Глава 4

Свадебное торжество в большом зале замка вылилось в разгульное веселье, близкое по духу его средневековым стенам и пещероподобным сводчатым залам, где в громадных каминах пылали целые поленья, а мириады свечей загоняли темноту к самым стропилам.

Гости, приглашенные братьями Равенспир на свадьбу сестры, не отличались строгой приверженностью этикету. Как мужчины, так и женщины, молодые и большей частью несдержанные, они съехались сюда, предвкушая целый месяц празднеств и веселых развлечений. Рэнальф специально решил не приглашать на это торжество никого из придворных или влиятельных политиков.

Не приглашены были и родственники. Братья почти не общались с другими членами семьи. После насильственной и во многом загадочной смерти Маргарет Равенспир ее мать пожелала взять к себе малышку Ариэль, но лорд Равенспир отказал в достаточно грубой форме. После смерти старого лорда такое же предложение было сделано повторно, но уже Рэнальф столь же кратко ответил на него. В результате этих переговоров Ариэль выросла под влиянием только своих братьев.

Вокруг вытянутого четырехугольника, образованного столами, за которыми веселились гости, сновало множество слуг, разносивших громадные блюда с кусками жареного мяса, тарелки с устрицами и копчеными угрями. Музыканты на хорах, столь же щедро, как и гости в зале, снабженные вином, неустанно играли сельские мелодии, под которые опорожнялись бесчисленные серебряные кувшины вина, бочонки пива и бутылки бренди.

Ариэль сидела во главе стола рядом со своим мужем, поклонами отвечая на тосты, веселые пожелания счастья и не вполне скромные шутки друзей своих братьев. Улыбка на ее лице не выдавала ни одного из владевших ею чувств. С такого рода компанией она была знакома с младенчества. Братьям Ариэль никогда не приходило в голову, что им и их гостям следует вести себя более сдержанно в ее присутствии. Так что теперь сальные замечания и безвкусные шутки проносились мимо ушей Ариэль, ничуть не задевая ее. Она испытывала беспокойство только из-за поведения Оливера, сидевшего рядом с Рэнальфом и опрокидывавшего в себя бокал за бокалом. Тонкие чувственные губы Оливера кривились в улыбке, и чем более мутным становился его взор, тем больше сарказма придавала его лицу изогнутая бровь. Он ни на минуту не отрывал взгляд от лица невесты, так что Ариэль вскоре стала чувствовать себя каким-то засушенным насекомым, выставленным напоказ в стеклянном ящике перед всезнающим оком коллекционера.

Сидевший рядом с ней граф Хоуксмур, похоже, задался целью перенести весь царящий вокруг пьяный разгул совершенно трезвым. Правда, как отметила про себя Ариэль, он немало выпил, но без какого-нибудь заметного эффекта. Щеки его не раскраснелись от выпитого вина, шрам не стал более заметным, а глаза цвета моря остались такими же ясными, как и раньше. Время от времени он обращался к ней своим мелодичным голосом, но говорил чаще всего какие-то комплименты, не требовавшие ответа. Больше всего внимания он уделял своим собственным друзьям, тоже сидевшим во, главе стола.

Своими темными одеждами и сдержанным поведением Хоуксмур и его друзья выделялись в толпе разгулявшихся гостей. Лица присутствовавших побагровели, воротники были давно расстегнуты, движения стали неверными, а Саймон и десять его друзей с каждым опорожненным кубком словно все больше трезвели.

— Черт возьми, Хоуксмур, да не старайтесь вы превзойти своей серьезностью самого Кромвеля! — Ральф склонился к Саймону, положив свои измазанные жиром пальцы на рукав его камзола; серые глаза Ральфа тупо уставились на гостя. — К дьяволу этого убийцу и всех его приверженцев!

Он громко захохотал, откинувшись на спинку кресла.

— Тост! Я предлагаю тост. Смерть пуританам! Да сгинут эти убийцы в геенне огненной!

Он поднял высоко вверх свой кубок, но рука его дрожала так сильно, что рубиновое вино залило белую скатерть.

Все те, кто сквозь царящий за столом шум услышал произнесенный Ральфом тост, застыли на месте. Глаза их обратились на Саймона Хоуксмура и его друзей. Оливер Беккет, словно готовясь осушить свой кубок, поднес его ко рту. Его насмешливый взгляд встретился со взглядом Ариэль.

Рэнальф подался вперед и хлопнул своего младшего брата по плечу. Удар оказался сильным, и Ральф поник в своем кресле, расплескав еще больше вина.

— Скотина ты этакая! — бросил ему Рэнальф. — Мы празднуем свадьбу и не хотим говорить о давно сгнивших политиках.

Ральф бросил на брата гневный взгляд исподлобья и оттолкнул свое кресло, намереваясь броситься на него, однако глаза Рэнальфа пригвоздили его к месту, и Ральф, пробормотав что-то себе под нос, только потянулся рукой к графину, чтобы долить свой кубок.

Замолкшие было разговоры пошли своим чередом. Оливер сдержанно улыбнулся, что-то прошептал Рэнальфу, и оба громко расхохотались. Ариэль поняла, что они смеются над Хоуксмуром, который за все время этого инцидента и бровью не повел.

— Да, мы празднуем свадьбу! — повторил Рэнальф: из всех троих братьев он был самым трезвым. — И настало время жениху пригласить невесту на танец.

Ответом на эти слова были восторженные вопли гостей, а с хоров тут же полились звуки музыки, зовущие к танцу. Ариэль подняла выжидательный взгляд на своего жениха.

Саймон улыбнулся ей в ответ, и эта неуверенная, извиняющаяся улыбка поразила ее. Человек, ставший ее мужем, несмотря на всю свою безобразность, отличался незаурядной силой и уверенностью в себе, поэтому эта растерянная улыбка так противоречила всему его облику. Он тихо заговорил:

— Простите мне, Ариэль, но теперь из меня плохой танцор. Вы же не захотите стать посмешищем для гостей, ковыляя перед ними с инвалидом.

Ариэль почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. До нее донеслось хихиканье и перешептывание гостей.

— Я сама не слишком хорошо танцую, сэр, — ответила она, обводя взглядом сидевших за столом людей. — И так же боюсь наступить вам на ноги, как и вы — мне.

— Пусть так, — ответил Саймон с теплой улыбкой на лице. То, как быстро она пришла ему на выручку, приятно удивило его. — Тем не менее один из нас должен все же протанцевать хотя бы один танец на своей собственной свадьбе. Я осмелюсь просить лорда Чанси заменить меня.

Усмехнувшись, он указал на одного из своих друзей.

— Джек так искусен в танцах, что любая девушка может только мечтать о таком кавалере, моя дорогая. Я могу заверить вас, что уж он-то ни в коем случае не отдавит вам ноги.

— Если леди Хоуксмур окажет мне честь, — с этими словами лорд Чанси поднялся из-за стола и, склонив голову, протянул ей руку, — я буду рад занять место вашего мужа в этом танце.

— И в постели, я в этом уверен, — фыркнул какой-то молодой человек, обдав всех сидевших рядом крошками паштета изо рта.

Оливер Беккет громко рассмеялся при этих словах.

— Что за дурацкие разговоры, Холлингворт! Человек может быть хромым на обе ноги, но из этого вовсе не следует, что он столь же немощен и в постели.

Гости расхохотались. Саймон лишь едва заметно улыбнулся, но ничего не сказал. Гневные слова уже были готовы сорваться с губ Ариэль, но прежде чем она успела что-нибудь сказать, Джек Чанси уже взял ее за руку и увлек из-за стола к площадке, предназначенной для танцев.

Еще несколько пар вышли из-за стола и присоединились к ним, занимая свои места в шеренге для танца. Ариэль посмотрела на своего кавалера. Лицо Джека Чанси было сумрачно.

— Вполне могу понять, как трудно сдерживать себя, когда эти люди смеются над хромотой вашего друга, — тихо произнесла она, кланяясь Джеку в фигуре танца.

Тот ничего не ответил, пока они снова не встретились в другой фигуре.

— Только идиоты могут дразнить Саймона Хоуксмура, — ответил он. — Вы скоро поймете,

мадам, что ваш муж не обращает внимания на слова дураков. Их шутки значат для него не больше, чем комариный укус.

— Стало быть, ничем не проймешь?

Она совершенно автоматически проделывала па танца, не отрывая взгляда от лица партнера.

Джек Чанси рассмеялся, и в этом смехе не слышалось гневных ноток.

— Как сказать, мадам. Вашего мужа не так-то просто разозлить, но никто из тех, кто хорошо его знает, не будет по доброй воле испытывать его терпение.

Ариэль решила запомнить эти слова и хорошенько обдумать их на досуге. Своего мужа она впервые увидела всего лишь несколько часов назад, и за столь короткое время было совершенно невозможно составить о нем сколько-нибудь верное представление.

Интересно, что он ответит, когда ему скажут, что он не должен разделить ложе со своей женой в их первую брачную ночь? Без возражений отступится? Ведь он вправе настоять на своем. Но тогда, несмотря на очевидность его прав, это будет поступок грубого и неделикатного человека, а ее муж, как мало она его ни знала, вовсе не производил такого впечатления.

Хотя что она может знать? Этот человек все же был Хоуксмуром. Одно это говорило о многом. И она не могла представить себя в постели с этим человеком, как не могла представить себя, например, со слугой. И Рэнальф поклялся сделать все возможное, чтобы не подвергнуть сестру этому унижению.

Сидя во главе стола, Саймон следил за тем, как его жена кружится в танце с его другом. На губах его блуждала рассеянная улыбка, взгляд был мягок, и даже Рэнальф не смог бы заподозрить яростного гнева, который бушевал под этой умиротворенной наружностью. Это развратное, пьяное празднество было само по себе оскорбительно и для невесты, и для жениха. Саймон догадывался, что именно так все и было задумано. Но его невеста, в своем платье из кремового шелка, отделанного светло-желтыми лентами, казалось, скользила над всей этой вульгарностью, не соприкасаясь с ней. Он не отводил взгляда от колышущейся волны ее медовых волос, которая падала ей на спину из-под шитой жемчугом ленты надо лбом. Эта волна волос вдруг представилась ему покрывалом, девичьим покрывалом, которое скрывало и охраняло Ариэль от грубого и вульгарного окружения.

Ариэль — эльф, дух воздуха. В ней и вправду было что-то неземное. Хотя, возможно, это был только контраст между деликатной хрупкостью ее фигуры и грубой массивностью ее братьев и друзей.

— Послушайте, шурин!

Саймон, прервав свои раздумья, резко повернулся на оклик Рэнальфа. Тот с улыбкой смотрел на него поверх бокала, но улыбка эта была неприятной, испытующей.

— Мне надо кое о чем поговорить с вами, шурин, — сказал Рэнальф, делая особый упор на слове «шурин». — Дело довольно деликатное. Не будете ли вы так любезны выйти со мной во двор?

Деревянное кресло заскрипело, когда Рэнальф отодвинул его.

— Что ж, глоток свежего воздуха — это именно то, что мне сейчас надо. — Саймон потянулся к трости. — Здесь становится чересчур жарко.

— Да, во всех смыслах, — усмехнулся Ральф. — Бланш Кэри, похоже, готова отдаться прямо под столом любому, кто рискнет на нее покуситься.

Он неуверенно поднялся на ноги.

— Пожалуй, мне стоит предложить ей свои услуги.

С этими словами он, пошатываясь, направился вдоль стола туда, где раскрасневшаяся от вина и мужских взглядов дама распускала шнуровку корсета под одобрительные крики соседей по столу.

Рэнальф мельком взглянул на своего нового родственника и успел заметить выражение отвращения, промелькнувшее в его взоре и мгновенно пропавшее. Он улыбнулся про себя. Хоуксмуры и в самом деле были скромниками — хотя и позволяли себе соблазнять чужих жен.

— Возможно, наши развлечения кажутся вам несколько вольными, Хоуксмур? В самом деле, пуританина подобные обычаи могут шокировать.

— Я не считаю себя пуританином, Равенспир, — спокойно поправил его Саймон. — Пусть члены моей семьи и заседают в парламенте, но веселимся мы ничуть не хуже своих соседей. Да и сам Кромвель не чурался вина, музыки, танцев, даже театров.

Направляясь к выходу, Рэнальф пошел чуть помедленнее, приноравливаясь к походке своего спутника.

— Все это было так давно, — произнес он. — Минуло уже сорок лет с тех пор, как монархия восстановлена. Не пора ли и нам похоронить сам дух давней вражды?

— Если бы я не надеялся сделать это, меня бы сейчас здесь не было, — ответил Саймон, и в первый раз в голосе его прозвучала резкая нотка. Он вышел во двор и с наслаждением втянул в себя прохладный вечерний воздух, прочищая легкие от затхлой, душной атмосферы замка. — Эти политические разногласия стали анахронизмом уже много лет назад…

— Ну, не совсем, — прервал его Рэнальф. — Иначе мы теперь не стали бы объединять наши семьи, чтобы решить давний спор о землях.

— Что ж, пожалуй, это верно, — согласился Саймон. Тон его голоса снова стал спокойным.

Прихрамывая, он прошел по поросшему травой газону в центр двора; его трость глубоко уходила в мягкую влажную почву. С темного неба сыпался мелкий дождик. Саймон понял, что ночью его нога будет невыносимо болеть. Эта часть Англии была очень влажным и потому негостеприимным краем, и хотя Саймон Хоуксмур вырос в этих местах, у него никогда не лежала к ним душа. Он так и не полюбил их.

Он замедлил шаги у каменного основания солнечных часов, установленных в центре газона. Опершись на трость, он в упор посмотрел на графа Равенспира.

— Между нашими семьями вражда более глубокая, чем просто спор о землях, Рэнальф. Я хотел бы похоронить и это тоже.

Его собеседник ответил не сразу, но заговорил с такой сердечностью, что Саймон сразу же понял, насколько она фальшива.

— И в самом деле, Хоуксмур, почему над нами должны висеть недоразумения наших отцов? — произнес он, протягивая руку. — Готовы вы пожать ее?

Саймон ни секунды не помедлил с рукопожатием. Оба не носили перчаток, и он сразу же почувствовал, что ладонь Рэнальфа мягкая и потная. Его собственная ладонь, твердая и мозолистая, была ладонью воина, привыкшего к шпаге. Рэнальф и не думал предлагать дружбу и мир, протянутая им рука таила в себе предательство, и Саймон хорошо понимал это. Но он пришел в замок Равенспир, готовый ко всему, и какие бы коварные планы ни замыслил Рэнальф, им не суждено было осуществиться.

— Вы хотели что-то сказать мне, — напомнил он, выпуская из рук ладонь Рэнальфа и возобновляя свой путь к дальнему концу двора.

— Ах да! Надеюсь, вы правильно меня поймете, — тихо проговорил Рэнальф. Он шагал рядом с Саймоном, заговорщически склонив к нему голову. — Это касается Ариэль.

Саймон ничего не сказал, и тогда Рэнальф продолжал тщательно продуманным заранее тоном:

— У нее что-то приключилось сейчас со здоровьем, поэтому она умоляет вас не настаивать на исполнении супружеских обязанностей до ее выздоровления.

Саймон думал, что готов ко всему, но возможность такого поворота событий просто никогда не приходила ему в голову.

— У нее нелады со здоровьем? Но какого рода? — Он резко остановился.

Смешок Рэнальфа прозвучал как доверительное признание.

— Какие-то женские проблемы, Саймон. Я уверен, вы правильно поймете ее.

— Но Ариэль сама назначила этот день для венчания, — медленно произнес Саймон. — Для чего она выбрала именно то время, когда венчание менее всего желательно?

— Она сущий ребенок, Хоуксмур. Ариэль выросла без матери, — с обдуманной настойчивостью убеждал его Рэнальф.

Губы Саймона крепко сжались. Ведь они решили, что грехи отцов не должны больше висеть над ними.

— Но неужели ей не могла дать совет какая-нибудь женщина? Нянька, служанка, гувернантка?

— Ариэль никогда не испытывала необходимости в женском обществе, — пожал плечами Рэнальф. — Она была предоставлена самой себе с того момента, как вышла из пеленок.

Саймон был ошеломлен. За последние несколько часов в нем созрело изрядное предубеждение против беззаботных порядков, царивших в замке Равенспир, но даже одна мысль о том, что рожденная в знатной семье девушка может вырасти без элементарных женских знаний, лишила его дара речи. Тогда он вправе был предположить, что она не получила и никакого формального образования. Это было не так уж страшно, многие женщины — даже из знатных семейств — были неграмотны, но неужели Ариэль не посвящена в искусство рукоделия, шитья, домоводства, игры на музыкальных инструментах? Все это были совершенно необходимые знания для женщины из благородного провинциального семейства. Она, правда, знает толк в верховой езде и соколиной охоте и к тому же неплохо танцует, но что значит пусть даже такой трудный танец, как галлиярд, по сравнению со всеми теми заботами, которые лягут на плечи жены графа Хоуксмура?

Выдавив из себя сухое: «Я вас понял», Саймон повернул обратно к замку.

— Я так надеялся, что вы меня правильно поймете, — произнес Рэнальф, следуя за ним. — Ситуация несколько… необычная, вы не находите?

— Слишком необычная, — ответил Саймон. — Скажите вашей сестре, что я весьма терпеливый муж. Когда она будет готова исполнять свои супружеские обязанности, ей надо будет только сообщить мне об этом.

— Ариэль будет весьма признательна вам за понимание, — быстро произнес Рэнальф, открывая дверь перед Саймоном и пропуская его вперед.

Атмосфера в большом зале замка за время их отсутствия стала еще более душной и жаркой, а шум стоял такой, что едва можно было слышать голос соседа. Многие из гостей уже лежали, уткнувшись в тарелки, и громко храпели; но кое-кто все же пытался изображать подобие танца. Ариэль танцевала в паре с Оливером Беккетом.

Саймон обратил внимание, что оба не попадали в такт музыке. То же происходило и с большинством пар в зале, флейтисты на хорах, напившиеся не меньше хозяев, играли кто во что горазд, не обращая внимания на танцующих. Лицо Оливера Беккета раскраснелось, глаза блестели каким-то странным блеском, руками он без смущения шарил по изящной фигуре Ариэль, графини Хоуксмур, когда та поворачивалась в фигуре танца.

«Она, похоже, от души наслаждается!» — с горькой иронией подумал новоиспеченный муж. Музыка зачаровала девушку: платье ее вздымалось в воздухе при поворотах, волосы развевались… Она была похожа на девушку-цыганку, танцующую бурную тарантеллу.

Хоуксмур рисковал показаться смешным, так как не мог сам составить ей пару. Многие пары, устав, прекращали танец, и вокруг Ариэль и Оливера стал собираться круг из зрителей, азартно хлопавших в ладоши и криками подбадривавших танцоров.

Саймон вернулся на свое место во главе стола и сел среди своих молчаливых друзей. Отсюда он уже не мог видеть жену — ее загораживал круг зрителей, — но по их азартным крикам он мог судить, что зрелище стоило их внимания.

Когда наконец музыканты закончили играть и круг зрителей распался, Ариэль, держа под руку Оливера, направилась к своему месту за столом. Щеки ее раскраснелись, губы были приоткрыты, грудь вздымалась, глаза горели от восторга.

— Ах, крошка, мне еще ни разу не приходилось танцевать с такой великолепной партнершей! — воскликнул Оливер.

Он взял Ариэль пальцами за подбородок и поцеловал в губы, когда она приблизилась к своему месту рядом с мужем.

— Я сожалею, Хоуксмур, что вам не дано испытать восторг танца с такой партнершей, как ваша жена. Она легка как пушинка!

Смеясь, он снова поцеловал ее.

Но на этот раз Ариэль отдернула голову. Отдавшись целиком танцу, она совершенно забыла про своего мужа и только теперь поняла, что происходит. Оливер и Рэнальф продумали все заранее. Это была тщательно спланированная акция унижения Хоуксмура. Ее достоинство и репутация ничего для них не значили, как не значили они ничего и для всех остальных участников этой затеи. Саймону Хоуксмуру было предназначено стать рогоносцем в ночь своей собственной свадьбы.

Инстинктивным жестом отвращения она вытерла губы тыльной стороной ладони и опустилась на свое место. Саймон, бросив взгляд на Оливера, заметил искру гнева в его взгляде.

— Пусть я и не могу танцевать сам, но я искренне наслаждался, моя дорогая, глядя на вас, — холодновато произнес Саймон, беря в руки графин, чтобы наполнить ее бокал. — Для приболевшего человека вы на редкость энергичны. Выпейте, вы явно разгорячились.

И он поднес кубок к ее губам.

Краски сбежали с лица Ариэль. Она взяла кубок двумя руками и сделала несколько больших глотков, затем поставила его обратно на стол.

— Прошу извинить меня, милорд, — сказала сна, затем встала и, подобрав юбки, направилась к лестнице в торце зала.

Саймон, налегая на трость, неожиданно быстро направился за ней. У подножия лестницы он оказался тогда, когда Ариэль уже была на ее середине. Он негромко окликнул ее:

— Уделите мне пару минут, дорогая супруга.

Голос его был мелодичен и вежлив, как и всегда, но она ни минуты не усомнилась, что он приказывает ей остановиться.

— Вы подниметесь наверх, сэр?

С этими словами Ариэль продолжила свой путь и остановилась наверху лестницы, поджидая его.

Поднимаясь по широким ступеням, Саймон последними словами проклинал в душе свою неуклюжесть. Он знал, что она смотрит на него сверху, и его ковыляние по ступеням не делало его привлекательнее в ее глазах.

Взрыв хриплого хохота донесся до них снизу из залы, когда они оказались рядом друг с другом на небольшой лестничной площадке. Сверху сквозь разноцветные оконные стекла на них лились потоки лунного света.

Саймон прислонился к холодному камню стены, пристально рассматривая свою жену. Оба молчали. Под его испытующим взором она надменно вздернула подбородок.

— Вы хотите поговорить со мной, сэр?

Саймон кивнул головой.

— Должен признаться, несколько необычно для мужчины уединяться для разговора со своей собственной женой вечером после свадьбы, — заметил он, обводя взглядом тесное пространство вокруг них. — Это, однако, вряд ли можно назвать уединенным местом. У вас есть что-то вроде… будуара?

Во всем замке была одна-единственная комната, которую Ариэль считала своей собственной. Даже в ее спальню могли в любой момент ворваться ее братцы или Оливер. Очень немногие преданные ей слуги знали о небольшой зеленой гостиной в башенке, как раз над спальней Ариэль, но она отнюдь не торопилась поделиться этой тайной с графом Хоуксмуром.

Ариэль смущенно засмеялась, и Саймон понял, что он в первый раз слышит ее смех. Он тоже улыбнулся в ответ, ожидая узнать, что же так рассмешило ее.

— В замке Равенспир таких мест нет, милорд. Мы здесь живем довольно примитивно.

— Это я уже заметил, — согласился он, больше не улыбаясь, так как расслышал легкую насмешку в тоне ее голоса. — И я вам сочувствую. Все же я никак не могу поверить, что во всем доме нет ни одного уголка, отведенного только вам.

Голос его стал более настойчивым, а глаза цвета морской волны в упор взглянули на нее. Ариэль закусила губку.

— Разве что моя спальня, сэр.

— Тогда пойдем туда.

И снова эти слова прозвучали для нее как приказ. Слегка пожав плечами, Ариэль двинулась по коридору, слыша у себя за спиной постукивание его трости и шарканье раненой ноги. Открыв дверь в свою спальню под башенкой, она первой вошла в комнату и сразу была погребена под лающей и прыгающей массой серой шерсти — соскучившиеся Ромул и Рем бросились ей на грудь.

Со стороны это выглядело так, словно два громадных зверя накинулись на девушку. Саймон инстинктивно схватился было за рукоять кинжала, который висел у него на поясе, но в этот момент Ариэль обернулась к нему, обнимая за шеи обеих собак, которые стояли на задних лапах, положив передние ей на грудь.

— Мои собаки были заперты здесь с полудня, — объяснила она. — Иначе они сопровождали бы меня и к алтарю…

— Сидеть! — скомандовала она, со смехом отталкивая их от себя. — Посмотрите только, что вы сделали с моим платьем своими грязными лапами!

Рука Саймона соскользнула с рукояти кинжала. Он вспомнил, что псы сопровождали Ариэль на охоте, а после сидели у ее ног во дворе замка. Было совершенно ясно, что Ариэль нечего бояться, разве что их грязных лап. Он обвел любопытным взором ее спальню, освещенную горящим камином. Комната была обставлена обычной мебелью, Саймон не заметил ни одной черточки, которая подтверждала бы, что спальня принадлежит молодой девушке. Единственным исключением была лишь кукла, сидевшая на мягком кресле у окна. Почему-то эта деревянная игрушка показалась ему необычайно трогательной. Он закрыл за собой дверь.

От неожиданного звука Ариэль вздрогнула, и собаки тут же повернулись к нему с поднявшейся на загривках шерстью и горящими желтыми глазами. Саймон даже не пошевельнулся, спокойно глядя на них с высоты своего роста. Ариэль взглянула на него, несколько удивленная его спокойствием. Потом собаки медленно опустились на задние лапы и снова легли, положив головы на вытянутые передние лапы. Они все еще поглядывали на Саймона, но уже без подозрения или враждебности.

Несмотря на некоторую досаду, на Ариэль произвела впечатление эта сцена. Ведь впервые кто-то, помимо нее, выказал несомненную власть над ее зверями.

— Вы умеете обращаться с собаками, сэр? — спросила она. — До этого момента Ромул и Рем признавали только меня.

— Все животные, которые охотятся стаей, признают чье-то лидерство, — небрежно ответил Саймон. — И в этом отношении волкодавы ничем не отличаются от волков. Как я понимаю, раньше они считали вас вожаком стаи, а теперь, похоже, признали меня вашим заместителем.

Он весело рассмеялся, и Ариэль тоже не могла сдержать улыбки. Человек, который заслужил почтительное отношение ее собак, явно обладал какими-то скрытыми достоинствами.

Когда Ариэль увидела его улыбку, ей пришло в голову, что он отнюдь не так уродлив, как показалось ей на первый взгляд. Особенно если рассматривать каждую черту его лица в отдельности, одну за другой: глубоко посаженные, но красивые глаза, крупный нос с изящно очерченными ноздрями, чувственные губы и крепкие белые зубы. На какое-то время она позабыла все на свете, захваченная ощущением исходившей от него притягательности. Однако она заставила себя пересилить это чувство и вспомнить, что он все же Хоуксмур. Поникнув, Ариэль сложила руки и спрятала их в складках своей пышной юбки.

— Мой… мой брат объяснил…

— Что вы весьма некстати заболели? Да, он сказал мне об этом, — ответил Саймон с легкой насмешкой, присаживаясь на кровать. — Вам вовсе не надо так беспокоиться по этому поводу, Ариэль. Я не собираюсь требовать от вас исполнения супружеских обязанностей до тех пор, пока вы не почувствуете себя готовой к этому.

— Я весьма признательна вам, милорд. — Ариэль едва заставила себя произнести эти слова.

— Как я понял из слов вашего брата, вы выросли исключительно в мужском обществе, — начал Саймон.

Если эта девушка осталась в блаженном неведении и, возможно, именно поэтому страшится плотской стороны брака, то кто-то должен взять на себя труд просветить и успокоить ее. Судя по всему, выходило, что исполнить эту миссию должен именно он, ее муж.

Ариэль нахмурилась, пытаясь понять, к чему он клонит. Саймон ошибается, но ее жизнь за пределами замка оставалась в строгом секрете. Ее братья ничего не знали про ее друзей среди местных жителей и про то, чем она занималась среди них.

— Я никогда не испытывала ни в чем недостатка здесь, в замке, — ответила она, тщательно подбирая слова.

— Но, дорогая моя, это же совершенно возмутительно, что вы выросли, не имея вокруг себя никого, кто мог бы научить вас…

— Научить меня чему? — прервала она его.

Саймон в волнении провел рукой по коротко остриженным волосам.

— Я попытаюсь ответить на любой вопрос, который может у вас появиться, — сказал он. — Я вряд ли смогу объяснить вам все так, как сделала бы это ваша матушка, но все же…

Он окончательно смутился и замолчал. Ариэль едва сдерживала смех, ее глаза лучились весельем.

— Что такого смешного в моих словах? — спросил он.

С видимым усилием Ариэль заставила себя успокоиться.

— Милорд, заверяю вас, что нет ничего, чего я не знала бы об этих вещах. Все, что вы собираетесь рассказать, мне давно известно.

Она подумала о своих лошадях, о своих визитах в окрестные деревеньки в качестве акушерки и снова испытала приступ неудержимого веселья. Она не могла рассказать Саймону про все это, но было просто абсурдно, что он пытается просветить ее относительно женских дел, которые она знала куда лучше его.

Лицо Саймона замкнулось. Не говоря больше ни слова, он поднялся с кровати, взял трость, проковылял к выходу из комнаты и закрыл за собой дверь. Одно дело — выносить не слишком замаскированные насмешки братьев Равенспир, и совсем другое — слышать их от своей невесты. От девчонки, намного младше его годами, ни разу не покидавшей дома, в котором родилась, не знающей ничего о том мире, который знает он! И она еще позволяет себе смеяться над его, пусть весьма неуклюжими, попытками завоевать ее доверие.

Кровь его бурлила от возмущения, но за этим гневом крылась мрачная неуверенность. Неужели она видит в нем всего лишь предмет для насмешки? Или отвратительного, покрытого шрамами калеку? Человека, давным-давно забывшего, что такое молодость? Страдальца, лицо и тело которого потрепаны в жизненных неурядицах, боях и походах? Ужасного мужа такой юной и цветущей девушки? Ужасного мужа, навязанного ей? Он вспомнил, как вела себя Ариэль во время венчания. Она явно чувствовала себя сторонним участником этого спектакля. Но как ее могли вынудить к согласию на брак? Все-таки сейчас не средневековье: ни одна женщина не может быть насильно выдана замуж.

Хотя Рэнальфа Равенспира и его братьев вряд ли можно назвать цивилизованными людьми. Неужели они угрозами заставили свою сестру пойти к алтарю?

Душа его корчилась при одной мысли о том, как он мог выглядеть в глазах молодой и прекрасной девушки. «Ничего удивительного, что она даже не может представить себя со мной в супружеской постели», — в приливе отвращения к себе подумал Саймон. Он намеревался разрушить ее предубеждение против Хоуксмуров и гнал от себя мысль о том, что может быть ей отвратителен сам по себе. Но его скрытые страхи, похоже, оправдывались, и он даже не мог представить себе, как преодолеть ее неприязнь.

Усилием воли отогнав от себя эти мысли, Саймон понял, что стоит в коридоре перед дверью спальни Ариэль, а звуки буйного пиршества, доносящиеся издалека, из большого зала замка, все усиливаются. Скорее всего исчезновение невесты и жениха уже заметили. Если он вернется к пирующим один, без невесты, на него обрушится град самых нелестных замечаний. Лучше потихоньку скрыться и предоставить пьяных гуляк их собственным заботам. Пусть думают все, что им заблагорассудится.

Повернувшись, Саймон Хоуксмур направился в отведенную ему спальню, расположенную напротив спальни Ариэль. Горевший в камине огонь и зажженная лампа, стоявшая на каминной полке, хоть немного грели комнату. Чувствуя себя уставшим и уязвленным, он опустился в кресло у камина, спрашивая себя, для чего ему понадобилось продумывать такой трудный для выполнения план. Почему он решил, что сможет залечить эти давние и глубокие раны? Какой самоуверенностью надо было обладать, чтобы поверить в то, что он сможет принести мир и покой в отношения между двумя семьями, которые сцепились в смертельной и кровавой схватке!

Но дело было сделано, и теперь ему предстояло испытать на себе все последствия своего поступка. Во всяком случае, может быть, ему удастся обернуть этот многострадальный визит к Равенспирам себе на пользу. Мысль об этом немного успокоила Саймона. Он поднялся на ноги и проковылял через всю комнату к стоявшему рядом с окном столу, на котором поблескивали несколько наполненных графинов. Плеснув в бокал изрядную порцию бренди, он медленно выпил ароматную жидкость.

Эстер. Где-то здесь, на земле, принадлежащей Равенспирам, жила — или живет до сих пор — женщина по имени Эстер. Женщина, которая родила Хоуксмурам ребенка.

Загрузка...