Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЮГОСЛАВЯНСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ

Укрепление германо-австро-венгерского взаимодействия, которое проявилось в середине марта 1918 года, повлияло на большие союзнические силы, чтобы они окончательно отказались от идеи о сепаратном мире и политическом решении войны. Это было подходящим моментом для реализации программы югославянского объединения, которая имела свои балканский, средиземноморский и среднеевропейский масштабы, самым непосредственным образом влияя на структуру будущей Европы, послевоенное соотношение сил и окончательное решение Восточного вопроса. Никола Пашич в Меморандуме, врученном Правительству США, подчеркивал заслуги «нашего элемента» в предотвращении немецкого прорыва на Восток, говорил о демократических потенциалах Сербии, просил права на самоопределение для народов Австро-Венгрии. По сути, он ставил вопрос о формальном признании права на самоопределение для югославянских народов Австро-Венгрии и просил согласия на государственную программу объединения, предложенную Сербией[456]. Декларация правительства США от 29 мая 1918 года, в которой отмечалось, что оно «питает искренние симпатии» к национальным устремлениям югославян, была предзнаменованием, что союзники возьмут на себя часть обязательств по решению национального вопроса на территории Австро-Венгерской монархии[457].

Английская дипломатия была против того, чтобы осуществлять Пашичеву концепцию объединения, в то время как официальная Франция проявляла неприятную сдержанность. Однако развитие событий на фронтах значительно повлияло на то, что к началу октября все великие державы согласились на объединение сербов, хорватов и словенцев в одно независимое и свободное государство. С их точки зрения, новое государство должно было выполнять функцию «мирового противогерманского барьера». Революционные перемены в России все-таки сделали невозможным, чтобы, помимо Королевства Сербии, этому на Балканах оказывала поддержку и Россия. После выхода России из войны исчезала и потребность сохранения Австро-Венгрии, которая в этой части Европы выступала как противовес ей.

Прорыв Солунского фронта и наступательные действия сербских войск в течение сентября-октября самым непосредственным образом повлияли на конечный исход войны. Военные победы привели к тому, что программа, предлагавшаяся Николой Пашичем с самого начала воины, оказалась навязанной остальным силам, от которых зависело объединение. На завершающей стадии формирования государства югославян ключевую политическую роль сыграли сербские войска, став самым выдающимся фактором объединения. С прибытием воинских частей на югославянскую территорию объединение превращалось в народное движение широких масштабов. Сербские военные победы в большой мере обеспечили реализацию государственной программы объединения[458].

Процесс формирования центрального представительского органа югославянских земель Австро-Венгрии, который вел к созданию государства внутри или вне рамок Монархии, был начат в марте, а завершен 3 октября 1918 года образованием Народного веча словенцев, хорватов и сербов. Фундаментом политической программы его было «объединение всех словенцев, хорватов и сербов в народное, свободное и независимое государство словенцев, хорватов и сербов, основанное на демократических принципах». Являлся он политическим представительским органом всех словенцев, хорватов и сербов, которые проживают в «Хорватии-Славонии с Риекой, в Далмации, Боснии и Герцеговине, Истрии, Трсте, Краньской, Горичкой, Штайерской, Корушкой, Бачке, Банате, Баранье, Меджумурье и в остальных краях юго-западной Венгрии». Основанное по территориальному принципу, Народное вече вначале не имело никакой власти, а было только политическим органом, который стремился синхронизировать политические действия в тот момент, когда судьба этих территорий решалась «на поле мировой политики»[459]. Через десять дней после образования, 19 октября 1918 года, Народное вече взяло в свои руки ведение Национальной политики, в особенности акцентируя, что отныне по национальным вопросам никакая партия, ни группа, ни парламентское собрание не будут вообще вести никакой особой политики, не вступать отдельно в переговоры с факторами помимо народа»[460].

Военный крах Центральных держав и распад Австро-Венгрии побудили представителей Хорватского собора 29 октября 1918 года в соответствии с принципами, утвержденными Народным вечем, заявить следующее: «Все прежние государственно-правовые отношения и связи между Королевством Хорватии, Славонии и Далмации с одной стороны и Королевством Венгерским и Империей Австрийской с другой стороны прекращаются… Аннулируется, соответственно, и недействительным объявляется сам по себе хорватско-венгерский договор… Хорватия, Славония с Риекой провозглашаются полностью независимым от Венгрии и Австрии государством и в соответствии с современным принципом национальности, а также на основании национального единства словенцев, хорватов и сербов, присоединяется к совместному национальному суверенному государству Словенцев, Хорватов и Сербов на всей этнографической территории этого народа. Невзирая ни на какие территориальные и государственные границы». Относительно формы правления и внутреннего устроения государства решения должно было принять Учредительное собрание[461].

Государство с первого дня своего существования, после того, как Народное вече обратилась к войскам, формально, хотя и не в самом деле, имело свои вооруженные силы. Вскоре были созданы областные народные веча, своеобразные народные комитеты Хорватии, Славонии, Боснии и Герцеговины, Далмации, Воеводины. Пропорционально своему влиянию в них были представлены все политические партии. Новое государство, по сути, было основано на федеративном принципе, а такую идею утвердило югославянское движение Австро-Венгрии. Хорватско-сербская коалиция, которую возглавлял Светозар Прибичевич, выступала за унитарное и централистски устроенное государство. Между тем, судьбу Государства СХС предрешили требования Далматинского правительства и Главного комитета Народного веча Боснии и Герцеговины о том, что объединение с Сербией и Черногорией необходимо осуществить как можно скорее. Уже 3 ноября Президиум Народного веча CXC известил правительства стран Антанты, Югославянский комитет и сербское правительство, «что государство словенцев, хорватов и сербов (югославян) вступает в единое государство с Сербией и Черногорией, и государство это по национальному принципу будет распространяться на всю этнографическую территорию народа словенцев, хорватов и сербов». Новый государственно-правовой субъект окончательно вытеснил функции Югославянского комитета и дезавуировал политику, которая велась до того момента. Но Государство Словенцев, Хорватов и Сербов не было международно признано[462].

Конференция представителей сербского правительства, Югославянского комитета, Народного веча СХС и сербской оппозиции проходила в Женеве с 6 по 9 ноября 1918 года в очень сложных международных и внутриполитических условиях. Декларация, принятая 9 ноября, констатировала «объединение в Государство Сербов, Хорватов и Словенцев», которое составляли Сербия и Государство СХС, тогда как для Черногории были «раскрыты наши братские объятия» и предоставлено самой решать, присоединяться или нет. Новое государство должно представлять общее министерство сербов, хорватов и словенцев, однако его поле деятельности, методы и цели не были окончательно определены. Шестичленное министерство по преимуществу должно было заниматься делами внешней политики и подготовить Учредительное собрание. Правительство Королевства Сербии и Народное вече СХС продолжали «исполнять функции каждый на своем внутреннем правовом и территориальном поле деятельности» до того момента, когда Конституанта (Учредительное собрание), избранная общим, равным, прямым и тайным голосованием всех граждан. «Конституцией утвердит окончательное устроение государства»[463].

Несомненно, что в Женеве взяла вверх точка зрения, которой придерживались представители Югославянского комитета и Народного веча СХС. B государственно-правовом плане получалось сложное сообщество конфедеративного дуалистического вида. Характер женевских договоренностей недвусмысленно показывал, что планировавшаяся общность в таком виде представляла на договорных началах устанавливающиеся правовые отношения, при которых обе стороны (государства) сохраняют свойства государственности. Правовые субъекты не были готовы отказаться от возможности и впредь сохранять собственный правовой статус и положение. Будущее сообщество, таким образом, задумывалось как результат согласования воли его членов. А легитимность таким процедурным действиям придавала догма о тысячелетием континуитете «хорватской государственности» и ее исторических правах. Предоставляя Учредительному собиранию, чтобы оно «определило окончательно устроение государства», Декларация косвенно ставила под вопрос монархическую форму правления и положение династии Карагеоргиевичей[464].

Реальные исторические обстоятельства — крах Центральных держав, распад Австро-Венгерской монархии, притязания Италии, капитуляция Болгарии и Турции, освобождение Сербии, политическое и дипломатическое давление союзников, — повлияли на то, чтобы женевские договоренности были в скором времени отклонены. Определяя их как проявления конфедерализма, идеологических пережитков габсбургских времен, угрозу монархии и династии Карагеоргиевичей, женевские договоренности отвергли ключевые министры сербского правительства, а затем отставки министров и кризис правительства фактически аннулировали их. Вето на документ наложил и регент Александр Карагеоргиевич. Против Декларации 23 ноября 1918 косвенно высказался также Президиум Народного веча СХС. Оспорив право своих представителей «самим по себе» заключать соглашения с «властями Антанты от имени Народного веча», он, по сути, сделал невозможным любое отлагательство централистского и унитаристского способа объединения или ему препятствование[465].

В течение двух недель после неудачного собрания в Женеве отношения правительства Королевства Сербии и Народного веча СХС были крайне неопределенными, обусловленными недоверием и разочарованием. Однако военные и пропагандистские действия Италии, а также общее состояние анархии, которое охватило территорию Австро-Венгрии в дни ее распада, не позволяли медлить. Ультиматум Краевого правительства Далмации от 16 ноября 1918 года, в котором от Народного веча СХС требовалось, чтобы оно в течение пяти дней провозгласило объединение с Сербией и сформировало общие органы власти во главе с регентом Александром, несколько изменил существующую ситуацию. Результатом самой решительной работы стало предложение Комитета семерых Народного веча СХС, которое в виде «Напутствия» (Напутка) рекомендовалось оправить в Белград. Решением от 24 ноября 1918 года Народное вече СХС создало комитет из 28 членов «со всеми полномочиями, чтобы он в согласии с правительством Королевства Сербии и представителями всех партий Сербии и Черногории без отлагательств осуществлял создание единого государства соответственно предложенным напутствиям…» Суть предложения семерых заключалась в отстаивании позиции, касающейся объединения Государства словенцев, хорватов и сербов с Королевством Сербией и Черногорией в единое Государство Сербов, Хорватов и Словенцев. Уже с этой позиции начался отход от Женевской декларации, в которой предусматривалось параллельное существование двух самостоятельных и отдельных государств — Королевства Сepбии и Государства СХС, вплоть до момента, когда Учредительное собрание примет общую конституцию. В то же время и это решение отражало «правовой характер» сообщества, которое создается на основании договора, имея элементы «делегированной компетенции»[466].

Согласно «напутствиям» Народного веча от 24 ноября 1918 года, Государство СХС и Королевство Сербии «сливались» в единое государство, в котором Учредительное собрание должно было решать вопрос внутреннего устроения. Условия, которые ставились «напутствиями», во многом отличались от положений сербской государственной программы объединения. В «напутствиях» указывалось, что «окончательную организацию нового государства может определить только всеобщее народное Учредительное собрание». Было предусмотрено, что оно будет организовано самое позднее в течение шести месяцев после заключения мира и большинством в две трети голосов будут утверждены конституция, государственная форма правления (монархия или республика), внутреннее устроение государства, основные права граждан и прочее. До созыва Учредительного собрания государственную власть временно должно было осуществлять государственное вече, состоящее из представителей Народного веча и Югославянского комитета, пропорционального числа представителей Королевства Сербия и Королевства Черногория. Его обязанностью было определить избирательные правила, провести выборы в Учредительное собрание и тотчас же созвать избранную Конституанту. Государственными делами должно было управлять правительство, состоящее из председателя, министров по всем отраслям государственного управления и семи государственных секретарей с задачами отстаивать в правительстве интересы тех исторических областей, которые они будут представлять (Сербия, Хорватия и Славония, Босния и Герцеговина, Словения, Далмация, Черногория и Бачка, Банат и Баранья). Государственному вечу были поручены только «внешние, военные, морские дела, государственные финансы, почта и телеграф». Все остальные дела сферы государственного управления должны были осуществлять областные правительства «в автономном круге полномочий по указаниям и под наблюдением государственного правительства». Надзор за деятельностью автономными областных правительств должны были осуществлять областные соборы, а монархическая власть короля Сербии, то есть регента Александра Карагеоргиевича, до созыва Учредительного собрания несла ответственность перед Государственным вечем. В обязанность монарху, помимо прочего, по принципам парламентской монархии, вменялось назначить правительство, которое бы пользовалось доверием Государственного веча. Он также, по предложению краевых соборов, назначал председателей краевых правительств. Делегаты Народного веча направились в Белград 27 ноября 1918 года, но развитие политической ситуации вскоре сделало бессмысленным содержание «напутствий»[467].

Позиции, непримиримо противостоящие в вопросах насчет объединения и внутреннего устроения совместного государства — что с особенной остротой проявилось в Женеве, вынудили сербское правительство провести более активную работу в Воеводине, Среме, Боснии и Герцеговине, Далмации и Черногории, разъясняя суть объединения с Сербией еще до официальных решений Народного веча в Загребе, которое формально представляло большинство этих краев. Такие намерения сербского правительства совпадали с широким народным движением за объединение, которое свои политические настроения выразило в ряде краевых и локальных соборных решений.

В Воеводине перед объединением существовало два противоположных гражданских политических течения, которые вели между собой споры относительно способа вхождения в совместное государство. Группа политиков, большинство которой составляли демократы во главе с Тихомиром Остоичем, еще в октябре 1918 года выразила свою солидарность с Народным вечем и потребовала, чтобы в него вошли также сербские и хорватские представители южной части Венгрии. Эта политическая группировка в течение ноября решительно настаивала на том, что объединение Воеводины с Сербией должно происходить через Загреб путем объединения. Которое осуществляет Государство Словенцев, Хорватов и Сербов. Второй полюс политической жизни, окончательно сформировавшийся в октябре 1918 года, составляли воеводинские радикалы, сплотившиеся вокруг Яши Томича и считавшие, что объединение Сербии и Воеводины должно происходить непосредственно и безоговорочно. Политическая дилемма, поддерживает ли Воеводина, как югославянская область, через своих представителей в Народном вече его концепцию югославянской национальной политики с сомнительной перспективой, или же все-таки напрямую присоединится к Сербии и через нее вступит в новое государство, была разрешена на Великой народной скупщине Воеводины, состоявшейся 25 ноября 1918 года в Новом Саде. Ее созыв подготовил Сербский народный комитет Нового Сада, собрав представителей почти всех политических партий и групп из разных районов Воеводины. Ключевое решение Великой народной скупщины Воеводины гласило: «Присоединяемся к Королевству Сербия, которая своими прежними делами и развитием обеспечивает свободу, равноправие, процветание по всем направлениям не только нам, но и всем славянским, да и неславянским народам, которые вместе с ними живут». За этим стояло намерение «помочь устремлениям всех Югославян, так как наше искреннее желание — пусть сербское правительство, объединенное с Народным вечем Загреба сделает все чтобы прийти к созданию единого государства Сербов, Хорватов и Словенцев под водительством короля Петра и его династии». В целях создания единого государства Скупщина предоставляла в распоряжение Народного веча и сербского правительства по два своих члена. Несербским и неславянским народам были гарантированы все права национальных меньшинств и высказывалось требование того же для югославянских национальных меньшинств, остающихся вне границ нового государства. Скупщина направила просьбу правительству «братской Сербии», чтобы на конгрессе при заключении мира оно представляло интересы Воеводины[468].

В отличие от Баната, Бачки и Бараньи, которые присоединились к Королевству Сербия по решению Великой народной скупщины, Срем в югославянское государство вошел как часть Хорватии. Сход делегатов народных собраний Срема, состоявшийся 24 ноября 1918 года в Руме, высказался за единое и демократически устроенное Государство сербов, хорватов и словенцев во главе с династией Карагеоргиевичей, требуя, чтобы Народное вече как можно скорее сформировало «единое совместное правительство нового югославянского государства». В противном случае представители Срема готовы были принять решение о «непосредственном присоединении» к Королевству Сербия[469].

Вопрос объединения Сербии и Черногории решила единогласным решением 160 депутатов Великая народная скупщина в Подгорице, состоявшаяся 26 ноября 1918 года. Основываясь на принципе самоопределения народа, Скупщина особо отметила, что «сербский народ Черногории един по крови, един по языку и един по устремлениям, един по вере и обычаям с народам, который живет в Сербии и других сербских краях; общее у них славное прошлое, которым они воодушевляются, общие идеалы, общие народные герои, общие страдания — общее все то, что народ делает народом». Наряду с национальными причинами было подчеркнуто также, что и экономические интересы Черногории «неразрывно связаны с Сербией и остальными сербскими краями. Отдельно от них, при этом являясь из-за характера почв самым бедным краем, вероятно, во всем мире, она бы не имела бы никаких условий для самостоятельного существования, а была бы изначально обречена на смерть». На основании всего указанного, Скупщина приняла решение: «что король Никола I Петрович и его династия свергается с черногорского престола; что Черногория с братской Сербией объединяются в одно единое государство под династией Карагеоргиевичей и таким образом объединенная вступает в общее Отечество нашего трехплеменного народа Сербов, Хорватов и Словенцев, что избирается Исполнительный народный комитет из 5 человек, который будет управлять делами, пока объединение Сербии и Черногории не будет доведено до конца». Решения Подгорицкой Скупщины означали победу унионистского движения. Убеждение, что черногорцы — эта сербы, «не создавало никакой проблемы черногорцев и Черногории вне государственно-правового и общественного контекста сербов и Сербии»[470].

Делегация Народного веча СХС и правительства Королевства Сербии начали в Белграде в последние дни ноября 1918 года переговоры по поводу окончательной формы и способа объединения. Соглашение не могло быть достигнуто при полном соблюдении того, что было изложено в «напутствиях». Делегация СХС отказалась от многих требований, но не от позиции, связанной с тем, что до созыва Учредительного собрания под контролем центрального правительства останутся «бывшие до тех пор автономными административные органы». В результате переговоров достигнуто согласие, что сам акт объединения будет осуществлен посредством оглашения Адреса Народного веча СХС и прокламации регента Александра на этот акт.

В Адресе указывались основные элементы и их свойства, на основании которых состоялась учреждение государства — победа в войне как предпосылка «для свершения великого дела объединения», переворот и временное учреждение независимого национального государства, идея народного единства, принцип демократии, отождествляемый с правом народов решать свои судьбы, желание объединиться в единое национальное государство, «неразрывную этнографическую территорию», которую необходимо обозначить границами. Адрес определял, что монаршую власть на всей территории государства осуществляет монарший дом Карагеоргиевичей; им предусматривалось, формирование единого парламентского правительства, предлагалось на основании договоренностей создать временное народное представительство, отстаивался принцип конституционности и парламентской ответственности, выражался протест против тайного Лондонского соглашения, а от короля и регента требовалась зашита этнографических границ. Сохранившееся в Адресе требование насчет автономий было единственным следом, который в государственно-правовых актах оставила борьба за федерализм на протяжении Первой мировой войны[471].

Регент Александр Карагеоргиевич в своем слове провозгласил объединение Сербии с «землями независимого Государства Словенцев, Хорватов и Сербов, а не с Государством СХС. Он полностью принял все указанное в Адресе, обязуясь, что и он, и его правительство будет «со всем тем, что представляет Сербию и народ, всегда и везде руководствоваться лишь глубокой неомраченной любовью братского сердца к каждому интересу, ко всем святыням» всех граждан Королевства. Он напомнил, что желает быть королем «только свободных граждан государства Сербов, Хорватов и Словенцев», соблюдая верность «великим конституционным, парламентарным и широко демократичным принципам, которые основаны на всеобщем праве голоса». Он просил о сотрудничестве всех значимых политических сил в формировании правительства, которое будет представлять «всю объединенную отчизну», отмечая, что его первой задачей будет борьба за этнографические границы «всего нашего народа»[472].

Упомянутые заявления в качестве элементов важного «конституционного акта» представляли собой основу государственно-правового провизориума в новообразованном совместном государстве. Акты от 1 декабря 1918 года не были представлены на ратификацию Народному вечу СХС. Его президиум двумя днями позднее ознакомил народ c содержанием актов и одновременно объявил, «что функция Народного веча как верховной суверенной власти государства СХС прекратилась»[473].

Народная скупщина Королевства Сербия 29 декабря «единогласно одобрительно проголосовала за объединение Сербов, Хорватов и Словенцев в одно государство». Этому действию предшествовало больше политических шагов, которые свидетельствовали об уменьшении значимости высшего представительского органа Сербии, несоблюдении процедур, невнимании к позициям и воле легитимно избранных его членов. До того как Скупщина подтвердила объединение, 20 декабря, было сформировано первое совместное правительство нового государства, а 22 декабря 1918 года утверждено его официальное название, определены флаг и герб.

Осуществление военных целей Королевства Сербия, провозглашенных Нишской декларацией и создание объединенного государства сербов, хорватов и словенцев явилось великой победой сербского народа. Начатое Первым сербским восстанием дело национального освобождения и устремление собрать воедино «неосвобожденных братьев» доведена до конца. Однако чувство национальной гордости сопровождалось осознанием жертв, человеческих и материальных. Воспоминания были болезненными, картины потрясающими, а цифры пугающими. В сражениях, которые велись B 1914–1918 годах, при отступлении через Албанию и на Солунском фронте, Сербия, по существующим оценкам, потеряла 370 000 солдат. Около 114 000 инвалидов напоминало о масштабах страданий. Жизнь под оккупацией, голод, болезни, интернирования и лагеря для военнопленных отняли 630 000 жизней. Более полумиллиона детей ocтались без кормильцев. Поля оставались необработанными, сельскохозяйственные машины были уничтожены или увезены, а скот гиб. В целом, у 544 предприятий уничтожено 57 % станков и иного оборудования. Общий материальный ущерб Сербии, Македонии, Косово и Метохии оценивался в сумме от семи до десяти миллиардов золотых франков. Несмотря на военную победу, мир вместо спокойствия принес новые беды.

С точки зрения сербской политической и интеллектуальной элиты, акт объединения воспринимался не как отказ от государственности Сербии, а рассматривался как важны и момент перерастания страны в новое государство, в котором лишь начинаются поиски исторических решений совместной жизни всех объединенных национальных и государственных субъектов. В конце войны, в 1918 году, казалось, что Сербии удалось преодолеть свою историческую обособленность и посредством югославянской программы включиться в большую государственную общность. В новом государстве сербские политические и интеллектуальные элиты видели жизненные интересы сербского народа, охотно принимая югославское государство как свое. При большом грузе прошлого, из которого выпирали региональные интересы, несходства исторического и государственного опыта, нетерпимость к иным вероисповеданиям, экономические, культурные и цивилизационные различия, для Сербии тогда началась новая история. Сербский народ в нее включили уже старые и усталые политики, сформировавшиеся на политических концепциях, которые принадлежали XIX веку.

Сербия явилась самым значительным фактором объединения, но не единственным. Она в войну вступила ради самообороны, хотя вскоре поняла, что забота о целостности сербского государства является неотъемлемой частью стремления защитить сербское этническое пространство и территории, населенные другими югославянскими народами. В кругах сербского правительства разрабатывалась государственная программа, которая сочетала и по значимости уравнивала «освобождение очага» и объединение с «неосвобожденными братьями» — словенцами, хорватами и сербами с территории Габсбургской монархии. Правительство Королевства Сербии в своей государственной программе первым определила югославянское этническое пространство, которое в течение военных лет делилось и уступалось другим участникам войны, служа средствам подкупа военных союзников. За основу Сербия приняла идею о «едином», «трехименном» народе — национализм, который был легитимной нормой эпохи, когда на руинах великих империй возникали национальные государства.

В фундамент нового государства была заложена вся история Сербии, полная самопожертвования и сознательной борьбы за национальные и гражданские свободы. Престиж демократической Сербии являлся политическим капиталом, с которым Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев начало свою жизнь.

Объединение, осуществленное 1 декабря 1918 года не было случайностью истории. Готовясь к XX веку, сербская политическая элита объединение в единое государство «этнически единого, а политически разделенного народа» считала императивом времени. Никола Пашич уже в восьмидесятые годы XIX века в качестве одной из основных задач Сербии на следующие десятилетия называл то, чтобы «образованием, благосостоянием и свободами своими в стране развивать добродетели гражданские и человеческие, да чтобы свобода и благосостояние в стране сделали любимой для граждан их отчизну, а в то же время приносили пользу как сербам, так и остальным тем народам, которые стремятся к объединению с нами». Иными словами, борьба за свободное, конституционное и парламентское государство была одновременно и стремлением, чтобы Сербия стала «Пьемонтом всего сербства»[474].

Самосознание, обусловленное особенностями сербского государства, воспитывалось параллельно с чувством потребности жить в расширенной общности. И это было не только желание раздробленного сербства и подъяремного славянства объединиться, не только стремление молодого гражданского общества обеспечить рынки и выстоять, не только старание сербских политических элит, чтобы их государство вышло за пределы закрытого «балканского котла», в котором оно оказалось после 1878 года, не только мечта югославянских интеллектуалов, идеалистов и фантазеров, которые лелеяли представления о югославянском духовном единстве. Дело было в экзистенциальной необходимости. Становилось очевидным, что «малые государства не могут выдержать борьбы за выживание в конкуренции экономической, политической и культурной», что развитие «с промышленным производством и железнодорожным сообщением затирает малые государства и малые народности», что грозящей гибели малые народы могут избежать только «группированием и особенно собиранием родственных племен в одно сильное государство», что будущность имеют лишь большие и мощные государства. При неизменно выражаемой готовности защищать и охранять независимость государства любой ценой, именно уверенность, что объединение в большое сообщество обеспечит будущее, стало одной из составляющих государственной и политической мысли. Так выразилась сущность той эпохи и последствий национального раскрепощения, и эти два чувства «не были взаимоисключающими»[475].

Сербия в новое образование вложила государственность и традицию, за него в войне пожертвовала более четверти всего населения, определила и дипломатически представила программу югославского объединения, с помощью армии сохранила югославянское пространство от дробления на куски. Она в итоге войны оказались в стане победителей, тем самым и для остальных югославянских народов предоставляя возможность посредством создания нового югославянского государства покинуть сторону побежденных и, практически без жертв, присоединиться к победителям.

Для создания нового государства необходима была и определенно выражаемая в последние месяцы войны воля государств-победителей, чтобы Австро-Венгрия исчезла с политической карты Европы. Новообразованное государства после завершения войны получило ясно определенные задачи и свою функцию в мире, возникшем на руинах великих империй. Оно должно было стать «стеной», не позволяющей возобновиться германской опасности и служащей «санитарным кордоном», который будет препятствовать «разливу» революционных идей октябрьской революции; оно должно было быть представителем сил победителей на Балканах, защитником мирного порядка, установленного в итоге войны и одним из столпов системы, принятой на Конференции мира в Версале[476].

Наконец, важной была и воля югославянских деятелей, согласившихся на отчуждение южных частей от Габсбургской монархии и объединение их с Королевством Сербия. K «быстрому объединению» подталкивал страх из-за социальных разломов, общей неуверенности, экономического хаоса, общественных волнений, революционных идей, внешней опасности, принадлежности к стану побежденных, ревизионизма и реваншизма соседних государств, проигравших войну. Особый вес имело национальное и политическое стремление сербов Австро-Венгрии к объединению с матицей. На момент объединения, если брать государственно-правовую точку зрения, существовало только одно государство с бесспорной правовой сущностью, и это было Королевства Сербия[477].

Непосредственно после образования Королевство сербов, хорватов и словенцев не было международно признанным. Акт объединения не подразумевал, что новообразованное государство сразу становится и субъектом международного права. Мирная конференция в Париже была тем местом, где югославянское государство начало свою международную политическую жизнь, обозначило политические позиции и национальные притязания, окончательна приобрело географическо-политическую идентичность, включилось в международные дипломатические отношения, заявило о себе как государстве права и гражданских свобод, стало фактором международного права. Одновременно на этой Конференции мира завершилось международно-правовое существование государства Королевство Сербия.

До того как добровольно передать государственность новому югославянскому образованию, Сербия на конференции мира получила важное признание. Специальная союзническая комиссия, которая была сформирована с целью установить виновников войны и определить для них наказания, в своем отчете сделала заключение, «что ответственность за войну целиком лежит на Центральных державах, которые объявили войну в соответствии со своей политикой агрессии, а ее замалчивание придает причинам этой войны характер темного заговора против мира в Европе. Эта ответственность лежит прежде всего на Германии и Австро-Венгрии, а также на Турции и Болгарии. Ответственность эта еще более серьезна из-за нарушения нейтральности Бельгии и Люксембурга со стороны Германии и Австрии, которые сами же гарантировали нейтралитет. По отношению к Франции и Сербии ответственность еще больше, поскольку их границы были нарушены и до объявления войны». В заключительной части отчета указывалось: «Центральные державы планировали войну со своими союзниками, Турцией и Болгарией, и эта война является результатом умышленных действий, которые были совершены, чтобы война стала неизбежной. Германия по договоренности с Австро-Венгрией преднамеренно отвергла все предложения о примирении, которые вносили силы Антанты, как и многочисленные их усилия избежать войны»[478].

Германия сильно противилась принятию данного заключения, однако союзнические силы на Конференции мира не допускали сомнений в ее ответственности за войну, вынудив ее признать это. Они считали, что война велась «жестокими и бесчеловечными способами», вследствие чего Германия совершила «самое большое преступление против человечности и свободы людей когда-либо сознательно совершавшееся нацией, которая называется цивилизованной». Причины для развязывания войны они видели в стремлении Германии «удовлетворить свою алчность к территориям». А основой мира должна была стать «справедливость для всех… справедливость для мертвых и раненых, для тех, кто горевал и для тех, кто остался без родителей для того, чтобы Европа освободилась от прусского деспотизма… необходимо, чтобы справедливость по отношению к миллионам домов и собственности, кораблей и имений, которые германской дикостью были отняты и уничтожены»[479]. Такие позиции подтверждала и клаузула статьи 231 Мирного договора с Германией: «Союзники и присоединившиеся правительства утверждают, а Германия признает, ответственность Германии и их союзников за все убытки и ущерб, понесенные Союзниками и присоединившимися правительствами и их гражданами в результате войны, которую им навязала агрессия Германии и ее союзников»[480].

Вопрос военной вины Австро-Венгрии был определен в 177 статье Сен-Жерменского мирного договора с Австрией[481]. Правительство Вены приняло определенную вину за ультиматум Сербии 1914 года, но постаралось часть ответственности переложить на Венгрию и ее прежних высоких чиновников в Министерстве иностранных дел Австро-Венгрии.

Можно было бы, пожалуй, сказать, что Первая мировая война началась в тот момент, когда Никола Пашич 25 июля 1914 года за 15 минут до истечения срока для передачи ответа на пресловутый ультиматум, вошел в здание австро-венгерского посольства в Белграде с историческим документом в руках. A завершилась она тогда, когда оружие умолкло, в правовом же смысле — подписанием мирного договора с Германией. Начало переговоров в Версальском дворце 18 января 1919 года имело, случайно или нет, впечатляющую символику, в центре которой снова находился образ Николы Пашича. Запечатлевая чувства того момента, один современник записал: «В определенный момент, когда зал был битком набит, открылись двери для входа делегатов и первым, отдельно от остальных, появился старый Пашич, глава югославянской делегации, бывший председателем сербского правительства с июля 1914, — тот, кому Австро-Венгрия с намерением вызвать войну под предлогом сообщничества Сербии в Сараевском покушении, вручила ультиматум, что явилось знаком и началом европейского кризиса. Пашич шел медленным шагом, в то время как его снимали многочисленные фотографы. И немцы глазели на Пашичa, чувствуя и сами, что это — случайно или нет, не знаю — очень удачная ирония судьбы и полная сатисфакция для маленькой Сербии, за все ее страдания в войне. Все перешептывались: «Это Пашич, председатель правительства Сербии»… «На него первого напали»… «Сербия получила ультиматум»… «Вот как получается…» — звучали такие и другие подобные комментарии, восклицания… Пашич остановился посреди зала в недоумении, где ему сесть, то есть где места делегации Государства Сербов, Хорватов и Словенцев… Один из секретарей-распорядителей подошел к нему и отвел на предназначенное ему место. А оно находилось непосредственно рядом с немцами, немного наискось, так что целую минуту немцы и сербский председатель правительства могли смотреть друг на друга. О чем они в тот момент думали, никто не может сказать»[482].