Северный дьявол

Глава 2

Джерси-Сити, Нью-Джерси

Январь 1873 года

Маленькая грязная карета перевалилась через очередную рытвину, накренившись в другую сторону. Два голоса сыпанули ругательствами с козел экипажа – один с явным джерсийским выговором, второй – с бостонским. Словарный запас обоих характеризовался злобной уверенной непринужденностью мужчин, которые хорошо знали, что такое насилие.

Холодный ветер рванул истрепанные занавески кареты, напомнив о вчерашнем сильном бризе, обещавшем снегопад. Он был гораздо приятнее вони от макрели и сардин, которая пропитала насквозь рыбацкую шхуну, где они вынуждены были провести последние несколько дней.

Рейчел Дэвис сжала руку матери так крепко, словно ей было всего три года, а не двадцать три. Сидевшая напротив Мерси, ее младшая сестра, держала за руки их обеих. Она испытывала горькую радость из-за того, что ее отец умер за три года до этого от пневмонии, которую получил, спасая тонущего ребенка, и теперь был избавлен от этих адовых мук. Рейчел, вышла замуж за Элиаса шесть лет назад, питая к нему просто дружеские чувства, а также чтобы защитить своих друзей, слуг, с которыми она вместе росла. Брак дал ей больше радости, чем она могла надеяться. Но она не ожидала, что окажется в аду.

– Помни! – прошептала Рейчел. – Когда мы окажемся у вокзала, что бы ни происходило, беги и не оглядывайся. Понимаешь? Не оглядывайся!

– Но… – запротестовала Мерси, которая всегда была упрямицей.

– Ш-ш! – умоляюще прошептала их мать, давясь слезами под спущенной вуалью. – Иначе они тебя услышат!

Мерси неохотно понизила голос:

– Должен быть какой-то другой выход!

Рейчел прикрыла глаза, не видя возможности подарить сестре хоть какую-то надежду. Она была рада, что может скрыться под своей очень модной вуалью. Когда кончился траур, Альберт Коллинз навязал ей новый гардероб и вынудил принимать знаки внимания его сына, зато модные широкополые шляпы имели некоторые преимущества.

– Мы будем вместе! – твердо заявила мать, но не уточнила, когда именно. Милостью Божьей это произойдет по эту сторону могилы. Но даже если это случится по другую ее сторону, она готова заплатить эту цену, лишь бы увидеть, что ее близкие наконец освободились от мужчин из семейства Коллинз.

Мерси беспокойно заерзала. Пора было еще раз повторить весь план. Они понимали, насколько это опасно, но Мерси должна быть сильной и быстрой ради матери. Надежда умирает последней.

– Запомни, Мерси, вы все должны бежать, как только появится возможность, – проговорила Рейчел, преодолевая приступ тошноты. – После этого сядешь на паром до Манхэттена и купишь билет на тот пакетбот Кьюнарда, который мы видели. Даже если он плывет в Канаду, отправится не позже чем через час, со следующим приливом. Я постараюсь последовать за вами, как только смогу.

Мать немного успокоилась.

– К счастью, нас не обыскали всех одновременно, так что у нас есть деньги на билеты.

Мерси печально вздохнула:

– А в саквояжах есть одежда на несколько дней и еще драгоценности, которые Элиас передал матушке.

«Слава Богу, что Мерси на этот раз не повысила голос! Если бы громилы Коллинзов услышали…» Рейчел содрогнулась, вспомнив суровые наказания, которым подвергались матушка и Мерси. Благие небеса, она уже и не надеялась, что матушка оправится после той ледяной ванны.

Шум за стенами кареты внезапно усилился, воздвигаясь из грохота чугунных колес, звона колоколов и пронзительного свиста пара.

Рейчел закрыла глаза, вознося благодарственную молитву. Она оказалась права: Коллинзы везут их на железнодорожный вокзал, а не на очередное судно. У матушки и Мерси будет шанс вырваться из этого ада.

– Правильно, Мерси, – согласилась их мать. – Ты знаешь, что делать. Если осуществить наш, план, нам не о чем будет беспокоиться.

Она стиснула пальцы Рейчел, в этот момент карета резко остановилась.

– Да поможет нам Бог! – прошептала мать.

– Аминь! – выдохнули дочери.

Дверца резко распахнулась, впустив поток ледяного воздуха. Появилась огромная темная фигура.

– Миссис Дэвис?

Рейчел кивнула и поднялась, стараясь держаться как можно высокомернее, как подобает настоящей леди, несмотря на грубое, возмутительное поведение Коллинзов.

Рейчел медленно вышла из кареты, задержавшись на ступеньке, чтобы окинуть взглядом почти опустевшую станцию. В этот ранний час и в такую стужу вокруг не было ни души, кроме Альберта и Мейтленда Коллинз, которых сопровождали двое их громил. Эти грубияны служили матросами на их кораблях и были слепо преданы семейству Коллинз. У Рейчел было не больше шансов уговорить скалы Плимута растаять, чем убедить одного из этих животных помочь ей или ее родным. В этом она убедилась на горьком опыте.

В конце длинной платформы станционный смотритель был занят Отправлением пассажирского поезда, почти полностью скрытого за клубами пара.

За длинным пандусом наверху висела вывеска «ПАРОМ» с золоченой стрелкой, указывавшей на надпись «Манхэттен». Рейчел видела, как контролер брал билеты у последних пассажиров, садившихся на паром. Матрос уже готовился отдать швартовы.

– Миссис Дэвис! – Это был голос Альберта Коллинза.

Альберт Коллинз был чуть выше среднего роста и атлетического сложения. От его зорких серых глаз, казалось, ничто не могло укрыться. У него были ухоженные бакенбарды и сверкающая лысина. Одевался он превосходно, как и подобало главе одной из старейших судоходных компаний, передававшихся от поколения к поколению, пусть даже сейчас у них осталось меньше полудюжины судов.

Он всегда казался Рейчел похожим на мокасси нового щитомордника: темный, ядовитый, притаившийся в болотной темноте, пока не представится возможность броситься и убить свою жертву.

Позади него маячил его сын, Мейтленд, на полголовы выше ростом. Красивый молодой человек, рассчитывавший преуспеть в жизни благодаря своей наружности.

Репутация их семейства была безупречна в течение тех столетий, которые существовал город Бостон.

Рейчел адресовала Коллинзу-старшему холодную улыбку и едва заметно кивнула, полностью игнорируя его сына и моля Бога дать ей силы:

– Мистер Коллинз.

Она сошла со ступеньки и быстро зашагала прочь, направляясь к единственному пульману, который виднелся поблизости. К счастью, этот вагон оказался не слишком близко, особенно после того, как она выбрала самый длинный путь по лестницам и платформам станции.

– Рады приветствовать вас в Джерси-Сити, миссис Дэвис, – заметил Коллинз.

– Неужели? Как долго мы здесь пробудем?

У нее за спиной матушка демонстрировала, как трудно ей вылезать из кареты. Несомненно, Мерси ей помогала. Издалека донесся гудок паровоза. Матрос отцепил все швартовы парома, кроме последнего.

– Боюсь, что недолго.

Рейчел выгнула бровь, стараясь не смотреть на пустую багажную тележку, стоявшую всего в нескольких шагах от них.

– А зачем меня брать с собой?

– Чтобы находиться в вашем очаровательном обществе.

Мейтленд, шагавший следом за отцом, хохотнул. Матушка и Мерси наверняка уже вышли из кареты.

Рейчел улыбнулась, позволяя себе чуть показать зубы:

– Извините, что-то не верится.

Рейчел схватила багажную тележку и толкнула ее на Коллинза-старшего. Тот с проклятием отшатнулся, налетев на сына, и сын споткнулся, сбив с ног одного из громил.

Рейчел подхватила юбки и бросилась вслед за отправляющимся поездом. Далеко уйти ей не удастся. Она получит свободу максимум на час, и то, если ей повезет. Но Коллинзам придется затратить дополнительные усилия, чтобы настигнуть ее, и шансы Мейтленда терроризировать Мерси и пытаться ее изнасиловать снизятся.

– Назад!

Рейчел пересекла рельсы и прыгнула. Сопровождающий матушки и Мерси бежал по платформе, стараясь ее догнать.

Позади него две его подопечные мчались по спуску к парому, где кондуктор приглашающе махал им рукой. Слава Богу, их план был близок к осуществлению. Только бы ничто не помешало.

Рейчел спрыгнула на пути и побежала, увернувшись от прибывавшего товарного поезда. Позади громко топал Коллинз.

– Остановите ее! Она сумасшедшая! – вопил он.

Коллинз всех уверял, что Рейчел обезумела от горя после смерти Элиаса. Под этим предлогом он держал ее под замком последние шесть месяцев. Пусть говорит что хочет. Ради родных Рейчел готова на все.

Товарняк прогрохотал мимо. Воздух стал свежее. Рейчел сделала глубокий вдох и повернулась, направляясь прочь от станции.

Мейтленд преградил ей путь.

– Как самочувствие, миссис Дэвис? – Он ухмыльнулся.

Рейчел похолодела, ее прошиб пот. Она судорожно вздернула подбородок.

– Мейтленд.

Коллинз догнал ее и схватил за локоть:

– Я отведу ее к вагону.

– Отец…

– Мейтленд, возьми людей и ищи еще двух женщин. Если они уйдут, мы не сможем воздействовать на миссис Дэвис. Я справлюсь с ситуацией.

Мейтленд кивнул и убежал.

– Я позволил бы ему вас наказать, но он не умеет сдерживать себя, – предостерег ее Коллинз, утаскивая назад к пульману. – Я пока не готов объясняться с другими опекунами по поводу серьезных травм, которые вы можете получить. Не надо меня дразнить. Вы можете получить увечья при падении с лошади. И еще много других.

Прозвучал гудок, оповещавший об отплытии судна. Паром отошел, от причала.

Рейчел промолчала, чтобы не злить его. Пока она не заметила никаких признаков того, что им удалось найти ее родных.

Коллинз кивнул и добродушно махнул рукой станционному смотрителю, покрутив пальцем у виска: мол, какой спрос с безумной. Помедлив, смотритель прикоснулся к козырьку фуражки.

– Придется ему заплатить! – с досадой посетовал Коллинз. – Неуклюжая вы корова, во сколько еще мне обойдется ваша выходка?

Он потащил Рейчел в их личный пульман и грубо толкнул на сиденье. Двое из его головорезов вошли вместе с ними.

– Вы двое, – приказал он, – следите за ней, пока я не вернусь.

Рейчел тихо фыркнула и закрыла глаза. Не дай Бог, чтобы они сообщили о поимке ее близких.

Спустя два часа Мейтленд запрыгнул в гостиную вагона, не обращая никакого внимания на то, как его грязные сапоги портят великолепный ковер.

– Ну? – спросил отец. – Где они?

Мейтленд вытянулся в струнку.

– Я не совсем уверен. Но кеб отвез двух женщин, соответствующих их описанию, к пакетботу Кьюнарда, который отплыл в Лондон больше часа назад.

«Слава тебе, Боже! Наконец-то матушка и Мерси в безопасности!»

Рейчел улыбнулась.

Коллинз отвесил ей пощечину.

У нее искры посыпались из глаз, а потом все померкло.

Чикаго, два дня спустя

– Добрый вечер, мистер Мейтленд! – раздался в ночной темноте голос. Монотонный говор, характерный для выходца с восточного побережья, звучал хрипло.

Рейчел сразу его опознала – как и того, кого приветствовал ее тюремщик. Она проснулась, напряженно замерев в своей гостиничной кровати, и прислушалась.

С момента смерти Элиаса она оказалась в плену у Коллинза, сначала в Англези-Холле, фамильном поместье Дэвисов, а потом – на Уступе Коллинз, небольшом острове на островах Элизабет, находившемся в личном владении семейства Коллинз. Они увезли ее туда после того, как ему удалось убедить остальных опекунов в том, что она обезумела от горя. За те долгие месяцы, когда ее выпускали на улицу только в сопровождении надсмотрщика или когда она оставалась одна в помещении размером с чулан, когда ее письма внимательно просматривались под предлогом заботы о ее благополучии, Рейчел поняла, что такое тюрьма. Родители никогда не ограничивали ее свободу – она бывала где хотела и думала как находила нужным.

После того как матушка и Мерси бежали, тюремщики стали обращаться с ней еще более жестоко.

Рейчел догадывалась, что Коллинз намерен направиться на юг, в Филадельфию или Уилмингтон, увозя ее подальше от остальных опекунов, ближе к сторонникам его семейства. Однако личный пульмановский вагон в Пенсильвании был прицеплен к поезду, направлявшемуся на запад. Рейчел не знала, почему они находятся в Чикаго, но ее тревожило, что она оказалась в тысяче миль от всех, кто ее знал и кто мог бы ей помочь.

– Привет, Сайлас. Как сегодня поживает эта сучка?

Напоминание о том, как к ней относится Мейтленд, вызвало у Рейчел гнев и отвращение.

– Как всегда, крепко спит, сэр. Легла рано.

Рейчел улыбнулась, вцепившись пальцами в стеганое одеяло.

«Они не знают, что я тайком захватила с собой и прочла последний трактат Сьюзен Энтони о правах женщин. Это наверняка привело бы их в ярость. Когда-нибудь мне все же удастся поступить в колледж Холиоук».

Мейтленд ухмыльнулся:

– Вот и хорошо. Она все равно не сможет предложить ничего интересного настоящему мужчине. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр.

Как жаль, что Элиаса больше нет в живых. Он был вполне доволен ею. Грант и Шерман за его подвиги удостоили Элиаса высокой награды, «Почетной медали Конгресса».

Тихо насвистывая, Мейтленд вошел в комнату, которая находилась рядом с ее спальней, – небольшой холл гостиничных апартаментов.

Рейчел снова откинулась на подушку.

В соседней комнате со скрипом повернулась дверная ручка.

Рейчел затаила дыхание, прислушиваясь к тому, что происходило в холле.

– Добрый вечер, сын. Закрой дверь и сядь, – приказал Альберт Коллинз.

Мейтленд замялся: он не ожидал увидеть отца.

– Как вам понравилась опера, сэр? – спросил он, закрыв дверь и направляясь к отцу.

На его красивом лице лежал отпечаток разгульной жизни, к тому же он то и дело участвовал в потасовках и пьяных дебошах. Однако отец был от него в восторге, считая его сильным, умным, красивым. Жаль, что он не смог отправиться в море, чтобы немного смирить свой нрав, как это делали до него пять поколений Коллинзов. Паника пятьдесят седьмого года пятнадцать лет назад почти полностью уничтожила судоходное дело Коллинзов. Дед Мейтленда покончил с собой из-за того, что подвел семью, следующему Коллинзу пришлось все восстанавливать.

Коллинз небрежно бросил:

– Неплохо для такого жалкого городка на краю цивилизации. Мне удалось установить неплохие деловые связи. Они быстро отстроились после пожара, но качество музыки от этого не улучшилось. Тем не менее завтра мы сможем уехать, как и планировали. А как у тебя прошел вечер?

Мейтленд пожал плечами, уселся в кресло с чашкой кофе и посмотрел на отца:

– Выиграл чуть больше, чем проиграл.

Мальчишка здорово проигрался, раз уж не смог этого скрыть, подумал Коллинз.

Он ударил кулаком по столику, стоявшему рядом с его креслом, так что зазвенел фарфор.

– Тебе надо обхаживать вдовушку, а не тратить зря время на петушиных боях!

– Зачем? – удивился Мейтленд. – Мы ведь контролируем ее состояние.

– Ошибаешься. Пока мы можем лишь определять расходы. Тебе надо стать отцом ее детей, чтобы оно осталось у нас навсегда.

Мейтленд возмущенно посмотрел на отца и резко поставил свою чашку.

– Рейчел Дэвис – неподходящая мать для следующего поколения Коллинзов! Она внучка книготорговца.

– Ее происхождение не имеет значения, главное – деньги.

Однако Мейтленд не собирался сдаваться:

– Непонятно, почему остальные опекуны так заботливо оберегают эту простушку, ублюдка прислуги. Старик Дэвис, видимо, спятил, когда разрешил своему единственному выжившему сыну на ней жениться.

– Ее отец был секретарем Дэвиса и его доверенным лицом. Все его друзья, особенно опекуны, знали ее отца так же хорошо, как самого Дэвиса. Я лично превозносил этот брак до небес, лишь бы остаться в опекунском совете.

Мейтленд проворчал что-то себе под нос.

– А что до отношения Дэвиса к тому браку, думаю, он принял бы любую женщину, на которой его сынку вздумалось бы жениться, если принять во внимание огромную дыру у парня в легком.

– Значит, кровь у нее плохая, но общество ее приняло! – посетовал Мейтленд. – Даже если бы я смог это вынести, она холодная сучка, которую книги интересуют больше, чем мужчины. В отличие от ее сестрички, которая начинала трепетать, стоило мне потискать ей сиськи. В Рейчел Дэвис нет ничего, что горячило бы мне кровь.

– Кого это интересует? Главное, чтобы ты ее обрюхатил. Просто женись на ней и получи от нее несколько наследников! – отрезал Коллинз. – За такие, деньги можешь спать с ней с закрытыми глазами, а удовольствие получать на стороне.

Мейтленд закатил глаза:

– Если это настолько важно, то почему бы вам самому на ней не жениться?

– Я ее главный опекун, но не единственный. Большинством голосов остальные двенадцать опекунов в любой момент могут меня устранить. Меня уже предупредили, что если я на ней женюсь, так оно и будет. Меня снимут с должности главного опекуна, а возможно, исключат из опекунского совета.

– Они угрожали Коллинзу? – возмутился Мейтленд. – Откупитесь от них! Вышвырните их из совета!

Поддержка сына согрела Коллинзу сердце. Но отцовский долг требовал, чтобы Коллинз придерживался здравого смысла, а не потакал Мейтленду.

– Даже Вандербильт не смог бы подкупить всех, кого выбрал старик Дэвис. Рейчел обезумела от горя на похоронах его щенка, именно поэтому я и смог так долго держать ее взаперти. – Коллинз постучал по столу указательным пальцем. – Нужно было обладать богатством, огромной властью и безупречной финансовой репутацией, чтобы получить в совете достаточно голосов и стать единственным опекуном. Только Грейнджер из Филадельфии смог бы такое провернуть.

Мейтленд нахмурился, осознав безвыходность положения. Сливки общества Бостона вот уже на протяжении двух веков включали мужчин из семейства Коллинз в число избранных. Но на сегодняшний момент клан Коллинзов не обладал наличностью и открытым политическим влиянием, чтобы вышвырнуть какого-нибудь серьезного конкурента из совета Фонда Дэвиса в отличие от кого-либо из пенсильванских Грейнджеров с их древним именем, огромной поддержкой, сетью политических контактов и состоянием, полученным от железных дорог. Они были настолько влиятельны, что, возможно, смогли бы даже открыто дать взятку какому-нибудь конгрессмену.

Нет, состояние Дэвиса придется захватывать более тонко.

Коллинз налил себе еще кофе, добавил сливки, размешал и стал ждать, что скажет сын.

– К чему такая спешка? Почему нельзя повременить месяц-другой? – помолчав, спросил Мейтленд.

Наконец-то мальчик взялся за ум.

Коллинз оперся бедром о массивный стол, демонстративно награждая проницательность Мейтленда тем, что стал держаться непринужденно и обращаться к нему как к союзнику.

– Остальные опекуны пристально следят за средствами фонда – по крайней мере за теми, в которых что-то понимают.

– И что?

– Оказывается, юный Дэвис вложил средства в очень богатые серебряные копи в Неваде – это было необычной инвестицией для семейства Дэвис. Я уже год снимаю всю наличность с этих копей «Синяя птица».

– И кто-то этим заинтересовался?

Коллинз кивнул, ожидая новых вопросов.

– Один из опекунов?

– С этим бы я справился, черт подери! Нет, этим интересуется другой компаньон, некий калифорниец по имени Уильям Донован. Я ответил ему, что мы потратили все деньги на изучение новых залежей серебра.

– Большой туннель в никуда, который съедает все деньги? Хорошая мысль!

Коллинз улыбнулся и вернулся к реальным фактам, которые имел право знать его родной сын.

– Да, вот только Донован мне не поверил. Сейчас он в Сиэтле, но потребовал, чтобы к его возвращению, когда он отправится в «Синюю птицу», ему были бы представлены доказательства. Если он не увидит нового крупного месторождения или своих денег, он потребует расплаты.

– Да кто он такой? Никакой калифорниец не смеет такого с вами сделать!

Коллинз криво усмехнулся и хлопнул сыночка по плечу:

– Спасибо за то, что ты так в меня веришь, но сначала тебе следовало бы узнать, кто твой враг. Он владелец фирмы «Донован и сыновья», – одной из крупнейших транспортных компаний Запада. Он один из партнеров банка Калифорнии и член Торгового совета Сан-Франциско. И если он потребует, чтобы Фонд Дэвиса с ним расплатился, мы окажемся в очень неловком положении.

– Дьявол! – помрачнев, выругался Мейтленд.

– Совершенно верно, – согласился Коллинз. При этом он повернул кисть так, чтобы убедиться, что его верный морской кортик готов к действию.

При одном лишь упоминании имени Донована Коллинз приходил в ярость.

– А у нас есть такие деньги?

– Наличных – нет. Мы слишком много потратили на восстановление судоходной компании. Но женитьба на Рейчел Дэвис избавила бы нас от Донована и открыла доступ к остальному состоянию Дэвисов.

Мейтленд вскинул руку, словно фехтовальщик:

– Туше. Я сделаю это завтра же.

Он схватил графин с бренди и влил щедрую порцию в свою чашку с кофе.

– Донована надо убить. Чтобы не пришлось с ним расплачиваться.

– Верно, – обрадовался Коллинз. – Мой человек в Неваде должен справиться с его устранением. Может быть, устроит засаду.

Мейтленд поднял чашку:

– За новое состояние семьи Коллинз, построенное на основе Фонда Дэвиса!

– За новое состояние семьи Коллинз!

Они чокнулись чашками.

Пальцы Рейчел судорожно сжимались и разжимались на вышитом покрывале. Ей очень хотелось швырнуть чем-нибудь в этих двух демонов из соседней комнаты.

Жизнь Уильяма Донована в опасности. Рейчел – единственная, кто может его предостеречь.

Ей необходимо бежать. Они направляются на запад, в Омаху, где у западной транспортной компании должно быть отделение. Может быть, ей удастся отправить Уильяму Доновану весточку.

Или послать телеграмму ее другу Лукасу Грейнджеру, который работает у Уильяма Донована.

Она познакомилась с Грейнджером во время своей свадьбы с Элиасом. Потом они переписывались. После смерти Элиаса переписка продолжалась. Она была дружеской, без намека на романтическую. Письма приходили редко из-за постоянных разъездов Грейнджера по стране. Его подчас резкие суждения обо всем на свете, начиная с политических скандалов и кончая тем, как индейцы ходят по волчьему следу, поддерживали ее, когда Элиас умирал.

Потом она не раз горько сожалела о том, что уже не может находить утешение в его письмах, поскольку клан Коллинзов позволял себе все более дерзкие нападения на все то, что было ей дорого: сначала чтобы заставить ее передать им управление домом Элиаса, а потом чтобы принудить выйти замуж за Мейтленда.

Переписка с Грейнджером прервалась, когда Рейчел приехала на Уступ Коллинз. Коллинзы оборвали эту переписку, как и все остальные ее контакты с внешним миром.

Конечно, он был бы последним, к кому Рейчел обратилась бы за помощью со своей проблемой, но он помог бы отыскать человека, который пришел бы ей на помощь.

Семья Грейнджера постоянно делала людям добро. Его мать была патронессой нескольких благотворительных организаций, помогающих детям.

Он наверняка позаботится о том, чтобы его наниматель получил предостережение, если только ей удастся отправить ему письмо.

Но как узнать, где он сейчас находится.

В другой части города Лукас Грейнджер шел следом за своим отцом, Томасом Лоренсом Грейнджером Четвертым – или Ти-Элом, – по лучшему отелю Чикаго, гадая, что за испытание старый дьявол придумал для него на этот раз.

Хорошо, что с ним нет матери. В противном случае ему пришлось бы пройти все девять кругов ада.

Господи всемогущий, все говорило о том, что скоро он снова окажется в клетке. Старик весь вечер демонстрировал фальшивую сердечность. Лукас постоянно воевал с родителями, в основном из-за того, какую роль он будет играть в семейном деле.

В детстве его обучали домашние учителя, вместо того чтобы отправить в школу, как его брата Тома и других мальчишек, чьи родители были людьми одного с ними круга. Лукас наотрез отказался посещать Пенсильванский университет и жить дома, как того хотели родители. Переубедить их Лукасу не удалось. Тогда он сбежал из дому и вступил в западную Армию Союза, ту, которая находилась далеко от Филадельфии. Он приложил немало сил к тому, чтобы стать рядовым в ополчении штата, оказавшегося в непосредственной близости от фронта, чтобы защитить себя от всех знакомых отца, находившихся в Вашингтоне. Это сработало: к тому моменту, когда его отыскали агенты Пинкертона, он уже был закаленным ветераном и родители потеряли желание демонстрировать его своим светским друзьям, поскольку презирали простых солдат. Позднее он перевелся в регулярные части кавалерии. И теперь был вполне удовлетворен своей жизнью.

Со времени последнего сражения прошло два с половиной года. Отец пришел в ярость, поскольку Лукас не пожелал уйти в отставку и вернуться в Филадельфию, чтобы присоединиться к семейной империи.

Если бы ему не нужны были деловые контакты семейства, он уехал бы немедленно. Когда Донован заподозрил, что Фонд Дэвиса его грабит, Лукас горячо спорил, поскольку во время Гражданской войны служил вместе с Элиасом Дэвисом. Он выдвинул предположение, что мошенничеством скорее всего занимается Альберт Коллинз, главный опекун фонда, а отнюдь не Рейчел Дэвис, вдова Элиаса. Она переписывалась с ним – сначала от лица Элиаса, а позже и самостоятельно, обсуждая главным образом политику и книги. Он отказывался верить тому, что человек, презиравший политический подкуп, стал бы красть деньги у одного из деловых партнеров ее обожаемого покойного мужа. Не сомневался Лукас и в том, что Рейчел не обезумела от горя, что это просто сплетни.

Она совсем еще юная, сейчас ей должно быть года двадцать три. Она слишком наивна и не знает, как уберечь себя от охотников за приданым.

У него на щеке задергалась мышца.

Проклятие! Не переезжай он с места на место, заметил бы, что она вдруг перестала ему писать, и пришел бы ей на помощь. Но сначала он отправился в экспедицию в Колорадо за испанским золотом, потом вывозил из Мемфиса коней и устраивал их в Калифорнии… И снова не смог помочь женщине, которая в нем нуждалась.

Донован согласился с тем, что Лукас, возможно, прав, и отправил его выяснить все более точно. Лукас телеграфировал брату, попросив разрешения воспользоваться семейным вагоном и торговыми связями Грейнджеров для того, чтобы проверить, каково в настоящий момент финансовое положение клана Коллинзов.

Получив заверение в том, что эти ресурсы будут ему предоставлены, Лукас привез в Чикаго элегантную одежду, чтобы не ударить лицом в грязь в избранных кругах Бостона, что было разумной предосторожностью, раз уж он намеревался выяснить, каково положение семьи Коллинз. Ему и в голову не пришло, что его будет ждать не только «Императрица» – личный пульмановский вагон семейства Грейнджер, – но и собственный отец.

Лукас уже успел выяснить, что Альберт Коллинз и его сын тоже приехали в Чикаго, на тысячу миль приблизившись к копям «Синяя птица». Зачем? Ведь они никогда не уезжали из Бостона больше чем на сто миль. Лукасу это показалось подозрительным.

Непонятно также, зачем Рейчел Дэвис приехала в Чикаго вместе с Коллинзами! Рейчел охотно переводила какой-нибудь отрывок из Цицерона, пела с матерью и сестрой, каталась на коньках! Все это невозможно было делать в вагоне поезда, который ехал через страну, тем более наедине с Коллинзом и его сынком.

Так почему она здесь оказалась? Чтобы выйти замуж за одного из Коллинзов? Вряд ли. Лукас хорошо знал, какова репутация Коллинза-сына.

Чтобы получить ответ на этот вопрос, Лукас готов на время помириться с отцом.

Он сейчас здесь, чтобы узнать, что хочет отец получить в обмен на «Императрицу». Он готов поручиться, что любое его желание приведет к очередной ссоре. Вопрос в том, окажется ли цена настолько высокой, что он не выдержит.

Он слегка обрадовался, хоть и не слишком удивился тому, что отец не высказал своего требования во время их обеда в ресторане отеля, где было много людей.

Отец был весьма высокого мнения о роли Грейнджеров в обществе. Роскошная гостиная представляла собой центр лучших апартаментов лучшего отеля Чикаго. Просторная комната была богато меблирована, обивка выдержана в коричнево-золотистых тонах, картину дополнял большой мраморный камин. Пол был устлан роскошными бельгийскими коврами, газовые лампы тихо шипели, заливая все золотистым светом.

Лукас бросил цилиндр на столик у двери, рядом повесил свой вечерний плащ.

Ти-Эл Грейнджер Четвертый был на пару дюймов ниже обоих сыновей, его черные волосы уже поседели, но черты сохранили орлиную резкость. Мало кому удавалось хитростью или уговорами заставить его сделать нечто такое, чего он делать не желал.

Его младший сын обычно не оспаривал семейного сходства.

Ти-Эл вручил Лукасу хрустальную рюмку, до половины наполненную темно-золотой амброзией, и устроился в кресле тоже с рюмкой.

Лукас невольно принюхался, наслаждаясь ароматом напитка. Коньяк «Курвуазье», лучший в мире. Возможно, найдется несколько убедительных причин для того, чтобы вернуться в родные пенаты. Он откинулся в кресле и сделал вид, будто любуется цветом коньяка. Даже если так, будь он проклят, если первым начнет разговор!

– Ты очень неплохо вел дела в Калифорнии, – проговорил Грейнджер-старший. – Акции «Сентрал Пасифик», которые ты купил пять лет назад, заметно поднялись в цене.

Лукас был потрясен, но виду не подал. Впервые в жизни отец его похвалил. К чему бы это? Лукас наклонил голову:

– Благодарю вас, сэр.

– Насколько я понимаю, ты много путешествуешь по Западу. Ищешь новые возможности для вложения денег?

Лукас нахмурился. Как он может сказать отцу, что стал главным кризисным управляющим Донована и занимается устранением самых серьезных проблем, которые возникают у компании «Донован и сыновья», и что это самая интересная и приятная работа из всех, какими ему приходилось заниматься? Что возможность зарабатывать деньги самому и для себя – это лишь дополнительная награда?

– Я… э…

Отец подался вперед:

– Или ты ухаживаешь за какой-нибудь молодой леди?

Лукас напрягся. Проклятие! Сейчас отец заговорит о том, что пора возвращаться в лоно семьи и подумать о продолжении рода. Старая песня.

– Нет, конечно.

– Вот как, – задумчиво протянул Ти-Эл, пристально глядя на сына. – Насколько я понимаю, в Калифорнии есть красотки.

Лукас скрипнул зубами, слегка улыбнулся и, как это принято у джентльменов, сделал вид, будто отказывается обсуждать некую леди.

– Хорошо еще, что ты не увиваешься за какой-нибудь красоткой низкого происхождения.

Лукас с трудом сдержался, чтобы не плеснуть коньяком в лицо отца, который таким образом отмел всех женщин Калифорнии, включая дочерей и сестер всех его друзей. Единственным, что было в старике еще более предсказуемым, чем его требования, оставался его снобизм и абсолютная уверенность в том, что очень небольшое число семейств рождает таких дочерей, которые заслуживали бы включения в семейное древо Грейнджеров.

Благо отец не стал развивать эту тему, и гнев Лукаса поостыл.

– Наше уилмингтонское отделение только что приобрело очень хороший банк. Возможно, ты о нем слышал: банк Толлмейджа.

Лукас с трудом скрыл свое удивление, не желая показывать старику, что эта тема его заинтересовала.

– Вот как? Он должен стоить не меньше полумиллиона.

– Около миллиона.

Отец поднял рюмку и только что не замурлыкал, глотнув прекрасного коньяка.

Лукас чуть пригубил рюмку, настороженно обдумывая начало партии.

– А почему старый Толлмейдж решил продать свой банк?

– Он списал своего зятя, как плохую инвестицию, и решил, что один из моих парней будет более надежной ставкой.

У Лукаса волосы встали дыбом. Представители семейства Толлмейдж, которое приехало в Уилмингтон всего два поколения назад, лишь изредка попадали в список гостей, когда его мать устраивала приемы. Они не заслуживали допуска к семейному обеденному столу, не говоря уже о семейной Библий.

– И что на это сказала маменька?

– Она подарила мне пару гнедых в благодарность за то, что я нашел эту девицу.

Лукас выгнул бровь и стал ждать продолжения. Внутри у него все похолодело. Если маменька довольна, то вовсе не потому, что Лукасу это будет приятно.

– Мисс Толлмейдж станет идеальной невесткой! – заявил отец. – У меня многие годы ушли на поиск такой, как она. Юная, богатая, девственница. А имя какое! Марта!

Это имя вызвало у Лукаса волну застарелой, тошнотворной вины. Наконец он справился с собой и увидел торжество, отразившееся на лице отца.

– Нет!

Он скорее умрет, чем допустит, чтобы в его собственном доме ежедневно произносилось имя «Марта». Долгие годы мать швыряла ему это имя в лицо.

Старик секунду смотрел на Лукаса, как аукционер, изучающий необъезженного коня.

Лукас моментально надел маску непроницаемости. Пальцы стиснули хрупкую ножку рюмки. Длинное узкое лезвие кинжала плотно прилегало к его предплечью, карманный флотский «кольт» висел на бедре. Если бы он не надел шикарный костюм, то утешался бы сейчас ощущением более тяжелых армейских «кольтов». Старик продолжал наблюдать за ним.

– Миллион долларов, Лукас, – тихо проворковал Ти-Эл. – Подумай хорошенько!

Лукас ни о чем не хотел думать. Эти деньги не награда, а, скорее, отравленная приманка. Он сделал еще один маленький глоток, поставил рюмку на стол и отодвинул подальше. Он не станет говорить… он не может даже думать… о Марте.

– Мой брат Том, – осторожно напомнил он отцу, – женат, имеет четырех детей и ждет рождения пятого.

Сладчайший Иисусе, неужели старик имел в виду Тома?

– И наверное, родятся только девчонки. Кто-то должен произвести на свет сыновей, чтобы продолжить род Грейнджеров, ты единственный, кто может это сделать! – бросил отец.

– Черта с два!

Лукас вскочил с кресла, то сжимая, то разжимая кулаки.

Мгновение спустя Ти-Эл тоже поднялся на ноги и заговорил еще более ласково, предлагая то, что, видимо, считал убедительными доводами:

– Банк Толлмейджа имеет превосходные связи на Западе: в Сент-Луисе, Денвере и даже в Сан-Франциско.

Лукас сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Ему понадобится максимум открытого и тайного влияния, чтобы выяснить, почему Рейчел Дэвис оказалась в Чикаго с Коллинзами, а не осталась в Бостоне, где был ее дом. Он не мог позволить себе разорвать отношения с семейством Грейнджер, несмотря на то, что отец совершенно не считался с ним.

– Внучка Толлмейджа очень миленькая девушка. Ты смог бы сделать из нее такую жену, какая тебе нужна.

– Проклятие, сэр, прекратите!

Можно подумать, что податливая девственница могла бы заинтересовать его!

Лукасу наконец удалось взять себя в руки, и он сказал, отчеканивая каждое слово:

– Еще в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, прежде чем убежать из дома на войну, я поклялся вам, что никогда не дам свету еще один образчик того фарса, который называется браком Грейнджеров.

– Ты обязан утихомириться и завести семью! – взревел отец. – Пора тебе прекратить хождение по шлюхам!

Лукас с силой ударил по столу:

– С какой стати? Вы прекратили ходить по шлюхам? Дядя Нед и тетя Элис прекратили? Может быть, дедушка? Или маменька, хоть она и называет своих любовников «наградой за прошлые печали»? Кто из вас соблюдал супружеские обеты дольше нескольких дней? Мы семейство записных прелюбодеев, я получил это наследство по обеим линиям.

Отец побагровел. Его голова резко дернулась назад, словно от удара. Лукас впервые заговорил о семейных пороках столь прямо. Он не сделал бы этого и сейчас, если бы мечта матушки о еще одной Марте не была упомянута настолько резко.

В комнате воцарилось тягостное молчание.

Спустя какое-то время старик пришел в себя и бросил на сына яростный взгляд:

– Подумай хотя бы о своем долге по отношению к семейному имени! Твой старший брат рожает одних девчонок. Твоя сестра Гортензия как девица совершенно бесполезна.

Лукас вскинул руку.

– У моего брата четыре дочери, что доказывает, что и он, и его жена способны производить детей. У них еще масса времени на то, чтобы родить наследника вашей ветви семейства. Кроме того, мои кузены вносят немалый вклад в то, чтобы создать новое поколение Грейнджеров. Хотите обсудить со мной еще что-нибудь?

– Дядюшке Барнабсу не следовало завещать тебе свои деньги! Независимость ударила тебе в голову! – Старый джентльмен гневно хмурился, напоминая рассерженного медведя. – Ты должен вернуться домой, в Филадельфию, и завести семью, Лукас. Твое место там.

– Нет.

Только верность старшему брату помешала ему сказать слово «никогда». Он всегда мечтал о теплом семейном круге, который будет ждать его дома каждый вечер, но не ценой женитьбы или возвращения в Филадельфию.

– Я приехал сюда за нашим личным пульмановским вагоном и его командой, – заявил Лукас. – Вы готовы это обсуждать, или мне следует обратиться к Фиску или Вандербильту?

– Ты не посмеешь! Если ты попросишь о помощи кого-либо из них, сплетням не будет конца.

Лукас выразительно приподнял бровь, сохраняя бесстрастное выражение лица. В каком-то отношении ответ его отца не имел значения. Фиск и Вандербильт, эти величайшие железнодорожные воротилы, с радостью ухватятся за возможность дать ему отдельный вагон на любых условиях, чтобы насолить горделивому патриарху Грейнджеру.

Поэтому у Лукаса теплилась надежда, что отец окажет ему содействие в этом предприятии.

Ти-Эл Грейнджер Четвертый воззрился на него так, словно только сейчас понял, что перед ним взрослый самостоятельный мужчина.

– Хорошо, – медленно проговорил он. – Можешь взять «Императрицу». Я телеграфирую Стюарту в Филадельфию, пусть позаботится о том, чтобы железные дороги оказывали тебе максимальную помощь.

Лукас слегка поклонился:

– Благодарю вас, сэр, за оказанную мне любезность.