Когда-то здесь текла река. Камни, поблескивающие в тусклом свете луны, четко обозначали ее русло. Плясали по мертвым стволам багровые блики. Небо догорало, точно костер.
Ни ветерка, ни шороха шагов…
На камнях, там, где русло делало излучину, стоял человек и смотрел в небо.
Человек знал, что и река, и мертвый лес за ней, и это грозное небо – все это сон. Не более. И не менее.
– Хорошее место.
Шелестящий голос льется отовсюду. Он – часть пейзажа. Он – и луна, и лес, и камни.
Человек поежился. Слишком уж огромен был черно-красный мир его сна, слишком громки звуки. Но к этому можно привыкнуть. Более того, к этому нужно привыкнуть. Иначе, зачем жить? Ради чего бороться?
Молчание тянется недолго. Оба собеседника знают цену времени и не желают его терять. Вселенная спрашивает:
– Как продвигаются твои труды? Долго ли мне ждать?
– Мы делаем все возможное, – отвечает человек. – Но мастеров мало. Наша армия растет медленней, чем мы бы хотели.
– Люди! Вы всегда обещаете больше, чем способны сделать…
– Мы работаем, не покладая рук! Мастерские не простаивают, солдаты тренируются. Но магия… в этом мире она слаба и несовершенна. Если бы я мог…
– Ты всего лишь человек. Помни это. Ты – один из толпы, не больше. Но ты мне нужен, и в этом твоя сила. Понимаешь меня?
– Да, великий.
– Сила – это не только магия. Сила – это в первую очередь власть. И уж ей-то ты можешь распоряжаться.
– За этот год мы сделали больше, чем за последние двадцать лет…
– Знаю. Но время не ждет. У нас есть враги и помимо белых святош. И ты должен помнить об этом.
– Если бы у нас были…
– Все, что вам нужно – это следовать моей воле! Не правда ли, цена власти и силы не так уж велика?
– Мы следуем твоей воле, Великий. И никто не смеет спорить или возражать. Но, чтобы приблизить нашу победу, нам крайне необходимо…
– Вашим жалким магам нужна помощь? Что ж… я их понимаю. Думаю, вам стоит найти Серую Луну. Запомни это название! Когда-то она принадлежала одной из самых сильных волшебниц. Найти ее будет несложно…
Человек перевел взгляд на ночное светило. Луна над пересохшей рекой действительно казалась серой и мертвой.
– Я понял, Великий. Какие еще будут приказы?
– Слишком много приходится тратить сил. Стоит подумать о новых жертвах, а может и о строительстве храма. Понимаешь меня?
Человек кивнул.
Ветер играл листьями осин и берез, создавая иллюзию того, что день предстоит прохладный. Но солнце уже вызолотило окрестные скалы, небо стало лазурным, и лишь у горизонта его словно присыпала серебряная пыльца. А значит, сегодня, как и во все минувшие дни, будет жарко.
У подножия поросшего лесом горного склона образовалась круглая маленькая долина с озерцом посредине. Вода в озерце темная, цвета камней, выстилающих дно. Она как черное зеркало, – не рябит и отражает лишь силуэты предметов. Но взгляд досужего путника первым делом занимает не озеро, а небольшое строение из проржавевшего металла о два окна. Дожди и суровые зимы почти доконали вагончик. Его перекосило, прогнили в труху и рассыпались доски ступенек, но стекла в окнах каким-то образом уцелели, и теперь он глядел на мир с мрачноватой мудростью, свойственной всем старым домам.
И озеро, и вагончик и всю эту похожую на чашку долину, и даже ущелье, по которому сюда можно добраться от западных склонов, лучше всего видно сверху, от трех гранитных скал. Темный гранит возвышается над кронами тоненьких деревьев, но наблюдателю взбираться на самый верх необязательно, достаточно подобраться к тому месту, где скалы вырастают из земли. Это тоже высоко, но тут деревья не застилают обзор. Сюда даже ведет едва заметная тропа.
Человека, притаившегося в тени гранита, красоты природы интересовали мало. Он проторчал тут с самого рассвета, устал ждать, вспомнил и забыл все известные ругательства и придумал парочку новых. В данный момент он уговаривал себя подождать еще немного и удостовериться, что не зря потратил половину дня на обустройство ловушки – нельзя допустить, чтобы схарматы и дальше шли по его следу. И так слишком долго не удается от них избавиться, прижали к самому городу.
Человек поднес к глазам старый полевой бинокль, подкрутил колесики – показалось, что сбилась резкость. Но нет, древний прибор работал точно. Мастера Ордена научились делать вполне сносные аналоги, но он ни за какие коврижки не променял бы свой бинокль на их изделия. Бинокль помнил руки тех, кто пользовался им раньше, десятки, а может, и сотни лет назад. Парадокс в том, что именно такие, древние вещи как раз и создавали ощущение единства мира.
Прошлое шептало – даже для вас еще ничего не кончилось.
Даже здесь, где властвуют разрушение и анархия, где каждый воюет с каждым, а жизнь человека не стоит и малой монеты, есть надежда на возвращение лучших времен. В иных мирах Упорядоченного живут такие же люди. Они ничем не лучше нас, но им-то удается создавать что-то новое, сберегать свою историю и делать жизнь немного лучше. А значит, мы тоже это можем. Другое дело, что не очень-то и хотим…
Клим не признался бы в причинах своей привязанности к старым вещам и под пыткой. Он не любил сентиментальность во всех ее проявлениях, так что гнал ее даже из собственных мыслей.
В ущелье ему померещилось движение. Снова взглянул в бинокль.
Точно! Человек с собакой… нет, собаки у них две, и людей больше, просто остальные отстали. Жаль… было бы неплохо накрыть всех разом, потом тщательно уничтожить собственные следы и убраться подальше. Поплутать на всякий случай по камням, осыпям и ручьям, и только после этого двинуться в сторону Горного Убежища.
Чуткие все-таки носы у их собак… интересно, что за порода?
Он взял максимальное приближение и навел на ближайшего пса.
– Еще не хватало! – пробормотал вслух.
Морду собаки частично скрывала металлическая полумаска, на груди тоже поблескивали кусочки металла. Мертвяк!
Похоже, генерал Аким счел его важной шишкой. По душу следопытов мастера Дианы они отправили только команду ищеек. Парни, умудрившиеся засветиться в непосредственной близости от лагеря схарматов, исправили ошибку, покрошив преследователей в капусту и закопав в подвернувшемся перелеске. Видимо, это схарматских офицеров многому научило, и теперь они осторожничают.
Клим провел ладонью по бритому затылку – если в отряде кроме мертвых собак есть и мертвые люди, то уйти будет несколько сложней. Мертвяки, которых с недавних пор используют схарматы, не знают усталости, их очень трудно убить и в темноте они видят не хуже, чем днем. Они никогда не уклоняются от выполнения приказа и не стесняются убивать налево и направо, если вдруг окажется, что кто-то встал между ними и намеченной целью. Клим не обманывал себя надеждой, что у мертвых слуг Схарма есть какая-то другая цель. Отряд ищеек шел за ним уже третий день, отставая примерно на шесть часов. Мастер-разведчик специально вывел их к этой крошечной долине – чтобы сосчитать врагов, и чтобы по возможности проредить их число. Первое удалось. Четверо живых, две собаки, два мертвяка. Второе…
Посмотрим.
Клим сосредоточился на управлении механоидом, спрятанным в вагончике. Он был намерен сполна разыграть свой единственный козырь. Ловушку он сделал еще несколько дней назад, когда пришел к неутешительному выводу, что добром нынешний его поход к ставке генерала Акима не закончится.
Риск, однако, был осознанным, и не пойти было нельзя. Так же точно, как теперь ему нельзя допустить, чтобы схарматы догадались, что за ними плотно наблюдают. И вовсе не монахи из Спасенного города.
Слово Управления было произнесено примерно тогда, когда механоид заступил на свой долгий трудовой пост, и неопытный мастер непременно потерял бы контроль над наполовину магическим созданием, но Клима даже в Убежище всегда считали одним из лучших. Его мех сразу «вспомнил» необходимые команды, осталось только дождаться.
Такая тишина возможна только на пустырях, да еще на старых развалинах, там, где Драконы Времени потрудились на славу, не оставив другим мировым силам ни единого шанса что-то еще изменить или переделать; такая тишина возможна только в ясный августовский полдень, в самый жаркий час, когда над полем цветущего разнотравья густой стеной встает марево, а пыль дороги не беспокоят ни чьи сапоги. Она может быть обманчивой, эта тишина. Она может предвещать грозу. Но она всегда безмятежна. Полна стрекота и жужжания, золотистых паутинок и запаха горячей травы.
Она заманивает в себя, заставляет себе поверить.
И вот ты, усталый путник, половину ночи к тому же потративший на несуетные, но утомительные и неприятные дела, внезапно останавливаешься, и, запрокинув голову, смотришь, как далеко-далеко, в самой вышине кружит чернокрылая птица – ястреб или сокол.
Дальгерт чуть улыбнулся. Против солнца любая птица будет казаться черной.
Против солнца даже белое кажется черным… или серым.
Он быстро скинул священное одеяние – белый плащ, украшенный знаками Спасителя, свернул его, взбежал по растрескавшимся плитам на пологий холм. Бетон под ногами превратился в крошку, изломался. Трещины поросли травой, которая к августу превратилась в сухие лохматые щетки. Когда-то был здесь, наверное, дом. И жила в нем не одна семья, а может, целых десять, или даже больше. Но те времена давно прошли. И только Хедин знает, вернутся ли вновь.
Дальгерт уже другим, внимательным взглядом окинул горизонт. На дороге – никого, от самого пастушьего хутора и до лощины. У крайних лачуг городской окраины стоит небольшая толпа – должно быть, слушают полуденную проповедь. Но эти не будут глазеть по сторонам. Им нет дела до пустыря. Им и до священника-то нет дела. Просто стоят, ждут, когда можно будет разойтись и заняться привычными дневными делами.
Монастырь… Здание отстроили недавно, на него ушли камни и кирпич десятка старых домов. Теперь оно возвышается над убогими городскими постройками подобно тому, как свиное рыло возвышается над рассыпанным жемчугом – внимательные недобрые глаза все видят и все запоминают.
Сами-то монахи, правда, сравнивают свое обиталище с взрослым человеком, окруженным малыми неразумными детьми, или со старым дубом, что возвышается над юными деревцами и дарует им благодатную тень.
Но этой благодати горожане не видят. Жизнь с появлением белых монахов стала только тяжелее. Теперь нельзя уже, сидя за кружкой в «Вороньем гнезде» рассуждать о причинах Великого Разлома. Даже бабушкины сказки под запретом, ибо много в них ересей и неправды. А помимо обычной охранной подати появилась еще и монастырская десятина.
Шесть лет назад монахи жесткой рукой очистили город от скверны: пылали на площади костры Инквизиции, полнились отступниками камеры в подвале старого здания…
Вне закона оказались старые праздники. Зато одетые в белое монахи без устали рассказывали о благих деяниях своего Бога и о том, что ждет людей в посмертии, если они отринут прежнюю веру и пойдут за ним.
Знак летящей к небу, крест накрест перечеркнутой стрелы теперь был всюду. Он был силой – наибольшей силой в городке, и даже сам Гаральд – богатейший и наиболее уважаемый из старейшин – принял веру в Спасителя, и привел на посвящение свою жену и старшего сына. А ведь он – от корней Тарна. Все больше было у монахов и послушников работы вне монастырских стен. Вот и Дальгерт вчера перед закатом отправился на пастуший хутор на молитвенное бдение у постели больного старика.
Ничего и никого. Тихо. Только сокол в высоком небе и травы, замершие под горячими лучами.
Дальгерт спустился с холма так, чтоб его уж точно не увидели из города, вытряхнул из сумки горсть деталей, колесиков и пружинок и принялся быстро мастерить меха – неживого, но послушного воле мастера посланца. Руки сами находили нужные оси и шестеренки, а вот мысли монастырского послушника были далеко отсюда.
Мысли, если их отпустить на волю, летят туда, где в данный момент пребывает сердце. Так что думал Даль не о своей нелегкой работе, не о последних городских сплетнях и планах настоятеля. В тот момент он вспоминал Ильру, дочку Вильдара, хозяина таверны «Воронье гнездо», и улыбался…
Наконец мех-посланец был собран. Существо получилось забавное, похожее на четырехлапого жука с усиками, но вовсе без головы. Жаль, способностей Дальгерта не могло хватить, чтобы заставить его бежать до самого Горного Убежища… но это ничего. Будет достаточно, если «жук» доставит его записку Кузнецу. А уж тот знает, как поступить дальше.
Дальгерт вложил заранее подготовленное послание в футляр и надежно закрепил под пружиной внутри корпуса меха. Тот поводил усиками в ожидании, когда его, наконец, поставят на землю.
Даль шепнул ему нужное слово и добавил:
– Дорогу ты знаешь, так что поторопись, а то, как бы грозы не было.
Да и мне пора, добавил он мысленно. Дело шло к полудню, и лучше не задерживаться, чтобы братья не заподозрили, будто он специально тянет время, отлынивая от работы. Святые братья не любили лентяев, так же, как мастера школы в Горном Убежище.
Но вот про Убежище и про мастеров пора забыть. Все, все. Перерыв окончен. Надеваем плащик, на лицо – чопорное и неприступное выражение, в руку – четки. Святой брат возвращается с бдения. И очень недоволен тем, что пришлось задержаться.
Схарм весть, откуда взялся этот замок.
Все старые строения откуда-то берутся. Так было, и так всегда будет. Миры умирают, а их обломки сыплются сюда, и словно надгробные камни чужим вселенным остаются, разрушаясь, осыпаясь песком. Города, одинокие башни, замки, циклопические сооружения без окон, без дверей, лачуги, деревни, церкви неизвестных, но наверняка мертвых богов…
Так говорит Маркус, а он много видел. Он по равнине путешествовал до самого океана. Именно он, командир ищеек Великого Схарма, и привел отряд сюда.
Руина, конечно. Всех строений – одна старая квадратная башня. От стены остались одни камни, заросшие мхом и мелкой травой, которую Дём, он из местных, именует толокнянкой.
Но если начнется дождь, то будет, куда спрятать лошадей, да и самим укрыться. Места-то открытые. Если и есть деревья, то какие-то больные,– они с трудом нашли в себе силы перебороть неподатливую, каменистую землю.
Маркус велел поставить шатер так, чтобы башня и огрызок стены прикрывали его от ветра. Но пока предосторожность не оправдалась – дни как по заказу стояли ясные и жаркие, ни ветерка, ни облачка.
Вечернее солнце золотило старую башню и горы над ней. Словно неведомая сила нарочно поместила строение так, чтобы ни один склон, ни одна скала не загораживала от него садящееся светило.
Шатер – в тени, башня – как догорающая свечка.
Разведчик спрыгнул с коня. Это был невысокий поджарый человек в короткой кожаной куртке и кожаных же штанах, расшитых ниже колен металлическими бляхами. Волосы его были забраны в хвост. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка между зубами. А улыбался он часто. Правда, никто не назвал бы его улыбку приятной. Это был Карел, один из лучших искателей Правой армии Схарма. Человек степи, он не очень уверенно чувствовал себя в горах, но нюха не потерял, и его по-прежнему высоко ценили командиры.
Карел шел быстро, нахлестывая себя по голенищу свернутой плетью. Взгляд его был мрачен. Вчера случилось то, чего с ним не случалось уже очень, очень давно. Карел потерял след и сейчас должен был сообщить об этом командиру ищеек Маркусу. Оставалось надеяться, что Волк лучше справился с задачей, но что-то подсказывало разведчику, что не одному ему придется оправдываться. Уж больно не простой была дичь, по следу которой шел отряд. И уж больно высоки были ставки.
Рядом, соизмеряя свой бег с поступью человека, двигался пес. Черная шерсть его свалялась и висела клочьями, словно вылинявшая, левый бок вовсе облысел. На морду, как будто для устрашения, надели металлическую маску, оставляющую открытым нос и глаза. Между ушами маска сужалась. Она лежала настолько плотно, что углы вдавились в кожу, но псу это, похоже, совершенно не мешало.
Маркус встретил разведчика возле шатра. Кивнул Шустрому, чтобы занялся лошадью. Парень понятливо закивал и перехватил повод. Шустрый – салага, его взяли на поиск, чтобы было, кому помогать по хозяйству, ну и в надежде, что научится чему-нибудь полезному. Ему повезло, что он остался стеречь лошадей, иначе мог бы лежать сейчас вместе с Ругом и двумя тварями Лека под равалинами древнего строения, взорванного неизвестным шпионом. Они там все могли бы остаться, если бы послушались Волка и пошли прятаться в ржавый вагончик…
Но Маркус словно почувствовал ловушку, приказал отойти. И не прогадал. Хотя трупаков они и потеряли.
Карел проводил Шустрого взглядом и повернулся к командиру.
Тот сказал:
– Значит, ты не нашел след. Плохо.
– Далеко он уйти не мог. Где-то здесь он… наверняка на юг подался.
– На юг… что нам теперь, весь Каменный пояс обшаривать твоей милостью? Здесь столько укромных долинок, ущелий… пещеры, опять же. Он может быть где угодно. Что пес?
– Собака, она даже дохлая, все равно собака. Не беру в толк, чем они лучше живых?
– Ее кормить не надо. И убить намного труднее. Значит, все-таки, и пес следа не взял… ладно, посмотрим, что нам скажет Волк. Он должен уже возвращаться. Можешь пока отдыхать.
Карел ушел, Маркус вернулся в шатер. Достал из черной пластиковой коробочки чернильницу и перо, и на клочке бумаги убористо написал несколько строк.
Когда закончил, снаружи донесся топот копыт и ржание. Вернулся Волк.
Его задача была проникнуть в городок, что притулился на склонах одной из гор, и выяснить, не там ли скрылся тот, ради чьего поиска снарядили отряд ищеек. Городок по виду маленький и нищий, если парень там, то найти его будет делом техники.
Волк был русым детиной, с крупными чертами лица и розовой прыщавой физиономией.
Свою куртку светлой истертой кожи он скинул, оставшись в черной майке с линялыми буквами неизвестного языка. На поясе болталась кобура, но револьвер у него, Маркус точно знал, не заряжен. В этих местах совершенно невозможно отыскать патроны нужного калибра.
– Приветствую, – махнул ему Маркус. – Докладывай!
– Птица пропала. Я не успел понять, чем ее прикончили. В голову словно гвоздь вбили, думал на месте окочурюсь.
– Сочувствую, – без малейшего сочувствия в голосе ответил командир. – Нашел чего?
–…на пути этом, полном чудовищ, Спаситель был одинок. Но разве не мы – защитники веры, должны стоять на страже паствы нашей? Разве можем мы допустить, чтобы ложь и крамола вновь поселились в сердцах? Враг грозный и неведомый бродит рядом. Враг, имя которому Диавол, слуга которого – Смерть! Укрепляйте дух ваш, ибо сказано – сильному духом да будет ровен путь; крепите сердца ваши…
Дальгерт продолжал говорить заученный текст, а сам тихонько скользил взглядом по мрачным лицам прихожан. Уличная проповедь никогда не была его стихией, но времена настали такие, что даже сам приор выходил на площадь читать Святые Свитки.
Минуло всего пять дней с того часа, как он принес дохлую птицу святым отцам.
Но те отнеслись серьезно к предупреждению, и Даля не покидало подозрение, что Леон тоже узнал в корявом рисунке глаз Схарма.
А уж когда на следующий день появились известия о двух чужаках, что расспрашивали жителей окраин о монастыре и монахах… вот тут-то и решили святые отцы, что угроза реальна. И начались ежедневные эти проповеди.
– …и да пребудет в каждом сердце имя Спасителя, бога нашего, благ подателя, слава ему, и трижды хвала… – закончил он свою речь.
Немногочисленные слушатели осияли себя знаком святого перекрестия, да и начали потихоньку расходиться. Только один человек остался стоять, дожидаясь, когда Дальгерт к нему обратится.
– Слушаю тебя, сын мой!
– Будет война, святой отец?
Прямой вопрос. Кто-то однажды должен был это спросить. На такие вопросы следует отвечать честно.
– Да. Будет война. Но враг наш угрожает не одному только монастырю. Этому врагу неважно, кого убивать…
– Нужно ли готовить оружие? Будет ли объявлен сбор ополчения?
– Братья отправили разведчиков, но пока ни один из них не вернулся. Мы ждем известий. А оружие… оружие готовить надо.
Человек поклонился и ушел.
Даль был уверен, что посланные Леоном разведчики не вернутся уже никогда. Если им только не свезет, и они не разминутся с ищейками Схарма.
Ну что же… дело сделано. Можно и отдохнуть немного. Час ранний, так что в «Вороньем гнезде» не должно быть много народу. Зайти, позавтракать. Узнать последние сплетни…
Скоро наступит день, когда нужно будет отправлять отчет в Убежище. А информация вся, как назло, недостоверная, да и Леон теперь часто вызывает его для доклада. И вообще, как-то тревожно на душе, словно впереди ждут неприятности.
Такого рода предчувствия случались с Далем и раньше и, как правило, оправдывались. Но ни разу еще ему не удалось угадать, где именно стоит стелить соломку. В этот раз он даже гадать не стал.
Ноги сами вынесли его на Лобную площадь, к знакомой вывеске. Дверь по случаю жаркой погоды была распахнута настежь.
Действительно, посетителей в заведении Вильдара по утрам бывает совсем мало. Сегодня – так и вообще никого.
Ильра сидит в зале одна, спиной ко входу. По столу перед ней бегает крошечный блестящий паучок. Паучок?
Дальгерт подошел взглянуть, но девушка проворно накрыла насекомое ладонью. Подняла испуганный взгляд, и кажется, испугалась еще больше, узнав Дальгерта.
Он, чтобы выполнить обещание, данное Вилю, отступил на шаг.
Ильра поднялась, сжимая в кулаке свое сокровище, и поспешила за стойку. Во взгляде ее сквозило отчаяние.
– Вам что-то приготовить? – быстро спросила она.
– Завтрак. В это время суток я предпочитаю кофе и что-нибудь легкое… например, омлет с беконом…
Она даже не улыбнулась. Смотрела по-прежнему так, словно Дальгерт ее прямо сейчас потащит на костер. Да что такое? Неужели он правильно догадался, и под рукой девушки не просто насекомое, а мех – существо, собранное из крошечных деталей, скрепленное фантазией мастера и оживленное его Словом?
– Ильра, что у вас есть позавтракать? чтобы не готовить, а сразу подать?
– Молоко. Хлеб, сыр…
– Ну, вот и отлично. Чего вы испугались? Я не кусаюсь.
– Вы один из этих.
– Это не делает меня зверем.
Она не ответила. Она считала иначе.
В этот момент в зал вошел хозяин. Мрачно взглянул на Дальгерта, прошел за стойку. Ильра подала поднос с нарезанным хлебом и сыром. Поставила на него большую глиняную кружку с молоком.
– Я сяду у окна, – напомнил Дальгерт.
Девушка кивнула, унесла поднос. За стойку уже не вернулась, а, не торопясь, удалилась за дверь, ведущую во двор.
– Я всего лишь заказал завтрак, – ворчливо сказал Дальгерт хозяину.
Тот кивнул.
Даль оглядел зал, но там по-прежнему было пусто. Вот и хорошо.
Ученикам младшего круга не дозволяется покидать Убежище. Мало ли, какие опасности могут поджидать ребенка в огромном мире. В мире, застывшем в миг разрушения. И конечно, почти каждый малек готов заложить душу за право покинуть уютные стены хотя бы на час.
Высшим пилотажем у учеников первого круга считалось напроситься с кем-нибудь из старших. В былые времена таким способом кое-кто и до города добирался, но теперь все не так. Намного строже. Самое большее, на что можно рассчитывать – это поход к пастухам за новостями и теми немногими товарами, которыми Убежище не могло обеспечить себя само.
Но чаще всего удавалось только побродить по окрестностям, пока старший ученик выполняет задание наставников. Вот и сейчас. Олег ни на что не рассчитывал, когда увязался за Миком «на дело».
Мик таинственно и хмуро молчал, не отвечал на расспросы, тем самым только распаляя любопытство мальчишки.
– Ну, скажи! Нам далеко идти? Мне же нужно знать, что взять с собой.
– Недалеко. Ничего не бери. Хотя, возьми воды. Вдруг пить захочешь?
– А что мы будем делать?
– Ты будешь гулять. Только далеко не отходи. А я выполню задание. И пойдем обратно. Тебя наставница отпустила?
Олег сморщил нос. Отпустила. Ага, сейчас!
– Она сказала, чтобы ты подошел и сказал, что я с тобой. Ты же знаешь…
Мик нахмурил сросшиеся брови, почесал пятерней кудряшки на затылке, и согласился. Идти и вправду недалеко – в грот по ту сторону Чертова Седла. Часа на три прогулка, если поторопиться. Самое большее, на четыре.
Вышли сразу, как только Олегу дали освобождение.
Жаркий летний денек вступил в полную силу, и так было легко и весело топать с приятелем через лес, что Олег даже забыл про расспросы. Он иногда отбегал в сторону, если казалось, что там черника крупней и слаще. Срывался под еловые лапы за красноголовиком или убегал немного вперед, посмотреть дорогу. Мик его не останавливал – пацан все время был на виду, так что и пусть бегает.
Он думал, что Нерин в последнее время почти не отправляет с поручениями учеников. Большей частью Убежище покидают только мастера и ребята из команды Дианы. Следопыты возвращаются хмурые, новостями делятся редко, да и то не с учениками. Это уж потом потихоньку обрывки известий добираются до ушей самой любознательной части населения. И этих обрывков достаточно, чтобы с тревогой оглядывать окрестные склоны и каждый миг ждать нападения.
Олега он о возможной опасности не стал предупреждать. Зачем пугать зря человека, портить такой хороший день? А если на них нападут, то Мику будет, чем ответить. Ему недавно начали удаваться простенькие огненные заклинания. А если они получаются на Мертвом кольце, то уж за его пределами помогут обязательно.
Мик повертел амулет, выданный Нерином, чтобы ребята не вляпались в обманки. Обманки нужны, чтобы никто из чужаков не мог найти дорогу к корпусам древнего санатория. Убежище должно оставаться тайной.
Вернулся Олег.
– Смотри, земляника! По второму кругу начала зреть. Здорово, да?
– Да.
– А я следы видел!
– Чьи еще? Медвежьи?
– Дурак. Человечьи. Наверное, охотник шел. С собакой.
– Ладно, Олег. Тогда давай, тише. А то вдруг услышит?
Мальчик понял. Замолчал и перестал носиться. Потом все же не утерпел:
– А помнишь, Дальгерт рассказывал про монахов? Что они без всякой магии чудеса умеют… и не устают совсем. Вот бы нам так! Прошептал молитву и…
– Тихо.
Но нет. Треск ветки Мику только почудился.
Когда вышли к гроту, тревожные мысли перестали Олега беспокоить. Скалы здесь сложились, словно специально для лазанья. Когда Мик велел ему не подглядывать, куда именно он пойдет, Олег занялся любимым делом – полез на вершину скалы.
Подъем не был трудным. Когда он обернулся, половина дороги была пройдена. Мика уже не было видно.
Вершина скалы поднималась над лесом, и открывался вид на следующий перевал и вершину Кулешки. Олег представил, что летит над горами на вертолете.
– Командир Огненной Птицы видит под собой цель! Орудия к бою! – приказал он экипажу и поднес к глазам воображаемый бинокль. – По вооруженным отрядам противника…
За вооруженный отряд противника можно было принять разве что Мика. Он как раз выбрался откуда-то из-за груды камней и заторопился обратно, к скале, с вершины которой за ним наблюдал Олег.
Волк увидел мальчишку, когда тот только вылез из темной щели грота, и окликнул Маркуса.
– Пройти за ним? Вдруг чего дельное покажет?
– Думай, что говоришь. Вот-вот наши подойдут…
– Что-то мне кажется, неспроста он тут бродит.
Маркус пожевал губу, размышляя, потом сказал:
– Нет, пожалуйста, не надо… – бормотал помощник мастера Лека по прозвищу Лось.
Бывший помощник.
Лек стоял в углу комнаты и бесстрастно наблюдал, как подходят к несчастному два бессмертных солдата, вооруженные ножами и дубинками.
– Осторожней, чтобы материал мне не повредить! – напомнил Лек.
Сказал он это не солдатам, а тому, кто ими управлял – молодому офицеру Правой армии Схарма. Парень был бледен и чуть покусывал от сосредоточенности нижнюю губу, но солдаты его слушались беспрекословно.
– Нееет! – завизжал, как баба, проштрафившийся помощник, – не надо! Я все скажу!..
– Для кого ты делал копии моих чертежей?
– Пожалуйста, мастер… он меня убьет.
– Я тебя убью еще вернее. Так для кого? Офицер, начинайте.
Парень отдал приказ, и один из бессмертных ударил дубинкой. Удар пришелся по ногам. Лось упал на колени.
– Мастер! Прошу вас!
– Так для кого?
Еще удар – на этот раз по спине.
– Не надо!
– Да что вы его, как младенца…
Один из мертвецов дернул бедного Лося за волосы, он распластался на полу; к ударам дубинок добавились удары ногами. Тот попытался спрятать, укрыть голову, но куда там. Избиение продолжалось в молчании несколько минут, потом Лек, поморщившись, дал знак отступить.
– Ну? – грозно спросил он.
Но побитый помощник тихонько поскуливал на полу, ни на что не обращая внимания.
– Поднимите, – велел Лек.
Лося подняли. Его жалкий вид, однако, ничуть не смягчил сердце начальника.
– Для кого ты копировал чертеж?
– Мастер… убейте меня сразу…
– Убить? Тебя? Да еще сразу? Ну, нет. Нашей армии нужно много, очень много неуязвимых солдат. Будет жалко выкидывать такой экземпляр.
Лось вновь заорал – на этот раз так, что Лек был вынужден зажать уши. А потом он услышал то, что и хотел услышать:
– Мастер, не убивайте! Прошу! Я все скажу! Губителем клянусь, не хотел я, он меня заставил… сам бы я никогда…
– Кто?
– Мастер Воль… Он велел… обещал, что мы вместе уйдем, что жить хорошо будем. Сказал, что сделает так, что вы ничего не узнаете.
– Значит, Воль. Что же, я с ним поговорю. Кажется, кто-то возомнил о себе больше, чем следовало.
В дверь каземата постучали. Вошел один из слуг – тот самый мальчишка Таиш, что поначалу так боялся трупов.
Он перешагнул порог, увидел избитого Лося и замер в оцепенении, хлопая ресницами. Видимо, его страх перед мертвецами еще не развеялся.
– Мастер! – наконец дрогнувшим голосом сказал он. – Старец Демиан говорит, если вы не поторопитесь, то останетесь здесь. Армия идет быстро. Может, завтра они уже возьмут город.
– Да, знаю. Так, этого связать и в машину. Можете не церемониться, но шкурку не повредите. Вещи мои готовы?
– Все готово, мастер!
– Тогда едем!
И Лек быстро вышел из тесной комнаты на воздух.
Поселок, в котором еще недавно стояла лагерем Правая армия Схарма, был почти пуст – генерал Аким приказал выдвигаться еще два дня назад. Остались лишь немногие мастеровые и обозники, но и те уже свернули свое хозяйство и готовились выступить.
Лек, первоначально собиравшийся ехать чуть не с головным отрядом, задержался из-за Лося и его попытки скопировать рабочие схемы в мастерской, а еще из-за того, что нужно было довести до ума последнего, двести двадцатого бессмертного солдата.
Теперь придется торопиться, и надеяться, что монахи продержат схарматов хотя бы несколько часов. Лек хотел верить, что город не сильно пострадает, особенно старая, каменная часть – несмотря на все прошлые обиды, в детстве он видел и много хорошего. И это хорошее было неразрывно связано с одной из главных улиц и с домом напротив…
Большая механическая повозка на трех парах колес ждала у мастерской. В кузов помощники уже сложили большую часть инструментов, сундуки с личными вещами и одеждой. Возле проржавевшей оранжевой кабины, снятой целиком с какого-то доисторического транспорта, скучал старец Демиан – советник генерала Акима.
– Наконец-то, – ворчливо сказал он. – Сколько можно ждать?
– Едем, – повторил Лек. Ему не очень хотелось делить транспортное средство с этим опасным человеком, но выбора не оставалось. Эта повозка была последней.
Один из подмастерьев занял место водителя.
Мертвецы ловко закинули в кузов беднягу Лося и сами забрались туда же. Последним в транспорт забрался офицер. Что-то тихо заскрежетало, затикали зубчатые колеса, и машина тронулась.