– Доброе утро, дорогая.
Казалось, Питер Уэбстер приплыл к Ли во сне. Он стоял перед ней голый по пояс, в его вьющихся черных волосах играло солнце, темные глаза были полны желания. Он медленно приближался к ней…
– Гм… доброе утро, мисс Картер, – повторил голос.
Ли открыла рот от изумления и, окончательно проснувшись в залитой светом утреннего солнца комнате увидела Питера Уэбстера, стоявшего напротив с завтраком на подносе. Она резко села и натянула одеяло до подбородка, чтобы скрыть ночную рубашку, ее волосы рассыпались по плечам непослушными прядями.
– Питер! – Она тряхнула головой, чтобы отогнать остатки сна. – Что ты здесь делаешь?
Он улыбнулся:
– Как что? Несу тебе завтрак, конечно. Ты помнишь, что сегодня понедельник? Мы идем осматривать достопримечательности города.
– Мы… мы… Ох!
Ли посильнее закуталась в одеяло, чувствуя разгоряченный взгляд его темных сексуальных глаз.
– Что ты делаешь в моей комнате? Мог бы по крайней мере постучать!
– Я стучал, но ты, как Спящая Красавица, наверное, укололась веретеном.
Усмехаясь, он подошел к ее кровати и поставил поднос на ночной столик. Он присел рядом с ней и взъерошил ее уже и без того спутанные волосы.
– А ты сегодня явно в плохом настроении.
Ли, почти выпрыгнувшая из кровати от его прикосновения, с большим усилием пыталась спокойно дышать. Ему очень шли хорошо сидевшие спортивные брюки, рубашка кремового цвета соблазнительно обтягивала его мускулистый торс. От него приятно пахло пряным одеколоном и шампунем от только что вымытых волос. Она предугадывала опасности, таившиеся под этой самодовольной усмешкой.
– Встань с моей постели, распутник!
Он рассматривал большую скалку в изголовье ее кровати.
– Эта кровать, наверное, пришла к нам из прошлого века, а ты – нет. Может быть, тебе стоит прекратить вести себя так, будто и ты из прошлого века? – Он смотрел на нее с откровенным весельем. – Знаешь, дорогая, это просто поразительно. Без косметики и с растрепанными волосами ты выглядишь невероятно сексуально.
Он шаловливо дернул за одеяло, в которое она вцепилась из последних сил.
– Интересно, без чего еще ты хорошо выглядишь?
Ли ногтями впилась в простыню.
– Уходите отсюда, Питер Уэбстер! Уходите, или я, клянусь, позову Майру!
– Начинай прямо сейчас, – весело ответил он. – Уверен, она будет в шоке. Особенно если я схвачу тебя и… потащу куда-нибудь.
– Ты не осмелишься! – воскликнула Ли срывающимся голосом.
– Почему это?
Ли была в отчаянии. Как же избавить от этого настырного мужчины себя и свою кровать? Она решила попробовать действовать спокойно.
– Но ты, конечно, не хочешь, чтобы Майра подумала, что ты… ты…
– Майра знает, что меня уже не переделаешь, – заверил ее Питер.
– Неплохо сказано, – согласилась Ли, коротко рассмеявшись.
Вдыхая ароматы, исходившие от хрустящего бекона и поджаренных хлебцев, она с несчастным видом цеплялась за одеяло, с болью осознавая собственную уязвимость… и почти сокрушительное желание уступить Питеру.
– Ты прекрасно выглядишь, – повторил он, – я не обманываю, мало кто из женщин выглядит с утра лучше.
– Я не сомневаюсь, что ты знаешь это по собственному опыту, – фыркнула она.
Он искренне рассмеялся.
– А ты ревнуешь?
– Вот уж нет!
Он взял с подноса стакан с соком.
– На, выпей апельсинового сока.
Она отмахнулась от него, чуть было не выпустив из рук одеяло.
– Прекрати, Питер! Не выпью ни капли до тех пор, пока ты не покинешь эту комнату!
Он был неустрашим.
– Ты соберешься за полчаса?
– Извини, Питер, но что касается меня, у нас нет сегодня никакого свидания! Ты строил планы, но меня не посвящал в них.
– В таком случае я не двинусь ни на сантиметр. – Он поставил стакан и уютно устроился рядом с ней на кровати.
– Дорогая, у тебя, случайно, нет колоды карт?
Рассерженная Ли попыталась столкнуть его, но его тело оказалось для нее слишком тяжелым. Расстроенно вздохнув, она оставила эту затею, отодвинувшись от него как можно дальше.
– Колоды карт? Ты что, с ума сошел? Пожалуйста, уйди с моей…
– Что, нет карт? Тогда, думаю, мы сможем найти другой способ развлекаться целый день.
Ли возвела глаза к небу. Ее сердце рвалось из груди oт его близости. Он придвинулся ближе и обнял ее рукой за плечи.
– Хорошо! – воскликнула она. – Хорошо!
– Да? – озорно поинтересовался он, притягивая ее к себе.
Она покраснела до корней волос, когда услышала этот двусмысленный вопрос. Оттолкнув его, она подавила неожиданную улыбку.
– Я имела в виду, что пойду осматривать с тобой достопримечательности, вредина! – проворчала она. – А теперь убирайся отсюда!
Питер встал с торжествующей улыбкой. Он смотрел на нее сверху вниз, его глаза сияли.
– Я знал, что ты сделаешь по-моему, дорогая. Ты, как обычно, такая милая, такая разумная, такая спокойная…
– Ты уйдешь наконец?
Казалось, вся комната трепетала от возбуждающего мужского присутствия. Каждая секунда, которую он оставался в комнате, превращалась в нестерпимую пытку. Ли нервно потянулась за соком и со звоном поставила стакан обратно, как только увидела, что Питер вдруг затаил дыхание. У нее сползло одеяло. В отчаянии она ухватилась за него и натянула до самого носа, но было уже поздно.
Питер плюхнулся на кровать рядом с ней и почти насильно заключил ее в объятия. Ее испуганный вскрик мгновенно заглушили его губы. Ли понимала, что не в состоянии сопротивляться. Когда она ощутила силу его желания, когда его горячий язык стал ласково дразнить ее, стремительно раздвигая губы, она не захотела бороться с ним. Ее руки перестали искать одеяло и потянулись к нему. Она провела пальцами по его волосам, не обращая никакого внимания на то, что одеяло сползало все ниже и ниже.
Он застонал и крепко обнял ее, она чувствовала его тепло сквозь тонкий материал ночной рубашки. Ее соски горели, откликаясь на поцелуи с неистовой страстью. Когда его губы стали более настойчивыми и он обнял ее так, как будто не хотел отпускать никогда в жизни, она думала в тот момент только о том, что он был таким искусным, искусным…
– Ли, – прошептал он, лаская ее шею, – ты не хочешь… о, дорогая…
– Нет!.. – простонала она.
Он резко отодвинулся от нее. Она смотрела на него большими карими глазами, полными смущения. Он стоял у кровати, пристально разглядывая ее, каждый мускул его прекрасного тела был свидетельством того, что он с усилием старается успокоиться. Ли пыталась отдышаться. Комната все еще была наполнена напряжением от соприкосновения их тел.
– Полчаса, Ли, – предупредил он. Его темные глаза пылали. – Не волнуйся, – хрипло проговорил он, – я не заставлю тебя делать то, к чему ты не готова. Я подожду, пока все встанет на свои места. Именно так оно и будет, дорогая.
Он повернулся к двери. К ней наконец-то вернулось самообладание.
– Я… с этого момента я буду запирать дверь, Питер Уэбстер!
Не важно, что она гнала от себя собственные чувства, не важно, что… Он повернулся, хитро улыбаясь.
– Ты что, забыла, дорогая? – Он повертел серебряную дверную ручку в форме шара. – Твой замок сломан. К сожалению, это последний пункт в списке вещей, подлежащих починке.
Он закрыл за собой дверь. Ли невольно поднесла руку к губам, еще трепещущим от страсти, и вдохнула его запах, оставшийся у нее на пальцах. Она безвольно опустила руку на кровать, каждый дюйм ее тела изнывал, она нуждалась в нем…
Час спустя Питер и Ли ехали в Данлит, первый номер их программы. Ли украдкой наблюдала за Питером. Ее тело все еще помнило, что произошло сегодня в спальне, будто абсолютная чувственность захватила их подобно надвигающейся грозе. Теперь, когда полуденное солнце проникало сквозь стекло машины, освещая его гладкую кожу, она с готовностью предалась фантазиям и представила себе, как его сильное обнаженное тело прижимается к ней, как они целуются. Она отвернулась, напуганная этими сумасшедшими мыслями.
Утро было великолепным – мягким, солнечным, наполненным птичьим пением, а величественный старинный дом, к которому они подъезжали, был таким, что захватывало дух. И все же ничто не могло отвлечь внимание Ли от мужчины, сидевшего рядом. За считанные дни он бесцеремонно вторгся в ее жизнь и упорно добивался своих целей, а она постепенно ослабевала под его напором. Он каждый вечер проводил в ресторане; в доме же они почти постоянно были вместе. Она поняла, что начинает думать о себе и Питере как о паре, и это пугало ее столь же сильно, сколь и очаровывало. Она говорила себе, что не может продолжать в том же духе, но продолжала поступать именно так…
Данлит оказался чудесным старым домом. На Питера большое впечатление произвели просторные комнаты с шикарной мебелью времен девятнадцатого века. Ли восхитили необычной формы стол, инкрустированный черным деревом, и камин в библиотеке с облицовкой из итальянского мрамора. Самыми зрелищными были панорамные обои в столовой, рисунок которых изображал времена года в разных частях света. Было весело сравнивать эти обои с обоями у Майры дома.
По приглашению экскурсовода они отправились гулять по залитым солнцем полям с пышной растительностью и позже присели немного отдохнуть под великолепной магнолией, ветви которой доставали до земли. Питер достал фотоаппарат и стал фотографировать Ли под роскошным деревом.
– Ты великолепно смотришься в этом розовом сарафане, солнце будто танцует в твоих волосах.
Он смотрел на Ли с такой страстью, что она залилась краской. Она не протестовала, когда Питер остановил садовника и попросил его сфотографировать их вдвоем, но еле выдержала пытку, потому что Питер придвинулся к ней и поцеловал ее волосы в момент вспышки.
Из Данлита они отправились в неописуемой красоты Мелроуз, а потом в величественный Холл. Они пообедали в Керридж-Хаус, угощаясь отлично зажаренным цыпленком и мятным джулепом. После обеда их первой остановкой стал Лонгвуд, самое большое восьмиугольное здание в стране. Питер вел машину по извилистой дороге огромного поместья, а Ли с неподдельным интересом рассматривала великолепные старые деревья: кипарисы, кедры, дубы и какие-то высокие тонкие деревья, завезенные, очевидно, с Востока. Само здание внушало благоговение своими старинными стенами и башней с куполом в виде луковицы.
Они нашли в Лонгвуде нечто необычное: дом был построен не полностью, только первый этаж, остальные же не позволила завершить Гражданская война. Поднявшись по крутой лестнице, они очутились на недостроенном этаже, с окнами без стекол и в стенах, покрытых рубцами от инструментов. Леса, выстроенные вокруг, казалось, стояли там вечно. Вид этого незаконченного строения опустошал – комната за комнатой, а вернее, остовы того, чем они могли стать, старые банки с краской и различные инструменты, разбросанные так, как будто кто-то торопился убежать отсюда, заставляли задуматься о вечном. Ли вышла на одну из множества верхних веранд, полную сваленных как попало дуг и карнизов, покрытых резьбой и следами от пил. Питер подошел к ней.
– Говорят, это убило его, – рассеянно произнесла Ли, глядя на поверхность, заросшую мхом.
– Что? Кого убило? – встревоженно спросил Питер.
– Извини. – Она улыбнулась. – Я имела в виду доктора Натта, первого владельца этого дома. Помнишь, мы читали внизу некролог?
– Да, но что ты имела в виду, когда говорила, что это убило его? Что убило?
– Это. – Она указала в сторону недостроенного дома, похожего на призрак. – Экскурсовод сказал мне, что доктору Натту пришлось прекратить строительство Лонгвуда. Несмотря на то что Натт был на стороне Союза, его хлопковые поля уничтожили отряды федералов. Официально он умер от воспаления легких в 1864 году, но говорят, его убило то, что он вынужден был расстаться с мечтой о Лонгвуде.
Питер обнял ее одной рукой.
– Это была смерть великого человека.
– Это была смерть мечты, – поправила она, серьезно посмотрела на Питера и отвела взгляд.
Внезапно она почувствовала ком в горле, но когда вновь повернулась к нему, ее лицо было непроницаемым.
– Это уничтожило его, – медленно произнесла она. – Это могло бы уничтожить и нас. Но ты ведь не сдашься так просто, правда, Питер?
Он нахмурился.
– Ради Бога, Ли, о чем ты?
Она убрала его руку движением плеча, стараясь не разрыдаться.
– Я говорю о мечтах, от которых пришлось отказаться. Я знаю, что чувствовал этот несчастный доктор Натт.
– Знаешь? А как ты думаешь, что бы он почувствовал, если бы знал, что этот дом сыграет такую важную роль в истории нации? Сегодня люди восхищаются Лонгвудом, таким, какой он есть.
Она покачала головой:
– Нет, Питер. Люди восхищаются тем, чем он мог бы стать. И это очень печально.
Он прищурился.
– Да? А почему ты мне это объясняешь? Что-то подсказывает мне, ты говоришь о чем-то другом, а не о доме.
Вечер был довольно-таки теплым, но Ли неуютно поежилась.
– Идем, – сказала она.
Они молча покинули Лонгвуд и отправились в Розали, в этом историческом месте французы соорудили форт в 1716 году. Старый дом был построен в двадцатые годы девятнадцатого века в стиле эпохи английского короля Георга. Это было красивейшее здание с большими гостиными и мебелью розового дерева со сложной резьбой, но Ли приходилось заставлять себя всматриваться во все вокруг, поскольку мысли ее витали далеко от того места, где она находилась. Она все время думала о разговоре с Питером в Лонгвуде.
Экскурсовод Розали, Грейс Эванс, прихожанка той же церкви, что и Майра, была знакома с Ли. К счастью, Грейс оказалась очень занята, отвечая на множество вопросов других экскурсантов. Не уделяя Питеру и Ли пристального внимания, она не заметила очевидную напряженность их отношений.
Но когда Грейс ответила на последний вопрос о том, сколько лет фортепьяно, стоящему в гостиной на первом этаже, она застала Ли врасплох, попросив ее сыграть что-нибудь на прекрасном старинном инструменте фирмы Уайза.
– Это мисс Ли Картер, – представила ее Грейс, – каждый вечер она играет в ресторане «Серебряное дерево». Я уверена, что мисс Картер сможет просветить вас насчет фортепьяно гораздо лучше меня.
Поначалу Ли запротестовала, но в конце концов все-таки села за инструмент, изготовленный 160 лет назад. Пара аккордов подтвердила то, что она предугадала: этот звук был не сравним ни с чем.
Наверное, она отбросила осторожность из-за дурного настроения, а может быть, из-за того, что это старинное фортепьяно с богатым, волнующим душу звуком было создано для Шопена. Ли буквально утонула в этой обстановке и великолепной колыбельной. Питер и остальные слушали ее затаив дыхание. Слабый голосок в подсознании Ли предостерегал ее, говорил, что ей не стоит делать этого, не стоит таким образом разоблачать себя, но она не послушалась его. Она играла всем сердцем, пленяя слушателей с чувством произнесенным припевом, ошеломляюще трудными и одновременно изящными трелями и руладами, мелодией с бесконечными контрапунктами. Она знала, что играет для Питера, знала, что должна играть для Питера. Она старалась выразить с помощью музыки то, что была не в состоянии выговорить. Все должно прекратиться, она должна порвать с ним, хотя она и хочет этого меньше всего на свете. Она должна сделать это ради него.
Сыграв несколько произведений, она поняла, что сделала все, что могла. Подняв голову, она заметила трепет в глазах Питера и слезы в глазах женщин. С трудом сглотнув, Ли оглядела комнату. Несколько туристов, ожидающих в коридоре сбора следующей экскурсионной группы, тихонько зашли в комнату, чтобы послушать. Казалось, они находятся под гипнозом…
Но не успела Ли удалиться, как ее вниманием завладела одна из экскурсанток. Седовласая женщина, стоявшая у двери, восторженно хлопала.
– Вы Сьюзен Картер, да? – воскликнула она. – Я слышала, как вы играли эту вещь в Дэвис-Холле в Сан-Франциско!
В комнате повисла тишина, и Ли почувствовала, как от ее лица отливает кровь. Когда она наконец взглянула на Питера, ее больно задело выражение обиды, пылавшее в его темных глазах.