Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 1

Поразительное, воистину предивное Откровение дано Богом в лице преподобного Серафима. И сильнее всего — в этой чудесной «беседе». И Откровение это дано не для одной лишь Русской Церкви, но и всему міру, как заявил и сам богоносный Угодник.

В самом деле: приникнем хоть немного к тому, что здесь описано верным очевидцем, Н. А. Мотовиловым. Здесь все чудесно, все поражает.

И прежде всего: как этот мирской человек мог записать подобную беседу с такою подробностью, ясностью и точностию? Если бы он был и ученый богослов, и тогда немыслимо было бы записать все, что здесь высказал Преподобный. Это возможно было только чрез дивное особое внушение Духа Святаго, как объяснил недоумевающему слушателю преподобный Серафим.

А если бы кто допустил предположение, что беседу составил и написал сам Н. А. Мотовилов — это было бы не меньшим чудом; потому что не только обыкновенному мирянину, но и ученому богослову наших дней не под силу было бы столь глубоко проникнуть в сущность Христианства, не говоря уже о благодатных проявлениях в Преподобном во время его преображенного состояния. Совершенно несомненно отсюда, что дивная по содержанию беседа эта является чудесным Божественным Откровением Духа Святаго.

Да так именно и свидетельствует святой Серафим: Мотовилов и не спрашивал его о предмете беседы — сущности Христианства, и никогда не говорил ему ничего. И сам забыл о своих прежних недоумениях. Преподобный же узнал об этом, напомнил ему и сказал, что Сам Господь открыл все это.

А потому вся беседа приобретает чрезвычайное значение, наряду с величайшими произведениями самых великих святых Отцов Церкви. И к какому вопросу ни подойдешь, все в ней поражает.

Начнем с самого главного, с разъяснения «сущности Христианства». Вот теперь все, читающие житие святого и эту беседу, стали повторять бойко и даже с легкомысленным дерзновением (будто мы и сами опытны в этих предметах) его слова: сущность — «в стяжании благодати Святаго Духа». Говорим мы об этом и в проповедях своих. Но давно ли эта мысль стала общим достоянием? Так ли думали прежде, всего лишь два-три десятилетия назад? Да так ли думают еще многие и теперь? А если и думаем так, то понимаем ли всю глубину, ощущаем ли внутренним духовным опытом суть этой сущности — «благодать»? Не пустое ли еще для нас это слово? Не играем ли мы им, как неразумные и несмыслящие дети, с чужого голоса повторяющие непонятные им звуки и речи?!

Но благодарение Богу и за то, что хотя бы один из людей нашего времени не только знал, но и обладал во всей полноте этой сущностью — благодатию Святаго Духа.

Многие из нас почти и не слышали об этом; а если кто и слышал, то не дерзал думать, чтобы обладал этим «стяжанием», считая благодать Святаго Духа уделом разве одних святых... В самом деле, как многие из нас думали о Христианстве?

Христианство — это религиозное учение, предмет веры, догмат, которые нужно принять, хранить и исповедовать во спасение свое...

Христианство — это мораль, нравственные предписания о жизни, и в особенности о любви к ближним, которые нужно исполнять, чтобы в награду получить будущее блаженство.

Христианство — это обряды, церковный строй, религиозная организация, — с богослужением, храмами, иерархией, монастырями, постами и всем прочим бытом.

Христианство, — думают даже иные, — это одна из попыток социального земного устройства бедного мира.

Или во всяком случае — полезная теория для укрепления нравственных основ общества и государства.

Другие не боятся даже кощунственно заявлять, что Христианство есть пустая мечта, фальшиво утешающая несчастных бедняков нашей планеты несуществующим блаженством; и что в самом деле «небо пусто», и ничего, кроме земных наслаждений, нигде нет, и не к чему стремиться, кроме земли: ешь, пей, веселись (Лк. 12, 19). А кто думает иначе, тот несчастнее всех человеков (1 Кор. 15, 16).

Не весь ли почти мір теперь так мыслит? Все заняты политически социальным устройством. А Христианство беспомощно стоит в стороне, не имея сил вдохнуть жизнь в дряхлеющий мір... Пытаются иные, в частности, католическая церковь, и менее — протестантское исповедание, — содействовать экономическим реформам запутавшегося в кризисах міра; и полагают, будто в этом и состоит служение Христианства человечеству, особенно в наше время; не сознают они, что таким пониманием Христианства они свидетельствуют о собственном омертвении духовном и этим поют надгробную песнь своим исповеданиям.

Но не думая о других, всмотримся в себя, в нас, православных: кто же теперь думает о благодати — как главной цели нашей жизни? Да и знаем ли мы ее? Живем ли в Духе Святом?.. Непонятные слова... Чужие речи на незнакомом языке...

По вере, по традиции продолжаем пребывать христианами, ходим в церковь, исполняем «долг» говения, храним обряды, живем мыслью о будущем Суде...

И вдруг слышим преподобного Серафима: если кто внешне все это исполняет, не достигая благодатных результатов, хотя бы был и монах, тот — «черная головешка», из коей уже не может произрасти живого дерева...

Страшно мне становится...

Мертвая головешка...

А что же нужно? Нужно быть в благодати Животворящаго Духа... Без этого все напрасно: и добрые дела, и молитва, и девство. Всё — пустой колос без зерна.

Современный мір, даже христианский, до такой степени ушел от истинного понимания Христианства, как благодатной жизни, что иным даже кажется, будто преподобный Серафим дал какое-то новое откровение или неведомое истолкование христианскому учению. Но это совершенно неверно. И Слово Божие, и творения святых Отцов Церкви говорили и говорят о той же самой сущности Христианства, как и богоносный батюшка, отец Серафим.

Учение его было и есть всегдашнее неизменное учение Христианства.

Но почему же, по словам Батюшки и Н. А. Мотовилова, многие духовные лица не могли вразумительно и основательно раскрыть основную истину Христианства?

Всякий книжник, — говорит Господь, — выносит из своего сокровища, или книгохранилища, то, что там у него есть или что ему хочется читать (Мф. 13, 52). И, следовательно, если мы не могли этого растолковать и внедрить другим, то ясно, что и сами недостаточно понимали сущность Христианства, забыли ее. Не понимали оттого, что не жили ею, как должно.

А в светском обществе многие сосредоточивались на общественном значении и силе Христианства; забывая слова Господа, сказанные им Пилату, представителю земного царства (Ин. 18, 36). Русское общество увлеклось созданием земного царства; постепенно увлеклось практически, а потом и идейно, материализмом, выродившимся в то богоборчество, свидетелями коему являемся мы теперь и в России и во всем мире, независимо от разных политических форм жизни.

Омирщение проникло и в Церковь нашу...

Ныне Господь очищает Свою Церковь горькими скорбями. Слава Богу!

Накануне этого-то омирщения, материализма, неверия и богоборчества, точно молния прорезал темную ночь міра величайший угодник, преподобный Серафим, своим житием и учением.

Сам он опытно ведал и показал всему міру эту жизнь во Святом Духе. Не у одного лишь Н. А. Мотовилова открылись тогда и после глаза: а и у великого множества епископов, пастырей, монахов, богословов, благочестивых мирян.

«Всему міру» нужно это дивное Откровение — предсказал сам Батюшка.

И действительно: не только нам, но еще больше инославному міру нужно это озарение, ибо в западном міре Христианство или совсем умирает, или же им пользуются для социальных перестроек жизни. И чем дальше, тем более стараются истолковать Христово Евангелие с односторонней точки зрения — его пользы для общественных и экономических задач жизни.

Какая слава для Православия, что именно оно возрастило такого великого Святого, подобного которому не знает католичество (а у протестантов вообще нет святых)!

Какая радость для нас, православных, что он жил в нашем веке, что лишь недавно померли видевшие его живым, — супруга Мотовилова, Елена Ивановна, дождавшаяся открытия мощей святого в 1903 году!

Мы сами слабо зрим благодать Святаго Духа; но мы чрезвычайно, безмерно счастливы и благодарим Бога, что среди нас, в наши дни жил человек, который воочию показал нам и всему міру что значит жить во Святом Духе!

Это не мечта, не благочестивое только желание, не теоретическое лишь учение, а подлинный несомненный факт, дивное событие, очевидная истина: был человек в полноте благодати!

Был, несомненно был!

И жил, несомненно жил во Святом Духе!

Через это мы видели Христианство въяве!

Как земля, орошенная обильным дождем после засухи, так и Христианство после преподобного Серафима оживает для нас, начинает зеленеть, светиться подлинным своим светом! «Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Тройческим единством священнотайне», — поет Церковь со святым Серафимом. Радуемся с ними и мы!

Должно сказать, что Саровский угодник не только великий Чудотворец, — но и всемирный светильник Духа Святаго, — пророк Божий нашего времени!

Богу же нашему в Пресвятой Троице слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Архиепископ Вениамин

(в миру Иван Афанасьевич Федченков;

1880-1961)

— известный иерарх Русской Православной Церкви, архиепископ, впоследствии митрополит. Прошел долгий и сложный жизненный путь. После окончания Тамбовской семинарии поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию, которую закончил в 1907 году. Тогда же пострижен с именем Вениамин и вскоре рукоположен в иеромонаха. Занимался Библейской историей при своей же Академии. В 1910-1911 годах исполнял обязанности доцента при кафедре Пастырского богословия, гомилетики и аскетики все в той же Санкт-Петербургской Духовной академии. В 1911 году назначен ректором Таврической семинарии, возведен в сан архимандрита. С 1913 по 1917 год — ректор Тверской Духовной семинарии.

На Всероссийском Поместном Соборе представительствовал от низших клириков. Осенью 1918 года избран членом Херсонского Церковного Собора. 10 февраля 1919 года хиротонисан во епископа Севастопольского, с согласия Патриарха Тихона поставлен викарием Таврической епархии. 1920 год ознаменовался для епископа Вениамина вступлением в Белое движение, он становится «епископом Армии и Флота» на Юге России, от Крымского Синода назначен в Совет министров при генерале Врангеле. В ноябре 1920 года началась эвакуация войск генерала Врангеля и присоединившегося к ним населения. Вместе со своей паствой покинул Русскую землю и владыка Вениамин. Впоследствии жил в Болгарии, Сербии и в других западноевропейских странах. Председательствовал на Предсоборном Совещании в Константинополе перед Карловацким Собором. В 1921 году подготовил Карловацкий Собор. Состоял членом Русского Совета при генерале Врангеле, оставаясь епископом эмигрировавшей Армии, рассеянной по разным странам.

В 1922 году епископ Вениамин во исполнение указа Патриарха Тихона вышел из состава Украинского Синода и поселился в основанном им монастыре Петковице, в Сербии. В обители собралось 25 человек русской братии, среди которой были и новопостриженные монахи из солдат армии Врангеля. Следующие два года был епископом Карпатской Руси, находившейся тогда в составе Чехословакии, исполняя должность викарного архиерея.

В Сербию возвратился в 1925 году. Служил законоучителем при Русском и Донском Кадетских корпусах с местожительством в Петковицах. Вскоре епископа Вениамина вызвал митрополит Евлогий в Париж, назначив инспектором и преподавателем в Православном Богословском институте, носящем имя преподобного Сергия Радонежского. В 1925-1927 и в 1929-1931 годах он преподает в этом институте.

Не соглашаясь с уклонением владыки Евлогия от Русской Православной Церкви, епископ Вениамин создал в Париже и других городах зарубежья приходы Патриаршей Православной Церкви. В 1933 году епископ Вениамин был возведен в сан архиепископа и стал управлять епархией в США, с 22 ноября 1933 года — экзарх Русской Православной Церкви в США, архиепископ Алеутский и Североамериканский; 14 июля 1938 года получил сан митрополита.

После Второй мировой войны, в 1947 году, владыка Вениамин вернулся в Россию и был назначен на Рижскую и Латвийскую кафедры. В 1951-1955 годах управлял Ростовской епархией. 20 декабря 1958 года уволен на покой с пребыванием в Псково-Печерском монастыре. Скончался владыка 4 октября 1961 года.

О своей жизни митрополит Вениамин рассказал в книге «На рубеже двух эпох». М., «Отчий дом», 1994.

Публикуемый текст представляет собой «Примечания архиепископа Вениамина» к выпущенной в 1933 году в Париже книге о преподобном Серафиме:

Преподобный Серафим Саровский. Откровение о цели христианской жизни. По записи Н. А. Мотовилова и с приложением его же рассказа: Есть ли адския муки? — Париж, «Православное издательство», 1933. С. 30-35.

Предлагаемая вниманию благочестивого читателя «Беседа преподобного Серафима о цели христианской жизни» есть не собственноручное писание великого Старца, а запись, сделанная по памяти единственным слушателем этой беседы, симбирским помещиком и совестным судьей Николаем Александровичем Мотовиловым.

... Глубокий почитатель преподобного Серафима, Николай Александрович всегда пользовался особенною любовью его, называя себя «служкой Серафимовым». Необычным доверием и любовию с своей стороны платил ему и Преподобный, отечески неусыпно руководя его духовною жизнию и по мере возрастания и преуспеяния его в ней все больше вводя его как своего наперсника и друга в тайны своего духовного делания не для его личного только пользования, а для того, чтобы чрез него и для других стать в ряду Отцов и учителей Церкви в собственном смысле.

Такое именно назначение и значение имела и имеет, несомненно, и предлагаемая «Беседа преподобного Серафима с Николаем Александровичем Мотовиловым о цели христианской жизни», происходившая в конце ноября 1831 года в лесу, возле ближней пустыньки, в версте от Саровской обители.

В 1909 году М. А. Новоселов называет «Беседу» эту «целым событием, огромным по своему религиозному смыслу...» «Простота и вместе мудрость слов, — пишет он, — здесь чередуются в ней с явлением Духа и силы. Дух захватывает, когда, внимая сердцем таинственной беседе великого раба Божия, мысленно представляешь эту чудную и чудесную картину сошествия Святаго Духа на «убогого» Серафима и воистину треблаженного друга его на тихоснежной поляне уединенного Сарова. Как просто и вместе как необычайно; как естественно и вместе как чудесно! Рушится грань не только между мыслимым и являемым, но и между духом и плотью, ибо последняя, озаряемая и проницаемая Духом Божиим, как бы возводится в первоначальную светлость и красоту, в достойное жилище осияваемых благодатью душ».

От того дня и навеки немеркнущая небесная слава преподобного Серафима, явленная и являемая нам Господом в нетлении святых мощей Преподобного и неисчерпаемом море чудес его, — залог и непререкаемое ручательство истинности этих свидетельств о таком духоносном значении этой беседы Преподобного, как «слова святоотеческого».

Так для истинно и искренно верующих чад Православной Церкви. К сожалению, не так для тех, которые хотят и любят быть не чадами Православной Церкви, а судьями ее и самозванными учителями. Между таковыми нашлись даже такие, которые увидали в «Беседе преподобного Серафима» не истинное, согласное с учением Слова Божия и святых Отцов Церкви учение — понимание сущности христианской жизни как жизни духовной — в Духе Святом, благодатною силою Его проходимой, а искажение этого учения в сектантском духе и направлении, в смысле мистицизма или западных квиетистов, или наших мистиков старого и нового времени — Лабзина, иоаннитов и др. В оправдание своего суесловия эти клеветники ссылаются на то, что «Беседа преподобного Серафима о цели христианской жизни» есть не собственноручное писание Преподобного, а запись по памяти, сделанная светским человеком.

Горько и больно, конечно, для истинно и искренно верующих чад Православной Церкви, отраду и утешение, ободрение и поучение, а то и полное духовное возрождение обретающих в этом духоносном слове преподобного Серафима, такое гнусное обвинение, исполнение самой невежественной лжи и злого лукавства, но оно, как крестный путь Господа, неизбежно для праведника в настоящем міре лжи и лукавства. В этом міре почти всегда так бывает, что, чем праведнее жизнь, чем больше страданий, чем выше и чище истина, тем яростнее нападение на нее и наглее клевета. О Самом Спасителе нашем Господе Иисусе Христе еще во дни Его земной жизни, когда одни говорили, что Он благ, инии же глаголаху: ни, но льстит народы (Ин. 7, 12). И это вполне понятно и естественно: душевен человек не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть, и не может разумети, зане духовне востязуется (I Кор. 2, 14).

Неразумие же этих душевных людей — их крайнее духовное невежество и отсюда неспособность понимать, видеть в истинном свете «Беседу преподобного Серафима», говорящую о стяжании Святаго Духа как цели христианской жизни, сказывается во всем и, обличая лживость их речей, только еще ярче выставляет православную истинность этой «Беседы».

Они укоряют «Беседу» за то, что она записана светским человеком, забывая, что сами-то они, будучи в большинстве светскими по своему внешнему положению, берутся все-таки судить о духовных предметах. Но различие между светским и духовным человеком определяется не внешним положением их, не одеянием и вообще не одною внешнею жизнию, а внутреннею, и ею больше, чем внешнею. По учению св. апостола Павла, духовный человек есть тот, кто живет не по плоти, а по духу. Сущий бо по плоти плотская мудрствует, а иже по Духу, духовная. Мудрование бо плотское смерть есть, а мудрование духовное живот и мир; зане мудрование плотское вражда на Бога: закону бо Божию не покаряется, ниже бо может. Сущии же во плоти Богу угодити не могут. Вы же несте во плоти, но в дусе, понеже Дух Божий живет в вас. Аще же кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8, 5-9). Вот истинные различия между духовными и светскими людьми, и с этой точки зрения иные духовные по своему внешнему положению и одеянию могут быть названы душевными, плотскими по своей жизни, мирскими, а мирские по одеянию и внешнему положению — духовными по своей духовной жизни. А такой именно, в собственном смысле духовный, и был Николай Александрович Мотовилов, имевший постоянное общение с людьми духовными по своей жизни — подвижниками и сам любивший посещать святые обители, Божии храмы, соблюдавший церковные уставы и часто приступавший к святым таинствам Церкви, особенно к святому причащению, как наставлял его во всем этом и преподобный Серафим и как читаем мы и об этом в записанной Н. А. Мотовиловым «Беседе» его.

Нет сомнения, что и сектанты мистического направления, и старого и нового времени, и западные и наши русские постоянно говорят о Святом Духе, об общении с Ним как сущности и конечной цели христианской жизни, как говорит об этом в своей «Беседе» и преподобный Серафим; но это общение не только не имеет ничего общего с тем стяжанием Святаго Духа, о котором проповедует преподобный Серафим, а есть совершенно противоположное ему явление, как противоположны между собою ложь и истина, подлинная монета и фальшивая, или подделка ее.

Знаток святоотеческих творений и толкователь посланий святого апостола Павла, глубокий богослов и вместе великий подвижник, епископ Феофан Тамбовский в своих «Письмах о духовной жизни», написанных по поводу писем (о духовной же жизни) Сперанского, в разъяснение разнообразных путей этой жизни в ее истинно апостольском и святоотеческом понимании так между прочим говорит об общении с Богом как сущности христианской жизни, как оно понимается и достигается в Православной Церкви в отличие от так называемого мистического сектантства, в котором обвиняли Сперанского: «Наглядное оправдание его (Сперанского) от нареканий в квиетизме и мистицизме представляют его молитвенное обращение к Божией Матери, к Ангелу хранителю, его говение, исповедь и причащение, чтение Слова Божия и простое его понимание, а тем паче чтение житий святых. Все это такие занятия и действия, на которые ни за что не согласится самый плохой мистик и квиетист... Его (Сперанского) собственный язык, конечно, был язык православный, церковный, язык святых Отцов и «Добротолюбия». Они (мистики-сектанты) искали живого общения с Богом, но не тем путем искали, а главное, надеялись своими усилиями и как бы по праву завладеть тем, что надлежало принять как дар этой милости. В напряжениях этой самонадеянной самодеятельности разгоралось воображение и порождало мечательные ожидания, которые, как жарко желаемые, скоро показались и сочтены исполнившимися и цель трудов достигнутою. Все это раскрашивалось самыми привлекательными красками и представлялось в образах прелестных, в мечтательных, заоблачных созерцаниях. Писания их завлекают, ибо говорят о дорогих сердцу предметах, но они только манят, но ничего не дают. Это отличительная черта всех их. И истинная во Христе жизнь есть жизнь сокровенная (мистическая). Апостол Павел называет ее животом, сокровенным со Христом в Боге (Кол. 3, 3). Но в явлении своем она очень проста. Неведомо, как приходит Дух и возбуждает к покаянию. Совершив потом этот внутренний переворот, Он потом вооружает верующее сердце на многотрудную борьбу со страстями, руководит в ней и помогает. Эта борьба есть у всякого, более или менее долгая и болезненная; она приводит к чистоте сердечной, ради которой верующий труженик удостаивается и яснейшего постижения истин Божиих, и сладостнейшего ощущения того и другого в таких чертах, какие определены в Евангелии и писаниях апостольских. Это последнее является уже в конце долгих трудов и многих испытаний как венец наградный. Мистики же за эту верхнюю точку совершенства прямо и преимущественно и хватаются и ее-то и живописуют, как она рисуется в мечтах их воображения, всегда в ложных красках».

Эту не короткую выписку о сущности и характере духовной жизни как общения с Богом, как она понимается Православной Церковью и сектантами, мы нарочито сделали из такого авторитетного духовного писателя-богослова, каков есть епископ Феофан, для того, чтобы для читателей «Беседы» преподобного Серафима яснее и несомненнее стала не только невежественная ложь не разумеющих истинного христианства клеветников Преподобного, а и подлинного Православия, святоотеческая истинность учения его о стяжании Святаго Духа как цели христианской жизни. Знающие житие Преподобного, его «жестокое жительство» в пустыньке и многотрудные подвиги поста, покаяния и непрестанной молитвы не нуждаются, конечно, ни в каком разъяснении, как и насколько в этом житии сказалось истинно православное учение о сущности христианской жизни в его отличии от сектантского и ложно-мистического, а нуждающиеся в таком разъяснении найдут его в прекрасной книге Лодыженского «Свет незримый», где «сладостнейшие ощущения» Богообщения Преподобного как «венец наградный» раскрыты в их подлинном свете и в полной противоположности тому, что известно о мечтательных переживаниях, например, Франциска Ассизского, так восхваляемого Джеймсом в его «Многообразии религиозного опыта». А чтобы видеть, что это же именно истинное православное святоотеческое учение о сущности христианской жизни как стяжания Святаго Духа Божьего, а не сектантское какое мудрование излагается и в «Беседе», выпишем из нее хотя самое существенное для обличения сказанных обвинителей.

Правда, преподобный Серафим говорит здесь, «что молитва, бдения, пост и всякие добрые дела, сколько сами по себе ни хороши, однако не в делании их заключается цель христианской жизни; они служат лишь средствами, способами, чрез которые приобретается эта конечная цель, и цель эта есть приобретение человеком Святаго Духа Божия». Показав на деле Н. А. Мотовилову, что такое есть присутствие Духа Святаго, и показав это в наибольшей для естества человеческого мере, преподобный Серафим, однако, сказал, что «он, Мотовилов, никогда более в своей жизни подобной великой силы присутствия Божия испытывать не будет, ибо и святые угодники Божии, употребившие подвижнические труды целой жизни, не всегда подобную силу Духа иметь удостаивались; но что если он, Мотовилов, когда-нибудь будет чувствовать что-либо подобное, хотя в малой степени, то знал бы, что это и есть присутствие с человеком Господа Духа Святаго. Ну а теперь, — прибавлял преподобный Серафим, — за нами дело, чтобы, труды к трудам прилагая, восходить нам от силы в силу и достигнуть меры возраста исполнения Христова, да сбудутся и на нас слова Господни: «Терпящие же Господа, тии крепость, окрилотеют, яко орли, пойдут и не взалчут, пойдет от силы в силу, и явится им Бог богов в Сионе разумения и небесных видений, ибо Царствие Божие, Дух Святый, приобретается подвижническим трудом, и так трудящиеся Его приобретают».

Подобно святым Отцам, преподобный Серафим говорил, что больше всего Дух Святый приобретается чрез непрестанную молитву, в которой необходимо пребывать в великой неотступности и духовной борьбе. «Как бы вы ни начали молиться, однако молитесь не переставая до тех пор, пока не почувствуете присутствия Духа Святаго. И всегда рассуждайте, в Духе Божием находитесь вы или нет? И если нет, то рассудите, по какой причине Господь Бог Дух Святый вас оставил, и вновь ищите Его, покаявшись, и не отставайте до тех пор, пока Он снова не будет с вами Своею благодатью. На отгоняющих Его от нас, врагов наших, надо так нападать, покуда прах их возметется. И чем больше борьбы, и хотя даже поражений, а потом побед чрез то, что не отчаялись во всепрощающем милосердии Божием, а также чрез покаяние и причащение Пречистых Таин Христовых, — тем больших венцов еще в здешней жизни получить удостоимся».

Далее преподобный Серафим объясняет, что отступление от человека Духа Святаго бывает или по причине соделания человеком греха, или как испытание степени веры человека, и что прохождение истинно христианской духовной жизни, приобретение Святаго Духа Божия возможно не одними монахами, но и людьми, находящимися в условиях мирской жизни, притом обязательно православного вероисповедания, то есть имеющими правую, лишенную всяких заблуждений веру, сохраняющими заповеди Господа Иисуса Христа и предания и постановления Соборной Апостольской Церкви; вне этого никогда, нигде и ни в ком истинного проявления Духа Божия не было и быть не может.

Сам Господь наш Иисус Христос, говоря ученикам о Царствии Божием, сказал: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не умрут, прежде чем увидят Царствие Божие, пришедшее в силе», и вскоре после того, взяв с Собою трех учеников, на горе Фавор преобразившись пред ними, показал им, что такое есть Царствие Божие; в день же Пятидесятницы, в Сошествие Святаго Духа, все апостолы возымели о том ясное понятие. Древние христиане получали это понимание чрез святых апостолов; так, апостол Павел, придя в Ефес (Деян. 19), нашел некоторых крестившихся, но не слыхавших о том, что есть Дух Святый; когда же апостол возложил на них руки и Дух сошел на них, то и они получили ясное познание о Духе Божием. После апостолов это познание передавалось последующим христианам чрез поставленных апостолами епископов. «Но, — говорит преподобный Серафим, согласно с преподобным Григорием Синаитом, — понимание это постепенно исчезало, вместо веры действенной приобрели веру невежественную, мертвую по Духу, и под предлогом просвещения зашли в такую тьму духовную, что не стали не только понимать этого, но и верить этому, и редко можно встретить человека, в котором находится истинное проявление духовной жизни».

То обстоятельство, что Н. А. Мотовилов получил это познание чрез отца Серафима, подтверждает мысль, выраженную всеми святыми Отцами, что точное познание о духовной жизни, о Духе Божием приобретается не иначе, как чрез научение, и «всякий, кто начинает это искание сам собой, без совета и указаний людей истинного духовного опыта, — легко впадает в прелесть, прельщается, мечтая и воображая различно, что все испытываемое и ощущаемое им и есть действие Святаго Духа; между тем как на самом деле это или измышление ума человека, область фантазии, или же действия духа тьмы». Крайне редко кто, подобно Максиму Кавсокаливту, получил это понимание прямо от Господа или Богоматери, а потому необходимо просить Господа указать и искать наставника, украшенного не внешними иноческими подвигами, и не сединой преклонных лет, и не мудростью или ученостью сего міра, но человека, имеющего истинные дарования и дары Духа Святаго.

Нет, думается, нужды подробно разъяснять и доказывать, что учение преподобного Серафима о стяжании Святаго Духа как цели христианской жизни есть учение апостольское, изложенное в их богодухновенных писаниях, особенно же в Евангелии от Иоанна и Послании святого апостола Павла к Римлянам. Кто внимательно читал это Евангелие, тот не мог не заметить, что чрез все это Евангелие красною нитью, связующею и объединяющею собою разнообразные обетования Спасителя о блаженстве, к которому должны приводить человека заповедуемые Им пути жизни, с заповедью о любви во главе их, как и слово о цели пришествия Спасителя и существе принесенного Им спасения, проходит мысль о единении верующих в Него, как Единородного Сына Божия, с Ним, а чрез Него Единосущного Отцу, и с Богом Отцем, не только Духом Святым, а и в Духе Святом, или, что то же, о стяжании Духа Святаго как цели христианской жизни (см., например: Ин. 1, 16-1796; 3, 3-8; 4, 3-8; 4, 10-26; 6, 62-63; 7, 37-39; 14, 16-20 и 26; 15, 26; 16, 7-15 и др.97). И мы знаем, что пока не пришел этот посланный от Отца вознесшимся к Нему Господом Иисусом в пятидесятый день по Его Воскресении Утешитель Дух Святый и не сошел на возлюбленных учеников Христовых, которых до того времени Сам Он научал тайнам Царствия Божия и которые на словах и тогда за него готовы были в темницу и на смерть, на самом-то деле не только отрекшись убежали от Него при взятии Его воинами и осуждении Его (Мф. 26, 33 и 56, 69-74), а и не всегда способны были даже усвоить Его учение о спасении и поверить Ему (см., например: Ин. 14, 5 и 8, 22; 16, 12, 17-18; Мф. 20, 21; Мк. 6, 52; Лк. 24, 11 и 21; Деян. 1, 6 и др.). Когда же Дух Святый сошел на них в виде огненных языков (Деян. 2, 3-6), они не только в тот же час вспомнили и усвоили, чему учил их Иисус Христос, а и тогда же смело шли за Него на суд и в темницу и потом пронесли это учение по всему міру, преподав его в оставленных ими писаниях в необъятной для мудрецов мира сего глубине и высоте, и, возрожденные и обновленные духовно, с радостию шли на страдания и смерть, иногда самую по суду міра позорную и по немощи плоти мучительную, как на желанную, ибо смерти уже нет и видимая смерть есть лишь дверь ко Христу и вечной жизни. Особенно драгоценно в этом отношении для нас то, что мы знаем о более всех потрудившемся в апостольстве и, может быть, более всех страдавшем внешне святом апостоле Павле, который из гонителя христиан, дышавшего на них гневом, стал апостолом и, трудясь непомерными трудами, говорил: Все могу в укрепляющем меня Иисусе (Флп. 4, 13), ибо уже не я живу, живет во мне Христос (Гал. 2, 20); для меня жизнь — Христос, а смерть — приобретение (Флп. 1, 21). В своем Послании к Римлянам, не напрасно именуемом некоторыми пятым Евангелием, выясняя сущность принесенного Иисусом Христом спасения, которого не имели язычники и не давал закон и которое должно обнять собою не только род человеческий, а обновить и возродить и весь видимый мір, он говорит именно о посланном Христом в мір Духе Святом, который упраздняет немощное закона, спослушествует нам в самих молитвах наших, оживления которым чает вся тварь, повинувшаяся тлению за повинувшего ее, и к стяжанию которого Он и зовет всех как к цели христианской жизни. В этом отношении преимущественное значение в самом Послании к Римлянам имеют 5, 7, 8 и следующие главы, кончая 11. О, глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко неиспытани судове Его, и неизследовани путие Его (Рим. 11, 33), — заключает свою богодухновенную философию не по стихиям міра, а по Христе святой апостол Павел.

Верные слову апостольскому, истинные ученики Христа Спасителя, наследники Божии и сонаследники Христу, уже вошедшие в славу Его, преподобные отцы и учители наши, кроме жизни своей святой и Богоугодной, оставили нам и писания свои, в которых в наше наставление и поучение и изображали, как каждый из них способами, различными по видимости, но совершенно одинаковыми по внутреннему содержанию, шел по пути заповедей Христовых и тем восстановлял в себе Образ Божий, истлевший в нас страстьми... Остановив свое внимание на заповеди Господа о любви к Богу и ближнему, к которой сходятся все, как бы они ни были разнообразны, все угодники Божии начинали исполнение ее с утверждения в любви к Богу, ибо опытно познавали, что без нее не может быть и истинной любви к ближнему, а с преуспеянием в ней и стяжанием чрез нее Духа Святаго, содействием этого Духа легко достигается и истинная любовь к ближнему. Поэтому в писаниях их, хотя много говорится о посте, бдениях, молитве, о самопринуждении к смирению, о борьбе с помыслами и т. п., однако основанием всему всеми св. Отцами предлагается непрестанное памятование о Боге, как верный, испытанный способ для исполнения первой заповеди; проходя его долго и неуклонно, преуспевали они в любви Божией и приобретали чрез это то высокое духовное совершенство, которое заключается в явном соединении человека с Богом, и при посредстве этого единения получали ту удивительную заповеданную Христом любовь к ближнему, которая, как дар Духа Святаго, всегда исполнена бывает дел милосердия, неосуждения, незлобия, кротости, не имеет гордости, тщеславия, зависти и т. д.

Различно исполнялось святыми Отцами это основное правило их духовной жизни — непрестанное памятование о Боге: одни из них точно и неуклонно исполняли для этого молитвенное правило, состоявшее в псалмопении, коленопреклонениях и других подвигах; другие, оставив внешние видимые подвиги, занимались непрерывно внутренней молитвой Иисусовой, даже тогда, когда заняты были теми или иными житейскими делами, как бы освящая их этою молитвою.

Различно именовали они и то явное соединение человека с Богом, которого достигали путем этого непрестанного памятования о Боге: одни называют его «умосердечной молитвой», другие — «чистой молитвой», третьи — «духовным художеством», иные — «благодатью, или созерцанием вещей духовных»; а многие выражались с большею ясностью и, подобно, например, Макарию Великому, называют его «стяжанием человеком Господа Бога Духа Святаго».

Знающие житие преподобного Серафима ведают, конечно, — повторим сказанное выше, — как в полной, чрезвычайной и в древние славные времена христианского подвижничества мере и силе проходил он этот боголепный путь жизни во Христе, Христовою любовью обнимая всех труждающихся и обремененных, скорбящих и озлобленных, милости и помощи Божией требующих и всех Духом Святым преизобильно почивавших на нем, всячески утешая. В предлагаемой «Беседе» увидят они истинно святоотеческое разъяснение значения этого испытанного им пути в смысле стяжания чрез него Духа Святаго Божиего как цели христианской жизни и с трепетом душевным прочтут, конечно, о том видимом озарении его Духом Святым, которое так напоминает собою то, что говорит Господь о блаженстве праведников в Царствии Небесном, когда просветятся они, как солнце (Мф. 13, 43).

Справедливость настоящего заключения будет совершенно очевидною, если мы наперед «Беседы» предложим несколько соответствующих ей святоотеческих творений.

«Дух Утешитель, приемлемый в Крещении, дает нам, — свидетельствует по собственному изобильнейшему духовному опыту знаменитый основатель пустынножительственного подвижничества, главный поборник Православия против арианства святой Антоний Великий (живший с половины III до половины IV века), — дает нам силу действовать свято, чтобы опять возвести нас в первое славное состояние и сделать достойными получить вечнопребывающее наследие. Ведайте, что, которые во Христа крестятся, во Христа облекаются (Гал. 3, 27-28), получая благодать Святаго Духа. И Святый Дух в то же время как становится для них залогом наследия вечного Царства Небесного, научает их тому, как должно поклоняться Отцу в духе и истине (Ин. 4, 23). «Я молился о вас, — обнадеживает и наставляет своих возлюбленных чад великий учитель, — да сподобитесь и вы получить того великого огненного Духа, Которого получил я... Он, когда принят будет, откроет вам высшие тайны, отгонит от вас страх людей и зверей — и будет у вас небесная радость день и ночь, и будете в этом теле, как те, кои уже находятся в Царствии Небесном» (Добротолюбие. 4-е изд. Т. 1. С. 34, 35).

Преподобный Иоанн Лествичник, великий христианский подвижник VI в., оставивший нам в хорошо всем ревнителям благочестия известной «Лествице» изображение пути духовной жизни, говорит в ней: «Бесстрастие есть сердечное небо ума, которое все коварства бесов считает за детские игрушки... Оно есть Воскресение души прежде Воскресения тела... Истинно бесстрастным называется и есть тот, кто тело свое соделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари, все же чувства покорил уму, а душу свою представил лицу Господню... И сие совершенное совершенных несовершаемое совершенство (по слову вкусившего оное) так освящает ум и исхищает его от вещественного, что часто от жизни в теле восхищением на небо возносит к видениям... Кто сподобился быть в сем устроении, тот еще во плоти имеет живущего в себе Самого Бога, Который руководит его во всех словах, делах и помышлениях. Посему таковой через внутреннее просвещение познает волю Господню, как бы слыша некоторый глас и будучи выше всякого человеческого учения, говорит: Когда приду и явлюся лицу Божию (Пс. 41, 3).

«Бог на то создал нас, чтобы мы соделывались общниками Божеского естества (2 Пет. I, 4) и причастниками Его присносущности и подобными Ему являлись (1 Ин. 3, 2) по благодатному обожению, ради коего все сущее устроено и пребывает, и не сущее еще приводится в бытие и порождается» — так определяет цель человеческой жизни преподобный Максим Исповедник, великий христианский мудрец половины VII в. (см. «Умозрительное и деятельное», § 99). А указывая путь к этой блаженной цели, он начертывает его в таких словах: «Надлежит разумом вместо неведения к Богу возноситься» чрез познание его взысканием, вожделением очистив его от страсти самолюбия, только к Богу устремляться всем желанием; энергиею, отрешив ее от ненависти, усиливаться улучить единого Бога и создать в себе Божественную и блаженную любовь, с Богом соединяющую и Богом являющую Боголюбца, — любовь, которая из них, то есть из Боговедения и Богожелания, и ради которой они (§ 93). Любовь — вот «дверь», коею входящий вступает во святая святых и сподобляется быть достойным зрителем неприступной красоты Святой и царственной Троицы» (§ 97).

Преподобный Исаак Сирин — великий подвижник и писатель конца VII и начала VIII века, изображая последовательные ступени, которые проходит человек во внутреннем своем отношении к вопросам духовной жизни, говорит: «Человек, пока в нерадении (то есть не идет путем живой веры и не стремится к Богу Живому), боится часа смертного, а когда приблизится к Богу, боится сретения Суда; когда же всецело подвинется впредь (то есть войдет в область чистой любви к Богу), тогда любовью поглощается тот и другой страх». Любовь эта сладостней жизни и, торжествующая над смертью, рождается, по словам святого Исаака, от истинного познания Бога, а истинное познание есть «ощущение бессмертной жизни, которая сама есть ощущение Бога». «Исполни, Господи, сердце мое жизни вечной», — молится Преподобный, показывая этой молитвой, что жизнь вечная доступна человеку и в этой грешной земле, что она не только предмет чаяния в будущем, но и ощущения в настоящем. Говоря в другом месте о сладости ночного молитвенного бдения, сирский философ свидетельствует, что «в эти часы душа ощущает оную бессмертную жизнь и ощущением ее совлекается одеяния тьмы и приемлет в себя Духа Святаго» (гл. 42).

«Кто, как должно, верует во Христа, тот имеет жизнь вечную в себе, которая есть благодать Господа нашего Иисуса Христа», — говорит святой Симеон Новый Богослов (живший в XI веке). «Таков закон новой жизни о Христе Иисусе, что Христос Господь благодатию Святаго Духа приходит к нам и воскрешает умерщвленные (грехом) души наши и дает им жизнь, и дарует очи видеть Его Самого — бессмертного и нетленного живущим в нас. Постараемся же, — говорит святой подвижник, — сохранить Божественные заповеди и очистить сердца свои слезами и покаянием, да узрим Самого Христа — этот Божественный свет, и да стяжем Его еще здесь, в настоящей жизни, да животворит Он души наши благодатию Всесвятаго Духа и да питает их сладостью чаемых благ Царствия Своего».

«Целью, — говорит он в другом месте, — всех живущих по Богу должно быть благоугождение Господу Иисусу Христу и примирение с Богом Отцем чрез приобретение Духа Святаго и чрез это получить спасение, ибо лишь в этом заключается спасение всякой души. И если у нас нет этого искания Духа Святаго, то напрасен всякий труд и суетно всякое делание наше; бесполезен путь, не ведущий к сему. Кто же обогатился сим небесным сокровищем, разумею, пришествием и вселением в него Христа, Который сказал: Аз и Отец Мой приидем и обитель у него сотворим — тот по опыту знает, какую получил радость, какое сокровище имеет в сердце своем; беседуя с Богом, как друг с другом, дерзновенно стоит он пред лицем Того, Кто обитает в нем в свете неприступном. Кто верит тому, что я говорю, тот блажен; кто трудится, чтобы действительно приобрести это, — тот треблажен; кто же достиг и как сын дошел до Самого Бога, тот, чтобы не сказать мне нечто большее, — Ангел. Кто же думает, что имеет в себе Духа Святаго, на самом же деле не имея, тот, когда слышит, что, однако, действия Святаго Духа явно и ощутительно бывают в тех, которые действительно Его имеют, — никак тому не верит, ибо всякий по собственному духовному состоянию судит и о других. Но кто не сподобился приобрести сие благо, тот пусть винит себя одного, а не говорит в извинение, что дело это невозможное. Будучи обличаем и удостоверяем Святым Писанием, да знает таковой, что дело сие возможно, но по причине нарушения и неисполнения заповедей Божиих каждый сам себя лишает сего блага».

Святой Григорий Палама, архиепископ Солунский XIV века, прославившийся борьбой с варлаамитами в учении о несозданном свете Фаворском, говорил: «Когда единичный ум бывает тройственным, пребывая единичным, тогда он соединяется с Богоначальною Троическою Единицею, затворяет всякий вход прелести, погрешению и заблуждению и становится выше плоти, міра и миродержителя. Избегши таким образом сетей их, всецело пребывает он в себе и в Боге, вкушая источающееся извнутрь духовное радование... Когда кто пребудет в сей собранности ума и в таком лростертии к Богу, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей приближается он к Богу, встречает неизреченное, вкушает будущего века и духовным чувством познает, сколь благ Господь» (Добротолюбие. 2-е изд. Т. 5. С. 300-301). «Настоящая смерть, — говорит он же, — есть то, когда душа чрез соделание греха разъединяется с Духом Божиим; имеющие ум должны избегать такой смерти и страшиться. Обратно тому — жизнь души есть соединение с Духом Божиим. И не ревнующие стяжать Духа Святаго еще здесь, на земле, да не обольщают себя пустыми надеждами получить это там или как-нибудь сподобиться в то время человеколюбия Божьяго, ибо тогда будет время праведного воздаяния, а не милования, время гнева и суда Божия.

Итак, надлежит постоянною молитвою стяжать Духа Святаго, и не только стяжать, но и сохранить, ибо есть такие, которые, получив о Нем понятие, опять Его потеряли, так как постоянное терпение в стяжании Его не все имеют».

Все эти собственными опытами духовной жизни добытые и Православною Церковью чтимые святоотеческие свидетельства об ней невольно припоминаются при чтении «Беседы преподобного Серафима о цели христианской жизни» как с этой беседой единомысленные и согласные, и, припоминаясь, как бы сливаются с нею в один голос Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви Православной.

Но мы не сказали бы самого главного в обоснование своей мысли об истинно церковном, святоотеческом характере и значении «Беседы преподобного Серафима о цели христианской жизни», если бы не привели свидетельства о сущности этой жизни как стяжании Святаго Духа из Творений одного из знаменитейших преподобных мужей IV века Макария Египетского в его «Беседах» и «Словах о Святом Духе». Мы нарочито отложили выписку этих свидетельств к концу, потому что «Беседа преподобного Серафима» представляет собой полное отражение не только мыслей, а и слов и выражений именно этого святого Отца, в Творениях которого это учение, изложенное пространно и проникновенно, более, чем у других, есть главное их содержание.

В своей книге «О совершенстве», которому обязаны все христиане (50 бесед и 7 слов), святой Макарий Великий говорит, что духовное совершенство есть не иное что, как явное соединение с человеком Господа Духа Святаго, и во всех беседах подробно указывает на то, что это есть то самое, чего каждый христианин должен достигать в большей или меньшей мере. «Как ни прекрасны, — говорит он же, — пост, молитва и различные способы и подвиги, однако неразумно останавливать на них свое внимание, но, исполняя их, необходимо все свои прошения обратить на приобретение Святаго Духа Божия, ибо Его только пришествие может начать уничтожать постепенно греховные страсти, живущие в человеке и вести человека к совершенству».

Это о главной мысли «Беседы преподобного Серафима», а вот и всего вообще содержания «Беседы» касающиеся выдержки из Творений святого Отца.

«Адам, — так читаем мы в Беседе 12, — преступив заповедь, утратил Образ Божий, в котором состояло все его небесное наследие. Если золотую монету, имеющую царское изображение, обрежут, то пропадет золото, и изображение не придаст ей цены — так, подобно сему, произошло и с Адамом: лишился он Духа Святаго. Не говорим, что человек утратился, нет, но он умер для Бога, живет же собственным греховным естеством, Господь не входит с ним в общение».

(Беседа 2). «Посему невозможно разлучить душу с грехом, если Сам Бог не прекратит лукавый, греховный ветр, пребывающий в душе и теле. Но будем умолять Бога, чтобы дал нам «крилы голубины» Святаго Духа, да отлучится от нас лукавый ветр — самый грех, живущий в нас, ибо Ему Одному возможно сделать это».

(Беседа 3). «Да будет предметом искания одно: иметь Господа в уме; работает ли кто, читает, молится ли — да имеет оное не престающее стяжание Святаго Духа, ибо не дано и невозможно человеку искоренить грех собственною силою; бороться с ним, противиться — в твоих силах, а искоренить может один Господь. А если не так, то какая нужда была бы в Господнем пришествии? Если же говоришь, что противная сила крепче и порок вполне царит над человеком и сроднился с ним, то обвиняешь в несправедливости Бога, который осуждает человека за то, что послушался сатаны. Посему утверждаем, что ум есть борец и борец равносильный».

(Беседа 4). «Вот мудрые пять дев поспешили взять елей в сосуды сердца своего, то есть подаваемую свыше благодать Святаго Духа, и могли войти с Женихом в небесный чертог; юродивые же не постарались, пока были еще во плоти, взять сего елея радости и за сие не допущены были в Царство. Так души, взыскавшие ныне необычайного для естества человеческого Святаго Духа, прияли елей небесной благодати и могут непреткновенно угодить Богу; души же, не приобретшие Духа Святаго, пресмыкаются мыслями на земле; сами по себе думают, что принадлежат Богу, но не прияв елея радости, не возродились Духом свыше, потому что не совлеклись духа міра. Вследствие преслушания первого человека приняли мы в себя греховные страсти и долговременным усвоением обратили их как бы в природу, и теперь опять необычным даром Духа Святаго надлежит нам изгнать из себя сии страсти и восстановить первоначальную чистоту. Да потщится человек благоугодить Господу и на самом опыте ощутительно узреть небесные блага, невыразимое наслаждение в подлинном смысле, «их же око не виде, ухо не слыша и на сердце человека не взыдоша», — узрит человек Духа Господня, соделавшегося радованием и наслаждением достойных душ. Ибо все, что ни захочет, удобно для Духа Святаго и, преобразуясь, делается видимым для любящих Его. Когда хочет — бывает неизреченным упокоением; когда хочет — бывает огнем, пожирающим всякую нечистоту греха; когда хочет — бывает радованием и миром, чтобы души на самом опыте насладились благостью и сладостью Его. И душа, которая сподобится принять сию силу свыше, то есть Святаго Духа, отрешается от всякой мирской любви и освобождается от порока. Итак, посвятим себя исканию сего единственного блага. А если это покажется невозможным и неисполнимым (а такая мысль есть внушение злобы и препятствует нашему спасению), то приведем себе на память, как Господь давал прозрение слепым, целил всякую болезнь и воскрешал мертвых; кольми же паче душу, которая у Него просит милости, приведет к чистоте, даст Духа Святаго просящим у Него; сим убеждая нас к тому, чтобы непрестанно, неотступно, неутомимо просили мы у Него сего блага».

(Беседа 5). «Апостол Павел, рассуждая о сем небесном сокровище, то есть о Духе Божием, и описывая чрезмерность скорбей, показывает, что каждый должен искать и что обязан приобрести, говоря: «Вемы бо, яко, аще земная наша храмина разорится, создание от Бога имамы — храмину нерукотворну на небесах». Посему каждый должен стараться приобрести оную храмину и верить, что приобретается она еще здесь, на земле. И те, которые суть в действительности христиане, радуются, исходя из тела, ибо имеют оную храмину нерукотворну; храмина же сия есть обитающий в них Святый Дух. И в какой мере приобретет каждый Святаго Духа, в такой мере будет в день всеобщего Воскресения и прославлено тело его. Поэтому должно верить и ожидать с великим терпением и надеждой, что ныне еще можем сподобиться принять в себя силу и славу Святаго Духа, и будем просить Господа, чтобы еще ныне нам сделаться причастниками оной славы и возыметь общение со Святым Духом. И ты, как скоро слышишь это, обрати внимание: подлинно ли это приобретено твоей душой? Ибо это не слова, произносимые мной просто, но дело истинно, в душе совершаемое явно. Горе душе, если, остановившись на своей природе, не имеет она общения с Духом Божиим, потому что умрет, не сподобившись вечной жизни. И это, повторяю, не просто произносимые слова, но дело духовной жизни, совершаемое в душе, достойной и верной».

(Беседа 8). «Благодать Духа Святаго действует в человеке различно, иногда возгорается и воспламеняется сильнее, а иногда слабее и тише; сверх того иным являлось светоносное одеяние, которого нет на земле, ибо, как Господь с апостолами, вошедши на гору, преобразил ризы Свои и сделал их молниевидными, так бывало с оным одеянием, и человек удивлялся и изумевал. В иное время свет сей отверзал внутренний, глубочайший свет, и человек, поглощенный сладостью сего созерцания, не владел собой, но был как бы вне себя по причине преизобилующей любви и радости. И человек, которому показано сие и который изведал сие опытом, если бы это все продолжалось с ним постоянно, не мог бы принять на себя никакого домостроительства Слова, не согласился бы ни слышать, ни позаботиться о себе, но только бы стал сидеть в восхищении и упоении. Почему находиться постоянно в такой совершенной мере не дано человеку».

(Беседа 9). «Однако действенность благодати Святаго Духа совершается в душе великим долготерпением, когда человек подвизается в продолжение времени и целых лет, когда после многих испытаний окажется благоугодным Святому Духу. Душа приемлет дарование Святаго Духа после долговременного борения, после опытов великого терпения, после искушений и испытаний всякими скорбями, когда ни в чем не оскорбит Духа Божия — и сего причастными делаются только одни истинные христиане. Для сего необходимо, чтобы весь ум всецело принял на себя попечение об искании сего и с терпением пребывал в ожидании наития Святаго Духа».

(Беседа 10). «Души боголюбивые если за веру свою и сподобятся быть причастниками сего небесного веселия, то не полагаются на себя, почитая чем-либо, но в какой мере приобретают Духа Божия, в такой мере по ненасытимости небесного ощущения с большим напряжением взыскуют оных. Они достойны вечной жизни, избавляются от страстей и в полноте приемлют озарение и причастие и общение со Святым Духом. Души же расслабленные и немужественные, потому что находятся во плоти, не стараются не отчасти, но совершенно с полным ощущением и несомненностью быть в общении с Утешителем — Духом Божиим, посему самому не приемлют избавления страстей. Приять же полную силу Духа возможно не вдруг; напротив того — многими трудами и подвигами после испытаний и искушений приемлют сие духовное возрастание и достигают даже до совершенной меры бесстрастия».

(Беседа 11). «Тот небесный Огнь Божественного Духа, который христиане здесь еще приемлют внутрь себя, — когда разрушится тело, начнет действовать вовне и снова сопряжет члены, совершит Воскресение. Так ныне верные души приемлют в себя сей Божественный и небесный Огнь, и сей-то Огнь производит в человеке Небесный Образ».

(Беседа 14). «Всякое видимое — в міре дело делается в надежде получить пользу от труда, иначе напрасны и труды — так человек, проводя время в молитвах, и прошениях, и подвигах, должен ожидать Господа, когда придет и явит ему Себя, и не должен человек надеяться на свои труды, пока не придет Господь и не будет обитать в человеке со всяким ощущением и действием Святаго Духа».

(Беседа 15). «Христиане должны переносить скорби и внешние и внутренние брани, чтобы все побеждать терпением. Таков путь христиан: где Дух Святый, там, как тень, следует гонение и брань! Вы все, соделавшиеся причастниками Святаго Духа, ни в чем — ни в малом, ни в великом — не поступайте с пренебрежением и не оскорбляйте Духа Божия, чтобы не лишиться Его, ибо те, которые стали причастниками Его, если не будут осторожны, угасают».

(Беседа 17). «Те, которые приобрели небесный елей радования, приемлют печать нетленного Царства — Самого Духа Святаго. Утешителя; сии могут взойти в меру совершенства и не дивятся тому, что будут царствовать со Христом в будущем веке, ибо, будучи еще во плоти, приобрели в себе сие ощущение сладости и действия Духа Святаго. Вкушение Святаго Духа производит неутолимую, почти духовную, жажду, которая по справедливости уподобляется жажде человека. И это, говорю, не одни слова, но действие Святаго Духа».

(Беседа 18). «Поэтому кто приобрел и имеет в себе сие небесное сокровище Святаго Духа, тот чисто может совершать всякую правду по заповедям. Через приобретение Духа Святаго душа производит плоды Духа и без всякого труда исполняет все заповеди Господни, чего ранее без него исполнить была не в силах».

(Беседа 19). «Сподобившиеся принять Духа Святаго бывают многообразно и различно путеводимы Им. Иногда они бывают обвеселены и радуются радостью и веселием неизглаголанным; иногда бывают упокоеваемы божественным покоем; иногда, как бесплотные Ангелы, чувствуют в себе такую же легкость и окрыленность, находясь еще в теле; иногда бывают как бы в упоении питием, возвеселяемые Духом; иногда плачут и молятся за все человечество, воспламеняемые к нему духовной любовью; иногда имеют такую духовную радость и любовь, что готовы вместить в сердце своем всякого человека, не различая злого и доброго. Иногда, получив истинное смирение, исходящее от Духа, готовы унижать себя перед всяким человеком и почитать себя последними и меньшими из всех; иногда делаются подобными сильному воину, выходящему на брань на врагов, чтобы победить их; иногда упокоеваются в великом мире и тишине, пребывая в одном духовном удовольствии, в неизреченном упокоении и благоденствии. Так разнообразно действует в человеке Святый Дух. Но сии перечисленные нами действия Духа проявляются в такой большой мере в людях, близких к совершенству, и совершаются непрерывно, так что одно действие Духа следует за другим. Так люди сии, водимые Духом Святым, уподобляются Христу».

(Беседа 20). «Если кто не имеет у себя божественной и небесной ризы, то есть силы Духа Святаго, как сказано: Аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов, то да плачет и умоляет Господа, чтобы приять ему сию подаваемую с неба ризу, потому что покрыт великим стыдом страстей и бесчестия, кто не облечен в сию ризу Духа. Господь отвращается от душ, которые не облечены с полным удостоверением в ризу Духа. Только силою Божественного Духа, сим одним врачеством может человек получить исцеление — по очищении сердца Духом Святым, и Господь обещал дать Духа Святаго просящим у Него! И не ложен Обещавший!»

(Беседа 26). «Человек может отречься от мира, удалиться, пребывать в молитвах и бдении, может любить Бога и братий — и это есть его собственное дело, но если ограничится он сими деланиями и не будет надеяться принять нечто иное, и не повеет на душу ветр Святаго Духа, то человек не принесет достойных плодов Господу».

(Беседа 27). «Христианство не есть что-либо маловажное: оно есть великая тайна, и тайна сия необычна для міра сего, ибо, говорит Апостол: «Вера наша не в препретельных человеческие премудрости словесех, но в явлении Духа и силы».

(Беседа 29). «Иные как скоро преступят с верой, то без их трудов, без потов и подвигов предваряют дарования и дары Духа Святаго. И сие дается Господом не без причины и не как случится, а по непостижимой некоей премудрости Его, а иным, хотя и удалились из мира, отреклись по Евангелию от всего и проводят время в посте и молитвах, — Господь не скоро дает сие благо, но медлит и удерживает сей дар. И сие не без причины и не как случится, но опять-таки по неизреченной премудрости для испытания веры их. Однако нужно верить, что, пребывая еще во плоти, сподобятся и они сей небесной благодати и сподобятся вечной жизни. Посему кто старается уверовать, тому надлежит молиться, чтобы здесь еще приять Духа Святаго ему, и для того было пришествие Господа, чтобы здесь еще возвратить человеку утраченное им — Духа Святаго, сотворить в душе человека Себе обитель. И кто не искал и не приял сего здесь, то по исшествии из тела отлучается уже в страну тьмы».

(Беседа 32). «Когда душа твоя будет в общении с Духом Святым и сия небесная душа войдет в душу твою, тогда совершенный ты человек в Боге, и наследник, и сын».

(Беседа 37). «Но если бы нашелся кто и возразил, что одни апостолы могли так явно приять Духа Святаго, а нам сие невозможно, то апостол Павел говорит: «Аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов».

(Беседа 38). «Вопрос: если некоторые продают имения, отпускают на свободу рабов, стараются исполнить заповеди Божии, но не стараются в міре сем приять Святаго Духа, то неужели не войдут они в Царство Небесное? Ответ: это предмет тонкий для рассуждения, ибо некоторые утверждают, что Небесное Царство одно и геенна одна; мы же говорим, что много степеней, различий и мер и в Царствии Небесном и в геенне».

(Беседа 41). «Благодать Святаго Духа может в одно мгновение очистить человека и сделать его совершенным, однако начинает посещать Душу постепенно для испытания человеческого произволения. И в продолжение времени и многих лет если душа ничем не огорчит Духа Святаго, то благодать Его пускает корни до глубочайших составов и помышлений души, пока вся она не будет объята всей благодатью Небесного Духа»,

(Беседа 42). «Души, украшенные лишь мирскими знаниями, разумением и самым острым умом, подобны большим городам, не имеющим крепких стен от врагов, и потому мудрые века сего — Аристотель, Платон, Сократ — при всех знаниях своих уподобились сему, ибо опустошены были духовными врагами, потому что не было в них Духа Божия».

(Беседа 43). «Христиане обязаны иметь всегда памятование о Боге, ибо написано: «Возлюби Господа Бога от всего сердца», то есть не только когда ходишь в церковь, люби Господа, но, и находясь в пути, и беседуя, и вкушая пищу, имей памятование к Богу, любовь и приверженность к Нему».

(Беседа 44). «Господь наш Иисус Христос для того и пришел, чтобы изменить, преобразить душу, низложенную вследствие преступления греховными страстями, создать ее вновь собственным Своим Божественным Духом, влить в нее «вино новое», то есть Духа Святаго».

(Беседа 49). «Если кто ради Бога оставил все, отрекся от міра, распял себя самого, сделался странником, нищим, но вместо всего сего оставленного не обретет в себе Божественное упокоение, не облечется в ризу Духа Святаго, не познает в душе с несомненностью общение с Небесным Духом, не приобретет внутрь себя радость Духа — то стал он «солию обуявшей»; он жалок паче всех людей: и здешнего лишил себя, и Божественным не насладился, не познал по действию Духа Божественных тайн. Посему если удалишься от всего житейского и прилежно будешь пребывать в молитве, то познаешь, что сей труд принесет тебе величайшую радость: Сам Бог вселится в тело человека, и Господь имеет у Себя прекрасную обитель — человека! Как небо и землю сотворил Он для обитания человеку, так тело и душу человека создал Он в жилище Себе, чтобы вселиться и упокоеваться в теле его, как в доме Своем».

(Слово 3, гл. I). «Царствие Божие внутрь вас есть — сими словами означается, что небесное веселие Духа Святаго в душах достойных выражается явственно, ибо души сии через действенное общение с Духом Божиим здесь еще приемлют начатки того веселия, той радости, того наслаждения, которого святые в Царствии Христовом приобщаться будут в вечном свете».

(Слово 3, гл. XI). «Утверждающим, что невозможно достигнуть совершенства и полного освобождения от страстей и сподобиться явного общения со Святым Духом, необходимо представить из Божественных Писаний и доказать, что говорят они ложно и худо знают дело, ибо Господь говорит: Будите убо совершенни и вы, яко же Отец ваш Небесный совершен есть, означая сим совершенную чистоту».

(Слово 4, гл. XIII). «Необходимо также позаботиться и испросить у Господа приобретение великой рассудительности, чтобы уметь входить в исследование многообразных козней лукавого, который обольщает человека благовидным представлением. Поэтому не поддавайся скоро внушениям духовных сил, хотя бы это были и сами небесные Ангелы, но будь медлителен, ибо действия Святаго Духа не неявны и грех не может произвести оных, хотя бы и принял на себя личину добра; так если сатана и представит светлые видения, но не может при этом произвести доброго действия, и это служит точным его признаком: не может он произвести любви к Богу или ближнему, ни кротости, ни смирения, ни радости духовной, ни мира, ни духовного упокоения, ни успокоения мысли, ни усмирения какой-либо страсти, так как все бывает явным образом произведением Духа Божия; скорее всего сатана способен и силен внушить кичиние и высокоумие. Но как уксус и вино на вид похожи, а вкус различает свойство того и другого, так и душа по духовному в ней ощущению и действенности может различить присутствие Духа Божия от мечтаний лукавого».

(Слово 6, гл. XXX). «Прекрасное дело — пост; прекрасное дело — бдение, а равно прекрасны подвижничество и странническая жизнь, и все это есть начало жития Боголюбивого, но совершенно неразумно полагаться на одни подобные сим дела.

(Слово 7, гл. XI и XII). «Господь говорит: Аз и Отец Мой приидем и обитель у Него сотворим. И не тайно, не действенно, но в силе и истине совершается сие в сподобившихся. И ныне во тьме пребывает душа, которая не сподобилась еще, чтобы обитал в ней Господь и чтобы сила Благого Духа приосеняла ее действенно».

Н. П. [Николай Петрович Попов]

(ск. после 1935)

— археолог, историк культуры; заведующий отделом рукописей Синодальной библиотекой в Кремле, магистр богословия. Автор большого числа научных публикаций: Рукописи Синодальной библиотеки. Вып. 1. Новоспасское собрание. М., 1906; Автографы митрополита Макария, собирателя Великих Миней. СПб., 1913; Афанасиевский извод повести о Варлааме и Иоасафе. Б. м., 1926 и др. Рукописные версии «Беседы» Преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым Попов, возможно, получил от синодального ризничего, архимандрита Арсения (Леонида Ивановича Денисова, ск. после 1932), известного духовного писателя, автора капитального труда о жизни и чудотворениях Саровского подвижника, либо от Н. Потапова, лично общавшегося с Еленой Ивановной Мотовиловой в 1906 г. и составившего о ней воспоминания («Душеполезное Чтение», июль-август 1912). Версии «Беседы» приведены в книге Николая Попова «О цели христианской жизни. Беседа Преподобного Серафима Саровского с Николаем Александровичем Мотовиловым». (По собственноручным записям последнего с предисловием Н. П.). Сергиев Посад, 1914. Публикатор выставил тогда криптоним «Н. П.».

Текст Богословского разбора «Беседы» публикуется по: Серафимово послушание. Жизнь и труды Н. А. Мотовилова. Сост. А. Н. Стрижев. М, 1996. С. 215-246.

Типы святых бесконечны и разнообразны. Каждый святой, даже одного типа, непременно имеет свои неповторимые индивидуальные черты, так как всякая личность неповторима: И дам ему камень бел, и на камени имя ново написано, егоже никтоже весть, токмо приемляй (Апок. 2, 17). Но что у них общего, так это наличие у всех момента полного самоотречения и следования за Христом, подвига ради Него по Евангельскому слову: Иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10, 38).

Это единственный путь, вне его нет иного. Кто же стремится непосредственно к высоким духовным достижениям, оставляя в стороне подвиг самоотречения ради Христа, покаяния и трезвения, тот прелазит инуде (Ин. 10, 1).

«Цель земной жизни — стяжание Духа Святаго», — говорит преподобный Серафим. Ибо благодать Духа Святаго совершает очищение, освящение и преображение человеческого естества.

Для этого одной воли человеческой недостаточно, но и без усилий с его стороны благодать не совершает спасения человека: необходимо сотрудничество (синергизм) как человеческой воли, так и благодати Божией. Последняя начинает действовать с момента вступления подвижника на путь покаяния и правильного подвига и, подобно закваске в тесте, начинает проникать все человеческое естество, очищает, преображает его. Христос сказал: Чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, в которую женщина взявши положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Лк. 13, 20-21). О таковом действии благодати в следующих словах повествует Макарий Египетский: «Благодать непрестанно сопребывает, укореняется и действует, как закваска, в человеке, и сие сопребывающее в человеке делается чем-то как бы естественным, как бы единою с ним сущностью».

Не всем доступна духовная высота — «острое житие святых». Бог не требует от всех святости, но желает всем спасения. Безграничная любовь Божия всех зовет на пир своей славы. И самого скромного труженика, получившего лишь один талант, проходящего свой жизненный путь в покаянии и смирении ждут «Объятия Отчи». Никогда не поздно вступить на путь покаяния: «Аще кто и во единодесятый час, да не устрашится замедления: любочестив бо сый Владыка, приемлет последняго, якоже и перваго: упокаевает в единодесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа. И последняго милует, и первому угождает, и сему дарствует, и дела приемлет, и намерения целует, и деяния почитает, и предложения хвалит»98.

... Мы знаем лютость наших русских морозов, а жизнь в дупле дерева показывает, что отшельник, живущий в нем [преподобный Павел Обнорский], обходился без огня. Такая жизнь превышает человеческие силы, так как всякий должен был бы погибнуть в первую же стужу.

Это явление объясняет преподобный Серафим в своей беседе с Мотовиловым о стяжании благодати Святаго Духа. После того как их осияла видимым образом благодать Божия по молитве Преподобного, последний говорил Мотовилову: «Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святаго Духа. Заметьте же, ваше Боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а смотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и под нами также. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть та самая теплота, про которую Дух Святый словами молитвы заставляет нас вопиять ко Господу: «Теплотою Духа Твоего Святаго согрей мя». Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мороза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Духа Святаго истканную». Теплотой Духа Святаго «согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мраза»... Эти слова относятся к российским отшельникам. Но в египетской пустыне картина была иная и характер проявлений помощи свыше иной.

В житии преподобного Онуфрия99 находится описание путешествия святого Пафнутия по внутренней пустыне, где жили среди сыпучих песков, под жгучим солнцем отшельники (IV век). Это ряд вышеестественных житий. Эти анахореты, как впоследствии по их примеру и наши отечественные, ради Бога отказались от всего присущего человеческому естеству вплоть до инстинкта самосохранения и вверглись в пучину милосердия Божия безоговорочно, храня лишь веру, горами двигающую. И эта вера как тут, так и там не оставалась неоправданной. Но у нас теплотою Духа Святаго спасались от мраза, а там — среди бесплодной пустыни внезапно возникают источники, вырастают пальмы с ветвями, плодоносящими каждый месяц. Преподобный Онуфрий говорил преподобному Пафнутию о подобных себе: «Бог посылает к нам святых Ангелов», которые приносят им пищу, изводят воду из камня и укрепляют их настолько, что относительно их сбываются слова пророка Исаии, говорящего: Терпящий же Господа изменят крепость, окрылатеют аки орли, потекут и не утрудятся (Ис. 40, 31). Но вопрос Пафнутия, как он причащается, Онуфрий ответил следующее: «Ко мне приходит Ангел Господень, который и приносит с собою Пречистыя Таины Христовы и причащает меня. И не ко мне одному приходит Ангел с причастием Божественным, но и к прочим подвижникам, живущим ради Бога в пустыне и не видящим лица человеческаго; причащая, он наполняет сердца их неизреченным веселием. Если же кто-либо пожелает видеть человека, то Ангел берет его и поднимает к небесам, дабы он видел святых и возвеселился. И просвещается душа такого пустынника как свет, и радуется духом, сподобившись видеть блага небесная. И забывает тогда пустынник о всех трудах своих, предпринятых в пустыне. Когда же пустынник возвращается на свое место, то начинает еще усерднее служить Господу, надеясь получить на небесах то, что он сподобился видеть».

То же, что было в IV веке в пустыне египетской, повторилось в «русской пустыне», в Саровских лесах в XIX веке.

«Некогда, читая слова Спасителя, — говорит преподобный Серафим Иоанну Тихонову, — что «в дому Отца Моего обители многи суть», я, убогий, остановился на них мысленно и возжелал видеть сии небесная жилища... И Господь, действительно, по великой Своей милости не лишил меня утешения по вере моей и показал мне сии вечные кровы, в которых я, бедный странник земной, минутно туда восхищенный... видел неисповедимую красоту небесную и живущих там: великаго Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отец наших Антония Великаго, Павла Фивейскаго, Савву Освященнаго, Онуфрия Великаго и Марка Фраческаго и всех святых, сияющих в неизреченной славе и радости, каких око не видело и ухо не слышало и на помышление человеку не приходило, но какия уготовал Бог любящим Его»100.

Преподобного Серафима отделяют от преподобного Онуфрия 15 веков, но мистические явления одни и те же. Преподобный Серафим почти наш современник, мы знали еще лично видевших его. Это уже не таинственная далекая древность в тумане веков. Но именно теперь, когда уже у нас почти атрофировались духовные крылья и мы забыли, какие возможности таятся в нашем духе, был послан нам преподобный Серафим, во всей силе и духовной мощи великих древних отцов, чтобы мы вспомнили о своем Богосыновстве и стремились к безграничному совершенству Отца нашего Небесного: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48).

Сам преподобный Серафим понимал так свое назначение: в только что приведенной беседе его с Мотовиловым он в заключение сказал последнему: «Мню, что Господь поможет вам навсегда удержать это (действие благодати) в памяти вашей... тем более, что и не для вас одних дано разуметь это, а чрез вас для целаго міра, чтобы вы сами утверждались в деле Божием и другим могли бы быть полезным»101.

Ко всему сказанному можно еще прибавить следующее: любовь является доминирующей чертой северо-восточных подвижников. «Любовь к Богу и ближнему стяжав, закона и пророк исполняя главизну, ибо не любяй ближняго ниже Бога возлюбити может. Ты же, преподобне отче наш Павле, обоя исполнил еси» (6-я песнь канона преподобному Павлу Обнорскому).

Такой же исключительной любовью отличался и преподобный Серафим, всех приходивших к нему именовавший «радостью». Сходство это, однако, не случайно и не является простым совпадением. Хотя оба подвижника жили в разное время, их разделяет 400 лет, но роднит их то, что они оба опытно прошли тот же путь, ту же святоотеческую школу и увенчались тем же венцом добродетели — совершенной любовью.

Иван Михайлович Концевич

(13.10.1893 — 6.7.1965)

— духовный писатель, историк. Будучи студентом Харьковского университета, Концевич часто посещал Оптину Пустынь, беседовал с ее старцами. В Гражданской войне участвовал на стороне Добровольческой Армии, под огнем был контужен. Затем — долгий путь изгнанничества. В Галлиполи (Турция) окончил Военно-инженерное училище, после чего произведен в офицеры. Позже, после переезда во Францию, Ивану Михайловичу удалось окончить физико-математический факультет Сорбонского университета. В 20-е годы Концевич непрерывно поддерживал духовное общение с Оптинским старцем Нектарием. Богословское образование получил в Парижском Богословском институте в годы Второй мировой войны. Первая большая публикация И. М. Концевича — монография «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси» — вышла в Париже в 1952 году. Восемь лет спустя увидела свет вторая книга Концевича «Истоки душевной катастрофы Л. Н. Толстого» (Мюнхен, 1960). После кончины Ивана Михайловича его жена, Елена Юрьевна, при содействии Глеба Подмошенского (в монашестве игумен Герман), издала капитальный труд Концевича «Оптина Пустынь и ее время». Это поистине настольная книга каждого благочестивого читателя. Ныне все основные произведения духовного писателя размножены, либо переизданы, в России.

Приведенные тексты публикуются по книге: И. М. Коицевич. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. Париж, 1952. С. 53-54, 127-130.

Оптина Пустынь была не единственным духовным очагом, как и «молдавское влияние» (старца Паисия. — Сост.) не было единственным, не было и решающим. Были и тайные посещения Духа. Во всяком случае, начало прошлого века в судьбах Русской Церкви отмечено и ознаменовано каким-то внутренним и таинственным сдвигом. Об этом свидетельствует пророческий образ преподобного Серафима Саровского, его подвиг, его радость, его учение. Образ вновь явленной святости оставался долго неразгаданным. В этом образе так дивно смыкаются подвиг и радость, тягота молитвенной брани и райская уже светлость, предображение уже нездешнего света. Старец немощный и притрудный, «убогий Серафим» с неожиданным дерзновением свидетельствует о тайнах Духа. Он был именно свидетелем, скорее чем учителем. И еще больше: его образ и вся его жизнь есть уже явление Духа.

Есть внутреннее сходство между преподобным Серафимом и святителем Тихоном. Но преподобный Серафим еще более напоминает древних тайновидцев, преподобного Симеона больше других, с его дерзновенным призывом искать даров Духа. Преподобный Серафим был начитан в Отцах.

В его опыте обновляется исконная традиция взыскания Духа. Святость преподобного Серафима сразу и древняя и новая. «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьяго». И нет других целей, и быть не может, все другое должно быть только средством. Под елеем, которого не достало у юродивых дев Евангельской притчи, преподобный Серафим разумел не добрые дела, но именно благодать Всесвятаго Духа. «Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумию, полагали, что в том-то и дело лишь христианское, чтобы одни добродетели делать... а до того, получена ли была ими благодать Духа Божия, достигли ли они ее, им и дела не было». Так со властию противопоставляется морализму — духовность. Смысл и исполнение христианской жизни в том, что Дух вселяется в душе человеческой и претворяет ее «в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования». Все это — почти что слова преподобного Симеона, ибо опыт все тот же (и не нужно предполагать литературное влияние)... Дух подается, но и взыскуется. Требуется подвиг, стяжание. И подаваемая благодать открывается в некоем неизреченном свете (сравните описание Мотовилова в его известной записке о преподобном Серафиме).

Преподобный Серафим внутренне принадлежит византийской традиции. И в нем она вновь становится вполне живой.

Протоиерей Георгий Васильевич Флоровский

(28.8.1893 — 11.8.1979)

— богослов, философ, историк культуры. Из потомственной семьи священника. Окончил историко-филологическое отделение Новороссийского университета (1916). Преподавал исторические и философские дисциплины в Одессе; с января 1920 года вынужден скитаться на положении беженца, сначала в Болгарии, затем в Чехословакии. В 1926 году переехал в Париж по приглашению Свято-Сергиевского православного Богословского института, чтобы занять кафедру патрологии. Читанные в институте курсы составили фундаментальные труды: «Восточные Отцы IV века» (Париж, 1931) и «Византийские Отцы V—VIII веков» (Париж, 1933). Эти творения заняли видное место в русской богословской и патристической науке. Но главная книга протоиерея Георгия Флоровского (сан принял в 1932 году), вобравшая в себя все стороны жизни и культуры русского народа, связанные с Православием, — «Пути Русского Богословия», изданная в Париже в 1937 году.

В сентябре 1948 года о. Георгий Флоровский (к тому времени уже протоиерей) переезжает в США, где семь лет занимается плодотворной педагогической деятельностью, являясь профессором и деканом Свято-Владимирской Духовной семинарии; одновременно преподает в Колумбийском университете. В 1956-1964 годах возглавлял кафедру истории Восточной Церкви в Гарвардском университете. Оставил заметный след в религиозной жизни Америки.

Текст фрагмента «Подвиг и радость» опубликован по книге:

Прот. Георгий Флоровский. Пути Русского Богословия. Париж, 1937. С. 391-392.

Несозданный Божественный свет по природе своей есть нечто совершенно отличное от света физического. При созерцании его прежде всего является чувство живаго Бога, поглощающее всего человека; невещественное чувство — Невещественного; чувство умное, но не рассудочное; чувство с властною силою вторгающее человека в иной мір, но неизъяснимо осторожно, так что не улавливает человек того момента, когда с ним это совершилось, и не знает он тогда о себе — в теле ли он или вне тела. Он сознает себя при этом так действенно-сильно и глубоко, как никогда в обыденной жизни, и вместе с тем забывает и себя и мір, увлеченный сладостью любви Божией. Он духом видит Невидимого, дышит Им, весь в Нем.

К этому сверхмысленному, всепоглощающему чувству живого Бога присоединяется видение Света; но Света совершенно иного по природе своей, чем свет физический. Сам человек тогда пребывает во свете и уподобляется созерцаемому Свету, одухотворяется им и не видит и не чувствует ни своей вещественности, ни вещественности міра.

Приходит видение непостижимым образом: во время, когда не ожидается; приходит не извне и даже не изнутри, а неизъяснимо объемлет дух человека, возводя его в мір Божественного света; и не может он сказать, был ли то экстаз (extasis), то есть исступление души из тела, потому что и возврата в тело он не замечает; так нет во всем этом явлении ничего патологического.

Действует Бог, человек — воспринимает; и не знает он тогда ни пространства ни времени, ни рождения ни смерти, ни пола ни возраста, ни социального ни иерархического положения, ни иных условий и отношений міра сего.

Пришел Господь, Безначальный Начальник и Свет жизни, милостиво посетить кающуюся душу.

Свет Божественный созерцается независимо от обстановки и во мраке ночи и при свете дня. Благоволение Божие посещает иногда таким образом, что сохраняется восприятие и тела и окружающего міра. Тогда человек может пребывать с открытыми глазами и одновременно видеть два света, то есть и свет физический и свет Божественный. Такое видение у святых Отцов называется видением естественными очами. Это не значит, однако, что акт видения Божественного света по всему аналогичен обычному психофизиологическому процессу естственного видения, то есть не значит, что свет Божественный, подобно физическому, независимо от того, какую научную теорию света мы примем, производит известное раздражение оптического нерва, которое затем переходит в психологический процесс видения, ибо свет Божественный иной по природе своей; это — свет ума, свет духа, свет любви, свет жизни.

Образом Божественного света в міре физическом является естественный свет. Подобно тому как видение окружающих нас предметов возможно только при свете, и если свет малый, то глаз едва различает предметы; если свет обильнее, то видит их лучше, и, наконец, при полном солнечном свете видение достигает известной полноты; так и в міре духовном всякое истинное видение возможно не иначе, как при свете Божественном. Но Свет сей не в равной мере дается человеку: и вера есть свет, но малый; и надежда — свет, но не совершенный; и любовь — свет, но уже совершенный.

Свет Несозданный, подобно солнцу, освещает духовный мір и дает видеть духовные пути, незримые иным образом. Без этого Света не может человек ни разуметь, ни созерцать, ни тем более исполнить заповеди Христа, ибо пребывает во мраке. Свет несозданный несет в себе вечную жизнь и силу Божественной любви, вернее сказать, сам он есть и вечная жизнь и Божественная любовь.

Кто с силою и извещением не созерцал Несозданного света, тот истинного созерцания не достиг. Кто прежде видения Несозданного света дерзновенно «своим умом» простирается в созерцание тайн Духа, тот не только не видит их, но и путь к ним преграждает себе. Он будет видеть только маски и призраки истины, создаваемые им же самим или же приносимые ему сопротивною силою демонических мечтаний.

Созерцание подлинное приходит свыше беструдно, тихо. Созерцание духовное не есть то же, что и отвлеченное, интеллектуальное; оно качественно иное; оно есть свет жизни, даруемой свыше благоволением Бога, и органический путь к нему — не рассуждение, а покаяние.

Свет Божественный есть вечная жизнь, Царство Божие, несозданная энергия Божества. Он не заключен в тварном естестве человека; он иноприроден нам, и потому не может быть раскрыт в нас никакими аскетическими средствами, а приходит исключительно как дар милосердия Божия.

Мы спрашивали Старца: каким образом может человек из опыта своего познать сие? Блаженный Старец утверждал, что, когда Бог является в великом Свете, тогда невозможно никакое сомнение в том, что это Господь, Творец и Вседержитель. Но кто удостоился созерцать лишь малый свет, тот, если будет исходить не из веры свидетельству Отцов Церкви, а лишь из своего опыта, не может ясно познать его иноприродность по отношению к душе, и для него путем к этому познанию может явиться только дальнейший опыт повторных посещений и оставлений, которые научат его различать Божественное действие от естественного человеческого.

Если молитва человека впервые переходит в видение Божественного света, то созерцаемое и переживаемое им тогда столь ново и необычно для него, что не может он уразуметь ничего; он чувствует, что пределы его бытия невыразимо расширились, что пришедший Свет перевел его от смерти в жизнь, но от величия происходящего он пребывает в удивлении и недоумении и лишь при повторных посещениях уразумевает полученный от Бога дар. Душа при этом видении и после него бывает исполнена глубокого мира и сладостной любви Божией; нет в ней тогда стремлений ни к славе, ни к богатству, ни к иному какому-либо земному счастью и даже к самой жизни, но все сие ей кажется ничтожным, и «желанно влечется» она к живой беспредельности — Христу, в Котором нет ни начала ни конца, ни тьмы, ни смерти.

Из описанных выше двух образов созерцания Божественного света Старец отдавал предпочтение тому, когда «мір забыт совершенно», то есть когда во время молитвы дух человека вне образов міра вводится в область безграничного Света, ибо такое видение дает большее познание о тайнах «будущего века». В состоянии этого видения душа с великою действенностью переживает свое причастие к Божественной жизни, подлинно испытывает такое пришествие Бога, о котором человеческий язык не может говорить. Когда же кончается это видение по неведомым человеку причинам и так же независимо от воли его, как независимо и началось, тогда с некоторою медлительностью возвращается душа к восприятию окружающего міра, и в тихую радость любви Божией привходит некая тонкая печаль о том, что снова будет видеть она свет этого физического солнца.

Человек — образ Божий, но спрашивается: что в нем является образом Божиим? Или иначе: в чем заключается этот Образ? В теле? В психическом или психофизическом строении человека? В тройственности его душевных сил или проявлений?.. Ответ на этот вопрос чрезвычайно сложен. Какие-то преломления и отблески образа Божия не исключены во всем перечисленном, но самым существенным является образ бытия. Тварное существо по дару благоволения приобщается нетварному безначальному Бытию...

Как это возможно? Это так же необъяснимо и непостижимо, как непостижима тайна творения міра из «ничего»; и все же таково благоволение Небесного Отца, что созданный «по образу и подобию» наделен способностью воспринять обожение, то есть стать причастником Божественной жизни, получить Божественный образ бытия, стать богом по благодати.

Обожение человек воспринимает, то есть в акте обожения Бог есть Действующее начало, человек — воспринимающее; однако восприятие сие не есть состояние пассивности и акт обожения может совершиться не иначе как с согласия самого человека, в противном случае исчезает и сама возможность обожения. В этом существенное различие первичного акта творения от последующей стадии его — обожения умной твари.

Если непостижимо велика тайна творения міра вообще, то тайна творения вечных богов еще и бесконечно величественнее. Если вся окружающая нас жизнь есть поражающее своим величием чудо, то сознание Божественного чуда в человеке, входящем в мір Несозданного света, достигает несравненно большей глубины и силы.

Для каждого человека, если он остановится на факте своего бытия, этот факт будет предметом великого удивления. Нам приходилось встречать людей, которые, восходя в умную сферу, свойственную человеку по естеству, поражались ее светозарным великолепием, но когда человек действием Божиим вводится в мір Несозданного света, тогда его «удивление Богу» достигает совершенной невыразимости и не может найти он ни слов, ни образов, ни воздыханий благодарности.

О Богоподобном бесстрастии

Несозданный свет, исходящий от бесстрастного Бога, своим явлением сообщает человеку Богоподобное бесстрастие, которое составляет конечную цель христианского подвига.

Но спрашивается: что есть бесстрастие? По своей филологической форме — это понятие отрицательное; не является ли оно отрицательным и по своему реальному значению? Не означает ли оно — совлечения бытия? Нет. Христианское бесстрастие не есть совлечение бытия, но облечение в новую жизнь, святую, вечную, то есть в Бога. Апостол Павел говорит: Мы не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью (2 Кор. 5, 4).

Стремясь к бесстрастию, православный подвижник стремится к живому и подлинному общению с Богом, Которого знает бесстрастным.

Бесстрастие Бога не есть нечто мертво-статическое; ему не свойственно безучастие в жизни міра и человека. Бесстрастие Бога не есть отсутствие в Нем движения, сострадания, любви. Но едва мы произносим эти слова, как в уме нашем встают эти понятия в их эмпирической ограниченности и тем порождается ряд недоумений. Движение, сострадание, любовь и подобное — не вносит ли относительности вообще в бытие Бога? Говоря так, не переносим ли мы на Бога недостойный Его антропоморфизм?

Бог есть весь — жизнь, весь — любовь; Бог есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы, то есть тьмы страдания в смысле разрушения и умирания, тьмы неведения, небытия или зла, тьмы непреодоленных внутренних несовершенств и противоречий, провалов или срывов бытия. Бог есть — Бог живой, динамический, но динамика Божественной жизни есть бесконечная и безначальная полнота бытия, исключающая какой бы то ни было теогонический процесс.

Бог бесстрастен, но не безучастен в жизни твари. Бог любит, жалеет, сострадает, радуется, но все это не вносит в Его бытие разрушения, относительности, страсти. Бог промышляет о Своем творении до мелочей с математическою точностью; Он спасает, как Отец, как Друг; Он утешает, как мать; Он принимает ближайшее участие во всей истории человечества, в жизни каждого человека, но этим участием не вносятся ни изменения, ни колебания, ни последовательность процесса в самое Божественное Бытие.

Бог живит всю трагедию міра, но это не значит, что и в Самом Боге, в недрах Божества также совершается трагедия или происходит борьба как следствие Его собственной неполноты или тьмы, в Нем Самом сущей и непреодоленной.

Бог любит мір, действует в міре, приходит в мір, воплощается, страдает и даже умирает во плоти, не переставая быть неизменным в Своем надмирном бытии. Все сие Он совершает так же бесстрастно, как непротяженно и целостно объемлет в Своей вечности все протяженности и все последовательности тварного бытия. В Боге статический и динамический моменты составляют такое единство, которое не допускает приложения к Его бытию ни единого из наших раздельных понятий.

Стремясь к Богоподобному бесстрастию, православный подвижник мыслит это бесстрастие не как «холодное безразличие», не как «совлечение призрачного бытия», не как созерцание «по ту сторону добра и зла», но как жизнь в Духе Святом.

Бесстрастный полон любви, сострадания, участия, но все сие исходит от Бога, действующего в нем. Бесстрастие можно определить как «стяжание Духа Святаго», как Христа, живущего в нас. Бесстрастие есть Свет новой жизни, порождающей в человеке новые святые чувства, новые божественные мысли, новый свет вечного разума.

Святые Отцы Церкви бесстрастие определяют как «Воскресение души прежде общего Воскресения мертвых» (Иоанн Лествичник), как «достижение в беспредельную беспредельность» (Авва Фаласий, 1, 56).

Об органическом пути к бесстрастию

Вера, понимаемая не как логическое убеждение, а как чувство живого Бога; от веры рождается страх суда Божия; от страха — покаяние; от покаяния — молитва, исповедание, слезы. Покаяние, молитвы и слезы, умножаясь и углубляясь, приводят сначала к частичному освобождению от страстей, откуда рождается надежда. Надежда умножает подвижнические труды, молитвы и слезы; утончает и углубляет чувство греха, в силу чего возрастает страх, переходящий в глубочайшее покаяние, которое преклоняет милосердие Божие, и душа удостаивается благодати Святаго Духа, исполненной света Божественной любви.

И вера есть любовь, но малая; и надежда есть любовь, но несовершенная. Каждый раз, когда душа восходит от меньшей меры любви к большей, она неизбежно проходит через страх. Любовь своим явлением изгоняет страх, но, изгнанный малою любовью, он, при переходе души к большей любви, снова возрождается и снова преодолевается любовью; и лишь совершенная любовь, по свидетельству великого апостола любви, совершенно изгоняет страх, то есть страх, в котором есть мучение.

Есть иной страх Божий, в котором нет муки, но радость и дыхание святой вечности. Об этом страхе, который не должен оставить человека в пределах земного бытия, Старец говорит так: «Пред Богом должно жить в страхе и любви. В страхе, потому что Он Господь; в страхе, чтобы не оскорбить Господа плохим помыслом; в любви, потому что Господь есть любовь».

Умное безмолвие православного монаха родилось органически из глубокого покаяния и стремления сохранить заповеди Христа. Оно совсем не является искусственным приложением в духовной жизни ареопагитического богословия. Богословские положения «Ареопагита» не противоречат результатам безмолвия и в этом смысле соприкасаются и совпадают с ним, но мы считаем необходимым указать как на весьма существенный момент, что отправным моментом и основанием безмолвия является не отвлеченная философия апофатического богословия, а покаяние и борьба с действующим в нас «законом греховным» (Рим. 7, 23). И именно на этом пути, в стремлении заповеди Христа сделать единственным и всецелым законом нашего вечного бытия, познается непостижимость Божества; и именно на этом пути совлекается дух человека всех образов міра и бывает выше міра.

Последнее совершается с ним, когда он глубоко осознает себя — «хуже всякой твари».

О мраке совлечения

Бог, сый Свет, в котором нет ни единой тьмы, всегда является во свете и как Свет. Но при совершении «художественной» умной молитвы душа подвижника встречает некоторый совершенно особого порядка мрак, слово о котором внешне будет так же противоречиво и парадоксально, как и о большинстве других предметов христианского духовного опыта. Противоречивость сия вызывается, с одной стороны, природою этого опыта, с другой стороны — тем местом или точкою зрения, с которой рассматривается и определяется духовное событие.

В тот мрак, о котором идет речь, погружается внутренне душа подвижника, когда он волевым актом, посредством специальных аскетических методов, совлекается всякого представления и воображения видимых вещей и рассудочных размышлений и понятий; когда он «останавливает» ум и воображение, и потому его можно назвать «мраком совлечения»; молитву же эту принято именовать «художественною» в силу того, что совершается она по специальному, существующему на сей предмет методу.

Если искать определение духовного «места» этого мрака, то можно сказать, что он стоит на грани явления Несозданного света; но когда делание умной молитвы совершается без должного покаяния и молитвенного к Богу устремления, то обнаженная от всех представлений душа может пребыть некоторые моменты времени в этом мраке совлечения, не узрев Бога, ибо в нем, то есть мраке этом самом по себе — Бога еще нет.

Пребывая во мраке совлечения, ум испытывает своеобразное наслаждение и покой, и если при этом он как-то обратится на самого себя, то может ощутить некое подобие света, который, однако, не есть еще несозданный свет Божества, а естественное свойство ума, созданного по образу Божию. Как исход за грани временного, это созерцание приближает ум к познанию непреходящего и тем делает человека обладателем нового познания, однако еще отвлеченного познания, и горе тому, кто мудрость сию принимает как познание истинного Бога и созерцание сие как приобщение Божественному бытию. Горе потому, что в таком случае мрак совлечения, стоящий на грани истинного Боговидения, становится непроницаемым покровом Божества и крепкою стеною, отделяющею от Бога более, чем мрак восстания грубых страстей, мрак явных демонических наваждений или мрак потери благодати и богооставленности. Горе потому, что это было бы заблуждением, «прелестью», ибо Бога во мраке совлечения еще нет. Бог является во свете и как Свет.

Когда мы наше рациональное познание и рефлективное сознание именуем светом, то с этой точки зрения в каком-то смысле можно говорить о «мраке боговидения», потому что оно неизъяснимо в рациональных понятиях, потому что для нашего ума Бог пребывает непостижимым, недосягаемым. Но этот образ выражения, то есть «мрак боговидения», совсем условен, ибо Бог есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы, и является всегда, как Свет, и Своим явлением вводит человека в свет вечного Божественного бытия.

Действие Божественного света в грешном человеке попаляет страсти, и потому в известные периоды он может ощущаться как Огонь опаляющий. Горение в этом Огне неизбежно проходит всякий христианин-подвижник, благочестно желающий жить.

Старец Силуан Афонский

(в миру Семен Иванович Антонов;

1866 — 24.9.1938)

— схимонах русского Пантелеимонова монастыря. Происходил из крестьян Тамбовской губернии. Постриг принял на Афоне в 1896 году, схиму — в 1911 году. Подвижник, известен как составитель многочисленных молитвенных размышлений, напоминающих псалмы. В этих размышлениях выражена его истинно христианская душа.

Трактат «О несозданном Божественном свете и образах созерцания его» печатается по:

Архимандрит Софроний (Сахаров). Старец Силуан. Жизнь и поучения. Москва — Минск, 1991. С. 161-170.

Первое издание книги вышло в Париже в 1952 году. Оно с небольшими изменениями повторяло авторские копии, размноженные на ротаторе в количестве 300 экземпляров и распространявшиеся почитателями старца Силуана на Афоне и в странах рассеяния.

Рассмотрения поучений Старца представлены также в книге: Архимандрит Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть. Бирмингем, 1985.

Много святых, как чистые жертвы веры и любви, принесло человечество к престолу Божию, много кринов — цветов веры, подвига и любви произросло в бесплодной пустыне «міра сего», в нем, но вне его, ибо жили они не его соками, а благодатью Божией, в подвиге веры и любви ими мудро собираемой и усвояемой.

И все эти святые — крины-цветы, ибо питались одним Хлебом, и каждый из них явление единственное, личное, неповторимое и в каждом свое, ему присущее благоухание благодати Божией.

Имя преподобного Серафима овеяно благоуханием крина святости и благодати, выросшего и собранного на Русской земле... Воздух русских полей, лесов, рек и озер дал ему свои нежные оттенки и колорит. В нем русская радость весны, радость солнца и жизни. Его имя вызывает в человеке, хоть немного приостановившемся перед его образом, ни с чем не сравнимое и невыразимое нежно-радостное чувство — радости добра, счастья и блаженства добра.

Преподобный Серафим и его проповедь — огромное историческое явление в жизни русского народа. С его именем связан огромный исторический сдвиг в нашем русском духовном росте и религиозном развитии. Этот сдвиг произошел и происходит в наше время, на наших глазах и не может быть русского сознательного верующего православного, который духовно не поклонился бы преподобному Серафиму, не испытал по отношению к нему чувства благодарности за то, что одних он прямо ввел, а другим помог войти в Православие, в Церковь Христову и научил познать Бога.

Столь известное учение преподобного Серафима о смысле жизни, изложенное в его беседе с Мотовиловым, начинается словами, в которых раскрывается историческое значение его учения, его проповеди. «Вас не так учили, как надо, ваше Боголюбие», — говорит он Мотовилову. Другими словами, по мысли великого старца, в его время неверно, неточно, неправильно отвечали на самый главный вопрос человека — о смысле жизни. Или, еще иначе сказать, в русском верующем обществе того времени были распространены мысли неверные, люди жили, руководясь богословскими взглядами, мировоззрением неправославным.

В чем же эта неправославность?

В беседе с Мотовиловым преподобный Серафим отвечает на этот вопрос.

— Вас учили, что смысл жизни в том, чтобы творить добрые дела.

И дальше объясняет, что смысл не в самых делах, что дела не цель, а только средство к тому, чтобы «стяжать Святаго Духа», и что вот это стяжание и есть подлинный смысл, задача и цель жизни человека. Что человек должен опытно познать Бога, Богообщение, и стремиться всегда быть в Нем.

За этим осуждением распространенных, косных, слежавшихся и неправославных мыслей и прямым противопоставлением им православных нам нетрудно увидеть очертание большого исторического процесса, борьбу двух течений, двух мировоззрений.

Одно, осужденное преподобным Серафимом, привычное и распространенное в обществе того времени, да и не только того, но и позднейшего времени, создалось под воздействием длительного в Русской истории неправославного мировоззрения.

При каком условии, на каком основании, почему сами дела могут быть смыслом жизни?

Только при том условии, при той предпосылке, что Бог дал человеку задание что-то создать на земле из дел человеческих. Что по Божию изволению он должен что-то создать здесь на земле, создать какую-то идеальную жизнь, построить «Царство Божие на земле». Если цель и смысл жизни человека поставлены именно на земле — построить, создать рай на земле, в условиях земной жизни, если этот «рай на земле» есть цель и смысл жизни, то тогда действительно все дела, которые человек делает в порядке создания этого рая, в порядке осуществления Божией воли и задания, получают абсолютное значение, являются смыслом жизни человека.

Это стройное и динамическое целеустремление, осмысливающее и освящающее культурное творчество, дающее абсолютное религиозное значение делам человеческим, создающее веру в прогресс, в значение и смысл цивилизации, но неверное, произвольно-искусственное, искажающее очертания всех вещей, всю перспективу жизни, понимание — Православие не приемлет, ибо оно в корне разрушается словами Спасителя о том, что «Его Царство — не от міра сего», что перед Его учениками впереди не оптимистическая перспектива, а «в міре скорбни будете», впереди не розовый прогресс в плоскости земной — ибо «Сын Человеческий прийдя — найдет ли веру на земле?», что Господь пришел на землю не для того, чтобы устраивать общественную жизнь, судить людей в их житейских задачах и «делить» между ними материальные блага и устраивать их общественную, государственную и социальную жизнь. Нет, не в этом смысл жизни, а в том, что есть «единое на потребу», что нужно искать «прежде всего»: в приобщении «Царству Божию», которое не вне, а внутри человека, и никто не может указать внешних «приметных» форм этого Царства Божия, ибо оно «внутрь вас есть». По словам апостола Петра, «земля и вся дела человеческия сгорят». Вечна только Церковь Христова, которую «не одолеют врата адовы», вечна только жизнь в Боге.

Нет и не будет «рая на земле». Нет оснований для страстных человеческих мечтаний о прогрессе и абсолютном значении человеческого творчества и дел человеческих. Смысл жизни не сами дела, а в творческом динамическом стремлении к Богу, жизни в вере и любви к Богу, здесь «Его Царство», и оно не во вне человека, а внутри, в сердце, в любви, в искании Бога, в жизни в Боге. Смысл жизни в приобщении Богу, в стяжании Святаго Духа.

Преподобный Серафим звал не только веровать в Бога, но учил знать Бога, знать и узнавать благодать Святаго Духа каждый раз, когда она благодатно коснется человека, звал быть постоянно в благодати Божией. Стяжание Святаго Духа, постоянная жизнь с Ним и в Нем — это начало Царства Божия и вечной жизни, которой человек приобщается уже на земле.

От взглядов, представлений, мировоззрений, философии, угнетенных тремя измерениями, от перспектив в пределах горизонта, преподобный Серафим тихо и кротко-ласково, простыми словами зовет человека к такому дерзновению, о котором не смел и подумать Мотовилов — сын своего народа и русского общества того времени. В тихих и кротких, свято простых и ласковых словах преподобного Серафима о стяжании Святаго Духа, о знании Его и сроднении с Ним — дышит все Православие и под лучами радости смиренно-дерзновенной веры преподобного Серафима оживает русская душа.

Русская жизнь, русское общество, русская религиозная мысль были под длительным не русским и не православным влиянием. Чужая мысль и мировоззрение на многое наложили свой отпечаток. Подлинно православный религиозный церковный опыт всегда был в Русской Церкви, но между опытом и мыслью не было полной симфонии.

Подлинный церковный опыт и подлинно церковные мысли хранились ею по преимуществу в богослужебном богословии, в богатейшем догматическом и нравственно-богословском содержании стихир, тропарей, канонов и пр., являющихся часто сокращенным изложением проповедей или трактатов святых Отцов на догматические и нравственные темы. Все это богослужебное богословие, без малейшего изъяна строго православное, и богословствование преподобного Серафима Саровского о стяжании Духа Святаго абсолютно согласно с ними, насыщено тем же Духом.

В формальном же школьном богословии преподавались совсем иные взгляды, большей частью в полном противоречии с богослужебным святоотеческим богословием.

Именно от этого в значительной степени неправославного, богословия бежал в XVIII веке старец Паисий Величковский, противопоставляя это богословие «Азбуке духовной» святителя Тихона Задонского, чего никак не могло случиться в отношении подлинного церковного богословия святых Отцов.

Более того, как отмечают наши церковные историки, и особенно ярко о. Георгий Флоровский, лучшие священники XVIII века, получившие воспитание в указанном школьном частично неправославном духе, чтобы стать настоящими добрыми пастырями должны были переучиваться в церковной стихии, в среде верующего народа, пропитываясь подлинно православным богослужебным богословием и, конечно, в этом процессе влияние преподобного Серафима Саровского было самым духовно авторитетным и действенным, ибо он богословствовал не теоретически, а опытно проверяя свои слова веянием Того Духа, стяжание Которого учил он считать главным и единственным делом жизни человека.

В течение всего XVIII века и первой половины XIX оба течения богословской мысли боролись в Русской Церкви.

В 30-х годах XIX века мы видим начало и затем развитие процесса русского православного возрождения. Магистраль его можно наметить именами митрополита Филарета, Хомякова, епископа Феофана Затворника, о. Иоанна Кронштадтского, митрополита Антония Храповицкого. Этот процесс привел Русскую Церковь к Московскому Собору 1918 года, к огненной славе русских мучеников в гонении на Русскую Церковь.

Но в самом начале этого великого и еще недостаточно понятого исторического процесса возрождения Православия в России, освобождения русской души от инославного влияния, возрождения православного единства опыта и мысли стоит кроткий и смиренный «Убогий Серафим». И всех жаждущих стяжания Святаго Духа он и теперь, как и при своей жизни, приветствует словами «Радость моя, Христос Воскресе!»

Архиепископ Нафанаил

(в миру Василий Владимирович Львов;

30.8.1906 — 8.11.1985)

— сын «революционного» обер-прокурора при Временном правительстве Владимира Николаевича Львова (прокурорствовал с 3 марта по июль 1917). После Октябрьского переворота оказался в Томске, затем с остатками семьи бежал в Харбин, где принял монашеский постриг в 1929 году. Там же учился на богословских и пастырских курсах, позже на богословском отделении Свято-Владимирского института. Состоял келейником архиепископа Нестора (Николай Александрович Анисимов; 9.11.1885 — 4.11.1962), камчатского миссионера, апостола Камчатки и видного деятеля Русской Православной Церкви. В эту пору иеромонах Нафанаил совершил ряд миссионерских путешествий, в частности в 1935-1936 годах он побывал у христиан Южной Индии. По возвращении был возведен в сан архимандрита, а в 1939 году вступил в братство преподобного Иова Почаевского в Ладомировой на Карпатах (Чехословакия). После войны архимандрит Нафанаил, нареченный в епископа владыкой Анастасием (Грибановским), назначен на Брюссельскую и Западноевропейскую святительскую кафедру. Его пастырская деятельность распространялась тогда и на приходы в Мангейме и в Берлине, где Преосвященный, как выдающийся проповедник и церковный публицист, много сделал для оживления нравственного благочестия среди соотечественников, заброшенных волею судеб на чужбину.

С 1966 года владыка Нафанаил — настоятель монастыря преподобного Иова в Мюнхене, а пять лет спустя ему было вверено управлять Австрийской епархией. В сан архиепископа возведен в 1981 году. По слабости здоровья престарелый Святитель уже не мог по-прежнему окормлять зарубежные приходы и все свое время теперь проводил в мюнхенском монастыре. Погребен на русском кладбище в Висбадене.

Творения архиепископа Нафанаила изданы Комитетом русской православной молодежи заграницей в пяти томах (Нью-Йорк, 1991-1992).

Публикуемая статья «Влияние преподобного Серафима в Русской Церковной истории» воспроизведена по:

Архиепископ Нафанаил. Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви. Т. 3. Н.-Й., 1992. С. 190-195.

«Бог есть огнь» — в этих словах избранник Божий преподобный Серафим Саровский напоминает нам не только о величии славы Божией, но и о наших собственных возможностях и чаяниях, ибо никто не может приблизиться к Богу до тех пор, пока сам не станет огнем. Это не просто фигура речи, но духовная истина, засвидетельствованная жизнью многих святых.

Христианских подвижников, которые должны были бы умереть зимой от морозов, согревала теплота внутреннего духовного огня, и даже мирянин Мотовилов по милости Божией сподобился ощутить такую теплоту в присутствии преподобного Серафима и узреть святого как бы в центре ослепительного солнца.

Этот огнь, по словам преподобного Серафима, есть осязаемое проявление благодати Святаго Духа. Он был дан апостолам во время Пятидесятницы и всякий раз дается каждому православному христианину при Крещении. По нашей духовной слепоте и холодности мы не можем ни увидеть, ни почувствовать этого огня, исключая моменты особенно горячей молитвы и единения с Богом, но даже и в таких случаях в небольшой степени. Но никто не может приблизиться к Богу иначе как через этот огонь. Когда наши прародители были изгнаны из рая, Бог установил огненный меч, чтобы охранять Древо Жизни. И по сей день в молитвах перед Святым Причащением мы молимся о том, чтобы плод нового Древа Жизни — Пречистое Тело и Честная Кровь Господа нашего Иисуса Христа — не попалил нас за наше недостоинство. Преподобный Серафим говорил: «Бог наш есть огнь127, попаляющий все нечистое, и никто нечистый телом или духом не может иметь части с Ним. Так что низвергнутый до ада будет чувствовать только боль в присутствии Бога; он нечист, и Божественный Огнь сжигает его и мучает. Но тот огнь, который пожирает недостойного, может также и пожрать нечистоту и сделать достойными тех, кто, хотя и недостойны, любят Бога и желают стать Его сынами. Мы молимся перед Святым Причастием: «Да будет мне Пречистое Твое Тело и Честная Кровь Твоя, Господи, огнем и светом, пожирающим мерзость грехов и язвы страстей, просвещающим всего меня, да прославлю Твое Божество».

Преподобный Серафим сравнивает христианина с горящей свечой, которая воспламеняет другие свечи, причем ее собственный огонь не становится от этого меньше, и так распространяются небесные сокровища Божественной благодати. Таким и должен быть христианин — горящим любовью к Богу и желанием служить Ему и исполненным огненного присутствия Святаго Духа. Если он станет такой горящей свечой в этой жизни, то в будущей жизни он будет еще более великим. «Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13, 43). По нашему недостоинству мы даже не можем и помыслить о таком состоянии, ибо, «как написано: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Такое состояние есть цель и смысл христианской жизни, — это то, для чего живет православный христианин.

Иеромонах Серафим (Роуз)

(1934-1982)

— короткой была постническая и молитвенная жизнь иеромонаха Серафима Роуза: на 48-м году призвал его к Себе Господь. Чистокровный янки, Роуз пришел к Православию после трудных поисков истины и ученых занятий. Своим обращением он обязан блаженному Иоанну (Максимовичу). Хорошо усвоив учение древних подвижников Церкви Христовой, отец Серафим стремился подражать их аскетическим подвигам. Любитель безмолвия, он построил для себя небольшую келлию у подножия горы на севере Калифорнии (Платина), где и прожил семь лет, занимаясь в уединении молитвой, богословскими трудами и переводами.

Пастырская беседа отца Серафима «Бог есть Огнь» печатается по: «Московский Церковный вестник», № 2 (январь) за 1991 г.

Преподобный Серафим исцелил Мотовилова. Для нас, почитающих преподобного Серафима и ведающих о его чудесах, это так же естественно, как сказать о человеке, умеющем говорить, что он сказал слово. Но рассмотрим подробно, как все это произошло, дабы нам воскресить перед собою живой образ преподобного Серафима.

Четверо принесли Мотовилова к преподобному Серафиму, а пятый поддерживал ему голову. В это время преподобный Серафим сидел на лужайке на большой поваленной сосне, которая, как говорит Мотовилов, и по сие время лежит на берегу Саровки. И вот на просьбу об исцелении, обращенную к преподобному Серафиму, он сказал: «Да ведь я не доктор, с докторами надо снестись, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь».

— Я, — говорит Мотовилов, — ответил ему, что испробовал все лечения у докторов, был у самых известных, у самых прославленных и теперь надеюсь только на одного Господа Бога.

И тогда Преподобный спросил:

— А веруешь ли в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Божию Матерь, что Она есть Приснодева?

— Верую.

— А веруешь ли, что Господь как прежде исцелял мгновенно, так и ныне легко и мгновенно может по-прежнему исцелить требующих помощи?

— Истинно верую всему этому всею душою моею и сердцем моим верую.

— А если веруете, то вы и здоровы уже.

— Как же здоров? — спросил я, — когда люди мои и вы, Батюшка, держите меня на руках?

— Нет, — сказал Преподобный, — Вы совершенно всем телом вашим теперь уже здоровы вконец.

Он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги, сказал мне:

— Крепче стойте, тверже утверждайтесь ими на земле... вот так! Не робейте, вы совершенно здоровы теперь.

И потом прибавил, радостно смотря на меня:

— Вот, видите ли, как хорошо вы теперь стоите?

Я ответил:

— Поневоле хорошо стою, потому что вы хорошо и крепко держите меня.

И он, отняв руки свои от меня, сказал:

— Ну вот, уже и я теперь не держу вас, а вы и без меня все крепко же стоите.

Взяв меня за руку одною рукою своею, а другою в плечи мои немного поталкивая, повел меня по траве и по неровной земле около большой сосны, говоря:

— Ну вот, ваше Боголюбие, как вы хорошо пошли.

Я отвечал:

— Да потому, что вы хорошо меня вести изволите.

— Нет, — сказал он мне, отняв от меня руку свою, — Сам Господь совершенно исцелить вас изволил и Сама Божия Матерь о том Его упросила. Вы теперь и без меня пойдете и всегда хорошо ходить будете. Идите же.

И стал толкать меня, чтобы я шел.

— Да этак упаду я и ушибусь, — сказал я.

— Нет, не ушибетесь, а твердо пойдете.

И когда я почувствовал в себе какую-то свыше осенившую меня силу, приободрился немного и твердо пошел, то он вдруг остановил меня и сказал:

— Довольно уже, — и спросил: — Что, теперь удостоверились вы, что Господь вас действительно исцелил?

И дал совет:

— Так как трехлетнее страдание ваше тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг помногу ходите, а постепенно, мало-помалу приучайтесь к хождению и берегите здоровье ваше, как драгоценный дар Божий.

Мотовилов пошел в монастырь исцеленным. Люди его пошли отдельно лесом, славили Господа, а молва о том, что произошло исцеление, уже бежала вперед в монастырь. Там, в монастыре, вышли навстречу исцеленному Мотовилову и игумен, и иеромонахи, которые поздравляли его с великой милостью Божией.

Вот как начались отношения Мотовилова с преподобным Серафимом. Могут ли отношения, начавшиеся так, пройти безразличными для человека, может ли совершившееся такое великое благодеяние Божие остаться бесследным, коренным образом не изменить всю последующую жизнь человека? Какое для этого нужно было бы иметь каменное сердце и величайшее легкомыслие! Мотовилов, пережив это чудо, сделался послушником Божией Матери, как его называл преподобный Серафим. Если отношения с Мантуровым были более делового характера, то отношения с Мотовиловым, напротив, имели значение глубокое, внутреннее. Именно ему святой Серафим раскрыл многие духовные тайны, и мы обязаны Мотовилову не только тем, что он в Дивееве сохранил многие предметы, оставшиеся после кончины преподобного Серафима, и даже некоторые выкупленные у Саровских монахов, но еще более имеет значение для нас тем, что он сохранил духовную драгоценность, преподанную ему в беседах с угодником Божиим. Вот об этой внутренней стороне надлежит сказать нам.

Преподобный Серафим говорил Мотовилову, что первейшая цель человеческой жизни есть стяжание Святаго Духа Божия. Что исполнение заповедей, совершение богослужений, посты — все это есть как бы русла, по которым течет человеческая жизнь, дабы потом все это соединить в неком благодатном міре того духовного состояния, которое он именует стяжанием Духа Святаго Божия. Мы, обыкновенные смертные, по самому естеству нашей природы, способны видеть отблески высшей правды в разрозненных явлениях человеческой жизни.

Когда людей тянет мирская жизнь, это не всегда значит, что мір соблазняет их злом. Нет, видя в мирской жизни отблески правды, они принимают мір за полноту истины. Верующим, которые идут путем, указанным Святой Церковью, Господь открывается созерцанием красот міра, в молитве, в редкие исключительные моменты духовного подъема, особенно при Таинстве Святого Причащения. Это минуты светлого и лучезарного осияния благодатию Святаго Духа.

Но вот как об этом состоянии свидетельствует необычайная беседа преподобного Серафима с Мотовиловым.

Мотовилов спросил преподобного Серафима: «Какое же будет доказательство, что Дух Святый пребывает в душе?»

Тогда отец Серафим взял его весьма крепко за плечи и сказал:

— Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой. Что же ты не смотришь на меня?

Он отвечал:

— Не могу, Батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли.

Отец Серафим сказал:

— Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божия. Что же вы еще чувствуете теперь? — спросил далее о. Серафим.

— Необыкновенно хорошо! — сказал Мотовилов.

— Да как же хорошо? Что именно?

Он отвечал:

— Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!

— Что же еще чувствуете вы?

— Необыкновенную радость во всем моем сердце!...

— Что же еще чувствуете, ваше Боголюбие?

Он отвечал:

— Теплоту необыкновенную!

— Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим-то, теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает... Какая же может быть тут теплота?

Завершая беседу, преподобный Серафим сказал:

— Вот что значит быть в полноте Духа Святаго, про которую святой Макарий Египетский пишет: «Я сам был в полноте Духа Святаго...» Этою-то полнотою Духа Своего Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь... Ну уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше Боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго!...

Разве мы в своей жизни не имеем подтверждения слов преподобного Серафима? Разве даже после наших бледных, скорее похожих на намек благодатных состояний духа не теряем смысл и интерес к внешней и материальной стороне жизни?

Как понятны нам делаются слова преподобного Серафима!

Если бы надолго удержаться в этом состоянии, человеку не было бы никакого дела ни до еды, ни до питья, он не мог бы более жить во плоти.

Когда благодатная сила Божья осеняет человека, жизнь его во плоти здесь имеет только один смысл — идти дальше по пути духовного совершенствования.

Преподобный Серафим многое открывал Мотовилову из тайн будущего. Одно нам надлежит особенно заметить. Это то, что касается судеб Церкви и міра. Говоря о том, что иногда отступает от человека благодать Божия, он указывает на причину сего. А потом говорит так:

«Есть еще причина, и, можно сказать, беспричинная причина такой благодати Всясвятаго Духа — изволить иногда оставлять даже человека богоносного, и это уже попускается от Самого Господа испытывать силы лишь крайне укрепившегося в благодати Божией человека. Так вот, такое же искушение, то есть оставление благодати Божией, будет допущено во всей вселенной во времена антихриста, когда все святые Божии люди и Святая Церковь Божия Христова, лишь из них одних состоящая, как бы оставлены будут от защищения и помощи Божией. Нечестивые же восторжествуют и возвеличатся над ними».

То есть будут такие времена антихриста, когда Церковь, уже в это время состоящая как бы исключительно из святых Божиих людей, будет попущением Божиим совершенно оставлена от защищения, и тогда-то будет требоваться, дабы не отступать от Христа, вера, терпение святых.

«Но в преддверии к такому состоянию, — говорит преподобный Серафим, — подобные же тому безмерные искушения попускаются и будут попускаться и до этого времени на святых великих угодников Божьих».

Вот что предрекает преподобный Серафим. Мы знаем, что сие предречение находится в полном соответствии со Словом Божиим, и все же в устах Преподобного оно, это предречение, ближе продвигается к нам, как бы еще более усваивается нами. Почему оно важно нам? Мы не знаем времен и сроков, мы не предрекаем скорое пришествие антихриста. Даже преподобный Серафим, когда к нему некто обратился с этим вопросом, сказал:

— Ты слишком много думаешь об убогом Серафиме.

Кто же из нас дерзнет предсказать о времени?

Но не сие важно нам в этом предречении, оно нас укрепляет в том, чтобы нам не искушаться и не соблазняться одной соблазнительной мыслью для человека — мыслью о том, что, если «все» не веруют, значит, «все» правы.

Когда кругом безбожники, человека и самого тянет отречься от веры. И хотя бы эти «все» были погружены в самые безобразные пороки и этим воочию свидетельствовали, что не у них правда, все-таки слово «все» производит на человеческую душу какое-то соблазняющее впечатление. Неужели, дескать, все неправы, а прав я один да еще какая-то «кучка попов».

Чтобы утверждаться пророчеством святых, укрепляющих нас в вере, что мы, малое стадо, идем верной дорогой, будущее Церкви с самых первых времен никогда не рисовалось как внешняя победа и торжество. Церковь, по Слову Божию, в последние времена будет ничтожной по своему количеству горсткой святых. Но эта Церковь встретит Христа, грядущего во славе.

Аминь!

Протоиерей Валентин Павлович Свенцицкий

(1882 — 20.10.1931)

— пастырь-мученик, духовный писатель. После окончания историко-филологического факультета Московского университета увлекался «христианским социализмом», участвовал в создании Московского Религиозно-философского общества имени Владимира Соловьева. Пребывая в состоянии глубокого духовного кризиса, Валентин Свенцицкий пишет и издает ряд крайне дерзких брошюр, за что подвергся полицейскому преследованию. Тайный побег во Францию в 1909 году, скитания на чужбине пробудили в молодом человеке порыв к нравственному очищению, к переосмыслению всей его предыдущей жизни. Вернулся он на Родину другим человеком. Первым желанием Свенцицкого было поехать на Кавказ к монахам-отшельникам, прикоснуться к православной святости. Свои впечатления об увиденном и прочувствованном он изложил в книге «Граждане неба», пронизанной глубоким пониманием христианского подвига. Книга увидела свет в Петербурге в 1915 году.

Революционный кошмар окончательно развеял иллюзии Свенцицкого о «христианском социализме». Путь спасения теперь им видится лишь в воцерковлении общества. В том же 1917 году Валентин Павлович по благословлению своего духовного отца Оптинского старца Анатолия принимает священный сан. Рукополагал его митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), впоследствии расстрелянный большевиками. Посвящение происходило в Иоанновском монастыре, основанном батюшкой Иоанном Кронштадтским. В Гражданскую войну о. Валентин сражался на стороне Добровольческой Армии.

В 1920 году Свенцицкий приехал в Москву, где проповедовал по разным храмам и часто сослуживал Святейшему Патриарху Тихону, которого благоговейно почитал. За разоблачение антицерковного поведения обновленцев о. Валентин в 1923 году был арестован и сослан в Среднюю Азию. По возвращении в Москву стал служить в храме священномученика Панкратия, что в одном из переулков на Сретенке. В этом же храме бесстрашный пастырь продолжал произносить проникновенные проповеди, а в свободные от служб часы им были налажены духовные беседы с прихожанами. В обширном цикле бесед центральное место заняли восемнадцать поучений о святости преподобного Серафима Саровского.

Уже во вступительном слове к намеченному кругу затрагиваемых вопросов о. Валентин подчеркнул необыкновенную близость Саровского подвижника народу: «Образ преподобного Серафима — это есть образ святости русского народа. Он близок нам так потому, что мы в нем чувствуем лучшее, что есть в самом русском народе. Преподобный Серафим — наш национальный русский святой.

Ни в одном угоднике Божием так не воплощается дух нашего Православия, как в образе убогого Серафима, молитвенника, постника, умиленного, всегда радостного, всех утешающего, всем прощающего Старца всея России.

Он близок нам потому, что он кровь от крови нашей и плоть от плоти нашей. Он — это мы сами, но поднятые из грязи, очищенные подвигом, просветленные благодатию Божией. Он не только близок нам, он нам родной».

В Великий пост 1926 года о. Валентин вместе со своими почитателями совершил паломничество в Саров и Дивеев. Великая прозорливица, дивеевская блаженная Мария Ивановна, предсказывает ему скорейший переход в другой московский храм — «Никола Большой Крест», что на Ильинке. Так оно и произошло — вскоре протоиерей Свенцицкий стал настоятелем этого храма. Здесь он создал крепкую церковную общину из прихожан, ищущих путь нравственного и духовного совершенствования вопреки невиданным гонениям на верующих.

Через два года Валентина Павловича вновь арестовали. На этот раз поводом к аресту послужило открытое его выступление против соглашательской Декларации митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 года. Сибирская ссылка длилась долго, до самой кончины о. Валентина в глухой деревушке под Тайшетом 7/20 октября 1931 года. Хлопотами родных гроб с телом страдальца был переправлен в Москву. Отпевание проходило в Троицкой церкви на Сретенке. Покоится духовный писатель на Введенском кладбище, куда многие приходят к нему на могилу, чтобы отдать дань почтения к его трудам и его мученическому жизненному подвигу.

К настоящему времени издано несколько книг протоиерея Валентина Свенцицкого, среди них впервые «Диалоги» (М., 1995) и «Беседы о Духовной жизни» (СПб., 1995).

Пастырский разбор поучения старца Серафима о цели христианской жизни представляет собою седьмую беседу, проведенную отцом Валентином с прихожанами храма священномученика Панкратия (начало 1928 г.)

Текст беседы «Предречение о временах последних» публикуется по: Протоиерей Валентин Свенцицкий. Монастырь в миру. Проповеди и поучения 1927-1928 гг. Т. 2. М, 1996. С. 176-183.

Богословие Восточной Церкви отличает Лицо Святаго Духа от сообщаемых Им людям даров. Это различение основано на словах Христа: Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. Все, что имеет Отец, есть Мое; потому Я сказал, что от Моего возьмет (Ин. 16, 14-15). «Общее» Отцу и Сыну — это Божественность, которую Дух Святый сообщает людям в Церкви, соделывая их «причастниками Божеского естества», сообщая огнь Божества — нетварную благодать — тем, кто становятся членами Тела Христова. В одном из антифонов восточного богослужения поется «Святым Духом всякая душа живится и чистотою возвышается, светлеется Тройческим единством священнотайне»128.

Часто обозначают дары Святаго Духа семью именами, которые мы находим в одном из текстов пророка Исаии (Ис. 11, 2-3): дух премудрости, дух разума, дух совета, дух крепости, дух ведения, дух благочестия, дух страха Божия. Однако Православное богословие не делает особого различия между этими дарами и обожающей благодатию. По учению Восточной Церкви, благодать вообще означает все богатство Божественной природы, как сообщающейся людям; она — Божество, действующее вне Своей сущности и Себя отдающее: Божественная природа, которой мы приобщаемся в ее энергиях.

Дух Святый, источник этих нетварных и бесконечных даров, оставаясь безымянным и неоткровенным, получает всю ту множественность имен, которую можно приложить к благодати. «Прихожу в трепет, — говорит святой Григорий Богослов, — когда представляю в уме богатство наименований... Дух Божий, Дух Христов, Ум Христов... Дух сыноположения... Он есть Дух..., воссозидающий в крещении и воскресении... Дух, Который... дышет, идеже хощет... Дух просвещения жизни, лучше же сказать, самый свет и самая жизнь. Он делает меня храмом, творит богом, совершает, почему и крещение предваряет и по крещении взыскуется. Он производит все то, что производит Бог. Он разделяется в огненных языках и разделяет дарования, творит апостолов, пророков, благовестников, пастырей, учителей... Он иной Утешитель, как бы иной Бог»129. По слову святого Василия Великого, нет ниспосланного твари дара, в котором бы не присутствовал Святый Дух130. Он «Дух истины, сыноположения дарование, обручение будущего наследия, начаток вечных благ, животворящая сила, источник освящения»131. Святой Иоанн Дамаскин именует Его «Духом правым, владычествующим, источником премудрости жизни и освящения... Полнотой, Вседержителем, всесовершающим, всесильным, бесконечно могущественным, обладающим всякою тварью и не подчиненным господству..., освящающим и неосвящаемым» и т. д.132 Как мы сказали, все эти бесчисленные наименования относятся прежде всего к благодати, к природному богатству Божию, сообщаемому Духом Святым тем, в которых Он присутствует. Присутствует же Он вместе со Своею Божественностью, Которую дает нам познавать, оставаясь Сам непознаваемым и неявленным; Он — Ипостась неоткровенная, не имеющая Своего образа в другом Божественном Лице.

Дух Святый был послан в мір или, вернее, в Церковь во имя Сына («Утешитель, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое» — Ин. 14, 26). Следовательно, нужно носить имя Сына, быть членом Его Тела, чтобы воспринимать Духа. По излюбленному выражению святого Иринея Лионского, Христос возглавил Собой человечество. Он стал Главою, Началом, Ипостасью обновленной человеческой природы, которая есть Его Тело. Поэтому тот же святой Ириней прилагает к Церкви наименование «сын Бога»133. Она — то единство «нового человека», которого мы достигаем, «облекаясь во Христа», становясь через крещение членами Его Тела. Эта природа едина и неразделима, она — «единый человек». Климент Александрийский видит в Церкви всего Христа, Христа всецелостного, Который не разделяется: «Он ни варвар, ни иудей, ни эллин, ни мужчина, ни женщина, но Он — новый Человек, целиком преображенный Духом»134.

«Мужчины, женщины, дети, — говорит святой Максим Исповедник, — глубоко разделенные в отношении расы, народа, языка, образа жизни, труда, науки, звания, богатства... — всех их Церковь воссоздает в Духе. На них на всех она напечатлевает образ Божества. Все получают от нее единую природу, недоступную разрушению, природу, на которую не влияют многочисленные и глубокие различия, отличающие людей друг от друга. Этим все возвышаются и соединяются истинно кафолически. В ней никто отнюдь не отделен от общего, все как бы растворяются друг в друге простой и нераздельной силой веры... Христос также всё во всех, Тот, Кто заключает в Себе по Своему могуществу, по Своей бесконечной и премудрой благости, как средоточие, в котором сходятся радиусы для того, чтобы создания Единого Бога не оставались бы чуждыми или враждебными по отношению друг ко другу, как не имеющие никакого средоточия для выражения своей дружбы и миролюбия»135. Видя это единство природы в Церкви, святой Иоанн Златоуст спрашивает себя: «Что это значит? То, что Христос тех и других, близких и дальних, сделал одним телом, так что живущий в Риме считает своими членами индийцев. Что может сравниться с таким собранием? А глава всех — Христос»136. В этом и заключался самый смысл «возглавия» міра и всей природы человеком — Адамом, который должен был соединить с Богом тварный космос. Ныне Христос, Новый Адам, совершает это возглавление. Как Глава Святаго Тела, Он становится Ипостасью этого Тела, собранного от «конец земли». В нем сыны Церкви являются членами Его Тела и как таковые заключены в Его Ипостаси. Но этот «единый человек» во Христе, единый по своей обновленной природе, тем не менее множествен по лицам: он существует во многих людях. Если человеческая природа оказывается объединенной в Ипостаси Христа, если она — природа «воипостазированная», то человеческие личности, ипостаси этой единой природы, от этого не уничтожаются. Они не смешиваются с Божественной Личностью Христа, с Ней не сливаются. Ибо никакая ипостась не может слиться с другой ипостасью, не прекратив тем самым своего личностного существования: это было бы равносильно уничтожению человеческих личностей в едином Христе; это было бы безличностным обожением, блаженством, в котором не было бы самих блаженных. Будучи единой природой во Христе, Церковь, это новое тело человечества, содержит в себе множество человеческих ипостасей. Это то именно, о чем говорит святой Кирилл Александрийский: «Разделенные некоторым образом на отдельные личности, благодаря чему такой-то есть Петр, или Иоанн, или Фома, или Матфей, мы как бы сплавливаемся в одно тело во Христе, питаясь одной Плотию»137.

Дело Христа относится к человеческой природе, которую Он возглавляет в Своей Ипостаси. Дело же Святаго Духа относится к человеческим личностям, обращается к каждой из них в отдельности. Святый Дух сообщает в Церкви человеческим ипостасям полноту Божественности единственным, личностным образом, приспособляемым к каждому человеку как к личности, созданной по образу Божию. Святой Василий Великий говорит, что Святый Дух есть «Источник освящения», который «не оскудевает из-за множественности причащающихся»**. Он «весь присутствует в каждом и весь повсюду. Он, разделяемый, не страждет и, когда приобщаются Его, не перестает быть всецелым, наподобие солнечного сияния, наслаждающийся приятностью которого как бы один им наслаждается, между тем как сияние сие озаряет землю и море и срастворяется с воздухом. Так и Дух в каждом из удобоприемлющих Его пребывает, как ему одному присущий, и всем достаточно изливает всецелую благодать, которою наслаждаются причащающиеся, по мере собственной своей приемлемости, а не по мере возможного для Духа»138.

Христос становится единым образом присвоения для общей природы человечества; Дух Святый сообщает каждой личности, созданной по образу Божию, возможность в общей природе осуществлять уподобление. Один взаимодарствует Свою Ипостась природе, Другой сообщает Свое Божество личностям. Таким образом дело Христа единит людей, дело Духа их различает. Впрочем, одно и невозможно без другого; единство природы осуществляется в личностях; что же до личностей, то они могут достигнуть своего совершенства, могут во всей полноте стать личностными только в единстве природы, переставая быть «индивидами», живущими для самих себя, имеющими свою собственную «индивидуальную» природу и свою собственную волю. Итак, дело Христа и дело Святаго Духа друг от друга неотделимы. Христос создает единство Своего мистического Тела Святым Духом, Дух Святый сообщается человеческим личностям Христом. Действительно, можно различать два сообщения Святаго Духа Церкви: одно произошло дуновением Христа, Который явился апостолам в вечер Своего Воскресения (Ин. 20, 19-23); другое было личным сошествием Святаго Духа в день Пятидесятницы (Деян. 2, 1-4).

Первое сообщение Святаго Духа относится ко всей церковной совокупности, к Церкви в ее целом, поскольку она — единое тело; вернее, Дух Святый преподается всей совокупности апостолов, которым Христос одновременно дает и священническую власть вязать и решить. Это не личностное присутствие Святаго Духа, а как бы служебное по отношению ко Христу, Который Его дает. По толкованию святого Григория Нисского, оно здесь — «связь единства Церкви»139. Здесь Святый Дух дается всем апостолам совокупно, как связь и власть священноначалия. Он не относится к отдельным личностям и не сообщает им никакой личной святости. Но это — то последнее завершение, которое Христос дает Церкви, прежде чем покинуть землю. Николай Кавасила устанавливает аналогию между сотворением человека и восстановлением нашей природы Христом, создающим Свою Церковь: «Он воссоздал нас не из того вещества, из которого создал; так сотворил, персть взем от земли, а во второй раз даровал собственное Тело и, воссозидая жизнь, не душу, находящуюся в естестве, соделал лучшею, но изливая Кровь Свою в сердце приемлющих таинство, рождает в них Свою собственную жизнь. Тогда вдунул, сказано, дыхание жизни, теперь же сообщает нам Духа Своего»140. Это есть дело Христа, которое относится к природе, к Церкви, поскольку она — Его Тело.

Сообщение Святаго Духа во время Своего личного сошествия совершенно иное: теперь Он является как Лицо Пресвятой Троицы, не зависящее от Сына по Своему ипостасному происхождению, хотя и посланное в мір «во имя Сына». Он является в виде «огненных языков», разделенных между собой и почивающих на каждом из присутствующих, на каждом члене Тела Христова. Это уже не сообщение Духа Святаго всей Церкви, как Телу. Здесь сообщение не может быть функцией единства. Святый Дух сообщает Себя личностям, отмечая каждого члена Церкви печатью личного и неповторимого отношения к Пресвятой Троице, становясь «присутствующим» в каждой личности. Каким образом? Это — тайна, тайна уничижения, кенозиса сходящего в мір Духа. Если в кенозисе Сына нам явилось Лицо, в то время как оставалось сокрытым под «зраком раба» Божество, Святый Дух в Своем сошествии являет общую природу Пресвятой Троицы, но сокрывает под Своим Божеством Лицо. Он пребывает не откровенным, но как бы сокрытым в Своем даре для того, чтобы сообщаемый Им дар был полностью нами присвоен. Святой Симеон Новый Богослов в одном из своих гимнов прославляет Святаго Духа, таинственно с нами соединяющегося и сообщающего нам полноту Божества: «Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мною, неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем и во всём: пищей неизреченной, совершенно даром доставляемой, постоянно преизливающейся в устах души моей и обильно текущей в источнике сердца моего; одеянием блистающим, покрывающим и сохраняющим меня и демонов попаляющим; очищением, омывающим меня от всякой скверны непрестанными и святыми слезами, которые присутствие Твое дарует тем, к которым приходишь Ты. Благодарю Тебя, что Ты сделался для меня днем невечерним и солнцем незаходимым — Ты, не имеющий, где скрыться. Ведь Ты никогда ни от кого не скрывался, никогда никем не гнушался, но мы, не желая прийти к Тебе, сами скрываемся от Тебя»141.

Личное сошествие Духа Святаго «самовладычного», как слышим мы в одном из песнопений Пятидесятницы142, не могло бы восприниматься как полнота, как бесконечное, внезапно раскрывающееся внутри каждой личности богатство, если бы Восточная Церковь не исповедовала ипостасную независимость Святаго Духа от Сына в аспекте Его превечного происхождения. Иначе Пятидесятница — начало всеосвящения — не отличалась бы от сообщенного апостолам Христова дуновения, в котором Дух Святый, создавая единство мистического Тела Христа, действует как Его помощник. Если бы мы мыслили Святаго Духа Божественным Лицом, зависимым от Сына, Он представлялся бы нам даже и в личном Своем сошествии некоей связью, соединяющей нас с Сыном. Мистическая жизнь развивалась бы тогда путем слияния души со Христом через посредничество Святаго Духа. Это снова приводит нас к проблеме человеческих личностей в их соединении с Богом: соединяясь с личностью Христа, мы или уничтожались бы, или личность Христа была бы для нас чем-то насильственно внешним. В последнем случае благодать воспринималась бы как нечто внешнее по отношению к свободе, а не была бы ее внутренним раскрытием. Но в этой именно свободе мы исповедуем Божество Сына, ставшее явным нашему уму силою обитающего в нас Святаго Духа.

Для мистического предания восточного христианства Пятидесятница, сообщающая человеческим личностям присутствие Святаго Духа — начаток их освящения, знаменует последнюю цель, конец, и одновременно отмечает начало духовной жизни. Святый Дух, сошедший на учеников в огненных языках, невидимо нисходит на новокрещаемых в Таинстве святого Миропомазания. В восточном обряде конфирмация [подтверждение] следует непосредственно за крещением. Святый Дух действует в обоих таинствах: Он воссоздает нашу природу, очищая ее и соединяя с Телом Христа, Он также сообщает человеческой личности Божественность — общую энергию Пресвятой Троицы, то есть благодать. Тесная связь между этими двумя Таинствами — крещением и миропомазанием — стала причиной того, что нетварный и обожающий дар, подаваемый членам Церкви сошествием Святаго Духа, часто называется «благодатью крещения».

Так преподобный Серафим Саровский говорил о благодати Пятидесятницы: «И вот про эту-то самую огнедохновенную благодать Духа Святаго, когда она подается нам, всем верным Христовым, в Таинстве крещения, священно запечатлевая миропомазанием главнейшие, Святою Церковью указанные места плоти нашей, как вековечной ее [благодати] хранительницы, говорится: «Печать дара Духа Святаго»... Ибо крещенская благодать эта столь велика и столь необходима для человека, столь живоносна, что даже и от человека-еретика не отъемлется до самой его смерти, то есть до срока, обозначенного свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле — на что-де он будет годен и что-де он в этот богодарованный ему срок, при средствах, дарованных ему на спасение, совершить может»143*. Крещенская благодать — присутствие в нас Святаго Духа, от нас неотъемлемое и для каждого из нас личное — есть основа всякой христианской жизни: это — Царство Божие, уготовляемое Духом Святым внутри нас, по словам того же преподобного Серафима144.

Святый Дух, вселяясь в нас, преобразует нас в обитель Святой Троицы, ибо Отец и Сын нераздельны от Божества Духа: мы приемлем, по словам святого Симеона Нового Богослова, «непокровенный огнь Божества, как говорит Сам Господь: Огонь пришел Я низвести на землю (Лк. 12, 49). Какой это другой огонь, кроме единосущного по Божеству Духа, с Коим вместе входит в нас и созерцается и Сын со Отцем?»145 Сошествием Святаго Духа Пресвятая Троица живет в нас и дает нам обожение, сообщает нам Свои нетварные энергии, Свою славу, Свое Божество, тот превечный Свет, к которому мы должны приобщаться. Поэтому святой Симеон Новый Богослов говорит, что благодать не может оставаться в нас сокрытой, что пребывание в нас Пресвятой Троицы не может быть не явленным. По словам этого великого мистика, «если кто станет говорить, что каждый из нас, верующих, получил и имеет. Духа, хотя и не сознает и не чувствует того, таковый богохульствует, так как представляет лживым Христа, Который сказал: будет в нем источник воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4, 14), и еще: у верующего в Меня из чрева потекут реки воды живой (Ин. 7, 38). Итак, если источный ключ бьет, то наверное река, исходящая из сего источника и текущая, видима бывает для имеющих очи. Но если и это действуется в нас, а мы ничего такого не чувствуем и не сознаем в себе, то явно, что мы совсем не будем чувствовать и жизни вечной, которая бывает следствием того, и не увидим света Духа Святаго, но пребудем мертвы, слепы, бесчувственны и в будущей жизни, как пребываем в настоящей. Таким образом, выйдет, что надежда наша тщетна и течение наше — попусту, если мы всё еще в смерти, то есть остаемся мертвы духом и не воспринимаем чувства вечной жизни. Но не так есть во истине, не так. Но что я говорил не раз, скажу и еще и не перестану говорить: свет Отец, свет Сын, свет Дух Святый; трие сии Един Свет, безвременный, нераздельный, неслиянный, вечный, несозданный, неоскудевающий, неизмеримый, невидимый, поколику есть и помышляется сущим вне и превыше всего, — которого ни один человек не мог никогда увидеть прежде очищения и не мог получить прежде узрения. Ибо прежде надлежит увидеть его, и потом многими подвигами стяжать...»146.

Мы уже говорили, что богословие Восточной Церкви всегда отличало Лицо Святаго Духа — Подателя благодати — от самой подаваемой Им нетварной благодати. Благодать нетварна и божественна по своей природе. Она — энергия или преизбыточествующее исхождение единой природы, Божество (θεοτης) в аспекте Своего неизреченого отличия от сущности, в аспекте сообщения тварному, их обожению. Таким образом, это уже не действие, произведенное Божественной волей в душе и влияющее на нее извне, как в Ветхом Завете, но сама Божественная жизнь, раскрывающаяся в нас в Духе Святом. Он таинственно отождествляется с человеческими личностями, хотя и остается несообщимым; Он как бы становится на место нас самих, ибо это Он, по словам апостола Павла, взывает в наших сердцах: «Авва, Отче!» Следовало бы скорее сказать, что Дух Святый как бы отступает, как личность, перед тварными личностями, которым Он присваивает благодать. В Нем воля Божия для нас не внешняя; она подает нам благодать изнутри, проявляясь в самой нашей личности, поскольку наша воля человеческая пребывает в согласии с волей Божественной и соработает с ней, стяжая благодать, соделывая ее благодатью нашей. Это — путь обожения, приводящий к Царству Божиему, которое вводится Духом Святым в наши сердца уже в настоящей жизни. Ибо Дух Святый есть царское помазание, почивающее на Христе и на всех христианах, призванных царствовать с Ним в будущем веке. И тогда это незнаемое Божественное Лицо, не имеющее Своего образа в другой Ипостаси, явит Себя в обоженных человеческих личностях, ибо образом Его будет весь сонм святых.

БОГОСЛОВИЕ СВЕТА

Дело нашего обожения совершается Духом Святым, Подателем благодати. Он редко именуется, но всегда как бы предполагается в каждом моменте литургической и духовной жизни, потому что не следует называть ту тайну, которая должна переживаться в молчании. Святый Дух остается невидимым, но Он являет Божественную благодать, которая зримо открывается в святых. Можно было бы привести множество примеров этих видимых проявлений благодати из житий святых пустынников в творениях св. Макария Египетского147, св. Симеона Нового Богослова148 и других наставников духовной жизни, более или менее широко известных на Западе149. Но мы ограничимся одним более поздним примером, из «Откровенных бесед преподобного Серафима Саровского»150, который поможет понять все значение «богословия Света» в мистической жизни Православной Церкви.

Во время беседы, происходившей зимним утром на опушке леса, один из учеников преподобного Серафима, автор приводимого здесь текста, сказал своему наставнику: «Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверен, что я в Духе Божием, и как мне самому в себе распознать Его истинное явление?» О. Серафим отвечал: «Я уже сказал, что это очень просто, и подробно рассказал вам, как люди бывают в Духе Божием и как должно разуметь Его явление в нас; что же вам еще нужно?» «Надобно, — сказал я, — чтобы я понял это хорошенько». Тогда он взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой: что же вы глаза опустили, что же не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли». Он отвечал: «Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь также светлы стали, вы ведь и сами точно в таком же именно свете находитесь благодатном, а то и видеть вам того на мне нельзя было». И, преклонив ко мне голову свою, тихонько на ухо сказал мне: «Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его! Вы видите, что я и не перекрестился, а только мысленно помолился Господу и сказал: «Господи, удостой его телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего Святаго, Которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться им в свете великолепной Славы Твоей», и вот Господь исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима. Как же нам не благодарить его за этот неизреченный дар Его, за этот неизреченный дар нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являл Господь милость Свою, а уже это благодать Божия, как мать чадолюбивая, по предстательству Божией Матери, благоволила утешить милосердием своим сокрушенное сердце ваше... Что же не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь: Господь с нами!» И когда я взглянул после этих слов в лицо его, то на меня напал еще больший благоговейный ужас. Представьте себе в середине солнца, в самой блистательной яркости полуденных лучей его, лицо человека, разговаривающего с вами. Вы, например, видите движение уст его, изменение в самих очертаниях лица, чувствуете, что вас кто-то держит рукой за плечи, но не видите не только рук его, но ни самих себя, ни его самого, а только ослепительный, простирающийся на несколько сажень кругом свет, слышите крупу снеговую, падающую на вас, чувствуете, что ее по крайней мере на вершок нападало на вас...»

Было бы неправдоподобно предположить, что старец Серафим Саровский был глубоким знатоком богословского учения св. Григория Паламы о природе Нетварного света, — учения, вкратце изложенного в этой статье. Но вот, спустя пятьсот лет после «паламитских споров», в условиях, совершенно отличных от условий Византийской империи, в глухом уголке русской провинции начала XIX века, мы находим то же, порожденное духовным опытом, «богословие Света», утверждаемое с полной определенностью как основание и критерий сокровенной мистической духовной жизни, познания благодати, которая есть Сам Бог, Себя нам Открывающий.

Богословие Света — не метафора, не литературный образ, облекающий пышными одеждами некую абстрактную истину. Оно и не учение в собственном смысле слова, в каком «учение» означает интеллектуальную систему, заменяющую опытную реальность абстрактными понятиями. Его негативный, «апофатический» характер выражается теми антиномическими противоположениями, которые мы попытались выявить; это — продолжение богословского метода Отцов, утвердивших основные догматы христианства, поставив наш ум перед антиномиями: антиномией триединства — в тринитарном догмате и антиномией двуединства — в догмате христологическом. Действительно, подобно тому, как Никейский и Халкидонский догматы ставят нас перед неизреченным различием между природой и Лицом, чтобы сохранить таинственную реальность Троицы и Христа, истинного Бога и истинного Человека, — догмат реального различения между сущностью и энергиями, который ставится перед нашим умом антиномией Бога Непознаваемого и Познаваемого, несообщаемого и сообщаемого, трансцендентного и имманентного, не имеет иной цели, кроме того, чтобы оградить реальность Божественной благодати, раскрыть двери мистическому опыту, вне которого нет духовной жизни в подлинном смысле этого слова. Ибо духовная жизнь требует, чтобы верующие не только исповедовали христианские догматы, но и жили ими. Принимая этот образ мышления, мы можем принять и столь суровые слова св. Симеона Нового Богослова, который отказывается называть христианами тех, кто не стяжал уже в этой жизни опыта Божественного света.

Богословие Света неотъемлемо присуще православной духовности: одно без другого немыслимо. Можно ничего не знать о Григории Паламе, о его роли в истории вероучения Восточной Церкви, но нельзя понять характера восточной духовности в отрыве от той богословской основы, которая нашла свое окончательное выражение у великого архиепископа Фессалоникийского, «проповедника благодати»151. Этим богословием пронизаны все литургические тексты. Может быть, это только метафоры, изощрения, византийская риторика? Или же то, в чем обычно видят напыщенную форму застывшей религиозности, лишенной подлинного умозрительного содержания, следует воспринимать как нечто живое и конкретное, как реальный религиозный опыт? Для нас очевидно, что вне этого богословия Света, основные линии которого мы только что проследили, все духовное богатство христианского Востока представляется стороннему наблюдателю безжизненным, лишенным того внутреннего тепла, которое именно и является особенным достоянием православного благочестия.

Долгое время на Западе не ценили религиозного искусства Византии, художественного достоинства русских икон — потребовалось немало времени, чтобы оценить и западные «примитивы», порожденные тем же Преданием. Может быть, такова будет судьба и духовно-вероучительной традиции восточного христианства? Конечно, нет надобности доказывать необходимость углубленного изучения богословской традиции Востока: она очевидна для всех. Но чтобы это изучение послужило делу взаимного сближения и понимания, надо согласиться видеть и судить эту традицию не сквозь окостеневшие понятия чуждого ей школьного богословия, а иным образом. И тогда, может быть, те самые вероучительные особенности, которые были камнем преткновения в прошлом, окажутся плодоносными источниками духовного обновления в будущем152.

Владимир Николаевич Лосский

(25.5.1903 — 7.2.1958)

— выдающийся отечественный богослов. Родился в семье известного философа. В Петербургский университет поступил 17-летним юношей, но закончить курс не удалось: в ноябре 1922 года семья была вынуждена покинуть Россию, и как оказалось, навсегда. Поначалу обосновались в Праге, где Владимир Лосский продолжил свое образование под руководством видного византиниста Н. П. Кондакова. Позже будет Париж, Сорбонский университет, защита магистерской диссертации по специальности историка Средних веков. Усвоив основные духовные ценности Запада, молодой ученый решил посвятить себя Богословию, укреплению позиций святоотеческого Предания, свидетельствованию истины Православия. Деятельно включился В. Н. Лосский в работу Фотиевского братства при Трехсвятительском подворье в Париже, поставившего целью предотвратить церковный раскол в среде русских беженцев.

Первый богословский труд В. Лосского «Спор о Софии» вышел на русском языке в 1936 году в Париже; посвящен критическому разбору «софиесловия» протоиерея С. Н. Булгакова. Здесь же был раскрыт догматический смысл Указа Московской Патриархии, направленный на опровержение еретической доктрины софианства. Этот труд Лосского заметно пошатнул позиции еретичествующих богословов и во многом до сих пор считается образцовым в догматическом споре по данному предмету. В военное лихолетье Владимир Николаевич создает свой выдающийся ученый трактат «Очерк мистического богословия Восточной Церкви», изданный на французском языке в 1944 году. Именно этот труд способствовал лучшему пониманию Православия инославными учеными, привлек к святоотеческому Преданию внимание западных богословов, положил начало полезному обмену мыслями.

После окончания Второй мировой войны в Париже возник Институт имени святого Дионисия, в котором В. Н. Лосский начал читать курсы Догматического богословия и Церковной истории. Позже он успешно преподавал на Пастырских курсах при Западноевропейском Патриаршем Экзархате, охотно участвовал в межконфессиональных богословских и философских конференциях. Один за другим появляются труды ученого богослова: 1945 год — «По образу и подобию Божию»; 1948 — «Исхождение Святаго Духа в православном учении о Пресвятой Троице», «О третьем свойстве Церкви»; 1950 — «Соблазны церковного сознания», «Всесвятая»; 1952 — «Смысл иконы» (совместно с Л. Успенским); «Мрак и Свет» в познании Бога; 1953 — «Искупление и обожение»; 1954 — «Элементы отрицательного богословия в мысли св. Августина», «Господство и Царство»; 1955 — «Преображение», «Богословское понятие человеческой личности»; 1957 — «Преполовение Пятидесятницы», «К вопросу об исхождении Святаго Духа», «Успение Божией Матери», «Проблема «видения лицом к лицу» в патристической традиции Византии»; 1958 (последний год его жизни) — «Предание и предания», «Богословие образа».

После кончины В. Н. Лосского состоялись посмертные публикации ряда его трудов. В России православному читателю работы Лосского стали доступны лишь с конца 60-х годов, когда их начал в переводах В. А. Рещиковой печатать «Журнал Московской Патриархии». В 1972 году вышел в свет восьмой выпуск сборника «Богословские труды», целиком посвященный публикациям произведений В. Н. Лосского. Ныне труды отечественного богослова изданы на Родине отдельными книгами, но осознание его наследства еще предстоит сделать.

Текст «Дары Святаго Духа» публикуется по: В. Н. Лосский. Очерки мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 122-130.

Заглавие фрагмента дано составителем, примечания автора.

«Богословие Света» — печатается по: В. Н. Лосский. По образу и подобию. М., 1995. С. 69-72.

Епископ Варнава (Беляев) во вступлении к своему фундаментальному труду «Основы искусства святости» заметное место уделил «Беседе» преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым о цели христианской жизни. Назвав Саровского подвижника «невестоводителем», то есть тем, кто согласно Писанию приводит чистые души к Богу, Владыка тут же характеризует «Беседу» как наглядную, душеспасительную и благоуханную, оставленную духоносным аввой Серафимом, «родным нам по крови и чуть ли не современником», чтобы «соделать человеков сынами Божиими». Пересказ начала самой «Беседы» епископ Варнава предваряет такими замечательными строками: «Эти духовные Маргариты перешли к нам в наследство благодаря записи их Николаем Александровичем Мотовиловым, «служкой Серафимовым», как он сам любил называть себя. Все в них драгоценно, важно, отлично, ничего бы не хотелось опускать. Но, стесняемый краткостью места и помня слово Писания — мед обрет яждь умеренно, да не како пресыщен изблюеши (Притч. 25, 16) — сокращаю слово и из длинной беседы приведу только ее начало» (Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. Т. 1. Нижний Новгород, 1995. С. 21). В этом фрагменте имеются подробные ссылки на источники, к которым восходят поучения старца Серафима о стяжании благодати Святаго Духа. Воспроизводим эти важные разыскания епископа Варнавы, с его пояснениями, по машинописной копии рукописи, выполненной В. И. Долгановой и монахиней Серафимой (Ловзанской).

1. «...когда батюшка о. Серафим начал беседу со мной на ближней пажинке своей, возле той же его ближней пустыньки, против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее».

Все эти подробности имеют очень большое значение для второй половины сей беседы, где передается о явлении Духа Святаго. В общем они говорят также и о том, что все описываемое Мотовиловым воспринималось им ясно, в твердой памяти и здравом рассудке и, следовательно, даже с научно-психологической точки зрения является достоверным фактом.

2. «Поместил он меня на пне только что срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках».

Посадить своего «служку» на пень, а самому стать перед ним в самом неудобном положении — показывает величайшее смирение, отличавшее в особенности преп[одобного] Серафима Саровского.

3. «Господь открыл мне»...

Образ выражения истинно и действительно великих древних отцов Египта, Палестины и проч. (ср., например, ответы Варсануфия Великого). Посему Мотовилов назвал преп[одобного] Серафима «Великим».

4.....высших себя не ищи (Сир. 3, 21).

5. Всяк иже не собирает со Мною, той расточает (Мф. 12, 30).

6. Во всяком языце бояйся Бога и делаяй правду приятен Ему есть (Деян. 10, 35).

7. Пошли в Иоппию к Симону усмарю, тамо обрящеши Петра, и той ти речет глаголы живота вечнаго, в них спасешися ты и весь дом твой (Деян. 10, 5-6).

8.....пришедшего в мир грешныя спасти (1 Тим. 1, 15).

9. Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете — видим, и грех ваш пребывает на вас (Ин. 9, 41).

10. Не в меру бо дает Бог Духа Святаго. Отец бо любит Сына и вся дает в руце Его (Ин. 3, 34-35).

11. Купуйте, дондеже прииду (Лк. 19, 13) искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5, 16).

12. Шедше, купите на торжище (Мф. 25, 9).

13. «Такое разумение неправильно»...

Уже всем предыдущим подсказывалась мысль, что необходимо наличие благодати для спасения и совершения подвигов и что последние ценны только постольку, поскольку им сопутствует благодать. Если ее нет, труд подвизающегося напрасен, — ведь и евангельские девы несли подвиг девства, подвиг величайший, и однако услыхали: не вем вас (Мф. 25, 12). Действительно, что им недоставало? «Ведь девство есть наивысочайшая добродетель, как состояние равноангельное, и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей, — говорит преподобный Серафим Саровский и продолжает: — Я, убогий, думаю, что у тех именно благодати Всесвятаго Духа Божия не доставало. Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумию, полагали, что в том-то и дело лишь христианское, чтобы одни добродетели делать. Сделали мы-де добродетель, и тем-то и дело Божие сотворили, а до того, получена ли была ими благодать Духа Божия, достигли ли они ее, им и дела не было. Про такие-то образы жизни, опирающиеся лишь на одно творение добродетелей без тщательного испытания, приносят ли они и сколько именно приносят благодати Духа Божияго, и говорится в отеческих книгах: Ин есть путь, мняйся быти благим вначале, но концы его — во дно адово» (Ср. Притч. 14, 12; 16, 25). [Этот отрывок епископ Варнава приводит в § Принятие на себя подвигов.]

14.....от сего в сие (Пс. 143, 13).

15. Се, стою при дверех и толку!... (Откр. 3, 20.)

16. В чем застану, в том и сужду (Иез. 18, 24).

17.....кто стерпит гнев Его и против лица Его кто станет! (Пс. 89, 11; 147, 6.)

18. Бдите и молитеся, да не внидите в напасть (Мф. 26, 41).

19. «...когда по просьбе отчаянной матери, лишившейся единородного сына, похищенного смертью, жена-блудница, попавшаяся ей на пути и даже еще от только что бывшего греха не очистившаяся, тронутая отчаянной скорбью матери, возопила ко Господу: «Не мене ради грешницы окаянной, но слез ради матери, скорбящей о сыне своем и твердо уверенной в милосердии и всемогуществе Твоем, Христе Боже, воскреси, Господи, сына ее!...» — и воскресил его Господь».

О случае этом подробно рассказывается в житии. Известный Святогорец описал его в стихах:

(Собрание сочинений и писем Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской, Палестине и русских святых местах.

Том IV. СПб., 1865. С. 18-23)

Это стихотворение принадлежит первому периоду литературной деятельности Святогорца (27.8.1814 — 17.12.1853) — иеросхимонаха Сергия, в монашестве Серафима, в міру Симеона Авдиевича Веснина.

20. Блаженны будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими (Лк. 12, 37) в полноте даров Духа Его Святаго! (Деян. 2, 38). Тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными на облацех в сретение Господне на воздусе (1 Сол. 4, 17), грядущаго со славою и силою многою (Мф. 24, 30) судити живым и мертвым (Символ веры, 7-й член [и 2 Тим. 4, 1]) и воздати коемуждо по делом его (Мф. 16, 27).

21. «Хотя апостол и говорит: Непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 17), но да ведь, как помните, и прибавляет: Хощу лучше пять словес рещи умом, нежели тысячи языком (1 Кор. 14, 19). И Господь говорит: Не всяк глаголяй Ми, Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего (Мф. 7, 21), то есть делающий дело Божие, и притом с благоговением, ибо Проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением (Иер. 48, 10). А дело Божие есть: Да веруете в Бога и Его же послал есть Иисуса Христа» (Ин. 17, 3).

22. Пожену враги моя и постигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногами моима (Пс. 17, 38-39).

23. Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный (Ин. 4, 13-14).

Далее идет самая интересная часть «Беседы» — как узнать человеку, в Духе ли он, и опытное доказательство сего, явленное Мотовилову по молитве преп[одобного] Серафима пришествием и нисшествием на них Самого Святаго Духа.

Итак, цель жизни нашей христианской состоит в том, чтобы прийти в такое состояние, при котором можно бы нам было получить Духа Святаго.

Не в том цель жизни христианской, чтобы творить добродетели, жить благочестиво и утешаться этим, а чтобы получить Духа Святаго. А если от своих добродетелей мы не приходим в совершенство, в духоносное состояние, то к чему они?! Не и язычницы ли такожде творят? (Мф. 5, 47.)

Этим отводится и не имеющий под собой никакой почвы, но всецело основанный на невежестве и непонимании духа Св. Евангелия упрек тех людей, которые обвиняют монахов в изуверстве и никчемном «мучении» себя подвигами, когда Бог благ и любвеобилен и Ему чуждо всякое страдание... Очевидно, эти люди или приписывают монахам свое лживое понимание христианства и потом начинают критиковать его же (это часто бывает, что начинают вдруг обвинять Церковь в том, чему она совсем не учит), или же учение церковное смешивают с личным мнением каких-то встретившихся им либо назвавших себя этим славным и почетным именем и говоривших им нечто несуразное. А истинные монахи не только сами ни во что ставят все свои — и сверхчеловеческие даже — подвиги, но и добродетелей у себя не видят. И если мирские и неверующие люди додумались до сей простой истины, что всякое мучение и страдание не составляет блаженства, то есть цели жизни, то неужели у монахов, святых мужей и жен, видящих и тайные мысли мирян, не хватило бы на это смысла? Думать так — значит соединяться заодно с врагами Христа, еретиками и антихристами. Нет, не ради добродетелей настоящие монахи подвизаются, ни тем более не ради самого подвига «мучают» себя, а совершают эти добродетели и подвиги и «мучают» себя ради получения Святаго Духа. Этим и объясняется, что несмотря на то, что всякая добродетель дает благодать Святаго Духа, а разумные, однако же, совершают одну в одно время, другую в другое, а иную — и вовсе откладывают. Несмысленный (в духовном отношении), но очень сведущий и образованный, пожалуй, упрекнет такого — как и делают, — когда увидит, например, что у человека есть талант говорить, а он вдруг подвиг молчания на себя накладывает, ему бы по милостивому сердцу и богатству заниматься бы весь век благотворительностью, а он отказывается от состояния и, будучи единственным наследником у отца, уходит в монастырь. Иногда мы видим также в житиях святых, что они бедных отгоняли от своих келлий, а богатых принимали и сидели с ними часами (не по человекоугодию, конечно, как может подумать близорукий, страстный ум) или иногда месяцами ничего не ели и не пили, а потом вдруг выходили на рынок, на паперть (как будто нарочно для соблазна!), ели когда не следует колбасу и т. д., и т. д. А поступали так святые от великого разума, который для плотских людей кажется чистым безумием (1 Кор. 2, 14), наблюдая пользу и выгадывая духовные барыши, по выражению преп[одобного] Серафима Саровского.

Епископ Варнава

(в міру Николай Никанорович Беляев;

12.5.1887 — 6.5.1963)

—богослов, церковный писатель, подвижник. После окончания гимназии посетил Оптину Пустынь, где был радушно принят старцем Варсонофием, определившим его дальнейший жизненный путь. В 1911 году Николай Беляев поступил в Московскую Духовную академию, принял монашеский постриг, здесь же проявил себя одаренным богословом. По завершении образования иеромонаха Варнаву определили преподавателем в Нижегородскую Духовную семинарию. В тягчайшее послереволюционное время, в пору беспощадных гонений на Церковь, наречен во епископа Васильсурского с возглавлением Нижегородского викариатства (с 16 февраля 1920 г.), Вскоре епархия, управляемая архиепископом Евдокимом (Мещерским), подверглась обновленческой смуте. Епископ Варнава решительно порывает всякое общение с отступниками, уходит в затвор и в октябре 1922 года принимает подвиг юродства Христа ради. С этой поры основное занятие Владыки — богословское творчество, написание потаенных книг. В 20-е годы блаженный Варнава создает капитальный трактат — «Основы искусства святости». К настоящему времени из четырех томов трактата изданы два (Нижний Новгород, 1995-1996). В 1933 году Владыку арестовали органы ОГПУ, срок отбывал в Бийских концлагерях на Алтае. По освобождении в 1936 году епископ Варнава сначала жил в Томске, затем в Киеве, совершенно устранившись от канонического и молитвенного общения с легально действующим церковным священноначалием. В частной жизни был известен как «дядя Коля».

Из других творений Владыки напечатаны: «Тернистым путем к небу» (Жизнеописание старца Гавриила Седмиезерной пустыни. М., 1996, а также художественные очерки, вошедшие в сборник «Дар ученичества» (М., 1993). Творческое наследие оригинального богослова вызывает в последнее время возрастающий интерес в среде православных людей. Впрочем, впечатления верующих от прочитанного зачастую складываются самые противоречивые, что не мешает, однако, ценить им искренность и «всеохватную» эрудицию автора.

Публикуемый разбор «Беседы» старца Серафима с Н. А. Мотовиловым включен епископом Варнавой в трактат «Основы искусства святости» (Т. I. Нижний Новгород, 1995. С. 21-27 и 351-352).

В заключение приведем еще несколько высказываний блаженного Варнавы о святости, как ее толкуют сами подвижники.

«Дух святых горит жарким пламенем, и не только не угасает от ветра искушений, но и еще сильнее разгорается. Они ходят ногами по земле и руками работают, но дух их всегда пребывает в Боге, и умом они не хотят оторваться от памяти Божией. Если принять во внимание, что большинство людей не только Святаго Духа, но и благодати Его не имеют, то будет понятно, как велико достоинство святых...

Господь дал святым Свою благодать, и они возлюбили Его и прилепились к Нему до конца, ибо сладость любви Божией не дает возлюбить мір и красоту его. А кто имеет любовь Божию на земле, тот с нею переходит в вечную жизнь в Царстве Небесном, где любовь возрастает и будет совершенною. И если здесь любовь не может забыть брата, то тем более святые не забывают нас и молятся за нас».

«Свет Божественный созерцается независимо от обстановки и во мраке ночи и при свете дня. Благоволение Божие посещает иногда таким образом, что сохраняется восприятие тела и окружающего міра. Тогда человек может пребывать с открытыми глазами и одновременно видеть два света, то есть и свет физический, и свет Божественный. Такое видение у святых Отцов называется видением естественными очами...

Свет Божественный есть вечная жизнь, Царство Божие, несозданная энергия Божества. Он не заключен в тварном естестве человека, он иноприроден нам и потому не может быть раскрыт в нас никакими аскетическими средствами, а приходит исключительно как дар милосердия Божия».

Текст «О святости» печатается по: Епископ Варнава. Православие. Коломна, 1993. С. 250-251, 266-267.

Преподобный Сергий Радонежский и преподобный Серафим Саровский — это лучшие жемчужины в сокровищнице Русского Православия. Это две величайшие вершины русского народного духа.

Горные вершины не стоят в степи: они свидетельствуют о целой цепи гор. Такая цепь — дивный сонм русских святых.

Их надо знать каждому русскому человеку. Особенно же необходимо знать о нашем последнем православном святом — преподобном Серафиме Саровском, который был современником Пушкина и умер в 1833 году, а в 1903 был причислен к лику угодников Божиих.

Он появился перед самым тяжким периодом русской истории, чтобы помочь нам осветить его, осмыслить и пережить.

«Не надейтесь на князи, на сыны человеческие», — учит нас Мать Православная Церковь.

Величайшие имена мировых общественно-политических деятелей современности для православного человека — пустой звук. Не они нам помогут в страшное, трудное и лукавое время. Наши взоры от плоскости обращены горе, ввысь. И преподобный Серафим в настоящий момент более современен, более близок нам, чем живые телом, но мертвые духом окружающие нас деятели.

Преподобный Серафим своим духовным оком видел нашу современность; он предсказал ее; он осветил своими заветами наш теперешний путь.

Будем же внимательны к его словам, к его учению, к его завещанию. Возьмем его в свои духовные руководители, в учители жизни. Поверим ему, такому светлому, такому чистому, такому мягкому и благостному, такому любящему, и такому крепкому, сильному, ясному.

И в него поверим. Поверим, что с ним ничего не страшно, ибо, простояв в постоянной молитве 1000 ночей на камне, он и нас может взять к себе, на свой камень веры, который несокрушим никакими бурями ни в сем міре, ни в будущем.

Нужно твердо верить, что если бы в лес, где молился преподобный Серафим, были бы брошены все современные ухищрения разрушения, то и они не сделали бы вреда подвижнику Христову. И не в переносном, но в буквальном смысле.

Если мы поверим этому, то ничего не будем бояться...

Самое замечательное, что оставил нам преподобный Серафим — это дивное Божественное Откровение о Духе Святом, данное им в чудесной беседе с Н. А. Мотовиловым.

Это откровение имеет, несомненно, мировое значение, что подтвердил и сам преподобный Серафим. «Не для вас одних дано вам разуметь Это, — сказал он Мотовилову в конце беседы, — а через вас для целого міра...»

Беседу свою преподобный Серафим заключил одним необычайно проникновенным, из глубины своего святого опыта исходящим советом — указанием: «Вся возможно верующему... так не имейте никакого сомнения, чтобы Господь Бог не исполнил ваших прошений, лишь бы только они шли к славе Божией или к пользе и назиданию ближних относились... Но если бы даже и для собственной вашей нужды, или пользы, или выгоды вам что либо было нужно, Господь изволит послать вам, только бы в том крайняя нужда и необходимость постояла, ибо любит Господь любящих Его. Однако опасайтесь, чтобы не просить у Господа того, в чем не будете иметь крайней нужды...»

Из немногочисленных, но чрезвычайно мудрых указаний преподобного Серафима особенно следует запомнить следующее:

1. Величайшее счастье христианина заключается в том, что он не умирает, а лишь засыпает (не смерть, а успение).

2. Если враг рода человеческого часто заставляет тебя нравственно падать, соблазняя чем-нибудь, против чего у тебя не хватает сил бороться, умножай, усиливай, удесятеряй свои покаяния и молитвы тотчас после совершения греха твоего, и тогда диавол перестанет тебя соблазнять, ибо не захочет давать повода к усиленной молитве.

3. Что Церковь положила на семи Вселенских Соборах — исполняй! Горе тому, кто слово одно прибавит к чему или убавит. Что приняла и облобызала Святая Церковь — все для сердца христианина должно быть любезно.

4. Кто приобщается, везде спасен будет, а кто не приобщается — не мню. Благоговейно причащающийся Святых Таин, и не однажды в год, спасен будет, благополучен и на самой земле долговечен. Верую, что по великой благодати Божией ознаменуется благодать и на роде причащающегося. Перед Господом один творящий волю Его паче тьмы беззаконных.

5. Стяжи мирный дух, и тогда тысячи спасутся около тебя!

6. Истинный пост состоит не в одном только изнурении плоти, а и в том, чтобы ту часть хлеба, которую ты сам хотел бы съесть, отдать алчущему.

7. Отними грех — и болезней не будет, ибо они бывают в нас от греха. Болезнь очищает грехи. Переноси болезни с терпением и благодарением. Кто так переносит болезни, тому вменяются они вместо подвига и даже более.

8. Очень полезно заниматься чтением Слова Божияго в уединении и так обучить себя, чтобы ум как бы плавал в Законе Господнем, по руководству которого должно устроить и жизнь свою.

Цель и смысл человеческой жизни есть стяжание Святаго Духа...

В Сарове и в Дивееве передаются по преданию предсказания преподобного Серафима о будущем России. Он предсказал, что в Сарове будут обретены мощи, что в Сарове будет великое торжество и приедет сам Царь, а люди от радости среди лета запоют Пасху. Это буквально исполнилось в июле месяце 1903 года при открытии мощей преподобного Серафима.

Затем он предсказал, что вскоре после торжества наступит длительное лихолетье, что вся Россия зальется кровью и народ русский претерпит величайшие страдания, а затем многие-многие русские люди будут в рассеянии по всему міру. Но все это послужит в конце концов к великой радости России и к великому торжеству Православия.

И все истинно русские православные люди должны верить этому предсказанию. Иначе христианин и не может думать. Ибо сам Спаситель обещал, что всякая скорбь превратится в радость для всех тех, кто столпом и утверждением истины почитает Церковь, которую «врата адовы не одолеют».

Текст «Заветы великого молитвенника Земли Русской» печатается по: «Русское возрождение». Независимый русский православный национальный журнал. Н.-Й, 1982. № 20. С. 24, 27-30.

Профессор И. М. Андреевский

(14.3.1894-30.12.1976)

— Иван Михайлович Андреевский печатался под псевдонимом Андреев.

Родился он в семье потомственных медиков в Санкт-Петербурге, его предок лечил умирающего Пушкина. Учился в Введенской гимназии, затем в гимназии Видамона. Юношей увлекался либеральными идеями. В 1914 году Андреевский поступил на философский факультет Сорбоннского университета, где слушал лекции известных профессоров, в частности Анри Бергсона. В 1917 году вернулся в Россию, воцерковился, проявил себя ярым противником обновленчества. Работал в Петроградском Бехтеревском институте психиатрии. В 1927 году возглавил депутацию от Санкт-Петербургской епархии к митрополиту Сергию (Страгородскому) для уяснения церковной позиции священноначалия после издания известной «Декларации» о лояльности к безбожной власти. В 1929 году арестован и до 1931 года находился в заключении на Соловках. После освобождения — ссылка. С 1937 по 1941 год в Новгороде. Во время войны вместе с философом С. А. Аскольдовым сотрудничал в газетах, выходивших на оккупированной территории. Затем уехал в Германию. С 1950 года жил в США. Преподавал нравственные дисциплины в Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле. Именно здесь он проявил себя как крупный филолог и богослов.