Холм Сахарная Голова стоит одиноко в долине реки Дон. Он покрыт лесами, которые соединяются с лесами Кэстл Франка. В лесу между этими двумя холмами стоит сосна, на верхушке которой находится покинутое ястребиное гнездо. Каждый школьник в Торонто хорошо знает это гнездо, но никто никогда не видел в нем никаких признаков жизни, и только мне удалось однажды подстрелить на краю этого гнезда черную белку. Так это гнездо и оставалось там из года в год, старое, истрепанное и полуразвалившееся. Но все-таки оно не развалилось окончательно.
Однажды утром, в мае, я вышел из дому на рассвете и тихонько пошел по лесу. Пожелтевшие опавшие листья, покрывавшие землю, так намокли, что никакого шороха не было слышно. Мне как раз пришлось проходить под старым гнездом, и я был удивлен, заметив, что над краем его торчит черный птичий хвост. Я с силой ударил по стволу, и тотчас же из гнезда вылетела ворона. Тайна была раскрыта. Я давно подозревал, что ежегодно в этих соснах какая-нибудь воронья парочка устраивает свое гнездо, но тут я убедился, что это был Серебряное Пятнышко со своей подругой. Они завладели этим старым гнездом, но были настолько благоразумны, что не придавали ему каждую весну обновленного и жилого вида. Там они долго проживали в полной безопасности, несмотря на то что ежедневно под этим гнездом проходили мужчины и мальчики с ружьями в руках, жаждущие пострелять ворон. Но и мне не удалось больше ни разу увидеть там старую ворону, хотя я часто рассматривал гнездо в свою подзорную трубу.
Однажды, занимаясь, по обыкновению, наблюдениями, я увидел ворону, перелетавшую через долину реки Дон. Держа в клюве что-то белое, она летела по направлению к ручью. У ручья ворона выпустила из клюва какой-то белый предмет. Взглянув пристальнее, я узнал своего старого приятеля, Серебряное Пятнышко. Через минуту он снова поднял брошенный им белый предмет — это была раковина — и полетел дальше. Он перелетел через ручей и там среди болотных трав вырыл из земли кучку раковин и белых блестящих камешков. Он раскладывал их на солнце, поворачивал, поднимал в клюве по очереди и затем снова бросал на землю, присаживался на них, точно это были яйца, забавлялся ими и пожирал их глазами, словно скупец. Это была его слабость. Он не мог бы, конечно, объяснить, почему они так ему нравятся, как не может объяснить школьник, почему ему нравится собирать почтовые марки, или девушка — почему ей нравится жемчуг больше, чем рубины. Но, во всяком случае, удовольствие, которое он испытывал при этом, было самое искреннее. Поиграв с полчаса, он снова прикрыл свои сокровища землей и листьями и улетел.
Я тотчас же отправился на это место и осмотрел его склад. Там была кучка белых камешков, ракушек и кусочков жести. Среди них находилась и ручка от фарфорового чайника. Она-то, вероятно, и была самой главной драгоценностью во всей его коллекции. Но больше я не видел этих сокровищ. Серебряное Пятнышко как-то проведал, что я нашел их, и немедленно перенес их на другое место. Куда — я так и не узнал.
Серебряное Пятнышко пережил много приключений и много раз спасался от опасности. Однажды я видел, как за ним гнался ястреб. Часто ему приходилось удирать от хищных птиц, охотившихся за ним. Особенно надоедали ему корольки. Не то чтобы они причиняли ему большой вред, но они были такой шумной компанией, что он всегда старался уйти от них как можно быстрее. Так взрослый человек обыкновенно избегает компании шумных и назойливых мальчишек.
Были и у него самого некоторые жестокие привычки. Он, например, отправлялся исследовать гнезда маленьких птичек и каждое утро поедал там снесенные яйца. Он проделывал это с такой аккуратностью, с какой обычно доктор ежедневно обходит больных. Но мы не можем осуждать его за это: ведь и мы так же поступаем с курами в нашем курятнике.
Сообразительность его часто удивляла меня. Однажды я увидел, что он летит вдоль оврага, держа в клюве кусок хлеба. В это время внизу, под ним, рабочие заключали ручей в кирпичную трубу. Часть ручья, около двухсот ярдов, была уже совсем закрыта. Серебряное Пятнышко, пролетая над открытой частью ручья, вдруг выронил хлеб из клюва. Хлеб был унесен течением и быстро скрылся из виду в туннеле. Серебряное Пятнышко слетел вниз. Сначала он тщетно вглядывался в темную пещеру, а затем его словно осенила счастливая мысль. Он полетел вниз, вдоль потока, к нижнему концу туннеля, где и дождался появления в воде куска хлеба, вынесенного течением.
Серебряное Пятнышко был в самом деле счастливой вороной, которой точно покровительствовала судьба. Он жил в такой местности, которая хотя и была полна опасностей, но изобиловала пищей. Он ежегодно поселялся в старом, неисправленном гнезде со своей подругой, которую, однако, мне никогда не удавалось разглядеть, и благополучно выводил там птенцов. А когда вороны вновь собирались стаей, он опять становился их признанным вожаком.
Сбор стаи обыкновенно происходит в конце июня. Родители приводят своих маленьких птенцов с короткими хвостами, мягкими крыльями и пискливыми голосами, но ростом уже почти сравнявшихся с взрослыми воронами, в старый сосновый лес, где собирается эта стая. В старом сосновом лесу, который служит для ворон и школой и крепостью, молодежь впервые вводится в общество. Здесь они находятся в безопасности, так как тут существуют хорошо защищенные убежища на высоких ветвях, и здесь начинается их ученье. Молодежь посвящается во все тайны, которые необходимо знать каждой вороне.
Сначала молодые вороны знакомятся друг и другом, так как, по правилам вороньего общества, каждая ворона должна быть обязательно знакома со всеми остальными членами своей стаи. Теперь родители могут отдохнуть немного после трудов по вскармливанию и воспитанию своих птенцов, потому что птенцы выросли и могут уже сами отыскивать себе пищу.
Недели через две начинается время линьки. В эти дни старые вороны бывают обыкновенно очень раздражительны и сердиты. Они продолжают учить и дрессировать молодых, которым, конечно, не очень приходятся по вкусу наставления и наказания линяющих учителей. Старик Серебряное Пятнышко был усердным учителем. Иногда он как будто произносил перед ними речь. Что он говорил, я, конечно, не мог угадать, но судя по тому, как относились к его речи слушатели, надо полагать, что она была чрезвычайно остроумна.
Молодые вороны обучаются не вместе, а по классам, словно дети в человечьей школе: воронята постарше — в одном классе, а воронята помоложе
— в другом. К сентябрю шумная толпа глупеньких воронят, по-видимому, уже научилась уму-разуму. Нежный голубой цвет глаз, присущий птенцам, заменился темно-коричневым цветом глаз взрослых ворон. Они перестали быть птенцами, узнали все, что надо знать взрослой вороне, и научились правилам осторожности. Они узнали про ружье и западни и научились отличать ядовитых насекомых от съедобных. Узнали, что толстуха-жена старого фермера несравненно менее опасна для них, нежели ее пятнадцатилетний сын, хотя она гораздо крупнее его. Они научились также отличать брата от сестры. Они узнали, что зонтик — это не ружье. Они научились уже считать до шести, что очень хорошо для таких юных ворон, хотя Серебряное Пятнышко мог сосчитать почти до тридцати. Запах пороха тоже стал им знаком, и они научились распознавать южную сторону дерева. В конце концов, они, разумеется, заважничали и стали считать себя совсем взрослыми. Спускаясь после полета, они всегда складывали свои крылья три раза, для того чтобы быть уверенными, что крылья сложены аккуратно. Они знали, каким способом можно заставить лисицу отдать половину своего обеда, и знали, что надо немедленно прятаться в кусты при нападении других птиц, корольков или зимородков, так как сражаться с этими маленькими врагами так же невозможно, как невозможно толстой торговке поймать мальчишек, стащивших у нее из корзины яблоки. Все это уже узнали юные вороны, но еще не научились воровать чужие яйца. Они еще не имели никакого представления о ракушках, они ни разу еще не отведали лошадиных глаз, не видели пшеницы и ничего не знали о путешествиях, воспитывающих лучше всего.
Сентябрь произвел большие перемены и в старых воронах. Пора линьки прошла. Оперение у них выросло вновь, и они стали гордиться своим красивым одеянием. Здоровье у них опять восстановилось, и они приободрились. Даже строгий учитель Серебряное Пятнышко стал веселым, и молодые, давно уже научившиеся уважать его, теперь действительно полюбили своего вожака.
Он хорошо воспитал их, обучил всем сигналам и приказаниям, и теперь просто приятно было смотреть на них ранним утром.
«Первый отряд!» — крикнет старый командир на вороньем языке, и первый отряд отвечает ему громким гамом.
«Летите!» — и все летят вперед во главе со своим предводителем.
«Поднимайтесь!» — и в ту же минуту все взлетают вверх.
«Собирайтесь в кучу!» — и все собираются в одну плотную массу.
«Разлетайтесь!» — и все моментально рассеиваются в разные стороны, словно опавшие листья.
«Стройтесь в ряд!» — и все тотчас же вытягиваются в одну линию.
«Спускайтесь!» — и все срываются вниз, чуть не до самой земли.
«Ищите пищу!» — и все спускаются на землю и рассыпаются в разные стороны, между тем как два постоянных часовых сторожат: один — на дереве с правой стороны, другой — на пригорке с левой. Спустя две минуты раздается крик Серебряного Пятнышка, означающий: «Человек с ружьем!» Часовые повторяют этот крик, и весь отряд моментально взлетает и направляется вольным строем к деревьям. Очутившись в безопасности за деревьями, они снова растягиваются в линию и летят к своим родным соснам.
Ежегодно в ноябре вся стая улетает на юг, чтобы познакомиться с новыми странами и новой пищей под руководством мудрого Серебряного Пятнышка.