Северный фронт Гражданской войны. В дневниках участников

ИЗ ДНЕВНИКА КЛАРЕНСА ШОЯ

АРХАНГЕЛЬСК. Первые потери

4 сентября 1918 года. На борту Nagoya

Из Белого моря мы входим в гавань Архангельска. Бросаем якорь напротив города на реке Северная Двина в 17 часов. Город кажется с расстояния средневековым из-за множества шпилей и куполов, составляющих красоту архангельской панорамы.

8 сентября. На борту речной баржи

Страдания морского кока по поводу гнилой дыры, в которую нас засадили. Радоваться и впрямь нечему, но и убиваться не стоит, хотя мы сидим в мокрой и грязной темнице по уши в угольной пыли и спим на дне шаланды без света и вентиляции. Но — ничего, мы движемся по реке вглубь страны. Слышим первую информацию о большевиках.

9 сентября

Сегодня в одночасье умер солдат из роты C. Военные похороны в маленькой русской деревне. Мы змеимся вверх по реке, налегая на ветер и следуя поворотам. На берегу вздымается высокий лес. Мы тащимся со скоростью около 35 миль в день, потому что наша шаланда волочиться вслед за пыхтящим буксиром.

10 сентября

Смерть, кажется, начинает входить во вкус и привычку. Сегодня скоропостижно умер ещё один солдат из нашей роты. Последовали короткие похороны в ближайшей деревне. Н-да, не очень то оптимистичное начало для нашего небольшого войска, прореженного гриппом — 36 человек роты B были оставлены больными, в Архангельске. И смертельная хворь цепко тянется за нами, помечая могилами несчастных чужие берега.

11 сентября

Умер второй солдат из роты B. Среди нас ещё немного тех, кто выздоровел от гриппа, напавшего на нас среди моря на борту «Нагои». Мы видим печальные последствия того, что парни не получили вовремя надлежащей медицинской помощи... Движемся вперёд.

14 сентября

Я сегодня болен, как собака. Другие парни — не лучше. Восемьдесят процентов из нас уже получили безразмерный дрищ. Диарея разгулялась не на шутку, гнездясь в сочетании невероятной грязи, в которой ехали ребята, и гнусного сочетания сухарей, холодных мясных консервов и плохой воды, выданных в составе суточных пайков. Патруль роты C, находясь в арьергардной охране, вступил в перестрелку с боло (большевиками). У этой войны, похоже, нет тыла — фронт везде.

ЧАМОВО. Первый бой

16 сентября

Выгрузившись с баржи, в течении ночи продвигались к Чамово. На рассвете желанный лагерь наконец был разбит в лесу на окраине деревни. Еда нам недоступна. Наблюдали вражескую канонерку, стрелявшую по деревне снарядами. Поддерживая продвижение роты B, наш монитор потеснил канонерку большевиков. Боло пытались бежать, но наш огонь был силён и точен. Там, где они, спасаясь, сучили ногами, мы вскоре нашли мёртвых врагов. Остальные прошмыгнули через протоку на берег. Я расстрелял около 40 патронов. Мы все не спали ни минуты уже в течение последних сорока часов.

18 сентября. Шужега

Покидаем Чамово и присоединяемся к роте D, которая вчера попала в засаду. Никто, правда, при этом не пострадал. Мы голодны, как медведи весной. Солдаты открыли сезон охоты на местные съестные припасы: приходится пускать в ход красноречивый язык жестов, чтобы убедить крестьян поделиться тем, что нам нужно. Не думаю, что мы были неубедительны, но мы не получили ни-че-го. Сон в очень холодном помещении. Совершенно никакого тепла.

20 сентября. На марше

Шли весь день, миновав Тулгас и Заостровье, решившись с ходу атаковать вражеский форпост в Сельце. Артиллерия боло немедленно ответила тяжёлым огнём. Мы терпеливо проводим ночь под открытым небом на вершине занятой нами высоты, не имея ни крова, ни укрытия в ходе всей бомбардировки. Дождь льёт без передышки. Наша временная позиция — дрянь. Нас тут зажали сверху, как вшу ногтем. Сутки пробыли, не сходя с места, без жратвы и сна. Все очень устали от этой опасной бездеятельности в ожидании неизвестно чего, но эту дрянную позицию хотелось оставить за собой.

25 сентября. Яковлевское

Аборигены кажутся нам враждебными, но это не имеет открытого проявления. Они, скорее всего, воспринимают нас как неизбежное зло, с которым лучше мириться, чем бороться. Но большевиков эти люди боятся ещё больше. Целую неделю не у кого из нас нет ни табачной крошки. В результате парни перешли на подножное курево, используя сухие листья, чай и мох. Популярная шутка пользуется успехом: «Просим производителей сигарет «Camel» обратить внимание на этот опыт солдат роты B.

1 октября. На борту речной баржи

Ощущение больной собаки. Сварить себе еду на борту шаланды нет никакой возможности, поэтому, давясь, жуём холодные мясные консервы, запивая сырой водой из реки. Это наше убогое меню каждый день. Оно не меняется ни на букву! Курить по-прежнему нечего. Примерно двадцать пять человек лежат, не вставая, настолько им плохо.

11 октября. В лесах

Боло не скупятся стрелять осветительными снарядами ночью, чтобы контролировать местность, как днём. Противник получил серьёзное подкрепление и фактически окружил нас. Несколько взбадривает в этой ситуации прибытие четвёртого взвода. Ситуация тревожная и полная реальной угрозы. Куда качнутся весы борьбы?

ТУЛГАС. Первые сомнения

13 октября. Сельцо

На большевистских позициях замечено активное перемещение войск вдоль боевых линий. Это либо демонстрация силы, которая вводит нас в заблуждение, либо реальная перегруппировка сил перед новым нападением. Чтоб они сдохли! Снаряд разорвался рядом со мной. Осколки миновали, но я был крепко оглушён, хотя в горячке боль лёгкой контузии не так ощутима. Поэтому в числе двенадцати добровольцев отправился за нашу боевую линию, чтобы на слух прощупать настроения в большевистских порядках. Вернувшись с задания, я чётко осознал, в какой бездонной, честно говоря, заднице мы находимся, чудом зацепившись за это погорелое Сельцо...

20 октября. Тулгас

Совершенно некстати я задумываюсь: почему в этой экспедиции силы столь неравны, что одному нашему солдату приходится противостоять десяти врагам? И нам совершенно некем заменить убитых, раненых и выбывших из строя — мы воюем, словно на выбывание! У нас нет резервов, нет пополнения людьми, ведь никто не придёт нам на помощь из Америки. Мы без конца мусолим один и тот же человеческий ресурс, надеясь накостылять сильному, опасному и способному противнику, который изобретает свои методы войны и охотно перенимает всё лучшее у нас... Это озарение добавляет немного злой силы, когда налегаешь на лопату, углубляя траншею.

8 ноября

Вражеский патруль появился на краю вырубки и открыл по нам огонь. Мы ответили из всех стволов. Мне показалось, что это озорная выходка боло имела одну цель — прощупать нашу огневую систему и почувствовать наше настроение в обороне. Действия дозора показали, что противник уверен в себе, чего мы не замечали за ним в осенний период боёв. Парадоксально: чем дальше мы оттеснили большевиков внутрь края, тем сильнее он стал, демонстрируя теперь нам свою молодцеватую готовность к открытому бою. Теперь мы начинаем всерьёз осознавать обоснованность пропагандистского лозунга, требующего столкнуть нас в Белое море. Недурная затея, красные ребята, но толкать вам придётся долго... Ночи стали заметно холоднее, а тьма — хоть глаз выколи: стакан чернил.

11 ноября

Своё наступление враг начал совершенно неожиданно, вцепившись в наш правый фланг и одновременно ударил по тыловым позициям. Канонерки боло и его полевые орудия открыли огонь по нашим линиям и вели его непрерывно в течение всего дня. Особенно досталось нашему блокгаузу №6, занимавшему одну из ключевых позиций в обороне Тулгаса. Сражение громыхало на все голоса целый день. Фронтальная оборона стояла крепко, совершенно не представляя себе положение в своём тылу, поэтому требовалась прежде всего солдатская выдержка и хладнокровие, которые не давали простора для полёта опасных фантазий и паники. В 13 часов в нашем блокгаузе был убит пулемётчик. Снайпер врага свалил его, когда мы с ним меняли пулемётную ленту. Следующая пуля ранила рядового Джона Куйерса, влетев через пулемётную амбразуру. Ещё чуть позже меткий выстрел снайпера вывел из строя мой пулемёт, сделав его бесполезной железякой. Снаряды неприятельской артиллерии падали так близко к блокгаузу №6, что брёвна сруба от ударных сотрясений расселись и ослабли в своей, казалось, монолитной кладке, сделанной в русской манере крестьянского домостроения. Едва стемнело, боло попытались овладеть мостом. Мы были готовы к такому развитию событий. Поэтому множество большевиков, независимо от того, хорошими или плохими людьми они были, насмерть положены на пространстве у моста. Сквозь грохот и треск боя мы слышали крики командиров боло, требовавших перебраться через мост во что бы то ни стало и невзирая на самоубийственные потери. Я почтительно обнажаю голову перед героизмом большевистских солдат, пытавшихся совершить невозможное. Оголтелая стрельба стихла только с наступлением темноты. Вражеские цепи скрылись и позиции противника погрузились в молчание, лишь изредка до нас через ручей доносился глухой ропот русских голосов. Вероятно, большевики в потёмках собирали своих убитых и разыскивали раненых. А может быть, готовили для нас очередной утренний сюрприз.

ТУЛГАС. Первое ранение

12 ноября

В 8 часов утра фугасно-осколочный снаряд попал рядом с нами в стог сена. От взрыва он загорелся, испуская ядовито-густой сизый дым. Он поплыл по ветру и закрыл панораму перед нашими амбразурами. Тогда сержант Флойд Уоллес превзошёл сам себя, выскочив наружу под шквальным огнём, чтобы разбросать горящее сено. В первый раз ему удалось это сделать вполне успешно, но когда стог запылал снова, Уоллес, пытавшийся ликвидировать опасную дымовую завесу, был тяжело ранен. Около 11 часов утра один из снарядов раскидал мешки с песком, прикрывающие пулемёты. Мы поспешно восстановили разрушенное, но ещё через полчаса блокгауз получил прямое попадание в крышу. Силой взрыва нас всех внутри мгновенно просто вбило в пол, контузив весь гарнизон. При этом три человека были убиты на месте, пятеро ранены из девяти человек, находившихся в тот момент в шестом блокгаузе. Осколки пробили мне руку и плечо... Мы выбрались наружу, ошеломлённые, потрясённые, в крови и почти ничего не соображающие. По счастью, боло перестали бить по нашей пулемётной крепости, посчитав её уничтоженной. Снаружи густо свистели пули, щёлкая в дымящиеся брёвна. В десяти футах от блокгауза я увидел здоровенный неразорвавшийся снаряд, уткнувшийся носом в землю. Удача всё-таки всё ещё была с нами: типичный dud — напугал, но не убил. Если бы этот «чемодан» сработал, блокгауз похоронил бы нас под своей тяжестью... Наконец, мы добрались до дома священника, стоявшего в двадцати метрах от пострадавшего блокгауза. Взгляд внутрь открыл ужасную картину трагедии: обезглавленный крупным осколком священник лежал рядом с трупами своей многочисленной семьи. Выжила только маленькая девочка. У нас рядовой первого класса Элберт Балл и другие лежали с тяжёлыми ранами. Мы — по мере сил и умения — помогли друг другу с перевязкой. Ещё один снаряд попал в дом причта, когда мы лежали в нём, прижавшись друг к другу. Наконец, милосердная темнота утихомирила свирепое сражение и к нам пришла подмога. Раненых перевезли в центр Тулгаса. Рота B, несмотря на потери, продолжала удерживать свои позиции.

4 ноября. Березник

Прибыли в госпиталь в 3 часа ночи. Раненых сняли с борта судна. При этом некоторые парни испытывали страшные мучения от малейшего движения. Элберт Балл умер на операционном столе, а днём позже скончался рядовой Аллик Детцлер. Их мучения кончились, а нас же терзает вопрос: что там, на Тулгасе, где война так и не поставила свою точку в истории бойни, написанной с обеих сторон кровью солдат?

29 ноября

Хорошие новости: наши медики готовятся завтра отпраздновать День благодарения! Мы, честно говоря, никогда бы не подумали об этом... Интересно, что они нам приготовят? Я знаю, что из нашей обычной еды невозможно сотворить некое чудо, но провиантские склады всегда будоражат солдатскую фантазию.

30 ноября

И вот желанный час настал! На обед у нас была дикая куропатка, картофельное пюре, соус из лесных ягод, пудинг, сладкий пирог, джем, глоток виски... И всё это — ах! — вершил не чай, а настоящий кофе и сигарета! Вы можете теперь представить, как себя чувствует каждый день наше главнокомандование в Архангельске...

ЧАМОВО. Первые плутания

22 декабря. Усть-Вага

Боже, как тяжело было сегодня утром вылезать из-под одеяла! Так чудесно и прекрасно спать в тепле и сухости, спиной чувствуя живое тепло спины товарища. И тут — проревел этот паршивый горн, объявивший побудку! Около 6 часов утра мы поднимаем с постелей и заспанных русских ездовых, как следует пропариваемся ударными дозами «chi», словно чай будет способен греть нас в течение всего дня, и оставляем Усть-Вагу в 7.30 утра. В Чамово мы прибываем в 19 часов, все в снегу с головы до ног.

28 декабря. Чамово

Ох, парень, сегодня я получил посылку из дома, а также всю накопившуюся письменную почту. Это было настоящим удовольствием получить новости из другого мира, недоступного и такого далёкого. Иное общение с цивилизацией для нас пока невозможно. В посылке были свечи, сигареты, жевательная резинка и прорва других полезных и приятных вещей, а также чек от Эда на полсотни баксов. Чувствую себя богачом наподобие Генри Форда, но в отличие от него не имею никакой возможности разумно распорядиться своим богатством. Я отказался участвовать в азартных играх и не принял предложение Аронсона, нашего трёхгрошового артиста, который размахивал пятьюстами рублями правительства Керенского, тысячей рублей старого царского режима и бесчисленными новыми рублями большевиков. Я не согласился поменять его макулатуру на мои полновесные 50 долларов США.

1 января 1919 года

Небольшое Чамово благожелательно настроено к нам. Мы подружились с его русскими людьми, а они — с нами. Представьте себе кучку янки, занесённых не своей волей в эту деревеньку где-то на окраине России, в то место, куда и палец-то не сразу отыщет путь на карте. Мы делимся с крестьянами собственным провиантом, раздаём наши скудные излишки, ничего не требуя и ни на что не надеясь взамен. Нравится ли нам это? То, что мы делаем, возвращается к нам взаимностью.

5 января

Bolos угрожают выпнуть нас в Арктику до 15 февраля. У них, чёрт побери, ещё есть время распространять такие обещания, но когда дойдёт до дела, большевикам лучше подтянуть дополнительные силы, потому что мы способны удерживать наши позиции при соотношении десяти к одному, а все наши скудные силы брошены на то, чтобы денно и нощно укреплять и без того уже сильные фортификации. Время покажет...

6 января

После караульного наряда пошёл к русским на посиделки. Там были три barishnas: полногрудые, хорошие, сильные и добрые девчурки, полные здоровья, и с ними было приятно общаться. Мы хорошо провели время.

8 января

Сменившись с охранного дежурства, сбежал в лес на охоту и заблудился! Дьявол, эти русские леса — настоящая китайская головоломка. Мой след быстро засыпал снег и я не мог отыскать пути назад. Побродив по чащобам и дикому чертолесью, насилу нашёл дорогу в Чамово и вернулся туда лишь после полуночи. Если сказать, что я устал, то это значит не сказать ничего.

ТУЛГАС. Первые выводы

11 января

«Под британским командованием» — таково название нашего фиаско здесь. Мы колеблемся на шаткой грани, едва покрывая потребность в штатном расписании наших подразделений, в то время как боло могут без труда нагнать новые и новые свежие полки для новых и новых атак на наши позиции. Мы же не можем заменить выбывших из строя и восполнить безвозвратные потери в наших взводах. Я иногда думаю, что в США забыли, что у них есть полк, зачем-то посланный в Россию...

11 февраля

Сегодня снаряд, не разорвавшись, пробил насквозь здание школы. Чудо, что мы остались в живых. Некоторые парни отпустили такие усы и прочую растительность на лице, что выглядят более русскими, чем наши аборигены. У нас нет времени, чтобы заниматься бритьём в блокгаузе при нулевой температуре.

12 февраля

Наша рота — это сборище больных солдат, численно лишь на 55 процентов, как сказал наш медик, пригодных к несению службы. Мы здесь как те парни, которые попали в капкан Дарданелл: нет смены, нет подкрепления, нет определённых рекомендаций относительно того,зачем, почему и сколько нам находиться здесь. Мы рады и тому, что позади нас стоят канадцы со своей полевой батареей, но они — полные инвалиды по сравнению с тем, что творят длинные руки артиллеристов боло. Русский медведь дубасит нас в одиночку, а мы чувствуем себя так, словно попали меж двух его русских лап, которые в лепёшку давят всё, что попало меж них. Хотелось бы добавить своё мнение о британском командовании, но это будет уже явный перебор и игра на собственных нервах.

23 февраля

Ещё один обстрел сегодня навёл на мысль, что дух нашей роты ярко проявляется в жутких условиях партизанской войны. Горстка людей, заброшенная в кромешное никуда, живёт и действует на дикой территории, где нет самого необходимого для жизни и солдатский быт хуже скотского, а о перспективах выхода из сомнительного участия в чужом конфликте уже никто не заикается. Как бы мы не храбрились, однажды нас просто пнут в зад и в лучшем случае мы окажемся там, откуда прибыли.

1 марта

Воевать по шаблону легко, но опасно. Наш патруль из восьми человек, как обычно, перед рассветом вышел на разведку местности и в 400 метрах от леса попал в засаду. Один человек был убит, капрал Артур Принц попал в плен, четверо ранены, трое сумели пробраться к нашей линии обороны невредимыми. Четвёртый взвод немедленно бросился в атаку, на выручку раненым товарищам. Но на полпути, прямо на главной дороге парни вновь нарвались на засаду боло, открывших свирепый огонь. Пули сыпались, как сильный дождь. На месте погибли или скончались от ран рядовой Фрэнк Клиш, сержант Уильям Боуман, рядовой Даниэль Роббинс, рядовой Джозеф Павлак. Ещё восемь человек были ранены. Ребятам удалось отползти, забрав раненых, и вернуться к линии наших траншей. Наша артиллерия в это время нещадно накрывает место засады и враг отходит. Ещё не настал полдень, а мы уже потеряли пять человек убитыми, 12 человек ранеными и один человек пропал без вести. Это несчастье заставляет нашу кровь просто кипеть от негодования! Зачем мы должны отправлять людей в эти чёртовы патрули, если у нас и так не хватает солдат, чтобы укомплектовать нашу оборону должным образом? Это большой удар по роте и тяжёлая, страшная потеря. Нам лучше бы сделать выводы из случившегося, но пока нас терзает эта ужасная и бессмысленная трагедия: наших парней подкараулили и перестреляли, как кроликов.

МОРЖЕГОРСКОЕ. Первая весна

28 марта. Кургомень

Ночью мы проникли в склад тылового обеспечения и прихватили столько говядины, сколько захотели унести. Мы особо и не рисковали: офицеры смотрят на это сквозь пальцы. С этого момента мы проводим с ребятами конкурсы на лучшее блюдо. Наша артиллерия обстреливает Топсу. Активные действия наших патрулей. Причём местность кажется нашими парнями крайне дикой: они сегодня едва не задохнулись, барахтаясь и утопая в глубочайших сугробах!

2 апреля

Мы по-прежнему на старом месте и заняты той же работой в неизменном составе, который некоторые наши товарищи прозвали «самогонной гвардией». Сегодня конвой вражеских снарядов пересёк реку по параболе и с грохотом прибыл к нам, раскидывая повсюду землю и железные щепки. Нам сообщили, что в Тулгасе шотландцы, отказавшись от несения патрульной службы, преданы военному суду. Тем не менее, мои симпатии на стороне этих ребят. Мы не виним шотландцев ни в чём. Удачи вам, парни! Это всё, что мы можем сделать для вас...

24 апреля. Моржегорское

Дороги становятся совершенно непроходимыми. Мы проваливаемся по колени в грязь. Конвои с грузами следуют безостановочно. Река всё ещё закрыта для навигации от самой гавани Архангельска. Странно: чем больше мы видим Россию, тем больше она нравится нам. Вопрос, которым мы задаёмся по сто раз на дню: когда мы отправляемся домой? Мы понимаем, что не можем уехать, пока не откроется путь через Белое море и на смену нам не придёт подкрепление. Некоторые парни верят в эту современную Россию, но я не могу разделить их мнение. Двина вскрывается с треском и протяжным хрустом толстых ледовых полей, но эта какофония не продлится долго. Сильные талые воды быстро унесут обломки зимы в море.

26 апреля

Только что пришло сообщение, что русские, сменившие нас в Тулгасе, без всякой борьбы перешли на сторону большевиков в пасхальное воскресение. Чёртовы мужики сдались, как один. Я не скуплюсь на выражения, называя это гнусное отребье «yellow dogs», потому что иного эпитета эти трусливые подлецы не заслуживают. Как можно было так поступить после всех трудностей и борьбы, стоившей немыслимого терпения, упорства и крови с обеих сторон фронта? Так жалко и бездарно был потерян неприступный для боло фронт, созданный ротой B ценой запредельных усилий и лишений. Фронт, где погребены наши мёртвые, ценой банального предательства кучки сговорившихся трусов пал в руки врага вместе с орудиями и фортификациями.

7 мая

Сегодня не вижу на реке ни одного корабля. Надеюсь, что сюда вскоре пришлют адекватные вооружённые силы и, наконец, найдутся способы урегулировать затянувшуюся интермедию, ведь миссионерская работа нами уже выполнена в полной мере... Влёт застрелил двух куропаток.

10 мая

Болен, как собака, и ни на что, кроме дерьмовых пайков, не могу подумать плохого. Мы ели эти консервированные помои последние девять месяцев безо всякого изменения в рационе — лишь мясные консервы и тушёнка, а перемена блюд состояла только в том, ели то же самое, только наоборот, начиная с тушёного мяса в банках. Теперь в ходу — самолечение.

18 мая. Плес

Получили из Красного Креста четыре плитки шоколада и 55 банок крепкого табака для солдат. Это первая выдача, которую мы припомним здесь. Группа русских пулемётчиков отправляется на фронт под Тулгас. Многие из этих молодцев, бравируя, громко орут и ругаются, извещая всех о том, что они сделают с врагом в бою. Но мы-то знаем, что они сделают на передовой в первую очередь — возьмут белый флаг и побегут к большевикам.

25 мая. Захарьино

Сегодня в Захарьино проводилась поминальная служба в память солдат, павших в этой кампании на Севере России. Роты A и B присутствовали на церемонии, проведённой на маленьком кладбище позади церкви. Звучали барабанная дробь, залпы выстрелов. Последние скорбные обряды по нашим мертвецам среди моросящего дождя. Эти парни оставались в России навсегда, в то время как мы надеялись увидеть родные берега... В конце дня был получен приказ о нашем отъезде утром.

АРХАНГЕЛЬСК. Последние дни войны

12 июня

Удалось получить пропуск и проскользнуть из лагеря в город. Здесь я встретил одного канадца, который прибыл в Россию с силами деблокады. У нас было много рома, и мы праздновали всю ночь. Город переполнен британцами. И ни одного американца уже не увидишь! Разве что четыре американских крейсера виднеются в порту вместе с британскими и французскими кораблями. Немного поспал в пустом американском госпитале. Замёрз, как цуцик! Мой канадский друг щедро снабдил меня сыром, рыбой, шпротами и всякой всячиной для наших парней, оставшихся в лагере.

14 июня. На борту Menominee

Сегодня утром состоялся наш последний смотр на русской земле. В 15 часов мы готовы к погрузке на борт военного транспорта Menominee, плавающего под британским флагом. Наше судно до сей поры вряд ли занималось перевозкой войск, скорее всего его уделом была транспортировка мулов или лошадей. Люди располагаются в помещениях, лишённых признаков какой-либо вентиляции. Это натуральный флотский скотовоз, безбожно загаженный и изрядно попользованный в войну. Он должен увезти нас из России.

18 июня

Отплыли из Колы в 7 часов утра и вышли в Арктику. Береговая линия мрачна и пустынна. Снег в расщелинах скал. Никакой растительности и признаков деревьев. Холодно на палубе. Холодно в стойле старого мула. С нами плывут около 50 американских моряков с наших кораблей в Архангельске. Еда, которую нам дают на борту, может считаться пищей наполовину, ибо она сварена лишь наполовину и вывалена солдатам по принципу «горячее сырым не бывает».

23 июня

Наш большой транспорт — обычная щепка в бескрайности взбешённой воды. Мутит так, что вынужден постоянно висеть на релингах. Крышки палубных люков блокированы досками. Море со всей дури ломится по палубам, хлеща направо и налево. Сухой нитки не сыскать ни на ком. Шторм немного стихает к полуночи. Мои товарищи лежат, подавая в качестве признаков жизни стоны, проклятия и рвотные звуки — в нашем трюме всем очень плохо.

25 июня. Брест, Франция

Рано утром вошли в гавань Бреста и бросили в якорь. Нас приветствуют почти с каждого корабля или транспорта. Мы высаживаемся на паром и сходим на берег к востоку от города. Кажется, совсем неплохо вернуться в цивилизацию. Мы проходим маршем около 4 миль по узким улочкам в военный лагерь Понтанезен, расположенный на горе к северу от города, отчего с него открывается великолепный вид вокруг. Сегодня мы получили первую настоящую еду за много-много месяцев. Да, это можно назвать едой и не кривить при этом душой. [...] [1]