Хоть мама и завешивала окна всем, чем могла, спасаясь от полярного солнца, но мы с Димой все равно каждую ночь очень долго вертелись на своих раскладушках.
Так было и в эту ночь. Дима стал чуть-чуть поразговорчивее, чем раньше. Он даже рассказал мне о том, что говорили рабочие после нашего концерта. Они, оказывается, не так уж бурно хлопали просто потому, что у них был обеденный перерыв и они хотели отдохнуть. А вообще-то между собой они говорили почти то же самое, что было написано в моей корреспонденции. Честное слово, удивительно, как я хорошо все предвижу! Потом мы раза четыре желали друг другу спокойной ночи. Потом Димка опять спросил, не было ли письма, а я сделал вид, что сплю, и ничего не ответил.
— Ты спишь? — спросил Дима.
Я молчал.
— Ты спишь? — снова спросил он.
Я снова промолчал.
— Ты спишь?! — повторил Дима в третий раз, уже так громко, что даже мама в соседней комнате забеспокоилась:
— Что у вас там происходит?
И вдруг раздался стук в дверь. Сперва осторожный, а потом погромче…
— Это почтальон! — воскликнул Дима. И бросился к двери.
«Нет, он совсем уже рехнулся, если думает, что почтальоны ходят по квартирам в час ночи!» — решил я. Но через минуту Дима прошлепал босыми ногами обратно и, изумленно взглянув на меня своими близорукими, всегда такими непохожими со сна глазами, проговорил:
— Там тебя спрашивают.
— Меня?!
— Ну да, тебя!
— Кто?
— Твой новый приятель.
— Какой приятель?
— Пойди сам и посмотри!
Я тоже босиком бросился в коридор и увидел… Рыжика. Вид у него был странный: зеленые глазищи блестели, рыжие волосы были в полном беспорядке.
— Это ты? — шепотом спросил я, боясь, чтобы не услышала мама.
— Я…
— Что случилось?
Вместо ответа Рыжик тоже шепотом спросил:
— Ты сейчас занят?..
— Что-о?! В час ночи?!
— Ой, прости!.. Совсем забыл, что уже ночь. Я ведь не спал сегодня…
— А что случилось?
— Что случилось?! — раздался сзади тревожный голос мамы: она всегда умудрялась просыпаться именно тогда, когда мне хотелось, чтоб она крепко спала.
— Мне нужен… мне очень нужен Сева.
— Сейчас?! — шепотом воскликнула мама.
— Ну, на немножко… На полчасика.
— Ночью?!
— Мы только выйдем на улицу… и потом он скоро-скоро вернется. Можно, а?
У гордого Рыжика был такой умоляющий голос, что мама даже растерялась.
— Но ведь сейчас уже очень поздно… Около часа, — проговорила она неуверенно, будто сомневалась в том, что час ночи — это действительно позднее время.
— Нам только на полчасика… Всего на полчасика, — повторял Рыжик.
— Я бы их отпустил, — раздался вдруг сзади голос папы.
Мама сразу оживилась:
— Ты бы вообще отпустил их куда угодно! Ты ведь и в самолете не особенно волновался, когда все думали, что Рыжик удрал. На улице ночь…
— Ну, какая же это ночь? — улыбаясь, возразил папа. — Совсем светло! Пусть пойдут… Я уверен, что Рыжик не стал бы беспокоить нас просто так, беспричинно.
Мама подумала, подумала немного, а потом предложила:
— Можно, и я с вами пойду?
— Я бы… Мы бы… с большим удовольствием. Но… — В общем Рыжик не собирался приглашать маму в это неожиданное ночное путешествие.
— Неужели у них не может быть своих тайн? — сказал папа. — В их возрасте я бы удрал вообще без всякого спроса!
И, обратившись к Рыжику, папа спросил:
— Ничего такого… особенного не случилось?
— Нет… Но мне очень нужна Севина помощь. И поскорей! А то мы опоздаем.
— Куда?! — опять встрепенулась мама. — Куда можно опоздать в два часа ночи? — Незаметно для себя самой она накинула еще один лишний час.
— Мне очень нужна Севина помощь… — повторил Рыжик.
— Но ведь я, взрослый человек, могу тебе помочь лучше, чем он!
— Железная логика! — усмехнулся папа.
— Нет!.. Вы не можете. Только он может! Сева!..
И тут, гордый таким доверием Вовки, я, уже не дожидаясь маминого разрешения, молча побежал в комнату, в два счета оделся и снова выскочил б коридор.
— Идем! — сказал я так твердо, что мама даже не решилась мне возразить.
Она только повернулась к отцу и тихо, растерянно произнесла:
— Они уходят…
— И правильно делают! — ответил папа.
Как только мы очутились за дверью, Рыжик скомандовал:
— Бежим! Скорее!
— Куда?
— На станцию! Мы можем опоздать… Она уедет!
Уже на бегу я спросил:
— Кто уедет?
— Она… Сергеева!
— Сергеева? Но ведь ты же и хотел, чтоб она уехала…
Рыжик на миг остановился и, глядя в землю, сказал:
— Я сегодня встал ночью и увидел, что отец не спит. Он все ходил по коридору и курил, курил, курил… Понимаешь? Я спросил у него: «Что случилось?» Он поднял глаза, и я увидел, что он плачет…
— Плачет?!
— Нет, слез у него не было. Но он все равно плакал… Я понял, что он плакал. И я не хочу! Я не хочу, чтобы у него были такие глаза! Понимаешь? — Рыжик огляделся по сторонам, но улица была совершенно пуста и никто не мог нас услышать. — Он все уговаривал меня, что ничего не случилось, и упрашивал, чтобы я пошел спать. Но я-то видел… И вот, пока он курил на кухне, я оделся и удрал. Поезд уходит в час тридцать семь! Мы с тобою должны успеть! Я очень хочу, чтобы ты поговорил, чтобы ты попросил ее… Ведь вы с ней тогда так хорошо разговаривали! Помнишь, в нашем школьном зале?
— Я помню. Но, может быть, лучше тебе самому?..
— Нет! Я не смогу… После того, что было… Я очень, очень тебя прошу!
Рыжик не хотел показать мне, что уж слишком расчувствовался, и все время отводил глаза. Суровый и добрый Вовка! Разве я мог не понять его в ту минуту?..
— Бежим! — снова скомандовал Рыжик. — Ты должен уговорить ее… чтобы она не уезжала!
Мы стремглав бежали по ночным улицам, по которым вообще-то очень удобно бегать, потому что совсем светло, а кругом никого нет и никто не мешает.
Когда мы добежали до железнодорожной станции, было двадцать минут второго. Поезд, состоявший всего из трех старых вагончиков, стоял на путях. Он должен был довезти пассажиров до порта.
Я сразу увидел Жаннетту. Она стояла в сторонке от всех и смотрела на город. Мне показалось, что она кого-то ищет. Очень ждет, больше всего на свете!..
Вовка остался у столба с круглыми часами, а я подбежал к ней и прямо с ходу, не отдышавшись, выпалил:
— Здравствуйте, Ирина Федоровна! Пожалуйста, не уезжайте!
Она вздрогнула, обернулась… И вдруг я увидел в ее глазах досаду и разочарование. Нет! Она ждала явно не меня.
— Ты?.. — изумленно проговорила Сергеева. — Пришел сюда ночью? Откуда ты узнал? Ведь я ото всех скрывала день своего отъезда…
Я не знал, как Рыжик разведал эту тайну. Но я тут же нашелся и затараторил, потому что до отхода поезда оставалось совсем мало времени:
— Вовка уж какой день дежурит здесь, на станции, чтобы не пропустить вас! Он уж какую ночь не спит! «Если, — говорит, — она уедет, я тоже отсюда уеду. И отец останется совсем один!»
— А сегодня что же, он решил отоспаться и… прислал тебя?
— Нет!.. Он во-он там, возле часов, видите?
Она повернула голову по направлению моей руки. Рыжик тут же спрятался за столб, хотя его прекрасно было видно.
— Нет! Он не сможет сыграть Тома Сойера, — с грустной улыбкой сказала Ирина Федоровна. — Тот был смелее!
— Вы обязательно должны остаться! — продолжал я, не обращая внимания на ее слова. — А то ведь вы погубите целую семью! И Владимир Николаевич сегодня плакал…
— Что ты сказал? Это неправда… Откуда тебе известно?
— Рыжик мне сам рассказал! Вот какое хотите слово дам, что он плакал! Хотите, я позову Рыжика?.. И он тоже даст слово!:
— Нет уж! Пусть прячется за столбом…
В этот момент раздался удар колокола: осталось всего пять минут. Я уцепился за чемодан Жаннетты и все время повторял одно и то же:
— Вы не должны уезжать! Вы не должны уезжать!
Она вдруг взяла меня обеими руками за голову и, пристально-пристально глядя мне в глаза, спросила:
— Рыжик хочет, чтобы я вернулась?
— Очень… Очень хочет!
— Честное слово?
— Самое честное!
— Тогда скажи ему, что я вернусь…
— Честное слово?
Она улыбнулась и, передразнивая меня, ответила:
— Самое честное!
Тогда я потащил к вагону ее чемодан, и мне было очень легко его тащить, хотя он был большой и она все время пыталась тоже уцепиться за ручку, чтобы помочь мне, но я не давал.
А потом поезд загудел и тронулся. Жаннетта стояла у окна и махала мне рукой. У нее, мне казалось, было уже совсем не то настроение, что в начале нашего разговора. Я побежал за вагонами и почему-то решил на прощание крикнуть:
— Он плакал! Рыжик сам видел…
— Спасибо! — крикнула она мне в ответ. — Я вернусь… Самое честное!
Когда я подошел к столбу с часами, Рыжик, глядя в землю, тихо сказал:
— Я так и думал, что ничего не получится. Уехала… Как же я теперь пойду домой?
Сперва, направляясь к столбу, я хотел разыграть Вовку и сказать, что у меня и в самом деле ничего не вышло. Но теперь я не смог. И я сказал правду:
— Не волнуйся! Она вернется… Обязательно вернется… Она мне честное слово дала. Самое честное!..