Галопом по Европам

Чем ближе становился момент начала путешествия в Трансвааль, тем больше приходилось Василию носиться по Питеру. Внезапно оказалось, что начато очень много дел, очень много проектов, которые либо требуют контроля, либо «волшебного пенделя» для исполнителей.

Если в области производства медикаментов — тут где-то как-то было всё отлажено, несмотря на все трудности, то в области, например, новейших по тем временам исследований, их организации, как говорится, «конь не валялся».

Первая проблема была в том, что наблюдался явный дефицит на руководителей исследований достаточно высокого уровня. И проблема упиралась во всё то же малое количество вообще как и учёных с инженерами, так и в количество выпускаемых гимназиями грамотных людей, а тем более в количество выпускников высших учебных заведений. Не всякая семья и не всякий молодой человек мог себе позволить закончить гимназию и, тем более, высшее учебное заведение. Барьеры были как сословные, так и чисто денежные.

А так было бы очень хорошо: сделал лабораторию, киданул финансирование — и всё пошло-поехало. Как в дурных АИшках часто описывается. Да и боязно было просто так «кидать бабло» на что-либо, без серьёзного контроля. А контроль — либо сам, либо кто-то. А эти «кто-то» кто был бы грамотным и честным опять в бешеном дефиците.

Василий начал понимать большевиков и их проблемы в первые пятилетки. Ведь поднимать всё приходилось не дожидаясь тех благостных времён, когда грамотных инженеров и руководителей станет в достатке. А из того, что было прямо здесь и сейчас. А в изобилии известно что всегда есть — дураки. И чтобы эти дураки перестали бы быть теми самыми опять нужно прилагать и усилия, и тратить много времени. А для того и другого опять надо было достаточное количество грамотных преподавателей и руководителей. Словом — проблема закольцевалась.

Потому-то в первые пятилетки и сидели сплошь и рядом на руководящих постах самодуры и тупицы, главное достоинство которых была харизма (и то не у всех), а также «понимание политики партии и правительства». Способные только орать на подчинённых и стучать кулаками по головам и столу.

Да, дурак на руководстве — паллиатив. Если совсем уж некого ставить. Но… не хотелось бы повторяться.

Василию хотелось, чтобы изначально всё было «тип-топ» и «по науке». Однако не получалось. Поэтому приходилось мириться с тем, что реально тянуть, по причине вышеупомянутых дефицитов, можно было очень мало чего. Но даже это «мало чего» доставляло кучу забот и головной боли.

Случались и светлые моменты.

Тот же «раскопанный» Григорием оружейник Фёдоров.

Вот кому нужно было только денег дать, чтобы всё стало на свои места! Яркий талант организатора — в наличии. Он как-то сам сумел быстро собрать и мастеров, и оборудование в рамках выделенных средств. И сейчас тихонько ваял разные «нехорошие машинки».

Да, братья его просветили насчёт некоторых выводов, что он рано или поздно сам получит в процессе своих разработок. В частности, по необходимости для будущего автоматического карабина введения «промежуточного» патрона. И сейчас у него там работа кипела.

Примерно также было и с группами Менделеева и И.П. Павлова.

Но с другими было хуже. Энтузиастов — много. А опыта и реальных знаний — мало. Так что КПД даже изобильного финансирования там был бы очень и очень низкий.

С другой стороны, энтузиасты учатся. На своих ошибках. Набивая шишки, запарывая опытные образцы. Как то, например, было с инженерами, осваивающими двигателестроение. И, прежде всего, для родной авиации.

Там каждый движок получался чуть ли не штучным. Но… выходило. Со скрипом, стуком-грюком и скрежетом, с кучей металлолома, в который превращались неудачные экспериментальные образцы на испытательных стендах, но дело двигалось.

Тем не менее, рано или поздно, но должна была всплыть древняя максима: «Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — сделай сам!». У Василия, появилась рано. Слишком уж удручающее впечатление производили на него и знания, и «производственная дисциплина», а, главное, наличное количество (крайне малое) грамотных энтузиастов.

Может от обиды на несправедливость судьбы, может просто злость на медленный прогресс (как ему виделся), но все эти неприятности подвигли Василия на попытки посмотреть на всё с совершенно иной стороны. И нестандартной.

Его мысли снова вернулись к возможностям яхты.

Да, хотелось на голове волосья рвать за то, что изначально в неё не встроил хотя бы по минимуму, что-то производящее «на вынос». То, что яхта собирала и фильтровала прямо из окружающей среды разные полезные ништяки, в виде золота или чего-то там, оно, даже тогда, на стадии техзадания, казалось излишним. Однако было встроено. И что-то, в крайнем случае, можно было получить. Хоть и в небольших количествах, как то золото или ещё чего, что фильтровалось прямо из воды, но можно. В виде отдельных, сверхчистых элементов.

И вот тут, когда Василий вспомнил об этом качестве — сверхчистоте получаемых элементов — он подпрыгнул.

«Так! Стоп! Яхта делает алмазы. Я сам её на это проектировал. Но ведь углерод мало отличается от своего „родственника“ — кремния. — начал рассуждать Василий. — Есть контейнер для засыпки исходного материала для переработки. Точнее разделения на элементы. Я могу задать и форму выпуска и вообще конкретный материал. А что если?!!»

Василий кинулся на яхту.

Там быстренько залез в спецификации, которые он ранее, казалось бы вдоль и поперек изучил, и начал их перелопачивать обмозговывая с совершенно иной стороны.

Очень скоро выяснилось, что сделать кристалл чистого кремния, без дислокаций, да ещё размерами до двухсот миллиметров в диаметре, яхта не просто может. А может ещё и нарезать сей кристалл нужными дольками. Василий издал рёв торжествующего бабуина.

Группа специалистов, сформированная вокруг изобретателя радио Попова, еле-еле освоила производство радиоламп, а также прочих необходимых радиодеталей. Даже с подробнейшими описаниями тонкостей технологий — вышло далеко не гладко и далеко не сразу.

Тоже, как и авиадвигатели, пока что каждую лампу делали чуть ли не индивидуально. Тем не менее, уже намечалось хоть какое-то, но массовое производство. Вона — радиопередатчики, хоть и жутко тяжёлые, но сделали. Работают. Запчастями для ремонта обеспечили. Даже одного героя из университетских лаборантов заагитировали ехать с армией в Трансвааль. Как спеца по ремонту «спецтехники». Дело пошло!

Но…

Василий представил вой, который поднимется среди и так зашивающихся спецов, когда он им «в клювике» донесёт «новые технологии» по производству полупроводниковых диодов, транзисторов и… в перспективе микросхем.

Да, по началу, народ взовьётся. Будут дикие восторги по поводу открывающихся перспектив. Но когда они начнут прикидывать, что надо сделать, чтобы освоить эти технологии, начать хотя бы то самое штучное производство… Да в условиях, когда на загривке сидят такие «толстые» заказчики на радиостанции как Флот… Вот тут-то и будут шок и визги отчаяния.

Да. Спецов даже на элементарное производство не хватает. А на то, чтобы ещё освоением совершенно нового заняться — тут вообще швах!

И, тем не менее…

Василий знал, из публикаций своего мира — 21 века — что есть возможность сделать мелкосерийное производство тех же микросхем «на отдельно взятой кухне».

«На кухне» — это, конечно, слишком уж «пушисто» сказано, но действительно: вся «поточная линия» по производству микросхем может уместиться в одной, отдельно взятой комнате. И не очень большой. Технологии известны.

Отработать… Оп-па!

Тут Василий чуть не впал снова в мрачный пессимизм. Но потом подумал: «А и хрен ли?! Ну будут тут осваивать по кусочкам сию технологию, лет двадцать. Ну будут собирать те герметичные боксы с оборудованием, с привлечением ювелиров из ювелирной мастерской… И что? Ведь смастрячат! К тому времени и революция подоспеет».

А уже имея на руках вот такие «микрохохмочки», можно было подумать и над освоением того, что когда-то, как фантастику, описывал Богданову.

Да, пусть ещё лет так двадцать будут кувыркаться, обеспечивая производство электроники нужными материалами и химией. Но это будет «тема»: Приходит злой капиталист, (да пусть тот же Гитлер!) для завоевания «отсталой России». А его встречает техника с электроникой, которая в реале, в СССР появилась так в конце шестидесятых, начале семидесятых. Да и с экономикой, которая управляется аналогом «Киберсина»[8].

«Интересно: через сколько месяцев после нападения на СССР, русские танки выйдут к Ла-маншу и Гибралтару?» — ехидно подумал Василий.

«Впрочем, у нас на борту искин вполне может заменить ОГАС. Тут только надо обеспечить его своевременной и достоверной информацией с мест. А заоптимизировать экономику он сможет за пару секунд. Останется только проследить за исполнением выданных искином планов».

Идея, была сумасбродная. Но, как чувствовал Василий, имеющая шансы быть осуществлённой.

Весь из себя радостный, с дикой жаждой поделиться замечательной придумкой, Василий бросился к штаб-квартире.

Григория он застал при погрузке звукоусиливающей аппаратуры на бричку. Вокруг бегали двое. Из тех самых студентов, которые работали с учёными ныне занятыми на производстве радиодеталей и сборке радиопередатчиков.

Студенты были счастливы. Как тем, что при деле, и зарабатывают деньги, которых всегда не хватает, так и тем, что «причастны к…». Впрочем тех студентов подбирали по принципу — будет он впоследствии учёным, или просто так ошивается (были и такие — но их было мало).

«Как мало учёному надо! — думал Василий, глядя на радостных студентов. — Иметь возможность прикоснуться к Тайнам Природы, и иметь возможность их познать. Эти — явно из тех, кто сейчас участвует в разработках. И участие хоть и в „показе“, их воодушевляет. Хотя бы тем, что стоят при аппаратуре ранее небывалой, аналогов которой нигде, кроме как здесь, нет».

Прежде чем подойти, Василий дождался, когда брат даст последние инструкции, напутствия и отпустит бричку с поклажей и студентами.

— И что задумал? — вопросил он Григория, когда бричка, наконец, укатила.

— Как обычно: реклама. — пожал плечами брат. — Ну, и немного благотворительность. Устраиваю, панимаш, ба-альшой бал в масштабах целого парка. У меня там на флешке подборка вальсов часа на два. Ну и прочего там Моцарта с Бахами… Буду крутить.

— А ты что-то новое придумал? — наконец обратил Григорий на подпрыгивающего от энтузиазма брата. — Ну-ка поделись.

Василий кратко пересказал свои мысли насчёт чистого кремния и вырисовывающихся перспектив.

Реакция Григория, однако была обескураживающая.

— Братец! — начал он ядовито. — А ну-ка напомни: не ты ли мне тут плешь прогрызал насчёт «не введения высоких технологий в императорскую Россию»?

— Но ведь мы можем эти технологии развивать скрытно и долго!

— …И чем дольше ты их будешь так «развивать», тем больше шансов, что вылезет некая падла, и просто сопрёт готовенькое. Говоришь в сорок первом, встретим злых империалистов технологиями семидесятых? И это ты мне говоришь?! Немцы к тому моменту уже выйдут в космос, а «приедут в гости» на танках с атомной силовой установкой. Патамучта уровень индустриального развития в Германии, Франции, Англии гораздо выше, чем в России. И любую сворованную идею они будут исполнять в несколько раз быстрее, и в десятеро большем количестве. И технологическое отставание России от развитых стран Западной Европы будет только увеличиваться. Парадокс, да?

Василий покраснел и сконфузился. Ведь Григорий вернул ему и в полном объёме именно те самые тезисы, что он примерно полгода назад вдалбливал брату. Да вернул ещё в крайне ядовитой и образной форме.

— Но твоя идея насчёт «Киберсина» на основе нашего искина… Думаю прокатит! — подсластил пилюлю Григорий. — И насчёт сверхчистых материалов. Тут есть о чём подумать. Ведь если те же транзисторы будут пытаться воспроизвести на грязном кремнии или ещё какую фичу, которая требует особой чистоты материала — вот они накувыркаются! Ведь если делать критические узлы, детали, элементы из таких материалов, то воспроизвести конечный результат супостаты не смогут. А окружающим объяснять, что оное производство шибко секретное. И пусть ищут, где эти Эсторские его развернули, как делают, по каким технологиям, кто на этом производстве работает… «Производим в джунглях Парагвая! Ищите…» А вообще индустриализация тут нужна.

Василий сконфужено почесал в затылке.

— Но нам ничего не мешает, сделать-таки свой «научный форт». — попытался он защититься. — И там мастрячить что нам надо. А чтобы не стырили — я сам всё буду делать.

— Один?!!

Григорий посмотрел на него как на сумасшедшего.

— А почему бы и нет?! — возмутился Василий. — Некоторые вещи, если сделать поточную линию, о которой я говорил, и один управлюсь!

— Ну ты лучше знаешь… — скептически заметил брат. — Но всё равно… если ты что-то такое выпустишь, даже в ограниченном количестве, оно как пример задаст направление мысли. Ты же сам мне это говорил! Или уже забыл?

Василий поджал губы. Он чувствовал, что не прав. Так что дальше тему развивать не стал.

— А учитывая, что «Киберсин» можно ввести лишь в советской экономике, то тебе, братец, нужна не только индустриализация, но и революция — добил Григорий. Но тут же сменил тему.

— Кстати насчёт предстоящего мероприятия… Чего бы нашу принцессу не вытащить «проветриться»? Со всем её «выводком»?

Смена темы была достаточно резкая. Так что Василий только и нашёлся, что вернуть вопросительный взгляд.

— Ну она у нас и так в шоке от того, что мы в этом мире закрыты. Что не может вернуться в своё Княжество. Да и вообще… Она уже как бы наша. Надо бы её поддержать. Пока в себя не придёт.

— Да! Ты прав! — тут же оживился Василий. Он был так сильно увлечён своей идеей, что сразу и не сообразил предложить то же самое. А надо было.

— Ну тогда давай сделаем так: я с Александром, двигаю в парк. А ты к принцессе. Вытаскивай там всех на прогулку.

Григорий внезапно наклонился к уху брата.

— … И вообще наш Александр в сторону Паолы неровно дышит. Надо бы помочь. — произнёс он полушёпотом.

— Понял! — также тихо ответил Василий.

На этом и расстались.


«Дом генеральши», как и описывали, был двухэтажным, с длинным полуовальным балконом, выступающим метра на два, от фасада. Парадный вход располагался прямо под балконом, и был оформлен дополнительно каким-то вычурным фигурным чугунным литьём и фигурной ковкой, крепившейся прямо к самому балкону. Так же, довольно красиво были выполнены водосточные трубы по бокам здания и на самом верху, у крыши. Ну и традиционная в нынешние времена чугунная колонна коновязи недалеко от входа, также смотрелась вполне органично.

Прежние владельцы, видно, не были чужды некоторой эстетики, раз присобачили такие недешёвенькие дополнительные украшения.

Четыре окна в одну сторону от парадного входа, четыре в другую, обозначали общий объём помещений. Плюс, справа, под аркой, примыкающей к фасаду дома, были расположены широкие дубовые ворота, ведущие во двор. Ворота были такого размера, что в них свободно могла проехать бричка или даже целая карета, запряжённая парой лошадей. Видать прежние обитатели дома делали всё «на вырост». Или что-то таки имели. Тогда.

Василий вылез из брички, дал команду ждать и направился ко входу. Подойдя к красивой резной дубовой двери, он оглядел её. Также оценивая искусность выполнения резьбы. Но, задерживаться перед дверью надолго и ничего не делать, со стороны выглядело бы несколько странно и он поспешил найти звонок. Слева от него висела цепь с сильно потёртой ручкой. Василий дёрнул за неё и в доме раздался звон колокольчика.

Довольно быстро дверь распахнулась и на пороге кланяясь возникла некая тётушка, лет сорока в чистеньком передничке.

— Доложите, что прибыл Василий Эсторский.

Давно вышколенная, явно ещё прежними хозяевами дома, служанка поклонилась и отправилась в глубь дома. Из бокового коридора высунулась голова. Так обычно выглядывают, если чего-то очень сильно опасаются. Голова принадлежала мальчику лет десяти.

Тот увидев, кто пришёл, тут же расплылся в улыбке, вылез из-за угла целиком и беспрерывно кланяясь поприветствовал «господина Эсторского». Одет он был хоть и не богато, но чистенько и прилично, как то любят делать разные разбогатевшие мещане или представители высшей знати.

Вслед за ним вышла и его старшая сестра. Тоже в чистеньком, явно новом платье и с белым передничком, в которой она выглядела как ещё одна прислуга. Возможно, это так и было. Сестричка, узрев прибывшего, тоже немедленно принялась кланяться.

Василий доброжелательно улыбнулся, чем вогнал обоих «котят» в смущение и растерянность. Видно они до сих пор не привыкли к тому, что попали в страту общества, намного выше той, где обитали прежде.

Глядя на их реакцию, на их постоянное раскланивание и желание вжаться в стены, Василий припомнил наблюдение одного из людей эпохи 50-х — 70-х. Он говорил, что вот эта рабская манера расшаркиваться, раскланиваться и лебезить, липнуть к стенам и ходить согнувшись, реально начала уходить из общества только к пятидесятым-шестидесятым — через почти полвека после революции. С уходом из жизни того поколения, которое родилось и выросло ещё до неё. Того поколения, которое было задавлено этим рабством и пропитано его культурой.

Те идиоты-интели, что вылезли позже, в восьмидесятые, даже и слышать не хотели о том гигантском труде по вытравливанию этой психологии раба, что провели большевики. И что эта работа и достигнутый результат целиком и полностью были их заслугой.

Эти идиоты считали, что всё изначально было так, как они видели вокруг себя. И искренне считали все мерзости, что творили такие вчерашние рабы в двадцатые-тридцатые, исключительно «заслугой большевиков». Считали, что «если бы сохранилась та, царская Россия, то все было бы иначе». Они и слушать не хотели про то, что пришлось сделать тем самым большевикам, чтобы поднять не маленькую часть — элиту, а весь народ, до высот культуры. Более того! Они это возвышение целого народа ставили им в вину. Типа: разрушили старую культуру.

Ага. Вот эту — кланяйся, пресмыкайся, пред сильным и начальником и гноби тех, кто под тобой.

И эти же му…ки, не замечали, что «возрождают в народе» не «истинную культуру» а всё ту же рабскую, которую с таким трудом и то не до конца изничтожили большевики.

Хотелось плеваться.

Но…

Наблюдая за реакцией «котят» Василий не мог не заметить: мальчик вёл себя более раскованно и, с большим достоинством, нежели старшая сестра. Чувствовались воспитательные усилия Натин. У сестры же, похоже, все эти реакции крестьянки на «бар» вступили уже в стадию окостенения. И ей было гораздо труднее адаптироваться к новому статусу. Впрочем, это было понятно.

Ну и совсем ярким было появление младшей.

С радостными визгами и подпрыгиваниями, из коридора вылетел комок такой радости, что Василий аж подпрыгнул.

Младшая подбежала к Василию, и глядя снизу вверх, подпрыгивая стала что-то лопотать. Старшая с исказившимся ужасом лицом кинулась было, за ней, оттащить от греха подальше. Но Василий её остановил.

Присел на корточки, достал конфету и протянул малявке.

Та с готовностью сцапала сладость и тут же отправила её в рот. То, с какой ловкостью она освободила её от обёртки, говорило, что опыт в обращении с такими подарками она уже имеет и богатый.

Старшая таки добралась до подпрыгивающий девочки и потащила в сторону ближайшей стены постоянно, на ходу, извиняясь.

Чтобы ещё больше разрядить обстановку, Василий достал целую горсть конфет и протянул сначала старшей, а после и её брату.

Старшая, видя такое роскошество, вдруг стала резко отказываться, говоря всякую чушь, типа «не по чину», «спасибо-спасибо, мы вас так обременяем» и тому подобное. Но Василий всё равно настоял. Каждый осторожно взял то, что предлагалось. Причём было видно, что братец более раскованный. Если старшая взяла скромно одну, то малец взял сразу две. И после недвусмысленного предложения, сгрёб остальное. Сестра осуждающе на него посмотрела, но в присутствии «барина» что-то высказывать не рискнула. Однако явно имела своё и очень суровое мнение насчёт «неподобающего и нескромного» поведения братца. И совершенно ясно сделала узелок на память, как-нибудь это всё ему высказать. Сделать, так сказать, внушение.

Так бывает: крутишься «в теме», что-то по одному схватываешь, пытаясь осмыслить. И вдруг, в какой-то момент, какая-то мелкая деталь, наконец становится на своё место и возникает целостная картина.

То же самое, возникло и у Василия. Он здесь, стоя в прихожей дома Натин, глядя на поведение и мельчайшие реакции «бывшей голодрани», как говорили тут местные мещане о таких как эти «котята», внезапно осознал что реально предстоит ему и его брату сделать в России.

И хоть говорил он ранее, что «перво-наперво это люди», но только сейчас осознал насколько всё «запущено».

В наличии было «море крестьянское». Рабочие с психологией крестьян.

Да, коллективизм и стремление решать всё «по правде», «по справедливости» — это мощнейшие положительные качества. И их обладатели — абсолютное большинство населения. Это ресурс для роста.

Но, вместе с тем, вот эта самая рабская психология, которая заставляет это самое большинство жаться к стенам, кланяться и лебезить.

Море бюрократии, которая никуда не денется и притащит в новую власть, сложившуюся после революции, все те жуткие пороки в их среде, что есть прямо сейчас: и чванство, и хамство, и нежелание работать; яростное сопротивление всему новому, что может хоть как-то, но пошатнуть их тухлое благополучие и заставить шевелиться; подхалимаж, очковтирательство, маниакальное стяжательство и продажность. Всё это они притащат туда, в новый мир. И будут отравлять своими миазмами старых порядков всё то новое, что будет пробиваться сквозь их бетон.

А о нынешней элите — тут и говорить нечего.

Им было «тепло» как той лягушке в притче, которую сварили медленно подогревая с ней воду. Они в упор не видели катастрофы страны, которую в большей степени именно они сотворили, и в меньшей степени, «помогли» заклятые друзья-европейцы. И самое страшное, совершенно не желали видеть наступавшей катастрофы.

Кстати европейцев в этом можно было понять: имеются лохи, которые всё просирают. Отдают чуть ли не задаром свои земли, банки, предприятия, даже армию им. Чего бы не взять?! И не употребить всё это себе на пользу?! Вот они и брали. Пока к Первой Мировой не оказалось, что страна совершенно потеряла какую-либо экономическую и политическую независимость. И всё потому, что 90 % экономики России стала принадлежать тем самым «заклятым друзьям из Европы».

Придётся иметь дело с вот этим болотом. И гнилью. Которая пронизывает всё общество.

Что либералы?

Они предлагали «сделать так, как на сверкающем Западе»?

Да. Предлагали.

И честно пытались так сделать. Как ещё «при царях», так и после свержения монархии.

Но при этом, вдруг оказалось, что они вместо того, чтобы использовать оставшийся положительный ресурс народа — да, тот самый коллективизм, стремление решать по справедливости и т. д. — просто привнесли в наше общество чужую гниль — чисто Западную. Заменявшую положительные качества русских — на стяжательство, эгоизм, рыночные отношения (которые были категорически противны девяноста процентам населения страны).

Итог был предсказуем. Ведь на гнили и с гнилью можно построить только ещё одну гниль. Что и вышло. Буквально за четыре месяца их правления после февральской революции.

Но ведь даже катастрофа 1917-го их ничему не научила. Они и далее продолжили отравлять своей западной гнилью общество, и, что самое печальное, элиту. И нет же взять от Запада только хорошее! Науку, высокие плоды культуры, человеческое достоинство, наконец, с идеей равенства прав для всех, и свободы. Им нужно было другое — догмы. И деньги.

А основа — вот тут. То самое отношение к народу как к рабам и быдлу. И, что не менее, а более гнусно, подсознательное, вбитое столетиями крепостного права, вот это раболепие со стороны крестьянства. Эти качества и убеждения находились в эдакой синергетической связи между собой — и презрение элиты к «быдлу», и раболепие этого самого «быдла». Что большевики и разрушили. Не до конца… Как оказалось.

«А Натин молодец! — подумал Василий. — Уже видно результат „правежа“. На „мелком“. Хотя бы этот уже не липнет задницей в стену, перед „барином“… Хе! Это я-то „барин“?! Мда…»

Из бокового коридора послышались шаги. И какие-то сдавленные извиняющиеся возгласы прислуги. Что-то она там не так и не то сделала.

«Котята» тоже застыли. И настороженно посмотрели в сторону, откуда раздавались шаги. Видно уже по походке узнали кто идёт.

Внезапно в прихожей стало изрядно тесно.

Первой стремительной походкой вышла сама Натин. Вслед за ней, семеня и пригибаясь выбежала та самая служанка, что впустила его в дом, а уже вслед за служанкой показалась представительная компания. Как обычно, Паола — верный паладин. А вот вместе с Паолой, неожиданно для Василия, показались Ольга Смирнова со своей подругой Катериной.

— Извиняюсь, если помешал! — поклонился Василий, после приветствий. — Если что, я тут пробегом. Хотел предложить всем уважаемым дамам небольшое увеселение.

Дамы переглянулись. И заинтересовались.

— Надеюсь на этот раз не нужно куда-то лететь за тысячи километров, чтобы что-то перепрятать?… — озорно глянув в глаза Василию спросила Натин неожиданно перейдя на санскрит. — Типа очередного найденного внезапно портала Аньяны.

Судя по реплике, настроение у Натин было очень приподнятым. То ли она таки свыклась с положением «наглухо замурованных в этом мире», то ли присутствующие дамы умудрились её вырвать из депрессии.

— Нет! Не нужно никуда лететь. — заулыбавшись в ответ, отмахнулся Василий. — Оставь свои крылья ангела в шкафу до следующего случая. Предлагаю, просто слегка прогуляться. День хороший. Жара уже спала. Бери Паолу, бери, гостей, бери своих «котят» и пошли. Не всё же время заниматься спасением мира.

Хоть и сказано было всё на санскрите, но стоящая рядом Паола, подозрительно покосилась на Василия. Натин же этих косых взглядов не заметила. Ведь её паладинша стояла у неё чуть позади, за спиной.

Кстати «мелкий» тоже «сделал стойку», когда услышал произнесённые речи. Василий это заметил и сделал зарубку на память. Похоже, у мальчика был талант. И этот талант можно было развить. Но вот болтать в его присутствии, если у него этот талант всё-таки есть, надо, в дальнейшем, поосторожнее. Впрочем, все его реакции могли оказаться всего лишь детским любопытством, проявленным на необычные звуки явно чужого языка. Тем более такого, которого он заведомо никогда не слышал.


Для выезда пришлось изыскать ещё одного извозчика. Вся компания в коляску того, на котором прибыл Василий, явно не вмещалась. В первой поехали сам Василий, с Натин и «котятами». Во второй — Паола, Ольга и Катерина. Так что как ни хотелось Ольге и Катерине подсмотреть за взаимоотношениями и речами Натин и «Этого загадочного брата Руматы», но не удалось. Кстати, действительно: Василия, между собой эти кумушки не называли по имени. А только вот так — «брат Руматы». Может потому, что он всегда как бы прятался в тени своего более яркого братца. Да и талант «сливаться с пейзажем» у него был отработан даже не на пять, а на шесть с плюсом. Эдакая прямоходящая «вещь в себе».


Натин опустила чуть ниже краешек изящной шляпы, затеняя глаза от солнца, светящего поверх крыш. Покосилась на Василия, бросила придирчивый взгляд на «котят».

— У тебя выдающиеся «котята»! — бросил Василий на санскрите как комплимент и как затравку для разговора.

Мелкий тут же раскрыл рот и не скрывая любопытства стал прислушиваться.

— И мне вот что показалось: Митяй то ли пытается, то ли реально что-то понимает из того, что мы говорим. — добавил Василий.

Натин бросила взгляд на Митяя, от чего тот смутился и покраснел.

— Мне тоже так кажется. Только вот пока недосуг было проверить. Но, могу сказать, что санскрит по своей структуре очень близок русскому языку. Всё-таки русский — его дальний потомок. Тут и очень близкое произношение многих слов, и сама структура языка близкая. Так что если кто-то очень долго вслушивается в нашу болтовню, он начнёт понимать.

— Но, мне кажется, что у него есть способности к языкам. Надо бы проверить. И если есть…

— Я того же мнения! — охотно согласилась Натин. — Надо проверить. И развить, если есть.

Кстати да: многие читатели не осознают этой близости языков. Или просто не знают этого. Но это так. Санскрит — предок русского языка. И то, что Натин и Василий говорят на сильно изменённой и сильно проэволюционировавшей ветви санскрита, правда сохранившей и большинство словоформ, не меняло положения существенно. Тот кто внимательно прислушивается мог вскоре начать понимать. Как произошло с санскритологом-недоучкой призванным на службу тайной канцелярией. Знал язык изумительно скверно, но наслушавшись того, что принёс филер с феноменальной памятью, стал переводить достаточно сносно.

Действительно, в русском языке очень много осталось от давнего предка. Русское «небеса» соответствует «набхаса» в санскрите. Огни — «агни».

Русское слово сын — это son в английском и sooni в санскрите… Русское слово сноха — это санскритское snukha, которое может быть произнесено так же, как и в русском. Отношения между сыном и женой сына также описывается похожими словами двух языков…

Или другое русское выражение: То — ваш дом, этот — наш дом. На санскрите: Tat vas dham, etat nas dham… Молодые языки индоевропейской группы, такие как английский, французский, немецкий и даже хинди, напрямую восходящий к санскриту, должны применять глагол is, без чего приведенное выше предложение не может существовать ни в одном из этих языков. Только русский и санскрит обходятся без глагола-связки is, оставаясь при этом совершенно верными и грамматически и идеоматически. Само слово is похоже на «есть» в русском и asti санскрита. И даже более того, русское «естество» и санскритское astitva означают в обоих языках «существование»… Схожи не только синтаксис и порядок слов, сама выразительность и дух сохранены в этих языках в неизменном начальном виде…

— Смотрю я на твоих «котят» и печаль берёт. — нахмурился Василий. — Им повезло. Они попали на тебя. А вот остальным… Меня иногда ужас берёт от колоссальности той задачи, что мы на себя взвалили.

— Но всё равно делаешь.

— А куда нам, «серым ангелам» деваться? — перевёл всё на шутку Василий. — Только так и делать. Нам вот с братом тоже много прошлось пройти и перепробовать, пока начали понимать. Мы сразу попытались взять объёмом. И чуть не надорвались. Ты, я вижу, тоже со своей стороны имеешь наработки. Ведь так?

Натин сдержанно улыбнулась.

— Так.

— И начала с малого… в отличие от нас.

— Хоть так — на отдельных представителях, но займусь их возвышением. А там будет проще перейти и к большим массам народу.

— Ведь это наша работа! — вдруг, внезапно, глядя друг на друга, одновременно произнесли Натин и Василий. И дружно рассмеялись.

Митяй с любопытством, с открытым ртом внимал тому, что говорят «баре». И чувствовалось, что понимает. Хоть и не много. Но что-то. В его глазах не было уже той забитости, что светилась у других представителей и выходцев из их сословия. В отличие от сестры.

Та ещё по инерции своих стереотипов вела себя как крестьянка. Робея перед «высшими». Одетая уже далеко не как крестьянка, а скорее всего как очень богатая мещанка. Сделав, таким образом, по факту скачок вверх по сословной лестнице. В более высокое сословие. Но никак не могла с этим свыкнуться. Тем более, что она слишком хорошо помнила сверкающую диадему на челе своей спасительницы. И хоть запретила ей Натин чего-либо говорить о её догадках. Но она помнила.

Потому и робела.

Ведь получалось, что пред ней и над ней особа «голубых кровей». И если вот этот господин Васса, брат господина Руматы, говорит с «её высочеством» как с равной… Добавляло страху.

Ведь кто она сама, Прасковья? Крестьянка. И вот это «знай своё место» слишком въелось уже в её кровь, чтобы так просто смениться другим: «я имею своё достоинство, я человек!».

Только младшенькая, наряженная в красивенькое платьице, в красивенькой шляпке с ленточками, обутая в красивенькие туфельки сидела расковано. Сверкая пуговками на платье и улыбкой до ушей. Размахивая ногами. Она одна была полностью счастлива. Особенно после такой вкусной конфеты, что дал этот «дядя в соломенной шляпе».


Возле парка было столпотворение. На обочине стояли плотно ряды разнообразных бричек, повозок и прочих транспортных средств. Так что пришлось останавливаться и вылезать изрядно далеко от входа. Из под ног, уже привычно шарахнулся в стороны «подлый люд» расчищая обширное пространство вокруг, для высадки господ.

Василий быстро спрыгнул на тротуар и подал руку Натин. Та степенно «снизошла» на землю и немедленно жестом выпроводила с брички «котят». Те тут же пристроились позади своей госпожи.

Подкатила бричка с Паолой, Ольгой и Катериной. Но тем подать ручку для схождения на землю нашлось сразу масса кавалеров. Эту троицу уже узнавали. «Слава бежала впереди них».

Впрочем и Василию с Натин тоже окружающие не преминули выказать уважение и почтение. Если мещане просто жались подальше, то господа и дамы степенно раскланивались.

Однако и тут было видно, что как раз Василия они меньше замечают, нежели саму Натин. За скандальную славу. На Василия больше бросали заинтересованные взгляды типа: «И с кем это гуляет наша прославленная санкт-петербургская хулиганка?». Тут опять сказался талант Василия «не отсвечивать».

Как из-под земли, выросли два жандарма и вежливо предложили их сопроводить в парк. «Так как их ждут».

Это добавило интриги.

Так и двинули: впереди, рассекая уже изрядную толпу — жандармы, далее Василий и под ручку у него Натин; за ними гуськом Прасковья, Митяй и младшенькая — Алёна за ручку со служанкой, и замыкали шествие Паола, Ольга, Катерина с приличной уже группой разномастных кавалеров, пристроившихся им «в кильватер».

Меж тем, посреди парка, вокруг закутанного в парусину постамента, собиралась толпа. Все сплошь разряженные и расфуфыренные господа. Явно не бедного достатка и не мелкого чину. В глазах рябило от золота позументов на мундирах разных мужей и перьев на выпендрёжных шляпах дам. Толпа явно припёрлась в парк не только погулять, но и себя показать.

Но вот что это был за памятник, который явно сейчас должен был быть открыт? Василий пригляделся. В очертаниях его было что-то до боли узнаваемое…

Полицейские проведя всю группу, во главе с Василием в первые ряды, но, тем не менее, чуть дальше от будущего памятника, чем всякие прочие высокопоставленные. Раскланялись и растворились в толпе позади.

Тем временем, посчитав что все, кому надо уже собрались, вперёд вышел градоначальник и задвинул речь. На тему того, что «на деньги меценатов, в столице империи, возведён памятник знаменитейшей путешественнице и первооткрывательнице…».

Когда Василий услышал «путешественнице и первооткрывательнице», наконец сообразил что к чему и кому памятник. И его разобрал смех. Еле сдержался.

«Ну и жучара этот мой братец! И ведь скрыл сие от родного брата!» — подумал он.

Дальше шли дифирамбы «эпохальным открытиям и исследованиям замечательной особы», и специально упомянуто было, что «устанавливается памятник по высочайшему повелению и благословению».

«Ага. Интересно бы узнать по чьему!» — тут же отложил в памяти Василий.

И под конец речи: «Представительнице древнего благородного рода не посрамившей его честь, и поднявшей его на недосягаемую высоту, всем благородным дамам и мужам в назидание, Марии Эстелле Габриэль де Суньига!».

Грянул оркестр, грянули аплодисменты.

Градоначальник подошёл к постаменту и дёрнул за верёвочку, укрепляющую полог. Полог слетел, обнажая тут же засверкавшую в лучах вечернего солнца бронзу памятника. Казалось, даже, что это сияние как-то особо подчеркнуло жажду жизни и энтузиазм на лице скульптуры.

На этом официальная часть открытия памятника закончилась. Градоначальник, посчитав, что его задача полностью выполнена, тихо отбыл со своей свитой. Начались народные гуляния. Духовой оркестр что-то играл явно приятственное для публики. Публика не расходилась.

— Как тебе удалось?!! Да за такое короткое время?!! И вообще почему мне не сказал?!! — выпалил Василий откуда-то материализовавшемуся братцу.

— Пф! Если бы ты читал питерские газеты… регулярно… то знал бы и как удалось, и почему так быстро. — заметил Григорий. — И вообще братец, я был уверен, что ты знаешь.

— Так всё-таки! Кто повелел и как ты этого добился?

— Э-э… — смешался Григорий, и наклонясь к уху Василия шепнул. — Императрица. Ей кто-то подсунул книжечку «Замечательные путешествия, приключения и изречения великолепной Мэри Сью».

Потом выпрямился и уже нормальным голосом продолжил.

— Им очень понравилось что Мария акцентировала: «за честь моего древнего благородного рода и честь Родины!».

Василию резко захотелось прибавить своё старое и сакраментальное: «маразм крепчал и шиза косила наши ряды!». Сюрреализм ситуации с этим «повелением» внушал. Ведь чтобы так проникнуться, нужно было ассоциироваться с героиней. И чтобы императрица вот так… Мда! Василий вдруг почувствовал, что ближайшие годы в Питере и вообще в России будут весьма не скучными.

Несколько оправившись от потрясений, Василий сменил тему.

— А твоя аппаратура как? Будет вальс?

— Будет-будет! — многозначительно подхватил Григорий и тут же перейдя на санскрит полушёпотом добавил — …и проследи, чтобы наш протеже танцевал с кем надо!

— И вас Румата-доно, это тоже касается! — вдруг вступила в разговор Натин. — И не возражать! Вон дама ждёт кавалера.

И многозначительно указала взглядом на отбивающуюся от кавалеров Ольгу.

Григорий крякнул. Но по его виду было понятно, что исполнит. Хотя сама ситуация и его сильно развеселила — Натин цепляется к Василию, он сводит Богданова и Паолу, а, в свою очередь Натин его самого с Ольгой. Бросив ехидный взгляд на брата он направился к своей аппаратуре.

— Кстати! Уважаемая Натин! — перейдя снова на санскрит, официально начал Василий. — Вы обучались вальсу, польке?

— Да. — коротко ответила та с любопытством наблюдая за Василием.

— Тогда приглашаю на первый же танец! — заявил он.

Смолк духовой оркестр, и в наступившей тишине, грянул оркестр симфонический. Вальс Штрауса. Это сработала «электронная засада» Григория.

Публика обалдела. Но пока она приходила в себя, в центр небольшого свободного пространства перед памятником вышли двое — Натин и Василий. Поклонились друг другу, и закружились в танце. Вскоре, увидев такой пример, закружились и другие пары. В том числе и Паола с Александром.

Через минуту возле Ольги возник Григорий и неожиданно для «отбитых» кавалеров они тоже закружились в вальсе. Только трое «котят», под присмотром служанки стояли поодаль наблюдая как танцуют её госпожа с другими, не менее сверкающими и явно очень титулованными особами.

Натин лишь мельком взглянула в сторону своих подопечных и успокоилась. Всё было хорошо.

Принцесса Атталы, студентка-прогрессор наконец успокоилась окончательно. Отбросила все страхи, что ранее так давили на её. Наконец, почувствовала себя на своём месте.

И маска… кажется окончательно «посыпалась».

* * *

…И началась беготня!

Натин, после памятного «бала при памятнике», претерпела разительные перемены. Это уже не была та мрачно-сур-ровая мадмуазель с флером восточной загадочности.

Ныне это была крайне деятельная и весьма весёлая дама, больше не напоминавшая ту злючую буку, что из себя не так давно строила. Теперь она шокировала местное санкт-петербургское общество не своими выходками типа «она опять кого-то поколотила и в полицию сдала», а совсем другого свойства. Больше энергичными и деловыми замашками большого босса. И то, что этот «босс» был в юбке, как раз и шокировало патриархальную публику. Последнее ещё больше разделило сообщество сплетниц и сплетников на два лагеря: одни таки утверждали, что она «есть принцесса с востока», другие возражали, называли её мошенницей или, по крайней мере сумасшедшей.

И всё потому, что её поведение больше соответствовало некой весьма богатой и титулованной особе, нежели мещанке, или мелкой дворянке. Особенно это касалось качества «построить» подчинённых. А среди тех, кто попал под её «руководящую длань» была и просто интеллигенция, прежде всего инженерная, а были и из «господ офицеров». Особенно из вышедших в отставку. Многие, узнав, что «ими будет командовать баба», просто уходили подальше. Но, несмотря на предубеждения, область её деятельности только расширялась. Уже далеко выйдя за пределы её прежних научных и околонаучных изысканий.

Да и осознание того, что она упустила много времени на адаптацию, подгоняло изрядно. Ведь до отправки всей компании в плавание, оставалось весьма мало времени.

Приступили к погрузке снаряжения и прочих грузов на корабли. Поступили телеграммы, что аналогично, в других портах Европы началась погрузка и других судов будущего каравана.

Василий закруглял свои дела во вновь открытых лабораториях, раздавая задания и планы для работников на год вперёд. Следил за окончательным становлением фирмы по производству медикаментов. Благо, с распространением славы чудодейственности их лекарств, от заказов не было отбоя.

Так что переложив большую часть работы на управляющих, он этим удовлетворился. По крайней мере, украсть мало что успеют, как враги внутренние, так и внешние (патенты таки были оформлены), а полгода-год без него вся эта конструкция продержится… Может быть…

Но последнее было вполне естественные сомнения и опасения. На «неизбежные случайности».

Григорий был целиком занят завершением формирования «экспедиционного корпуса» и «корпуса переселенцев в Парагвай». Также не забывал и о дальнейшей отладке системы безопасности их предприятий.

Начитавшись о нравах разведок и вообще обществ в начале двадцатого века, он принял все меры, какие только смог, чтобы купировать все возможные и невозможные неприятности. По крайней мере, он так думал. А будущее, как оно всегда водится, покажет ещё свои зубы.

До отправления оставались считанные дни.

* * *

Майор Вернон Келл пребывал в полной растерянности. Правда, внешне он это не показывал. Для подчинённых у него была каменная физиономия без грамма каких-либо эмоций.

Совещание, которое было экстренно собрано в его кабинете по сведениям, поступившим из России, похоже, грозило ещё большими потрясениями, нежели известия об эболе, до сих пор не побеждённой в южных районах Англии.

Если смотреть на собрание со стороны, то можно было бы подумать, что джентльмены собрались на утренний кофе, плавно переходящий в партию в бридж. Этому впечатлению могла бы поспособствовать обстановка кабинета в чисто викторианском колониальном стиле. Не небогато, как у некоторых лордов. Но и не бедно. Всё-таки это Британия — владычица морей. А ведомство, где собрались вышеупомянутые джентльмены во главе с Майором Келлом — её доблестная разведка.

— Итак, уточните: они собирали желающих переселиться в Парагвай уже полгода? — спросил Келл у докладчика.

— Да, сэр! — кратко по военному отчеканил тот, посверкивая нашивками на рукавах.

— И это — абсолютно достоверно?

— Да сэр! В ряды переселенцев удалось даже внедрить наших надёжных людей. Они подтверждают, что дело обстоит именно так.

Майор кивнул. Докладчик опустил взгляд в свою папку, переложил лист чтобы перейти к следующей невесёлой новости. Но был прервал майором.

— Далее… В Парагвае замечены некие эмиссары от неких перуанских индейцев вместе с некими дамами, которые выдавали себя за… представителей этой литературной «Мэри Сью»?

— Да сэр! Причём были заключены контракты и были вложены определённые финансовые средства. А объём вложений исключает простую мошенническую составляющую в их действиях. Если это и мошенники, то далеко не мелкие, а играющие исключительно по-крупному. Таким образом, они либо прикрывающиеся посторонними образами люди, либо реальные представители тех кругов, которые были заявлены. Есть факты указывающие на последнее.

— Каковы факты за то, что эта «Мэри Сью» не фикция и не чисто литературный персонаж? Кроме указаний в книге что, якобы, написана по реальным событиям и про реальное лицо.

— Во-первых, указания информаторов от парагвайцев что это реальная личность и выходец из Парагвая. Во-вторых, было нанято грузовое судно, для доставки в Парагвай вполне определённого оборудования для производства сельхозинвентаря и металлопрокат для него.

— Источник финансирования?

— Неизвестен сэр! Установить не удалось. По косвенным сведениям некто из Испании через Швейцарский банк. Также следом был отправлен ещё один сухогруз с аналогичным товаром. Финансировал тот же неизвестный источник из Испании и тоже через Швейцарский банк. А это третий факт, указывающий на реальность личности, как минимум, прикрывающейся этим образом или именем.

— Удалось ли установить кто был эмиссаром в Парагвае?

— Тут сэр, сведения очень противоречивы. По одним, источникам, одна из представителей — та самая Натин Юсейхиме. Но это представляется совершенно невероятным, так как она в то же самое время находилась в Санкт-Петербурге и отметилась в нескольких салонах. По времени — практически на следующий день после того, как эмиссары отбыли из Парагвая. Естественно, что добраться из Парагвая до Санкт-Петербурга за один день невозможно в принципе. Так что нам представляется, это либо двойник, либо некто выдающий себя за неё, либо источник предоставил совершенно ложные сведения.

— Каким путём эмиссары отбыли из Парагвая?

— Не удалось установить.

— Каковы варианты?

— Возможно, на лошадях, в сторону Уругвая.

— А возможно? — спросил Келл, заметив, что докладчик замялся.

— Э-э, сэр! Второй путь, как бы это сказать… мифический!

— Это как?!!

— Сэр! Утверждают, что эти трое, якобы… э-э… цитирую: «Вознеслись на небо в сияющей лодке с треугольными крыльями».

Вернон Келл тяжко вздохнул и его лицо чуть смягчилось.

— Ну… Такие «варианты» вполне в духе тех дикарей! — чуть усмехнувшись прокомментировал он. — Они падки на всякую чушь. Лишь бы уверовать. Ишь: «Вознеслись!»… Дальше!

Докладчик бросил взгляд на офицера сидящего напротив и тот взял слово.

— Дальше сэр, в соответствии с полученным приказом мы следили за подготовкой «войска» Руматы Эсторского. И по всем сведениям, которые мы получали, он готовил людей для войны против нас — в Южной Африке на стороне буров. Причём, для подкрепления этого слуха был проведена целая серия мероприятий по введению нас в заблуждение, как мне представляется… Были распространены слухи, в том числе и через сиятельных особ, что братья очень оскорблены поведением некоторых наших эмиссаров. В том числе и лорда… гм…

— Да! Кстати выяснили что это был за взрыв в Париже? — прервал его Келл.

— Ящик с упакованным «пе-пела-цем» — по складам прочитал с листа офицер, — оказался заминированным очень крепкой взрывчаткой. И при попытке вскрыть его, произошёл взрыв, уничтоживший не только сами детали летательного аппарата, но и практически всю загородную резиденцию. Все слуги, находящиеся в здании резиденции — погибли. Уцелели только двое: один в момент взрыва находился в парке — он садовник, а второй — охранник. Он находился возле ворот.

— Ясно! Дальше. Какие ещё слухи распространялись вокруг «войска» братьев Эстор?

— Сэр! Все слухи, что распространялись, полностью подкрепляли сведения, что войско пойдёт именно в Южную Африку! Также это подкрепляли и конкретные группы военных отправлявшиеся в бурские республики, которым братья помогли со снаряжением и вооружением. В частности, это группа с неким Ganecki во главе. Также, братья Эстор приложили немалые усилия в комплектации и снаряжении целого парохода с военно-медицинским персоналом, отправившегося через Лоуренсу-Маркиш в те же бурские республики. Как они это называли: «с целями обеспечения гуманности, для спасения раненых и заболевших».

— То есть у вас не было никаких сомнений, что и это войско также отправится в Южную Африку?

— Да сэр!

— И тут вдруг всплывает информация, что снаряжается огромный караван из нескольких портов Европы одновременно и все в Парагвай?

— Да сэр!

— Проверяли что страна, в которую пойдёт этот караван — Парагвай?

— Да сэр! Проверено. По всем бумагам, заказ выполнялся именно для Парагвая.

— Состав груза?

— Оружие, боеприпасы, медикаменты, станки, оборудование и просто немыслимое количество разнообразных деталей неизвестно для каких целей. Источник финансирования — частично братья Эстор, частично тот самый неизвестный анонимный испанский источник.

Майор выругался.

— Всё зло от баб! — бросил он и обратился к первому докладчику. — И ещё раз: какова вероятность, что этот «анонимный испанский источник» — та самая «Мэри Сью»?

— Большая вероятность, сэр! Более того скажу, в Парагвае ходят упорные слухи, что это ни кто иная как Мари Эстелла Габриель де Суньига. По одним сведениям погибшая во время Парагвайской войны вместе со всей семьёй, с отцом, родителями и братом. По другим, — выжившая и прорвавшаяся в Перу. И далее прошедшая через весь континент как описано в том самом бульварном романе.

— А она действительно прошла? Через весь континент?

— Вероятно… да… Сэр! Мы давали иллюстрации из книги многим нашим специалистам из Географического общества. Вместе с некоторыми описаниями. Они утверждают, что… да такое там есть и возможно, некто действительно прошёл по Перу, Юкатану и Мексике. Описаны некоторые объекты, которые неизвестны, но есть сведения из других источников, что они всё-таки существуют в реальности. Один из специалистов даже утверждает, что приводимая, якобы, этой Мэри Сью система перевода ацтекских письмён — даёт результаты. Она действительно их расшифровала. Хотя другие его коллеги придерживаются иного мнения. Впрочем у них по части расшифровки письмён вообще никаких результатов нет.

— Де Суньига… Поправьте если я ошибаюсь: это довольно древний и обширный род грандов из Испании?

— Да сэр! Вполне благородный род.

— И в их среде никто не знает о некоей Марии по прозвищу Сью?

— Э… Если и знают, то скорее всего помалкивают сэр! Особенно если у этой особы есть от кого и от чего скрываться.

— Ещё какие доказательства того, что она не чисто литературный персонаж есть?

— Э-э Ауч!

Докладчик слишком резко открыл папку и заложенная между листов фотография вылетела и неё. Он еле успел её подхватить.

— Вот, сэр, ещё одно. Из косвенных. — сказал он, передавая непослушную фотопластинку шефу.

Келл пододвинул к себе фотографию.

На ней был запечатлён памятник.

— Недавно эту скульптуру установили в парке города Санкт-Петербурга, по высочайшему повелению Императрицы Всея Руси. При большом стечении народа. На открытии представители Двора не присутствовали. Открывал лично градоначальник Санкт-Петербурга. Но, что надо обязательно отметить, данная скульптура изготовлена Санкт-Петербургским скульптором, по фотографиям, предоставленным лично Руматой Эсторским.

— Необычное одеяние… — сказал он разглядывая скульптуру на фото.

— Примерно так одеваются местные индейцы в Южной Америке, в частности перуанские индейцы. Им постоянно надо ходить по джунглям потому под юбкой штаны у дамы, заправленные в обувь. В руках, английский карабин «Ли-Метфорд». Если сопоставить с описываемыми событиями — анахронизм. Но единственный. И в произведении речь шла о другом оружии. Вероятно, ошибка скульптора.

— …Или намёк из особо иезуитских. — мрачно добавил Келл, разглядывая другие поданные фотографии, где отдельные детали памятника были видны более подробно.

Особо он остановился на лице скульптуры и крупной фотографии таблички на постаменте. Положил их рядом. Остальные сложив стопкой отодвинул в сторону.

— Нашему агенту удалось раздобыть пару фотографий, по которым делалась скульптура. Вот они.

На стол легли ещё два отпечатка. Весьма крупные.

На первом та самая дама, на фоне полуразрушенного города в горах. Явно позирует.

Фото было поразительно чёткое. И сразу было видно с какой именно фотографии была сделана гравюра для книги.

Вторая — та же дама на фоне какой-то стены испещрённой письменами ацтеков. Тут дама стояла в позе сурового профессора и её указующий перст утыкался в один из символов. Рядом был виден некий джентльмен англо-саксонской наружности и пара индейцев из местных. Эта фотография также была поразительно чёткой.

— Первая фотография — из местечка, под названием Мачу-Пикчу. Легендарный город инков. По последним сведениям, находится в Перу. Точно. Вторая фотография сделана где-то в Мексике. Если вообще скульптуру можно было бы назвать косвенным доказательством, то вот эти фотографии… Смею утверждать, что это уже доказательство существования пресловутой Мэри Сью.

— Которая, как оказывается, Мария Эстелла Габриэль де Суньига… У вас всё? — спросил Келл подняв глаза на подчинённого.

— Да сэр! — чётко доложил тот.

— Очень хорошая работа Джон! — похвалил он. Довольный докладчик сел на своё место.

Майор кивнул прерванному второму.

— Подсчитано, что если и снаряжение, и войско достигнут берегов Парагвая, то вскорости будет объединён Парагвай и Уругвай. И Парагвайская угроза снова возникнет на континенте.

— Получается, что эти братья Эстор весьма ловко обвели всю нашу разведку вокруг пальца! И никакие они не перуанцы, никакие они не русские, а самые настоящие парагвайцы, готовящие вторжение на Южно-Американский континент и развязывание там войны! А все эти вопли о «вендетте» Англии — были для отвлечения внимания!

— Да сэр!

— Тогда каковы у нас возможности воспрепятствовать?

— На данный момент на Американском континенте у нас нет ни сил, ни возможностей что-либо противопоставить этой угрозе. Всё опять упирается в то, что Эстор нас опережают даже не на шаг, а на два-три шага. Мы просто физически не успеем организовать действенную коалицию, по купированию угрозы.

— Каковы предложения?

Эксперты замялись.

— У нас возникла только одна мысль. — наконец начал первый. — Если не дать доплыть этому каравану до берегов Южной Америки, то угроза будет ликвидирована.

— Каким образом вы предлагаете его задержать?

— Вплоть до утопления!

— Но это будет иметь очень серьёзные политические последствия! Фактически это акт пиратства.

— У нас больше нет иных идей как остановить войну в Южной Америке. Тем более, что исчезновение каравана всегда можно списать на «неизбежные на море случайности».

Лицо Келла снова закаменело.

— Я вас выслушал господа.


Ещё долго в опустевшем кабинете, разложив вокруг себя на столе фотографии майор Келл размышлял о случившемся. И главная его головная боль была «эти Эсторы».

«Слишком много совпадений: Братья Эстор — парагвайцы. Прибыли из Перу.

Мария де Суньига, она же Мэри Сью — парагвайка бежавшая с семьёй из Парагвая и выросшая в Перу…

Нет. Это не совпадение. Они явно связаны. И, представляется совершенно точным факт что они ещё изначально хорошо знали друг друга — семьи Эсторов и Суньиги. Но как теперь искать эту самую „Мэри Сью“, которая Мариа Эстелла Габриэль де Суньига, если она ещё и намеренно скрывается?

И что делать с караваном?

Ведь караван в Парагвай, да с таким содержимым, с таким войском, это уже не беда. Это катастрофа».

Майор тяжко вздохнул и принялся собирать фотографии в папку.

* * *

На завершающем этапе подготовки больше всех бегал Григорий.

Василию он в довольно жёсткой форме навязал роль проводника каравана в Парагвай. Плывущего отдельно ото всех на яхте, и, таким образом, его охраняющего. Видно давно прикидывал как всё сделать и кому какие задания дать. А уж когда начал их раздавать, то от внешней дурашливости и следа не осталось.

Как он говорил: «Настала пора отдавать приказы и их выполнять! Прикалываться будем потом. Когда завершится экспедиция». И отдавал. Как непосредственным своим подчинённым, так и собственному брату.

У Василия, было, мелькнула мысля заартачиться, так как ему очень сильно не понравилось, что им вот так «рулят». Не оставляя никаких свобод для выражения своего мнения. Но по здравому размышлению решил не ерепениться. Всё-таки братец офицер, а сейчас вполне себе военная кампания. Ему и командовать, как специалисту в этой области. Вот когда дело дойдёт до разных наук — тут уже Василию флаг в руки. Но пока…

Василий тяжко вздохнул. И хоть и с некоторым «скрежетом в душе», но принялся выполнять то, что приказывал ему брат.

Чуть помягче обошёлся Григорий с Натин. Всё-таки это ещё та штучка. Сама кем угодно покомандует. И ведь командует!

На очередном заседании, Григорий кратко обрисовал план кампании и расписал какие у кого роли.

— Так как плыть будем туда долго, то и кидаться тебе в зону боевых действий прямо сейчас не резон. — объяснял он. — А возникнет нужда в твоём славном самолётике — только тогда. Но это будет, когда наше доблестное воинство достигнет столицы. Не раньше. Вооружений на твоём транспортном средстве нет никаких. Что-то туда пытаться присобачить в последний момент — тем более дурная затея… Да и ты не позволишь.

На последние слова Натин многозначительно хмыкнула как бы подтверждая что действительно не позволит.

— Поэтому, на тебя взваливается вся работа по ведению дел на наших предприятиях. Не волнуйся! Там уже всё отлажено, так что тебе остаётся лишь приглядеть за тем, чтобы не случилось что-то экстраординарное. Когда мы прибудем на место, сообщим по радио. Частоту ты уже знаешь.

— Далее о наших подопечных… — продолжил он. — «Батальон имени Мери Сью», мы уже почти в полном составе отправили. От греха подальше и от полиции. Они сейчас в Трансваале при госпитале. Оставшиеся либо не имеют должной подготовки, либо… это наши «Две Эс». Оля мне уже скандал устроила. Катерина… Этой кажется фиолетово. Ей просто летать нравится.

— Или кто-то в Питере завёлся. — тут же подложила язык Натин.

— Есть информация?

— Подозрения.

— А… Ну ладно. Предлагаю этих двоих оставить тут. Пущай летают, да и генерал Кованько за ними присмотрит.

— Когда вернёшься, Оля тебя порвёт! — ехидно заметила Натин.

— Ну… Это когда вернусь. — не менее ядовито заметил Григорий. — А сей момент, не скоро.

— Мои «котята» будут под присмотром Паолы. — немедленно заметила Натин, почувствовав, что сейчас будет вопрос по ним.

— До конца? — уточнил Григорий. — Паолу ты не планируешь с собой брать?

— Нет. Ей там совершенно нечего делать. А вот тут, в Питере, ей как раз много дела найдётся. Хотя бы за домом приглядеть, «котят» пасти, пока меня нет.

— Кстати, войско попами укомплектовал? — чуть сменив тему вопросила Натин.

— А как же! Целыми тремя! По рекомендации. Один там — целый Архимандрит. Серапион. Говорят, умнейший мужик. «С философиями», как мне отрекомендовали. И, как говорят, его нам «сплавили от греха подальше» как тут любят выражаться. То ли с верховным церковным начальством поцапался, то ли что «не то» написал, но вот… Да и пить по этой части начал.

— А у нас не будет? — несколько насмешливо заметил Василий.

— На этот счёт проследят. Там ещё в комплекте два попика. На случай, если действительно сей опальный поп от горилки копыта отбросит. Или убьют невзначай.


На следующий день было назначено отправление.

Стоял солнечный день. Небо лишь слегка было запятнано отдельными мелкими беленькими тучками. С моря тянул лёгенький ветерок, развевая флаги, и теребя перья на моднячих шляпках состоятельных дам.

На пристани возле пароходов, собралась толпа просто немыслимых размеров. Играл оркестр, какие-то «вьюноши» студентообразной наружности, что-то орали патриотическое. Григорий сиял как начищенный пятак и шокировал провожающих своей пятнистой формой. Впрочем и остальные отправляющиеся, из «экспедиционного корпуса наёмников», были одеты так же — в ту самую, сильно выбивающуюся из местных стандартов, военную форму. Впрочем, сами-то военные, успев оценить преимущества такого «шутовского наряда» на полигоне, относились к нему спокойно. В отличие от всяких прочих гражданских, которых сей «наряд» весьма озадачил.

— Ну и леший с ними! — заявил Григорий, когда ему на это кто-то указал. — Не им, а нам воевать. Им дома сидеть, а нам там головой рисковать.

А вообще было как в песне.

Там зонтики белою пеною,

Мальчишки и люди степенные.

Звенят палашами военные,

Оркестр играет вальсок….

Коляскам тесно у обочины.

Взволнованы и озабочены,

Толпятся купцы и рабочие,

И каждый без памяти рад…

И да, действительно. Были рады увидеть такое действо. Ведь воинство было «из ряда вон выходящее». И особенный ажиотаж вызвала цель экспедиции. Распущенные перед этим слухи, перевернули всё с ног на голову. Никто не мог с точностью сказать «куды пароходы плывуть». Одни говорили, что «К бурам в Трансвааль воевать», другие же не менее яростно убеждали, что «Освобождать сирых и убогих парагвайцев стенающих под пятой злых англичан в южноамериканские пампасы едут». А так как сами участники экспедиции помалкивали, страсти даже тут на пирсе разыгрались нешуточные.

В первых рядах стояли семьи отбывающих. Среди которых выделялась парочка дам. Их давно уже узнавал всякий. И немедленно спешил выказать уважение и почтение.

Только вот как ни выказывали, у Ольги Смирновой всё равно вид был изрядно мрачный, надутый. И даже обиженный. Только её спутница Катерина улыбалась за них двоих разом. Только и её очень сильно озадачили слова, которые были сказаны Паолой. В утешение Ольги.

— Чего ты так переживаешь?! Ничего с ними не случится. Я знаю. Я видела в Парагвае как это было. А Румата Эсторский, такой же как и его брат. Они вообще не могут погибнуть. Никак. Они такие!

Сказано было с таким апломбом, что усомниться в правдивости было невозможно. Катерина поспешила уточнить, но Паола неожиданно заартачилась, отбрыкиваясь от расспросов сначала тем, что «об этом нельзя говорить», после вообще изобразила, что не очень хорошо понимает язык (хотя говорили на общепонятном для всех троих французском). А потом пришла Натин, и глянула на всех троих так, что им резко расхотелось продолжать разговор.

Хотя сама Катерина завязала узелок на память — расспросить-допытать Паолу, когда рядом патронессы не будет. Особенно насчёт оговорки «как было в Парагвае…».

Кстати Натин к ним подкралась как кошка к мышам.

Тихо и незаметно.

И незаметности очень сильно способствовало то, что она наконец, решила одеться не так как обычно, а как одевается большинство состоятельных дам Питера — в разные длинные до пят платья, широченные шляпки с перьями и с прочими мелкими прибамбасами, которые больше даже не для красоты, а служили для демонстрации статуса.

Натин вообще опоздала. Что было совершенно не характерно для неё. Уже как раз заканчивалась погрузка на пароход, везущий войско. Последние «комбатанты» медленно поднимались по трапу на борт. А там, на борту, маячил Григорий, наблюдая как заходят его подчинённые, и не забывая периодически махать рукой собравшейся толпе.

Заходили красиво. Строем. Все в парадной форме тех ещё времён — 1900 года. После торжественного молебна, учинённого как полковым батюшкой, так и какими-то пришлыми попами, званий и чинов которых Григорий никогда не знал и активно не интересовался. «Активно» — это всегда отбрыкивался, когда ему это пытались пояснить. Не хотел забивать голову всякой, не нужной для него прямо сейчас, информацией. Полковой батюшко, как было видно, таки «принял на грудь». То ли для храбрости, то ли по причине серьёзного повода.

Натин глянула в его сторону и аккуратно помахала рукой. Григорий заметил её, расплылся в широченной улыбке и в свою очередь тоже помахал. И тут же жестами стал показывать куда-то в сторону. Перекричать шумящую толпу тут было никак не возможно.

В отличие от всех прочих собравшихся Натин тут же поняла что хотел таким образом сказать Григорий. Она кивнула, знаками показала, что поняла и сделает как надо.

Обернулась ко всей компании.

— Румату с войском проводили. Надо и его брата проводить.

— А он разве не с ними плывёт? — спросила удивлённая Катерина.

— Нет конечно! — пожала она плечами. — Он идёт на своей яхте. А она стоит у другого причала.

Натин оглянулась по сторонам, и махнула служанке появившейся вслед за ней у компании дам. Вся троица этого не заметила. Также, впрочем, как и появление самой Натин.

Как только они начали движение, вслед вытянулись гуськом за служанкой и «котята». Вскоре, правда, самую младшую служанка взяла на руки, чтобы успеть за довольно быстро передвигавшейся сквозь толпу Натин.

С Василием они столкнулись уже на выходе из толпы провожающих. Оказалось, что и он тоже провожал своего брата с войском и только сейчас выбрался из общей массы народу, направляясь к яхте. И, как всегда, задумавшись, превратился для всех окружающих в невидимку. Только не для Натин.

Та что-то рявкнула на санскрите непонятное для окружающих. Но эффект был. Василий остановился и обернулся на оклик.

— А я уж думал, что вас не найду! — всплеснул он руками.

— Ага! Думал без нашего благословения удрать? — весело спросила Натин уже по-русски.

— Если честно, то я в этой толпе вас просто не смог найти! — повиноватился Василий направляясь к ним.

— А связь на что?!

— Ну… Не хотел светить перед всякими прочими. А то ещё подумают бог весть что… — ухмыльнулся Василий. — Сама посуди: некий благообразный сэр, достаёт из кармана портсигар и начинает с ним разговаривать! Как минимум подумают, что у этого сэра что-то не в порядке с головой, и как максимум — колдовство и чертовщина.

Не так давно Натин был таки выделен один из мобильников. Как объяснял сам Василий, когда выдавал: «несовершенство связного устройства соответствует максимальному уровню понимания здешнего народа». А когда увидел, что Натин который раз его не поняла, что было не удивительно, с его любимыми научными заворотами, пояснил дополнительно: Радиопередатчик уже есть в этом мире и данное устройство уже у аборигенов как бы легитимизировано. Как вполне себе научно-техническое достижение, а не «волшебство», «колдовство» и всякая прочая мура, которую они предпочитают сжигать на кострах вместе с носителями.

— Ну, мог бы и текстовое сообщение послать! — не сдавалась Натин.

На что Василий развёл снова руками и возразил.

— Дык на меня пялились всякие дамочки вокруг. Я даже мобилу из кармана просто достать не мог. Не то, что текст набрать.

— Ну ладно! Всё равно мы нашли друг друга. — сдалась наконец Натин. — Брата твоего мы уже как бы проводили… Теперь тебя.

Василий просиял. Всё-таки ему было приятно, что его хоть кто-то, но будет провожать. Пусть не так как братца, — с оркестром, толпой разряженных дам, господ и прочих разнообразных обывателей. Паола же, Ольга и Катерина с интересом наблюдали развитие взаимоотношений.

Василий это заметил и смутился.

Ибо они чего-то ждали.

Так как видели нечто, что от Василия было скрыто. Это прямо светилось на их лицах. Даже на лице внешне очень сдержанной Паолы.

Некоторое время шли молча. И Василию было даже несколько грустно.

Он пригляделся.

Натин выглядела… Несколько непривычно. И дело было не в бирюзовом платье, своим покроем сильно смахивающем на сари.

Исчезла вечная напряжённая сосредоточенность и лицо ещё преобразилось. Теперь это была такая же гордая как и раньше, но неизмеримо более привлекательная особа. Хотя бы тем, что гораздо больше и чаще улыбалась. Тем, что сейчас она не выглядела той коброй, которая готова в любой момент броситься в атаку. И этот свет оптимизма, пополам со смешинками в её глазах что появился сейчас…

Василий невольно залюбовался ей.

«А что собственно?! — думал он. — Мы тут застряли, как бы не на сто лет. Чего бы и не?!! Ведь реально, Вася, эта прогрессорша тебе подходит. По всем твоим самым жёстким параметрам.

Это не та шалава, на которой чуть не женился два года назад. Вовремя как-то обнаружил, что дамочка… мягко говоря, дура, да ещё и стерва. А все её „заходы“, на которые по глупости „клюнул“, ни что иное как стандартные приёмы по охмурению простаков.

Жаль, что приходится расставаться. А то можно было бы и приударить… не-ве-зу-ха!!!»

Василий усмехнулся своим мыслям и посмотрел Натин в глаза.

— А ведь твоя маска таки рассыпалась! — заметил он на санскрите.

Натин, всё также улыбаясь, молча кивнула.

— Такова ты изначальная?

— Да. А что? Не нравится? — с вызовом спросила она.

— Наоборот! Очень нравится.

— И теперь, ты меня не боишься? — озорно спросила Натин.

— Так же как и ты меня! Ведь перестала бояться! — также озорничая парировал Василий.

Натин слегка нахмурилась.

— Наверное, да! — ответила она, снова просияв.

— Бедная-бедная принцесса Атталы! Мне её искренне жаль. Надеюсь ваши спецы её не только телесно поправили? Но и душу? Избавили от этой вечной мрачности?

— Естественно! — фыркнула прогрессорша. — А к чему это?

— По сравнению с тобой истинной, контраст просто ошарашивающий. И ты истинная, по-моему, больше соответствуешь образу принцессы. Даже больше сказочному эталону красоты восточной принцессы…

— У-у! Ты, оказывается, не только лекции читать умеешь, но и комплименты дамам отпускать!

Натин вдруг мотнула головой.

— Да собственно о чём это мы? Я тоже рада, что наконец-то мы стали ближе! А то всё дела-дела… Мир спасаем! А друг с другом просто побыть недосуг.

«Да уж! Откровенно!» — смутился Василий и покраснел.

Наблюдающая за диалогом троица дам только и могла судить о том, что творится по эмоциям, отражающимся на лицах Натин и «мессира Вассы». Паола, правда, чуть-чуть ещё и понимала. Так как давно при принцессе. Успела наслушаться от неё и монологов, и диалогов на санскрите.

Но так или иначе, ей тоже было приятно, что «представители таких могучих Домов, да ещё и Серые Ангелы, наконец нашли себя и у них всё налаживается. Жаль вот только расставаться им пришлось. Но ведь с ними ничего не случится плохого да? Ведь если они покинут этот мир…». Паолу реально страшила перспектива близкого Апокалипсиса. Ведь всё это для неё было более чем взаправду.

Сама Натин же…

Да, ей откровенно нравился этот учёный Арканара. Это не тот балбес павлинообразный… Мал Далек… что ухлёстывал за ней в университете.

Этот Эстор-младший… как-то лучше. Он бесхитростный. Естественный.

У Мала была изначально идея заполучить её «череп» себе в коллекцию. Её неприступность была вызовом для его гордости. Но не более того. Не был он тем героем, образ которого она себе выстроила в идеалах. А вот этот… был! И есть. Бороться с Инферно да так, как будто это не полная безнадега, а далёкий свет, к которому можно выйти. Пытаться защитить весь мир, да ещё и всех, кто его окружает. Для которого люди не вещь, а Люди…

Ей вдруг захотелось сказать много-много… Но почему-то не могла.

Остановились они у трапа яхты.

— Ну ты там поосторожнее! — напутствовала его Натин.

— Это пусть наши враги будут поосторожнее. — парировал Василий. — Ну… До встречи! Постараемся там не задерживаться.

— Вот-вот! Нам ещё мир спасать! — неожиданно выдала Натин. И то, что весь последний диалог прозвучал по-русски…

Василий снова, который уже раз за день, смутился, не зная что делать. Как-то угловато и неуклюже раскланялся. И также как-то неуверенно направился к трапу. Но чем ближе был к яхте, тем больше отступали одни тревоги и наступали другие. Ведь впереди было такое Дело, такого масштаба, которого ни разу ещё не приходилось проворачивать.

Но… Остающиеся позади… Натин…

Вот так, в смешанных чувствах он взялся за поручни трапа и остановился.

— Э-гей! Как только зайду на борт — снимайте! — бросил он работникам порта указав на швартовы.

Искин, слушающий всё, что происходит вокруг, всё понял правильно. И когда Василий прошёл по трапу, выдал швартовы, позволяя береговой команде их снять с кнехтов.

Швартовы, быстро убрались внутрь, как их и не было. А яхта медленно, едва заметно стала удаляться от пирса.

Василия всё равно тянуло за душу недосказанностью. Он тоже чувствовал что надо было бы сказать больше. И не смог. Но, тем не менее мысль, как можно сказать больше и вместе с тем не сказать, да ещё и красиво попрощаться с провожающими, у него возникла.

Он зашёл в рубку, и глянув на пульт сказал.

— Бродяга?

— Слушаю! — немедленно отозвался искин.

— Найди в записях песню «Ваше благородие, госпожа удача». Там указано «в исполнении братьев Мищуков».

Расчёт был простейший: хоть Василию и Григорию было далековато до мастерства исполнения Мищуков, но голоса были изрядно похожими. А любовь «господина Руматы» к песням под гитару была известна на многих салонах Санкт-Петербурга. Плагиат — не плагиат, но сейчас не до того. Надо было сделать красиво.

— Запустишь исполнение на громкости… пожалуй сто единиц. Как только я дам команду. А дальше, после… что бы такое после запустить? Чтобы совсем хорошо всем стало…

— Может быть вашу любимую «Есть только миг…»? — предложил искин.

— Да! Пожалуй, её в самый раз!

Дальше он быстро выставил на пульте курс, параметры движения и вышел на верхнюю палубу. Дамы заулыбались. Но для береговой команды это было несколько странно: «Швартовы отдали, а капитан выперся с капитанского мостика и машет ручкой провожающим. А кто „рулит“?!» Ведь до этого никого на яхте замечено не было. Впрочем, как смотались швартовочные концы намекало на то, что всё делает безызвестный «мистер Автомат».

— Отныне ввожу новую традицию: каждая отправка — с музыкой! — весело заявил он оставшимся. И подмигнул Натин.

— Начинай, бродяга! — бросил он через плечо.

С первыми же аккордами песни, вода вдоль борта слегка забурлила и яхта медленно стала удаляться от причала. Бортом. Чем ещё больше поразила видавших виды портовых рабочих. И всё это не сопровождалось никакими звуками работающей машины. Только и было слышно с одной стороны далёкие бравурные марши духового оркестра, а с другой, откуда-то даже сверху, весьма громкие звуки гитары.

И вот грянул дуэт.

Ваше благородие, госпожа разлука!

Мы с тобой родня давно, вот какая штука.

— Какая песня! — удивилась Натин. — Прям про нас.

Письмецо в конверте погоди не рви.

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

Когда первые гитарные аккорды донеслись до провожающих транспорт с войском, шум толпы утих. Все превратились в слух. Даже дирижёр оркестра сообразив, что что-то происходит очень необычное и стоящее прослушивания отдельно, резко закруглил игру своего коллектива. Вся толпа заинтриговано обернулась в сторону звуков.

Григорий, в это время стоящий у фальшборта судна, и глядящий на провожающую толпу расплылся в улыбке.

— Что это, вашебродь? — услышал он за спиной удивлённый голос Котовского.

— А это, прощальная песня. Её мой брат запустил на яхте. С записи. — пояснил Григорий. — Ну… Одновременно это и наша песня!

— Вот это да!!! — воскликнул молодой унтер Котовский.

— Техника! — как что-то обыденное бросил Григорий. — Просто техника. И никакого мошенства![9] И чую я, что меня сегодня господа офицеры просто так не отпустят, пока я всем текст песни не напишу.

Меж тем песня всё лилась над портом.

Василий опёрся на ограждение верхней палубы продолжал размахивать правой рукой, как бы дирижируя.

Ваше благородие, госпожа чужбина!

Жарко обнимала ты да только не любила.

— Чужбина всегда злая! — прокомментировала Натин. А Паола, почему-то тут же вспомнила, как её, тогда ещё будущая патронесса, вместе с ней попала в плен к графу-садисту. И что из этого вышло.

В ласковые сети постой, не лови!..

Натин топнула ногой. До неё дошёл подтекст. Всей песни.

— Я тебе это припомню! — шутливо крикнула она на санскрите.

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви!

— А вот никуда ты не денешься! — пробормотала она на том же языке. И стоящий рядом «котёнок» улыбнулся. Он всё больше и больше понимал, что это его госпожа там «не по-нашему» лопочет.

Как оно иногда бывает, сдерживаемые чувства прорывают давнюю плотину самоконтроля или других переживаний. Страхи, ранее давившие Натин, просто улетучились. И осталось только вот это желание «заполучить в безраздельное пользование» весьма конкретного застенчивого учёного. И уверенность, что таки его заполучит.

Ваше благородие, госпожа удача!

Для кого ты добрая, а кому иначе!

— Ну прям про нас песенка! — ухмыльнулась Натин, сказав по русски. — Вот это «Иначе» — точно про нас.

Девять граммов в сердце постой, не мани!

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви!

— Да. С твоей-то защитой!.. — ехидно заметила Натин. И смысла в её высказывании было как минимум два. Паола, например, тут же припомнила их приключения в Парагвае. И как Вася искусно уворачивался от знаков внимания госпожи.

Ваше благородие, госпожа Победа!

Значит моя песенка до конца не спета…

Перестаньте черти, да клясться на крови…

Не везёт мне в смерти. Повезёт в любви.

Перестаньте черти, да клясться на крови…

Не везёт мне в смерти. Повезёт в любви!

— А вот это — правильный настрой! — Удовлетворённо прокомментировала Натин. — Будем его придерживаться…

Меж тем яхта наконец удалившись на должное расстояние от пирса, двинула вперёд. Всё ещё чисто на движке, без парусов. Василий выпрямился и замахал прощально рукой. Провожающие также замахали и тут, через небольшую паузу, пошла песня «Есть только миг».

Только услышав первые переливы трубы Григорий крякнул с досады.

— М-да! Придётся и эту песню писать! Хорошо, Высоцкого не поставил, попадун!

Загрузка...