Серебряные изнанки

Разработка облаков даже в лучшие времена занятие непростое (главным образом потому, что на земле всякий хочет тебя прикончить), однако мои проблемы были немного специфичней. В тот день, когда меня настигло моё прошлое, я трудился заправщиком на облачном судне капитана Потаённого Хэма (все знали, что столь помпезное имя просто обязано быть вымышленным) — и в списке наихудших работ на любом облачном судне заправщик идёт под номером четыре. Мы не торопясь шли на средней высоте, под самым нижним уровнем облаков, над чудесным фермерским поселеньицем Край Кратера. Несмотря на имя, никакого кратера в поле зрения не наблюдалось, и уже за это стоило сказать спасибо.

На данном облачном судне (оно звалось «Тучный кит») имелось четыре больших газовых мешка плотного плетения, набитых летучей облако́виной, и я отвечал за то, чтобы № 3 был полон доверху. Сейчас, впрочем, это особого значения не имело, поскольку груз серебра мы скинули на одной из факторий у Обрывистого залива с не самой лучшей репутацией, и облачное судно неслось порожняком, высоко и легко. Облачное серебро — оно точно такое же, как серебро, извлечённое из-под земли, но добывать его гораздо проще; копаться в пушистой парящей облаковине гораздо легче, чем взламывать горы — вот только небольшой нюанс заключался в том, что облачную разработку запрещают шестнадцать различных догово́ров, а потому работу эту нельзя назвать честной. Для поставки серебра на рынок требовались посредники (необязательно высокоморальные), а для добычи — отчаянный экипаж; и технически я был отчаяннее бо́льшей его части.

— Хорошая тут гряда, — произнёс мой коллега-заправщик, розоволицый мужчина по имени Салмон, наклоняясь далеко вперёд на ремне, прицепленном к его сбруе; под ногами у него поскрипывал газовый мешок. — Должно быть, тонн десять-пятнадцать прямо здесь, в этих cumulus humilis.[1]

Я кивнул, однако я наклонялся и смотрел больше на фермы внизу — на аккуратные квадраты более-менее тёмной земли. Облачный покров здесь был неоднородным, он не только пропускал много хорошего солнечного света, но и предвещал обильные дожди в сезон, что превращало эту местность в превосходные сельскохозяйственные угодья и одну из множества маленьких житниц региона. Стояла осень, пора жатвы, так что хотя бы этой зимой люди внизу не будут голодать, и, возможно, у них останется время, чтобы переехать отсюда, прежде чем Край Кратера превратится в чашу пыли, его облака исчезнут навсегда, а вся надежда на грядущий дождь ускользнёт прочь.

Конечно, капитан Хэм выбрал это время года не по доброте душевной — разрабатывать облака во время весенних дождей, летних гроз и зимних снегопадов гораздо труднее, и поэтому инертные осенние облака были самыми простыми. А шахтёры-облачники, как и большинство пиратов и браконьеров, склонны к лени.

Я ленивым не был, но из-за своего прошлого я не годился для большинства работ, и одним из самых безопасных вариантов (среди доступных мне) был как раз тот, где требовалось цепляться к деревянному судну, которое подвешено на гроздь надувных газовых мешков на высоте в несколько тысяч футов.

— Йокум, этот мешок проседает! — прокричал капитан Хэм по конической переговорной трубке.

Я вырвался из дремотных размышлений и поднял всасывающий шланг, пока Салмон отцеплял свой. Мы открыли кра́ны и услышали, как в трюме завыли всасывающие двигатели. Затем мы спрыгнули: нашу безопасность обеспечивали привязанные к сбруе ремни, и соскользнув, мы приземлились ногами на податливую боковую стенку газового мешка. Согнув колени, мы оттолкнулись и прыгнули наверх по широким дугам, вытягивая шланги в ближайшую облачную гряду и с чавканьем заглатывая огромные пушистые белые сгустки облаковины, те кусочки, что болтались по краям. Газовый мешок № 3 наполнился, «Тучный Кит» подскочил на несколько ярдов, и капитан Хэм прокричал «Хватит», — не то чтобы это было нужно, поскольку мы с Салмоном хорошо знали своё дело. Нас несколько раз подбросило на ремнях вверх-вниз, пока мы не остановились, после чего сложили свои всасывающие шланги и вскарабкались обратно на широкую верхушку по теперь уже тугой, как барабан, боковой стенке газового мешка, используя для этого петли холщовых опор для рук и ног.

Внизу шахтёрская команда (в списке наихудших работ на облачном судне эта идёт под номером три, поскольку махать киркой, когда под ногами у тебя пустота, а в глаза лезет облако́вина — дело рискованное) вытянула деревянные сходни в ближайшие облака и отправила обычных членов экипажа с ручными вентиляторами. Работа экипажа на судне идёт второй в списке наихудших, так как никто не заботится о том, чтобы выдать им страховочные сбруи, и они иногда падают со сходен и все эти долгие секунды, перед тем как разбиться о землю, знают, что умрут.

Вентиляторы сделали своё дело, сдув по краям ровно столько облаковины, чтобы приоткрылась блестящая гладкая поверхность серебряной изнанки облака: прекрасная чистая руда, только бери. Затем, забив в эту руду пару крюков и привязав к ним облачное судно, они поспешили обратно на палубу; сегодня потерь (пока) не было. Несколько рук потянули швартовые канаты, чтобы убедиться в их прочности, но руда не сдвинулась ни на дюйм. Значит, это была большая жила — те, что поменьше, когда потянешь, поддаются и немного шевелятся, хотя, как правило, облака, будучи так нагружены серебром, никогда сильно не двигаются, если не считать завихрений по краям.

Шахтёры прошли по сходням, натянули между досками сети, чтобы ловить падающую руду, и принялись работать кирками, сбивая куски серебра, которые экипаж собирал и уносил в трюм. Для заправщиков это было скучное время простоя, поэтому мы с Салмоном растянулись, чтобы вздремнуть, на газовом мешке, распластавшись спинами на мягчайшем матрасе, какой только можно себе представить: сшитом из холста тройной толщины и набитым облаковиной. Я смотрел вверх, на слой облаков повыше, которые выглядели как тонкие полоски беловато-серого цвета, где порой, когда ветер раздвигал облаковину, обнажая внутреннюю изнанку, вспыхивали проблески серебра. Никто не знал, сколько в небе серебра, но оно было не бесконечным. У каждого облака есть серебряная изнанка, и если убрать это серебро, у тебя больше не будет облака — без балласта из драгоценного металла, который удерживает облаковину, облако просто взлетает в атмосферу и исчезает. А после этого остаётся лишь беспощадное солнце, и ни тени, ни дождя для живущих внизу несчастных.

В далёкие нерегулируемые времена, когда Милостивая Торговая Компания занималась разработкой в полную силу, несколько маленьких стран целиком превратились в пустыни из-за того, что у них над головами шла открытая добыча облаков. В те дни незаконным промыслом занимались лишь считанные шахтёры-облачники, поскольку существующие облачные суда было чертовски трудно приобрести, а новые было почти невозможно заправить — собирать облаковину с твёрдой земли получалось лишь в считаных местах, где горы касались неба. Благодаря же малочисленности шахтёров, незаконный промысел не мог причинить большого совокупного вреда, но вот в конкретной… Что ж. Добрых людей Края Кратера впереди ждали засушливые дни.

Я понял, что что-то не так в тот момент, когда раздались крики, хотя сперва я подумал, что кто-то просто упал. Затем последовал внезапный рывок, когда перерубили швартовы. Я ухватился за поручень и сумел удержаться, а вот Салмон, который крепко спал, скатился с газового мешка, и я услышал, как он выругался и отскочил, ударившись о боковую стенку. Я прошёл вдоль изгиба мешка, чтобы осмотреться.

С запада к нам приближалось другое облачное судно, с чёрными газовыми мешками, с отдраенной и блестящей палубой, — полная противоположность латанной и потрёпанной внешности «Тучного Кита». Капитан Хэм кричал о пиратах, что было не вполне точно. Небеса бороздит слишком малое число облачных судов, чтобы содержать заправских пиратов, но иногда два корабля преступников натыкаются на одну и ту же серебряную жилу, и в этом случае всю добычу получает, как правило, тот, кто лучше вооружён. А проигравшее судно получает проткнутые газовые мешки, чтобы быстро сорваться вниз, — если им повезёт. Враг более жестокий просто проткнёт мешки так, чтобы утекало помедленнее, а облачное судно дрейфовало к земле постепенно, предоставив людям на этой самой земле достаточно времени, чтобы устроить подобающую встречу, — из тех, что со смолой, факелами и верёвками для виселиц.

Но этот чёрный корабль был отнюдь не шахтёрским судном. Это был военный корабль, единственный в своём роде — во всём мире.

И он шёл за мной.

Капитан Хэм крикнул, чтобы весь экипаж занял боевые посты, и мы с Салмоном спустились на палубу и отцепились от упряжи (я, конечно же, как всегда, оставил свой маленький рюкзак на спине). Мы взялись за ржавые пики, которыми, теоретически, пользовались, чтобы отбиваться от абордажной команды. Экипаж перенаправил вентиляторы, чтобы обеспечить нам некоторую тягу, но было ясно, что на приближающемся судне (я знал, что оно звалось «Карающий Ворон») двигатель установлен несколько более сложный и эффективный, поскольку оно быстро настигало нас. Капитан посмелее (скажем, я), возможно, попытался бы подняться через ближайший слой облаковины и, положась на интуицию и удачу, чтобы не напороться при этом на серебряные жилы, забраться выше облаков, куда судно более дорогое, возможно, следовать побоялось бы, дабы не разбиться о висящую руду. Но капитан Хэм был лишён воображения, и подобное стратегическое мышление было ему не под силу, а потому «Карающий Ворон» неуклонно сокращал дистанцию. Наши лучники выпустили в «Ворона» несколько слабых стрел, но его газовые мешки были сделаны из материала попрочнее, чем у нас, и снаряды отскакивали от них, не причиняя вреда.

— От жопа, — сказал капитан Хэм. Именно его работа была на первом месте в списке наихудших работ на облачном судне, потому что именно его выбросят за борт первым, если нас возьмут на абордаж.

Черноволосый темнокожий гигант стоял на носу, поднеся к губам золотую кричальную трубку. Он был похож на меня — в достаточной мере, чтобы сойти за брата, но он был всего лишь дальним родственником.

— Ваше величество! — крикнул он срывающимся, но слышимым на ветру голосом. — Вы должны вернуться с нами!

— Величество? — поперхнулся Хэм, приближаясь ко мне и неловко вытаскивая меч из ножен. — Ты… Это… Ты — это он? Ты сто́ишь королевского выкупа! — После небольшой паузы он добавил: — В буквальном смысле слова.

Пока он с довольным видом радовался собственной остроте, я с силой опустил свою пику, возможно, сломав ему запястье, и, уж по крайней мере, заставив его выронить меч. Я прыгнул к ближайшему газовому мешку и с привычной лёгкостью взобрался по поручням. Оказавшись наверху, я понял, что у меня есть всего несколько мгновений, прежде чем за мной поднимутся мои товарищи по команде. Натянув на глаза защитные очки, я прикинул расстояние до ближайшего облака, несколько раз подпрыгнул на пружинистой поверхности мешка, а затем сиганул в пустоту.

Я провалился сквозь облаковину и подумал, что не рассчитал, но, потянувшись наобу́м, я обеими руками ухватился за выступ из твёрдого серебра. Руда даже не шелохнулась, когда на неё пришёлся мой вес, что означало, что это была большая жила, и поэтому я вытянул себя наверх, на единственное подобие твёрдой земли в небе, и встал почти по пояс в рыхлой облаковине. Бежать сквозь облаковину было всё равно, что бежать сквозь перья: теоретически она податлива, но практически довольно устойчива, хотя и не плотнее морской пены, если зачерпнуть её в ладони.

В дни молодости мне не раз довелось поучаствовать в погонях по крышам, но это была моя первая погоня по облакам.

И это была настоящая погоня. Мой родственник подвёл «Карающего Ворона» с его превосходной манёвренностью поближе к моей облачной гряде, и Фейдор выпрыгнул, чтобы лично погнаться за мной. Идиот. Сто́ит ему оступится, и он рухнет и разобьётся насмерть; «Ворон» не сможет спуститься достаточно быстро, чтобы поймать его. Погибни он, и я буду чувствовать себя виноватым, но ведь я и не просил его гнаться за мной.

Внезапно подул ветер, сдвинув в сторону облаковину и приоткрыв дыру всего в дюжине футов впереди. Серебро подо мной всё ещё было твёрдым, но ещё несколько шагов, и я бы упал, а ближайшее облако было слишком далеко, чтобы добраться до него. Быть может, и получилось бы, будь у меня при себе абордажный крюк, но такой случай я не запланировал. Встав на краю, я обернулся, чтобы увидеть Фейдора, который приближался ко мне, безобидным образом раскинув руки, с ужасным страдальческим выражением лица — так он пытался ободряюще улыбнуться.

— Пожалуйста, Ваше величество. Возвращайтесь с нами. Ваша страна нуждается в вас.

Я фыркнул:

— Я оставил всё организованным так, как мне нравится. Не вижу необходимости возвращаться. Но это хорошо, что ты здесь. Можешь дать всем знать, что я всё ещё жив.

В моё отсутствие страна более разумная могла бы назначить, избрать или провозгласить нового короля, но у меня на родине есть некоторые причудливые и древние обычаи, в частности — вера в божественно назначенных правителей. В конце концов, я — земной служитель богов, и пока я отсутствую, в моей стране ничто не может измениться: без моей печати не может быть принят ни один новый закон, ни один новый налог, без моей подписи не может быть назначена ни одна должность, не может быть приведена в исполнение ни одна казнь. И, самое главное, не может быть объявлена ни одна новая война. Всё должно оставаться таким, каким я его оставил, статичным и неизменным.

— Ваше величество. Йорек приказал мне убить вас.

Я рассмеялся. Мой младший брат. Наследник престола. Всё, что ему требовалось, — это подтверждение моей смерти, и он сможет вести дела так, как сочтёт нужным.

— Ты попробуешь? — поинтересовался я.

Он вздохнул. Вида того, как вздыхает этот муж, этот титан на поле битвы, хватило, чтобы я смягчился, но не передумал.

— Конечно, нет, Ваше величество. Я просто посчитал, что вам следует знать о его предательстве.

— В таком случае, в будущих странствиях я буду высматривать не только преследователей, исполненных лучших побуждений, но и убийц.

— Ваше величество, вы в облаках. Здесь вам некуда идти.

— Родич, ты же знаешь о тех усовершенствованиях, что я внёс в «Ворона»? О множестве моих изобретений?

— Да, Ваше величество, все эти хитроумные конструкции.

— Я изобрёл кое-что ещё, — сообщил я и спрыгнул с облака.

Я назвал своё устройство «прерыватель падения», и до этого я испытывал его всего один раз, да и то с вершины башни, пока за происходящим наблюдал мой камердинер, с трудом удерживая на лице тренированное выражение безразличной скуки. В настоящий момент данный прерыватель падения, состоящий из верёвок и шёлковой ткани, был уложен в моём рюкзаке. Я никогда не пытался задействовать его на такой высоте, и действительно, ранняя модель была сложнее, в ней использовались жёсткие распорки и проволока. Я подумал, что если задействую прерыватель падения, пока низвергаюсь сквозь небеса, велика вероятность того, что мне вывихнет плечи от нагрузок, но этот вариант был предпочтительней, чем приземлиться на городок Край Кратера.

При всём при этом испытать падение, когда ветер шумит у тебя в ушах, а в конце отсутствует перспектива верной смерти, бодрило почти до невообразимости; я мог представить, как проделаю это вновь, для удовольствия — если допустить, что всё сработает на сей, первый, раз.

Я потянул за верёвку, которая разорвала несколько застёжек на моём рюкзаке, и освободила из плена огромное полотнище шёлковой ткани. Я закрыл глаза, не желая смотреть, как на меня несётся голая земля, и молился богам, которые якобы наделили меня своей властью и привилегиями.

Ремни на плечах и на поясе рвануло резко и сильно, но, несмотря на полученные синяки, мне не сломало ни одной кости и не вывихнуло ни одного сустава. Открыв глаза, я обнаружил, что плавно опускаюсь вниз, паря в небе, как пушинка одуванчика на ветру. Земля к тому времени была всего в нескольких сотнях футов, и я посмотрел вверх, но мне был виден лишь конус из беловатого шёлка над головой, который ловил воздух и замедлял моё падение. У меня имелась рудиментарная система управления: верёвки, которые я мог потянуть, чтобы изменить угол прерывателя падения; и я нацелился на то, что счёл заброшенным фермерским домом, рядом со сгоревшими останками сарая — возможно, там найдётся вода, и пища. В моей одежде было зашито много золота (не серебра, только не серебра!), что поможет мне, когда я достигну мест более населённых, ну а пока что: я не мог ни съесть, ни выпить золото.

Я приземлился на мёртвое поле, ударившись жёстче, чем ожидал, и скривился, подвернув лодыжку. Это означало, что к моему списку более или менее неотложных нужд следовало добавить задачу найти лошадь, поскольку на травмированной ноге я далеко не уйду. Прихрамывая, я обошёл вокруг, собрал шёлк и засунул его обратно в рюкзак, хотя, чтобы использовать его повторно, мне потребуется ещё много часов — нужно будет проверить его на наличие разрывов, а после — тщательно уложить. Я посмотрел вверх — облачные суда были далёкими точками на фоне неба. Я надеялся, что был целью слишком маленькой, и они не сумели отследить, куда я приземлился, но даже если они всё-таки решат спуститься (а это будет путешествием в один конец, так как здесь они уже не смогут пополнить запас облаковины), посадка облачного судна на землю была процессом медленным, который обычно заканчивался в зоне, которую заполняла разъярённая толпа, так что время у меня было.

Одна из дверей ветхого фермерского дома была распахнута, и я проскользнул внутрь — где внезапно зажёгся фонарь, ослепив меня.

— Ваше величество, — произнёс слегка скучающий голос.

— Малко? — ошеломлённо спросил я.

— Сэр, у меня есть лошадь, чистая одежда, немного еды, фляги с водой и золото, — сообщил мой старый камердинер. — Возможно, вам следует поторопиться. Если только я не сумею отговорить вас от этой глупости.

— Как вообще возможно, что ты ждёшь меня здесь?

— Сэр, мне доводилось видеть ваш прерыватель падения в деле, — пояснил маленький, аккуратный человек, который всегда верно служил мне, хоть я никогда не был уверен в том, что нравлюсь ему. — Я не сумел представить себе никакого иного способа, с помощью которого вы бы избежали ареста на небе, а, учитывая преобладающие ве́тры, мне показалось вероятным, что вас отнесёт сюда, и вы отправитесь в любое наиболее удобное укрытие. Поскольку это единственное строение поблизости… — Он пожал плечами, словно его действия были очевидны и неизбежны; но он всегда был таким. — Для всех нас будет лучше, если вы вернётесь. Ваш отъезд стал причиной… многочисленных домыслов. Одни говорят, что вы сошли с ума, другие — что вы влюбились, третьи — что вы находитесь в духовном поиске.

— Ничего из перечисленного. Я совершил военные преступления, — сказал я, опустившись на колено, чтобы проверить купленную им провизию, стараясь занять себя хоть чем-то, чтобы не смотреть на него. — Ты и сам знаешь это.

— Полагаю, данный аргумент можно привести, сэр, но вам не стоит бояться судебного преследования — единственный суд, который осмелился бы арестовать и осудить действующего главу государства, находился в столице Каролиньи, а… этого места больше нет.

— Я знаю, — я закрыл глаза. — Я видел его конец.

Я спроектировал его конец. Каролинья была главным соперником моей страны. Мы сражались на наших границах в течение многих поколений, и когда я стал королём — после того, как много лет возглавлял армию, много лет глядел на то, как молодые люди умирали в предгорьях, я решил, что должна начаться война более чистая, война, которая положит конец конфликту. Облачные суда изобрели в моей стране, первые из них мои предки построили в Горах Луны, среди тех вершин, что касаются облаков, там, где монастыри и храмы выстроены из чистого серебра. Спустя все эти годы у нас остались только два корабля (бо́льшую их часть сожгли, когда несколько поколений назад заключили договоры, запрещающие разработку облаков), и я руководил реконструкцией одного из них, корабля, который стал «Карающим Вороном».

Понимаете, я осознал простую вещь. Облака — это сложное взаимодействие двух субстанций, невероятно летучей облаковины и тяжёлых серебряных изнанок. Вес серебра удерживает облаковину внизу, всего в нескольких тысячах футов в небе, и целые состояния (а также засухи) наживались, когда изымали серебро и позволяли эфемерной облаковине улетучиться.

Но облаковина тоже удерживала огромный вес серебра — наверху. Что, если удалить саму облаковину, отсосать её с помощью всасывающих шлангов, оставив серебро без какой-либо поддержки? Я рассудил, что подобное действие даже не нарушит никаких договоров — ведь эти правила запрещали извлекать из облаков серебро, а не наоборот.

Мне казалось, что если убрать облаковину, то серебро просто упадёт с неба.

— Я думал, это будет демонстрацией силы, — продолжил я, сидя в темноте разрушенного дома. — Я думал, что серебро пробьёт дыру в крыше их Сената, быть может, убьёт одного или двух философов. Я продемонстрирую им, что мы можем ударить в самое сердце их столицы, сбросить камни с неба и испортить им погоду, и каролинцы согласятся на расширение моих границ. Я не ожидал… Я не рассчитал…

Малко молчал.

— Ты знаешь, что происходит, когда несколько тонн чистого серебра падают на землю с высоты семи тысяч футов? Я знаю. Я это видел. Малко, столица была уничтожена. Ты слышал описания, но ты не можешь себе представить. Не осталось ничего, кроме дымящейся дыры. Шум был оглушительный. Столб пыли поднялся так высоко, что я мог бы коснуться его, протяни я руку с палубы «Карающего Ворона».

— Это мощное оружие, — заметил Малко. — И оно сослужило свою службу — Каролинья безоговорочно капитулировала.

— Это было мерзостью. Мерзостью, которой мои генералы жаждали воспользоваться вновь и вновь. Особенно Йорек, который хочет править целым миром. — Я покачал головой. — Никогда больше. Только не нашим народом. Я не допущу этого. И хотя мой брат мог бы отравить меня во дворце, ему уже не так легко убрать меня, когда я разгуливаю по свету.

— Как долго вы будете в бегах? — спросил Малко.

Я пожал плечами:

— До тех пор, пока не изобрету устройство, способное сбивать облачные суда с земли. До тех пор, пока не построю прототипы и не передам их в руки каждого правительства, о котором когда-либо слышал. Мой рюкзак набит эскизами, некоторые из них довольно многообещающие. Я вернусь, Малко. Когда нейтрализую угрозу, которой мы стали.

— Думаю, я понимаю, — сказал Малко. — Королевские дела — не моё дело. — Он помолчал. — Но я должен спросить: почему вы спрятались на корабле для разработки облаков? Вы презираете таких преступников, вы всегда называли их небесными стервятниками и вешали, когда их арестовывали в пределах наших границ.

— Они действительно ужасные люди, — согласился я. — Но каждая крупица серебра, которую я снимаю с неба, — это крупица серебра, которую нельзя сбросить на людей внизу в качестве оружия. Засуха — ужасная вещь, Малко… но есть средства и похуже. — Я хлопнул его по плечу ладонью. — До свидания, старый друг.

— Куда вы отправитесь?

— Если я тебе не скажу, то никто тебя и не заставит говорить. Но обещаю, что буду периодически отправлять письма, — хотя бы для того, чтобы дать Йореку знать, что я жив, и что я всё ещё король. Итак: где эта лошадь? Думаю, я готов какое-то время попутешествовать чуть ближе к земле.