасности не подозревали, а однажды, из этих водорослей выплыл корабль с умирающей командой на борту. И те, кто пытался помочь команде, тоже погибли. Вот так мы узнали обо всем, леди. Если колдеры и в самом деле устроили себе такие заграждения, то мы не сможем с ними справиться, если не придумаем какой-то план.

Плавучие водоросли… Джелит приходилось верить морякам на слово, что они опасны. Ведь салкары отлично знали свое дело. Джелит стиснула голову руками, она больше не видела волн, не замечала водорослей, Симон! Симон на базе колдеров, за этими водорослями, он вызывает ее…

— Симон, — взволновано ответила она. — Между нами — опасность.

— Остановись! Не рискуй!

Между ними внезапно возникла преграда… Глухая стена, сквозь которую она не могла пробиться, несмотря на отчаянные усилия… Занавес Колдеров. Знают ли они об их контакте, или это обычная предосторожность?

— Симон!

Джелит мысленно выкрикнула это имя, и, открыв глаза, удивилась, что никто на палубе ее не услыхал.

— То, что мы ищем, лежит за этими водорослями, — сказала она, мрачно указывая на горизонт. — И, возможно, они уже знают, что мы идем по следу…

— Капитан, водоросли!

Это крикнул не Джокуль, а марсовый, не спускавший глаз с моря.

На волнах уже качалось с десяток другой нитей: они медленно ползли к кораблю, словно намереваясь охватить его кольцом. Стимкр закричал, приказывая дать задний ход, отступить. Джелит бросилась к большой клетке, стоящей на палубе. Белый сокол приветствовал ее радостным клекотом. Она подставила ему руку, и птица тяжело вылетела из клетки. Джелит постаралась унять колотившую ее дрожь и осторожно нащупала на ноге птицы крохотный стерженек, в который был вмонтирован запоминающий аппарат — последнее изобретение сокольничьих, их великая гордость и тайна. Птица без труда могла нести на себе этот аппарат во время дальних перелетов, а он регистрировал курс пути, совершаемым соколом. Джелит затаила дыхание, нажала ногтем большого пальца едва заметный выступ на стерженьке, кодируя сообщение о кровавых водорослях — сокольничьи потом расшифруют ее сообщение. Необходимо было предупредить флот о грозящей ему опасности. Сделав это, Джелит понесла птицу к борту, все время тихонько с ней разговаривая.

Джелит не знала секретов ремесла сокольничьих — они скрывали их даже от своих союзников — и потому не могла бы сказать уверенно, что птица понимает слова… Ведь неизвестно было, на самом ли деле те птицы так разумны или же просто отлично выдрессированы… Но во всяком случае это был единственный шанс сообщить об опасности.

— Лети вперед, лети быстро, крылатый! — она провела пальцем по голове птицы. — И твой час настал!

Сокол с криком взмыл в поднебесье, сделал круг над кораблем и помчался, как стрела, к давно исчезнувшей из вида земле. Джелит снова бросила взгляд на море. Водоросли все ближе подбирались к кораблю и угрожающе смыкались кольцом. Без сомнения в этом было что-то неестественное: сами по себе водоросли не могли себя так вести, в этом Джелит была совершенно уверена! О, если бы только у нее был при себе ее волшебный камень! С помощью этого магического кристалла иногда удавалось совершать многие, даже не доступные простому воображению вещи. Но у нее не было камня, а то, чем она собиралась воспользоваться — совсем иная сила, нежели та, к которой она привыкла. И вряд ли оно ей сейчас поможет, Джелит судорожно вцепилась в поручни и, сама того не замечая, зашептала слова самого простого заклинания, которому ее учили в раннем детстве:

— Воздух и суша, вода и огонь…

Огонь — антипод воды. Огонь сушит воду, и вода гасит огонь. Огонь… словно слово билось в ее мозгу, словно ища выхода на свободу. И Джелит ощутила знакомое биение, как и в прежние времена, знака, которого с нетерпением ждет каждая волшебница… Огонь!

— Капитан! — она повернулась к Стимкру. — Морское масло… Есть у тебя на корабле морское масло?

Выражение лица его изменилось, словно он видел перед собой истеричку, но она не обратила на это внимания.

— Водоросли… они будут гореть!

— Гореть? На воде? — протесты замерли у него на губах, словно его поразила какая-то мысль. — Морское масло — огонь! — мозг его работал быстро, как у всех, кто привык принимать мгновенные решения. — Нет, леди, я не знаю, будут ли они гореть, но можно попробовать! Алавин, Джокуль, тащите сюда кожаные мешки, три мешка с маслом!

На палубу вынесли три мешка с густым маслом, отжатым из глубоководных растений — им пользовались, чтобы влиять на волны во время штормов. Капитан собственноручно сделал надрезы на мешках, их спустили за борт, и за быстрым судном сразу же потянулся масляный след.

Масляное пятно становилось все больше, по мере того, как распоротые мешки подпрыгивали и раскачивались на волнах. Капитан сделал знак одному из матросов, тот выступил вперед. В руках у него был самострел, заряженный самовоспламеняющимися шариками — таким оружием пользовались, когда хотели поджечь паруса вражеских кораблей.

Они с нетерпением смотрели на водоросли. Горящее масло быстро приближалось к полосе водорослей, и вдруг вспыхнул яркий, слепящий белый огонь, который стал жадно пожирать нити водорослей. Стрелок продолжал выпускать один за другим свои шарики, масло загоралось и поползло к водорослям. Поднялся удушливый черный дым, и ветер нес его прямо на стоявших на палубе людей, заставляя их кашлять. Пламя вздымалось все выше и выше. Стимкр засмеялся:

— Горят! Водоросли горят!

Но будут ли гореть и остальные водоросли, или же только те, которые пропитаны маслом? Ведь если сгорят только те водоросли, которых достигло масло, а остальные уцелеют, то они лишь чуть-чуть выиграют время, и не больше того!

Если бы только у нее был волшебный камень, Джелит терзалась своим бессилием… Губы ее беззвучно шевелились, пальцы двигались, словно ощупывая камень, который она так привыкла держать в руках с ранних лет. Она начала тихонько напевать слова заклинания. Никто из волшебниц не знал тайны, связанной с действием волшебных камней. Если когда-то этот секрет и был известен людям, то он давно утрачен и затерялся в сумраке веков. Они лишь умели шлифовать эти камни, умели настраивать их и приводить в соответствии с личностью той, которая должна была носить этот камень всю свою жизнь, но на том все и кончилось. С ранних лет волшебниц обучали тому, как пользоваться камнем, но никто не смог бы объяснить, как и почему этот камень действует…

Сами по себе слова старинного заклинания сейчас ничего не значили. Джелит знала только одно: эти слова помогут ей сконцентрировать всю нервную энергию, направить энергию, направить ее в одну точку, заставить эту энергию изливаться из нее, Джелит, туда, куда она направит ее и хотя в ладонях у нее не было волшебного камня, все же происходило то, что и должно было произойти. Джелит не видела ни капитана, ни его команду, она потеряла всякое ощущение пространства и времени. Вся воля, вся ее энергия, собранная в ее теле, все то, что было заключено в ней все эти долгие дни с тех пор, как она отдала свой волшебный камень — все это было обращено сейчас к огню, словно в руках у нее было копье, острие которого нацелено на языки пламени, что пожирали водоросли. А они поднимались все выше и выше, потом концы их изогнулись и потянулись прочь от корабля, в самую гущу водорослей. Все дальше и дальше, все глубже вонзались огненные мечи в плотную массу. Заклинание Джелит превратилось в монотонное бормотание. Капитан и его команда стояли у борта, изумленно вглядываясь в бушевавший посреди волн пожар.

Раздался резкий звон, потом сильный грохот. Джелит окаменела, голос ее дрогнул, но только на миг. Это гибли аппараты колдеров! Там, в самой гуще водорослей, Джелит ясно ощущала пустоту, связанную для волшебниц с присутствием колдеров. И быть может, подводные корабли отправляются на бой? Но огонь был по-прежнему покорен ей. Взрывы становились все сильнее, казалось, пламенем охвачен весь горизонт, нестерпимый жар достигал стоявших на палубе людей: они задыхались и кашляли от удушья. Джелит по прежнему пела заклинания, собрав воедино всю свою волю, всю энергию и желая, чтобы водоросли погибли. И водоросли погибали, только пепел качался теперь на волнах. Безумная радость охватила Джелит, ощущение безмерного торжества захлестнуло ее.

На воде больше не было красных нитей — пламя сожрало их дотла. И теперь оно стремительно двигалось к дальней полосе водорослей, маячивший на горизонте.

День сменился вечером, но по-прежнему огненное зарево полыхало в небе. Джелит обессиленно повисла на поручнях, она хрипела. Стимкр поддерживал ее, чтобы она не упала, и приказал принести чашу вина. Корабельным вином оказалась кислая и слабая жидкость, но она живительной влагой струилась по губам Джелит, освежала саднящее горло. Она пила и пила, пока не почувствовала, что силы возвращаются к ней.

— Я думаю, пламя уничтожит водоросли окончательно, — шепотом сказала она, улыбаясь капитану.

— Это было великое колдовство, леди.

В голосе салкара слышалось то глубокое уважение, с которым отдавали дань победителям в великих войнах.

— Ты даже не представляешь, капитан, каким оно было великим. Масло и шарики вызвали его к жизни, но форму обрело оно только благодаря моей воле… И…, — она высоко подняла обе руки и удивленно посмотрела на них. — У меня ведь даже не было моего камня. Его не было у меня! — она оторвалась от поручня и неверными шагами пошла вперед, словно встав с одра тяжелой болезни.

Капитан поддерживал ее, так что она почти висела у него на руках, помог ей добраться до каюты и улечься на койку. Она вся дрожала от чудовищного напряжения и усталости. Никогда еще, с самых первых дней обучения, она не ощущала ничего подобного. Но прежде чем погрузиться в забытье, она схватила Стимкра за руку:

— Мы плывем теперь вперед?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Быть может, это только первая ловушка на пути к их логову. Но после того, что я видел… Да, леди, мы плывем вперед!

— Если будет нужда, разбудишь меня…

На губах его появилась улыбка.

— Не беспокойся, леди. Будь уверена, ни один мужчина не станет колебаться, если у него под рукой есть такое могучее оружие. К тому же, у нас есть еще несколько мешков с маслом.

Он вышел, и она опустила голову на подушку с облегченным вздохом. Она сейчас была не в силах анализировать то, что с ней произошло. До сих пор она думала, что новая Сила, которая возникла в ней — это только связь с Симоном, а оказалось — это нечто неизмеримо большее. Но она разберется во всем позже… Джелит сладко потянулась, расправила затекшие члены и уснула с улыбкой на губах.

15. Магия и магия

Симон стоял у выходившего на морской берег окна в своей комнате — камере. На горизонте больше не было ночи — там висела сплошная стена огня, она достигла до самого неба, словно само море и все, в нем живущее, питало этот огонь! Каждой своей жилкой Симон жаждал действия. Он знал, что за этой стеной огня, где-то там — Джелит! Но между ними не было контакта. Последнее из того, что он услышал — это ее призыв, словно крик о помощи. Видимо, какой-то новый трюк колдеров. Ни одно деревянное судно не рискнет пробиться сквозь эту огненную стену.

Однако внизу, среди утесов, стояла какая-то возня: те, кто служил колдерам, собрались на берегу и наблюдали за стеной пламени. Симон был уверен, что там был по крайней мере один настоящий колдер — он заметил серый костюм, шлем на голове, белое пятно лица. Похоже было на то, что происходящее на море настолько важно, что хозяин решил сам удостовериться, не полагаясь на рапорты слуг.

Откуда-то выползли на берег гусеничные грузовики, теперь они шли с зажженными фарами, освещавшими дорогу среди скал. Симон был уверен, что где-то далеко, за скалами, виден яркий свет, происхождение которого было ему не понятно.

Колдеры странно торопились. Но ведь на море еще не было армады Эсткарпа. К тому же, этот странный пожар на море задержит любые корабли. Но тогда в чем же дело? С тех пор, как Симон очутился в этой комнате, никто к нему не приходил. Ему оставалось только наблюдать и ждать. Вся эта суета и возня колдеров наводила на мысль о том, что они заняты чем-то, очень для них важным. Быть может, они возятся со своими воротами в пространстве и времени? Может быть, они собираются возвратиться в свой мир? Нет, вряд ли, они ведь стремятся к власти в этом мире, значит скорее всего они сейчас заняты переброской своего оружия или подвозкой новых рекрутов, ведь их так мало, самих колдеров. И скорее всего, они заняты именно этим, так как вряд ли они могут вернуться в тот мир, который их изгнал когда-то.

Симон прислонился головой к прохладной стене и попытался сосредоточиться, чтобы вызвать Джелит. Но что он ощутил, так это непроницаемую стену защиты колдеров.

Лойз! А где сейчас находится Лойз? С тех пор, как они прибыли, он не видел девушку и не знал, где она. Симон сосредоточился на мысли о Лойз… Он вызвал ее:

— Я здесь…, — ответ был тихим и слабым.

Симон отчаянно напрягся, испытывая почти физическую боль.

— Где ты находишься?

— Комната… скалы…, — слабо донеслось до него.

— Джелит? — с надеждой спросил он.

— Она приближается! — на этот раз ответ был твердый, уверенный. Симон был поражен. Откуда же Лойз может знать это, да еще утверждать с такой уверенностью? Он снова попытался связаться с Джелит, но барьер не исчез.

— Откуда ты знаешь? — резко спросил он Лойз.

— Алдис знает…

— Алдис! — Симон больше не сомневался, что колдеры устроили ловушку для Джелит.

— Да, — подтвердила Лойз.

— Каким же образом?

— Ты… я…, — ответ едва донесся до него, и сколько он ни бился, контакт с Лойз был потерян.

Симон отошел от окна и оглядел комнату в который уже раз. Он прекрасно знал, что выхода отсюда нет, но он должен был непременно что-то предпринять — иначе он с ума сойдет! Должен же быть какой-то выход отсюда, можно же как-то помешать колдером.

Симон напряг память и постарался припомнить убранство того зала в Сиппаре, где он нашел мертвого колдера, на голове у которого был шлем, соединявшийся проводами с многочисленными машинами. Симон уже тогда понял, что колдеры заставляют машины действовать силой своей мысли. В этом мнении его утвердил тот лифт, который колдеры установили в Сиппаре — сначала им страшились пользоваться, а потом поняли, что лифт повинуется мысленным приказам — стоит только мысленно назвать нужный этаж, и лифт доставит тебя, куда необходимо.

Значит, колдеры действуют силой своей мысли, заставляя работать механизмы.

Но ведь сила волшебства волшебниц Эсткарпа — это тоже сила мысли, но только те оказывают прямое воздействие на стихии — без тех посредников — механизмов, которыми пользуются колдеры. А это значит, что сила волшебниц вполне может оказаться более могучей, чем сила колдеров!

Симон сжал кулаки. Он не мог идти против колдеров с голыми руками, у него не было никакого оружия… Кроме собственного разума. Но он никогда еще не пытался сражаться силой мысли. Джелит — между прочим, и охранительницы тоже — соглашались, что он обладает даром, никогда не проявлявшимся ни у одного мужчины в этом мире. Но этот дар был всего лишь бледной тенью могучего дара волшебниц, которые к тому же специально обучались, как им пользоваться лучше всего. А он никогда этому не учился, не тренировался в своей способности…

Симон перевел взгляд со своих рук на запертые дверцы столиков и стоящих по стенам шкафов, он непременно должен сделать что-нибудь, пусть даже разум его не выдержит такого напряжения. Он должен, должен!

И он напряг всю свою волю, желание вырваться из тюрьмы стало таким сильным, что затопило все остальные чувства. Он пожелал, чтобы дверь перед ним открылась. Симон представил себе в мельчайших подробностях замок, таким, каким он был в его родном мире, потом стал подробно представлять себе картину отмыкания замка. Быть может, этот чужой механизм так сильно отличался от того, к которому он, Симон, там привык, и все его усилия останутся тщетными. Но Симон не сдавался, он разжигал в себе желание открыть замок, и это желание было таким жгучим, что силы покинули его, он едва добрел до койки и рухнул на нее. Но все время он не отводил взгляда с двери одного из шкафов. Замок должен покориться его воле!

Он весь дрожал от отчаянных усилий, когда дверца одного из шкафов распахнулись, и он увидел то, что находится внутри. С минуту Симон неподвижно сидел на койке, сам себе не веря. Но это не было галлюцинацией, не было обманом — он на самом деле сделал это.

Потом он подошел к шкафу и опустился на колени. То, что лежало внутри него, не давало ему никаких средств к побегу: груда коробочек, внутри которых находились узкие металлические полоски, свернутые в тугие спирали, на них были какие-то знаки. Симон решил, что это своего рода записи. Но сейчас его интересовало только устройство замка. Он лег на пол, и наощупь, наполовину зрительно несколько минут изучал механизм. Затем встал, подошел к другому шкафу. Открыть его теперь было делом лишь нескольких минут. Внутри Симон нашел то, что могло послужить ему пропуском внутри здания: прозрачные мешки с одеждой колдеров. К сожалению, тот, кому эта одежда принадлежала, был не таким крупным, как Симон, но выбирать не приходилось.

Брюки были чуть ниже колен, а пиджак трещал в плечах Симона, но в конце концов сойдет и так. Теперь замок на двери. Если только он действует по тому же принципу, что и замки шкафов, то…

Симон представил себе замок в мельчайших подробностях. Отопрись! Отопрись!

Раздался щелчок, но дверь не отошла в сторону, как дверцы шкафов, и потому Симону пришлось толкнуть ее рукой. Он выглянул в коридор с некоторой опаской, потому что помнил, что в Сиппаре, когда кто-то шел по коридору, откуда-то сверху голос предупреждал, что заметно каждое движение. Здесь могла быть такая же система и поэтому приходилось рисковать. Он двинулся по коридору, внимательно прислушиваясь.

Если он воспользуется лифтом, то может попасть вниз, но как раз там сейчас полно народу: ему же необходимо получить свободу действий. Лойз! Симон нахмурился. Лойз и Алдис — ловушка для Джелит. Где же может быть в этом сооружении девушка? Он не осмелился снова вступать в контакт.

В том же коридоре еще четыре двери: они, может быть, помещают пленных поближе друг к другу? Что Лойз сказала: «комната и скалы..» Очень может быть, что окна ее комнаты выходят на скалы. Те комнаты, двери которых находились слева от него, как раз и должны выходить на скалы.

Симон толкнул дверь первой комнаты, она сразу же поддалась под его рукой. Он быстро отошел к соседней двери — эта дверь была заперта. Лойз не обязательно была за этой дверью, но приходилось рисковать. Симон сосредоточился на замке. Теперь все было гораздо легче, раз у него уже было представление о механизме замка.

Он ощутил уверенность в себе, внутри этой крепости колдеров он больше не пленник. Правда, осталось то оцепенение, которым они заковывали его тело — сможет ли он при необходимости так же успешно справиться с ним — Симон этого не знал и не жаждал проверить.

Дверь открылась со второй попытки. Симон осторожно отодвинул ее и заглянул в комнату. Лойз стояла спиной к нему, облокотившись о подоконник, глядя в ночь. Она казалась такой маленькой и беззащитной.

Как Симону показалось, она была одна, но твердой уверенности в этом не было. И тогда он вновь прибег к своей новой способности: пожелал, чтобы она обернулась. Она чуть слышно вскрикнула, увидев его, потом отшатнулась и закрыла лицо руками. Симон понял, что она приняла его за одного из колдеров.

— Лойз…, — произнес он шепотом и стащил с головы плотно прилегавший колдеровский шлем.

Ее била дрожь, но услышав его шепот, она опустила руки и уставилась на него. Страх на ее лице сменился удивлением. Она ничего не сказала, но оторвавшись от стены, кинулась к нему. Она вцепилась пальцами в его серый костюм, глаза ее были широко открыты, губы побелели, она едва сдерживала крик.

— Пошли! — Симон крепко обхватил ее за плечи и вывел в коридор. Понадобилось одно мгновение, чтобы закрыть дверь, и они двинулись в путь.

Но все, что Симону было известно — это два коридора, тот, в котором они сейчас были, и другой, ведущий в комнату, где Симон разговаривал с колдером. На нижних этажах наверняка полно этих крыс, занятых разгрузкой припасов и людей. Его колдеровская одежда не выдержит пристального разглядывания. Но ведь эти рабы внизу — одержимые, они не станут к нему присматриваться. Когда они высаживались с подводной лодки никто из них даже глазом не повел в их сторону! Может быть, и сейчас его появлению вместе с Лойз они не придадут значения.

— Алдис, — Лойз вцепилась в его руку и обхватила запястье обеими руками.

— Что с ней? — они были в лифте, но он мог доставить их в руки врага.

— Она узнает, что я ушла!

— Каким образом?

Лойз покачала головой.

— Колдовской талисман, он как-то знает о каждом моем шаге. Потому-то она и узнала о моем контакте с Джелит. Она была со мной, когда мы связались. И она прочитала мои мысли!

Симон не мог оспаривать заявления Лойз, особенно учитывая свой собственный опыт. Но он не представлял себе, куда направится лифт. Разве только в одно-единственное место — правда, приходилось отчаянно рисковать. Но ведь если Лойз права, и охота за ними вот-вот начнется, то лучшего поля сражения все равно не придумаешь.

Симон подтолкнул девушку вперед. Он представил себе коридор, ведущий к комнате, где был колдеровский офицер, и дверца лифта закрылась за ними.

— Ты не ощущаешь Джелит? Не знаешь, где она сейчас находится? — обратился он к Лойз.

— Нет, не знаю, — покачала она головой. — Им нужна Джелит — волшебница. Когда они узнали, что она следует за нами, они весьма заволновались. Они знали, что она плывет на корабле, но это им не страшно. А потом что-то случилось с их системой защиты, и они составили новый план. Алдис была очень довольна. Она сказала, что все работает на них. Но только я не понимаю, отчего они так беспокоятся. Ведь Джелит больше не волшебница.

— Не такая, как прежде, — сказал Симон. — И все же она могла бы вступить с нами в контакт только при наличии у нее старого волшебства. Есть магия и магия, Лойз.

Но сможет ли его магия и магия Джелит противостоять мощи колдеров?

Слабый шепот, и дверь отворилась. Перед ними был коридор. Они с Лойз сделали всего несколько шагов вперед, когда знакомое оцепенение охватило их. И теперь, уже совершенно беспомощные, они продолжали свой путь в зал, где сидел офицер, напоминая собой живых кукол.

— Беспомощные? — спросил себя Симон. Если бы не его опыт с дверями, дерзкая мысль не пришла бы ему в голову. Он был во власти колдера. Но почему бы ему не попробовать разорвать и эти путы, как он прежде открыл двери?

Дверь была открыта: шагая рядом с Лойз, Симон очутился в комнате, где их уже ждали двое колдеров. Один из них — тот офицер, с которым Симон разговаривал ранее, а другой — с металлическим шлемом на голове сидел, стиснув голову и откинув ее на высокую спинку стула. Глаза у него были закрыты, и по всему было видно, что он полностью поглощен своими мыслями и совершенно отрешился от происходящего в зале. В зале было еще двое «одержимых» с оружием в руках: в стороне стояла Алдис, она была взволнована, что было видно по ее сверкающим глазам и полураскрытым губам.

Первым заговорил колдеровский офицер:

— Похоже, что ты больше того, чего мы ожидали, Хранитель Границ, и обладаешь некоторыми неожиданными для нас способностями. Быть может, это хуже для тебя. Но сейчас тебе придется помочь нам. Ибо оказывается, твоя супруга-волшебница не предоставила тебя твоей судьбе, а поспешила тебе на помощь, как и подобает преданной жене.

А Джелит из Эсткарпа для нас очень важна — настолько важна, что мы не можем позволить себе хоть что-то упустить в наших планах относительно ее. Итак, приступим к выполнению плана.

Тело Симона подчинилось чужой воле. Он повернулся к двери, оба стража встали по бокам от него. Сзади подошла Алдис и, как понял Симон, один из колдеров. Человек в металлическом шлеме остался в зале.

Они подошли к лифту и стали спускаться вниз. Но Симон все это время осторожно испытывал свою волю, свою силу, и к тому времени, когда они спустились до уровня моря, он уже был готов действовать, почти уверенный в успехе.

Набережная теперь была пуста, подводные корабли — их было четыре — неподвижно застыли у причалов. Все рабочие куда-то исчезли. Но те, кто сопровождал Симона, повели его с Лойз к проему в скале, где были вырублены ступени. Они стали взбираться по ним, пока в лицо им не пахнул свежий морской ветер.

Симон шел вперед, за ним Лойз и Алдис, замыкал шествие колдеровский офицер. Тот огонь, что красной полоской полыхал на горизонте, теперь погас, хотя вдали еще поднимался к звездам дым. Они стояли на пустынном берегу, усеянном камнями. Как было видно, это и была цель их путешествия. Симон и Лойз переглянулись, охранников не было рядом, но Симон ощущал их присутствие.

— Ну, а теперь, — резко приказал колдер Алдис, — принимайся за девчонку!

Симон услышал, как Лойз вскрикнула от страха и боли, и сразу же услышал прозвучавший в его мозгу приказ. Но в этот момент он уже нанес свой удар. И удар этот был направлен не на то, чтобы обрести физическую свободу, возможность распоряжаться своим телом, нет. Симон нацелил все свои силы, всю свою мысленную энергию, которую он копил с той минуты, как они вышли из зала, на того колдера с металлическим шлемом на голове, который остался в том зале… Ибо, если догадка его была правильна, именно там был жизненный центр. Он ощутил сопротивление — как ожидал. Но удар, нанесенный Симоном, был так неожидан, что ответная реакция запоздала… Симон успел проскочить барьер. Он еще раз напряг все силы. Ответная же атака колдера не достигла цели. Неожиданно оковы рухнули, и Симон стоял в ожидании, не меняя неловкой позы…

16. Ворота колдеров

Лодка двигалась почти бесшумно, разрезая носом волны, вода с тихим плеском скатывалась с весел. Симон уже видел, что в лодке трое — и в одной из них была Джелит.

Рядом с ним пошевелилась Лойз, она неловко шагнула вперед, словно механическая кукла, и приготовилась приветствовать тех прибывших. Симон отлично понимал, что здесь подготовлена ловушка для Джелит.

— Сал! — он издал в полный голос боевой клич, который так часто раздавался в битвах, и бросился на стоящего рядом с ним колдера.

Чужеземец свалился с полупридушенным криком, и тут же Симон получил возможность убедиться, что если колдеры и прибегают к помощи машин в своих битвах, то, когда нужно спасти собственную шкуру, они неплохо сражаются и голыми руками. Неожиданное нападение Симона давало ему небольшое преимущество, которое он постарался использовать в полной мере. Он не знал, что происходит на берегу, все внимание у него было поглощено борьбой с колдером… Наконец, тело колдера обмякло, Симон еще держал его несколько минут за горло, боясь, что враг очнется.

— Симон!

В ушах у него шумело от страшного напряжения, но все же он услышал этот голос.

— Я здесь! — крикнул он, повернувшись в ту сторону, откуда послышался крик.

Она шла к нему по песку и камням, позади нее двигались остальные. Она подошла к нему и положила ему руки на плечи. Симон сразу же ощутил, что никогда не будет между ними большей близости, чем в этот миг.

— Он мертв, — сказала Джелит, и Симон тут же поднялся с колен, отпустив бездыханное тело. И схватил ее в объятия, стиснул изо всех сил, словно убеждаясь, что это не сон. А она рассмеялась таким счастливым смехом, как смеялась раньше.

— У меня есть господин, великий воин! — она сказала это тихим шепотом, чтобы никто кроме них не услышал.

— А у меня есть госпожа, волшебница, и Сила ее немалая! — он вложил в эти слова всю ту гордость, которая переполняла его.

— Ну, а теперь, отдав друг другу должное, — сказала она весело, — вернемся к суровой действительности. Что это такое? На самом деле база колдеров, Симон?

— Сколько с тобой народу? — Симон не стал отвечать на вопрос, а сразу перешел к делу.

— Армии нет, Хранитель Границ, лишь два салкара, которые должны были доставить на берег меня, да и тех я обещал отослать обратно на корабль.

— Двое! — Симон был поражен. — А команда корабля…

— На них мы не можем положиться, пока не прибудет флот. Что нужно сделать здесь сейчас? — она спросила это таким тоном, словно командовала целым отрядом.

— Совсем немного. Здесь всего-навсего крепость Колдеров и их ворота… ворота в другой мир…

— Леди! — это был негромкий, но тревожный крик с берега.

И прежде чем они успели откликнуться на окрик, на берегу вспыхнул ослепительный свет: словно кнут, он хлестал по воде и берегу, и там, куда он падал, вода начинала кипеть, от нее поднимался пар, а камни на берегу начинали дымиться.

— Назад! — Симон схватил Джелит за руку и потащил ее под защиту скал. Найдя расщелину, он подтолкнул ее так, что она упала на колени, и коротко приказал:

— Оставайся тут!

И помчался на берег.

Лодка по-прежнему стояла на песке, около нее лежало тело, откуда неслись тревожные крики.

— Быстро в укрытие! — крикнул Симон на берегу. — Где Лойз?

— Я здесь, Симон, — ответила она откуда-то из тьмы. — Что это такое?

— Колдеровская дьявольщина! Скорее!

Он схватил Лойз за руку и потащил за собой. Салкары, отчаянно бранясь, побежали за ними вслед.

Когда они добрались до расщелины, где, скорчившись, сидела Джелит, Симон обнаружил, что их шестеро: салкары притащили с собой еще кого-то. Все, как по команде, повернулись к берегу. Луч света метался по узкой прибрежной полосе, словно зловещее оружие, нацеливаясь на малейшие предметы, чтобы ничего живого не осталось на берегу. Легкий челнок, на котором приплыла Джелит, пылал, словно облитый маслом. Симон снова услышал, как стоявшие рядом с ним салкары изрыгают проклятия… И почти сразу же Джелит тихо сказала ему на ухо:

— Они уже идут…

Он и сам почувствовал приближение врага. Нужно было немедленно уходить от сюда, но как же сориентироваться в этом нагромождении камней и скал? Пока что нужно немедленно отойти от крепости колдеров. Симон так и сказал всем.

— Ясно! — откликнулся один из салкаров. — Куда идти, лорд?

Симон сбросил с себя колдеровский мундир, снял с себя пояс и протянул его конец одному из Салкаров.

— Надо связать наши пояса и держаться за них, чтобы не растеряться в темноте… Какое у вас при себе оружие?

— Самострелы и кортики — мы ведь всего лишь моряки, милорд.

Симон едва не рассмеялся: холодное оружие против тех аппаратов, которыми владеют колдеры! Разве только неровная местность да темнота могут помочь беглецам.

Они двинулись вперед: Джелит в паре с ним, Лойз с одним из салкаров, а второй салкар вел с собой молчавшую Алдис — это ее они притащили в укрытие. Джелит настояла, чтобы они взяли с собой Алдис, считая, что та будет им полезной.

Они не могли двигаться быстро, но к тому времени, когда на берегу замелькали огни, означавшие, что их ищут, беглецы были уже довольно далеко от своего персонального укрытия. Симон все время старался держаться в тени скал, и вскоре выяснилось, что эта предосторожность не была излишней — прямо над их головами, с двух сторон, загорелись ослепительные лучи беспощадного света.

Они бросились ничком на землю, под защиту нависавшей скалы, и только это укрытие спасло их от участи быть заживо сожженными. Луч висел над ними довольно долго, но когда он погас, Симон еще долго не подавал знака продолжать путь. Только убедившись, что колдеры считают, очевидно, их сгоревшими. Симон решил, что можно двигаться дальше. Но двигаться можно было только а одном направлении — в сторону той дюны, за которой скрылся грузовик, замеченный Симоном из окна комнаты. Как видно, там лежало нечто такое, на что колдеры не решатся обрушить свой смертоносный луч. Если они двинутся туда, то у них будет какой-то шанс на спасение.

Симон сказал об этом своим спутникам.

— Эти ворота… их ворота… ты думаешь, они именно там? — спросила Джелит.

— Это только догадка, но мне она кажется правильной. Они либо готовятся проникнуть за эти ворота, либо уже проникли. Им почему-то необходимо связаться со своим прежним миром.

— Именно там мы натолкнемся на большее число их воинов, — сказал один из салкаров.

— У нас нет выбора — или идти туда, или снова попасть в крепость. И говоря по чести, я предпочитаю находиться под открытым небом, чем в этой колдеровской норе.

Салкар пробормотал что-то, означавшее согласие.

— Лучше быть на открытом воздухе, — сказал он. — Что ж, Инглин готов поразмяться, порубить своей саблей.

— А сабля Сигрода всегда наготове, — добавил второй салкар. — Лорд, эту женщину мы возьмем с собой?

— Да, — ответила Джелит. — Она еще будет нам полезна — пока я не знаю, как именно, но будет!

Симон готов был довериться интуиции жены, но его беспокоила мысль о талисмане, который был в руках у агентки колдеров.

— Может быть, забрать у нее талисман колдеров…, — начал он.

— Нет, — возразила Джелит. — Каким-то образом он послужит ключом, чтобы открыть перед нами двери. Я не думаю, что он может сыграть свою роль, если будет не в руках Алдис. Если она пустит его в ход, то я об этом буду тотчас же знать! Тотчас же!

Симон не стал больше спорить, доверяя уверенности своей жены.

И снова они побрели вперед гуськом, держась друг за друга, не пренебрегая малейшими укрытием. Симон шел впереди, осторожно ощупывая ногой камни и песок. Двигались они мучительно медленно. По временам они отдыхали, и тогда особенно начинали болеть спины, синяки и ссадины. Рассвет застал их совсем обессиленными, измученными и грязными. И вместе с рассветом пришли звуки…

Распластавшись на скалистом склоне, они наблюдали за тем, как внизу полз гусеничный грузовик. Его фары ярко освещали все вокруг. Симон облегченно вздохнул. Больше всего он страшился, что они все время шли не в том направлении, заблудившись среди скал. Теперь же он убедился, что они уже должны быть совсем близко от цели.

Грузовик возвращался в крепость, он был уже разгружен. Припасы, вода и пища — в этом пустынном месте все это находилось в руках колдеров. А жажда уже терзала и Симона, и его спутников. Их всего пятеро — и одна пленница, а против них — вся колдеровская мощь. Может быть, проще было бы ринуться в крепость?

— Проще, но не лучше! — это произнесла, находясь рядом с ним, Джелит, и он вздрогнул, только сейчас отдав себе отчет, что эти слова произнес не он сам.

Он бросил взгляд на жену: на ней все еще была кольчуга, в которой он видел ее в последний раз, густая вуаль, собранная из металлических колечек, наполовину прикрывала ее лицо, но глаза ее твердо встретили его взгляд.

— Нет, я не прочитала твои мысли, — снова ответила она на его невысказанный вопрос. — Просто мы сейчас думаем об одном и том же. Ведь сейчас идет речь не только о нашей безопасности — речь идет о гораздо большем!

— Ворота!

— Ворота, — подтвердила она. — Ты ведь считаешь, что колдеры должны получить из своего мира помощь в том, что они замыслили против нас. Теперь я тоже верю в это, и значит, мы не должны допустить этого.

— Все зависит от устройства ворот в их мир…

Те ворота, которые открыли Симону путь в этот мир, были очень простыми. Грубый камень, покоившийся между двумя колоннами из того же грубо обтесанного материала… Нужно было сесть на этот камень — там были углубления для ягодиц и кистей рук… так что положение было строго фиксировано. Симон так и сделал и стал дожидаться рассвета, а на рассвете ворота открылись перед нами. Хранитель этих ворот в долгие ночные часы, которые Симон провел бодрствуя в ожидании рассвета, рассказывал ему старинные легенды. В них рассказывалось, что камень этот лежит здесь со времен короля Артура, что он волшебный и читает в душах людей, а потом переносит каждого, кто сядет на него, в тот мир, где этот человек будет чувствовать себя лучше всего.

Но ворота колдеров, несомненно, не были похожи на такой камень. И какими бы они ни были, Симон совершенно не представлял себе, как они пятеро сумеют их закрыть. Но Джелит совершенно права — сделать это необходимо. Один из моряков взял на себя охрану, а остальные прилегли прямо на камнях, чтобы немного отдохнуть. Только Алдис сидела, уставясь в пространство невидящим взглядом и вцепившись обеими связанными руками в талисман колдеров на своей груди.

Она была на редкость красивой женщиной, но прямо на глазах у них, стала стариться: щеки провалились, глаза глубоко запали в глазницы. Спутанные золотистые волосы казались теперь такими странными, словно девичий парик на голове старухи. За все время путешествия она даже ни разу не посмотрела на них, производя впечатления «одержимой», но Симон считал, что она просто ушла в себя и очнется, когда потребуется. А потому, за ней приходилось все время наблюдать, а может быть, и следовало даже бояться. Роль охранницы Алдис взяла на себя Лойз, и Симон видел, что она находит большое удовольствие в том, что поменялась ролями со своей бывшей тюремщицей.

Симон лежал, закрыв глаза, но уснуть не мог. Энергия, которую он так щедро изливал в крепости колдеров, по-прежнему бурлила в нем. У него было такое чувство, словно разгадка всех тайн колдеров где-то совсем рядом, и что он вот-вот нащупает ее. Он открыл глаза и встретил взгляд Джелит, которая полулежала рядом, прислонившись к скале. Она улыбнулась ему.

И впервые, за все это время, он задумался над тем, как странна эта их последняя встреча. Тот барьер, который, как он считал, возник между ними и становился все прочнее, словно рухнул и исчез навсегда. И теперь Симон сомневался, существовал ли он вообще или это просто плод его воображения. Во всяком случае, ничего подобного больше не было.

Она не дотронулась до него, но сразу же его захлестнула волна такого тепла и такой нежности, какого он не знал за всю свою жизнь. И купаясь в этих сладостных волнах, он позволил себе наконец расслабиться.

Послышалось легкое звяканье — и Симон сразу же вскочил на ноги и увидел Сигрода, который вернулся с разведки. Лицо моряка раскраснелось, по лицу ручьями тек пот, он задыхался от быстрого бега и подъема.

— Они вон там, справа, там у них целый лагерь. И там у них стоит какая-то штука, — он нахмурился, пытаясь подобрать этому слова, чтобы описать по точнее то, что видел. — Там такие колонны, — он провел по воздуху черту указательным пальцем. — А между ними перекладина, вот такая, — снова он сделал жест рукой. — И все это сделано из металла — по крайней мере, я так думаю — такого металлического, зеленоватого цвета.

Лойз зашевелилась. Наклонившись, она с силой отвела то груди сцепленные руки Алдис, открыв талисман колдеров.

— Вот такая?

Сигрод наклонился вперед, внимательно рассматривая талисман.

— Да, такая, только очень большая. Через нее одновременно могут пройти четыре-пять человек.

— Или же один из грузовиков? — спросил Симон.

— Да, пройдет. Но только сооружение это стоит в совершенно пустынном месте, и там больше ничего нет.

— Словно этого места следует избегать, — прокомментировала Джелит. — Да, они имеют дело со странными силами. И опасными, к тому же, если они решились открыть такой проход.

Симон принял решение.

— Вы остаетесь здесь с леди Лойз, — сказал он морякам.

— Если мы не вернемся до конца дня, пробирайтесь к берегу, может быть, вам удастся каким-то образом добраться до судна и спастись…

Никто не стал с ним спорить, словно молча склонились перед его авторитетом. Джелит поднялась, улыбнулась ему, и дотронулся до плеча Алдис. И хотя никто не указал агентке колдеров направления она молчала поднялась и пошла к выходу из ущелья. Симон обернулся и отсалютовал оставшимся, но слова его были обращены к Лойз:

— Ты выполнила свою часть работы, леди. Оставшись с миром, удачи тебе.

Та молча кивнула, в глазах ее были и протест, но она только произнесла:

— И тебе удачи…

Они ушли, не оглядываясь. Им предстояло подойти к лагерю колдеров с юга, а это был не близкий путь. Солнце уже припекало, и наверняка скоро здесь все будет раскалено, еще раньше, чем они выберутся отсюда. Выберутся куда? Спрячутся около ворот колдеров, или…?

Почему Симон был уверен, что достичь ворот — не единственная предстоящая им задача?

17. Взорванный мир

Солнце стояло высоко, и, как и предвидел Симон, стало так жарко, что даже легкая рубашка нестерпимым грузом давила на плечи. Вместо шлема он обмотал себе голову колдеровским мундиром на манер тюрбана, но все равно было очень жарко, когда они добрались до ворот. Симон долго рассматривал сооружение, но как и в тот далекий день, когда он впервые увидел старинное седалище в саду у Петрониуса, он позади ворот не заметил ничего, кроме той скалистой пустыни, что и вокруг. И эти ворота, быть может, действовали лишь в определенное время суток? Он решил, что строительство ворот завершено, так как возле них никого не было, хотя в лагере там и сям лежали люди, словно свалившись в изнеможении.

— Симон!

Джелит и Алдис устроились под козырьком скалы, и это было единственно возможное укрытие от солнца. Колдеровская агентка поднялась на ноги, глядя на своих спутников, а потом туда, где стояли в мерцающем воздухе ворота. Руки ее сжимали талисман, лицо оживилось, на нем теперь было такое выражение, словно она видит перед собой то, к чему стремилась. Она двинулась вперед, сначала неторопливо, а затем все убыстряя шаг. Симон хотел было остановить ее, но Джелит подняла руку предупреждающим жестом. Алдис бежала под палящими лучами солнца, не обращая на них никакого внимания, ее изодранное платье волочилось по камням.

— Скорей! — крикнула Джелит, кидаясь за нею вслед, и Симон бросился бежать за ними.

Они были ближе к воротам, чем те, что в лагере, и те заметили их не сразу, потому что некоторое время они держались позади застывших в неподвижности грузовиков и наваленных рядом с ними ящиков.

Алдис бежала к воротам, и хотя на всем пути до этого места она все время спотыкалась и падала, сейчас от усталости и следа не осталось. Она бежала с невероятной, нечеловеческой скоростью, впереди своих преследователей.

В лагере раздался крик, он Симон не осмелился даже повернуть голову, ибо нужно было следить за Алдис, которая выбежала на ровное место и неслась как птица. Джелит не слишком от нее отстала, а Симон бежал позади женщин.

Джелит сделала отчаянный рывок и сумела ухватиться за подол платья Алдис. Материя затрещала, но Джелит не выпустила подола. Алдис изо всех сил рвалась к воротам, волоча за собой Джелит. Симон подбежал к женщинам, тяжело дыша и задыхаясь от бега. И почти сразу же что-то просвистело у них над головами, и спас их только очередной отчаянный рывок Алдис. Их начали обстреливать из лагеря. Но Симон сделал то единственное, что могло вывести их из поля огня. Всей своей тяжестью он навалился на борющихся женщин, сделал отчаянный рывок, и все трое оказались под поперечиной ворот.

И сразу же их словно поглотила ночь после сияющего дня. Ощущение того, что он вторгается туда, где нет места ему подобным, охватило Симона с такой силой, что эти несколько мгновений показались ему вечностью. А потом он провалился во мрак, и косые струи дождя хлестали его тело.

Сверкнула молния и раздался оглушительный удар грома. Джелит, лежавшая в его объятиях, всем телом прижалась к нему.

Вода хлестала им прямо в лицо. Симон задыхался и отплевывался, но упорно продолжал пробираться вперед, волоча за собой Джелит. Она что-то крикнула ему, но он не услышал за свистом ветра, и только при свете вспыхнувшей молнии увидел лежавшую ничком Алдис. Вода хлестала ее неподвижное тело. Симон наклонился и взвалил на свои плечи бесчувственную женщину: ее глаза были закрыты, голова беспомощно болталась.

Они находились в долине между двумя каменными стенами, и вода быстро заполняла эту впадину. Симон добрался до стены и осмотрел ее, ища точки опоры. Подъем на нее оказался изнурительный, особенно из-за Алдис, но в конце концов они взобрались наверх и рухнули рядом на камень. Симон лежал спиной к ветру, прикрыв голову рукой.

Когда он собрался с силами и сел, чтобы оглядеться, обе женщины даже не пошевелились. Небо было темным, дождь хлестал по-прежнему. Неподалеку Симон увидел какую-то темную массу и решил, что там они найдут убежище от непогоды.

Он легонько встряхнул Джелит, но она едва нашла в себе силы открыть глаза, потом с трудом встала на четвереньки, и Симону удалось поставить ее на ноги. Он довел ее до укрытия и вернулся за Алдис.

Только вернувшись обратно, Симон заметил, что укрылись они не под нависшей скалой и не в расселине, а в развалинах какого-то здания. Стены комнаты, в которой они очутились, полуобвалились, крыша зияла отверстиями. Между плитками пола там и сям пробивалась трава — значит, развалинам было несколько поколений. И, несмотря на свежесть гулявшего по развалинам ветра, здесь воняло тлением и гнилью.

На полу валялись камни, обломки чего-то непонятного, но Симон решил осмотреть комнату. Спотыкаясь и едва не падая, он пошел в дальний угол, где стены обвалились сильнее всего. И почти сразу же он наткнулся на какой-то предмет, затрещавший от толчка. Симон протянул руку и нащупал шелковистую ткань, сразу же разорвавшуюся под его руками, затем металлический стержень. Симон взял прут и вернулся обратно к двери, где мрак, казалось, начинал понемногу рассеиваться.

То, что было у него в руках, вполне могло сойти за оружие и чем-то смутно напоминало ружья его мира. Во всяком случае, здесь были ствол и барабан, но весило все это поразительно мало.

Джелит положила руку на лоб Алдис.

— Она умерла? — спросил Симон.

— Нет, она, вероятно, ушиблась, когда падала. Это и есть тот самый мир, из которого пришли колдеры? — в голосе у нее не было страха, только интерес.

— Похоже на то…

В одном он был уверен: им не следует удаляться от этого места, где они проникли через ворота. Если они заблудятся, то вряд ли сумеют вернуться обратно в свой мир.

— Интересно, есть ли с этой стороны какой-нибудь след ворот, — Джелит, как всегда, прочитала его мысли. — Ведь должны же они иметь какой-то ориентир, если хотят проходить сквозь ворота туда и обратно.

Постепенно буря унималась. Темнота ночи, встретившая их, когда они прошли через ворота, сменилась серым светом приближающегося рассвета. Симон стал с интересом осматривать окрестности. Это была пустыня, как по ту сторону ворот: было видно, что некогда здесь обитали люди — то, что поначалу он принял за обломки скал, оказалось обширными развалинами домов.

Некогда ему приходилось видеть подобные картины: когда армии с боями проходили через Францию и Германию. И там тоже все выглядело примерно так же: последствия войны или по крайней мере, великого бедствия. И точно так же, там стояли здания в руинах, и сквозь плитки пола пробивалась трава.

Солнце так и не появилось, но уже наступил день. И теперь он разглядел, что земля в руинах местами запеклась, напоминая черный шлак и перед ним снова воочию возник кошмар его родного мира. Атомная война? Радиоактивная земля? Но ведь атомная бомба не могла бы вот так снести половину здания, оставив старую половину в целости и сохранности. Значит, какое-то другое оружие.

— Симон!

Он и сам заметил какое-то движение за разрушенной стеной. Что-то живое, такое огромное, что внушало ужас, двигалось в направлении их убежища. Симон бросил свой взгляд на оружие, которое нашел на полу. Джелит потянулась к ножу, висевшему у нее на поясе. Симон вновь подивился сходству этого стержня с земными ружьями. Но его озадачило слишком узкое выходное отверстие — через него не проникла бы даже игольчатая стрела эсткарпских самострелов… Чем же могла служить такая тонкая трубочка? Ведь тут не было курка, только какая-то крохотная кнопочка. И, не ожидая никакого результата, Симон нажал на эту кнопку.

Куст, на который он направил чужеземное оружие, вздрогнул, роняя капли воды, потом его побеги склонились до самой земли, листья стали скручиваться в трубочки. Симон не верил своим глазам: растение дрожало и гнулось все ниже и ниже. Рядом тихонько вскрикнула Джелит. Они оба, замерев, уставились на серый комочек, тихо упавший на землю — все, что осталось от цветущего куста. И все это произошло без единого звука, без всякого видимого фактора… они увидели только результат действия чужого оружия.

— Симон! Что-то приближается…

Он и сам почувствовал то же самое: ничего не было видно, но он ясно чувствовал, что сейчас должно что-то произойти. Он ясно ощущал опасность.

— Будь наготове…

Слова едва сорвались с губ Джелит, это было больше похоже на тихое бормотание… Она сжала его руку. Напряжение Симона достигло крайнего предела. И вот…

Они появились с трех сторон и молча бежали к их укрытию. Один выскочил из-за стены, другой из густых зарослей, последний — из полуразрушенного здания. Это были люди, точнее, поправил себя Симон, у них был внешний вид людей. Лохмотья одежды еще кое-как прикрывали их тела, но это только производило более жуткое впечатление и не прибавляло им человеческого вида. Ибо тела их были невообразимо тощи, руки и ноги — костлявы, так что кости едва не прорывали туго натянутую кожу, головы на вытянутых тонких шеях больше всего напоминали высохшие черепа. Словно в этих руинах вдруг ожили мертвецы, встали на ноги и двинулись вперед.

Симон обратил свое ружье против этой троицы, повел им из стороны в сторону. Ему долгую секунду казалось, что в ружье нет больше заряда, ибо некоторое время они еще бежали вперед. Потом вдруг остановились, как вкопанные, и тела их обратились в пепел, как тот куст, в который Симон стрелял раньше.

Но перед смертью они вдруг закричали высокими странными голосами, и заплясали, и задрожали на месте, словно в странном танце. Только потом они рухнули, и на месте их тел остались кучки пепла. Симон ощутил прилив тошноты, рот наполнился горечью. Джелит вскрикнула и вцепилась ему в руку.

— Вот как…

Они оба вздрогнули, услышав позади себя голос. Алдис стояла у них за спиной, придерживаясь рукой за стену. Улыбка на ее лице, которая появилась при виде того, что осталось от живых мертвецов, вызвала у Симона новый прилив тошноты.

— Значит, они все еще живы — последний гарнизон? — она не обращала внимания на Джелит и Симона, словно их и не было вовсе. — Что ж, их вахта все равно должна была закончиться.

Джелит освободилась из объятий Симона.

— Кто это такие? — спросила она.

Алдис даже не обернулась: все еще улыбаясь, она рассматривала останки.

— Гарнизон — они были оставлены, чтобы защитить последний барьер. Они не знали, разумеется, что их единственная обязанность: продержаться до тех пор, пока Командиры не окажутся в безопасности. Они считали, бедные дурачки, что им вот-вот придут на помощь. Но у командиров были совсем другие проблемы, — она рассмеялась, потом продолжала. — Во всяком случае, это неожиданность для хозяев, потому что эти продержались дольше, чем можно было ожидать.

Откуда ей все это было известно? Алдис ведь не была колдером по рождению? Насколько им известно, среди колдеров вообще не было женщин. Но почему-то Симон не сомневался, что все обстояло именно так, как она говорит. Джелит сделала предупреждающий жест рукой.

— Там есть еще…

Но и на этот раз Симон не нуждался в предупреждении, ибо чувство опасности не уменьшилось. Но никакого движения впереди он не заметил. Джелит повернулась в ту сторону, откуда они пришли.

— Они собираются… но не против нас.

Алдис издала короткий смешок, в котором была нечеловеческая злоба.

— О, они ждут, — подтвердила она. — Ведь они ждали долго, очень долго. А теперь они вышли на охоту, и охота будет отчаянной…, — она снова засмеялась горьким смехом, похожим на крик боли.

В том, что она говорила, не было ничего странного. Колдеры непременно пройдут в ворота, охотясь за тремя беглецами, а эти существа — они наверняка собираются у ворот, чтобы встретить тех, кто сейчас должен явиться. Знали ли колдеры, что ждет их?

Симон бросил короткий взгляд на край того утеса, по которому они взбирались. Из укрытия выйти, конечно, очень опасно, но ведь только так они смогут увидеть ворота в действии. И поэтому не приходится считаться с тем гнетущим страхом, который мучил его все это время.

Если стать спиной вон к тому каменному остову, то можно будет наблюдать за воротами. Стиснув в руке ружье, Симон схватил Алдис за руку и потащил ее вперед. Джелит следовала за ними.

То, что ночью Симон принял за ложе ручья, на самом деле оказалось остатками каменной мостовой, заваленной обломками камней, упавших сверху. Но в середине той впадины бежал ручей. Немного вправо от того места, где они сейчас стояли, через дорогу, виднелись колонны из зеленоватого металла.

— Ворота! — сказала Джелит.

— И их защитники, — добавил Симон.

Теперь уже ясно видны были фигуры, движущиеся по дороге. И хотя вид у них был совершенно жуткий, хотя в них не было совершенно ничего человеческого, действовали они как разумные существа, или по крайней мере, как существа, разум в которых еще не совсем угас. У некоторых из них в руках Симон заметил трубки, подобные той, которая была у него самого.

— Они проходят через ворота!

Металлические колонны нисколько не изменились, словно никто ими не пользовался, но внезапно, словно из воздуха, перед ними стали появляться люди…

«Одержимые» воины из мира Джелит двигались с осторожностью, и те, что притаились в укрытии, поджидая их, не показывались… И солдаты колдеров начали двигаться вперед. Через ворота прошел уже большой отряд, вслед за ними показался бампер одного из краулеров, за ним двигались остальные. Один из «одержимых» вел грузовик, но рядом с ним сидел колдеровский агент.

Симон ощутил, что вокруг них в воздухе что-то реет, он явственно ощущал, как тяжело давит атмосфера.

— Они ненавидят…, — прошептала Джелит. — Как они ненавидят!

— Ненавидят, — передразнила ее Алдис. — Но пока что они ждут. Они ведь научились ждать, потому что жили только ради этого.

Из пустоты появился второй грузовик. К этому времени пешие силы захватчиков прошли уже добрую часть дороги. Кабина второго грузовика была много больше, купол у нее был прозрачным. Внутри сидело двое настоящих колдеров, один из них — в металлическом шлеме.

Облака реявшей в воздухе ненависти так сгустились, что Симону казалось — сейчас все вокруг задымится. Но по-прежнему те, кто ждал, тихо сидели в засаде. Группа «одержимых» все так же шла вперед по дороге.

— Вот оно!

Низкий звук, словно отдаленный гром, полный звериной ненависти, в котором не было ничего человеческого. Ярость, которую так долго сдерживали, выплеснулась наружу! «Одержимые» содрогались, тряслись словно в лихорадке, складывались пополам, падали один за другим.

Грузовикам негде было развернуться на узкой дороге. Тот, в котором сидели колдеры, дал задний ход, безжалостно давя шедших позади него «одержимых». Но вот водитель тоже вздрогнул, затрясся и упал на пол кабины. Грузовик продолжал двигаться еще некоторое время, а затем ударился об обломок скалы и замер, гусеницы его беспомощно вращались, тщетно пытаясь вернуть машине подвижность.

Колдер со шлемом на голове даже не пошевелился, даже не открыл глаза. Возможно он пытался усилием воли заставить грузовик двигаться, а может быть, это именно его воля спасала обеих колдеров от участи, постигшей тех, кто был вокруг них.

Его спутник все время вращал головой, рассматривая дорогу, но лицо его ничего не выражало.

— Они получили, чего хотели, — сказала Алдис с тем же смешком. — Они поймали хозяина, который даст им ключ к воротам.

Наконец живые скелеты показались из укрытий — колдеры были в западне, и больше не надо было бояться. Некоторые шли с голыми руками. Через минуту эти приведения облепили грузовик и стали лезть на стеклянный колпак.

И сразу же раздались дикие крики — и половина нападающих свалилась на землю — обугленные тела с отчаянно дергавшимися в судороге ногами. Но остальные не отступили: несколько человек отошли и тотчас же вернулись со стальным тросом. Трижды они забрасывали металлическую петлю, пока она наконец не обвилась вокруг стеклянного колпака грузовика. Потом по тросу побежала огненная полоса, и когда петлю убрали, дело было сделано. Верхушка стеклянного колпака отвалилась, и те, что сидели внутри, теперь были во власти нападающих.

Джелит закрыла лицо руками: ей приходилось видеть, как грабили города и издевались над потомками Древней Расы, но то, что происходило сейчас, было ни с чем не сравнимо. Она не могла смотреть на это.

— Только одного…, — поперхнулась смехом Алдис, — одного надо сохранить — им ведь нужен ключ!

Колдер в металлическом шлеме бился в руках нападающих, глаза его все еще были закрыты. Живые скелеты сгрудились вокруг грузовика: теперь те, у кого не было такого ружья, как у Симона, подобрали оружие «одержимых». И ненависть их все еще была отчаянной и жаркой, подхватив колдера, они двинулись вперед, словно на марше, как будто в них ожила былая привычка — и двинулись скорей — к воротам.

Симон вздрогнул от ужаса. Сначала колдеры, теперь — вот это… Какое еще зло будет развязано теперь в том мире, который он привык считать своим?

— О, да! О, да! — воскликнула Джелит. — Сначала ветер, потом гроза, а теперь еще и буря!

18. Осада колдеров

Только мертвые остались на дороге, когда ворота поглотили всю эту орду. Сколько же их прошло через ворота? Пятьдесят или сто? Симон не мог сосчитать, но надеялся, что их не больше сотни. А что могут они поделать против той огромной мощи, что таится позади ворот? Однако, колдеры все же будут теперь слишком заняты, чтобы помнить о беглецах, так что сейчас было самое время возвращаться, держась позади беснующейся орды.

— Мы возвращаемся обратно…

Алдис снова издала злобный смешок. Она отошла от них и стояла сейчас на краю оврага, поглядывая на них с лукавой усмешкой на тонких губах. Последние следы былой красоты исчезли с ее лица.

— И как же вы пойдете? — крикнула она. — Эта дверь без ключа, вы не сможете открыть ее. Как насчет этого, великий воин и леди волшебница?

Она бросилась бежать зигзагами, обратно к провалу.

— За ней! — воскликнула Джелит. — Разве ты не понимаешь? Этот талисман — это же ключ для нее — и для нас!

Если она права… Симон бросился за Алдис. Чужое ружье, хотя и легкое, мешало ему бежать, но он не мог его бросить. Он мчался вперед, замечая на бегу, что эти развалины — это все, что осталось от огромного города — так обширны они были. И спрятаться здесь было проще простого. Симон и Джелит выбежали на открытое пространство, но Алдис не было видно нигде.

— Где она? — он заметил, что во взгляде Джелит не было обычного понимания. — Она должна быть где-то поблизости, но где же именно?

Джелит прикрыла глаза руками и с минуту постояла неподвижно. Она стояла молча, а Симон ждал, полагаясь на нее. Наконец она опустила руки и повернулась к нему.

— Вон туда!

— Откуда…

— Откуда я знаю? Там колдеровский барьер, пустота — а у нее талисман Колдеров.

Слабая ниточка, но единственная, другой у них не было. Симон кивнул и пошел за Джелит. Она повела его по узенькой тропинке между развалинами. Симон старался оставлять заметки на камнях, пригибать ветки, чтобы можно было найти дорогу обратно.

Они вышли на открытое место, где вокруг мощенной площадки стояли менее разрушенные здания — и в них проскальзывало что-то знакомое: они напоминали суровую архитектуру колдеровской твердыни. Как видно, красота и грация в том смысле, в котором они были известны в мире Симона и Джелит были совершенно чужды тем, кто строил эти здания. И в любом уголке этих развалин Алдис могла надежно укрыться.

— Где же она? — спросил Симон.

Джелит положила руку на развалины невысокой стены, за которой открывалось свободное пространство. Она тяжело дышала, глаза ее были обведены темными кругами, и хотя они вдоволь напились дождевой воды, но не ели уже долгое время. А Джелит медленно покачала головой.

— Я не знаю… я ничего не ощущаю…

Она готова была разрыдаться. Симон обнял ее и привлек к себе, и она с благодарностью прижалась к нему, словно черпая в его силе утешение и поддержку.

— Послушай, — мягко сказал он, — ведь мы могли бы, наверное, заставить ее выйти на открытое пространство?

— Мы должны, непременно должны это сделать! — голос ее звучал хриплым шепотом и в нем слышались истерические нотки.

— И мы можем это сделать… Припомни-ка — ведь во время осады Карса, когда нужно было срочно вызвать превращение, ты сказала, что воспользуешься моей волей, чтобы ускорить всю церемонию превращения. И теперь будет то же самое: мы соединим наши воли, и ты сделаешь то, что нужно.

Она повернулась, не отрываясь от него, так, чтобы стоять лицом к открытому пространству. Пальцы ее стиснули его руку и впивались в нее все сильнее, по мере того как она собирала все свои силы. И тихонько запела ту самую песню, которую Симон впервые услышал во время осады Карса. Песня начиналась с низких нот и поднималась все выше и выше, и с каждым звуком Симон ощущал все сильнее растекающиеся по его телу горячие волны, и вскоре напряжение достигло такого предела, что Симону приходилось напрягать всю свою волю, чтобы устоять на ногах. Ничего не было в мире кроме той песни-заклинания, ничего… ничего… Исчезло время, не стало пространства, только эти звуки… только они…

А потом вдруг все вокруг затихло, и он очнулся посреди развалин покинутого города. Только теперь среди обломков что-то двигалось. Существо ползком выбиралось на открытое пространство… Алдис… Она не стала подниматься на ноги, а вдруг упала на землю лицом вниз и затихла. Джелит освободилась от объятий Симона.

— Она мертва…

Симон бросился к телу и перевернул его. Руки его сразу же обагрились кровью, и тут же она потекла широкой струей. Лицо Алдис не было тронуто, но на груди… Там зияла страшная рана, на том самом месте, на котором Алдис носила талисман Колдеров. Джелит вскрикнула. Но Симон схватил руку Алдис и стал с усилием отгибать стиснутые в последнем усилии пальцы. С трудом удалось ему отогнуть окостеневшие пальцы, и на ее ладони он увидел то, ради чего Алдис рассталась с жизнью — талисман колдеров.

— Пошли.

Симон встал и стал оглядывать развалины, стараясь увидеть того, с кем встретилась Алдис.

Джелит наклонилась и набросила на лицо лоскут изодранного платья, прикрыв глаза и рану на груди.

Они шли обратно к воротам как можно быстрее. Симон все время оглядывался назад, боясь, что их настигнет то существо, которое лишило жизни Алдис. Быть может, обладание талисманом — само по себе таило опасность? Симон почему-то считал, что талисман может навлечь на них беду.

Они снова спустились на дорогу и остановились перед воротами. Симон поднял руку с сжатым в ней талисманом, Джелит положила руки ему на плечи. Симон шагнул вперед, под перекладину ворот. Он не знал, чего ему ждать, но не удивился, ощутив, что предмет, сжатый в его руке, становился все холоднее и холоднее, ибо это очень напоминало заслон колдеров против контакта разумов. Но ведь и Алдис тоже не была колдером по крови, а талисман подчинялся ей.

Еще один шаг, и они оказались точно между колоннами. И сразу же они ощутили ту страшную дрожь и почувствовали, что проваливаются в страшную пустоту, враждебную им. Симон рванулся вперед… И увидел себя стоящим на четвереньках на скале, еще теплой от солнца. Джелит была рядом.

Хотя солнце почти село, все же тьма еще не скрыла следов того, что здесь недавно закончилось сражение. Но картина совсем не была похожа на ту, что они застали по другую сторону ворот. Скала не только была раскалена солнцем, на ней там и тут виднелись выжженные черные полосы, такие же полосы были и вокруг ворот, а кругом лежали трупы…

Симон с трудом поднялся на ноги, помог встать Джелит. То, что он решил сейчас сделать, быть может, было ошибкой, но это казалось ему единственно возможным и правильным, в борьбе за освобождение этого мира от колдеров и от того, что колдеры принесли сюда с собой.

Он поднял свое ружье и выпустил всю энергию в основание ближайшей колонны. С минуту ему казалось, что заряда в ружье вовсе нет, но потом сооружение задрожало и это мерцание распространялось все дальше, пока не добралась до верхней перекладины, потом до второй колонны. Потом мерцание расцвело целым снопом искр, а Симон отчаянно вскрикнул: «Рука!»

Он все еще сжимал в руке колдеровский талисман, когда выстрелил в ворота, и вот теперь этот таинственный предмет выпал из его пальцев, оставив на руке обугленную горящую рану! Талисман покатился к воротам и там тоже обратился в искристое мерцание. А потом раздался взрыв, взметнулась зеленое пламя — и талисман исчез. Но вместе с ним исчезли ворота, и Симон с Джелит увидели перед собой ровную площадку.

Нервным шагом они двинулись вперед, поддерживая друг друга. Они направлялись туда, где располагался колдеровский лагерь. Они благодарили судьбу за то, что уже достаточно стемнело и никто их не замечает. Симон опустился на землю возле одного из застывших в неподвижности краулеров, прижал к груди больную руку так бережно, как Алдис когда-то прижимала к груди талисман. И он тут же почувствовал боль, такую страшная, невыносимую боль. Он ощутил невероятную слабость, а боль становилась все сильнее и сильнее, он просто не в силах был ее перенести, он даже не мог вздохнуть как следует, он задыхался от жгучей боли…

Боль стала немного меньше, или он притерпелся к ней. Симон почувствовал во рту влагу, потом что-то жесткое и твердое и чей-то голос уговаривал его поесть. Так сколько же времени он пробыл в царстве боли? Симон не знал этого. Но голова его работала вполне ясно, и он чувствовал, что сейчас темная и холодная ночь. Голова его лежала на коленях у Джелит, и женщина пыталась привести его в себя, но слова ее не сразу дошли до его сознания.

— … должны идти. Мы не можем оставаться здесь…

Как приятно было лежать вот так, рука теперь только ныла, а не болела так невыносимо, как раньше. Симон пытался пошевелить пальцами и увидел, что на руке повязка. К счастью, что рука левая, сонно подумал он.

— Прошу тебя, Симон!

Это была не только мольба, но и приказ. Джелит нежно погладила его щеки, тормошила его, потом подсунула свою руку под его плечи и пыталась приподнять.

Симон запротестовал.

— Но мы должны идти! — она наклонилась к нему. — Пожалуйста, Симон, кто-то сюда приближается.

Память постепенно возвратилась к нему, он сел. Тень, окружавшая их, стала совсем черной, наступила ночь. Он ни о чем не стал больше спрашивать, поднялся на ноги, с минуту размышляя, он думал, что не стоит ли им воспользоваться грузовиком, но тут же решил, что не стоит, ведь он не знал, как им управлять. Выпрямившись, Симон, как ни странно, почувствовал, что стоит на ногах довольно твердо. Они двинулись вперед, спотыкаясь в рытвинах, оставленных гусеницами.

— Кто приближается? Колдеры?

— Думаю, что нет…

— Те, другие?

— Может быть. Ты разве не ощущаешь ничего?

Симон ничего не ощущал в этой ночи, он так и сказал ей.

Впервые за долгие часы Симон вспомнил о тех, кто оставался здесь.

— Лойз… салкары… Где они?

— Я пыталась найти их. Но здесь развязаны какие-то новые силы, Симон, что-то уж такое, чего я не могу понять. То возникает барьер, сквозь который мне не пробиться, то внезапно исчезает и появиться совсем в другом месте. Мне кажется, что это колдер борется за свою жизнь, что все они прибегли к полному арсеналу своего оружия — причем, к такому, которое нам не представить себе. К тому же, то, что прорвалось из-за этих ворот все еще живо, и оно ненавидит, и оно охотится за колдерами. И если мы не хотим, чтобы нас тоже втянули в эту войну, нам необходимо держаться в стороне. Ибо колдеры сражаются с колдерами, или с тем, что пришло в этот мир с ними вместе. Наш мир еще не видал подобной войны.

Постепенно к Симону возвращались силы. Джелит стащила из лагеря еду и питье и сообщила об этом Симону совершенно спокойно. Но он понял, как было страшно то, что она там увидела. И привлек ее к себе: они пошли вперед, поддерживая друг друга, и Симон был счастлив тем, что наконец они стали едины душой и телом.

Они как раз огибали скалу в том месте, где расстались с салкарами и Лойз, когда сверху упал довольно большой камень. Симон мгновенно прикрыл собой Джелит. Ружье он бросил около ворот, но Джелит отдала ему свой нож. Он прислушался, готовый отразить нападение.

— Сал…, — это не был боевой клич, а только громкий шепот в ночной тишине.

— Сал! — ответил Симон.

Сверху упало еще несколько камней, вниз скользнула какая-то тень.

— Сигрод, — назвал себя человек. — Мы видели, как вы оба появились откуда-то из пустоты, лорд. Но только тут все кишит какими-то исчадьями ада, и они уничтожают все вокруг, поэтому мы и не осмелился присоединиться к вам. Инглин надежно укрыл Лойз, а я пришел к вам.

— Что здесь произошло?

Сигрод рассмеялся:

— Легче ответить, чего не произошло! Эти самые колдеры прошли в ворота и тут же исчезли, словно растворились, у нас на глазах. А потом… ох, потом словно распахнулись ворота ада. Из ворот вышли те, другие; они маршировали колонной, словно армия оживших мертвецов, которые поднялись из гроба, чтобы вступить в схватку за дело, такое гиблое, как они сами! Они направились прямо в лагерь колдеров — я говорю вам чистую правду, клянусь волнами Аспера! — стоило им только взглянуть на человека, как он весь съеживался и умирал! Это было волшебство, леди, но такого я никогда не видел в Эсткарпе. Они бросились прямо а лагерь, а там их встретил такой же луч, который охотился за нами на берегу, и многие из демонов обратились в прах. Но на смену им сразу же появились другие, а потом появилась еще одна группа, они тащили с собой колдера и направлялись к морю. И с тех пор там на берегу происходит что-то странное. Только сейчас со скалы я смог разглядеть кое-что. Леди, твое сообщение принято — на море появились паруса!

В Симоне сразу же проснулся боевой офицер.

— Но ведь если флот попадает под этот страшный луч… Как же им послать предупреждение? А может, колдеры сейчас слишком заняты войной с ожившими скелетами, чтобы отвлечь свои силы на корабли? А сами скелеты — возможно, им все равно с кем воевать — с колдерами или с новыми врагами? — нет, Симону необходимо поточнее узнать, что там происходит.

Когда они втроем добрались до укрытия, где были Лойз и Инглин, они устроили совет.

— У нас есть возможность без особых усилий добраться до берега, — сообщил им Инглин. — А я, например, чувствую себя намного безопаснее, когда я ближе к воде. Этот остров чересчур хорошо приспособлен для игры в охоту, причем у преследуемого и охотника шансы равные. Уже некоторое время на берегу не видно никаких вспышек. И скелетов тоже становится все меньше и меньше. Но у них не такой вид, как у тех, кто боится чего-то или спасается от врага.

— Может быть, они осадили колдеров в их крепости, — вслух размышлял Симон. — И если это так, то, направляясь к морю, мы непременно наткнемся на них.

Симон пытался взвесить возможности. Салкары были опытными и осторожными моряками. Вряд ли они повели бы свой флот прямо в логово врага, зная, какие хитрости и ловушки тот может им расставить.

Симон считал, что сейчас настал момент, когда зло может быть вырвано с корнем. Он не верил, что колдерам удастся быстро соорудить другие ворота, особенно если учесть панику, которую должно было вызвать это появление выходцев с того света. Значит, отступления для колдеров нет. И, следовательно, их можно подвергнуть осаде… Однако, все это были только догадки и предположения. Чтобы они превратились в уверенность, необходимо было отправиться на берег и все увидеть своими глазами.

— Мы должны идти на берег все вместе, только море даст ответы на все вопросы, — произнесла вдруг Джелит.

Симон кивнул. Она угадала его мысли.

Идти было трудно, а в темноте опасность увеличивалась вдвое. Но ночь еще не наступила окончательно, и они спешили изо всех сил. Еще до прихода Симона с Джелит, салкары побывали в лагере колдеров и обзавелись хотя и скудными, но все же достаточными, запасами пищи и воды. Они подкрепились и почувствовали себя значительно лучше.

Симон несколько раз забирался повыше на скалу и старался разглядеть корабли, но это ему не удавалось. Когда он сказал об этом Сигроду, тот усмехнулся.

— Ну, значит, они уже высаживаются. Это обычная уловка рейдеров. Флот разделяется на две части, а обе половины еще разделяются: одни плывут к северу в поисках стоянки, другие — к югу.

Симон просиял. Это звучало очень обнадеживающе. Если они сумеют связаться хотя бы с одной половиной кораблей… Во всяком случае, те, которые ищут стоянку на юге, вполне смогут связаться, оказавшись в пределах досягаемости, и им только нужно подать условный сигнал с берега.

Инглин вызвался попытать счастья. Симон согласно кивнул головой и тоже отправился в путь — к крепости колдеров.

19. Скрестите сабли… вверх щиты!

— Чтобы вытряхнуть их оттуда, лорд, тебе потребуется больше, чем один флот. Такие стены не сокрушить так просто, одним усилием воли…

Сигрод лежал на животе на скалистом пике рядом с Симоном, рассматривая таинственную крепость колдеров — тайну за семью печатями.

Внизу чувствовалось оживление. Очевидно, те, кто прошел через ворота, собрались перед этими непробиваемыми, не поддающимися даже измерению стенами, готовые столько ждать, сколько потребуется. Симон считал, что в случае осады, все преимущества будут на стороне колдеров. Осаждающие ведь не имели никаких припасов, а вокруг них была пустынная земля. Быть может, они рассчитывали, в случае неудачи, вернуться обратно. Сколько времени им потребуется, чтобы выяснить, что им нет отступления?

Сокрушить стены усилием воли — эти слова Сигрода гвоздем засели в мозгу Симона. За все время, что он провел здесь, он видел всего-навсего четырех колдеров — двоих в крепости, двоих в карауле, проникшем за стену. А те двое мертвые. Сейчас Симон думал о том колдере с металлическим шлемом на голове, с которым он вступил в единоборство и победил. Его он мог бы сейчас использовать, чтобы осуществить им задуманное. Если, конечно, этот колдер еще жив…

Симон сделал сигнал Сигроду, что пора возвращаться туда, где их ждут Лойз и Джелит. Он изложил свой план, когда они снова были вместе.

— Эти, в металлических шлемах, они что — контролируют остальных, руководят ими? — спросил Сигрод.

— По крайней мере, эти отдают приказы и управляют всеми установками, в этом я уверен. Пришельцы привели с собой одного такого колдера, они воспользовались им, что бы пройти через ворота.

— Но они не смогли с его помощью попасть в крепость, — сказала Джелит. — Иначе они сейчас не толпились бы у стен.

— Быть может, его убили при нападении на лагерь? — высказала предположение Лойз.

— Значит, ты считаешь, смог бы воздействовать на волю того колдера, с которым ты уже однажды сражался? — спросила Джелит.

— Мы вдвоем смогли бы, — поправил ее Симон.

— Значит, открыть ворота этим демонам, — сказал Сигрод. — Но ведь, если даже они и проникнут внутрь, то все равно орешек для нас останется не расколотым, а они ведь той же породы, что и колдеры, не так ли? Так не получится ли, что мы сменим одних колдеров на других?

— Вот для этого нам и нужен флот, и поэтому будем надеяться, что Инглину удастся привести нам помощь. Подождем.

Симон привык к такому ожиданию: ведь в жизни каждого военного полка вечно — «поспешай не торопясь». Он перевернулся на спину, глядя в темное ночное небо.

— Я покараулю первым, лорд, — сказал Сигрод, спускаясь по склону. Симон пробормотал слова благодарности и продолжал обдумывать свой план.

Больше всего не нравилось ему то, что произошло с ним после выезда из Южной крепости. Можно ли принести кому-то беду, если сильно пожелаешь? Мысли его потекли в другом направлении. Правдивы ли были старинные волшебные сказки его родного мира, в котором рассказывалось, что обратить зло против своего заклятого врага не труднее, чем выпустить стрелу?

Он почувствовал, как прохладная рука коснулась его горячего лба, нежно погладила мокрые от пота пряди волос, прилипшие ко лбу.

— Симон…, — она всегда произносила его имя так, словно в нем была музыка. — Симон… только это, больше ничего.

Он поймал рукой эти прохладные пальца, прижал их к пересохшему рту. Им теперь не нужны были слова. Любовь их всегда была нелегкой. Но Симон теперь считал, что от этого она становилась только глубже. А теперь рухнул и последний барьер, разделяющий их. Он понял теперь, что временами ей просто необходимо уйти в себя, отгородиться от всех молчанием, и что от этого он ничуть не становится ей менее дорог. Значит, это было частью ее, и Симон уже готов был принять все как есть. Ведь не бывает так, чтобы один человек занимал абсолютно все мысли и чувства другого. И в нем есть что-то, что будет навсегда закрыто для нее. Но принимать безо всяких вопросов и сомнений все, что она может дать, и возвращать ей свое чувство, без вопросов и ревности — вот это и был их настоящий и прочный союз.

— Отдохни.

Ее рука снова легла ему на лоб. Симон знал, что она вторит его мыслям слово в слово. Глаза его закрылись, и он уснул.

Утром перед ними была все та же твердыня колдеров, столь же недоступная, что и Айль. С высоты им было видно только, что приведения из другого мира по-прежнему стоят у стен крепости.

— Они не воспользовались огненным лучом, — сказал Сигрод.

— Вероятно, не осмеливаются в такой близости от собственных стен, возразил Симон.

— Или же он иссяк…

— На это мы не можем рассчитывать.

— Они потеряли слишком много «одержимых». Возможно, поэтому они не пытаются отбить атаку. Интересно, сколько эти еще будут выжидать?

Симон пожал плечами. Очень может быть, что колдеры в состоянии долгое время обходиться без пищи и воды, неделями выжидать у вражеских стен…

— Симон? — лицо Джелит было обращено к нему, когда он оглянулся. — Сообщение, Симон. Наши приближаются!

Он бросил взгляд на море, но там не было видно парусов. Джелит стояла лицом к морю, к южному берегу, высоко подняв голову, Лойз смотрела на нее, словно на олицетворение надежды.

— Сигрод!

— Да, лорд?

— Отправляйся к югу, чтобы встретить тех, кто идет. Пусть они обойдут кругом и присоединятся к нам, только пусть подойдут сзади вот так…, — Симон пояснил свою мысль жестом.

— Слушаюсь.

Салкар исчез за скалой.

Лойз вцепилась в рукав кольчуги Джелит.

— Корис? — она едва выдохнула это имя.

— Этого я не могу сказать наверняка, моя сестренка. Топор Кориса еще не раз поднимется, чтобы защитить тебя, но будет ли это именно здесь — я не могу сказать.

И снова ожидание. Они немного попили, поделили между собой горсточку сухого порошка, который был все же пищей, а тем временем, день разгорался. Солнце было закрыто облаками. Симон не покидал наблюдательного поста, но внизу все оставалось по-прежнему: крепость молчала, осаждающие терпеливо ждали.

Сигрод появился только к полудню, ведя за собой группу воинов, главным образом это были салкары, но среди них, там и тут, виднелись крылатые шлемы сокольничьих, и еще несколько человек со смуглой кожей, сразу же подбежавших к Симону — это были его пограничники.

— Лорд! — Ингвальд отсалютовал ему саблей. — На этой местности нам будет удобно драться.

— Будем надеяться, — сказал Симон.

Они провели военный совет: четверо капитанов салкаров, старшие офицеры их команд, командиры отряда пограничников и сокольничьих, которые чувствовали себя среди этих скал словно в родных горах. И Симон изложил им тот единственный план, который, как он считал, может открыть перед ними ворота твердыни колдеров.

— И это можно сделать? — спросил капитан Стимкр, но в голосе его не было сомнений. Салкар слишком многое знал о могуществе волшебниц Эсткарпа. Только сокольничьи держались настороже, не слишком доверяя волшебству; они считали, что власть женщин не может привести ни к чему хорошему, так как в крови у них был неодолимый ужас перед слабым полом.

— Мы можем попытаться, — сказал Симон и посмотрел на Джелит, которая ответила ему едва заметным кивком.

Из-за спин воинов появилась еще одна фигура в стальной кольчуге и шлеме, как и все остальные. Но поверх кольчуги был накинут серый плащ, на котором переливался и сиял волшебный камень — знак волшебницы Эсткарпа.

Она вышла вперед и пытливым взором оглядела Симона и Джелит.

— Вы считаете, что сможете это сделать?

В голосе ее был не вопрос, а сомнение.

— Мы можем это сделать! — голос Джелит зазвенел. — Мы сделали много больше за эти прошедшие несколько дней, сестра!

Волшебница нахмурилась; видно было, что ей не по душе пришлось сообщение Джелит. Но она была готова подождать и увидеть, как они потерпят неудачу, подумалось Симону. Такое отношение вызвало у него в душе такой же протест и возмущение, которое слышалось и в тоне Джелит. Может быть, именно это возмущение даст им новые силы при этой попытке.

Он вызвал в своем воображении картину той комнаты в крепости, которую видел и в которой разговаривал с двумя колдерами… Потом сосредоточился только на том колдере, который был в металлическом шлеме. И воля его стала могучей, неодолимой, и он собрал ее в кулак, нацелив туда, куда желал! И сразу же убедился, что страх его был напрасен. Колдер в металлическом шлеме был жив. Жив, но от него уж осталась только пустая оболочка, ибо разум покинул тело. Но и пустую оболочку можно использовать в планах Симона! Воля Симона впилась в тело колдера, и сразу же Симон ощутил, что возможности его становятся все больше, что воля его крепнет, силы все растут — это пришла на помощь Джелит.

Симон больше не замечал ни скал, ни столпившихся вокруг него людей, ни презрительного выражения на лице волшебницы, ни даже Джелит. Сейчас для него существовало только одно: войти вместе с Джелит в тело колдера, превратить его в послушное орудие — сделать его таким же «одержимым», как те многие десятки пленных, которых колдеры захватили при набегах на Горм и Карс, а так же на корабли салкаров.

Где-то в глубине крепости, колдер уже задвигался, повинуясь мысленным приказам Симона… Отвори ворота. Впусти в крепость осаждающих. И это было очень просто — колдер больше не был колдером, он был «одержимым», и он повиновался…

Перед мысленным взором Симона мелькали залы и переходы, лестницы и комнаты — колдер спешил выполнить приказ. Кто-то ему попался на пути, попытался удержать его и тут же упал замертво.

И вот, наконец, Симон увидел пульт со множеством кнопок с мерцающими сигнальными огоньками, руки колдера торопливо двигались, нажимали кнопки, прикасаясь к рычагам. И, подчиняясь этим движениям, защита крепости нарушилась и… исчезла совсем.

И сразу же на Симона обрушилась холодная тьма и пустота — а когда он пришел в себя, над ним было облачное небо, они с Джелит держались за руки, и оба еще не оправились от ужаса погружения в небытие.

— Он мертв, — это сказала не Джелит, а волшебница. На лице ее тоже отразился тот ужас. Но она медленно подняла руку, приветствуя их. — Вы сделали, что обещали.

Симон едва шевельнул сухими губами.

— Этого было достаточно?

— Сал! — раздался крик с наблюдательного пункта. — Демоны зашевелились!

Они и впрямь зашевелились, ибо в стене крепости теперь зияло отверстие. И в этот проход один за другим ныряли живые скелеты, пришедшие из-за ворот. Они даже не крикнули, просто молча двинулись вперед. Но меньше половины их прошло внутрь, как вдруг сверху на брешь стала спускаться стальная завеса, придавив тех, кто оказался под ней. Но не успела еще завеса коснуться земли, как те приведения, у которых были ружья, принялись стрелять в нее. И стальная заслонка задрожала и рассыпалась в прах, а остальные демоны продолжили свой путь внутрь твердыни.

— Вниз и в крепость! — это крикнул один из капитанов-салкаров. — Сал! Сал!

И, подхватив его клич, лавина эсткарпских воинов хлынула вниз.

Трудной и отчаянной была эта битва в стенах крепости, похожая больше на охоту. Неведомое и страшное оружие равно поражало и приведения, и настоящих людей. А потом вдруг все прекратилось, словно крепость колдеров сдалась, словно сердцу крепости не хватило энергии.

А когда Симон во главе своих пограничников, вместе с отрядом сокольничьих ворвался в центральный зал, сердце крепости уже замерло. Ибо в зале сидели шесть колдеров с металлическими шлемами на головах и подключенных к пульту. И все сразу умерли — а вместе с ними умерло и сердце крепости.

И тогда началась новая битва, ибо привидения из-за ворот обратили всю свою ярость на воинов Эсткарпа. Воины умирали в муках, но их стрелы и сабли разили без промаха.

Снаружи, за стенами крепости, бушевал шторм, а в стенах ее бушевала не меньшая буря. Мужчины, которые устали разить и убивать, мужчины, которые в эти часы потеряли многих из тех, с кем были в родстве и боевой дружбе, мужчины, которые сами не верили, что уничтожили твердыню колдеров, с помощью сабель, стрел и топоров — собрались наконец в центральном зале.

— Колдеры мертвы! — Симон победно подбросил свой топор высоко в воздух, поймал его и стал восторженно потрясать им. Позади него воины делали то же самое, ибо они понимали, что свершилось в этот великий день, несмотря на тяжелые потери.

— Колдеры мертвы! — эхом откликнулась в ответ Джелит. Она вошла вместе с волшебницей и Лойз в зал вслед за воинами. — Но зло, которое они посеяли, все еще живо. И вот это…, — она кивнула на пульт. — Возможно, придут другие и воспользуются этим.

— Нет! — волшебница сняла с шеи камень и поднесла его к панели управления. — Это не так, сестра. Мы с тобой позаботимся об этом!

Обычно бледные щеки Джелит порозовели, она подошла к волшебнице, встала рядом с ней, плечом к плечу. Вместе они устремили пристальный взгляд на волшебный камень. Свет в комнате стал постепенно тускнеть и вскоре здесь стало полутемно.

На пульте управления вдруг вспыхнули крохотные огоньки, в тишине стали раздаваться негромкие хлопки взрывов. Искры побежали по всему пульту, вызывая все новые и новые взрывы. В комнате запахло горелой изоляцией, металлические детали стали расплавляться на глазах. Энергия, вызванная к жизни обеими женщинами, быстро уничтожала созданное колдерами сооружение, разрушая пульт и все, что было к нему подключено. И возможно, эта разрушительная энергия достигла большего, уничтожая ту паутину, что колдеры сплели за морями.

Симон так и сказал, когда вместе с Ингвальдом и капитанами выслушал рапорты тех, кто осматривал самые дальние щели и переходы крепости, удостоверяясь, что никто из врагов не остался в живых.

— Паутина останется, — волшебница сидела немного поодаль, лицо ее было усталым, а глаза ввалились — напряжение оказалось большим. — Ведь, хотя соткали ее колдеры, но то, из чего она соткана — ненависть и зависть — все это было в нашем мире прежде, чем колдеры воспользовались всем этим, чтобы соткать свою сеть против нас. Карстен охвачен смятением… Некоторое время этот хаос был нам на пользу, ибо великие лорды в тех краях заняты Карстеном и отвратили от нас свои взгляды, но это не может продолжаться вечно.

Симон кивнул:

— Да, не может. Из такого хаоса неизменно появится какой-то более могущественный вожак, который вполне может объединить всех остальных лордов против Эсткарпа. А возможно и другое: остальные лорды будут так заняты постоянной войной с ним, что им будет не до нас.

Джелит и волшебница согласно кивнули.

— А Ализон? — впервые за все это время подала голос Лойз. — Как идет война с Ализоном?

— Сенешаль сражается, словно лев. И дела у него идут лучше, чем мы могли ожидать. Но все же мы не сможем удержать за собой Ализон, равно как и Карстен — слишком велика там ненависть к нам. Но нам, Эсткарпу, это вовсе и не нужно — пусть только оставят нас в покое мирно доживать свой вечер. Ибо мы знаем, что для нас наступает вечер, который постепенно перейдет в ночь, а после нее не будет нового утра. Но ни одно живое существо не захочет добровольно расстаться с жизнью — велик инстинкт самосохранения, он заложен в нас с рождения, от природы. И поэтому наш вечер может стать вечером огней и пожарищ, мучений и смерти. И если нам предстоит ночь сражений…, - она торжественно подняла руку. — Что ж, мы будем драться до конца.

— Так не должно быть!

Сама натура Симона противилась столь мрачной картине будущего.

Волшебница посмотрела на него, потом перевела взгляд на Джелит, с нее, на капитанов и Ингвальда и улыбнулась:

— Я вижу, все в вас противится этому… Что же, хотя мы сейчас и пробудили в нашем мире неведомые ранее силы, но все равно — настало время великих перемен. И, может быть, из посеянных нами семян, вырастут новые могучие плоды. Во всяком случае, скажу вам, товарищи по оружию: то, что вы сделали сегодня, это великий подвиг, и барды станут прославлять его, и на многие тысячелетия будут славны ваши имена! Нелегко достаются нам победы, и мы гордимся ими! А потому, не станем думать о возможных будущих поражениях!

— И все же колдерам конец! — воскликнул Ингвальд.

— Колдерам конец! — согласился Симон. — У нас впереди еще немало битв, как сказала мудрая, но и побед будет тоже немало!

Он протянул руку, и Джелит сделала движение навстречу ему. В этот час Симон не мог ни о чем думать и не видел ничего — ни поражения Эсткарпа, ни грядущего для него заката. Ибо сейчас, во всей вселенной, для него было только одно — то, что принадлежало только ему…