Сердце знает

ПРОЛОГ

Три ночи кряду Рой Блу Скай слышал, как тревожно ухает сова, и в полночь четвертой ночи не вышел бы из дому, если бы не Плакса, который где-то шатался, когда Рой запирал дверь. Сейчас, жалобно скуля, пес просился, чтобы его впустили в дом. Рой щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Он опять забыл вкрутить лампочку.

— А-ну, перестань скулить. Где ты был раньше, когда я звал тебя? — заскрипели петли калитки, пес, виновато понурясь, вошел во двор и принялся тереться о ноги Роя.

— Черт! Да от тебя воняет, будто ты валялся на свалке. Хорошо еще, что ты не заявился, когда здесь была женщина. Появись тогда такой вонючкой, я бы сделал вид, что впервые тебя вижу.

Но, так как сейчас было темно, да и женщина ушла, запах пса уже не имел никакого значения. Рой наклонился, чтобы потрепать овчарку по загривку.

Он заметил во дворе непорядок.

— Кто оставил ворота открытыми? Ты что ли, старый дуралей, их не закрыл?

Он точно помнил, что ворота пастбища запирал на засов после того как похвастал перед гостьей своими пегими красавцами. Лошади, должно быть, уже на шоссе. Разве перед свободой устоишь? Что-то белое мелькнуло на дороге и исчезло за пригорком. Пес заскулил, завилял хвостом, требуя ласки.

— Ты что, просто стоял и смотрел, как лошади уходят? — Рой запер калитку и пошел подъездной дорогой к шоссе. Пес следовал за ним.

Стояла черная дакотская ночь, и по двухполосной дороге машины ночью ездили редко, а с тех пор как в двадцати милях к югу, у нового русла Бед-Ривер открыли казино — еще реже. Но летняя ночь всегда наполнена звуками. В высокой траве звенят цикады, глухо шелестят тополя. Рядом в тополиной роще поселилась сова, чье уханье казалось старику зловещим предупреждением.

Но по дороге Рой думал не о совином уханье, а о гостье, о том, что для белой женщины-уасику, она невероятно красива. Эту мысль он не отважился бы высказать вслух даже псу, вот и продолжал бормотать одно и то же, как заезженная пластинка.

— Не забывай, ты должен меня сторожить. Отец твой был отличным сторожевым псом. И хватит скулить. Включай инстинкты. Сам увидишь — это у тебя в крови.

Конечно, пес испорчен. Испорчен еще с тех пор, как был щенком. И Рою некого в этом винить, кроме себя самого. Он избаловал своих собак так же, как и сыновей. Был недостаточно требователен. И теперь почти не видит Риза. Да и Картер с ним не очень знается с тех пор, как на Совете племени Рой назвал боссов своего сына «еще одной бандой гангстеров и воров».

Эту правду надо было сказать. И ничего тут не было личного. Картер вечно твердил Рою, что пора бы начать мыслить, как положено деловому человеку, если он собирается вести племя сиу из Бэд-Ривер в 21-й век, и прилюдно назвать компанию «Тэн Старз», управляющую казино, бандой подонков — это безрассудно. Ничего личного. Некоторые из этих парней ему даже нравились. Белые парни. Большинство из них. Не надо быть белым, чтобы запустить казино — надо иметь достаточно денег. Они были вполне дружелюбны и сделали ему несколько хороших подарков. Многим преподнесли хорошие подарки. Но казино не могло принести тех денег, которые приносило, и никто не мог разубедить в этом Роя. Он слишком хорошо понимал, что без махинаций тут не обошлось.

— Эй, дуралей, назад! — Пес как раз рванул было через траву придорожной канавы, явно раньше времени, но повернул назад, когда Рой хлопнул себя рукой по бедру.

— Будь рядом, пока не увидим их с холма. Подкрадемся тихонько. Поспешишь, и все испортишь. Тогда завтра я буду варить суп с собачиной.

Пес вернулся и потрусил сзади. Рой улыбнулся. Плакса не дуралей, не бестолочь какая-то. А женщина столько возилась с этим дуралеем, называла его хорошеньким щеночком, хотя какой он щенок — старый пес. Как и Рой. Она и Роя могла бы заставить вилять хвостом, только похвали его. Очень умный для старого болвана, очень забавный, очень ловкий, очень какой-нибудь еще. Она была из тех женщин, которые заставляют мужчин ломать голову, чтобы еще такое учудить, чтобы произвести на нее впечатление, и все ради улыбки в ответ, улыбки преданной дочери. Рассказывать разные байки, вот, наверное, и все, что он сейчас мог. И его рассказы ей нравились. Рассказы о прошлом всегда нравятся молоденьким белым женщинам. Она работала крупье в казино «Pair-a-Dice City», которым управлял его младший сын. Не Картер брал ее на работу, но парень, наверняка, вовсю старался понравиться ей, когда оказывался рядом. И это немного тревожило Роя, ведь эта женщина жила здесь когда-то. Много лет тому назад. Некоторое время она встречалась с Ризом, поэтому поведение Картера кажется Рою не совсем правильным. Не годится, чтобы братья увивались за одной и той же юбкой. Наверняка, кто-то пострадает. Сыновья его могли быть жесткими и независимыми, но, в глубине души, оба были легкоранимы в делах сердечных. Каждый по-своему.

— Вон, видишь? — Они с псом уже поднялись обычным шоссе на вершину холма и заметили сбежавших лошадей. — Пасутся у самой дороги — того и гляди бросятся перебегать перед самыми колесами. — Рой услышал, а, может, просто почувствовал, что приближается машина — еще до того как стал виден свет фар. — Как проедет, переходим дорогу и заходим сзади, ты — с той стороны, а я — с этой. Понял? И тогда загнать их домой плевое и приятное дело.

«Плевое и приятное дело» — это выражение вызвало у него улыбку. Именно его он употребил, когда рассказывал, как играть в «копытце», показывая женщине как с первого раза попасть дротиком в середину связки оленьих копыт. «Плевое и приятное дело». Он показал ей эту старинную игру, а потом рассказал одну историю об азартных играх, ведь дакота были азартными игроками еще до появления всяких там казино, прежде чем кто-либо из них увидел колоду карт. Она тотчас сама захотела сыграть в эту' игру, но он понимал, что сначала надо бы показать, а уж потом приниматься за рассказ. Уж такая она была женщина. Из тех, которые до всего доходят самостоятельно. И очень быстро схватывала. У нее были хорошие руки. Руки крупье.

Женские руки. Ловкие и нежные. Наблюдать, как эти руки приноравливаются, чтоб лучше ухватиться за толстый конец древка, за тем, как они ощупывают его, ищут центр тяжести — заставляло мужчину любоваться ею, удивляться и запоминать. Умелые, всегда нежные женские руки. Необходимые. Прекрасные.

Звали ее Хелен. И она была понятливая, хваткая, с ней было весело. И ее что-то тревожило, что-то такое, что касалось Роя. Она ничего не сказала ему, он и не думал, что скажет, по крайней мере, все. Ему хотелось знать, будет ли «это» тяготить ее при новой встрече. Знать бы, насколько откровенной она хотела быть на самом деле.

Если все дело в ее работе, то понятно, что она не может ему многое рассказать, да это и ни к чему. До этого она была учительницей, работала от Бюро по делам индейцев. Редко учитель становится крупье. И он сделал вывод: ее прислали провести расследование, как же иначе, и как это умно, что они прислали женщину. Ведь это Рой написал жалобу в Комиссию по игорным заведениям. Он подозревал мошенничество, очень крупное мошенничество, но не знал, кто конкретно замешан. Пусть и не прямо, но это он послал за ней. И не хотел, чтобы она что-нибудь рассказывала. Пусть просто выполняет свою работу.

— Как думаешь, она тайный агент? — спросил он у пса, не спуская глаз с полосы отчуждения на неосвещенной стороне холма. — Похоже, правда? А сейчас оставайся тут и не разрешай лошадям перебегать через дорогу. С-с-с-Ха-й-а-а-а.

Рой вновь улыбнулся в темноту и припустил трусцой через дорогу. По-английски «тайный агент, сыщик» — «plant» — «растение», и он попытался представить, какое растение она напоминает. Должно быть, какое-нибудь садовое, в которых он не ахти какой дока. Вот Риз — тот другое дело. Риз теперь, городской парень и, видать, здорово разбирается в ароматах садовых цветов, которыми благоухает женская кожа. Раз уж начали по телеку показывать, как парень играет в баскетбол, то похоже, в женщинах у него недостатка нет. Жены нет, зато женщин много.

Картер же был трижды женат; дважды — на одной и той же. Рой тревожился за двух внучат. У них здорово все перепуталось. Некоторые отцы умеют такое вытворять по отношению к собственным детям, что не дай бог. Рой сам такой. Эти мысли будили смутную всегдашнюю боль. Сейчас легко говорить — ради их собственного блага. Вот лет сто назад из него вышел бы отличный отец, а в этом столетии в роли отца он потерпел полное фиаско.

Пшик. Начал позже, чем большинство, может потому у него мало детей. Долго не получалось. Наконец, родилась Роуз, любимица матери, потом появился Риз. Роуз он давненько не видел. Живет в Орегоне, домой больше не приезжает. Риз был следующим, за ним — Картер, а затем… А-а-а, опять эта боль, пронизывающая до костей. Он отдал Картера чужим людям и только через много лет забрал его назад. Неудивительно, что парень вырос двуличным. Ну, а Риз — Рой много недодал Ризу — чистый и простой.

Но сейчас его сыновья — взрослые мужчины, и он мало чем может помочь им или причинить вред. Рой считал, у него появился шанс сделать в этой жизни что-то стоящее, и этот шанс он связывал с избранием в Совет. Кое-кто ему уже говорил, что хорошо бы он выставил свою кандидатуру на должность Главы Совета. Может, он так и сделает, но с возрастом пришло убеждение, что браться за что-либо надо один раз.

— В этом есть свои плюсы, не правда ли, старый дуралей? Награда за то, что долго живешь. А сейчас оставайся там.

Он гнал лошадей по полосе отчуждения, а пес охранял фланги. Кобыла попыталась перебежать через дорогу, пес рявкнул, останавливая ее. — Молодец, так с ними и надо. Им еще учиться и учиться.

Эта женщина с прекрасными руками. Она расспрашивала о Ризе. Живет неплохо, ответил он ей, и она, казалось, была немного разочарована, пока он не сказал, что парень не женат. Это, наверняка, ее удивило. Она изо всех сил старалась не показать, что ей приятно это услышать. Так что он сказал ей именно то, что она хотела услышать, да еще красочно расписал, как трудно было Ризу, когда он из-за травм больше не мог играть в баскетбол. В медицинские подробности не вдавался — Риз не любил подобных разговоров. Да она и не задавала слишком много вопросов, хотя ловила каждое слово.

Он наблюдал за ее руками, как она поглаживает отшлифованное древко подаренного им дротика, но, взглянув украдкой на ее лицо, увидел, что кротость и безмятежность исчезли, словно она вдруг опустила на лицо прозрачный серый шарфик, из тех, в которые кутаются усталые старухи. Она сказала, что читала о том, что Риз ушел из баскетбола, и что ушел очень рано. Но все равно — добавила она — Риз достиг того, чего хотел, а это редкость, когда такие высокие мечты сбываются.

— А твои высокие мечты? — спросил ее Рой. И она призналась, что сама-то не очень любит парить в небесах, но считает, что некоторым они очень нужны. Для необыкновенных людей, таких как Риз. «Она значила для моего мечтателя больше, чем сама мечта», — подумал Рой, вспоминая, как на удивление трудно было сохранить вежливость, трудно не вторгнуться в личное и не заглянуть ей в лицо, когда в голосе ее послышались грустные нотки. Трудно было не поинтересоваться, какие воспоминания скрывают тоскующие глаза. Они связаны. Он и эта женщина. Он не мог еще определить как, но чувствовал эту связь, наблюдая, как она большим пальцем гладит бороздку на дротике, которую он когда-то давным-давно вырезал. Какое неизъяснимое изящество в этих руках. Рой должен спросить, что такое сделал его сын, что они разошлись.

— И каждый день слушать обычные истории обычного грубого старика, зачем они вам? — спросил он тогда.

— Ради смысла, — ответила она. — Ваши истории для меня полны глубокого смысла. Только старые истории заслуживают доверия. Они — хороши для всех. А мечты обманчивы. На них нельзя полагаться, по крайней мере, мне так кажется.

Он хотел сказать ей, что на мечты нельзя полагаться всем, но кто он такой, чтобы говорить ей это? В мечтах он видел образы, одновременно знакомые и чужие, они манили и насмехались, иногда пугали его. Истории и ему были больше по нутру. Женщина права. В них заключен смысл. Люди есть люди, в каком бы веке они ни жили, а мечтать он себе запретил.

— Завтра я много чего смогу порассказать об этих жуликах из «Тэн Старз», — сказал он псу, и голос его громко прозвучал в темноте. — Я расскажу парочку историй. Возможно, кого-то от моего рассказа и передернет, но… — он заметил свет, разрастающийся от пригорка в южном направлении, и дал знак псу, когда свет фар перевалил через вершину холма.

Плаксы не было на месте. Рой свистнул.

— Куда ты пропал, а? — свет фар быстро приближался, слишком быстро.

Из канавы, на противоположной стороне дороги, светились глаза пса. Он опоздал, но сейчас уже был там. Хозяин позвал его, и он кинулся к дороге. Стремительно надвигались и фары ревущей машины.

— Нет, стой там, ха-айа.

Рой вскинул руки и неистово замахал, считая, что в свете фар водитель, наверняка, заметит его, но может не заметить пса. Может его сбить. — Эй, не сбей пса! Черт тебя подери, не сбей моего пса! — Он указал туда, где припадая к дороге скулила овчарка, не зная, то ли послушаться хозяина, то ли бежать к нему. Глаза ее сверкали.

Мысль об овчарке была последней мыслью Роя Блу Ская, и собака была последним, что он видел.

1

Смерть разрушила все хорошо подготовленные планы.

Хелен Кеттерлинг была спецом по части планов. Чтобы все было в порядке — требовался план. И она страх как не любила даже малейшего их нарушения. А смерть все перечеркнула.

Она стояла у своей машины на гравийной стоянке против Управления по делам племени резервации Бед-Ривер и курила сигарету, наблюдая, как три старика-индейца поднимаются ступенями к парадной двери. Двое их них были старше того, с кем пришли попрощаться, но третий вполне мог быть однокашником Роя в 40-е годы.

За то короткое время, что Хелен знала Роя Блу Ская[1], она так и не спросила его, закончил ли он школу. Не хотела его обижать бестактными вопросами. Рассказчик он был замечательный, но предпочитал народные сказки и легенды личным воспоминаниям, хотя она сумела узнать и кое-что из его жизни. Теперь она знала, что он принимал участие в Арденнской операции, был дважды женат, что жены были много моложе и обе умерли слишком рано. О второй жене, матери его детей, он говорил меньше, чем о первой. Из этого она поняла, что память о второй потере все еще причиняет ему боль.

Вернее, причиняла. Сейчас ему уже ничто не причиняет боли. Он обрел покой, и так как был членом Совета племени бед-риверских Лакота, то останки его выставлены для торжественного прощания в этом доме с ярко-синими створками двери.

Он был также дедом ее сына, но этого никто не знал. Никто, кроме самой Хелен.

Она отошла подальше от здания, от пришедших проститься с покойным и исступленно курила сигарету за сигаретой, словно ребенок, который боится, что его поймают за этим занятием. Она всегда так курила. Самая вкусная сигарета — это сигарета, выкуренная тайно. Сидни заставал ее пару раз за этим занятием и выговаривал: «Ты же должна вести себя как учитель, мам». Она гордилась им, в том числе и тем, как он ее, свою мать, отчитывал за курение, тем более что она все еще считала себя учителем, пусть даже и занялась другим делом, потому что… ну, в частности, потому, что за него хорошо платили. Но Сидни всегда судил ее по самым высоким меркам, впрочем, как и она себя; и ей было неловко за неуклюжее объяснение, что она, мол, так редко потакает этой своей слабости и курящей ее, вообще-то, нельзя назвать. Он спросил, что курение ей дает, и она не нашлась с ответом. Терпеть не могла такие ситуации: требуется хороший ответ, а понимаешь, что его нет.

Хелен приехала в Бед-Ривер в поисках ответов. У нее есть работа, которую надо выполнить, говорила она себе, плюс разузнавать все, что можно о семье Блу Скай — впрочем, это тоже часть ее работы: она должна узнать, как они связаны с казино, деятельность которого она расследует. Рой обратился в Бюро по делам индейцев с просьбой провести расследование, факт тем более любопытный, что генеральным управляющим казино «Pair-a-Dice-City»[2] являлся его сын Картер. Все то время, пока она общалась с ними, она внимательно наблюдала, слушала и уже сложила в голове из этих мозаичных кусочков единую картину — что и было ее работой.

Но у нее, кроме служебного долга, были и личные мотивы. Обязанность перед сыном. Сидни всегда был только ее сыном. Это было с ее стороны необходимым эгоизмом, но теперь, когда он входит в подростковый возраст, ей приходиться думать о том, кто он, кроме того, что он ее единственный ребенок, кем он станет. Он задает вопросы, и одному Господу известно, как ей отвечать на них, а скоро настанет время ясно и недвусмысленно объяснить, как, на самом деле все обстоит в этом мире. Вот она и выуживала сведенья из семейной истории. И у нее это неплохо получалось, особенно с тех пор как она подружились с Роем.

Бывали моменты, когда она не сомневалась в том, что он догадывается о ее затее и потому занял нейтральную позицию. Она чувствовала, что он, по существу, одобряет ее действия. Молчаливый нейтралитет она считала одобрением. Не такое уже большое расстояние от сознания, что человек нейтрален, до одобрения… Ей хотелось одобрения со стороны старика. Он ей нравился, и она знала, что и Сидни он понравится, они должны познакомиться, и Сидни должен послушать дедушкины рассказы; и от того, что она все это знала, ей было больно. Все еще было больно. Она все принимала чересчур близко к сердцу. И тайны эти бередили ей душу, как и риск, на который она пошла, просто появившись в Бед-Ривер.

Риск исходил со стороны человека под два метра ростом. 13 лет назад она хорошо знала второго сына Роя, который тоже, наверное, ждет ее за этими синими дверями. Она повернулась и пристально посмотрела на створки, словно пытаясь просверлить в них отверстие, увидеть, как он выглядит теперь, насколько громкий крах блестящей баскетбольной карьеры изменил его, и как он переносит горе.

Когда-то Хелен любила Риза Блу Ская…

Как бы там ни было, тогда ее безумно влекло к нему. Охваченная страстью, она твердила себе, что это любовь, любовь на все времена, как любовь Ромео и Джульетты, но эта любовь не имеет будущего и ее следует хранить втайне, если, конечно, не жаждешь заполучить парочку трупов на театре личной драмы. Риз верил, пусть даже никто кроме него в это не верил, что в один прекрасный день он станет звездой спорта. А она должна была продолжать учебу, после того как поработала школьной учительницей в индейской резервации. У нее было слишком много дел, а он был очень молод, робок, катастрофически неустроен, невероятно сексуален и абсолютно немыслим в ее жизни.

Но этот мальчик был сказочно красив и соблазнителен, а она хотела его и не противилась соблазну. Тогда она не признавала любви, страсть вскружила ей голову, он стал предметом ее тайных глупых женских вожделений. Резкое, словно вырубленное из камня, лицо, лицо Великого Воина с американского Запада, и двигался он грациозно, словно дикое животное, необычайно легкий и подвижный при таких-то габаритах. Она прекрасно понимала, что это просто безумное помешательство на мифе о благородном воине, она слишком рано повзрослела, она все время думала, когда же они будут вместе, и ей было не по себе от этих мыслей.

Вообще-то, она была умная женщина и ответственно относилась к своим чувствам, выстраивая линию защиты между собой и своими слабостями, но когда чувство вины перевешивало и защита давала трещину, у нее появилась дурная привычка расковыривать эту трещину. Романтика была одной из ее слабостей. Она потакала этой своей глубокой увлеченности мифами и мистикой пустынных прерий, которые простирались по ту сторону дороги. А за административными строениями племени протекала река Бед-Ривер, которая текла от Миссури к Бедлендам, а за рекой, в горах, жила история, и крутые холмы были живыми свидетелями минувших триумфов и трагедий. Она любила эти места. И была очарована их историей. Она когда-то читала о воине по имени Тот, Который Касается Облаков, и это имя промелькнуло у нее в голове, когда она впервые увидела Риза.

Он тогда бросал мяч в кольцо, прибитое к старой школьной доске вместо щита, с группой детей, которых старшеклассники прогнали с игровой площадки. Школа не работала, но одна из учительниц младших классов пожаловалась на хулиганов. Хелен пошла на площадку с твердым намереньем защитить право малышей играть. Но эта маленькая детская компания уже нашла себе защитника — в лице долговязого парня, которому ничего не стоило поднимать детишек к самому кольцу, чтобы даже самый маленький ребенок мог забросить мяч в корзину. Он был Тем, Который Касается Облаков. Одет в потертые облегающие джинсы, черную свободную футболку и кроссовки, которые выглядели, как обычные «Найке», пока она, две недели спустя, их не разглядела. Они стояли у кровати рядом с ее собственными — мамочки, седьмой размер. Маленький ребенок мог утонуть в его кроссовках.

Он был огромный парень, и у него была огромная мечта, и… ой, как здорово они провели то лето. Такое короткое, восхитительное, великолепное, прекрасное лето.

Сейчас, почти через 13 лет, она увидит его и будет выражать обычные в таких случаях слова соболезнования, собранно и вежливо отвечать на вопросы. Сейчас надо быть собранной и вежливой, надо постараться успокоиться.

Войти туда и увидеть его воочию после стольких лет будет трудно, но она решилась. Затоптала в гравий сигарету и помахала рукой приятельнице, Джин Нелсон, которая как раз вылезла из своего видавшего виды «Бронко». Джин по-прежнему работала в школе, и, кажется, так же любила свою работу, как и тогда, когда с ней познакомилась Хелен. Они были молоды, романтичны, многого хотели достичь. Ни одна из них так и не продолжила учебу, как собиралась. Но Джин сейчас директор школы. А Хелен работает над своей программой.

— Идем вместе, — предложила Хелен, когда Джин подошла и взяла ее под руку.

— Ты уже видела его?

— Еще не заходила. Только приехала.

Джин понимающе посмотрела на нее.

— Я имею в виду Риза.

— Нет, я… — Хелен бросила взгляд на синие двери. — Я только подъехала.

— Нервничаешь?

Джин казалось, она догадывается о чувствах Хелен к Ризу. Она была из тех утешительниц, которые вечно стремятся помочь подругам сбросить эмоциональный груз. У нее слишком развита интуиция, чтобы Хелен взяла ее в утешительницы. Хелен в ответ изобразила недоумение.

Но Джин стиснула локоть Хелен.

— Как давно ты его не видела? Лично, я имею в виду. Пока ты здесь, он…

— С тех пор, как уехала, — оборвала ее Хелен, — больше не видела.

— Мы тоже его здесь не много видели. Время от времени он показывался в школе на баскетбольной игре. Но это бывало редко. И это всегда вызывало ажиотаж.

— Он — звезда, — сказала Хелен, пожимая плечами, но с противной дрожью внутри было не так легко справиться. — Нет, не нервничаю. Он, наверно, даже не узнает меня. Джин, я пришла ради Роя Блу Ская. Это его похороны.

— Мне кажется, что в последнее время они с Ризом отдалились друг от друга.

— Это плохо. Я-то как раз с Роем подружилась. — Она подумала, что если Риз перестал в последние годы общаться с отцом, то тем горше его потеря. Старик был чудо. Прекрасное чувство юмора и занятные истории на все случаи жизни. — Он сказал, что я могу в любое время брать его лошадей, я часто каталась вечерами.

— А в рабочее время играешь в карты, — укоризненно напомнила Джин.

— Здесь платят намного больше, чем за работу в летней школе.

— Почти везде платят больше, чем в школе.

— Рой мечтал это изменить. Он хотел, чтобы часть доходов от казино шла на образование. — Вот разве что доходы в казино жалкие. Замалчиваемый факт, который они с Роем не обсуждали, пусть даже это касалось их обоих.

— Его всем будет не хватать, — сказала Джин, когда они пробирались среди припаркованых машин, покрытых засохшей южно-дакотской глиной.

Он был человеком, который получил признание в самом конце своей жизни. Поговаривали, он будет следующим вождем племени.

Хелен была в курсе этих разговоров и как-то упомянула о них Рою. — Это только разговоры, — прокомментировал он. Он не был уверен, что возраст — достаточное основание для этой высокой должности. — Нам нужен образованный человек, — сказал он тогда, а затем засмеялся и добавил, что не обязательно должен быть мужчина. Затем сказал ей, что Риз вернулся в университет. До него дошли слухи. И в голосе его прозвучала сдержанная гордость, смешанная с болью отцовского сердца.

— Роя всем будет не хватать, — тихо повторила Хелен слова Джин, когда они вошли в синие двери.

Его она заметила сразу. Окруженный со всех сторон людьми, он, тем не менее, на голову возвышался над всеми, его легко было заметить. Когда она вошла, он посмотрел на нее в упор, но лицо его при этом никак не изменилось, никаких признаков узнавания, радости встречи, недовольства. Он просто смотрел на нее, смотрел и смотрел, словно завораживал.

Она попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Перед приходом сюда она думала, а что бы такое сказать ему, если он сразу ее не узнает. Что-то остроумное и дерзко-легко-мысленное. Банальную колкость. Какой-нибудь смешной пустячок, чтобы освежить его память и, может, несколько смутить его. И тогда последнее слово останется за ней. Но он по-прежнему не отводил от нее взгляда, и в его непроницаемых темных глазах ничего нельзя было прочитать, — так и не придумала она ни черта умного.

Поэтому вежливо и сдержанно пожала ему руку и назвала себя.

— Хелен Кеттерлинг.

— Я помню. — Ее рука полностью утонула в его огромной ладони. — Давно не виделись.

— Да, давно.

— Лет 10?

— Больше. Ты смотр… — Она почувствовала вдруг, что задыхается.

— Да, смотрю. — Медленно его рот расплылся в улыбке, глаза потеплели.

Он не отпускал ее руку, а она не отнимала.

— Ты не изменилась.

— Нет, изменилась. Я очень… — Она покачала головой и отвела взгляд. Она собиралась сказать «сочувствую», но это слово показалось невыразительным и жеманным и не имело никакого отношения к его словам. Изменилась. Она и правда очень изменилась, но не хотела говорить об этом, потому что та Хелен не хотела меняться до такой степени.

Он тоже изменился. Она знала его, когда он был тощий, угловатый, тогда в его глазах всегда горело желание, а сейчас она видела перед собой сильного, уверенного в себе мужчину, который добился в жизни большого успеха. — Я здесь недавно, — сказала она тихо, внезапно заметив отсутствие Джин. — Но с твоим отцом мы успели подружиться.

Риз, казалось, удивился. — Ты и он?

— Он помнил меня с…

Его удивление превратилось в ожидание. Скажет ли она это? С того дня, как он представил ее как свою «девушку», а она дразнила его за то, что он употребил это школьное словцо? Бывало она использовала то, что он «совсем зеленый» против него, смущала беззастенчивой попыткой всегда верховодить в их бурных, любовных отношениях.

Не в состоянии дольше смотреть ему в глаза, она отступила в сторону, забрав руку.

— Он пригласил меня брать лошадей в любое время, и, конечно, я не преминула воспользоваться такой возможностью. Когда я приходила к нему, мы говорили о политике, истории, о фольклоре, о жизни вообще. Его интересовало множество вещей, а сколько историй он знал.

— Почему ты сюда вернулась?

— Из-за работы, в поисках хорошего места.

— И ты вернулась сюда, в Бед-Ривер? — Он фыркнул и недоверчиво покачал головой. Он всегда носил длинные волосы, аккуратно подстриженные, доходившие сзади до плеч. — Ну, что ж, хорошо, что я увидел тебя.

— Повод не очень хороший.

— Почему? Хорошо, что ты пришла простится со своим другом. Иногда ты забывала это.

Уколол. Так на него не похоже. Ей следует не забывать, что, в действительности, она его, нынешнего, не знает. Ей пришлось напомнить. — Мы попрощались. Той ночью, под дождем. Помнишь?

Сказала — и сразу пожалела. Она, как сейчас, чувствовала холодные капли дождя на лице, его обжигающее дыхание, напряженность его тела. Он сказал тогда, что у него есть лишь одна попытка, и сейчас пора ею воспользоваться. Он позвонит. Он вернется. Он докажет ей, что она не права. Холодный дождь. Она вспомнила все и вздрогнула, заметив холодок в его взгляде. — Это было давно, — сказала она тихо.

— Не думал, что то прощанье будет прощанием навсегда.

— Оно и не было. И, оказывается, не стало. — Она подняла голову и вымучено улыбнулась. — Привет, Риз!

— Привет, Хелен. — Он обошел вокруг нее, повернувшись спиной к толпе, словно отделял от людей, чтобы сохранить для себя. Раньше ей всегда нравилось, как нежно он опекал ее. Защитник. — Никогда не знаешь, — сказал он тихо, бросив взгляд на гроб, — какое прощание будет последним.

— Да, — она робко прикоснулась к рукаву его куртки и подумала, что никогда прежде не видела его в спортивной куртке. Интересно, а была у него тогда куртка? — Мне кажется, боги полагают, что поступают милосердно, когда держат нас в неведенье.

— Нет, не в неведенье, а в неясности, смутности, — ответил он. — Никогда не бывает совсем темно. И если обращать внимание на смутные очертания, использовать знания и навыки, то можно смело шагать вперед. — Он отступил в сторону, обращая ее внимание на столы, на которых стояли чайники с чаем и подносы с едой. — Ты ела?

— Нет, я… — Она подняла глаза, собираясь извиниться. Господи, какая я дура. — Но я поем.

— Хорошо. Лепешки — великолепные. Давно не ел таких. — Он засунул руки в карманы брюк и, подведя ее к столу, глубоко вдохнул аромат хорошо пропеченных дрожжевых лепешек. — М-м-м. Пахнет домом.

— Это было первым, что я искала, вновь приехав сюда. — Я пошла наугад, просто чтобы найти кусочек тепла…

Едва заметным движением головы, он подозвал одну из женщин, хлопотавших у стола. — Бабушка, Хелен надо покормить. Дай ей поесть, и начни с лепешек, хорошо?

— Иди со мной, — позвала старуха.

Он коснулся плеча Хелен, она обернулась и увидела благодарность в его глазах. — Я рад, что вижу тебя, Хелен.

Она напросилась помочь подавать на стол.

С этой выгодной позиции можно было наблюдать, как люди выражают соболезнование сыновьям Роя Блу Ская. Рой был вождем племени, и сейчас люди отдавали дань уважения, что было совершенно понятно. Но Риз считался местным героем, и было нелегко понять, как справляться с этими почестями. Но Риз понимал. Ее удивляло, когда она видела все ту же хорошо знакомую неловкость в его движениях. Удивительно, что такой знаменитый спортсмен, физически совершенный и необычайно сильный, несмело отвечает на рукопожатие старика, когда тот вспоминает его игру во время какого-то давнего матча.

— Никто не мог тогда с тобой сравниться, — говорил старик. — Тебя было невозможно блокировать.

Расправив плечи и склонив голову на бок, Риз лишь кивнул и пробормотал слова благодарности.

— Мы хотели бы с тобой поговорить, — говорил старик. — Не сейчас, попозже. Но очень скоро, Токса. Я и кое-кто из друзей. Друзья твоего отца, родственники, почитатели…

Риз поднял голову и вопросительно поднял брови.

Он чувствовал, что Хелен на него смотрит. Он знал, что она прислушивается к разговорам, даже если сейчас перекладывает остатки картофельного салата на другое блюдо, которое только что поставили на стол. Она громко скребла ложкой по блюду, но все равно прислушивалась. Это было частью ее работы.

Старик похлопал Риза тыльной стороной ладони по груди.

— Не сейчас, но до того, как ты уедешь, мы хотим тебе кое-что сказать.

— Само собой. Вы знаете, где меня найти.

— В доме отца?

Риз кивнул, а старик указал на мальчугана в фуфайке с надписью «Minneapolis Mavericks». Это было название клуба Национальной Баскетбольной Лиги, за который Риз когда-то играл. — Мой внук. Хотел с тобой познакомиться.

Риз обменялся с мальчишкой рукопожатием, а затем присел на корточки, внимательно стал слушать, словно в этой комнате никого, кроме них, не было. Ребенок что-то рассказывал, размахивая при этом руками, и Риз слушал внимательно, вникая в подробности. Хелен представила на месте этого мальчика Сидни, как он разводит худые руки, показывая, какую огромную рыбину поймал или какой дальний пас отдал.

Риз поднял глаза и заметил, что она улыбается. Она быстро отвернулась. Понимала, до чего глупое выражение у нее на лице, и какие сентиментальные мысли у нее в голове, а ничего такого она себе сейчас не может позволить. Просто встретить его, даже после стольких лет, было достаточно рискованно, но видеть, насколько открыт он детским интересам, как, благодаря общению с ним, лицо мальчишки сияет, невыносимо. О, Господи. Прежде у нее и в мыслях не было встретиться с ним, по крайней мере, пока Сидни не станет старше. Дед ее сына — да, даже дядя — ладно, но отец — это не входило в ее планы.

Теплая улыбка Риза растопила ледяной осколок вины, который — она готова поклясться — акушер зашил ей в живот, когда делал кесарево сечение. Наверно, был баскетбольным болельщиком. Болельщиком человека, рядом с которым она сейчас стояла. Потому что подслушивает. А он поймал ее за этим.

— Как лепешки? Такие же вкусные, как когда-то?

— Почти.

— Мне тоже вкусно. Почти. Говорят, назад, даже домой, возврата нет. — Он взял лепешку с подноса, разломил ее на две части и предложил одну половину ей. — Как ты думаешь, это правда?

— Не всегда. Мне кажется, это зависит от того, как долго тебя не было и где ты был. — Или, возможно, где ты был и что искал.

— Просто хотелось почувствовать себя дома. — Он откусил большой кусок лепешки. Она стала есть половину, которую он ей дал. Он проглотил и улыбнулся. — Нигде таких больше нет. А почему ты улыбалась, когда я разговаривал с ребенком?

— Просто забавно, до чего он был поражен, что разговаривает со звездой.

— Правда, это смешно? Я, наверное, уже доигрывал свой последний сезон, когда он был не в состоянии просто выговорить слово «баскетбол». Его дед и мой старик когда-то дружили.

— И в Совете они тоже были заодно, да?

— Когда-то. — Он махнул рукой с лепешкой, показывая, что это было очень давно.

— А у тебя… — Она сейчас готова была открыть свою тайну, понимала, что этого делать нельзя, но не могла остановиться, — дети есть?

Он отрицательно покачал головой.

— Не было времени ни на что такое. Ни жены, ни детей. А у тебя?

— У меня есть сын. Но с его отцом мы больше не живем. — Это прозвучало напыщенно и официально. Она стала скрытной, когда приняла решение стать следователем и бороться с преступностью в игровом бизнесе. Она преуспела в этом, хоть было трудно. Внимательный взгляд Риза волновал. — Он сейчас не со мной, мой сын, он далеко.

— Наверное, это тяжело.

— Я скучаю. Риз смотрел на нее с каким-то новым чувством. Сочувствие. Господи, только не это. Она изобразила счастливую улыбку.

— Сейчас он в летнем лагере. Ему там очень нравится. Он без ума от… — Если ты поймешь, то скажешь что-нибудь… — спорта.

— Сколько ему лет?

— Десять. — Она назвала возраст слишком поспешно, не задумываясь. Она переборщила. Хелен вновь прибегла к «необходимой» лжи. — Почти одиннадцать… На самом деле ему уже исполнилось двенадцать.

— Какие виды спорта ему нравятся?

— Все. Какие хочешь. Плаванье, хоккей, бейсбол, все, связанное с… Игрой. Игрой. — О, Господи, до чего он высокий. Смотрит ей в затылок. — И с лошадьми. Он обожает ездить верхом.

— Как его мать? А как насчет баскетбола?

— Все игровые виды спорта. Он любит… Ей не нравилось, какой ход принял их разговор, в то время как, в глубине души, ей не терпелось уйти куда-нибудь с этим мужчиной, рассказать ему все. Пора прекратить этот дурацкий разговор. Нельзя расслабляться. — Он подвижный мальчик.

— Это хорошо.

Она кивнула головой. Слова да, ты неплохо преуспел вертелись у на языке.

— Тебе приходится делить его с отцом? — Она опустила глаза и ничего не ответила, он тихо извинился. — Конечно, это не мое дело.

— Нет, не так. Я просто… Это сложно объяснить. — Похоже, всегда…

— Эй, Блу! — они были настолько поглощены разговором, что оба от этого окрика вздрогнули. Окликнул Риза полицейский резервации, остановившийся, чтобы взять с подноса сэндвич с колбасой.

Риз оглянулся в поисках Картера. — Я не знаю, где мой брат. Надо поговорить с этим парнем, но… — он коснулся локтя Хелен. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с моей сестрой. Она где-то здесь. Не уходи.

Она осталась. Ей надо было выполнять задание. По существу, она воспользовалась его просьбой, как поводом, чтобы остаться неподалеку и слышать разговор. Услыхала она не все, но поняла, что водитель, сбивший его отца, все еще не найден, и что у полиции существует масса вопросов, но нет никаких ответов.

То были вопросы, которые ей уже задавали. В тот вечер, когда он погиб, она вышла из дома Роя около 10 часов. Она была последним человеком, который видел его живым. Она уже многое рассказала из последней беседы с Роем, объясняя полицейским, как они подружились со стариком, что ей нравилось его чувство юмора и его рассказы. Она чувствовала недоверие со стороны следователя. С какой стати молодая белая женщина будет заезжать к старому индейцу в 10 вечера, чтобы просто пообщаться? Он рассказывал ей разные истории? Странно, что после беседы он оказался мертвым.

Но и Бед-Ривер очень странное место. Необычное место, где люди живут, будто в тихой заводи, оторванные от цивилизации, где прозябают всю жизнь, еле сводя концы с концами. Правительства сменяли правительства, одна программа сменяла другую, но так и не сумели ничего изменить, только еще больше запутав проблемы, вызванные изоляцией и исторической несправедливостью. Затем неожиданно, как обещание новой жизни, на Востоке появился Закон об азартных играх на индейской территории. Вот она, новая возможность для нового дела, хотя, по словам Роя Блу Ская азартные игры не были чем-то новым для его народа. Вот только форма была новой. В виде игорного бизнеса в казино с громким названии «Pair-a-Dice-City».

Она хотела, чтобы он объяснил подробнее, но вместо объяснений он поведал притчу. Искать минусы — это ее работа. «Должно быть, он догадался» — подумала она, переведя взгляд на неподвижную маску, которая прежде была его добрым лицом.

Койот любит азартную игру. Говорят, что однажды он проиграл все свое племя людям с Найф-Ривер. Поэтому он превратился в красивого мужчину и уговорил Серого Барсука отдать ему трех дочерей в жены. Затем он пришел с дочерьми Барсука в деревню на Найф-Ривер и заявил, что хочет поиграть в кости, и ставит на кон своих прекрасных новых жен, которые смогут нарожать победителю сильных сыновей и улучшить породу кривоногих коротышек с Найф-Ривер. После этих слов жителям деревни не терпелось сыграть с ним. Но все это время у Койота, в его густых волосах, было спрятана маленькая птичка. И когда они принялись играть…

— Хорошо все организовали?

Хелен подняла глаза и увидела, что к телу Роя подошел Картер Маршалл. Он остановился рядом с ней. Картер был больше похож на отца, чем Риз. Картер и Рой были примерно одного роста, телосложения, и сейчас она обратила внимание на то, что у них совершенно одинаково оттопырены уши. Какая ирония судьбы, что Рой отдал чужим людям свое собственное подобие, когда Картер был грудным ребенком. Отдал его на усыновление, а позже забрал назад. Она мало что знала об этих двух событиях в жизни Роя, разве только то, что забрать сына назад он смог благодаря изменению в Законе. Благодаря Закону о защите детей индейцев, Картер был возвращен в родительский дом подростком. Об этом Законе она знала все. Дома у нее лежал текст этого закона.

— У него умиротворенный вид, правда? — сказал Картер. Хелен кивнула и протянула руку.

— Прими мои соболезнования.

Спасибо, — он улыбнулся, но сам уже смотрел по сторонам, словно кого-то или что-то искал. Ей захотелось посмотреть, нет ли у него в волосах птички, но Картер был и сам похож на птицу, которая ищет ветку, на которую можно сесть. — Я только приехал. Не поверишь, за стольким надо проследить. Пришлось заехать в казино, да еще звонить жене, сказать, чтобы привезла детей, — он на мгновение крепко стиснул ее руку. — Завтра вечером ты работаешь по графику.

— Я знаю.

— Завтра, в связи с похоронами, все будет закрыто, оба казино. Ему бы это понравилось. Уважение — его любимое слово. — Он пристально посмотрел на тело отца, затем обратился к Хелен. — Ты поела?

— Да, спасибо.

— Ну-ка, посмотри туда. Это не Рик Марино, баскетболист? — Картер кивнул головой в сторону двери, где в окружении небольшой свиты появился человек, привлекший всеобщее внимание. При его росте нельзя не стать баскетболистом. Он был единственным человеком, кто был выше Риза, который как раз крепко жал ему руку.

— Чертовски напористый и наглый, — сообщил Картер, — хочет построить возле Спэир-Фиш большое казино. Пытается заставить штат поменять законы и поднять ставки. Должно быть, хорошо быть знаменитым, — Картер засунул руки в карманы брюк, пристально глядя на этих двух гигантов. — Придется поднять крышу, чтобы принимать друзей моего братца, верно?

— По крайней мере, расширить двери…

— Я должен познакомиться с этим парнем. Пошли, получим автограф. — Эти слова заставили Хелен нахмуриться. — Шучу, — бросил Картер, — обойдемся рукопожатием.

— Но ты только что сказал, что он наглый и напористый.

— Я сам такой. Черт, а ведь мы здесь были первыми. Стали на ноги, за нами «Тэн Старз», а у них — денег куры не клюют, — улыбнулся Картер, по-прежнему наблюдая за двумя, когда-то знаменитыми соперниками, которые сейчас просто о чем-то дружески беседовали. — Пусть засвидетельствует нам свое почтение, и моему отцу, конечно, — он похлопал ее по руке. — Не робей, Хелен.

— А я и не робею. Я должна быть на работе в… — она взглянула на часы, хотя они оба знали, что у нее еще много времени. Это была прекрасная возможность удалиться.

— Подумав, я не считаю нужным представлять своего лучшего крупье возможному конкуренту. — Кивком головы шеф отпустил ее. — Спасибо, что пришла.

Она ушла, ничего не сказав ни Ризу, ни Джин. Она почувствовала, что смертельно хочет поговорить только с одним человеком, а он за 500 миль отсюда. Нашла таксофон. В лагере было время ужина. Самое лучшее время дозвониться до сына. Она старалась звонить не слишком часто, но совсем не звонить было нелегко. Впервые он был вдали от нее больше чем неделю. И неделя эта казалась вечностью. Однако он заказал эту поездку в летний лагерь, как подарок на День рождения. Для Хелен это поездка была дорогим удовольствием, но он был такой способный ребенок, а такие дети нуждаются в особых подарках, им необходим шанс. Хелен хотела компенсировать Сидни отсутствие отца, нередко его желания влетали ей в копеечку. Это было правильно, что она должна платить. Так поступают все современные родители, чувствующие вину перед детьми.

Когда сын подошел к телефону, Хелен старалась разговаривать с ним без лишних сантиментов. Он всегда был взрослый для мамочкиного сюсюканья, еще с тех пор, как пошел в детский садик.

— Все классно, мам. Завтра мы идем в поход в горы Сан-Хуан. Будем есть то, что найдем по дороге.

Напротив трое мальчишек, сидя на земле, играли в камушки. Не думала, что дети все еще играют в камушки. Она улыбнулась. — А что, если вы ничего из еды не найдете? Разве сейчас сезон?

— В лесу всегда есть еда, мам. Это проверка на выживание.

— Но у вас, на всякий случай, должны быть консервы.

— Ни в коем случае, мам, это было бы нечестно. Может у вожатых что-то и будет с собой, но я буду терпеть.

— Значит, я послала им мальчика, а назад получаю мужчину.

— Ты за это им платишь. Я вчера в баскетбол набрал 14 очков. У меня уже неплохо получается.

Она закрыла глаза и кивнула, представив его в длинных шортах, мокрые волосы прилипали к шее. Он носил длинные волосы, иногда заплетал их в косичку. Он так решил, когда подрался с одним мальчишкой в школе. Это был белый, как его мать, он сказал, что Сид — полукровка, и он заявил, что ему не нравится это слово, ему не нравится ничего полу. Ему просто не нравиться — полу. Поэтому, он хочет идти до конца, отбросить белую половину, которая ничего не значит, потому что индейская половина заметнее. Она тогда еще попросила его подумать, но он проигнорировал ее слова. Черт, ему уже почти двенадцать.

— Мне приятно это слышать. А как насчет того, чтобы писать?

— Я веду журнал. Это то, что входит в программу. Пытаюсь писать каждый день.

— Я имела в виду письмо.

— Боже, тут так много всего происходит, у меня нет времени ни на какие письма.

Господи, его голос меняется. Грубеет. Совсем, как у мужчины, как…

У меня нет времени ни на какие письма. — Те же слова говорил Риз.

— А чем ты, мам, занимаешься?

— Просто работаю в казино, милый.

— Не просто, ты ведь расследуешь, верно?

Она улыбнулась. — Тебя послушать так я — Бонд. Джеймс Бонд.

Сидни копировал голоса лучше, чем она. — Да, но к тому времени, как ты приедешь из лагеря, все закончится.

— Так ты разрешаешь мне остаться на обе смены?

— А ты этого хочешь?

Она услышала колебания в своем голосе. Ей хотелось приписать сомнения тому, что разлука с мамой будет слишком долгой. Самой долгой разлукой за его жизнь. А он ведь еще слишком мал, чтобы легко это перенести. Он еще мальчишка. Она уже, конечно, не Мамуля, но все еще Мама. И маме не хотелось, чтобы ее тревоги порождались чем-то еще, а не только одиночеством материнского сердца. Ее сын был так далеко. И сейчас она понимала, что ей понадобится больше времени, чем казалось, для выполнения этой работы. Мама не позволила бы рискованной работе Хелен затмить желание быть со своим ребенком. Но Хелен должна была закончить работу. Хелен должна зарабатывать.

— А знаешь, здесь действительно клево. Все в лагере — индейцы. Я не единственный, понимаешь? Есть ребята из Аляски и Флориды, из Монтаны и Нью-Йорка. Из самых разных мест, мам. Но все мы, по крайней мере частично, индейцы, и это классно.

Хорошо было то, что Хелен не надо было для поездки в лагерь, который частично финансировался из федерального бюджета, предоставлять доказательства принадлежности сына к какому-нибудь племени. Учителя Сидни порекомендовали его, и все, что ей оставалось сделать, это подписать свидетельство, что у мальчика, по крайней мере один предок — коренной американец. Она надеялась, что ничем не рискует, подписав этот документ и заполнив графу «название племени» словом «лакота». Это звучало неопределенно. Племен лакота было много.

Никаких документов, подтверждающих принадлежность Сидни к какому-либо племени, не было. В первый год этой двенадцатилетней истории бесконечной лжи она записала в его свидетельстве о рождении «отец — неизвестен». Подписывая заявление на летний лагерь, она, как никогда, была близка к тому, чтобы отказаться от обмана, сказать, что отец хорошо известен, открыть сыну правду.

Хорошо, что он поехал. Ему там очень нравится. Это слышалось в голосе.

— Ты можешь остаться, но должен писать, по крайней мере, одно письмо в неделю, договорились?

— На закрытие у нас будет большой праздник, вместе с родителями.

— Я приеду.

— Ты не поверишь, как много я должен тебе показать.

— Не могу дождаться.

Мальчики закончили игру в камешки, самый маленький требовал свой выигрыш.

Всегда что-то на кону, — говорил тогда Рой. — Даже малышня научилась биться об заклад: рискуют самым дорогим в надежде выиграть. Пока живешь, делаешь ставки. Всегда так.

— Я скучаю по тебе, понял?

— Понял, постараюсь изредка писать. Послушай, я должен идти. — Но он не вешал трубку. Она тоже надеялась, что он еще что-то скажет. — Я тоже скучаю по тебе, мама. Я люблю тебя.

На следующий день были похороны. Хелен стояла в толпе собравшихся. Потом выстояла очередь, чтобы выразить соболезнование членам семьи: двум сыновьям, внукам, дочери, которую видела впервые, но их осанка, черты лица, королевское достоинство несомненно были от Блу Ская. Когда опускали гроб, над присутствующими парил орел, он все описывал и описывал круги, когда в могилу бросали дары, величественный, на фоне ясного лазурного неба. Женщины громко плакали, мужчины били в барабаны, и те и другие щедро лили слезы. Хелен держалась в стороне, однако, она должна все запомнить для своего сына. Он должен был хоронить деда. По всем нравственным и божеским законам ему следовало присутствовать. Она понимала.

Она также понимала, слушая, как тяжелые комья глины со стуком падают в яму, что смерть Роя не случайна. Старик не побоялся забить тревогу, потребовал провести расследование, которое могло задеть кое-кого из тех, кто стоит сейчас вокруг могилы. Руководство казино, его сотрудников, чиновников из Совета племени, даже его собственного сына. Кто из них знает о расследовании? Старик тогда не стал обращаться к «Тэн Старз», а написал прямо в Бюро по делам индейцев. Вот почему Хелен оказалась здесь. Подозрения Роя, что компания обирает племя, не были тайной, но делился ли он с кем-нибудь, что пошел дальше в своих подозрениях, а не просто поднял шум на ровном месте. Кому по душе возмутитель спокойствия? Вот Рой уже и не сможет «заварить кашу».

Но зато Хелен сможет. У нее есть силы и профессиональное умение. Ей поручено. И у нее есть долг перед другом.

2

Эта женщина все еще заставляла его чувствовать себя эдаким Кинг Конгом, засматривающимся с древесной верхушки на Джессику Ланж. Он чертовски хорошо понимал, что он другого рода-племени, но уже от одного запаха ее волос был готов ходить колесом. От мысли, что Риз Блу Скай способен на безрассудство ради женщины, ему становилось смешно. Но теперь на это шоу хоть билеты продавай.

Он не помнил точно, сколько лет прошло с тех пор, как они встречались — он вообще был не из тех, кто ведет точный счет — но ее он не забыл. Это она исчезла. Он ведь тогда был забитый мальчишка, отчаянно уцепившийся за прекрасную мечту, а она исчезла, едва он отвлекся. Ему, наверное, следовало привязать ее к дереву.

Он подъехал на «Линкольне», взятом напрокат, к парадному входу в казино, под длинной галереей с вывеской «Pair-a-Dice City», которая ослепительно сияла на фоне темного неба. Но час был полуденный, и стоянка на две трети пустая, так что он решил, что сейчас самое лучшее время зайти в казино. Он только что вернулся из аэропорта Рапид-Сити, где провожал на самолет до Юджина сестру Роуз.

И, пожалуй, он заглянул сюда неспроста. Знал, что застанет там Хелен. Предварительно позвонил приятелю-администратору и узнал, когда она работает. По правде, он не очень жаловал казино, но ему было интересно, какую такую прекрасную работу нашла Хелен. Его интересовала сама Хелен. Черт, здорово, что они сейчас встретились. После того как каждый из них пошел своей дорогой, выходит, очень скоро она стала встречаться с кем-то другим, родила ребенка, но он не собирался вдаваться в подробности. Его интересовала общая картина. Как вообще живет Хелен, незабываемая женщина, покорившая его сердце…

Швейцар в ливрее, открывший дверцу автомобиля, кажется, нашел для себя если не идеальную работу, то идеальную форму. Эта ливрея придавала Элвису, Пятнистой Собаке, воистину царственный вид, особенно пуговицы, но Риз помнил, что Элвис, когда они вместе учились в школе, больше всего на свете любил повозиться с чьей-нибудь машиной. Он, как и прежде, носил усы, как у летчика, и жиденькие черные бакенбарды. Борода у него не очень росла, так что пришлось ограничиться бакенбардами; но всякий раз, когда к нему обращались «король», он царственно приосанивался.

— Привет, Блу. Как ты поживаешь, Биг-ган?

— Жив-здоров, а как живет Король?

— Шикарно. Сообщи в светской хронике, что видел его собственными глазами в казино. — Элвис похлопал себя по брюшку. Затем, улыбаясь, устроился на место водителя и стал пробовать кнопки на панели управления.

— Классная тачка, Блу.

— Взял напрокат. И кстати, оплатил страховку, так что смотри, полегче.

— Не возражаешь, если подниму сиденье?

Риз улыбнулся. — Смотри, чтоб тебе ничего не прищемило. Автомобиль тронулся. — Не против, если я покручу кассету? — А ты на почасовой оплате?

Скалясь, Король высунулся из окна, поправил прическу. Массивный золотой перстень сверкнул на солнце. — Ставь на красное.

Риз кивнул и хлопнул ладонью по крыше машины, давая Элвису знать, чтобы тот отъезжал. Приятно видеть, что у людей есть работа. Он сбился со счета того количества людей, которые на поминках отца упоминали о своей работе в казино. Если игорный бизнес способен ударить по безработице в резервации, то он за него голосует обеими руками.

Но казино, все равно, ему не по нутру. Ризу не нравились его мерцающие огни, дым столбом, позвякивание игровых автоматов, когда изредка они выбрасывали выигрыш. Особенно ему не нравились глаза игроков возле этих автоматов. У некоторых был вид, словно неделю они неотрывно провели у телевизора. Другие же напоминали парней с похмелья после 4-х дневной беспробудной пьянки. Но больше всего его опасение вызывали глаза, которые лихорадочно блестели, — загнанные, перепуганные, отчаянные. Отчаявшийся игрок, наверняка, проиграет. А Риз терпеть не мог проигравших. Когда сам проигрывал, он ненавидел себя. Но он любил игру, любил играть и, конечно, любил выигрывать. Только не в карты и кости.

Чувство, что он проиграл что-то, потеряв Хелен Кеттерлинг, все эти годы, время от времени вызывало ноющую боль в груди. Эта боль стала привычной, словно кто-то из задней комнаты иногда окликает его. Но вот сейчас она открыла дверь и выглянула. И конечно, исчезла, не говоря ни слова, вслед за отцом, словно ушла в прошлое. Ему приходится искать ее, но это нормально. Гордость сейчас для него немного значит.

Он вышел к ряду игральных автоматов, как раз в тот момент, когда пожилой мужчина в комбинезоне и выцветшей кепке «Керджил» выиграл. Он посмотрел на Риза так, словно этот его выигрыш их объединяет. Риз улыбнулся.

— Если поторчать здесь достаточно долго, то рано или поздно он уступит, — сказал старик весело. Он обхватил автомат руками, пока двадцатипятицентововые монеты дождем сыпались на поднос.

У Риза было такое чувство, словно его застали подглядывающим в замочную скважину. Он отвернулся. — Ищу, где здесь столы для «блэкджэка».

— Часть посредине, а часть — прямо и направо. В зависимости от того, какую ставку поставишь.

— Я ищу одного крупье.

Риз уже отходил, но слыхал, как старик сгребал мелочь в пластмассовый стаканчик. — Сейчас народу мало. Можешь с ним сыграть сам на сам, пока не кончатся фишки, — гремел старик.

Неожиданно было видеть, как она стоит там, встречает любителей карт, приглашает за зеленый столик. Ему почему-то представилась всеми брошенная хозяйка дома отстраненно играющая неиспользованным столовым серебром, выставленным на стол для вечеринки, которая так никогда и не состоялась.

Прядь по-летнему выгоревших волос выбилась из-под заколки на макушке и ниспадала со лба длинной латинской «S», прикрывая нежную щеку. Мягкая, ухоженная, элегантная. Она также импонировала ему сейчас, как и тогда, когда он впервые увидел ее, идущую через детскую площадку.

Риз не играл в карты, но даже если бы она торговала прошлогодними пирожными, он бы двинулся к ней.

— Что требуется для игры?

— Куча денег. — Она встретилась с ним взглядом, затем запрокинула голову, — и времени.

— И первое, и второе имеется, — но пригоршня банкнот, которую он протянул не считая, могла бы с таким же успехом гореть ярким пламенем, учитывая то, как она отмахнулась от денег.

— Совершенно законное платежное средство, — сказал он. — Или мне нужны фишки?

— Я не могу взять деньги из рук в руки. Положите деньги, и я обменяю их на фишки. — Она сосчитала банкноты, объявила сумму кассиру и выдала Ризу две стопки фишек.

— Ты и этой игрой увлекаешься? — спросила она тихо, скользнув взглядом по двум цветным столбикам.

— Нет, если только не буду набирать очки, бросая карты в какую-нибудь корзину.

— За этим столом ставка 25 долларов.

— Судя по надписи, сюда, верно? — спросил он, кладя зеленую фишку в квадрат перед собой. — Где ты живешь?

— Снимаю дом у Кармен Бендиджер. Карты устраивают?

Он вспомнил, что должен посмотреть, все ли карты из четырех колод на месте, и не крапленые ли они. — Прекрасно — она легким сноровистым щелчком разложила карты на столе. — Замечательно. Ему было все равно, припрятаны или нет тузы в рукавах ее хрустящей белоснежной блузки.

— Ты не следишь.

— Да нет же, слежу. Покажешь мне раздачу а-ля Кеттерлинг?

Тонкие руки околдовали его, настолько ловко она манипулировала не одной, а сразу четырьмя колодами карт. Казалось, что карты у нее в руках существуют сами по себе, а она просто сидит, ведет разговор.

— Ты ведь помнишь Кармен? Она по-прежнему читает биологию. А на лето уехала в университет.

— Да, помню, твоя подруга. Как-то, когда приезжал сюда, встретил ее. Про тебя спрашивал. — Он подошел ближе, пока она не подняла глаза. — Она сказала тогда, что не знает, где ты, что ты как бы уехала.

Хелен натянуто улыбнулась. — Я не очень хорошо поддерживаю старые связи.

— Кажется, я тоже.

— Я видела тебя несколько раз по телевизору. Как ты играл в баскетбол.

— Ты же никогда его не смотришь, — вдруг вспомнил он.

— Я и правда говорила, что никогда? — Он кивнул головой, заставляя ее признать те свои слова. Она передала ему разрезанную колоду.

— «Никогда» — такое плохое слово. Такое категоричное, а значит лживое. Он посмотрел на колоду карт, выбрал квадрат и снял колоду. Это оказался его лучший ход за всю игру. Он улыбнулся крупье.

— Так ты никогда-никогда не видела, как я играю в баскетбол?

— Никогда-никогда.

— Минус на минус дает плюс, — процитировал он школьное правило.

— По своему, это интригующе, когда ты на самом деле знаешь какого-то игрока, — она бросила карты в пластмассовую коробочку, «башмак» на языке профессионалов, откуда она будет брать карты. Затем она «сбросила» верхнюю карту. — Кажется, я даже пару раз упомянула, что знаю тебя. Знаешь, когда разговор не клеится.

— И помогало?

— Срабатывало, если в комнате был хоть один серьезный болельщик, — она пожала плечами, словно стряхивая остатки сна или иллюзий, если таковые у нее имелись. — А так, ты же не «Волшебник» Джонсон.

Он улыбнулся. — Как легко ты работаешь. Легко для наблюдающих за тобой, и трудно для себя лично. Только потому, что ты лично всегда казалась неуязвимой.

— Ты тоже.

— В действительности, — помнится, когда-то он, на самом деле, был неуязвимым, но это было так давно. Риз фыркнул, — ты меня недолго знала. Всего часть лета.

— Действительно, не очень долго и не очень хорошо. Разве что, «познала», в библейском смысле.

— А, так вот как это было? А еще говорят, что я ничему не научился в миссионерской школе.

И они оба засмеялись, на удивление непринужденно, в ответ на приятные воспоминания, которые принадлежали только им.

Она дала ему десятку пик.

— Что ты делаешь в этом месте? — спросил он. — Мне казалось, ты любишь учить других.

— Любила. — Карты были розданы. Она показала девятку. — И люблю. Сейчас твое слово, что ты хочешь?

Он посмотрел себе в карты. — Хочу туза, но десятка или…

— Стукни по столу, когда требуешь прикуп. Он стукнул. Она дала ему меньше, чем он хотел, и он стуком попросил еще.

Он остановился на 18. У нее было 19. — Хорошо играешь, — признал он, когда она забрала его ставку.

— Я умею играть. И мне нравится, что за игру мне платят. Выигрыш на этом краю стола. — Он все еще ждал ответа. Она улыбнулась. — Это просто на время.

Так ты здесь только на лето? — опять спросил он.

— Я перед этим ушла со старой работы. Перевелась поближе к Денверу, откуда я…

— Откуда ты родом, — закончил он за нее.

— Мне всегда хотелось вернуться в Бед-Ривер, пусть только на время. Думаю, надо закрыть вопросы.

— Закрыть? — Он мельком взглянул на карты, которые она ему сдала, затем быстро закрыл их, словно крышей, огромными руками. Он не помнил, что там было, кроме одной картинки.

Чего ему хотелось с той стороны стола в это мгновение, так это прикоснуться к ее руке. Но согласно надписи над столом, это было против правил заведения. Никаких контактов, никаких прикосновений. Что это за игра? В лучшем случае, стерильная. Ты смотришь, а там холодное лицо — картинка — что-то червей.

Но, черт, мне плевать на карты, просто прикоснись к моей руке.

— Мне действительно очень жаль, Риз.

Он весь напрягся. — Чего?

— Мне очень нравился твой отец, и мне очень жаль, что он умер.

Сейчас он не мог поднять глаза. Только кивнул. — А сейчас мы закрываем вопросы, верно? — без прикосновения, от сарказма полегчало. Он вновь заглянул в карты. Хорошая раздача. Холодная, жесткая рука. — Положили тело в ящик, закрыли крышкой, сказали несколько слов и опустили в землю. Дело закрыто.

— У тебя все еще есть вопросы, связанные с отцом, которые надо решить, — заметила она осторожно, ожидая его слова в игре. — Но поскольку дело…

— Вопросы? — он покачал головой, взглянул на нее, затем засмеялся. — Закрыть вопросы и решить вопросы. Поосторожней с этой психотерапией, еще тебя примут за психа-терапевта? Или это входит в обязанности крупье? — Наконец он дал знать, что все, больше карты не берет. — И много игроков рыдает у тебя на плече?

— Нет, я же просто автомат. Только щель.

— Только…

— Щель, — сказала она с застенчивой улыбкой, — игрального автомата.

— Ага, — откинулся он на стуле, улыбаясь, потому что получал наслаждение от этой перепалки и потому что на этот раз выиграл. — Щель ничего не говорит в ответ.

— А я и не должна. Я должна сидеть, рот на завязочке, и сдавать карты. — Ей пришлось к своим 16 еще брать карту, но попалась 8, значит — перебор.

— Меня больше интересует крупье, чем карты, но, пожалуйста, продолжай сдавать. В баскете, когда тебя кроют, надо продолжать играть.

— Ставки против…

Он взглянул мимо нее на только что появившегося возле стойки бара мужчину. — Молчи лучше, и сдавай. Твой босс смотрит.

— И твой брат?

— У меня с ним тоже нерешенные вопросы, — он сделал следующую ставку, знак к раздаче. — В голове все смешалось: доктор — крупье. Что мне надо — так это новая сдача. Совершенно новые карты. Поможете?

— Самое лучшее, что я могу, это покрыть вас.

— Хотя и страшно слышать, но это так соблазнительно из ваших уст. — Он взглянул на свои карты. — Но многого мы вам не позволим. Да, доктор, мы уже подошли к последней черте. А вы можете что-нибудь посоветовать?

— Нет.

— Тогда возьму, что лежит. Кройте меня. Посильнее.

Он посмотрел на нее, расплываясь в улыбке.

Чувствовал себя довольно глупо, когда она ничего не съязвила в ответ.

— Когда ты сказал, что дело отца закрыто, ты… Хочу сказать, что, на самом деле, закрыто. Полиция… — Она сдала ему карту — они оба никак на это не среагировали.

— Это был наезд, и бегство с места преступления. Считается, что когда обнаружили тело, то преступник имел фору в 16–18 часов. Достаточно времени, чтобы скрыться. Они никого не нашли.

— Но они пытаются?

— Говорят, что да. Но это резервация. Преступления здесь все время остаются нераскрытыми. Местные полицейские и судьи имеют дело только с мелкими преступлениями. — Он пожал плечами, отвел взгляд в сторону.

— Как вам у нас здесь? — спросил Картер, подходя сзади к Хелен. — Уверен, что мой братец, действительно, впервые в нашем заведении. Что ты обо всем этом думаешь? Ведь не слишком плохо для такого медвежьего угла, как наша резервация, верно?

— Это… — Риз сделал вид, что осматривает заведение, — высокий класс.

— Не так, конечно, как вы привыкли в больших городах, но для здешних мест — это казино просто супер. В это время народу не густо. Но вечером и в выходные — просто столпотворение. И вот эта дама, что рядом с тобою, собирает кучу народа. — Хелен бросила взгляд, подвергающий сомнению последнее утверждение. Картер осклабился, словно гордый папаша. — Правда, правда, собирает. Ковбои очереди выстаивают. Чтобы сесть за ваш столик. — Он подмигнул Ризу. — Мне один парень говорил, что просто любит следить за ее руками.

— Хороший способ остаться без рубашки, — пошутил Риз.

— Не здесь. Нас интересуют только твои деньги, верно, Хелен? Надо присмотреть за этим орлом. Как только станет закладывать одежду, зови меня.

— Хорошо, обязательно позову, г-н Маршалл.

— И тебе ничего еще не предложили выпить? — Картер сделал знак молодой женщине с подносом. — Чего желаете? Знаешь, ты братец должен осмотреть этот вигвам. Тебе здесь будет покомфортней, чем в отцовском доме. Я и сам здесь частенько остаюсь на ночь. Даже не знаешь, какие беспокойные духи бродят вокруг этого места. Гиги, понимаешь?

Риз взял стакан сока, поскольку молодая женщина с подносом обошла зал, чтобы подойти к нему. — Когда это ты стал беспокоиться о Гиги?

— После того, как остался без братской защиты. Картер осушил свой бокал, запивая горькую шутку, затем погрозил им в сторону брата. — Уехал и оставил меня сражаться с сонмом духов. Старик наш жил прошлым. Ничего иного не хотел, как только удержать нас в прошлом. Нас — значит лакота.

Риз по-прежнему считал замечательным, что Картер так блестяще себя проявил. Мать их умерла вскоре после рождения Картера, и священник убедил отца отдать грудного ребенка чужим людям. Церковь устроила Картера в белую семью в Нью-Йорке. А Роуз уехала жить к бабушке. Риз же был достаточно большим, чтобы ходить в школу и самостоятельно принимать решения, и когда отец спросил его, не желает ли он тоже уехать, Риз ответил «нет». Так он остался и присматривал за Роем. По его мнению, именно это и делал, пусть даже ему было всего лишь около шести лет.

Годы спустя, когда Рой вытащил упирающегося Картера из семейства нью-йоркских Маршаллов, Риз не мог уразуметь, какой в этом был смысл, кроме того, конечно, что Картер был вундеркинд, а Риз просто еще одним индейцем-баскетболистом. Рой тогда сказал, что очень важно, чтобы Картер знал, кто он такой, а поскольку его задействовали, чтобы протащить через Конгресс Закон о защите индейских детей, он чувствовал себя обязанным проявить активность и решил воспользоваться этим Законом, чтобы вернуть сына. Картер в индейской школе чувствовал себя ужасно, и, со временем, Рой позволил ему закончить частную школу для белых. Но когда Картер поступил в Гарвардский университет, воспользовавшись льготами «коренного американца», упираться он перестал.

И вот теперь он — управляющий казино. «Для него это хорошо» — подумал Риз. Картер отлично смотрится в клубном пиджаке с эмблемой Bad River Sioux, вышитой на нагрудном кармане. Очевидно, он весьма горд тем, чего добился своей работой, и Риз не сомневался, что в своем деле он преуспевает. Его брат был умен и хитер, как лис.

Однако мысль о том, что Старик хотел «нас» удержать в прошлом, по необъяснимой причине, вызывала у Риза возмущение.

— Когда уезжаешь домой? — спросил Картер.

— Еще не знаю.

— Но не раньше, чем мы сыграем один-на-один, — заметил Картер. — Сара говорит, что если я приведу тебя к нам в воскресенье, она устроит семейный обед. В последнее время, честно говоря, она не очень пускала меня домой, но ты можешь помочь мне вернуть ее расположение, да и дети получат море удовольствия, наблюдая как их папа гоняет кегли с дядей.

— А, так ты теперь хочешь поиграть со мной.

— Черт, ты все еще можешь играть, как любитель, разве нет? Ты же не настолько «крутой».

Риз засмеялся. «Крутой» — это было не из тех выражений, которыми пользовался Картер Маршалл. — Я разнесу маленького братца, как слепого кутенка, в пух и прах. Ты боишься выглядеть жалким в глазах детей?

— Значит, ты приходишь? Вот здорово. — Картер кивнул человеку с радиотелефоном, давая знать, что сейчас туда поднимется. — Ты тоже приходи, Хелен. И Роуз. Давайте устроим…

— Роуз уехала. Я отвез ее в аэропорт. Ты что забыл, ее рейс сегодня утром? — Риз улыбнулся, когда Картер постучал себя ладонью по лбу. Правда была в том, что Роуз и Картер друг друга почти не знали. — Просила еще, чтобы я с тобой попрощался от ее имени. Ты поможешь с добром Старика?

— Ты что, серьезно? Будешь сжигать? — Он похлопал Хелен по руке. — Должно быть, думаешь, что такой парень, как он, давно забросил индейское одеяло, верно? Он думает, что должен сжечь личные вещи, иначе один из наших духов будет навещать его по ночам.

— Он бы этого хотел. Бывают случаи, когда ты что-то делаешь просто из уважения. Но все, что ты хотел бы себе взять, кроме… — Риз посмотрел в сторону Хелен. Не стоило об этом говорить в ее присутствии.

— Он оставил тебе все, — заметил Картер. — Даже не поленился, написал письменное завещание, чем здорово меня удивил. Но факт остается фактом, и именно из уважения я оставляю все в твоих гениальных руках.

Риз пожал плечами. — Не знал, что вы с ним виделись.

— Откуда ты мог знать? Ты ведь бывал здесь достаточно редко? — Картер повернулся, чтобы уйти. Парень с рацией все еще ждал. — Это не станет между нами, Блу. Ты здесь, и это хорошо. Сколько бы ты здесь ни прожил, это замечательно. И вы оба приходите к нам в воскресенье на обед. — Он стал подниматься по ступеням.

— Семейный обед, — облизал губы Риз, — звучит заманчиво, верно? Обед в воскресенье, собирается вся семья, славные большие Блу. А ты Хелен, что скажешь?

Она скрестила руки на груди, безразлично глядя на стопки фишек на столе. — Мне трудно выбраться.

— Отсюда?

— У меня сумасшедший график работы, — сказала она, и он понял, что ей самой совершенно ясно, насколько неубедительно звучит отказ. Он заглянул ей в глаза и ждал. — Не думаю, Риз, что это хорошая мысль.

— Как знаешь. — Он не собирался просить дважды. — Поживу некоторое время у отца. Он свалил на меня кучу дел, оставив на меня дом. Сказал, что Картеру он не нужен. Не знаю, с какой стати он посчитал, что дом нужен мне, но… — он хлопнул кулаком по краю столика и встал, — так что я буду там.

Она кивнула.

— Похоже, выстраивается очередь, — он показал головой на приближающуюся пару, из числа тех ковбоев, о которых упоминал Картер, и, черт побери, Риз не собирается делить ее компанию с ними. — Спасибо за урок. Ты все еще хорошая учительница.

Уйти из казино оказалось сложнее, чем зайти в него. Риза не был дома несколько лет, и это приятно, когда тебя узнают старые друзья, а не просто баскетбольные болельщики, и восстанавливаются старые связи. Его окликнул двоюродный брат, который раньше всегда летом помогал отцу складывать сено и которому сейчас нетерпелось рассказать о своей работе в ресторане казино. Он узнал одного охранника, с которым вместе ходил в школу, а еще там была кассирша, которая, в былые времена, выступала заводилой группы поддержки. — Послушай, здесь Тайтус, — сказала она и достала свой радиотелефон. — Ты уже видел его?

— Тайтуса Ястреба? Он приходил на похороны, но было столько…

Было столько знакомых лиц, и некоторые, несомненно, изменились больше других, но у Тайтуса был все тот же крючковатый носище и жидкая козлиная бороденка, над которой когда-то команда дружно подшучивала. Цепкий, быстрый защитник в прошлом, он и теперь оставался поджарым и сухощавым. Как и прежде, стал в боксерскую стойку, нанес шутливый удар и, наконец, пожал руку. Да, согласился Риз, он с удовольствием выпьет кофе. Они нашли свободный столик в углу возле бара и сели вспоминать былые дни. Тайтус рассказал о себе, прибегнув к терминам современного устного народного творчества Бед-Ривер. Когда-то худенький, чуть выше среднего роста, сейчас он был сильнее, умнее, богаче, класснее, лучше и злее. Ему принадлежал мир.

Мощный, как звук лопающегося пузыря, — сказал Риз со смехом. — У меня компания, предоставляющая лимузины напрокат, дом, небольшая сеть спортивных магазинов, кое-какая земельная собственность, которую нужно застраивать, и кое-какая земля, которую мне не хотелось бы видеть застроенной, плюс кошка, которую неизвестно кто мне подбросил.

— И что, никакой яхты?

Риз пожал плечами, — Есть очень хорошее каноэ. Да, и «Чероки».

— Чероки? А на что он нужен?

Риз заметил «чертенят» в глазах старого друга и ответил ему тем же. — Черт, да рубашки мои гладить.

Они дружно засмеялись в доказательство того, что есть вещи, которые не меняются. Затем Тайтус заметил: — А почему бы тебе не вернуться домой? Могли бы завести прокат лимузинов. Мне не нравится, что Риз Блу Скай крутит баранку за этих восточных толстосумов.

Риз зашелся от смеха. — Не все они толстосумы.

— Однако, те что с озера Мистик к югу от Миннеаполиса и Сен-Пола — наверняка.

— Были они нищими, но время зря не теряли.

— Как ты? Настоящий нищий сиу?

— Лакота, — упрекнул Тайтус. — Мы вновь теперь лакота, парень. Ты что, не видел надпись, когда через мост переезжал на индейскую территорию? Мы вновь вернули наше настоящее имя. Народ лакота с Бед-Ривер.

— Я знаю, кто мы. Старик хорошо вбил мне это в голову. — Он тоже об этом думал, не мог не думать в окружении вещей отца, голос отца звучал в его душе непрестанно. — Он упустил Картера. Поэтому, на мою долю выпала двойная порция истории лакота. Не знаю, как мы могли потерять столько территории, если, по словам отца, мы все время показывали им, где раки зимуют.

— В последнее время у нас по телеку твоего отца показывали так же часто, как тебя когда-то. Во всех этих передачах по индейской истории. — Тайтус пальцем начертил имя и звание. — Рой Блу Скай, Рой Голубое Небо, старейшина племени «лакота» — в нижней части воображаемого экрана, и он сидит разодетый в перья и рассказывает историю нашей стороны. Он становился популярней, чем Рассел Минз.

— У меня есть пара видеокассет.

— Заказал на телевидении? Звонок бесплатный? — После того, как Риз кивнул головой, Тайтус заметил. — Я тоже звонил, но надо иметь кредитную карточку.

Риз совсем забыл, до чего трудно получить кредитную карточку, если живешь в резервации. Но это казино — совсем другое дело. Новое дело, которое может выгореть.

— А ты чем занимаешься? Что такое контролер игорного бизнеса? — Риз улыбнулся и вопрошающе поднял брови. — Это у тебя работа или только громкое название?

— Я вроде контролера со стороны племени. Защищаю наши интересы. «Тэн Старз» — ты знаешь, компания, которую племя наняло, чтобы поставить дело. Так вот, за своими интересами они следят очень хорошо. А я в Игорной комиссии Бед-Ривер. Когда захожу в эту дверь, то лучше им переключать свои задницы на первую скорость. Мало что проходит мимо меня. Черт! Знаешь что, — Тайтус рубанул пальцем по столу. — Ну и команда мы были! Никогда в этом штате не было команды, равной нам, ни до, ни после.

— Я знаю.

— Да с нами ты выиграл больше игр, чем с «Миннеаполис Мейверикс».

Это было не так, но Риз все равно кивнул.

— За них ты тоже классно играл. Вот разве что первый год? — Тайтус пожал плечами, списывая этот год со счета. — Ну, ведь только начинал. А после этого те несколько блестящих сезонов? Тебя было не узнать — другой человек.

Риз опять кивнул. Теперь он знал, как быть в таких случаях. Имел уже опыт: сидишь себе и пропускаешь все мимо ушей, а сам тем временем думаешь о чем-то своем, например, о том, что стоит подучиться играть в «блэкджек» и вновь заняться Хелен.

Но Тайтус завелся от кофе и воспоминаний о славном прошлом.

— Тебе на самом деле нравится городская жизнь?

— В ней есть свои плюсы.

— Я говорю дело, мы могли бы использовать службу проката лимузинов. В этом деле большая конкуренция. А мы воспользовались бы некоторыми преимуществами. Даже одним. Иногда одного вполне достаточно.

— У вас есть этот федеральный закон об азартных играх. Кое-кто в Атлантик-сити утверждает, что это сумасшедшее преимущество.

— Да, это преимущество для того, кто знает, как им воспользоваться. Для таких контор, как «Тэн Старз». И может, еще для племени в сто человек, которое вдруг вылезло из лесной чащи. Но, черт, казино дало кое-кому работу. И у нас появилось это место, где можно немного поразвлечься, хорошо пообедать. И оно действительно наше. Добро пожаловать — бедриверские сиу рады вам.

— Лакота. — поправил Риз с улыбкой.

Тайтус заглянул ему в глаза. — Давай, Блу, возвращайся домой.

— Я учусь в университете, — пояснил Риз. — Еще один семестр, и у меня будет степень.

— Ты ведь уже учился в колледже.

— Начинал. Да не закончил. Я тогда ведь думал только о баскетболе да как заработать кучу денег. А когда начались проблемы — пошли травмы, то ни о чем другом я не мог думать, как только о себе, понимаешь, о своем здоровье. — Он какое-то время смотрел на Тайтуса. Травмы, да, он поймет — переломы костей, вывихнутые связки. Но есть мышцы, которые важнее остальных, и за кофе об этом говорить не хотелось. И он подвел черту под темой телесных недугов. — Ну, а теперь, значит, я вернулся к учебе и, на этот раз, получу степень, для того, чтобы стать кем-то в этой жизни.

— Что, прокат лимузинов не выгорает?

— А знаешь, почему я занялся этим делом?

Тайтус пожал плечами и наклонился ближе, готовый слушать.

— Один водитель отказался взять мой чек. Тогда я пошел в банк, взял наличку, отдал ему его мелочь и сказал, мол, парень, начинай искать новую работу прямо сейчас, потому как я собираюсь купить твою машину.

— А он что, не знал, кто ты?

— Черт, Тайтус, но я же не «Волшебник» Джонсон.

Их смех был прерван криками из ниши по соседству.

— Нет! — кричала какая-то женщина. — Нет, я не могу появиться дома без этих денег!

Тайтус развернулся на своем стуле, чтобы посмотреть, что происходит. Риз вовсе не желал знать, что там происходит, но, тем не менее, спросил: — Что там?

— Кабинеты. И комната плача.

— Комната плача?

— Это я ее так называю. Когда люди выигрывают много, то хочется их выставить напоказ, а если кто залетает по крупному, то — чтобы убрался без скандала, понимаешь.

Полная женщина средних лет, с красными глазами, появилась в поле зрения в открытой двери кабинета. — Мне надо увидеть управляющего. Я только хочу поговорить с ним. — Кто-то в комнате обращался к ней с какими-то утешительными словами, но она ничего не хотела слышать. — Нет, дайте мне сначала управляющего!

Риз насчитал троих сотрудников в непосредственной близости от нее, которые что-то быстро говорили по рации. Появились два охранника, подхватили женщину под руки, но она тянула их назад. — Нет, я не уйду без своих денег.

Из другой двери появился Картер, что-то ей негромко сказал.

— Но я не понимала, что происходит, — сказала женщина, защищаясь и хоть как-то пытаясь сохранить подобие самообладания: — Я не знаю, что на меня нашло. Я не понимала, что проиграла так много. Я думала …

Тихий ответ Картера был не тем ответом, который она рассчитывала получить, поэтому она повернулась к белому охраннику. — Понимаешь, я думала, что почти все деньги убрала. Сюда вот, видишь? — Она засунула руку в сумочку и стала потрясать кошельком. — Это мои деньги на черный день. Я всегда… я никогда не прикасалась …

Трое мужчин волокли женщину по ступенькам, а Картер шел рядом и говорил с ней, кивая головой. Они уже почти дошли до двери «Посторонним вход воспрещен», когда женщина вновь закричала: — Верните мне мои деньги.

— Мы не можем этого сделать, Мерилин, — отвечал ей Картер. — Мы не можем вернуть то, что ты проиграла. Тебе ведь известны правила.

— Это было нечестно. — Глаза ее налились яростью, и Риз физически чувствовал, как колотится ее сердце. Ризу стало как-то неуютно. — Игра не была честной. И я играла не так долго. Я ведь только пришла.

— Ты, Мерилин, была здесь еще вчера.

— Я понимаю, но… — Голос ее стал тоненьким, жалким и каким-то скрипучим. — Пол убьет меня.

— А где он? Дома? Я позвоню ему, если желаешь.

— Нет, прошу вас, верните мне половину денег.

— Я не могу этого сделать, Мерилин. Это не в моей власти.

— Это было все наше… — женщина вцепилась Картеру в рукав и что-то шепнула на ухо.

— Извини, Мерилин. Не знаю, что и сказать, кроме того, что мне очень жаль. — Картер жестом попросил помощи. — В следующий раз больше повезет. Тебе ведь принадлежит один из самых крупных выигрышей.

— С прошлой зимы я ничего не выигрывала … Она была загнана в угол, тем более, что еще подтянулись сотрудники казино. Картер, казалось, не замечал, что она намертво вцепилась в его руку.

— Вы должны мне вернуть. Иначе я не смогу… я не смогу…

Она оказалась в ловушке. Ризу хотелось подсказать бедной женщине, чтобы она растолкала их локтями, вырвалась оттуда; он не осознавал, что встает из-за стола, пока Тайтус не положил ладонь на его руку.

Потом, откуда ни возьмись, в толпе появилась Хелен.

— Отведи Мерилин в мой кабинет и помоги ей позвонить кому-нибудь, — попросил Картер.

Хелен обняла женщину за плечи и увела ее от Картера и охраны. — У вас есть кто-то, кому вы могли бы позвонить? Кто-нибудь, кто…

— Нет. Никто не должен знать. Это было ошибкой. Я ошиблась. Пожалуйста, прошу вас, помогите мне вернуть хотя бы часть денег.

— Поговорим об этом в офисе. — успокаивала ее Хелен.

— Понимаете, — женщина вцепилась в Хелен, полагая, по-видимому, что нашла союзника — мы продали несколько племенных коров на прошлой неделе. Я получила чек. Я его обменяла. Собиралась заплатить по счетам. Иначе мы не получим…

— Боже, — пробормотал Риз, обращаясь к Тайтусу, но сам смотрел на брата, который был слишком далеко, чтобы его слышать. — Просто верните женщине деньги.

— А что, в больших городах деньги возвращают? — поинтересовался Тайтус.

— Откуда я знаю, что они там делают. И это — не большой город. И это черт знает что! — он вскочил, но Тайтус оказался прямо перед ним. — Зарабатываем на жизнь? Мы что здесь зарабатываем?

Он бросил деньги на стол, но Тайтус взял их. — Да, но не на кофе. Кофе бесплатный, и никаких чаевых. Это называется гостеприимством. Он всунул деньги в руку Риза. — Ты думаешь, это какой-то особый случай? Я видел, как один парень тут проиграл целое стадо коров.

— Господи. — Риз почувствовал себя виноватым, засовывая деньги назад в джинсы. До него еще доносились всхлипывания женщины.

— Ну, я видел, как парни тратили последние центы на бутылку. Это — то же самое. Когда до такого доходишь, это уже самое гиблое дело.

— Прекрасно. А как у вас поступают в таких случаях?

— Понятия не имею. Одно я могу сказать — деньги не возвращаются.

Риз не мог не смотреть по сторонам. На секунду его глаза встретились с глазами Хелен. Ее взгляд показался ему странным, как будто она тоже была в отчаянии, растерянная и напуганная. Это мог быть женский страх, а может быть и страх из-за женщины, с которой она не хотела оставаться наедине. Наверняка, так оно и было. Но взгляд был быстрым, и возможно, он его неправильно понял.

Он решил пошататься здесь еще некоторое время.

— Эта Хелен просто прирожденный социальный работник — сказал Картер, подходя к Ризу и Тайтусу. — Как бы ты ни хотел скрыть свое имя, она получит нужный телефон.

— Она учительница — сказал Риз, как будто это объясняло ее умение.

— Была — сказал Картер. — Говорит, что опять хочет пойти работать в школу. Может быть на этот раз она задержится в наших краях.

— Разве успокаивать проигравших входит в ее обязанности?

— Вообще-то, нет, но у нее хорошо получается. Я мог просто приказать охраннику вывести эту женщину, но такие сцены вредят бизнесу. — Картер пожал плечами. — К тому же она местная. А мы опекаем местных посетителей.

— Она не из этих мест — внес ясность Риз. — У них с мужем ранчо за рекой. Он такой неотесанный грубиян с толстой шеей. Я не виню ее за то, что она не хочет идти домой. — Картер взглянул на Тайтуса. — Черт, за это количество денег, которые она здесь просадила за последние два дня, я бы ее тоже убил.

— Ты не можешь просто… — Риз понимал, что это, конечно, звучит по-дурацки, но что здесь такого? — отдать ей часть проигрыша?

Картер похлопал Тайтуса по плечу. — Если бы мой брат управлял этим заведением, мы бы уже через месяц вылетели в трубу.

— А что, если муж прибьет ее? — спросил Риз.

— Она совершеннолетняя, пора бы вырасти. Это развлечение для взрослых. Мы не играем на интерес. Мы играем на деньги.

Тайтус кивнул: — Мы перечисляем деньги обществу анонимных игроков и еще парочке лечебниц.

— Люди приходят сюда, чтобы развлечься, — добавил Картер — они проигрывают 25, 50, сотню баксов и уходят. Другие же уходят, сорвав банк. Когда такое случается, их домашние чертовски рады.

— Я играл когда-то с парнем, который увяз в этом болоте.

— Сэм Гаррет, да? — Картер всегда помнил имена, даты и названия и был источником всяческой информации. — Это не секрет. Все слышали о том, что он ставил на результат матча и всякую такую букмекерскую ерунду. Это сумасшествие иметь дело с букмекерами и мошенниками. Бери все под контроль, и сам все делай.

Он опустился из-за этого. Риз вспомнил, как пресса смаковала конец карьеры Гаррета и копалась в его грязном белье.

— Вот к чему приводит несдержанность. Надо знать свою меру, — сказал Картер и кивнул в сторону кабинета, откуда появилась расстроенная женщина. — Видишь? Мы все уладили. У Хелен дар утешать таких бедолаг. А бывает неприятно, особенно с женщинами. Они начинают рыдать, скандалить, и их трудно вытолкать из казино.

— Ты сама доброта, братишка. Ты лучше, чем я.

— Я лучше, чем многие. Я хорош в своем деле. «Тэн Старз» допустила меня в правление. Я разбираюсь в бизнесе, так что я вписался сразу. Мы неплохо наладили дело, верно Тайтус?

— Контракт с «Тэн Старз» должен пересматриваться. Многие говорят, что следует обратиться к другой компании. — сказал Тайтус. — Твой отец больше всех возражал против «Тэн Старз».

— Он всегда был человек конфликтный, — заметил Картер, но Риз стал заметно терять интерес к разговору. Мерилин уже была у выхода, а Хелен в черных очках выходила из кабинета. Он чувствовал, что под прикрытием очков Хелен смотрит на него.

— Я подойду к вам позже, парни, — сказал Риз.

— Ты тоже ищешь приключений?

— Она мой старый друг.

— А-то, — ухмыльнулся Картер. — Старый друг — лучше новых двух.

Риз ушел, не обращая внимание на издевку. — Я могу взять тебе кофе? — спросил Риз, поравнявшись с Хелен.

— Кофе здесь бесплатный, — ответила она, натянуто улыбаясь.

— Тогда давай угощу тебя обедом. Или ужином. На твое усмотрение. — Ему просто хотелось посидеть с ней рядом, хотелось заглянуть ей в глаза.

— Мне пора идти. Мне нужно проверить…

— Я видел, что произошло. Ты, видать, мастер снимать проблемы.

— Нет, я всего лишь крупье. — Она поправила ремешок сумочки на плече. — Нас учили, как вести себя с людьми в таких ситуациях. Мы пытаемся не допускать подобного, если можем, но, бывает, не успеваем вовремя заметить. Такого я просто не могу видеть.

Он знал, что это правда. — Позволь мне повести тебя куда-нибудь?

— Она боится, что муж ее прибьет.

— А сколько она проиграла?

— Не могу сказать. — Она опять натянуто улыбнулась. — Но для нее это большая сумма. Как и для большинства.

— Ты не должна здесь работать. Ведь ты не…

— Что я не? — Она все еще улыбалась, а ему казалось, что она снова что-то знает такое, о чем он не имеет ни малейшего понятия. Когда-то терпеть не мог, когда она так на него смотрела, 13 лет тому назад, он тогда еще ничего не видел, кроме своего медвежьего угла в Южной Дакоте. — Это хорошее место, — говорила она. — Зарплата очень хорошая. Я не…

— Что не?

— Не знаю, что ты, Риз, думаешь, но эта работа меня не унижает. Я не делаю ничего бесчестного или незаконного…

— Послушай, я ничего такого не думаю. — Он коснулся ее руки. Она сжалась, но не отодвинулась, поэтому он не убрал руку. — Той женщине здорово не повезло, и я вижу, что случай с ней тебя глубоко потряс. И меня он потряс тоже. — Он улыбнулся. — Я лишь спрашиваю тебя, не хочешь ли ты пойти куда-нибудь со мной, и чего-нибудь поесть.

— Спасибо, — она отрицательно покачала головой. — Не хочу. Как-нибудь в другой раз. Но все равно, спасибо. — Она положила свою руку на его, в знак утешения, словно весь этот неприятный инцидент оказался просто продолжением недавней трагедии. — Рада была тебя повидать, Риз, и рада, что ты здоров.

Она была рада видеть, что он здоров? Гм-м.

Он пожалел, что не видел ее глаз за этими проклятыми солнцезащитными очками.

3

Полуденное солнце беспощадно палило спину, когда Риз длинными пальцами водил по отпечатку колеса, запекшемуся в южнодакотской глине. След все еще выглядел свежим — дождей не было с тех самых пор, как следователи сняли отпечатки следов шин и установили, что автомобиль, сбивший его отца, — это 750-килограммовый пикап с приводом на четыре колеса. Полиция теперь знала колесную базу машины, марку покрышек, скорость, с которой она двигалась. Однако, было неизвестно главное — имя того человека, который, скажем так, совершил наезд и удрал с места ДТП.

Судмедэксперт не мог сказать наверняка, была ли смерть отца мгновенной. Риз его спрашивал. Хотел узнать, то ли этот горе-водитель сбил старика насмерть, или тот умер потом, когда эта подлая душонка сбежала и оставила несчастного умирать на обочине дороги.

Риз совершал пробежку и теперь, когда он остановился и присел, пот лился, капая с подбородка и размягчая глину в ямке под рукой. Сердце бешено колотилось, боль отдавалась в висках, он представлял, как отец лежит, умирая, брошенный в темноте. Это жгло ему душу. Пусть жжет. Он изводил себя этим.

Вслушался в звуки вокруг: в посвисте ветра ему чудился рев мощного мотора, но чтоб вырвался хоть какой-нибудь звук из отцовского горла — нет, такого он представить не мог. Ни вопля, ни негодования, ни вскрика боли. А вокруг него шуршала трава, да ниже, у реки звенели цикады. А еще громко и настойчиво стучало его собственное сердце.

Глупо было бегать в такую жару. Обычно он совершал пробежки рано утром, но сегодня выбежал поздно, да и хотелось улизнуть из отцовского дома, удрать от всех этих проклятых привычных вещей. Он бросил все тренировки, но от бега отказаться не мог. Все начиналось с бега. Он ему всем обязан. Всю свою жизнь он бегал, и если загонит себя до смерти, то так тому и быть.

Почему же он никуда не смог убежать?

Он долго не покидал отца. Был с ним в годы нищеты, ожидая своего часа, того момента, когда пришел к отцу и просто сказал, без всяких понтов: — Папа, я собираюсь уехать, попытать счастья. Отец кивнул в ответ. Вот и все, только кивнул. И это было не то, что одобрение, просто признание того, что остановить сына он не может.

К тому времени отец ушел с головой в дела племени, а Риз рванул в армию, прежде чем попробовать, как отец настаивал, — пойти в колледж. Получить образование и попутно играть в баскетбол. Баскетбол, в конце концов, всего лишь игра, игра, в которую в свое время и Рой хорошо играл. Научил ребенка всему, что знал и умел сам. Всем нужным умениям — пасу, прессингу, обводке. Риз здорово финтил. Сгодилось, когда настали его худшие времена.

Свой ранний уход из спорта он обставил нетрадиционно. Не было ни пресс-конференций, ни выступлений в телевизионных ток-шоу. Ушел тихо. О травмах его писали много. Это были приличные, уважаемые, мужские травмы, полученные в борьбе. При защите чести команды. Он отдавал всего себя команде, и вопросов не возникало. И не требовались никакие жалкие и вызывающие жалость объяснения.

Едва ли кто знал о его неистовых пробежках. Ребенком он бегал по этим холмам. Подростком носился, как угорелый, из одного конца резервации в другой. Потом наматывал круги вокруг баскетбольной площадки в команде каждого задрипанного южнодакотского городка. Он бегал и бегал, и пока не знал, когда перестанет. Или, как перестать. Он перестал играть, но не бегать.

Может, тот тип, который оставил эти следы, тоже бегал. Но, по крайней мере, тип знал, почему он убежал. Где бы он ни был, но сейчас, должно быть, уже знает об этом. Должен знать, что он убил человека, и пусть не сомневается, что он — труп, попадись только Ризу в руки.

Теперь он встал, смеясь над собой. О да, он большой человек, какие тут сомнения! Попадись ему убийца отца, он сотрет его в порошок. Но ведь он очень хорошо понимал, что это — очередное нераскрытое дело. Пикапа этого давно нет на территории резервации — едва переехал через реку, и — ищи ветра в поле. Водитель не местный, не бедриверский. Риз знал, что это так, или, по крайней мере, ему так хотелось.

— Я хочу, чтобы душа твоя обрела покой, — произнес он вслух, — ведь это был не местный, это был чужой, ведь так?

Должен быть. В последние годы Рой Блу Скай стал человеком заметным, с которым интересно было поспорить, поговорить. И дух его не успокоится, если убийца принадлежит к соплеменникам. Внутренние распри — это крушение всего. Индейцы, враждующие против индейцев. Если бы они объединились, говаривал отец, то это была бы силища. Как на Литтл-Бигхорн. Отец знал все об этом сражении.

— Если бы мы объединились, это была бы силища, — пробормотал Риз, вытирая лицо.

В ответ раздался лай.

— Эй, Плакса, где ты был? — Овчарка пролезла под ограждением из колючей проволоки и стремглав бросилась к нему. Пес был как две капли воды похож на своего отца, Мальчика, который был собакой Риза в детстве. — Я думал, что мы будем бегать вместе. Почему ж ты меня покинул? — Пес ответил привычным поскуливанием. — Черт! Да от тебя смердит, как от скунса. Ты бросил меня ради скунса?

А теперь вот вернулся, — казалось говорил пес, прыгая вокруг Риза, требуя, чтобы тот бежал домой, что было кстати, потому что Ризу хотелось пить, а пластмассовая фляжка на боку была пустой. Риз бежал в направлении дома, за ним трусил Плакса, от которого отвратительно воняло, и который вновь убежал, едва появился автомобиль, нагонявший их сзади. Риз поднажал, для компании он был не в том настроении. Бегать в такое пекло с его стороны было просто безумием, и ему не нравилось, как сильно колотится его сердце, да и не хотелось ему, чтобы во время недомогания кто-то был рядом. Его нездоровье — дело сугубо личное и не подлежит огласке.

Затем он увидел, что за рулем машины сидит Хелен. Она припарковала свой маленький темно-синий «фольксваген» в тени под тополем и вылезла, улыбаясь, из машины. Волосы ее были собраны и стянуты заколкой, но несколько прядей спадали сзади на длинную шею, не тронутую загаром.

— Привет! — Она не стала целовать его, но подошла достаточно близко. — Я возвращалась из города и подумала, заеду и …м-м-м — Она вдруг как-то по-кроличьи скривила нос.

Риз засмеялся.

— Это не от меня. Я, конечно, крепко вспотел, но разит так не от меня.

— Плакса, ты что, сцепился со старым скунсом?

Откликаясь на зов, пес навострил уши, но Риз нагнулся и как раз вовремя схватил его за ошейник — Погоди, дуралей! Лучше держись подальше, пока мы с тобой оба не помоемся с мылом.

— А я как раз из магазина. И у меня есть мыло. — Она просунула голову в машину, откинула вперед водительское сиденье, чтобы достать сумки с покупками. Извлекла литровую бутылку жидкого мыла, помахала ею перед носом.

— Похоже на персиковый сок.

— Сама я не пробовала, но слышала, что это лучшее средство в таком дот случае. — Она поднесла к глазам этикетку на бутылке. — Интересно, сколько его потребуется.

— Нам обоим? Вероятно, больше, чем в бутылке, так что тебе придется выбирать, кого из нас, по твоему, надо мыть в первую очередь? — Ему хотелось спросить: — Кого ты в первую очередь приехала повидать?

— В первую очередь — тебя.

Ах! Она вновь улыбнулась. У нее самая обворожительная улыбка в мире. Он почувствовал, что у него немного закружилась голова от ее улыбки.

— Я иду в душ до или после персикового сока?

— Тебе выбирать. — Она дала псу понюхать колпачок от бутылки «персикового сока».

— Пока я подставляю голову под воду, пусть его хвост остается снаружи. Десять минут, хорошо? — Она согласно кивнула. — Может, что-то нужно положить в холодильник?

— Только молоко.

— Помочь?

Она отмахнулась.

— Тогда чувствуй себя как дома. Всего 10 минут.

Он принял таблетку, запил литром воды, и направился в душ. Когда он вышел из душевой, то испугался, что она ушла. И очень расстроился, пока не обнаружил в холодильнике пару пакетов: сгущенное молоко, творог, которых прежде в нем не было. Заметить это было несложно, ведь перед этим он выбросил из холодильника все, кроме нескольких банок лимонада. Потом он услыхал собачий визг и шум воды. Каким-то образом ей удалось усадить пса в металлическую лохань, полить его водой из шланга, и сейчас она мылила его «персиковым соком», а большой пес повизгивал, но терпеливо все сносил.

Летом ноги ее особенно хороши. Длинные и стройные, слегка загорелые, прекрасно смотрятся в коротких шортах цвета хаки, которые сейчас на ней. А еще короткий топик. День выдался жаркий, она одета в самый раз, и сложена в самый раз. Черт, у нее самая прелестная попка. Может раздалась немного, но все равно, Хелен соответсвовала тому стандарту, который удовлетворял самые взыскательные вкусы. Он спрашивал себя, а не подводит ли его память, не приукрашивает ли он эти идеальные ноги, эту прелестную попку и этот серебристый смех, когда она веселится. Она всегда жила в его памяти горько-сладким привкусом, памятным душевным трепетом, единственной любовью его больного сердца.

Он был рад убедиться, что она почти совсем не изменилась. Как удалось ей за все эти годы так мало измениться? Это было на нее похоже: взять, засучить рукава и выкупать вонючего пса.

Он громко захохотал, когда Плакса встал на ноги и быстро отряхнулся, забрызгав ее с головы до пят. Она не слышала Риза, но тоже вовсю хохотала.

— Как насчет лимонада? — он вынул две банки.

— Само собой, — она улыбнулась. Пес воспользовался возможностью опять подняться и отряхнуться. Хелен отпрянула назад, но ошейник не выпускала.

— А, Плакса, ты сам напросился! Ты хоть понимаешь, какую услугу я тебе оказываю? Никакой благодарности.

Пес точно не понимал, какую услугу он оказывал Ризу, намочив ее майку. — Помощь нужна?

— Я могу доверить тебе подержать шланг?

— Что за вопрос?

— Глупый, — произнесла она, пытаясь одновременно удержать пса, передать Ризу шланг и не вступить в лужу. Она широко расставила ноги, но туфли и носки уже промокли насквозь.

— Именно. Но уже поздно.

— Да, уже поздно. — Она обошла лохань, привязанная к собаке, словно танцор к майскому дереву. — Старайся попадать в собаку. Ты ведь, наверное, очень меткий …

— Так и есть. Бросок что надо — сборная «Все звезды»…

Он зажал большим пальцем конец шланга и направил сильную струю на пса.

— Риз! Холодно!

— И Плакса так считает.

Собака поскуливала, но, кажется, не слишком жалобно. Конечно же, когда пса облили водой из шланга, он выглядел тощим и несчастным, но каким же несчастным может быть парень, когда у самого его носа покачиваются облепленные мокрой майкой прекрасные груди. На Хелен был лифчик, бретельки которого видел Риз, но тот не очень скрывал ее соски.

Он глубоко и протяжно вздохнул.

— Персиковый сок помог избавиться от вони скунса, но теперь от вас обоих разит псиной, вернее, как от горшка супа с собачатиной.

— Ты слыхал, Плакса? — Она провела обеими руками по лоснящейся черной шерсти, пытаясь выжать воду. — Но ты не волнуйся. Если он еще не обедал, я спасу тебя. Ну вот, кажется, купание закончено.

Плакса опять принялся отряхиваться, разбрызгивая вокруг воду. Хелен завизжала, а Риз, поскольку был вне досягаемости брызг, хохотал. — Вот теперь купание, действительно, закончено. Он схватил со ступеньки банку лимонада, открыл ее, кивнул головой на дверь, объявил: — Душ бесплатно!

— Правда? — Она взяла лимонад. — Не берете ни гроша?

— Нет. Я даже поищу сухое полотенце. Или, может, мне обдать тебя из шланга прямо здесь?

Она отхлебнула лимонад, поставила банку на ступеньку, уперла руки в боки, и предложила: — Ну, давай, поливай!

Ухмыляясь, он зажал пальцем кончик шланга и направил струю на нее, стараясь не попадать в лицо. Она хохотала и визжала, закрываясь вытянутыми вперед руками, превращаясь под струями воды в совсем зеленую мокрую девчонку.

Когда он направил струю на землю, она откинула назад голову, заливаясь смехом, и подняла руки.

— Как было хорошо! А теперь я буду стоять здесь просто вот так и сохнуть, пока не превращусь под солнцем в настоящий засушенный «персик».

Он отбросил шланг в сторону и закрутил кран. — А теперь прими душ и переоденься в сухое. Возьми мою рубашку.

— Она мне будет по самые щиколотки. — Хелен запрыгнула на ступеньку, сбросила туфли и стащила носки. — Не хочу наследить.

— Ничего страшного не произойдет. Проходи. — Плакса был готов проскользнуть в дверь следом. — Нет, псина, и не надо скулить. Мокрые женщины и мокрые собаки — это две совершенно разные вещи.

— Как же так? Лужа — она всегда лужа.

— Я имею в виду не следы на полу, — язвительно заметил он, захлопнув дверь перед самой мордой собаки — тем самым закрыв доступ яркому солнечному свету.

Он повернулся к своей гостье, которая в полумраке стояла промокшая насквозь, крепко прижимая к груди руки, босая, с округлившимися глазами, в прилипших к ногам шортах. Она выглядела так же жалко и растрепанно, как и пес, которого он только что не пустил в дом. Он почувствовал сильное желание что-нибудь сделать, проявить одновременно и силу, и нежность, например, снять с нее одежду, закутать в мягкое полотенце и вытереть насухо.

Он кашлянул. — Тебе туда. Полотенце на полке.

— Я знаю, куда. — Она пошла в ванную, затем остановилась. — Тем летом, — прошептала она. Без своей обычной величавости она выглядела душераздирающе молодой и ранимой, — ты никогда меня сюда не приводил. И мне всегда хотелось знать — почему?

Он собирался ответить: Да ты посмотри вокруг, но ему пришло в голову, что посмотреть вокруг сейчас и тогда — это совершенно разные вещи. Невзрачный домишко оставался почти таким же, лишь он видел его иначе. Возможно, сейчас у него были другие глаза.

— А почему ты не пригласишь меня к себе домой — познакомиться с твоей семьей? — спросил он в ответ.

В полумраке она улыбнулась. Если он не ошибался, улыбка вышла грустная. — По-моему, мы никогда так далеко не заходили, разве не так?

— По-моему, тоже. — Еще как далеко тогда заходили, и он прошел долгий путь с тех пор, но власти он над ней так и не приобрел.

Он пошел в свою старую комнату, где когда-то давно спал, прижав голову к стене и свесив ноги с кровати, и нашел кое-какую одежду. Он решил, что футболка будет чересчур смахивать на ночную сорочку, поэтому выбрал белую рубашку с длинными рукавами. Жаль, что он не носит боксерских трусов. Она бы здорово в них смотрелась. Отцовские джинсы подошли бы ей лучше, чем его собственные, но комната отца была сейчас заперта, да и его одежду не следует больше носить.

Когда вода перестала шуметь, он постучал в дверь. — Меняю свою сухую одежду на твою мокрую, — предложил он, и они поменялись через дверь. — Повешу ее сушиться на улице.

Она поблагодарила его и позже, когда присоединилась к нему на кухне, то вернула ему его джинсы. — Спадают, и все тут. Но рубашки достаточно, верно? Я ведь выгляжу прилично.

— Совершенно прилично. Тем более, что на мне эта рубашка никогда так хорошо не выглядела. — Она доходила ей до коленей и если закатать рукава, сошла бы за платье. — Надень поясок на нее, и можно отправляться в ресторан. — Он вручил ей банку лимонада, которую она не допила. — Ты вчера отказалась пойти со мной в ресторан, а я, как правило, дважды никого не упрашиваю, но вот ты пришла сюда, и время обеденное, а в моем буфете — хоть шаром покати.

— Это одна из причин, почему я, честно говоря, заехала. Извиниться. У меня вчера и в мыслях не было грубить, но после общения с… — она с досадой махнула рукой.

— Это что, входит в обязанности крупье? Утешать проигравших бедолаг?

— Нет, обычно, нет. Я просто оказалась рядом. У меня имеется кое-какой опыт утешителя. Как у педагога, понимаешь? — Она вертела пуговицы рубашки. Пуговицы были от его рубашки и она то расстегивала, то застегивала их на груди. Она могла бы застегнуться наглухо до подбородка, если б захотела, но он все равно не перестал бы думать о том, что ее нижнее белье сушится на улице. Он сам его туда повесил.

— На самом деле, это я могу предложить тебе обед, — появилась у нее идея. — Кое-что я положила в холодильник, и в машине есть продукты.

Он не был голоден. — Пойду принесу. Что взять?

— Просто принеси обе сумки. У тебя есть майонез?

— Не-а.

— А горчица?

Он показал рукой на шкафчик возле холодильника. — Проверь там. Думаю, можно использовать все, что не было открыто.

Она как-то странно смотрела на него. Он отвернулся и пошел к двери. Ты же не пользуешься личными вещами старика, такими как, например, одежда. И Риз подумал, что еда, которой старик пользовался, тоже должна быть отнесена к вещам личным. Она назвала бы это суеверием. В Миннеаполисе он сам бы это так назвал. Но не здесь и не сейчас.

Вернувшись с продуктами, он спросил, нашла ли она что-нибудь. Она ответила, что не смотрела.

— Нет необходимости, — объяснила она, — я привезла достаточно.

Сооружая бутерброды, они непринужденно болтали. Он предложил положить в творог консервированные фрукты, а она вспомнила, что ее мать называла такое блюдо «божественным рагу», и ей кажется, что большинство ест вместо творога взбитые сливки. Он не помнил, чтобы прежде она вспоминала свою мать. Она была права: они тогда про свои семьи старались не вспоминать. Насколько ему помнится, они интересовались тогда исключительно друг другом. Все остальное было слишком сложно. Но сейчас, оказывается, ему не представляет никакого труда спрашивать о ее родителях. И она рассказала ему, что они давно в разводе, что мать ее переехала в Огайо к старшей дочери. Не похоже, однако, чтобы Хелен поддерживала тесную связь с ними, и ему было интересно — почему. Но спросить не спросил. Может, как-нибудь она расскажет ему об этом сама.

Ели они из бумажных тарелок. Кухонный стол давно был превращен в макет сражения на Литтл-Бигхорн. Риз целыми днями ходил вокруг него, качая головой, не в состоянии поверить, что его папаня играл в ковбоев и индейцев. На листе фанеры он смастерил холмы и лощины этой знаменитой долины в южной Монтане и заселил ее крошечными пластмассовыми фигурками индейцев и солдат. Местность была тщательно сделана из гипса на каком-то основании — мелкой проволочной сетке, предположил Риз. Старательность и усердие, которые отец проявил, сооружая макет, видны были в каждой детали, и все, за исключением фигурок всадников, было выполнено вручную.

Он никак не мог представить отца, который мастерит эту штуковину, и это беспокоило его. Когда Риз был ребенком, у него игрушек-то было всего три. Большой круглый мяч и два человечка. И отец предупреждал его, чтобы не очень много возился с этими человечками. Однажды, когда Риз купался с игрушками, он высмеял Риза перед друзьями. И Риз помнил, как стыдно ему тогда было. Но этот прекрасно выстроенный макет не был работой пьяницы. Может, старик мастерил его для внуков — наглядное пособие к его излюбленной истории. Риз спрашивал себя, а не пристрастится ли он сам к таким вещам, когда станет старым. Если, конечно, доживет до старости, что было не очень вероятно. Но если все-таки доживет, то ему не с кем будет играть, разве что с самим собой.

Господи, что за мысли! Он засмеялся.

И тут он понял, что Хелен опять посмотрела на него как-то странно, словно быть рядом с ним небезопасно. Она ведь как раз говорила ему о том, что Рой в вечер своей гибели рассказывал о сражении на Литтл-Бигхорн, и, очевидно, ей это не казалось забавным.

— На Гризи-Грасс, «Жирной Траве», — поправилась она, а не на Литтл-Бигхорн.

— Да, так верней, — согласился Риз, слушал пересказ детального описания стариком знаменитого сражения, хотя и знал его прежде. Черт, да он смотрел этот видеофильм раз или два. Ему нравилось то, как отец потчевал своим рассказом «специалистов», заставляя их вслушиваться в каждое слово, согласно кивать головой.

Она указала ему на некоторые фигурки: — Вон Бешеная Лошадь, вон Сидящий Бык, вон Ссадина, а вон Железное Ожерелье, который, — сообщила она ему, — был его прадедом.

Он наблюдал за тем, как в тоне ее появилась учительские назидательные нотки, за тем, как взволнованно звучал ее голос, как она жестикулировала, но… слова были отцовскими. Хорошо знакомыми.

— Когда-то он работал на железной дороге, — задумчиво говорил Риз, — и часто любовался моделями поездов, которые ты видела в витринах магазинов на Рождество, но отец был не из тех, кто тратит деньги на игрушки. И я понятия не имею, когда у него появилось это увлечение.

— Он рассказывал мне, что увидел один из таких макетов в каком-то журнале. И по его словам, все там было не так, вот он и решил сделать свой собственный. — Она поставила на ноги упавшую фигурку лошади возле укрепленной позиции отряда майора Рено у реки. — Сидни понравилось бы.

— Сидни?

Она резко метнула на него взгляд, словно он ее только что толкнул в спину. Что ж, она имеет право, подумал он. Да и он был тоже где-то в другом месте.

Она пожала плечами.

— Мой сын.

— Он все еще любит солдатиков?

— Он любит историю. Мы ходим в музеи. И он много читает.

— Спорт и книги, — заключил Риз, пытаясь представить себе десятилетнего мальчишку с таким же прекрасным, как у нее, лицом. — Прекрасное сочетание. Готов поспорить, что он толковый парень. — И затем внезапно добавил: — Можешь взять этот макет, если представляешь, как его отсюда вынести.

— Э-э, нет! Ты не должен с ним расставаться, Риз. Рой столько вложил в него сил и души. А ты видел передачу по Историческому каналу, где они беседовали с ним?

— Да, видел.

— У меня есть ее запись. Хочешь копию?

— Спасибо. У меня она тоже есть. — Он отодвинул стул и швырнул наполовину пустую тарелку в мойку позади себя. — Он завещал все это мне. Не понимаю, что, по его мнению, я с этим буду делать. Картер живет рядом. У него есть дети. И у Роуз. Я не понимаю, о чем он думал, оставляя все это мне.

— Должно быть, у него была причина.

— Упрямство, — засмеялся Риз, — это причина? Или просто старая привычка?

Хелен покачала головой. Пальцы ее скользили по крошечным фигуркам, расположенным возле высоты, ставшей Последним Рубежом Кастера. — Не думаю, что смерть твоего отца — это несчастный случай.

От того, как прямо и мрачно она это произнесла, его бросило в озноб. — Почему ты так говоришь?

Она вздохнула и, не спеша, выпрямилась, словно поднимала тяжесть, чтобы взвалить на него. — Он очень откровенно высказывался по целому ряду здешних острых вопросов и в последнее время стал наступать на хвост неким крупным акулам — мафиози.

— Хелен, подумай, какие здесь акулы? Это ведь Южная Дакота.

— Речь шла о казино.

— Ах да, вот в каких водах водятся акулы. — Последние благодеяния администрации индейским резервациям. — Но отец не возражал против казино.

— Да, не возражал. Но он возражал против того, как они ими управляют. И громко заявлял, что надо расследовать мошенничества. Его многие поддерживали в этом. А это означало, что он приобрел врагов.

Врагов… Риз медленно перевел взгляд с фигурок на крошечные типи по ту сторону реки. — А он упоминал кого-нибудь конкретно из своих врагов?

— Нет.

— А у тебя не сложилось впечатление, что он чего-то боится?

— Нет. Он не боялся. Он говорил, что в его возрасте можно позволить себе говорить правду, потому что жизнь уже прожита. Он считал, что ему нечего терять.

— Он говорил правду о …

— «Тэн Старз», — дополнила она. — Компания, которая управляет казино. Твой отец был против продления контракта.

— Так, по-твоему, это был преднамеренный наезд, смахивающий на мокрушный способ избавляться от неугодных. — Он наклонился, сидя на стуле, вперед, изучающе всматриваясь в нее. — Уж не это ли ты предполагаешь? Задетый за живое мафиози сбил моего старика?

— Нет, я не предполагаю. Я только говорю…

— Знаешь, что я подумал, когда мне позвонили, чтобы сообщить о его смерти? Первая мысль, первая картинка в моей голове — старый пьяница бредет по дороге и попадает «под этим делом» под машину. — Теперь наступила ее очередь удивиться такому необоснованному предположению. — Я знаю, он давно бросил пить, — признался Риз. — Почему же я предположил, пусть даже на какое-то мгновение, что он угодил под колеса по пьянке?

Хелен покачала головой, словно не могла поверить в то, что слышит.

— Я не хотел, чтобы ты знала такое о нем или обо мне, так почему же я выкладываю все это? — Он засмеялся, покачивая головой из стороны в сторону, отводя взгляд от нее, от отцовской последней большой поделки, которой ему следовало бы, по правде, восхищаться. — Картер тоже не знал его таким, да и Роуз жила, главным образом, у родственников. В те годы здесь были только я, отец и бутылка. Господи, ведь он умер, а я такое вытаскиваю наружу. — Он остановил взгляд на двери черного хода, и чувство было такое, словно он опять ребенок: смотрит, ждет, когда откроется эта дверь, гадал, в каком состоянии добредет тот, кто откроет эту дверь. — Я не хочу этого помнить о нем, но, черт подери, именно это была моя первая мысль.

Она положила руку ему на колено. Не бог весть какое дело, просто капелька сочувствия со стороны друга, но от этого прикосновения он вскочил на ноги. Сочувствие он ненавидел. Ему хотелось, чтобы она прикасалась к нему, но не из жалости, и он был противен самому себе за то, что вызывал у нее это чувство.

— Хочешь, я отправлю эту штукенцию твоему сыну? Сделаю это с радостью.

— А как же дети Картера?

— Я предлагал, но он сказал, что макет будет в доме только место загромождать. — Риз прислонился к стойке, чувствуя себя глупо, что так резко вскочил из-за простого прикосновения. — Я говорил ему, что он должен хоть что-то сохранить на память об отце для своих детей, но он, по-моему, обижен. А ведь это я должен жаловаться. Мне досталась эта головная боль.

Хелен встала, стряхнула крошки с рубашки, поставила свою тарелку в мойку. — Так ты побудешь здесь еще некоторое время?

— Пару недель, по крайней мере. — Он улыбнулся. — Может, займусь «блэкджеком».

— Между нами, это может стать очень дорогим удовольствием. Я бы не советовала.

— Не советовала? А что бы ты посоветовала? Между нами.

— Езду верхом. У твоего отца есть две, вернее, у тебя есть две очень славные лошади.

— Две — это хорошо.

— Кстати, одну из них зовут Блэкджек.

— Как у генерала Першинга. — Он видел, что она немного огорчилась, когда он заметил связь между именами. Он отнимал у нее возможность просветить его. — Отец интересовался не только Кастером и Бешеной Лошадью. Он когда-то служил и любил разные военные истории. А как зовут другую?

— Джампшот[3].

А вот это имя его действительно удивило. Было время, когда баскетбол стал единственно стоящим, что их объединяло, но затем он уехал, и старик отступил куда-то вдаль, словно лицо в фильме ужасов, зловеще растворяющееся на черном фоне.

— Он гордился тобой, Риз.

— Правда? А что он обо мне рассказывал?

— Рассказывал, что ты постоянно занят, и вы редко видитесь. Говорил, ты всегда присылал ему билеты на свои игры, а он старался ездить на них настолько часто, насколько мог.

— Что было не очень часто.

— Он говорил, что не любил летать. Но очень любил смотреть, как ты играешь. И лицо его сияло, когда он рассказывал о тебе.

— Сияло? — Он засмеялся. Риз видел сияющее лицо отца, но по другим поводам. — Не помню, чтобы когда-либо видел.

Ему очень не нравилось то, что эти мысли не покидали его, постоянно роились в его голове, пусть даже он старался, чтобы погребальный обряд и поминки прошли с должным почтением и уважением. Обижаться, раздражаться было бесполезно и неприлично. Вот сейчас ему хотелось слушать воспоминания Хелен, приятные и почтительные. Ему хотелось слушать, как увлеченно она говорила о его отце. — Я редко с ним виделся, когда ушел из спорта. Думаю, не хотел видеть, что мой уход сделал с ним.

— Могу сказать тебе, он очень переживал, как твой уход отразится на твоей жизни, — сказала она. — Я хотела расспросить его подробней о твоем уходе из баскетбола.

Он посмотрел на нее. Она отвела взгляд в сторону. Ее тревожило, что он так рано ушел из большого спорта. А ему трудно было объяснить.

— Тебя по-прежнему беспокоят травмы?

Он ничего не ответил.

— Писали, что ты повредил спину. И еще что-то о переломе лодыжки, но вижу, ты бегаешь по-прежнему.

— Да, бегаю по-прежнему. — Он отодвинулся от стойки. И от нее. Но она ждала ответа. — Я игрок атлетического плана, — объяснил он, прибегая к тривиальной защите. — Выхожу на площадку и прессингую. Ведь я должен компенсировать чем-то нехватку роста и недостаток в скорости, и моей сильной стороной было… — Драться до последнего.

— Сердце, — подсказала она. Он осторожно посмотрел на нее, и она улыбнулась. — Помню, один из комментаторов сказал, что ты в каждую игру вкладываешь все свое сердце, и что наблюдать за тобой сплошное удовольствие, потому что в каждом матче ты играешь, словно это последний раз.

— Твое лицо засияло, когда ты это услыхала? Когда ты это говорила, оно сияло. — Он испытал невероятное облегчение. И ему лестно было видеть, что она смутилась. В таком состоянии он всегда расплывался в улыбке. — Да, неплохо сказано. Я играл от всего сердца.

— Так ты ушел из-за спины? Что стало последней каплей?

— Стечение обстоятельств. Ничего приятного. Уводи, уводи ее подальше от разговора о сердце. Он скрестил руки на груди и улыбнулся. — Пот, вывихи, кровь, гнои — ничего приятного.

— Ты почти убедил меня.

— Это только часть. Об остальном и говорить неохота. Может, еще курицы?

— Это индейка. — Ее улыбка была ласковой. — Выглядишь ты здоровым.

— Ты тоже. — Он подошел ближе. — А теперь что?

— Теперь подхватились?

Он воспринял это как приглашение потянуться друг к другу, но она предупредила его намерения.

— Все равны, — сказала она, быстро убирая еду. — Мы оба здоровы, отец твой умер, а мы тут, как бы удивляемся, почему это.

— Он оказался на пути машины, — сказал Риз, разводя руками. — Ты ведь общалась с ним долго. Он что, играл в «блэкджек»?

Риз спросил полушутя, но когда Хелен осторожно взглянула, он приподнял бровь, требуя ответа.

Она едва слышно сказала «нет», покачав при этом головой.

— Так что же вас сближало?

— Я…м-м-м — Ей было что ответить, но хотелось, чтобы Риз сам докопался до этого. — Моя работа.

— А что в твоей работе?

— Он помог мне получить ее. — Она бросила бумажные тарелки в мешок для мусора под раковиной. — В Денвере стало трудно жить и небезопасно, по крайней мере там, где мы жили. И мне хотелось вернуться в Бед-Ривер. Здесь меньше людей, и у меня здесь оставались друзья. — Она закрыла дверцу буфета и повернулась к нему. — Но здесь многое изменилось.

— Что изменилось? Ну появилась у нас парочка дешевых казино, ну немного больше денег крутится вокруг, больше людей проезжает, больше машин и…

— Преступности. Больше преступлений, Риз. Большие деньги — большая преступность. И твоего отца вполне могли…

— Погоди. Я всегда считал, что преступность сопровождает нищету. А ты мне рассказываешь, что все те деньги, которые прокручиваются через ваше казино, причина политических неприятностей, что они развращают индейцев, и теперь те готовы пойти друг против друга и давить людей на дорогах?

— Это не мое казино, — возразила она. — Это казино твое. А я здесь только работаю.

— Тогда ты извлекаешь больше выгоды из него, чем я. А я просто вернулся домой, чтобы… — Он пожал плечами. — Я вернулся, только чтобы похоронить отца.

— Ты уже это сделал.

— Похоже на то, что предать его земле, это еще не все. — Он вновь прислонился к стойке, размышляя о том, как это прекрасно сидеть на кухне и после сытной еды беседовать с женщиной. С этой женщиной когда-то у них были эпизоды в спальне, но не было эпизодов на кухне — совместного приготовления еды. Наверное, тогда он был для этого слишком молод. Он только совершал набеги на кухню и совершенно был безразличен к этой стороне любовных отношений. — Так ты считаешь, что я должен превратиться в детектива?

— Я этого не говорила. — Она передала ему нож, который как раз вымыла. — Но я думаю, что если Риз Блу Скай захочет узнать, что же все-таки случилось с его отцом, и так, чтобы все об этом знали, то найдутся люди, которые постараются найти для него некоторые ответы. Совершенно другие, а не просто то, что твой отец был сбит машиной.

— Меня хотят назначить на место отца в Совете до конца его срока. Говорят, такова традиция. Он мертвый вождь, а я — старший сын. — Он бросил нож в ящик стола.

— Правда? Ты хочешь сказать, что будешь в Совете?

— До выборов в ноябре. Говорят, что если я захочу, то председатель не сможет отказать мне в назначении. Очевидно, есть две фракции, две группы, повернувшие друг против друга, как ты сказала.

— Как ты сам сказал. — Она в упор смотрела на него. — Что, если он погиб потому, что кто-то пожелал его смерти, а, Риз?

Пристально глядя на Хелен, он хотел понять, о чем же она думает. И сказал для начала: — Скажи мне правду, что ты знаешь?

— Я знаю, что он подозревал воровство, мошенничество и утечку прибылей казино на сторону.

Ризу показалось странным, почему Хелен не смотрит ему в глаза. Это не из скромности.

— Он говорил тебе об этом?

— Можно и так сказать.

— Что значит, так сказать? В ухо тебе шепнул или кричал об этом на перекрестке для всех желающих. И ты услышала?

— Да. Мне он нравился, я обожала его слушать. Риз, он не боялся говорить правду, и это стало причиной его смерти.

— А почему он не связался с властями?

— Безопасность и порядок поддерживает Компания, — ответила Хелен. — И они раскрыли недавно пару мелких обманов в карточных играх.

— Да, но если недосчитываются больших сумм денег, это внутреннее дело.

— Это не тайна, твой отец считал, что племя имеет самое невыгодное соглашение с «Тэн Старз», а в последнее время резко критиковал сложившиеся отношения между Компанией и Председателем Совета племени. — Но, — она вздохнула, — у твоего брата в «Тэн Старз» хорошая должность.

— И он не захотел бы рисковать ею.

— Черт, — подумал он, — неужели я ревную?.

— Твой отец, как видишь, оказался в сложном положении. И все же он не молчал. Он бил в набат.

— И лежал в луже крови, в канаве у дороги. — Он подумал, может, ей больше всех надо, и это причиняло боль при мысли о том, как он может низко пасть в ее глазах, а ведь это уже случалось раньше. Ее глаза, ее губы, ее…

— Как же ты, Хелен, впуталась во все это? — Она смотрела на него в упор, и глаза ее загадочно блестели. — Хелен?

Ответ был едва слышен: — Я была ему другом.

Риз понял, что за этими словами было что-то еще. — Ты еще будешь здесь какое-то время?

— Да, буду.

— И ты серьезно относишься к работе здесь?

— Да, серьезно. Очень серьезно.

— За последние десять лет я бывал в Денвере раз сто. Если б ты оставила мне адрес или номер телефона… — Он искал ее номер пару раз в телефонном справочнике, просто так, ради интереса. И он тогда решил, что даже если она в городе, то, вероятно, вышла замуж и изменила фамилию. — Какая у тебя сейчас фамилия?

— По-прежнему Кеттерлинг.

Он улыбнулся. — Свободная и независимая, вот ты какая!

— Да, я такая!

— Вот она, настоящая Хелен.

Он едва не сказал моя Хелен. Боже, до чего пошло и глупо прозвучало бы это. Словно он — это большой и глупый теленок, который когда-то ходил за ней по пятам, пока она позволила ему себя поцеловать, затем приласкать и, наконец… боготворить душой и телом. Он не был уверен, то ли ласкает ее наяву, то ли это в воспоминаниях, шепчет ли имя ее вслух, или ему кажется, что шепчет, его губы прикасаются к ее губам, или только чудится — пока медово-сладкий вкус ее губ не развеял, наконец, все сомнения. Да, это была Хелен наяву. Он крепко сжимал ее в своих объятьях.

Она встала на цыпочки. Риз приподнял ее над полом, чтобы удобней было целовать. Кто-то стонал, ему казалось — она, и он опустил ее. Она сползла по его телу вниз. Риз не мог остановиться и осыпал ее жадными быстрыми поцелуями.

— Боже мой!

— Что, боже мой? — Он зарылся лицом в ее волосы. -

Боже мой, он все еще хорошо целуется, и он больше не большой, глупый теленок.

— Ты никогда им не был…

— Да нет, был.

— Да, ты дивно целуешься… — Она крепко обхватила его руками, он сейчас это понял и отклонился немного назад, чтобы заглянуть ей в глаза и увидеть, насколько она искренна. Она улыбнулась:

— Целуешься хорошо. И всегда хорошо целовался. О боже, — сказала она и нежно вздохнула. Но вдруг застыла, настороженно подняв голову, словно испуганный зверек. — О боже, Риз! Здесь кто-то есть.

Он заботливо обнял ее, а сам повернулся, чтобы выглянуть в окно, выходившее во двор:

— Черт! Это мой брат.

4

— Эй, Большой Брат! — закричал Картер у входной двери.

— Ты — человек тысячи прозвищ, — прошептала Хелен и отодвинулась от Риза, пытаясь восстановить дыхание и стараясь не показать свое смятение. Она не могла понять, как снова оказалась в его объятиях, а чувства, переполнявшие ее, были совсем несвойствены женщине, которая обычно знает, как нужно поступать.

— К сожалению, «Мэджик» не из их числа, — он игриво подмигнул ей и, черт возьми, если от этого у нее не закружилась голова.

Голос Картера теперь раздавался в коридоре. — Если только ты не открыл прачечную, то, кажется, я знаю, кому принадлежат вещи на веревке… — Он ввалился в кухню, победно улыбаясь, как будто только что нашел выход из опутанного лабиринта. — По-моему, я узнал машину. Да, старые знакомые не забываются.

— Привет, Картер, — Хелен потянулась за хлебом. — Хочешь сэндвич? У нас еще много. — Если не знаешь, что сказать, предлагай еду.

— Что мне нужно от тебя, так это пара дюжин рубашек, Большой Брат. Мне бы надо заменить форму некоторых наших крупье, — он отмахнулся от предложенного сэндвича и оценивающе оглядел Хелен. — На тебе выглядит отлично.

Риз скрестил руки на груди и оперся спиной о стойку, всем видом показывая, что он здесь первый. — Не хочу что-либо объяснять, но все началось со скунса.

— О, боже, я слишком много времени провел вдали от цивилизации и перестал понимать нынешние шутки и увертки. Мне больше не о чем думать, — жестами Картер словно приглашал их помочь найти ему подходящие слова, — как об этой вонючей твари.

— Так вот, сказал Риз, — Хелен заехала только затем, чтобы сказать, что согласна пообедать со мной, а кончилось тем, что она выкупала собаку.

— Гостеприимный хозяин, верно? А заскочил я, чтобы проверить один слушок, — Картер повернулся к Ризу, — о том, что вместо Старика ты назначен в Совет до конца его срока.

Риз повел плечом: — Мне предложили.

— Кто предложил?

— Если ты хочешь спросить, какая из сторон, то не скажу. Я не в курсе, кто на этой неделе в каком лагере. — Но, так как Картер все еще ждал ответа, добавил: — Марвин Грасс.

— Ты думаешь, я имею в виду, это возможно?

— Все возможно. Спортсмены, ушедшие из спорта, нередко идут в политику. Билл Бредли, Дж. С. Уаттс, а теперь и Джесс Вентура, — сказал Риз, улыбаясь. — Я сам голосовал за Джесса. Считал, что нашей Миннесоте вполне подойдет губернатор, который умеет бить по голове.

— Эй, тогда не забудь о Плуте, — воскликнул Картер. — Ты прав, здесь следуют традициям.

— Марвин толковал об индейских традициях старший сын и все такое.

— Наверное, хотел заставить тебя вспомнить о них.

Риз пожал плечами.

— Я думаю, что тебе следует согласиться.

Риз посмотрел на брата с интересом, может быть, ожидая увидеть улыбку.

— Черт, тебе такое по плечу. За пару месяцев ты бы мог распутать этот клубок и сделать так, чтобы на пороге ХХI-го века они жили хотя бы в двадцатом. — Картер повернулся к Хелен: — Мой брат не только герой, он еще и бизнесмен. А те старики, которые все никак не могут отважиться на решительный шаг и добиться хоть какого-нибудь прогресса, послушались бы Большого Брата.

— По поводу чего? — поинтересовался Риз.

— От тебя зависит, — Картер похлопал Риза по животу. — Ты же можешь позволить себе пару месяцев? Это поможет тебе оправдать пребывание здесь, и даст нам возможность лучше узнать друг друга.

— Опять?

— Мы росли порознь, — улыбнулся Картер. — Ты, наверное, не знаешь, Хелен, но меня, еще совсем малыша, усыновила белая семья. И до четырнадцати лет я даже не знал, кто я такой. Старик воспользовался Законом о защите прав индейских детей, чтобы забрать меня у них.

— По-моему, я что-то слышала об этом.

— Ну да… — он понюхал руку. — Проклятый пес. — Он открыл кран, капнул на ладонь немного моющего средства и, намыливая руки, продолжил: — Я вырос на Востоке. Не могу ничего сказать, люди, которые меня усыновили, относились ко мне хорошо. Я получил хорошее образование. И, поверь, я был совсем не в восторге от того, что меня выдернули из школы и привезли сюда. Но все утряслось. Я по полной программе отучился в Гарварде, получил свою степень бакалавра, а затем «Тэн Старз» оплатила мое обучение, чтобы я стал управляющим казино. Да, все пригодилось.

Он закрутил кран и стряхнул воду с рук.

— И все это время у меня был брат, которого я едва знал. Мы прожили вместе пару лет, а потом наши пути разошлись. Но теперь, когда Старик умер, мы должны как-то наверстать упущенное. — Сосредоточившись на Ризе, он принял у Хелен посудное полотенце, даже не взглянув на нее. — Ты согласен со мной, Блу?

— Конечно, согласен.

— И потом, перед Советом постоянно возникают вопросы игорного бизнеса, а многие из его членов в этом просто ничего не понимают. Настал новый день для народа Бед-Ривер и нам нужны образованные лидеры. Мне грустно говорить об этом, но Старик принадлежал к старой гвардии. Он не понимал всех нужд бизнеса.

— Но он всегда помнил о нуждах людей, которых представлял, — вставила Хелен.

— Ну, конечно, сердце у него было то, что надо, но не голова. В определенном возрасте мозги уже плохо работают, и нельзя требовать от них прежней сообразительности. Либо пользуйся ими, либо откажись от них, так, Большой Брат?

У Риза мозги работали: — А ты уверен, что не будет столкновения интересов, когда узнают, что близкий родственник члена Совета — управляющий казино?

— Столкновение интересов? Это индейский край, брат. Черт, ты знаешь этот край лучше меня, это просто факт нашей биографии, — Картер положил руку на плечо Ризу. Видно было, как оно напряглось. — Успокойся, нет никакого конфликта. Я не работник администрации племени. Я работаю на «Тэн Старз».

— С которой у старика был какой-то конфликт, — добавил Риз.

— Как я уже говорил, он не разбирался в бизнесе. Он не понимал, сколько нужно денег, чтобы им заниматься. Но ты-то понимаешь, — Картер поднял большой палец, — и изнутри, и снаружи. Пара месяцев. За такое время невозможно даже запачкать руки. К тому же, это связано с твоим наследством.

Риз вздохнул: — Я не знаю, почему он это сделал, Картер.

— Он хотел, чтобы ты вернулся сюда. Так же, как хотел, чтобы я сделал это. Вот и все. Просто, как дважды два. Он и наследство тебе оставил, чтобы заставить тебя вернуться, — засмеялся он. — Черт, вот те ниточки, которыми привязывают.

Риз посмотрел вокруг: — Вот такие?

— Как я уже сказал, лучше ты, чем я, — слишком легко ответил Картер. — Но я, на самом деле, считаю, ты должен некоторое время пожить здесь, брат. Правильно, Хелен? Нам хочется приблизиться к Большому Человеку, — в его ухмылке сквозило что-то нехорошее, недоброе.

— Моя одежда, наверняка, высохла, — заметила Хелен.

— Я принесу, — предложил Риз, бросив внимательный взгляд на босые ноги Хелен, — весь двор усеян острыми камнями.

— Я должен ехать, — сказал Картер, и все пошли к черному ходу. — Я просто хотел, чтобы ты знал — если ты решишься на это назначение, я с тобой.

Стоя на крыльце в узорчатой тени тополя, Хелен наблюдала, как братья перекидывались какими-то словами, в то время как Риз снимал ее одежду с веревки. Эту довольно интимную услугу Риз оказывал совершенно спокойно, как будто он каждый день держал в руках ее нижнее белье. Как будто каждый день занимался стиркой, что не вязалось с его большими руками и их абсолютно мужским видом. Она поймала себя на дурацкой мысли о том, что он смотрелся так мило и по-домашнему, когда прощался с братом, зажав подмышкой ее пересохшую на ветру одежду.

Не поднимаясь на крыльцо, он подал ее Хелен почтительно, как подношение: — Мы что-то упустили из виду?

— Не понимаю.

— Картер ничего не знал о результатах полицейского расследования. Ты ему что-нибудь говорила о своих подозрениях?

— Мои подозрения не имеют под собой никакой почвы. Никакой, кроме… — она пожала плечами, прижимая одежду к груди, пытаясь обмануть себя этими словами — невинный обман. — Я просто друг. Мышка в норке. И не более того.

— Хелен — мышка? Та, которая рычит?

Риз улыбнулся, и его улыбка очаровала Хелен. Его брат и ее маленькая ложь были забыты еще до того, как машина Картера исчезла вдали. Рокот мотора растворился в тишине. И между ними теперь была только улыбка Риза, немного печальная, как всегда. Ее ложь была такой маленькой, что можно было не принимать это всерьез. Ее подозрения, а точнее что-то, что только начинало зарождаться у нее, не касались никого конкретно, поэтому тоже ничего не значили, во всяком случае, в эту минуту.

Он взял ее за руку, сел на нижнюю ступеньку и потянул к себе. — Я слышу его, громко и отчетливо. И всегда слышал. Неважно, где я нахожусь, я слышу его. Даже сейчас.

— Твоего отца?

— Ты знаешь, что нужно делать, если кто-нибудь умирает? — Он испытующе посмотрел на нее, как будто ждал, что она, еще до того, как узнает в чем дело, посмеется над его словами.

Хелен покачала головой. Глаза Риза напомнили ей глаза его отца и ее сына. Она не смеялась.

— Нужно накормить духов, — сказал он ей тихо, устремив взгляд на далекие мирные холмы, начинавшиеся сразу за конюшней. — На самом деле нужно разложить для них еду, чтобы они оставили тебя в покое. Даже если никто и не умер, мир духов существует и соприкасается с нашим, но таким образом, что мы не можем ни увидеть их, ни коснуться, ни понять. Во всяком случае, он не мог.

— А ты можешь?

Не глядя на нее, он покачал головой: — Наверное, нет. Какое-то время я совсем не думал о таких вещах. Я был занят… занят этой жизнью, деловой жизнью. Сомнительной хорошей жизнью, которой я тоже не мог ни увидеть, ни коснуться, ни понять. Я знаю только… — Он рассеяно поглаживал руками джинсы, а она думала о том, какой мягкой казалась ткань под его смуглыми руками. — Когда я был мальчишкой, мы часто охотились, отец и я. Если мы подстреливали оленя, он всегда отрезал кусок мяса и оставлял его для ванаги. Нужно кормить духов. Может, это выглядит как простое суеверие, но, на самом деле, это… — он прокручивал эту мысль в голове, роясь в памяти, заново обдумывая. — На самом деле ты проявляешь уважение, признательность, — он посмотрел на нее и удивился, даже обрадовался, заметив ее интерес. — Я сделал это сегодня.

— Подстрелил оленя?

Он покачал головой: — Я накормил духа цыпленком. Сегодня рано утром я ходил на кладбище. Конечно, вместо цыпленка должна была быть васна. Ну, ты знаешь, пемикан[4]. Но у меня его нет, поэтому я взял то, что было. Цыпленок на двоих, замаринованный в горчичном соусе. В общем, тот, которого я приготовил вчера вечером, — его лицо осветилось слабой улыбкой. — Наверное, я настоящий индеец двадцатого века, а? Я накормил духов цыпленком из магазина, а сказал, что у него вкус, как у гремучей змеи.

Хелен тоже улыбнулась.

— Не знаю, почему я тебе все это рассказываю, — сказал он. — Десять лет назад я бы не рассказал об этом никому из твоего мира.

— Это было…

— Точнее тринадцать лет назад. Я знаю, — он опять потянулся за ее рукой.

Она позволила ему взять ее и, на мгновение сжав его руку, легко поднялась со ступеньки, все еще прижимая к груди свою одежду. Дружественное, но прощальное пожатие.

Он засмеялся: — Ты боишься меня, Хелен?

— Конечно, нет, — сказала она слишком быстро и тоже засмеялась. — Даже сейчас, когда я, скажем так, не совсем одета, я чувствую себя в безопасности. Это свойственно женщинам.

Он кивнул, заинтересованный, но не убежденный.

— Поэтому мне лучше одеться.

— Хорошая мысль.

Она поднялась на крыльцо, остановилась, и теперь стояла прямо за его спиной. Ей хотелось, чтобы он что-нибудь сделал. Она не знала, что, но хоть что-нибудь.

— Если ты не хочешь слышать ничьи голоса, тебе, наверное, нужно отказаться от этого назначения.

— Это вызов? — Он поднял на нее глаза и долго изучал, пока она не испугалась того, что он может прочитать в ее глазах. — Ты считаешь, что я теперь его боюсь? Ты думаешь, что если я бросил на землю кусок мяса, я… — он покачал головой, и яркий огонь в его черных глазах потух. — Я сделал это просто так, на всякий случай. Разве это может что-то испортить?

— И это помогло?

— Ничего не изменилось, — он пожал плечами. — Просто какая-то цепь из ничего. Ничего не связано с тобой. Ничего не связано с духами. Ничего не нужно бояться. — Он рассмеялся невесело и встал: — Ничего, кроме сбежавшего горе-водителя. Ничего, кроме тела, гроба и ямы в земле. Ничего, кроме друга…Чертова уйма таких «ничего», когда ты думаешь об этом. — Их глаза встретились. И опять вспыхнул огонек: — И ты, Хелен, совсем не мышка в норке. Это уж точно.

Не мышка в норке.

Ну, хорошо, а как насчет волка в овечьей шкуре? Хелен не могла рассказать Ризу, что она, в действительности, делала здесь, и, конечно, она сделала плохой, даже глупый ход, когда намекнула о своих подозрениях по поводу смерти его отца. Что она хотела доказать? Как и все остальные, она глупо надеялась, что он еще какое-то время поживет здесь. Неужели она ничем не отличается от тех, кто жаждет хотя бы постоять в его тени, услышать его шутку, погреться в лучах его улыбки, только потому, что он — это он? Неужели он царит во всех сердцах так же, как он царит в ее сердце?

Она играла с огнем и понимала это. Это был риск, на который она не могла осмелиться. Она была не просто женщиной, влажной после горячего душа, в его рубашке, которую, она была уверена, он носил, потому что она чувствовала его запах и его… Проклятье!

Она была матерью. Матерью, а не просто женщиной. Она не имела права играть безопасностью своего сына, а это было именно то, что она делала всякий раз, когда оказывалась рядом с Ризом. Она не могла позволить себе рисковать. Это было искушение, вызов, иллюзия, которая могла уничтожить ее жизнь. И это почти произошло.

Вызов судьбе может стать привычкой. Открыто бросить вызов судьбе и, воспользовавшись случаем, в одиночку перевернуть мир — это большое искушение. Неожиданное искушение для Хелен, которая никогда не считала себя способной на столь рискованную игру. Но теперь, когда она стала такой, она нашла способ выделить для новой Хелен, Хелен-игрока, специальный уголок в своей душе. Она вела обыкновенную разумную жизнь, и она нашла в себе силы продолжать ее вести. Хелен, которая поставила на кон деньги за аренду, была не настоящей Хелен. Настоящая Хелен каким-то образом возместила бы эти деньги. Настоящая Хелен была чуткой, работящей, она была хорошей матерью, хорошей подругой, дочерью, вообще хорошим человеком. Она всегда все делала хорошо.

И все-таки та, настоящая Хелен, никогда не была удовлетворена, та, трудолюбивая Хелен. В ней всегда была некая неудовлетворенность, чувство, что она способна на большее, на определенные действия, на определенный риск. Она боялась потерпеть неудачу, но иногда Случай, этот ужасный искуситель, заявлял о себе так явно, что ему невозможно было противостоять. Она уже готова была рискнуть, даже ощущала его вкус. О, этот вкус’. Божественный нектар, в котором, однако, чувствовался привкус металла. От этих мыслей рот Хелен наполнился слюной, а руки стали влажными и липкими. Она мчалась по широкой ленте дороги с новым безупречным асфальтовым покрытием к сверкающему куполу «Pair-a-Dice City»[5], и постепенно ее руки стали сухими.

Она вспомнила, как впервые играла в «блэкджек» в казино в Колорадо. Она была с друзьями, которые пытались свести ее с чьим-то двоюродным братом. Его она забыла полностью, но игру — нет. Хотя она и считала, что хорошо играет в карты, никто не видел ее за игрой. Она не была игроком, но любила наблюдать за игрой. Когда один из игроков ушел, ее спутник предложил заменить его. Она помнила, что в тот вечер была немного нервной, ей не очень нравилась навязанная ей компания, и она все время думала, как бы от них улизнуть. А предложение этого «двоюродного брата» прозвучало как-бы свысока, как будто им было интересно и забавно посмотреть, как она будет барахтаться среди мужчин.

И она рискнула. Она играла осторожно, расчетливо, и ушла из казино богаче на сто долларов. На них она смогла купить Сидни видеоигру, о которой он ее просил, и которая была ей не по карману. Это были случайные деньги, и она потратила их на случайный каприз. Она — победитель. Судьба сделала ей подарок, и этот подарок она разделила с тем, кого любила.

Она бы еще раньше рассталась с «двоюродным братом», если бы он не был ей нужен для посещения казино. Еще несколько выходов в свет, и она с ним распрощалась. Но «блэкджек» был неподходящей игрой для серьезного игрока. Для хорошего игрока. А Хелен была хорошим игроком и начала верить, что полностью контролирует ситуацию. Ее лексикон пополнился новыми терминами. Ей на роду было написано — выигрывать. Она заключила сделку с Судьбой. Но роскошный список ее выигрышей скоро иссяк, а в колонку, куда она аккуратно записывала долги, все чаще и чаще забывала вносить новые суммы, пока совсем не потеряла счет проигрышам.

Эта страсть держала ее в своих когтях целый год, и к тому временя, когда она, наконец, взглянула правде в глаза, ее долг вырос до невероятных размеров. Она потеряла все свои сбережения, скромный вклад, машину, компьютер, а самое главное, она лишилась доверия и потеряла самоуважение. Все это казалось не таким важным, как игра. Единственное, что осталось неприкосновенным в ее жизни, что она не могла. поставить на кон, и что, в конце концов, спасло ее — это страх потерять сына.

Но теперь этот жуткий период позади, она выстояла. Она не была преступницей, — нет! Хотя, если бы Господь не вразумил ее, она бы ею стала, и ей бы не поручили вести это дело. Подобно бывшему алкоголику, который стал барменом, она превратила свою одержимость в инструмент, который умело использует на благо Комитета по делам индейцев, в котором она работала с незапамятных времен. Ее суждения еще можно было иногда поставить под сомнение, но ее лояльность — никогда!

Она могла бы отказаться от задания в резервации на Бед-Ривер. Может быть, это даже следовало сделать. Но она не отказалась и подозревала, что это тоже были козни ее старого приятеля, Демона-искусителя, который каждый раз прятался под разными масками. На этот раз он не рядился в маску «блэкджека», а заставил вернуться назад, к корням ее сына, к свету на крыльце Роя Блу Ская. Он был опасен для нее, но так ей дорог. Перед ним невозможно было устоять. Ради Сидни она снова вернулась к тому, от чего, ради Сидни, убежала.

Ради себя самой, шепнул ей голосом Демона теплый ветерок из прерий, когда она запирала машину.

— Нет, — уговаривала она себя, — ради того, чтобы все узнать. Сидни задавал все больше вопросов, и ему уже недостаточно ее неубедительных рассказов о человеке, которого она любила, а затем рассталась. У нее было задание, но у нее была и миссия. Ей нужны ответы, которых заслуживал ее сын. Правдивые ответы. И она раскопает их для него. Раскопает так, как индейские женщины, которых она видела на темной фреске в холле казино, раскапывали корешки. Она тоже раскопает корни. Она сохранит их для сына и подарит ему на восемнадцатилетие. Конечно, это не много, но это — кое-что.

Ее не покидала неуверенность с тех пор, как она покинула дом Блу Ская. Она хотела остаться, и это желание не давало ей покоя. Ей нужно сделать работу. С тех пор как умер Рой, ее не покидало чувство, что выполнить ее надо как можно быстрее, выяснив, под каким же наперстком находится шарик. Она еще не до конца поняла, но уже что-то чувствовала, и она это раскопает. Да уж, за последние дни она много узнала. Но вместе с новым знанием пришло и новое чувство, чувство опасности. Она не знала, с какой стороны ее ожидать, но знала, что корни этой опасности угнездились внутри нее. Она просто обязана успокоиться. Ей сейчас не до внутренних переживаний.

Она не могла позволить себе думать о том, кто этот таинственный наперсточник.

Направляясь к залу, где играли в «блэкджек», она кивнула Питеру Джонсу, одному из многих крупье. Мимолетная улыбка была адресована смотрителю за порядком, имени которого она не помнила. Эта деятельность была вне подозрений. Она дружила со всеми, с кем работала, а значит ни с кем конкретно. Она умела мысленно раздвоиться и оставаться сторонним наблюдателем даже тогда, когда улыбалась кому-то или принимала участие в разговоре карточных игроков. Она как бы включала автопилот, а крупье на автопилоте — это то, о чем шулер может только мечтать. Но у Хелен не было никакого автопилота, а было одно «я» и другое «я». Это было умение, которое она развила в себе, будучи учителем, а отточила, играя в карты. Она так в этом преуспела, что редко кто замечал, что за ним наблюдают. А когда замечала в чьих-то глазах зарождающееся подозрение, просто «наводила фокус».

Старший зала проследил за сменой крупье, и скоро все семь мест за столом Хелен были заняты. Никто и не догадывался, что игра за столом слева занимает ее больше, чем за ее собственным. Крупье только что заплатил игроку на проигравшей руке. Простая ошибка или специальный ход? Она последит за этой парой, может, это опять повторится. А что, если да? Ей не нужны были грошовые мошенничества. Она охотилась за «крупной рыбой».

Когда старший зала разрешил ей сделать перерыв, Картер был уже тут как тут, с чашкой кофе, в котором были сахар и сливки — точно, как она любила. В таких вещах Картер был незаменим, и не только для нее. Он проявлял личный интерес к работникам, запоминал их вкусы и привычки, и легко и непринужденно этим пользовался.

— Недавно здесь был твой любимый клиент, — сказал он ей со смешком. — Ну заешь, тот ковбой из Небраски? Он велел тебе передать, что вернется позже и чтобы ты готовилась к долгой ночи. Сказал, что оставляет за собой место, и что он при больших деньгах.

— А ты не намекнул ему, что его с трудом можно назвать умным, если он будет трепаться о деньгах?

— Я сказал: «Мисс Кеттерлинг скоро придет, а любое свободное место вы можете занять прямо сейчас». У меня такое чувство, если бы мой брат знал, что кто-то обещает тебе долгую ночь, он бы оставил ему место где-то очень далеко отсюда.

Она недоверчиво на него посмотрела, и он засмеялся. Затем посмотрел по сторонам.

Сегодня здесь было спокойно, как, впрочем, и всегда. Здесь никогда не гремели ни бури, ни штормы, ни даже небольшие грозы. В самую напряженную ночь здесь царило размеренное спокойствие, которое, время от времени, нарушали звуки колокольчиков или звонки, сигнализирующие о большом выигрыше в автоматах. А звук опускаемых туда монет был мягким и успокаивающим, таким же приятным для уха завсегдатаев казино, как и звук подъемника для денег.

— Мне кажется, Риз, все-таки, немного здесь задержится, — сказал Картер, ловко возвращая Хелен к интересующей его теме. — Как ты думаешь?

— Я думаю, он-таки заменит отца в Совете до конца срока, если это то, что от него ожидают, — ответила Хелен. Во время перерыва она обычно оставалась здесь же, болтала с кем-нибудь, пила что-нибудь безалкогольное, наблюдала за игрой, так что в разговоре о Ризе не было ничего необычного.

— Я говорю совсем не о том, чего от него ожидают в Совете. Неужели вас двоих ничего не связывает?

Хелен промолчала.

— Да, какое-то время он летал очень высоко, когда играл в профессиональный баскетбол, — продолжал Картер. — Казалось, он жил в другом мире. Конечно, мы ходили на его игры, а в промежутках между сезонами он иногда заглядывал к нам на денек-другой. Иногда мы выезжали в город, бродили, ходили на концерты. Он настоящий любитель джаза. Ты знала об этом?

— Нет, не знала. — Когда она с ним познакомилась, он еще не любил джаз. Тогда, в двадцать два года, он любил только себя и бравировал этим.

— Смешно, как успех делает людей одинокими. А затем у него начались эти его проблемы.

— Да, с травмами, — поддакнула она.

Наблюдая за игрой по телевизору, Хелен видела, как он получил одну. Во время схватки за мяч, он упал, и кто-то наступил ему на руку. Он все же доиграл матч, после того как врач команды вставил ему палец на место и перебинтовал. Комментатор никак не мог успокоиться, расточая похвалы стойкости Блу Ская.

— Ага. Вот, значит, что он тебе рассказал, — Картер пожал плечами и облокотился о низкий барьер, отделявший бар от площадки над первым рядом игральных автоматов. — Ничего не скажу, он получил свою порцию травм. Не многие мужчины любят говорить об этом. А сын Роя Блу Ская этого точно не любил. Он терпеть не мог причитаний.

— Думаю, это тоже добавило к его одиночеству. Когда нельзя ни с кем поговорить о своих… — Травмах. Вот, значит, что он тебе рассказал. — Проблемах.

— За те деньги, которые он заработал, он мог купить любого, кто внимательно выслушал бы его.

Выслушал что? Хотела спросить Хелен, но только кивнула. О травмах ей было известно, это было то, что она понимала. О каких же проблемах он не мог говорить?

— Да, будет здорово, если он войдет в Совет, даже на короткое время, — сказал Картер. Хелен все еще думала об одиночестве Риза, о том, как ему нужно с кем-то поговорить, но Картера волновали более насущные проблемы. — Нашему хозяину нужна хорошая поддержка.

— Ты думаешь, «Тэн Старз» может рассчитывать на поддержку Риза?

— Риз — местный. Он теперь бизнесмен. Он понимает, что может принести прибыль в реальном мире. Поэтому я думаю, если он попадет в Совет, он поможет нам. — Воодушевленный такими перспективами, он оттолкнулся от барьера. — А если ты, Хелен, будешь держаться нас, то и у тебя будет блестящее будущее. Я знаю — ты учительница, но, возможно, я предложу тебе такое, что будет стоить того, чтобы изменить жизнь.

— Тогда это действительно должно стоить того, — сказала она. — Преподавание — моя первая любовь.

Он коснулся ее плеча: — Ты поможешь мне наставить Риза на путь истинный, и я покажу тебе, что считаю стоящим.

— Не уверена, что буду такой уж хорошей помощницей.

— А это мы увидим, не так ли? Не он ли причина того, почему ты здесь? — В темных глазах Картера заплясали веселые огоньки. — Может, он и есть та рыба, которая сорвалась с крючка?

— А может это я — та рыба, которая сорвалась?

— Ну, конечно, — он вежливо кивнул в знак согласия. — Кто с уверенностью может сказать, что он сделает именно то, что собирался делать, а?

Все, кто его знал, подумала она. Она никогда не сомневалась, что он обязательно будет играть в баскетбол — когда угодно и как угодно. Она знала, что эта мечта полностью им завладела. Сейчас она поняла, что они оба сорвались с крючка. Правда, только на какое-то время.

Хелен увидела, что крупье, за которым она наблюдала, опять отдал незаслуженный выигрыш тому же игроку. Скорей всего, завтра этого крупье уволят. А если нет, она узнает почему.

— Вы вылавливаете много шулеров после просмотра видеозаписей? — спросила она.

— Шулеров? — Картер рассмеялся, как будто проблема шулерства была чем-то из области фантастики. Шулеры должны уметь прятать карты в рукаве, а это редкое умение. — Мы ловим кое-каких мошенников, но все они далеки от совершенства. Прошлой зимой, например, мы поймали крупье, который жульничал.

— Я помню, ты рассказывал мне о нем, — невинно улыбнулась она. — Когда я занималась на курсах крупье, нам показывали очень интересные видеозаписи. Некоторые шулерские трюки невозможно заметить.

— Тебе не нужно слишком беспокоиться об этом. «Небесное око» видит все. — Он кивком указал на ближайшую видеокамеру.

— Но «небесное око» ни о чем не сообщает, пока кто-то не посмотрит записи. И этот «кто-то» должен просматривать эти скучные записи очень внимательно.

Он начал загибать пальцы на правой руке, перечисляя этих «кого-то»:

— Это — представители племени, это — «Тэн Старз», это — служба безопасности, это — я и мои помощники. Всегда есть кто-то, кто просматривает записи. — Он замолчал: — А почему ты спрашиваешь? Ты заметила что-то подозрительное?

— Нет, но я наблюдаю. Мне очень хочется увидеть настоящего карточного шулера в действии, — улыбнулась Хелен. — Думаю, было бы забавно поймать кого-нибудь на горячем.

— Ты хочешь поймать большую рыбу, Хелен? — он подмигнул. Начни с той, которая уже один раз сорвалась.

5

Риз не знал точно, как предполагалось проводить поминки, поэтому, он решил устроить все по-индейски.

Поминки по-индейски могли быть либо торжественно долгими, либо мгновенными, все зависело от того, как провести обряд. Трудно сказать, какой обряд выбрал бы сам Рой Блу Скай, поэтому Риз решил положиться на себя. Если бы что-то пошло не так, как хотел Рой, он бы почувствовал. Глаза в ночи подсказали бы, и рука в ночи привела бы его к этому обряду. Эти мысли не давали ему покоя.

Он устроился на ночлег в летней пристройке, что сколотил его отец лет тридцать тому назад. С виду это было круглое, из неотесанного дерева, открытое по бокам сооружение, которое с приходом весны обновляли и покрывали тополиными ветками. За ним закрепилось прозвище «халабуда скво» за то, что днем там всегда была тень, а ночью там было зябко, как в холодильнике. Спать в «холодильнике» было сплошным удовольствием, особенно в душные ночи.

У каждого индейца когда-то была такая летняя пристройка. Старикам нравилось прохлаждаться там в полуденный зной, когда их коробки-дома накалялись, как печи. Детвора устраивалась там на ночлег, когда взрослые уходили спать в дом. Поэтому Риз решил провести посмертный обряд там. Вероятно, это было правильно. По старинному обычаю индейскую пристройку — «типи» сжигали. Этот обряд изредка совершали и сейчас. Но Риз не мог представить, как полыхает весь типи. Когда он думал об этом, ему казалось, что это будет неправильно, и теперь ему надо было решать, как поступить.

Ощущение, что он поступает правильно, возникло у него, когда он собрал сухую полынь, вырыл яму для костра и сложил туда личные вещи отца. Рядом с ним был его пес. То, что рядом с ним была живая душа, радовало его, потому что ему необходимо было с кем-то говорить и пес понимающе поднимал морду, как будто ловил каждое слово. Услышав команду «Пойдем, найдем спички», Плакса навострил уши. Возможно, он перепутал слово спички со словом сосиски. «Будь со мной сегодня. Не пожалеешь».

И пес послушался, хотя вел ночной образ жизни в отличие от нынешнего Риза. Он должен был исследовать шелест травы, проверить движущиеся тени на пастбище и обнюхать скачущую лягушку.

Риз сидел, скрестив ноги на соломенной постели, накрытой куском холста, спальными мешками и одеялами и играл со спичками. Он поджег одну и смотрел, как она горит, вдыхал запах серы. Восхитительное зрелище. Однажды он устроил в прерии пожар, вот так вот залюбовавшись огнем спички и запахом серы. Пожарники нашли спички и принесли их отцу. «Черт бы побрал этих охотников», — сказал тогда Рой. Риз помнит, как стоял, спрятавшись за дверью спальни, и прислушивался к их разговору, дрожа от страха. Когда эти люди ушли, он вышел и столкнулся с отцом. Тот осмотрел его маленькие руки в саже и провел по обожженным волосам. Единственное, что он сказал: — Если тебя поймают за этим, тебя заберут. Там ты будешь хлебать баланду из одних кабачков и спать на твердом, холодном полу.

Кабачки он всегда терпеть не мог, да и не уверен был, смог бы спать на земле. Но он собирался попробовать. Он наблюдал, как солнце садилось за холм, где погиб его отец.

— Теперь это его холм, его Последний Рубеж, — сказал он псу. — Так ли все было, когда его, как в легендах, забрали на небеса? Смотри, на закате они прекрасны, как на картине, согласен? Я должен почаще возвращаться домой, просто для того, чтобы смотреть на небо.

Очертания высокой травы на фоне розовато-голубого неба навеяли воспоминания о потрепанной книге рассказов, которую ему когда-то читали, но это было так давно, что он не припомнит кто. Это было еще до того, как он начал подпаливать траву в прерии, до того, как впервые увидел игру в баскетбол и до того, как впервые попробовал кабачки. Зато он помнит, как повторял за рассказчиком забавные слова «Дедка Зайка — зайка» и страницу книги, по которой он проводил руками. На ней было изображено небо, раскрашенное, как пасхальные яйца. Отец не мог читать ему эту книгу. Он всегда пересказывал правдивые истории, а не читал их из книги, и в них никогда не упоминались «зайки». Настоящие кролики? — да, вероятно, но в его рассказах действующими лицами были бабушки и дедушки, а не какие-то там «зайки».

— Откуда же взялся этот «Дедка Зайка — зайка»? — спросил он вслух и засмеялся. — Должно быть, сбился с заячьего следа и спрыгнул с пасхальных яиц. А небо? Кто его так разукрасил? Если верить сказке, это Дедка?

Вряд ли он ожидал получить ответ и продолжал размышлять. — А что, если это ты разукрашиваешь небо, и это теперь твоя работа? «Закаты на Диком Западе» кисти Роя Блу Ская.

Он услышал свой громкий смех, разносимый ветром.

— Что скажешь? Неподходящее наследство досталось тебе. Старик? Как же мне рисовать тебя? Подскажи. — Ветер подхватил его слова и унес вдаль. Он ждал появления новых образов, но они не приходили. — Я должен знать, где ты сейчас. Бродишь ли ночью по холмам в поисках даров, оставленных охотниками? И если я оставлю мясо, кого я накормлю им, тебя или собаку?

Плакса шумно зевнул и растянулся на боку. В вечернем небе стали появляться первые звезды. А может, то были не звезды, а тускло мерцающие души старых странников, которым пришлось рано тронуться в путь. А может, те звезды были новичками на небесах, молодые души, жаждущие бежать вперед. Вот кем стал бы Риз, попади он туда, одним из впереди бегущих. Никаких бесцельных странствий. Он стал бы полоской света. Падающей звездой.

Беги же, Большой Человек. Беги что есть духу. Лети, словно птица.

Знакомый клич.

— Да, я бегал. Я летал и «взлетал» высоко. Ты паришь сейчас там? — Что бы ни делал там Старик сейчас, он оставил свой след на земле. Риз это знал. — Как мы связаны с тобою? Притягивают ли мои мысли тебя на землю? И если я позову тебя, придешь ли ты ко мне?

— Я и сейчас с тобою, как кровь, которая течет в твоих жилах. Ты это знаешь лучше других, зовешь ли ты меня, ругаешь или обвиняешь. Ведь я твой отец. И я живу в тебе.

— Ты прав, — пробормотал Риз, укладывая сухие дубовые и тополиные ветки, как учили его в детстве. — Но кто учил? Некто свыше.

Он просто выполнял долг, черт побери, и старик был частью этой обязанности. Он не хотел общаться с духами. Он хотел знать, куда ушел отец, и было ли ему там хорошо. Вот и все. Он так хотел, чтоб отцу было хорошо, и он бы не странствовал, беспокоясь о своем незавершенном деле…

— Каком незавершенном деле?

Проклятье, с кем это он говорит?

Пес устало дремал. Теперь никто не составлял ему компанию. Верхушка холма Последний Рубеж чернела на багровом горизонте, вскоре она сольется с темнотой. Скоро пора разводить костер.

— Я думаю, что если душа твоя не обретет покоя, это никак не связано с тем, что случилось на том холме, — сказал он, растирая спичку между большим и указательным пальцем. — Существует лишь один вопрос, на который надо дать ответ, — кто это сделал, и даже если ответ будет найден, ничего уже не изменить. Мы оба это знаем. А раз так, я отдам твой пикап и ружья, и сожгу твои штаны и рубашки. А что потом? Ты оставишь меня одного? — Ответа нет. Ничего, кроме шороха листьев на крыше пристройки. — Если я делаю все так, как ты хочешь, пора начинать. Направляй меня. — Он сел на корточки, поджег спичку от ногтя большого пальца и закрылся ладонью от ярко вспыхнувшего пламени. — Ну, вот и все. Теперь я остался один.

Сухое гнилое дерево в основании его крепкого типи из дров вспыхнуло и издало треск, подобно щелчку фотоаппарата, что тетушка Лил вытаскивала на праздники. С тех пор много воды утекло. Он помнит этот проклятый фотоаппарат и те усилия, которые все прикладывали, чтобы уговорить его стать в кадр вместе с другими младшими братьями и сестрами. Как невозможно трудно было выполнить наставления тетушки Лил не ерзать по полу ногами, а замереть, например, как дядюшка Сило, который был старым приятелем Роя, еще до того, как стал его шурином.

Но Рой был последним из парней, которого он избрал для женитьбы на своей юной красавице-сестре. Рой был слишком стар и неотесан для нее, да к тому же беден и некрасив. Он уже был однажды женат, а Бернадет недавно окончила школу. Тетушка Лили часто рассказывала историю о том, как Рой выиграл для себя невесту, проиграв поединок с Сило. В подтверждение этой истории она отдала Ризу фотографию. Снимок запечатлел Бернадет после того, как она исчезла на два дня, а затем возвратилась, уже замужем за Роем. И объяснила это так: — Мне стало жалко его. Он так расстроился, что поединок был остановлен и поклялся, что будет сражаться за меня, пока я не отвечу ему «да». Это была трогательная свадебная фотография, где стояли его мать — высокая, стройная красавица с волосами, ниспадающими до пояса и отец, ликующий жених, вдвое старше нее, с опухшей губой и подбитым глазом.

Риз сожалел о том, что тетушка Лили отсутствовала на похоронах. Он слышал, что ей нездоровилось и ему следовало навестить ее, пока он здесь. В последнее время он не уделял внимания таким мелочам, как забота о близких. Но вещи отца, которые он перебирал, напомнили ему об этом сентиментальном долге.

«Как может он, такой сильный парень, быть сентиментальным из-за каких-то семейных обязанностей?»

Он полагал, что выбрал хорошее место для костра, оно находилось далеко от халабуды. Языки пламени лизали края его типи, выстроенного из дров, и, измени сейчас ветер направление, пожарища не миновать.

И тогда бы его забрали. Но он лежал бы не на холодном полу, а на столе, в холодной, белой, стерильной комнате и слушал бы приглушенные голоса людей, склонившихся над ним: — Состояние парня неважное. Ему не играть больше в профессиональный баскетбол.

А иначе он никогда бы не ушел из баскетбола. Если бы они не забрали его тогда и не подсоединили к этим аппаратам, а позволили его телу бороться, возможно, тогда бы он выкарабкался. Выкарабкался и явился в лучах славы. А мо жет быть, и не выкарабкался. Это была бы серьезная игра в орлянку, на жизнь или смерть, единственная, в которую следовало играть.

Пламя костра мгновенно поглотило пару джинсов, образовав вокруг себя черные клубы дыма. Прорвись, подумал он. Шаг за шагом, не спеша. Индейский обряд требовал времени. Он его требовал, но не измерял и не сожалел о том, что оно проходило. Он подбросил в костер пучок полыни. Едкий запах дыма окутал его и прояснил мысли. Еще пучок хвороста и уже пламенеет в костре пара рубашек.

Не спеши. Дождись часа. Изготовься, прицелься и бросай.

«Я помню эту рубашку». Он узнал ее по ажурной вышивке на кокетке и треугольной прорези на задней фалде. Это та рубашка, в стиле кантри, которую ему пришлось надеть на школьный вечер танцев. Он ненавидел танцы, когда учился i в восьмом классе. Но он пошел на тот вечер ради девочки, которая ему нравилась. И в этот день он попросил у отца какую-нибудь обнову.

Он прекрасно знал, что был конец месяца, конец долгой и суровой зимы, конец, как потом оказалось, последнего запоя отца.

Поэтому денег в доме не было. Риз знал об этом, но все же попросил, отчасти, чтобы посмотреть, как неловко отцу будет за отказ.

Рой отыскал какую-то рубашку в дальнем ящике комода и пояснил, что надевал ее всего раз или два, хотел, чтобы она сохранилась. Для чего? Удивился про себя Риз. У этой вещицы был старомодный и уродливый вид. Но было что-то трогательное в том, как отец развернул ее и подал ему. И это что-то не позволило Ризу не взять ее. В глазах отца он заметил необычное тоскливое выражение. Судьба рубашки была решена. Он надел ее и пошел в ней, несмотря на то, что рукава были слишком коротки и не доходили до запястьев.

В тот вечер он был робким. Ему не хватило смелости пригласить девушку на танец. Но это было к лучшему, потому что танцор из него был никудышный. Он не знал ни одного танцевального движения. Ему ничего не оставалось, как усесться на скамью на трибуне и наблюдать, как одноклассники неумело пытаются исполнять эти глупые чужие ритуалы. Объявили «белый танец» и в исполнении восьмиклассниц из его школы это выглядело как дуэт девушек, виляющих костлявыми бедрами перед юношами, сидящими на трибунах. Какой контраст с «индейскими танцами», в которых мужчины, а не женщины надевали красочное оперение и прохаживались с напыщенным видом по кругу. В старые времена женщины степенно ходили по периметру, чтобы лучше увидеть, оценить и сделать свой выбор.

Возможно, баскетбольная площадка была для этого выбора? Тогда почему его не выбрали? Разве он не был звездой на этой арене, пусть даже на нем не было перьев? Он превзошел всех, даже себя и неоднократно.

Превзошел, обыграл и перерос, не так ли, Блу Скай?

Однако, не в тот вечер, вспомнил он. Тот танцевальный вечер закончился избиением Чеви с ватагой других парней и распитием «Эвеклер», все любой ценой стремились получить удовольствие и сотворить что-то недозволенное. Они разбили несколько стекол просто, чтобы услышать звон, вломились в пристройку магазина только потому, что Риз был такой высокий, что запросто мог поднять Тайтуса Хоука, чтобы тот пролез через окно. А потом рубашка Риза зацепилась за колючую проволоку, когда он убегал от полицейского, весом этак в 300 фунтов, который чуть было не схватил его.

На следующий день старик никак не выразил своего негодования по поводу слишком явного похмелья. Не проронив ни слова, Рой взял разорванную рубашку и удалился с ней в свою комнату. Риз никогда не видел, чтобы он впоследствии надевал ее, он выбросил ее, такую узорчатую, из-за того, что она была порвана, но, скорее всего, из-за стыда, что сын принимал участие в дебоше, который все потом окрестили как Неистовый Вечер Танцев. Затем Ризу пришлось все лето работать, чтобы покрыть убытки, но это не спасло, и старику пришлось подбрасывать свою денежную долю, чтобы расплатиться окончательно. Но и тогда он не проронил ни слова упрека.

От ярких цветов рубашки остались теперь чернила да зола. Риз добавил еще хворосту, хотя едкий дым и без того разъедал глаза. Он вытирал слезы ладонью, а сам продолжал укладывать хворост грудой. И так один за другим, он сжег все предметы земной жизни отца. Жар от костра так разгорячил, что ему пришлось снять рубашку. В костре тлело шерстяное пальто-шотландка и от него исходил запах горелых волос. Белый дым потянулся к верхушкам деревьев, куда-то туда в темноту.

К его горлу подступила песня, слова печали и раскаянья на языке, от которого изнывал разум, но который помнило сердце. Несчастное, неуклюжее сердце, которое сделало все возможное, чтобы тело его двигалось, оно не могло избавиться от старых, ненужных, мимолетных воспоминаний. И песня вырвалась из его уст и долетела до неба, а затем ночь забрала и увела ее с собой.

Тункасила, услышь меня, дух, который летит к тебе, когда-то был моим отцом. Теперь он там один, он, вождь нашего народа. Береги его. Хе-йя-хе.

У него возникло странное ощущение, будто его тело стало до неузнаваемости маленьким и незаметным в звуках громкого голоса, который эхо разносило от звезды к звезде. Ночное небо подхватило его песню, и это так заворожило его, что он не слышал ничего, кроме треска костра, пожирающего одежду отца, и не видел ничего, кроме бликов костра и мерцания звезд.

Свет автомобильных фар залил дорогу и погас. Раздался рокот мотора, затем он утих и окончательно смолк. Пес вскочил, но лаять не стал. Дверь мягко отворилась и захлопнулась. Почтительно. Риз не замечал ничего. Он стоял у костра и с него градом катился пот, очищая каждую пору, а он пел за упокой души своего отца, пел снова и снова, потому что путь был длинным, а ночь огромной. Маленькой душе легко затеряться в ином мире, без поддержки сильной, сердечной песни, летящей рядом с ней, и пусть те, кто ждет там, знают, что они ее услышат.

И вот он летит к вам. Большой и сильный человек летит к вам.

Он повернулся и увидел Хелен. Он не удивился, что она была там. В нем не было неловкости и отстраненности, ничего такого, что могло отдалить от нее. Восторг, вот то, что он испытал, увидев ее, потому, что сейчас чувство силы и торжества переполняло его и готово было вылиться наружу. Он поднял руки в приветствии.

Она узнала собаку, но ее взгляд был обращен к Ризу. Она пошла к нему, и чем ближе она подходила, тем короче становились ее шаги. И вот она уже парит в его объятьях, будто птица. Не говоря ни слова, он приподнял ее над собой и поцеловал. Жар разлился по его телу и вспыхнул пожаром в его сердце. Рядом с его разгоряченным, со струйками стекающего пота телом, ее собственное казалось воздушным и прохладным. Она прильнула к его губам и целовала его жадно и неотрывно. Он пил ее поцелуи как воду, только сейчас ощутив, как у него пересохло во рту. Она оторвалась от него ненадолго, чтобы, наконец, взглянуть на него. Он увидел танцующие огоньки в ее глазах и сглотнул сладковатый привкус, который остался во рту от ее поцелуя.

Он ощутил прикосновение прохладных рук на своих влажных щеках и подумал, что ее лицо, должно быть тоже влажное. Его глаза слезились, и во рту скопилась горькая слюна. От огня и едкого дыма, подумал он. Он не мог допустить мысли, что Хелен подумает, будто он плачет. Он не мог плакать. Кто угодно, только не Риз Блу Скай. Она гладила его так нежно, что он не мог не дать волю своим желаниям.

Плавным, скользящим движением он опустил ее на землю и опять поцеловал. Он понял, что она ждала его и готова принять. Ее тело, которое прильнуло к нему, и руки, которые не переставали гладить его, говорили об этом, она отвечала поцелуем на поцелуй, и ему захотелось спрятаться в ней и незаметно для себя, он оказался на коленях перед ней, пока расстегивал ее блузку. Он уткнулся лицом в ее грудь. Она не остановила его, а продолжала гладить даже тогда, когда он положил голову в ложбинку между грудями. И тогда то, что она произнесла, было не слово, а больше, чем слово. С ее губ сорвался стон. Это означало, что он был желанным и его ждали. Он был в безопасности, и именно это ему было важно. Кончиком языка он провел по ее груди, по всем выпуклостям и впадинкам. Она запустила пальцы в его волосы и нежно перебирала их.

Он закрыл глаза и как будто заново начал изучать ее тело. Он провел руками по округлым бедрам, по знакомому изгибу спины, упругому животу и мягким ягодицам. Он наткнулся на застежку-молнию, расстегнул ее и стащил юбку с бедер, обтянутых шелковыми трусиками.

Он посмотрел на нее, и тысячи слов пронеслись в его голове, однако он не произнес ни одного, чтобы не нарушать таинства. Он обвил ее бедра руками, поднял и понес на одеяло, которое он постелил для себя на траве. Он взял какую-то тряпку отца, что-то, напоминающее рубашку, и начал вытирать вспотевшее тело. Но Хелен решила сделать это сама. Она забрала у него рубашку, промокнула пот сначала с лица, затем с шеи, плеч и груди. Она вытирала его осторожно, как хрупкую драгоценность.

Он стоял на коленях перед ней, принимая ее ласки, едва сдерживаясь, чтобы не притянуть ее к себе.

Кончиком языка она облизала пересохшие губы и, изголодавшись по ней, он жадно прильнул к ее влажным, сочным губам, почувствовал ее язык у себя во рту. Страсть переполнила его, он погладил ее хрупкую шею и, не отрываясь от ее рта, сорвал с нее блузку. Теперь ее руки были свободны, и она могла обнимать его, пока он целовал ее и наслаждался сладкой прохладой, которая исходила от нее этой ночью. Он расстегнул бюстгальтер и опустил бретельки. Ее обнаженные груди коснулись его горячей груди. Его руки скользили по изгибам любимого тела, и она стонала от возбуждения, оттого, что он был близко. Груди ее напряглись и соски затвердели.

Он снова поцеловал ее, и она почувствовала, что он дрожит. Ее рука скользнула вниз, и она почувствовала, что он сильно возбужден и готов заняться с ней любовью. Он подставил лицо ветру, посмотрел на звезды и их свет привел его в чувство.

— Риз…

— Тише, — сказал он, прижимая ее к себе. Все его большое тело пробивала дрожь. Глаза их были прикрыты, и запах горелой полыни одурманивал их, предвещая незабываемую ночь. — Я пойду, возьму то, что нам необходимо в таких случаях. Обещай, что не прогонишь меня, когда я вернусь.

Она не убрала руку с его бедер, и он застонал. — Я не хочу, чтобы ты куда-нибудь уходил, — прошептала она.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — Он улыбался, потому что ему пришлось расстегнуть брюки, чтобы ей легче было ласкать его. — У тебя нет выбора. Либо прогнать меня, либо оставить, — напомнил он ей. — Я останусь и доведу тебя до экстаза, как тебе это?

— Ты не можешь…

— В моем доме я устанавливаю правила, — прошептал он ей на ухо. — Мои правила, мои причуды, мои…

Он не договорил, потому что ему опять захотелось шептать ей нежные слова, дразнить ее, целовать взасос и пробовать языком все потаенные уголочки ее тела, пока она не начала учащенно дышать и ритмично раскачиваться на нем, и наконец, достигла высшей точки наслаждения, у нее вырвалось: «О, боже, о, боже».

Он обнимал ее, и его тело плавно двигалось в ее ритме, как будто он стал частью ее. Жаль, что среди вещей его отца не нашлось такой интимной штучки, как упаковка презервативов. Он никогда не слышал, чтобы кто-то из индианок использовал презервативы.

Черт побери, однако, не вовремя его разобрал смех.

— Сходить за водой? Как ты думаешь? — Он нехотя отодвинулся от нее. — Ты ведь не уйдешь, правда?

— Нехорошо было бы поступить так, согласись. — Она удержала его руку. — А я все же хочу поиграть.

— Либо пан, либо пропал.

— Либо пан, либо… — Она потерлась щекой о его ладонь, — либо Блу Скай. Я бы предпочла Блу Ская. Я так по тебе соскучилась.

— Это правда? — в его голосе звучали нотки сомнения, но возможно, она говорила правду, и ему было достаточно этого. Это значит, что она хочет его.

Он застегнул джинсы и пошел в дом, дав Хелен наставление следить за костром до его возвращения. Набросив легкую летнюю рубашку, она сидела и смотрела ему вслед, испытывая нечто, подобное лихорадке, когда удача идет к тебе в руки. Она знала, что торопит события, но ей это нравилось. Глупо. Как глупо и неразумно с ее стороны. В одночасье она могла лишиться всего, а он все заполучить. Зачем она использует этот ужасный шанс?

Она перебралась поближе к костру. Риз исполнял свои обязанности перед отцом и доверил ей часть из них. Следи за костром. Она подкинула сухие ветки тополя и горсть сухой полыни. Костер разгорелся сильнее. Она развернула одеяло и поднесла его к костру, чтобы дым впитался в него, очистил и придал коричневый оттенок. Она не знала, какие слова говорят при этом, но прошептала: — Очисть меня. Хотя бы на эту ночь. Смой с меня все лишнее и наносное и дай мне возможность любить его сегодня.

Кого она пытается обмануть? Ведь это была мольба за себя, она осознавала это. Женщине с таким положением, как у нее, глупо было вести беседы с тем, кто был никто, пусть даже этот никто была сама темнота. Но ведь она пришла к нему темной ночью и появилась перед ним в отблесках костра, и сила, которая привела ее, не имела никакого отношения ни к прошлому, ни к будущему. Она была реальнее, чем все вокруг, и отрицать ее было все равно, что отделиться от нее. Но было слишком поздно. Она услышала, как он затворил за собой дверь и что-то сказал псу. Она увидела, как высокая тень упала на траву и услышала звуки прерии, рассекаемые его джинсами.

Он принес две бутылки ключевой воды. — Я должен облиться ею, но от этого я окончательно проснусь, а я как раз мечтаю, чтобы это не… — У него хрустнуло колено, когда он подсел к ней и подал бутылку. — Почему ты пришла сюда?

Она изумленно посмотрела на него, а он на нее и они оба прыснули от смеха. Она плеснула немного воды в ладонь и брызнула ему в лицо. Он усмехнулся и облил водой сначала ее лицо, затем шею и грудь.

— Как хорошо, — сказала она.

— Да, работа кострового жаркая, — сказал он, растянувшись подле нее.

— Я ехала с работы домой и увидела костер, — пояснила она.

— Но ведь это тебе не по пути.

— Нет, конечно, но тогда я не смогла бы остановиться.

Он изучающе посмотрел на нее, перед тем как приложиться к бутылке и сделать большой глоток. Через прозрачную пластиковую бутылку видны были огоньки костра, танцующего в воде. Он отпил воды из бутылки и уставился на костер. — Получается, что ты поехала этой дорогой, чтобы проехать мимо меня?

— Но я увидела огонь. Я подумала, что ты должно быть… — Она посмотрела на вещи, которые еще не сожгли, они лежали, как небольшая груда белья для сдачи в прачечную. — Я не хотела, чтобы ты занимался этим в одиночку. Может ты так и задумал, но я… — Она засмеялась, тяжело вздохнула и встряхнула головой. — Как бы то ни было, а я приехала.

— Ладно, я заставил тебя приехать, и я могу заставить тебя потерять голову. — Он улыбнулся и подергал ее за волосы. — Я буду делать это, снова и снова, ты ведь знаешь. Ты с самого начала знала это. Помнишь, у кого-то сказано, я рожден, чтобы ты была счастливой?

— Чьи это слова? Надеюсь, не мои, — прошептала она, прижимаясь щекой к его ладони. — Пойдем, возьмем мой кошелек. Он в машине. И там есть контрацептивы.

— У меня в кармане гоже, — сказал он и притянул ее к себе. Он целовал ее как женщину, с которой провел много лет жизни и доверял ей все свои секреты.

Ей хотелось, чтобы они целовались бесконечно, отдыхая только тогда, когда совсем выдохнутся.

Когда он отстранился, на лице его была улыбка, как будто он узнал какой-то секрет, пока они целовались. То, как они целовались, вероятно, подтвердило его догадки. — Мне кажется, что мы стали лучше, чем были когда-то.

— Мы просто стали старше и мудрее.

— Ну, скажем, я буду еще мудрее, — заверил он. — Помнишь, тебе не нравилось, что я был недостаточно зрелым? Когда мы были наедине, я был для тебя мужчиной, а на людях — просто мальчишкой.

На людях? Что-то она не припомнит, чтобы во время их короткого бурного романа они часто появлялись на людях. Но она почувствовала, что он хранит воспоминания, которые до сих пор беспокоят его. Это было видно по глазам. Должно быть, когда-то она нечаянно оскорбила его. Но сейчас она даже не припомнит когда и как. Вот это ужасно. Она помнит, что ей становилось немного неловко, когда она бывала в компании коллег, которые преподавали у Риза. Может, ее это смущало больше, чем ей казалось? Что она сделала, чтобы это скрыть?

Он видел, как она напряженно пытается вспомнить. Его глаза поблескивали в отсветах костра.

— Но я догоняю, Мэгги Мэй.

Она засмеялась. Это была дурацкая песня Рода Стюарта, которой он ее когда-то дразнил, напевая пошловатый мотивчик. Когда она ставила его в неловкое положение, он в долгу не оставался.

— Я всегда буду старше тебя, — отпарировала она.

— Ну, если считать годы по календарям, наверное. Когда-то я был не по годам взрослым, черт побери. А сейчас я слишком надломлен для своих лет.

Он поправил рубашку, которой она была укрыта, и обернул ее вокруг шеи Хелен, приподнял ее подбородок и прижался к ней лбом.

— Сейчас для нас возраст не имеет никакого значения, мы это понимаем. Этот твой ответный удар уже не годится.

— Я никогда не применяла ответных ударов.

— Не лги мне больше. Теперь моя очередь подавать, а твоя задача — отразить удар. — Он улыбнулся, изучая ее. — Так поможешь мне сжечь вещи?

Не лги. Не лги. Не лги. Она проглотила обиду. — А разве здесь принимают помощь?

— Только с моего разрешения.

— Ты не собираешься сжечь воспоминания? — Она подобрала засохшую ветку и пошла за ним к груде лежащей одежды. — Я хочу сказать, что ты наверняка хочешь сохранить память об отце.

— Я сжигаю только вещи, которые он носил.

Он разворошил палкой раскаленную докрасна золу. — Я помню, как мы сжигали вещи матери, когда она умерла. — Он раскатал поленья внутри костра, чтобы не дать ему потухнуть. — Я был очень напуган тогда. В детстве я слышал много историй о привидениях, и я не хотел, чтобы моя мама стала одним из них. Я этого очень боялся. Мама умерла внезапно, и я думал, что после смерти она воплотится в кого-нибудь, возможно, в меня… — Их взгляды пересеклись. — Вот это было ужасно.

Хелен накинула рубашку на плечи и пристально посмотрела на него. — Ты говорил об этом отцу?

— Я плакал. Но он запретил мне плакать.

— Ему тоже было несладко.

— Конечно, но плакать не разрешалось никому. В том числе и ему. Он плакал только тогда, когда сильно напивался. Но это не в счет. — Риз вздохнул, встряхнул головой и подбросил полынь в костер. — В каком-то смысле я сейчас сжигаю эти воспоминания. — Он принес одеяло, укутал ее как, в саронг. — Поможешь мне закончить работу?

Она подавала ему оставшиеся вещи, одну за одной, не глядя на них, пока вокруг них не образовались клубы дыма. Пучки полыни, которые сгорали вместе с одеждой, наполнили воздух дурманящим запахом.

— Эту рубашку я помню, — сказал он, бросив на нее мимолетный взгляд. — Он надевал ее в последний раз, когда пришел на мою игру.

— Тогда сохрани ее.

— Так не поступают.

— Но ведь это хорошие воспоминания, — сказала она, а тем временем рубашка уже горела в огне. — Давай оставим те вещи, которые этого заслуживают.

— А вот совсем новая рубашка, — сказал он о темной рубашке, которую Хелен подала ему. — Я ее никогда не видел.

— А я видела. — Она забрала ее назад и погладила, как будто это был дорогой атлас. — Как-то я приехала, чтобы покататься верхом на лошади и он сопровождал меня. Помню, твой отец показал мне место, где ты упал в яму.

— Кто упал, я? — Риз засмеялся. — Это он упал, а не я. Мне было лет одиннадцать или двенадцать и пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытащить его. Это его быстро отрезвило. — Взгляд Риза устремился куда-то вдаль. — Однако, как мы — смеялись тогда. Мы оба заливались от смеха, барахтаясь в грязи, пока у нас не началась икота. Да, мы оба.

— Так, значит, ты никогда не падал в эту яму?

Он пожал плечами. — Думаю, все-таки когда-то падал. Я был тогда еще совсем маленький, была весна и вода поднялась высоко. Мы загоняли лошадей и мне казалось, что я был по-настоящему взрослым. Отец разрешил сопровождать его, а когда мы прискакали к изгороди, он сказал, чтобы я перепрыгнул, в точности, как он. Но я слушал невнимательно. Моя лошадь заартачилась перед прыжком. Отец был уже наверху горы и мне не хотелось, чтобы он подумал, что я не могу угнаться за ним. Я пришпорил мою кобылицу… — Он посмотрел на рубашку, которую до сих пор держал в руках, и покачал головой. — Плохое то было место для скачек.

— Слишком глубоко?

— Ну, где-то на две головы выше, чем наши. А плавать умела только лошадь. Не представляю даже, как удалось старику вытащить меня, течение было очень быстрое, а из него пловец тоже так себе. — Риз свернул рубашку и бросил ее в костер. — Ну и наглотался я тогда воды, а как отец смотрел на меня. Сначала я подумал, что он будет ругать меня, или бить, или еще что, но потом я понял, что это был совсем другой взгляд, взгляд, которого я у него раньше не видел. — Он засмеялся. — Такой, будто он увидел привидение.

— Я понимаю, каково ему было. Я видела, как Сидни сбила… — Она поняла, что этого говорить не следовало, но было уже поздно. — Машина.

— О, господи, — вздохнул он, все его благодушное настроение улетучилось. — Ужасно.

— Он ехал на велосипеде, ему не хватило места на тротуаре и он выехал на проезжую часть, и вдруг, откуда ни возьмись, машина… — Хелен помнит красную хонду, пронзительный визг тормозов. Она снова почувствовала леденящий ужас, охвативший ее, когда она увидела, как Сидни вылетел из седла и ударился о капот автомобиля. Она сглотнула слюну, когда вспомнила отвратительный привкус во рту и боль внизу живота.

Она встряхнула головой, в горле у нее запершило. — Тогда нам повезло. Основной удар принял на себя велосипед. Сидни поломал… — Она не могла подобрать нужное слово. Сделай глубокий вдох и посмотри на себя со стороны. Расскажи ему все спокойно, в деталях…

— Левую руку? — подсказал он ей. Она кивнула головой. — Перелом без осложнений? А кость хорошо срослась?

Она снова утвердительно кивнула. От его участливого голоса у нее подступил ком к горлу, как будто он переживал эту сцену с ней, глядя на все из окна. Она не могла смотреть ему в глаза.

— Я тоже поломал руку в детстве, — сказал он как-то слишком бодро. — Я свалился с той крыши. Наверное, родителям ужасно тяжело смотреть, как подобное случается с их ребенком.

Обхватил ее шею руками и притянул к себе. — Да, пожалуй, это похуже, чем увидеть привидение.

— Я никогда не видела привидений.

— А у меня никогда не было детей, — вкрадчиво сказал он. Это больно кольнуло ее.

— Что касается привидений, то они меня больше не пугают. Я их хорошо подкармливаю.

Она прерывисто и глубоко вздохнула. Он сжал ее плечи и они стояли, наблюдая как догорают в костре остатки рубашки, о которой они говорили. У нее сильно болели глаза, и она не заметила, как он поднес ей бутылку с водой. И она пила так жадно, что выступили слезы. — Да, работа жаркая, — прошептал он.

Хелен кивнула головой и рассказала ему, как помогала его отцу подковать лошадей в тот день. Ей хотелось знать, откуда он знает, сколько кости надо было зачистить с копыт, но старик не стал рассказывать ей, а решил показать. Она наблюдала за ним, и он дал ей попробовать.

— Он не любил объяснять, — припомнил Риз. — Он всегда давал возможность сделать самому, если я чего-то не улавливал или его что-то не устраивало. Ему нужно было, чтобы все было сделано в совершенстве, не упуская деталей. Как, например, тот макет, что у нас в доме. Господи, сколько же времени он потратил на него. Я рос, затем стал играть в баскетбол…

Он посмотрел на нее и произнес каламбур.

Она задумалась. Всегда начинаешь дела со слов «А что, если», а потом все оборачивается терзающими душу сомнениями.

— Вы ведь играли в баскетбол вместе. Ему пришлось прикрепить кольцо, потому, что ты постоянно делал броски. — Она вспомнила, что кольцо до сих пор прикреплено к амбару, с которого когда-то упал Риз. — Твой отец и об этом рассказал мне.

— Рассказал, как он обучал меня всему? — Риз хихикнул. — Обычно мы играли один на один. Он никогда не поддавался мне. И заставлял отрабатывать каждый удар. Но когда я перерос его в мастерстве, он со мной больше не играл.

— Зато он стал играть с тобой в бейсбол. Он рассказал мне, что у вас был тренер…

— Сэм Кларк. Этот парень всего-то и умел, что подавать, а, в основном, его интересовали женщины, чем моложе, тем лучше. Мой старик как-то напоил его.

— За что?…

— За то, что тренер он был — дерьмо.

— И за то, что посадил тебя на скамью штрафников, когда, на самом деле, ты играл по правилам? — Риз очень удивился. — Именно так он и сказал?

— Это всего лишь игра, — на минуту он задумался. Затем, чтобы она не сомневалась в его чувствах, сказал: — Я все равно узнаю, кто сбил его.

Он наклонился, взял пучок полыни и подошел к ней. Веточка полыни упала ему на колени, когда он бросал ее в костер. — Хоть ничего уже не изменится, я хочу знать, что произошло.

От полыни потянулась струйка дыма, ему захотелось вдохнуть этот запах. — Я люблю запах горелой полыни. Он напоминает мне запах свежеиспеченного хлеба. Он тянет меня домой, в хорошем смысле.

— Мне нравиться это выражение, — сказала она. — В хорошем смысле. Ничто само по себе ни дурно, ни хорошо, пока мы так не думаем. Верно? Или то, что мы помним, позволяем себе чувствовать. Как мы это делаем? Хорошо? Я имею в виду есть ли в этом хороший смысл.

— Хорошо, что ты здесь. Для равновесия. Ведь когда-то я ушел из дома, и, по сути дела, так и не возвратился. Ты ведь виделась с ним в тот вечер, разговаривала с ним и знала, о чем он думал в те дни. — Риз подбросил еще полыни. — Хорошо, что ты здесь и хорошо отзываешься о человеке, которого ты знала.

— Я думаю, что ты не настолько отдалился от него, как тебе кажется, Риз. И ты хранишь его в своем сердце. И вот почему…

— А помнишь, как мы поехали в Бэдленды? — вмешался он, повернувшись к ней и сжимая ее обнаженные плечи своими большими, теплыми руками. — Помнишь, как мы разожгли костер и занимались любовью, говорили и занимались любовью, а звезды тем временем постепенно гасли и забрезжило утро, а мы…

— Совершенно голые — и уже рассвело. — Она засмеялась. Она совсем забыла, что значит быть такой смелой, чувствовать себя такой свободной. Но чувство это вернулось в этот вечер.

— Давай такое устроим еще раз. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее, вдохнуть аромат ее волос и прошептал:

— Мы с тобой и вокруг больше никого.

Эта ночь стала повторением той ночи, о которой он ей напомнил, воспоминанием о тех словах, которые он ей тогда сказал. Сладостность и невинность той ночи повторились сегодня. Она расслабила узел одеяла и позволила ему сползти на землю. Глухой стон чисто мужского восхищения вырвался из его груди, когда он поднял ее к звездам.

Затем они легли на одеяла, прижимаясь друг к другу, жадно целовались. Их пристанище было словно волшебный круг, магическое место, куда никто не мог проникнуть.

В его могучих объятиях она чувствовала себя полностью защищенной.

Он ласкал ее, нежно прикасаясь к потаенным местам ее тела, целовал их с восторгом.

Он разделся перед ней. Тело его трепетало, когда она касалась его и гладила. Это сводило его с ума. Он привлек ее к себе, и они слились в единое целое, воспарив к звездам в едином порыве.

6

Шуршание над головой сухих листьев вернуло Хелен на землю. Щедрую землю. Землю, приветливую и милосердную, на которую наползала темнота, рассеивающаяся с приходом утра. Землю, наполненную потрескиванием затухающего костра, теплым дыханием Риза на ее груди, гулким биением их сердец. И такое нехитрое земное великолепие убаюкало мужчину, которого Хелен обнимала. Он лежал, тихо дыша, его грудь поднималась и опускалась в унисон ее дыханию. Она дорожила этой близостью.

Хелен вспомнила, как когда-то давно обнимала его спящего и как боролись в ней два чувства: удовольствие и сомнение. Теперь она знала. Ее жизненный опыт подсказывал: нельзя сопротивляться хорошему. Она подумала о сыне и о том, каким маленьким он когда-то был, как сильно мальчик вырос за последнее время, и как, однажды, станет таким же большим мужчиной, как тот, который сейчас, еще не проснувшись, гладит ее обнаженное бедро.

Он открыл глаза, перевернулся на спину, притянув ее к своему плечу. — Тебе не холодно? — спросил Риз. — Она лишь удовлетворенно хмыкнула. — Думаю перебраться сюда, — пробормотал он в раздумье.

— Правда? — Она подняла голову и уткнулась подбородком ему в грудь. — Оставишь Миннеаполис.

— Ш-ш-ш. Тот город далеко отсюда. Не называй его, пусть он останется там. — Он погладил ее волосы. — Я имею в виду сюда. Поселюсь в этом непритязательном убежище, буду вести скромную жизнь, так как я ее понимаю. У меня был кузен, который провел пару раз летние каникулы с нами. Мы с ним, бывало, ночевали здесь. Как будто все, весь мир принадлежал только нам. Никто нас тут не трогал.

Подушечками пальцев она пощипывала его теплую кожу. — Тебе не нравится, когда тебя трогают?

— Ты можешь трогать, где хочешь, но только ты.

— Откуда начать? — спросила она, вздохнув и скользя рукой по его длинному гладкому телу, и внезапно ущипнула за упругую ягодицу. — Мне больше всего нравится эта часть, эта маленькая…

Он рассмеялся. — У меня нет ничего маленького, родная.

— В сравнении с остальными частями тела, эта — довольно компактна. Почему вы, баскетболисты вечно хлопаете друг друга по заду?

— Потому что за него невозможно ущипнуть.

Хелен тяжело вздохнула.

— Правда, пинки под зад — привилегия футболистов. Баскетболисты используют собственный жаргон. Кроме того, у них своеобразная система условных знаков на игровом поле: собственный язык, собственные сигналы, собственный …

— Мир?

— Примерно, — и тихо добавил: — Тебе ведь подобная тема разговора не очень интересна, так?

— Баскетбол? — Она с удивлением вслушивалась в напряженные нотки его голоса, как будто для него имело значение, что Хелен действительно думает о его игре. — Мне кажется, баскетбол — прекрасный вид спорта, который гораздо интереснее смотреть, чем футбол. Особенно, когда знаешь кого-то и этот кто-то…

— Кто-то?

— Например, ты. Я имею в виду, ты очень хорошо играл.

Наверное, трудно было бросить, — затем, осторожно прибавила. — Ты, э-э … ты работаешь? — Она почувствовала дрожание подушки, и, взглянув на него, увидела, что он бесшумно хохочет. — В этом, вероятно, нет необходимости …

— А, мифы о славе и богатстве. — Он сложил большой и указательный пальцы так, чтобы расстояние между ними равнялось паре сантиметров. — Мне осталось вот столько до получения диплома. Наконец-то. Может, ты и не считаешь учебу работой, но для меня — наоборот.

Она потянулась к нему, пытаясь обхватить. Это оказалось не так просто.

Он снова засмеялся. — Видишь? Осталось немного.

— Осталась самая лучшая частичка тебя. Какая у тебя специальность? Физвоспитание?

— У меня их две. Что ты на это скажешь?

— Впечатляет.

— Я так долго стремился к учебе, что мог бы получить все четыре специальности. Я действительно изучаю философию, но специализируюсь по истории.

— По истории? Интересно. — Этот предмет был одним из пристрастий его отца. И ее тоже. Она преподавала историю и английский.

— Да. Действительно интересно. — Он укрыл ее одеялом, заботливо подоткнув со всех сторон. — Я вернулся в колледж, чтобы кое-что сделать, что не даст мне сойти с ума, отвлечет от мыслей о бренном. Теперь я вполне образованный человек. Кроме того, я являюсь партнером в паре преуспевающих фирм.

— Безмолвным партнером?

— Если надо, могу пошуметь. Ты считаешь, я молчаливый?

— Спокойный. — Она провела пальцами вокруг его пупка, следуя по окружности и добавила. — Иногда.

— Я раньше не умел высказывать свои мысли, но теперь научился, правда?

— Определенно свободнее владеешь языком.

— Тебе нравится? — Он наклонился, чтобы поцеловать ее. — Больше никаких затруднений, — прошептал Риз в перерыве между поцелуями.

— Гладкая речь.

— А еще образная. — Он покусывал ее нижнюю губу, а она продолжала гладить его живот. — Можешь ощущать богатство моей речи на вкус?

— На вкус я ощущаю игру.

Он засмеялся.

— Да, я человек, который участвовал в игре, дорогая. Заработал денег, получил добрый совет, хорошо вложил капитал и теперь преуспеваю. Кроме того, я провожу тренировки. С детьми такого же возраста, как твой сын. — Ее пальцы замерли.

— Я работал в спортивном лагере для баскетболистов в прошлом месяце. В течение трех лет провожу так лето, и у меня получается ладить с детьми. Это… — Его голос стал тише. — Я хочу быть учителем, Хелен. Или, по крайне мере, i тренером. Я помню… — Риз замолчал, погладил ее руку, освежая воспоминания. — Однажды, я стоял за дверью твоего класса, в начале учебного года. Помнишь, перед моим отъездом в Миннесоту. Так вот, я стоял там, в вестибюле, и слушал, как ты рассказываешь о Конституции. Господи, о Конституции. Незадолго до этого, я сам посещал занятия, на которых разбиралась та же тема, и думал тогда, что не прослушав лекцию о Конституции, не получишь диплом. Это необходимый материал. А в тот день, я будто вернулся в прошлое, возбуждаясь от того, как свободно ты…

Она чмокнула его в бедро и, не сдержавшись, хихикнула.

Но он оставался серьезным. — И я подумал, черт, как хорошо. Ей удается рассказывать интересно, как будто это происходит с детьми, с нами, со всем народом Бед-Ривер. Ты говорила легко и просто покорила ребят. — Он поцеловал ее волосы и прошептал. — Ты и меня покорила. Я думал, ты волшебница.

Хелен закрыла глаза, кожу покалывало от его дыхания, и она представляла его стоящим в одиночестве в длинном, тускло освещенном холле с блестящим, свеженатертым полом. Слушающим ее, стоящим всегда обособленно, где бы ему ни приходилось бывать.

Он отличался от других людей и знал это. Чужой, даже в родном городке, из-за того что был не такой, как все.

Вот в чем заключалась проблема, так ведь?

— Думаешь, я добьюсь успеха? — поинтересовался он.

О да, она всегда так считала, но разве не говорила? Думаю, ты пойдешь очень, очень далеко.

— Мне кажется, ты приручишь их настолько, что они будут есть у тебя из рук.

— Мне нужно, чтобы они всего лишь читали кое-какие книги. — Он откинул со лба ее волосы. — Я хочу, чтобы только ты ела с моих рук. Чем тебя накормить?

— A что у тебя есть? — Хелен посмотрела на его ладонь, вдохнула запах тела. — М-м-м. Я очень люблю кожу, приправленную золой и дымом. — Она провела языком по длинной глубокой линии жизни на его ладони. — Немного секса и соли. Вкусно, очень вкусно.

— Это только легкая закуска. — Он приподнялся и склонился над ней, улыбаясь. — Язык считается большим деликатесом в наших краях. Хочешь еще немного?

— С удовольствием…

С удовольствием. Любовь к нему всегда приносила ей радость. Она любила его глубокие поцелуи и язык, и знала, что он предпочитает заниматься любовью ранним утром, когда мир наполнен туманами, свежестью и новизной. Самое время для прогулок верхом. Они наслаждались друг другом, пока не выбивались из сил, затем дремали, обнявшись, вдыхая пахнущий лавандой утренний воздух. Им не удавалось заснуть по-настоящему, потому что малейшее движение переходило в страстное проявление нежности.

Мягкий серый свет просачивался в щелочки тростниковой крыши. Воздух пропах свежестью и дымком. Из окутанной туманом рощицы доносилось печальное пение голубки. И ответное воркование голубя. Под отсыревшим одеялом Хелен прижалась к Ризу, и он тут же обнял ее.

— Готова попробовать угощение, приготовленное на моей кухне?

— Я скоро ухожу. Не хочется двигаться, но если придется это делать, то хоть по направлению к машине.

— Тогда не двигайся. — Он вытащил руку из под одеяла и посмотрел на ладонь, которую она шутя «ела». — Черт, как жаль, что я не могу наколдовать, чтобы здесь появилась яичница с беконом. Но мы уже выяснили, что я не волшебник.

— Да, ты — Блу Скай, и это самое волшебное имя, которое я когда-либо слышала. — Она поцеловала его пустую ладошку, затем чмокнула в губы. Но настроение испортилось от мысли, что ее сын мог бы носить фамилию Блу Скай.

Она отстранилась. — А меня следовало бы назвать Серебристая Луна, потому что мне необходимо исчезать с восходом солнца.

— Или потому, что я встречаюсь с тобой раз в тысячу лет, — сказал он, произнеся «тысячу» на характерном для их местности диалекте.

— Или потому… — О, да у нее была тысяча причин. — Мне пора на работу.

— Который час?

— Мне нужно перед работой кое-что сделать. — Во-первых, она хотела позвонить сыну. Их сыну; в свете туманного утра, глядя на своего любимого, она не могла не думать о сыне. Ей хотелось сказать Ризу, сказать им обоим. Она так часто мысленно переживала момент, когда сообщит ему о сыне, то представляла примирение, то беду. — Риз…

— Ты до сих пор не начинаешь утро без чашки кофе, да? — Он уже сел. — Я нашел кое-какие бумаги и хочу показать тебе. Меня интересует твое мнение. Останешься выпить кофе, а заодно и посмотришь?

— Бумаги твоего отца?

— Да, материалы, касающиеся казино. Материалы, в которых тебе легче разобраться, чем мне. Я считаю, нужно изучить документы, если я собираюсь провести судебное разбирательство вместо отца.

— Ты решился?

— Полагаю, это самый правильный вариант. — Он вылез из-под одеял и, наклоняясь под свисающими ветками, начал одеваться, одновременно объясняя. — Начинать надо прямо сейчас, сегодня утром, и не только из-за нас.

Из-за нас? О, господи, Риз, только не сглазь. Нас — опасное слово. Если не раскрыть правду, не будет никаких нас. «Опасное» — даже не совсем подходящий эпитет. «Роковое» — вот как лучше сказать. Где она сняла одежду?

— Потому что интуиция подсказывает мне, что так следует поступить, — говорил он. — Знаешь, ты говоришь: «О’кей, я играю», и ощущаешь, что необходимо делать. Ты владеешь мячом, владеешь площадкой, ты всемогущ. — Он бросил комбинацию ей на колени. — Шестое чувство подсказывает правильный ход. С тобой подобное случалось?

— Да. Иногда это чувство обманчиво.

Он натянул джинсы. — Полагаешь, мне не стоит вмешиваться?

— Я так не говорила. Ты спросил… — Она с трудом одолела шелковые завязки. Что на ней еще было надето? Должно быть какое-то другое белье, юбка. Хоть бы туман рассеялся. — Я бы выпила кофе, но поскольку бумаги твоего отца…

— Ты знаешь, что он просил провести расследование? Я нашел копию письма, которое отец отправил в региональный офис Бюро по делам индейцев…

Хелен наблюдала, как он прячет в джинсах свое гладкое смуглое тело. Письмо ее интересовало меньше. Однажды она его уже видела, этого достаточно. — На завтрак у меня всегда кофе с гренками.

— Да, ты права. Если начать перебирать письма умершего человека, можно взбудоражить привидения и духов. — Он передал ей сырой мятый комок, в который превратилась белая блузка. — Лучше находиться подальше от подобных дел.

— Я так не говорила. Я просто не уверена, что те бумаги следует смотреть именно мне, особенно с тех пор как… — Она нырнула в блузку. Утренний свет изменил ее, превращая в деловую женщину. — Я работаю в «Pair-a-Dice City».

— Но ты же там новенькая. Тебя тогда не было, когда он настаивал проверить заведение, поэтому ты чиста. — Он взял ее за руку и помог встать на ноги. И оба застонали. — Сейчас не так легко спать на земле, как в молодости.

— Разве мы спали?

— Мы… лежали вместе? — ухмыльнулся он.

Его уверенность всегда была замечательной, и она сквозила в его глазах. Он обнял ее и повел к дому, а она шла, прильнув к нему, с закрытыми глазами.

Риз посоветовал ей принять душ, пока он будет готовить кофе. Она уже встала под воду, когда почувствовала, что занавеска отодвинулась. В ванной появилась большая босая ступня. Глядя на него, она обнаружила, что он заполнил собой все свободное пространство. Господи, какой он огромный.

— Кофе подан, — сообщил он. — Мне подумалось, что так мы сэкономим время.

— Мы торопимся?

— Я — нет.

Он заставил ее засмеяться. Он выглядел как Папочка в домике для детских игр. Не помешало бы продлить очарование момента.

Он вымыл ей голову, она предложила помыть его. Он стал на колени в ванной. Она направила струю, и в глаза его попало мыло, он притворился, что ничего не видит, и схватил ее. Она смеялась, пока он губами ласкал ее лобок, что было потрясающе. Она пыталась оттолкнуть его, но места было так мало, что ни отступить назад, ни убежать, ни отказаться от удовольствия, которое он доставлял, и доставлял, и доставлял, было невозможно. Он схватил ее за бедра руками и ласкал языком, глубоко проникая в нее и ничего не сдерживало их. Не было никаких границ. И ни один из них не заметил сразу, когда кончилась горячая вода, а когда заметили — им было хорошо. Все было хорошо.

Он угощал ее кофе, а она угощала Риза яйцами «пашот» на гренках. Когда он отошел включить музыку, она впустила в дом собаку и накормила ветчиной.

Риз нашел их под кухонным столом и отругал, говоря при этом отцовские слова, которые отложились у него в памяти. Она слышала их непосредственно от Роя совсем недавно. — Собакам не место в доме. Если позволить им жить в доме, они позабудут свои обязанности.

И добавил уже от себя.

— Они как старые трусливые койоты, правда? Что мне с тобой делать, а? У меня нет места… — Он смотрел на Хелен, ероша черно-белый собачий загривок. — У твоего сына есть собака?

— Нет. — Сердце бешено забилось. Когда бы Риз не упомянул Сидни, глупое сердце начинало оглушительно стучать. Плакса продолжал слизывать жир с ее пальцев. — Там, где мы живем, нельзя держать собак.

— Каждому мальчику нужна своя собака, — заявил он, и Хелен чудился голос сына, произносящий Да, мама. — Вам, ребята, нужно вернуться сюда и дать собачонке настоящую семью, раз уж вы так сильно его избаловали.

— Я не баловала.

— Ты, кто же еще. Посмотри, как он глядит на тебя. — Риз замолчал, пока Плакса демонстрировал свою признательность. — А мальчика? Ты избаловала?

Он поддразнивал ее все понимающим взглядом, и ей хотелось сказать, что ни он ее, ни она его не знают до конца. Вернее знают настолько мало, что это не считается. Она не могла даже представить, что Риз сделает, когда поймет, как ее неудержимо тянет к нему. Она полностью раскрывалась только в моменты интимной близости, когда была одновременно чувственной, немного наивной и, вместе с тем, склонной к авантюрам. Иногда это было опасно. Хотя, несомненно, жутко приятно. Как в детстве, когда заигравшись, словно попадаешь в волшебную страну Оз.

— Возможно, — призналась она, вставая и оставляя его на полу с собакой. Она слишком раскрывает душу. — Трудно поверить, что это я брожу по дому почти раздетая, — проговорила женщина, направляясь в душевую в поисках блузки. Она чувствовала себя, как увядающий цветок, теряющий лепестки при малейшем дуновении ветерка. — Я вносила блузку в дом или оставила на траве?

— Я оставил ее на траве, — повторил он, — но затем забрал и отнес в спальню вместе с другими твоими одеждами.

Она прошла в конец коридора, откуда звучала музыка. Хелен никогда не заходила в спальню Старика. Одна из дверей была открыта и вела в комнату, бывшую когда-то детской, в ней и поселился ее любимый. Мужские туфли стояли под детским письменным столом. Классический джаз звучал из детского проигрывателя. Черный кожаный чемодан стоял возле детского комода, а женские юбка и туфли лежали на кровати, казавшейся слишком короткой для взрослого мужчины — кровать стояла не застеленная, так как Риз вынес на улицу все одеяла. Наверное, он многое делает по-мальчишески. Как ее мальчик. Ее мальчик будет принадлежать только ей, пока она не соберется с силами и не станет самой собой.

— Видишь, у меня ничего не подгорело.

Риз появился у нее за спиной. Хелен замерла, но потом быстро взяла себя в руки. От него исходила такая сила, что она покорилась его воле, хотя он даже не коснулся ее.

Он приподнял влажные волосы и поцеловал ее затылок. — Лично мне нравится, как ты одета, — сказал он тихо, почти прошептал. — Ты элегантна, независимо от того, есть на тебе одежда или нет. Твой стиль — классика. В первый раз, когда я тебя увидел, на тебе было простое, свободно спадающее бледно-желтое платье. — Пальцы ласково касались ее плеча. — Когда ты двигалась, оно развевалось, и у меня текли слюнки, как при мысли о лимонном щербете.

Она обернулась и посмотрела на Риза с удивлением.

— Видишь, я все помню. — Он помнил, в чем она была в тот день. — Даже цвет?

— Знаешь, что мне еще нравится? Нравится, как ты полностью растворяешься, как сегодня ночью… — Он глазами следил за ее взглядом. — А потом ты ползала под столом с собакой.

— Не вижу связи. — Улыбнулась Хелен, поддразнивая его. Она это запомнит.

— Ты иногда преподносишь сюрпризы, от которых перехватывает дыхание. — Протянув свою длинную руку, снова прикоснулся к ее плечу. Пальцы плавно заскользили по шелковым бретелькам. — Но, рано или поздно, ты вспоминаешь.

— Вспоминаю о чем?

— Не знаю. О чем-то другом. О другом месте, в котором ты должна находиться, о деле, которое тебе необходимо выполнить. — Он пожал плечами. — О ком-то, с кем тебе хочется быть рядом.

— Нет никого, — отозвалась она, медленно, тщательно проговаривая слова. Подходящее время, чтобы все сказать и освободиться от ответственности. Снова вести себя естественно. Это звучало совершенно безобидно. — Нет никого, кого я бы предпочла тебе, Риз. Поверь.

— Я не сказал предпочла.

Она видела, что он собирается ее поцеловать и прошептала.

— Мне скоро надо уходить.

— Ты постоянно повторяешь надо.

— Нет, мне не надо…

— Или альтернативное не надо. — Он снова поцеловал ее, руки заскользили по плечам и вниз, к ладоням. Такой обезоруживающий жест, такая манящая улыбка. — У меня есть что показать тебе, я хочу посоветоваться. — Он сжал ее руки. — Не торопись. Останься еще ненадолго.

Но она отстранилась. — Это была твоя комната?

— Моя, пока не появился Картер. Он стал полновластным хозяином, когда я уехал, но она такая же, как была, правда раньше здесь, на стенах, висели плакаты и одежда валялась на полу.

— Ты и Картер спали в этой кровати? — Она уселась и попрыгала, как будто проверяла матрас. Пружины пискнули.

— Когда он вернулся, у нас была двойная кровать. Отец выбросил ее и поставил эту, после провала моей первой попытки поступить в колледж. А потом я ушел в армию. — Он сел рядом, затем откинулся на спину. На этот раз пружины завизжали. — Проклятье, эта штука слишком стара. Новую привезут на следующей неделе, и она займет всю комнату, от стены к стене. Вот тогда я и растянусь во весь рост. А пока мне больше нравится спать на земле. Твой мальчик любит ночевать на свежем воздухе?

— Он, ну, в летнем лагере он…

Риз засмеялся, и притянул ее к себе. — Хватит говорить о детях, братьях и тому подобном. В такой момент, существуем только мы. Давай займемся делом, только ты и я.

Нос ее был прижат к его гладкой коже и характерный мужской запах туманил рассудок. Меланхоличное звучание кларнета навевало грусть.

— Чем займемся?

— Тем, что делали раньше. Занятием для взрослых. — Он стащил бретельки с плеча Хелен и провел кончиком языка: по ямочке на плече. — Я выполню свои мужские обязанности, а ты — женские.

— Звучит, как откровенное предложение заняться любовью. — Что-то медленно ползло у нее по спине. Хелен повернулась и увидела еще один язык, свисающий из разинутой пасти. — Ух, ты!

— Что бы это значило?

Она хихикнула. — Плакса, мы же договорились, что ты будешь вести себя тихо и неприметно, помнишь? — В ответ собака начала поскуливать, продвигаясь вперед. — Что ты делаешь?

— Пытается соперничать. Тебе нельзя. Ты же не человек. Ты должен охранять дом, как и положено собаке.

— Он тоже скучает по твоему отцу.

— Да мой отец первый сказал бы, что ничего хорошего из этого не выйдет. И в доказательство поведал бы тебе нескончаемую, запутанную до невероятности, древнюю небылицу о койотах.

Она перевернулась, чтобы потрепать собаку за ухом.

— Ты тоскуешь, правда, дорогой?

— Он умеет делать вид. Подлый койот, — проговорил Риз. И она осуждающе глянула на него через плечо. Риз пожал плечами. — Он тут спит поблизости. Тебе это известно, да?

— Ты ведь не пускаешь бедняжку в дом.

— Чтобы он обольщал наивную женщину и отвлекал ее внимание от мужчины.

— Он хочет всего лишь побыть с нами. Он хороший мальчик.

— Я тоже. Теперь я хозяин, а хозяин желает вести себя по-взрослому со своей женщиной. Поэтому собака отправляется на пол, — Риз указал пальцем на дверь, — и выходит.

Пес медленно пятился, надеясь вызвать у Хелен сочувствие.

— Не смотри на нее Плакса. Ты не оправдал доверия.

— Плакса хочет с кем-то поиграть.

— Я понимаю. — И обращаясь к собаке. — Пойди поищи себе пару. — Затем к Хелен, — а во что бы ты хотела поиграть?

Плакса подошел к двери, уселся и стал наблюдать за людьми.

Они провели все утро вместе.

— Мне пора, — время от времени говорила Хелен, а Риз напоминал о бумагах, которые хотел показать. Ей необходимо просмотреть бумаги. Но сначала они почистили лошадей, потом поиграли с собакой. Вернувшись в дом выпить по чашке кофе, они поиграли в сражение при….. Риз выстроил своих солдатиков напротив индейцев Хелен, и они стали наносить удары. После каждого меткого удара пластмассовый солдатик опрокидывался.

— Я бы застрелила тебя, если бы ты не был таким уродливым трупом. Пли!

— А я бы протащил тебя по камням, привязав к лошади, но ты такая толстая, что понадобится огромная лошадь. Хлоп!

После второй чашки кофе и игры в солдатиков Риз признал, что Хелен ругалась для новичка довольно хорошо. По всеобщему признанию он не был одним из лучших сквернословов в НБА, и он научился выражаться по-своему, рассказывал Риз, когда, наконец, принес бумаги. Он разложил их на краю поля битвы, где факты и цифры свидетельствовали об ограблении в казино посетителей. Рой Блу Скай сам провел расследование и пришел к выводу, что большая часть доходов прикарманивается.

— Много?

— Да, по его подсчетам, — Нависая над ней со всеми бумагами, Риз показывал копии докладов Роя. — Похоже, мы сильно переплачиваем за аренду игровых автоматов. Он считал, что эти штуки уже окупились бы, если бы они их выкупили.

— Они считают точно так.

— Да, но смотри. — Он перед ней бросил финансовые отчеты, одновременно зачитывая одно из писем, говоря: — И он прав. Компания имеет на все ответы, кроме последнего пункта. Где деньги? Вот о чем спрашивается здесь. Видишь, «Тэн Старз» арендует помещение, плюс текущие расходы, плюс, плюс, плюс. Они пересматривают свои проекты. Вот он пишет, что когда бы ни пытался прижать их к стене, у них на все готовое объяснение, которое ничего не значит, ничего не поясняет, лишь одна глупая бессмыслица нагромождается поверх еще большей бессмыслицы. Но подоплекой являются деньги, которые зарабатывает кто-то, и это не племя бедриверских сиу.

Он взглянул на макет, на миниатюрный лагерь у дальнего конца извилистой ленты реки, словно покрашенной голубой краской.

— Или племя Лакота, — поправился он. — Почему он упоминает Сиу? Отец был единственным, кто смог заставить их сменить эту дурацкую вывеску. Он знаток в такого рода делах. Был знатоком.

— Кому адресовано письмо?

— Какому-то парню, — сказал он рассеянно, затем спохватился и извиняюще улыбнулся. — Я имею в виду какому-то чиновнику.

— Да мне все равно, — сказала Хелен, слегка пожав плечами и просматривая бумаги. — Похоже, он писал много писем. — Взгляд выхватил фразу, характерную для Роя Блу Ская. — Замечательное изложение фактов. Такое простое, как будто слышишь живую речь.

— Я очень внимательно просматривал весь материал, думаю, отец что-то нащупал. Если информация точна, цифры не сойдутся.

— От кого поступала информация?

— Кое-что поступало из «Тэн Старз». Кое-что он взял из счетов Компании, что-то из комиссии по делам, касающихся азартных игр, кое-что от… — Следующие слова, произнесенные тихо, дались ему нелегко. — Моего брата.

— Ведь Картер — главный менеджер.

— Старик называет его мистер Маршалл. — Он передал ей другое письмо, но все равно смотрел поверх ее плеча и читал вслух. — Мистер Маршалл заявляет, что отчеты наблюдателей тщательно рассмотрены, и не выявлено никакого существенного мошенничества. Если все действительно так, тогда происходит что-то другое. А вот ответ. — Хелен узнала шапку на официальном бланке, который Риз положил сверху. — Они обещали расследовать.

— Значит, расследуют.

Риз крутанул стул, оседлал его, сложил руки на спинке, глядя в лицо Хелен. — Каким образом?

— Разве в письме не сообщается?

— Что-то вроде, что кто-то приедет… — Улыбка обезоруживала. Он знал, что она поняла намек, как знал и Рой, — … засекреченный. Смешно, правда? Секретный агент в Бед-Ривер, Южная Дакота.

— Наверно, это…

— Что?

Она улыбнулась ему обезоруживающе. — Какой-то белый парень.

— Нелегко было бы белому парню появиться здесь тайно. Это сразу бы бросилось в глаза. — Он подождал возражений, но женщина покачала головой, слегка пожала плечами. — К нам кого-то направили, Хелен? — Она перестала кивать. — Мой отец знал, что это ты?

Хелен отошла от стула. Не имело значения, знал ли Рой, если он хранил тайну. — Я не могу обсуждать подобные вопросы, Риз.

— Как ты, черт возьми, попала в…

Она прошла в полупустую гостиную, оформленную в бело-коричневых тонах. Входная дверь распахнута. Прохладный утренний воздух проникал сквозь занавеску.

Риз подошел сзади. — На кого ты работаешь, Хелен?

— Я начала сотрудничать с правительством еще до того, как мы познакомились.

— Ты же работала учительницей.

— У меня есть военное звание, но… — Она отступила к открытой двери, привлеченная свежим воздухом и видом фиолетовых рудбексий, золотых, с коричневыми сердцевинками цветов, называемых Сьюзан, и серо-зеленым шалфеем, тут и там разбросанными в высокой траве. — Все, что я тебе сказала, — правда, Риз. Я надеюсь, что скоро начну снова работать учителем на полную ставку. Я сейчас как посредник. Больше ничего не могу сказать, и если ты с кем-то поделишься подозрениями, я, возможно, потеряю работу. Никто не будет мне доверять. — Она повернулась к нему.

— Кто такой «никто»? Племя бед-риверских Сиу? Думаешь, сейчас они тебе доверяют? — Он смотрел на нее по-новому, проверяя мысль, которая только что пришла ему в голову. — Они в действительности не знают тебя, правда?

— Не совсем, — призналась она, встречаясь с ним взглядом, в котором отражалась, если не уверенность, то чувство собственного достоинства. — Не лучше, чем нынешнего Риза Блу Ская, хотя они хотят доверить ему работу в Совете, не задавая лишних вопросов.

— Я все еще …

— Один из них? Все еще сын Роя Блу Ская. Из племени Лакота? — По тому, как сверкнули его глаза, она увидела, что последние слова задели Риза и пожалела, что говорила так грубо. Не хотелось разжигать неприязнь между ними. Хелен положила руку на его смуглую, обнаженную грудь. — Доверие — очень хрупкая вещь. И очень рискованная.

— Скажи, мой отец знал, с какой целью ты оказалась здесь? — Он приподнял бровь. — Ты была с ним откровенна?

— Нет, но… — Ее рука упала. — Он сказал, если я хочу вернуться на старую работу, он замолвит за меня словечко.

— Полагаю, пристраивая кого-то, он считал, что зарабатывает себе положительные очки. — Риз обнял женщину и притянул к себе. — Тебе нужен Блу Скай, и ты пришла ко мне. У меня для тебя есть много хороших слов.

— Я хочу только, чтобы ты был осторожен. Я, на самом деле, не знаю, почему цифры не совпадают, но думаю, этот факт может быть как-то связан со смертью твоего отца. — Она подняла на него глаза. Три поколения лакота смотрели на нее. — Я не желаю, чтобы с тобой произошло несчастье.

— Серьезно?

Он едва сдерживал улыбку, которая, конечно, не была вызвана словами о смерти его отца. Он видел, как много значила для нее его жизнь. Хелен забыла обо всем, утонув в черноте его глаз и, на мгновение, перестала беспокоиться о том, что он может узнать ее тайну. И в следующее мгновение все ее мысли занимал только его поцелуй.

7

Риз не знал, что и думать насчет того, что произошло, кто же такая Хелен на самом деле. Если она действительно работает под прикрытием — вот опять это странное слово — то это значит, что в ней есть еще одна очень интересная черта, о которой он и не подозревал.

Настолько интересная, что он теперь летел по дороге и ломал себе голову, словно детектив в боевике. Он подумал, что неплохо бы связаться с Тайтусом Хоуком, и может быть они вдвоем могли бы позвонить Доузеру Бобкету. Если Хелен вынюхивает что-то под прикрытием, то, черт побери, он может заняться тем же самым без всякого прикрытия, прямо при свете дня.

У Риза была пара приятелей в полиции. Риз почти не сомневался, что может на них расчитывать, хотя уже прошло довольно много времени, как они виделись в последний раз. Когда-то они вместе играли в баскетбол в одной команде. А команда — это навсегда.

Когда-то они были с Хелен любовниками…

Может быть, ему не суждено узнать о Хелен все, но он был полон решимости не спеша изучить все грани ее характера, одну за другой. А если она не готова сейчас говорить — что ж, он не возражает, он может и подождать. Боже упаси, чтобы он стал разрушать прикрытие своего союзника, который играет с ним в одной команде. А в том, что они играют в одной команде, он почему-то не сомневался.

Из чего следовало, что он принимает участие в какой-то тайной игре, это его вполне устраивало. Слишком долго он был вне игры. А теперь он готов вступить в нее, готов бросить вызов, кому угодно, но ему нужны были надежные партнеры, и не один. Ему нужен Доузер Бобкет и Тайтус Хоук. С Доузером они вместе завербовались в армию, а это не простой шаг. После того как они вылетели из колледжа в первый раз, они околачивались несколько недель без дела, не зная, куда себя деть. Что теперь? Отправляться домой или что? Это самое «что» всегда подразумевало армию. Доузер был копом в армии, остался копом и после армии. Риз до армии играл в баскетбол, и какую бы форму он не надел, с мячом он не расставался никогда.

Он нашел Тайтуса дома, а домом ему служил трайлер выпуска 1970 года, припаркованный на трайлерной стоянке Риверсайд. Под надписью «трайлерная стоянка» кто-то дописал «жертв Торнадо». Это случилось, когда сюда за один сезон обрушилось три урагана. Каждый раз трайлеры опрокидывались, словно спичечные коробки. Риз помнил тот год. Он был в девятом классе и вместе со своими друзьями упражнялся в остроумии, размалевывая стены трайлеров. Его графити все еще были здесь, и это его не удивило. О переменах в этих местах все только мечтали. Как ни странно, это было ему приятно.

Вдвоем они попросили одного копа разыскать Доузера, а потом встретились с ним в кафе «У больного Хелла». Риз угостил всех бургерами и выложил карты на стол.

— Пару месяцев мне предстоит заседать в муниципальном совете, вот я и решил разведать, что здесь как и почему. Вот, что получается… — Тут он придвинулся поближе и облокотился на стол. — По вопросу о контракте, имеются две противоборствующие стороны. Либо ты с «Тэн Старз», либо ты подозреваемый. Если я решу заняться этим делом — мне потребуется поддержка.

Тайтус сразу закивал утвердительно. Доузер уплетал картофель фри, макая в кетчуп, по пять штук сразу.

— Я хочу знать, кто расправился с моим отцом, Дроузер. Интересно, кто-нибудь пытается ответить на этот вопрос?

— Полиция действует по процедуре, — сказал Доузер с набитым картошкой ртом. Он всегда был упитанным, а со школьных времен прибавил, наверное, килограмм двадцать. Но хорошего человека должно быть много. — Я в тот день не дежурил, но я знаю, что первыми на место прибыли полицейские резервации. Все, что они обнаружили, они уже передали в ФБР.

— И что же дальше?

— А дальше мы, видимо, об этом ничего не услышим, если сами чего-нибудь не найдем. А, если что-то найдем, то передадим в ФБР, потому что это их вотчина. Смешно, сперва я слышал, что нашли обломок фары, а потом сказали, что ничего не нашли, только следы шин.

— Ты слышал, кто именно нашел?

— По-моему, первыми туда прибыли Джин Браун и Эрл Свини, но в отчете имен не называли. Нашли какой-то обломок, вроде бы от машины, а потом сказали, что все это чепуха, ничего там не было.

— Эрл Свини, брат Престона?

— Эрл то и дело хвастает, что его братец в Совете Резервации. Председатель Совета.

Тайтус усмехнулся.

— С тех пор, как это случилось, я лишь разговаривал с Джином, — сказал Риз. — Первый раз он выражал сочувствие и задавал обычные полицейские вопросы, но во второй раз он был какой-то странный. — Риз на минуту задумался, потом стукнул пальцем по столу.

— Я хочу, чтобы ты выяснил, что они там нашли, Доузер. Все, абсолютно все, что бы то ни было. Даже если это обломки непонятно от чего.

— Думаешь, они его специально подрезали?

— А ты как думаешь?

Собираясь с мыслями, Доузер цыкнул. — Мне этот вопрос покоя не дает. Как это могло случиться? Известно, что домой он в тот день пришел раньше обычного. Все было в порядке, все было прекрасно. Почему он оказался на дороге? Скотины на пастбищах не было, загоны закрыты. Никакой причины выезжать из дому.

— А где была собака?

— Рядом с ним, стояла, охраняла. Так его и нашли, собаку увидели. А еще что непонятно: тело нашли слева от дороги, но машина-то ехала на север. Это видно по следам протекторов, — Доузер помолчал и тихо добавил. — Похоже, тот, кто его протаранил, протащил машину на другую сторону дороги. Так что о случайности говорить не приходится.

— А может, водитель был под газом, — вставил Тайтус.

— Если бы он был пьян до такой степени, то ни за что не мог бы исчезнуть бесследно.

— Как сказать, — отозвался Риз, — слишком много преступлений на территории резервации оставались нераскрытыми.

— Говорю тебе, я все время об этом думаю: за что?… Как это могло случиться? — Доузер вздохнул и уронил в тарелку ломтик картошки. — Он бы выставил свою кандидатуру, я бы за него проголосовал. Я Ризу так и сказал, вчера только. Правда, Риз?

— Я… — Риз осекся и вздохнул. Преданность Доузера тронула его. — Я уже довольно давно не говорил с ним по-человечески, по-душам. Мы, вроде как, потеряли…

Тайтус» положил руку ему на плечо. — Похоже, худшие дни у него уже позади, Риз. Мы все словно отца потеряли. У меня такое чувство. — Риз судорожно кивнул. — Давай выясним, что произошло. Хоть кто-нибудь должен знать…

— Приходи в школьный зал на День Законности, — предложил Доузер, — покидаем мячи.

— Правильно, Риз. Смешаться с толпой…

— Ну, ты даешь, парень. Смешаться с толпой? Где это ты подцепил… Такое словечко? — Риз ухмыльнулся. Только плаща и кинжала ему теперь не хватало. Но прозвучало действительно гадко, словно — работать под прикрытием.

— И как же это я должен смешаться с толпой?

— Ну, да… Он же Риз, Синее Небо. Он же Великий Риз! — нараспев произнес Доузер. — Как это он может смешаться с простыми смертными на площадке?

— А почему бы и нет? Я же играл с вами и раньше. Этот зал — мне дом родной.

Тайтус и Доузер обменялись взглядами.

— Но смешаться с толпой? Это как будто из книжки.

Тайтус и Доузер обменялись усмешками.

— Или из какой-то… — Риз перевел взгляд с одного ухмыляющегося липа на другое, и сам расплылся в улыбке, — или из какой-то таинственной игры.

Риз не ожидал, что первую возможность смешаться с толпой предоставит ему Картер. Когда Риз вместе с Хелен шагал через холл огромного картеровского дома с видом на Рапид-Сити, мимо висящего на стене ковра с изображением «Двух Холмов», он ожидал семейного обеда, как ему и было обещано. Он решил, что новенький пикап и другая машина перед домом были последними приобретениями его брата. Картер был по натуре коллекционером. Он собирал все, что видел, если цена внушала уважение. Его приемные родители привили ему хороший вкус, и теперь его окружали только изысканные вещи. Богатые драпировки, насыщенные цвета, юго-западный стиль. Все это напоминало Ризу его собственную квартиру в Кандаминиуме. Но здесь было больше места, больше вещей, словом, больше денег. Ризу показалось, что картина в кубическом стиле, висящая над лестницей, была оригинальным Оскаром Хоу. Однажды он сам чуть не купил подобную, но, все-таки, решил, что это слишком большая роскошь и отказался от этой мысли.

— Угадай, кто у меня здесь? — сказал Картер, закрывая входную дверь. Глаза его блестели.

— Престон Свини! — он повернулся к Хелен. — Вы знакомы с нашим Председетелем Совета Резервации?

— Мы встречались. — Она взглянула на Риза, словно говоря: Что здесь происходит?

— А еще Билл Дарнелл. Он менеджер в Бинго Холле. Помнишь, который назывался Б-4? Теперь это филиал нашего казино. Билл меня там обучал. Он…

— Я думал, будут только родственники, — оборвал его Риз.

— У Престона что-то есть для тебя, и я хотел познакомить тебя с Биллом.

— Мы, кажется, встречались на похоронах.

— Там было столько народу. Мне хотелось… — Тут он понизил голос. — Да они, наверное, скоро уйдут. Сара недолюбливает Билла, ты же знаешь, какая она. Если кого не любит — то не скрывает этого.

— Дядя! — Живой, словно сгусток энергии, девятилетний мальчик бросился к Ризу и обхватил его ноги руками. Риз засмеялся и взъерошил гладко прилизанные волосы своего племянника. Дерека явно нарядили, чтобы показывать гостям — на нем была тщательно выглаженная белая рубашка и брюки цвета хаки.

— Папа говорит, мы сегодня будем играть в баскетбол. Ко мне придут три моих друга, только трое, дядя. Папа говорит, что это не слишком много. Он говорит, что они как повиснут, так и будут висеть на тебе. Но нам надо больше игроков, чтобы поиграть, правда же?

— Верно, без игроков не поиграешь.

Тут еще один сгусток энергии скатился по лестнице.

— И я хочу играть! И я хочу играть!

— Конечно, ты будешь играть, Алисия! — Риз подхватил девочку на руки.

— Ух, как ты выросла! Скоро догонишь брата. А к тебе тоже приходят друзья?

Дерек издал возглас неудовольствия.

— Я не звала никаких друзей, — сказала Алисия, — буду только я, но я буду играть за папу.

Тут вмешался Картер. — Ты будешь играть за папу, но мы еще не начинаем, так что успокойся, — Он освободил Риза от объятий девочки. Риз испытал чувство, словно он взял в руки один из экспонатов его коллекции, и ему мягко намекнули, что он не умеет с ним обращаться.

— Они раззвонила про тебя на всю округу, — сказал Картер, приглашая их в гостиную.

— Я не шучу, вот увидишь, все как один будут здесь, выстроятся за оградой. Сара! Мы в гостиной, — крикнул он жене.

У огромного камина стояли двое: крупный лысеющий белый и маленький коренастый индеец, которого Картер представил первым. — Вот наш вождь.

Риз пожал руку своему бывшему однокласснику.

— Привет, Риз! Я рад, что ты здесь. Это придает нашему заседанию официальный характер. — Престон извлек письмо на официальном бланке с эмблемой племени Лакота округа Бед-Ривер, украшенное его размашистой подписью. В письме, в числе прочего, сообщалось о назначении Риза членом Совета племени.

— Завтра у нас заседание. Тебе придется принять присягу, пройти испытания, расписаться кровью и избавиться от всех своих земных пожитков.

Риз рассмеялся. — Ты просто хочешь заполучить мои лимузины, Свини. А еще принять обет безбрачия.

— Ладно, но только после тебя.

— Ну, я же председатель! На меня это правило не распространяется. — И посерьезнев добавил. — Я рад, что ты с нами. За твоего отца всегда очень стабильно голосовали, особенно старики. И то, что ты не уехал, то, что ты чтишь память отца, им всем очень понравилось. Твое участие очень важно для нас, Риз.

— Но это же всего месяца на три, как я понимаю?

— В эти три месяца нам предстоит многое сделать.

Тут вмешался Картер. — Лично я хочу, чтобы мой брат поближе познакомился с нашим игорным бизнесом. Он всегда был командным игроком, так что он понимает…

В этот момент в дверях появилась Сара Маршалл. Улыбка ее была натянутой, в руках она держала поднос с чашками дымящегося кофе, который она поставила на кофейный столик.

Жена Картера была миниатюрной, потрясающе красивой индианкой из племени Якима. Она походила на маленькую пугливую птичку, но, на самом деле, умела постоять за себя и детей в случае необходимости. Она несколько раз уходила от своего мужа. Но она любила его и надеялась на лучшее. Она не раз его прощала, и, как полагал Риз, еще не раз простит, судя по нежным и тревожным взглядам, которые она то и дело бросала в его сторону. Она думала, что этого никто не замечает, но ее выдавали глаза. Она сказала, что ей надо вернуться на кухню. Хелен тут же вскочила и предложили свою помощь.

Риз с удовольствием бы отправился на кухню вместе с женщинами. Он пришел сюда в гости к брату, а вовсе не по делам. Им уже не раз манипулировали, и он понимал, что два улыбчивых пройдохи, сидящие напротив, не прочь использовать его еще разок. Престон Свини с его сверкающими запонками и бюрократическим жаргоном превратился в настоящего политикана. А в Дарнелле Риз сразу разглядел одного из тех парней, которые любят чужими руками жар загребать, но зачем-то же Картер устроил эту встречу, и Риз подумал, что надо, наверное, подождать и посмотреть, как дальше будут разворачиваться события. И хотя он, в общем, терпеть не мог словоблудия, сейчас он изо всех сил пытался понять правила игры. В каждой игре есть свои правила. Эти парни не захотели объявить их открытым текстом, значит, придется читать между строк. А это, в свою очередь, означает, что придется заниматься словоблудием.

— Рой, Картер, а теперь, наконец-то и Риз Блу Скай вернулся, — вещал Престон. — С такими людьми за несколько месяцев можно горы свернуть, твой народ надеется на тебя. Когда ты увидишь, как организованно мы действуем, какую поддержку оказывает нам «Тэн Старз», как они помогают привлечь в Совет наших индейских братьев…

— Таких, как ты и твой брат, — вставил Дарнелл, — на самую верхушку, туда, гда принимаются все решения.

— С какой это стати вы о нас так печетесь? — подумал Риз. — Что это за игра, в конце-концов?

Тут послышался звук шагов, Риз обрадовался.

— Картер говорит, что вы с Ризом давно знакомы.

Сара поручила Хелен то, что обычно всегда поручают гостям. Хелен уже уложила на блюдо оливки и теперь занималась сельдереем. — Да, мы встречались, совсем недолго, пока он не уехал в Минессоту, — сказала Хелен. — Одно лето, даже меньше.

— Они росли не вместе, — сказала Сара, кивнув в сторону гостиной. — Обычно, братья бывают ближе друг другу.

Хелен обрадовалась перемене темы разговора. Она устала быть все время начеку. А муж Сары представлял собой прекрасную тему для светской беседы. Он был просто иллюстрацией к Закону о защите индейских детей.

— Наверное, Картеру пришлось нелегко, сначала — чужая семья, а потом — опять в резервации.

— Картер всегда сильней обстоятельств, — сказала Сара. — Вот и все. Точка. Тема была закрыта. Сара заговорила совсем о другом. — Интересно, какой он руководитель, — сказала она, доставая из холодильника две миски. — Тяжело с ним работать?

— Нет, он хороший менеджер.

— Последнее время он часто говорит о тебе. Меня это даже встревожило. — Она быстро отвернулась, а Хелен не смогла скрыть удивления. — Я обрадовалась, когда узнала, что вы с Ризом были близки. А поначалу я подумала, что он тобой увлекся. Судя по тому, что он о тебе говорил.

Сара поставила миски на кухонный стол, приподняла крышку кастрюли, опустила ее на место, потом наконец повернулась, и Хелен увидела смущение в ее глазах, в ее натянутой улыбке. — Но это на него так похоже, — сказала она и выдвинула ящик, в котором зазвенело столовое серебро. — Я тебя не виню. Ты, наверное, ни при чем.

— Не знаю, что и сказать. Я не…

— Извини, я тебя не обвиняю, — Сара нервно усмехнулась, ее густые черные волосы блестели в свете неоновых светильников. — Я не очень умею говорить. Мы мало общаемся.

— У вас уютный дом, красивые дети. И я не …

Они обменялись взглядами. Что не? Не хочу вдаваться в подробности? Саре было явно нелегко говорить с ней, и Хелен хотелось ей помочь.

— У меня есть сын, возраста Дерека, — Хелен словно слышала себя со стороны. В окне над раковиной она увидела детей. Сидней был, конечно, чуть старше, но сходство было безошибочным. В папу пошел, станут говорить люди, намекая на пикантные обстоятельства. — Он в летнем лагере.

Сара тут же оживилась. — Дерек занимается плаванием, а еще играет в бейсбол в детской команде. В летнем лагере, значит, а где?

— В Колорадо. — И, поскольку, Сара больше не задавала вопросов, добавила: — Его отец с нами не живет.

— Я понимаю, каково это. Мы тоже жили врозь некоторое время. Мы тоже разводились, а потом опять женились. А в промежутке он был некоторое время на ком-то женат. У нас это делается в Суде Резервации, так что процедура не слишком сложная. — Она помахала половником. — Но все равно это нелегко. Особенно детям.

— И матери.

— Я сильная. А Картер такой умный, может быть, даже слишком умный. Иногда бывает умней, чем нужно. — Она пыталась спрятать улыбку, но в глазах ее заплясали огоньки. — Я не должна этого говорить. Он твой босс.

Хелен тоже улыбнулась. Ей не раз доводилось наблюдать, как Картер страдает от избытка ума. Он то и дело лезет с советами, которых никто не просил. — А как вы познакомились?

— В колледже, там, на восточном побережье. Мне было так одиноко вдали от дома. Я сама из резервации Якима. Это в штате Вашингтон. А у Картера ведь было два дома, один в резервации, а один там, на Востоке. Так что ему было легче. Когда мы встретились, я только начинала, а он был уже выпускник. Я так и не закончила колледж. Забеременела.

— А это сразу все меняет, не так ли?

— У тебя та же история?

Хелен отвернулась и снова взялась за морковку. — Я об этом не жалею. Сын — это лучшее, что у меня есть в жизни.

— Я тоже. Capa на минуту задумалась. — Нет, пожалуй, лучшее — это Картер. И лучшее и худшее одновременно. Без него не было бы детей. Я попробовала жить без него. Но я слишком скучала по нему. А он скучал по детям, я это точно знаю, но дело в том, что у него внутри какая-то пустота, которую он не знает чем заполнить. И я не знаю, что ему нужно. — Она воткнула две ложки в миски с салатами. — Он бывает очень умным, но бывает упрямым, как осел. Никого не слушает и никому не доверяет. А потом вдруг возьмет и доверится не тому, кому надо.

— Ты имеешь в виду в делах, или в личной жизни?

— Я знаю одно, он задолжал большую сумму денег. — Она сказала это так, словно констатировала общеизвестный факт. Потом стала энергично жестикулировать, пытаясь помочь себе объяснить. — Понимаешь, я его выгоняю, а потом скучаю и хочу его вернуть, со всеми его вывихами и тайнами.

— Ты его выгоняешь, и он просто так уходит?

— Для него это хороший повод поселиться в отеле казино. Покуда он знает, что мы сидим здесь и ждем его. — Она пожала плечами. — Конечно, я могла бы забрать детей и уехать домой, просто собрать чемодан и уехать. Я уже так делала. — Тут она понизила голос, как будто придавала этому особое значение. — Он приехал за нами, пришел прямо в дом моих родителей и стал говорить, что не может без нас прямо в присутствии мамы, что, кроме нас у него ничего нет. — Она уперлась взглядом в салат из капусты. — Я знаю, что так оно и есть. Но в том то и дело, что мы не можем сделать его счастливым.

— Не надо делать его счастливым. Ему просто надо перестать умничать. Он должен понять, что его счастье здесь, — рядом. А твои дети числятся в твоем племени или в его?

— В его. Они лакота.

— Ага, — подумала Хелен. — Внимание, а вслух сказала: — А он может воспользоваться этим, чтобы забрать детей?

— Он никогда не пытался этого делать, — сказала Сара, однако она и сама думала об этом, и такая возможность не давала ей покоя. — Он никогда не осмелится на это. Он знает, что я этого никогда не допущу.

Хелен кивнула и подумала, возможен ли конфликт между двумя племенами по такому поводу? Если каждое племя выступит в поддержку своего члена, то они нейтрализуют друг друга и тогда останется маленькая Сара против большого Картера. А Картер, скорей, проведет сам себя, чем Сару. В глазах Сары Хелен видела решимость, ту решимость, против которой мужчина бессилен, ту решимость, которая является высокооктановым горючим. У Хелен и у самой был полный бак этого топлива.

А жаль, все-таки, что у нее нет такого племени, которое выступило бы в ее поддержку.

— Мне кажется, Риз испытывает чувство неловкости оттого, что Рой уступил место ему, а не Картеру, — отважилась предположить Хелен, когда Сара снова полезла в холодильник, — из-за детей.

— У Роя были на то свои причины, будь уверена. — Сара выгрузила в раковину кучу цветной капусты и брокколи. — Хорошо, если теперь они смогут стать настоящими братьями. Картер так рад, что Риз остался на этот срок в Совете. Давно не видела его таким возбужденным.

— А когда он решил позвать в гости этих парней?

— Понятия не имею. Я и не знала, что они приглашены. Добавь еще немного морковки, а сельдерея достаточно. Все равно эта зелень, наверное, никому не нужна.

Хелен высыпала остатки морковки в белую эмалированную раковину. — А Рой и председатель Свини, вроде бы, не ладили в последнее время?

Сара отмахнулась от этого предположения. — Я не обращаю внимания на местные сплетни. Картер говорит, что Риз и Престон вместе учились. А Билл Дарнелл — тот, как эти обои, все время на виду.

Он, кажется, обучал Картера. — Кажется, да.

Тем временем она начала чистить брокколи.

— По условиям соглашения с «Тэн Старз», они должны брать на работу людей из Бед-Ривер, но довольно долго это делалось для проформы. Их брали на самую черную работу. И люди начали жаловаться. Тогда они наняли Картера и жалобы поутихли, хотя некоторые продолжали ворчать.

— Потому, что его отец работал в Совете?

— Не только поэтому. Некоторые не воспринимают Картера. Во-первых, он не вернул свое индейское имя Блу Скай, а кроме того, никогда всерьез здесь не жил, и у него нет здесь школьных друзей, как у Риза. Постоянно кто-нибудь представляется его родственником, а он и не знает, верить или нет. — Сара пожала плечами. — А еще отцу пришлось уйти из Комитета по игорному бизнесу, когда Картер устроился в казино.

— Значит, это не Рой пристроил его туда?

— Картер отлично подготовлен для такой работы. Ему не нужна была ничья протекция.

— Ho, cо стороны, могло показаться, что так оно и есть, — осторожно заметила Хелен, разрезая последнюю морковку.

— Меня не волнует, как это выглядит со стороны. Картер получил эту работу сам.

— Я знаю, — ответила Хелен. Она и вправду считала, что Картер подходит для этой работы.

— А он ничего не говорил тебе про аварию? Насчет того, что кто-то мог это устроить?

— Нет. — Сара закрутила кран. Стали слышны голоса мужчин, далекие, низкие, то и дело прерываемые смехом. — Он тяжело переживал смерть отца. Хотя ничего и не говорил. По нему просто не видно. Когда он молчит — это и означает, что он переживает. — Она подняла глаза на Хелен. — Хорошо, что у него теперь есть брат.

— Риз сжег личные вещи Роя, всю одежду.

— Правильно сделал. Так и должно быть. А Картер традиций не понимает. Может быть, Риз растолкует ему, пока он здесь.

Они закончили укладывать овощи на блюдо. Сара достала картонную упаковку соуса для салата. Она сказала, что не умеет готовить соус в домашних условиях, всегда пользуется соусом из магазина, и никто пока не жаловался. Хелен предложила добавить несколько ингредиентов, в том числе чайную ложку острого перечного соуса. Сара попробовала, что получилось, и объявила, что острый соус творит чудеса.

— Ты надолго приехала? — спросила Сара.

— Я не знаю. Пока что у меня есть работа только на два месяца и больше ничего.

— Твоему сыну здесь может не понравиться. Когда дети чуть-чуть подрастают, с ними трудно переезжать на другое место.

Хелен кивнула.

— Но мне кажется, что работа на два месяца не единственное, что тебя здесь держит…

Билл Дарнелл поблагодарил за приглашение, но на ужин не остался, сославшись на дела. Престон Свини предпочел не отказываться от угощения в доме индейца. Он остался на ужин, но потом, когда Риз предложил им с Картером побросать мяч в корзину, извинился и ушел. Престон был одним из очень немногих одноклассников Риза, которые не играли в футбол, ни во дворе, ни в зале, ни даже на уроке физкультуры. У Престона полностью отсутствовала координация. В футболе или бейсболе неуклюжих еще кое-как терпишь, но в баскетболе — никогда. Или играй на приличном уровне — или не суйся. Престон пользовался здесь определенным уважением — он дважды избирался старостой, два срока проработал членом Совета, а теперь был председателем — вот потому-то, когда доходило до баскетбола, он просто спешил удалиться.

А Картер повел себя иначе. Ему вдруг так же сильно захотелось поиграть, как и детям. Трудно было поверить, что Риз Блу Скай его брат. Картер был меньше ростом, легкий, хрупкий, тонкий, но двигался, как тяжеловес. Ноги у него были тяжелые, словно бетонные плиты, которыми он выложил баскетбольную площадку для своего сына. Он был игрок, но не атлет.

А Риз был вне конкуренции. Когда мяч бросили в игру, он словно превратился в большую кошку, двигался плавно, легко и стремительно, и при этом ничего не делал на публику. Игра была ему в радость. Он испытывал истинное наслаждение от того, что его слушается и мяч и собственное тело. И дети были довольны. Дерек изо всех сил старался поразить троих своих друзей, а они поначалу робели. Они согласны были быть просто зрителями. Но Ризу хотелось играть. Везде, где был мяч и корзина, он чувствовал себя, как рыба в воде. Он был снисходительный мастер. Он держал игру в руках и дарил ее всем. На площадке был не просто игрок. Он был учителем и гостеприимным хозяином, готовым угождать гостям. Ему доставляло удовольствие отдать мяч в эти маленькие ручки, чтобы они отправили мяч в корзину и тем самым привели своих обладателей в неописуемый восторг.

Хелен и Сара уселись на специальном помосте — «хозяйской трибуне», как назвал ее Риз, — круглом стеклянном столике, и принялись болеть за всех.

На баскетбольной площадке времени на разговоры не было, но мальчишки вскоре убедились, что их друг не зря хвастал, его дядя, и впрямь настоящий герой. Как и все девятилетние, они были ужасно любопытны и прекрасно справлялись с задачей одновременно играть в мяч и тут же на бегу брать у героя интервью.

— А ты играл в Дрим Тим? — спрашивал Риза загорелый большеглазый мальчишка по имени Джеймс, глядя на него как на Бога, после того как Риз безукоризненным броском уложил мяч в корзину.

— Нет.

— А за команду звезд?

— Дважды.

— А ты снимался в рекламе?

— А ты ешь рис? — Риз отдал мяч Джеймсу, который бросил и промазал.

— Какой рис?

— С моим портретом на коробке.

— A-а «Рис Риз»!

— Ага. Хороший рис, я его сам ем.

— А ты когда-нибудь играл против Майкла Джордона?

— Конечно, играл.

— Никто не может выиграть у Майкла Джордона, — вмешался круглолицый рыжеволосый бутуз по имени Биггер, весь усыпанный веснушками.

— Дядя Риз выигрывал, — заявил Дерек, — правда, дядя?

— Раз или два выигрывал, но правильней сказать, что «Быки» выигрывали у «Буйволов». Это командная игра, надо играть в пас. — Он отдал мяч Биггеру. — А теперь что ты делаешь?

Мальчик наморщил нос, как кролик, покосился на Дерека, который играл с ним в одной команде, посмотрел снизу вверх на Риза: — Отдать пас?

— А бросать умеешь?

— Не умею, я плохо бросаю. — Но сам уложил мяч на правую ладонь, приготовившись бросать мяч в корзину.

— Что, вдруг потяжелел? — сказал Риз. — Не может быть. Ну что, бросишь?

— Слишком далеко.

— Если тебе так кажется, значит, так оно и есть.

— Надо отдать пас. — И он бросил мяч Ризу, застав его врасплох.

— Ой, горячая картошка! — Бум, бум, бум. Риз застучал мячом по полу, уклоняясь от Картера, который плясал вокруг него. — Куй железо, пока горячо. Пока я тут танцую танго с этим дядькой, дуй вперед, под корзину, понял? Защита спит!

— Они следят за тобой.

— Они следят за мной потому, что я на позиции для броска.

Биггер был тоже на позиции для броска. Внимание мастера так вдохновило его, что он просто из кожи лез, чтоб не подвести. Он сыграл с Ризом в стенку накоротке и бросил. Мяч от щита отскочил к Ризу.

— Еще раз так же, — крикнул он, и еще раз сыграли в стенку. — Бросай еще, представляй себе, как он летит! Смотри, какая большая корзина, туда два мяча войдут. Сейчас он туда войдет! Представь себе, как он падает в корзину! — Второй бросок достиг цели и Риз победно выбросил два пальца. — Только так!

— А ты можешь уложить мяч в корзину? Покажи трюк! — молил Джеймс.

Риз удовлетворил эту просьбу, отправив мяч в корзину широким навесным броском. Восхищенные крики детей доставляли ему нескрываемое удовольствие.

— Не вешайся на корзину, Броган, — проворчал Картер, подхватывая отскочивший мяч. Но тут он врезался в стойку под корзиной и упал, а мяч подхватил Риз.

— Надо бы обмотать стойку чем-нибудь, — сказал ухмыляясь Риз, а то еще кто-нибудь выбьет плечо. Эй, где моя команда? Кто меня прикрывает?

— Папа прикрывает! Давай, пап!

— Вы не даете мне бросать, вы меня блокируете! — Риза теснили два малолетних противника. Их четыре ноги без труда поместились бы в одной его кроссовке.

— Вы меня обсели, как мухи арбуз. Куда ни двинусь — везде вы! Вы меня блокируете у края площадки!

— Мы не можем тебя блокировать, ты слишком большой!

— Если я перешагну через вас — будет фол. Меня оштрафуют. Хелен, Сара, идите сюда, — крикнул Риз, — будете судить!

— А если я не знаю правил, — рассмеялась Хелен.

— А ты суди, как умеешь, — сказал он ей, и она бросила мяч в игру.

А уже через две минуты она вложила в рот два пальца и пронзительно свистнула, «так нельзя!». Все, кто был на площадке, повернулись, ища взглядом нарушителя.

— Это называется «фол», — объяснила Хелен и, шурша платьем, зашагала через площадку, преисполненная какого-то нового достоинства. — Алисия получает право на штрафные броски!

— Штрафные броски? — запротестовал Джеймс. — В дворовом баскетболе не бывает штрафных бросков!

Риз подхватил девочку, усадил ее себе на плечи и взял мяч.

— Сколько бросков? — спросил он.

— Столько, сколько потребуется. — Хелен, сложив руки на груди, стояла за щитом. — Это будет справедливо.

Риз усмехнулся и на кончиках пальцев подал мяч Алисии.

— Здорово свистишь! — сказал Риз, когда их глаза встретились.

Игра продолжалась до тех пор, пока все играющие не забросили по дюжине мячей, не набегались вдоль и поперек площадки и не перешли из команды в команду по три раза.

Через несколько раундов команда Картера, наконец, вырвалась вперед на заветные одиннадцать очков, и тогда Риз повалился на траву и объявил, что игра закончена. Он бросил мяч Биггеру. — Ну, парни, вы меня совсем замотали!

Картер нагнулся над ним, упершись руками в колени, роняя крупные капли пота. — Ты в порядке?

— Да.

— Уверен?

— Конечно. — Риз сел и потянулся. Он почти не вспотел. Мальчишки все еще стучали мячом на площадке.

— Я в отличной форме, не волнуйся.

— Что ты красный какой-то. Алисия, принеси воды!

— Не надо. — Это было адресовано Картеру и прозвучало, как приказ. — Я бегаю каждый ден: — Лучше принеси воды своему папе, солнышко. Он совсем запыхался. И, похлопав брата по обозачившемуся под ремнем брюк брюшку, сказал: — На себя посмотри.

— Да. Вообще-то я член клуба, но не часто пользуюсь этим. — Тут он пристально посмотрел на Риза. — Но у меня нет никаких…

Риз жестко прервал его. — Ну-ка, не дави на меня, Картер.

— Да что ты! — Картер всплеснул руками, словно защищаясь. — Я просто волнуюсь за брата.

— А я чувствую, что на меня давят. Твои друзья меня достали. — Он повел плечами, словно пытался высвободиться. — Меня, как будто, обрабатывают весь день.

— Престон был тебе другом.

Риз скорчил такую гримасу, что Картер поправился: — Одноклассником то-есть. Он хороший парень. Он смотрит в будущее. Он… — Тут Картер почувствовал, что его пафос неуместен. — А твои дружки-спортсмены на что годятся? В лучшем случае машины парковать на стоянке.

Риз пропустил это мимо ушей.

— А этот твой Дарнелл, что за птица, — спросил он.

— В смысле?

— Он мне грифа напоминает. Смотрит на тебя, как на труп. Хорошо, что он не остался на ужин.

Сара рассмеялась, обменявшись взглядами с Хелен.

— Он хороший парень, — настаивал Картер. — Очень толковый. Знает игорный бизнес. Он уже давно на «Тэн Старз» работает в разных местах.

— Какой игорный бизнес? — спросил Риз. — Индейский?

— Игорный бизнес есть игорный бизнес.

— А стервятник есть стервятник. Как наш Старик относился к этим парням?

Картер пожал плечами. — Он говорил, что в следующий раз выставит свою кандидатуру против Престона. Но у него не было ни одного шанса. Ни одного. Отец жил, как будто в прошлом веке, вечно боролся за справедливость, которая никому не нужна.

— А Дарнелл? Что бы отец сказал про него?

— Какая разница, Риз? Отец ничего не понял. Он не понял, что игорный бизнес — это просто бизнес. Чтобы им заниматься, надо быть бизнесменом. А Билл Дарнелл и есть бизнесмен. Я у него многому научился. И не только я.

— А мне не понравилось, как он с тобой разговаривал. Или, может быть, это просто его манера говорить?

— Это просто его манера говорить. — Картер взял из рук жены стакан чая со льдом. — У тебя свои странности — у него свои.

— Тебе что, не нравится, как я с тобой говорю? — Риз игриво хлопнул брата по плечу.

— Я твой старший брат. Пусть эти парни называют тебя сэром, а я уж позабочусь, чтоб это не вскружило тебе голову.

Минуту Картер выглядел озадаченным. Хелен даже показалось, что он обиделся. Но потом он расплылся в улыбке, принимая проявление братской заботы.

— А о тебе кто-же позаботится? — Картер потрепал Риза по волосам.

— Вон, какой вымахал, 15-й размер! Где ты покупаешь шляпы?

— Там же, где и туфли. Шью на заказ.

— Видишь, как я влип, — Картер повернулся к Хелен. — А ты правильно сделала, что порвала с ним, когда он еще покупал шляпы в магазине. — И повернувшись к Ризу, добавил.

— Ну, теперь-то вы просто друзья?

— Оставь их в покое, Картер, — вмешалась Сара. — Пусть будут друзьями, если им так хочется. Может мы у них поучимся этому.

— Видишь, как она меня кусает? А я ведь на ней женился. И не просто женился, а дважды женился. А она, все равно, меня кусает, — он отдал Саре пустой стакан из-под чая. — Друзья так не поступают, дорогая. Так только жены поступают.

Сара поднялась со стула.

— Ну-ну, я шучу. — Он потянулся к ней, но она отпрянула. Он виновато улыбнулся.

— Шучу.

Она кивнула. Все потупились. Дети все еще шумели на площадке. А четверо взрослых умолкли, не зная, как замять эту шутку. Слышно было, как мяч стучит по щиту, по кольцу, по площадке. Бум, бум, бум…

— Я сделаю еще чаю.

— Вообще-то, — сказал Риз, поднимаясь на ноги, — я обещал Хелен прокатить ее по Холмам до захода солнца, а потом свозить в Дэвуд.

— Дэвуд? — Хелен такого обещания не помнила, но все равно испытала облегчение.

— Я там сто лет не был. Говорят, теперь там полно игорных заведений. Хотелось бы взглянуть на конкурентов. Я ведь и сам теперь стал бизнесменом, с тех пор как завязал со спортом.

— Здорово было?

Сдавая задним ходом, чтоб выехать на дорогу, Риз виновато улыбнулся Хелен. — Та-ак, как теперь добраться до шоссе?

— Мы правда едем в Дэвуд?

— Мы правда едем развлекаться по случаю твоего выходного.

Развлекаться в Дэвуде Хелен не хотелось. Для игорной Мекки он был маловат, хотя возник раньше Лас Вегаса, к тому же она не считала игру развлечением. Для нее игра была работой. — Приятно было смотреть, как ты играешь с детьми в баскетбол, — сказала она. — Я уверена, твои баскетбольные лагеря пользуются популярностью.

— В эти лагеря огромная очередь, особенно тринадцатилетних. Тем, кому не по силам наши цены, мы делаем скидки, а родителям с деньгами — чем выше цена, тем больше нравится. Система работает отлично. Кстати, спасибо, что согласилась приехать со мной сюда.

Она последний раз взглянула на роскошный дом Картера, проплывающий за окном автомобиля. — Мне очень понравилось. Я Сару раньше не встречала. Она симпатичная и очень… — Во втором этаже картеровского дома зажглось окно, наверное, в спальне, и Хелен подумала о том, где брат Риза проведет эту ночь. В казино, скорее всего. — Она в отчаянии. А еще волнуется за Картера. Она сказала, он задолжал большую сумму денег. Они тебе об этом не говорили?

— Нет. Что значит задолжал? Исчерпал банковский кредит, что ли?

— Она не уточняла. И она не сказала мы, она сказала он слишком много задолжал, а еще сказала, он доверяет не тем людям. Интересно, что она имела в виду?

Риз фыркнул. — Этому Дарнеллу я бы и свое мусорное ведро не доверил.

— Дарнелл работает на «Тэн Старз». Это он обучал Картера. По-моему, все считают, что Картеру оказали огромное доверие, назначив его непосредственно в «Pair-a-Dice-City», а не в филиал.

— Ну и как, он справляется, по-твоему? — Она тут же утвердительно закивала, но Риз ее прервал: — Забудь, что он мой брат. Думаешь, он действительно хороший работник?

Хелен ответила, тщательно взвешивая слова. — Я думаю, что он обладает необходимой квалификацией.

— И тебе не кажется, что он получил эту работу благодаря отцу?

— Этого я не знаю. Стоило мне упомянуть о том, что многие так считают, Сара отреагировала на это очень агрессивно. Она сказала, что у него прекрасная квалификация, и я с ней согласна.

— Он получил хорошее образование, — признал Рйз. — К тому же, он толковый парень и честолюбивый.

— А еще он умеет работать с людьми, умеет планировать, хороший организатор. А еще…

— Я понял. А чего же он не умеет?

— Ему не хватает опыта.

— А еще?

— А еще ему не хватает шестого чувства, чтобы чуять опасность. В игорном бизнесе Опасность пишется с большой буквы и стоит рядом с Преступлением.

Риз повернулся к ней. — Ты имеешь в виду организованную преступность?

— Да.

— И кто же защищает нас от Преступности с большой буквы? Нас, индейцев? Наше племя? Кто защищает дикарей от толпы?

— Нет, под преступностью я имела в виду только шулеров и жуликов. В этом деле без них не обойтись.

— И насколько они опасны?

— Достаточно опасны там, где пахнет большими деньгами, там…

— Забавно, правда? Ты едешь в резервацию, видишь то, что все видят, то, что на поверхности — плохая земля, плохие дома, бедность — и думаешь: «Черт побери, здесь деньгами и не пахнет». Но в том-то и дело, там, где есть деловой человек…

— Белый человек, ты хотел сказать.

— Ага. Которым ты не являешься, — согласился Риз, — хотя мошенники бывают любого цвета.

— И деловые люди тоже, — улыбнулась она. — Ты — прекрасный пример.

— А ты уже успела понять, что я за человек? Когда же ты успела? В этой поездке? Или, может, твой сын побывал в моем баскетбольном лагере?

— Нет, — тихо отозвалась она, покачав головой.

— Было время, когда я охотно принимал авансы. А теперь предпочитаю зарабатывать все, что мне причитается.

Что зарабатывать? То, что было между ними, как-то не вязалось с этим словом. Великолепный секс — это ведь не работа. Скорей, опасная игра.

— Как твоя спина? — спросила она вдруг.

— Спина? — удивился он.

— Да, спина. Я заметила у тебя на лице страдальческое выражение, когда ты выначивался перед детьми.

— Выначивался? — расхохотался он.

— А еще я заметила, что брат за тебя волнуется. У тебя была травма спины. Потому ты ушел из спорта. Это так?

Добавить к этому было нечего. Теперь он взглянул на нее как на кандидата в доверенные лица. Так ни слова и не сказав, стал смотреть на дорогу.

Но это было явно не все. Гипотезы стали возникать в ее голове, словно дорожные знаки на обочине. Может быть, великолепный секс — это еще более опасная игра, чем ей казалось? А может быть, он…

— Скажи мне правду, Риз, что произошло в твоей жизни?

Риз, кривляясь, затянул популярный мотивчик «Разбитое сердце».

— Ты разбила мне сердце, — выл он, — а я был слишком юн. Дальше не помню слов…

— Риз, что это было? Секс? Наркотики? Алкоголь?

— Да нет…

— Может быть, герой из Бед-Ривера был плохим парнем, когда отправился завоевывать большой город?

— У тебя все нормально? — Она развернулась на 180 градусов, пытаясь заглянуть ему в лицо. Брось ломать комедию, посмотри мне в глаза и скажи правду. — Я тебя спрашиваю о том же, о чем и брат. У тебя все нормально? У тебя?

— У меня все в порядке, — тихо отозвался он. — Честно.

8

Они поехали длинным путем. Через Стерис и Сперфиш. Потому что Игольчатое Шоссе, обрамленное гранитными шпилями, представляло собой великолепное зрелище, особенно на закате, когда небо окрашивалось багрянцем. А еще потому, что неподалеку строилось новое казино. Ризу хотелось самому убедиться в его хваленом великолепии, а так же удобном расположении. Раньше это его совершенно не волновало, а теперь вдруг «Pair-a-Dice-City» и его филиал превратились в главное дело жизни, его личное дело. Черт побери, а что еще имело для него значение? Его портрет на упаковке риса? Парк лимузинов и дюжина магазинов, торгующих кроссовками втридорога?

Он убедился, что строительство движется. Отель, площадка для гольфа, плавательные бассейны, семейные аттракционы, а посреди всего этого настоящий бриллиант в виде крупнейшего казино Северной и Южной Дакоты. Совсем неподалеку от гор и аэропорта Рапид-Сити. Да, оно заслуживало этого названия. Это был именно бриллиант.

Вообще-то так в туристских брошюрах назывались горы Блэк Хилз, где располагались крупнейшие золотые прииски. Для людей племени лакота эти горы — Паха Сапа на языке лакота — были сердцем земли. Они верили, что первые люди на земле появились из пещеры у подножия этих гор.

— Это твой отец рассказал?

— Мой отец? — оказывается, он думал вслух.

— Конечно, — он улыбнулся Хелен, которая была другом его отца.

— И эту, и множество других историй. Народ Лакота всегда говорил со мной устами моего отца.

— А теперь твоя очередь.

— Уже? — Он рассмеялся. — Но я же еще не Старейшина, я еще Воин.

— Ты уже проявил себя, как воин. А теперь будешь сидеть в Совете в боевом оперении.

Риз застонал. Не было у него никакого оперения. Все перья достались Картеру. Первое, что сделал отец, заполучив назад своего младшего сына, это заказал для него роскошный традиционный индейский костюм, который Картер никогда не надевал. Но он хранил его. На стене, в своей комнате.

— Ничего, значит наденешь свой перстень Команды Звезд. — На сей раз Хелен явно читала его мысли, потому что он не произнес ни одного слова. Он никогда не хныкал и не жаловался. — В Команде Звезд вручают специальные перстни?

— Вручают. Золотые, такие большие, толстые. — За окном промелькнула строительная площадка. Вдруг Риз хлопнул ладонью по рулю. — Господи, куда меня несет? В политику, черт бы ее побрал. Я же не политик.

— А от тебя этого и не требуется. Тебе за эту должность и бороться-то и не пришлось. Тебя просто назначили. Уважили, так сказать. Ты никому ничего не должен, и ты свободный человек, а в этом всегда кроется сильная магия, если хочешь знать мое мнение. — Она отвернулась. — Чего ты как раз никогда не хотел.

— Хотел. Я спрашивал твое мнение о моем брате. Потому что я доверяю твоему мнению. Я здесь блуждаю в потемках и ищу дорогу ощупью. Я опираюсь на твою руку, потому что доверяю тебе. Тебе и еще нескольким людям. Тем, с кем я играл в баскетбол когда-то. Некоторым родственникам…

Он задумался и, не отрываясь, смотрел на дорогу впереди. Он должен говорить с людьми, с теми, кто живет в Бед-Ривере, кто жил здесь всегда и будет жить здесь всегда, независимо ни от каких казино. В словах Свини, сказанных сегодня вечером, было что-то такое, что задело Риза за живое. Свини упомянул игру в мяч, но Риз нутром чуял, что речь идет о другой игре. Об игре, в которой ему, Ризу, отводится роль болвана, что будет сидеть молча, кивать и улыбаться по сигналу. Молчаливый партнер, так сказать. Но Риз был уже далеко не такой покладистый, как раньше.

— Я заметила, — отозвалась вдруг Хелен, улыбаясь ему. Он опять размышлял вслух! Риз привык быть один и часто говорил сам с собой. А говорить с Хелен было еще легче.

Вечер одел небеса в темно-фиолетовый бархат, и Дэвуд сразу похорошел, хотя бы ненадолго. Городишко, который некогда пользовался дурной славой, казалось, рвался навстречу кормушке под названием Мэйн Стрит, где теперь царил игорный бизнес. Там, где раньше сплошной чередой тянулись салуны и бары, да иногда попадались бордели, теперь со всех рекламных щитов сверкали неоном игровые автоматы и ломберные столы. В этой холмистой местности торговые площади были в цене, поэтому магазинов и ресторанов, в чистом виде, здесь не было. В любом заведении, хоть бы и в кондитерской, обязательно стояли игровые автоматы.

Ризу польстило, когда пара туристов узнала его и попросила автограф. Порой ему хотелось, чтобы Хелен знала, что иногда совершенно незнакомые люди узнают его в толпе. Он рассмеялся, когда туристы спросили, не на матч ли ветеранов приехал он в этот город. Сказали также, что видели Рика Марино в баре «Казино Джек».

— Видишь, как быстро отставной спортсмен переходит в категорию «ветеранов»? — сказал он Хелен, распахивая перед ней струганную сосновую дверь бара «Казино Джек». Их накрыла волна мощного гитарного рока. — Я, можно сказать, обогнал тебя на целую эпоху.

— А сколько лет этому Марино? Он еще годится на что-то?

— О нет. Он уже в годах и страшный, как черт. Конкуренция мне не грозит.

Марино был старше Риза, но покинул спорт совсем недавно. Этот «форвард-коротышка» учился играть на школьных площадках Бруклина. Прыгучий белый парень, он играл за «Быков Маверикс», когда Риз попал в команду, и очень помог ему приспособиться к этой противоестественной жизни профессионального спортсмена, жизни на виду, словно в аквариуме. Но Рик заиграл в полную силу лишь тогда, когда его продали в Сиэтл и он стал самым сильным противником Риза.

Увидев его в баре, Рик тут же покинул компанию своих друзей.

— Сегодня ты меня угощаешь, за тобой должок еще с прошлой серии плей-офф, — объявил он Ризу, когда они оккупировали стол в углу бара, стены которого были обшиты сосновыми панелями. Риз едва успел представить Хелен, как Рик тут же принялся увлеченно пересказывать ей игру. Энергично жестикулируя, хлопая Риза по плечу, он говорил: — Четырежды этот парень меня наказал. Четыре раза! И ни разу за это не ответил. Судил в тот день Магу. И вот он объявляет мне фол. У меня пять персональных за полторы минуты до конца. А я его и пальцем не трогал! Слепая тетеря Магу как будто вдруг прозрел — увидел то, чего не было. И вот меня выгнали. А этот парень и его чертовы «Мулы» выигрывают всю серию. Увели прямо из-под носа. А это был наш год, мы должны были победить. Короче, — тут он погрозил кулаком, — я его чуть не поколотил, прямо там, на месте, на глазах у Бога и остальных болельщиков.

— Это точно, — рассмеялся Риз, вспоминая тот день. Вообще-то, Рик всегда был сдержан. Но в тот день все словно с цепи сорвались. Взбесились игроки, взбесились болельщики. В тот день Рик впервые бросился на противника с кулаками. — Меня тогда чуть не дисквалифицировали из-за тебя.

— Стоило дисквалифицировать, — Рик откинулся на стуле, пока официантка в джинсах ставила на стол пиво, белое вино для Хелен и минеральную воду для Риза.

— Более коварного индейца свет не видывал, уж можешь мне поверить. Так что повнимательней, Хелен!

— А я не играю в баскетбол.

— На твоем месте я не играл бы с ним ни в какие игры. Он такой парень, для него запрещенных приемов не существует, понятно? А с такой женщиной, как ты — я сразу понял — надо обращаться бережно.

— Вот почему мы и вместе, — Риз с хитрым видом подмигнул Хелен. — Я уже не тот Блу Скай. Не игрок, а расчетливый бизнесмен. Скучно, ей-богу, скучно. — Он ухмылялся, глядя на Рика, но на самом деле улыбку вызвал возглас удивления, вырвавшийся у Хелен.

— Ну, Хелен, если ты не играешь в баскетбол, во что же ты играешь?

— В покере ей нету равных.

— Правда?

— Ничего подобного, — она недовольно посмотрела на Риза. — Это просто Ризу так кажется.

Риз не мог понять, чем она недовольна. Ее ответ прозвучал так, словно она хотела Сказать болван, но смотрела она ласково. Может ей не нравится, что он болтает про нее? — Ну, я-то просто любитель. А она работает крупье в «Pair-a-Dice-City».

— Ух ты? — Рик своим длинным пальцем показал в сторону Хелен. — У меня для тебя есть предложение. Для тебя тоже, Риз, я ведь могу больше не опасаться получить от тебя локтем в живот, правда ведь? Мне нужны партнеры.

Риз откинулся на стуле, взял в руки стакан с минеральной водой. Рик был в совете директоров игорного монстра в Сперфиш вместе с несколькими фермерами-скотоводами из Техаса.

— Я слыхал, у вас там куча денежных мешков, а один из них держит в мешке несколько сенаторов штата, — сказал Риз.

— Так оно и есть. Я начинаю думать, что у нас в совете директоров слишком много шишек. Много вождей — и ни одного индейца.

— Чтобы водить их за нос, — пробормотал Риз.

— Да нет же, нет, Риз! У нас все не так. Казино, они как… — Рик отодвинул свое пиво и, жестикулируя, договорил: — они, как книжный магазин.

— Книжный магазин? — расхохотался Риз. Хорошее место для знакомства с женщинами, как сказал однажды Рик, когда обоим надоело быть все время в пути, видеть одни и те же лица, залы, отели. Однажды они пошли в книжный магазин искать приключений. Рик тогда подцепил рыжую старшеклассницу, а Риз пополнил свою библиотеку еще одной историей народа лакота.

— Да, ты заметил, как строят огромные книжные магазины? Куда ни пойдешь — обязательно на углу книжный магазин, а через дорогу — другой. И они, вроде бы, конкуренты, но процветают оба. А знаешь, почему? Те, кто любит книги, ходят в оба, раз уж они рядом.

Риз посмотрел на Хелен. — Пока что все логично, — сказала она.

— Конечно, логично, — отозвался Рик, с преувеличенным энтузиазмом восприняв ее поддержку. — И речь не только о книгах. Вот, например, тебе нужно купить бутылку виски. Ты идешь в магазин, а рядом, обязательно, обнаружишь кучу баров и прочих заведений, торгующих алкоголем. Это очень логично. — Тут он подался вперед, облокотившись о стол и вытянув шею. — Я хочу сказать, чем больше казино мы понатыкаем по всей округе, тем лучше пойдут дела. Игроки будут съезжаться толпами, потому что мы предложим большой выбор. К тому же, это Дэвуд. Понимаешь? Настоящий Дикий Запад, страна Билла Хикока.

— Некоторые считают, что это настоящая страна индейцев, — сказал Риз.

— И ты настоящий. И это так здорово!

— Знаешь что, Рик? У меня локти чешутся.

— Нет, я вот что хочу сказать. Если б ты был с нами, твои люди поняли бы, что мы им ничем не угрожаем, я имею в виду, они бы увидели, что от этого хорошо всем.

— И как бы они это увидели?

— А ты бы им это показал, ты бы им это объяснил. Мы бы вместе обратились в Сенат и добились бы снятия ограничений на игровой бизнес.

— Вы и так уже добились этого.

— Как бы не так, это был жалкий компромисс. Мы не добились и половины того, чего хотели. — Рик пристально вглядывался в лицо Риза, готовясь выложить свой главный козырь. — Ты мог бы стать очень богатым человеком, Риз. Понимаешь, о чем я говорю? Мы могли бы… — Рик словно задохнулся, не в силах выразить словами, сколь беспредельны были бы их возможности.

— Не знаю, как ты, Рик, но у меня денег больше, чем я могу потратить, — Рик скорчил такую гримасу, что Риз расхохотался. — Нет, серьезно. — Рик повернулся к Хелен. — Бьюсь от заклад, этот парень просто не знает, как тратить деньги. Отдать — это он может, а потратить — нет.

— Отдать кому? — спросила она.

— Тому, этому, — пожав плечами, ответил Рик. — Послушай, я не против индейских законов об игорном бизнесе. Я знаю, в Атлантик Сити есть парни, которые, стоит их чуть прижать, тут же поднимают страшный крик. Я хотел было работать с ними, потому что я ведь большую часть времени там пропадаю, но, черт побери, это очень большие деньги. И некоторые из этих парней способны на все. В прессе они кричат об ограничении свободы, а сами готовы нож всадить тебе в спину. Еще и провернуть для развлечения. — Он ткнул Риза в плечо. — А мы могли бы в нашем штате развернуться еще и пошире. Если бы ты был с нами. Свой, земляк, понимаешь?

— Понимаю. — Но Ризу не хотелось слышать об этих гигантских возможностях от Рика, который не видел разницы между земляком, который из Южной Дакоты, и земляком из резервации. Он отодвинулся от стола.

— Я знаю, как проигрывать в очко. Давай, сыграем. Я должен прочувствовать, что это за игра.

— Не думаю, — вмешалась Хелен. — Не думаю, что тебе это нужно.

Он взял ее за руку. — Если мне суждено когда-нибудь всерьез заняться игорным бизнесом, я должен разобраться во всех тонкостях игры. Твоей игры.

Предлагая ей поиграть для начала, он, на самом деле, надеялся, что ему удастся с ней потанцевать.

— Деньги делаются за счет игровых автоматов. Они приносят массу денег, и только малая часть возвращается игрокам. — Хелен говорила быстро и энергично жестикулировала. — Вот и все тонкости игры. Все, что надо знать, поверь мне.

Риз улыбнулся. Она всегда была такой, когда пыталась противостоять искушению. Она была не из тех, кто хватался за любую возможность порисоваться. Зачем ей это? Она обладала такой тихой спокойной красотой, такой томительной утончённостью. Он мог всю ночь любоваться ее грациозной рукой. В данный момент он нежно сжимал эту руку под столом.

— Иногда игрокам возвращается довольно значительная часть, — сказал Рик. — Он прав, давай сыграем. А еще лучше — давай поставим на присутствующего здесь профессионала. Мы, профи, должны держаться вместе.

— Я в азартные игры не играю, — сказала Хелен. Она повернулась к Ризу, ища поддержки. — Я держу банк сорок часов в неделю. А это не игра, это работа.

— Хелен скорей учитель, чем игрок.

— Вот и научи нас, Хелен, — Рик поднялся с места, явно готовый поразвлечься. — Ты будешь играть — а мы делать ставки. Это простая игра. Ты считать умеешь?

— Я умею считать, а ты умеешь играть, — отрезал Риз. — За тобой наблюдать одно удовольствие. 'Потому что ты знаешь, что делаешь. Эту уверенность ни с чем не спутаешь. — И он с силой поднял Хелен на ноги.

— А, вообще-то, она права, Риз. — Во взгляде Рика вспыхнул дьявольский огонек. — В очко играть особого таланта не нужно.

— Ну, я бы не сказала, — возмутилась Хелен, проглотив эту приманку. — Я просто имела ввиду, что это очень простая игра, ну, вроде баскетбола. — Она опереточно пожала плечами. — Для вас ведь главное забросить мяч в кольцо, правда же? Этому ведь совсем не трудно научиться.

— Ну, вот и покажи нам свое искусство. Ты-то ведь умеешь считать? Считать так, чтобы никто не заметил, это ведь настоящий талант. — Он окинул взглядом бар, полный ковбоев и туристов, и понизил голос. — Потому что, если заметят — выставят за дверь. И старший крупье позаботится, чтобы больше тебя здесь не было. Но если делать это с умом, осторожненько… — он постучал пальцем по виску, глядя на Хелен с вызовом, потом пожал плечами, — ну, это немногие умеют.

— Я могла бы… — Хелен жалась к Ризу и висла на его руке, словно ждала, что он ее защитит от чего-то. — Может установим предел? Например, пять сдач, и все. Не больше пяти.

— Ну, это несерьезно, — сказал Рик, — хочется посмотреть, как ты это делаешь.

— Только пять сдач, — настаивала она, уже двигаясь в сторону зала, где играли в очко. — Нам надо сегодня вернуться в Бед-Ривер. На пять сдач я согласна, но не больше.

Она еще раз взглянула на Риза. Во взгляде ее сквозила тревога. Она была напугана. Она уже готова была броситься в игру и даже хотела этого, но ей было страшно. Ее ногти впились ему в ладонь.

Он сжал ее руку. — Если не хочешь — мы не станем этого делать.

— Хочу, — она словно слышала себя со стороны и дрожала всем телом. — Хочу, но не могу. Я…

— Нет — значит нет. — Риз взял ситуацию в свои руки. — Ты устала, а нам еще далеко ехать. — Он почувствовал, с каким гигантским облегчением она вздохнула.

— Извините за навязчивость, — сказал Рик. Кто-то за столиком на другом конце зала привлек его внимание. Он помахал рукой, давая понять, что сейчас подойдет. — Может быть, потом обсудим то, о чем я говорил, Риз? Тут скрыты большие возможности.

— Я сейчас загружен до предела. Мне от отца достались кое-какие дела.

— Что? — Рик скорчил гримасу.

— Дела, — отчетливо повторил Риз. — Что тут непонятного?

— Ладно, — Рик повернулся к Хелен. — Ты в курсе, что этот парень — единственный игрок Команды Звезд за всю историю НБА, с которым распрощались, не удостоив его лрессконференции. — Она вопросительно уставилась в его синие глаза. Рик ответил ей профессиональным судейским жестом «все чисто», это была правда.

— Какая чушь. Кого волнует, как с кем распрощались, — рассмеялся Риз. — Рыться в старых справочниках — это на тебя похоже, Марино. Я этим не занимаюсь. У меня есть дела поважней.

— Я тебя понял. Ладно, потом поговорим.

— Будь здоров.

Хелен хотелось пройтись. Стояла прохладная ночь, типичная для этих мест. Пахло соснами. Где-то вдали пиликала скрипка. Звезды сверкали так близко, что казалось, только протяни руку и достанешь. Она сейчас пережила искушение. И это как-то всколыхнуло ее чувства. Она словно постояла на краю, словно протянула руку к звездам — и отпрянула назад. В безопасность. Ей было хорошо и спокойно с этим человеком. И хотелось довериться ему.

— Извини, я не хотел действовать тебе на нервы, — сказал Риз, доставая джинсовую куртку из машины. Счетчик на стоянке потребовал бросить несколько монет. — Тебе что, запрещено играть в других заведениях?

— У меня есть свои собственные запреты.

— А что значит «считать карты»? Я, конечно, слыхал об этом, но толком не пойму, как это делается. У тебя в игре четыре колоды, так ведь? Разве возможно проследить за ходом карты?

Она застенчиво улыбнулась, когда он набросил ей на плечи свою необъятную куртку.

— Так возможно? — Этот великан был, до смешного, наивен.

— Возможно. Есть, как минимум, пятьдесят различных способов. Одна система называется «выше-ниже».

Он слушал и ждал.

Она шла молча. Из-за двери соседнего дома донеслось треньканье пианино. Хелен взяла его под руку. Они проходили мимо заведений под названием «Бар Трезвеников» и Игровой Зал Кэрри Нэйшин. Хелен пришло в голову, что Кэрри, наверное, тоже было бы интересно послушать ее откровения. Но тут они свернули в тихую улочку. Вывеска на углу предлагала всем желающим тур по опиумным заведениям старого Дэвуда.

Прогулка позволяла ей собраться с мыслями для ответа на его вопрос.

— Высокие карты, десятка и выше, считаются как «минус один», — начала она. — Низкие карты, — как «плюс один». Средние — семерка, восьмерка, девятка, — как «ноль». По ходу игры ты ведешь подсчет по этой системе. Если баланс в плюсах — значит в игре больше высоких карт, значит шансы игрока выше. Если баланс в минусах — значит шанс заведения выше. Посетители приходят и ищут, как говорится, богатый стол. Задача крупье — выбрать богатый стол и внимательно считать.

Они шли через улицу. Она говорила без умолку. Он внимательно слушал, иногда заглядывая ей в лицо. Машина остановилась, пропуская их. Они шагали в ярком свете фар.

— Это и есть ключ к успеху и к неуспеху. Игрок любит риск. Не может устоять перед желанием испытать судьбу и вязнет. И проигрывает по-крупному. Чтобы игра окупилась — требуется время. Поэтому надо сохранять спокойствие и обращаться с деньгами аккуратно. Если у тебя всего двести долларов — нельзя ставить по двадцать пять долларов на кон. Проиграть восемь раздач много времени не требуется. И глазом моргнуть не успеешь, — она щелкнула пальцами. — Поэтому надо быть трезвым и внимательным. Но иногда тебе везет, и ты чувствуешь себя на седьмом небе и думаешь, что не можешь проиграть. В такие минуты не до трезвости.

— А ты это умеешь? Карты считать, я имею в виду.

— О, да.

— Значит, в этом и заключается задача крупье?

— Нет.

— Нет, — эхом проговорил он. — Так зачем же тебе работать крупье, если ты обладаешь таким талантом?

Они ушли уже далеко от Мэйн Стрит. Хелен успокоилась и пришла в себя. Когда в баре ей предложили поиграть, сама мысль, что она сядет за стол напротив крупье, наверняка, менее опытного, чем она сама, заставило ее сердце бешено колотиться. Теперь оно снова билось ровно.

Они свернули в безлюдный переулок, весь заставленный автомобилями поздних посетителей. У входа в стоматологический кабинет стояла скамейка. По бокам, в ящиках из-под виски, росли белые петунии. Он накрыл ее руку своей. Она взглянула на него снизу вверх, и он спросил: — На кого ты работаешь, Хелен?

Ответом было молчание.

— Я не оставляю попыток, правда? — усмехнулся он. — Говорят, попытка — не пытка. Ну ладно, тогда скажи мне, как ты к этому пришла?

Она опустилась на скамейку, он сел рядом. Мимо проплывали машины. Он просил ее сделать то, что она проделывала тысячу раз, когда проходила курс лечения, спасший ей жизнь. Ее психоаналитик заставил ее «проговорить» события тех далеких лет, когда они с сестрой проводили учебный год с мамой, а лето и уикенды с отцом.

— Отец и научил меня играть в карты. Мы играли в кинг, в вист, в очко — он предпочитал говорить «двадцать одно». Если мы были партнерами и проигрывали, он, бывало, говорил после игры: — «Ты же знала, что туз еще не вышел», или: «ты же знала, сколько пик уже вышло». Он ожидал этого от меня, и я чувствовала себя виноватой, если он был мною недоволен. Вот я и старалась. Он был хорошим игроком, а мне хотелось завоевать его уважение. Вот так я и научилась.

— А он играл на деньги?

— Нет. Он был мечтатель, но головы не терял. Я думаю, так и надо, не терять головы.

— А о чем он мечтал?

— Мечты, как мечты. Такие мечты обычно так и остаются мечтами: построить лодку, поехать в Африку, стать профессиональным игроком, — тут она посмотрела на него с вызовом. Путь додумает сам. Но он только улыбнулся и спокойно ждал. — Игроком в гольф, — договорила она. — Он играл в гольф. И до сих пор неплохо играет.

— Бывает, — сказал Риз, широко улыбаясь. — Ну, расскажи про Африку.

— Некоторые уезжают в большой город искать счастье и находят и счастье, и славу, — сказала она. — Если хватает таланта и напористости.

— А еще везения, — добавил Риз. — Некоторым эта идея казалась безумной — парнишка из ниоткуда подался в профессионалы.

— Но у тебя все получилось.

— Не знаю, — он откинулся на скамейке, глядя в небо. — Кто знает, что было бы, если бы я не бросил учиться. Может быть, открылись бы более широкие возможности. Может быть… — он пожал плечами, — но в тот момент мне учиться не хотелось. Я решил податься в армию. Им нужно было одно, чтобы я играл в баскетбол, а я и сам хотел того же. Такой вариант мало кому приносит удачу. Но я рискнул и не жалею. В жизни не бывает сослагательного наклонения. Что произошло, то и произошло.

Тут он взглянул на нее и улыбнулся. — Но мы, вроде бы, говорили о тебе. Черт побери, как тебе удается переводить разговор на собеседника.

— Я упомянула поиски счастья и славы, а ты подхватил.

— Принял на свой счет, — расхохотался он. — Значит, отец научил тебя играть в карты. А как ты пришла к тому, к чему пришла?

— Что ты имеешь в виду? Работу в казино? Это просто работа, и больше ничего.

В переулке, где они сидели, не было фонарей. При свете луны петунии, казалось, фосфоресцировали, источая сладкий аромат. — Знаешь, иногда алкоголики работают барменами. Короче говоря, мне это стало необходимо. Я больше не могла без этого.

— Без чего? Без игры? — спросил он. Она кивнула. Минуту они молчали. — Совсем?

— Совсем. Когда не можешь отойти от стола, по-моему, это называется «совсем».

Они сидели рядом, казалось, целую вечность — рядом, но врозь. Не надо было ему говорить, думала Хелен. Надо было промолчать или не вдаваться в подробности. Можно было вообще избежать этого разговора. Незачем ему знать эту сторону ее жизни. А теперь, что он подумает о ней. Наверное, скажет: «Какая мерзость»…

Он обнял ее за плечи, прижал к себе крепко, но нежно, словно ощущал ее уязвимость, и поцеловал в лоб. — Когда я наблюдал, как ты общалась с той женщиной, которая спустила все деньги, я думал, ты просто ангел!

— Ангелы в казино не залетают. — Она закрыла глаза и прижалась щекой к его груди. — Азартному игроку может показаться, что ангел опустился ему на плечо, но это только иллюзия.

Он снова коснулся губами ее лба. — Прости мне этот вечер.

— Ты ни в чем не виноват. — Ей трудно было говорить. — Прости, что разочаровала тебя.

— Чем? — Он склонился к ней и нежно взял за подбородок. — Чем ты меня разочаровала?

— Тем, что не проявила себя настоящим бойцом.

— О-о-о, Хелен! — Он то ли смеялся, то ли стонал, прижимая ее к себе покрепче. — Выбрось это из головы! Я просто рисовался и хвастался тобой, как последний осел. А ты поставила меня на место, дорогая. Ты сказала «нет».

— Ты сказал, что сослагательного наклонения в жизни не бывает. А я час назад ощутила его абсолютно реально! При одной мысли об игре, я уже была готова показать тебе, как я здорово умею это делать. Как я умею ловить удачу. Мне так хотелось угодить, удивить, поразить тебя. Это было так реально, потому что это есть во мне, и это может случиться в любую секунду.

Она отодвинулась, заглядывая ему в лицо. — Да, я умею считать карты, я очень хорошо это умею. Но я зависима. Я больна. Теперь ты скажешь: «Ты, Хелен?! Мне всегда казалось, что ты полностью владеешь собой».

— Не всегда.

— Не всегда?

Он покачал головой и нежно погладил ее по волосам.

— А когда тебе это не казалось?

— Когда ты связалась со мной против своей воли.

— Но я хотела этого! Хотя и знала, что мне не следует этого делать.

— Значит, ты не всегда владеешь собой, — улыбнулся он. — А работа в казино для тебя — испытание на прочность?

— Это работа. Это просто способ хоть как-то применить то, что я умею. Это способ вернуть долги. Слушай внимательно, Риз! Это я. Такая как я есть, — думала она. — У меня было много долгов. Теперь остался один, и я его возвращаю.

— А как ты, — он осекся, встретив ее умоляющий взгляд. Вздохнул, обхватив спинку скамейки руками. — Ладно. Только не говори, что ангелы не залетают в казино. Ты была ангелом в «Pair-a-Dice-City».

Она усмехнулась. Ее развеселило его упрямство.

— Может быть, ты не каждый день такой бываешь, но в тот день, с той женщиной…

— Меня учили работать с людьми. Хватит об этой женщине, — подумала она.

— И все-таки это — не единственная твоя работа, — он глубоко вздохнул и отвернулся.

— Риз…

— Понимаю, ты не можешь об этом говорить.

Господи! Ей хотелось сказать ему, что она всего лишь исполнитель, что она на его стороне, что она ему друг. Она была союзником его отца. Что ее интересуют только те подлецы, лжецы, воры и мошенники, плохие парни. А в своем глазу?! Вдруг подумалось ей.

— Как тебе понравилось предложение твоего друга?

— Это мое испытание на прочность, — он задумался на минуту. — Мне интересно, что тут происходит, но окунаться в игорный бизнес мне бы не хотелось. Я даже карты не люблю. Может, потому что не люблю проигрывать? И вот я вдруг оказался втянут по уши во все это — и отец, и брат, и Совет… Он нежно коснулся ее виска кончиками пальцев, погладил ее лицо, шею и прошептал: — И ты.

— Нет! Я не имею к этому отношения. И ты не втянут по уши.

— Я по уши влюблен, так и знай!

— Раз уж мы используем анатомические термины, то я тоже по уши, с головой. И ты это прекрасно знаешь.

— Я надеялся на это. Надеялся, что ты со мной, — он наклонился и нежно коснулся ее губами, — не только в постели.

— Не только в постели, — прошептали ее губы.

— Мне кажется, мы стали как-то ближе. Мы теперь одно целое. Взять хотя бы этот визит к родственникам. Раньше до таких вещей руки не доходили, — он усмехнулся. — Черт побери, раньше хватало времени только на постель. — Раньше, подумала она. Для него это раньше — то счастливое лето, мимолетный роман. Лето, полное запахов, звуков, ощущений. А для нее раньше означало — до того, как появился Сидней.

Расскажи ему! Если бы она была честным человеком, она бы рассказала, потому что он явно честный человек и заслуживает того, чтобы ему говорили правду. Если бы она была ангелом, она бы рассказала ему давным-давно. Не — совсем — честная — и - далеко — не — ангел — хотела рассказать ему правду, но не могла. Потому что это касалось не только ее одной.

Я хочу тебе рассказать! Но с какой стати?

Он был то ли по уши влюблен, то ли увлечен — но это касалось его самого. Его самого, а не его ребенка.

Его ребенка. Ребенка Риза. Хелен ни на минуту не оставляла мысль о том, что ждет Сиднея впереди, его судьба, счастье, безопасность. Но никогда раньше она не позволяла себе думать о нем, как о ребенке Риза. Риз был так велик, он был так далеко. Большой Человек, Тот Кто Касается Неба, эпический герой. Человек, который…

— …я рад, что ты была со мной у Картера, — он взял ее руку в свою, переплел свои пальцы с ее, — понимаешь, как это трудно. Мы ведь братья, должны понимать друг друга. Но как этого добиться, с чего начать — понятия не имею… К примеру, я хочу ему сказать, чтобы он уделял больше внимания семье. Ну как я могу это сделать? Он скажет, что это не мое дело. По крайней мере, сейчас.

— Может быть, можно как-нибудь осторожно спросить у него про долги, о которых упомянула Сара?

— Пожалуй, думаю это его не обидит, — вздохнул он. — Потому что речь идет о детях. У них такие хорошие дети. А дети не обязаны расхлебывать проблемы, созданные родителями. Дети не должны страдать. Они имеют право на детство… Как говорится, легко сказать, если у самого нет детей.

— Ты так хорошо с ними общался, — вставила она, понимая что это слабое утешение. Рано или поздно ей придется сказать ему, что у него есть сын. Она собиралась сделать это позже, но она не думала, что будет такая ночь, что они так откроются друг другу.

— Когда я увидела тебя первый раз — ты был среди детей, — вспомнила она.

— И ты решила, что я один из них. Переросток.

Она хотела было возразить, но он ей не дал. — Но ребенком я был тогда, когда играл в мячик.

— Ты и сейчас такой. Сегодня ты был ребенком. Сегодня, у Картера.

— Это всего лишь игра. Наш Старик любил говорить «всего лишь игра». Но это была моя игра. Он говорил, спортивные боссы меня используют, но никто не использовал меня так, как он. Я был его служанкой. Он, бывало, уйдет в запой, и все остается на мне. За ним смотреть, за домом… детства у меня не было. А когда он бросил пить, он утратил ко мне всякий интерес. Потому что получил назад Картера. Он заполучил назад на блюдечке с голубой каемочкой свежеиспеченного сына, которого вырастил кто-то другой. Сын был — просто загляденье. Отец так гордился — как он много знает, как он красиво говорит, какие у него манеры.

— Тобой он тоже гордился, — перебила Хелен.

— Он мне этого не говорил. Он только поучал.

— И ты уехал и порвал с ним?

— Не совсем. Приезжал иногда в гости. Оплачивать телефонные счета. — Он грустно покачал головой. — А потом меня позвали в Совет. Но я-то понимаю, что это не я им нужен. Они твердят про традиции, но я понял, им нужен Рой Блу Скай, вот что им нужно.

— А что ты сам думаешь об этом?

— Может потому я и согласился, — он грустно усмехнулся, — пусть Старик использует меня еще разок.

— Ради чего?

— А этого я пока не понял. Знаю только одно, если «Тэн Старз» представляют люди, вроде Дарнелла, то — он щелкнул пальцами, — то я должен быть в этом Совете. Он так напоминает мне моего первого агента. Источает улыбки и рассказывает тебе, какой ты идиот. «Я буду думать за тебя, сынок», говорит. Я его потом уволил.

— Дарнелл просто работает на «Тэн Старз», он не один из них.

— Он и глаза, и уши, судя по отцовским бумагам. Но если это так, то хотелось бы знать, какой частью тела является мой брат. Кто ему платит? И тебе тоже? — Она остановила его взглядом, и он вскинул руки. — Я же не спрашиваю, сколько.

— Мне платит казино.

— Из денег племени?

— Осторожно, Риз. Ты слишком широко шагаешь.

— Да, верно. — Он приподнял свою гигантскую ногу. — Ты видала, какого размера у меня ботинки?

— Надо быть поосторожней. Не разрывай контракт, пока не узнаешь игроков поближе.

— Думаешь, это не мое дело, кто сколько получает? — Он откинулся на скамейке, положил ее руку себе на колено.

Я здесь вырос и знаю индейцев. Может волосатых ковбоев я не всегда понимаю, а индейцев я знаю. И еще, я умею держать свои мысли при себе.

— Раньше умел, — возразила она, — думаю, эту традицию следует возродить. Пока ты не понял, кто есть кто.

— Да, верно. Престон уже начал меня готовить к заседанию следующего Совета. Говорит, мне следует воздерживаться, пока я еще не в курсе дела. Говорит, надо прислушиваться к рекомендациям Совета. Я ничего не сказал. Больше всего меня сейчас интересует… — Он умолк, вглядываясь в ее лицо, освещенное лунным светом, не зная, что лучше — промолчать или не промолчать. — Могу ли я тебе полностью доверять?

Она посмотрела на их переплетенные пальцы. Он подумал, что она не обязана отвечать, если не готова.

— А мой брат, он может тебе доверять? — Риз, я никому ничем не угрожаю. Моя задача вычислять шулеров.

Он недоверчиво приподнял бровь.

— Я просто крупье. Давай на этом остановимся. По крайней мере, пока.

— Меня это устраивает. — Он взял ее за плечи и заставил встать. — Завтра у меня первое заседание Совета. А в субботу — праздник. Поедем, развлечемся? Потанцуем.

— Что я слышу, потанцуем?

— Да. Единственный танец, который я знаю, танец вокруг майского дерева.

— Не знала, что ты умеешь танцевать.

— А я разве не говорил тебе? — Он обнял ее за плечи и повел по переулку в сторону центральной улицы. — Это было в те времена, когда я еще умел держать язык за зубами. Но потом мне стали поручать роль майского дерева. То есть, столба в центре пляски. И мне пришлось бросить.

— Ты стеснялся своего роста? А сколько тебе тогда было?

— Кажется тринадцать или двенадцать, около того. А в этом возрасте некоторые слова сильно ранят.

— Столб, то есть.

— Столб? Ну что за мысли у тебя в голове? — Риз засмеялся, обхватил ее за шею, поцеловал волосы. — Нет, не столб. Это слово «центр». Оно приводило меня в ужас.

9

Крупье Питера Джойса Хелен вычислила сразу.

Двух его агентов видно было за версту. Это были мужчина средних лет и женщина-толстушка, которые всегда играли за его столом. Обычно они работали втроем, но иногда и поодиночке. Условные знаки Джонса были до смешного наивны. Когда его агенты сидели за столом, у него вдруг случался приступ аллергии, и он начинал то и дело чихать. Хелен так и подмывало спросить его, не страдает ли он аллергией на их оклахомский акцент. А его подтасовки были так очевидны, что она всерьез подумывала взять перерыв, подойти к нему и показать, как это делается. Она не могла понять, почему его не разоблачат. Все, что происходило в зале, фиксировалось видеокамерами. Это стало ей понятней, когда она как-то раз, в обеденный перерыв зашла отдохнуть в комнату охраны. На экранах мониторов был виден пол, потолок и ничего больше.

Обычно крупье не просматривают видеопленки службы безопасности, но Картер сделал для нее исключение. — Тебе надо сниматься в кино, — говорил он ей, когда они вдвоем смотрели записи недельной давности. — Ты отлично выглядишь на экране. Тебе надо быть диктором в еженедельной программе новостей.

— Но… Тебе не кажется, что камеры неудачно установлены? Здесь же ничего не видно! — Она постучала пальцем по экрану монитора. — Макушка Питера, и больше ничего.

— Да, похоже, четверную камеру нужно поправить. — Он сделал пометку в блокноте, бросил карандаш на стол и, развернувшись в своем большом кожаном кресле, широко улыбнулся ей. — Кстати, я не говорил, что звонил твой сын? -

Хелен замерла на месте. — Сидней звонил сюда?

— Он звонил домой, но не дозвонился. Сказал, что ждал твоего звонка в воскресенье.

— А я не дозвонилась. А потом мы поехали к тебе. — Зачем он звонил? Обычно, это она никак не может его застать. У него столько дел, столько развлечений. Ему не до телефонных звонков. — У него все хорошо?

— Конечно. Мне показалось, ему просто одиноко. Мы немного поболтали. Как мужчина с мужчиной. Я сказал, что у меня сын его возраста или чуть моложе. Сказал, что Дереку девять. Он меня тут же поправил, — Картер смотрел ей в глаза. — Быстро растут дети, правда?

— Да уж, — ответила она, не отводя взгляда.

— Мне и правда казалось, что ему девять или десять. А у него уже голос ломается.

— Я, наверное…

— Теперь ты не дозвонишься. — Картер раскачивался в кресле, заложив руки за голову. — У них трехдневный поход в горы. Он не был включен в группу, но ему вдруг предложили.

— Вы, правда, поболтали?

Он смотрел на нее, по-прежнему не отрываясь. — У тебя классный сын, Хелен.

— Я знаю.

— Похоже, этот лагерь в горах — отличное место. Надо разузнать поподробней, может Дерека послать туда. — Он вдруг подался вперед, заскрипев креслом. — Кстати. Надеюсь, я тебя не подставил. Я его спросил, как он относится к идее переехать в Южную Дакоту. А он, оказывается, ничего об этом не слышал.

— Большое спасибо, — она вложила в эти слова побольше сарказма, чтобы замаскировать облегчение, которое она испытала. Все-таки, эта тема полегче. — Я ему еще не говорила.

— О Боже! Прости меня! Когда имеешь дело с этими взрывоопасными подростками, все надо делать вовремя. — Он взял со стола пульт, нажал кнопку. Монитор погас. Он тяжело вздохнул, поднялся из кресла, сунул руки в карманы брюк и уставился в пол. — Я всегда считал, что честность — лучшая политика, хотя и не всегда применял этот принцип на практике… — Он взглянул на нее, без своей обычной самоуверенности, ища поддержки. — Дети — как взрослые. Чем дольше скрываешь от них что-то, тем труднее бывает открыться. А когда, наконец, откроешься… — Его голос дрогнул. Он присел на край стола. — Ранит уже не тайна, а тот факт, что ее скрывали.

— Детей надо защищать. От лишней информации… — Она покачала головой. В данном случае, важна была сама тайна. А хранить ее было необходимо. Открыть эту тайну — как резать по живому. — Незачем ему мучиться раньше времени.

— А теперь? Время настало?

Она смотрела на него, и в голове у нее не укладывалось, что Сидней своим ломающимся голосом говорил с этим человеком. И тонкая оболочка, скрывающая ее тайны, дала трещину. Маленькую трещинку.

— Может быть тебе лучше перебраться в Миннесоту? — сказал он, — Или ты уже нацелилась на…

Его прервал стук в дверь. Настойчивый, требовательный стук Билла Дарнела. Картер вскочил со стола и расправил плечи, словно приготовился к обороне. В офисе, как будто, повеяло холодом. Сухо поздоровавшись с Картером и едва заметно кивнув Хелен, Дарнелл сказал, что им нужно поговорить.

Хелен этому только обрадовалась. Уходя, она бросила через плечо взгляд на Картера. Нацелилась куда? Что он имел в виду? Сиднея, ее расследование? Он что-то подозревал, но что?

Нужно было срочно разыскать сына. Она заглянула в «комнату слез». В зале стоял гул. Проигравшиеся в этот день не было, здесь было тихо и уютно. Хелен стала звонить.

Вот негодный мальчишка! Надо же ему было звонить на работу! Неужели ты хочешь подставить маму? Ему очень нравилась вся эта секретность. Он знал про ее работу. Он всегда был умным мальчиком, и она была честна с ним. Почти всегда. Он знал про ее проблему. Не в подробностях, но в общем. Он знал, что его мама хорошо играет в карты, но, при этом, она плохой игрок. Он знал, что ей пришлось трудно, но она справилась со своей проблемой. И он гордился ею. Он ей так и сказал.

Он любил хвастаться своей мамой, особенно, если его спрашивали, где она работает. А когда у нее появились эти секретные задания, он решил, что это классно! Но ему не разрешалось говорить об этом, а звонить в казино разрешалось только в крайнем случае.

Старший вожатый заверил ее, что никакого «крайнего случая» нет, а группа Сиднея и правда ушла в горы на три дня.

Когда Хелен вышла, Картер сухо поздоровался. Он понимал, что находится в глупом положении. Сидит на бочке с порохом и изображает из себя идиота.

— Что случилось, Билл?

— Мне только что сообщили, что Совет принял к рассмотрению рекомендации Комитета по игорному бизнесу, — Билл Дарнелл никогда не повышал голоса. В этом не было необходимости. Все знали, какие последствия ждут тех, кто его не услышит. Это без труда прочитывалось в его холодных серых глазах. В первую очередь, это касалось тех, кто ему должен, а Картер был должен много. Он с удивительной легкостью попался в эту ловушку. Началось все с тех приве-легий, которыми его окружили в «Тэн Старз» — развлечения, поездки, автомобили, кредитная линия. Ему сказали, что так и должно быть. А почему бы нет? Почему бы ему не воспользоваться плодами успеха. Он имел полное право. Игорный бизнес — об этом страна индейцев могла только мечтать!

А Картер был одним из главных игроков в этом бизнесе.

Он подтянул рукава своего синего блейзера, всунул руки в карманы своих фирменных брюк, купленных на Восточном Побережье и приготовился принять удар. Он знал, что его ждет. —

— А ты знаешь, кто внес предложение? Твой брат. — Дарнелл умолк, давая возможность Картеру осознать происшедшее. Эти предложения внес Риз. Картеру следовало возмутиться, но ему стало смешно. Откуда это у Риза эти бюрократические ухватки? Первое же заседание, и он единолично ставит под угрозу все предприятие. Картеру было смешно, но он не подал виду.

— Свини думал, что ему хватит голосов провести наше предложение без помех, — сказал Дарнелл. — Не могут же они всерьез расчитывать, что заправлять игорным бизнесом будет кто-то другой. Мы создали это дело!

— Это правда, но принадлежит оно…

— Это меня не интересует. — Дарнелл схватил со стола листок из блокнота, оставленный Картером. — На бумаге одно, а в жизни — другое. «Тэн Старз» построила это место, но может и разрушить! А мы с тобой, Картер, в первых рядах. Мы расчищаем путь. И мы надеялись, что твой братец будет делать то, что нужно нам. Я все еще надеюсь, так оно и будет. Он ведь просто входит в Совет, не так ли?

— Ну, да. Я думаю, рано делать выводы.

— Ты обещал поговорить с ним.

— Я и поговорил. Он… — Картер глубоко вздохнул. Он не поговорил с братом по-настоящему. Они поболтали немного в гостиной, но Риз, по-существу, ничего не ответил.

— Мне казалось, он все понял и со всем согласен, — сказал он Дарнелу. — Свини полагает, что действовать надо сразу, пока они не подняли голову. Пока всякая индейская сволочь не стала нашептывать твоему братцу.

— Он не станет слушать всякую, — Картер покачал головой. Он сам хотел поговорить с Ризом, поговорить, как с братом. — Риз умный человек. Он живет в реальном мире. Он глупостей не наделает.

— Смотри, Картер. Советую тебе позаботиться об этом. Потому что, если он наделает глупостей… Ты-то знаешь, кто здесь хозяин. — Он помолчал, чтобы убедиться, что его слова произвели должное впечатление. — Здесь все принадлежит нам. В том числе, и твоя краснокожая задница.

В этот вечер Риз пораньше ушел с праздника. Когда он в прошлый раз участвовал в церемонии Заклинания, как раз исполнился год, как он играл за профессиональную лигу. И Организационный Комитет сделал его героем церемонии. Его попросили возглавить праздничную процессию и водрузить жемчужную корону на голову вновь избранной Мисс Бед-Ривер, вручили ему индейское одеяло и исполнили в его честь ритуальные песни. Он щедро раздавал деньги налево и направо, в том числе, пожертвовал в фонд следующего праздника, но все равно, чувствовал себя шарлатаном. Его первый год в профессиональной лиге не был отмечен никакими особыми достижениями. Просто носить форму — не велика заслуга. Прошло много времени, прежде чем он действительно начал реально влиять на исход каждой игры. А когда это, наконец, произошло, его уже не очень-то тянуло домой, особенно летом.

Он уже плохо помнил, что именно от него требовалось, кроме как любоваться красивыми парнями и девушками в красочных костюмах, украшенных перьями и шелковыми лентами. Как-то раз в Миннеаполисе он видел ирландскую танцевальную группу, восхищался металлическим стаккато чечетки, которую они отбивали на зеркальном паркете. А здесь полом была глинистая земля прерии, и ноги ступали поразительно бесшумно. И глядя на огромное солнце, нависшее над горизонтом и окрасившее багрянцем все, небо, он чувствовал, как в такт четкому бою барабанов поет сердце этой земли.

Хелен была здесь не менее популярна, чем он сам. Гуляя с ним по периметру площадки под открытым небом, вокруг которой расселись на траве зрители, она то и дело отвечала на приветствия знакомых и друзей. Некоторые знали ее по казино, другие помнили ее учительницей. Риз без труда отличал тех, кто были когда-то ее учениками, — их она приветствовала особенно тепло. Ее синие глаза сияли, а Риз не мог скрыть гордости, что именно ему оказана честь сопровождать эту женщину.

Она попросила его купить стаканчик виноградного сока, и он заявил, чтоб не рассчитывала, что ей удастся с этим стаканчиком в руках покататься на чертовом колесе. Она в ответ показала ему язык, фиолетовый от виноградного сока. Он от неожиданности расхохотался, как сумасшедший. Он все время ждал, что она разольет сок на свое длинное голубое платье, которое мягко обтекало ее ноги, тогда уж он посмеется над ней всласть, но этого так и не случилось.

Потом они смотрели ритуальные танцы в исполнении мальчиков. Он и сам танцевал в этом возрасте, но потом он вымахал, как каланча, и стал избегать танцев. Глаза Хелен загорались при воспоминании о другом мальчике, том, который интересовал Риза все больше и больше, которого он представлял себе, с которым мысленно беседовал. — Сыграем один на один? — говорил он мысленно этому светловолосому, голубоглазому мальчишке, так похожему на мать, но вспотевшему, с грязной шеей и ободранными коленками, как и положено мальчишке. И он играет с ним часами напролет, делит с ним эту радость, это чудо большого круглого мяча, так послушного их воле. Иногда Хелен играет с ними, а иногда нет, но, все равно, глаза ее сияют, как сияли они сегодня, когда прожектора осветили импровизированную арену, на которой танцевали дети.

Этот летний вечер в Дакоте длился бесконечно, день никак не хотел уступить место ночи. В лагерь они вернулись уже в сумерках. Со стороны трех палаток под огромным тополем донесся чей-то голос. Высокий индеец с седыми косичками в коричневом кожаном балахоне махал ему ковбойской шляпой и кричал; Хопо! Тонска!

Риз помахал в ответ, и, обняв Хелен за плечи, повел в сторону выгоревших на солнце коричневых палаток. — Еще один родственник, — сказал он. — Старик был прям, как столб и ростом не уступал Ризу. — Дядя Сило, брат моей мамы. Мой любимый родственник.

— Сильвестр, — сказал индеец, протянув Хелен руку. — Все зовут меня Сило. — Он повернулся к Ризу. — Старухи ждут тебя, ты же их знаешь. Зайди к ним обязательно.

Он отвел их на зеленую лужайку за палаткой, где в специально вырытой яме лежали дрова для костра. Рядом, развалившись в шезлонге, сидела толстая, как бочка, женщина. Одна нога у нее была в гипсе и лежала на раскладном стульчике, рядом стояла ивовая трость с блестящим набалдашником.

— А вот и женушка Лил, — сказал Сило. — Все такая же кругленькая, как бочонок. Только теперь она на ногах не стоит.

— Ага, вот это кто-о-о. — Толстенькой ручкой тетя Лил помахала мужу и прищурилась, пытаясь разглядеть племянника. — Ну-ка, иди сюда, мой мальчик. А я издалека приняла тебя за твоего дядю.

Риз бросил взгляд на Хелен, не скрывая восторга. — Надо быть внимательным, а то уши надерут.

Он чмокнул старушку в щеку и присел рядом с ее стулом, давая ей возможность вглядеться в его лицо при свете керосиновой лампы, подвешенной на столбе у них за спиной.

— Ага, теперь вижу. Нет, этот мальчик гораздо симпатичней, чем тот старый пень. — Она вытерла потную шею синим платком-банданна. — Фу, как душно сегодня, пожаловалась она, похлопав Риза по руке. — Летом нам, старикам, тяжело приходится. Я и на похороны не попала. Лежала в больнице с этой ногой.

Риз представил ей Хелен и спросил, что случилось с ее ногой.

Старуха подалась вперед и повернула ногу в гипсе набок, словно демонстрируя свою травму. — Сломала прошлой зимой, и все никак не заживает. Три раза срастается и все неправильно. Старые кости не хотят становиться на место.

— А это бабушка Мэри. Ты ее видела на похоронах, — сказал он Хелен, когда из палатки, пригнувшись, вышла седая женщина. У нее была королевская осанка, и в своем праздничном костюме из телячьей кожи она казалась выше, чем была на самом деле. — Сестра моего отца.

— Я знала, что мы еще увидимся. Там, на похоронах, ты так смотрела на него! — Она пожала Хелен руку, тряся бахромой своего костюма. Риз усмехнулся было у нее за спиной, но тут она повернулась к нему. — И ты, сынок, так смотрел на нее! Вы, может быть, думаете, что я совсем ослепла, а я в этих очках все прекрасно вижу. Они на жару реагируют. — Она поправила очки на переносице. — От этой жары воздух словно плывет. А в этих очках я даже это вижу, — она взглянула на Риза и рассмеялась. — А-га, вот точно так же ты тогда смотрел.

Риз тоже рассмеялся, но его бросило в жар. Он поверить не мог, что способен еще краснеть. — Ну все, больше я женщин сюда не привожу!

— А ты и раньше не приводил, — вставила тетушка Лил, заметив удивление в глазах Хелен, и погрозила ей пальцем. — Ух, как она улыбается!

— Ну, все, они тебе покоя не дадут, — Риз обнял ее за плечи, притянул к себе, словно сознаваясь в чем-то. — Хелен преподавала историю в школе в Бед-Ривер.

— А она мне уже рассказала, — заявила бабушка Мэри, — сказала, что вы были знакомы еще до того, как ты уехал. Вы, значит, теперь заново знакомитесь. И как тебе нравится, что наш мальчик теперь в Совете?

Хелен закивала в знак одобрения.

— Я уверена, он лицом в грязь не ударит.

— Если они его еще раньше не втопчут в грязь, — сказала тетушка Лил. Ты же знаешь, что они сделали с его отцом?

Риз весь напрягся. Он почувствовал, что и Хелен отреагировала так же. — Что ты хочешь сказать, — спросил он. — Ты что, слышала что-нибудь?

— Он всегда говорил то, что думал об игорном бизнесе, — сказал дядя Сило, расставляя складные стулья для гостей.

— Мне вся эта история напоминает животноводческую программу. Помнишь, была такая? Я тогда держал скот.

— Нет, дядя. Ничего такого не помню. Наверное, меня тогда здесь уже не было.

— Мне тогда чуть голову не прострелили.

— Ты серьезно? — Риз жестом пригласил Хелен сесть на стул, а сам присел на корточки у костра, где хозяйничал дядя. — А что случилось?

— Ну, в общем, они тогда закупали коров на деньги правительственного гранта. Наняли на работу нескольких индейцев и должны были создать общественное стадо. Мы, ран-черы, расплачивались за этот заем телками. Бычков можно было продавать по своему усмотрению, а телок надо было сдать в общественное стадо. Ну вот, однажды я отвез туда своих телок, поменял колесо на своем пикапе и поехал домой. Но тут, вдруг, вспомнил, что забыл колпак от колеса. Вернулся и застал их врасплох, ковбоев, то есть. Они как раз занимались тем, что клеймили заново коров. Клейма, значит, подделывали. Ну, я поехал и рассказал обо всем суперинтенданту резервации. А он и говорит: «Тебе показалось».

— Ну-у, — с недоверием протянул Риз.

Сило засмеялся, доставая спички из кармана рубашки. — Так и сказал: «Тебе показалось, Сило. Ничего такого они не делали!». Он буквально задохнулся от возмущения. — Черт побери, как будто я не знаю своего собственного клейма! Как будто я не знаю клейма племени Сиу! А они клеймили тех коров совсем другим клеймом. И он это прекрасно знал — это был Мосли, помнишь такого?

Риз покачал головой, сворачивая трубочки из газеты для разжигания костра. Суперинтендант резервации является чиновником Бюро по делам индейцев, он всего лишь служащий. А Бед-Ривер, как и любой другой резервации за долгую историю существования, доставались разные суперинтенданты, раньше они назывались агентами по делам индейцев. Были хорошие, были плохие, были совсем уроды.

— Этот был скользкий тип, — сказал Сило. — Он мне посоветовал забыть обо всем. Помнишь карикатуру в журнале про грабителей, — повернулся он к жене, — которые говорят: «Забудь об этом»? — изобразил он в лицах.

— Но ты не забыл, — улыбнулся Риз, — так ведь?

— Нет, не забыл. Я поговорил тут с некоторыми людьми, а они все в один голос: «Сило, лучше тебе об этом забыть. Черт побери, ты ничего не сможешь сделать, сможешь только пострадать». А потом кто-то выстрелил в дверь моего пикапа, чуть не убил. Пуля вошла в сидение. — Он еще раз взглянул на тетушку Лили. Она сидела, плотно сжав губы. — И она тоже сказала, что лучше мне заткнуться? Ну, я и заткнулся.

— Но забыть не забыл.

— Нет, забыть не забыл. — И, снова перевоплотившись, Сило проговорил гангстерским голосом: «Забудь об этом!»

Усмехнувшись, Риз поджег свою газету от его спички и смотрел, как она горит. — А как ты думаешь, что случилось с отцом?

— Он не захотел заткнуться. Это все, что я знаю.

Риз сунул свой факел из газеты в костер. Это похоже на отца, подумал он. Заткнуться — это не в его духе.

И что же дальше?

— Вы просили меня вернуться? — Риз глядел, как языки пламени ползут вверх по аккуратно сложенной пирамидке дров. — Вы хотели, чтоб я занял его место?

— Ну да, конечно. Это здорово, что ты доработаешь его срок. Так и должно быть. Но тебе незачем высовываться, как это делал твой отец. Тебе и говорить-то ничего не нужно. Надо просто присутствовать на собраниях, сидеть и смотреть им в глаза, чтобы помнили.

Риз посмотрел ему в лицо. — А я-то думал, что должен завершить его дело.

— Заверши его срок. Просто ходи на собрания и присутствуй. И молчи. Ты что, не знаешь? У нас, индейцев, так принято. Ты что, не понимаешь? У нас, индейцев, другого пути нет. Они любят, когда мы плачем и молчим. — Силс поудобней устроился на корточках. — Э-э, да ты ничего не смыслишь в политике!

— Значит, заткнуться и ходить на собрания, — сказал Риз. — Это лучше всего. Сиди там в Совете и наблюдай. Там есть говоруны. А есть такие, что сидят и кивают.

— Ты хотел сказать «куняют», — вставила тетушка Лили.

— Ну, такие тоже есть, — сказал Сило. — Но ты будь умнее и просто кивай, в знак согласия.

— Кивать, в знак согласия, или голосовать по совести? Моей и отца? Посмотри на меня внимательно, дядя. Этот индеец никому своих слез не покажет. Скажи-ка лучше, чего ты хочешь от этих казино?

Сило пожал плечами. — Хочу выиграть джип, который стоит в вестибюле.

Риз усмехнулся. — А во что ты играешь, в карты или в автоматы?

— Ни в то, ни в другое, — бросил Сило, взглянув украдкой на жену. Она рассмеялась и покачала головой. — Нет, правда. Да я туда и не хожу. Ну, может, с пятицентовым автоматом поиграю чуть-чуть, не более того. Вообще-то, скучное это занятие, если хочешь знать. — Он бросил в костер пучок полыни, в небо поднялся сноп искр. — А от джипа я бы не отказался.

— Что эти казино принесут всем нам, как ты думаешь?

— Рабочие места, — сказал Сило, — это уже хорошо. Эти лакота, из тех мест, где ты сейчас живешь, они и впрямь получают по полмиллиона долларов в год?

— Ты хотел сказать, наши богатые братья, — улыбнулся Риз, услышав, что дядя произнес название восточной ветви Сиу. — Они получают большие деньги, дядя. Но их всего-то двести человек в племени, и они живут рядом с большим городом. Таких случаев очень мало. Я знаю еще одно племя в Коннектикуте. Остальные индейцы никаких доходов не имеют.

— А я на это и не рассчитываю. Думаю, все будет, как обычно. Программа длится года два. Какие-то чужаки на ней богатеют, потом они уезжают, а мы здесь спорим, кому достанутся пустые здания, которые остались после них.

— Это не программа. Это бизнес. Если он начнет приносить деньги, думаю, нам следует пустить их в дело.

— Какое дело?

— Не знаю. В других резервациях строят заводы. Индейцы всегда делают что-нибудь для армии. Ну, там, камуфляжную сетку, или еще что-нибудь такое. Мы должны производить что-нибудь полезное. Что-нибудь, что нужно людям и что можно получить только от нас. — Риз рассмеялся. — Поговори с Билом Гейтсом, может он подключится.

— Нам нужны рабочие места, — повторил Сило, бросая в огонь еще одну охапку полыни. Риз полной грудью вдохнул ее пряный аромат, выслушивая ответ старика. — Я хочу, чтоб у наших детей было будущее, понимаешь? Здесь, где мы живем, где мы всегда жили.

— А почему не вложить деньги в школы, дороги и больницы? — спросила Хелен. — Нам бы это совсем не помешало. И в жилье тоже.

— Я хочу, чтоб мы сами управляли всем этим, — сказал Сило. — Чтобы строили их для себя так, как мы хотим, чтоб правительство не решало за нас.

— И при этом ты считаешь, что я должен сидеть в Совете и кивать головой? — сказал Риз, переводя взгляд с дяди на свою покалеченную тетушку, которая сидела у него за спиной в сгущающихся сумерках. — Вообще-то, они сказали, что это разумно. Они не сказали, что это правильно. А еще, они не употребили слова «должен».

— Что ты можешь успеть за три месяца, мой мальчик? — спросил Сило. — Послушай меня. Не высовывайся. Сиди, ниже травы, тише воды, пока не кончится срок.

— Втяни голову в плечи, взгляд опусти в землю, и пусть твой конь бредет понуро, так что ли? — эхом отозвался Риз. — Но я, хоть и втяну голову в плечи, — все равно удобная мишень.

Сило рассмеялся. Это был типичный портрет побежденного индейца, который всем так надоел. — Я тоже крупная мишень. Убедился на своей шкуре.

— Понимаешь, дядя, отчаянию я уже предавался. Я уже был «там, где кончается тропа». И уже заглянул в бездну. Ничего там нет. Поэтому, одно из двух: либо так и стой, глядя в бездну целую вечность, либо отбрось страх и прыгай.

— Ну, тебе хорошо говорить, Риз. Это же ты был однажды чемпионом штата по прыжкам в длину?

— Ага. И могу дать практический совет: разбегись, оттолкнись — и доверься ветру. Пригнись вперед и лети, покуда ветер несет тебя. И не будет времени «кунять».

Именно этим и занималась сейчас тетушка Лили. Риз улыбнулся, увидев как она дремлет, свесив голову на грудь. Он нашел взглядом Хелен, которая сидела между двух старушек, тех самых, что по очереди заменяли ему мать, когда он соглашался на это. Пришло время позаботиться о них, и о Хелен тоже, если она позволит. А уж он добьется, чтоб она позволила. Глядя, как эти милые старушки делятся с ней крупицами своего драгоценного опыта, он принял решение. Он добьется, чтобы она поняла: они созданы друг для друга. Он не собирается больше ее терять, он очнулся ото сна.

В костре, который они зажгли с дядей, во всю трещали дрова. — Ты думаешь, его убили? — спросил он тихо.

— Я думаю, мы этого никогда не узнаем. Здесь, в стране индейцев, можно каждую неделю снимать новый фильм сериала Нераскрытые тайны.

— Узнаем, — сказал Риз. — Так или иначе, но что-то мы поймем. Если я продолжу дело, которое он начал…

— Осторожно, Риз. Не впадай в раж. Ты же не хочешь стать наживкой для…

Риз рассмеялся. — Я что, похож на червяка? Если кто и охотился на моего отца, на меня они охотиться не станут. Это был бы слишком громкий скандал. Я ведь — все еще знаменитость, правда же?

— Правда.

Риз подбросил еще полыни в костер. Очищающая полынь, очистительный дым.

— Мы узнаем правду, дядя Сило.

— Ванаги не успокоятся, пока не узнаем, — неожиданно включилась бабушка Мэри. — Они уже три ночи не дают мне спать, шумят за палатками, пугают собак.

Мужчины удивленно обернулись. Она, не отрываясь, смотрела на Риза. Отблески пламени играли на ее лице. — Ты тоже это заметил? — спросила она.

— Нет, у меня это не так, бабушка. У меня просто… — Он взглянул на Хелен, — предчувствие.

— Я об этом и говорю. Тебе незачем видеть, что там шумит. Ты просто знаешь, что оно есть. — Бабушка Мэри снова уселась на стул, погрузившись в тень. — Когда доживешь до моих лет, тебе будет все равно, что подумают люди. Ты просто знаешь то, что ты знаешь, и все.

— В твоем возрасте ты уже на полпути туда, сказал Сило. — Скоро станешь вслух разговаривать с Теми, Кто За Нами Следит. А мы будем говорить: «Не обращайте внимания, она просто пытается угодить привратнику».

— Нет никакого привратника, и нет никаких ворот, — деловито сообщила бабушка Мэри. — И нету крыльев Большой Птицы.

— А он не говорил, что его что-нибудь тревожит? — спросила вдруг Хелен. Ее голос всех удивил. Все повернулись, словно увидели ее впервые. — Я имею в виду Роя. Перед смертью.

— В смысле, боялся ли кого? — уточнила бабушка Мэри и отрицательно покачала головой. — Нет, ничего такого не заметила. Мой братец был человек — просто золото. Умел угодить, кому угодно.

— Да-а, что правда, то правда, умел подлизаться, — подтвердил Сило, — особенно, когда выпьет. Помнишь, сынок?

— Помню, — откликнулся Риз.

— Ну, это давно было. А совсем недавно он мне говорил, что уже двадцать лет, как не пьет.

Риз кивнул. Цифра, которую он услышал, поразила его. Двадцать лет! Целая жизнь! На самом деле… Господи! На самом деле, ужасная правда заключалась в том, что он знал своего отца только пьяницей. Другим он его просто не знал. А может, трезвым он его просто не воспринимал, потому что знал, что это временное состояние. — Да-а, давно это было, — устало выдохнул он.

Сило положил ему руку на плечо, потрепал и пустился в воспоминания.

— Как-то раз, не так давно, Марвин Грасс позвал помочь по хозяйству. Ну, мы и пошли. Твой отец, я и еще пару человек. Старики, значит, и несколько парней помоложе. Мы всегда стараемся привлекать молодых. И они приходят. Приобщаются постепенно. Странная это штука, наша индейская жизнь… Некоторые — вроде твоего отца — решают вдруг, что она им надоела. Не хотят, мол, больше быть индейцами. И уезжают куда-нибудь, или просто плюют на традиции. Как говорится, забудь обо всем. И когда такое случается, они словно сбиваются с пути. Многие пьют. А другие словно слепнут. Да-да, просто слепнут, иначе не назовешь. Вы к ним в глаза когда-нибудь заглядывали? — Тут он помахал рукой перед лицом, глядя в пустоту неподвижным немигающим взглядом. — В них пусто.

— Некоторые потом прозревают и возвращаются, — вставила бабушка Мэри.

Сило кивнул. — Вот и твой отец вернулся. Стал ходить с нами работать, помогать друзьям по хозяйству. И ему потом трудно было вспоминать, что это он нас бросил.

— А как он умел рассказывать всякие истории! — восхитилась бабушка Мэри. — И в школе был лучше всех. А хитрый был, как лиса.

— Как прыщ на заднице, — усмехнулся Сило.

— Из школы ему пришлось уйти, — вспоминала Мэри. — Связался с проповедником из миссии и сказал, что в школу не вернется.

— И они не заставили его вернуться?

— Он закончил восемь классов, — сказала Мэри. — Такое мало кому из наших удавалось в те времена. Рой сказал, что с него хватит, и нанялся работать к каким-то белым ран-черам. Сколько его помню — всю жизнь работал.

Риз с трудом укладывал новые фрагменты в мозаичный портрет отца. — Но он же играл в баскетбол за команду старших классов?

— В баскетбол играл, а в школу не ходил, — бабушка Мэри улыбалась в отблесках костра. — Да-а, ему такие штуки удавались. Хитрый был, как лиса.

— Настоящая лиса, — согласился Риз.

— Когда последний раз курили трубку вкруговую, он, как всегда, стал молиться за вас, сыновей, — Сило поймал удивленный взгляд Риза. — Да-да, мой мальчик, он всегда за вас молился. Короче говоря, он сильно расчувствовался тогда. Как-будто что-то предчувствовал. Не то, чтобы боялся, а просто хотел что-то объяснить, как-будто хотел что-то исправить. Он не очень-то умел говорить о своих чувствах. Вместо этого рассказывал истории, — и, обращаясь к Хелен, кивнул в сторону Риза, — и про этого парня все время истории рассказывал.

Хелен улыбнулась: — Я слышала некоторые из них.

— Он гордился тобой, мой мальчик. Говорил, что нечего за тебя волноваться, потому что ты — настоящий воин.

— Надеюсь, в этом ему можно верить. Но этот Совет — это мой последний долг перед ним. — Риз твердо взглянул в лицо дяде. — И я хочу сделать все, как надо.

— Что бы ты ни сделал, ты все равно наш Большой Человек из Бед-Ривер.

— Ну, дядюшка, умеешь ты мягко стелить!

— Так вы, значит, остаетесь? — спросил Сило.

— Нет, — в один голос произнесли Риз и Хелен. — Мы просто заехали на…

— Танцы, — закончила она.

— На ужин, — кивнул он на нее. Они обменялись нежными взглядами и рассмеялись.

Сило ткнул племянника локтем в бок и, наклонившись, прошептал заговорщицки: — Есть лишняя палатка.

Семейный обед на церемонии заклинания духов — пау-уау — предполагал, что первыми едят старики, за ними — малые дети, а потом уже все остальные, по очереди. Угощали всегда традиционным супом из сычуга, а еще было сушеное или вареное мясо — бизонье, если повезет — с дикой репой, поджаренная кукуруза, сэндвичи и вояпи, густой фруктовый суп с кукурузными лепешками.

Риз и Хелен помогали тетушке Лил, обслужили стариков и стали ждать своей очереди. Ожидание было неотъемлемой частью традиции. Ждать было так же естественно, как обмениваться шутками, делиться новостями и едой.

В своем новом качестве Риз стал пользоваться особым вниманием. К нему подходили, жали руку люди, которых он не знал. Слова, которые они произносили, — «Дело отца», «Идти по стопам отца» — и вдохновляли, и тревожили, и он отвечал, что сделает все, что может, и рад будет выслушать их совет. «Не предавай нас», — сказал один старик. И Риз пообещал, что не предаст.

Осталось только понять, что все это означает.

— Мне так хорошо, что на часы не хочется смотреть, — сказала Хелен, когда они возвращались после родео, где болели за Тайтуса Хоука. Он принял участие в скачках на мустангах, но не удержался и шлепнулся в пыль.

— Ты разве не сдала часы при входе? Здесь запрещено иметь часы. Здесь живут по индейскому времени, — он снова обнял ее и притянул к себе. — Поразительно, но у меня такое чувство, что так и надо.

— Как будто и не уезжал отсюда?

— Как будто и не уезжал. Но если бы я не уехал, я бы не понял, что так и надо. — В сумерках после родео Риз повел Хелен по тропинке вдоль ритуальной площадки. Мимо, глухо топая босыми ногами по притоптанной земле, промчались трое мальчишек. Риз и Хелен сошли с тропинки, пропуская их, и те, протопав по деревянному мостику через ручей, скрылись в темноте на другом берегу. Хелен хотела было идти дальше, но Риз ее удержал.

— Давай останемся. У дяди Сило есть свободная палатка. — Мимо пробежал еще один мальчуган. Риз нагнулся к ней и прошептал. — Я хочу любить тебя под бой барабанов.

Она прильнула к нему. — Я тоже люблю барабаны. Когда они звучат с сердцем в унисон — они просто сводят с ума.

— Как это?

— Не знаю. Ускоряют пульс, замедляют, как метроном. Просто творят чудеса.

— Чудо — это ты. Останься со мной сегодня — и я расскажу тебе, какая ты чудесная, — он взял ее ладонь и прижал к своему сердцу. — И покажу тебе, какой я сам чудесный, и ты увидишь, какие чудеса будут творить с нами барабаны!

— Мне надо возвращаться, — вздохнула она.

— Куда? В пустую квартиру? У меня тоже такая есть. Теплая, тихая и — пустая. Может быть, даже более пустая, чем твоя. — Хелен разрывалась на части, потому что думала о сыне. Ризу доводилось замечать, как она смотрит на других детей, и он понимал, что с ней происходит. Хелен думала, что должна вернуться домой и быть хорошей матерью.

Но в чувстве Риза к ней не было ничего непристойного.

— Останься со мной, — молил он, прижимая ее руку к своей груди, рискуя выдать свою тайну. — Эти барабаны и впрямь действуют на меня. У меня учащается пульс.

Она вздрогнула.

Отчего? — хотелось ему знать. От того, что ощутила что-то сверхъестественное, вроде ванаги бабушки Мэри? Или у нее сердце замерло так же, как у него? — Тебе холодно? — спросил Риз.

— Прохладные ночи Южной Дакоты, — проговорила она, цитируя кого-то, и он вновь ощутил, как дрожь пробежала по ее телу.

— Я хочу показать тебе одно место, Хелен. Если еще смогу его найти. Я покажу тебе ночь, какую ты еще не видала.

Он поцеловал ее в висок и прошептал: — Ночь в племени лакота.

10

Он повез ее через ворота, потом еще через одни на общественное пастбище. Он рассчитывал попасть на накатанную дорогу, проходящую через пастбище, на котором членам племени разрешалось пасти кобылу или мерина, если им негде было больше держать лошадь. Если бы они там стали разводить быков или бизонов, у них были бы большие неприятности.

Но забор не был надстроен, и ворота были такими, какими он их помнил — столбы с проволокой. Раньше он ездил сюда только верхом, и всякий раз, когда их «линкольн» чиркал днищем о глиняную колею, он говорил себе, что не зря Господь создал лошадей, а Форд — пикапы. Для того, чтобы произвести впечатление на красивую женщину в красивом платье, он выбрал правильную машину, но неправильный путь. Ему следовало повести ее на спектакль в Ордвэй в Миннеаполисе, а не на вершину холма посреди прерии в Южной Дакоте.

Но в Ордвэе не было софитов, которые могли бы сравниться с полной августовской луной. Он уже бывал на вершине этого холма во время «пау-уау», и, насколько он помнил, это было лучшее место на планете. Когда-нибудь я приведу сюда девушку — пообещал он себе. Той ночью ему было почему-то жалко себя, — наверное, потому, что он был одиноким подростком, — и он пообещал себе найти такую девушку, которой будет безразлично, есть ли у парня своя машина.

— Ты пошла бы со мной, если бы у меня не было машины?

Хелен повернулась, смеясь и поправляя юбку.

— Я просто думала, нам понадобится пикап для этой экскурсии.

— Или лошадь, — сказал он.

— О, да, лошадь.

— Одна лошадь на двоих, — сказал он, поворачивая руль и устремляя «линкольн» в сторону ничейных земель. — Что, если бы у нас больше ничего не было?

Она уставилась на траву впереди. Фары высветили туман, собирающийся в зарослях. — Одна лошадь? Звучит неплохо.

— Одна старая серая кляча, что, если бы у меня больше ничего не было?

— Может, нам пришлось бы идти пешком, если она очень старая, но если там есть хорошая трава, мы повели бы ее с собой.

Ухмыляясь в темноте, он припарковал машину у подножия холма. Дальше его колымага не покатила бы. — Как насчет твоего платья?

Она снова одернула юбку. — Одно старое голубое платье, а, что, если бы мне больше нечего было надеть? Ты бы все равно повез меня в свое особое место?

— На своей спине, моя красавица. — Он вышел из машины, взял одеяла, лежавшие на заднем сидении, подошел к дверце и помог Хелен выйти. — Я не шучу. Я могу понести тебя отсюда.

— Я тебе верю, — сказала она и потянулась губами к его щеке, чтобы поблагодарить за такое предложение. — Но я могу идти. — Она зажала юбку между ногами, чтобы ветер не развевал ее. — Веди.

Он смотрел на нее в лунном свете, на ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, ловил ее взгляд, говорящий, что она пойдет за ним куда угодно, — он смотрел на нее, и сердце его увеличивалось вдвое. Это не могло повредить ему, по крайней мере, сегодня. Он был с Хелен, а Хелен была волшебницей.

Барабанный ритм задавал темп их движениям, они карабкались вверх, оставив машину, туман и стрекотание кузнечиков внизу. Когда они добрались до плоской вершины холма, она немного устала, и он еще раз предложил понести ее, потому что был уверен, сегодня он сможет отнести ее на вершину мира. — Мы что, еще не пришли? — выдохнула она, и он рассмеялся, взял ее за руку и повел с собой. Она схватилась за него, как только увидела ритуальную площадку внизу. — О, да, пришли, — прошептала она. — О, Риз.

Блуждающие огни праздника переместились в сторону. Лагерь представлял собой залитый светом костров круг, заполненный пестрыми цветами танцующих. — Вот самое лучшее место, — сказал он, и она остановилась: с того места, где они стояли, это было похоже на обрыв. Но он засмеялся, и она поверила ему; и точно — там была заросшая травой площадка у подножия огромного камня, словно специально созданная, чтобы приютить двух влюбленных.

— Я мог бы жить здесь, — сказал он, раскладывая толстое шерстяное одеяло поближе к камню, стоящему на страже. Сверху он бросил сложенное одеяло с узором из звезд, сбросил ботинки и сел, привалившись спиной к камню. Затем потянул ее вниз, усаживая рядом. Теперь он был ей опорой, плащом и защитой.

— Если бы ты был птицей… — сказала она.

— Может, я и есть птица. Или, может, дух моих предков — в птице. Я никогда не пробовал найти ее в небе, но по земле я передвигаюсь довольно быстро для мужчины моих размеров. — Он обвил ее руками. — Во всяком случае, так говорят.

— Рассказчики и сочинители баллад?

— Те, кто меня хорошо знает. — Он всерьез хотел, чтобы она стала одной из них. Он потерся щекой о ее щеку, наслаждаясь этой ночью и этой луной, ароматом ее волос и чувством, что пустота в его душе заполнилась теплом.

— Я знаю тебя, — сказала она, и он почувствовал удивление в ее голосе, как будто она сама не хотела этих слов. — И я думаю, тебе нужно больше, чем просто показать мне новое место. — Она схватилась руками за его плечо. — Что ты скажешь об этих огнях?

— Я видел другие.

— А ты видел красивее? — Она указала на север. — Вон там, тот костер, не твоего ли дяди? И могу поспорить, костер Тайтуса там. Кто еще? Этот милый мальчик, который выиграл танцевальный конкурс? Уверена, что он спит у одного из костров вон там, — сказала она, показывая пальцем на юг.

— Ты права, это хорошие, добрые огни. Они согреют сердце.

— Как будто его нужно греть, — сказала она, поворачиваясь так, чтобы положить руку ему на грудь. — Я думала, что мужчины, взлетевшие высоко в спорте, невыносимо эгоцентричны, но к тебе это не относится.

— Что, по-твоему, значит «взлетевшие»? Я знавал ребят, что всю жизнь простояли над одной единственной лункой и, в результате, совсем потеряли форму.

Она подняла голову. — Ты играешь в гольф?

— Пытаюсь. Я уверен, твой отец играет гораздо лучше. Это не моя игра, так что мне ничего не надо доказывать. — Он потер локоть. — Просто хорошее упражнение. Полезно для сердца.

Она нежно погладила его. — Та-тум, та-тум, оно стучит в унисон с барабанами.

— Ты его слышишь? — спросил он, и она скользнула вниз, к его груди. — Я имел в виду, оттуда, где ты сидела. Но больше не двигайся. Оставайся на месте. — Он облокотился на камень, посмотрел на звезды и погладил ее волосы. — Иногда его можно услышать за милю.

— Сильному мужчине нужно сильное сердце, — сказала она просто.

— Я же говорил, ты смешная. — Смешная, милая и умная. Единственное, чего он по-настоящему хотел — это быть для нее сильным. — По правде, Хелен, у меня слабое сердце.

Она не сразу поняла, потом, как он и ожидал, отстранилась, выпрямилась и уставилась на него. Он не мог этого видеть — он смотрел на звезды — но он это чувствовал. Она услышала не то, что ожидала. Она ожидала услышать «сильное», и каждый, глядя на него, ожидал того же.

— Что ты имеешь в виду? — наконец, спросила она.

Он пожал плечами. — Поэтому я и перестал играть в профессиональный баскетбол. Это была не спина или что-то там еще, как ты слышала. Те травмы были неприятными, но с ними доктора справились. А сердце они не починят.

— Какое сердце? Что у тебя с…

— Странные мелочи. Оно устроено немного необычно, толще, чем надо, в некоторых местах. Поэтому оно не всегда бьется сильно и отчетливо, как барабан. Знаешь, там есть такие четыре камеры, которые должны работать в унисон, клапаны открываются и закрываются, та-тум, та-тум, кровь равномерно движется по камерам, понимаешь? — Она кивнула. — А у меня из-за этого утолщения, они работают не в лад. А еще, оно трусливое. Врачи говорят, латентное. Но оно все-таки издает эти странные звуки, которые помогли им поставить диагноз.

— Странные звуки? — Она произнесла «странные» так, как будто с самим этим словом следовало деликатней обращаться.

И так оно и было, но ему больше нравилось «странные», чем «больные». Так легче сказать, и он хотел, чтобы это звучало немного забавно. Тогда он мог продолжать улыбаться.

— Я это воспринимаю, как будто у меня там четыре брата с барабаном, и двое могут держать любой ритм, который я им задам, еще пятьдесят, шестьдесят лет, если двое других прекратят пьянствовать. Но всегда слышно, если кто-то выпил, потому что он ломает ритм всем остальным.

— Но ты не пьешь.

— Нет, но… — она сидела и смотрела на него широко раскрытыми глазами, как загипнотизированная. — Вот я и нагрузил тебя своей проблемой. Хорошая история, да?

— Нет, если это значит, что у тебя будет сердечный приступ. Риз? — Ее рука схватила его рубашку и ударила его в грудь три раза, словно выговаривая ему. — С такими вещами не шутят, мистер.

— Дорогая, я жутко серьезен.

— Брось, я не шучу, — она снова стукнула его.

Он схватил ее кулак и прижал к губам. — Мы сохраним это для использования только в экстренных ситуациях.

— Что значит толще, чем надо?

— Стенка посередине, перегородка, слишком толстая внизу, так что она немного мешает потоку крови. Иногда. Обычно это — не проблема. Для некоторых это действительно страшно, но, как видишь, я все еще на ходу.

Она продолжала сидеть, уставившись на него. Она не придвинулась ни на йоту, и это заставляло его чувствовать себя жалким. Очевидно, его рассказ получился недостаточно смешным.

Он погладил ее руки, надеясь заставить ее сесть, пока он будет объяснять. — Клинический термин — гипертрофированная кардиомиопатия, а значит, страховые компании не хотят брать у меня деньги.

Она издала тихий стон, какой-то обиженный. Этот стон потряс Риза. Он уже давно жил со своей проблемой и почти привык.

— Немногие знают об этом, Хелен. Я не хочу этого. Я не хотел, чтобы это обсуждали публично. Я говорю тебе об этом, потому что… — Она была очень напряжена. Он скользнул руками по ее спине, вверх и вниз. — Потому что, я, вроде, привязываюсь к тебе снова, и подумал, что тебе следовало бы знать. Если ты вообще привязана ко мне.

— Привязана? Насколько… — Ее голос осекся. — Насколько серьезно…

— Достаточно серьезно. Это может убить. Не обязательно, но может. Такое, периодически, случается. С баскетболистами, и особенно с бегунами, которые падают замертво на…

— Риз! Господи, ты бегал в тот день, когда я пришла…

— У меня не худший вариант, Хелен, поэтому успокойся.

Я вовремя попал к врачу, и врач оказался толковый, и это обнаружили на ранней стадии. — Он взял ее лицо в свои ладони. — Видишь, почему я не говорю об этом людям? Они начинают паниковать и спрашивать, все ли со мной в порядке каждый раз, как я вспотею. Мне надо бегать. Мне надо играть в мяч. Я спортсмен. Я не могу жить без спорта.

— Но это может убить тебя.

— Многое может убить меня. Грузовик может убить меня, или укус змеи, или какая-нибудь редкая бактерия. — Она снова издала тот обиженный звук, как будто все это бред, как будто он дурачится. Но он был серьезен. Он всерьез говорил о жизни и смерти. Он посмотрел на нее и сказал: — Пассивный образ жизни может повредить, но, знаешь, что действительно убивает меня?

— Что?

— Когда ко мне относятся, как к калеке. Я начинаю думать, что я действительно калека. Черт побери, я выше всех, смуглее всех, я тихий, скромный, неуклюжий… Я сильный, грубый…

— О чем ты говоришь? Ты не…

— И злой, надменный, гордый, черт возьми! Когда могу быть самим собой — Он крепко сжимал ее плечи, чтобы не вырвалась и не перебила. — Знаешь, что происходит, когда ты обнаруживаешь у себя такую проблему? Ты увязаешь в ней, она обволакивает тебя и не дает быть самим собой. Она тебя побеждает. Я это почувствовал, и я не хочу. Я вполне могу дожить до старости, а если нет — меня это меньше всего волнует.

Снова этот стон. Он хотел встряхнуть ее, но вместо этого покачал головой. — И я правда не хочу видеть жалость в глазах других людей. Особенно, в твоих. Знаешь, что я хочу видеть в твоих глазах?

— Что?

Он расслабил руки, смягчил голос: — Я хочу увидеть: «Поцелуй меня, Риз».

Она приоткрыла губы. Он не мог видеть ее глаз, но слышал ее прерывистое дыхание. «Ну, давай, ответь мне тем же», — думал он. — Давай.

— Когда я впервые увидел тебя, твои глаза говорили именно это. В самый первый…

— Нет, неправда, — возразила она. — Я не собиралась целовать тебя, когда увидела!

Он рассмеялся, успокоившись. Снова все по-прежнему. — Лгунья.

— Вокруг была толпа маленьких детишек, и ты… Я думала, что ты…

— Немного переросший, но ребенок. Я знаю. А я обхитрил тебя, правда? Оказалось, что я старше, чем ты думала.

Она обняла его и прижалась лицом к его шее. Он улыбнулся в темноте и прошептал: — Кое в чем, да?

— Оказалось, что ты… Я всегда думала, что ты настоящий мужчина. Но очень юный, — и она быстро добавила, — по сравнению со мной.

— А теперь я достаточно взрослый для тебя? Скажу тебе, я постарел куда больше, чем ты. Ты только стала красивее, вот и все.

Повернувшись, она тихонько засмеялась. Он помог ей сесть так, чтобы она видела ту красоту, для которой он привез ее сюда, и решил, что лучше продолжать разговор, так как это, вроде бы, действовало. Он любил, когда она смеялась, и даже просто усмехалась.

— Говорят, материнство красит женщину, и ты — отличное тому подтверждение.

— Да уж. Настоящий мужчина. Еще какой, — простонала она.

— Я репетировал. Ты была явно подавлена в первый раз, учитывая то, как ты ушла, даже не оставив мне записки. Считается, что девушка должна оставить парню записку, свой телефон, чтобы он мог ее найти.

— Ты мог найти меня, — сказала она тихо.

— Конечно, если бы я вздумал нанять детектива. — Ладно, этот разговор был уже не так приятен, но не страшно. Все это было в прошлом. — Я именно так и собирался поступить, я уже решился, но потом я подумал — а какой смысл? Было ясно, что ты не хочешь меня видеть.

Она помолчала немного, и он почти пожалел, что открыл клапан именно этой камеры, но потом она сказала: — И мы снова встречаемся.

— Правильно. Ты держишься молодцом, старые раны залечиваются, появляются новые возможности. Жизнь — смешная штука, правда? — Он хотел, чтобы она засмеялась, и добился своего. Он пощекотал ее, как тринадцать лет назад. И теперь сработало с первой попытки.

— Так нечестно! Будет не смешно, если мы покатимся вниз с холма.

— Это будет смешнее всего. Представь, как мы вкатываемся кувырком прямо в середину ритуального круга! — Они оба рассмеялись. — «Хопо, новый танец», — скажут они, и вскорости все покатятся вниз с холма.

Они посмеялись. Огни, мигающие внизу, бархатная ночь, барабанный ритм — вот он, тот самый дух, подумал он, вот он, шанс коснуться неба. Что еще сказать ей?

— Когда я, наконец, познакомлюсь с твоим сыном?

— Моим сыном?

Черт, она снова напряглась. Он сидел, обвив ее руками, держа ее руки в своих, и почувствовал, как она сжала их. Он снова стал тереть их, чтобы согреть.

— Мне кажется, я лучше пойму тебя через твоего сына. Дети любят меня, особенно дети, которые любят баскетбол. Ты ведь говорила, что он играет в баскетбол.

— Да, играет. Но он всего… он еще маленький. Ему еще расти и расти.

— Естественно, в его — сколько, десять? Почти одиннадцать? Еще рано проводить лето вдали от мамы.

— Он очень взрослый. Он всегда был очень независимым, рвался все исследовать, по-моему, с того момента, как обнаружил, для чего нужны ноги.

— Он не держится за твой подол?

— Я никогда не давала ему такой возможности.

— Он похож на тебя? — Да, это ей понравится. — Покажи мне фотографию, когда вернемся в машину. У тебя должна быть в бумажнике. — Женщины любят показывать фотографии своих детей.

— У меня обычно есть, но я недавно купила новый бумажник, так что я меняла бумажники, меняла фотографии, — фраза выплеснулась так, как будто она чувствовала себя виноватой. Потом она тихо добавила: — В общем, нету.

— Нету даже младенческой фотографии?

— Нету… с собой нету.

Риз почувствовал, как она погрустнела. Он подвинулся, обнимая и прижимая к себе покрепче. — Тебе, наверное, становится одиноко без него, когда смотришь на фотографию?

— Не совсем так. Я… — она вздохнула. — Я скучаю. Я не люблю быть вдалеке от него, так что это сложно для меня.

— Мы можем навестить его в лагере. Туда сколько, чуть больше суток ехать? Думаешь, ему бы понравилось?

— Думаю да, но…

Ей бы тоже понравилось; он это чувствовал. Она хотела увидеть своего ребенка, но была какая-то неувязка, какое-то сомнение. Наверное, ее смущало, как ребенок отреагирует. Дети странно ведут себя, когда их мамы интересуются мужчинами.

— Это какой-то особый лагерь, — сказала она. — Идея в том, чтобы развивать в ребенке уверенность и самодостаточность. Они часто ходят в походы, занимаются практикой выживания в дикой местности…

— Им не разрешают принимать посетителей?

— Не поощряют.

— А в моем лагере все иначе, — произнес он с гордостью. — Если у меня следующим летом будет лагерь, пусть он приезжает. В гости.

— Спасибо. Это… Я уверена, ему это понравится.

— Правда, я требую родительского участия, — он опустил голову, зарываясь носом в ее волосы, бормоча, — большого родительского участия. Личные консультации. — Он скользнул рукой по ее груди. Лифчик был очень некстати — Как ты кормила его, когда он был младенцем? Ты…

— Да, я думаю нам надо обсудить это прямо сейчас, Риз.

Он нежно покусал ее ухо. — Прекрасная идея.

— Насчет твоего сердца.

— Обращайся с ним нежно, — предупредил он, расстегивая воротник ее платья. — Еще раз бросишь меня — оно разобьется и уже не починится.

— Это неизлечимо?

— Неизлечимо. — Он поцеловал то место, где шея плавно переходит в плечо, и подумал, имеет ли этот изгиб название. — Но, как я уже говорил, выход есть.

— Хирургия?

— Нет, спасибо. Только не сейчас.

— Это передается по наследству?

— Может быть, — сказал он, облокачиваясь на камень. — Моя мать умерла от разрыва сердца, после рождения Картера. Ей был всего тридцать один год. Про других членов ее семьи ничего не известно, но среди родственников были такие, кто умер молодыми. У индейцев ранняя смерть — явление обычное. Докторам нужна была история семьи, вот и все. Она умерла молодой.

— Поэтому ты не женился?

— У меня не было времени на женитьбу. Не мог найти подходящую женщину. Или подходящее детективное агентство.

— Но твое сердце не помешало бы тебе жениться, — заключила она. — И не отговорило бы тебя от…

— Нам пришлось бы проконсультироваться. — Большим пальцем он погладил изгиб, который он целовал, и подумал, насколько абсурдно думать, что его сердце — всегда, всегда выпрыгивающее из груди, когда она рядом — будет пытаться уберечь его от Хелен. Его гордость — может быть, но не его бедное сердце. — Она бы убедилась, что я не лучший вариант. Но и не худший.

— А как насчет детей?

— Да, тут есть риск, — признался он. — Я не думаю, что у меня когда-либо будут собственные дети. Но я бы не возражал стать отцом кому-нибудь. Приемным или отчимом. — «Покажи мне его фотографию, Хелен. Дай мне увидеть лицо того, чье имя ты мне сообщила, и я клянусь…» — Ты хочешь еще детей?

— Я слишком стара.

— Тебе едва тридцать девять.

Она повернула к нему голову: — Откуда ты знаешь? Ты не помнишь… ты даже не вспомнил, сколько времени прошло с тех пор, как ты видел меня в последний раз.

— Я помню, насколько ты старше меня. — Он взвизгнул, потому что она ущипнула его за бедро, затем рассмеялся. — Хелен, я помню это только потому, что для тебя так много значило, что я на несколько лет младше.

— А для тебя нет?

— Думаю, это пугало меня, — признался он, задумавшись. — Ты была образованной, а я нет. Искушенной, а я нет. Я собирался стать таким, как только уеду из резервации; планировал, во всяком случае. Но не был им. Я был просто… банально самоуверенным. Вот и все.

— Ты собирался стать звездой, и это пугало меня.

— Ты верила мне?

— Ты верил себе, и это было главное.

— Папа хотел, чтобы я закончил школу. Но у меня был шанс, который мог больше никогда не подвернуться. У меня была эта штука с сердцем, когда я был еще ребенком. Ничего серьезного, просто небольшая тахикардия. Я никому не говорил. Отец знал, но я не позволял ему никому рассказывать. Это никогда не мешало мне. Я прошел все медосмотры. Я прошел армейский медосмотр. И я должен был играть в баскетбол. Я должен был. Какое неудобство быть верзилой, когда ты ребенок? Нужно было превратить это в достоинство, понимаешь?

— Так это генетический… ммм…

— Сбой? Говорят, что возможно. Картер и Роуз проходили тесты, и у них все в порядке. Пока с их детьми тоже все в порядке. Но если бы у меня были дети… — Раньше он не особенно задумывался об этом, о своих детях, и, разговаривая об этом, — всерьез, как она этого хотела, — он говорил и для себя. — Скажем так, если бы у тебя была такая лошадь, как я, ты бы не пустила ее в свою конюшню. Немного жалко, потому что я — чертовски хороший экземпляр, кое в чем.

— Думаю, это мы уже установили, — согласилась она, чертовски серьезно. — Какие тесты проходили твои брат и сестра?

— Анализы крови, на случай чего-нибудь генетического. Это проблема, которая как бы преследует человека, особенно, в юном возрасте. Она может проходить без всяких симптомов.

— А потом однажды…? — продолжила она нежно.

— В один прекрасный день у тебя начинает кружиться голова после работы. Потом тебе кажется, что у тебя литавры в груди. Потом семифутовый нападающий приземляется у тебя на груди, ломает тебе пару ребер, один чертов специалист отсылает тебя к другому, они ставят диагнозы, прогнозируют, и единственное, в чем ты уверен — что ты уже вне игры.

— Это был твой выбор?

— Я бы рискнул и продолжал играть, если бы решал я, — сказал он. — У них все еще нет заключительного мнения об этом заболевании — оно является разновидностью чего-то другого — а узнаешь ты об этом, когда падаешь замертво на кортах. Но многие живут с этим. В любом случае, это был мой выбор, не раскрывать свою историю болезни. Я не играл весь сезон с этими ребрами, а потом ушел.

— Так что теперь… ты выглядишь в порядке. А риск… а шансы…

Он не мог не смеяться. Просто не мог. Патологическая картежница оценивала шансы, не могла без этого. Ему хотелось сказать ей: «Ну, примерно пятьдесят на пятьдесят — игра во внезапную смерть». Но надо было помнить, что она еще не переварила эту новость, и ее чувство юмора заметно отличалось от его. Поэтому он просто смеялся.

Она повернулась и стукнула его по плечу: — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь произошло!

— Не хочешь? — Он закрыл ее рот поцелуем, как мальчишка на школьном дворе, платя поцелуем за удар. — Я хочу, — прошептал он, убирая руку с плеча и прикасаясь к ее груди. — Я хочу, чтобы ты произошла со мной. Заставь мое сердце подскочить.

— Так оно у тебя скачет, вот в чем проблема?

— Проблема в том, что оно качает кровь, почти как твое и любое другое. — Он потянул ее руку вниз, прижимая к себе, к давно вылеченным ребрам, к ремню, который он скоро расстегнет, к молнии, которая удерживала на нем джинсы, от которых хотелось избавиться. — В данный момент, оно качает большую ее часть прямо сюда. Видишь? Ты уже происходишь со мной.

Она погладила его мужское естество. — А как насчет твоей головы?

— С ней тоже все в порядке. — Он нашел змейку на ее платье. Она расстегнула пряжку ремня, и он рассмеялся, не потому, что вел себя невероятно умно, а потому, что был счастлив. — С ней все в порядке. Она устремилась в небо. К звездам.

— Я заставлю тебя прикоснуться к ним, — сказала она, и он приподнялся, чтобы помочь ей расстегнуть платье. Оно соскользнуло с плеч, и он увидел белые кружевные чашечки, к которым был счастлив прикоснуться, он сказал ей об этом, расстегивая ее лифчик.

— Нет, — сказала она, гладя рукой его плоть. — Коснись облаков, мой прекрасный мужчина, а я прикоснусь к этому райскому лучу.

11

Бой барабанов, доносившийся снизу, был мощным и нежным. Звезды высоко в небе словно раскачивались на качелях. В объятьях Риза Хелен чувствовала себя маленькой и в то же время такой значительной.

Здесь, на вершине холма, где только один камень-часовой мог ее увидеть и только любимый мог к ней прикоснуться, ей было удивительно спокойно, и чувство опасности ушло, стало нереальным. Где-то в глубине сознания по-прежнему тревожно хлопали на ветру красные флажки, но она не позволила им снова овладеть ее мыслями и все испортить. Только не сейчас.

Она знала, что этот миг не может длиться вечно, но хотела пережить его именно так, до конца. Все мысли ее были только о том, как много они дали друг другу, и как бесконечно много она могла ему предложить. Ощущение полноты счастья вытесняло все другие чувства.

Ее руки ласкали его, ее тело поило его, и, когда она обвила его ногами, принимая любимого, он уступил, сдался и отдал ей свое семя. Она ни за что не смогла бы говорить об этом, — любые слова звучали бы банально. Но в этой звездной ночи не было места стыдливости. Бездонность черного неба и тревожный бой барабанов пугали своей грозной первозданной красотой. Время ушло, и пространство перестало существовать — и главным было то, что происходило между ними.

В первую очередь потому, что это было семя Риза, всесильное, дающее жизнь и извечное, как соль земли.

Земля, жизнь, Риз … Назад к реальности. Сразу нахлынули мысли, полные тревог и мелких страхов, и она прижалась к его груди, напряженно вслушиваясь, пытаясь уловить ответ: «Как ты там, любовь моя? Тебе уже лучше?»

Класс-но! Класс-но! Класс-но!

Его сердце билось мощно и ровно, и она не могла представить, что его сердце может сбиться с этого ритма, чтобы там ни говорили об утолщении мышцы и нехватке кислорода, из-за которых у него все эти боли. От этого он не может умереть! Он такой сильный. Он не должен. Его большая рука ласково прижимала ее к безупречному мускулистому телу, заботливо защищая от холода, идущего от земли. Он казался надежным и неуязвимым, как крепость. Его никому не одолеть.

А ее сын?

Этот страх за сына вовсе не был пустым, необоснованным беспокойством о ребенке, который часто испытывают матери. Сидней был еще мальчиком. У него были отцовские глаза и нос, и улыбка у него была точь-в-точь, как у отца. И еще вчера она мечтала, чтобы Сиднею досталось не ее, робкое и полное страхов, а отцовское большое и отважное сердце.

Но это было вчера. Сегодня она любила его отца больше, чем когда-либо, и все же она молилась о том, чтобы ее сын не унаследовал отцовское сердце. Страстное желание, еще одна из ее бесчисленных молитв. Не отнимай у меня сына, сохрани его от болезней и слабостей, пусть он никогда не узнает, что я сделала, и не возненавидит меня за это, Господи, я прошу тебя … Не покидай меня никогда. Я все улажу, дай мне только время.

Незаметно для себя она прижалась к нему так крепко, словно от этого зависела ее жизнь. Риз повернул голову, чтобы увидеть ее глаза. — Что случилось? Надеюсь, это не приступ жалости?

— Нет, — она постаралась расслабиться. — Это от возбуждения.

— Могу поспорить, что не только, — сказал он, осторожно отделив одну прядь ее волос и наматывая ее на палец. — А может быть, учитывая краткость момента, это стремление получить гарантии, что я приду еще.

— Разве не ты хотел, чтобы я появилась в твоей жизни?

— Хороший ответ. Чтоб не умничал. — Кончиком пряди, как кисточкой, он провел по ее губам. — Я хочу, чтобы мы были откровенны друг с другом.

— Я опять сказала что-то не так? — Она хотела только одного — доставить ему удовольствие, хотя слишком изощренной в этом искусстве ее нельзя было назвать.

— Ты сделала все прекрасно. Но не дала мне перехватить инициативу. Я хочу любить тебя так, как я умею, и чтоб ты этого не боялась. Это меня не убьет, уж можешь мне поверить.

— Надеюсь, — подыграла она ему. И добавила: — представляешь, как это выглядело бы в газетах?

— Он снова сделал кисточку из пряди ее волос и начертал ей на лбу: «Отставной Баскетболист-Профессионал Умирает На Женщине».

— О нет Риз, только не это. Ты теперь видная фигура.

Я этого не переживу.

— А ты назови хорошую цену. Они будут обивать твои пороги и молить об интервью — им нужны будут самые пикантные подробности.

— Но это же касается только нас двоих!

— Тебя, меня, патологоанатома и Интернет.

Она драматически вздохнула. — Куда катится этот мир?

— Боже, эти парни будут обивать твой порог и пытаться выудить из тебя историю про последний оргазм! А я ничего не смогу поделать. Я буду мертв.

— Ты будешь духом.

— Точно, духом! — Эта мысль его развеселила. — И однажды я явлюсь им на пороге твоего дома. И они в ужасе разбегутся во все стороны. — Он провел кисточкой ее волос по своей нижней губе. — Как ты думаешь, у крупных людей и духи должны быть большие? Большие и страшные?

— Надеюсь, что так. Особенно, если Председатель Совета племени сможет назначить особого следователя. — Она подняла вверх правую руку. — Это был несчастный случай, сэр. Я вовсе не это имела в виду, когда сказала «коснись неба». Я клянусь.

— А что же ты имела в виду?

— Понимаете… приходилось ли вам когда-нибудь фантазировать, занимаясь любовью? Когда вы входите в меня и закрываете глаза, что вы представляете себе в эту минуту?

— Я стараюсь не закрывать глаза. Боюсь что-нибудь упустить.

— Значит, вы не представляете себе, что я, к примеру, Джулия Робертс?

— Я представляю себе, что она — это ты.

— Джулия Робертс?

— Да, — невозмутимо сказал он. — Она настоящий баскетбольный болельщик. — В темноте она не могла видеть, как светятся его глаза, и не знала, что и думать, пока он не сказал: «Я шучу», и она рассмеялась, хотя какое-то неприятное чувство все-таки осталось — неприятное чувство, которое она не в силах была объяснить. Но он ей помог.

— Я занимаюсь любовью с тобой, — сказал он ей, пощекотав ей нос ее же волосами. И это прекрасно. Видеть тебя, прикасаться к тебе, быть в тебе. И заставлять тебя фантазировать на всю катушку. Мне нравится все.

— Помнишь, ты учил детей представлять себе бросок.

— Это другое. Когда я хочу, чтобы что-то действительно произошло, я представляю себе, как оно свершилось, осуществилось. Но у нас все и так осуществилось — шаг за шагом до самого конца. И это было прекрасно.

— Это была реставрация, нет, восстановление. — Щекотание прекратилось. Он ждал объяснений.

— Я представила себе, что мы тебя восстанавливаем, — прошептала она.

— С помощью секса?

— Хороший секс творит чудеса.

— Он нас объединяет — это правда, а творит ли он чудеса… Ой. — Он выругался, потому что острый камушек врезался ему в спину сквозь одеяло. — Думаешь, нас можно восстановить?

— Что ты…?

— Тебя и меня. Если нам суждено что-то восстановить, то нас, не меня, а нас.

Красные флажки опасности в глубине ее сознания затрепетали с новой силой.

— Риз…

— Может, между нами с самого начала ничего и не было? Ничего серьезного. Я не думаю, что секс — это так серьезно. Сам по себе он, — щелкнул пальцами — «бац — и нету». Такая мимолетная вещь не может быть серьезной.

— Для меня — это не мимолетное. — Она глубоко вздохнула. Потому что понимала — благополучие, основанное на недоговоренностях — это иллюзия. Это не может, не должно продолжаться.

— Есть нечто, что я должна, что я хотела бы тебе рассказать. Я хочу рассказать тебе, и я расскажу, но только ты пообещай…

Это нечестно, — затрепетали красные флажки. Идиотка! Ты не можешь требовать обещаний, пока не выложишь все карты на стол, пока не наступит момент истины.

— Насчет того, почему ты здесь? — Тихо спросил он. — Ты думаешь, я не в состоянии сложить два и два? Господи, ну, ты работаешь на какое-нибудь правительственное агентство с названием из трех букв, и ты выполняешь задание, и я не единственный, кто тебя интересует. И тебе, кстати, не положено якшаться со всякими такими Блу Скаями, потому что они фигурируют в списке подозреваемых.

Он устроился поудобней и невозмутимо продолжал: — А может быть, это самое якшание как раз и входит в твои обязанности, но босс не разрешает тебе спать с объектом наблюдения. Так что теперь, когда ты уже перешла эту грань, думаю, тебе не составит труда рассказать мне, — тут он решил сбавить обороты и осторожно перешел на более серьезный тон. — Расскажи мне, насколько серьезно положение моего брата?

— У него нет со мной никаких проблем, — сказала она, благодарная за временную передышку.

— А со стороны тех, на кого ты работаешь?

— И с их стороны тоже. Думаю, ему следует опасаться тех, на кого он сам работает. И тебе, кстати, тоже.

— «Тэн Старз»? У меня пока мало материала, но я знаю, что они могущественны, и я думаю, они могут быть опасны. — Она повернула голову, чтобы лучше видеть огни внизу, она порадовалась перемене темы, хотя и временной. Она не сказала ничего, чего он сам не понял бы. А теперь можно было подумать о другом. О реальной опасности, грозящей Картеру, и, к счастью, не имеющей никакого отношения к ее ребенку. — Картер оказался на крючке, — сказала она. — Я хочу знать, у кого именно.

— Ты думаешь, он играет?

— Я думаю, все мы играем, более или менее. Но он играет на чужие деньги. — Она подняла глаза к небу и стала смотреть на звезды.

— Уж я-то прекрасно знаю, что и абсолютно здравомыслящий человек может увязнуть в этом. Игра засасывает. Ты говоришь себе, мне нужно совсем немного. Совсем чуть-чуть. А потом — я буду счастлив, и все будет прекрасно. Я знаю, что делаю. Еще чуть-чуть, еще одну игру — и все. Я ведь рискую только тем, что могу себе позволить, правда же? И оглянуться не успеешь, а ты уже в долгах. И в состоянии платить только проценты, а потом и их платить не сможешь, тут ты впадаешь в отчаяние, и роешь яму сам себе все глубже, и вся твоя жизнь превращается в замкнутый круг. — Невесело усмехнувшись, она повернулась к Ризу. — Глупо, правда? Полнейшее безумие.

Он обнял ее покрепче. — Конечно, это глупо, ну а что не глупо? На машине разбиться глупо. Утонуть? И утонуть глупо. Но это же случается не каждый день. Это же случается не со всеми. Никто не думает, что такое и с ним может случиться.

— А с тобой?

— Со мной — конечно, — с подкупающей непосредственностью ответил он. — Всякий может увлечься.

— А ты можешь представить, что превратился в патологического игрока?

Он запнулся, и она поспешила ему на помощь. — Ты — не всякий, Риз. А я — да, я — как все. И Картер тоже. Таких, как мы, запросто может затянуть в этот водоворот.

— Хелен, Господи, — вздохнул он. — Когда ты рядом, я мелю какую-то чушь. Ты не глупая, не сумасшедшая, вот что я хочу сказать. И не важно, что с тобой было, и что еще будет… Он обнял ее еще крепче, чтобы ничто не могло их разделить.

— Все — равно, ты — Хелен. Ты сводишь меня с ума. Один твой взгляд — и я на седьмом небе, клянусь.

— Прикоснись к облакам, — прошептала она мерцающим в небе звездам. — Всякий раз, когда я лечу в самолете, я смотрю в окно, и облака мне кажутся подушками. Если что-нибудь со мной случится, мне кажется, они меня спасут. Если б я вышла на крыло самолета, я могла бы спрыгнуть на облако, погулять по нему, посмотреть, правда ли оно такое мягкое, каким кажется. Все хотят прикоснуться к облакам. — Она уткнулась лицом в его шею и поцеловала его гладкую кожу, пахнущую мускусом. — А ты даешь нам эту возможность, всем нам. Иногда ты даже поднимаешь нас на небо вместе с собой. Когда я увидела тебя впервые, ты как раз этим и занимался.

— В те времена мне не оставалось ничего другого. И я знал, что для такой женщины, как ты, этого недостаточно. Мне тогда надо было многому учиться, многое надо доказывать. Хвастать — это одно, а добиться чего-нибудь — это совсем другое. — Он целовал ее волосы, потом взял за подбородок и заглянул в лицо. — Ты любишь играть, Хелен? Это хорошо, это просто прекрасно. Потому что именно такой человек мне нужен. Мне нужен игрок, готовый рискнуть. Мне нужен человек, который поставит на меня и выиграет при плохих шансах. — Он нежно гладил ее волосы. — Ты хочешь прикоснуться к облакам? Я отнесу тебя туда на руках. Я тебя так прокачу, что ты на всю жизнь запомнишь. Не знаю только одного…

— Так много всякого произошло, — перебила она его.

— Ну и что? Лучшее еще впереди. Ты просто волнуешься из-за своей работы, тебя тревожит, что будет с нами, если мой брат окажется втянут в эту грязь.

— Нет, Риз, не пытайся вычислить. Это посложней, чем дважды два — четыре.

— Я что, потерял какие-то цифры? Чему равен X? — Он криво усмехнулся. — Черт побери, я довольно силен в арифметике, а вот алгебру ненавижу. Думаю, ты просто делаешь то, что должна.

— Кое в чем ты похож на отца, — сказала она, а он застонал. — Я видела в тебе его черты, а теперь слышу от тебя… некоторые его принципы. — Тут Риз фыркнул с отвращением. — Но ты ведь его сын, — настаивала она. — Его тоже волновала судьба Картера, и он сделал то, что считал нужным, что считал правильным. Он попросил расследовать это дело.

Слова «ты — его сын» резанули его слух. Ей не следовало приезжать в Бед-Ривер. Надо было отказаться от этого задания. Но когда ей предложили, отказаться она уже не могла. Легче было отказаться дышать. Особенно после того, как она увидела в газете некролог с именем Роя Блу Скау.

— Вообще-то, все это меня не очень волнует, — сказал Риз. — Я не собирался лезть в эти дебри. Работа Картера — это его дело. Твоя работа — твое дело. А мои чувства к тебе не имеют никакого отношения ко всем этим интригам.

«Но будут иметь, — подумала она. — Будут иметь, храни нас Бог».

— Я свою игру сыграю по правилам, — заверил он, — какими бы они ни были, эти правила. В этой игре ты держишь банк. Только не лги мне, ладно? Не играй со мной в сочувствие. Мне этого не нужно.

Она затаила дыхание, и красные флажки снова затрепетали на ветру.

— А тебе? — спросил он, и голос его прозвучал особенно нежно. — Ты хочешь, чтобы я испытывал к тебе жалость из-за того, что у тебя была проблема с картами?

— Нет, не хочу. Только не надо говорить «была». У меня есть эта проблема.

— Чепуха, ты с ней справилась, — сказал он. — Просто уложила ее на обе лопатки.

Она с трудом сглотнула.

— А что ты испытываешь ко мне? — тихо спросила она. — Что ты чувствуешь?

— С ума схожу. Но это приятное сумасшествие. — Кончиками пальцев он нежно гладил ее щеки, шею, плечи. — Как говорится, безумен я, в хорошем смысле слова.

— Ты на безумного не похож, — прошептала Хелен. Она прищурила глаза и забросила голову назад, получая явное удовольствие от его ласки.

— Ты меня спросила, что я чувствую. — Его рука скользнула по ее груди. — Ты опасная женщина. Ты меня заводишь. Ты можешь заставить меня делать все, что угодно, можешь довести меня до белого каления. А потом, когда я уже схожу с ума, можешь уйти и оставить меня в дураках. — Его пальцы скользили по полной груди, ласкали сверху, снизу, между… — Не очень-то приличный вид при моем-то росте. Ненавижу быть в дураках.

Она не стала говорить, что все было наоборот, и это он ее оставил. Это был плохой аргумент. Он не сбежал, не отдалился постепенно; он просто ушел. Пошел вперед — в свою сторону, а она — в свою. А он все ласкал ее грудь, его пальцы медленно скользили вокруг ее соска, нежно сжимали, мяли, ласкали, скользили вокруг, еще и еще. Это сводило с ума, чем ближе к соску, тем сильнее, безумнее. Хотелось, что бы это длилось вечно.

Аргументов у нее не было. И не могло быть. Что ты испытываешь ко мне? Она не решалась ответить на этот вопрос. Каждая минута с этим человеком таила в себе опасность, была минутой, украденной у спокойной, защищенной жизни с сыном. Каждое мгновение было одновременно и бесценным сокровищем и ложью, мучившей ее, и она бесстыдно крала столько, сколько могла ухватить. Вопросы, вроде, — любишь ли ты меня можешь ли ты простить меня? — таили в себе опасность, а это было только начало. Рассказать — не рассказать, рассказать — не рассказать… Что меньшее из зол?

Как он поступит?

Как он поступит, если узнает про Сиднея? Разве могла она сказать ему? Могу ли я доверить тебе нечто более драгоценное, чем твоя и моя жизни, чем наши жалкие эго? Подари мне эту ночь, Сидни, а завтра я буду только твоя.

— Я тоже схожу с ума, — сказала она, — и, по-моему, это страшно.

— Кататься на американских горках тоже страшно.

— Это мой любимый аттракцион. Даже лучше, чем карусель.

— Ага. Сядешь на переднее сидение, взлетишь на вершину, и — и - и — касаешься неба.

Ее сосок под его пальцами стал твердым, они безумно улыбались звездам. Хватит думать, надо чувствовать.

— Залезай ко мне на плечи, дорогая, всякий раз, когда захочешь коснуться неба.

Ночное небо потихоньку начало сереть, они покинули свое убежище и, как два веселых подростка, взявшись за руки, зашагали вниз по холму. Мокрая от росы трава гладила Хелен по ногам. Уже возле машины Риза напугала летучая мышь. Он хотел было рассердиться, но Хелен только поблагодарила это создание за то, что избавила их от комарья. — Невероятно, но меня ни один не укусил! — воскликнула она, когда они усаживались в машину. Риз извинился за это недоразумение и спросил, куда бы она предпочла получить укус.

На стоянке грузовиков к их услугам были туалеты, кофе и пончики, которые они уплетали, сидя на капоте машины и наблюдая восход солнца.

— Помнишь, как мы делали это последний раз? — спросила она. — Как мы бросили компанию, с которой пришли.

— С которой ты пришла.»

— С которой я пришла. А потом мы…

— Я помню все.

Он улыбнулся. Его красивые губы были в сахарной пудре, совсем как тогда, много лет назад. Она притянула его к себе за голову и целовала эти сладкие губы. Проезжающий мимо водитель игриво просигналил, они соскочили с капота, не пролив ни капли кофе, и счастливо расхохотались.

Он не спрашивал, хочет ли она поехать к нему, но именно туда они и направлялись. Она тоже ни о чем не спрашивала, потому что ответ был очевиден: этим прекрасным утром она останется с ним так долго, как только сможет.

Над августовскими полями висел белый туман. В небе клубились облака — те самые, которые им так хотелось потрогать, и тени их стремительно бежали по полю люцерны, созревшей для второго покоса. За окном пролетали столбы изгородей. Следующее поле ломилось от подсолнечников. Прямо посередине была выкошена и вспахана полоса, посреди которой стояли полдюжины подсолнухов, уцелевших от косилки. Спелые бурые диски в обрамлении золотых оборок раскачивались на ветру.

Прекрасное утро. Счастливое. Тихое и мирное. И не надо искать ответы на вопросы. Просто быть вместе — и больше ничего не надо. Возможность быть вместе — вот настоящее счастье.

Риз хотел взять ее на конную прогулку, если удастся найти для нее что-нибудь из одежды. Она была потрясающе красива в своих длинных платьях, которые обхватывали ее прекрасную грудь и ниспадали складками, оставляя открытыми ее стройные икры, но чем он мог заняться с ней в таком платье? Он не умел танцевать, она не играла в баскетбол. Оставалось одно — радоваться, что она рядом, вот и все.

Глядя на дорогу, он тихо улыбался сам себе, как вдруг она отстегнула ремень безопасности и прильнула к нему. Он обнял ее одной рукой, уже не удивляясь, что она читает его мысли. Но тут она положила руку ему на грудь, прямо на сердце, и он понял, чем заняты ее мысли. Ей еще предстоит научиться жить с этим.

— Похоже, на моем первом заседании Совета я пустил круги по воде. — Он решил, что для того, чтоб отвлечь ее от «сердечных дел», политика вполне сгодится.

— Сразу?

— Комитет по игорному бизнесу внес свои рекомендации, и я предложил принять их к рассмотрению. Я сказал, что, на данном этапе, мы не должны отбрасывать ничьи предложения, и за это проголосовало большинство, так что рекомендации, фактически, приняты к рассмотрению. — Он рассмеялся. — Меня вообще-то удивило, что и ты хочешь узнать правду.

— Значит, пришел и взял быка за рога, так, что ли?

— Ага, — усмехнулся он. — Именно так. Рискнул и выиграл, как говорится. Один парень из комиссии по игорному бизнесу ввел меня в курс дела. Кстати, Комиссия и Комитет — это разные вещи. Комитет формирует лично Свини, а я ему не очень доверяю. А парня, с которым я говорил, ты, наверное, знаешь? Тайтус. Тайтус Хоук.

Он страшно гордился своим успехом, и она улыбалась, глядя на него. Грустная это была улыбка. Ну ничего, грустить им осталось недолго. Конечно, она знала его друга, и знала так же, что Комиссия стоит на страже интересов племени, действуя независимо от Совета. Они оказались в одной лодке, и ей хотелось его слушать, пусть рассказывает ей снова и снова о своем первом дне в Совете. Она улыбалась, потому что они были вместе.

— Теперь на повестке дня презентация «Тэн Старз», — сказал он. Я полистал отцовские бумаги, и у меня возникло несколько вопросов. Я задам их прямо в лоб, потому что иначе не умею, да и времени нет вынюхивать. Я думаю, если спросить их прямо, им придется отвечать. Я же член Совета, как никак.

— Ну да, конечно.

— А я, — начал он и осекся, потому что впереди, на вершине холма, увидел белый пикап. — Послушай, дорогая. Это полиция резервации. У меня есть подозрение, что они спят и видят, как бы упечь меня по любому обвинению. В данном случае — езда без ремня безопасности.

— Ой, извини…

Ему было жаль, что пришлось сказать ей это, но водителям пикапов он теперь не доверял. А если бы Хелен вылетела сквозь лобовое стекло, то было бы еще более обидно. — Как говорится, обидная предосторожность, — сказал он. — Кстати, а слыхала ли ты, что игровые автоматы, которые мы арендуем у «Тэн Старз», уже три раза окупились бы, если бы мы их приобрели в собственность? Так вот, первый вопрос, который я задам, будет таким, — какой говнюк придумал этот план, и как говнюк намерен компенсировать убытки.

— План утвердил Совет. Совет согласился с этим. После того, как был принят закон о казино на индейских территориях, многие племена подписывались под любыми условиями, чтобы такие компании, как «Тэн Старз», появились у них в игорном бизнесе с их деньгами и опытом, с предложением помочь начать дело.

— Что ж, пора поменять условия. Долг почти полностью выплачен, и мы набрались опыта. К тому же, у нас есть Картер.

— Он работает на «Тэн Старз».

— Я понимаю это — мы их наняли. Значит, это они работают на нас, — он передернул плечом. — А Картер принадлежит к нашему племени. Он — бед-риверский лакота.

— Престон Свини тоже.

— Да, но Свини всегда был чертовской подлизой. В школе он прекрасно ладил с монашками, закладывая всех нас.

— То было давно.

— Подлиза — всегда подлиза.

— Ты не знаешь, каким твой брат был в школе.

— Не знаю, но кто-то постоянно предает нас, Хелен, и, как мне кажется, отец мой умер потому, что пытался помешать им. — Он мельком глянул на нее, когда сбавлял скорость перед поворотом к дому. — И этот кто-то — не мой брат, в какое бы дерьмо он не вляпался.

Риз сам удивился, услышав себя, когда защищал брата против обвинения, которого никто не выдвигал. Удивлена была и Хелен, судя по взгляду, брошенному на него.

Тут со стороны дома донеслось собачье завывание. Затем по подъездной аллее ему навстречу бросился Плакса, подвывая, словно вычитывая Риза за то, что того не было всю ночь дома. Он собирался уже засмеяться, когда заметил, что пес припадает на заднюю лапу.

— Эй, гуляка, ты что, встретился с медведем? — Риз хлопнул дверцей машины и присел на корточки, чтобы поздороваться с псом, который настолько обрадовался хозяину, что обмочил тому сапоги и штанину.

Подошла Хелен и засюсюкала с собакой, как с ребенком. — Что случилось, мой миленький?

— Подержи ошейник, — попросил Риз, пытаясь разглядеть, что с лапой, в то время как животное поскуливало и виляло хвостом. Черная шерсть на бедре Плаксы спуталась и слиплась, и когда Риз прикоснулся к нему, пес взвизгнул и дернулся от боли.

— Спокойно, — велел Риз. — Я тебе не причиню боли. Дай-ка я только…

Теперь Плакса зарычал, предупреждая, что тяпнет.

— Вот кровь, но это все, что я могу сказать. Как далеко до ветеринара? — Черт, он и не помнит, чтобы когда-либо обращался к ветеринару. У них никогда не было скота. А когда отец недолгое время занимался скотом, то сам делал уколы, принимал телят, отпаивал их молоком, зашивал раны, резал…

— «Желтые страницы»? Мы можем позвонить соседям, спросить совета, — предложила Хелен.

Местный телефонный справочник был едва толще тонкой школьной тетрадки.

— Поедем в «Индиан Хелс», — предложил он и взял упирающегося пса на руки. — Эта поликлиника ближе всего, я знаю туда дорогу.

Она открыла заднюю дверцу автомобиля. — А они хотят лечить собак?

— Нет, но захотят.

Но они не хотели. Молоденькая медсестра у двери травмпункта твердо заявила, мол, никаких собак. Однако вскоре Риз нашел союзника в лице одного из водителей «скорой помощи».

— Привет, Блу. Что случилось?

— Привет, Декстэр, — поздоровался Риз с маленьким жилистым индейцем. — Попроси эту девушку найти кого-нибудь, чтобы помочь моему другу. Новокаин или пентонал натрия, или что-нибудь в этом роде, чтобы вправить ногу. Надо бы еще сделать рентген.

— Я не знаю, Блу, — Декстэр бросил взгляд на Хелен. — Она не похожа на индианку.

— Хелен, это Декстэр Белая Гора, — представил его Риз, и она пожала водителю руку.

— Собака, Дэкс.

— Мы не…

— Чистопородная дакотская овчарка.

Декстэр улыбнулся. — Стоит попробовать, Блу, но это против…

— Декс, Плакса — пес моего отца, — перебил его Риз.

— А… — кивнул тот, — Насколько он плох?

— Это я должен вас спросить. — огрызнулся Риз. Собака заскулила.

Декстер энергично кивнул. — Посмотрю, что я смогу сделать для тебя Блу.

Сиделка трещала, как сорока, следуя за Декстером к дверям. — Ты знаешь, кто это? — спросил Декстер. — Это Риз Блу Скай.

Она все еще размышляла, почему это так надо знать, когда дверь за ним уже закрылась.

Доктор Юджиния Флинн представилась секретарем. Это означало, что она, будучи на пенсии, вышла на работу, так как на индейской территории врачей не хватало. Это также означало, что она очень занятой человек. Риз уверил ее, что он вовсе не хотел ее отвлекать от пациентов, но он просто не знал, к кому еще обратиться за помощью.

— Я бы и разговаривать с вами не стала, если бы моя смена не закончилась и я не собиралась идти спать, — сказала ему женщина, подходя к собаке. Плакса зарычал. — Если он меня укусит, то вас всех арестуют.

Хелен помогала Ризу удерживать собаку, пока доктор Флинн обрабатывала рану, чтобы определить степень повреждений.

— Похоже, пуля оцарапала его. Пуля прочесала его бок и дошла до кости. Могу сказать, что он легко отделался. Немного правее, и этот охотник за койотами стал бы убеждать вас, что он просто ошибся.

— Охотники, которые в последнее время забредают в наши места, не задерживаются для дачи показаний.

— Трудно понять такую трусость, не так ли? — Она снова открыла кран и вымыла руки. — Придется наложить ему швы, но здесь я этого сделать не могу, иначе у меня будет куча неприятностей.

Риз ослепительно улыбнулся. — Куча, говорите?

— Беда не приходит в одиночку, — сказала женщина, вытирая руки бумажным полотенцем.

— Мне не привыкать, доктор, и мне действительно хочется помочь бедняге.

— Я знала вашего отца, — сказала она Ризу и повернулась к Хелен. — Он был прекрасным человеком.

— Плакса был с ним, когда он умер. — Когда доктор Флинн насмешливо посмотрела на него, Риз понял, что она ему не откажет. — Его так зовут. Плакса.

— Ах, Рой, — сказала она, задумчиво усмехнувшись. — Он, действительно, Плакса. Здесь у нас есть одно обезболивающее, которое можно давать собакам. Это ледокаин. Мы отвезем его ко мне домой. Я все равно почти не пользуюсь кухонным столом.

В тот день Хелен опоздала на работу, но никто ей ничего не сказал. Она подумала, а знал ли кто-нибудь, что она была подругой брата Картера. Если да, то у нее не оставалось времени, чтобы выполнить работу и составить доклад. Люди стали бы очень осторожны в общении, если бы считали, что у нее связи подобного рода. Она постучала в дверь офиса Картера и просунула голову, когда он открыл дверь. — У тебя есть минутка? — спросила она.

— У меня есть столько времени, сколько тебе нужно. Я остановился в гостинице. Нам с Сарой нужно оставить друг друга в покое на некоторое время, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Он подошел к столу и слегка ей улыбнулся.

— Кстати, она тебя очень любит. Она считает, что ты… м-мм…, - он неопределенно взмахнул рукой, — легко ладишь с людьми, она сама в этом убедилась. Я уверен, она тебе все уши обо мне прожужжала.

— Я бы так не сказала.

— Конечно, нет, потому что ты наблюдаешь, слушаешь и поэтому видишь всех насквозь. — Он скрестил руки и наклонил голову. — Ты еще не разгадала Риза?

Освещенный солнцем, Картер здорово напоминал Риза. Сегодня это сходство проявилось еще сильнее, чем обычно, и это задело какие-то струны ее сердца. Если он брался за любое дело, то отдавался ему полностью. Она очень надеялась, что он, хотя бы, не продал свою душу.

— Я знаю, у него проблемы с сердцем, — сказала она.

— Ну, ты же член его семьи. Знаешь, чем хороши индейцы, гак это своей способностью хранить секреты друг друга, — он глубоко вздохнул и кивнул.

— Самое главное — ему надо беречь себя. Он не бессмертен. Он не бог, что бы все ни думали. Ему нужно лечиться. Он наблюдается у кардиолога. Ему нельзя…

— Ему нельзя что? Волноваться? Он очень волновался из-за Плаксы, но с собакой все будет в порядке, а, значит, и с Ризом все будет в порядке. — Что тебя беспокоит?

— Не знаю, следует ли мне убеждать его в необходимости консилиума. Наверное, надо отстать от него с врачами. Это поможет ему успокоиться и не думать постоянно о своей болезни. Я хочу сказать, если постоянно думаешь о болезни, это приводит к стрессам.

— А это нехорошо.

— Но не для Риза.

— Это плохо для всех нас. Включая Картера. Известно, что хорошие люди часто делают глупости в состоянии стресса. — Я интересовалась, можем ли мы посмотреть его снимки.

— Ты хочешь посмотреть наши фотографии? — Он засмеялся. — Ты меня компрометируешь, Хелен. Моя жена и так уже считает, что я ей изменяю, но ей бы не хотелось услышать, что мы…, - он присел на край стола и уставился на нее. — Но ты бы могла облегчить мне жизнь.

Как?

— Забудь о снимках и думай только о Ризе. Не допусти, чтобы он корпел над тем, чего не понимает. Помоги мне убедить его спустить все на тормозах. Пусть контракт достанется этим «Тэн Старз».

Умышленно или нет, он посматривал на ее руки. У Хелен забилось сердце. Она спросила:

— Почему?

— Потому что они построили здесь все. Коней на переправе не меняют. Во-первых, теряешь удобный случай, — он повел плечом. — И это ранит людей.

— Таких, как твой отец?

Он покачал головой. Его взгляд стал холодным. — Мой отец погиб под колесами, а не на переправе.

— Он настоятельно советовал провести расследование.

— Ризу не нужно суетиться, чтобы получить этот контракт. Безусловно, компания «Тэн Старз» не идеальна, но нам в одиночку не справиться. Они создали это заведение и командуют в нем. Они поступили справедливо — так, как в этих обстоятельствах поступил бы любой. Это бизнес, — его голос смягчился. — Так что, ради его здоровья, Хелен, нужно постараться убедить Риза плыть по течению.

— Джонс обманывает Компанию, — сказала она. — Ты знал об этом?

— Ты уверена?

— Абсолютно. Разве ты не видишь этого на пленках? Я видел, как он платил проигравшему, и сказал ему об этом. Но он пропустил это мимо ушей.

— Дело не только в этом. — Они понимающе переглянулись. Потом она опустила глаза и тихо сказала: — Я просто решила, что должна сказать тебе об этом.

— Я ценю это, — ответил он. Когда она снова подняла глаза, он спросил: — Так как насчет Риза?

— Тебе легче справиться с Питером Джонсом, чем мне с Ризом.

— Ни за что не поверю, — голос его стал умоляющим. — Тебе даже не нужно настаивать, Хелен. Все, что тебе нужно сделать, это дать пищу для размышления. Больше ему ничего не нужно. Не надо ему жертвовать собой ради дела, пусть найдет себе что-нибудь хорошее и перспективное, для души.

— Ты, действительно, беспокоишься о Ризе?

— Да, — твердо ответил он, — Да, именно о нем. Он скажет, что он здоров. Мне он говорит, что это не мое дело. Он почти прав, если подумать, как мало мы общались в последнее время. Но он болен, и это наше дело. Потому что, нам он — не безразличен.

Он посмотрел ей в глаза, и она поняла, что он искренен. Его брат не был ему безразличен. Она не была уверена насчет его отца, или собаки его отца, или сослуживцев его отца. Но брат для него много значил.

— Не так ли? — спросил он.

— Да.

12

— В моего пса кто-то стрелял, — сказал Риз двум приятелям, поджидавшим его на баскетбольной площадке. Он ударил раз оранжевым мячом о землю и бросил его через все поле Тайтусу. — Чесанул по шерсти с одной стороны, — пояснил он и повернулся, чтоб помочь раненой овчарке вылезти из машины.

— Черт, а ведь сейчас не время охотиться на койотов, — сказал Доузер. Его синяя рубаха с полицейской бляхой взмокла от пота. Подпрыгивая, он подбежал к щиту. — Если только охотиться за шкурой твоего пса.

— Полагаю, что охотились за чем-то не столь густо покрытым шерстью, хотя точно не знаю. Москитная сетка на окне порезана, но не похоже, чтобы кто-то забрался в дом. Видать, Плакса оказался лучшим сторожем, чем его считали.

— А кто сейчас сторожит дом? — Доузер обхватил колени руками, кинул взгляд на Риза, и выпрямился в прыжке.

— Никто. Туда может залезть кто угодно. Но мы с Плаксой идем по их следу и не спускаем глаз друг с друга.

Вечером Риз позвонил друзьям и сказал, что надо побросать мячик, лучше всего рано утром, прежде, чем на площадке появится детвора. И предложил встретиться на рассвете. Солнце только появилось на багровеющем горизонте. Доузер и Тайтус приехали раньше Риза.

— Так что, думаешь, они охотятся за тобой? — Тайтус прицелился и бросил мяч. Тот попал в щит и отскочил в сторону.

— Нет. — Риз принял передачу Тайтуса и, возвращая мяч, сказал еще увереннее: — Черт, конечно, нет. Кому нужно резать штору, чтобы добраться до меня?

— Кому-то, у кого есть пистолет. — Доузер принял мяч и мгновенно швырнул его назад.

— Какой-то сукин сын, который хреново стреляет, — сказал Риз. Теперь он вел мяч, пригибаясь к площадке, хитро улыбаясь Доузеру. — Кто-то, кто только и может, что разрезать штору и убежать. Чтобы ему ни было нужно, не так уж сильно ему этого хотелось. Как насчет твоего лучшего броска, Доз? Играем в «хоре».

— Может быть, в его планы и не входило взламывать дверь и залезать в дом, — теперь Доузер рассуждал как полицейский.

— И все-таки, что же им нужно от тебя, Блу?

— У меня есть вопрос получше: кто они? — сказал Риз, предупреждая о броске. Этот бросок в прыжке уже стал легендой. Риз мог взять мяч из двадцатипятифутового броска слева. Риза практически невозможно было блокировать, потому что он останавливал мяч в прыжке. Бросок был такой силы, что мяч со свистом рассекал воздух. Риз усмехнулся: — Я не люблю неожиданностей.

— Ты можешь предупреждать о бросках, но давай не уходить от темы, Блу. Это уже моя игра. Что у тебя ценного в доме?

— Ничего ценного, — Риз принял мяч и отдал его Доузеру. — Для большинства людей.

— Мы имеем дело не с большинством.

— Его бумаги? — Риз посмотрел, как мяч, посланный Доузером, ударился о кольцо. — Бумаги моего отца. Письма, записи — в основном, все, относящееся к Совету. И к казино.

— Это уже теплее. Эти документы, они могут быть у любого члена Совета?

— Нет, не обязательно, — ответил Риз. Теперь и Доузер, и Тайтус смотрели на него, мяч был у Тайтуса в руках. Риз пожал плечами. — На прошлом собрании я действительно сказал, что разбирал бумаги отца, и у меня появились некоторые сомнения по поводу «Тэн Старз» и их деятельности, особенно того пункта, на что идут деньги. Я сказал, что не спешу подписывать с ними контракт.

— Я и гляжу, что ты не очень торопишься, — сказал Тайтус, усмехаясь. Он не был почитателем «Тэн Старз».

— Хочу заставить их приносить пользу.

— Кто занимался расследованием попытки взлома? — поинтересовался Доузер. — Тебе нужно было мне позвонить. Они осмотрели собаку?

— Я не заявлял об этом. Я не видел, что штора разрезана, пока не зашел в дом и не открыл окна. Это было после того, как я перевязал Плаксу. Так что больше никто не знает о попытке взлома. И я бы оставил все, как есть.

— А как насчет твоей дамы?

— Хелен была со мной, когда мы нашли собаку, но больше она ничего не знает. Не хотелось бы давать ей лишний повод для беспокойства.

— Да, не слабо. — Слегка согнувшись и упершись руками в колени, Доузер разглядывал пол. — Послушай, — едва слышно сказал он. — Я тут попытался выяснить по своим каналам, кто и что слышал про этот наезд на твоего отца. Все, что мне удалось узнать, так это то, что люди мало знают и очень разочарованы этим. Они чувствуют то же, что и мы: кто-то должен поймать этого мерзавца. Но другие — их всего несколько человек — ты еще ничего им не сказал, а они уже хотят от тебя отделаться. Они ни черта не знают и не хотят знать.

— Они напуганы?

— Похоже на то.

— И не только Джин и Эрл.

Восходящее солнце било Доузеру прямо в глаза, и он прищурился: — Подумай, против кого выступал твой отец, Блу. Его главным противником был Престон Свини.

— Из-за контракта с «Тэн Старз»?

— Из-за председательского кресла. Черт, твой отец должен был обойти его и возглавить Совет. И я думаю так: если ты коп и хочешь им остаться, то в этом случае тебе лучше ничего не знать. Пусть ФБР делает свою работу, а ты не стой у них на пути. Ведь жертва — индеец. А разве много таких дел они раскрывают?

— Он был не просто индеец, а член Совета, — сказал Риз, вдруг осознав, как мало это значило для него лично, когда он раньше думал об отце. Слишком мало. Теперь он сам был в Совете племени. А ведь это что-то вроде Правительственного Комитета.

— И это наше дело. Племени сиу Бед-Ривер.

— Он был моим отцом, — Риз почувствовал, как много Рой значил для него, но было слишком поздно.

— Это наше дело, — Доузер обнял Риза за плечи. — Индейцев племени лакота Бед-Ривер.

— Это связано с «Тэн Старз».

— Думаю, ты прав на этот счет. И мне кажется, у нас еще будут проблемы.

— Черт, я об этом знаю уже два года, — воскликнул Тайтус.

— Что-то я от тебя раньше никогда не слышал об этом, — проворчал Доузер.

— Я это обдумывал. — Тайтус стучал по мячу. — А теперь я думаю только о том, чтобы продемонстрировать вам свой знаменитый бросок из-за головы.

Хелен сидела в тени на крылечке арендованного меблированного дома с небольшим садом, наблюдая за тихой улицей и ожидая, когда появится машина Риза. Он позвонил ей и спросил, может ли заехать к ней, пообещав привезти что-нибудь на ужин и рассказать новости. Он опаздывал, но Хелен даже радовалась этому. Ей очень хотелось увидеть Риза, но, в то же время, что-то в ее душе восставало против него.

Что-то, о чем она думала постоянно. Думать об этом становилось все тяжелее, также как когда-то все тяжелее становилось носить на руках маленького Сидни. Теперь она не могла бы поднять его, а та мысль, которая постоянно мучила ее, казалось, весила целую тонну. Ее сын очень быстро рос, и также быстро менялись его потребности.

Легкий летний ветерок доносил откуда-то с речного берега детские голоса. Иногда их болтовня прерывалась хлопком петарды, видимо, оставшейся после праздника. Если бы Сидни был здесь, он бы умолил отпустить его с детьми, пообещав, что будет очень осторожен. Он бы поклялся, что будет просто стоять где-нибудь в стороне и наблюдать, а через пять минут ее мальчик был бы уже в центре приготовлений к очередному взрыву. Ему хотелось испробовать все.

Сегодня вечером она кое-что расскажет Ризу. Хелен еще сама не знала, что именно она скажет, но было бы нечестно и несправедливо еще раз встретиться с ним без того ….. чего?

О Боже, без того, чтобы все рассказать ему.

Она была так растеряна, что едва могла сформулировать мысль. Эта неотступная мысль была слишком рискованной, и мешала ей в работе. Она позвонила адвокату, с которым много раз консультировалась в прошлом, и попросила вновь просмотреть ее дело, поскольку отцовство Риза было установлено, он мог — все еще мог? — да, он мог получить опекунство над сыном и мог бы узаконить это через Совет племени. Федеральный суд поддержит решение Совета племени, а суд штата, вероятнее всего, посодействует этому. Было множество таких прецедентов. В ее случае на стороне отца Сидни будут симпатии и деньги, не говоря уже о его племени. У нее не было причин думать, что он поступит именно так, кроме того факта, что Сидни является единственным ребенком Риза. Единственной причиной, по которой они не смогли бы решить дело мирным путем было то, что все эти годы Хелен скрывала от него сына. Риз был живым человеком, и она понимала, у него были все основания для обиды.

Но будучи хорошим парнем, порядочным и, несомненно, талантливым, Риз все-таки был смертен. Вдруг оказалось, что на карту поставлено даже больше, чем возможность потерять своего ребенка. Хелен уже давно пыталась бороться с чувством вины, охватывающим ее из-за того, что она лишила ребенка отца. Но теперь на ней лежала ответственность и за то, что она отняла у этого мужчины его единственного ребенка. Она больше не могла успокаивать себя отговорками, что Риз слишком молод, чтобы стать настоящим отцом; или что он слишком занят своей карьерой; или слишком богат, слишком высокомерен и поглощен собой и собственной жизнью. Таких отговорок тысячи. Но теперь настал час отбросить прочь все сомнения. Она знала, на что шла, когда полюбила Риза.

Что же заставило ее думать, что можно скрывать сына от Риза до конца их жизни? Здравый смысл?

Дело было не в этом. Она действовала, основываясь на чем угодно, только не на здравом смысле. Риз задержался здесь, нарушив свои планы, и ей это нравилось. Она сама зашла слишком далеко в отношениях с ним, и это ей нравилось. Она прекрасно осознавала свой эгоизм и не хотела терять Риза. Но она не хотела терять и сына. Сейчас, по крайней мере, у нее были они оба. Но она теряла точку опоры. Потом, когда равновесие нарушится, она упадет. Но сейчас она была окружена любовью двух мужчин.

Хелен привстала, когда огромный белый линкольн Риза появился на вершине холма. Отряхнув шорты, Хелен пошла к воротам, чтобы поздороваться, когда он выйдет из машины.

Риз поцеловал ее и задержал в своих объятиях, как будто их встреча придала ему новые силы. Хелен же подумала о том, с какими новостями он приехал. Были ли они важнее, чем то, что она собиралась открыть ему?

Ее новость ждала своего часа уже двенадцать лет. Она могла подождать еще несколько минут.

Риз выпустил Плаксу из машины, и Хелен опустилась на колени, чтобы поприветствовать своего друга. Она позволила собаке лизнуть ее в лицо, пытаясь, в то же время, осмотреть его рану.

— Он еще не может жевать, но, когда сможет, придется купить ему специальный ошейник, — сказал ей Риз. — Ты голодна? — он достал бумажный пакет. — У тебя опять была тяжелая смена? Могу поспорить, что ты не ела целый день, поэтому я позаботился о тебе. Посмотри, что мне завернули у Большой Нелл. Это тако — мясо с бобами по-индейски.

— Вообще то, я, наверное, сегодня лягу спать рано.

— Я и здесь могу проявить свою заботу.

— Я пью только диетическую колу и воду. — Заглянув в пакет, Хелен обнаружила одноразовые тарелки, салфетки и пластиковые приборы. Нелл упаковала все, как будто для пикника.

— Две порции воды, мэм, для меня и моего приятеля. Одну в стакане, вторую в миске.

— Пойдем на задний двор. Внутри слишком жарко, — сказала Хелен, заворачивая за угол дома.

— Надо было поехать ко мне. Я только что поставил пару кондиционеров. Их доставили вместе с новой кроватью.

— Я смотрю, ты вовсю обустраиваешься, — улыбнулась Хелен. Плакса держался поближе к Ризу.

— А мне пока подходит этот домик. У меня нет причин так заботиться о своих удобствах, как у старины Роя Блу Ская. Когда я предложила ему кое-что изменить в доме, он сказал, что ему все нравится, как оно есть.

— Это очень рациональный дом. Он похож на дом мужчины, — заметил Риз. Хелен поставила пакет на деревянный столик в тени двух больших тополей. — Твой отец просто поразил меня как человек, который научился с комфортом жить в собственном мире. Как он говорил, в своей коже.

Риз сел на скамью. — Старой, поношенной коже. — Он бросил взгляд на свои руки. — Я помню, любил смотреть, как он работал молотком. Пара хороших ударов, и гвоздь исчезает в заборе. Я бы бил и бил по гвоздю, а у него была хватка.

— То же самое он говорил о тебе, — заметила Хелен. Риз недоуменно посмотрел на нее, и она продолжила: — Мы разговаривали об отцах и сыновьях; о том, что чувствуешь, когда реализуешься или нет в своем ребенке. Он тогда сказал, что, по его мнению, ты унаследовал его упорство.

Она смотрела, как он доставал из пакета тарелки, салфетки, и раскладывал еду на тарелках. Удивительно длинные руки, увеличенные копии рук Сидни. Хелен вспомнила, как медсестра в роддоме обратила ее внимание на то, какие длинные у ее сына руки и ноги.

— Ну, никто не знает, можно ли унаследовать такие качества. Но некоторые… Риз…

Он взглянул на нее, оторвавшись от работы, которую сам себе придумал.

— Вода, — быстро сказала она. — Я принесу воды.

Она пошла в дом за холодной водой — налила в стаканы для них и в большую миску для Плаксы — поставила все это на поднос и пошла к двери. Затем она остановилась, отставила поднос и открыла ящик стола. С одной из фотографий ей улыбался Сидни. Это была прошлогодняя школьная фотография, и на ней ее сын выглядел тщательно умытым и причесанным. Он был одет в футболку цветов «Денвер Наггетс». Интересно, как отнесется к этому его отец? Она несколько раз доставала фотографию из ящика и снова клала обратно. Наконец, она положила ее в карман, схватила поднос и вышла на улицу.

С заднего двора открывался вид на речку Бед-Ривер, стремительно несущуюся среди крутых берегов, сверкая на ярком летнем солнце. Риз уже разложил мясо с бобами и ломтики поджаренного хлеба по двум картонным тарелкам.

— Я думаю, ты была права насчет смерти отца, — произнес он, наблюдая, как она ставит на землю воду для собаки.

— Права, в чем?

— Доузер говорит, что на месте катастрофы нашли обломок арматуры автомобильной фары. Полицейский, который его нашел, уверен, что он именно от фары. А потом он исчез.

— Эта улика исчезла? — Хелен села за стол напротив Риза.

— Похоже, что парня убедили в том, что он ничего не находил. Он совсем недавно в полиции. Теперь он не уверен в себе и в том, как себя надо вести. Но он сказал Доузеру по секрету, что не сомневается, что это за кусочек металла. Это парень всю свою жизнь проработал с машинами.

— И кому выгодно все это скрыть?

— Точно сказать еще не могу, но… — он подвинул ей тарелку и коробочку с салатом. — Хелен, как ты думаешь, у этого Дарнелла есть какие-нибудь связи в криминальном мире, может быть с какой-нибудь бандой, или… — он глубоко вздохнул, прежде чем сказать: — Я требую, чтобы ты вышла из игры, Хелен. Пусть этим занимается ФБР или еще кто-нибудь. Мне совсем не нравится, что ты…

— Что я? Ты сам не понимаешь, о чем говоришь. — Она улыбнулась, пытаясь смягчить резкость фразы. Взяв листик салата, Хелен положила его к себе в тарелку. — Меня специально учили выявлять карточных шулеров. Ясно? Проблема не во мне. Если кому и нужно быть осторожным, так это тебе.

— А разве ты не работала с моим отцом? Если кто-то хладнокровно сбил его, — он взял ее руку в свои. Плакса шумно лакал воду. Вдруг глаза Риза яростно засверкали: — Если кто-то сбил моего отца, Хелен — а ведь ты с ним работала, потому что я знаю, что он настоял на расследовании — и если ты… Они убивают людей, Хелен. Тебе не нужно заниматься этим. Я этого не хочу. Ты уволена, ладно? Ты сделала все, что могла.

Он говорил абсолютно серьезно. Это было мило с его стороны. Но глаза его метали молнии, и он всерьез полагал, что может указывать ей, что делать. Хелен рассмеялась.

— Кем это ты себя вообразил, Риз Блу Скай? Поприсутствовал на одном заседании Совета, а уже начинаешь увольнять работников?

— Я, черт, я… мы в последнее время много были вместе, Хелен. Мы даже спали вместе.

— Очень хорошо, — сказала она, все еще улыбаясь. — Но то, что у тебя есть на это право, еще не дает тебе право на… она запуталась.

— Я люблю тебя — вот, что дает мне право. — Риз произнес это с такой силой, что, казалось, сам испугался. Он понизил голос, продолжая смотреть ей в глаза. Солнечные блики играли на его красивом лице. — И если у меня есть право любить тебя, то я должен позаботиться о том, чтобы с тобой ничего не случилось.

У нее вдруг перехватило дыхание и зашумело в ушах. Ей с трудом удалось сделать глубокий вдох. — Ты так легко это произнес.

— Легко? — он криво улыбнулся. — Ты имеешь в виду, без запинки? Да, без запинки, потому что я слишком долго обдумывал это. — Затем Риз добавил мягче: — Мне давно следовало сказать тебе, но я так боялся.

— Ты боялся?

— Ты же сама об этом сказала. Я был большим, застенчивым, молчаливым …

— Я никогда не говорила такого. Я никогда и не думала… — Хелен покачала головой. Глубокий вдох, еще и еще. — Спокойным, ты был очень спокойным, ты был молод и хотел попробовать в жизни все. — Хелен выронила вилку из рук. — Я не могла быть уверена, Риз. Я скрывала это, потому что я сама боялась и до сих пор боюсь. Риск…

— Это всегда было рискованным сочетанием: ты и я. Еще до того, как я стал профи, еще до моей болезни, я повел себя как дурак, пытаясь разыскать тебя после родео, помнишь? Но ведь что-то возникало между нами каждый раз, когда мы встречались, и я должен был попытаться, даже если… — Поглаживая ее руку, он продолжил: — Даже если мне не на что было надеяться.

— Не знаю, почему, но то, что возникало между нами, было просто сумасшествием, как с твоей, так и с моей стороны. — Теперь ее улыбка была более открытой. — Но всегда интереснее рисковать, чем играть наверняка.

— Если ты решил рискнуть, ты должен идти до конца. Только так ты можешь надеяться на победу. — Риз сдвинул тарелки в сторону. — Хелен, каждый раз, когда мы любим друг друга, я чувствую, что это больше, чем страсть. Даже сейчас я чувствую, что это только начало, что может произойти что-то еще, если мы этого захотим.

— Ты знаешь, что такое любовь, Риз? Ты знаешь, что нужно, чтобы…

— Господи, да перестань же разговаривать со мной, как с ребенком. — Он закрыл глаза и кивнул. — Да, знаю. Я знаю, что не хочу, чтобы ты страдала. Я знаю, что не позволю им сделать то, что они сделали с моим отцом. Я знаю, что держу тебя сейчас за руку. — Он сжал ее руку. — Я готов перепрыгнуть через этот дурацкий стол, Хелен. Я хочу защитить тебя и сделать счастливой. Я хочу удержать тебя, я больше не позволю тебе исчезнуть из моей жизни.

— Я бы тоже хотела. Удержать тебя.

— Тогда скажи это. Скажи, что ты этого хочешь.

— Даже если я этого хочу, даже если я скажу это вслух, это еще не значит, что все так и будет. — Лишь правда сделала бы это возможным. Хелен знала правду, и доказательство лежало у нее в кармане, и все, что ей нужно было сделать, это достать фотографию и показать Ризу. — Я хочу иметь право любить тебя.

— Право? — Риз нахмурился. — Разве у тебя его нет? Ну, хорошо, может быть, тебе нужно рассказать мне то, что ты знаешь о любви, потому что думаешь, я слишком глуп, чтобы…

— Прекрати! — Хелен ударила по столу свободной рукой. Она поняла, что обидела его, и сразу же почувствовала себя глупо. — Я так не думаю. Я никогда… — Она вздохнула. — Ну да, я недооценивала тебя, но никогда не считала дураком. Я никогда не думала…

— Вот вы где!

Они сидели друг против друга так близко, как только позволял разделявший их стол. У стены, глупо улыбаясь, стоял Картер.

— Не помешал?

Они не замечали никого вокруг.

— У меня для вас есть сюрприз. Готовы?

Картер обернулся и подал знак кому-то позади себя. — Эгей, Сюрприз! Куда ты? Они здесь, во дворе. — Снова повернувшись к Ризу и Хелен, Картер засунул руки в карманы армейских брюк и подошел на несколько шагов ближе. — Слушай, когда я встретил его в аэропорту, я понял, что, возможно, мне следует сначала поговорить с тобой, но он сказал, что он уже…

С трудом оторвав взгляд от Риза, Хелен посмотрела в сторону Картера и онемела. Ее сердце бешено забилась, у нее перехватило дыхание, и кровь застучала в висках. Из-за угла дома появился Сидни, стараясь держаться спокойно и независимо, но в его карих глазах плясали озорные искорки. Он был занят собой, его переполняло сознание того, что ему удалось удивить маму. Кроме того, Сидни был слишком рад ее видеть, чтобы обращать внимание на кого-нибудь еще. Прошло уже немало времени с тех пор, как они крепко обнимались в присутствии посторонних людей.

Хелен тоже была счастлива обнять его.

Она слегка отстранилась, чтобы посмотреть на сына. Темные волосы Сидни падали ему на глаза, и она не смогла удержаться, чтобы не поправить их. Сидни еще некоторое время помедлил, прежде чем отстраниться. Он победно усмехался и выглядел просто красавцем. Солнце покрыло его кожу загаром глубокого коричневого оттенка, и сейчас она блестела от пота. Сидни всем своим видом излучал хорошее здоровье и просто светился от ощущения впервые обретенной свободы и счастья встречи с матерью.

Хелен автоматически спросила: — У тебя все хорошо?

— Все просто великолепно, мам. — Он обнял ее за плечи и стал слегка раскачивать взад и вперед. После перенесенного потрясения у Хелен закружилась голова. — Ну что, удивлена?

— Да уж. Как ты…?

— Мистер Маршалл достал для меня билет на самолет. У нас сейчас перерыв между сменами, а я хочу остаться на вторую смену. А тут мистер Маршалл сказал, что было бы здорово сделать тебе сюрприз, и я согласился. Он сказал, что у казино есть специальный фонд на случай таких вот непредвиденных семейных обстоятельств. Ну, может, и не совсем непредвиденных, но… — Сидни посмотрел на Картера, ища поддержки.

— Особые обстоятельства, — сказал Картер, ободряюще улыбнувшись Сиду. — Дискреционный фонд директора-распорядителя. Я еще не придумал для него название. У тебя прекрасный сын, Хелен. Он сказал, что еще никогда не был в Южной Дакоте, и я подумал, что пора это исправить.

— Мы проезжали через Южную Дакоту, но не… — Хелен не могла отвести взгляд от сына. Было так хорошо снова видеть его знакомые черты, слышать его родной голос. Но в то же время она не могла не заметить, что он изменился. — Господи, чем вас там кормят в лагере? Могу поклясться, ты подрос на целый дюйм.

— В основном, каким-то особым мясом, но я думаю, что они просто добавляют в него что-то. Ну знаешь, этим еще подкармливают телят?

— «Ралгроу»? — поддержал Риз шутку Сидни. Его голос звенел. Всего одно слово, одно ничего не значащее слово, но оно подняло в душе Хелен бурю воспоминаний. Хелен отвернулась от сына и встретилась взглядом с его отцом.

Картер пришел на помощь. — Это мой знаменитый брат, Риз Блу Скай. Ты говорил, что слышал о нем.

— У нас дома есть видеокассеты из серии «Все звезды баскетбола»; вы на некоторых из них. — Глаза Сидни заблестели, когда он увидел, что знаменитый Риз Блу Скай поднимается со скамейки. — Мама говорила, что лично была знакома с вами, ну, еще до того, как вы стали профи.

— Это мой сын Сидни. — Сказала Хелен. Наступил решающий момент, и она внутренне содрогнулась.

Риз протянул руку для приветствия: — Как поживаешь, Сид?

— Отлично. Вот это да! — Сидни пожимал руку чемпиона. — Вы ведь играли защитником в «Маверикс»?

— Точно. Это было… — Хелен видела, что ему было тяжело оторвать взгляд от Сидни, но она не могла понять, что он чувствовал. Риз оставался совершенно спокойным. Ему даже удалось улыбнуться. — Это было несколько лет назад.

— Ага. — После рукопожатия Сидни засунул руки в задние карманы шорт. — А сейчас они играют отвратительно.

— Им нужен защитник, — сказал Риз. — Твоя мама много рассказывала о тебе, Сид. Я слышал, ты делаешь успехи в спорте?

— Да, но лучше всего у меня получается играть в баскетбол. Я ведь намного выше других ребят моего возраста.

— Да уж точно, — Риз пристально взглянул на Хелен. — У тебя ведь недавно был день рождения?

— 8 июня. Мне исполнилось двенадцать. — Сидни улыбнулся. — Знаешь что, мам? Эти кроссовки мне уже малы.

— Хорошо, на этой неделе купим тебе новые.

— У меня есть четыре дня. Мам, тебе обязательно нужно увидеть… — Сидни всегда жестикулировал, рассказывая что-нибудь. Сейчас он рассказывал о походе в горы. — Представляешь, мы ходили в трехдневный поход в горы Сан-Хуан. Мы поднялись на высоту двенадцати или тринадцати тысяч футов. Там был такой разреженный воздух. Нам пришлось карабкаться наверх по веревке, потому что мы составляли карту местности. Это было просто потрясно! И знаешь, что мы видели?

— А твои горные ботинки тебе не малы? Надеюсь, ты не надел…

— Да нет же, ма, разве ты не помнишь, мы купили ботинки побольше.

Теперь Риз слышал только его голос. — Что ты видел, Сид?

— Петроглифы! Ну, знаете, эти древние-предревние рисунки, как фигурки из палочек, только немного лучше, потому что они похожи на ….. Ведь вы же сиу?

— Лакота.

— И я тоже, по линии отца. Он умер.

После этих слов повисла звенящая тишина. Хелен не смела поднять взгляд от земли. Ее лицо пылало.

— Мне очень жаль, — сказал Риз.

— Я его никогда не видел. — Сидни пожал плечами. — Знаете, я все-таки думаю, что эти петроглифы были оставлены индейцами Анасази, предками индейцев Пуэбло. Некоторые ученые сомневаются в этом, но только не Пуэбло. Я думаю, уж они-то должны об этом знать, ведь это их история. Ученые всегда выдумывают всякие теории, но коренное население знает то, что знает. В лагерь к нам приезжали разные лекторы, мы ходили в однодневные походы. А вы здесь живете?

— Я здесь вырос, — ответил Риз. — Я отсюда родом, и теперь я сюда вернулся. Картер, возможно, рассказал тебе, что недавно умер наш отец.

— Нет. Он был старым?

— Довольно старым, но… — Риз весело рассмеялся, заразившись энтузиазмом Сидни. — Не думаю, что он лично знал Анасази, но могу поспорить, о них он знал очень много.

— Это он научил вас играть в баскетбол?

— Он помог мне начать. Он… — Риз посмотрел на Картера, словно спрашивая: «Ты знал?». Картер продолжал улыбаться, как будто он только что сыграл роль Санта Клауса и вручил каждому подарок, о котором тот мечтал все свою жизнь.

— Вы все еще никак не привыкните к тому, что он мертв? — спросил Сидни. В бесхитростных словах ребенка звучало искреннее сочувствие. — В прошлом году умерла бабушка моего приятеля, и он говорил, что ему было очень тяжело, поскольку они жили все вместе. Но спустя некоторое время ему стало легче. Егей, псина! — Сидни потрепал Плаксу по голове, а собака в ответ обнюхала и облизала его руки.

— Это Плакса, — Хелен услышала свой собственный голос. Ей казалось, что она видит все происходящим со стороны. Настоящая Хелен наблюдала за тем, как Хелен-актриса играла какую-то сумасшедшую роль. Она вполне могла быть одной из героинь рассказов Роя. Женщиной-ураганом, а, может быть, гусеницей Арафо, всегда движущимися по кругу, подымающими пыль и бросающими ее в лица людей. Людей, которых она любила, которым она никогда бы не сделала больно, никогда.

Рой сказал бы, что это ее судьба.

— Он что, скулил, когда ему сделали больно?

— Меня не было рядом, но мне кажется, он смог за себя постоять. Возможно, он заслуживает новое имя.

— А кто его так назвал?

— Мой отец.

— Эй, Плакса, — Сидни взъерошил шерсть пса и рассмеялся, когда тот начал повизгивать и вилять обрубленным хвостом. — Кажется, он не возражает против того, чтобы его называли Плаксой, по крайней мере, пока его чешут за ухом.

— Знаете что? — Картер вмешался в разговор. — Мы с Сидом еще ничего не ели, в отличие от вас, поэтому я собираюсь отвести его перекусить к Большой Нелл. А у вас, ребята, пока будет время организовать что-нибудь на десерт. Может быть, кофе?

— Ты не против? — спросила Хелен сына.

— Нет. — Сидни быстро пожал плечами, по-мальчишески улыбнувшись. — А что у вас на десерт? Может быть ты испечешь пирог с клубникой?

— Если только ты не имеешь ничего против замороженной клубники. — Она потянулась, чтобы обнять сына, но Сидни уже успел отбежать в сторону, поэтому ей пришлось окликнуть его. Сидни обернулся, подмигнул ей, ожидая, что она скажет: — Я действительно рада видеть тебя.

Он улыбнулся. — Признайся, ты ведь была сильно удивлена?

— Очень сильно.

После того, как сын и его дядя ушли, Хелен еще некоторое время стояла, глядя в одну точку. Она услышала как отъехала машина Картера. Странно, а ведь она даже не слышала, как они подъехали. Нет, совсем не странно. Ведь она была полностью поглощена разговором с Ризом. Минуту назад Риз любил ее, поэтому, может быть, сейчас ей будет не так страшно повернуться и посмотреть ему в глаза. Может быть.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Она попыталась сглотнуть, но внезапно у нее пересохло во рту. Вся сжавшись, она посмотрела на Риза. — Только то, что он самое дорогое, что у меня есть, и я буду защищать его.

— Защищать его? Кто ему угрожает? — Риз покачал головой. Теперь его лицо отражало растерянность, которую удалось скрыть в присутствии мальчика. — Черт побери. Я чувствую себя так, словно получил удар ниже пояса. Никак не могу прийти в себя. — Он тоже посмотрел на угол дома, за которым скрылся Сидни. — Как я держался?

— Думаю, он ничего не заметил, и я это очень ценю. Риз, я…

— Черт побери! — На этот раз голос прозвучал немного мягче. — Ты знаешь, я думал… возможно. Я хочу сказать, что тогда я никак не мог понять, почему ты так внезапно все бросила и уехала. — Он щелкнул пальцами. — Вот так взяла и уехала. — Хелен вздрогнула, этот звук заставил ее слушать внимательней. — Просто бросила работу и исчезла.

— Я уехала на время каникул. Я смогла перевестись, потому что они осуществляли…

— Дерьмо! — Он снова покачал головой. Теперь Риз смотрел на Хелен так, словно она внезапно изменилась, и он пытается понять, как же это произошло. — Знаешь, мне наплевать, как тебе удалось перевестись или что там осуществляла твоя чертова Ассоциация учителей, так что подробности можешь опустить. Я хочу знать только… — Он резко повернулся. — Вот дерьмо!

О, господи, он уходил.

— Куда ты идешь? Риз! — Она догнала его, схватила за руку, заставляя обернуться и снова посмотреть на нее. — Что ты собираешься делать?

— Я возвращаюсь … Я иду домой. — Он оттолкнул ее руку, повторяя мягко, почти с благоговением: — Домой, — словно только это имело смысл. — Мне необходимо… — Хелен все еще пыталась дотянуться до него, но Риз поднял руки вверх, тем самым увеличивая расстояние между ними. — Мне нужно обо всем этом подумать.

— О чем подумать? Ведь и так ясно, что ты его… и я, конечно, могла, и мне, возможно, следовало связаться с тобой… — У нее внезапно запершило в горле, — В определенный момент.

— Не думаю, что это было слишком трудно.

— Я знаю. Я все знаю.

— Господи, но почему ты сказала ему, что его отец умер?

— Это было самое простое объяснение. В то время. — Она сглотнула, затем сглотнула еще раз. — Я думала, что ему будет не так больно.

— Да неужели? — Риз фыркнул, его глаза горели. — Да, ты поступила действительно умно, ничего не скажешь. Безболезненная смерть. — Риз махнул рукой в сторону стола, где недавно он едва не вырвал из груди истерзанное сердце, чтобы вложить его в руку этой женщины. — В какую игру ты играча, Хелен? Зачем ты все это сделала?

— Я хотела рассказать тебе, но, прошло так много времени, я не могла просто… — Она глубоко вдохнула. — Я старалась найти выход…

— Ты не…

— Я не знала, что он приедет.

— А Картер?

— Не думаю. Он знал, у меня есть сын. Это все, что я ему сказала. Это все, что я говорила всем. Это все, что у меня есть, это все, ради чего я живу. Это мой сын.

— Но каждый раз, когда ты смотришь на него, ты видишь и другое лицо. Боже, для меня это было все равно, что посмотреть в зеркало.

— Нет, Риз, это не так. Он — не ты. Он не знает тебя, и было бы… — Хелен запаниковала, увидев, что он развернулся, собираясь уходить.

— Что ты собираешься делать?

— Я уже сказал тебе. Сейчас я пойду домой и включу на полную мощность кондиционер. Мне нужно подумать. Сейчас я не хочу тебя видеть.

Несмотря на жаркий день, Хелен знобило. Риз уходил, и она поняла, что сейчас он был способен на все. В нем чувствовалась какая-то загадочная сила, возможно, сила его предков, сила, о которой она и не подозревала, и это до смерти напугало ее.

— Не пытайся отобрать у меня сына, Риз.

Риз развернулся и сделал несколько шагов в ее сторону. Он смотрел на нее так, будто она только что приоткрыла ему правду, о которой он и не догадывался.

— Почему ты думаешь, что я это сделал бы?

— Потому что… — Ее глаза горели. Хелен почувствовала слабость. Нет, она не заплачет. — Потому что ты мог бы так сделать.

— Мог бы сделать и сделаю — разные вещи. Разве ты не этому учишь в школе?

— Мог бы сделать и могу сделать, — начала она по привычке, надоевшей привычке.

— Ты хочешь сказать, как в Мама, могу ли я сделать то-то и то-то? — Риз презрительно фыркнул, его лицо окаменело. — У меня никогда не было матери, и я думал, что, возможно, мне чего-то не хватает. Но зато я никогда не спрашиваю, можно ли мне что-то сделать. Либо я это делаю, либо нет.

— Я не позволю тебе, поэтому даже и не думай…

Не надо мне говорить о том, что ты думаешь, Хелен. — Он провел руками по длинным, густым волосам, затем нетерпеливым жестом постучал кончиками пальцев по виску. — Мне нужно попытаться все выбросить из головы и начать все заново, и я не нуждаюсь в том, чтобы ты… — Слова повисли в воздухе, пока Риз холодно смотрел на Хелен. — …Чтобы ты говорила мне, о чем я должен подумать.

13

Хелен испекла торт, отчасти для того, чтобы чем-нибудь занять себя, но, в основном, потому, что Сидни просил ее об этом, она была его матерью. Она хотела, чтобы он знал', что готова выполнить любое его желание просто потому, что она его мать, что бы там ни говорили. Скоро десерт будет готов, потом она соберется с силами и поедет в Биг Нелл за сыном. Они с Сидни пережили не одну бурю, вместе они преодолеют и эту.

— Хелен? Мы вернулись. — Раздался голос Картера от входной двери. — Ммм, здесь пахнет гораздо лучше, чем в Биг Нелл.

Хелен встретила их в гостиной.

— Дорогой, ты можешь положить свои вещи в маленькой комнатке справа. Конечно, в этом нет ничего особенного, но я приготовила для тебя постель.

Сидни потащил свой рюкзак из гостиной в прихожую.

— Он ушел? — Спросил Картер, заглядывая в кухню. — Могу поспорить, он ничего не знал.

Хелен покачала головой.

— Очевидно, я — тоже. Вы собирались…

— Ничего подобного. Мы не хотели никого застать врасплох.

Сидни услышал последние слова;

— Это я хотел сделать сюрприз, мама. Не вини мистера Маршалла.

— Картер, — поправил дядя. — Ты можешь называть меня Картер, мы ведь заговорщики. — Он замялся и робко улыбнулся. — Надеюсь, я не причинил вам слишком много хлопот. Я уверен, Хелен, что у тебя были на то свои причины. Но все будет в порядке. Вот увидишь.

Она ничего не ответила. Она не хотела ничего знать заранее.

— А мне не нужно совать нос не в свои дела, да? — Картер сам ответил на свой вопрос. — Тебе нужно познакомиться с моими детьми, Сид. Дерек, как выяснилось, — немного младше тебя, поэтому он будет бегать за тобой, как щенок.

— Было бы здорово, — Сидни заглянул в кухню; ему не сиделось, он проверял каждый уголок новой квартиры матери.

— Он прав. Это было бы здорово, Хелен. Кто хоть когда-нибудь после пережитого потрясения приезжал сюда, выздоравливал гораздо быстрее. Ты сама увидишь. Все дело в семье. Послушай, я дам тебе несколько выходных. Тебе нужно время.

Сидни выглянул из-за угла, его рот был забит тортом: — Вы совсем не хотите торта, мистер… Картер?

— Спасибо, Сид, посмотри на мой живот, мне пришлось проделать две дырки в ремне после того, как мы вышли из этого странного кафе в «Pair-a-Dice City». Я чуть не лопнул.

— Просто купите новый ремень, — сказал Сидни, подхватывая падающий кусочек торта и заталкивая его обратно в рот. — Пойдемте с нами в субботу в магазин. Во что ты не влазишь, мам?

Картер приглушенно засмеялся.

Сидни болтал о своем перелете, о том, как ему пришлось делать пересадку, и что аэропорт Рэпид-сити не такой уж и большой, но Картер сказал, что Рэпид-сити ближе, чем Пьерр из-за прямого сообщения между штатами, хотя на карте Бед-Ривер выглядит как маленькая точка, где-то на полпути между ними.

Хелен показалось, он чувствует себя неловко. Сын принял важное решение, но ей ничего не сказал. В последнее время он, как будто, спешит расстаться с детством, босоногий подросток на перепутье. То он маленький мальчик, мамин сын, то взрослый парень, самостоятельно принимающий решения, но ни в одной роли он не чувствует себя уютно. То говорит без умолку, то замыкается в себе. Так что, болтовня была лучше.

Она обняла его, когда он накладывал взбитые сливки: — Я так рада тебя видеть.

Он усмехнулся: — Мне на миг показалось, что с тобой не все в порядке.

— Просто удивлена.

— Я ведь не поехал на прогулку с совершенно незнакомым человеком, ты его знаешь. И он говорит, ты работаешь здесь, и они делают это для своих рабочих, и я подумал …

— Все нормально, дорогой. Я просто рада тебя видеть.

Она села за стол напротив него, почти так же как час назад она сидела с его отцом. Было приятно наблюдать, как он ест. Первобытный инстинкт матери, кормящей своего детеныша. Это была ее вина, что отец не заботился о сыне. Ее тайна, ее ошибка раскрыта. Было так замечательно и так больно наблюдать, как ест сын.

Но она постаралась скрыть свои чувства.

— Как торт?

— Мне больше нравится со свежей клубникой, но это все равно в два раза лучше того, что давали в лагере.

Он посмотрел на нее и улыбнулся с полным ртом:

— Не могу дождаться, когда расскажу Джордану и Скотту, что я познакомился с игроком НБА. Мы жили в одной комнате. Джордан здорово бросает, но я играю намного лучше, чем Скотт.

— У Джоржана есть имя?

— Это — не фамилия, это — имя.

— Что ты думаешь о Ризе Блу Скай?

— Думаю, что он огромный.

Сидни бросил на нее взгляд, собираясь съесть ложку взбитых сливок: — Если он и Картер — братья, как получилось, что у них разные фамилии?

— Их мать умерла почти сразу после рождения Картера, и отец — его звали Рой…

Сидни не первый раз задавал вопросы о фамилиях. Когда в семье нет отца, взрослых, обычно, не интересуют фамилии. Но дети и их друзья — другое депо, и то, что Сидни носил фамилию отца Хелен, выплыло наружу. Он терпеливо объяснял, Хелен не знали под фамилией отца Сидни, потому что она оставила девичью. Кроме того, он умер много лет назад.

Принятие фактов без вопросов становилось скорее исключением, чем правилом. Говорить о смерти отца было можно, хотя и не безболезненно. Ложь, однако, давалась еще тяжелей.

— Это тот, который недавно умер, — добавил Сидни.

— Да, Рой недавно умер. Он попал в автомобильную аварию…

— Это о его похоронах ты мне рассказывала, тогда собралось полно индейцев.

Она кивнула. Он тоже должен был стоять рядом со своим отцом и принимать соболезнования в связи со смертью деда. Но из-за трусости его матери Сидни там не было. Она вздохнула. Как-то не было подходящего случая рассказать ему правду.

— Ну, в общем, Рой не мог сам справиться с ребенком после смерти жены, поэтому он отдал Картера приемным родителям. Картер носит фамилию приемных родителей. Он вернулся к Рою и Ризу, когда был в твоем возрасте, может быть чуть старше.

— Приемные родители плохо относились к нему?

— Нет, они были добры к нему. Но существует закон, федеральный закон …

Закон о защите детей. Справедливый закон, как ответ на многолетние проблемы, когда белые брали на воспитание детей индейцев «для их пользы». Это было частью ужасной истории двух народов, которая, чем больше он узнавал о ней, заставляла мальчика задавать матери все новые вопросы, как-будто она могла на них ответить.

Конечно, она могла ответить, потому что она была его матерью, и потому что могла что-то придумать. Когда-то он верил ее ответам. Но потом он начал понимать, что в ее ответах все выглядит «как-то не так».

Его отец был иностранец? Его усыновили? Он …

Он был ее ребенком. Это все, что люди должны знать. Люди, но не Сидни. И когда он думал о себе, как об американском индейце, и пытался понять, что это значит, все, что она могла ему предложить, — книги по истории. Когда он спрашивал у нее, почему в истории что-то случилось так, а не иначе, почему люди относятся друг к другу так жестоко, это было не потому, что он думал, она обязательно должна это знать. Это было потому, что впервые он осознал, что был американским индейцем, а она нет. Она была белой. И в этом была разница между ними.

И законы для них были тоже разные.

— Тогда приняли поправку к закону, по которой Рой смог взять Картера к себе. Все это очень сложно, но Картер оставил себе фамилию, с которой вырос, и я думаю, он общается с семьей, которая его усыновила, и все закончилось благополучно. — Она через силу улыбнулась: — Я так думаю.

— У меня все в голове перепуталось. Картер не играет в баскетбол. Он говорит, у него на первом месте книги.

Сын зачерпнул полную ложку клубники со взбитыми сливками и отправил в рот, языком пытаясь поймать выпавшую ягоду: — А я люблю и то, и другое, да?

— Да. — А вот у нее по другому. У нее на первом, на втором и на единственном месте — сын, она его мать. Она любит его, иногда ее любовь доходит до отчаяния.

— Я должна что-то сказать тебе, дорогой, и я… — Она аккуратно положила руки на стол. Отчаяние — ужасное состояние. — Если честно, то мне немного страшно.

— Что ты натворила? — Его ложка замерла в руке. Он смотрел на нее. — Ты же не начала снова играть, мама?

— Нет. — Чего он больше всего боялся — так это того, что мать снова сорвалась. Его мать, которая сейчас сидела с аккуратно сложенными руками, мать, которая так его любила. Она уже поняла, что с ним нужно быть честной в этом вопросе. — Нет, но я, действительно, была возле казино в Дэвуде. Я хотела немного похвастаться. Это были бы не наши деньги, это…

— Было бы ошибкой, да?

— Да. — Она улыбнулась. — Я это знала.

— У нас все хорошо, мама. Кредитные карточки почти все оплачены, да?

— Мне не нужно было говорить, что я была возле казино, — быстро добавила она, — был небольшой соблазн, но я с ним отлично справилась, по-моему.

Она покачала головой. Она помнила то время, когда для нее было почти невозможно говорить об игре. Сейчас она с надеждой ухватилась за эту тему.

— Это не то, что меня сейчас заботит. Мне нужно поговорить о другом. — Она развела руки, потом снова сложила. — Есть веши, о которых я тебе не говорила, хотела рассказать. когда ты подрастешь. Но теперь нельзя молчать.

— О чем ты не говорила?

— Не говорила о нем. О твоем отце. — Она посмотрела сыну в глаза. — Он не умер, Сидни.

— Нет? — Его глаза расширились. Он еще не понимал. — Но ты говорила …

— Я знаю. Я говорила это, потому что боялась тебя потерять… — Этого ему знать не следовало. — Риз Блу Скай. Он — твой отец.

Его застывший взгляд. Никаких эмоций. Все бессмысленно.

— Сидни, я не видела его с тех пор, как ты родился, только по телевизору. Он появился здесь, на похоронах своего отца, и я… и это было в первый раз. Я не видела его больше.

— Мама. — В его темных глазах появилась нежность, его голос стал мягче. — Он хотел на тебе жениться?

Снова в горле застрял комок. Она крепко сжала губы, чтобы они не дрожали. Этот ребенок был слишком хорош для нее.

— Мы никогда об этом не говорили.

— А что… он не хотел детей?

— Он ничего о тебе не знал. — Она увидела морщинку, которая пролегла между его прямых черных бровей. — Он уехал в Миннесоту. И я всегда думала, как будто он ушел на войну, понимаешь?

Сидни медленно покачал головой, не сводя с нее глаз:

— НБА и война — не совсем одно и тоже, мама.

— Я знаю. — Ему не нужны ее объяснения, подумала она. Ему нужны факты. — Когда он уехал, я не знала, что была уже беременна. А когда узнала, я… Я ничего ему не сказала. Я переехала в Денвер, у меня родился ты, и я его больше не видела, до сегодняшнего дня.

— Ты боялась ему рассказать? — осторожно спросил он. — Он злой? Ты не хотела…

— Нет, нет, он — очень хороший. Он — очень хороший человек, Сидни.

Некоторое время он о чем-то думал, как, бывало, он размышлял над домашним заданием, пытаясь найти ответ.

— Ты ему скажешь сейчас? — спросил он.

— В этом нет необходимости. Он видел тебя. Он знал, что у меня есть сын, но он не знал, что ты — его сын. Когда он увидел тебя…

— Что? — Его ложка упала на тарелку. Он наклонился вперед, стараясь приободрить ее. — Я не похож на него. Я ни на кого не похож, только на самого себя.

Она потянулась через стол, чтобы успокоить его, погладить его по голове, но он отклонился, он не был похож на подростка, который отстраняется от ласки. Он не хотел, чтобы к нему прикасались, никто, даже она.

Она натянуто улыбнулась и прижала руки к столу, левой рукой прикрыв правую. — Ты невероятно красив.

— Так он сказал? — спросил Сидни. Она кивнула. — Что он еще сказал?

— Он был удивлен не меньше тебя и так же смущен. Это — моя вина, дорогой. Я с этим плохо справилась.

Он с отвращением посмотрел на остатки десерта. То, что осталось на тарелке, было залито розовым соком. Его губы тоже были розового цвета, рот был слегка приоткрыт. Он не двигался. Она вдруг вспомнила, как когда-то, на Хэллоуин, он объелся конфетами, и она обнаружила его сидящим на полу возле туалета. Он сказал тогда, что его сейчас вырвет, и он хочет, чтобы все это быстрее закончилось. Она тоже хотела, чтоб все поскорее закончилось.

Наконец, он сказал: — Ну, хорошо, мне не нужен отец.

— Нет, — она ответила слишком быстро, — нет, нет, нет. Дорогой, он не…

— Что ты хочешь этим сказать «нет, нет, нет»? Я — не ребенок, мама! — Его сердитый взгляд взрослого мужчины больно ранил ее материнские чувства. — Разве я говорю какие-то неприличные вещи?

— Совсем нет. Я просто не хочу, чтобы ты делал поспешные…

— Меня не интересует, что ты хочешь. — Он снова придвинул стул и потянулся за тарелкой. — Меня это не интересует, и я не хочу об этом ничего слышать. Мне отец не нужен.

— Он, в основном, говорил…

— Меня это не интересует, мама. — Его голос был более спокойным, чем взгляд. — Сюрпризы не всегда бывают приятными, да? Мне не нужно оставаться здесь все четыре дня. Собственно говоря, я, наверное, завтра уеду. Мне даже и не хочется оставаться здесь на четыре дня.

— Сидни… — Она пошла за ним к раковине. Она знала, что должна оставить его сейчас одного, но не могла. Она не могла остановиться, даже когда в голове раздался сигнал.

— Я не хочу тебя ни с кем делить. Я говорю, как эгоистка, я знаю, но мои родители тоже развелись, и мы с сестрой вынуждены были …

— Мне все равно. — Он задел тарелку, и она вдребезги разбилась. — Мне все равно, мама. И нечего смущаться. Мой отец был убит на войне, договорились? Мне это нравится больше, чем просто умер. — Он говорил с издевкой, театрально хмурясь. — Какая это была война?

— Пожалуйста, не надо.

— Что не надо? Я ничего не делаю. — Он пожал плечами. — Кроме того, что завтра я уезжаю. Я могу обменять билет?

— Я не знаю. Придется доплачивать.

— Я возьму из моих сбережений.

— Ты не сможешь без моей подписи.

— Ты пытаешься удержать меня здесь?

— Теперь, когда ты здесь и узнал всю правду, я думаю, мы должны как-то с этим справиться.

— Как-то? О чем ты? — Он усмехнулся и повернулся к раковине, стал собирать куски разбитой тарелки, и когда она потянулась, чтобы забрать их у него, оттолкнул ее руку. — Я сам справлюсь, черт возьми.

О Боже, подумала она, чуть не плача. Она не должна позволить себе расплакаться. Ее сын ведь не плакал.

С обломками в руках он посмотрел на нее, взглядом спрашивая, что ему делать дальше. Она показала на дверцу под раковиной, он отступил. Она открыла ее, и он выбросил разбитую тарелку.

— Через тысячу лет кто-то найдет это и скажет, что мы, должно быть, были более-менее цивилизованными.

Он смотрел на нее, как маленький мальчик.

Она опять попыталась улыбнуться. — Практичными, даже если и не обладали хорошим вкусом.

Сын кивнул, но не улыбнулся. Ни улыбки, ни слез. Коснулся ее руки. — Послушай, мама, давай просто забудем правду, хорошо? Как будто ее не было.

Она кусала нижнюю губу.

Мальчик отошел от нее, увидев, как она потянулась, чтобы прикоснуться к нему, схватил крышку и закрыл банку со взбитыми сливками.

— Это — мой любимый десерт, и ты — единственная, кто умеет его готовить. А сейчас я, действительно, устал.

Она кивнула: — Доставай свою пижаму, а я принесу свежее полотенце.

— Я не ношу пижаму, — с неприязнью произнося слово, которое считал детским. — Кстати, мне нужны плавки. Сейчас все их носят.

— Да, — Она кивнула еще раз. — Я знаю.

Билет на самолет невозможно было поменять. На следующее утро Сидни попросил Хелен узнать, как поменять билет. Все билеты были проданы. Он застрял здесь на четыре дня, и, похоже, не собирается с ней разговаривать. Он сказал, его не интересует вид на Блэк Хиллз, ему не хочется выходить из квартиры, он не желает — не желает — встречаться с ровесниками. Но ничего не имел против новой пары кроссовок.

Они помирились на том, что не будут упоминать об отце. Она ожидала, что Риз позвонит, но не хотела, чтобы Сидни прочитал ее мысли. Если даже он и думал о чем-то, кроме кроссовок, то не подавал виду. Она предложила пойти в Уол Драг, дорога в который, по случайному совпадению, проходила возле дома Блу Ская. На почтовом ящике все еще стояла фамилия Роя. Сидни заметил это, посмотрел на дом и ничего не сказал. Хелен увидела машину Риза, но сказала только: — Все дороги ведут в Уол Драг. Ты о нем слышал?

— А почему я должен слышать о нем?

— Это — популярное место. Оно на каждом указателе.

Но на следующем щите, который они проехали, была реклама «Pair-a-Dice City»: Собирайте памятные монетки заповедника. Принимайте участие в турнире на игральных автоматах.

— Особого умения не нужно, чтобы играть на игральных автоматах, правда? — спросил он.

— Правда.

— Зачем же тогда устаивают турниры?

— Из-за прибыли, — ответила она, довольная, что ее спросили, готовая отвечать на любой его вопрос. — Все дело в прибыли.

Он увидел еще один шит, который указывал на расстояние до Уол Драг.

— Сколько миль там было?

— Я не заметил, — сказал он. — Рекламные щиты наносят вред природе и нашему развитию. Мы сами знаем, куда хотим попасть. — Он бросил на нее взгляд. — По крайней мере, я.

Они не могли найти подходящих кроссовок в Уол Драге, хотя на туристских островках на окраине Бэдлэнда можно было найти все, что угодно. Хелен хотела купить сыну все игрушки и сувениры, которые попадались, чтобы загладить вину. Она знала, это глупо, и Сидни тоже так думал. Но он как раз потерял свой фирменный нож, и резиновая змея очень пригодилась бы в лагере. Не та дешевая, а подороже, что выглядела, как настоящая. Ему не обойтись и без бейсболки, а тут как раз он увидел зеленую с эмблемой команды «Сиэтл Супер-Соникс». Хелен сказала, что Рик Марино — друг Риза и что недавно видела бывшего игрока команды Сиэтла.

Сидни поменял зеленую бейсболку на синюю, с эмблемой команды Денвера.

По пути домой они увидели еще одну рекламу казино, и Хелен предложила показать свою работу.

— Давай, — сказал он, пожимая плечами. — В казино всегда хорошие рестораны.

Он хотел не просто перекусить, он заказал жареные ребрышки. — В столовой в лагере дают только здоровую пишу. Я уже сыт макаронами и сыром до… — Жестом он продолжил мысль, Хелен повернулась и увидела Картера, направляющегося к их столу.

Сидни весело приветствовал нового друга, Картер протянул руку. Они немного поболтали о Уол Драге и о том, что Сидни собирается делать с новой змеей. Потом Сидни сказал, что пойдет в туалет, пока не принесли заказ.

Как только он встал из-за стола, Картер задал вопрос, который его волновал: — Ты его видела?

— Ты имеешь в виду Риза? Нет.

— Черт, я надеялся, что вы уже все вместе и все у вас в порядке. — Он остановился, чтобы поблагодарить официанта за чай со льдом, который тот принес. Он наклонился ближе. — Я звонил туда, никто не отвечает.

— Машина все еще там. Мы проезжали на пути в… — Взгляд Картера говорил, что ему не нужны никакие объяснения.

— Ты думаешь, у него все хорошо? — спросила она.

— Я думаю, что он не должен бегать в такую жару, а ему нипочем. Он как тот чистокровный рысак, который не может больше участвовать в скачках, понимаешь? Он весь на нервах, он должен это прекратить.

— А как его сердце?

— Вот об этом я и говорю. Ему врачи твердят: да, вы можете бегать, играть в мяч, но только не в жару и не в одиночку. — Он посмотрел на пустой стул, где сидел Сидни. — Они еще не говорили друг с другом?

— Сидни хотел уехать назад в Колорадо, но я не смогла поменять билет. — Картер сочувственно посмотрел на нее, и она ухватилась за этот взгляд.

Картер, но ты ведь понимаешь? Этот закон об опеке над детьми индейцев. Я не могла рисковать и потерять собственного сына.

— Тогда почему ты здесь?

Она посмотрела на него: — Из любопытства, наверное.

— А как начет планов найти работу преподавателя в этих местах?

— Я не думаю, что… — Ну, да, у нее был план, и поиски места преподавателя очень хорошо вписывались в этот план. Но у нее есть работа. — Я думала о том, чтобы перевести Сидни в частную школу. Я…

— Это было не всерьез — переехать в эти места и начать преподавать. Это была просто проверка.

— Что-то в этом роде.

— Ты должна сейчас пойти и поговорить с Ризом. Вы вдвоем должны принять какое-то решение, — сказал он, но она взглядом дала понять ему, что не хочет говорить о своей частной жизни. — Хорошо, хорошо, извини меня, я пришел и заварил всю эту кашу, но сейчас я беспокоюсь о брате. А я не могу ничего сделать. Все зависит от тебя.

— Сидни не …

— Нет, не бери его с собой. Такой разговор детям лучше не слышать. Он может провести остаток дня со своим дядей.

— Было бы лучше, если бы ты не касался этой темы.

— Ты не против, если он познакомится со своим двоюродным братом? Сара все равно скоро приедет сюда. Я позвоню и попрошу взять Дерека с собой. — Он коснулся ее руки. — Дети все понимают по-своему, Хелен. Что бы взрослые ни делали.

14

Риз не надевал часы, когда выходил на пробежку, поэтому не знал, сколько уже занимается. Он определял время по своим ощущениям. Риз не очень напрягался, пил много воды. Солнце пряталось за тяжелыми серыми облаками, но на дождь похоже не было. Хороший день для пробежки.

Когда подействовал эндорфин, его мысли перестали крутиться вокруг Хелен и той убийственной новости, которая взорвалась, как бомба. Сейчас он чувствовал себя так, что, казалось, мог бежать и бежать до самого горизонта. Но когда увидел, что черная овчарка ждет его наверху, понял, пора возвращаться домой. Он притормозил, перешел на ходьбу, сделал несколько глотков воды, кинул взгляд на отцовских лошадей, которые паслись возле забора Ласт Стэнд Хил — фермы Роя. Гулкие удары сердца твердили о собственной уязвимости.

ОС-то-РОЖ-но, ОС-то-РОЖ-но.

Осторожно? Обычно оно стучало: по-МЕДЛЕННЕЕ, ПОМЕДЛЕННЕЕ, по-МЕДЛЕННЕЕ. Опять Старик играет с его мыслями? Быть осторожным, но с чем?

— Эй, а что ты думаешь о кондиционере? Здорово, правда?

Тук, ТУК, тук, ТУК. Тебе нравится воздух, которым ты сейчас дышишь? Чистый и вкусный, правда?

Это был Старик, все хорошо.

— Ты знал, что у меня есть сын?

Он посмотрел на Плаксу, который бежал за ним. Пес бежал с открытым ртом, и его оскал походил на улыбку. Он смотрел преданными глазами. Ризу не хватило смелости ответить: Я не с тобой говорю.

— Не думаю, что она тебе рассказала, — бросил он тому, с кем разговаривал. — Она была бы сумасшедшей, если бы доверилась кому-либо, кроме меня. О тебе нужно волноваться, о тебе и твоей истории.

Ну так волнуйся. Волнуйся обо мне. Но будь ОСТОРОЖЕН.

— Я говорю, что это она волнуется, а не я. Я не думаю о тебе. Черт, все кончено.

Нет, не все. Теперь ты должен бояться за себя. ОСТЕРЕГАЙСЯ.

— Остерегаться чего?

— Смотри, как ты ходишь, куда идешь. Иди медленно. МЕД-ленно. МЕД-ленно.

— Ты Картера тоже так преследуешь или только меня? Ты плод моего больного воображения. Он умерил шаг и стал смотреть под ноги. — Хорошо, я иду медленно. Видишь? Я слежу. Я…

Это все его фантазии, но трава на пастбище стала зеленее на той стороне дороги, где нашли тело его отца. И именно на этой зеленой полосе он встретился с металлическим зверем.

Хелен постучала в заднюю дверь. Плакса тут же ответил на стук сначала лаем, а потом стал скулить, пока Риз не открыл дверь. Одетый в одни джинсы, Риз только что вышел из душа и не мог ничего сообразить. Ни радость, ни гнев не отразились на его лице. Она не была даже уверена в том, что он ее узнал.

— Не возражаешь, если я войду?

Он открыл дверь и отступил, жестом приглашая войти. Девушка потрепала пса, заметила, что шерсть стала гуще, что у него новая повязка: — Кто-то почистил тебя, причесал, — говорила она собаке. И подняла глаза вверх. Сложенные на груди руки, каменное лицо, вытесанное из темного гранита. — Он теперь живет в доме?

— Называй это переменами. Справляюсь теперь сам, делаю перестановки, купил большую кровать.

— Ты теперь больше …

— Ты ему уже сказала?

— Да. — Она еще раз погладила собаку и поднялась. — Я сказала ему, что ты ничего не знал о нем, и пыталась объяснить, почему я ничего тебе не говорила.

— А сейчас ты собираешься объяснять это мне, — сделал вывод Риз и открыл дверцу шкафа, чтобы достать стакан и какое-то лекарство.

— В этом нет ничего такого. Что это у тебя? — Ладно, пусть это грубо, но она должна спросить. Так же как и он, она хотела все знать.

— Эго? Таблетки. Я глотаю таблетки. Своего рода, противоядие против всего, что происходит. — Он губами захватил с ладони таблетки и запил водой. Она все еще смотрела на него, когда он поставил стакан на стол; он предложил ей воду: — Хочешь? Садись, проглоти таблетку, и будем нести чепуху.

— Я больше не хочу нести чепуху. Я просто хотела знать, что за таблетки ты принимаешь.

— Я принимаю все таблетки, какие есть. У меня есть все, что захочешь — что предпочитаешь? Хочешь немного валиума?. — Он поставил бутылку на полку и стал передвигать другие. — Каждый знает, любой спортсмен сидит на таблетках. Спроси моего нового лучшего друга. Ему не о чем сейчас плакать. Он не чувствует боли. — Риз отодвинул еще одну бутылку. Она увидела аспирин. — Может быть тебе нужна скорость, — сказал Риз с усмешкой, повернувшись к ней. — Побыстрее или помедленнее, как ты хочешь пройти сквозь это?

— Скорость? Но у тебя же сердце …

— Да, у меня сердце. У меня есть сердце. А у тебя оно есть?

Она взглянула на него. Не стоило этого делать. В его словах, в его глазах была боль. Его волнение передавалось ей. но она старалась держать себя в руках. Она закусила губу, закрыла глаза, и слезы полились из глаз.

Она не хотела плакать, не потому что она не заслуживала подобной отповеди, а потому, что Риз не заслуживал видеть ее слезы. Да, она не имела права играть его чувствами, и она не хотела этого. Она не могла остановиться и плакала, вытирая слезы пальцами, тяжело дыша, пытаясь говорить сквозь всхлипы.

— Я должна была защитить своего сына, — говорила она, медленно опускаясь на стул, — ты мог забрать его. Я не знала, забрал бы ты его, но я знала, что ты мог, но не обязательно, когда он был совсем маленьким. Ты мог сделать это в любой момент…… если бы ты знал … и я не могла так ….. играть.

— Игра — твоя профессия.

— Крупье — моя профессия. А игра — это моя слабость. Я ужасно… — Глубокий вздох, в глазах ни слезинки, плечи прямые. Она посмотрела на него. Он был такой высокий, что когда стоял, прислонившись к раковине, казалось, он сидит на ней. — Но на кону были деньги, а не безопасность моего сына.

Он не пошевелился.

— Хорошо, я понял. Ты беспокоишься о безопасности мальчика. Ты все знаешь о законах, которые касаются детей индейцев, ты знаешь, что случилось с моим братом, и не хочешь, чтобы такое произошло с … Сидни. — Он произнес это имя осторожно, как будто ему трудно его выговорить, он хотел сделать это без ошибок. — Я почти все понял в этой части. Я имею в виду, если ты не хотела …

В его глазах застыл вопрос. Она уже открыла рот, чтобы ответить, но не смогла.

— Или, если ты не была уверена, и так далее, — закончил он, глядя куда-то поверх ее головы, как бы давая собраться с мыслями. — Но ты, должно быть, знала, что у меня есть деньги. Даже тогда, когда у тебя были все эти денежные затруднения из-за азартных игр, о которых ты мне рассказывала, ты не пришла ко мне. Ничто на свете не заставит тебя просить денег. Некоторые спекулируют детьми, чтобы добиться своего. Ты — не такая, и я уважаю тебя за это, Хелен.

— Я не хотела…

Он поднял руку, не давая ей продолжить: — Не говори мне, чего ты не хотела, не сейчас. Я не готов к этому.

— Это не связано с…

Он не опускал руку: — Послушай меня, я думал. Я думал только об этом, и я почти поверил, что ты не хотела рисковать его безопасностью, так? Но меня волнует только одна вещь. — Их глаза встретились, и он заговорил так, как будто увидел что-то неожиданное. — Ты вернулась сюда. Ты устроилась на работу в казино, которым управляет мой брат, и завела знакомство с моим отцом. Что это может означать, Хелен?

— M-мой сын что-то почувствовал — стал задавать вопросы о своем происхождении.

— Когда именно, в последнее время? — Он покачал головой. — У вас что, нет в доме зеркала?

— Когда дети маленькие, им достаточно… — она старалась дышать ровно. Как за игрой в карты. — Материнской любви. Ты объясняешь им самым простым языком, и они остаются довольны. Однажды, один из его друзей спросил его, кто он — мексиканец или испанец? Очевидно, были и другие разговоры среди мальчиков по поводу специфических слов в лексиконе Сидни. Я сказала, что он — наполовину американец, наполовину индеец, и мы начали читать, смотреть фильмы, и…

— Изучать его происхождение?

— Я пыталась подойти к этому почти с научной точки зрения. Мне нравится научный подход. Потому что это не… я имею в виду, мне все равно, какого цвета у него кожа. Он — мой сын, мой ребенок. Он — часть меня.

— Но ему не все равно.

— В последнее время. Он слышит то, что говорят люди, и принимает это слишком близко к сердцу. Например, ну… я не знаю …..

— Я знаю.

Она кивнула, не глядя ему в глаза, чувствуя ту же боль, которую ощущала, когда Сидни рассказывал ей о своих обидах. — Я почти никогда не думала, что эти разговоры …..

— Расистские?

Она кивнула снова.

— Ты и не могла так думать, Хелен.

— Но у меня нет предрассудков.

— Может быть и нет, но ты — белая.

— Я никого не оправдываю, — уверила она, начиная злиться, как будто он оскорбил ее, назвав белой. — У меня ребенок от индейца. Я знаю, что это такое, когда люди смотрят на него и думают о нем, как о темнокожем, и их подлые утверждения задевают его, влияют на его выбор, на его возможности, ранят его чувства. — Ничего не могло быть сейчас хуже подступивших слез, когда ей больше всего хотелось быть спокойной, убедительной, но Хелен всегда было трудно говорить на эту тему, особенно, если это связано с ее сыном. — Они… причиняют ему боль.

— Вот. — Он вытащил две салфетки из коробки и протянул ей, но это не сделало их хоть сколько-нибудь ближе. — Ты — белая, Хелен. И всегда такой будешь. Он — наполовину белый, но выглядит, как я. — Его рука все еще была вытянута, он повернул ладонь вверх, потом вниз. — Он живет с моим цветом кожи.

— Я знаю. — Она вытерла нос. — Знаю. И поэтому я пришла сюда.

— Разведать обстановку для него, да? У нас появились белые разведчики?

Она подняла на него полные слез глаза.

Он пожал плечами: — Времена действительно меняются, спасибо казино.

— Работа в казино не имеет ничего общего с …

— Это была шутка. Юмор индейцев. Очень старая шутка.

— Я поняла, но мне она понравилась, хотя бы потому, что, может быть, ты на меня перестал сердиться.

— И не рассчитывай на это, — предупредил он. — Но чувство юмора помогает. И слезы на меня тоже действуют.

— Извини. — Если глубоко подышать, слезы можно остановить. Она вытерла глаза. Глубоко вдохнула. — Ненавижу, когда теряю контроль над собой.

— Знаю. Значит слезы — под контролем?

Она закрыла глаза, и слезы продолжали катиться. Она все испортила, и в этом только ее вина.

Она слышала, как он ходит, как положил руки на ее стул. Она открыла глаза, посмотрела на него, и сердце ее затрепетало.

Хелен знала — это любовь.

Он опустился на колени возле нее, стер пальцем ее слезу и поднес к своему рту: — Ничего не изменилось. Твои слезы действуют так же, как и всегда.

Он кивнул, и она бросилась к нему, спрятала лицо на груди, и продолжала плакать от счастья и от жалости, что столько потеряла. Он обнял ее. Чем сильнее она плакала, тем крепче он обнимал ее. Он был опорой, поддержкой, в которой, твердила она себе тысячи раз, она не нуждалась. Не надо была плакать при нем, но она ничего не могла с собой поделать. Такие слезы недолгие, но настоящие, и когда она выплакалась, то почувствовала себя очищенной.

— Все под контролем, — сказал он с усмешкой. — По правде говоря, я тоже сильно нервничал эти дни, поэтому не хотел тебя видеть, пока все для себя не проясню. Вот, что я думаю. — Он погладил ее ноги в хлопчатобумажных брюках, как минуту назад гладил спину. — Я не отниму его у тебя. Я много думал об этом, и я не сделаю этого, но только если я… буду уверен в тебе. Только если ты не… — Он хотел посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть понимание, а не сделать ей больно. — Но нельзя делать окончательных выводов, не имея на то причины.

— Да.

— Но ты ведь делала. Ты продолжаешь называть его своим сыном, и он — твой ребенок, он вырос с этим. Ты считала меня неподходящим отцом. Ты хотела защитить его от меня.

— Не от тебя, Риз, а от Закона, и от того, что случилось с Картером, и от неизвестности. Да, я не была уверена.

— Но ты была уверена в том, кто — его отец.

— Да.

— Ты знала, что я — его отец.

— Да.

— Он взял ее лицо в свои руки: — Я - отец твоего ребенка.

— Да, это — ты.

— Посмотри на меня, — потребовал он, и она открыла глаза, подумав, что не собиралась их закрывать. — Я — отец нашего ребенка.

— Да.

— Скажи это.

— Ты — отец Сидни. Он — твой сын.

Он судорожно глотнул, раз, два, видно было, как двигаются желваки на его лице, он прикрыл глаза, и ее охватил страх, мимолетное сознание того, что он старается побороть гнев. Он повернул к ней лицо, поцеловал ее глаза.

— Он — наш сын, — сказала она, вся дрожа.

Он кивнул: — Ты не говорила так прежде. Ты смотрела на меня так, будто я твой заклятый враг, — он поднял брови и наклонил голову, — мне не хватало этого сознания, что у меня есть сын.

— Извини меня. — Дрожащими пальцами она тронула его губы. — Он — наш сын, я люблю его больше всего на свете, больше жизни, и я не хочу потерять его.

— Я не отнимаю его у тебя, — сказал он. Она тяжело вздохнула, и Риз сжал ее плечи так, что она не могла пошевелиться. — Я не собираюсь отнимать его у тебя. Я только хочу …

— Я не знала, что ты сделаешь. Ты имел право знать о сыне, я всегда это понимала, но в то же время… — Она покачала головой. — Мы никогда не говорили о браке и детях. Это было замечательное время, мы были вместе, но оно быстро пролетело. Ты уехал, чтобы стать… Ризом Блу Скай.

— А ты не знала, что будет дальше.

— Нет, знала. Я почти ничего не знала о баскетболе, но я всегда знала, что ты — лучший игрок в Южной Дакоте после Крэйзи Хорса.

Он улыбнулся, в глазах появилась теплота: — Мой отец утверждал, он был лучшим защитником.

— Это ты — был лучшим защитником.

— Я действительно был лучшим, черт побери. — Он взял ее руки. — Ты знаешь, Хелен, когда я узнал, что ты бросила работу и уехала из Бед-Ривер, я вдруг подумал, что ты — беременна.

— Правда?

— Я был молод и глуп, но я не был полным идиотом. У нас была сумасшедшая любовь, и мы не думали о будущем. — Он разжал ее ладони и забрал мокрые от слез салфетки. — Несколько раз после отъезда я звонил тебе, мы разговаривали, я чувствовал, что-то происходит. А потом ты уехала, и я сказал себе: хорошо, пусть будет так. Она хочет перемен.

— Но ты ведь думал, что у нас может быть ребенок.

— Да. Но я не собирался тебя об этом спрашивать. То есть… — Он выбросил салфетки и взял ее руки в свои. — Мне было трудно в первом сезоне, я был новичком. Если бы к весне ничего не наладилось, мой первый сезон оказался бы единственным. — Его глаза искали се. — Я скучал по тебе.

— Я тоже. Я видела тебя по телевизору.

Он кивнул: — Я скучал по тебе, но о ребенке я тогда не думал. То есть, когда я думал об этом, то думал… — Он смотрел вниз на их переплетенные пальцы, пытаясь скрыть то, что его глаза давно уже выдали. Он посмотрел вверх, мимо нее. — …Господи, надеюсь, она — не беременна.

Ее снова душили слезы: — Я тебе ничего не говорила еще и потому, что… — Она снова заплакала. Надо было наконец признаться. — Я хотела сделать аборт.

— Что?

Слеза полились по ее щекам, когда она почувствовала его руки на своем животе, в котором она носила их ребенка; сейчас живот был плоский, каким она хотела, чтобы он был тогда, и она вспомнила, каким нежеланным казался ей этот ребенок сначала:

— Я договорилась с врачом. А потом не пошла на первый прием, пропустила второй. — Хелен гладила его руки, лежащие на ее животе. — Я чувствовала, как он там двигается. Было уже поздно.

Риз не отнимал руки, как будто хотел почувствовать какое-то движение: — Ты. такая хрупкая, — прошептал он.

— Ты бы посмотрел, какой я могу быть сильной. — И не давая ему сказать ни слова, добавила: — Ты наверное подумал, что я хотела отобрать у тебя баскетбол.

Он наклонился к ней, засмеялся, и она сквозь слезы смеялась вместе с ним. Он поцеловал ее, и сказал:

— Ты, наверное, с ума сходила, а я себя так вел.

Они засмеялись, и он снова поцеловал ее. Она притянула его голову себе на грудь, и он сказал, что ее сердце хорошо стучит. — Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь все забыть, — сказал он, обнял ее и положил голову к ней на колени, прижавшись к животу. — Я молю Бога об этом.

— Я — тоже. Мне хочется, чтобы он хоть в чем-нибудь был похож на меня. Внешне он — твоя копия.

— А что он об этом думает?

— Он думает, что он похож только на себя.

Риз усмехнулся. Она гладила его влажные волосы и шепотом просила извинения. За что, спрашивал он, и она не могла заставить себя говорить. Она сделала свой выбор, сначала один, потом другой; но это была иллюзия свободы. Когда она делала свой выбор, ею руководили не чувства, а разум, это был разумный выбор для женщины, которая не надеется только на удачу. Она строила жизненные планы, и в эти планы не входило рождение ребенка.

— Но сейчас я даже не представляю, что его могло не быть, а ведь я была близка к этому.

— Тебе только так кажется. — он повернул голову, посмотрел на нее и улыбнулся. — А я думаю, если б он не собирался рождаться, то он бы и не родился.

— Если бы я сделала аборт, он бы не родился.

— Но ты ведь не сделала, а «хотела» — не считается. — Он поднял голову. — Моя сестра Роуз сделала аборт … по состоянию здоровья, я думаю.

— Очень трудно принимать такое решение. И у каждой женщины на это свои причины. Для меня… — Хелен задумчиво улыбнулась. Он снова стал гладить ее живот. — Я понимала, что в моих обстоятельствах — это было самое разумное решение. Но, в тоже время, сердцем я чувствовала другое, и, в конце концов, родился Сидни. Значит так было предназначено нам, Сидни и мне.

— Сам Рой Блу Скай не смог бы сказать лучше. А он знал?

— Нет, я не рассказывала ему. Жаль, что Сидни не был знаком с ним. Они бы …

Он поднял голову с ее колен и приблизил к ней свое лицо: — А тебе не жаль, что он не знает меня, Хелен?

— Конечно, жаль. Я этого хотела всегда и сейчас хочу. — Она притронулась к его щеке, потом провела рукой по волосам, как будто желая стереть его сомнения. — Но он хочет обратно в Колорадо, он говорит: чем скорее, тем лучше.

— И не …

— Он тоже боится.

— Господи, неужели у меня выросли рога? — Риз нахмурился. Она тронула пальцем его губы, потом лоб, разглаживая морщины. — Ладно, если он не хочет видеть меня сейчас, я подожду. День или два.

— Если ты хочешь увидеть его, надо это сделать поскорее. Оставь все свои сомнения и помоги ему преодолеть его страхи.

— Остаются только твои.

Хелен посмотрела на кухонный шкаф и спросила:

— Ты так и не сказал, какие таблетки принимаешь.

— Это — бета-блокаторы. Для работы сердца.

— Я хочу знать больше.

— Например, что? — Он подтянул к себе стул и облокотился на него, вставая с пола. — Ноги как будто не мои, — пробормотал он.

— Кровообращение?

— Хочешь — положи голову мне на колени. — Он поставил свой стул так, чтобы смотреть ей прямо в лицо. Обхватил своими длинными ногами ее колени. — Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

— Я хочу знать все, — сказала она. — Я хочу знать, какие меры предосторожности тебе нужно принимать. Я знаю только о беге; Ты не должен бегать один, так? Так? Я имею в виду… — Он хмурился. — Будет несправедливо по отношению к Сидни, если ты умрешь.

— Да, конечно. Я буду осторожен и немного подожду.

— Не немного, — сказала она твердо, стуча кулаком по его ноге. — И это означает, что ты не будешь бегать один.

— Если это случится, то это случится независимо от того, буду я один или с толпой народа. Я могу снять палату в клинике Мэйо. И все же рухнуть замертво в туалете. Я хочу быть справедливым по отношению к Сиду. Но есть вещи, которые ни я, ни ты не можем контролировать.

— Именно это я и хочу выяснить. У Сидни никогда не было проблем со здоровьем, насколько я знаю. Но они могут возникнуть, не так ли?

— Да, могут. Нам нужно сделать анализ ДНК. Деньги хороши тем, что они позволяют купить все самое лучшее, даже лучших докторов. — Он накрыл ее руку своей, когда она отвела взгляд. — Не переживай, есть шанс, что он здоров.

— Я не хотела показаться такой паникершей. Сидни не единственный, о ком я волнуюсь.

— Тебе полезно поволноваться. Когда ты доведешь себя до нервного срыва, я поделюсь с тобой таблетками.

— Ну, спасибо. — Она пожала его руку. — Он не знает, что и думать, Риз. А я не нахожу себе места. А что если ты откажешься от него? А если ты захочешь забрать его? Если, если. В любом случае, не будет ли лучше для него… — Она еще сильнее сжала его руку. — Я ведь знаю, что ты все еще можешь его забрать.

— Ты права. Я могу. — Риз пожал плечами. — Но я могу и умереть завтра.

— Так что? — она погладила его по щеке. Она благословляла этот день, и она благословляла его озорную улыбку. — Что же, мне ничего не остается?

— Я думаю, что в таких случаях говорят… — он поцеловал ее ладонь. — С этим придется смириться.

— Смириться с этим, — Хелен кивнула. — Ты хочешь увидеть его сейчас?

— Черт, конечно, если он захочет. Где он?

— Он с Картером.

— Старина Картер. Чего же он хотел? Нового воссоединения семьи Джеральдо?

— Сидни позвонил мне в казино, но меня не было, и они разговорились. Я думаю, Картер хотел оказать мне услугу. Он конечно же не мог знать, что …

— Это он сказал тебе, что я не должен бегать один? — Риз придвинулся ближе и обнял ее за талию. — Мои врачи утверждают, что есть еще кое-что, что я не могу делать один.

— Заниматься сексом?

Он засмеялся. — Черт, ты уже начинаешь понимать индейский юмор.

15

Сидни не смотрел на титры, появившиеся на маленьком экране. Игровой автомат требовал еще и еще монет, но ему уже надоело кромсать гоблинов и орков. Видеоигры в «Pair-a-Dice City» давно устарели. Ему было столько же лет, сколько Дереку Маршаллу, когда он последний раз играл в «Темницы» и «Драконов».

— Вот черт! Опять они меня убили. — Дерек с силой саданул по автомату с игрой «Пришельцы». Протянув руку, он попросил: — Быстрее, дай мне еще две монеты.

Сидни достал из кармана четыре монетки и высыпал их на ладошку мальчика. Это были деньги отца Дерека, и, насколько Сидни понял, он мог тратить все. Но Дерек вернул ему два двадцатипятицентовика и снова принялся за игру.

Сидни не в первый раз играл в видеоигры в казино, но это было очень давно. В последнее время он почти не играл на автоматах, предпочитая подвижные игры. Ему нравилось бегать, лазить по деревьям и исследовать новые места. А еще он любил играть в баскетбол. Но, уж что ему совсем не нравилось, так это присматривать за ребенком; а именно этим он сейчас и занимался. Его новоявленный дядя — не считая мужа тети Линды, которого он называл «Джон», а не «дядя» — сказал ему, что «нужно бы получше узнать своего двоюродного брата». Но вместо этого, он просто присматривал за Дереком и выдавал ему деньги на автоматы.

Дядя Картер. Черт, звучало непривычно. Двоюродные братья, дяди, отцы — все они были чужими людьми, и у Сидни не было опыта общения с ними. В конце концов, он приехал в Южную Дакоту не для того, чтобы найти их, а чтобы повидаться с мамой, а мама у него была классная. Он мог бы остаться в лагере на время пересменки, как это сделали некоторые мальчики, но он часто думал о маме, и, действительно, начал по ней скучать. Ему очень понравилась идея удивить ее своим неожиданным приездом.

Он не знал, что и думать обо всех этих новоявленных родственниках, поэтому решил просто ничего не думать. Гоблины и орки. Он решил не забивать себе голову, скоро он сядет в самолет, и его здесь не будет. Мама закончит свое расследование через несколько недель, и все снова будет, как прежде.

Облокотившись на автомат, и положив подбородок на скрещенные руки, Сидни сказал: — Тебе еще не надоело?

— А тебе? Чем ты хочешь заняться?

Ребенок был готов стать его тенью. Ну, конечно, ему же всего девять. Сидни быстро осмотрел игровой зал. Служительница-индианка читала книгу в мягкой обложке. Две худенькие и одна толстая девушки выходили из зала, очевидно, собираясь в кафе перекусить. Сидни уже перестал скучать, ему было все равно.

— А что еще здесь есть?

— Мой папа говорит, что в следующем году здесь будет бассейн, если они решат расширить отель. Даже, может быть, олимпийского размера. Поэтому сейчас я учусь плавать.

— Ну, а мне уроки не нужны. Куда пошла твоя мама? Когда она заберет тебя, я хочу вернуться.

— Куда вернуться? К нам домой? Ты можешь приходить ко мне.

Мальчик говорил это уже в спину, семеня за ним. Пока Сидни слышал его голос, он знал, что выполняет свою работу. В холле возле игрового зала Сидни увидел диваны для отдыха и знаки со стрелками, указывающими три разные направления. Ни одно из них ему не понравилось.

— У меня дома есть баскетбольный зал, — продолжал Дерек.

— Я хочу вернуться в комнату мамы, чтобы поспать.

— Поспать?! Для чего тебе спать?

Дети очень не любят спать днем. Сидни помнил, как это было с ним, покуда он не узнал, как это классно — не спать ночью. Единственным, что ему не нравилось в лагере, были ранние подъемы. Не ложиться спать после отбоя было очень здорово, особенно, если несколько ребят собирались, чтобы поиграть в зомби или рассказать пару страшилок. Здорово было и то, что все в лагере были примерно одного возраста — не девятилетние малыши, которые не понимали, что к чему. Сидни был самым младшим в лагере, но мало кто мог дать ему его двенадцать лет. Он был намного крупнее некоторых тринадцати- и даже четырнадцатилетних ребят.

А теперь он знал, почему. Его мама рассказывала, что его отец — его умерший отец — был рослым мужчиной. Но он и представить себе не мог, что настолько рослым.

— Если мы пойдем ко мне, мы сможем поиграть в баскетбол. — Дерек, который едва доставал ему до локтя, продолжать болтать без остановки. — Мой папа говорит, что ты поедешь в лагерь для индейских детей, где они играют в баскетбол, и все такое. Он говорит, что ты, наверное, будешь играть также хорошо, как мой дядя Риз играл когда-то. Слушай, он что, правда твой отец?

— Говорят, да. — Сидни привычным жестом засунул руки в карманы, думая: «Здорово, что Картер так говорит обо мне».

Четыре кудрявых старушки с пластиковыми ведерками для жетонов в руках прошли мимо них. Одна из старушек посмотрела на Сидни так, словно он забыл застегнуть брюки. Когда он поймал себя на том, что проверяет, так ли это, то тут же решил, что пора выбираться из этого городишка. Для начала, было бы неплохо, выбраться из этого коридора.

— Хочешь попкорна или еще чего? — спросил Сидни.

— Здесь все бесплатно, но нам нельзя заходить в ту часть казино, где находятся автоматы для взрослых. Детям туда нельзя. Но мы можем пойти… — Они подошли к арке, отделяющей игроков от любопытствующих. Дерек схватил Сидни за рукав: — Эй, нам туда нельзя. Там только для взрослых.

Высокомерно взглянув на ребенка, Сидни дал понять, что тот перешел допустимую границу. Они и не собирались туда идти, просто хотели посмотреть все вокруг. Они начали с офиса Картера, и Сидни понял, что он может найти выход и без помощи девятилетнего ребенка. Теперь Сидни вел его. Он вспомнил, что видел магазин подарков с кожаными куртками в витрине, и понял, что они на правильном пути.

— Детям нельзя заходить туда, где продают спиртное и играют взрослые, — пробормотал Дерек, плетясь следом за Сидни.

— Но ведь мы можем пойти в офис твоего отца? Я уже устал слоняться здесь. Ненавижу такие места.

— Какие места? Ты имеешь в виду казино? Раньше я не очень часто приходил сюда, но мой папа…

Сидни наконец нашел нужный коридор. Он уже собрался постучать, но замер, услышав за дверью крики.

— Боже мой, я просто пытался помочь! Оставь меня в покое! — Это был голос Картера.

— Тебе совсем необязательно совать туда свой нос, — сказала Сара. — Ты всегда швырял деньги направо и налево и строил из себя «мистера Наследника». Даже если ты и не знал, чей он сын, может быть надо было сначала поговорить с ней, прежде чем проявлять инициативу и тащить мальчишку сюда. Если бы Хелен хотела, чтобы сын был с ней, она бы…

— У нее не было денег.

— А у тебя есть? Знаешь ли, у тебя есть собственные дети и собственная…

Последние слова Сидни не расслышал.

— Черт. — Сидни опустил руку, раздумав стучать. — Это она из-за меня?

— Из-за счетов.

Сидни повернулся спиной к двери с табличкой «Управляющий». Дерек отошел подальше от двери офиса, и стоял, вжавшись в стену и уставившись в пол. — Она всегда бесится из-за счетов. Она говорит, что папа задолжал слишком много денег.

— Чертовски неприятно, когда ты кому-нибудь слишком много должен, — согласился Сидни. Теперь Дерек казался еще меньше, чем в зале видеоигр. Слишком маленьким, чтобы быть обузой. — У меня никогда не будет кредитных карточек. От них слишком много неприятностей.

— Мой дядя Риз очень богат. Тебе повезло.

— Почему?

— Ну, если он твой отец, это значит, что ты тоже богат. Ты видел машину, на которой он приехал? Вообще-то, он на таких не ездит.

— Вроде нормальная машина.

— У него есть и получше. Клянусь, у него есть все. Я никогда не был у него в Миннеаполисе, я ты?

— Нет, — Сидни пожал плечами. Он ничего не знал о доме в Миннеаполисе. — Я думал, он умер.

— Что ты, он не умер. Он просто больше не играет за профи. — Глаза Дерека округлились, когда он услышал очередную порцию угроз, донесшуюся из-за двери. — Она снова его выгонит.

— Он что, играет?

— Играет?

— Забудь. Деньги — корень всех зол. Ты когда-нибудь это слышал?

— Нет, но мой папа не злой. Во-первых, он никогда не напивается, а во-вторых, очень скоро он купит нам новую лодку. У нас уже есть одна, но она слишком маленькая, если ты, например, хочешь пригласить друзей покататься на озере Оах. — Крики из-за двери умерили энтузиазм Дерека. — Ненавижу, когда она его выгоняет, — прошептал он. — Тогда мы с ним очень мало видимся.

Сидни кивнул в сторону двери. — Ты ведь не хочешь слушать это каждый день?

— Лучше уж это, чем совсем не видеть его.

— Пошли. — В первый раз с момента их встречи, Сидни дружески обнял узкие плечики Дерека. — Мы найдем, чем заняться.

Но в конце коридора, перегородив его, словно пробка горлышко бутылки, стоял высокий лысый мужчина. — А вы, ребята, что тут делаете? Вы с родителями?

— Мой папа — управляющий, — спокойно сказал Дерек мужчине, от которого пахло каким-то сладким лосьоном. От этого запаха и от того, что он загородил весь свет в проходе, у Сидни чуть не начался приступ клаустрофобии.

— Ты что, сын Картера? А это твой брат?

— Он мой двоюродный брат. Его отец — мой дядя Риз.

— Так ты сын Риза Блу Скай? Привет, я Билл Дарнелл. — Мужчина протянул Сидни руку. — Я совсем недавно видел твоего отца.

— Хм, я тоже совсем недавно в первый раз увидел его.

— Неужели? — Дарнелл ухмыльнулся. Теперь он стоял, сложив руки на груди, и был похож на дежурного учителя во время перемены. — Когда я встретил твоего отца, он был с хорошенькой…, ну… Мне кажется, она у нас работает. Думаю, она не…

— Это моя мама.

— Понятно.

Если бы он был немного моложе, и выглядел не таким крутым, Сидни бы уже от него отделался. Мужчина смотрел на Сидни так же, как частенько смотрели на него другие, пытаясь понять, откуда он и кто его родители. Но ведь Сидни только что все ему рассказал. Впервые в жизни он мог назвать обоих родителей. Этот парень знал, кто его мать, и знал, кто его отец. Так вот оно, объяснение. Он был не очень похож на мать, нет, но он действительно был похож на своего отца. Немного.

— Ну что, ребята, проголодались?

Мальчики одновременно кивнули головами, как будто много времени провели вместе и теперь думали одинаково.

— А как на счет видеоигр? — Мужчина достал из кармана мелочь. — У меня для вас есть целая пригоршня двадцатипятицентовиков, и я скажу вашему отцу… — он немного замялся. — Или вашим отцам — они ведь здесь оба? Я скажу им, что здесь у нас пара ребят, которые уже начинают скучать. Ну как?

Сидни пожал плечами. Ему больше ничего не хотелось объяснять.

— Ведите себя прилично, а я… — Дарнелл кивнул на закрытую дверь офиса. — А я позабочусь об этом.

Мама Сидни пришла за ним, когда он и Дерек собрались уже в третий раз заглянуть в бар поесть пломбира с сиропом, орехами и фруктами. Предложение перекусить, исходившее от Билла Дарнелла, показалось не очень привлекательным, но все обернулось по-другому, когда поесть предложил Картер, и, особенно, когда они с Сарой согласились присоединиться к ним. Дерек был счастлив, а Сидни к тому времени уже начал жалеть мальчика. Он решил, что если жить с обоими родителями — значит постоянно слышать, как они орут друг на друга, то ему, возможно, повезло, поскольку он живет только с мамой.

Дорога из казино в маленький городок Бед-Ривер показалась ему очень длинной, хотя мама говорила, что до города было всего лишь пять миль. Возможно, дорога показалась длиннее, поскольку вокруг не на что было смотреть. Он уже побывал в нескольких индейских резервациях, но, казалось, что здесь все пребывает еще в большем запустением. Горы Блэк Хиллс, часть Южной Дакоты, которые он видел из самолета, выглядели неплохо. Он сказал ей об этом позже, помогая занести покупки в кухню. Она заговорила о том, чтобы снова осмотреть достопримечательности, и ее голос был гораздо бодрее, чем когда она оставила его в казино. Сидни подумал, вряд ли именно перспектива увидеть Маунт Рашмор так повлияла на нее.

— Мне совсем не интересно смотреть на кучу камней, мам. Я провел сегодня целый день, присматривая за одним мальчишкой, который, вроде бы, приходится мне двоюродным братом. Это было несколько необычно. Понимаешь, когда рядом были его родители, мне казалось, что я мешаю. Все это как-то странно. — Он поставил сумки на кухонный стол возле холодильника. — Наверное, завтра я просплю весь день.

— Ты проспишь весь мой выходной?

Но сегодня тоже был ее выходной, а он провел полдня с незнакомыми людьми, так что, к чему все это? Он открыл дверцу холодильника, чтобы она могла поставить молоко.

— Почему бы тебе не пойти на работу и закончить это твое расследование, чтобы ты могла вернуться домой?

— Я его скоро закончу. Я просто подумала, что мы втроем могли бы завтра поехать куда-нибудь.

— Втроем? Я вижу только нас двоих. — Но он точно знал, к чему она вела. — Мама, я не хочу, чтобы ты его просила. И я не хочу…

Ему не понравилось выражение ее лица. Она выглядела так, словно у нее в холодильнике стоял слоеный торт с фруктами, от которого он наотрез отказался. — Знаешь, ничего из этого не получится, даже если он и хочет, чтобы я был его ребенком, в чем я сомневаюсь. Так что, может просто забудем об этом? — Он пожал плечами. — Как неловко получается, вот черт!

То, что у нее не нашлось ответа, было совсем не удивительно. Сидни тоже чувствовал себя паршиво. Она всегда была классной матерью, никогда не заставляла его краснеть, не кричала на него в присутствии его друзей, не бегала по двору в халате, как мама Карла Прингла, или в слишком обтягивающей одежде. Но она всегда была рядом, когда была ему нужна, будучи слишком тактичной, чтобы напоминать об этом.

Но она говорила ему, что у него нет отца, а потом оказалось, что он у Сидни есть, но ничего не знает о сыне. Да еще этот парень классный баскетболист. Черт! Это не просто неловко. Чем быстрее он вернется в Колорадо, тем быстрее сможет снова считать, что его «отец» мертв.

Вот об этом и думал Сидни, открывая дверь. А за дверью стоял его новый отец, очень высокий, очень смуглый и очень даже живой.

— Привет, Сид.

Он посторонился, чтобы дать ему войти. Вот и говори после этого о неловкости! Он был слишком растерян, чтобы посмотреть Ризу в лицо, поэтому оглянулся через плечо, ища поддержки. — Мама на кухне.

— Мне всегда приятно видеть твою маму, но сейчас я пришел к тебе.

— Ну, вот он я. — Да, этот парень был действительно высоким; едва прошел через дверь. Неужели он вырастет таким же? — Думаю, я застрял здесь еще на пару дней.

— Ну и удивил же ты маму своим появлением. Знаешь, это было… — Мужчина развалился, как дома, на цветастом диване. Он посмотрел на Сидни, словно ожидая, что тот поддержит разговор. — Не сказал бы, что это был очень обдуманный поступок.

— Это Картер придумал.

— А мне кажется, что без тебя тоже не обошлось.

— Ну, да… — Сидни дернул плечом. — Теперь я сожалею об этом.

— А я — нет. — Риз улыбнулся. Улыбка казалась искренней. Он улыбался не просто потому, что так было нужно. Его глаза тоже улыбались, и эта улыбка была предназначена Сиду, давала ему почувствовать, что он поступил правильно. — Это всех немного встряхнуло, но ведь для этого и существуют сюрпризы, не так ли?

— Вы сумасшедший?

Высокий мужчина отрицательно покачал головой.

— Хотя, почему нет? Потому что вы тоже в это не верите? Я имею в виду, как вы можете быть уверены в том, что я действительно ваш ребенок?

— Я уверен.

— Ну ладно, тогда, как я могу быть уверен в том, что вы мой отец?

— Ну, — Риз вскочил с дивана, положил руку на плечи Сидни и повернул его лицом к зеркалу над буфетом. Сидни почувствовал, как ласково эта большая и теплая рука обняла его. Неужели, это действительно рука его отца?

Может быть, и ему заняться баскетболом, если он еще не слишком взрослый для начала?

— Ну, и что ты думаешь?

— Что? — Сидни моргнул и посмотрел в зеркало. Мужчине пришлось немного присесть, чтобы тоже заглянуть в него. Черт! Ну и что он должен был думать? Большой парень и маленький парень. Взрослый и молодой. С прыщами, и без прыщей. Ни у одного не было бороды. Сидни пожал плечами. — Думаю, у нас почти одинаковый цвет волос.

— Это для начала. Ты ведь носишь контактные линзы?

— Да. А вы?

— Да. У меня близорукость.

— У меня тоже. А мама не носит очки. — Сидни было интересно, что все это может означать. — У вас кожа темнее, чем у меня.

— Я больше индеец, чем ты, у меня больше пигмента. Но в тебе определенно есть индейская кровь. Твоя мама красивая женщина, но думаю, что и так ясно, чьи гены оказались доминирующими.

— У кого оказались…

— Ты знаешь, что такое…

— Я знаю, что такое гены. — Сидни отстранился. — У меня «пятерка» по биологии. Нельзя ничего доказать, всего лишь посмотрев в зеркало. Зеркала обманчивы. Сейчас ты отражаешься в зеркале, а через секунду отражение исчезло.

— Твоя мама говорила, ты хорошо успеваешь в школе.

Сидни поставил между ними стул, посмотрел мужчине в глаза и очень тихо сказал: — Да, неплохо. Я также знаю, что то, что ты переспал с моей мамой, еще не делает тебя моим отцом, этому я научился не в школе.

Мужчина не дрогнул. Довольно долго они стояли, глядя друг на друга, а Сидни держался за спинку стула, думая: «Ну, сделай что-нибудь. Только попробуй сказать, что так нельзя разговаривать. Только попробуй».

— Довольно справедливо, — ответил мужчина очень тихо. — Думаю, мне еще рано спрашивать, где же ты этому научился.

— Вы можете спросить, но я не обязан отвечать.

— Правильно, не обязан. — Теперь пришла очередь мужчины пожимать плечами. — Так, а что бы сделало меня твоим отцом?

— Откуда мне знать?

— Ну, пока что ты был у нас экспертом. А я все еще пытаюсь понять, так сказать, нащупать путь в темноте.

— Понять? Что понять? Я все это время был здесь. У других ребят есть отцы, с которыми им приходится считаться, ну, знаете, «я должен спросить у отца», «мой папа разрешает», «мой папа не разрешает», «мой папа сказал то или это». Мой отец все это время был мертв. Вот что я знаю. — Он начал нервничать, сначала размахивал одной рукой, затем другой, его голос временами срывался. Сердце колотилось в груди. Сидни попытался снова успокоиться. — Ну, и что теперь?

— А теперь я жив.

— Может быть, вы и живы, но… — Сидни, ожесточенно жестикулируя, показал на зеркало и покачал головой. — Только потому, что я похож на вас? Может, я и на вашего брата тоже похож.

— Нет, не похож. Он…

— Может быть, похож. Может быть, она и с ним спала тоже.

Взгляд мужчины стал жестким, но голос все еще оставался ровным. - Я должен прямо сейчас сказать тебе, Сид, что хочу, чтобы мы были честны друг с другом: твоя мама мне не безразлична. А любой, кто плохо говорит о твоей матери, нарывается на серьезные неприятности. Так и знай.

— Какие неприятности?

— Все зависит от того, сколько ему лет. — Мужчина расправил плечи и глубоко вдохнул, от чего стал казаться еще выше. — У меня такое чувство, что если речь о нас с тобой, мы можем понять друг друга, просто поговорив обо всем. Потому что, думаю, мы одинаково относимся к твоей маме.

Сидни собрался было возразить, но мужчина сам отступил. — Хорошо, может быть не совсем одинаково. Она твоя мама, а это значит… — Он замялся, затем, озадаченный, покачал головой. — Понимаешь, я не знаю, что это значит, моя мама умерла, когда я был совсем маленьким. По-настоящему умерла. Твоя мама рядом с тобой всю твою жизнь, а это что-то особенное. Любовь, которую вы испытываете друг к другу. Это совсем не то, что я чувствую к ней, и я, ни в коем случае, не собираюсь относится к этому без должного уважения. — Он подошел ближе. — И я думаю, ты тоже не собираешься этого делать.

Сидни покачал головой. Он все еще держался за спинку стула.

— Если хочешь, можно сделать анализ крови, Сид. Я готов, но думаю, что в этом нет необходимости. И не только потому, что мы похожи. — Теперь он стоял рядом с Сидом, обнимая его за плечи, глядя ему в глаза: — Я знаю твою маму. Я знал ее тринадцать лет назад, и я… — Он торжественно кивнул. — Мы оба ее знаем, и мы знаем, что то, что она говорит нам — правда.

— Но она никогда не говорила вам обо мне, — возразил Сидни.

— Она боялась.

— Почему? Что бы вы сделали?

— Я много чего мог бы сделать.

— И что это значит? — Теперь, когда Сидни уже зашел так далеко, ему нужны были объяснения. — Все это время. Все это время вы не знали обо мне? — Его отец сжал губы и медленно покачал головой. — Что бы вы сделали?

— Я не пытаюсь отделаться отговорками, Сид. Просто сейчас я не могу ответить на это. Не заставляй меня говорить тебе всякую чепуху, которая только может все усложнить.

— Вы бы женились на ней?

— Я хочу тебе кое-что сказать. — Он продолжал обнимать Сидни за плечи, словно они были старыми приятелями. — Не знаю, есть ли у тебя уже подружка…

— Нет.

— Хорошо хоть это я не пропустил.

— Это имеет какое-нибудь отношение к женитьбе на моей маме?

— Когда я впервые увидел твою маму, я подумал, что она не для меня. Я даже не мог поверить, что она заговорит со мной, сядет рядом или куда-нибудь пойдет со мной. Я хочу сказать, она была красивая, умная и классная… — Он сжал плечо Сидни и начал слегка раскачивать его. — Черт, она все еще такая, и ты это знаешь. Ведь она самая красивая женщина, которую ты когда-либо видел, так?

— Точно.

— Тогда я был немного моложе ее. Теперь уже нет. Теперь мы одинаковы.

Неожиданно из кухни донесся громкий звон сковородок, и Сидни посмотрел в ту сторону.

Его отец снова улыбался ему и говорил немного громче: — Просто мужчине нужно больше времени, чтобы принять решение, но как только он что-нибудь решит… — Продолжая говорить, он повел Сидни в кухню. — Я выгляжу моложе, чем она? Нет. И никогда не выглядел. Сколько я себя помню, я всегда смотрел поверх голов других мальчишек и чувствовал себя их отцом. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Сидни понимал.

Здоровяк усмехнулся, кивнув в сторону кухни. — Но теперь она не на много умнее меня.

Теперь уже смеялась его мама.

— Вот видишь, я был уверен, что это ее проймет, — сказал Риз. — Она что, всегда проводит на кухне столько времени?

— Обычно нет. Она наверное пытается не слушать нас, но не может удержаться.

— Вот что я скажу тебе, Сид. Я не был уверен, смогу ли я правильно подобрать слова, но, мне кажется, я все делаю правильно, потому что она никому бы не позволила сделать или сказать что-то, что могло тебя обидеть.

— Что значит «правильные слова»?

— Убедить тебя дать мне шанс.

— Какой шанс?

— Шанс играть с тобой в команде, даже если это будет без вознаграждения.

Когда они шли в кухню, Сидни смеялся. — Ты пропустил намного больше. Мы не можем это вернуть, поэтому давай просто забудем. Правда, мам? Эй…

Она смеялась, но по ее щекам текли крупные слезы. Сидни первым бросился обнять ее, потому что только одну вещь не мог выносить в мире — слезы матери. Она обняла Сидни, затем отняла одну руку, чтобы обнять Риза. И вот уже Риз обнимал их обоих, но очень несмело. Сидни чувствовал его руку у себя на спине; второй рукой он обнимал мать, и это было приятно.

— Я так ошибалась, — всхлипывала она на плече Риза.

— Может быть, — Риз спрятал лицо в ее волосах. — А может быть и нет. Мы этого не знаем, да это и не важно. Ты поступила так, как считала лучшим для Сидни.

— Но ему был нужен…

— Шшш! Все, что ему нужно сейчас… — Она взглянула на Риза, все еще всхлипывая, но уже улыбаясь, а Риз ответил: — Все, что нужно ему, все, что нужно тебе…..

Сидни почувствовал, что пора освобождаться от объятий, которые слишком затянулись. Иначе, скоро начинаешь чувствовать себя, как в тисках, и замечать такие неприятные вещи, как волосы в носу, или поры на коже, похожие на кратеры, и тебе хочется освободиться и расправить плечи.

— Что у нас на ужин? — Он знал, что будет цыпленок, потому что видел, как мама возилась с ним, но хотел, чтобы она перестала плакать, а вряд ли она станет плакать над цыпленком.

Сидни оказался прав. Она с воодушевлением рассказывала, что у нее жарится в духовке, вытирая лицо бумажной салфеткой.

Затем она открыла ящик — Хочешь посмотреть фотографии?

Сидни мысленно застонал. Его детские фотографии!

— Здесь у меня их немного, — сказала она, доставая небольшой альбом, — остальные дома.

Отец с пониманием посмотрел на Сидни. Риз держал небольшой синий пластиковый альбом осторожно, как нечто очень ценное, что он хотел бы сохранить для себя. — Мне, наверное, придется приехать к вам, чтобы посмотреть их, — сказал он. Сидни был не очень уверен, но ему показалось, что Риз спрашивает его разрешения.

— Рассчитывайте, что придется задержаться. У нас есть и видео.

— Здорово, — усмехнулся Риз. Фотографии ему понравились, но, казалось, что намного больше его интересует мальчишка, стоящий рядом, и это было действительно здорово. — Я слышал, что ты немного играешь в баскетбол.

Сидни вдруг вспомнил, что видел Риза на видео.

— Пока что не так хорошо, как вы. Может быть, вы еще передумаете считать меня своим сыном.

— Ладно, тогда пошли к зеркалу снова, — засмеялся Риз. И он вновь заставил Сидни стать рядом с ним перед зеркалом.

— Твоя мама внесла несколько корректив, — сказал Риз, наклоняясь к зеркалу. Но в этот раз он стоял немного ближе к сыну и обнимал его чуть крепче., И Сидни вдруг понял, что он нс против, ему это даже нравилось. Их отражения в зеркале улыбались почти одинаковой улыбкой.

— У тебя ее лоб, — показывал Риз. — Не думаю, что твой нос будет таким же большим, как мой, но уши у тебя, парень, точно как у Роя Блу Скай. И он слегка дернул Сидни за ухо.

— Ага, значит, и у вас тоже, — сказал Сидни, в свою очередь дергая Риза за ухо.

— Ты должен поехать ко мне посмотреть макет поля битвы, который он сделал. Ты когда-нибудь был в Литл Биг-хорн? — спросил Риз, начиная волноваться, и Сидни пришлось покачать головой. — Тогда мы просто обязаны съездить туда, — сказал Риз, сжимая его плечо. — Ты должен увидеть, где мы надрали задницу генералу Кастеру, и я покажу тебе запись интервью твоего деда на Историческом канале. Он все об этом знал, и мог утереть нос любому профессору во всем, что касается индейцев.

— Кажется, я видел это интервью, но тогда я не знал, кто это.

— Тогда мы посмотрим его вместе, и я расскажу тебе, кем он был. Я сам только сейчас начинаю это понимать.

В тот вечер они впервые ужинали вместе, рассматривали фотографии, рассказывали друг другу истории. Хелен устроилась рядом, позабыв о своих дурацких тревогах и страхах, слушая, как они говорят о баскетболе. Они уже нравились друг другу, а почему бы и нет? Они были сделаны из одного теста. Отец и сын украдкой поглядывали друг на друга и на нее, их взгляды говорили, что им было хорошо вместе.

После того, как Сидни пошел спать, Хелен и Риз устроились рядом на диване, отложив фотографии на кофейный столик. По радио передавали ночную музыкальную программу: играл легкий джаз. Они оба думали о том, как долго они ждали этого момента, и, по всем законам жанра, он должен был длиться вечно.

Риз заговорил первым.

— Завтра у меня еще одна встреча в Совете. Было бы неплохо, если бы папа Сидни мог остаться на ночь у его мамы.

Хелен посмотрела на него, улыбаясь с сожалением. Это было бы очень неплохо, но их козырь еще не выпал. Был сделан только первый шаг навстречу друг другу.

— Черт, мне так хочется быть с тобой этой ночью, но мы не одни. — Риз притянул Хелен ближе к себе, так близко, как будто хотел слиться с ней воедино. — Как ты думаешь, он уже заснул?

— Может быть.

— А может и нет. Думаю, наш разговор о пестиках и тычинках дался ему нелегко. Так что давай не будем торопиться. Как бы он не набросился на меня с бейсбольной битой.

Хелен кивнула, не решаясь ничего сказать. Она боялась, что ее следующей фразой будет: «Может быть, мы его и не разбудим». Боже, как она любила этого мужчину.

— Помню, я тоже однажды услышал шум внизу. Я пошел посмотреть, в чем дело, и… — Риз взглянул на фотографии на столе и ухмыльнулся. — Черт, я подумал, что в комнату моего старика забралась собака и визжала, просясь на улицу. Я открыл дверь, и ух! Было совсем не как в журнале, если ты знаешь, что я имею в виду. Короче, я не успел закрыть дверь достаточно быстро. На следующий день я попытался сказать отцу, что мне показалось, что я услышал собаку. Но, так как он никогда не пускал собаку в дом, он решил, что я его обманываю.

— И что же он сделал?

— Ничего. Но меня так и обдало холодом.

Хелен замерла, потрясенная, представив маленького Риза, дрожащего от холода на пороге.

— Он выгнал тебя на улицу?

— О, Господи, конечно нет, — Риз нежно обнял ее, успокаивая. — Он просто не разговаривал со мной целую неделю. Ни единого слова.

— Может быть, он был смущен?

— Возможно. Он так больше и не женился, но время от времени у него были женщины. Мы никогда не говорили об этом, а надо бы. Интересно, скучал ли он по моей матери? Интересно… — он улыбнулся, неуверенно пожав плечами. — Иногда он рассказывал мне истории. Я помню одну про старого Койота, который потерял голову из-за молоденькой девушки. А на самом деле, он хотел вернуть другую, ту, которую уже давно потерял. Я часто задумывался, а не про него ли все эти истории?

— Рой показал мне рубашку, которую сшила для него твоя мать. Это была ковбойская рубашка, расшитая цветами. Мы говорили о здешних людях, которые потрясающе вышивают бисером и делают самые лучшие одеяла… — и она тоже улыбнулась, вспомнив как вдохновенно старик говорил об этом. — Он мне тоже рассказывал одну из своих историй про двух женщин, которые поспорили, кто из них лучше сможет расшить бисером рубашку. Он показал мне эту рубашку. Она не была расшита бисером, но он был так горд ею, что держал ее бережно, словно хрупкую вещь. Она была почти новая, только слегка порвана…

— На рукаве. — Риз слушал внимательнее, чем она ожидала, и в его глазах было удивление. — Я не знал, что она сшила эту рубашку для него. Он никогда мне об этом не рассказывал.

— Ты сжег ее?

Он кивнул, но его глаза говорили, что, возможно, он бы оставил ее, если бы знал. — Мы просто не могли… — Риз глубоко вздохнул и посмотрел в сторону двух спален, в одной из которых спал его сын. — Мы просто не могли говорить по душам. Может быть, поэтому он и вернул Картера. Может быть, он хотел начать с чистой страницы?

— Картер не смог заменить тебя. Мне кажется, твой отец пытался сделать то, что считал правильным для Картера. — Именно это напугало ее больше всего — то, что у каждого были свои представления о том, что лучше всего для ребенка. А также то, что никто не был абсолютно прав или не прав.

— Да, а почему бы и нет? — Риз пожал плечами. — Действительно, почему бы и нет? Я бы не стал судить так строго, особенно теперь, когда у меня самого есть сын. Возможно, это не совсем честно по отношению к… — Он слегка привстал, доставая что-то из кармана джинсов. — Я чуть не забыл. Посмотри, что я нашел в канаве, на том месте, где убили моего отца, — сказал Риз, показывая Хелен небольшой круглый металлический предмет, завернутый в тряпку.

Она внимательно осмотрела его. Предмет был похож на небольшой колпачок от чего-то, на какую-то деталь от автомобиля.

— Думаю, это часть фары. У меня есть еще один кусочек, побольше, и небольшой осколок стекла. Я осматривал это место сотни раз, он лежал там на самом виду. Удивительно, как прерия может скрыть что-то на время, а потом вдруг вернуть.

Хелен кивнула. — Словно мать.

— Словно мать. — Риз убрал свою находку в карман.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Еще не знаю. Покажу ее Доузеру и посмотрю, что он скажет, — он снова обнял ее. — А теперь расскажи мне о его детстве.

Она все еще смотрела на его карман. — Ты думаешь, эти осколки смогут помочь?

— Это мы узнаем, — пообещал он. — Расскажи мне о…

— Разве тебе не икалось? — Улыбнулась Хелен. — Очень хочется верить, что тебе все же икнулось пару раз от тех проклятий, которые я посылала на твою голову во время родов.

— То-то я себя неважно чувствовал на площадке. Это был тяжелый год, но… — Он придвинулся к ней ближе и положил руку ей на живот. — Мне следовало бы быть с тобой в тот день. Кто-нибудь был с тобой рядом?

— Подруга. Тоже учительница. У нее было трое своих детей, так что она все об этом знала. Мы даже хорошо не знали друг друга. Я была такой… — Она накрыла его руку своей и слегка сжала ее. — Я не думала о кесаревом сечении, поэтому слегка испугалась, когда начали говорить об операции. Я хотела, чтобы все прошло естественно, но когда начались осложнения, мне очень хотелось, чтобы кто-то…

Ей был нужен он. Она была рассержена, напугана и страдала от боли, которая оказалась сильнее, чем она предполагала, она хотела, чтобы он был рядом. В тот момент она думала, что он должен почувствовать это. Риз должен был появиться возле ее кровати. Он был отцом ребенка, и им следовало пройти через это вместе.

Но все было иначе. Только она и ее ребенок вместе прошли через это. Хелен улыбнулась: — В тот момент, когда родился Сидни, я больше не была одна.

— Здесь должен быть шрам. — Риз приподнял блузку, затем, попросив глазами разрешения, расстегнул змейку брюк. — Я заметил его раньше, но решил тебя не расспрашивать, так как подумал, что он не имеет ко мне никакого отношения. — Он провел пальцем по шраму, затем теплая ладонь легла ей на живот. — Теперь я знаю, что ошибался.

— Да.

— Как ты выбирала для него имя?

— Это второе имя моего отца. А второе имя Сидни — Рой. Думаю, этим все сказано. — Риз был очень удивлен, что она назвала Сидни и в честь его отца. — Я всегда хотела рассказать Сиду о тебе, но только, когда он станет постарше. И тебе о нем тоже.

Риз быстро кивнул. — Эта фотография была сделана в больнице? Сидни на ней кажется таким маленьким.

Хелен рассмеялась. — Он весил 9 фунтов и 6 унций.

— Это много?

— Попробуй походить с ребенком весом больше 9 фунтов, который постоянно давит тебе на мочевой пузырь.

— Наверное, нелегко, — улыбнулся Риз. Его рука все еще согревала ее живот. — Он часто плакал? Когда он начал ходить, говорить, ну, и все такое?

— Его первым словом было «нет», а бегать он начал раньше, чем ходить. Ему все было интересно и очень не нравилось, когда его отнимали от груди. Меня это устраивало, ведь, когда я его кормила, я должна была держать его на руках, а иначе, он начинал вертеться.

Она положила голову ему на плечо, а руку на грудь. Теперь она обнимала его так же, как он обнимал ее, пока она рассказывала ему о детстве Сидни.

— Когда Сидни был голоден, он никогда не плакал, но всегда давал мне понять, что его пора кормить. Однажды мы сидели в машине на краю стоянки. Подруга пошла в магазин, а мне пора было кормить Сидни, поэтому я осталась в машине. Окна были открыты, и я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Обычно я прикрывала грудь, но было лето, и я немного расстегнула блузку…

— Это был мужчина?

— Нет, какая-то старушка. Она смотрела на меня и плакала. Когда я взглянула на нее, она улыбнулась и извинилась за то, что наблюдала за мной. — Хелен посмотрела на Риза, грустно улыбаясь, почти так же, как та старушка. Теперь она понимала ее лучше, чем в тот момент. — Женщина сказала, что она выкормила десятерых детей, и самый младший был моего возраста. «Глядя на тебя, я просто чувствую, как маленький ротик ищет сосок в ожидании молока. Так приятно, когда ты кому-нибудь нужен», — сказала мне старушка. — И я подумала, что она права, но когда в тебе нуждаются так сильно, когда от тебя полностью зависят… — Хелен замолчала, пытаясь подобрать другие слова, чтобы выразить эту мысль. — Мне кажется, я всегда этого боялась. Сидни научил меня справляться с этим.

Риз, кивнул, произнеся с трудом: — Я рад, что этому тебя научил Сид, а не другой мужчина.

— Я тоже. Честно говоря, у меня не оставалось времени на мужчин.

— У меня тоже, после того как я перестал играть за «Ма-верикс». — Риз улыбнулся, а его рука скользнула немного выше.

— Мне кажется, я не избаловала его. Он не маменькин сынок.

— Нет. Но я понимаю, почему ему не нравилось, когда ты отнимала его от груди. Я бы тоже возражал. — Он расстегнул застежку ее лифчика, шепча: — Пойдем в машину. Спорю, и мы сможем вызвать слезы на глазах старушки.

— Это ты меня назвал старушкой?

— Я уже заставил тебя плакать. Тебя я называю моей женщиной, — Риз усмехнулся. — И я зову тебя с собой, моя женщина.

Хелен рассмеялась, но когда он начал ласкать ее соски, замолчала и вздрогнула. Ее тело потянулось к нему. Риз поцеловал ее, и Хелен почувствовала, как его язык проник ей в рот. У них обоих перехватило дыхание, и они перешли на жаркий шепот:

— Ну же, пойдем в машину, — Риз отнял руку, — пока нас не застали в гостиной.

— Если нас застанут в машине, тоже будет не очень хорошо.

— Давай куда-нибудь поедем. Плакса во дворе. Он присмотрит за Сидом.

— У тебя завтра встреча?

— В девять, по местному времени.

— Ты можешь остаться на ночь здесь.

— Да? — Но тебе придется спать на диване.

16

На рассвете Риз встретил Доузера и Тайтуса возле баскетбольного шита.

Он ушел, а его сын, жена и собака остались спать в квартире, которая была чужой для каждого из них. Пробираясь в неверном утреннем свете почти наощупь, среди взятой на прокат мебели, он вдруг с особой силой ощутил нелепость ситуации: в этой квартире жили его близкие, но сама квартира была чужой. Тысячи раз он по утрам выходил из меблированных комнат, но сегодня все было совершенно иначе. Сегодня он двигался осторожно, стараясь не потревожить близких ему людей, словно опасаясь ненароком разорвать тонкую ниточку, связавшую их совсем недавно.

— Осторожно, не разбуди их, ты теперь за них в ответе.

Как странно, очень странно. Он вернулся домой один и обнаружил три живых существа, которые были частью его самого. Удивительное чувство — ему не хотелось оставлять их ни на минуту. Но ведь надо работать. И эта мысль тоже показалась неожиданной. Он вернулся домой, чтобы попрощаться со своим отцом, отдать дань уважения и уехать отсюда, из Бед-Ривера, навсегда. Но Бед-Ривер не только не отпустил его, но, казалось, постарался привязать еще сильнее.

Сегодня Риз пришел первым. Он взял мяч, достал любимые кроссовки из ящика и сел на скамейку, вмурованную в асфальт. Не успел он зашнуровать кроссовки, как появились друзья. Три закадычных друга начали утро с игры «вокруг света», которая помогает расслабиться и телом, и душой. Риза беспокоили две вещи: собрание Совета и улика, которую он нашел в траве на обочине. Он передал железку Доузеру, затем глотнул воды из бутылки, наблюдая, как на лице друга появляется хищное выражение.

— Конечно, это от орудия убийства. Это фара. — Доузер вытер лицо рукавом футболки. — Я думаю, мы должны сейчас же показать это федералам.

— А что, если эти бюрократы засунут ее в долгий ящик? — попытался возразить Риз, хотя знал, что Доузер прав.

— У нас нет выбора. Придется рискнуть. — Доузер позволил Тайтусу взглянуть на находку Риза. Но отдавать ее не собирался. — Эта штука должна помочь нам выбраться из тупика, Блу. Слушай, Джина Брауна заставили поверить, что он ничего не нашел, и, вообще, что его не было на месте происшествия — ему де это просто приснилось. Уж я-то знаю наверняка, что он что-то нашел, а это «что-то» припрятали. Дело в том, что такая фара, если разобьется, то осколков должно быть больше. Водители, которые скрываются, сбив пешехода, обычно не останавливаются, чтобы подобрать улики. Слушай, парень, тут дело чертовски темное!

— Может, я сам поговорю с Джином? — Лучик утреннего солнца вспыхнул на кусочке железа. Риз посмотрел на этот кусочек. Он был в надежных руках друзей. ФБР такой надежды ему не внушало. Пару лет назад одного из его двоюродных братьев забили до смерти, а федералы так и не нашли убийцу.

— Джин сейчас из кожи вон лезет, чтобы ни с кем не встречаться, — сказал Тайтус.

— Думаешь, он мне не поверит? Раньше мы были достаточно близки, все мы, помните?

— Да, но ведь Джина пару раз отстраняли от работы, — пояснил Доузер. — Так что, ему приходится вести себя тихо.

— За что отстраняли?

— Превышение полномочий. Он иногда немного горячится.

Риз усмехнулся. Джин был из тех парней, которые снимут с себя последнюю рубашку, но у него отвратительная привычка открывать рот в самый неподходящий момент, что обычно приводит к неприятностям. Превышение полномочий — в этом весь Джин.

Доузер засмеялся. — Ты же не хочешь, чтобы Джин арестовал тебя в один из тех поганых дней, когда его старушка запирает дверь своей спальни.

— Или после такой ночки, когда она пропадает неизвестно где, — добавил Тайтус.

— А я то думал, они горячо любят друг друга, — Доузер и Тайтус переглянулись.

Риз смотрел по сторонам, улыбаясь, и думал, эти парни читают его мысли.

«Горячо», это еще мягко сказано. В то же время он пытался представить себе Большого Джина напуганным. Джин никогда никого не боялся, кроме этой хрупкой, но волевой женщины, на которой женился.

— Сколько ты женат, Доузер? — спросил Риз.

— Одиннадцать лет и, похоже, что навсегда.

— Ты думаешь это возможно?

— Для меня не может быть по-другому. Нам с Дженни много чего пришлось пережить вместе, — Доузер внимательно изучал кусок металла, говорил он тихо, переворачивая его в ладони. — Пару лет назад мы потеряли ребенка. И хотя у нас их трое, было очень тяжело потерять малыша. Дженни сильнее, чем я. — Он взглянул вверх, сощурив один глаз. — Она достаточно сильная, чтобы наш брак длился вечно.

Риз закивал. В этом Хелен была похожа на Дженни. Достаточно сильная, чтобы самостоятельно вырастить сына. Но, в таком случае, он мог оказаться лишним, и эта мысль была ему неприятна.

Достаточно сильная, чтобы быть вместе всю жизнь. Да, это ему нравилось.

— Я думаю, Джин сказал бы мне, что что-то нашел здесь, — он посмотрел на своих друзей, ожидая поддержки. — Если бы я только попросил.

— Ты больше не капитан команды, Блу. Прошло много времени, ты побывал там, где такие парни, как мы, никогда и не будем. Все что у нас есть — островок в центре Южной Дакоты, эти бейджи, эта… — Доузер кивком головы указал на Тайтуса, — …работа в казино, которое может закрыться в следующем году. Ты живешь прошлым и думаешь, что ничего не изменилось.

— Блу не такой, — сказал Тайтус гордо. — Из индейцев обычно не выходит баскетболистов-профи. Черт, когда мы выиграли соревнования на кубок штата, мы все говорили о том, что могли бы перейти в профессионалы. Но все мы, кроме Блу, трепались. Большинство людей любит потрепаться. Именно потому, что это не всерьез. А вот, когда берешься за дело всерьез, это не так уж и весело.

Доузер закивал. — Точно. Многим из нас достаточно просто смотреть. Нельзя попасть по кольцу, глядя в телевизор. — Он похлопал Риза по груди тыльной стороной ладони, все еще держа осколок фары в руке. — Так что, ты — наш герой. Ты попал.

— А что мне было терять? — Кроме жизни. Кроме любви к жизни. К своей жизни…

— Мечту, — сказал Тайтус. — Твоей ставкой была мечта.

— Да, ты бы мог провалиться. Тогда бы ты сказал… — Доузер, подражая Брандо, выпятил губу и скроил грустную физиономию. — …Я мог бы быть претендентом.

— Ну что сказать, мечта все еще живет, — Риз постучал пальцем по куску металла, который держал Доузер. — Выясни, откуда это отвалилось, и кто был за рулем.

— Не задачка, а крепкий орешек.

— В самый раз для крепыша Блу, — сказал Тайтус. — Но у меня и для тебя найдется задача. Один из крупье в «Pair-a-Dice City» проездом. Он здесь несколько месяцев, возник из ниоткуда, говорит, что индеец. Они наняли его, он поработал пару месяцев, а потом исчез.

— Неужели они не посылали запрос?

— Посылали, но факс зажевал бумаги, и они взяли его на временную работу, — сказал Тайтус. — Я спрашиваю, почему не брать индейцев в крупье, хотя бы на временную работу. Давайте научим их. А то эти последние шесть-восемь крупье, которых мы наняли, включая твою девушку, Блу, были белыми. Без обид. Но ты должен признать, что мы о них ничего не знаем. Откуда они взялись? У нас здесь полно своих людей, которые могли бы выполнять эту работу.

— Игровой комитет племени должен утвердить претендентов, не так ли? Да, Тайтус?

— Да, так, — согласился Тайтус. — Они дадут нам список фамилий, где будут не только индейцы, и скажут, что люди, которых они утвердят, будут определены согласно их квалификации и умениям. Помнишь, был договор…

— Тайтус, ты можешь достать личное дело этого крупье до того, как и оно исчезнет? — Риз с большим уважением стал относиться к бумагам. Подозревая, что тот, кто ранил Плаксу, пытался завладеть бумагами его отца, он спрятал документы в багажник взятой напрокат машины. Как и собака, бумаги отца достались ему.

Тайтус усмехнулся. — Уже достал.

— Черт, почему я не удивлен? — Он собрался спросить Хелен о крупье и думал, что личное дело поможет в этом. — Мы могли бы управлять казино самостоятельно?

— Ты имеешь ввиду сейчас?

— Когда истечет срок контракта с «Тэн Старз». Они поговаривают о расширении казино и дополнительных кредитах. Но, как по мне, это преждевременный шаг. Мы должны взять контроль в свои руки.

— Но игровые автоматы принадлежат им. Мы их всего лишь арендуем.

— Это наша первая ошибка. — Риз поставил ногу на скамейку и оперся рукой о колено. — Мне нужно идти на собрание, и я еще не решил, что сказать, когда игровой комитет порекомендует нам согласиться на предложение «Тэн Старз» продлить с ними контракт.

Тайтус засмеялся. — Очевидно, пахнет отказом.

— Знаешь, эти два казино действительно приносят деньги, — сказал Риз. — Просто, мы их не видим. Путь к банку слишком долгий. Мы привыкли, что деньги исчезают прежде, чем доходят до нас, и мы думаем, что так оно и должно быть. Но это далеко от истины. Деньги не исчезают. Я еще не понял, как и кто в этом замешан, но я знаю, и вы знаете: нас надувают.

— Именно так частенько говаривал твой отец, и люди начали верить ему, — сказал Тайтус.

Риз погрозил пальцем. — Слушай, если Рику Марино и его партнерам удастся приехать сюда, построить казино и заправлять им в одиночку, то, черт возьми, мы сможем дать им приличную фору.

— Мы были первыми, и мы все еще здесь.

— У них место лучше.

— Да? По праву… — Широким движением руки Риз указал на запад, на дорогу и призрачно бледные очертания Черных Холмов. — По праву — не значит по закону. Мы имеем то, что имеем, и должны работать с этим.

— Именно так они говорят о «Тэн Старз».

— Кто они?

— Свини и компания.

— Тайтус, не «Тэн Старз» принадлежит нам, а мы принадлежим «Тэн Старз». Со всеми потрохами. — Риз посмотрел на Доузера. — Если только не окажется, что в этом дорожно-транспортном происшествии выпустили кишки из последнего настоящего мужика в Бед-Ривер.

— Доказать не удастся, — сказал Тайтус.

— Мне кажется, я нюхом чую след, и это запах мне не нравится. Меня всерьез беспокоит, на кого он выведет. — Риз печально усмехнулся. — И я только что понял, что скажу Совету.

Тайтус посмотрел на Доузера. — У нас в Совете есть женщины. Думаешь, ты сможешь переманить их на свою сторону?

— О, да. — Доузер подбросил осколок фары на ладони. — Наверняка.

Помещение, где заседал Совет, состояло из одной большой — по стандартам Бед-Ривера — комнаты. По крайней мере, там помещались большой стол для заседаний, который, на самом деле, был составлен из несколькими столиков, и стулья, которых хватало для тех членов племени, которые хотели присутствовать на собрании. Собрание началось, когда все, кого ожидали, пришли. Дарий Трехногий провозгласил, что Ада Желтая Серьга не придет, потому что она уехала в Миннеаполис со своей свекровью, у которой опять разболелись почки.

Ризу было жаль свекровь Ады, но еще больше — что на собрании не будет самой Ады. Она поддержала его, когда на прошлом собрании он попросил дать ему больше времени для изучения условий контракта. Или же все обстояло наоборот: он поддерживал ее. Она уже несколько лет состояла в Совете. Ему уже не пристало думать о себе как о заводиле. Некоторых он заставил передумать, возможно, потому, что они были новичками, но остальные, сидевшие вокруг стола, входили в Совет уже очень давно. Те, кто выносит решение, так его отец называл Совет, и это было традиционное название.

Риз никогда не считал себя таким же хорошим оратором, каким был его отец. Но когда он прослушал вступительное слово Билла Дарнелла, решил, что выступит ничуть не хуже. Угрожающий тон Дарнелла действовал на слушателя, как удар в челюсть. Он заявил, что Бед-Ривер имеет два прекрасных казино, потому что «Тэн Старз» взяла на себя весь риск. Было известно, что «Тэн Старз» не проигрывает. Как было обещано, она обучает жителей Бед-Ривер основам бизнеса. И первый пример руководителя-индейца — Картер, сидящий рядом с Дарнеллом. Совет должен быть счастлив. Большинство компаний назначает своих генеральных директоров. Бед-Ривер же, в один прекрасный день, сказал Дарнелл, будет и владеть, и управлять обоими казино. Но пока этот день не настал, «Pair-a-Dice City» и его младший брат нуждаются в «Тэн Старз».

Когда наступила очередь Риза выступить в прениях, он процитировал письмо своего отца к местному представителю BIA, в котором тот жаловался на грабительские ставки, установленные «Тэн Старз» за аренду игровых автоматов. Риз спросил, можно ли выкупить автоматы. Дарнелл ответил, что они не продаются. Риз сказал, что найдет те, которые продаются. Дарнелл смотрел на председателя Свини каждый раз, когда повторял, как заклинание: «Такой шаг был бы ошибочным».

Риз заявил, что подписать контракт с «Тэн Старз» на пять последующих лет будет еще большей ошибкой, и эта фраза заставила Дарнелла усмехнуться. «Мне не хотелось бы думать, что нам приходится выбирать из двух зол. По крайней мере, мне бы этого очень не хотелось».

Престон Свини объявил перерыв: — Час на обед.

Картер смотрел на брата, который стоял в противоположном конце зала, как могучий дуб, рядом со своим другом Тайтусом Хоуком, и входившую в состав Совета женщину по имени Красное Перо. Оба они гордились сказанными им разумными словами. Кто бы подумал, что Длинное Ружье может попадать в цель не только мячом, но и словом?

— Пойдем покурим.

Картер обернулся. Дарнелл уже курил, и лицо его горело от гнева, но глаза его были холодны, как всегда. Картер надеялся исчезнуть после выступления, и пусть Дарнелл сам роет себе могилу. Он мог бы спасти контракт, согласившись продать игровые автоматы. По совести говоря, в контракте должен быть пункт о выкупе, но когда он указал на это Дарнеллу и предложил предоставить племени такую возможность, Дарнелл засмеялся и напомнил ему, что «Тэн Старз» — не благотворительная организация.

Они отправились к машине Дарнелла, которая была припаркована на улице под раскидистым деревом. Дарнелл прикурил сигарету, потом уставился на парадную дверь здания Совета, выдохнул дым и дал волю своему гневу.

— Он понимает, что делает? Он собирается пустить все псу под хвост. Это он понимает?

— Я не знаю, о чем он думает и чего хочет. Я был удивлен, увидев его на собрании. Я уверен, он…

— Что он?

Картер пожал плечами. Он видел машину Риза утром возле дома Хелен, когда ехал на Совет. Не только словами бил в цель его братец. Поэтому, он был уверен в том, что тот… — Потеряет интерес. Я не мог поверить, что он, вслед за отцом, поднимет старый вопрос об этих чертовых игровых автоматах.

— А мне казалось, ты говорил, что он, в знак почтения, сжег все вещи вашего отца.

— Одежду и всякий хлам. Я не знал точно, что он сжег, и не знал, что там, кроме старья, было еще что-то.

— Каждый раз, когда твой брат зачитывает бумаги отца, на старье это совсем не похоже. Аренда игровых автоматов, процент прибыли «Тэн Старз» — все выплыло наружу.

— Для членов Совета ничего особо нового в этом нет.

— Но обе стороны согласились, что какая-то часть должна перепадать и вам, индейцам. Твой отец доставлял нам неприятности, но твой брат намного опаснее, чем старик, который жил прошлым. Ему нравится корчить из себя героя.

Картер тяжело вздохнул: — Я опять поговорю с ним. — Ему нечего было больше сказать, да его никто и не слушал. Ни Риз, ни Дарнелл. Ни даже Сара.

— А ты придумай, чем убедить его. Может, не словами? — Дарнелл придвинулся ближе. — Слушай, «Тэн Старз» неплохо о тебе заботилась все это время.

— Я знаю.

— Мы заботились о тебе, Картер, мы заботились о Свини, о его браге, его секретаре, который приходится ему двоюродным братом. Мы понимаем, как важна семья. Мы пытались помочь и твоему отцу, но мы не знали, чем ему угодить.

Картер тяжело уставился на голубые двери. Он не собирался спрашивать. Он не хотел думать о том, что несчастный случай с его отцом — это не просто несчастный случай. Негодяй скрылся. И тут уж ничего не поделаешь. Ему не нужно было смотреть Дарнеллу в глаза, когда речь зашла об отце. Он и так был достаточно напуган.

— Ты знаешь, что мы окажемся в полном дерьме, если «Тэн Старз» больше не будет заботиться о нас. Что вы будете делать без нас? — Дарнелл сделал глубокую затяжку. Он не ждал ответа. — Я полагаю, ты не сможешь придумать, как бы нам договориться с твоим братцем.

— Я же сказал, что поговорю с ним еще раз.

Дарнелл фыркнул. — Тебе не удастся подкупить его, Билл, и ты это знаешь.

— Подкупить? Кто говорит о подкупе?

— Может, я сумел бы сыграть на его…

— На деловом расчете не сыграешь, он ничего не понимает в нашем деле. Рассудок? А способен ли он рассуждать логически? Лучше бы, конечно, сделать ставку на его личную жизнь. Я слышал, у него обнаружился сын, о котором никто ничего не знал.

Картер удивленно взглянул на Дарнелла.

— Да, мне сказал об этом парнишка. Сказал, что он только что познакомился со своим отцом, который, вроде бы, вернулся к его матери. По крайней мере, я так понял, когда встретил его в твоем доме. Так что твой брат, видать, не зря приехал домой.

— Женщины всегда бросались к ногам Риза. Он, похоже, имеет по ребенку в каждом городе, где проходят матчи НБА. Брови Дарнелла поползли вверх, а челюсть отвисла.

— Ладно. У него есть дети, у тебя есть дети. У меня, например, вообще, уже внуки. Главное — о детях ведь надо заботиться, вот в чем дело. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Угрозы — это то слово, которое ты хочешь произнести, но не можешь?

— Я не привык угрожать, Картер, ты это прекрасно знаешь. Люди, с которыми я работаю, знают, что доводить меня до этого не стоит. Мне не нужно опускаться до угроз. До этого никогда и не доходит. — Дарнелл положил тяжелую руку на плечо Картера. — Ты должен заставить своего брата понять, что пока в казино будут крутиться деньги, управлять ими будет «Тэн Старз».

— Нечем мне его заставить.

— Ну, так придумай что-нибудь и побыстрее, потому что у меня способов хоть отбавляй.

Картер не был уверен, на что намекал Дарнелл, говоря «много». Он вызывал у Картера страх, потому что Картер уже заглотнул наживку и теперь, полагая, что идет по следу большой прибыли, оказался прямо в кармане у Дарнелла. А он мечтал о деньгах — для себя самого, своей семьи, своего племени. О больших деньгах, но ведь и пост он занимал немалый, и с работой справлялся. Он заслужил большие деньги.

Работа становилась сложнее, возрастали масштабы, но он к этому приспособился. Пришлось приспособиться, поскольку на нем был долг — и еще какой! Вдруг его замутило. Эти деньги не просто дурно пахли — воняли. Хотя чего еще мог он ожидать, сидя у Дарнелла в кармане, мало того, — в заднем кармане?

Необходимо было сохранить статус-кво. Казино приносили доход. Рано или поздно, племя получит свою долю прибылей. «Тэн Старз» — это часть какого-то клана, занимающегося сомнительным консалтинговым бизнесом, и Картер знал, у нее обширные связи. Он не знал, какие и с кем именно, но знал, что «Тэн Старз» — это лишь маленькая часть большого целого. Он понимал, что Дарнелл попусту не угрожает. А умирать ему не хотелось — это он тоже знал. Он не хотел, чтобы его семья пострадала. Сара и дети были уже на пути в Якиму. Их Дарнеллу было никак не достать. Все, что оставалось теперь Картеру — это убедить Риза, пока никого из них не убили.

Картер почувствовал себя кошкой, выпустившей когти, когда бросился к брату, появившемуся в дверях. — Не хочешь перекусить со мной? — спросил он, с трудом поспевая за братом, который шел через дорогу к автостоянке. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Говори сейчас, — ответил Риз. Он посмотрел на часы. — Я хотел заехать к Хелен и предупредить ее…

— Ты бы лучше не нападал на «Тэн Старз», брат.

— Я не нападаю. Я защищаю наши права. — Они подошли к машине Риза. — Речь идет только о наших интересах. И все. — Риз положил руку на плечо Картера. — И тебе придется сыграть в этом важную роль. У тебя есть образование, опыт. Я так понимаю, ты здесь у нас ас. По крайней мере, ты вошел в их круг.

— Мы еще не готовы управлять казино самостоятельно.

— Я и не говорю, что нам не нужно нанимать людей. Что мне не нравится в «Тэн Старз», — они не понимают, что должны работать на нас. Срок их контракта истек.

— Они предложили подписать новый.

— Они предлагают работать по-старому, а я говорю, что пора идти новым путем. И так будет лучше для Бед-Ривер.

— Риз… — Картер стоял между этим здоровяком и его машиной и чувствовал себя, как в ловушке. Он чувствовал себя маленьким. Он старался, чтобы в его словах не звучало отчаянье, когда признался: — Я должен этим парням.

— Что должен? — Риз на секунду отвел глаза. Ответ был очевиден, и ему не хотелось этот ответ слышать. Но он пригвоздил Картера взглядом к машине. — Сколько?

— Я даже уже не знаю, — честно ответил Картер, у Риза округлились глаза. — Нет — это не то, что ты думаешь. Понимаешь, это скорее моральный долг. Они столько для меня сделали, дали мне… обучили меня; они многому меня научили. — Он схватил брата за руку прежде, чем тот успел с отвращением отшатнуться. — И дело в том, что до тех пор, пока мы работаем вместе, о лучшей защите, чем «Тэн Старз» нельзя и мечтать.

— Защите?

— От конкурентов.

— Кто еще должен им, кроме тебя?

— Все мы. Они нас разбудили, и мы должны уважать их за это. — Такая мысль подняла волну возмущения в душе Риза, который успел отстраниться от Картера и стоял теперь, скрестив руки на груди, гордый и неприступный.

Картер продолжал давить на него. — Знаешь, с тех пор, как индейцев начали привлекать к игровому бизнесу, никто не ожидал, что мы сумеем построить казино. Во многих индейских резервациях положение просто отчаянное. Комната для игры в бинго — это предел мечтаний. Но сейчас у нас есть по-настояшему большое дело. И мы должны вести дела так, как это принято. — Он попытался улыбнуться. — С волками жить — по-волчьи выть, брат. А мы живем с акулами.

— Акулы в Бед-Ривер? Разве им не нужна соленая вода? — Риз откровенно насмехался, однако, злость прошла, и он положил опять руку на плечо брата. — Наши края сухопутные, братишка, до моря слишком далеко. На что же нам здесь акулы? Разве мы их звали сюда? Или казино — питомник для акул?

— Риз, давай серьезно.

— А может, они почувствовали запах крови, а? Или грязных денег. Отец говорил, что золото из Блэк Хиллз красное от крови. Ты веришь в это?

— Я думаю, что мы имеем дело с ребятами, которые охотнее шутят с человеческой жизнью, чем со своими прибылями.

— Дружище, они явно попали не туда, как ты думаешь? Не садите их за один стол с индейцами, а иначе, — Риз руками изобразил два разных корабля, — все шутки пропадут впустую, понимаешь? Лица каменные, юмор ни до кого не доходит. — Он действительно пытался рассмешить Картера, но тому было не до смеха. — Акулы не выживут в нашей реке, братишка.

— Ты прав, — вздохнул Картер.

— Если ты должен этим ребятам деньги, обратись ко мне. — Не в том дело.

— Я понимаю, что ты позволяешь им играть на своем поле по их правилам.

— Это не игра, Риз. Вот что я пытаюсь объяснить тебе, а ты совсем, как отец. Я не могу с тобой разговаривать, не могу… — Картер покачал головой. Не стоило упоминать отца. Совсем не стоило. — Эти ребята не шутят.

Взгляд Риза посуровел: — Что случилось с отцом?

— Его сбил грузовик. — Картер сделал шаг назад, чувствуя себя неуютно под холодным взглядом брата. — Я пытаюсь увести тебя с этой чертовой дороги, здоровяк.

Риз не спросил у Картера, кто сидел за рулем того автомобиля. Он не хотел, чтобы об этом сказал ему Картер. Он не хотел, чтобы Картер знал. Но Ризу необходимо было знать, и он понимал, что не услышит ответ от местной индейской полиции, от таких трусливых парней, как Джин Браун.

К счастью, Доузер Бобкэт не был трусом. Он должен был встретиться с агентом ФБР в Абердине. Риз поехал бы с ним, если бы не Совет. Он попросил своего друга взять риск на себя и пустить в дело их находку через голову начальника полиции резервации. — Если потребуется, обо мне можешь не упоминать, — сказал Риз со смехом.

Доузер сказал ему, что это не шутки. Он заставил Риза поклясться, что они встретятся в спортзале на матче полицейских. — И захвати с собой своего сына.

Эти слова понравились Ризу. Захвати с собой своего сына. У него не оставалось времени на ланч после разговора с Картером, но он все-таки заглянул домой, чтобы узнать, хочет ли Сидни поиграть в баскетбол после ужина. Мальчик хотел. Хелен предложила Ризу поужинать. Риз взглянул на маленький столик и усмехнулся. Семейный ужин. Он вернулся на Совет, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Он собрал достаточно голосов, чтобы отложить подписание нового контракта с «Тэн Старз» в долгий ящик. Все двери по-прежнему были открыты.

И пока они ели спагетти с хлебом, которые Хелен приготовила на скорую руку, он рассказал ей и Сиду о собрании. Он опустил свой разговор с Картером и, вместо этого, спросил, неужели они провели весь день на кухне. Они по очереди начали перечислять все, что сделали за день: сходили в школу посмотреть на старую классную комнату Хелен, сходили на священное место племени, которое было сейчас пустынно, поскольку празднество окончено. При упоминании об этом, Хелен и Риз переглянулись, вспомнив о чем-то приятном для обоих.

— Мама говорила, что вы ходили к шаману, — сказал Сидни Ризу. — Она сказала, что ей пришлось познакомиться с твоими… твоими родственниками.

— Ты тоже с ними познакомишься, — пообещал Риз, подмигнув Хелен. — Возможно, сегодня вечером придут на матч мои двоюродные братья. Здесь, в Бед-Ривер, все — как одна семья. И мы всегда готовы побросать мяч по кольцу, мы — команда «Блу Скайз». — Он улыбнулся сыну. — Если ты не переборщишь с макаронами.

После ужина они вывели Плаксу на прогулку, наслаждаясь новым и приятным чувством — ощущением близости друг к другу, живя сегодняшним днем, не загадывая на будущее. Было еще слишком рано загадывать.

Но когда Сидни побежал переодеваться, чтобы идти в спортзал, Риз сменил тему разговора. — Что ты скажешь насчет этого крупье, который сбежал? — спросил Риз, передавая Хелен тарелки, которые он вытирал.

— Исчез, — она ставила тарелки в шкаф. — Питер Джонс. Он жульничал, это должна была заметить охрана. Но Картер должен был сам это заметить еще до того, как я сказала ему об этом.

— Но ты ему сказала.

— Сказала. — Она, как будто, жалела об этом. — Он сказал, что уволит его, но парень не появился на следующий день. Никакого заявления он не подавал.

— Как ты думаешь, почему Картер не заметил этого? Ты думаешь, он не обратил внимания?

Она пожала плечами и старалась не смотреть ему в глаза, принимая у него стаканы.

— Я хочу знать, что ты об этом думаешь, Хелен. Скажи, как специалист, мой брат надувает наших?

— Я не знаю, — вздохнула она, ставя стаканы на полку. Она избегала встретиться с ним глазами. — Он идет по скользкой дорожке.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Я постоянно говорю тебе, что моя работа — это выявлять жульничество. Я работаю в БИА, а не в ФБР, но скоро этими делами займется ФБР. — Она повернулась к нему. — Я этим заниматься не буду.

— Предполагается, что ФБР занимается расследованием обстоятельств убийства моего отца. Я думаю, ты знаешь, что мы с недоверием относимся…..

— К федеральным министерствам и федеральным агентам. Я знаю причины. Это долгая история восходит к тем временам, когда правительственные агенты по делам индейцев продавали продукты на сторону, а ваши дети ходили голодные. Я бы не сказала, что это все в прошлом. Я знаю, что так бывает и сейчас. Я знаю это лучше, чем большинство белых, потому что это коснулось меня лично. — Она оперлась на край раковины, скрестив руки. — Ты знаешь, что мне напоминает этот Закон, регулирующий участие индейцев в игровом бизнесе? Ты словно заново изучаешь историю, верно?

Он улыбнулся. — Так же как и ты, и отец.

— Хорошо. Позволь мне провести параллель. В средние века в Европе евреи были оттеснены от активного участия в экономической жизни, им не разрешалось владеть землей. Но церковь запрещала ростовщичество, взимание процентов, таким образом, возникла отрасль, которую феодальное общество охотно решило передать в руки евреев. Это занятие считалось постыдным, греховным, и в те времена оно не приносило такой уж большой прибыли. Очень похоже на игорный бизнес сегодня.

Она изобразила, как подают монетку нищему. — Америка не хочет этого признавать, но она чувствует себя виноватой за то, что забрала земли индейцев, за систему резерваций, за то, что детей насильно отправляли в интернаты. — Она поймала его взгляд. — Да, Риз, я знаю все за и против Закона о защите детей индейцев. У индейцев забирали детей даже в конце 60-х, даже в 70-е, это мне известно. Теперь это называется — отдать на усыновление, и это не всегда плохо. Я хочу сказать, что в хорошей семье не может быть плохо… — Она огляделась, отчаянно пытаясь найти примеры хороших семей, в которых росли индейские дети.

Но таких не находилось. Они оба это знали, но каждый раз, возвращаясь к этой теме, она пыталась снова найти их, споря сама с собой. Его забавляли эти ее попытки.

— Ладно, ты прав. Мой народ всегда считает, что он лучше знает, что нужно для вашего народа. Но теперь, когда у нас есть сын, это уж скорее наш общий народ — по крайней мере…..

Он резко взмахнул рукой. — Лучше продолжим про то, что «очень похоже на игорный бизнес».

Она так быстро перестала заикаться и запинаться в поисках подходящих слов, что он невольно улыбнулся. Когда она поучала, ей не приходилось подыскивать слова.

— Конечно, мы постоянно пытаемся найти возможность закрепить то, что мы сделали, не отказываясь от полученных преимуществ. В 80-х, когда в резервациях начали распространяться залы для игры в бинго с высокими ставками, никто не обратил на это внимания, кроме религиозных организаций. Часть из них возражала из соображений морали, другие — вот уж действительно ирония! — утверждали, что это сильно мешает сбору средств для церкви.

— Затем какие-то индейцы в Калифорнии решили поставить игровые автоматы, — продолжил Риз — и Верховный Суд признал, что в тех штатах, где азартные игры легализованы, заниматься их организацией могут и индейцы.

Хелен закивала. — Когда в 1988 г. был принят закон, регулирующий участие индейцев в игорном бизнесе, то все эти пуритане в Конгрессе словно сказали: ладно, пусть индейцы организуют азартные игры. Это постыдно и греховно, но этим они могут заработать немного денег. Мы не хотим, чтобы этот бизнес процветал в крупных городах. Индейские резервации с самого начала были достаточно изолированы, поэтому идея звучала заманчиво. Что-то вроде азартных игр в целях благотворительности.

— Такой вид благотворительности мог бы стать в Америке самым популярным, — согласился он, — если бы мы могли организовать телемарафон для сбора средств.

— Но БИА не была готова к такому быстрому развитию событий. Вдруг появились деньги для индейских компаний, поскольку бизнесмены — не индейцы, как наши, так и иностранцы, увидели, что на этом можно сколотить целые состояния. А ограничений было совсем мало. И вот компании, занявшиеся игорным бизнесом, стали вести себя так, словно «однорукие бандиты» — они сами. Но… — она положила ладонь на его руку. — Но, Риз, у некоторых из этих людей совсем нет чувства юмора.

— Мне говорили.

— И есть много людей — влиятельных, богатых — которые хотели бы пересмотреть этот Закон об игорном бизнесе. Коррупция среди верхушки племени — хороший козырь для их целей. Они могут сказать: Видите? Вот вам доказательство того, что у нас не должно быть законов, дающих преимущество одной группе населения…..

— Ну да, расскажи это нефтяным компаниям. Угледобывающим, лесозаготовительным, а еще…

— Я знаю. — Она закивала! — улыбаясь. Стоя возле раковины, они слышали, как где-то за стеной льется вода. Сидни принимал душ. — Люди принимают их махинации всерьез. Твой отец рассказал прекрасную историю о пауке Иктоми, который предложил Койоту сыграть, затем отбросил правила и жульничал на каждом ходу. Когда Иктоми забрал свой выигрыш, Койот сказал: «Ладно, ты выиграл. Но ты, наверно, играл по другим правилам». Иктоми ответил: «Не только, братец. Я вообще играл в другую игру».

Риз засмеялся. Он позабыл эту историю, но теперь он ее запомнит, и обязательно будет рассказывать. Вот что мой отец рассказывал моей …жене.

— Как ты думаешь, сколько еще продержится этот Закон? — спросил он ее, улыбаясь своим потаенным мыслям.

Она виновато улыбнулась. — Я бы сказала, что не стоит вкладывать в казино всю прибыль. Как сказал твой дядя Сило…

— Какую прибыль?

— Ту, что получали бы вы, если бы «Тэн Старз» старалась для Бед-Ривер, а не для себя самой.

— Или если бы люди послушались моего отца.

— Теперь они слушают. — Она положила руку ему на грудь и начала сквозь футболку пощипывать его сосок, не переставая, впрочем, говорить. — Они и сейчас слышат его предостережения, но сегодня ты прибавил к его голосу свой, обличая злоупотребления. Однако люди из «Тэн Старз» умеют уходить от ударов. На твой вопрос о моем профессиональном мнении…

— А разве я задал вопрос? — Он без сомнения валял дурака, улыбаясь и сгорая от желания. — Ах, да-а-а, сто лет назад.

— Ты спросил, неужели твой брат обманывает индейцев. Это не простой вопрос.

— Да уж, куда какой сложный, — пробормотал он, все еще улыбаясь.

— На самом деле, он по уши в дерьме. И если я что-нибудь знаю об этом наверняка… — Она нахмурила брови, поправляя ворот его футболки, как будто только этим и была озабочена. — Обманывать своих — это так, между прочим, но не это его беспокоит. Он слишком занят тем, чтобы не наступить. На большее его не хватает. — Она заглянула ему в глаза и, наконец, улыбнулась. — И что ты теперь обо мне думаешь?

Он криво усмехнулся. Эти слова слетели как бы не с любимых губ. — А если бы я увидел тебя как раз тогда, когда ты все-таки наступила?…

Она засмеялась. — Тебя бы стошнило, тебе было бы невыносимо противно, ты сказал бы: мне такого не нужно.

— Какой ужас, — возмущенно сказал Риз, обращаясь к Плаксе, который лежал рядышком на полу. — Неужели я бы такое сказал? Ни за что. Я бы протянул тебе руку, я бы до тебя дотянулся. Где бы ты ни оказалась.

Она смеялась над ним, покачивая головой, открыто сомневаясь в его благородстве. Он и сам рассмеялся.

— Ты хочешь услышать мой ответ или нет? — спросила она, посерьезнев.

— Хочу.

— Я думаю, что из-за своего долга Картер вынужден смотреть сквозь пальцы на таких крупье, как Питер Джонс.

Он уставился в потолок и глубоко вздохнул. — И на убийц тоже?

— Этого я не знаю. Возможно, он просто не видит того, что не хочет видеть. — Она говорила спокойно, понимая, Риз очень боится, что его брат может быть причастен к этому преступлению, хотя Риз ничего не сказал вслух и не хотел в это верить. — Я доложила о том, что Джонс исчез, — продолжала она. — Теперь я жду, что мне позвонят. Там попытаются выяснить, кто он на самом деле.

— Ты можешь достать его личное дело? Мы можем получить его прежде, чем кто-то другой наложит на него лапу? — Она кивнула, и он многозначительно подмигнул, осторожно лаская ее через блузку. — Я думаю, что, если мы свяжем людей, с которыми ты работаешь, с теми, кто расследует дело отца, возможно, это, наконец, вдохновит их на поиски?

— Так же, как ты стараешься вдохновить меня? — лукаво спросила она. Он коснулся ее подбородка и улыбнулся. — Ну и как, у меня это получается?

В другом конце квартиры хлопнула дверь. Она ответила ему с улыбкой: — Твой сын вышел из душа.

— Почему он решил, что ему необходимо помыться до того, как мы пойдем в спортзал?

— Потому что он идет с тобой. Он очень волнуется. Ему хочется быть чистым. За последние полгода он стал беспокоиться об этом гораздо больше, чем раньше.

— Наверное, и мне нужно принять душ, — сказал Риз, обнимая ее. — От меня хорошо пахнет?

Она засмеялась, прикрыла глаза, понюхала: — Прекрасно. Вы, ребята, странно ведете себя. — Их тщательно причесанный и вымытый до блеска сын был готов идти.

— Когда они начинают?

— Когда все будут в сборе, а мы знаем, что, по крайней мере, двое еще не пришли. — Риз расхрабрился и торопливо поцеловал Хелен. Он, конечно, не так хотел ее поцеловать, но все же. — Ты ждешь звонка? Потом придешь в зал?

Она кивнула. — Если я не успею прийти, возвращайтесь скорее и будем есть пирог с клубникой.

17

Начальная школа, в которой когда-то учился Риз, теперь была перепрофилирована в неполную среднюю. Ее спортзал всегда был открыт для всех желающих, но для него это был, прежде всего, его зал, в котором он впервые сразил наповал баскетбольных фанатов. С тех пор его имя из года в год появлялось на памятной доске на стене спортзала. Об этом вспомнил Тайтус Хоук, когда Риз с гордостью представил ему своего сына. Он хотел сделать Сидни центром внимания, но Тайтус вдруг начал расхваливать самого Риза.

Риз заметил смущение на лице мальчика и догадался, что тому не по себе от слов «твой папа», то и дело проскакивающих в речи Тайтуса. При первом же удобном случае, и после того, как он познакомил Сидни со своим двоюродным братом Джоном Буллем и его сыном Гленом, и те начали расспрашивать о раненой собаке, которую он держал на поводке, Риз отвел Тайтуса в сторону и зашептал ему на ухо: — Не раздувай ты так всю эту чепуху обо мне.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, он еще только привыкает ко мне и не может решить, как меня называть, а ты заладил: «Твой папа, твой папа». Он, между прочим, даже по имени меня ни разу не назвал.

— А как ты хочешь, чтобы он тебя называл?

— Да как ему будет удобно. Я надеюсь стать ему отцом.

— Ну, тут тебе придется подождать, пока он освоится. Я, между прочим, для тебя старался.

Тайтус хлопнул Риза по плечу, и они оба рассмеялись.

— Не волнуйся. Я думаю, ему нетрудно будет свыкнуться с мыслью, что ты его отец. А вот если бы он узнал, что он младший Доузер, тогда все было бы, как в бульварном романе.

Доузер направился к ним, отбив по пути мяч, который кто-то послал ему с другого конца зала.

— Кто-нибудь звал меня?

Риз оглядел зал. Несколько парней у щитов отрабатывали броски в корзины, другие толпились у раздевалки. На многих были свитера и футболки с эмблемой полиции.

Да, игра будет по полной программе. Им придется поменять несколько составов, чтобы дать возможность сыграть каждому.

Риз помахал рукой, приветствуя Джина Брауна, и, повернувшись, похлопал Доузера по спине.

— Интересно, а кто сейчас следит за порядком на улицах?

— А там не за чем следить, — сказал Тайтус, пощипывая жиденькую бороденку. Все самые крутые парни из Бед-Ривера — здесь.

— Я сейчас на дежурстве, но даже у полицейских бывают перерывы, — сказал Доузер, хлопнув Риза по груди. — И потом, они прекрасно знают, что я здесь и что со мной мои знаменитые радиочасики. А если они не сработают, — он кивнул в сторону Скизикса, по прозвищу Лошадь, который сидел на трибуне, опершись локтями о колени и держа в руках радиопередатчик, — то на этот случай у нас есть диспетчер.

— Ты подключился к ФБР?

— Да. Я передал дело спецагенту. Он обещал позвонить. Сказал, что сможет построить обвинение, зацепившись за улику с. автомобильной фарой, что было бы неплохим ходом. Я объяснил ему, почему я принес осколок сам. А он ответил, что знает, откуда я, — засмеялся Доузер. — Что, по-твоему, это может значить? Может быть, он уже был у нас с проверкой?

— Ты считаешь, что он что-нибудь сможет сделать?

— Я думаю, что если мы не узнаем об этом сразу же, то отправимся к нему. Оба. В разговоре с ним я опустил твое имя, но если ты опустишь свой зад в его кресло, то это сработает быстрее. И еще Тайтус. — Доузер дернул парня за рубашку. — А ну-ка расскажи Блу, что ты ему принес.

— Я раздобыл досье, о котором ты просил. Оно у меня в машине. Напомнишь потом, чтобы я не забыл.

— Что! Так ты…?

— Вытащил его прямо из ящика, — ухмыляясь, сообщил Тайтус. — Спокойно зашел и взял. Даже придумывать ничего не пришлось. Черт возьми, старик, я ведь в игорном комитете.

— Я его верну, — пообещал Риз.

— Эй, Джин! — окликнул Доузер верзилу с лохматой светлой шевелюрой, идущего через зал легкой пружинистой походкой.

— Помалкивай, — сказал он Ризу вполголоса и сжал его локоть. — Просто улыбайся.

— С какой это стати, — возмутился Риз, освобождаясь от Доузера. — Эй, Джин!

— А, Блу, привет! Прими мои соболезнования по поводу твоего отца.

Риз представил ему Сидни, который не отходил ни на шаг и, на всякий случай, держал Плаксу на коротком поводке.

— Ууу, да ты, кажется, будешь ростом со своего папочку, только посимпатичнее, — сказал Джин, пожимая руку Сиду. — Мне очень жаль твоего дедушку…

— Спасибо.

Сидни вопросительно взглянул на Риза, словно хотел узнать, правильно ли он принял соболезнование.

— Мы все-таки надеемся отыскать того сукина сына, который…

Вдруг Плакса злобно зарычал и рванулся вперед. Рука Сидни резко дернулась, и, от неожиданности, ему показалось, что это не его рука, а что-то отдельное от него. С громким лаем, щелкая зубами, Плакса потащил за собой мальчика, словно сани. Шерсть на его спине встала дыбом. Риз крикнул, пытаясь остановить собаку, но Плакса не сводил глаз с человека, который только что вышел из раздевалки.

Ерл Свини был перепуган до смерти. Не помня себя, он полез на зрительскую трибуну. — Пошла вон, — завопил он. — Уберите эту бешеную тварь!

Риз схватил сына за руку и изо всех сил натянул поводок.

— Черт возьми, Плакса, что это с тобой? — прикрикнул он на собаку.

Бледный, как полотно, Свини замахал руками и взбежал на ступеньку выше.

— Уберите этого пса! Я убью его! Я пристрелю эту тварь!

— Все в порядке, — заверил его Риз, хотя Плакса продолжал рычать, ощерив пасть, — все в порядке.

В зале послышался смех. Кто-то даже заулюлюкал. Свини злобно озирался по сторонам, то и дело поглядывая на собаку.

Джин Браун просто трясся от смеха.

— Да, Свини, ты не больно приглянулся этому песику.

— Да он же бешеный! Ты только посмотри на него!

— Извини, Ерл, — сказал Риз, — Я и сам не пойму, что это на него нашло. Он никогда прежде так себя не вел.

Он помог Сиду успокоить Плаксу, затем подошел к съежившемуся от страха Свини.

— Он тебя не покусал?

— Да ты сам виноват, Ерл, — хмыкнул Джин, — Небось, опять намазался этим вонючим скунсовым маслом.

— Я сейчас уведу его, — сказал Риз.

— Ничего, все в порядке. Просто, держи его крепче. — Свини проскользнул к краю ряда и быстро сбежал вниз. — Все нормально. Я, вообще-то, зашел просто так и оставаться не собираюсь. Мне нужно еще кое-куда заглянуть.

Но, отступив к краю трибуны, он закричал, тыча пальцем в Плаксу.

— Эй, Блу Скай, води его в наморднике. Он в любой момент может кого-нибудь цапнуть.

— У него несколько травм, Ерл, еще свежих.

— Тромбов? — не расслышал Свини, — Черт! Тем более, ему нужен намордник.

— Эй, парень, смотри, да он просто оплакивает тебя, — сказал кто-то.

И, действительно, Плакса в упор смотрел на Свини и выл. Из его челюстей сочилась слюна. Он явно жаждал крови.

— Это собака отца Риза, — объяснил Джин. — Она была рядом с телом, когда мы его нашли, помнишь, Свини? Стерегла мертвого хозяина и калитку.

— Он тогда на тебя бросался? — поинтересовался Риз.

Однако Свини оставил без внимания слова Джина и вопросы Риза и, преследуемый насмешками, засеменил к боковой двери.

— Нет, в ту ночь он был спокоен, — сказал Джин, — просто Свини, как только завидит какую-нибудь собачонку, готов в штаны наложить, а они это чувствуют.

Джин протянул свою руку к носу Плаксы и дал ее обнюхать. Получив одобрительную оценку, он почесал ему затылок.

— Отличная собака. Знает свое дело. В ту ночь он не позволил ни одной лошади удрать с пастбища.

— Калитка была открыта?

Риз сел на скамью и посмотрел на Сидни, который внимательно вслушивался в разговор, поскольку ничего не знал об убийстве своего дедушки, а затем перевел взгляд на собаку.

— Мне сказали, что все лошади были на пастбище, так что ему ни к чему было выходить на дорогу.

— Верно, но они могли бы разбрестись, если бы не эта собачка.

Плакса продолжал тихонько скулить, и Джин снова почесал ему затылок.

— Но ведь калитка была открыта, — сказал Риз.

— Я ее закрыл.

Плакса лизнул Джину руку.

— Я не виню тебя, старина. Ты чертовски славный пес, а; вот Свини — просто жалкое подобие полицейского, так что…

Джин взглянул на Доузера. — Думаю, что и я тоже.

— Зато ты неплохой защитник, — успокоил его Доузер.

Джин слегка нахмурился, а затем кисло улыбнулся.

— Доузер, — произнес Риз, давая понять кивком головы, что им нужно поговорить с глазу на глаз. Плакса встал, чтобы идти следом.

— Попридержи его, Сид. Он больше не сорвется.

— Ты уверен?

— Он будет молодцом. Слушай, Джин, познакомь с ними моего сына, — кивнул Риз в сторону площадки, — через минуту нам играть.

— В чем дело, Блу? — спросил Доузер, когда они отошли под навес, который был устроен над открытыми рядами трибуны.

— Твой перерыв, — сказал Риз. Он взглянул на дверь, за которой только что скрылся Свини. — Могу поспорить, что в поселке готовится преступление. Но, думаю, что если вы не будете здесь надолго задерживаться, то застукаете преступника на месте. Он кивнул в сторону Плаксы.

— Доузер, это — самый нежный и ласковый пес, какого только можно найти на этом берегу реки.

— Ну, у нас тут есть несколько злобных псов…

— Плакса не из их числа. Как ты думаешь, почему он так рвался выпустить кишки из Свини?

— Свини? — в темных глазах Доузера блеснула догадка. — Сви-ни-и.

— Кто бы то ни был, в прошлый раз он вышел сухим из воды. Но теперь здесь и я, и собака. Мы пока побудем с парнями из полиции Бед-Ривер. А вот Свини, видишь ли, нужно побывать еще кое-где.

— Разрази меня гром, если ты не прав, Блу. — Доузер посмотрел на часы. — Так, мой перерыв закончился.

— Может быть, возьмешь с собой еще кого-нибудь?

— Конечно, черт возьми! Почему бы, например, тебе не поехать? Правда, все это может оказаться скорее развлекательной прогулкой, чем…..

— Нет, это твоя игра. Твоя и Джина.

— Джина? — Доузер взглянул на своего напарника, который стоял на площадке рядом с Сидом и Плаксой.

— А что, мысль неплохая. Черт возьми, Риз, хотелось бы, чтобы ты оказался прав. Мм-да. Я, между прочим, собирался играть против тебя, чтобы не дать тебе забросить мяч.

— Сегодня я выступаю для сына, так что вряд ли кому-нибудь удастся меня придержать, — усмехнулся Риз.

Так оно и вышло. Вскоре после того, как Джин и Доузер уехали, пришедших игроков распределили в команды, и после вбрасывания началась игра. Риз играл для удовольствия, ради друзей, в память о старых добрых временах. Сам того не замечая, он превратился в играющего тренера. Риз построил игру так, чтобы дать шанс каждому игроку, независимо от возраста и уровня мастерства. Уж это он умел. Но, все же, он оставался Ризом Блу Скаем, от которого ждали $го собственной игры, и он не имел права разочаровывать зрителей. Когда подвернулся случай, достойный его профессионализма, он не смог удержаться от проходки с мячом, в которой ему не было равных. Как всегда, он играл зрелищную игру, отлично понимая, что именно за это ему и платят. Но сегодня он чувствовал себя не так, как всегда. Впервые в жизни за его игрой следил сын. Сердце Риза екнуло, когда он поймал на себе изумленный взгляд Сидни после того, как он продемонстрировал очередной трюк из своего неисчерпаемого арсенала — виртуозно провел мяч к щиту, словно заколдовав его, и затем, взлетев вверх, положил мяч прямо в корзину. Все это предназначалось для Сидни.

— Сольный номер Блу Ская! Блу Скай в игре! - завопил Тайтус, едва ноги Риза коснулись пола.

Риз бросил взгляд на сына. Сидни сидел с ошеломленным видом.

Когда произошла смена состава, они сели рядом на скамью и по очереди пили воду из бутылки, которую припас Риз.

Футболка Риза повлажнела, на лбу сверкали бисеринки пота, а у Сидни влага блестела в глазах. Он делал вид, что занят собакой, но Риз чувствовал на себе его неотступный, изучающий взгляд. Среди индейцев это считалось невежливым.

— Разве твой папа не говорил тебе, что нехорошо так пристально смотреть на людей? — В голосе Риза слышались одновременно ласковые, поддразнивающие и поучительные нотки. — У нашего народа не принято…

Сидни понурил голову и продолжал гладить собаку, но Риз заметил, что щеки мальчика зарделись от смущения.

— Ну-ну, я ведь только так, пошутил. — Он потрепал сына по плечу. — А теперь выкладывай, что там у тебя на уме? Ты на меня смотришь такими глазами. Наверное, думаешь обо мне что-нибудь такое…..

— Когда ты играл … Я никогда не видел ничего подобного.

Сидни поднял голову, щеки его все еще пылали. — Просто, я … Мне трудно поверить, что ты — мой отец. И еще… я никогда не буду так играть.

— Ты сможешь играть даже лучше, если тебе захочется, но это не так уж важно. Скажи, тебе нравится сама игра? Прекрасно. Получай от нее удовольствие. Играй со мной как бы в шутку.

— Ты в прошлый раз так странно посмотрел на меня, когда я промазал, — вдруг сказал Сид.

— Правда? А ну-ка, покажи, как я посмотрел на тебя. Сидни состроил страдальческую физиономию.

— Пошли-ка отсюда. — Риз положил руку сыну на плечо. — Значит, вот как я на тебя посмотрел. Наверное, у меня заболел живот.

Примерно такое же выражение он подметил во время игры на лице Сидни, и теперь, когда сын отплатил ему тем же, Риз задумался: — может быть, он просто все неправильно истолковал.

— Слушай, Сидни, если еще раз увидишь у меня это выражение, сострой такую же рожу в ответ, ладно?

Мальчик кивнул головой и искоса посмотрел на Риза. Они оба рассмеялись, и Сидни снова занялся собакой.

Риз не ошибся ни в сыне, ни в собаке. Они быстро нашли общий язык. А вот как насчет…

— Тебе трудно поверить в то, что я — твой отец, Сид?

— Ну, для меня это, как сон.

— Для меня тоже, но, думаю, что скоро все станет явью. Да?

Сидни пожал плечами.

— Ты так отлично играешь. Почему ты так рано ушел из спорта?

— Ну, это довольно длинная история. И когда-нибудь, когда у нас будет больше времени, я ее тебе расскажу. Идет? Я расскажу тебе обо всем, что ты захочешь, но только в обмен на твою откровенность. Потому что я тоже хочу поближе тебя узнать.

Риз посмотрел на часы, затем повернулся и подал знак мужчине, сидящему двумя рядами выше.

— Эй, Скиз, ты не получал от Доузера никаких известий с тех пор, как он ушел?

Скизикс отрицательно покачал головой, затем вдруг предостерегающе поднял вверх указательный палец. — Минутку!

Его радиопередатчик тихонько попискивал. Скизикс поднес его к уху и прислушался.

— Он отправился к тебе домой, Риз, — сообщил он минуту спустя. — Похоже, кто-то пытается тебя ограбить.

— Отлично!

— Что ты сказал? — с изумлением взглянул на него Скизикс.

— Здорово рассчитано, — засмеялся Риз и, повернувшись к Сиду, произнес голосом Драгнэ: — Не волнуйся, сынок. Этим делом занимается Доузер Рыжая Рысь…

Доузер отключил фары и передал по радио, что занимается расследованием по заявлению и, что будет сообщать подробности по ходу дела. Он уже спросил у Джина, будет ли тому неловко перед Свини, если на месте преступления окажется именно он. Джину было явно не по себе, он выглядел смущенным. Тогда Доузер рассказал ему о недавнем вторжении в дом Блу Ская и о нападении на его собаку. Джин и так уже был недоволен тем, что Свини всюду сует свой нос и пытается командовать, но что расстроило его больше всего, так это история с Плаксой. Собака явно пришлась ему не по душе.

Неподалеку от дома Блу Ская Доузер сбавил ход. Он надеялся, что шум нового кондиционера заглушит звук мотора его патрульной машины. На дороге стоял автомобиль, в котором они узнали пикап Свини. Лицо Джина на мгновение оживилось, словно у мальчишки, который выиграл в салки, а затем снова стало мрачным.

— Нужно взять его с поличным, чтобы он не смог вывернуться, — сказал Джин. — А может быть, он просто ехал мимо и увидел, что кто-то в доме и теперь проверяет?

Доузер бросил на него холодный, отрезвляющий взгляд. Джин вздохнул и пожал плечами. — Ты же знаешь, у него всегда найдется какая-нибудь отговорка на случай, если Риз вдруг заявится домой.

— Он заранее разрезал москитную сетку на окне.

— Он скажет, что она уже была разрезана. Но ведь ты понимаешь, он залез не через окно. Просто постарался, чтобы это так выглядело.

— Сейчас это все выглядит совсем иначе, — съязвил Доузер. Он вылез из машины и осторожно прикрыл дверцу.

Дверь черного хода была распахнута. Доузер жестом велел Джину посторожить ее, а сам обошел вокруг дома. В одном из окон, выходивших во двор, он заметил свет карманного фонарика.

Для начала они решили подождать дальнейшего развития событий. Доузер отправил Джина к парадному входу, а сам остался у черного входа.

— Интересно, чем там Свини занимается? — размышлял Доузер. — Должно быть, ищет что-нибудь важное для себя.

Вдруг из-за угла дома выглянул Джин. Доузер помахал рукой, чтобы он подошел поближе. — Что он там делает, черт его дери?

— Эта свинья Свини так увлекся, что забыл обо всем на свете, — шепотом произнес Джин. Он оглядел окна и заметил, как в одном из них мелькнул свет карманного фонарика.

— Может быть, зайдем? — предложил Доузер.

— Пойду попробую проследить за ним через окно спальни. Оно расположено ниже, чем остальные, — пробормотал Джин.

Но уже через секунду он повернул назад.

— Боже Праведный, он зажег спичку!

— Быстро в дом! - прошептал Доузер. — Ты войдешь через парадную дверь.

Доузер подождал, пока Джин добежит до крыльца, и затем открыл заднюю дверь.

— Полиция! Свини, мы знаем, что ты здесь! Сейчас же погаси эту чертову… — Он услышал какую-то возню в дальнем конце дома. По комнатам пополз запах дыма.

— Тебе отсюда не выйти, только через меня.

Было слишком темно, чтобы он мог разглядеть лицо человека, который бросился в прихожую, но в криках «Пожар! Горит!» он узнал голос Свини.

Доузер хорошо знал дом и помнил трюк, который частенько проделывал Риз, когда они гонялись друг за другом в темноте: сделать ложный выпад влево, прыгнуть вправо и распахнуть за собой дверь кладовой.

Бум! Бабах! Шмяк!

В темноте Свини носился по кухне, словно шар по бильярдному столу. Он с размаху налетел на дверь кладовой, метнулся назад, врезался в холодильник и, отскочив от него, повалился на стол. Кухня гремела, звенела и содрогалась от толчков.

Доузер включил свет как раз в тот момент, когда ему на помощь подоспел Джин.

— Арестуй его, он поджег дом. — Доузер бросил Джину связку наручников и направился в спальню. Огонь еще не разгорелся, но весь дом был полон дыма, от которого слезились глаза и першило в горле. Слабые язычки пламени лизали края папок и документов, сложенных посреди кровати в задней комнате.

Доузер набросил на эту дымящуюся кучу одеяла и стал сбивать пламя попавшимся под руку полотенцем, затем принес из ванной ведро воды и вылил на тлеющую бумагу. Он открыл несколько окон и перевел кондиционер в режим непрерывной работы. Убедившись, что огонь погас, Доузер вернулся в кухню.

Джин помог Свини подняться с пола и, завернув ему руки за спину, надел на них наручники.

— Слышишь, Доз, он утверждает, что просто прикуривал сигарету, когда ты ворвался и напугал его до смерти.

— Какую сигарету? — спросил Доузер, вытирая лицо рукавом. — Я видел только кучу бумаг, документов и писем.

Челюсть у Свини стучала, словно домкрат, глаза чуть не вылезали из орбит. Точь в точь, как недавно в спортзале, когда на него бросился Плакса.

— Я что-то… кого-то… здесь заметил, когда ехал мимо… — пробормотал он.

— А вот я заметил, что ты устроил в доме поджог. Теперь у тебя есть право оставаться…..

— Нечего валить это дерьмо на меня, — заворчал Свини. — Это уже не шутки. Снимите с меня эти вонючие наручники.

— Ты хочешь сказать, что нам все привиделось? — спросил Доузер, разглядывая вещи, разбросанные на полу: кусок фанеры, проволочную сетку, куски зеленого гипса, детских лошадок и солдатиков. По-видимому, это были подарки, которые Риз приготовил для своего обретенного сына. Доузер покачал головой и повернулся к Свини.

— Почему ты не ответил, когда я кричал тебе?

— Хотите меня подставить? Ведь это вы на меня напали.

— Ты что, чокнулся? С какой стати нам тебя подставлять? Ты сам себя подставляешь, недоумок.

— Это был не я, — заявил Свини.

Джин и Доузер переглянулись и засмеялись.

— У вас нет доказательств, а я больше ничего не скажу.

— Ну и не надо. А доказательства будут, немного позже, — сказал Доузер, распахивая дверь. — Не знаю, как насчет подставить, но мы тебя сейчас доставим в одно известное тебе заведение.

— Слушайте, моему брату это не очень понравится.

Джин усмехнулся.

— Могу себе представить, — сказал Доузер.

Появление Свини в участке в качестве арестованного выглядело довольно комично. Полицейские в изумлении таращили на него глаза и недоуменно чертыхались вслух и про себя. Свини ругал всех и каждого, на чем свет стоит, но его, все-таки, взяли под стражу. Он требовал, чтобы вызвали его брата, перед тем как отведут в камеру. Джин связался со спортзалом и попросил Скизикса передать Ризу, что на его дом опять совершено нападение, но на этот раз преступника удалось задержать.

По дороге в участок Риз завез Сидни и Плаксу к Хелен. Он также оставил у нее досье на неуловимого Пита Джонса, которое достал для него Тайтус. Хелен подозревала его в карточных махинациях. Но пока что, по словам ее руководства, такого человека, как Питер Джонс, не существовало. Его лицензия, где он значился как крупье, нигде не была зарегистрирована. Хелен сказала, что его фотография помогла бы сдвинуть дело с мертвой точки.

Риз объяснил ей ситуацию и сказал, что отправляется в полицию. Сид, услышав об ограблении, захотел поехать с ним, но Риз благоразумно решил, что эта экскурсия — не самый лучший способ познакомить сына со своей родословной.

Джин и Доузер повели Риза в вытрезвитель, куда был помещен Свини. Ему предоставили отдельную камеру, что, как заметил Джин, было для него слишком высокой честью. Но он, все-таки, был полицейским.

Свини сидел, скрестив ноги, на циновке, постеленной на полу. Циновки в вытрезвителе были единственным удобством, не считая, конечно, туалета. Он с презрением оглядел каждого из вошедших. Особенно досталось Джину. Как-никак, тот был его партнером.

Доузер никогда не упускал возможности посыпать соль на раны тупоголовым.

— Не могу понять, — сказал он, — Зачем нужно сжигать письма вместе с кроватью, если, конечно, они не любовные. Черт возьми, Блу, ты что, водишь беднягу Ерла за нос?

Риз знал о поджоге, но кровать была для него новостью.

— Так он поджег мою новую кровать?!

Доузер покачал головой.

— Не очень-то она была новая.

— Кровать моего отца?!

Риз схватился за решетку и с недоумением уставился на заключенного.

— Ты что, Ерл, хочешь помочь мне избавиться от старой рухляди? Ты, конечно, сделал это из уважения, да?

Риз оглянулся на Доузера.

— По старому обычаю я должен был сжечь дом при свете факелов. Но Ерл, должно быть, чтит наши традиции лучше меня. Его, наверное, оскорбила слишком скромная церемония на похоронах моего отца.

Риз снова повернулся к Свини, который неподвижно восседал на циновке, словно большой жирный клоп.

— Это так, Ерл?

— Я ничего не собираюсь говорить, пока сюда не придет мой брат.

— Видишь ли, дружище Ерл, то, что ты искал, находится совсем не там. Так что ты только зря себя подставил, — произнес Риз.

Свини пристально смотрел на него.

— Я имею в виду бумаги моего отца. Их нет в доме. Дело в том, что я выучил все его мемуары наизусть. Они у меня вот здесь. — Риз приложил руку к сердцу. — Так что тебе придется убить меня.

— Да мне там ничего не было нужно, — сплюнул на пол Свини. — Просто возле твоего дома кто-то ошивался. Кто-то опять лазил, но это был не я.

— Опять? — Риз взглянул на Доузера. — Опять?

Тот непонимающе пожал плечами.

Из-за угла появился Престон Свини.

— Что вы тут устроили? — строго спросил он, остановившись у решетки. — А ты держи язык за зубами, — бросил он брату тоном, не допускающим возражений. — Ну, так за что вы его тут заперли?

Доузер рассказал обо всем, что случилось.

— Это явное недоразумение, — сказал Престон, меняя приказной тон на дипломатический. — Риз, мой брат просто боготворит тебя. Не знаю, что он делал в твоем доме…

— Искал вора, — вставил Свини-младший.

— Я сказал, заткнись, — рявкнул Престон и добавил уже более спокойным тоном: — Ну и тупица же ты, Ерл.

— В этом все и дело, — пояснил он Доузеру. — Свини просто бестолковый дурак. А за причиненный ущерб он заплатит.

Для Риза Престон приберег мягкий голос и выражение благоразумия на лице.

— Надеюсь, ты не собираешься подавать на него? Ведь и у тебя есть брат, который тоже может натворить глупостей.

Пресгон был так обаятелен, так искусно менял личину, что Риз чуть было не зааплодировал.

— То, что он залез в мой дом и подпалил кровать, действительно, глупо. Но стрелять в мою собаку…

— Ты не можешь это доказать, — прервал его Свини младший, злобно глядя в спокойные суровые глаза Риза. — Но в следующий раз я пристрелю эту тварь.

— Да заткнись ты, Ерл, — со вздохом прервал брата Престон. — Риз, как я уже сказал, мой брат просто молится на тебя. Я считаю, что это не совсем нормально. Так что кто его знает, чего он у тебя там рылся, может быть, искал какой-нибудь сувенир на память.

Доузер чуть не задохнулся от такой наглости. Престон повернулся, отгораживая Риза от остальных, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.

— Слушай, у нас у обоих братья. И твой — не в пример сообразительнее моего. А для серьезного преступления нужны мозги получше, чем у Ерла. Ты меня понимаешь? И потом, он мой единственный брат. А братьев нужно выручать.

Престон говорил твердым уверенным голосом, подняв голову и глядя Ризу прямо в глаза.

— Конечно, — спокойно произнес Риз. Он решил уступить эту игру этому коротышке. Мужское достоинство Престона очень удобно располагалось на уровне колена Риза.

— Вот это по-нашему. — Престон поспешно отступил, застегивая куртку с таким видом, как будто боялся, что его начнут соблазнять. Риз засмеялся.

— Эту ночь тебе придется отсидеть здесь, — сказал глава резервации брату, — А завтра расскажешь мне, кой черт надоумил тебя заходить к Ризу в дом и играть там со спичками. Сейчас я не стану все это выслушивать.

Уходя, Престон бросил на Риза прощальный взгляд, в котором сквозило предостережение.

— А что с той уликой, которую ты нашел на дороге? — спросил Риз Джина, когда они втроем вышли из здания полиции.

— Они сказали, что это ерунда и, может быть…

— Кто это они? Свини и его компания?

На углу тихой улочки они остановились. При свете фонаря стало видно, что досада на лице великана Джина приобрела оттенок грусти. Он опустил косматую голову и сунул руки в карманы. Риз хотел успокоить его, хотел посоветовать ему выбросил все из головы, но сначала решил спросить.

— Ты думаешь, его сбил другой пикап?

— Не знаю, — пожал плечами Джин. — Может быть. Но теперь все это в прошлом. Знаешь, я иногда думаю, что правосудия вообще не существует, так что… — Глаза его блестели. — Ну что ж, приходится довольствоваться тем, что есть. Ты говоришь им: «Вот я нашел тут кое-что в траве», а они отвечают: «То, что ты там нашел, гроша ломаного не стоит. И если ты не дурак, то будешь помалкивать». Видишь, как все легко: «будь умницей — притворись дураком».

Джин сжал губы и отвел глаза в темноту, откуда доносился стрекот кузнечиков и шелест тополей.

Иди с миром.

— У меня иногда бывают такие дурацкие проколы, — продолжал Джин.

Риз похлопал его по плечу. — У кого их нет.

Джин грустно улыбнулся. — Никто никогда не видел, чтобы они были у тебя. Но мне, все-таки, интересно, зачем Ризу Блу Скаю связываться с резервацией, когда он мог бы по-королевски жить в Миннеаполисе?

— Сначала я считал, что это — дань памяти моему отцу. Но теперь я думаю, что это, скорее, долг перед самим собой. Именно поэтому я и вернулся.

Риз сжал руку товарища выше локтя. — Это то же самое, что ты сделал сегодня. Ты совершил это для Джина Брауна. Того Джина Брауна, который не смог бы носить полицейский мундир, если бы потерял веру в правосудие.

— Верно, — согласился Доузер. — Здорово сказано. Ты собираешься баллотироваться на полный срок, Блу?

— Тебе это было бы по душе, а? — толкнул его Риз локтем, и они все рассмеялись.

— Знаешь, — обратился Риз к Джину, — если бы каждый, кто ошибается, наклеивал на себя ярлык неудачника, то все мы были бы уже у черта на куличках.

— М-м-да… Когда-то я был неплохим полицейским. Но теперь из-за всех этих новых порядков, у меня все мозги набекрень.

— Послушайте, — Риз кивнул головой в направлении полицейского участка. — Пока дело не приняло серьезный оборот… Я не знаю, сможем ли мы здесь чего-то добиться, но я пойду до конца.

— Полное судебное расследование?

— Да.

— Ну и каша заварится, — ухмыльнулся Доузер, потирая руки. — Я сейчас на дежурстве, так что, пожалуй, вернусь в твой дом посмотреть, нет ли там каких-нибудь улик.

— Я приеду туда, как только предупрежу… — сказал Риз. Его спутники посмотрели на него так, словно он собирался ехать просить разрешения. Он рассмеялся и направился на другую сторону улицы к своей машине.

— Эй, Блу! — окликнул его Доузер. — Мне понравились твои слова о правосудии. Не ожидал, что так можешь говорить.

Риз подошел к машине, все еще смеясь.

Хелен и Сидни смотрели телевизор, но он почувствовал, что они его ждут, и обрадовался. Жаль, что ему придется сразу уйти.

— Ты не против, если Плакса побудет с тобой сегодня ночью, — спросил он Сидни. — Я и Доузер должны съездить ко мне домой, чтобы выяснить, что там делал этот безмозглый Ерл.

— Конечно, нет. — Немного помолчав, Сидни добавил: — Может, ты хочешь, чтобы я поехал с тобой и помог? Я видел твой дом только снаружи. Это что, ранчо? Мы как-то ездили с мамой за покупками к Уоллу, и я видел вывеску… — Он посмотрел на овчарку, примостившуюся у его ног. — Там было написано: «Блу Скай».

Это было имя отца Риза.

— Значит, к Уоллу за покупками? — переспросил Риз и понимающе улыбнулся Хелен. Она, обычно, ездила в магазин по другой дороге. — А давай ты посмотришь дом завтра. Доузер хочет все осмотреть. И потом, я не знаю, что за беспорядок там устроили. — Риз опустил руку Сиду на плечо. — Спасибо за предложение о помощи.

— Это был тип, на которого бросился Плакса? Он что, хотел поджечь дом?

— Похоже на то. — Риз присел на корточки возле собаки и осмотрел перевязку. Она была пожевана в нескольких местах. Риз почесал Плаксе живот. — Завтра поменяем. Не отпускай его от себя, ладно? Мама согласна, чтобы он побыл у вас, и потом, он отличный сторож. Если он захочет на двор или проголодается, то начнет скулить. Это ведь ребенок, только большой. Правда? — Риз потрепал собаку за уши.

— Но он совсем не ребенок, если ему кто-то не нравится, — заметил Сид.

— Тот болван сегодня не у дел. Но ты, все-таки, держи его на поводке. — Плакса тихо завыл. — Это значит, что ему нужно на двор. Но ты смотри, далеко…

— …не отойду. Пошли, Плакса.

Дверь захлопнулась, и Риз повернулся к Хелен. Он молча привлек ее к себе и обнял, вдыхая нежный аромат сирени, который ассоциировался у него с ее именем, и который он хотел сохранить в себе, как часть самой Хелен. Его смущал собственный запах, характерный для спортсмена, но у Хелен он, кажется, не вызвал неприязни. Она прильнула к его груди и ее руки заскользили вверх по его спине. (Какого черта он решил сегодня идти домой). Вдруг на ночном столике он заметил папку, которую недавно отдал Хелен.

— Ты узнала, откуда появился этот Джонс?

— Меня больше интересует, куда он исчез.

Хелен с явной неохотой высвободилась из его объятий и наклонилась за папкой.

— Здесь много неясного. Он работал во многих казино, но нигде, кажется, надолго не задерживался. Лицензия у него подтверждена не была, так что я не понимаю, как Картер позволил ему работать крупье. Зато… — она помахала фотокарточкой перед носом Риза. — Мне удалось заснять его во время игры несколько недель тому назад. Я была… ну, в общем, это отчасти входило в мои обязанности.

— Какой невозмутимый вид, — произнес Риз со слабой усмешкой.

— Иногда они могут опознать известного шулера по фотографии или, как в данном случае, фотография может пригодиться потом, если таким удается улизнуть.

— Ты сказала они!

— Агентство, — ответила она, как ни в чем не бывало. — Обычно я прошу посетителей сфотографироваться на память для моего семейного альбома, но Джонс вряд ли бы согласился.

— Да, довольно подозрительный тип, — произнес Риз, глядя на густые волосы и полуприкрытые глаза, явно подслеповатые, если он остался равнодушен к чарам Хелен.

— Не знаю, какую роль играют во всем этом братья Свини, но людей, которым я доверяю, можно пересчитать по пальцам одной руки. Ну, может быть, двух. Не больше.

Риз снова обнял Хелен и прижал к себе: — А ты?

— У меня они умещаются всего на трех пальцах. И ты — один из них.

Она шутливо ткнула в него указательным пальцем.

— Когда Сидни должен возвращаться? Послезавтра?

Риз взял ее руку в свои ладони.

— Мне было бы намного спокойней, если бы вы уехали отсюда прямо сейчас.

— У меня тоже своя роль в этой пьесе, Риз. Это маленький кусочек мозаики, но мне кажется, что только с ним и сложится вся картинка.

— Отвезем его в лагерь, чтобы он был в безопасности, а потом уже посмотрим, совпадут ли кусочки мозаики. Интересно, сможем ли мы собрать…

Сидни открыл дверь и пропустил Плаксу вперед.

Риз откашлялся. — Он тебя охранял?

— Да, — мальчик насупился.

— Завтра мы снова пойдем гулять, и у меня есть, что показать тебе. Мама сказала, ты любишь лошадей. Погоди, ты еще увидишь Блэкджека и — ты можешь представить себе лошадь, которую зовут Попрыгунчик?

— Могу себе представить.

— Что случилось, Сид? — Риз обнял его за плечи. — Ну ладно, я скажу тебе кое-что про нашу сегодняшнюю игру на моей старой площадке. — Пытаясь держать себя в руках, Сидни взглянул на него с надеждой. — Это правда было здорово. Я еще никогда не получал большего удовольствия от игры, чем сегодня.

18

Доузер собирал то, что осталось от сгоревших досье, Риз с удивлением качал головой. Каждый обуглившийся обрывок письма, счетов и банковских бумаг, которые Доузер складывал в пакет, вызывали у него безудержный смех. — Может быть это было частью плана Ерла выиграть одно из своих пари? — предположил Доузер. — Взять и просто сорвать соревнования.

— Вряд ли он сам заходил сюда, — ответил Риз. — Он просто забрал бы все это… У всех есть план.

Риз подумал, что сославшись на документы отца во время заседания Совета, он разжег чей-то интерес, и кому-то очень захотелось заполучить эти бумаги. Но кому-то эти бумаги были нужны не для того, чтобы их изучать.

— Ерл не смог найти то, что ему было нужно; по крайней мере, мне так кажется, — заметил Доузер. — Поэтому он решил, что пожар скроет все следы, как это обычно бывает.

— Так и было бы, если бы то, что он искал, было здесь, — сказал Риз с кривой ухмылкой. — И если бы вас, ребята, здесь не было.

— Да не боюсь я никаких скользких Свини. Могу поспорить, что когда запахнет жареным, Престон сумеет выкрутиться, а братец будет извиваться, как уж на сковородке.

— Ой! Ты же не думаешь, что он сам позаботится об этом? — спросил Риз, передразнивая Престона.

— О чем он позаботится наверняка, так это о своей безопасности. — Они пошли на кухню. Доузер опустился на колени, чтобы поднять с пола несколько пластмассовых солдатиков. — Ужасно, что здесь творится. А что это, кстати говоря?

— Эго? Это макет знаменитого сражения. — Риз присел возле фанерного макета, стоявшего на боку возле стены. — Угадаешь, какого? Или намекнуть, Доз? — Он провел пальцем по серо-голубой реке из окрашенного гипса. — Воины племени лакота говорили, что то был «хороший день для смерти», а потом они перешли через реку и надрали задницу врагу.

— Литл Бигхорн, — ответил Доузер и протянул полную пригоршню солдатиков и воинов-индейцев. — Будь проклят этот Ерл, из-за него разрушился весь лагерь на макете.

Риз взял сине-золотого кавалериста с кривыми ногами, как будто он окоченел, сидя на лошади. — На них цвета нашей школы, — сказал Риз, и Доузер засмеялся. Риз покрутил фигурку в пальцах. — Эта банда пришла в долину с оружием.

— Банда?

— Хорошо организованная банда. Это было хорошо организованным преступлением. Кастер пришел сюда убивать индейцев, это ясно, как божий день. И все из-за золота.

— Но им нужны были горы.

— Точно. Они всегда говорили о численности; о том, Насколько индейцы превосходят их солдат по численности. Но солдаты думали только о себе. Эти парни, — Риз поднял маленький пластмассовый типи и двух индейцев с красными и желтыми перьями. — Ты только подумай, о скольких людях должны были заботиться эти парни, стоя под дулами винтовок. Только так можно было завоевать право жить своей жизнью.

— Неужели они собираются убрать тебя с дороги?

— И это нельзя сбрасывать со счетов. Наверное, здесь есть какой-то риск. Все намного проще, если ты сам по себе.

— Это твой опыт? '

— К сожалению, весьма ограниченный опыт. — Опираясь на колени, Риз поднялся. — Когда мы узнаем что-нибудь об этом обломке фары?

— Они наверняка уже что-нибудь знают, — сказал Доузер, поднявшись с колен. — Как скоро узнаем мы? Только, когда они решат нам рассказать,

Так не годится, Доузер. Кем бы он ни был, но убийца моего отца все еще может прятаться где-нибудь в овраге, замышляя новое преступление. Все связано с этим казино. Это затрагивает Хелен, Картера, Тайтуса, и братьев Свини, и даже Совет. — Жесты Риза подчеркивали его отчаяние. — Мы не знаем, кого защищать, а кого преследовать. Нам придется следить за этими проклятыми агентами ФБР, пока мы не получим ответа.

— Слежка — это мое призвание, Блу. Я буду твоей ищейкой.

— У меня уже есть ищейка, — Риз похлопал своего друга по плечу. — Ты мне как брат, ты и Тайтус. Я уже почти забыл, как это — иметь брата.

— Мы рады, что ты вернулся. Тебе не обязательно оставаться здесь навсегда. Ведь мы из племени лакота, мы должны, время от времени, сниматься с места. — Доузер высыпал фигурки солдат и индейцев в ладонь Риза. — Но мы всегда тебе рады.

Доузер помог Ризу убрать в комнате. Макет битвы — любимое детище его отца — был растерзан в клочья, но Риз не собирался его выбрасывать. Его сын еще не видел макет, а может быть, им удастся починить его.

Риз смотрел на знакомый потолок своей спальни и вспоминал времена, когда был ребенком, и однажды ему пришлось убирать за отцом. Разбитые тарелки, пепельницы и прокисшее пиво, запах, который он возненавидел. Он усвоил этот урок: в таких ситуациях занимайся хоть чем-нибудь: мой пол, таскай камни, но, самое главное — не попадайся старику на глаза. С тех пор в доме не было ремонта. Перестройки были, а ремонт — нет.

Однажды Иктоми убедил племя Лося принять его к себе; Но глупец был как бельмо на глазу, каждый раз поднимая панику из-за чепухи. Люди племени Лося свернули лагерь и однажды ночью ушли без него. На следующее утро Иктоми проснулся и понял, что остался один.

А ты разве не так поступил, старина?

Я сделал то, что сделал. Мне очень жаль себя.

Но ты изменился.

Неужели?

Конечно.

Несомненно. Очевидно. Очевидно, это Иктоми поджег мою постель.

Риз засмеялся. Они с Доузером проветрили комнату и вынесли обгоревший матрас, но запах чувствовался до сих пор. Он лежал на своей новой кровати и слушал диски. Прохладный воздух из кондиционера приятно холодил его обнаженное тело. Смотреть телевизор без звука было старой привычкой. Поздние новости его не интересовали, но меняющиеся картинки на экране создавали иллюзию присутствия людей.

Он снял контактные линзы, и фигуры на экране сразу стали расплывчатыми, но все равно остались красивыми. Это было старое музыкальное шоу, и теперь танцоры кружились под фортепианную музыку Телониуса Монка, лившуюся с диска. Музыка, подходящая к предрассветным часам. Она напоминала ему номера отелей с большими окнами, из которых открывались города, похожие, как близнецы. Он вспомнил приглушенные звуки, отдаленные огни, когда у тебя бессонница, и ты все время смотришь на часы, вдыхая охлажденный воздух, и ждешь наступления утра. Ждешь с нетерпением. Он редко когда ждал в одиночестве, но одиночество он ощущал довольно часто, даже если ему было с кем разделить постель.

Нам нравится время от времени сниматься с места.

В ранний предрассветный час в индейском лагере пахнет дымом погасших костров, но музыки не слышно. И окружающие его люди — не иллюзия. Это его семья, люди, которые становились ему еще ближе в эти одинокие предрассветные часы, они всегда были рядом; а если нужно — подставляли свое плечо.

Большие красные цифры на будильнике возле кровати дразнили его. Было либо слишком рано, либо слишком поздно. Его племя было далеко и еще не готово было принять его новую семью.

Новую семью?

Только что найденную. Или обретенную заново, если только он не будет думать о своих потерях. Может быть, слово, которое он искал, было возвращенную?

Я сам стал другим. С тем прежним миром покончено навсегда. Меня там больше нет.

В конце концов, это только слово. Итак, с возвращением.

Именно так. Ты стремился к этому долгие годы. Все осталось в прошлом — женщины, деньги, модная музыка, прохладный воздух, обдувающий тело здоровяка Блу Ская.

Риз засмеялся вслух.

Большой, невозмутимый и одинокий. Что же в этом смешного? Я никогда и не думал, что в этом есть что-либо смешное. Всего несколько секунд назад ты осмелился вообразить себя частью семьи.

Да, но они спят, они в безопасности. Пусть они…

Неужели нужно послать Иктоми, чтобы он разжег под тобой огонь?

Ему пришлось постучать в дверь дома, где спала его семья. Плакса отозвался радостным поскуливанием. Риз оглянулся и улыбнулся светлеющему ночному небу. Ущербная бледная луна, казалось, подмигнула ему.

Хелен открыла дверь. Она была в белой ночной сорочке, такой же белой, как цвет луны; и первой мыслью Риза было то, что он никогда еще не видел эту женщину в ночной сорочке. Это было правдой, хотя Хелен была матерью его двенадцатилетнего сына. Много раз Риз представлял себе, как он снимает с нее эту рубашку, но изящный покрой одеяния растрогал Риза, он, как будто, почувствовал, как нежный шелк касается теплой со сна кожи Хелен.

Но все мысли Риза улетучились, когда Хелен подошла к нему, обняла и крепко прижалась.

— У меня ужасно пахнет дымом. Извини, что… — Он притянул ее к себе и жадно поцеловал. — Нет, — прошептал он. — Я не буду извиняться за то, что разбудил тебя. Я мог бы сказать, что не представлял, что уже так поздно, но это тоже будет неправдой.

— Я рада, что ты здесь. — Хелен прижалась подбородком к его плечу. — Дом сильно пострадал?

— Не очень. — Он нес ее на руках к дивану через темную комнату, зарывшись лицом в ее волосы. Затем его губы нашли ложбинку ее шее.

— Старина Ерл поджег кровать.

— Он так и хотел…

— Думаю, он хотел сжечь дом, — сказал Риз, осторожно опустив Хелен на диван, словно она была маленьким ребенком. — Конечно, он говорит, что преследовал вора, но сам прекрасно понимает, как смешно это звучит. Я уверен, он рассчитывает, что братец вытащит его из этого дерьма.

Риз сел рядом с Хелен и снял ботинки, устраиваясь поудобнее. — Все это просто возмутительно. Мне ужасно не нравится, что Сид может быть втянут во все это, Хелен. Я хочу сказать, что он здесь впервые, он хочет увидеть дом деда — а тут этот придурок поджигает дом.

— Мы на верном пути, Риз, — сказала Хелен и положила его руку себе на плечо. Она свернулась клубочком рядом с ним на диване в прохладном полумраке наступающего утра.

— Хочешь знать правду? Я уже начал нервничать.

— Я знаю.

— Больше всего мне хочется убраться отсюда и забыть всю эту гадость. Уехать, пока не случилось ничего плохого, вместе с вами в Миннеаполис. Ну ладно, и тебя возьмем, — сказал Риз, когда Плакса улегся на пол возле его ног. — Мы могли бы отлично жить там все вместе, Хелен.

— Уедем, не найдя ответы на наши вопросы?

— Прежде, чем мы раскопаем еще какое-нибудь дерьмо. — Риз вытянул ноги и положил их на журнальный столик. За окном курлыкали голуби, приветствуя наступающий день.

— У меня там очень красивый дом, дорогая’. Тебе там понравится. Дом выходит на озеро. Он… — Хелен посмотрела на него, он почувствовал, как она напряглась. — Эй, если тебе там не понравится, мы продадим его. Без проблем. Мы подберем что-нибудь другое…

— Я уверена, что твой дом просто чудесный, Риз, и мне будет там хорошо…

— Это пока не дом. Это просто жилье. Дом там, где ты и Сид.

— У нас есть квартира, но она совсем не роскошная. В ней все очень скромно.

— У тебя есть Сид, а у него — ты, — напомнил ей Риз. — Если ты хочешь уехать на Запад, я готов.

— Ладно. Начнем с кофе?

— Начнем с секса. Кофе потом. — Риз погладил ее бедра, прикрытые рубашкой. — А потом мы проведем день с Сидом, и будем делать все, что он захочет. А потом он поедет на Запад. — Риз поцеловал ее в лоб. — Я бы чувствовал себя намного лучше, если б ты поехала с ним.

— Неужели?

Риз застонал. — Я буду чувствовать себя мерзко, но по крайней мере, буду знать, что вы в безопасности. Я хочу именно этого.

— Это не мне хотят причинить вред. Это не мою собаку подстрелили, и не мой дом подожгли. — Хелен вздохнула. — Я бы отправила тебя в лагерь вместе с Сидом. Наверное, мальчишки были бы от этого в восторге. Тогда бы вы оба были в безопасности, а я могла бы закончить свое расследование. — Хелен приподняла футболку Риза, вновь повторяя то, что ей казалось очень важным: — Тогда бы вы оба были в безопасности.

— По крайней мере, хотя бы часть твоего плана совпадает с моим — уберем Сида с линии огня. — Хелен откинулась назад и снова посмотрела на Риза, а он добавил: — Образно говоря.

— Я вот что подумала… — она гладила его живот. — Ты уже начал называть его другим именем. Я всегда называла его Сидни.

— Но он же парень. Только мать может называть его Сидни.

— Тебе не нравится его имя?

— Мне нравится Сид. А еще лучше — Сид Блу Скай. — Рука Хелен замерла. Риз пожал плечами. — Ну, это же и его имя, если он захочет его принять. Я не буду его принуждать. В этих местах это хорошее имя, но вряд ли ты часто услышишь «Блу Скай» на главной улице где-нибудь в большом городе. — Риз произнес свою фамилию, растягивая гласные и изображая непонимание: — А как это пишется? — Риз усмехнулся. — Я отлично понимаю. Блу Скай — слишком простое имя, поэтому я и тебя не буду принуждать взять его.

— Так ты считаешь, что Блу Скай не подходит для меня? А наш рассвет, а те счастливые дни, а эта лукавая улыбка?

— И это слегка поношенное сердце.

Хелен решила не обращать внимания на эти слова. — Я люблю тебя, Блу Скай. Я бы любила тебя, даже если бы тебя звали Томми Торнадо.

— Ну, тогда бы это был не Торнадо, а Ураган. Все дело в переводе. — Риз положил ее ноги себе на колени. — Начнем с кофе, или пойдем прямо в кровать?

— Пойдем куда?

Они оба резко выпрямились, когда в дверях холла появился заспанный Сид.

— Считать… считать носки, — сказал Риз, ухмыльнувшись. — Я тут принес твоей маме несколько мешков с носками.

— Даже не знаю, смеяться мне или плакать. Вы, ребята, хоть представляете, который сейчас час? — Сид скрестил на груди длинные руки. — Дом все еще цел? А лошади в порядке?

— Мы сейчас пойдем и ты сам все проверишь, — пообещал Риз.

— Хорошо, — сказал Сид. Он уже повернулся, собираясь уходить, но не смог удержаться, чтобы не отпустить шутку.

— Кстати, вы не женаты, поэтому у вас не может быть общих носков. Или мешков. Так что, лучше идите спать, а то завтра будете, как зомби. Плакса, пойдем.

Собака поднялась с пола и пошла за мальчиком, словно делала это всю свою жизнь. Хелен и Риз слышали удаляющийся стук когтей по полу. Когда звук затих, Риз сказал:

— А он за словом в карман не лезет.

— Лучше всего у него получается, когда он повторяет мне мои же слова.

— Иди спать, Хелен.

— Зачем? Теперь я уже не усну.

— Подожди. — Риз схватил с кофейного столика пульт дистанционного управления телевизором. — Это должно помочь. — Он отключил звук и начал переключать с канала на канал, пока не нашел какую-то музыкальную программу: парень что-то пел девушке. Или девушка была врачом, а он показывал ей горло. — Без звука он работает как электронный гипнотизер. — Риз стянул вязанный шерстяной плед со спинки дивана, чтобы укрыть ноги. — Надеюсь, у вас здесь нет никаких правил, запрещающих парню смотреть телевизор со своей девушкой?

Хелен взглянула на свою ночную рубашку: — У нас здесь есть комендантский час и особые правила, касающиеся одежды.

— Все это для тех, кому еще нет двадцати одного года. — Риз снова обнял ее, и она уютно устроилась в его объятиях. — Мне нравится, как ты одета, но тебе нужны носки. — Риз указал на свои ноги. — Видишь?

— Мне нравятся твои носки. Хорошие, большие носки.

Риз был доволен. Он устал, но это была приятная усталость. — Я хороший, большой парень.

19

Оба ее мужчины спали сном праведников.

Хелен поправила подушку под головой Риза и прикрыла шерстяным вязаным пледом, сползшим на пол, его большие ноги; он даже не шевельнулся. Пока он будет спать, она сможет отлучиться, а затем приготовит кофе.

Но сначала нужно навестить Тайтуса Хоука в его трейлере.

Несмотря на ранний час, Тайтус открыл ей, зевая, не скрывая удивления, сменившегося любопытством.

Утреннее солнце слепило, отражаясь от алюминиевой обшивки трейлера, она прищурясь глядела на друга Риза, стоя на деревянных ступеньках, ведущих к двери. Поздоровавшись и извинившись за вторжение, она все-таки заколебалась, стоит ли начинать разговор о том, что ее тревожило, но затем решилась.

— Я хочу поговорить о папке, которую ты дал Ризу по делу Питера Джонса. Нас с Ризом это интересует, потому что мы пытаемся восстановить полную картину всех странных событий, произошедших в последнее время и…

Слушая ее, Тайтус переступал с ноги на ногу, поскреб редкую бороденку и пнул своего петуха.

— Почему ему не выдали лицензию? — спросила она.

Тайтус сказал, что еще не успел выпить кофе, вошел внутрь и пригласил свою гостью.

Она ответила, что ей тоже было не до кофе.

— Откровенно говоря, я забежала на минутку: хочу лишь спросить тебя кое о чем, правда, в мои обязанности не входит задавать вопросы. Я только сторонний наблюдатель.

— Выступаешь в качестве посредника? — Тайтус указал гостье на табурет возле стойки, затем отвернулся и стал набирать воду в кофейник. — Ты же не представляешь интересы Блу, правда?

— Ты видел нашего сына, — напомнила она, усаживаясь.

В обстановке трейлера преобладали коричневые тона, мебель была не новая, но добротная. Хелен увидела несколько стульев из колледжа, где когда-то преподавала. Она знала, что то, что принадлежало государству, официально уничтожали, и обрадовалась, что стулья уцелели. Большая часть мебели Тайтуса была таким спасенным имуществом, и ее всегда впечатляла способность жителей Бед-Ривер извлекать пользу из всего. Следовало сначала обменяться с ними опытом, прежде чем пытаться переделать двадцатидолларовую купюру в стодолларовую.

Тайтус заметил, что гостья рассматривает его жилище, и, когда их глаза встретились, она увидела понимающую улыбку.

— У тебя хороший ребенок, — заверил Тайтус, ставя алюминиевый кофейник на плиту и зажигая газ. — Если ты просматривала файл, то знаешь, почему не подписана лицензия Джонса. Он не все написал в анкете. Они постоянно твердят, что с ним все в порядке, что он работал в «Тэн Старз» и его файл просто переслали. Я сказал себе: «Да нет, черт возьми, я не выдам ему разрешение работать в игорном бизнесе, пока не узнаю, что он действительно гот, за кого себя выдает». Вот в чем дело.

— Но тем не менее он работает.

— Да, знаю. У них всегда так,

— В «Тэн Старз»?

— Нам заговаривают зубы, а вскоре парень меняет место. Я не представляю, как бы наша комиссия существовала без их помощи. — Он поставил две стеклянные кружки на стойку и смахнул крошки на пол. — Риз говорит, что его отец просил провести расследование, но он скрылся.

— Разумно. — Хелен посмотрела ему в глаза. — Значит, к вам попадает много таких, как Джонс?

— Да, есть несколько. Сейчас мы стали более лояльными, а до недавнего времени я то и дело отказывал. «Тэн Старз» жалуются на нехватку персонала, потому что комиссия придирается к заявлениям. А я сказал: «Присылайте правильно заполненные анкеты».

— Молодец.

— Я знаю наверняка, что наши люди пишут заявления о приеме на практику, а такие, как Джонс, сразу нелегально ставят их на работу.

— Белых?

— Говорят, Джонс — индеец, но я не видел его документов. — Он положил обе руки на стойку. — Считаю, раз они так поступают с моими людьми, то я буду делать то же самое.

— Что Картер Маршалл говорит о Джонсе?

— Немного. Дарнелл лично его рекомендовал, и поэтому я должен был подписать заявление. А я этого не сделал.

— А что председатель Свини?

— Он хочет поддержать Дарнелла. Говорят, Дарнелл отдал триста пятьдесят лошадей за симпатягу Престона. — Его лицо было невозмутимо, только поблескивали глаза. — Черт, я не отдал бы столько лошадей даже за Мерилин Монро.

Хелен моргнула, обдумывая странный способ давать взятку.

— Триста пятьдесят лошадей за…

— Пикап. Знаешь, индейцы когда-то расплачивались лошадьми за… — Он покачал головой и повернулся к плите. — Ну, у них было много причин. Шучу.

Она рассмеялась, оттого что только теперь ей стал понятен смысл сказанного.

Хотя, возможно, она не до конца поняла его. Он улыбнулся, наливая кофе.

— Говорят, Свини получил новый пикап от «Тэн Старз», ходят такие слухи.

— А о Картере ходят слухи?

— Да. — Он приподнял плечо, наливая в свою кружку. — Я не знаю никого, кто бы жаждал попасть в его дом в Рапид Сити, но говорят, он откуда-то получает большие суммы. Блу владеет деньгами… — Он поставил кофейник на плиту. — Картер прекрасно управляет казино. Ежедневные финансовые операции, умение ладить с людьми. Он много работает, насколько я могу судить.

— А еще он брат Риза.

— И ты наводишь о нем справки, — сказал Тайтус, снова устраиваясь за стойкой.

Нет. — Его глаза выражали сомнение. — Я ищу таких как Питер Джонс.

— И несомненно найдешь его.

— Хочу понять, почему ему позволили работать без лицензии, — пояснила Хелен. Она отпила кофе, в которое следовало бы добавить молока, но женщина не стала просить.

— Потому что Дарнелл пристроил его.

— С позволения Картера.

— Дарнелл ведь контролирует Картера. Картер хоть и работает менеджером Pair-a-Dice City, но его менеджер — Дарнелл. Вот моя точка зрения. — Он поставил перед ней коробку с рафинадом и дал ложку. — Не думаю, что ему придется еще кому-то помогать таким образом. Его время прошло.

Хелен вернулась домой, пересняла документы и фотографию из личного дела Джонса, копии отправила по электронной почте в областное управление и в ФБР. Затем приготовила завтрак для своих дремлющих ангелов.

Как приятно наблюдать за ними, когда они вместе. Они украдкой поглядывали друг на друга — оба мальчишки в душе, несмотря на внешнее спокойствие, — но она любила их, чувствовал их взаимное притяжение и думала…

Мой родной отец. Человек, посвященный в дела, о которых Хелен даже не подозревала, например, почему Сидни промахнулся, накануне вечером стреляя из лука, откуда взялся волдырь и на каком месте он именно вскочил.

Мой родной сын. Мальчик и вилку держит так же, как Риз, и его темные густые волосы так же спадают на лоб, и в глазах мелькает похожая озорная усмешка.

Можно ли их представить теперь друг без друга?

Все ответы и самооправдания бесполезны, впрочем, как и сожаления. Следуя их примеру, она тоже наблюдала украдкой за ними, занятыми «мужским разговором», и наслаждалась радостью видеть их рядом, поглощающих приготовленную ею еду за обе щеки.

Они запланировали провести утро на ранчо, затем посетить Черные Холмы, переночевать там и на следующий день посадить Сидни на самолет.

Трудно сказать, понравился ли мальчику дедовский маленький домик, скромные надворные постройки, беседка, грубо сколоченная из жердей и стеблей хлопчатника. Когда Риз рассказывал об останках предков, покоящихся на заднем дворе, Сидни заметил, что лучше навестит дедушкину могилу, чем Маунт Рашмор. Ни слова не говоря, Риз обнял мальчика за плечи, взял Хелен за руку и повел внутрь.

— Он захотел бы тебе кое-что показать, — сказал Риз, имея в виду разрушенный макет битвы, расставленный на кухонном столе. — Дед вложил в него много труда. Жаль, что макет поломался.

Сидни оглядел сооружение из мелкой проволочной сетки и гипса.

— Я смогу починить. — Он украдкой бросил взгляд на отца и чуть, заметно пожал плечами. — Если бы можно было это записать на компакт-диск, тогда потребовалось бы меньше места, и можно было бы как-нибудь это применить.

— Ты бы сумел?

— Не я, так кто-то другой. Может подобное уже существует. — Мальчик взял маленького индейца из кучки фигурок, сваленных в нижней части панорамы. Одного за другим он брал солдатика, лошадь, тележку. — Возможно, тут что-то другое. Если ломается компьютер, я не умею его чинить, а с таким заданием я бы справился.

Затем нерешительно добавил.

— Мне ведь не обязательно возвращаться в лагерь на последнюю смену. — Он посмотрел на Риза, перевел глаза на Хелен, которые прояснились в надежде, что следующая мысль поможет одержать верх. — Я был бы все время с вами и помогал бы. Это лишь пара недель.

— О, но… но? — Хелен очень хотелось, чтобы сын остался.

— Боже, знаешь что, Сид? Обстоятельства таковы, что… — Риз взглянул на нее и увидел предостерегающий взгляд. Не говори «рискованные». Не говори «опасные».

Он положил руку на плечо Сидни.

— А знаешь, давай мы с мамой приедем в конце смены и заберем тебя.

Сидни внимательно рассматривал маленькую фигурку, которую держал в руке.

— Полагаю, мы даже могли бы приехать на день-два раньше, — сказал Риз, глядя на Хелен в ожидании поддержки.

Она лишь натянуто улыбнулась. Это, конечно, благородно с его стороны, тем более, что причина уважительная. Но она уже двенадцать лет мать этого мальчика и знает его характер. Сидни настроился стоять на своем, и что бы Риз ни говорил сейчас, все бесполезно.

Но Риз продолжал.

— Я мог бы подучить ребят владеть мячом, если начальство выделит время в расписании. Я провожу тренировки и постоянно работаю в детских летних лагерях, поэтому знаю много упражнений. — Он похлопал Сидни по плечу. — Как тебе моя идея?

— Ты не хочешь, чтобы я остался? — обратился мальчик к маленькому индейцу.

— Я не хочу, чтобы ты пропустил массу развлекательных мероприятий.

— Но я же только… познакомился с тобой.

— Дай мне возможность уладить мамины дела, и ты будешь видеть меня чаще, чем…

— Уладить ее дела? — Мальчик поднял глаза. — А как же мои?

— И твои тоже.

— Как же ты сможешь уладить мои дела, когда я буду в Колорадо?

— Поверь, я сделаю то, что обещаю. Мы сделаем. У нас сильная воля, и мы найдем выход. — Он ободряюще встряхнул Сидни. — А ты в это время научишься жить в условиях отсутствия цивилизации, и твоя мама…

Сидни бросил пластмассовую фигурку и помчался к двери. — Ребята, вы, кажется, предлагали покататься верхом.

Риз с сомнением взглянул на Хелен.

— Придется бросить жребий, чтобы узнать, кто поедет вдвоем на одной лошади.

— Мне нужна моя собственная лошадь, — заявил Сидни, распахивая дверь.

Плакса ожидал на ступеньках. Собака с трудом отползла в сторону.

— Бросим жребий на седло? — предложил Риз Хелен, когда они последовали за сыном.

— Это уже азартная игра.

— Именно. Ты ведь в последнее время каталась здесь больше меня, поэтому я сяду на круп лошади, чтобы давать указания, как править. — Он пожал плечами в ответ на ее сочувственную улыбку. — Может, я допустил ошибку?

— Нет, ты все сделал правильно.

Но она знала, что Сидни еще не оставил надежду уговорить их. Сейчас его внимание сосредоточено на лошадях, которых Риз учил приманивать на пастбище, шелестя овсяными зернышками на дне ведерка. Но он снова поднимет вопрос, когда представится удобный момент. Она знала своего сына и видела, что тот твердо решил остаться, равно как пару дней назад намеревался уехать.

Теперь темой разговора стали уздечки и ремешки подпруги, они седлали лошадей возле конюшни. Хелен смотрела на приближающийся нарядный белый пикап Картера, блестевший изготовленным на заказ верхом.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал тот брату, кивнув Хелен и Сидни. — Важное дело.

— Готово. — Риз потрепал лошадь. — Ребята, покатайтесь по имению, но не рассказывайте все секреты без меня. Я ничего не хочу пропустить.

Сидни игнорировал его, демонстративно избегая взгляда. И совсем не от недостатка уважения. Такое поведение вполне характерно для подросткового возраста. Риз все прекрасно понимал.

Черт. Он был рад слышать, что мальчик захотел остаться. Жаль, что нельзя пояснить ему сложность положения, но упоминание о происшествиях — убийстве, ограблении, насилии над животными, поджоге — все это только испортит ребенку каникулы. Вот какие события произошли недавно.

Он проводил их до ворот, от которых начиналась тропинка, ведущая к заливу, и смотрел, как они исчезли за холмом в сопровождении собаки.

— Что, натянутые отношения с сыном? — поинтересовался Картер, когда братья направились к дому.

— Пытаемся с толком провести время до его возвращения в лагерь. — Риз предложил расположиться на крылечке. — В чем дело?

Картер поставил ногу на ступеньку.

— Слышал, у вас тут был небольшой пожар прошлой ночью.

— Граф Перл, должно быть, охотится за бумагами старика. — При этих словах Картер как-то странно посмотрел на брата. Риз пожал плечами. — Я вывез отсюда весь хлам, вот он и остался ни с чем.

А что ты сделал с хламом?

— Отдал на хранение. — Он улыбнулся, садясь на крылечко. Пока для Картера достаточно и такой информации. — Кажется, подобное отдают в библиотеку. Которой, правда, в Бед-Ривере нет. — Он повел бровью. — А как тебе нравится идея создания мемориальной библиотеки Роя Блу Ская?

— Достойное предложение, Риз, уверен ты смог бы ее профинансировать, но я не…

— А как бы ты отреагировал, если бы я сказал, что хочу получить место в Совете?

Картер помрачнел.

— Я бы решил, что ты либо выжил из ума, либо смеешься надо мной. Я приехал поговорить серь…

— А как насчет председателя? Представь, я назначу Свини председателем?

— Господи. Ты что, серьезно? — Картер покачал головой. — Ты шутишь.

Риз пожал плечами. Он не задумывался над серьезностью своего предложения, но решил пустить слух и посмотреть, что из этого выйдет.

— Так чем я могу тебе помочь, Картер?

— Сара забрала детей и поехала домой в Якиму.

Риз помолчал, сопереживая. Затем попытался утешить.

— Они всегда возвращаются.

Картер кивнул.

— Я… думаю, им лучше с… — Он снял правую ногу со ступеньки и поставил левую. — Чем ты можешь мне помочь, брат, что тебе нужно сделать … я очень прошу в последний раз…

Риз опустил взгляд.

— Господи, Картер, не пора ли оставить свою затею?

— Нет, пожалуйста, послушай. — Картер сел на ступеньку ниже. Он намеревался упрашивать, пока не добьется желаемого. — Мне нужно только твое слово, что ты прекратишь копать дальше. Вдохни поглубже, отойди и взгляни на дело с другой стороны…

— Картер, «Тэн Старз» не оказывают нам никаких услуг. Кто-то заколачивает бешеные деньги, а мы стоим в стороне. — Риз жестикулировал. — Я не могу отступить. Из того положения, в котором я сейчас нахожусь, видно, что пора распрощаться с этой компашкой, и я думаю, ты…

— Пожалуйста, не продолжай. Ради меня, я прошу…

— Никто не предлагает тебе бросать работу. Ты у нас единственный управляющий. Нам надо …

— Я нуждаюсь в твоей помощи, братик. Я никогда ни о чем тебя не просил, правда ведь? Ты всегда был крутым парнем, живущим по-своему, а я … никто. Кто, черт возьми, знает, кто я и откуда? Если, конечно, я при этом не нахожусь в твоем обществе. — Картер вздохнул и расстроенно махнул рукой. — Я никогда не просил, но сейчас умоляю. Тебе нужно всего лишь отступиться. Пусть все остается, как есть. Возможно, это не самый лучший выход. Но и не такой уж плохой.

— Не такой уж плохой? — Риз некоторое время всматривался в лицо брата. Брата, которого он совсем не знал. Брата, которого их отец отдал чужим людям, а потом вернул обратно. Интересно, какие глубокие раны это оставило? И когда они теперь заживут?

— Картер, кто убил отца?

— Не знаю. — Картер снова вздохнул, в этот раз прерывисто. — Я не задаю вопросов. Принимаю, как непоправимое. Кто-то, кто появился, как гром среди ясного неба, и исчез.

— Чужаки тут ни при чем. — Он смотрел брату в глаза, ища подтверждения, что тот не принадлежит к ним. — Они появились здесь и прилипли, как огромная пиявка. Теперь высасывают кровь.

— До них здесь не было ничего. Они наладили бизнес.

— Почему именно здесь? Они считают, что тут, как в Неваде, никто не живет. Может, мы не замечаем, что они используют нас? Может, следует сказать спасибо? — Он замолчал. Затем добавил тревожно: — За что ты им благодарен, Картер? Что они для тебя сделали?

— Дали мне работу с хорошим заработком.

— Бед-Ривер лакота дали тебе работу. Вот на кого ты работаешь.

— Я делаю то, что поручает мне «Тэн Старз». Они просят образумить тебя.

— Чем ты им обязан? Что ты для них делаешь?

Картер поднялся.

Риз сделал то же самое. Он повернул брата за плечи и заставил смотреть в глаза.

— Что ты делаешь для них?

— Я закрываю глаза на некоторые вещи, когда у них возникает необходимость. Вот и все. Клянусь, Риз. Я пытался… — Воздух со свистом вырывался из груди Картера. Он не смотрел на брата. — Я считаю, когда бизнес окрепнет, работы хватит всем. Они получат то, что хотят, будет больше рабочих мест, больше налоговых выплат, больше…

— Очень высокая цена, братишка. Слишком дорого расплачиваться собственной душой. И там не только твоя душа, правда? Они и Свини купили.

Картер отступил.

Риз опустил руки.

— Ты прекрасно знаешь, что они не остановятся. В истории полно подобных примеров. Рассказы …

— Забудь об этих дурацких россказнях! — Картер повернулся, глядя глазами, полными ужаса. — Если ты будешь упорствовать, я сам стану историей.

— Да ладно, Картер…

— Не знаю, с чего я решил, что смогу убедить тебя. — Он покачал головой, попятился и провел рукой по нижней губе. — Так как … Черт, ты лучше знаешь, во что ввязываешься, как …

— Я не задумываюсь о последствиях, — произнес спокойно Риз. — Мне так больше нравится.

— Говорю тебе, люди пострадают.

— Люди уже страдают. И довольно давно. Очень, очень давно. — Риз протянул руку. — Если все дело в деньгах, скажи, сколько тебе надо. Я всегда заплачу…

— Деньгами мой счет не оплатить. Я прошу тебя выйти из игры. Только так ты мне можешь помочь.

— Выйти из игры? — Риз криво усмехнулся, и его рука снова оказалась на плече брата. — Черт, да я уже однажды отступил. Мы найдем другой выход. Я буду с тобой, и мы найдем другой выход.

— Да. — Картер отступил на несколько шагов назад. — Будь осторожен, хорошо? Это касается и твоих близких. Охраняй двери.

— От кого охранять? От Свини? Если парни из «Тэн Старз» затеют свою грязную игру, им придется завербовать тех, у кого не все в порядке с головой.

— Они так и сделают.

— Ты соображаешь, что говоришь? — спросил Риз. — Прямо как в дешевом кино. Только фильмы заканчиваются. Пара часов и все, дело решено. Нам не нужна эта компашка. Срок их контракта истек.

Брат не слушал.

Черт, насколько плохо дело? Картер сказал, что не причастен к смерти отца. Все остальное, по мнению Риза, можно уладить.

Всегда можно внести поправки.

— Нельзя жить, если позволить управлять собой под страхом смерти, — тихо произнес Риз. — Поверь мне, я знаю наверняка.

— Мне пора в казино. — Картер повернулся, чтобы уйти, затем остановился. Он смотрел на брата. — Мне, конечно, нравятся деньги, которые они платят, но я их отрабатываю сполна. Возможно, я работаю не в самом лучшем бизнесе, но, думаю, он ничем не хуже других развлечений, и люди к нам ходят.

Он махнул рукой как будто показывал Ризу прерию.

— И здесь, на богом забытой индейской территории мы построим сверкающий дворец увеселений.

— Эй, — произнес Риз. — Я, например, занимаюсь прокатом лимузинов.

— Самообман, да? — Картер задумчиво улыбнулся. — Это бизнес и он растет. Был бы выбор, я бы лучше создал что-то посерьезнее, чем царство победителей и побежденных, но ничего другого нет. Хотел бы посмотреть, как ты справишься, братишка.

— Помоги.

— Если «Тэн Старз» разорится, то же ожидает и меня. — Он сунул руки в карманы и наблюдал за приближением всадников, въехавших в ворота, заранее открытые Ризом. — Хелен работает секретным агентом?

Риз проигнорировал вопрос.

— Мы могли бы помочь друг другу, Картер. У меня есть деньги и влияние, у тебя — информация.

— Снова заблуждаешься, брат. Ты доведешь себя до сердечного приступа, пытаясь спасти всех нас.

— Возможно, — он усмехнулся и пожал плечами, будто сбрасывая груз этой проблемы. Он хотел добавить свое коронное высказывание о том, что можно с таким же успехом попасть под машину, но сейчас оно имело неприятный контекст.

В доме раздался телефонный звонок.

— Я пойду. Иди возьми трубку, а я попрощаюсь с племянником.

Риз вошел и схватил трубку. Безо всякого вступления, звонивший сообщил, что номер телефона оставлен Хелен Кеттерлинг.

— Хелен! К телефону. Довольно настырный парень.

Картер помог ей сойти с лошади и повел лошадь в конюшню. Риз направился за ним, но Хелен позвала его в дом. Он оперся о стойку в кухне и старался не прислушиваться к разговору, хотя то, что говорила жена, звучало таинственно. Когда она повернулась, она была очень бледна.

— Он говорил о фотографии Питера Джонса, которую я послала.

— Уже что-то нашли?

Хелен кивнула.

— Его тело найдено в Вайоминге. Прострелена голова.

— Самоубийство?

— Убийство. — Она приблизилась, чтобы рассказать подробности. По лицу женщины было видно, что важная часть информации еще впереди. — Его нашли в пикапе. Перед разбит. Фара повреждена.

— Кусочек, который я нашел…

— Совпадает. Рисунок шин такой же, как тот, что найден здесь.

У него пересохло во рту, и он почувствовал привкус крови. Риз резко откинулся назад, и край стойки впился ему в спину.

— Он убил моего отца?

— Убил тот, кто сидел за рулем пикапа. Единственный автомобиль, которым когда-либо управлял Питер Джонс, был старый фургон, но это ни о чем не говорит. У него были друзья, коллеги по работе, с которыми он проворачивал свои грязные делишки.

— Он был связан с «Тэн Старз»?

— У меня нет пока доказательств, но я могла бы держать пари, что ты прав. — Она накрыла его руку своей. — Конечно, в том случае, если бы я была азартной женщиной.

— Доказывать — это уже не твоя работа. — Он кивнул в направлении телефона. — Пусть доказывает парень, который только что звонил. Парень, который должен был мне сообщить о пикапе, рисунок шин которого совпадает со следами, найденными рядом с телом моего отца.

— Звонивший — мой начальник. Он не расследует убийства. Нас интересует игорный бизнес. Но он сотрудничает с ФБР, а они полагают, между двумя делами существует связь.

— Мы делаем успехи, — сказал он, отталкиваясь от стойки. — В папках моего отца полно вырезок об азартных играх и полно историй о выигрышах. Но, случается, менеджеры оказываются мошенниками, и некоторые компании нанимают индейцев.

— Но они платят солидные взятки, и тут-то многие официальные лица попадают в переплет, — добавила Хелен.

— Да. Так называемые кредиты. — Он достал и откупорил бутылку воды. Один менеджер-ловкач откупился от федерального прокурора, сдав властям группу индейцев, которым выдал подобные кредиты, и легко выпутался.

Она отказалась выпить.

— Могло быть и по-другому. Тот, кто берет взятки, выдает сообщников и становится свидетелем обвинения.

— И ломает свою жизнь. — Риз сделал большой глоток, затем провел тыльной стороной ладони по губам.

— Нет, меняет жизнь.

— Мой брат не имеет отношения к смерти отца. Похоже, убийца Джонс. Или Дарнелл.

— Тебя это тоже не касается.

— Я обещал помочь Картеру. Если он брал кредит, пусть отдаст. Я верну им их деньги.

Она покачала головой.

— Им нужно другое.

— Больше они не получат того, что хотят. — Он направился к двери, она следовала сзади. — Жаль, что нельзя оставить Сида, — сказал он. — Он думает, мы отправляем его в лагерь, потому что не хотим, чтобы он был с нами. Но если сказать ему о реальном положении вещей, он станет беспокоиться о тебе.

— Он очень заботливый. Он был единственным …

Риз остановился, отметив, что пикапа нет, неподалеку, у раскрытой конюшни, паслись кони, помахивая хвостами. Слышался непрерывный стрекот цикад. По направлению к ним бежала собака.

— Где Сидни?

— Сид! — крикнул Риз. Цикады все гудели.

— Сидни!

Они обогнули дом, проверили в сарае и под навесом, но все напрасно. Леденящая душу тишина свидетельствовала о том, что они не ошиблись в своих предположениях.

— Должно быть, он поехал с Картером.

— Черт! — сплюнул Риз. — Картер, должно быть, взял его.

20

Картер знал, что в кузове его пикапа спрятался маленький «заяц».

Мальчишка, по-видимому, думал провести кого-то, но кто бы это ни был, Картер был ему не по зубам. У него тоже были дети. Когда они играли в прятки, усидеть на месте им было просто не по силам. Картер заметил, как Сидни просунул руку в окно и вытащил ключи от пикапа в полной уверенности, что отец сосредоточенно снимал седло с лошади его матери и упустил это из виду.

Все эти таинственные действия не могли не привлечь внимания Картера. Собираясь решительно положить этому конец, он неожиданно заметил, что тот лишь отпер заднюю дверь съемного верха кузова пикапа и вернул ключи в замок зажигания, что еще больше разожгло его любопытство. После этого угрюмость мальчика неожиданно улетучилась, и он вскочил на своего коня, возвращаясь на пастбище. Во всем этом ясно просматривался некий тайный план, родившийся в голове мальчика. — До скорого, дядя Картер, — сказал он Картеру, идя в сторону амбара, чтобы расседлать свою лошадь.

Мальчишка угодил ему прямо в руки.

Пикап дважды тряхнуло на выбоине. В зеркало заднего вида Картер увидел, как мальчик переставил ногу и уперся рукой, чтобы не потерять равновесие. Он крепче ухватился за руль и сосредоточился на дороге, подставив лицо сильной струе свежего воздуха из кондиционера. Ему придется очень скоро пересадить мальчишку в кабину, иначе тому грозит солнечный удар.

Или не останавливаться, ведь теперь у него был на руках главный козырь. Мальчишка угодил ему прямо в руки.

Его сотовый телефон был отключен. В этой пустыне прием был. слабым, и он знал, что сможет дозвониться до дома отца, только въехав на холм. Конечно, правильно было бы позвонить служителям закона и передать отцу мальчика сообщение, но, в данный момент из-за удачи с мальчишкой он предпочел забыть о правильности и про молчание. Он прекрасно помнил о долге. Он знал, что надо. Однако то, что он хотел сделать, в корне отличалось от всех абстрактных добродетелей. Мысль беспокоила, подобно занозе. Она раздражала его так же, как и бескрайний травяной ковер неезженые дороги, к которым он так и не смог привыкнуть в прерии. Так же тревожило, как и старшие братья с их интеллектом и грандиозными планами.

Картеру было поручено вести дела со своим братом, чья роль члена Совета многим казалось чем-то вроде пробки, прыгающей по водной поверхности. Его голова должна с такой же легкостью подниматься и опускаться, выражая согласие. От него ожидали беспрекословного подчинения и следования правилам. Однако Риз не мог осознать, что правила в этой игре устанавливала «Тэн Старз». С Картером он держался свысока, не имея ни малейшего представления о том, насколько велики были ставки.

Не беспокойся, твой брат с тобой. Эта мысль успокаивала еще меньше, чем Твой отец не боится их.

Либо они не понимали, либо им было все равно.

Найди общий язык с братом, Картер. Если он потерпит неудачу, это может сделать Дарнелл. Не выносить сор из избы — вот лучший способ решения проблем. Ваш народ отличается крепкими семейными узами. Вам просто нужно научиться правильно использовать это преимущество.

Использовать? Разве можно использовать его правильно, если все индейцы слабоумны? Хороший день для встречи со смертью, говорили они, после чего украшали свои лица рисунками молний и высматривали грозовые шапки облаков на небе. Именно так поступил его дед, и Рой как-то сказал, что отец «ухватился за хвост быка, в то время, как белые боролись за право ухватить его за рога». Рой высматривал грозовые облака в небе, а не фары автомобилей на шоссе.

Картер не претендовал ни на какую часть этого проклятого быка. Он-то был в своем уме. Ему ничуть не хотелось, чтобы его избили, проткнули ножом или сбили машиной. Он не верил в такие сказки, как хороший день для встречи со смертью. Возможно, это и делало его похожим на яблоко — будучи краснокожим, он оставался белым в душе — однако, его это не волновало. Да, он действительно был подобен яблоку. Вероятно, это яблоко было подгнившим, но, по крайней мере, он был в здравом уме. Он не ставил на кон жизнь своих детей. Дарнеллу ни за что не добраться до детей после отъезда Сары, даже если новый контракт с руководством распространится и на южные земли. Он пытался предупредить Риза о том, что это недопустимо, но Риз был лидером, вождем, большим человеком. Когда он забрасывал решающий мяч в игре, комментатор говорил: «Это был знаменитый бросок Риза Блу Ская».

С него хватит. Теперь Картеру нужно было заботится лишь о своей собственной шкуре.

В зеркале заднего обзора он увидел мигающие огни патрульной полицейской машины. В кузове его машины послышалось какое-то движение. Длинная, худая, покрытая загаром рука тихонько потянулась к боковому окну кузова и отодвинула стекло. Картер улыбнулся и съехал на обочину прежде, чем полицейский успел включить свою сирену. Может быть, проницательность Доузера Бобкета сослужит добрую службу всем. Если бы он решил обыскать кузов пикапа, то пропажа мигом бы нашлась. Будь что будет.

— Я разыскиваю Сида, — сказал Доузер Картеру, который опустил стекло нажатием кнопки. — Сына твоего брата. Ты ведь только что от него, верно? Родители предположили, что мальчишка мог забраться к тебе в кузов.

Нос Картера отражался непомерно большим в тонированных солнцезащитных очках Доузера. — Он сказал что-то насчет пробежки. Ты не осматривал дорогу?

— Он так сказал? Пробежка, говоришь?

— Ну да, так и сказал. Как будто он был чем-то недоволен.

— Думаешь, он мог дать деру? — Доузер оперся рукой на крышу пикапа. — Черт! Думаешь, он намеревался это сделать?

Картер неуверенно пожал плечами. — Однако же, я не уверен, что он мог уйти далеко, что скажешь?

— Разве что он мог бы остановить попутку, но так быстро? Для этого он должен быть чертовски везучим.

— А где Риз?

— А как ты думаешь? Прочесывает каждый кустик возле дома твоего отца в поисках мальчишки.

— Я позвоню им как только смогу.

Доузер кивнул. — Вероятно, мальчишка вернется и сам, но сейчас они оба здорово напуганы.

И не зря, подумал Картер, разглядывая уходящего Доузера в зеркало. Их сын в компании с отчаявшимся человеком. Доузер поглядел внутрь кузова сквозь боковое окошко съемного верха. Если бы он пригляделся как следует, то наверняка бы заметил ботинок мальчика. Загляни в заднее стекло, подумал Картер. Мальчику хочется внимания. Мне же хочется… облегчения.

Однако Доузеру Бобкэту было не суждено принести Картеру облегчение.

Картер снова выехал на дорогу, протянул руку и открыл окно между кабиной и кузовом со съемным верхом, изготовленным по специальному заказу. Там была полно всякой всячины, в которой можно было спрятаться, — игрушки, коробки, одежда Картера. Тем не менее, было бы лучше, если бы Доузер заметил мальчика. Он должен был опередить его там, на обочине, когда это все еще было невинной выходкой ребенка. Он мог воспользоваться своим шансом.

— Ты слушал наш разговор? — громко спросил Картер, увидев, что полицейский развернул машину и, набирая скорость, помчался обратно к своему приятелю Блу. — Сидни? Я знаю что ты прячешься в кузове. Мог бы и поговорить со мной.

Ответа не последовало. Это был призыв к спасению их обоих, и он остался без ответа.

— Сейчас я или разворачиваюсь прямо здесь и еду обратно, или же…

— Не везите меня обратно, дядя Картер, — взмолился мальчик, расталкивая пластмассовые коробки и пробираясь к кабине машины. — Я все это затеял для того, чтобы не успеть на самолет.

— Ты же вроде бы решился развернуться и отправиться обратно…

— Возвращаться в лагерь сейчас было бы глупо. — Сидни протиснул свою голову в заднее окошко кабины, чтобы глотнуть прохладного воздуха.

Картер почувствовал запах пота, исходившего от мальчика. Он повернулся и посмотрел на его мокрые волосы.

Очевидно, долгое молчание утомило Сидни, ему хотелось поговорить.

— Нет. Я говорю серьезно. Это звучит совершенно глупо. Мне приходится привыкать к мысли, что у меня есть отец. Настоящий, живой отец, причем именно «живой». Просто смотрю на него — и мне не верится. Я знаю, я сказал, что хочу вернуться в лагерь, но это уже прошло. Я хочу остаться. А они хотят от меня избавиться.

— Может, они хотят взять тайм-аут и тоже попытаться привыкнуть к некоторым вещам, таким, как…

— Спать вместе? Ну да, конечно. А ты не думал, что ему сначала следовало бы взять ее в законные жены?

— Может быть, это тоже входит в число тех самых вещей. В котором часу вылетает твой самолет?

— Завтра утром. Я вот о чем думаю: если я опоздаю на самолет…

— Они могут посадить тебя на следующий.

— Но они не сделают этого, потому что к тому времени…

— Они так обрадуются, увидев тебя, что ни за что не — захотят выпускать тебя из поля зрения. Ты когда-нибудь убегал из дома?

— Да, однажды. Я прятался в старом доме бабушки моего друга полтора дня. Я не хотел оставаться с моим дедом, пока мама уезжала в коман…

— Командировку?

Мальчик крепко сжал губы и прикусил их зубами. Он, уставился прямо перед собой.

— Твоя мама говорила со мной о своей работе.

— Я не…Я не имел в виду командировку. Просто ездила по делам.

— Ловко она умеет обращаться с картами. Отличный кандидат для продвижения по своей работе, о которой, как я знаю, ты не должен болтать.

— Я просто знаю, что она — хороший крупье, — выпалил мальчик. — Так как? Я могу остаться с тобой до завтра?

Мальчик не мог представить ужас своих родителей. Может, он и мог, но это касалось его дальнейшей судьбы. Они так обрадуются его возвращению, что с радостью отдадут все, что он только попросит. Картер знал беспроигрышность этого варианта. Он использовал эту тактику со своим отцом. Применял ее к Джейн и Бобу Маршалам. И на своей жене он испытал ее, однако, с ней не все прошло гладко. В такое время, как сейчас, когда она и дети были далеко и он не мог вот так просто распахнуть дверь с охапками подарков… Господи, он бы все отдал за то, чтобы их повидать. Просто повидать — увидеть их, услышать их голоса в комнате, знать, что они рядом — и он бы сделал все возможное, чтобы они знали, как ему приятно. На этот раз он испытает это чувство. Он поверит в него, и это чувство останется с ним.

Сейчас Сара и его дети были в безопасности, хотя и без него. Этот мальчик будет в большей безопасности в лагере в штате Колорадо, и его отец знал об этом. В большей безопасности, чем со своим отчаявшимся дядей.

— Тебе следовало бы угнать пикап, — сказал Картер, улыбка придавала словам должный эффект. — Тогда ты не скомпрометировал бы меня.

— Я не умею водить. И я не собирался тебя компрометировать. Я подумал, что ты, скорее всего, отправишься в казино. Я собирался выбраться из машины незамеченным и снять номер в гостинице. Естественно, под другим именем.

— Еще бы.

Если бы Картер был в лучшем расположении духа, он бы рассмеялся и, вероятно, объяснил бы своему племяннику, что администратор гостиницы ни за что бы не позволил снять номер двенадцатилетнему мальчишке без сопровождения взрослых, даже если мальчишке можно на вид дать все четырнадцать. Он был бы в лучшем расположении духа, если бы мысль о том, что отчаянные времена требуют отчаянных мер, не крутилась постоянно в его голове, наталкивая на вопрос, каким образом ему следует разыграть этот неожиданный козырь.

— Ты все это задумал только для того, чтобы опоздать на самолет?

— Мама уже, конечно, волнуется, но она знает, что я могу о себе позаботиться. Я просто решил немного поиграть в прятки.

— У меня есть на примете одно местечко, — сказал Картер, едва веря в то, что говорит.

— Поможешь мне?

— Да, я помогу тебе опоздать на самолет.

Черт, он же сам заплатил за этот билет.

Риз искал сына много часов и возвращался домой с пустыми руками. Его тошнило от долгих поисков и преследовавшего его чувства. Это чувство было безысходностью, и он не хотел, чтобы эта безысходность была написана на его лице, когда он будет входить в дом. Он сделал несколько глубоких вдохов перед тем, как повернуть дверную ручку.

Хелен стояла у телефона, спиной к холодильнику, крепко обхватив себя руками, как будто они не давали ей развалиться на части. Ожидание было тяжелее любой работы.

Она с надеждой посмотрела ему за спину, однако оттуда выглянул Плакса, забежавший вслед за ним. Он закрыл дверь, и виновато посмотрел на нее. Она опустила голову.

Риз глубоко вздохнул, боль в сердце сдавила грудь. От запаха дыма стало еще хуже. — Опять этот проклятый дым в доме, — пробормотал он.

— Извини, — тихо сказала она. — Это все из-за меня. Я просто не могла удержаться от сигареты. Я бы вышла на улицу, но боялась не услышать звонок телефона.

— Ничего, все в порядке. Я не знал. По-моему, я… — Он двинулся к ней, но, к несчастью, зацепился за выступающий угол макета битвы при Литл Бигхорн, сделанного отцом. Скривившись от боли, Риз выдавил некое подобие улыбки. — …Никогда не видел, чтобы ты курила.

— И не увидишь. Я нашла пачку в шкафу. Только ни слова Сидни. Я обещала навсегда завязать с этой дурной привычкой, но иногда… — При виде своей дрожащей руки она как будто смутилась, но тут же взяла себя в руки. Она пыталась объяснить, что, ожидая его, она не только курила, но и что-то делала.

— Я попросила Джин Нельсон подождать у меня дома, но пока что Сидни там не показывался. Я звонила в казино, звонила Картеру. — Она отрицательно покачала головой. Сердце Риза разрывалось при виде ее наполненных слезами глаз, похожих на синее стекло посреди дороги, усыпанной гравием.

Он хотел притянуть ее к себе, но от чувства бессилия перед этой бедой у него опустились руки. Он отвернулся, коря себя за то, что пришел к ней с пустыми руками.

— Ты не дозвонилась до Картера? — Он отошел к мойке, открыл кран и подставил руки под струю воды, потом умыл лицо.

— Нет. Я оставила ему несколько сообщений. — Она заговорила громче, перекрывая плеск воды. — Я не хотела занимать линию. В этом аппарате нет режима ожидания.

— Да нам повезло, что у нас вообще есть телефон. — Он резким движением закрыл кран и стал возле мойки, не решаясь протянуть ей руки. — Я только не могу понять, почему Картер не вернулся после того, как Доузер остановил его.

Ответа не последовало. Она вышла из комнаты. Он ощутил ее молчаливый уход, как укор. Риз устало склонил голову, вытер рукавом капли воды на подбородке.

Затем он почувствовал на спине прикосновение ее рук. В глубине тела он ощутил странную дрожь. Когда Риз повернулся, она протянула ему полотенце. Он вытерся им только потому, что она его принесла.

— К тому времени, когда Доузер догнал Картера, он не мог уйти далеко, — сказала она. — Никто не будет сильно дергаться из-за его пропажи, пока это не зайдет слишком далеко. Ему всего двенадцать. Но дети часто убегают, они иногда прячутся от родителей, когда испытывают…

Голос ее дрожал, она не могла им владеть, впрочем, как и он. Риз мог разве что обнять ее, извиниться за то, что повысил на нее голос и пообещать нечто вроде «мы найдем его обязательно».

Она позволила себе пролить несколько слезинок, затем глубоко вздохнула, как будто затянула тесемку на кисете из кожи, оставляя всю свою боль внутри. Сказала почти спокойно: — Думаю, что он залез в чью-то машину.

— Он способен на такое?

— Нет. Я не… нет. Вряд ли он решился бы на это. Разве что он…

— Что?

— Разве что он разозлился и уже не отвечал за свои поступки.

Риз кивнул. Он бывал в такой ситуации, когда злость полностью овладевала им, и он мог только бежать прочь. — Сразу же, после того, как мы его отыщем, я собираюсь… — Он крепко сжал ее плечи. — …Проводить с ним побольше времени. Все это время я старался не показывать ему свои эмоции, только раз его обнял, но после этого, я не шучу, мы с ним станем неразлей-вода.

— Думаю, что он где-то прячется. Вероятно, сидит на дереве и наблюдает за тем, как мы здесь сходим с ума. Ты смотрел…

— Смотрел во всех ближайших укрытиях, смотрел в пустых домах. Вероятно, ты права. Пойду еще раз обойду все эти места. — Он пригладил ее волосы, вытер слезы на ее щеках своими большими пальцами. — Дорогая, я знаю, как тяжело это, но нам помогает полиция. Ты должна дежурить у телефона. Пытайся дозвониться до Картера.

Картеру не очень нравилось то, что он делал, но у него не осталось других вариантов. Пока он был единственным, кто знал о местонахождении Сидни, мальчик оставался в безопасности. На залитом лунным светом участке в резервации Бед-Ривер, принадлежавшем Бедлендам, находилась старая хижина, которую показал ему Риз, когда однажды они взяли папашин пикап, чтобы съездить на футбольный матч. Хорошее местечко, чтобы побыть в одиночестве или наедине с девушкой, сказал ему новообретенный брат, но в то время Картеру не слишком везло на девушек. Он вспомнил, как Риз признался ему, что удача отвернулась от него. Тогда ему было приятно, что брат доверился ему.

Они стояли на распутье своих жизненных дорог. Риз отправлялся в колледж, а Картер снова уезжал, теперь в частную подготовительную школу. Риз спросил его, на что это было похоже. То был первый случай, когда брат спросил его о личном, и он помнил, что в тот момент подумал: Боже мой, да наш Здоровяк не на шутку напуган. Он отчаянно пытался сказать нечто умное и запоминающееся, однако его хватило лишь на то, чтобы сказать: Черт, поверь мне, это не так уж трудно. Он-то думал, что Риз спрашивал его об учебе в школе, которая всегда легко давалась Картеру. Но он позабыл о том, что Риз никогда еще не уезжал далеко от дома. Если бы тогда он понял, что волнует Риза, он мог бы рассказать брату, что тяжело переносится именно оторванность от дома.

После того случая он частенько наведывался в хижину. Он никогда не привозил сюда девушек. До сих пор он не приводил сюда гостей, но сегодня он привел сына своего брата. Мальчик считал, что это место, как нельзя лучше подходит для того, чтобы спрятаться, оно было намного лучше дома бабушки его друга. Картер оставил мальчику фонарик, спальный мешок, небольшой запас еды и воду в бутылке.

Что же теперь делать? Как можно заставить Риза, помимо его воли, сделать что-то, шантажируя ребенком, и при этом не причинить вреда последнему?

Он решил поехать к Биллу Дарнеллу. Отыскал его в своем кабинете в Little Pair-a-Dice, когда тот разговаривал по телефону. Обычно Дарнелл игнорировал его присутствие или просил подождать за дверью, однако на этот раз он заметил в Картере нечто необычное и быстро закончил телефонный разговор.

— Ты выглядишь так, будто боролся с самим дьяволом, — сказал Дарнелл усмехаясь. — Интересно, кто же вышел победителем?

Картер ответил лишь пристальным взглядом. Его желудок бунтовал. Ужасный шум в ушах мешал ему выговорить слова, которые он собирался сказать.

— Неужели ты нашел чувствительное место в тренированном теле своего братца? — Дарнелл встал из кресла, его спокойствие исчезало на глазах. — Тебе это все-таки удалось, не так ли? Теперь он под твоим каблуком и ты пользуешься этим?

— У меня его сын.

Глаза Дарнелла вспыхнули. — Что? Ты похитил его?

— Не совсем. Мальчишка пытался сбежать. Можно сказать, он угодил мне прямо в руки.

— Что ты собираешься с ним делать?

Картер плюхнулся в мягкое кресло. — Я собираюсь не показываться на глаза моему братцу, а ты в это время подсуетишься. Сообрази парочку анонимных телефонных звонков, или что-нибудь в таком роде.

— И чего же мы этим добьемся?

— Я не могу угрожать ему. Этим придется заняться тебе. Скажи ему, что он больше никогда не увидит своего мальчика, если не утвердит этот контракт.

Дарнелл улыбнулся. — Звучит неплохо. Думаю, что уже слыхал о подобном, но все новое — хорошо забытое старое, верно? — Он переместился к столу и сел прямо на какие-то документы. Это было его любимым способом обращения с бумагами. — Но сказать ему должен ты, Картер. Ведь мальчишка находится у тебя.

— Я уже говорил тебе. Не то, чтобы я удерживаю его против его воли. По крайней мере, так было до настоящего времени, и я надеюсь, все пройдет гладко, и мне не придется применять силу.

Дарнелл скорчил злорадную гримасу.

— Полиция уже брошена на поиски, — добавил Картер, что вызвало новый прилив злорадства у Дарнелла. — Но это полицейские из индейцев, и, в большинстве своем, друзья Риза. Если бы ты организовал звонки прямо сейчас, можно было бы приказать ему держаться подальше от полиции и все в таком роде.

— Это полнейшая чушь. Голливудская чушь. Это просто смешно. Рано или поздно он все равно узнает, что без твоей помощи тут не обошлось.

— Можешь пригрозить, что пустишь меня по миру, — предложил Картер. Дарнелл смеялся над ним, и Картеру пришла в голову дикая мысль, что выглядит круглым идиотом. Он попытался улыбнуться, пожал плечами зная, что это делает его жалким посмешищем в глазах Дарнелла. — Скажи, что мне угрожает жестокая расправа, если он не подчинится.

Услышав это предложение, Дарнелл запрокинул голову и залился громким хохотом. Его брюхо все еще тряслось от смеха, когда он вытирал рукой уголок рта.

— Слушай… черт, ты меня когда-нибудь доконаешь. Но, если серьезно, как ты себе это представляешь: мы хотим получить контракт, а он думает, что мы похитили его сына и… угрожали жестокой расправой его брату?

Кулаки Дарнелла непроизвольно сжимались и разжимались, и Картер на секунду представил себе картину жестокой расправы.

— И как долго ты морщил лоб над этим гениальным планом, Картер? Знаешь, ты ведь выглядишь достаточно смышленым, но, иногда мне кажется, ты просто тупой идиот.

— Ты же сам приказал мне найти способ… — Он отвел глаза от Дарнелла, от режиссера этого проклятого фарса. — Ведь именно ты предложил мне использовать женщину или мальчишку.

— Да, теперь ты заполучил для меня мальчишку. Но позволь уточнить: мальчишка не у меня, а у тебя.

— Но я не могу… — Картер также встал из кресла. При этом он почти удивился своей смелости, которая позволила ему встать. — Ты его не получишь.

— А я что, тебя просил об этом? Вот уж не хватало мне этого мальчишки. Это твое шоу, Картер, а я в нем буду лишь зрителем. — Дарнелл шлепнул Картера по груди обратной стороной ладони. — Подкину тебе одну идею. Если хочешь успешно провернуть это дельце, будь готов к тому, чтобы убрать мальчишку.

Картер побледнел от страха.

— Нет, я так не думаю, — сказал Дарнелл. — Слыхал ли ты когда-нибудь про парня по фамилии Джонс? Индеец с фамилией Джонс… смех да и только. Маршалл тоже не тянет на индейскую фамилию. Вот если бы у меня была фамилия вроде Блу Скай, я бы тотчас согласился участвовать в этом дельце. — Он повернулся к окну. — Просто дело в том, что Блу Скай… само звучание этих слов ласкает слух.

— А когда видишь такую фамилию в печати, в газете или еще где-нибудь, сразу понимаешь, что речь идет об индейце, не так ли? — Он снова взглянул на Картера, его глаза блестели. — И сейчас я не говорю о баскетболе. Сам подумай: ну кто бы еще согласился носить фамилию, вроде Блу Скай? Поэтому любому, кто будет читать о происходящем в «Pair-a-Dice City», целому миру станет понятно, что все дело в индейцах, вот где корень зла. Хотя не исключено, что будет сказано «член племени лакота» или другое газетное словечко, если таковой будет замешан. Индейцы берут взятки. Мы пытаемся выдвинуть на руководящие должности, а потом появляются эти акулы зеленого сукна и обирают всех до нитки.

— При таком положении людям Бед-Ривер вовек не видать своих денег. Твой отец понимал это, но он в могиле. Теперь твой брат у нас на крючке. Как ты думаешь, каким образом его имя могло бы прозвучать в газетных заголовках?

Картер был сражен наповал. Дарнелл выложил перед ним все свои козыря, как будто бы он уже вышел из этой игры победителем. Черт возьми, это были еще те козыря! Однако, самым смешным было то, что Картер и понятия не имел о реальном масштабе ставок в этой игре. Компания «Тэн Старз» и близко не была заинтересована в прибыли от индейского игорного бизнеса. Компания хотела избавиться от него раз и навсегда.

Дарнелл решился раскрыть свои карты перед Картером только потому, что тот оказался в полной его власти. Сегодняшний день оказался для него знаменательным. Он только что подставил своего брата.

— Что ты говорил насчет Джонса? — спросил Картер.

— А Джонс сейчас лежит в земле, с дыркой от пули в голове. — Улыбка Дарнелла и выпученные глаза делали его похожим на большую жабу. — Нравится? Звучит поэтично, и рифма есть, не так ли? — Он пожал плечами. — Он и раньше водился с парнями с темной репутацией. Мне и самому приходилось иметь с ним дело в казино, которое мы открыли в штате Висконсин. Индейское казино, заметь. Парня лишили лицензии на право заниматься игорным бизнесом, но я верю в необходимость давать людям еще один шанс. Разве ты не согласен? Особенно, если парень может впоследствии пригодиться?

— Что самое смешное, его нашли мертвым в чужом пикапе. Знаешь, кто оказался владельцем машины? Некий офицер полиции Ерл Свини. Еще один тупой ублюдок. А протектор шин совпадает со следами…

Картер почувствовал тошноту, которую был не в силах скрыть.

— Да-да, того самого грузовика, что сбил твоего старика. Какой негодяй! — Дарнелл положил липкую ладонь на плечо Картера. — Слушай, Картер, ну неужели ты мог подумать, что это было трагической случайностью?

— Я пытался убедить его отступиться, — сказал Картер отрешенным голосом. — Я пытался поговорить с моим братом.

— Именно так стоит улаживать проблемы подобного рода. Не выносить сор из избы. Заботиться о себе. Индейцы славятся своими крепкими семейными узами.

— Мне нравится игорный бизнес. — Теперь Картер говорил сам с собой, пытаясь отстраниться от Дарнелла. — Мне нравиться руководить «Pair-a-Dice City». Я мог бы добиться в этом немалых успехов.

— Может быть. Кто знает. Однако, по-настоящему проявить себя ты не смог, потому что все ниточки были в моих руках. — Дарнелл несколько раз нервно постучал по столу костяшками пальцев. — Это касается и Свини, и небольшой операции внутри другой операции. Игра становится скучной, если не передергивать карты.

Он сложил руки на своей массивной груди. — Теперь, когда твой арсенал пополнился еще и похищением, каковы твои планы в отношении ребенка? Ты хочешь, чтобы я забрал его? Тебе я не угрожаю. По крайней мере, не сейчас, когда в твоих руках находится свидетель. — Он протянул руку, как бы за милостыней. — Давай его мне, и пойди вырази соболезнование своему братцу.

Картер отрицательно покачал головой. — Пока что это выглядит с его стороны, как невинная шутка над родителями. Я разделяю печаль моего брата, потому что я невольно стал ее участником, но этим все и ограничивается. Если потеряешь контракт, так тому и быть.

Так тому и быть? Дарнелл рассмеялся и покачал головой. — Нет, Картер, я просто не могу проиграть, с такой командой поддержки, как ты и Свини. Вы можете оградить меня от любых проблем. Вы ведь продали племя сиу, на всей территории по течению реки Бед-Ривер. Но мне нет нужды держать при себе вас обоих, и мне все равно, кому выпадет эта честь. Тому уготована роль мальчика для битья, которого легко можно заменить. — Его улыбка источала ледяной холод. — Так когда я могу получить мальчишку?

— Дай мне время на раздумье.

— Но не слишком увлекайся. И можешь не волноваться о питье и еде для мальчика, если будешь отдавать его мне.

Слушая злобный смех Дарнелла, Картер вдруг поверил в возможность существования такого понятия, как хороший день для встречи со смертью.

Хелен выбросила пачку сигарет в мусорную корзину, достала ее назад, затем снова выбросила. Но одну сигарету она все-таки оставила, и сейчас курила ее, жадно затягиваясь. Если ты войдешь сейчас, сынок, ты поймаешь меня на горячем.

Зазвонил телефон. Она вздрогнула. Потянулась за трубкой, остановилась на пол пути, затем резко схватила ее.

— Мне Риза.

— Картер? — Наконец-то, подумала она. — Его здесь нет, но мы целый день пытаемся до тебя дозвониться. Сидни пропал! Мы его не видели с тех самых пор, как ты…

— За него не беспокойтесь. Он цел и невредим.

Невероятная тяжесть свалилась у Хелен с плеч, у нее перехватило дыхание и закружилась голова. Кончиками пальцев она принялась массировать затылок, прислонившись к стене.

— Хелен?

Да что же, в конце концов, с моим голосом? — O-он с тобой?

— Да. — После этого была долгая, невыносимая пауза, за которой последовал вздох. — Да, более или менее. Он спрятался в кузове моего пикапа. Он в порядке.

— Слава Богу! — Хелен была на грани нервного срыва. — Да, этот вредный мальчишка временами выкидывает разные фокусы. Он спрятался в твоем пикапе?

— Хелен, мне нужно поговорить с Ризом. Ты слышала про то, что случилось с Джонсом?

— Он мертв. — Остынь и попытайся собрать факты воедино, сказала она себе. — Где ты сейчас, Картер? Где Сидни?

— Он… Я доставил его в безопасное место, и пока что он в полном порядке. Что тебе известно о Билле Дарнелле? Что ты знаешь о компании «Тэн Старз»?

— Картер, я знаю очень мало. Я действительно не знаю. Я… — К чему были все эти вопросы? Разве ее ответы имели какое-либо значение? И что он имел в виду, говоря, что пока что он в полном порядке? — Пожалуйста, не трогай моего сына.

— Мне нужно поговорить с моим братом.

— Его сейчас нет, он повсюду ищет сына. Полиция распространила сводки, и люди в городе…

К ее горлу подступил комок, и она снова залилась слезами. Она ненавидела свою слабость. Она ненавидела сильную дрожь, с которой не могла совладать. Но она должна была успокоиться и дать этому человеку все гарантии, которые он пожелает.

— Картер, я найду способ вернуть все твои долги, независимо от их размера. Разве стоит ради этого обижать ребенка?

— Я не трону его и не хочу, чтобы он пострадал. Я только хочу… — Она слышала его тяжелое дыхание, как будто он запыхался после бега. — Хелен, я хочу поговорить с моим братом. Я перезвоню через час.

Он повесил трубку, и она долго еще слушала короткие гудки. Потом осторожно положила трубку на место.

Скоро стемнеет. Что же ей делать? Звонить в полицию?

Но какую полицию? Полиция племени уже занималась поисками. Шериф Доузер Бобкэт прочесывал каждую проселочную дорогу, каждую коровью тропу в радиусе десяти миль.

Голос Картера звучал испуганно. Неужели это было похищением?

Очевидно, говорить ей об этом он не собирался. Поэтому нужно скорее отыскать Риза.

21

Уже почти стемнело. Картер был совершенно уверен, что когда он возвращался в казино, за ним следили. Вот почему он не стал звонить из кабинета, а позвонил Хелен из таксофона внизу. Затем переоделся в другой костюм. Этот час тянулся медленно. Он старался ни о чем другом не думать, только о мальчике. Мальчуган оказался крепким, совсем как его отец Риз.

В отличие от его дяди, Картер старался думать только мальчике, но мысли быстро перескакивали на себя самого, на то, каким жалким дураком он оказался, на все обещания, которые нарушил, на тех людей, которых он подвел. Эти типы из «Тэн Старз» всегда использовали его. Как, до противного легко, его можно было использовать.

Когда подошло время, он вновь позвонил.

— Картер, где мой сын? — сразу, в лоб, потребовал ответа Риз.

— Я сказал, где он. И я хочу, чтобы вы с Хелен забрали его и поскорей уехали отсюда. Без оглядки.

— Как тебя понимать? Хелен сказала, что он спрятался в твоем пикапе. И ты…

— Да, верно, — Картер закрыл глаза и глубоко вздохнул, представляя лица своих ребятишек. — Сидни хотел пропустить свой рейс, чтобы подольше побыть с вами.

— Картер, я ведь не вмешиваюсь в твои решения относительно детей.

— Не думаю, что стоит решать вопросы воспитания детей прямо сейчас.

— Тогда говори, куда ты, черт тебя побери, дел моего сына!

— Он в полной безопасности. И потом, Риз, он не знает….. Он считает, что это игра, а я просто помогаю ему спрятаться. Клянусь я не стал бы этого делать, если б так чертовски не боялся.

— Боялся? Чего ты… — Риз сделал паузу, собирая все свое самообладание. — Картер, скажи, пожалуйста, чего ты боишься?

— Вам надо быть осторожными. За мной следят. И, наверное, будут следить, по крайней мере, еще некоторое время.

— Кто за тобой следит?

— Либо Дарнелл, либо кто-то из тех, кто работает на него. Я думал, они хотят меня убрать, но сейчас совсем не уверен, что они желают оказать мне эту услугу.

— Услугу?… Картер, где, все-таки, мой сын?

— Я не сделал ему ничего дурного, но мне показалось, что я могу использовать его, чтобы заставить тебя…..

— Чего ты хочешь, отвечай, ради бога? Я же предлагал тебе…

— Ты предлагал деньги. Спасибо, я ценю это. Но послушай, у меня тоже есть сын. — Картер дрожащими пальцами тер виски, пытаясь стереть образ сына из памяти. Но не мог. — И дочка. И жена.

Наступило долгое молчание.

— Они вернутся к тебе, брат. Понимаешь, обязательно вернутся. Я…..

— Ты позаботишься о них, если…

— Где ты? Сид с тобой? — Риз ждал ответа и, не дождавшись, предложил. — Просто скажи, где ты. И я примчусь так быстро, как только можно. И мы обо всем позаботимся.

— Ты мог бы позаботиться о них. — Черт побери, конечно, он мог бы. Он — Старший Брат. Он Большой Человек.

— Я прошу тебя позаботиться о моей семье. Пообещай, и я скажу…..

— Сделаю. Все, что попросишь, клянусь. Обещаю сделать для них или дать им все, что им будет нужно. Даю слово. Так, где же он, Картер?

— Помнишь, как когда-то мы с тобой ездили ночью в Бедленды. Незадолго перед твоим отъездом…..

— Так он в той хижине?

— В хижине? Где? — раздался рядом с Ризом голос Хелен.

— Да, — выдохнул Картер, представляя ее встревоженное лицо, ее душевную боль. — И он один.

— Черт! Картер, я не знаю, смогу ли сейчас найти это место. А где ты?

— Не имеет значения. Я все равно отсюда ухожу. Еду домой и, как мне кажется, уведу «хвост» за собой, так что за вами слежки не будет. И с Сидни все будет в порядке.

— Послушай, давай встретимся…

— Ты найдешь эту хибару, Риз. У тебя чуткое сердце. Оно подскажет. — Картер улыбнулся. В горле не то, что першило, горело адским огнем. — Ты всегда был для меня примером. Ты ведь это знаешь?

— Картер!

Риз резко бросил трубку и повернулся к Хелен, готовой бежать сломя голову, сметая всех и вся на своем пути, Доузера возле дверей — первым.

— Повесил трубку. Он… Господи, надеюсь он не соврал мне насчет хижины. — Он посмотрел на Доузера. — Почему не арестуют этого сукиного сына Дарнелла?

Глаза Доузера сверкнули.

— За что?

— За то, что он — мерзавец и сукин сын! — заорал Риз, хватая практически бесполезный сотовый телефон, который ему кто-то одолжил.

— Этого недостаточно. Он взял пацана?

— Не знаю, что случилось. Знаю лишь, что мой брат запутался, и молю Бога, чтобы Картер сказал правду о том, где Сид. — Он с грохотом выдвинул кухонный ящик, там хранились ключи. — Доузер, прошу, оставайся здесь. Не знаю, откуда Картер звонил, но он сказал, что едет домой.

— Если он едет домой, ты с ним разминешься.

— Если мы разминемся, ты его задержишь. Отправь кого-нибудь в казино узнать, видели ли его там, где, по-твоему, он мог бы быть… — Он посмотрел на друга. — Помнишь ту хижину в Каньоне Грей-Хорст? — Доузер кивнул. — Вот туда мы и направляемся. Надеюсь, в пикапе осталось бензина хоть на одну поездку.

За руль отцовского пикапа он сел впервые за все то время, что прожил здесь. Отец его был не из тех, чья машина всегда заправлена, отрегулирована. Он никогда не заливал бензин в баки, пока указатель уровня топлива не приближался к отметке «пусто». Но Риз почему-то не удивился, когда старенький «шевроле» сразу завелся. Он поднял большой палец вверх, давая знать, что все тип-топ, когда стрелка индикатора уровня топлива показала на «полный» — вероятно впервые за долгие годы. Риз вернулся в дом, взял отцовский револьвер, двадцать второго калибра, кинул взгляд на Хелен, и пробормотал объяснение. — Это от змей.

К чести Хелен, она не стала задавать вопросы, на которые он не мог ответить. Он говорил по телефону с Картером, и сейчас важнее всего было то, что с сыном пока все в порядке.

Догорала багровая вечерняя заря, сумерки медленно опускались над безжизненными, выветренными холмами. Если Черные Горы были приютом всего живого, сердцем земли, если эти священные места были прародиной первых лакота, то Бедленды, должно быть, были тем местом, где жизненный круг замыкался. Этот необычный лунный пейзаж, несомненно, олицетворял собою саму смерть, навязчивое напоминание о бренности всего сущего. Бедленды были зловеще красивы на закате, совершенно голые лиловые камни и пологие склоны, сплошной темно-бурый фон, изрезанный резкими багровыми подтеками и окутанные вековечной тайной.

Но на мать двенадцатилетнего ребенка этот пейзаж производил жуткое впечатление. Забившись в угол машины, она сама казалась ребенком. Прижавшись к стеклу, Хелен встревожено всматривалась в темноту, с тоской ожидая хоть каких-то успокаивающих слов. Он молчал.

— Эти места тебе знакомы? — не выдержала наконец она.

— Ага. Знакомы, как собственная…

Задница, которую он видел не раз на фотографии, которую какой-то идиот снял в раздевалке. Действительно, знакомая.

Он попытался успокоить ее, улыбнувшись.

— Это было давно, но я знаю, где это. Мы найдем его.

Слушайся собственного сердца — оно подскажет правильный путь. Прекрасная линия поведения для сказки.

— Уже почти стемнело, — прошептала она.

Ему в голову приходили лишь сказочные сюжеты, где маленькая девочка идет дремучим лесом, а навстречу горят волчьи глаза. Она подняла голову и улыбнулась в ответ.

— Этим летом он набрался опыта жизни на природе. Всякий раз, как я звонила ему, рассказывал о походах в горы на два дня, на три.

— Прошло всего несколько часов. С ним все будет в порядке, если он будет сидеть на месте.

— Если он в доме.

— Он в доме. — Риз сбавил скорость. Очертание местности вдали были смутно знакомы. — Я совершенно уверен.

Эта дорога всегда была едва заметной колеей, сейчас сильно заросла. Он молил Бога, чтобы не сбиться с пути, но мольбы эти возносил про себя. Господи, неужели эта хижина так далеко?

Боже, да он съехал с дороги.

Черт побери, где эта проклятая колея?

Господи Иисусе, укажи мне путь.

Вот она появилась, наконец, эта развалюха. На фоне Черных гор, зажатая меж двух громадных каменных лап горного образования, которое он когда-то окрестил «Сфинксом».

— Там нет света, — прошептала Хелен. — Неужели он оставил его без света?

Риз не знал, что на это сказать. Совсем как в волшебных сказках, где дикие места всегда во мраке. Как в сказке. Или в притчах об Иктоми. Он представил, как они с Хелен входят в логово Койота, которое потом становится тенетами огромного Паука.

— Что-то не похоже….. — Лицо ее было прижато к ветровому стеклу. — Или он заведомо послал нас по ложному пути.

Черт. Неужели?

— Риз?

— Нет! — Он нажал на тормоза и поставил ручник. Сердце стучало с перебоями, словно старые ходики в спальне. Он достал из-под сиденья фонарик и револьвер.

— Я знаю, мы найдем его.

При виде револьвера глаза ее округлились. — Риз, ты его испугаешь!

— На всякий случай. От змей. — Он схватил ее руку, когда она отстегнула ремень безопасности. — Послушай, я хочу, чтобы ты оставалась в машине. Пусть мотор работает, но ты оставайся на месте. Пока мы не узнаем, где он.

— Мой сын здесь. Должен быть здесь.

— Наш сын. — Он стиснул ее руку. — Он наш сын, Хелен.

— Наш сын, — прошептала она.

Она понимала, что он хотел сказать. И принимала это.

Он прижал ее ладонь к своим губам, затем вылез из машины и побежал к хижине. Распахнул дверь настежь и стал водить фонариком. В правой он сжимал револьвер.

— Сид? Ты здесь?

Ничто не нарушало ночную тишину. Не слышно было даже сверчков.

Он вошел в дом.

— Пожалуйста, сынок, — шептал он. — Пусть все будет хорошо, пожалуйста.

Он заглянул за дверь, обшарил фонариком каждый из четырех углов, каждый дюйм грязного пола. Ни мышей, ни оберток от жвачки, ничего. От страха у Риза закололо в груди.

— Риз?

Он вышел из хижины навстречу Хелен.

— Не похоже. Чтобы здесь кто-то…

— Я здесь.

Сидни показался из-за дома, волоча за собой спальный мешок, словно робкий и застенчивый Лайнус, возникший из тайного убежища в каком-нибудь Египте.

От облегчения Риз засмеялся. Хелен бросилась к мальчику, словно матушка Гусыня с распростертыми крыльями, и заключила его в объятия.

— Я определил, что это машина не дяди Картера, — быстро принялся объяснять Сидни.

Риз поставил револьвер на предохранитель и засунул оружие за пояс. Он пообещал себе при первой же возможности обнять мальчика, крепко прижать к себе. Но пусть сначала мать. Ризу положил руку на плечико сына.

— Это машина твоего деда.

— Вот, я не знал, кто это, поэтому быстро собрал свои вещи и спрятался. — Сидни, когда мать отпустила его, отошел на шаг и смущенно добавил. — Я рад, что вы приехали. Дядя Картер обещал вернуться за мной завтра, но… гм-м-м. Я так рад, что вы приехали сегодня. Мне стало немножко страшно.

— А мы сильно испугались, — заметил Риз.

— Так вы теперь не отправите меня в лагерь, верно?

— Нам надо многое обсудить, но…

— Тебе не надо возвращаться в лагерь, если ты не хочешь, — быстро вставила Хелен, вновь заключая Сидни в объятия. — Но я не хочу, чтобы ты думал, что из-за того… Тебе следовало сказать мне…

— Я говорил.

— Да нет, я имела в виду…

— Сид, должен сказать тебе, что с твоей стороны это была довольно опасная затея, — выговорил Риз. — Если ты еще хоть раз выкинешь подобную шутку, то тебе здорово влетит.

Мальчик поднял на него глаза, и было видно, что он готов принять наказание прямо сейчас. Риз с трудом сдержался, чтобы не похвалить его за это. Он был горд за сына, но в груди у него заболело. Позже он ему обязательно скажет, как разумно тот поступил, что спрятался и скрыл следы своего пребывания.

Он обнял их обоих и повел к машине.

— Но, на этот раз, по-моему, мы можем себе сказать, что, несмотря на все неприятности, находимся на полпути от счастья.

Риз и Хелен посадили сына между собой и поехали по тряской тропе к трассе, позволяя тишине вновь воцариться в этих краях. Будут объяснения. Будут извинения. Но сейчас на сердце было легко и спокойно.

Дорога назад казалась намного короче. В ночном небе высыпали звезды. Стало светлее.

Когда они подъехали к проволочной ограде вдоль шоссе, Риз мысленно представил, как отец натягивает проволоку.

— Черт, жаль, твоего деда нет больше, — обратился он к Сиду. — Он был большой мастер.

— Давай починим его поле битвы.

— Давай. А еще пристроим комнату, большую, чтобы…

— Куда мы едем? — спросила Хелен.

Не отдавая себе отчета, они ехали в противоположную от его дома сторону. Ему надо было позаботиться еще кое о чем.

— А не заночевать ли нам в Рапид-сити?

— Это там аэропорт, — вскочил Сид. — И если вы собираетесь меня отправить, то без вещей…

— Твоя мама сказала, ты не возвращаешься в лагерь. Я согласен, но… — он бросил взгляд на Хелен, — я беспокоюсь за Картера.

— Я бы лучше не связывалась с ним сейчас. Мы не знаем…

— Он сказал, что едет домой. — Риз взял сотовый телефон. — Он говорил очень странно. Я не могу точно объяснить. Но я даже не заметил, когда повернул не на восток, а на запад.

— О чем ты думаешь сейчас?

— Я думаю… — О том, чтобы связаться с Доузером. О Дарнелле и о том, как предъявить обвинения этому сукиному сыну. О своем тупице брате, наломавшем дров. — Он позвонил нам и сказал, где искать парня, и я ему за это благодарен.

— А о чем еще?

— Меня беспокоит, насколько жизнь моего брата пошла наперекосяк.

В доме горел свет, но парадная дверь была заперта. Риз позвонил. Ответа не было, но он был уверен, что в окне мелькнула тень. Риз вспомнил, что Картер всегда прятал ключ на веранде, под сидением скамейки. Риз был против этого и всегда остерегал брата. Но, к счастью, тот пренебрег его предупреждением.

Риз окликнул брата по имени. Вновь никакого ответа.

Свет падал из хозяйской спальни в дальнем конце коридора. В доме стояла полная тишина.

— Сид, пожалуйста, выйди с мамой на улицу и подождите меня в пикапе.

— А что случилось?

— Просто, окажите мне эту любезность. — Он посмотрел на Хелен и взялся рукой за револьвер, который был за поясом. — Пожалуйста.

— Я позвоню в полицию, — предложила Хелен.

— Пока не надо.

— А как я узнаю, когда надо?

— Хорошо. Подожди у входа. — Он бросил взгляд на Сида, затем махнул головой в направлении входной двери. — А ты залезай в машину и сиди на телефоне. Хорошо? И если что, звони «911».

Мальчик кивнул.

Риз направился в заднюю часть дома. Зашел в спальню.

— Это ты, Риз? — Голос Картера из ванной комнаты звучал тонко и напряженно.

— Да. Я хотел тебе сказать, спасибо за…

— Ты один?

Дверь в ванную была открыта настежь. В зеркале над раковиной Риз увидел бледное лицо брата и понял, что тот сидит на краю большой мраморной ванны.

— Я отослал их.

— А перед домом не было машины?

— Не видел ничего. — Он приблизился, пытаясь лучше рассмотреть отражение в зеркале. — Картер, что происходит?

— Я на унитазе. И не нуждаюсь ни в чьей компании. Стой…

К черту осторожность! Риз вошел. Картер сидел на краю ванны в джинсах, но без рубашки. Одна рука лежала на колене, а другая была скрыта.

— А где вода?

— Не подходи! — Картер сидел неподвижно, и только его темные глаза горели. — Послушай, ты должен отсюда убраться. Забирай семью и уезжай от этих казино, как можно дальше. — Рукой, той, что была на колене, он махнул в сторону. — Они ехали за мной сюда. Затем они просто сидели в машине перед домом. Но за мной не пришли. Я их… — Риз умоляюще вскинул руку над головой, опустил глаза вниз, словно его застали с опущенными штанами. — Не надо, Риз!

Риз подошел еще на шаг.

— Ты их что?

— Я… их марионетка, жалкая мартышка у них на веревочке. И я, и Престон — мы статисты в этом представлении, играем те роли, которые они нам написали. И назад дороги нет… — И тут Риз увидел в его руке пистолет. Короткоствольный, тридцать восьмого калибра.

Картер медленно поднялся.

— Ты должен уехать отсюда, прямо сейчас. Или я убью тебя сначала, а потом — себя.

— Нет, ты не сделаешь этого.

Картер направил пистолет на Риза. Ствол дрогнул, но дуло говорило: Пристрелю. Да, пристрелю.

— Не приближайся. — Раздался неуверенный голос. Но дуло говорило: Ты — труп.

— Опусти пистолет, Картер. Ты просил меня позаботиться о твоей семье, но ты же не собираешься…

Картер с угрозой поднес пистолет к своему виску:

— Не приближайся!

Риз сглотнул. Он и сам чувствовал себя не очень хорошо. Его сердце бешено стучало, скакало, как колымага на ухабах.

— Картер, пожалуйста, послушай.

О, Господи, это был голос Хелен. Риз не шевельнулся, так как не мог оторвать взгляд от брата, но видел ее боковым зрением. Что, черт возьми, она собирается делать?

— Картер, я знаю, что ты чувствуешь, — говорила она, приближаясь. Теперь она видела их отражение в зеркале, она видела своего босса с пистолетом у виска, однако продолжала говорить спокойно.

— Поверь, я была точно в такой же ситуации, по уши в долгах, понимаешь?

— Хелен, пожалуйста, уйди.

— Я понимаю, Картер, и думаю, что смогу…

— Нет, не сможешь. Не лезь со своим дерьмом про анонимных игроков. Не нужно. — Он снова направил пистолет на Риза.

— Если она тебе не безразлична, забери ее отсюда.

— Картер, когда я была в подобном положении, единственное, что заставляло меня продолжать бороться, так это то, что мой сын нуждался во мне, — Хелен говорила мягким, успокаивающим голосом. — Так же, как твоя семья нуждается в тебе сейчас.

— Им будет лучше без меня.

Картер покачал головой. На мгновение глаза стали дикими. Он отвел пистолет от виска. Потом снова приставил «пушку» к виску.

— Знаешь, таким дуракам, как я, действительно не стоит жить. Я в ловушке. Я делал то, что нужно было «Тэн Старз» и угробил «Индейское казино».

— О чем ты говоришь? — спросил Риз. — У них же контракт.

— Они хотят, чтобы мы сами затянули петлю на своей шее. Они просто постоянно одалживают мне деньги, которые я никогда не смогу вернуть. Но все равно беру. Беру все, что они предлагают. Все проще пареной репы…

— Мы посадим Дарнелла за решетку.

— Если он не убьет меня, то потянет за собой за взятки. Меня и других.

Его глаза снова стали дикими, они закрывались и открывались, как будто ему трудно было держать их открытыми.

Его рука дернулась.

У Риза засосало под ложечкой.

— Я, на самом деле, лакота, скажи, брат? Сегодня хороший день умирать?

— Способ плохой. — Ризу было важно, чтобы Картер не сводил с него глаз. Он путался, когда тот закрывал их. Надо без конца говорить с ним, пытаться найти то, что он хочет услышать. — Да, ты — лакота. И, как и я, ты сын Роя Блу Ская. У нас троих было время, чтобы найти свою дорогу. — Хороший способ жить! Вот это в наших традициях.

— Мне этот путь заказан. Я уже слишком далеко зашел. Я не могу стать…

— Ты можешь стать свидетелем обвинения, Картер, — предложила Хелен. Глаза Картера лихорадочно блестели, умоляя Риза, чтобы тот вывел ее из комнаты.

Но она не уходила.

— Завтра мы найдем тебе хорошего адвоката. Дело уже открыто, и твои показания могут очень даже сгодиться. Надо бить противника его же оружием.

— Она права, Картер. Ты можешь поменять роль и отплатить им той же монетой. Окажи нам всем эту услугу.

— Я хочу, чтобы ты, брат, знал одно: к смерти отца я не причастен.

У Риза поплыли круги перед глазами, он не мог дышать, но упоминание об отце… образ отца среди вспышек света и всплесков тьмы…

— Я верю в то, что это он сегодня направил меня сюда. И, брат, я не лгу. Я стараюсь делать все так, как он хотел. Но он меня не покидает. — Ризу надо было двигаться, иначе он упадет. — Однако, я не верю в то, что ты хочешь кого-нибудь убить.

— Никого, кроме…

— Просто никого. — Риз ухватился за стену, почувствовал холод кафельной плитки.

— Мне нужен брат.

— У тебя много братьев.

— Мне нужен именно ты, — сказал он, медленно двигаясь и пытаясь сосредотачиваться на фрагментах: электрической лампе, глазах брата, слезах на его лице.

— Ты — мой родной брат. Тебя у меня отнимали. И больше никто у меня тебя не отнимет. Даже ты сам. Так что, опусти «пушку». — Риз потянулся за опущенным вниз пистолетом, и тот перешел к нему. Из последних сил он нащупал большим пальцем предохранитель, щелкнул им и уронил револьвер в раковину.

Шатаясь, словно пьяный, он сделал еще шаг и рухнул на брата:

— Ты мне нужен. Отвези меня сейчас в больницу.

Картер подхватил его под руки.

— Что за… о, Господи…

— Не поднимай… большой…

— Хелен, вызывай «скорую», — завопил Картер так оглушительно, что и мертвого можно поднять. — Немедленно! Набери 911 и спроси, что делать. Сердечный приступ.

Риз боролся за каждый вдох.

У него, как никогда прежде в подобной ситуации, кружилась голова, но он был в полной уверенности, что не впал в беспамятство. В строю барабанщиков в груди один устал от перегрузок, и ритм сердцебиения сбился. И шум в голове не унимался — нарастал.

— Ты жив, брат?

— Пушка, — пробормотал Риз, повисая на Картере, в то время как тот тащил его в спальню на себе.

Ноги Риза волочились по полу. Без сомнения волочились. Он увидел Хелен, его вид, наверное, пугал, а ему не хотелось, чтоб она беспокоилась. Дай ей работу.

— Возьми пушку. Убери ее. «Скорая» едет, а сейчас мы ляжем.

— Устал, — прошептал он, радуясь, что владеет собой, что все еще дышит, что не впал в забытье. — Тяжелый день.

Прекрасное лицо Хелен нависло над ним. Часть его пропала, но что — то он различал.

— Убрала пушку?

— Да не переживай ты из-за пистолета, — вмешался Картер — только держись, не теряй сознание, ладно?

— Барабанщик совсем сдох. Голова кружится, не могу идти, — но ложиться он не хотел. Боялся не встать.

— Разве надо, чтобы ты говорил? Береги силы, моя любовь.

— Я только сяду, — сказал он, но может быть, он уже лежал. Он не знал точно. Тело его совсем не слушалось. — Скажи опять «моя любовь».

Она повторяла и повторяла эти слова, а он пытался сосредоточиться на ее голубых глазах, точно так же, как недавно на глазах Картера.

— Мам, что случилось?

— Сид, больше света. Больше ярких пятен, чем черных.

— Не все так плохо, как кажется. — Он махнул рукой и подозвал сына. — Не бойся, такое бывало и раньше. Но я все еще… все еще болтаю. — Ага, вот лицо Сида. Он прикоснулся кулаком. Он думал — это был кулак — к руке мальчика. — Извини.

— Не надо. Это я должен извиняться. Мне не следовало… Не умирай, ладно? О’кей, папа? Можно я… можно называть тебя «папа»?

— Пожалуйста. — Риз обнял мальчика за шею и притянул его к себе ближе. Голова у Риза кружилась, словно он был мертвецки пьян.

— Скажи еще раз.

— Папа, папа, — повторял Сид лихорадочно, — Папа, не уходи, пожалуйста.

— Не сегодня. Нехороший день, чтоб умереть. Когда я умру, будет… — Он попытался щелкнуть пальцами, но они были ватными. — Черт побери. Совсем ослаб.

— Они уже здесь, Риз. «Скорая» приехала, — старалась докричаться до него Хелен, и только тут он услыхал сирену скорой помощи. — Ему перед этим показалось, что где-то поют. — Сидни, иди приведи их, — велела она.

— Нет, не надо «скорой». Мне не нужна… — Он смотрел на брата, но за спиной брата появилось другое лицо.

Возьми брата с собой, — сказал его отец.

Взять его?

Сейчас у него нет воли. Дай ему свою.

Мою? Я даже не могу заставить свое сердце биться ровно.

У тебя есть то, что нужно твоему сердцу. Поделись этим с братом.

Хелен правильно поняла, чего хотел Риз. Он должен доставить брата в больницу. У Картера слишком расстроена психика, чтобы оставлять его одного, пусть даже он и сумел внятно объяснить состояние Риза в то время, как они с Хелен сопровождали каталку к «скорой». Когда Риза погрузили в машину и туда же забрался Картер, Хелен негромко сообщила одному из медиков, что Риз только что удержал своего брата от самоубийства.

— Совершенно невероятно для человека в том состоянии, в котором он находится, — заметил тот, усаживаясь на место водителя. — Помешать самоубийству, когда у тебя самого сердечный приступ, это требует героических усилий. Я говорю это для того, чтобы вы обоих поместили в больницу.

Это было не так уж просто, ей все равно придется сообщить о происшедшем, в конце концов, Картер согласится с тем, что ему необходима медицинская помощь. Он сидел рядом с ней у дверей реанимационной, наблюдая через окно, как Риза подключают то к одному аппарату, то к другому. Поскольку медики им ничего особенного не сообщили, то Хелен, Картер и Сид, глядя друг другу в глаза и держась за руки, тихо разговаривали.

Она сказала Картеру, что долг не такой уж громадный. Она понимала его состояние: он напуган, ему не по себе из-за тех глупостей, которые он натворил, ему плохо оттого, что в семье не ладится, и как он по ней скучает.

— Делай по одному шажку, — поучала она его. — И первым делом — сдайся. Прямо здесь и сейчас подпиши бумаги и дай врачам возможность тебе помочь. Иначе, я сама позвоню в полицию и сообщу о попытке самоубийства.

Но делать этого ей не пришлось. Картер сам заявил об этом врачам, и его поместили в психиатрическое отделение.

Сидни дремал в приемном покое, а Риз спал в реанимационной палате, когда Хелен, наконец-то, разрешили посидеть возле него. Медсестра предложила ей прилечь самой, но Хелен отказалась отходить от Риза. Когда-то она его уже оставила, и теперь ее и палкой не отогнать от него. Она твердо решила оказаться, первой, кого он увидит, когда проснется.

Так оно и вышло, только через четырнадцать часов, когда Риз проснулся и с удивлением спросил у нее:

— Я что, потерял сознание?

— Ты истощен. И долго спал.

Теперь он рассмотрел мониторы, капельницу, и что сквозь жалюзи пробивается дневной свет.

— Так, значит, наступило завтра, да? — Он посмотрел на Хелен. — А для чего хорошо завтра?

— Не лучший день, чтобы умирать.

На его лице появилась слабая улыбка: — Откуда знаешь?

— Врач сказал.

Он кивнул.

— То же самое я слышал от своего отца. Он передает тебе привет.

Она изумленно посмотрела на него.

Он сумел улыбнуться.

— Так я, выходит, потерял сознание? Я помню, как кружилась голова, помню «скорую помощь», палату. — Он попытался сесть. Хелен предложила помощь, но он отмахнулся, поставил босую ногу на пол. И застонал: — Мне нужен секс с тобой.

— Сейчас? Тебе нужен отдых.

— Наотдыхался. Голова закружилась, вот и решил сесть на минуту. — Он закачал головой, словно для того, чтобы она прояснилась.

— Синкопа, так врачи называют обморок.

А это плохо.

— И часто у тебя бывают обмороки?

— Нет. Случалось сильное сердцебиение. Бывала одышка по ночам. Но обмороков не было, и это хорошо. — Он посмотрел на нее, будто она сомневается в его словах. — Со мной это было только дважды. Вот и все. Так что не все так плохо, как кажется. А где Картер?

— Мы заявили о его попытке самоубийства. Он здесь. Согласился обследоваться.

Риз кивнул.

— А Сид?

— Пошел в кафетерий чего-нибудь перехватить. Он спал на диване в приемной. — Она улыбнулась. — Он пропустил свой самолет.

— Это не часто бывает, — продолжал он, словно она рассматривает его заявление на место землекопа, и старался ее убедить. — А так я весьма даже здоров. Мне повезло. Эту штуку у меня нашли, я знаю о ней, и знаю, как быть, если что, а согласно новейшим исследованиям, дальнейшее течение болезни благоприятное.

Кивнув головой, она взяла его громадные руки в свои маленькие.

— Но в один прекрасный день я просто могу свалиться замертво.

— И я могу угодить под грузовик.

Он сжал ее руки: — Не смей так говорить.

— Ага, значит, тебе можно такое говорить, а мне нельзя. А наше расставание — разве это не то же самое.

— Твой уход меня убьет. Наверняка.

— Меня тоже. — Она села рядом с ним на кровать и подняла капельницу над его головой, а он обнял ее за талию. — И что же мы будем делать дальше?

— Мой сын не разрешает мне спать с его мамой, пока я на ней не женюсь. Ну, я не знаю, какие там еще приготовления требуются, но прямо здесь и сейчас я приношу свою первую клятву. — Он поднял руку, не подсоединенную к капельнице. — Отныне и во веки веков клянусь, что больше без этой женщины спать не буду.

Она смотрела на него и улыбалась.

— Так что дома вам лучше упорядочить ваши любовные дела.

— Мои любовные дела?

— У тебя ведь была своя жизнь, а у меня — своя.

— У нас была и совместная жизнь.

— Мы не становимся моложе и не знаем, сколько времени нам отведено… — он мельком взглянул на часы, висевшие в процедурной, — на то, чтобы получить брачное свидетельство и все такое прочее. Но анализ крови мы можем сделать прямо здесь, и готов спорить, у них есть и священник.

Она тоже посмотрела на часы и заметила, что две медсестры таращатся на них.

— При тысяче долларов в час, они готовы в любой момент пинками выгнать нас из нашего маленького свадебного номера.

— Черт, мы можем стать лучшей парой в городе.

Он наклонился, чтоб поцеловать ее, а сам тем временем провел ее рукой по своему животу, прикрытому простыней. Она ойкнула, а на его губах заиграла улыбка.

— Требуется неотложная помощь, — прошептал он.

— Ой! Евнух мой…

— Тс-с-с. Женщина, ведите себя, как положено. Этот номер прослушивается. — Он улыбнулся двум медсестрам, те рассмеялись в ответ и помахали рукой.

— Ты серьезно?

— Я человек слова, милая. И я не буду больше спать один, твоя голова всегда будет рядом с моей на подушке.

Хелен наклонилась к нему:

— Нет, нет, я далека от того, чтобы лишать больного человека сна.

— Далека от кого? — Он поцеловал ее в уголок рта.

— Только не от этого мужчины. Чтобы не случилось, я никогда не буду от тебя далека.

ЭПИЛОГ

— Эй, Блу!

Сид сунулся в дверь спальни хозяина недавно отремонтированного ранчо Блускай. Риз до сих пор возился, завязывая галстук. Сначала он выбрал галстук-шнурок из серебряной тесьмы, чтобы выглядеть героем вестерна. Затем он решительно сдернул его и взялся за обычный галстук. Ему хотелось сразу произвести хорошее впечатление. Хотелось, чтобы его с первого дня восприняли серьезно.

— Мама говорит, что в первый день опоздать нельзя. В особенности, тебе нельзя опоздать. Сид присвистнул: — Ну и цвет галстука, шеф, видно за версту.

— Слишком броско? Может, от галстука стоит избавиться? — Риз развязал узел и выдернул шелковый галстук из воротничка, как обычную веревку. — А может его отдать тебе вместо ремня? Не хотелось бы, чтобы ты потерял штаны в первый же день, Крутой Сид.

Сид оперся плечом о косяк двери. За прошедший год он вытянулся на четыре дюйма, и теперь его высокое и худощавое тело напоминало молодую сосенку. Подобно деревцу, вокруг которого водят хороводы на праздниках, он находился в центре родительской вселенной. — Никто не носит облегающие штаны, — сказал он и покачал головой, когда Риз бросил галстук на его кровать. — Даже здесь такое не носят.

— Ты расстраиваешься оттого, что оказался здесь?

Это решение было не из легких и потребовало времени. Испытания и ошибки. Однажды судьба свела их вместе, но вынужденная разлука послужила для них испытанием. Попытка построить дальнейшие отношения без взаимных компромиссов была бы ошибкой.

Сид слегка улыбнулся. — Доволен. Ведь теперь я тоже надеваю форму, когда начинается баскетбольный сезон.

— Думаю, формой все не ограничится.

— Джентльмены, я уже запустила двигатель вашего экипажа. — Теперь Хелен тоже протиснулась в дверь. Бледно-желтое платье подчеркивало фигуру, а лицо искрилось улыбкой. — Вы оба выглядите потрясающе. С вами я буду самой красивой учительницей школы.

— Но мы не станем сидеть и ждать, пока ты всем похвастаешься.

— Это уж точно. Сидеть вам вредно, так что придется побегать, мистер Блу Скай. Давненько у меня не было такого практиканта.

Он посмотрел на нее вполне невинным взглядом, однако в его глазах читалось напоминание. Она получила прошлой ночью то, что хотела, занимаясь любовью в самой длинной кровати штата Южная Дакота. Из-за больших размеров кровати в комнате почти не оставалось места для другой мебели, но у нее был Риз, у него она, и не было нужды ни в телевизоре, ни в иллюзии общения.

— Будь понежнее, — сказал он с озорным огоньком в глазах. Те же самые слова он шептал ей всего лишь несколько часов назад, и радость, пьянящая как вино, плескалась в ее глазах.

— Да, мама. Не заставляй его волноваться. — Сид выглядел взволнованным. Уже год у Риза не было и намека на какие-либо неприятности с сердцем, но мальчик хорошо помнил тот ужас, когда понял, что Риз умирает. — Ты же не волнуешься, папа? Это всего лишь школа. Школьная учеба — раз плюнуть.

— Ты говоришь прямо как твой дядя Картер. Раз плюнуть. Волноваться не о чем. — Риз рассмеялся, бросив мимолетный взгляд на жену и надел свою темно-синюю спортивную куртку. — Да, я немного волнуюсь.

— Ты ведь не забыл свои таблетки? — спросил Сидни.

— Да, они со мной, — Риз жестом скомандовал «кругом».

— Думаю, было бы неплохо в первый день показать одну из дедушкиных видеокассет, — посоветовал Сид, когда они все вместе спускались по лестнице. Помимо гаража, новая пристройка к дому включала второй этаж и новое крыло. Это было бы неплохим началом.

— Я уже распланировал первый урок. — Риз одобрительно кивнул, проходя мимо «комнаты для занятий», которой они пока что не придумали лучшего названия. Макет битвы при Литл Бигхорне занимал специально для этого сделанную и эффектно освещенную нишу в углу. В этой комнате отсутствовал телевизор. Здесь было пристанище книг, музыки, старомодный камин и большие кресла. Здесь также находился столик для игры в шахматы и «Монополию». И конечно же, в карты, ведь в этом доме обитала акула игорного бизнеса.

— Он заставил тебя составлять учебные планы?

— Мне кажется, это просто напоминает распределение обязанностей. Каждый делает то, что ему лучше всего удается. Твоя мама разбирает Конституцию, а я рассказываю о Соглашениях. Затем мы говорим о двойном гражданстве, о нации в нации и об уникальном статусе индейцев — нравится это тебе, Америка, или нет, но ты дала нам свое слово. Говорю и том, что я сам никогда не придавал этому факту особого значения, но после того как я прошел все испытания… — Он положил руку на плечо Сида, направляя его через порог кухни и пытаясь догнать Хелен, которая отличалась неисправимой пунктуальностью. — Теперь, когда я обрел сына, это значит гораздо больше. Будущее, понимаешь, значит для меня гораздо больше.

— Так как насчет показа дедушкиных фильмов? Обязательно покажи их на занятиях.

— Обязательно. После того как мы построим в классе макет битвы.

Хелен оглянулась через плечо и картинно закатило глаза. Она уже предупреждала, что он напрашивается на неприятности.

— И перед тем как повезу их на два дня в штат Монтана, чтобы разыграть историю в лицах.

Она издала стон. Он рассмеялся.

— Класс! — воскликнул Сидни, выпуская Плаксу из задней двери дома. Собачья обитель также была основательно переделана: новый забор, новая конура и новая подружка на подходе, специально заказанная у собаковода из штата Миннесота. — Неужели в этой школе ты так просто можешь взять и повезти их на экскурсию?

— В этом году часть доходов казино будет направлена в образование. — Риз опередил Хелен, чтобы отпереть дверь в гараж. Но обеспечивать транспорт буду я. Лимузины Блу Скай для страны Бигскай. Ребята из средней школы Бед-Ривер стильно прибудут на автостоянку в Литл Бигхорн в шикарных лимузинах.

— Я могу еще попасть в этом году в твой класс?

— Да не торопись, пожалей своего бедного отца. Ты уже перешел в восьмой класс, а это нелегко вынести.

— Да, нелегко с таким парнем управляться. Может, вам, ребята, завести нового ребенка? — Сид бросил вопросительный взгляд на мать. — Только не говори, что ты слишком стара. Это далеко не так.

Она невинно улыбнулась, садясь в машину. — Я ничего подобного не говорила.

Она знала лучше. Они оба хотели второго ребенка, но Риз медлил с решением.

Они жили в браке уже больше года, и все соглашались, что это был значительный шаг к созданию настоящей семьи, даже несмотря на то, что в первые несколько месяцев им часто приходилось разлучаться. Риз считал своим долгом работу в Совете племени, по крайней мере, на какое-то время. Смерть Роя Блу Ская, падение Престона Свини и крах компании «Тэн Старз» образовали зияющую пустоту в общественной жизни города, и эту пустоту необходимо было поскорее заполнить. Риз помог Тайтусу Хоуку получить пост Председателя Совета племени лакота, а затем принял назначение в новый состав Игорного Комитета.

Используя поддержку Бюро по делам индейцев, Комитет работал, не покладая рук, над реорганизацией системы казино племени под новым руководством. Сид и Хелен уехали в Денвер ради школы, в которой Сид учился. Риз проводил с ними как можно больше времени. Переделка ранчо вынудила его жить в гостинице при казино, и он жил там, когда бывал в Бед-Ривере, а на выходные семья собиралась в его квартире в Миннеаполисе. Однако, много ночей он спал один в своей огромной кровати, «самой большой кровати штата Дакота».

В июне того года он первый раз в жизни отметил день рождения сына, но это был не первый день рождения Сида, а тринадцатый. Это был день, когда его мечты о безоблачном счастье столкнулись с реальностью, и реальность эта ударила по сердцу Риза с томительной тоской. Это был день, когда были получены результаты анализа ДНК Сидни.

Анализы подтвердили, что Сидни был носителем гена, вызывающего гипертрофическую атрофию сердечной мышцы. Однако, физические исследования не выявили каких-либо признаков гипертрофии либо аномального утолщения мышцы, что подарило родителям надежду, что болезнь никогда о себе не напомнит. Но Риза угнетала мысль, что его первым подарком сыну стал дефектный ген. Он ничего не говорил, но его выдавала бессонница, угрюмость и какая-то отстраненность. Сид разволновался, раскричался и приказал родителям взять себя в руки. Он раскопал в Интернет какую-то информацию о болезни. И не обнаружил информации о людях, живущих с этой болезнью. Можно было отыскать лишь рассказы о людях, умиравших внезапной смертью на футбольном поле или на спортивной площадке. Однако, он с радостью отметил, что раннее выявление болезни сулило более чем положительные результаты в борьбе с ней. Черт возьми, в конце концов, этот ген он унаследовал от своего отца вместе с его точным броском.

Но он не отступится от отца и точка! Он станет ему хорошим сыном. Первое, что сделал Сид — стал Сидни Блу Скай. Теперь их было три Блу Ская — отец, мама и он. Врачи, наблюдавшие Риза, решили, что кандидатура Сидни, как нельзя лучше, подходит для проведения исследований экспериментальной программы по предотвращению развития гипертрофии у носителей гена ГАСМ. Вся семья понимала, что еще ни одно лекарство не было способно вернуть в нормальное состояние сердца пациентов, которые, подобно Ризу, страдали этой «коварной гадостью», как называл ее Сид. Однако химиотерапия, использование кардиостимуляторов и хирургического вмешательства постоянно совершенствовались. Скоро Сидни будет вынужден обживать свой новый дом в штате Миннесота, так как именно в этом штате работали лучшие кардиотерапевты страны.

Утешало то, что этот штат был домом таких известных команд, как «Миннесота Тимбервулс» и «Миннеаполис Мэверикс». Когда Риз впервые привел его в раздевалку центра «Таргет», он немедленно решил уйти из команды Денвера, причем, торопил Риза, как будто это был вопрос жизни и смерти.

Сиреневая дымка над Бед-Ривер походила на скопление ванаги, которых солнце изгнало из ветвей сливовых деревьев, растущих по берегу реки. Новое здание школы гордо возвышалось над городком. Неподалеку друг от друга, застыли здания «старой школы» и начальной школы. Дети выпрыгивали из машин всевозможных форм и размеров — от больших желтых автобусов до стареньких потрепанных «шевроле». Одни машины разворачивались, другие стояли, терпеливо дожидаясь своей очереди занять место на стоянке, родители провожали детей в школу. Это был хороший день для начала учебы, хороший день для ее продолжения.

Машина Блу Ская заняла свободное место на усыпанной гравием стоянке в уголке, специально отведенном для учителей. Риз припомнил несколько «шуточек», которые они «провернули» в этом закутке. Он припомнил, как помогал Тайтусу и Доузеру перетащить «фольксваген» учительницы машинописи на противоположную сторону улицы, где она была торжественно водворена прямо напротив бокового выхода, рядом с классом этой училки.

— Я помню эту несчастную учительницу, — сказала Хелен. — Она все еще работала в школе, когда я туда поступила. Мы, про себя, звали ее Длинноногая Джойс.

— Мы тоже ее так называли. Слыхал, что тебя прозвали Еленой Прекрасной, — при этих словах Риз подмигнул своему сыну. — За такую не грех и Троянскую войнушку устроить.

— Интересно, как они назовут… — рука Хелен вдруг взметнулась в воздух. — Смотри, там Сара и… Сара!

— Привет, — сказал Риз, потрепав своего племянника за волосы. Алексия ни за что бы не позволила подобную вольность в свой первый учебный день. — Как поживает Картер? — спросил он Сару.

— Он остался дома.

Она бросила печальный взгляд в сторону «Додж-сити» с его тесными улочками, разбитым асфальтом и облезлой краской на муниципальных зданиях. Для Картера все, что случилось, было падением, несчастьем, но у него была семья. Он снова был хозяином своей жизни, без гроша в кармане и с больной психикой, но он был жив, на свободе, с ним Сара и дети. Подарок судьбы. У него были шансы. Теперь ему предстоит узнать то, чему не учат ни в одной школе. И попытаться применить свое блестящее образование и профессиональные навыки.

Сара вернулась к мужу по первому звонку Риза и поселилась рядом в Рэпид-сити задолго до того, как Картера выписали из больницы. Долги Картера заставили отказаться от привычной роскоши, но это не очень смутило Сару. Она должна была заставить себя позабыть о прошлом и попробовать жить по-другому, по-доброму, ни в чем не укоряя Картера. Она твердила мужу, что именно здесь живут люди, нуждающиеся в помощи, которую могут оказать доходы от казино. Она стала грустной и серьезной, с головой ушла в благотворительность, как бы замаливая грехи мужа. Ей отчаянно хотелось, чтоб Картер выздоровел, и тогда его энергия, ум…

Разумеется, Ризу хотелось бы поправить финансовое положение брата, но Хелен возразила, что жизни Картера сейчас угрожает безумие, а не мафия. Со временем, Картер самостоятельно сможет добиться этого. Это дело не одного дня, но у него был шанс. Он старался не упустить его. И Сара, которая никогда его не бросит, потому что поняла, что без Картера она одна, всегда и навсегда.

— Он переживает как хорошие, так и плохие дни, — сдержанно сказала Сара. — Сегодня я выхожу на работу. Дети идут в новую школу. Все наши перемены вызывают у Картера депрессию. Иной раз он даже отказывается по утрам вставать с постели.

— Последние несколько месяцев его так часто таскали по судам. Судьи, адвокаты… Немудрено, что после такого у любого человека… — Какое-то десятое чувство заставило Риза вдруг поднять глаза и глянуть на противоположную сторону улицы. Он увидел старый отцовский пикап, который выехал из-за угла перед кафе «Биг Неллз». Риз улыбнулся. — Похоже, на этот раз он все-таки отказался от пижамы.

— Даже не знаю, что это на меня нашло, — крикнул Картер, неестественно громко хлопнув дверцей машины. Алисия молнией бросилась к отцу. Куда только делось ее замкнутость, когда он подхватил ее на руки! — Только представьте: моя младшая дочь сегодня первый раз идет в первый класс, а я щеголяю по дому в пижаме! Ну, разве так можно?

— Ну, прямо не знаю, — улыбнулся Риз. Еще куда ни шло, если бы на тебе были боксерские трусы или шорты, а пижама — это никуда не годится.

— А ты за кого, забияка? — спросил Картер, повернувшись к Сидни. — Знаешь, что твой папаша как-то засветился в рекламе нижнего белья?

— Вообще-то, я рекламировал носки, — авторитетно заявил Риз, заговорщицки подмигнув Хелен. — Гольфы, если точнее.

Сид скептически поглядел сначала на отца, потом на дядю. — Вы что, сговорились меня дурачить?

— Однако то, что я случайно нашел в этих носках, позволит мне оплатить твою учебу в колледже, поэтому шутки в сторону. Не могу сказать, что одобряю все, что угодно, но уж в носках я толк знаю.

— Эй, глядите, Доузер едет, — сказала Хелен.

Она помахала рукой в сторону патрульной машины. Доузер посигналил в ответ и помахал рукой.

— Если ты когда-нибудь проболтаешься Доузеру насчет носков, я этого не переживу, нет, я просто тебя убью.

— Да не переживай ты из-за этих носков, — сказал Картер. Блу Скаи начали переходить дорогу. — Нервничаешь насчет первого дня в школе?

— Не то слово, как нервничаю, и не вздумай мне опять говорить, что школа — это раз плюнуть.

Картер засмеялся. — Я сказал это своей дочери. — Он спустил ее на землю, взял за ручку и пошел с ней рядом с братом. — Мне тут Тайтус предложил место специального консультанта по работе в казино. Хочет, чтобы я приносил пользу племени. Не ты ли ему подкинул эту идею? — Он подозрительно посмотрел на Риза. — Это настоящая работа или только пустой звук? Так мне твоя благотворительность не нужна.

— Хватит с нас бессмысленных названий, — сказал Риз. Картер слушал скептически. — Тебе дают испытательный срок, братишка. Тебе снова придется завоевать себе место под этим солнцем.

Они уже дошли до площадки перед главным входом в старую школу. Скоро здесь соберется большая часть общины на церемонию открытия, которую проведут старейшины племени.

Риз опустил руку на плечо брата. — Но для меня ты прежний, Картер. Я знаю тебя. Ты — мой брат. Мой маленький братишка.

Картер засунул руки в карманы и прищурил глаза от яркого утреннего солнца. — Даже не скажешь, что я прибавил в весе?

— Я не говорил! — Риз рассмеялся и слегка сжал плечо брата. — Ты помог упрятать Билла Дарнелла за решетку. Мне все равно, кто сидел за рулем того пикапа. Я-то прекрасно знаю, что в смерти нашего отца виновен Дарнелл.

— Вдобавок, я помог братьям Свини избежать позора.

— Да, позора было бы не избежать, — сказал Риз. Престон Свини выразил согласие помочь следствию, однако, его брат Ерл отправился в тюрьму. Он настаивал на том, что Питер Джонс купил у него старый пикап и что он не имел ни малейшего отношения к наезду. Право на владение пикапом так и не было передано, однако существовали улики, подтверждающие факт владения автомобилем. Ерлу пришлось признать себя виновным в сокрытии улик.

Картер стоял, опустив голову. Его приподнятое настроение улетучилось, уступив место угрюмости, что, впрочем, случалось с ним в последнее время частенько. — Это я заварил всю кашу. Не понимаю, зачем вы со мной возитесь. Где логика?

— Картер, ты же всегда был самым умным в семье. Не подведи ты нас и на этот раз.

— Логики здесь никакой, разве что только любовь, — тихонько сказала Хелен. Картер с признательностью посмотрел на свою невестку. Она понимала его лучше, чем кто-либо.

— Ты необходим нам, — сказал Риз. — «Pair-a-Dice-City» сегодня в отличном состоянии, и это твоя заслуга. «Тэн Старз» пытались доказать нам, что нам и шагу не ступить без посторонней помощи, однако когда они оказались на помойке, ты смог добиться выгодных условий на аренду игровых автоматов и услуги. И все это за половину от той цены, что была навязана нам «Тэн Старз». И это частично, если не сказать больше, благодаря тому, что ресторан и гостиница отлично работали. Это все ты, Картер, это твоя заслуга.

— И, кроме того, ты придерживаешься честной политики в отношении клиентов, — добавила Хелен Сегодня победители получают существенную долю от своего выигрыша.

— Нельзя сказать, что во всем виноваты негодяи из «Тэн Старз». Да, они давили …

— Картер, не надо.

— Хорошая работа казино принесла бы большую прибыль племени, — тихо сказал Картер. Он утвердительно кивнул, как будто какой-то вопрос был окончательно решен прямо здесь и прямо сейчас, в первый день нового учебного года. — Ребята, я согласен заняться этой работой. Опять придется начинать с самого начала, но если мне готовы поверить снова, уверен, что смогу сослужить вам хорошую службу. И себе тоже, — добавил он, усмехнувшись.

— Я-то в этом не сомневаюсь. Я знаю, что ты отлично справишься с этой работой.

Все еще сжимая плечо брата, Риз прошел к стеклянным дверям, за которыми находился небольшой вестибюль, выложенный красной плиткой. Эта красная дорога вела туда, где было тепло и уютно.

— Этой осенью мы собираемся пригласить тебя в школу, чтобы ты прочитал лекцию. Ну, миссис Блу Скай, собирается завалить меня работой, так что, если сможешь, помоги мне, пожалуйста, умник.

— Знаешь, ты сегодня был великолепен, — прошептала Хелен поздно вечером, нежно поглаживая его сильную мускулистую грудь, покрытую капельками пота. — Очень неплохо для новичка.

— Благодарю вас, мадам. Знаю, что мне еще нужна практика. Над какими моментами моей игры мне стоит поработать? Он ласково провел ладонью по ее бедрам, животу, слегка коснулся груди. У Хелен перехватило дыхание, когда от этой ласки ее соски превратились в два твердых камешка. — Над этими?

— Хм, вообще-то, я имела в виду работу учителя.

— Практическую работу учителя. Я хочу сделать карьеру в практике преподавания.

— А я нет. Но у тебя получится. Даже лучше, чем ты думаешь. — Она нежно прижалась к нему. Небо, видневшееся в открытое окно, было похоже на шкатулку с самыми красивыми звездами штата Дакота. — Даже не верится, что это ты, ведь я помню тебя застенчивым тихоней, который боялся сказать лишнее слово.

— Мне просто требуется время на разогрев. Неужели я больше нравился тебе тихоней?

— Я любила тебя тогда, а сейчас люблю еще крепче. — Она провела ладонью по его щеке. — Но тебе стоит остаться дома до завтра, потому что завтра я тебя буду любить так, как еще никогда не любила. Стоит подождать, чтобы увидеть мою самую сильную любовь.

— Ловлю вас на слове, миссис Блу Скай. — Он протянул руку к ночному столику, где стоял будильник, и повернул его цифрами в ее сторону. — Только взгляни на это. Сдается, что завтра уже наступило.

Она рассмеялась, обхватила его плечи и нежно поцеловала. И глядя в глаза Риза, она вдруг поняла, что между ними было то, что часто обходит нас стороной. Они слушали друг друга сердцем. Они не ждали завтра.

Они наслаждались сегодняшним днем.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.