Торак стремительно отскочил за ближайшее дерево, и кабан пролетел мимо.
Ужас придал Тораку сил. Подпрыгнув, он ухватился за ветку и повис на ней, болтая в воздухе ногами и стараясь взобраться на дерево, – только что клыки зверя вонзились в ствол в том месте, где он стоял.
Дерево задрожало. Торак что было сил вцепился в кору.
Наконец ему удалось закинуть ногу и оседлать ветку, потом он подтянулся и добрался до развилки. Кабан, казалось, вот-вот до него достанет, но выше Торак подняться не мог: ветки у дерева были слишком тонкими. Башмаки с него сразу свалились, а грязные ноги скользили по мокрой коре; он всем телом прильнул к стволу дерева, чтобы немного успокоиться. Вдруг под ним с треском подломилась одна из веток. Кабан тут же вскочил, поднял голову и злобно уставился на Торака.
Его карие глаза, совсем недавно такие спокойные и мудрые, вылезли из орбит и налились кровью. Что же с ним случилось? Отчего он вдруг превратился в обезумевшее чудовище? И почему это так похоже на то, что происходило с Ослаком?
– Но я ведь твой друг! – прошептал Торак.
Кабан хрипло взревел и с шумом помчался куда-то в чащу.
Не возвращался он долго, и Торак наконец осмелился вздохнуть с облегчением, хоть и понимал, что спускаться на землю еще рано. Кабаны весьма хитры и умеют, затаившись, дождаться подходящей минуты. И этот тоже мог оказаться где угодно.
От неудобной позы ноги у Торака затекли, стоило чуть шевельнуться, и правую скрутила судорога. Он опустил глаза, желая растереть ногу, и с изумлением обнаружил, что ноги стали такими скользкими потому, что вымазаны не грязью, а кровью! Видно, кабан все же успел задеть его клыком, но Торак сгоряча этого даже не почувствовал. Что ж, теперь, сидя на дереве, он уже ничем себе помочь не может.
Дождь почти перестал. Стало даже проглядывать солнце. Вокруг виднелись сплошь дубы и падубы, а внизу – настоящие заросли папоротников и таволги. В солнечном свете все это выглядело удивительно мирно.
Но в воздухе висел горчичный запах кабана. Зверь мог быть в пяти шагах от Торака, и все равно Торак никогда бы его не заметил. Пока не стало бы слишком поздно.
Прямо под Тораком горихвостка, слетев на лист лопуха, пила дождевую воду, и он решил, что осторожная птичка никогда бы не сделала этого, если бы кабан прятался поблизости.
Чтобы в этом убедиться, он вытащил нож и, быстро пробормотав слова извинения духу ивы, срезал небольшую ветку и бросил ее вниз.
Горихвостка тут же улетела. А папоротники словно взорвались.
Прижимаясь к дереву, Торак смотрел, как кабан терзает брошенную им ветку. Зверь поддевал ее клыками, топтал и в итоге, совершенно измочалив, вбил в землю. Если бы Торак спрыгнул вниз, на месте этой ветки оказался бы он сам.
Отшвырнув истерзанную ветку вместе с землей в папоротники, кабан резко развернулся, нагнул ниже голову и бросился на дерево.
Он с такой силой ударил плечом о ствол, что земля вздрогнула, словно на нее упал с горы здоровенный валун. С веток несчастной ивы дождем посыпались листья. А Торак, сдвинув брови, еще крепче вцепился в ветку.
Кабан ударил снова.
И еще раз.
И еще.
Ужас охватил Торака: он понял, что кабан пытается выкорчевать иву.
И это вполне ему по силам. Теперь-то Торак понимал, что выбрал неподходящее дерево. Вместо коренастого дуба или хотя бы падуба, вполне способных выдержать натиск разъяренного кабана, он взобрался на довольно молодую иву, у которой ствол лишь немногим толще его собственного тела.
«Ох, какой же ты дурак, Торак!» – обругал он себя.
Еще удар клыками – на этот раз послышался громкий треск, и у основания дерева в коре возникла изрядная трещина, через которую виднелась розовато-коричневая древесина; по стволу, поблескивая, побежала струйка древесного сока…
Делай же что-нибудь! Думай! Думай быстрее!
Ну хорошо. Возможно, он сумеет добраться до ближайшего дуба, если ему удастся проползти по этой ветке…
Торак сделал всего несколько движений и тут же вернулся назад. Нечего и надеяться! Ветка, может, и выглядит достаточно прочной, да только его веса она ни за что не выдержит. Это же ива, у нее очень хрупкая древесина, которая запросто ломается и крошится. Так что он выбрал не только самое маленькое здесь дерево, но и наименее прочное.
И вдруг по совершенно непонятной причине кабан прекратил свои атаки. Тораку это внезапное спокойствие зверя показалось, пожалуй, еще более пугающим, чем его бешеная ярость.
Он понимал, что это схватка не на жизнь, а на смерть и он, Торак, скорее всего, проиграет: его топор, лук и стрелы, аккуратно подвешенные к ветке падуба, находились от него всего в нескольких шагах, но были абсолютно недосягаемы.
Надежда постепенно гасла в его душе. Выхода не было. Впереди неминуемая гибель.
Почти не сознавая, что делает, он поднес сложенные рупором ладони к губам и громко позвал по-волчьи:
– Волк! Где ты? Помоги!
Но никакого ответа ветер ему не принес. Волк был далеко отсюда, на Священной Горе.
И людей в этой части Леса, похоже, вообще нет. Никто не услышит его крика, никто не придет ему на помощь!
То, что он попросил о помощи по-волчьи, вызвало у него острое ощущение собственной уязвимости и одновременно придало ему сил.
«Ты же из племени Волка, – сказал себе Торак. – Ты не позволишь себе умереть загнанным на ветку, точно жалкая белка!»
Он быстро, не давая сомнениям укорениться в его душе, срезал ветку ивы чуть длиннее собственной руки, очистил ее от сучков, а тонкий конец расщепил вдоль. Получилась упругая и довольно крепкая вилка. До ветки, на которой висит его оружие, всего два-три шага, так что, если повезет, можно попробовать подцепить расщепленной палкой шнурок на рукояти топора, снять топор с ветки и подтащить к себе.
Внизу, прямо под ним, над потемневшей от пота кабаньей спиной облачком висел пар.
К счастью, та ветка ивы, по которой нужно было подобраться поближе к цели, оказалась и самой крепкой. Торак осторожно прополз по ней, насколько осмелился, и потянулся к топору, зажав в руке расщепленную палку.
Но не достал.
Он вернулся назад, снял с себя ремень из сыромятной кожи, обвязал один его конец вокруг ствола ивы, а за другой схватился покрепче и снова пополз по ветке; теперь он смог продвинуться значительно дальше.
И на этот раз – ура! – ему удалось подцепить расщепленным концом веревочную петлю на рукояти топора и осторожно снять топор с ветки падуба.
Но топор оказался слишком тяжелым. Расщепленная ветка угрожающе согнулась… Не в силах что-либо предпринять, Торак смотрел, как топор медленно соскальзывает с ее конца и падает вниз, воткнувшись лезвием в землю.
Кабан пронзительно завизжал, поддел топор клыками и зашвырнул его в папоротники.
Но Торак решил не сдаваться. Он снова вытянулся в струнку и попытался подцепить расщепленной палкой свой лук. Ему удалось осторожно поддеть его за тетиву. Лук был значительно легче топора – всего лишь тонкая полоска тиса с натянутым на нее сухожилием, – и Торак легко снял его с ветки.
Как только лук вновь оказался у него за плечами, в душе его опять вспыхнула надежда на спасение.
– Видел? – крикнул он кабану. – Ты ведь небось не думал, что я смогу это сделать?
Так, теперь колчан. По-прежнему крепко держась за ремень, Торак довольно быстро сумел подцепить расщепленным концом палки и колчан со стрелами. Сам колчан почти ничего не весил – это был всего лишь сплетенный из травы конус, – но, когда Торак потянул его к себе, он качнулся и стрелы так и посыпались из него на землю. Торак резким движением перехватил колчан – и вовремя: там еще осталось три стрелы.
Но сейчас он был рад и этому, громко воскликнув:
– Целых три стрелы!
Три стрелы… Три стрелы… чтобы убить взрослого кабана? С тем же успехом можно попытаться свалить огромного лося пучком полевых цветов!
Кабан всхрапнул и возобновил свои атаки.
«Бедная ива! Вряд ли она долго продержится», – подумал Торак.
Скрючившись, обхватив ногами содрогающийся от ударов ствол дерева, он тщетно пытался прицелиться, но ближайшая ветка все время толкала его под правую руку.
Наконец ему все-таки удалось выстрелить. Стрела вонзилась кабану в плечо. Зверь взревел от боли, но от дерева не отступился. Легкая стрела причинила ему вреда не больше, чем укус овода.
Стиснув зубы, Торак выстрелил снова. Но вторая стрела лишь скользнула по мощному черепу кабана, не причинив ему никакого вреда.
«Думай, думай! – твердил себе Торак. – Если попасть кабану в плечо или в башку, ему это хоть бы что. А вот если как следует прицелиться и твоя стрела угодит ему под лопатку, то, возможно, заденет и сердце…»
Еще удар – ива затрещала и вся затряслась. Вскоре кабан до него доберется…
А кабан тем временем обежал вокруг дерева и приготовился к новой атаке. И тут Торак разглядел у него под передней ногой более светлое пятно шерсти. Он прицелился точно в это пятно и выстрелил.
Сразу было видно: стрела вошла очень глубоко. Кабан пронзительно заверещал и рухнул на бок.
Воцарилась тишина.
Торак слышал только свое возбужденное дыхание и стук дождевых капель по листьям папоротника.
Кабан лежал неподвижно.
Торак выжидал, пока у него не кончилось терпение. Увидев, что зверь больше не шевелится, он осторожно спустился с дерева.
И, оказавшись на взрытой земле спиной к умирающей иве, почувствовал себя совершенно беззащитным. У него больше не было ни стрел, ни топора – только нож.
Должно быть, кабан все-таки мертв. Его покрытые пеной бока больше не вздымаются, значит он не дышит…
Рисковать, однако, нельзя. До мертвого кабана всего шага три, но подойдет он к нему только тогда, когда отыщет топор.
Торак бесшумно скользнул за изуродованный ствол ивы и принялся шарить в папоротниках: топор должен быть где-то здесь.
А кабан у него за спиной, пошатываясь, поднялся на ноги.
Торака охватило отчаяние: ну где же топор?!
И в то мгновение, когда кабан бросился на него, он наконец увидел свой топор.
Схватив его, он резко повернулся и вонзил острие в мощную кабанью шею.
Кабан замертво рухнул на землю.
Торак стоял над ним, застыв как изваяние. Ноги не держали его, грудь тяжело вздымалась, а в руках он по-прежнему до боли крепко сжимал топор.
Дождь струился по его щекам, как слезы, и печально стучал по листьям. Тораку было не по себе. Никогда в жизни он никого не убивал просто так, не ради пропитания. И никогда не убивал друга.
Выронив топор, он опустился на колени и положил дрожащую руку на горячий колючий бок кабана.
– Прости меня, друг, – сказал он. – Но мне пришлось это сделать. И да обретут мир и покой твои души!
Подернутые пеленой глаза незряче уставились на него. Души уже покинули тело кабана. Торак чувствовал их присутствие. Совсем рядом. И они были разгневаны.
– Я отнесусь к тебе с должным уважением, – сказал Торак, поглаживая мокрый от пота кабаний бок. – Обещаю.
Он раздвинул шерсть – и охнул. Глубоко в ребра кабана вонзился какой-то странный дротик.
С помощью ножа Торак извлек его и вымыл в ручье. Ничего подобного он раньше не видел. Острие дротика имело форму листа, но с какими-то опасными острыми зазубринами, и было сделано из закаленного на огне дерева.
У него за спиной среди деревьев послышался смех. Он резко обернулся. Но смех словно растаял в Лесу.
И только тут до него дошел смысл находки. Так вот почему кабан вдруг напал на него! Он вовсе не был болен. Он был просто ранен. И ужасно страдал. Кто-то беспощадно жестокий и злобный ранил его и, вопреки всем священным законам охоты, не прикончил, а, напротив, стал преследовать, гонять по Лесу, заставив обезуметь от боли и зверски атаковать любого, кто попадется ему на пути.
А поскольку в этой части Леса, кроме Торака, никого из людей, похоже, больше не было, значит тот, кому принадлежит дротик, ранивший кабана, наверняка в качестве первой жертвы несчастного зверя избрал именно его, Торака!