Серебряный пояс

Душегрейка

На первом прилавке, перед крутым взломом Михаил приостановил Карьку, поджидая Ивана. Когда тот поравнялся лошадьми, медвежатник негромко наказал:

– Отсюда тише поедем, чтобы кони не запарились. В нашем деле надо дышать спокойно, чтобы меньше шуметь. Зверь-то запалившегося человека за две версты чует, – и уже с улыбкой, стараясь успокоить напарника другими мыслями, напомнил о синяке: – Что, Ваньша, пострадал за любовь свою?

Иван хмуро отвернул голову, сурово ответил:

– В следующий раз я ему винта накручу. Пусть спасибо скажет, что сучок под пятку попал… Споткнулся я, а он вороном налетел.

– Ну, ладно уж. Чего там? Дело молодое! Еще на свадьбу своего соперника позовешь. Без этого не бывает. А что, Ваньша, как медмедя приходилось бить?

– Так, по случаю. Один раз с коня, далеко пулял: через поляну из этой фузеи. Ехал по логу, а на другой стороне зверь пасся. Показалось мне, что это сохатый. Большое расстояние, а все одно, дай, думаю, попробую, попаду или нет? Ну, и прицелился ладом, жахнул! Дым рассеялся – нет никого. Поехал посмотреть, а Карька храпит, не идет. Привязал коня, а сам кустами. Подошел, а там медведь доходит… Удачно получилось. А второй-то раз смешно вышло. В прошлом году за рябчиками пошел. Иду себе, в пикульку насвистываю. В стволе – дробь мелкая. В березняке рябчик откликается. Я крадусь к нему потихоньку. Иду, самому шагов не слышно. Стал через полянку проходить, все внимание вперед. Вдруг слышу: рядом кто-то сопит. Голову повернул, а в трех шагах, слева, медведь спит. Морду вытянул, глаза закрыл, на солнышке греется. От удовольствия только норки свистят. Тут уж мне делать нечего: струхнул я маленько. Как есть, стволом повел да и выстрелил между ушей.

– Ну и?..

– Что и?.. Тот даже не вздрогнул, сразу помер.

Михаил захохотал, качаясь в седле:

– Вот те! Проспал медмедь свою шкуру! Представляю, как все было…

Когда пыл веселья медвежатника немного остыл, охотник прищурил глаза, посмотрел парню прямо в лицо:

– А вот так, на сход, когда зверь неподалеку будет, куда целить будешь?

– В бок, куда же еще? – уверенно ответил Иван.

– В бок – понятие растяжимое. Можно и по требухе врезать! – и, уже поучая: – Когда зверь к тебе стороной стоит, в плечо целься, в самую лопатку, что из-под шкуры выпирает: самое убойное место! Если прямо стоит, на четырех костях, в лоб никогда не бей: пуля всегда рикошет даст.

– А куда же тогда бить? – растерялся Иван.

– В грудь бери, старайся медведя в дыбки поставить. Брось ему что-нибудь навстречу – рукавицу или другой предмет. Пока он будет его рвать, у тебя будет время не только хорошо прицелиться, но и отскочить в сторону, чтобы грудь увидеть.

– А как делать, если он на тебя в прыжке идет?

– Здесь вопрос! Увидишь, как медведь приосанился, на передние лапы приземлился в беге, тут же сразу поверх головы бей. Тут всегда давно рассчитано: пока ты пальцем на курок надавишь, да курок на пистон упадет, будет выстрел, пуля из ствола вылетит, пройдет ровно столько времени, что на месте головы грудь представится. Как раз и угадаешь в убойное место.

– Ну а как задом стоять будет?

– Задом? Так старайся, чтобы зверь к тебе задом не стоял, повернулся: крикни, обрати на себя внимание. В крайнем случае, когда побежит от тебя медведь, также в угон, бей в хвостик в то время, когда он на передние лапы приземлится. Опять же, пока пулька долетит, зверь в прыжке будет, заряд в хребет угадает. А в общем-то, Ванюшка, не пыжься. Думаю, все ладно будет. Собаки хорошие, удержат зверя. Может, тебе и стрелять не придется, – подбодрил медвежатник молодого напарника и прищурил глаза. – Что, поджилки-то трясутся?

– Что ты, дядя Михаил! – поправил осанку Иван. – Думаю, не побегу!

– Это хорошо, что не побежишь, – кивнул Михаил. – Тогда, знать, поехали, – и тронул поводья своего послушного мерина.

Иван – за ним. Одной рукой уздечкой правит, другой, правой, приклад фузеи за спиной оправляет, вовремя убирает в сторону длинный ствол – бережет ружье от ударов. Да и сам успевает головой крутить, от сучков и веток пригибаться. Не праздный час, еще по лицу веткой хлестанет, глаз выбьет: в тайге хлама много.

Едет Иван за медвежатником, а сам все думает. «Эко, как у него все ловко получается: взял, прицелился, выстрелил. Будто по пеньку учит стрелять. А ну как медведь в мах пойдет, как выбрать, где у него голова, а где лапы? Когда конь в рысь бежит, непонятно, где и что. А здесь – зверь! Вон, в прошлом году случай на Чибижеке был: медведь мужика лапой зашиб. Один раз ударил, а у того дух вон! Остается только надеяться, что Михаил убьет бродягу с первого раза, да и собаки вовремя остановят, задержат разъяренного хозяина тайги. Тогда и я пулю сохраню…»

А собаки у Самойлова Михаила действительно хороши! С местными приисковыми дворнягами никакого сравнения нет. Оба кобеля крепкие, сбитые, поджарые. На высоких ногах, с коротким телом. Шерсть густая, трехцветная: черный, серый, рыжий. Что удивительно, волос прямой, как у волка. Хвосты калачом в полтора оборота завернуты. Уши, как пламя свечи, всегда вверх смотрят. Характеры строгие. Для чужих людей равнодушные. У другого человека из рук никогда еду не возьмут. Слушаются только хозяина. Ну, а уж на охоте, особенно по зверю, говорят, цены нет. Многие охотники приезжают к Самойловым щенков просить, большие деньги предлагают. Да вот только медвежатники не всем свою породу отдают. Да это и правильно: отдашь хорошего щенка от своих собак, от тебя охотничья удача отвернется. Так говорят старые, опытные люди тайги. А предки всегда правы.

Одного из кобелей зовут Туман. Ему шесть лет. За свою жизнь он повидал много зверя. Знает, как держать медведя за штаны, может крутить сохатого, легко распутывает соболиные стежки. Характер у пса спокойный, сдержанный. В каждом его движении чувствуются воля, свободолюбие, упорство, настойчивость. Он знает себе цену! Передвигается гордо, хладнокровно. К своим соплеменникам, приисковым лайкам, относится пренебрежительно, не обращая внимания на запальчивые склоки и возмущения себе подобных. При первом появлении на прииске Туман сразу показал, кто здесь главный. Схватил за загривок и дал взбучки местному вожаку Цезарю, который считался непревзойденным королем лохматой братии. В три секунды уложив соперника себе под ноги, кобель навсегда растворил ярые надежды задиры на власть, тут же взял временные бразды правления стаей в свои клыки. Побежденный Цезарь позорно ретировался под завалинку, злобно наблюдая, как сын Тумана, трехлетний Тихон, пробегая мимо, приподнимает заднюю ногу на завалинку для метки.

Тихон – зеркальная копия отца. Унаследовав все гены, кобель трепетно копирует наследие предка. Не было случая, чтобы Тихон хоть намеком, взглядом попытался возразить отцу или перечить человеку – хозяину. Суровые уроки таежной жизни Тихон схватил на лету. Он был яркой, невосполнимой половиной добытчика на промысле. Одна лишь черта в поведении – излишняя меланхолия, унаследованная им от матери, доставляла ему некоторые неудобства. Питомец был тяжел на подъем, ленился перейти от дождя под дерево, любил крепко и долго поспать, но беззаветно, преданно любил детей. Когда последние вдруг начинали его таскать за лапы по земле, Тихон лишь томно стонал от кочек, но так и не мог поднять головы, чтобы убежать от своих мучителей. За что и получил свое спокойное имя в честь одноименного гольца в вершине Сисима. Однако в тайге Тихон преображался. По отношению к зверю он становился агрессивным, жестоким. Молодой кобель знал свое место в этой жизни и, под стать отцу, честно нес в своих клыках бремя зверового воителя, освободить от которого его могла лишь только смерть.

Туман и Тихон всегда работали в паре. Интенсивно обследуя тайгу во время поиска, каждый из них передвигался своим путем. Если Туман уходил влево, Тихон бежал вправо. Через определенное расстояние собаки сходились, пересекались следами, уходили на сопредельные стороны. Но спустя какое-то время вновь пересекались. Если один из них находил зверя, сразу давал знать голосом второму, который тут же прибегал на помощь. Если это был старый след косолапого или сохатого, собаки объединялись, тропили добычу вместе, находили и держали до тех пор, пока не придет хозяин. Обоюдная охота давала собакам значительное преимущество. Держать на месте медведя или сохатого одной собаке тяжело. Вдвоем легче и безопаснее.

Сегодня Тихон и Туман бежали рядом. Они понимали, куда и зачем их ведет хозяин. Зверовые лайки ждали встречи с медведем, только еще не знали, где вчера хозяин поставил петлю (выставляя вечером петлю, Михаил оставил собак привязанными на прииске, чтобы не наследили и не испугали зверя раньше времени). Человек не стал испытывать терпение своих питомцев. Прежде чем тронуть с места своего коня, Михаил указал рукой на перевал, властно приказал:

– Вон туда! Вперед!

Кобели не заставили себя долго ждать: исчезли в мелкой подсаде пихтача-курослепа, растворились в тайге, как будто их и не было. Михаил гордо приподнял голову, коротко пояснил Ивану:

– Ушли. Теперь жди, когда заговорят…

От первого прилавка длинный водораздельный хребет преломился. Перед путниками предстал крутой подъем. Лобная, ветреная сторона горы разрядила тайгу. В сочетании с редкими кедрами загустели черноствольный пихтач, колкий ельник. Частые поляны заполонили шероховатые языки каменных курумов. С правой стороны, в недалеком ложке, выстроились гордые монументы невысоких скал. Вон там, внизу, на стрелке двух ручейков, медведь задавил корову Пановых, потом перетянул ее в стланик, под нишу скалы, жировал две недели. Вороны не могли сразу обнаружить падаль из-за нагромождений базальтовых глыб. Люди нашли задавленную корову случайно. Тишка Косолапов с женой Лукерьей брали на ручье пробы на золото и встретились со зверем нос к носу, когда последний пришел на водопой. Несложно представить реакцию Косолаповых, когда муж и жена, под шум ручья промывая в лотке песок, вдруг увидели широкую морду в нескольких метрах от себя. Несмотря на сходство фамилии с прозвищем зверя, на прииск Тишка и Луша прибежали быстро. Муж без штанов, сверкая ягодицами. Жена без кофты, поддерживая руками разметавшиеся перси. По поведению супругов старатели догадались, что очередное зачатие ребенка вновь окончилось неудачей. И хотя молодожены упорно доказывали, что виновником созерцания человеческих достоинств был хозяин тайги, мужики долго не могли поверить в произошедшее: «Он вас что, на ручье раздел?»

Михаил Самойлов быстро распутал все следы и загадки. В первый день по прибытии на прииск опытный медвежатник нашел место, где медведь задавил корову, тропу в стланике и, наконец-то, останки бедного животного – рога и копыта. Оказалось, что хозяин тайги все это время жил, жрал корову рядом, в километре от прииска, никуда не уходил от падали, а десятиметровую тропку до ручья мужики не могли заметить потому, что не допускали мысли, как близко от них живет наглый вор. Тогда охотник не смог убить таежного преступника – собаки не остановили беглеца на курумнике. К большой радости хозяев, Михаил нашел на медвежьей лежке Тишкины штаны и Лушкину кофту. Одежда людей служила зверю мягкой и удобной подстилкой. Кедровый лоток Тишке пришлось делать новый: медведь изгрыз орудие старательского производства в щепу.

На следующий день на хребте Михаил нашел тропу, где жил топтыга. Медвежатник удивился, что коровоедом оказалась сытая медведица. Немного поколебавшись, он все же решился поставить на нее петлю, чтобы избавить людей прииска от дальнейших нападений.

Единожды проехав по тропе на лошади, охотник прочитал многое о характере и повадках животного, убедился в его постоянстве и точно знал, что убьет медведицу утром, после того, как вечером поставит петлю. Нисколько не сомневаясь в правильности своего выбора, охотник подстраховался: взял себе в товарищи Ивана – «Береженого Бог бережет!» Опытный промысловик знал, что сила матери при медвежатах в три раза яростнее.

Лошади в гору заметно сбавили ход. Крутой подъем заставил животных идти под некоторым углом. Михаил, чувствуя напряжение Карьки, спешился, повел коня в поводу. Иван последовал его примеру.

Охотники шли долго, медленно, иногда останавливаясь для короткого отдыха. Медвежатник гладил рукой бока своего коня, не давая ему запариться. Для скорого дела был необходим свежий, сильный мерин, который мог быстро перевезти своего хозяина определенное расстояние. Силы животных понадобятся потом, когда все начнется. И этот момент наступил очень скоро.

На изломе хребта, перед выходом на обширные альпийские луга, Михаил остановился, прислушался. Над плоским перевалом, за могучими, невысокими кедровниками, гуляло рваное эхо. Ивану показалось, что это могучий ветер треплет резкими порывами мясистые ветви хвойных деревьев. Так бывает всегда, когда при перемене погоды злой сивер неожиданно налетает от холодных гольцов на притихшую тайгу. А грязное, свинцовое небо полощет густые тучи. Сейчас мраморные просторы небосвода простирали в себе глубокую чистоту девственных границ горизонта. Последние дни раннего бабьего лета дарили горному краю незыблемую прелесть торжества жизни. А между тем угрожающие звуки с завидным постоянством ломали прозрачный воздух далеко вокруг.

– Началось… держат! – выдохнул Михаил, легко запрыгивая на спину коня.

Иван понял, «что началось», «кто кого держит». Но все же еще какое-то время ловил ухом неясные мгновения взорванной тишины. И очень скоро различил яростный, злой, напористый лай собак, сопровождаемый резким, грозным рыком медведя.

– Не торопи мерина. Поедем спокойно, – не поворачивая головы, приказал медвежатник напарнику и указал пальцем вперед. – Вон, до той колки. Там лошадей оставим.

Иван азартно тронул повод непослушного Гнедко, не понимая, почему он заупрямился. Было странно видеть, как послушный мерин вдруг закрутил ушами, захрапел, принялся танцевать. Однако все же подчинился настойчивому велению Ивана, пошел вслед за первыми. Привычный к медвежьей охоте Карька, казалось, был невозмутим. Как это было всегда, он мерно выставлял короткие ноги вперед. С отвисшей губой, прикрытыми глазами обходил кочки и коряги, желая одного: как можно скорее остановиться где-то у сочной осоки.

Добравшись до указанного места, охотники спешились. Сборы длились недолго. Напарники привязали лошадей накоротке, чтобы они могли дотянуться до пожухлой, высохшей травы, но не гуляли на воле и не могли оторваться от деревьев. С собой мужики взяли только топоры, ножи, ружья, которые держали в руках. Первым, определяя направление и скорость передвижения, шел Михаил. За ним, высматривая, что происходит впереди, продвигался младший товарищ.

До зверовой тропы следопыты дошли быстро. Ступив на нее, они пошли осторожно, сбавив шаг. Перед выбитым местом, где медведица попалась в петлю, старший остановился, знаками показал Ивану, где стояла петля, как в нее залез зверь, и каковы были его действия. На перепаханной земле медвежатник увидел следки медвежат, с грустью выдохнул:

– И эти тоже здесь…

Иван, впервые в жизни видевший выбитое место, где попалась медведица, побледнел. Слишком велика сила зверя, вырывавшая с корнями тридцатилетние пихты! Однако Михаил оставался все таким же невозмутимым. Не обращая внимания на поведение Ивана, он испытующе посмотрел по сторонам, приказал:

– Пойдем в паре, рядом друг с другом. Я справа, ты – слева. Как только подниму правую руку – стой, махну в сторону – хоронись за деревом, укажу вперед – снова идем. А как хлопну по ружью – стреляй. При этом никаких разговоров и лишнего шума. Все понял?

Парень согласно кивнул, встал на указанное место. Михаил махнул рукой вперед: пошли!

А впереди – ужас схватки! Тайга стонет от медвежьего рева и лая собак. Трещат сучки, дрожит земля (медведица ответно кидается на лаек). Михаил уверенно торопится на выстрел: лишний шум на руку, можно подойти к зверю на близкое расстояние не замеченными.

Несколько сотен метров, что медведица успела уйти с потаском, остались позади за несколько минут. Напряженная борьба где-то рядом, в глухом пихтаче-курослепе. Иван видит, как впереди бьются вершинки мелких деревьев. Под ногами подрагивает земля. Медведицы еще не видно. Она укрылась за толстым, поваленным кедром, прижалась задом к надежной опоре, хранит себя от ненавистных укусов собачьих клыков.

Прячась за естественными укрытиями, охотники прошли еще около полусотни шагов. Михаил показал Ивану рукой на прогонистую, без сучков, ель: встань за ней, будешь стрелять оттуда. Сам же отошел направо, к гладкому кедру. До колодины оставалось не больше пятидесяти шагов. Что за ней происходило, не видно. Как, когда и куда стрелять, оставалось только догадываться.

Две минуты напряжения. Иван чувствовал, как в ладонях натянулись сухожилия. Ружье наготове. Курок взведен. Стоит только увидеть зверя, и можно нажимать на спуск.

Медведица спряталась, зная, что скоро придет ее главный враг. Собаки умерили свой пыл, притихли. Они ждут хозяина, но не знают, не слышали, не видели, как пришел Михаил и притаился рядом. Встречный поток воздуха относит запахи человека в сторону.

Вдруг, как из ниоткуда, на колодину выскочил Тихон. Напружинившись, кобель вскинул проницательный взгляд назад, увидел хозяина. Молниеносное перемещение собаки перевело схватку со зверем в решающую позицию. До этого призывный голос Тихона сменился триумфальным лаем: «Ах! Ах! Туман! Хозяин здесь!» В то же мгновение, не задумываясь над последствиями, кобель бросился на спину затаившейся медведицы.

Дальнейшее произошло так непредсказуемо и быстро, что за долю секунды Михаил и Иван не могли или не успели сделать решающий выстрел. Из-за поваленного кедра вылетела серая попона. За ней – монолитная глыба. Только потом, переосмысливая произошедшее, юноша вспомнил, на что была похожа попона и разлохмаченный валун. Это Тихон, атаковавший спину зверя, был отброшен резким движением тела в сторону. А огромный камень представлял собой оскаленную голову медведицы.

На миг показавшись из-за колодины, жертва бросилась на упавшего кобеля. Все произошло очень быстро. Михаил не успел выстрелить. Несколько метров хозяйка тайги преодолела в два прыжка (мешал потаск). Это спасло жизнь собаке. Пружиной сработавшего капкана Тихон вскочил на лапы, едва увернулся от оскаленной пасти зверя. Бешеная медведица схватила клыками пустоту, грозно зарычала, бросилась за кобелем. Стараясь догнать соперника, она просчиталась: выскочила из-за корней на открытое, чистое место, поставив себя под выстрел. Сзади за штаны ее уже схватил Туман. Сотрясая от злобы воздух могучим рыком, обезумевшая хищница повернулась назад, пытаясь ухватить Тумана могучей лапой. В ту же секунду ей в бок впились зубы Тихона. Пленница закрутилась на месте, отбиваясь от назойливых собак, метавшихся вокруг нее задурившей поземкой. Слепая ярость быстро забрала силы. Хозяйка тайги села на землю, беспомощно размахивая лапами по сторонам. Однако собаки были проворными. Туман и Тихон кружили добычу, поочередно жалили зубами за бока и теперь ждали условной команды. Голос хозяина последовал незамедлительно. Тщательно прицелившись в спину зверя, чтобы не зацепить кого-то из собак пулей, Михаил повелительно крикнул:

– Отырь!..

Туман и Тихон метнулись по сторонам. Обреченная жертва повернулась, бросила запоздалый взгляд кровавых глаз на голос человека. Сухой, колкий выстрел распорол сжатый воздух. Метровое пламя метнулось из ствола. Невидимая пуля ударила в лохматое чудовище.

Все происходящее для Ивана казалось ярким, впечатлительным сном. Он держал ружье наготове, хотел стрелять вторым, однако едва сдержал палец на крючке после команды медвежатника.

– Не стреляй! – крикнул Михаил. – Дойдет и так…

Юноша отстранился от приклада, не спуская глаз с медведицы, следил за каждым ее движением, за тем, как зверь несуразно загребает лапами воздух, медленно теряя равновесие, заваливается на левый бок. Мимолетно отслеживая действия медвежатника, парень видел, как старший, планомерно сохраняя второй патрон, перезаряжает ружье, догоняет еще одну пулю, щелкает замком и, недолго прицеливаясь, стреляет второй раз.

После этого выстрела хозяйка тайги дрогнула, откинула неохватную голову назад, вытянула лапы. Туман и Тихон, задыхаясь от рваной шерсти, изнемогая от ярости, насели на поверженную сверху.

Иван, подхваченный охотничьим азартом, приставил фузею к кедру, сорвал из ножен нож, подскочил к зверю. Михаил, спокойно вытаскивая стреляную гильзу, остановил его:

– Не порть шкуру, сама дойдет. Видишь, по хребту мурашки бегают? Знать, готова! – и, с некоторой укоризной показывая на ружье, сделал Ивану выговор: – А вот ружье не резон из рук выпускать. Хотя бы курок опусти.

Иван послушался, вернулся к фузее, взял ствол в руки, осторожно спустил курок. Не зная, что делать дальше, пошел в обход медведицы:

– Ишь, какая! Как изба: здоровая, лохматая… Ни в жисть таких не видел… Мои в три раза поменьше будут. И как только, дядька Михаил, ты не боишься таких бить?

Напарник равнодушно пожал плечами, вставляя в ствол новый патрон, стал смотреть по деревьям:

– Здесь, главное, ловко угадать, куда пульку послать. Ну и, – улыбнулся в бороду, – штаны не обмочить… Где же они прилипли?

– Кто? – не понял Иван, угадывая направление взгляда охотника.

– Дык, медвежатки. Давай, Ванюшка, смотри в оба, по деревьям.

Только сейчас Иван вспомнил: Михаил говорил, что петля поставлена на медведицу с медвежатами. Если мать убили, то детеныши должны быть где-то рядом, далеко не уйдут.

Занятый поисками, Михаил сделал несколько шагов в сторону, прошел между деревьями и, улыбнувшись, развел руками:

– Вона где приголубились, милые!

Звереныши сидели невысоко, на старой, наполовину высохшей пихте. Первый из них, крупный, вверху. Второй чуть ниже своего брата. Оба со страхом в глазах смотрели вниз, с ужасом созерцая кровавую картину охоты. По всей вероятности, несмышленыши заскочили на первое стоявшее поблизости дерево в тот момент, когда собаки по следам догнали и закрутили мать. Никто из них до этой минуты не мог издать ни звука, настолько великим был испуг от случившегося. Возможно, они все еще надеялись, что сильная мать защитит их от страшных существ, так неожиданно прервавших их мирное существование.

Михаил уверенно подошел на близкое расстояние, опытным глазом высматривая цель. Иван встал рядом:

– Какие маленькие, хорошие. Что, дядька Михаил, делать будем?

– Так, их тоже прибирать надо…

– Как же так? Может, отпустим? Дети совсем… – стал в защиту медвежат Иван.

– Глуп ты, Ванюшка, – сурово заговорил опытный следопыт. – Нельзя их отпускать. Видели они, как мать коров драла, мяско попробовали. Теперь через пару лет они тоже разбойничать начнут: не забудут, чем дармовщинка пахнет. А там, глядишь, и до человека доберутся. Если зверь не устрашился запаха человека (корова всегда пахнет человеком), при любом удобном случае бросятся. Таков закон тайги! Ничего не попишешь, топором не вырубишь! Я это по своему опыту знаю… Бывали случаи на моем веку.

Иван понуро отошел в сторону, ожидая рокового выстрела. Михаил поднял ружье. Туман и Тихон, увидев хозяина, бросили мертвую медведицу, подскочили под дерево, залаяли на очередную жертву.

Ударил выстрел. Нижний медвежонок комом упал с дерева на землю. Собаки бросились на него сверху.

Второй медвежонок испуганно закрутил головой, жалобно закричал, призывая мать на помощь. Михаил потускнел, наморщил лоб: жалко, да что поделать? Медвежатник вытащил дымившуюся гильзу, вставил новый патрон, захлопнул замок ружья, отставил его в сторону:

– Надо собак привязать, шкуру порвут… Купцы цену уберут.

Михаил быстро, по очереди выловил лаек, привязал их на поводки подальше, к соседним деревьям. Немного подумав, отошел в сторону, назад, к колодине, щелкнул курками, приказал Ивану:

– Как выстрелю, упадет, от собак береги! – и поднял стволы.

Иван с фузеей в руках ждал второго выстрела.

Разом, на разрыв заорали собаки. Михаил, не обращая на них внимания, продолжал целиться в белогрудого. Иван хотел цыкнуть на Тумана, посмотрел, как тот взлетает, привязанный поводком к дереву над землей. Он не понял, почему кобель в ярости рвется не к дереву с медвежонком, а назад, к колодине. И Тихон, захлебываясь пеной, крутится волчком, стараясь перекусить зубами веревку. Парень хотел сообщить товарищу про поведение собак, но, повернувшись, остолбенел от ужаса… Сзади во весь рост кряжистого, лохматого тела на Михаила надвигалась медведица.

В первое мгновение Иван воспринял зверя за некий, непонятно откуда появившийся пень, поросший двухсотлетним бурым мхом. Однако оскаленная пасть, сверкающие копейки бронзовых глазок, прилизанные на затылок уши, могучие лапы сразу всё поставили на свои места. Иван понял, что происходит. Картина нападения зверя придала молодому охотнику трезвый, отточенный сигнал к действию, от которого зависела жизнь человека.

Михаил не видел, что у него происходит за спиной. Ничего не замечая вокруг, он продолжал целиться. Он не обращал внимания и на собак на привязи, которые рвались ему на помощь, предупреждая о смертельной опасности, стремились защитить хозяина, но не могли этого сделать.

Медведицу и Михаила разделяли два коротких шага. Расстояние в метр. Одно движение до того, как оскаленные, охристые клыки сомкнутся на голове человека.

В те решающие минуты трудно было сравнить реакцию человека и зверя. Ивану оставалось лишь надеяться на быстроту своих рук, ясность сознания, твердость характера, смелость. Молодому охотнику предстояло использовать все свои навыки, данные от рождения и развитые по прошествии двадцати пяти лет. Проще сказать, надеяться только на себя, потому что в такие минуты тебе никто не поможет, даже Бог.

Михаил, наконец, обратил внимание на товарища, удивленно вскинул брови, что-то хотел сказать. Парень круто развернулся, одновременно поднимая ствол фузеи, щелкнул курком. Медведица, вытянув вперед лапы, начала свое намеренное падение на стоящего человека. Михаил, вдруг осознав, что что-то происходит за его спиной, успел повернуть голову. Иван вскинул ружье, тщательно прицеливаясь. Медведица зависла над мужчиной. Когтистые лапы потянулись к его плечам. У охотника сработал защитный рефлекс: он подломился на ногах, присел беззащитным комком под ногами зверя. Тот промахнулся: поймал лапами воздух, страшно, бесполезно щелкнул пустыми клыками, но все же упал на грудь, задавив Михаила всей массой тела. Понимая свою опрометчивую ошибку, хозяйка тайги тут же привстала, потянулась лапами себе под живот, желая поймать и разорвать трепещущую жертву. Но пуля Ивана оказалась быстрее.

Тупой грохот остановил нападение. Необузданный выстрел фузеи притушил все естественные звуки. Густое, свинцовое облако сгоревшего пороха залило место схватки. Иван почувствовал, как в плечо ударил стальной молот. Увидел сноп метнувшегося огня, непроглядный туман вокруг себя, а после на бегу выхватил нож, бросился к собакам.

Резкий взмах острого лезвия. Натянутая струной сыромятина лопнула мышиным писком. Озверевший Туман прыгнул в пороховое облако. Еще три прыжка назад. Взмах ножа. Вслед за Туманом Тихон метнулся на помощь своему хозяину. Иван бросился за собаками.

Однако его помощь не понадобилась. Зверовые кобели вновь рвали, терзали медведицу, но теперь она была мертва. Обмякшая туша вытянулась во всю длину впечатляющего размера. Когтистые лапы неестественно подвернулись под оскаленную голову. Уши зверя вяло завалились в разные стороны. Из большой, двухсторонней раны на шее хозяйки тайги пульсировала обильная кровь.

Иван обежал вокруг мертвой медведицы, заглянул во все стороны:

– Дядька Михаил, где ты? Живой?

– Отвали ее, скорее… – долетел глухой, рвущийся голос медвежатника. – Продыху нет… Сейчас задохнусь.

Иван отогнал собак по сторонам, потянул за переднюю лапу, но отвалить тушу не смог – тяжело. Михаил из-под медведицы еле дышит:

– Быстрее, Ванюшка, мочи нет!

– Не могу, тяжела! – таская могучие лапы из стороны в сторону кричал Иван. – Погодь маленько, стяжок вырублю!

– Неумеха! Башку сначала заломи назад, а уж потом лапу.

Схватил паря руками за клыки, завернул голову на затылок, подставил ногу, придержал, а руками, что есть силы, принялся бороться с кривой лапой. Наконец-то громоздкая туша подалась под напором, медведица завалилась на бок.

Глазам Ивана предстала неблаговидная картина: сидит медвежатник на земле, свернутый пополам, как закрытый чемодан, ртом пятки нюхает. Придавила тяжелая туша охотника в мгновение ока. Не успел Михаил выскользнуть в сторону. Сложился так, как стоял.

Иван наклонился над медвежатником:

– Дядя Михаил, как ты, что ты?

– Эх, кажись, вздохнул… Теперь полегче. Однакось, помоги выпрямиться, сам не могу, что-то случилось…

– Что такое? Что с тобой? – помогая разогнуться, испуганно расспрашивал парень.

– Да вот, не пойму что и как: ноги вижу, а не чувствую… От поясницы вроде как все онемело.

– Может, нерв отсидел?

– Не знаю… Помоги подняться.

Товарищ подхватил промысловика под мышки, поднял сильными руками с земли. Тот застонал:

– Поясницу больно! Перенеси под дерево, пусть ноги отойдут.

Иван нарубил топором густой лапник, сделал лежанку, поднял на руки старшего:

– Как лучше класть, дядя Михаил?

– Так, наверно, как есть, на спину. Вот. А под голову кухлянку, чтоб повыше было.

Парень исполнил все, как просил медвежатник: аккуратно положил раненого на мягкую постель. Михаил со стоном прикрыл глаза. Юноша тем временем собрал топоры, ружья, притянул убитого медвежонка:

– А второй-то… Пока воевали, спрыгнул, убежал.

– Да и бог с ним! – с тяжелым вздохом ответил медвежатник. – Сейчас не до него…

Иван стал осматривать убитую медведицу. Какое-то время он крутил из стороны в сторону ее огромную голову, потом тяжело вздохнул. Его лицо сделалось серым, угрюмым. Михаил попытался выяснить причину его настроения. Иван глухо поделился своим «горем»:

– Пуля из фузеи через шею навылет прошла. Где ее теперь искать? Тятя ругаться будет.

– Эхма! – сквозь тупую боль растянул на лице улыбку Михаил. – Нашел о чем горевать! Ты же меня, считай, с того света вернул, жизнь спас! Поговорю с отцом, расскажу, как дело было. Золото – не беда. Главное, что жив остался! Да и ты не трухнул, Ванюшка, не побоялся косолапого! А потому от меня особая благодарность! Спасибо, Ванюшка!

Вполуха слушает старшего Иван, рассеянно смотрит по земле, что-то ищет:

– Не надо мне благодарности, дядька Михаил… Пулю бы найти. Тятя ругаться будет!

Медвежатник решил отвлечь парня от горьких дум, на правах старшего приказал:

– Будет тебе! Не время чунями мед черпать! Медведицу надо свежевать, пока не запарилась. Сможешь один? Меня, – приподнялся на локте, – может быть, скоро отпустит, помогать буду…

Напарник взял нож, сделал первый надрез по лапе. Михаил медленно отвалился на спину.

Прошло немного времени. В умении владеть холодным оружием Ивану стоило позавидовать. Очень скоро мертвая хозяйка тайги распрощалась со своей шкурой. Парень опять обратился к медвежатнику. Теперь тот был не так словоохотлив. Он понял, что с ним что-то произошло: онемевшие ноги не двигались. Набравшись мужества, он отдал новую команду:

– Однакось, Ванюшка, что-то со мной неладное происходит. Не могу я идти. Надо носилки делать. Гони лошадей сюда. Да только прежде на морды мешки набрось. А в мешки пихтовых лапок набей, чтобы дух зверя отбить.