Сердце врага

Глава III

Верхние коридоры и лестницы, которыми ей довелось пройти, лишь подтверждали прежнее впечатление: роскошный некогда особняк разрушался, стремительно приходя в запустение, и никто даже не пытался поправить дело. На стенах местами проступала сырость, разрушалась кладка, нищенскими лохмотьями свисала штукатурка… И лишь ближе к судейской зале наблюдался относительный порядок.

Страж у дверей, украшенных медными леопардами, вполголоса перемолвился о чем-то с провожатыми Паломы, посмотрел пергамент, который вручил ему старший, затем демонстративно пожал плечами.

— Да, я вижу, что это она. И вижу, что срочно. Но на вашем месте я бы все же переждал…

При этом он многозначительно ткнул подбородком в сторону закрытого зала; судя по понимающим ухмылкам стражников, те прекрасно поняли, о чем речь.

— Ладно, пожалуй, и впрямь лучше погодить немного.

Заинтригованная, Палома навострила уши.

Похоже, там, за дверью происходило что-то любопытное, раз ее провожатые не торопились входить туда с пленницей. Тяжелая дубовая, окованная медью дверь приглушала звуки, однако натренированный слух в который раз сослужил ей добрую службу.

— …совершенно никакого смысла, Месьор… — Голос брюзгливый, явно принадлежал человеку немолодому. Девушка почему-то не сомневалась, что это говорил судья. — Уверяю, мы способны разобраться в этом деле и без вашего…

Тут страж у дверей неловко шевельнулся, шум заглушил слова.

— Тс-с, — шикнул на него один из конвоиров, плечистый черноволосый гигант с небесно-синими глазами. — Дай послушать. А то сам не хочешь рассказать вечером в «Кувшине», как старый Мул лягался с Месьором?!

Пристыженный, тот застыл в полной неподвижности.

Теперь звучал другой голос; ленивый, со странными перепадами интонаций.

— Я в своем праве, дражайший Агиери, и вам это прекрасно известно. Я волен находиться в любом месте дворца — и сейчас это место здесь. Оспорите ли вы волю графа Лаварро?

— Однако правосудие…

— Помилуй Митра! Чем же я, самый богобоязненный и законопослушный человек в этом городе, могу помешать вашему правосудию?! Разве вы не намерены вершить его честно, скоро и праведно — то есть, как всегда?

Ответа Палома не услышала. Впрочем, вероятно, его не дождался и безымянный Месьор, с таким язвительным жаром отстаивавший свое право присутствовать на суде. Над ней, Паломой!

Связано ли это каким-то образом с ее персоной — или она здесь просто случайная жертва чьей-то игры? Если не считать Гарбо, она никогда и ни от кого не слышала об этом человеке, откуда же тогда он мог знать о ней?

— Ладно. — Черноволосый стражник наконец подал знак напарнику. — Лучше объявимся, а то, не ровен час, пройдет кто, увидит нас здесь, тогда неприятностей не оберешься…

И точно, из-за поворота коридора донеслись какие-то голоса.

— Жаль, не удалось дослушать, — ухмыльнулся молодой. Но второй только цыкнул на него и кивнул стоящему у дверей.

— Давай, что ли…

Вздохнув, тот скользнул в приоткрытую створку.

Странные все же порядки царят в Коринфии, размышляла Палома, дожидаясь возвращения стражника, который пошел доложить о ней судье. Даже где-нибудь в Туране, где процветает подкуп и местничество, подобное разгильдяйство было бы немыслимо. Там люди были порочны до мозга костей — и все же, при любых обстоятельствах соблюдали декорум. Чтили правила игры… Но здесь все было иначе. Во всем чувствовалась усталость и пресыщенность. Всем было на все наплевать. Стражники даже не пытались делать вид, что соблюдают дисциплину. Судейские глумились над правосудием…

Мрачные размышления прервал толчок между лопаток, грубо вернувший ее к реальности.

— Давай, пошевеливайся, судья ждет.

Зал, где вершилось коршенское правосудие, произвел на девушку странное впечатление. Высоченные потолки, с которых свисали штандарты с неведомыми ей гербами, обшитые темным деревом стены и наконец само место судьи — почти трон, на возвышении, под алым шелковым балдахином — все это было призвано создать атмосферу торжественности, внушить трепет нарушителям Закона… Однако маленький лысый человечек, утопавший в судейской мантии, так, что из мехового воротника едва виднелось сморщенное личико, перекошенное, точно от зубной боли, казался настолько не на своем месте среди всей этой пышности, что невольно приходили на ум мысли о балаганных лицедеях, суровый настрой улетучивался, оставляя лишь чувство смутной неловкости и недоумения.

— Девица, именующая себя Паломой по прозванию Оса, вольная наемница, — возвестил старший из стражников.

Девушка кивнула. Именно так она и представилась накануне тюремным чиновникам.

Крысиная мордочка судьи недовольно сморщилась. Он раздраженно перелистнул несколько страниц книги, лежавшей перед ним на резной деревянной подставке.

— А, вот, вижу. — Он наконец отыскал нужные записи. — Только вчера задержали? И сразу на суд?! — Голос его звучал негодующе, словно этот факт добавлял Паломе виновности. — Та-ак, и что мы тут имеем?.. Убийство… Сопротивление властям… — Судья водил по строчкам длинным пальцем, не поднимая глаз на узницу.

Та воспользовалась передышкой, чтобы оглядеться по сторонам. Где же он?..

Ага!

Помимо ее самой, судьи, двоих стражников и писца, приютившегося за столиком у подножия помоста, в зале находился лишь еще один человек.

Тот самый, догадалась она, кого здесь все именовали не иначе как Месьором. Он сидел в узкой нише между двумя стрельчатыми окнами, полускрытый в тени, так что лица было почти не разглядеть; Паломе лишь показалось, что человек он немолодой и какой-то… усталый. Он не смотрел ни на узницу, ни на судью и казался поглощенным созерцанием перстней на своей левой руке, протянутой к свету.

Перстни и правда, насколько могла судить девушка с такого расстояния, были недурны, однако… Однако…

— Итак, женщина, — наконец подал голос графский судья, — что ты можешь сказать в свое оправдание?

Палома распахнула глаза.

— А в чем меня обвиняют?

— Не играй со мной в эти игры! Здесь суд. Не балаган. И не бордель! Ты убила человека. Некоего Скавро с улицы Горшечников. Об этом свидетельствуют двое стражников, заставших тебя на месте преступления…

— Неправда. — Усилием воли девушка заставила себя сохранять спокойствие. — Они схватили меня на улице. И я никого не убивала.

— Здесь записано иное. — Судья постучал ногтем по строчке в своей книге. — Слова стражников на службе сиятельного графа Коршенского заслуживают высшего доверия. А ты… кто ты такая? Бродяга, преступница. Женщина, нацепившая меч, обряженная в мужское платье. Пф-фу… — Судья разве что не сплюнул с досады. — Кто может подтвердить, что ты не убивала этого Скавро? Никто? Ну — так о чем тут говорить?! Ты и есть убийца. И тебя ждет плаха.

Проклятье! Балаган и бордель, правильно сказал этот крысеныш. Бордель и балаган — вот что такое этот их суд! Ни свидетелей, ни настоящего разбирательства. Похоже, и приговор ей уже записан в этой проклятой книге, а все происходящее — лишь пустая формальность, прежде чем появится палач.

Палому вдруг пробрала ледяная дрожь. И как она раньше не подумала об этом… Коршенские власти явно не имели понятия о том, кем на самом деле был покойный «Скавро с улицы Горшечников». Но об этом очень хорошо знал убийца. И обладал достаточной властью и возможностями, чтобы замести следы! Прежде всего, каким-то образом сумел устроить засаду у дверей лома — на первого встречного, все равно, кем бы тот ни оказался. Готова поручиться, они схватили бы и молочника или какую-нибудь нищенку, случись тем пройти мимо. Паломе просто не повезло. Она оказалась первой… А теперь этот же самый убийца подкупил нужных людей в тюрьме, чтобы дело рассмотрели и закрыли как можно быстрее. Кто бы он ни был, это явно не последний человек в городе — и он все отлично рассчитал!

Расчет ясен. Ее, Палому, скоренько осудят и казнят, власти умоют руки… А потом, даже если барона Скавро когда-нибудь хватятся и отыщут следы в Коршене — так вот вам, добрые месьоры, пожалуйте. Убийца давным-давно осужден и наказан, и прах развеян по ветру. Говорить больше не о чем. И с мертвецов не спросишь.

Немудрено, что ее вызвали на суд так быстро. Торопятся — пока не вскрылась правда об убитом. Ведь труп немедийского вельможи заслуживает куда более внимательного отношения, чем никому не известного Скавро. И дознание тут пришлось бы вести по всем правилам…

Но что делать ей? Сказать правду о немедийце? Палома уже открыла рот, чтобы заговорить — но тут же осеклась. А что ей-то, собственно, это даст. Судья убедится, что она была лично знакома с убитым, и узрит в этом лишнее подтверждение ее вины.

Что делать? Что? Что?!

Мысли судорожно метались, девушка стиснула зубы, чтобы успокоиться. Единственная надежда — заставить их отложить вынесение приговора… Но как? Как, помилуй Митра?!

Неожиданно кто-то чуть заметно толкнул её под локоть.

Пользуясь тем, что судья отвлекся, заговорив о чем-то с писцом, Палома незаметно повернула голову к молодому черноволосому стражнику, стоявшему справа от нее. Там, перед входом в зал, когда все они с таким азартом подслушивали спор судьи с этим странным типом в нише, он ей показался неплохим парнем. Что ему нужно — сейчас?..

Да. Синеглазый прищурился и, едва разжимая губы что-то прошипел. Девушке понадобилось изо всех сил напрячь слух, чтобы уловить его слова… И изо всех сил напрячь мозг, чтобы осознать их смысл.

— Закон Эмбория Первого…

Что за бред?! Эмборий, если ей не изменяла память, был королем Коринфии — еще когда страна не разделилась на кучу мелких удельных княжеств, одним из которых был и Коршен. О каком законе толкует этот парень, и чем это может помочь ей, Паломе?

Ловушка? Или стражник и в самом деле намерен ей подсказать какой-то выход из положения? Узнать возможности не представлялось. Впрочем, а есть ли у нее выбор? И, собрав волю и кулак, наемница звонким голосом объявила:

— Ваша праведность! Вы считаете меня виновной — но по закону Эмбория Первого, я имею право…

Она осеклась. На что, собственно, она имеет право? Хоть бы судья знал это сам!

— Что-о? — Глаза чиновника вылезли из орбит. — Да как ты смеешь…

— Закон Эмбория Первого, — повторила Палома с уверенностью, которой отнюдь не ощущала. — Я требую…

— Ты не смеешь ничего требовать — ты, убийца! — Судья брызгал слюной, давясь словами от возмущения.

Кажется, она попала впросак. Черноволосый ее подвел… Палома готова была обернуться к стражнику в отчаянных поисках поддержки — но помощь пришла с неожиданной стороны.

— А почему, собственно, вы лишаете ее этого права, любезнейший Агиери? — лениво подал голос человек в нише. — Уложений короля Эмбория, насколько мне известно, никто не отменял, и в Коршене они действуют точно также, как и повсюду в Коринфии. Или у вас иное мнение на этот счет?

Лицо судьи попеременно приняло все оттенки радуги, остановившись наконец на пурпурном.

— Я… она не… Об этом не может быть даже речи!

— Почему же? — В голосе незнакомца явно слышалась насмешка. — Как раз в данном случае это уложение применимо в полной мере. Пусть ваш писец поможет нам уточнить… — Он кивнул головой служке. Тот, с готовностью отложив перо и пергамент, засеменил к книжному шкафу у стены и с поклоном поднес своему начальнику какой-то древний фолиант, уложив на подставке поверх того, что судья читал ранее.

— Вот здесь указано, что надлежит делать в таком случае, Ваша Праведность. Уложение шестнадцатое Его Величества короля Эмбория Первого Коринфийского. — И, пятясь, вернулся в свой угол.

— Так-так-так… — Царапая ногтем по пергаменту, судья принялся читать указанное место. — Если обвиняемый заявляет о своей невиновности… Обязуется отыскать истинного преступника в течение одной луны… приговаривается к четвертованию, если окажется не в состоянии… Только в случае…

— Ага! — торжествующе воскликнул он наконец. — Боюсь, что ничего не выйдет!.. Закон гласит, что отложить казнь обвиняемого возможно лишь в том случае, если за него поручится лицо, чья репутация в глазах суда не подлежит сомнению. И лицо это будет отвечать головой, если обвиняемый скроется от правосудия, вместо того чтобы искать преступника! Так что, увы…

М-да. Палома хмыкнула, осознавая, сколь призрачна оказалась надежда на спасение. Черноволосый, без сомнения, хотел как лучше, однако даже король Эмборий тут оказался бессилен. В Коршене ей такого поручителя не найти!

Видимо, подумав о том же самом, судья издевательски развел руками.

— Итак, приговор остается в силе. Писец…

— Я поручусь за нее.

— Что-о?! — Агиери вскочил со своего трона. — Вы, Месьор?!

Палома, расширенными от изумления глазами уставилась на незнакомца в нише. Тот казался невозмутим и как будто даже от души забавлялся происходящим.

— Да, а что здесь такого? Или мое поручительство не кажется вам достаточно весомым? Или в глазах суда моя репутация подлежит сомнению? — Он издевательски выделил последние слова.

— Нет, конечно нет, Месьор! — заблеял судья. — Я никогда бы не…

— Вот именно. — Незнакомец, похоже, получал особое удовольствие, всякий раз перебивая Агиери и не давая тому закончить фразу. Повелительные нотки в его голосе звучали все отчетливее, и Палома теперь не сомневалась, что перед нею человек, облеченный немалой властью. Что делало всю эту ситуацию лишь еще более загадочной. Боги, кто бы ей объяснил, что здесь творится?! — Я готов взять на себя это дело и поручиться за даму. Если она заявляет о своей невиновности и готова в течение одной луны отыскать настоящего убийцу — я поддерживаю ее в, этом намерении. И готов ответить головой.

Судья наморщил лоб.

— Покорно прошу простить меня, Месьор, но… вам-то что в том за корысть? Видит Митра, я не хотел бы оскорбить вас, но…

— И не надо, милейший. И не надо. Поверьте, никакого злого умысла здесь нет. Я просто отчаянно скучаю последние дни. И мне подумалось, зрелище людских пороков и отчаяния хоть немного скрасит уныние будней. А провести целую луну с очаровательной преступницей — что может быть… пикантнее?!

— Вот как? — Тонкие губы растянулись в плотоядной усмешке, судья окинул Палому таким взглядом, словно видел ее в первый раз, и девушке захотелось его убить. — Вот как, Месьор?..

— Ну да. Ведь вы доставите мне такое удовольствие, ваша праведность. Я умею быть благодарным, вы же знаете…

— Конечно, Месьор. Не сомневаюсь в этом.

— Отлично. В таком случае пусть ваш писец оформит все необходимые бумаги. К вечеру кто-нибудь из моих людей зайдет за ними, я все подпишу.

— Месьор… — Судья Агиери, похоже, готов был сделать последнюю попытку отговорить загадочного незнакомца. — Неужто вы и в самом деле готовы поручиться собственной жизнью ради этой… Ведь вы понимаете, если она сбежит, даже в вашем случае граф не согласится сделать исключение, закон есть закон…

— О, прекратите, милейший! Мы толчем воду в ступе… — В тоне вельможи смешалась скука и раздражение. — Так мы до вечера будем твердить одно и то же. Я ведь сказал, что готов взять на себя ответственность, что вам еще надо? К тому же, если она сбежит — вы уверены, что это не обрадует многих из тех, кого мы знаем?!

— Именно поэтому я…

— Довольно! — Теперь голос незнакомца звучал по-королевски жестко, не допуская никаких пререканий. — Это мое дело, и хватит об этом. — Он усмехнулся, устало взмахнув рукой, словно недавняя вспышка гнева отняла у него последние силы. — Закончим на этом, пожалуй. Отправление правосудия — весьма утомительная вещь, как оказалось. Вы были правы, когда отговаривали меня… Сейчас время обеда, и я голоден. Так что давайте простимся на этом.

Крысиная мордочка судьи сморщилась.

— Воля ваша, Месьор. — Он явно готов был признать поражение. — Как вы желаете, чтобы мы поступили с этой женщиной? Отправить ее обратно в камеру?

— Ни в коем случае. Она более не ваша забота, Агиери. Забудьте о ней.

— Только на одну луну, — ядовито подчеркнул судья.

Незнакомец в нише пожал плечами.

— Пусть так.

— Тогда — оставляю ее вам. — Агиери сморщился так, словно у него болели зубы. — И… приятного аппетита, Месьор!

С этими словами, кивнув писцу, чтобы следовал за ним, судья ретировался через боковую дверцу. Двое стражников, Палома и незнакомец остались одни в огромном зале.

— Осмелюсь заметить, Месьор, — со смехом объявил черноволосый, — Это было здорово… Старина Агиери едва не подавился собственной мантией!

Человек в нише чуть заметно усмехнулся.

— Рад был доставить тебе удовольствие, мой друг. А теперь ступай во внутренний двор, отыщи моих ребят. Они уже должны были вернуться, пусть идут сюда. А ты, Таген, — он обратился ко второму стражнику, — беги в левое крыло, в мои покои, скажи, пусть накроют стол на двоих. Я и правду проголодался.

Первый из воинов уже скрылся в коридоре, второй же, ринувшийся было со всех ног исполнять приказ, задержался в дверях, переводя недоуменный взгляд с мужчины на женщину.

— Но, месьор, оставить вас вдвоем… ведь вы же… Я не могу…

— Ничего, ступай, парень. Мне скорее грозит смерть от голода, чем от руки этой прелестницы, уверяю тебя. Так что поспеши, если не хочешь стать причиной моей гибели!

Покачав головой в знак того, что не одобряет такой риск, стражник с усилием затворил за собой тяжелую дверь. Палома проводила его взглядом. А затем повернулась к человеку в нише и в упор уставилась ему в лицо, решив сразу перейти в наступление.

— У тебя есть имя, Месьор? Или только кличка?

Она ожидала, что он встанет, подойдет к ней. Возможно, даже попытается ударить за дерзость. Тогда она убьет его, попытается бежать. Может быть. Или еще что-нибудь. В любом случае, нужно какое-то движение, нужно, чтобы хоть что-то произошло… она задыхалась от бездействия!

Он не сдвинулся с места.

— Так ты не знаешь, кто я такой?

— Понятия не имею! — Она высокомерно вскинула голову. — А должна бы?

— Возможно. Как-никак, я твой спаситель… Палома передернула плечами.

— Ты меня еще не спас.

— Верно. И, возможно, не стану этого делать.

Она помолчала, оценивая намек. Что ж, скорее всего, он прав, и ей стоит быть полюбезнее. Но ей так не нравились тайны. И эти игры, что затевались вокруг нее, без ее ведома.

Он по-прежнему сидел в своем кресле. Только сейчас, приглядевшись, она заметила одну странность: от сиденья с двух сторон торчали вперед какие-то странные рукояти, каждая в пару локтей длиной. Догадка забрезжила в мозгу наемницы. Она подошла ближе, очень медленно, не сводя глаз с ног сидящего.

— О, да. — Он верно оценил ее взгляд. — Я не смогу убежать, если ты надумаешь убить меня сейчас.

Теперь она видела его лицо. Усталое, одутловатое лицо человека лет тридцати пяти, с глубокими складками у губ и запавшими глазами. Лицо человека, привыкшего к неподвижности.

Калека!

Увечность всегда внушала ей отвращение. Что может быть ужаснее, чем потерять власть над собственным телом. Это все равно, что и не жить вовсе… Палома, нахмурившись, взирала на незнакомца.

Тому, похоже, было не привыкать к подобным взглядам. Лицо его осталось совершенно бесстрастным, ни на миг не утратив скучающего выражения.

— Боги, как я голоден, — пробормотал он, не сводя глаз с дверей. — Куда же они запропастились?

Словно в ответ на призыв, створка приоткрылась, впустив самую странную пару, какую только могла себе представить девушка.

Сперва она решила, что это дети. Только какие-то неправильные, с ненормально широкими плечами, длиннорукие и головастые… И лишь когда они приблизились, она поняла: перед нею карлики. Ростом они были ей едва до груди — и чуть ниже сидящего человека. Неудивительно, что калека выбрал себе таких слуг. На них он может смотреть, не задирая головы.

Не обращая на Палому ни малейшего внимания, карлики приблизились к креслу, один подхватил передние рукояти, другой — точно такие же сзади, они одновременно подняли свою ношу и двинулись к выходу.

Девушке ничего не оставалось как направиться за ними.