Сердцееды

Глава первая

Кара сжимала в руках последний номер People, точно святую Библию.

– Если бы вы не приносили мне журналы, – сказала она, – я бы здесь свихнулась.

– За этот экземпляр пришлось побороться с какой-то супермамочкой, – ответила я.

И это правда. В больнице свеженькое чтиво на вес золота для пациентов и их семей.

Но Кара меня не слышала. Она уже листала журнал, стремясь получить ежедневную дозу сплетен о знаменитостях. Рядом с ней в единственном кресле в палате развалился Дрю, уставившийся в свой сотовый. Судя по хмурому выражению на его лице, либо он читал репортаж о вчерашней бейсбольной игре, либо вай-фай опять плохо ловил.

Сегодня, в отличие от других дней в больнице, у меня было чем занять себя в часы посещения. Пододвинув стул к койке Кары, я начала прокручивать фотографии, сделанные новым фотоаппаратом Canon. Родители купили мне его в качестве подарка на грядущий день рождения, и этим утром я испытала его в саду скульптур Миннеаполиса.

– Боже, ну разве он не совершенство?

Я подняла взгляд и увидела разворот журнала с интервью одного из участников The Heartbreakers[1], любимой группы Кары. Заголовок гласил: «Хулиган продолжает разбивать сердца». Под ним располагалась цитата: «Я не ищу себе девушку. Быть одиночкой куда веселее». Переключив внимание на Кару, я заметила, что в ее глазах светится обожание, а рот приоткрыт, и мне стало интересно, не собиралась ли она облизать страницу. Я немного подождала, произойдет ли это, но Кара только судорожно вздохнула, давая понять, что так и ждет возможности рассказать мне о своей любимой знаменитости.

– Оуэн как-то там? – спросила я из вежливости, но уже обратила все свое внимание на фотоаппарат.

– Оливер Перри, – исправила Кара меня. Даже не глядя на нее, я знала, что она закатывает глаза, хотя я неоднократно выражала свою неприязнь к группе. Например, каждый раз, как Кара врубала их музыку на полную катушку. Я не настолько интересовалась The Heartbreakers, чтобы знать имена ее участников, для меня они были всего лишь очередным бой-бэндом, чья популярность угаснет так же быстро, как и возросла. – Честное слово, ты словно сорокалетняя женщина, застрявшая в теле подростка.

– Почему? – спросила я. – Потому что не знаю имени какого-то парня из бой-бэнда?

Кара скрестила руки на груди и смерила меня сердитым взглядом. Очевидно, я перешла черту.

– Они не бой-бэнд, а рок-музыканты.

Мне не нравились The Heartbreakers по двум причинам. Прежде всего, я считала, что их музыка – отстой, и этого объяснения уже вполне достаточно, но была еще одна причина: The Heartbreakers изо всех сил старались быть теми, кем не являлись, эти парни строили из себя рокеров, когда на самом деле были обычным бой-бэндом. Конечно, они сами играли на инструментах, но никакие винтажные футболки с принтами рок-групп и рваные джинсы не могли скрыть сопливые слова и привязчивые биты песен, которые однозначно были попсовыми. И то, что их фанатам приходилось постоянно напоминать миру, что The Heartbreakers были «настоящей» группой, только доказывало обратное.

Я сжала губы, чтобы не рассмеяться:

– Если эти парни черпают вдохновение в Misfi ts и Ramones, это еще не значит, что они рок-музыканты.

Кара склонила голову набок и свела брови к переносице:

– В ком черпают вдохновение?

– Вот видишь? – Я потянулась и взяла у Кары журнал. – Ты даже не знаешь настоящих рокеров. А они, – сказала я, указывая на страницу, – ими не являются.

– Если я не слушаю твою странную андеграундную музыку, это не значит, что ты разбираешься в музыке лучше меня, – парировала Кара.

– Кара, – произнесла я, сжимая переносицу, – я совсем не это имела в виду.

– Как скажешь, Стелла. – Кара утянула журнал обратно к себе на колени и отвернулась от меня. Ее плечи поникли. – Честно говоря, мне плевать, нравятся ли они тебе. Просто я расстроена, что пришлось пропустить их концерт.

The Heartbreakers выступали в Миннеаполисе в прошлом месяце, но, вопреки своему безумному желанию пойти на концерт, Кара не стала покупать билеты. Это решение далось ей непросто, ведь она копила на них несколько месяцев, но, на мой взгляд, так было правильно. Потому что, когда дошло до дела, стало неважно, как сильно она хотела пойти на выступление своих любимцев. Ее тело выдавало все признаки того, что Кара не могла этого сделать: тошнота, рвота, усталость, и это еще не весь список, – и она это знала. Болезнь Кары преподала нам один важный урок: есть время для надежд и есть время быть реалистами.

Первый курс химиотерапии Кара начала две недели назад. Лечение проводилось циклично: три недели в ее тело закачивалось бесчисленное множество лекарств, после перерыв, а потом все по новой. И напоследок, когда очередная порция лекарств убивала всю гадость в ее теле, для верности, что никаких раковых клеток не осталось, Кару подвергали единственному курсу высокодозированной химии.

Никогда не была я сильна в науке, но поездки Кары в больницу многому меня научили. Обычно дозы химиотерапии ограничиваются малыми количествами из-за угрозы побочных эффектов. Более высокая доза может не только убить раковые клетки, но и разрушить костный мозг, который, как я узнала, необходим для жизни. Правда, иногда маленькой дозы недостаточно.

Так произошло и с Карой. После двух рецидивов ее доктора подумали, что пришло время для более агрессивного лечения, так что после курса высокодозированной химии ей понадобится аутотрансплантация стволовых клеток. Перед началом лечения из кост ного мозга Кары изъяли стволовые клетки. Заморозили их и поместили на хранение, чтобы потом вернуть с помощью переливания крови. Без этого Кара не выживет.

Я негромко вздохнула, с осторожностью подбирая слова:

– Уверена, в будущем у тебя будет еще много концертов. – И натянуто улыбнулась: – Если хочешь, я даже схожу с тобой на один из них.

Кара захихикала:

– Скорее Дрю присоединится к команде чирлидерш.

Услышав свое имя, наш брат посмотрел на Кару, выгнул бровь и снова уткнулся в сотовый.

– Я всего лишь предложила, – добавила я, но была рада, что Кара сочла это забавным.

– Ты – и на концерте The Heartbreakers? – спросила сестра скорее сама у себя. – Ага, конечно.

После этого мы обе замолчали. Нас окутала тяжелая тишина, я буквально ощущала, как она давит мне на грудь, и знала, что мы обе думали о грустном. Когда проводишь в больнице долгие дни, через какое-то время плохие мысли лезут в голову куда охотнее, чем хорошие.

Я очнулась от стука в дверь, в палату вошла Джиллиан, любимая медсестра Кары. Тогда я посмотрела на часы и удивилась тому, как быстро пролетел этот день.

– Стелла, Дрю, – поприветствовала Джиллиан нас. – Как у вас дела?

– Как обычно, – ответил Дрю, вставая и потягиваясь. – А у вас?

– Хорошо, спасибо. Вот пришла проведать Кару. – Затем медсестра обратилась к ней: – Тебе что-нибудь нужно, дорогая?

Но Кара покачала головой.

– Вы нас выгоняете? – спросила я. Часы посещения скоро заканчивались, и это означало, что пришло время для приема вечерней дозы лекарств, которые включали пенициллин и еще длинный список того, чего я не могла произнести.

– Нет, – сказала Джиллиан, – время есть, но я подумала, вы захотите сбегать в кафетерий, пока он не закрылся.

От мысли о еде у меня заурчало в животе. Я с самого утра ничего не ела – после сада скульптур сразу отправилась в больницу.

– Неплохая идея. – Я повесила ремешок фотоаппарата на шею и поднялась. – Увидимся завтра, рокерша.

Мне хотелось наклониться и поцеловать сестричку, но делать это нельзя.

У Кары неходжкинская лимфома. Этот тип рака поражает лимфоциты – белые кровяные клетки, – которые являются частью иммунной системы. Обычно люди с такой лимфомой лечатся амбулаторно. Ежедневно приезжают в больницу, проходят курс процедур и возвращаются домой. Во время первых двух вспышек болезни Кара тоже лечилась амбулаторно. Мама каждый день возила ее в больницу, и сестре вводили препараты внутривенно. Это занимало около часа. Иногда мы с Дрю присоединялись к ним и делали домашние задания в зале ожиданий.

Но недавно у Кары возникли осложнения с аппендиксом, и его пришлось удалить. Уровень лейкоцитов у нее был очень низким, и доктора забеспокоились, что сестра подвержена риску инфицирования, потому ей пришлось остаться в больнице на несколько недель. Во время посещений нам полагалось носить маски и запрещалось касаться Кары, потому что мы могли ее заразить.

Сестре было тяжело находиться вдали от дома, а я даже не могла утешить ее объятиями.

– Вы знаете, где меня найти, – буркнула Кара, закатив глаза.

– Отдохни за меня, ладно? – улыбнулся Дрю на прощание и повернулся ко мне: – Готова? Я хочу есть.

– Ага, – ответила я. – Я тоже.

Мы быстренько попрощались и, выйдя за дверь, направились в сторону кафетерия.

– Как думаешь, у них сегодня есть карамельный пудинг? – спросил Дрю, пока мы шли по знакомым больничным коридорам.

– Боже, я его обожаю, – откликнулась я, – но вряд ли. Давненько не видела его в продаже.

– Отстой, – буркнул брат.

– Да, – согласилась я, размышляя о нашем дне. – Полный отстой.

Каждый день мы с Дрю отмечали какой-нибудь позитивный момент, произошедший за время посещения Кары. Дело в том, что в больнице все навевает страхи, и если постоянно не напоминаешь себе о чем-то хорошем, то обязательно просочится что-нибудь плохое и возьмет верх. Потому что, когда у кого-то в твоей семье рак, он есть у всех вас. Может, не той же этиологии, но он будет съедать вас, пока внутри ничего не останется.

Я осознала это впервые, когда Каре поставили диагноз; в то время мы учились в девятом классе. Я по-настоящему не представляла себе, что моя сестра серьезно больна, что я могу ее потерять, пока Кару не положили в больницу на обследование, чтобы определить масштаб болезни. Мама привезла нас с Дрю повидаться с Карой, и нас окружили дети, страдающие раком в разной стадии: у кого-то из несчастных дела были совсем плохи.

Вот тогда я впервые ощутила страх. Он вонзил свои когти мне в грудь, оторвал от земли и сказал: «Видишь этих детей? Они на самом деле умирают». И тут вопрос у меня возник сам собой: если моя сестра находится здесь, значит, она тоже в опасности?

– Какой у тебя сегодня позитивный момент? – спросила я Дрю, когда мы подошли к его старенькой «хонде-сивик», припаркованной в дальнем конце стоянки.

Брат возился с ключами, а я дернула за ручку, хоть и знала, что дверь еще заперта.

– Карамельный пудинг, – ответил Дрю. Он нашел-таки нужный ключ, и замки со щелчком отворились. – Вкуснятина!

– Пудинг? – повторила я, когда мы залезли в машину. – Это твой позитивный момент?

– Он или вай-фай, который сегодня хорошо ловил.

Я боролась с ремнем безопасности, пытаясь распутать его и пристегнуться, но Дрю вел себя так странно, что я отпустила эту чертову штуковину.

– Ты серьезно? – спросила я, взглянув на брата. – Я ничего не понимаю.

– В смысле? – усмехнулся он. – Разве можно шутить про пудинг?

Я медленно моргнула. Раньше наши позитивные моменты всегда несли в себе смысл, поддерживали нас. Если единственным лучиком света нашего дня стал пудинг, то у нас намечались серьезные проблемы.

Дрю захохотал, и я хлопнула его по плечу.

– Не смешно, – проворчала я.

– Я просто пошутил, Стелла, – отсмеявшись, заявил братец. – Расслабься.

– Прости. – Я снова потянулась за ремнем. – Я едва не довела Кару до слез.

– Ты же знаешь, почему она расстроилась, верно? – спросил меня Дрю. – Она думает, что никогда не сходит на их концерт.

– Почему она всегда настроена негативно?

Я не ждала, что Кара все время будет веселой и жизнерадостной. По правде говоря, она имела право злиться на Бога, или на Вселенную, или еще на кого-то, кто приложил к ее жизни свою грязную руку. Но меня бесило, когда она категорично заявляла: «Я никогда отсюда не выберусь, я никогда не поступлю в колледж, я никогда не увижу концерт The Heartbreakers», будто ее смерть уже была предопределена. От этого мне стало казаться, что я не контролирую свою жизнь, словно все и правда зависело от раз и навсегда предрешенной судьбы.

– Не в этом дело, – возразил Дрю. – Ходят слухи, что The Heartbreakers распадаются. Какие-то разногласия между членами группы.

– А-а! Ну, неудивительно, – протянула я, но втайне понадеялась, что это всего лишь слухи.

Это странно, если учесть, что я не являлась большим фанатом этой группы, но мне хотелось доказать Каре, что она ошибается. Она обязательно увидит концерт The Heartbreakers, потому что ей непременно станет лучше.

Положив руку на мой подголовник, Дрю повернулся проверить, нет ли кого сзади, а потом на полной скорости вырулил с парковочного места. Часы посещений официально закончились, и кое-кто из персонала уже уехал домой, поэтому парковка была относительно свободной. Подъехав к выезду, Дрю ушел влево и включил поворотник. И так мы сидели с секунду в молчании, ожидая, когда иссякнет поток машин.

Тут я вдруг вспомнила, что Дрю еще не ответил на мой вопрос, и первой нарушила тишину:

– А какой тогда?

– Что?

– Твой позитивный момент?

– Ах да! – Брат повернул голову сначала направо, а потом налево, проверяя, нет ли поблизости машин. Было свободно, поэтому Дрю дал по газам и выскочил на дорогу. – Я придумал подарок Каре на день рождения.

– Правда? – Я переключила все свое внимание на Дрю. – И какой же? Расскажи.

В следующую пятницу был не только День независимости, но и восемнадцатый день рождения Кары. А также мой и Дрю. Мы были тройняшками. Каждый год мы устраивали соревнование на то, кто сделает лучший подарок другому, и обычно побеждала Кара. В этом году мы с Дрю решили объединиться и превзойти ее, но до сих пор не придумали ничего стоящего.

– Ладно, помнишь, ты рассказывала о художественной галерее какого-то фотографа? – спросил Дрю, бросая на меня пристальный взгляд. – Той, что открывается в Чикаго?

– Ты имеешь в виду галерею Бьянки Бридж? – Я подалась вперед на сиденье.

Я понятия не имела, каким образом подарок для Кары связан с моим любимым фотографом, но решила, что идея Дрю наверняка будет хорошей.

Бьянка была моей музой и воплощением всего, что я хотела от жизни. Будучи одним из самых известных современных фотожурналистов, она славилась правдивыми уличными фотографиями, на которых были запечатлены представители всех слоев общества. У себя в спальне на стене я повесила листок бумаги с высказыванием Бьянки: «Мир движется быстро, каждый день изменяя все вокруг нас. Фотография – это дар, который может удержать нас в мгновении навсегда, в блаженной вечности». И прикрепила вокруг свои лучшие фотографии.

И всякий раз, когда кто-то спрашивал меня, почему мне так нравится фотографировать, я цитировала Бьянку, словно это была моя собственная мантра. Меня завораживала мысль о том, что одним нажатием на кнопку я могла хоть как-то победить время.

– Да, ее, – произнес Дрю, увеличивая скорость, чтобы успеть проскочить на желтый свет. – Так уж вышло, что ее галерея находится в нескольких кварталах.

– От чего? – Дрю специально оттягивал объяснение, создавая интригу, и это жутко раздражало. – Ну же! – Я подпрыгивала на сиденье. – Расскажи!

– Никакого терпения. – Брат покачал головой, но его губы растянулись в улыбке. – От радиостанции, в которой у The Heartbreakers в эти выходные будет автограф-сессия.

– Ты серьезно?

Дрю приподнял подбородок и самодовольно улыбнулся:

– Ну, Кара очень расстроилась, что не смогла пойти на их концерт, и тогда я задумался. Должно же быть что-то еще, связанное с The Heartbreakers, что ее обрадует. Поэтому я прогуглил перечень их публичных мероприятий. Мы можем поехать туда и подписать их диск или что-нибудь еще.

– И?

– И посетить твою галерею.

– Да! – воскликнула я и вскинула в воздух кулак. – Кара ни за что не обойдет нас в этом году.

– Я знаю, – заявил Дрю, вздернув плечом. – Не нужно меня благодарить.

Я закатила глаза, но мысленно улыбнулась. В груди у меня что-то зашевелилось.

Когда болезнь Кары снова вернулась, я поняла, что в этот раз все иначе. Мое чутье подсказывало, что, если этот курс лечения не сработает, Каре никогда не станет лучше. Тяжелое ощущение, надо сказать: к моему сердцу словно привязали сотню грузиков.

Даже сейчас я знала, что ничего не могла сделать, чтобы болезнь сестры отступила. Но впервые с того момента, как Каре стало хуже, я почувствовала, что эти грузики медленно отрываются. Это было глупо, ведь чем может помочь сестре диск с автографом? Но если он сумеет поднять ей дух, то, возможно, у нее появится шанс.

– Думаешь, мама с папой нас отпустят? – засомневалась я, покусывая щеку. Если не отпустят, мой всплеск надежды растворится, и мне станет еще хуже, чем прежде.

Дрю пожал плечами:

– Мы же будем вместе, так что не вижу проблем.

– Ладно, хорошо, – согласилась я, кивая. – Мы действительно это сделаем? Поедем в Чикаго?

– Да, – подтвердил Дрю. – Поедем в Чикаго.