Глава 3

— Ну, что? — первым делом спросили его Барон с Гавайцем на выходе из штаба, и только потом кто-то из них вызвал скутер.

— Да так, ничего особенного...

— Как беседа? О чем спрашивали?

— Ничего. Поспрашивали и отпустили.

Хоть Джокт второй раз находился возле штабного городка и наблюдал фасад с мраморными колоннами, перевитыми стальным плющом, в памяти всплывала другая картина... Тот же фасад, только искусственные растения уже оплавлены, и под ногами валяется мраморная крошка, вперемешку с чем-то, напоминающим комки ваты, измазанной красным. А где-то там, за спиной, остались темные коридоры со сканирующей медкапсулой и прощальное послание Спенсера.

«За-быть!» — приказал себе Джокт, и все стало таким, как есть.

Снова ярко сияло солнце. В огромном небе ни облачка, и только по краям видимого горизонта, достаточно близкого, если учесть наличие высотных зданий, вставала сиреневая дымка. Отшлифованный мрамор колонн блестел, плющ казался совсем настоящим, если бы не цвет — не бывает растений со стальным блеском.

Недолгое молчание нарушил Барон, сразу спросив о том, чего все они больше всего боялись при этом вызове в штаб.

— И насчет Первого Боевого?

— Нет. Как раз об этом — ни одного вопроса. Там целая комиссия меня ждала, по поводу моей галлюцинации.

— Той штуки, что ты увидел в Приливе? — уточнил Гаваец, хотя и так было ясно.

Не очень доверчиво уточнил, между прочим!

— Ребята, вы чего? Я не стукач. И тоже думал, что в первую очередь насчет нашего боя со стажерами Бессмертных будут...

— Стоп! — Барон приложил палец к губам. — Больше ни слова. Здесь.

При этом он многозначительно направил взгляд по дуге.

— Есть такие места, где и стены слышат. Одно из них — прямо перед нами. — А потом добавил, демонстративно скрестив руки на груди: — Если хочешь, чтобы о чем-то молчали, молчи первым!

— Действительно, что мы тут болтаться должны? И так два часа потеряли... Найдем какое-нибудь кафе, глотнем по наперстку джина. Там и поговорим. До банкета все равно время еще есть! — Гаваец шагнул к остановившемуся скутеру, услужливо распахивая дверцу, — К вашим услугам, лидер!

— Спасибо, ведомый! — в тон ему ответил Джокт.

И скутер понесся по случайно выбранному маршруту.

Строения складывались в кварталы, кварталы — в районы. Хотя преобладали типовые постройки — здания от десяти до двадцати этажей, встречались и необычные дома: круглые башни с вращающимися уровнями, здания с зеркальным покрытием, еще какие-то низкие приземистые терминалы. Магазины уходили под землю своими бесконечными уровнями, пилоты видели лишь фасады этих магазинов с яркими рекламниками над входом.

— Остановку, пожалуйста! — попросил Джокт. когда скутер проплывал рядом с серым невзрачным зданием.

— Это что — кафе? — с сомнением протянул Гаваец, — Ты уверен?

— Нет. Как раз я уверен в обратном. Подождите меня минуту, я сейчас...

Джокт направился к монолиту станции наземной обороны, глупо совмещенной с убежищем. Но того, кого он желал бы увидеть, здесь не было. А у малоприметного входа стояли двое белобрысых верзил, настолько одинаковых, что можно было решить, будто они братья-близнецы. Вот только нашивки одного курсанта свидетельствовали, что он состоит в корпусе самоходной гравитационной артиллерии, а другой обучался в общевойсковом пехотном училище. Близнецов никогда бы не разлучили. С этим правилом Джокт был знаком.

Пообщавшись с курсантами и узнав все, что его интересовало, Джокт вернулся к скутеру.

— Жаль... — невольно вырвалось у него.

— Кого ты уже жалеешь? — удивился Барон.

— Был тут один. Я ему ящик джина задолжал. Вот, вспомнил...

— Долги нужно отдавать, — убежденно заявил Барон.

А Гаваец согласно кивнул. Но никаких дальнейших расспросов не последовало. Если человек захочет — он сам расскажет. Нехитрая, но жизненно полезная истина. К тому же ни Барон, ни Гаваец никогда не отличались излишним любопытством.

— А вот и кафе! Подойдет? — У Гавайца, наверное, был нюх на такие вещи.

Никто, кроме него, не обратил внимания на маленькое уютное заведение, приткнувшееся к стене высотного здания.

— Нам все подойдет. Иди знай, где тут еще такие места есть?

Джокт знал. Но смолчал. Ему очень не хотелось еще хоть раз в жизни опять попасть в Сквер Милано, восемнадцатая станция подземки.

Место действительно оказалось удачным. Терраса на улице, маленькая правда, но им хватило. Четыре столика под цветастым тентом и зал в полуподвальчике. Спускаться в помещение никому не захотелось, к тому же тент защищал от солнца, и в воздухе вился приятный ветерок.

Все четыре столика были незанятыми, что позволяло выбрать любой. Услужливый паренек с белой тряпицей через руку принял у пилотов скромный заказ, и исчез.

— Короче, так, — продолжая прерванную беседу, сказал Джокт. — Первый Боевой в моем изложении никого не интересовал. А если бы и заинтересовал, изложение было бы достаточно четким... Чтобы ничего не понять. Ну я на это надеюсь, — поправился Джокт под недоверчивым взглядом Барона. — По крайней мере, все вопросы были из другой оперы.

— Что такое опера? — тут же встрял Гаваец, сама святая простота.

— Это место, где все громко поют на древних языках и в перерыве можно съесть мороженое! — пояснил Барон, который, в отличие от Гавайца, ни за что в жизни вот так. в открытую, не признался бы, что ему неизвестно какое-то слово.

— А зачем — громко?

— Потом объясню. Может быть, сходим даже когда-нибудь. Не перебивай!

— В общем, их интересовало мое видение в Приливе. Все пытались меня убедить, что это не было галлюцинацией. Оказывается, не только я видел то, что видел, и слышал то, что слышал. Были и другие пилоты.

— Может быть, какой-то непонятный процесс? Один и тот же, но повторяющийся не всегда и не для всех? — предположил Барон, который втайне завидовал Джокту. Ведь именно Джокт встретился с чем-то необъяснимым, а не Барон.

— Может. Я не знаю. Они тоже, кстати, не знают.

— Кто — они? Особисты?

— Не только. Медики, физики, садисты-акустики. — Джокт принялся перечислять всех, с кем ему довелось побеседовать. — Особист, правда, тоже был. Он же меня и пригласил. Но только с ним я не успел поговорить, потому что совсем устал от тех, других интересующихся. Еще меня приборчиком травили — коснешься сенсора, сразу из шкуры вылезти хочется. Классно! Обещали еще более удивительную штуку показать... С настоящей мембраной.

— Зачем? — снова спросил Гаваец.

— Чтобы проверить — стану я выпрыгивать в окно или нет.

— Инфразвук, что ли? — сразу угадал Барон. — Я что-то такое и предполагал, когда ты нам про галлюцинации рассказывал. Не поверишь — ты рассказывал, а у меня самого мурашки по коже ползли!

— А у меня — нет! — гордо сообщил Гаваец. — Но скоро поползут точно, если нам принесли вместо джина какое-нибудь дешевое пойло!

Он снял с подноса крохотные рюмочки-наперстки с полупрозрачной пахучей жидкостью.

Разговор на какое-то время умолк, пока официант расставлял перед пилотами бокалы с водой и тарелочки с грильетами — горячими бутербродами.

— Так что там насчет особиста? Ты что, просто так взял и прямо ему заявил, что устал от разговоров... время к обеду... и все такое прочее? А он тебя сразу же отпустил?

Пока Гаваец сосредоточенно жевал, пытаясь найти вкусовую разницу между кружками колбасы, что были на бутербродах, и гидропонными эргерами, которыми их кормили в Крепости, Барон с Джоктом вели беседу.

— Нет, конечно! Он сам сказал, что хочет побеседовать в другой раз, когда что-то там обобщит, разузнает кое-что... И сам меня найдет. Потом.

— Э, значит все у тебя впереди! Смотри, не расслабляйся.

— Постараюсь. Но вообще странно.

— Что странно? Что их заинтересовал твой звездолет?

— Да нет, тут как раз все понятно... — И Джокт пересказал, что сообщил ему первый офицер — медик из отдела разработки индивидуальных аптечек.

Естественно, он при этом наплевал на обещание не разглашать услышанные сведения.

— Только меня не выдавайте!

— Я — шлем второго срока службы! — поклялся Барон.

— А я вообще, когда ем, ничего не слышу, — заявил Гаваец, — родители меня так приучили. Когда я ем, говорил отец, я должен быть глухим и немым человеком. И стукал ложкой по лбу, если я нарушал это правило.

— Ложки ему было не жалко, — заметил Барон, но от главной темы не уклонился.

— Хорошо. Звездолет — это не странность. И что-то такое действительно летает в Приливах. Предтечи какие-нибудь, отражения наших же линкоров, проходящих в это же время другим Приливом.

— Нет. Не наш был линкор. Я просто называю его линкором. И не корабль Бессмертных. Я бы опознал.

— Значит, искаженное отражение. Мираж в пустыне, знаешь, что это?

— Нет, не знаю. Но что-то в этом есть. Может быть, ты, Барон, только что нашел разгадку, которую ищут уже двадцать лет с момента первой встречи. Может быть... Но мне другое кажется странным, черт с ними, с галлюцинациями или миражами. Странно, что мы так боимся признаться самим себе, что тайна Первого Боевого — глупая тайна.

— Обоснуй! — немедленно отреагировал Барон.

— Вот представь. Ты — комендант Крепости. Каждый день твои пилоты гибнут в стычках с «Кнопками». Но при этом знаешь, что раз в году, в конкретном, известном тебе секторе собирается вся «золотая молодежь» Бессмертных. Пилоты-новички.

— Ну и что?

— Почему бы не прихлопнуть их? Ведь не прекратили же Бессмертные посылать стажеров в тот квадрат, даже после разгрома, что учинили когда-то действительные пилоты целому выводку? Вспомни, что инструктор рассказывал! Он ведь сам тогда жег новичков-Бессмертных! А они все равно посылают стажеров. Раз в год.

— Мы же все равно с ними справились... Ну почти, — поправился Барон, — какая разница, кто бы это сделал — мы или действительные пилоты?

— Большая разница! Неужели ты ее не видишь? Нерон мог остаться жить! А с ним и другие...

— Лично мне все представляется вполне справедливым. Никто не мешал нам использовать такую же хитрость — выйти из Прилива двумя группами. Сначала первая — приманкой, а потом вторая.

— Тогда бы они нас всех сожгли! Вспомни, что там творилось! Во-первых, численное превосходство, во-вторых — Бессмертные как-то научились создавать собственные Приливы. Это — справедливость?

— На войне как на войне. Но всегда есть другая сторона медали. Вот послушай: прикрепили бы нас к пилотам-асам, хвосты им прикрывать. И отправили бы на встречу с полноценной эскадрой «Кнопок». И там тоже ждала бы засада, тоже раскрылся бы Прилив у тебя за спиной. Только выпрыгивали бы из него не новички, не умеющие толком строй держать, а черви из червей! Колерованные такие, матерые червячищи! Что тогда бы произошло? Или, по-твоему, в этом случае наши асы должны были бы нас прикрывать? Да? Хорошо, прикрыли бы. И остались бы все там, чтоб я, да ты, и еще Гаваец, его тоже жалко, успели живыми выйти из боя. Что дальше? Не знаешь? Так я с тобой поделюсь секретом! Дальше тебя кидало бы в дрожь каждый раз, когда придется выходить на задания. Ты бы боялся схватки, как девственница маньяка! Индап обколол бы тебя так, что жизни осталось — на два года! Все из-за того, что ты ни черта не сделал толкового в Первом Бою. Пропустил удар, как сам говорил. И на твоей совести остались бы жизни настоящих пилотов, каким тебе никогда уже не стать. Дошло?

Вообще-то тема Первого Боевого мусолилась всеми достаточно долго. Но никогда еще Джокт не видел Барона вот таким — размахивающим бутербродом, словно оружием, отчего по сторонам летели куски сыра и капли соуса. Даже Гаваец прекратил есть, уронив челюсть. К его чести, он не нарушил своего правила еды за столом. Видимо, не мог забыть неоднократно погнутую об его широкий лоб отцовскую ложку.

— Ты чего, Барон? Что я такого сказал?

— То и сказал, Джокт! Ты готовишься стать лидером. Настоящим, с утверждением в штатном расписании. Но с тебя было бы намного больше толка, если научишься когда-нибудь до всего доходить своим умом. Думай! Анализируй! То, что говорят со всех сторон, может оказаться неправильным! Любой человек имеет право на собственное мнение... Черт возьми! Он обязан иметь собственное мнение! Даже если все утверждают, будто он ошибается!

На солнце набежало случайное облачко. Ветерок крепчал и теперь трепал тент, смахнув со стола салфетки, принесенные официантом.

— А с чего ты решил, что только ты бываешь прав? — с раздражением, которого не ожидал от себя, выкрикнул Джокт. — Может быть, сейчас ты несешь полную чушь! Скорее всего, так оно и есть! А я, человек, который по твоим же словам имеет право на собственное мнение, я — прав. И то, что мы вернулись из Первого Боевого — я, да ты, и Гаваец — всего лишь случайность! «Кнопок» могло оказаться в три, в четыре раза больше! Еще Бессмертным могло прийти в голову... то есть куда им там мысли приходят... обкатать на нас новичков-навигаторов «Кросроудов». Представляешь, был бы нам подарок: пошли, как бараны на убой, а там — все в белом! — девять-десять крейсеров, штук двести «Кнопок», и мы — тридцать штук. Смертники. Какие бы тогда впечатления у тебя остались?

— А я предлагаю повторить! — Гаваец наконец-то разделался с бутербродом.

— Что — повторить? — в один голос рявкнули разгоряченные спором Джокт и Барон.

— Джин. — Взгляд Гавайца был спокоен, он говорил, словно только что обсуждалось меню. — Только не мелочиться, а хлопнуть по паре бокалов, тогда, может быть, я увижу впечатляющее зрелище — как вы друг-другу морды бьете. Вот это я понимаю — отметили очередное прибытие на Землю! Если бы рядом были Бессмертные, им бы тоже понравилось.

Вот так. Внешностью и манерой поведения Гаваец не раз вводил в заблуждение всех окружающих относительно прочих своих качеств. Следующим заявлением он окончательно прервал глупый спор, грозивший перерасти в еще более глупую ссору между друзьями.

— Вы оба правы. И ты, Джокт, и ты, Барон. И оба не правы. Вообще не нам судить обо всем этом. Если Джокт намекает, что неплохо бы обсудить тему Первого Боевого с особистом, то он действительно несколько тупее, чем мне кажется. Но ты ведь так не думаешь, правда, Джокт?

— Правда.

— Барон? А ты чего взъелся? Ладно, я понимаю, что у тебя всегда свое мнение... Но зачем кричать? Бутерброд вот, зря истратил... Лучше бы мне отдал. Что-то случилось? Никогда не поверю, что ты готов сорваться с места из-за глотка спиртного, а другой причины пока не вижу... Может, расскажешь что-нибудь интересное? Из жизни хайменов, например? Давно, кстати, ничего не слышал... Да и место располагает.

Барон сжал виски ладонями, потом ткнулся лбом в плечо Джокта.

— Прости, а? Я, наверное, по четвергам становлюсь идиотом. Учти это, лидер, когда будем уходить на задание. Сегодня ведь четверг, нет?

— Пятница! — мгновенно остыв и уже усмехаясь, сказал Джокт.

— Пятница! А по пятницам я вообще... слов нет сказать, в кого превращаюсь! Простишь?

— Уже. Но ты был не прав...

— Э-э, Джокт! Не начинай все с начала! К тому же с идиотами нужно обращаться ласково и не пытаться их переубедить ни в чем... Барон?

— Что? Мы же вроде помирились.

— Расскажешь?

— Да что тебе рассказать?

— Тебе виднее. Только я заметил, что ты с утра сам не свой. На пилота авизо наехал, тихоходом обозвал. Теперь вот сорвался на Джокте...

— Не ожидал такой проницательности! — признался Барон. — Джокт на это просто не способен, а от тебя не ожидал! Прости еще раз и не удивляйся, Джокт. Это в бою у тебя — Глаз Орла, а в жизни. Гаваец прав. Есть причина... Если это, конечно, хоть как-то меня оправдывает.

— Как интересно! А я то подумал, ты всерьез решил отстоять свою гражданскую позицию. До последнего форпоста.

— Иронии только не надо. Черт с ней, с позицией, заслонку мне в горло! Сегодня утром пришло сообщение от семьи... От моей семьи...

Ого! А ведь все уже решили, что семья Барона поставила на нем как на строптивом сумасбродном отпрыске жирный крест.

— Умоляют добровольно вернуться на Землю. Перейти в наземную службу, подать в отставку, что угодно, только покинуть Крепость. Догадываетесь, что это означает?

— Объединение дружной семьи, — вернулся к прежней манере разговора Гаваец.

Теперь, после того, как он уел их обоих, ни Джокт, ни Барон не решились отмахнуться от его шутки.

— Нет. Не дружной. Отец сообщил, то есть от его имени сообщили, что даже если я откажусь, семья найдет способ отправить меня на Землю. Хочется верить, что со мной обойдутся не совсем так, как с Вайной.

— С кем? С той девушкой, которую...

— Ее так звали. Вайна. И она ни в чем не была виновата. И любила меня такого, какой я есть, а не за мое происхождение. Вот как вы...

— И что с того? Тебя и раньше уговаривали бросить флот, службу, казармы...

— Но еще никогда не указывали срок.

— Какой срок?

— Две недели. У меня — две недели, чтоб дать согласие. Иначе...

— Найдут. Если обещали, значит, найдут способ. Приятно было летать с тобой, Барон! — как-то весомо изрек Гаваец. — Только я не понимаю, как тебя вообще к Первому Боевому допустили? Хаймены ведь все могут... У нас на островах случай был. Поймали одного отморозка. Ему, гаду, сильно наши танцы полюбились. Не столько танцы, как сами танцовщицы. Девушки с цветами на шее... Сначала к тем лез, что сами не против. Потом перешел к остальным. Охотник, серф ему в зад! Маску надевал, речевой преобразователь в горло вставлял, чтобы по голосу не опознали... Молекулярные перчатки... Никаких следов. Это ему для полноты ощущения жизни не хватало! Сам признался, когда я его...

— Ты его поймал?

— Я. С самого начала хлыща этого заприметил. У нас на пляжах чужаков прорва. Патрульные — так себе. Настригут кредитов с владельцев лодочных эллингов, акчи нажрутся, и сами — айда по девкам! Потом оказалось, что просто так они его взять не могли... Хотя в суде уже предписание об аресте лежало... Короче, когда я его притащил — от страха дерьмом перемазанного, с записью на чип всех признаний, и когда выяснилось, что он — сынок какого-то хаймена... Вот тут для меня новая жизнь и началась.

— Колония? Рудники? Штрафная служба? — перечислил возможные для хаймена-насильника варианты Джокт.

— Штраф? — несколько убавил надежды Джокта Барон, но тоже оказался не прав.

— Ни-че-го! А я срочно в Крепость отправился. На курсы пилотов. Воспылал идеей защиты Солнечной.

— Наверное, убедили всех пострадавших забрать заявления? Они умеют убеждать! И кое-что изменить в своих рассказах, наверное...

— Пытались. Не вышло. Вернее, не со всеми так получилось. Люди столько страху натерпелись! Кому — денег, а кого и запугивали. Но не вышло.

— И как же тогда?

— Да запросто! Изменили закон Мегаполиса. Убрали из уголовного уложения статью. Нет статьи — нет преступления. Нет преступления — вопросы к тому, кто заставил хаймена голосовой преобразователь проглотить...

— Так что же теперь? Можно приехать к вам на Гавайи, запросто схватить любую приглянувшуюся девчонку и... Слушай, давай съездим?

— Не надо так шутить, Барон. Через день после суда и оправдания статью обратно ввели. А подонка хайменского — ты уж прости, Барон, что так говорю, — отпустили. Мне как главному свидетелю — я же его тепленьким с соседской дочки снял! — намекнули так обстоятельно, что бывает с некоторыми неудачниками. Серф — вещь небезопасная. Даже если на гравитаторе. Если огромной волной накроет, то все! А волны у нас почти все огромные. Серьезные дяди намекали... А за то, что я еще и пару ребер ему сломал, вообще сказали, загонят на край Вселенной, квазеры добывать во славу Солнечной. Пришлось воспользоваться единственной альтернативой.

— Не жалеешь? — Барон пристально посмотрел на Гавайца, умудрившегося все эти годы, что друзья были вместе, держать в себе такую тайну.

— Чего жалеть? Дело прошлое. Даже лучше для меня вышло, а то бы забрали сейчас в штурмовую пехоту — по комплекции для меня в самый раз! — с них станется...

— Ну если честно, это не единственная такая история. Возьми уголовное уложение любого Мегаполиса, и там всегда можно найти статьи, что отменялись на какое-то время, а потом... А вы предлагаете мне вернуться в этот осиный рой!

— Ладно тебе, Барон. Не все же хаймены сволочи. Наверняка хоть сколько-то порядочных наберется...

— Есть и порядочные. Есть... К моей семье это никак не относится. К сожалению.

— Как ты можешь так говорить о своей семье? — вспыхнул Джокт. — Какие бы они ни были люди, все же это твои отец и мать!

— Не заводись. Я знаю, почему ты так говоришь... Но только я не виноват, что какая-то Y-хромосома пошла не туда, и мне претит все, чем занимается семья. И Вайна в этом была не виновата. Я старше, чем ты, Джокт. Может быть, когда стану еще старше, буду смотреть на все по-другому. А пока не могу.

— И что же ты решил? Две недели пролетят быстро. Надеюсь, не хочешь повторить мою выходку с Черным колодцем? Или нарочно погибнуть смертью героя в следующем бою?

— Это было бы слишком просто. И для меня, и для семьи. Можете поверить, что меня ждут вовсе не с распростертыми объятиями!

— Ну сердятся... Разговор, конечно, неприятный будет... Но все же заботятся, не хотят, чтоб ты оставался в Крепости.

— Сердятся? — чему-то развеселился Барон. — Ты сказал — сердятся? Да, они сердятся, если кто-то на приеме неловко наступит на ногу или если неожиданная поломка яхты заставляет отложить на сутки круиз по Адриатике. Когда неумелый слуга прольет на скатерть вино. Если бы ты знал, Джокт, как я их всех рассердил! Двадцать два процента акций семейной корпорации — мою долю — я переписал сразу после гибели Вайны на счет Фонда Ветеранов и Глобальной программы Помощи космическому флоту! Тебе это о чем-то говорит? Вполне возможно, сейчас мы с тобой летаем как раз на тех истребителях, что были построены на деньги моей семьи. Вот уж они не ожидали от меня такой выходки! А теперь всеми правдами и неправдами будут пытаться уломать меня вернуть все потраченное. Знаешь, как это делается?

— Как? — теперь заинтересовался и Гаваец.

— Упечь меня в психушку признать все мои прежние действия совершенными в невменяемом состоянии, и тогда...

— Что, и «Зигзаг» ты все это время пилотировал в невменяемом состоянии? Кто в это поверит?

— Кому надо, тот и поверит! Всегда можно найти убедительные аргументы. Например, треть от тех процентов, что вернутся семье после признания меня умалишенным. За треть даже в Корпоративном правительстве поверят... Гаваец, ты только что рассказал поучительную историю. Думаешь, я фантазирую? Не-ет. Пойду к Старику (так за глаза называли коменданта Крепости), повалюсь в ноги. Может быть, найдется для меня работа где-нибудь у черта на рогах? Под самым носом Бессмертных... Серый Прилив какой-нибудь разведать.

— Не дури, Барон. — Только сейчас до Джокта дошло, какой невероятный груз носил и продолжает носить на душе его друг. — Старик сам из хайменов, ты же говорил...

— Знаю, только он другой. Как я завидую твоему другу Балу! — вырвалось у Барона.

— При чем тут Балу? — спросил Джокт да так и замер с раскрытым ртом, пораженный своей догадкой.

— Я вам этого не говорил! — быстро протараторил Барон. — Забудьте, ради меня и ради себя! И давайте, действительно, еще джина тяпнем! Все равно сегодня на грудь принять придется. К тому же у меня для вас есть еще новости.

Когда официант водрузил на столик повторный заказ, на этот раз прижав салфетки вазочкой с искусственными цветами, беседа продолжилась.

— В общем, так, друзья мои. Слышащий — услышит! Ведь вы проморгали самое важное известие, касающееся вас. Ну то есть нас, всех вместе. С Крепостью в придачу.

— Это насчет двухнедельного срока?

— Гаваец! Ты сегодня поражаешь меня своей проницательностью! Конечно. Две недели — и грянут какие-то события. Вот от них подальше меня и пытаются убрать.

— Чтобы потом засунуть в психушку и признать сумасшедшим?

— Это достоверная информация. К счастью, не все в семье желают мне такой судьбы... Я даже знаю фамилию профессора, который готов дать заключение о моей болезни. И диагноз, что будет фигурировать в заключении. Все знаю. За то время, что я обучался на курсах, семья пыталась различными способами вытащить обратно свои деньги, но только у них ничего не получилось. Остался последний вариант. И если раньше там всем было наплевать на меня, то теперь мертвый я им не нужен. Вернут деньги, потом, глядишь, обратно здоровым сделают. Если буду хорошо себя вести... О Первом Боевом никто не догадывался — что это такое на самом деле, верно? А когда в семье узнали, что я уже участвовал в настоящем боевом рейде, том самом, который пойдем сейчас обмывать, тут они и переполошились. Я больше чем уверен, что в течение двух недель мне не светят никакие вылеты. На Старика надавят — вот увидите! — а через две недели произойдет нечто такое, что даже власти Старика окажется недостаточно, чтобы меня удержать. Смекаете?

— Общая команда? Прорыв? — Джокт почувствовал, как им овладела радостная лихорадка.

Все ждали такой команды. Всем было понятно, что война затянулась, и если не сейчас, когда враг уже обладает новым мощным оружием — способностью создавать Приливы, то уже, вполне вероятно, никогда... В «Австралии» был развернут новый корпус штурмовой пехоты. В резервных ангарах вовсю шло стендовое тестирование новых истребителей, пилоты которых вот-вот должны были прибыть в Крепость.

То, что Бессмертные научились создавать Приливы и выводить свой флот куда угодно, перечеркивало любые имеющиеся доктрины активной обороны. Пока что-то мешало врагу свалиться на головы спящих землян, неожиданно, в обход форпостов Солнечной. Но можно было не сомневаться — это временная отсрочка. На Земле вовсю муссировались слухи, будто Бессмертные уже осуществили проводку Прилива прямо под мантию планеты и теперь прогрызают путь на поверхность, используя специальные аппараты. Поводом для таких домыслов послужили недавние катаклизмы, прокатившиеся по Земле. Когда одновременно ожили несколько вулканов, которые раньше считались крепко спящими, и сразу в нескольких районах произошли землетрясения. Одно из них, чьим очагом было местечко Вранча, едва не уничтожило окраины Трансильванского Мегаполиса.

У страха глаза велики. И кое-кто из жителей Карпатских пригородов якобы даже видел штурмовиков бессмертных, вывалившихся прямо из горного массива. На эту тему киношники успели снять пару зрелищных блокбастеров, принесших невероятные кассовые сборы, но усилившие панику во сто крат.

Многие поспешили иммигрировать из Трансильвана в другие мегаполисы, преимущественно — на острова, со всех сторон окруженных океаном.

Понятно, что никакой почвы под собой такие слухи не имели, но власти Мегаполиса, с целью успокоения граждан, ввели в предгорья Карпат бригаду саперов. Хотели как лучше, а вышло... В общем, теперь на Земле точно были уверены, что Корпоративное правительство темнит. И что там, в предгорьях Карпат, уже идут подземные бои.

Более рассудительные обыватели поправляли, что это не так. Что бои идут в аравийских песках, потому что червям незачем прогрызаться сквозь скалы, когда есть податливые пустыни.

Третьи, до которых, невзирая на карантин, докатились слухи о реальной попытке вторжения на Европу, вторую по численности населения планету Солнечной, теперь утверждали, что черви под землей есть, и в Карпатах, и в Аравии, но ждут сигнала, когда им можно будет выползти на поверхность, не опасаясь орбитального обстрела. Ведь самая главная составляющая — космический флот, все еще действовала. Зачем же им рисковать?

— Пессимист всегда видит туннель, оптимист — свет в конце туннеля, реалист — рельсы. А машинист поезда — просто трех идиотов, стоящих прямо на путях. — Так Барон прокомментировал все слухи, о которых они узнали еще на Лунном причале.

Но сейчас ему было не до шуток.

— К смерти я не готов, хотя и не боюсь ее. Гораздо страшнее оказаться жертвой такой несправедливости и позора, что придумали для меня мои же сородичи. Но вот получить какой-нибудь боевой орден, с привилегиями, это было бы в самый раз. Офицер — орденоносец! Звучит? Фонду Ветеранов станет в тысячу раз легче защищать свои и мои, попутно, интересы в арбитраже. Тот еще будет шум! А огласка в таких делах крайне нежелательна...

— Потому что кто-нибудь из корпоративных правителей заступится за правду? — спросил абсолютно неискушенный во всех этих делах Джокт.

— Нет! Потому что отстегивать придется не треть, а уже половину с этих же процентов, или даже больше, чтобы вернуть хоть что-нибудь! — возвратил его с небес на землю Барон.

— Зачем им столько денег? Даже если твои двадцать с чем-то процентов — это миллионы или даже миллиарды, Правители тоже не на социалке живут, — продолжал любопытствовать Джокт и был вознагражден сполна.

— Извини, конечно, Джокт, но только ты — дубина! Разве я что-то говорил о деньгах? Я говорил — треть от процентов, половина, в общем — доля. Знаешь, что означает оказаться совладельцем того бизнеса, которым занимается моя семья? Ну-ка подсчитай: население всей Солнечной — около двадцати миллиардов, каждый из этих миллиардов съедает в день хотя бы по одному эргеру. Стоимостью от четверти до полутора кредитов, в зависимости от места продажи. Это сколько? А еще есть комплексные наборы «завтрак для всей семьи», обед и ужин... Часть дохода получает транспортная корпорация, часть — мелкие подрядчики. Но это немного. Основная прибыль... Ты считаешь, Джокт? Хочешь хотя бы на день стать совладельцем всего одной сотой доли этой прибыли? Почти полтора миллиарда кредитов! Ты понимаешь, что это такое, Джокт? — Барон почти кричал, и Гавайцу пришлось похлопать его по плечу.

Он понизил голос и теперь шептал — быстро и горячо, будто спеша сообщить все тайны, которые ему известны.

— Каждого, кто хоть как-то попробует встрять в любое занятие какой угодно семьи, просто размажут как масло по бутерброду! Ты, Гаваец, очень дешево отделался! Если бы я оказался нормальным отпрыском семьи и ты сломал бы мне ребро, то на следующий день от твоих островов остались бы одни воспоминания!

— Ну это ты слишком... — протянул Гаваец, не представляя, что это может случиться с его Гавайями.

— Слишком?! Помнишь случайное падение недостроенного линкора «Вэлиэнт»? Что осталось после итого от Тайваня? Вообще, знаешь ли ты, что был такой остров? А ведь он, пожалуй, размерами побольше твоего Оаху будет.

— Там тоже кому-то что-то сломали? — попытался иронизировать Джокт, не веря до конца, что такое может быть на самом деле.

— Никому ничего не сломали. Местный губернатор захотел прибрать к рукам производство каких-то электронных цацек, чтобы урвать кусочек счастья. Были спровоцированы беспорядки на этнической почве, вспомнили даже о религии... Обмануть людей ведь несложно. А когда хотят получить долю, сразу начинают парод баламутить. И религию вспомнят, и все, что угодно... Так было раньше; к сожалению, методы ничуть не изменились. И у того губернатора почти получилось. А потом, в одну чудную лунную ночь, на остров с орбиты спикировала стальная туша — восемьсот пятьдесят тысяч тонн. Якобы автоматика дала сбой. Двигатели уже были смонтированы на корпусе... И энергоприемники оказались заправленными. Форсаж, разгон и...

— Зачем такая жестокость?

— Чтобы другой губернатор, желающий стать хайменом и иметь одну сотую от чего угодно, навсегда забыл бы о своих скромных желаниях.

— Неужели больше никаких вариантов...

— Запасной вариант есть всегда! — Это была любимая присказка Барона, когда ему не верили. — Этот был выбран как самый убедительный.

— А просто убрать губернатора? Неужели хайменам не под силу было тихо кокнуть его, и всего делов?

— Значит, не под силу. Или же его смерть ничего не решала. Нашелся бы другой на смену. А так — раз и навсегда. Не влезай — убьет! Губернаторы все равно больше любого смертного от жизни имеют. Так что, Гаваец, считай, тебе попался чрезвычайно мягкотелый хаймен. Ваши же, Джокт, приключения у Женевского озера — вообще нонсенс. Если бы не Балу, торчать бы тебе и Спенсеру где-нибудь на рудниках, что прикрывают наши собратья из Крепости «Африка». Недолго сидеть, кстати. День — два. Пока на каком-нибудь бульдозере автоматика не откажет, как на «Вэлиэнте». А самого Балу, скорее всего, расстреляли бы. Законно, между прочим! За убийство гражданского лица и уничтожение чужого имущества в невероятно крупных размерах.

— Но ведь это была самооборона! И охранник был не совсем гражданским — имел армейскую модификацию и оружие!

— Это ты мне можешь рассказать. Или Гавайцу. И мы поверим. Но только если бы не вмешательство Старика, пообещавшего навести шорох на всю Солнечную и привести па орбиту Земли нашу старушку «Австралию» со всеми ее погремушками, то так бы все и случилось. Вас — в карьер. Балу — к стенке. А может, я и не прав. Кто его знает? Я ведь не провидец, верно? Можно — всех троих к стенке, чтобы не затягивать сатисфакцию...

По спине Джокта пробежал холодок. Одно дело — дожидаться смерти в скорлупе истребителя. Другое — вляпаться в глупую историю, которая приведет к тому же, что и залп в упор какого-нибудь «Кросроуда». Бортовой. Полный. Только такая смерть будет намного страшнее Просто Смерти.


— Вначале я даже думал уподобиться отшельникам. Ни с кем не общаться, ни с кем ни дружить... Не разговаривать. Но у меня не получилось. Вдобавок это выглядело бы глупо, и так действительно можно сойти с ума. Особенно после модификаторов.

Джокт даже не сразу понял, что Барон перескочил на другую тему. И теперь анализировал отношения между собой, Джоктом и Гавайцем. И то, как они складывались.

— За нас боялся? — Гаваец подпер голову рукой и теперь смотрел на Барона странным взглядом, в котором читался одновременно и ужас от услышанного, и обожание рассказчика.

— Боялся, — признался после некоторого раздумья Барон, — а потом понял, что зря. Не тот вариант. Убрать друзей — нет никакого смысла, хотя меня действительно пытались этим шантажировать.

— То есть как?

— Просто. Не вернешься в семью, вокруг тебя начнут исчезать люди. Как Вайна... Черт! — Он с размаху двинул по столу, так, что выбежал официант.

Но Джокт проделал фокус с двумя кредитками, которому его научил Балу, и паренек удалился, пытаясь скрыть довольную ухмылку.

— Черт! — повторил Барон, даже не заметив появления и ухода официанта. — Мне так и сказали: «Как Вайна»! В семьях умеют резать по живому.

— Ну-ка поподробней насчет тех, кто тебя окружает. Если можно, конечно... — Гаваец прищурил глаза, и взгляд его стал другим, хотя поза осталась прежней.

— Конечно, можно. Для вас — что угодно. Я и так разоткровенничался настолько, что буду просить индап о мнемоблокаде... Помните, вначале я никого не выделял. И сам старался казаться — пустобрех-пустобрехом. Потом в кубрик вломился Старик и пригласил Меня на пару слов. Помните? Вот там-то мы обо всем и договорились. Я не пытаюсь создать ажиотаж, не строю из себя инструктора-антиглобалиста, но зато дружу с кем захочу и не переживаю за своих друзей. Вот такой подарок от Старика. Карт-бланш на дружбу, — невесело усмехнулся Барон. — Жаль, я не был пилотом, когда встречался с Вайной. Похоже, Старик чем-то очень крепко держит моего папашу за яйца, и не его одного, если может давать такие обещания.

— Ты говоришь о своем отце как о каком-то монстре. Психушка. Доля в семейном деле. Тайвань какой-то... Это же твой отец! А ты — его сын! Как же...

— Вот так. Был бы я единственным сыном — тогда ничего. А так... И мать у меня — не родная, у отца было несколько браков, каждый из которых приносил ему по чаду. Я — где-то посредине, ни старший, ни младший... Все дело в необходимости не оставлять за спиной людей, которые потом смогут пытаться шантажировать, иначе отец даже не вспомнил бы обо мне. А мать...

— Что? И мать? Как Вайну? — оторопел Джокт.

— Нет. С моей матерью все в порядке. Управляет сетью семейных магазинов где-то в Ливийской провинции. Имеет долю. Из семьи не выпадают, Джокт. Только если ты пожелаешь больше, чем тебе полагается.

— Наверное, ты хотел сказать — меньше. Ты же пожелал... — поправил Гаваец.

— Нет. Я пожелал именно большего. Свободы выбора, а это самая большая ценность, какая только имеется на свете. И очень немногие могут ее себе позволить. А насчет отношений с отцом... Хочешь, Джокт, я расскажу тебе притчу о добром банкире?

— Давай. У меня уже дрожь по телу от этих разговоров.

— Это старая-престарая притча. Слушай! К управляющему банка пришел рядовой служащий и попросил дать ему ссуду. Может, он был и не рядовым, а каким-нибудь мелким начальником, но это неважно. Банкир, конечно же, отказал. Тогда человек объяснил, что у него смертельно болен ребенок, что лечение возможно, но стоит очень дорого, и именно поэтому он просит ссуду. Не ради себя, а ради жизни ребенка. Напомнил о своих заслугах, о том, что был честен в работе и не воровал, хотя это и было возможно, потому что работал он с кредитными счетами... Банкир рассмеялся и заявил, что все это признак трусости и неуверенности в собственной квалификации. И что он знает все про всех — кто и чем занимается в его банке и как тащат крохи с его стола. Совсем уж отчаявшись, служащий предложил — давайте, я угадаю, какой глаз у вас искусственный? А это была самая большая тайна в банке. Банкир согласился, и служащий сказал — левый! Он угадал! Управляющий сразу приказал выдать ему кредит, но спросил, как удалось раскрыть его тайну тайн? И человек ответил — когда я рассказывал о своем больном ребенке, мне показалось, что в левом вашем глазу мелькнуло сочувствие...

— Три девятки! — восхитился Гаваец. — Да, как все запущено...

— Ты не знаешь, Джокт, что значит видеть кучу шлюх в доме, помаду на воротниках отцовских рубашек. И как тебя могут выставить за дверь, как только ты покажешься лишним. А такое бывало часто. Женщины в его жизни играют важную роль. Важнее, чем собственные дети. Не все, врать не буду. У меня есть трое сводных братьев и три сестры. Тоже сводные. Две из них — где-то в Европровинциях, их загнали в учреждения закрытого типа, набираться уму-разуму. Третья постоянно живет на небольшом острове, устраивая жуткие оргии. Кстати, когда-то мне нравилось принимать в них участие... А братья... Отцу доставляло удовольствие стравливать нас друг с другом и смотреть, кто кому набьет рожу. Он называл это «закалять волю». А я понял, что просто ему приятно было видеть, как мы готовы вцепиться друг другу в горло, чтобы оказаться к отцу поближе. Когда я принес в дом попугая, кажется, это было еще в школе, отец не стал меня упрашивать, чтоб я отдал кому-нибудь эту птицу, потому что она издает громкие звуки по утрам. Нет. Он просто взял его в руки и свернул попугаю шею. Прямо на моих глазах. Чтобы я знал — нельзя делать то, что ему может не понравиться. Потом ему надоела моя мать, и я переехал с ней далеко-далеко. Но там жизнь была не жизнь. Мать всегда старалась использовать меня как козырь для вытягивания из отца лишних денег... — И резко, без перехода, Барон добавил: — Не бросайте меня, пожалуйста! Даже если я буду выделывать глупости и срываться из-за ерунды! Джокт! Мне очень тяжело... И я не знаю, как с этим справиться. Когда я смотрел на тебя с Лиин, думаешь, мне не хотелось тоже найти себе девушку? У меня получилось бы... Но я боялся, что привяжусь и из-за этого она погибнет. Дело не в Вайне. Ее уже нет. Просто — мое проклятие всегда со мной.

— Обещаю! — Джокт встал, чувствуя, как голос его дрожит. — Что бы ни случилось, как бы ты себя ни повел и какие бы слова ни произнес, я всегда... буду знать, что ты мне друг.

— Я тоже обещаю! — Гаваец не вставал, он просто выпрямился, отчего его голова оказалась на уровне плеча Барона. — Обещаю всегда быть рядом и никогда не забывать, что видел твою душу! — потом, смутившись своих слов, он пояснил: — Так говорят у нас на Оаху. И мне терять нечего. Пусть приходят за тобой какие угодно шестерки, ты только покажи пальцем... Опыт ломать ребра хайменам у меня уже есть!

Гаваец удачно разрядил обстановку, и все рассмеялись.

— Помните, я сказал, что завидую Балу, потому что он — единственный у Старика. Но был еще один сын. Его сожгли где-то в Каверне Титлиновой. Поэтому Балу стал штурмовиком, как брат, хотя из него мог получиться отличный пилот.

Так вот отчего Балу всегда с затаенной завистью смотрит на форму пилота! И лучший друг его — пилот. Спенсер Янг Ли. И выбрал он именно меня — курсанта флота — для наставнической беседы после видеосеанса! Все, все теперь понял Джокт.

— Поэтому Старик мне поможет. Пойду, упаду на колени, и он поймет... Кажется, я уже говорил это, а?

— Официант! Счет господам офицерам! — проревел Гаваец, и голос его, пробежав по ступенькам, ведущим в зал, отразился гулким эхом.

Есть такой минус в прохождении модификаций пилотами истребителей: спиртное нужно не нить, а нюхать. Да и то желательно через салфетку.

Служащий заведения издал неудовлетворительное цыканье, когда троица пилотов расплатилась и направилась к выходу с террасы.

— Вот черт, совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Джокт, доставая вторую кредитку.

Пропало облако. Ярко сияло солнце. Все разговоры потеряли значимость. Междугородний экспресс нырнул под землю; видимо, его машинист не верил в слухи и не боялся таящихся под землей червей.

Где-то в стороне мелькнул Храм Единения Веры, и Джокт с грустью подумал, что снова туда не попал. Возможно, думал он, именно там я бы привел в порядок свои чувства. Барон был откровенен. Да, разговоры казались теперь делом прошлым, но после его исповеди часть невидимого груза легла и на плечи друзей. Джокт молчал и думал...

Когда-то «Хванг», потом Лиин — все отодвинулось на еще более дальнюю полку сознания. Наверное, не зря раньше люди боролись с огнем, пуская навстречу стену другого огня...

Загрузка...