Серебро закамское

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Еще и сейчас в Прикамье нередко обнаруживают клады восточного происхождения. Один из них найден совсем недавно.

Директор Чердынского музея Илья Алексеевич Лунегов узнал о находке из письма одного из колхозников. Не медля ни одного дня, не обращая внимания на распутицу, он добрался на попутной машине до деревни Аниковской. Увидел блюдо и ахнул:

— Знаменитое сасанидское серебро! Редчайшая для науки находка.

На внутренней стороне тарелки была изображена фигура всадника на коне. Всадник приготовился метнуть дротик в разъяренного вздыбившегося медведя. Тот уже ранен и яростно ломает зубами дротик, пронзивший его лапу. Другой медведь, изображенный у дерева, также ранен и пытается вырвать зубами дротик, застрявший в передней лапе.

На всаднике одежда, напоминающая кафтан, шаровары из легкой струящейся ткани. На шее у него ожерелье из крупных перлов, на груди апезак — круглая бляха, обозначающая принадлежность к знатному роду. На голове всадника корона, заключенная в нимб. В изображениях восточных владык нимб обозначал «священность» их особы.

Особого внимания заслуживает корона всадника, поскольку именно по ней отождествляют всадников на «охотничьих» блюдах с конкретными шахиншахами — царями сасанидского Ирана. Блюдо было изготовлено в VII веке в Иране.

Илья Алексеевич вспомнил случай, происшедший в 1936 году. Бригадир колхоза «Батрак» Иван Степанович Могильников обмеривал вспаханную за день землю на поле, прилегающем к деревне Больше-Аниковской. Вдруг сажень стукнула концом в какой-то твердый предмет. Бригадир разрыл в этом месте землю и увидел три серебряных блюда. Одно — с изображением джейрана; на другом была видна фигура орла, несущего в когтях полуобнаженную женщину. Третье блюдо содержало сцену загонной охоты: пышно одетый, человек стреляет из лука в горных баранов.

Блюда поступили в Чердынский музей, а затем в Эрмитаж. Уникальные вещи сразу привлекли внимание ученых. Видный советский востоковед Камилла Васильевна Тревер опубликовала их уже через год в книге «Новые сасанидские блюда Эрмитажа». По деталям пышной короны пешего охотника на одном из блюд она установила, что на нем изображен шахиншах Пероз. Он правил Ираном в 457-484 годах.

Летом 1967 года мне пришло письмо от доцента Пермского университета В. А. Оборина с сообщением о находке на севере Прикамья серебряного блюда, и я тотчас же выехал из Ленинграда, чтобы увидеть и узнать все на месте. В Перми мне удалось встретить И. А. Лунегова. Мы говорили о находке блюда в деревне Больше-Аниковской, которое хранилось к тому времени уже в Чердынском музее, и тут Илья Алексеевич сказал, что, по слухам, в селе Большая Коча хранится какая-то серебряная тарелка.

Я отправился в Большую Кочу, не рассчитывая в глубине души на успех поездки. Сколько раз уже приходилось убеждаться в легендарности слухов о находках кладов. Учительница истории местной школы провела меня в школьный музей, занимавший небольшую полутемную комнату. На стенах были развешаны национальные костюмы коми-пермяков. В углу стояла деревянная соха. В нескольких небольших витринах были разложены разнообразные бронзовые украшения, а также стеклянные и каменные бусы из древних могильников VII-IX веков новой эры. В углу у двери стоял школьный стол, а на нем — прислоненное к стенке серебряное блюдо диаметром около тридцати сантиметров.

Блюдо украшено с лицевой стороны, в центре, медальоном в виде двойной розетки, вписанной одна в другую. Край блюда оформлен в виде фестонов, на одном из которых грубо пробита небольшая дырка. С внешней стороны блюда припаяна кольцевая ножка-поддон. В плоскости круга, заключенной в этой ножке, стоят пять пробирных клейм. В них имеются короткие надписи на греческом языке, содержащие в основном имена людей. В трех клеймах изображены, кроме того, погрудные мужские фигуры. Даже беглый осмотр блюда позволил установить по форме клейм и характеру их сочетания друг с другом, что оно было изготовлено в столице Византийской империи — Константинополе. Иконография фигуры на одном из клейм и монограмма, относящаяся к этой фигуре, на другом помогли в дальнейшем установить время изготовления блюда. Аналогии фигуре нашлись в каталогах византийских монет. Ее точной копией был портрет императора Константа II на монетах 651-668 годов. В монограмме содержалось имя того же императора. Итак, блюдо оказалось изготовленным около середины VII века.

При внимательном осмотре блюда на его внешней стороне было обнаружено несколько врезанных знаков, напоминающих по характеру написания арамейское письмо. Доктор филологических наук В. А. Лившиц объяснил, что надпись сделана в Хорезме, вероятно, вскоре после изготовления блюда. Так выяснилось, что византийское серебряное блюдо, изготовленное в Константинополе примерно в середине VII века новой эры, проделало громадный по протяженности и удивительный по сложности путь, попав в Хорезм, по-видимому, через Иран, а из Хорезма — в Верхнее Прикамье.

Из села Большая Коча мой путь лежал в Чердынский район. Помимо данных о находках кладов в 1936 и 1967 годах, мне было известно о неоднократных находках драгоценных вещей в окрестностях деревни Аниковской в дореволюционное время. Два клада было найдено около середины прошлого века: один содержал серебряные среднеазиатские монеты Х века, другой — серебряный византийский ковш конца V — начала VI века. В 1883 году какой-то крестьянин выпахал в той же деревне семь серебряных шейных гривен и продал их пушноторговцам Алиным в городе Чердыни. К сожалению, точные места находок этих кладов не были установлены, а сохранившиеся сведения о них слишком скудны.

Обследование различных археологических памятников (кладов, поселений, могильника) в районе деревни Аниковской позволило установить очень интересный факт: средневосточные серебряные сосуды, а также монеты поступили к обитателям на речке Усть-Щугор в течение IX-XI веков, хотя многие из этих драгоценных предметов были изготовлены на несколько веков раньше — еще в V-VII веках новой эры.

Не всегда люди, которые находят клад, сознают его настоящую ценность. В 1959 году в деревне Мало-Аниковской был найден серебряный кувшин с надписями куфическим письмом, изготовленный в XI веке. Находчики разломали кувшин на части и поделили между собой. По счастливому стечению обстоятельств почти все обломки этого кувшина поступили в разное время в Чердынский музей.

При осмотре серебряного блюда со сценой охоты на медведей оказалось, что его поверхность покрыта множеством тонких врезанных в металл линий. Порой они были едва заметны для невооруженного глаза. Чтобы уловить такие линии, приходилось изменять угол наклона блюда, подставляя его под косое солнечное освещение. Постепенно глаза привыкли улавливать среди хаоса пересекающихся линий отдельные из них. Вдруг из этих линий стали складываться какие-то фигуры.

Сначала удалось различить схематичного человечка. Он стоял в фас с расставленными в стороны ногами. В обеих поднятых руках он держал по клинку. Эти клинки не походили на кинжалы или мечи. Скосом рукояти и характерной изогнутостью лезвия они напоминали сабли. На голове человека была трехзубчатая (трехрогая) корона. Кроме этой фигуры, на блюде было нанесено пять аналогичных ей, отличающихся в основном размерами и мелкими деталями в изображении позы и лиц.

Врезанные на поверхности блюда фигуры исполнены в разное время и разными людьми. Для обоснования этого вывода использована макрофотография. Сильно увеличенные фотоснимки, полученные с ее помощью, наглядно убеждали в том, что технические особенности исполнения различных фигур позволяют четко отличить руку одного мастера от другого.

Врезанные рисунки нанесены на блюдо из деревни Больше-Аниковской в пределах IX-X столетий. Наибольший интерес вызывают среди них стилизованные человеческие фигуры. Кого изображали эти загадочные фигуры с зубчатыми коронами на голове и саблями в руках, стоящие в воинственной угрожающей позе?

В первой половине XIX века путешественник А. М. Кастрен побывал в Западной Сибири у хантов и, со слов очевидца, привел любопытное описание одного обряда. По его сведениям, у хантов самый торжественный праздник бывает в период возвращения с летних промыслов. Праздник начинался вечером и продолжался далеко за полночь. Для отправления обрядов все собирались к предназначенной юрте. По словам А. М. Кастрена, когда все были в сборе, «...шаман начал шуметь саблями и железными копьями, принесенными еще прежде в юрту и положенными перед идолом, потом каждому из присутствующих, кроме женщин, стоявших за перегородкою, дал в руки саблю и копье, а сам взял в каждую руку по сабле и стал спиною к столу. Остальные остяки расположились со своим оружием в ряд, одни посередине, другие по сторонам. Почти все они вместе повернулись три раза с протянутым вверх оружием. Шаман забил друг о дружку своими саблями, потом по его знаку все закричали „хай“, причем они кланялись то в одну, то в другую сторону». Танец продолжался около часа, потом оружие сдали шаману, и он сложил его на прежнее место.

В этом описании поза шамана с саблями в руках весьма сходна с позой человеческих фигур на врезанных рисунках. Поэтому человеческие фигурки с саблями, врезанные на блюде, можно отнести к изображениям шаманов. Местные народы Приуралья и Сибири считали их посредниками между людьми и окружающим их вымышленным миром добрых и злых духов. Трехрогие головные уборы на человеческих фигурах изображают шаманские шапки или короны, бывшие одной из главных частей шаманского костюма.

На четырех десятках блюд, найденных в основном в Верхнем Прикамье, пробиты в бортиках небольшие отверстия, с помощью которых эти блюда подвешивались при совершении каких-то обрядов. Разгадку этих обрядов помогают установить работы этнографов XIX — начала XX века. По их сведениям, западносибирские угры использовали серебряную посуду при совершении обрядов, посвященных духу-хозяину по имени Мир сусне хум — «смотрящий за людьми человек».

По сведениям Н. Л. Гондатти, Мир сусне хума призывали ночами, когда он будто бы совершал свой объезд вокруг земли. Для ног коня Мир сусне хума ставили предварительно на землю несколько серебряных или вообще металлических тарелочек и объясняли это тем, что «...божий конь мог стоять не на голой земле или снегу».

Популярность Мир сусне хума отразилась в легендарной генеалогии, по которой он был младшим, седьмым сыном верховного бога Нуми Торума. Его считали покровителем охотников, посылающим людям дичь. На верхней Лозьве о нем говорили, как о «князе запасов черной дичи, красной дичи». Он же являлся вестником воли высших божеств, охранял здоровье и обеспечивал успех.

Причина употребления серебра в обрядах поклонения Мир сусне хуму оставалась долгое время неясна, пока изучение эпических преданий, сказок и песен не указало ученым на связь этого духа-хозяина с культом солнца. В сказках и шаманских песнях его чаще всего представляют в виде всадника на белом коне, который скачет над облаками. Манси на реке Сосьве называли Мир сусне хума сыном «золотого света», «золотой рукой солнца» или «через окно падающим пучком солнечных лучей». В шаманских песнях его называли: «Ты золотая солнечная рука восходящего солнца», «Ты изображенный в виде золотого гуся», «Ты золотоволосое восходящее солнце», «Князь с волосами восходящего солнца».

Применение привозной серебряной посуды в виде блюд в культе Мир сусне хума объясняется отождествлением духа-хозяина с солнцем. Именно диски серебряных блюд должны были олицетворять на земле небесное светило, другими словами — самого Мир сусне хума, в силу своих физических качеств — цвета и блеска благородного металла и круглой формы. Очевидно, существование обрядов поклонения солнцу восходит еще к последним столетиям I тысячелетия новой эры, когда приток серебряной посуды в Прикамье достиг своей высшей точки. Не случайно на нескольких блюдах наряду с объектами охотничьей магии — зверями, птицами, рыбами — врезаны знаки небесных светил — солнца и луны.

Обряды охотничьей магии совершались в определенных местах — святилищах. У некоторых западносибирских народов — хантов, манси, селькупов, — близких по хозяйственно-культурному типу древним коми-пермякам, святилища располагались в самых разных топографических условиях: на холмах, по протокам или урочищам, в лесных рощах, тайге, вблизи от жилищ или далеко от них. Наличие группы сосудов узко культового назначения, к которым относятся блюда с врезанными рисунками, а также отверстиями для подвешивания наряду с особенностями топографии некоторых из находок серебряной посуды в Верхнем Прикамье позволяют указать на существование в нескольких местах древних святилищ.

Кто они — бывшие владельцы экзотических сокровищ в Прикамье? В некоторых случаях они обладали незаурядными по тому месту и времени богатствами. Так, древний владелец Пешнигортского клада спрятал девять серебряных сосудов и семь серебряных шейных гривен. У владельца Редикорского клада было серебряное ведро и тридцать четыре вложенные в него серебряные шейные гривны.

Особый интерес представляют случаи, когда на драгоценных изделиях имеются личные знаки собственности — тамги их владельцев. На серебряном ведре из Турушевского клада врезана вертикальная линия длиной около шести сантиметров, от верхнего конца которой отходит вправо короткая черта. Недалеко от этого знака расположен другой, отличавшийся лишь местом расположения и размерами короткой черты. Врезанные знаки напоминали тамги, обнаруженные на костяных вещах из раскопок городищ предков коми-пермяков. Хотя обе тамги на серебряном ведре были родственными между собой вариантами, они отличались друг от друга. Если одна тамга была едва заметна невооруженным глазом (вероятно, она была стерта в результате длительного употребления ведра), то линии другой были видны совершенно отчетливо. Отсюда вывод: тамги исполнены в разное время и разными людьми. Скорее всего этими людьми могли быть отец и сын, получивший от отца сокровище и поставивший на нем свою тамгу.

В ряде случаев в составе кладов серебряной утвари содержатся сосуды с признаками культового употребления. В родовом обществе, находящемся на стадии разложения, вождь часто был и шаманом. Поэтому неудивительно, что наиболее значительные по богатству клады серебряной утвари были их собственностью.

В 651 году из Мерва бежал богато одетый человек. Измученный усталостью, он набрел на какую-то мельницу и попросил у хозяина разрешения заночевать на ней. Мельник прельстился богатой одеждой путника и ночью убил его. Так повествует предание о бесславной гибели последнего шахиншаха Сасанидской династии Иездигерда III. Его вынудила бежать из Мерва угроза быть выданным правителем города в руки неумолимо приближающихся арабов.

Фактическое падение сасанидской державы произошло за добрый десяток лет до гибели его последнего царя. Битвы при Кадисии и Нихавенде, происшедшие в 637 и 642 годах, решили судьбу Ирана. Арабы завладели столицей Ирана — Ктесифоном и захватили царскую сокровищницу. Несметные богатства сасанидов, накопленные почти за пять столетий, перешли в руки арабских завоевателей и в какой-то мере стали предметом купли-продажи, поступив как на рынки Ирана, так и среднеазиатских стран.

Из письменных источников известно, что часть сасанидской знати бежала от арабов в среднеазиатские земли, захватив с собой наиболее дорогие вещи, в том числе драгоценную столовую посуду. На группе сосудов иранского происхождения, найденных в Прикамье, имеются врезанные среднеазиатские надписи — бесспорное свидетельство хождения этих сосудов на территории Средней Азии.

С конца VII века арабы начали решительное наступление на государства Средней Азии. Раздробленные мелкие княжества не могли устоять под натиском сильного опытного врага. На завоевание всей Средней Азии арабам потребовалось меньше одного столетия. Историк Табари сообщает, что при взятии Пайкенда в 706 году арабы расплавили громадное количество золотых и серебряных сосудов, идолов и других предметов: сплавленный металл весил сто пятьдесят тысяч мискалей (золотников). После взятия Самарканда в 712 году завоеватели перелили все ценности из золота и серебра, и у них получилось металла на пятьдесят тысяч мискалей. Кроме дани, с населения взимались многочисленные «подарки». Ал-Ахнафу, одному из первых арабских военачальников, воевавших в Тохаристане, поднесли в Балхе дары — сосуды из золота и серебра, золотые и серебряные монеты, а также другие вещи.

Среднеазиатские торговые дома искали новые рынки для сбыта товаров. Их взгляды обратились на север к многочисленным племенам и народам Восточной Европы. Около середины VII века потерпел крушение западный тюркский каганат, и на его обломках возник новый каганат под властью хазар. Его центр лежал в низовьях реки Волги — основной водной артерии, соединяющей север и юг Восточной Европы.

В тот же период произошло еще одно событие, надолго определившее ход политических и экономических связей Восточной Европы. Около середины VII века с Дона и приазовских степей откочевали болгарские племена. Одна их часть ушла на запад в Подунавье, где легла в основу болгарского народа. Другая часть ушла на север и остановилась в низовьях реки Камы, став вскоре главным посредником в торговле между Средним Востоком и Восточной Европой.

Нельзя сказать, что торговые связи среднеазиатских купцов с Восточной Европой были для них совершенно новым делом. В разгар борьбы между Византией и сасанидским Ираном византийские императоры искали союза с восточными соседями Ирана — могущественным тюркским каганатом, владевшим среднеазиатскими землями. Связи осуществлялись через Нижнее Поволжье. Так, армянские нахарары, изменившие шахиншаху Хосрову I и перешедшие к тюркам, были отправлены на Кавказ кружным, путем, севернее Каспийского моря. Той же дорогой прошло в 568 году в Византию посольство тюркского каганата во главе с согдийцем Маниахом и тем же путем возвратилось вместе с византийским посланником — полководцем восточных городов Земархом Киликийцем. Последовавшие вслед за этим неоднократные посольства Византии в тюркский каганат привели, очевидно, к поступлению в Среднюю Азию драгоценной утвари в качестве дипломатических подарков.

Кавказ также вложил свою долю в торговлю с Прикамьем. Албанский историк Моисей Каланкатуйский сообщает о хазарских набегах в 626 и 628 годах на Кавказ, в результате которых были разграблены Тифлис и Албания. Католикос Виро, не дождавшись помощи от персов, решил идти к хазарскому царевичу Шату и просить его приостановить разрушения и грабеж. Для этого он собрал серебро, золото, в том числе художественную утварь, и ценные одежды, чтобы одарить ими хазарскую знать. Художественная утварь, захваченная хазарами, могла быть в значительной мере сасанидского происхождения. Ее в большом количестве завозили на Кавказ и дарили знати в соответствии с занимаемым рангом для привлечения политических симпатий к сасанидскому Ирану. Поступление драгоценных вещей (посуды и монет) с Кавказа в Прикамье засвидетельствовано сходными по составу монетно-вещевыми кладами.

Основной поток серебра шел в Прикамье из Средней Азии через плато Устюрт, Прикаспийскую низменность и Нижнее Поволжье. Хазарский каганат в Нижнем Поволжье был основным перевалочным пунктом, в котором скапливались разнообразные товары, в том числе драгоценная посуда. Из Хазарского каганата серебряные изделия периодически поставлялись хорезмийскими и другими купцами в Волжскую Болгарию, расположенную в устье Камы. Из письменных источников известно, что в столице Хазарского каганата большую роль играло мусульманское население. В частности, особу кагана охраняла многочисленная гвардия, состоящая из хорезмийских воинов, в городе было много хорезмийских купцов.

Ушедшие на север из-под тяжелой руки хазар болгары не избежали владычества каганата. Покровительством последнего можно объяснить столь быстрое проникновение среднеазиатских купцов на территорию волжских булгар. Миссия восточных купцов на этом заканчивалась. Дальше они не имели возможности или не решались проникать. Этим объясняются легендарные сведения восточных авторов об опасностях, подстерегавших чужеземцев среди соседних с волжскими булгарами народов. Слухи распространялись и поддерживались, скорее всего, многочисленными булгарскими купцами. Им было выгодно оставаться единственными посредниками в торговле со своими северными соседями, сами они не боялись бывать у них.

Как показали раскопки Танкеевского могильника в Татарской АССР, в составе населения, известного под общим названием «булгары», жили племена, весьма близкие по культурному облику населению Верхнего Прикамья. Вероятно, им принадлежала главная роль в установлении прямых контактов с Верхним Прикамьем и превращении его в постоянный источник получения пушнины.

Самым желанным товаром, на который обменивали пушнину булгары и другие купцы из Восточной Европы, было серебро в виде монет и драгоценной столовой утвари. Ибн-Русте, арабский географ начала X века, приводит характерное свидетельство о содержании торговли в Булгаре: «Белые круглые дирхемы приходят к ним из стран мусульманских, путем мены на товары». Гардизи, персидский историк и географ XI века, сообщает о мусульманских купцах: «Они те дирхемы отдают русам и славянам, так как те люди не отдают товаров иначе, как за чеканные дирхемы». В свою очередь путешественники и географы неоднократно перечисляли виды товаров, вывозимых из Булгара в Среднюю Азию. Наиболее полный их список приводит Макдиси. Этими товарами, по его словам, были «...меха соболей, горностаев, хорьков, ласок, куниц, лисиц, бобров, зайцев и коз, также свечи, стрелы, кора белого тополя, высокие шапки, рыбий клей, рыбьи зубы, касторовое масло, амбра, выделанные лошадиные кожи, мед, лущеные орехи, соколы, мечи, панцири, березовая кора, славянские рабы, бараны, коровы». Абу-Хамид, побывавший в середине XII века в Булгаре, писал, что власть Булгара распространяется на несколько областей, которые платят ему харадж. «Одна из Областей называется Вису (Ису), вторая Арв. В этой области охотятся за бобром, горностаем и белкой. День длится там 22 часа. Оттуда вывозят очень хорошие и прекрасные шкурки бобра».

«Вису» восточных авторов соответствует белозерской «веси» русских летописей. Область Арв, упоминаемая Абу-Хамидом, это Арская земля русских летописей — предки современных удмуртов.

Среднеазиатские купцы все прочнее овладевали булгарским рынком. Это видно по росту количества привозного серебра в Верхнее Прикамье в VII-X веках. Если в составе кладов VII-VIII веков было найдено около трех десятков драгоценных сосудов, то в составе кладов IX-X веков почти вчетверо больше. В начале XI века начался спад импорта серебра в Восточную Европу, связанный с наступлением так называемого «серебряного кризиса» на Среднем Востоке. Этот период характеризуется одним существенным обстоятельством: приток восточного серебра в древнерусские земли был прерван полностью, но племена Верхнего Прикамья продолжали получать драгоценную посуду в XI-XII веках, правда в значительно меньшем количестве, чем прежде. Этот факт говорит и о силе традиции, связывающей купцов Среднего Востока с племенами Верхнего Прикамья через посредничество волжских болгар, и о постоянном спросе, которым пользовались у знати Среднего Востока драгоценные меха — основной предмет вывоза из Верхнего Прикамья.

Что заставляло древних обитателей Прикамья расставаться со своими сокровищами? Прежде всего — внешняя опасность со стороны государства волжских булгар, распространявшего с IX-X веков свои притязания на прикамские земли. С XI века началось активное проникновение Великого Новгорода в северное Приуралье, в том числе в Прикамье. Летопись сообщает, что в 1096 году новгородец Гюрята Рогович послал «...свои в Печеру люди яже суть дань дающе Новгороду, и пришедшю отроку моему к ни и оттуду иде в Югру». Набеги новгородских ушкуйников в Приуралье и на Урал продолжались вплоть до XV века. О них неоднократно упоминают Новгородские летописи.

Пытаясь выяснить судьбу кладов, необходимо учитывать характер общественного устройства племен Верхнего Прикамья последних столетий I тысячелетия новой эры, живших на стадии разложения родового строя. На материалах могильников этого периода четко прослеживаются имущественные различия между умершими. Они выражены в разном характере украшений, в различиях наборов вооружения и орудии труда. Большое число могил с погребениями мужчин-воинов, снабженных боевым поясным набором и оружием, свидетельствует о появлении в среде племен Верхнего Прикамья дружинников, посвятивших свою жизнь войне. Привозное серебро ускорило неизбежное развитие социальных процессов в родовом обществе: с одной стороны — выделение и обогащение родовой аристократии, с другой — обеднение рядовых соплеменников.

В Скандинавии эпохи викингов (800-1050 годы) можно найти ряд черт, напоминающих устройство общества Верхнего Прикамья того же периода. Поэзия скальдов в Скандинавии воспевала щедрость конунгов и верность дружинников, которые служили им за розданное золото, оружие и другие ценности. Подобное пожалование налагало на дружинника обязанность соблюдать верность до самой смерти. Стремление скандинавов эпохи викингов получить в свои руки драгоценные металлы было связано с их религиозными воззрениями, уходящими в глубокую древность. Вероятно, из-за исключительных физических свойств и редкости драгоценных металлов у скандинавов сложился взгляд на золото и серебро как на такой вид богатства, в котором материализуются счастье и благополучие человека, его семьи, рода. Накопивший много золота и серебра приобретал, по их представлениям, средство сохранения и умножения счастья и удачи. Поэтому дружинники эпохи викингов стремились получить от конунгов и других знатных людей драгоценные украшения — шейные гривны, браслеты, кольца, фибулы (застежки), надеясь приобщиться таким путем к удаче и счастью своих предводителей.

Состав кладов в Прикамье отражает аналогичное эпохе викингов явление. Совместно с драгоценной привозной посудой, а чаще без нее, в Прикамье найдено несколько сот серебряных шейных гривен так называемого глазовского типа (название дано по местности, в которой они чаще всего встречались). Причем наиболее ранние экземпляры этих гривен, датированные IX веком, найдены за тысячи километров от места их изготовления (Булгар или бассейн реки Вятки) — в Швеции на острове Готланд. Очевидно, шейные гривны были популярным украшением у дружинников как Скандинавии, так и Прикамья.

Скандинавы эпохи викингов часто укрывали клады не с целью воспользоваться в будущем при жизни, а зарывали в землю или прятали в расчете воспользоваться ими в загробном мире.

Подобные взгляды на драгоценные металлы и вообще богатство были широко распространены у первобытных и «варварских» народов, сохраняясь в виде пережитков в системе языческих религиозных воззрений на природу. Существует любопытное описание отношения к кладам некоторых народов Поволжья. Землемер Милькович, написавший в конце XVIII века обстоятельный очерк по этнографии чувашей, засвидетельствовал у них представление о духе-хозяине под именем Сергаже, покровителе стад и паствы. Он же сберегал, по представлениям чувашей, все скрытые в недрах земли сокровища. Старые люди, почувствовав приближение смерти, часто не отдавали накопленные деньги детям, а тайно зарывали их в землю, «...воображая, будто возвращает он сей металл отцу и матери земли и в сохранение сберегателю земных сокровищ, в недрах оной сокрытых препоручают». Здесь налицо взгляды, надолго пережившие подобного рода воззрения средневековой Скандинавии.

У викингов был широко распространен обычай запрятывания вблизи их усадеб кладов, состоящих из мелких золотых пластинок, посвященных местным богам. Такой же обычай удалось проследить в отношении кладов из серебряной посуды, монет и шейных гривен, принадлежавших предкам коми-пермяков.

Обилие кладов в Прикамье и сходство социальной структуры общества со Скандинавией эпохи викингов, характеризующейся сильными пережитками родового строя, позволяют утверждать, что в Прикамье, как и в Скандинавии, господствовали одни взгляды на роль сокровищ из драгоценных металлов и цели их укрытия.

Многовековый импорт серебра в Верхнее Прикамье сыграл положительную роль в культурной жизни местного населения. Влияние сказалось в разных областях: в выработке новых типов украшений, изготовленных из серебра; в осмыслении сцен, изображенных на серебряных блюдах и приспособлении их к собственным представлениям о мироздании; в переработке привозных сюжетов, привнесении в них своих национальных черт и создании на этой основе собственных произведений искусства. Нельзя не учитывать также, что вместе с изделиями из серебра в Верхнее Прикамье поступало множество других товаров из Средней Азии, Кавказа, Хазарского каганата и Волжской Болгарии. Это прежде всего воинские поясные наборы, сабли, ткани, разнообразные женские украшения — стеклянные и каменные бусы, кольца, серьги, браслеты.

Прикамье открыло потоку восточного серебра дорогу в Древнюю Русь. По существу, все, чем прославили себя древнерусские ювелиры — колты, бармы, ажурные серьги, браслеты, шейные гривны, — было изготовлено из привозного восточного серебра.