Сердце Рима

Холодное дуло, удлиненное глушителем, ткнулось о его затылок, и в этот момент все для Хенрика Боднара перестало иметь значение. И два высших образования в престижных университетах, и работа над диссертацией, и готовящееся повышение, о котором он якобы не догадывался. Всё это, как и то, что жена прислушалась к словам психотерапевта и решила дать их браку второй шанс, отныне перестало занимать место в его личном пространстве. Там – во вселенной Хенрика – остался только он и пистолет, вдавленный в его голову. Он слышал дыхание убийцы, ощущал запах его одежды – дорогой кожи и металла. На лбу Боднара выступила испарина, кисти рук похолодели, в коленях ощущалась болезненная слабость, в животе стало тяжело. Все это длилось считанные мгновения, и тоже перестало существовать, как только щелкнул рубильник, обрывающий человеческую жизнь.

За девять дней до этого события

Белый потолок нависал над головой скучными квадратами. Такая же белая стена не становилась ближе, с каким бы темпом Ника ни бежала. Беговая дорожка – циничная шутка. Беги быстрее, еще быстрее, и останешься на том самом месте. Как в Зазеркалье.[1]

На самом деле Ника думала, что все будет гораздо хуже. Когда Созидатели похитили ее в Стамбуле, она не знала, чего ждать, но сознание подсовывало все большие ужасы. Имея дело с организацией, помешанной на тотальном контроле, девушка понимала, что они не ограничены ни в возможностях, ни в средствах. Кто и когда втянул ее в это приключение? Взрыв, случившийся в ночном клубе Вены, навсегда изменил ее жизнь.[2] Она узнала о тамплиерах и асассинах, о давней вражде и взаимной ненависти людей, что смотрят на мир с разных сторон. Тирания и свобода. Порядок и хаос. Кто из них был прав? Неизвестно. Одно Ника знала наверняка: пока два ордена грызутся, как голодные псы, вожделенная косточка находится в руках у стоящего в стороне ордена Созидателей.

Ее увезли далеко от Стамбула. Отрезок пути они преодолели на частном самолете. Почти всё время Ника пребывала под действием снотворного, а когда очнулась, то находилась в этом самом месте. Его называли просто «Центр».

– Центр чего? – спросила она, услышав это впервые.

– Всего, – ответила ей бесстрастная девушка с зализанными короткими волосами.

Ника не представляла, где расположен Центр. Она видела не так много работников, но все они говорили на английском, при этом являлись представителями различных национальностей. Одинаковые серые костюмы, бежевые рубашки. У женщин минимум косметики. Такое впечатление, что кто-то отдал приказ брать на работу только клонов. Либо кто-то очень хочет, чтобы попавший в эту среду человек моментально забыл обо всех индивидуальных особенностях, и зарубил у себя на носу, что он – часть чего-то великого, маленькая ничтожная клетка сложного организма.

Она опасалась, что ее немедленно подключат к анимусу – аппарату, позволяющему извлекать информацию из цепочек ДНК, буквально вытягивая через мозг объекта память его предков. Но этого не случилось. Напротив, ее поместили в условия, напоминающие санаторий. За эти два дня Ника высыпалась, ела пять раз в день здоровую пищу, притом, довольно вкусную, пила свежевыжатые соки, воду и терпкие чаи, посещала курсы массажа и занималась в тренажерном зале. Поначалу она решила, что таким образом чего-то ждет. Вроде как стопка журналов в парикмахерской, чтобы клиент своей кислой миной не смущал работников. Но вдруг поняла, что ждать ей, собственно, нечего. Потребовав объяснений от той самой девушки, что сопровождала ее на процедуры и в столовую, она дождалась обещания, что после тренировки к ней подойдет кто-то главный.

Ника бежала из последних сил. Так странно было изматывать себя, понимая всю тщетность мышечного напряжения. Благодаря хитрому устройству она никогда не сдвинется с места, какой бы темп ни набрала. Но так было легче не сойти с ума. Бежать! Бежать со всех ног! Чтобы не думать, что сталось с Алексом, Сэб, Ритой и Колином, когда кафешку, где они вместе обедали, расстреляли. Алекс всегда защищал ее, он был светлым рыцарем, хотя его героический облик безнадежно испорчен фанатичной преданностью ордену и скверным характером. Но он бы ее спас!

Если только он жив.

– Ника Бажан!

Восклицание совпало по времени с замедлением и остановкой дорожки. Ника ухватилась за поручень, чтобы устоять на месте. Все еще запыхавшаяся и изрядно уставшая, девушка обернулась к вошедшему. В дверях стоял мужчина, которого она никогда прежде не видела. Он был полным, но не переступил грань безобразности. Скорее уж производил впечатление надежного, обеспеченного, холеного человека. Наверное, таким должен был быть Майкрофт Холмс.[3] Вероятно, британский акцент способствовал появлению этой ассоциации.

– Как я понял, вам нужны объяснения.

– Ответы, – исправила она его. – Объяснения – это успокоительная сказка, а мне нужна правда.

Он хмыкнул, сложил руки на уровне живота и посмотрел на нее с унизительным равнодушием. Идеально выбритый богатый толстяк в безупречно белой комнате. Он не представился, но это и не имело никакого значения. Назовется он «Ивановым» или «Смитом» – какая разница? Едва ли ей когда-нибудь придется как-нибудь к нему обратиться.

– Тогда спрашивайте.

– Где я?

– В Центре.

– Географически.

– И географически тоже. Вам известно, что земля – почти шар? Куда ни ткни, всюду центр.

«Да он издевается!» Ника постаралась сформулировать следующий вопрос. Созидатели любят формулировки.

– На территории какой страны я сейчас нахожусь?

Мужчина грустно вздохнул, будто короткий разговор уже бесконечно утомил его.

– Неужели вы собираетесь сейчас позвонить в аэропорт и заказать билет на ближайший рейс? Если нет, тогда откуда этот интерес?

«А он прав», – подавив раздражение, подумала Ника. Какая разница? Едва ли ее отсюда выпустят на экскурсию.

– Со мной были ассасины. Ну, вы знаете… Они живы? Что с ними?

– Ассасины, – он чуть заметно усмехнулся. – Ну конечно. Алекс, верно?

Ника напряглась.

– Во время проведенных тестов с демонстрацией фотографий ваших спутников, ритм ваших сердечных сокращений заметно участился именно на его файле.

– Ну знаете ли, это еще ничего не доказывает! – возмутилась Ника. – Мне вот как-то сон занятный приснился с Джеком Николсоном, а он даже не в моем вкусе!

– Учитывая ваше прошлое – доказывает, – многозначительно заявил собеседник. – Во всяком случае, то, что вы снова будете ждать его помощи. Надежда, на сей раз совершенно беспочвенная, является отвлекающим фактором, от которого я хочу вас избавить. С вероятностью 90 % можно сказать, что Алекс вместе с остальной командой погиб. Не от наших пуль, не стоит так на меня смотреть. Они были схвачены своими же соратниками, и, вероятней всего, отправлены под трибунал. Но даже если по какой-то счастливой случайности ваш друг жив, он не сумеет отыскать Центр. Это за гранью его способностей. Поверьте.

– Мы в аду? – с вежливой улыбкой уточнила Ника. – Потому что для Алекса и это не проблема.

– Ваша вера была бы похвальна, если бы не была глупа, – натянуто улыбнулся тот. – Поскольку вы никак не можете сформулировать подходящий вопрос, я помогу. Вы в Центре, на территории моего ордена. Естественно, вы нужны нам сугубо для связи с вашей памятью. Точнее, с памятью Лорин Питерс, блудной овечки, отбившейся от стада. И не только.

– Я понимаю, что вы не мои личные фанаты. Но зачем вот это?! – Ника обвела рукой вокруг, поясняя, что имеет в виду зал и многое другое.

– Пройдемте, – неожиданно предложил ее собеседник.

Не имея других планов, Ника последовала за ним.

Тот же коридор, по которому Ника ходила за последние двое суток бесчисленное количество раз. Но теперь они миновали дверь в столовую, в спальню, в массажный кабинет. Безликие белые двери остались позади.

– Прошу, – мужчина указал рукой на окно в стене, и Ника приблизилась к стеклу.

В комнате, освещенной электрическими лампами, поскольку естественное освещение в Центре отсутствовало, находился уже знакомый ей прибор, напоминающий помесь капсулы для томографии, стоматологического кресла и тренажера-симулятора для обучения летчиков. Анимус. Только этот прибор был дополнен капельницами и устройствами, чем-то похожими на те, что показывают в кино, когда человек находится в коме.

– Вы меня что, навсегда туда запрете? – прошептала Ника, глядя на аппарат.

– Не так категорично. Но благодаря усовершенствованию модели объект может пребывать в анабиозе от пяти до семи суток без перерыва. Это позволяет создать более крепкие связи в памяти, практически избежать искривления воспоминаний, происходящего по вине психо-эмоционального состояния объекта «один» или объекта «минус один», как мы называем предшественников. Но у этой системы есть один недостаток. Организм подвергается более серьезному испытанию и нуждается в восстановлении. Здоровье – вот залог успешной синхронизации. Так что считайте, что выиграли билет на курорт. Сбалансированное питание, тренировки и полноценный отдых подготовят вас к необходимым нагрузкам.

Ника отпрянула от стекла и посмотрела на него, как на сумасшедшего:

– Вы собираетесь превратить меня в проигрыватель? Беспрерывная передача шоу из прошлого?

– Вы меня не услышали. Перерывы, конечно, будут.

– Чтобы восстановить выжатый как лимон организм! А что потом? Когда я превращусь в растение? Через три-четыре сеанса?

Он повернулся к ней, и к ужасу Ники в его глазах не было эмоций. Разговор о человеческой судьбе, о ее судьбе, нисколько не трогал его. Ни сочувствия, ни радости, ни торжества. Он говорил о чем-то бесконечно обыденном.

– Думаю, это случится нескоро, если соблюдать меры предосторожности и в точности выполнять инструкции.

Ника снова взглянула на чудовищную машину, которая проникнет в ее душу, в ее память. Жить, дышать, выполнять рекомендации тренера и глотать витамины, чтобы какие-то извращенцы смогли и дальше смотреть увлекательное кино, используя ее мозг вместо жесткого диска? А если они узнают, что вторая часть дневника Лорин у ассасинов? Или уже знают…В любом случае ее жизнь теряет всякий смысл. Созидатели не позволят уйти.

– А если я откажусь? – спросила она. – Я перестану ходить на тренировки, вы не сумеете заставить меня качать пресс или бегать. Смертью пригрозите? Ну-ну.

– Ника, Ника, – с раздражающим притворным сочувствием вздохнул человек-глыба, – это так глупо. Чего вы хотите добиться этим? Свободы?

– Вы меня не отпустите. Так зачем мне вам подыгрывать?

Он хмыкнул, почесал натянутый низкий подбородок и кивнул:

– Идемте.

Они прошли до конца коридора, затем дождались лифта. Зеркальная капсула даже не дрогнула, когда двое переступили ее порог. Ника не могла определить, едут они вниз или вверх, лифт двигался очень плавно, словно чуть вибрировал, стоя на месте. В четырех зеркалах с любого ракурса она видела саму себя в сером спортивном костюме с завязанными в хвост каштановыми волосами, давно требующими рук хорошего парикмахера. На осунувшемся лице выделялись огромные глаза, испуганные, усталые, поблекшие. Она уже и не помнила, что покинула родную Украину, чтобы отдохнуть с подругами в Вене. А теперь она желанная добыча для каждого ордена. Вернее, не сама Ника – только ее память. На нее же им плевать.

Двери открылись, бесшумно разъехавшись в разные стороны, и Ника вслед за тяжеловесным провожатым попала в очередной залитый светом коридор. В таких ни спрятаться, ни затаиться попросту невозможно. Прямая белая кишка без малейших выступов и ниш, с полусотней запертых дверей.

– Будьте любезны.

Очередное окно в стене. У Ники возникло подозрение, что она сейчас вновь увидит ту самую палату – иначе язык не поворачивался назвать камеры – с тем же самым прибором. Практически так и случилось, за одним исключением: теперь анимус не был пуст. В нем находился человек, чью голову скрывала непрозрачная часть аппарата. Он был нагим, и потому совершенно беспардонно на всеобщее обозрение было выставлено его тело со множеством подключенных датчиков на выбритой груди, вонзенных в вены игл капельниц с обеих сторон, и с катетером для мочеиспускания. Из брюшной полости были выведены прозрачные трубки, завершающиеся банальными медицинскими пакетами. Когда Ника навещала в больнице свою тетю, то видела, как по коридорам бродят больные после операции с такими вот «пакетами» для отвода всякого рода жидкостей. Возле этого незнакомца находились два человека. Один опорожнял емкости, заменяя их свежими, другой считывал данные из таблицы на экране.

– Кто это? – спросила Ника, борясь с омерзением.

– Понятия не имею, – цинично ответил ее спутник. – Я никогда не интересовался его именем или прошлым. Куда важнее, что он отдает нам информацию, которая все еще хранится в его мозгах. Все остальное понемногу отмирает, атрофируется, хоть мы и поддерживаем жизнедеятельность важных органов. Он на сегодняшний день живет без печени, почек и желчного пузыря. По прогнозам, у нас есть около недели до того, как откажут легкие. Он слишком дорого обходится, и если удастся получить всю необходимую информацию до этого срока, мы с радостью закроем его файл, а я так и не узнаю, как его звали. Мне до этого нет дела.

Ника повернулась к нему, пытаясь понять, что за человек стоит рядом. Он говорит это специально, чтобы сыграть на ее чувствах, но беда в том, что ему не приходится лукавить.

– Значит, это меня ждет, если я откажусь?

– Именно.

– Но я слышала версию, что это нереально против воли…

– Так говорят дилетанты. Конечно, специалистам это доставит неудобство, возможно, усложнит работу, как если сравнивать быстродействующий процессор с примитивной вычислительной техникой позапрошлого века. Возникнут некоторые трудности, появятся неточности в передаче данных. В начале, когда сопротивление будет достаточно сильным, мы столкнемся с блоком вашей памяти. При правильном подходе взлом системы дает положительный результат. Если же не удастся… что ж. Мы потеряем ценный ресурс. Вы же попросту перестанете существовать. Масштабы проблем несоизмеримы, верно?

Ника сама не знала, за что ей цепляться. Родителей она едва ли увидит, а они, вероятней всего, уже ее оплакали. Шансы выбраться из лабиринта белоснежных коридоров ничтожны. Жить ради того, чтобы получить еще один день, когда можно будет сходить в спортзал на пробежку? Видеть солнце и небо только при подключении к анимусу?

И все же она дала согласие, от которого, по сути, ничего не зависело.

К физическим нагрузкам, отдыху и питанию добавилось обучение. Ее английский совершенствовался, она посещала уроки художественного мастерства, ее электронная книга трещала по швам от загруженной литературы. Тренированное тело Созидателям было не так важно, как тренированный мозг. Более того, в один из дней ее привели к самому настоящему стоматологу, который безболезненно вылечил требующие внимания зубы. В ордене ответственно подходили к работе с ценными ресурсами.

Спустя неделю такого режима, когда по ночам понемногу стали отступать кошмары, где пылающий ночной клуб сменялся расстрелянным кафе, Ника почувствовала приближение изменений. Ее опасения подтвердились, когда врачи после привычных тестов объявили о значительных улучшениях по всем показателям. Предстоящая ночь ее пугала. Ника лежала без сна, думая о том, что на следующее утро ее погрузят в анимус на неделю. Прежде ей не приходилось находиться в нем дольше двенадцати часов.

«Ну и сучка ты, Лорин, – подумала она о той, чья память так нужна Созидателям. – Если бы не ты…»

Да, если бы Лорин в XVIII веке не совершила непростительную с точки зрения своего ордена глупость, если бы она не проявила человечность, совестливость и сочувствие, если бы она не влюбилась безумно, безудержно, то, вероятно, Ника продолжала бы жить в своем городе, ходить на работу, строить жизнь по принятым нормам. И была бы счастлива среди таких же одураченных глупцов, которым плевать, что их используют.

Утром (о времени позволяли судить часы на стене) за ней пришла все та же бессменная девушка, что молча водила ее по коридорам последние девять дней. Следуя за ней в этот раз, Ника вдруг почувствовала невероятную тоску, словно плелась за палачом на эшафот.

– Тебя как зовут? – спросила она, обращаясь к идеально ровной спине проводника.

Ее вопрос несколько удивил девушку, поскольку та даже не сразу ответила:

– Это не имеет никакого значения.

– Мой мозг сейчас сожрет ваша машина, а я, возможно, превращусь в спящую красавицу на веки вечные, так что это имеет чертовски большое значение!

Девушка обернулась, смерила Нику взглядом, в котором еще только зарождалось профессиональное безразличие. Нет, она не сочувствовала, но в ее глазах мелькнул страх. Она почему-то испугалась вспышки гнева от человека, который ничего не сможет ей сделать.

– Сара Джонс.

– Надеюсь, Сара Джонс, ты гордишься своим орденом. Чувствуешь себя частью великой идеи?

– Да, – с вызовом ответила та, обернувшись через плечо. – Горжусь.

Ника понимала, что собеседница не лжет. А что бы выбрала она сама, будь такая возможность? Быть примитивной инфузорией, одноклеточным организмом на низшей ступени эволюции, или же крошечным элементом сложнейшего произведения природы? Клетки единого организма. «Их беда и счастье, что они сравнивают себя с мышцами, мозгом, кровеносными сосудами. А не с клеткой в анусе, чье отмирание даже не будет замечено, – с горечью подумала Ника. – Все хотят быть важными, значимыми, и им дают эту иллюзию. Созидатели обманывают даже своих».

Ей позволили за ширмой переодеться, сменив спортивный костюм на больничную рубаху с глупыми и пошлыми завязками на спине. Теперь она ощущала себя совсем нелепо, беспомощно и унизительно. Вероятней всего, рубаху с нее снимут, как только анимус поглотит ее сознание.

– Ложитесь.

Она послушно расположилась на жестком ложе. Над головой светила яркая лампа. Когда один из присутствующих незнакомцев повернул подвижный экран анимуса, закрывая им от Ники остальную комнату, она вздохнула с облегчением. Хотя бы слепить перестали…

– Все по местам. Действуем по обычному протоколу, погружение не первичное. Три. Два. Один.

Ника зажмурилась и приготовилась к неприятному ощущению, которое можно сравнить с резкой перегрузкой при взлете самолета, дурманящим действием общего наркоза и состоянием небывалой, неестественной легкости во всем организме. Но ничего не случилось. Прислушавшись, она поняла, что в комнате появился еще один человек, из-за которого сорвался запуск.

– А я говорю, что объект должен пройти со мной немедленно. Открывшиеся обстоятельства важнее своевременности подключения.

– Вы не понимаете, машина запущена.

– Вы можете подождать десять минут, пока вопрос закроется, а я не имею возможности ждать неделю, пока объект будет освобожден из анимуса!

Ника жалела, что не видит говорящих. К тому же, теперь ей уже не было спокойней из-за ограждающего ее экрана. Там, по другую сторону, она голая, беззащитная, и совершенно неуместный стыд заставил ее плотно сжать ноги.

– Поднимайтесь!

Экран исчез, и недовольный лаборант помог ей сесть, но дернул так резко, словно это сама Ника была виновата в задержке их работы.

Помешавший подключению человек стоял здесь же, в костюме с галстуком. Он вытирал платком потеющее лицо. В кабинете было довольно прохладно, и появление пота можно было объяснить либо тем, что незнакомец бежал, либо тем, что невероятно нервничал.

– Бажан, идите за мной, – скомандовал он.

Она равнодушно поднялась. Уже на выходе из комнаты поняла, что идет в больничной рубахе с голым задом.

– Можно одеться?

– Может, вам еще и косметичку принести?! – возмутились оставленные без работы служащие анимуса.

– На это нет времени, – возразил невзрачный незнакомец.

Ника шла за ним, зажав рукой расходящиеся полы рубахи, ощущая босыми ногами холодный гладкий пол. От ее влажных стоп оставались следы на безупречно отполированной поверхности.

– Проходите.

Она вошла за ним следом в лифт.

Несколько секунд они провели в молчании. Ника разглядывала человека через отражение. Он был чуть ниже ее, с узкими плечами, темными волосами, длинным носом и острыми скулами. Костюм висел на нем, словно был одолжен у старшего брата.

– Выходите, – сообщил он за секунду до того, как створки открылись.

По коридору, который ничем не отличался от всех предыдущих, они дошли до тупиковой двери. Спутник Ники все чаще прикладывался к платку.…