На другой день было воскресенье, Жене не надо было идти в детский сад. Но цыплята и в воскресенье хотят есть, поэтому мама ушла как всегда, — совсем рано.
В доме стала хозяйничать тётя Вера. Ого, это вам не мама! Мама даже в выходной встанет тихо, как мышка, всё сама приготовит, потом зовёт:
— Мужчины, завтракать!
А тётя Вера всех подняла, как только проснулась. Бегает туда-сюда, смеётся, шумит, командует:
— Саня, подай вон то блюдечко! Подними с пола ленту! Женя, где у вас масло? Вася, наточите-ка нож да нарежьте хлеба!
Она совсем загоняла Женю и папу. Особенно Женю: он должен был доставать и приносить всё, что ей понадобится. Тётя Вера не знала, где у них что лежит.
Тётя Вера командовала, посуда звенела, масло ворчало на сковороде, все что-то делали — и было так весело, будто все, даже папа, играли в хозяйство, а не работали. Завтрак был готов в одну минуту, и это был просто замечательный завтрак. Папа шутил, тётя Вера и Женя смеялись.
А Саня всё испортила.
Она ткнула пальцем в Женину любимую чашку и сказала:
— Мне в эту!
— Нет, тебе в ту, — сказал Женя и подвинул к ней другую чашку, тоже очень хорошую. — Это моя.
— Нет, моя! — громко сказала Саня. — Потому что я её люблю.
— Не выдумывай! — рассердился Женя. — Пей, из какой дадут. А этой не получишь.
— Евгений! — сказал папа и нахмурился. Женя умолк. Папа налил в Женину чашку горячего молока и поставил перед Саней.
— А вот получу! — гордо сказала Саня и схватила чашку. Но чашка была горячая, Саня вскрикнула и выпустила её из рук.
Разбилась самая любимая Женина чашка, с пёстрыми петухами.
Саня противно ревела, тётя Вера беспокоилась, не обожглась ли она, жалела чашку. Папа сказал: «И ладно, что разбилась, по крайней мере Женька не будет жадничать».
А самого Женю никто не пожалел. Даже обозвали жадиной. Хорошее дело!
И зачем на свете такие девчонки?
Папа ушёл на работу. Как-то очень быстро, незаметно, в комнатах сделался порядок и чистота. Тётя Вера сняла с себя мамин передник и скомандовала:
— Теперь в лес! Самым скорым шагом, самой короткой дорогой! Женя, веди нас!
Самая короткая дорога шла через картофельное поле. Вдали темнел лес. Солнце поднялось высоко над лесом и светило им прямо в глаза. Было очень жарко и хотелось скорее войти в лес. Но из-за Сани приходилось каждую минуту останавливаться. Всё время с ней что-нибудь случалось. Первым делом она решила нарвать цветов картофеля. А их рвать нельзя. Пришлось прямо силком вытаскивать её из гряд. Конечно, она вырывалась и ревела. Тётя Вера после этого вела её за руку.
Прошли немного — Санька стала жаловаться, что ноге больно. Посмотрели — а у неё одна нога в сандалии, а другая в носке. Где потеряла сандалию, — сама не знает. Пришлось тащиться обратно, разыскивать.
Думаете, это всё? Ну, нет. Потом она увидела на краю дороги большой камень. Уселась на него и сидит.
— Хватит, Санечка, идём, — говорит ей мать.
А она колотит по камню пятками и кричит весёлым голосом:
— Я устала, я устала!
Ясно — балуется. Женя хотел стащить её — визжит. Тётя Вера говорит:
— Оставь, пусть посидит: может, и правда, устала.
Нет, усталые не такие бывают. Только ей позволили посидеть — сейчас же слезла с камня и помчалась вперёд, споткнулась, с размаху полетела на землю. Встала сердитая, трёт коленки, но не плачет.
Женя и тётя Вера взяли её с двух сторон за руки. Теперь не вырвется. Очень хорошо. Она сперва шла спокойно, шла, шла — и вдруг поджала ноги и повисла на руках! Женя не смог её удержать, сам чуть не упал. А Саня села на дороге и стала хохотать: как это она ловко придумала!
Потом она устроила эту штуку ещё раз, и пришлось её отпустить. Женя совсем замучился с этой хитрой девчонкой.
Наконец-то добрались до лесу!
Прохладным воздухом обвеяло лицо. Глаза перестали щуриться: им легко смотреть, вокруг спокойная тень. Под ногами вместо пыли и камней — мягкая подстилка из бурых прошлогодних листьев. Когда идёшь, они приятно шуршат.
Пролетел ветерок, пошептался о чём-то с деревьями. Они закивали ветками, зашелестели листьями…
Вот я и в лесу, тихо сказала тётя Вера. — Давно я не была в лесу!
И они пошли гулять по лесу. Разыскивали на пригорках землянику, а в низинках — чернику. Женя привёл их к любимому месту детского сада — лесному ручью. Они разулись и шлёпали ногами по воде, брызгались, умывались. Женя пожалел, что не взял с собой своей парусной лодки — запустить бы её в ручей. Тогда тётя Вера вырезала из коры крошечную лодочку, приделала мачту из спички и парус из кусочка бумаги. И вот пожалуйста — плывёт маленькая храбрая лодочка по огромной реке, пристаёт к зелёному берегу.
— Это пристань! — кричат Женя и Саня. Женя отталкивает лодочку, и она опять плывёт в какие-то дальние страны.
Потом тётя Вера скомандовала:
— Хватит! Наигрались — давайте работать? Будем костёр разводить.
Она велела Жене и Сане собирать хворост, а сама достала из сумки детскую лопатку и принялась копать ямку на открытом месте, где поблизости не было кустов.
Женя приносил охапки хворосту, ломал сухие ветки. Саня собирала шишки, но толку от неё было немного: притащит одну — две шишки, тоненький прутик, и то пыхтит. А уж если ей попадалась веточка побольше, она волокла её по земле и уже издали кричала:
— Тащу огромную дровину!
Тётя Вера разложила костёр в песчаной ямке. Огонь почти не был виден на солнце, только дымок поднимался голубоватым столбиком, завивался клубами и таял в воздухе. Это был красивый дым.
Тётя Вера достала из сумки несколько картофелин.
— Для чего? — удивился Женя.
— Спечём, поедим, — сказала тётя Вера. — Ты ещё не ел картошки, печённой на костре? Э, ты ещё не знаешь, что такое пионерская еда! Вот попробуешь.
Она побросала картошки в ручей и велела Жене и Сане помыть их.
— Старайтесь, лентяи, почище мойте! — сказала она. — А то картошки не дам.
Наверное, из всех прекрасных работ самая прекрасная — это мыть картошку в лесном ручье. Женя и Саня так старались, что вместе с картошкой вымыли и лицо, и платья, и волосы: во всяком случае, всё это было мокрое.
Картофелины и дети сохли на солнышке. Костёр догорал. Когда погас огонь, тётя Вера выгребла из ямки угли, положила картошку в горячий песок и сверху засыпала углями.
— Эй, лентяи! — крикнула она. — Ступайте наберите в эту кружку земляники на сладкое! Вон на той поляне!
И они устроили пир. Картошку накалывали на острые палочки, обтирали носовыми платками, посыпали солью и ели. Роняли, обжигались и всё ели и ели. Женя и не знал, что простая картошка может быть такой необыкновенно вкусной.
Крошки от завтрака высыпали возле большого муравейника. Муравьи оказались очень умными и быстро потащили эту прекрасную еду в муравейник.
Дети ели землянику и отдыхали в тени. Ветра не было, вокруг стояли высокие лесные колокольчики, очень синие. Их обступали кусты и деревья. И всё было неподвижное, как на картинке.
Что-то загудело, будто где-то далеко летел самолёт. И вдруг он показался — совсем маленький, чёрный; он вылетел из-за куста и нёсся прямо на Саню. Она вскочила. Самолётик ударился об неё и упал на землю.
Саня завизжала на весь лес и кинулась к маме — прятаться. А Женя бросился к тому месту, где упал самолётик, и схватил большого чёрного жука, который барахтался в траве.
— Ого! Вот это жучина! — сказал Женя. — Порядочный!
Жук старался выбраться из Жениного кулака и царапал его сильными лапами. Женя радовался. Жук был ему нужен. Если привязать к жуку тонкую ниточку и отпустить его, то у Жени будет свой летающий самолётик. Нет, это замечательный жук!
Женя показывал жука Сане и хвалил его, но Саня не хотела и глядеть, отворачивалась и просилась домой.
Пришлось идти домой. На полдороге Саня успокоилась и вдруг спросила:
— Где жук?
Женя показал. На солнце жук отливал синим цветом., Он лениво шевелил зазубренными ножками.
— Хочу такого жука, — сказала Саня. — Дай!
— Ты так посмотри, — сказал Женя. — Ещё крылья оторвёшь.
— Дай! — повторила Саня.
— Ну, хорошо, — сказал Женя. — Подержи и отдай. Саня схватила жука и тут же с криком отбросила его: жук щекотал ей ладонь. Жук упал в картофельный куст. Женя бросился за ним. Но перед самым его носом взвился сине-чёрный самолётик и понёсся, гудя, над картофельным полем… Жук пропал вдали, и у Жени не стало летающего самолётика.
— Эх! — сказал Женя. — Такого жука потерять! Зачем брала?
— Такого жука не надо, — спокойно сказала Саня. — Он плохой.
Прощай, самолётик!