Ксения Громова
Северный ветер
Два рассказа
Рассказ первый
«Северный ветер»
1
То утро было прекрасным. Ярко светило южное солнце в чистом голубом небе. В саду пели птицы, а вокруг разносился прекрасный цветочный запах. Это моя мама создала этот сад и наполнила его не просто жизнью, а волшебством. Я всегда любила проводить там время. В этом саду царила особенная, я бы сказала, чарующая атмосфера. Оказавшись там, вы не заметите, как быстро пролетит время! Я часто спускалась туда, чтобы отдохнуть от дворцовых разговоров, чтобы забыть, кто я на самом деле и просто погрузиться в очередной мир, состоящий из букв, слогов и предложений. Снять маску и выдохнуть свободной грудью. Просто стать обычной девушкой, а не наследницей престола, от которой требуют слишком многого.
После завтрака я направилась именно туда, но неожиданно меня окликнул отец, до этого редко обращавший на меня внимание, а я даже не успела выйти из столовой. Иногда мне даже казалось, что он ненавидел меня. Я — единственный ребенок в семье. Боги больше не дали моим родителям наследников. И отец уж точно не был рад, что всю его империю унаследует не его родной сын, его кровь и плоть, а чужестранец, который станет моим мужем. Как-то матушка обмолвилась, что я практически сосватана. Осталось лишь решить некие формальности. Это пугало. Мне восемнадцать, и становиться женой и матерью я еще не готова. Но никто не хотел слушать меня и прислушиваться к моим желаниям. От этого становилось больно, но я никогда не показывала свою слабость окружающим. Просто по статусу не положено. Но сейчас я вздрогнула, услышав властный голос отца. Я примерно склонила голову перед родителями и незаметно сжала кулаки, впиваясь ногтями в мягкую кожу ладони.
— Анна, — начала мама, но отец жестко перебил ее, и взгляд матери потух. Она тоже боялась его. Но я никогда не понимала почему. Очень редко отец проявлял гнев по отношению к матери, но она никогда не смотрела ему в глаза. Наоборот. Он очень часто уделял ей внимание. Касался, целовал. Не стесняя ни слуг, ни охраны, ни родной дочери. Мать же вела себя более сдержано. Я слышала, как мама плакала ночами. И думала, что это из-за меня.
Позже…
Позже я пойму, что являлось причиной ее страха.
— Анна, — скривив губы, произнес родитель, — твоя свадьба состоится ровно через месяц. Надеюсь, что за этот месяц ты.…
Знаете, лучше бы отец договорил свои слова, чем-то, что стало происходить дальше.
— Северяне! — закричал кто-то снаружи.
— Чертовы псы! — прорычал отец и резко развернулся к маме. — Ты знаешь, что делать, Эмма.
Матушка закивала в ответ и, схватив меня за руку, потащила прочь из столовой. Я бежала вслед за ней, одной рукой придерживая длинное платье, и крутила головой, стараясь рассмотреть, что происходит вокруг. Я не понимала. Или просто не хотела понимать, что происходило на самом деле. Люди бегали, кричали. Слышался женский крик и детский плач. Мужчины были серьезны, но в глазах большинства читался страх. Они хватались за оружие, старались спрятать слабых — детей, женщин и стариков.
Пока я наблюдала над всем этим, мама привела нас в сад. Отпустила мою руку и бросилась к дереву, из дупла которого достала серый мешок.
— Мама, — еле слышно прошептала я, но она меня услышала. Матушка резко вскинула голову, и я увидела слезы в ее глазах.
— Война пришла в наш дом, — ответила мама и кинула мне что-то серое и мешковатое, — а теперь не болтай! Быстро раздевайся, снимай украшения и надень это платье служанки.
Постепенно я начала осознавать, что произошло. Пришли северяне. А значит, что дома у меня больше нет. Этот беспощадный народ оставлял на месте городов руины, а женщин и детей забирал с собой — на Север. Нет человека, который был бы более жесток, чем северянин.
Руки дрожали, меня начало трясти от страха, но я быстро выполнила указания мамы, и когда, застегнув последнюю пуговку, подняла голову, то мое сердце пропустило удар.
— Нет, — просипела я.
Позади мамы стоял один из северян. Он был очень высок, у него были широкие плечи. Черные короткостриженые волосы. Темные глаза. Он был в одних штанах. И мне были видны многочисленные шрамы, украшавшие его тело. Его кожа, на удивление, была сильно загорелой, хотя для северян такой цвет кожи не характерен. И он смотрел прямо на меня.
Боги, от него просто веяло силой и жестокостью. Сколько он тут стоял? И многое ли видел?
Мама обернулась и увидела воина. Она выпустила мешок, который с глухим ударом упал на землю из резко ослабевших рук.
— Анна, беги! — закричала мать. И я, не раздумывая, бросилась вглубь сада. Лишь бы подальше от этого страшного человека! Но пробежав несколько метров, я поняла, что натворила. Оставила маму с этим чудовищем! Резко затормозив, я бросилась обратно, на ходу вытирая слезы. Я молила Богов, чтобы с ней ничего не случилось, просила наказать меня за свою слабость и трусость. Но то утро, оно все изменило. После этого утра я больше не верила Богам и старалась не обращалась к ним.
2
Очнулась я от того, что мне стало невыносимо холодно. Резко распахнув глаза, я увидела все такое же голубое небо. Но смотрела на него уже сквозь железную решетку. Под собой ощущала что-то твердое. Провела ладонью поверхности и поняла, что лежу на жесткой доске, устланной сеном. Попыталась встать, но голова закружилась, и я со стоном рухнула обратно.
— Тише, госпожа, — раздался до боли знакомый голос. Чуть влажная ладонь коснулась моего лба, убирая с лица пряди спутавшихся волос.
— Катрина, — хрипло прошептала я, — Катрина…
— Госпожа… — начала было моя бывшая служанка, но я довольно-таки грубо перебила ее.
— Тише, глупая, никто не должен знать, что я из королевской семьи. Разве не видишь, что на мне платье служанки?! Поэтому, прошу, просто зови меня по имени.
Я не понимала, зачем матушка приказала мне переодеться, но не сомневалась, что так было сделано ради моей безопасности…
— Хорошо, гос… Анна.
Я улыбнулась ей, хотя и понимала, что сейчас не место и не время для такого проявления чувств.
— Катрина, что теперь с нами будет? — сквозь неожиданно накатившиеся слезы спросила я. Неожиданно накатила такая боль. Я слишком молода для войны, слишком молода, чтобы потерять все, что было мне дорого…
Девушка закусила нижнюю губу и, приблизившись ко мне, прошептала дрожащим голосом:
— Мы все умрем. Умрем, как все наши погибли во дворце. Даже ваш отец… Он…
После ее слов в душе что-то оборвалось, и я, наконец-то, осознала, что произошло, что меня не просто так похитили. Меня угнали в рабство. Мою маму, мою дорогую мамочку, убили. На моих глазах. Безжалостно. Жестоко. Ни за что. Просто так. Она не заслужила такой унизительной смерти.
Укусила себя за грязные пальцы, надеясь сдержать крик, душивший меня. Ненавижу северян. Ненавижу. Отомщу. Чего бы это мне не стоило. Они не имели права так с нами поступать.
— Катрина, — схватила я девушку за руку, не обращая внимания на непрекращающиеся слезы, — Катрина, милая, а ты не слышала, куда нас везут?
Девушка незаметно вытерла слезинку с щеки и печально покачала головой:
— Они всегда говорят на своем языке, так что я ничего толком не поняла и…
Тележка, в которой мы находились, резко остановилась. Мы с Катриной прижались еще ближе друг к дружке, не обращая внимания на других девушек. Один из варваров подошел к телеге и стал по очереди вытаскивать нас из небольшого проема, который до этого был закрыт на засов. Нас грубо стали толкать в сторону небольшой поляны, где уже северяне разбили лагерь, и возможности оглядеться, изучить местность, к сожалению, не было. Мужчины сидели вокруг костра, постоянно переговаривались и смеялись. А когда мы подошли к ним, мужчины сразу же смолкли, окидывая девушек похабными взглядами. И неожиданно я увидела его. Убийцу моей матери. Глаза сразу же заволокла ярость, я была готова накинуться прямо здесь и сейчас на него, но рука Катрины, сжимавшая мою ладонь, остановила меня. Но потом я заметила и того, кто лично похитил меня… Он сидел среди воинов, он был похож на остальных, и в тоже время сильно отличался. Этот северянин был выше, шире в печах, агрессивнее, злее… И смотрел он на меня. Самое страшное, что его взгляд был направлен ТОЛЬКО на меня, и это не сулило мне ничего хорошего.
— Ну, что, братья, — заговорил этот монстр, понимаясь и все также смотря на меня, — вы славно повоевали сегодня… И теперь пора получить свою награду.
Он широко улыбнулся и указал ладонью на сжавшихся девушек.
— Выбирайте и ни в чем себе не отказывайте!
И северяне, словно послушные псы, бросились к девушкам. Почему словно? Они и есть послушные псы, которые выполняли любую команду своего хозяина. Я же, схватив Катрину за руку, стала медленно пятиться назад, молясь Богам, чтобы наш побег удался. Но, видимо, Боги решили окончательно отвернуться от меня в тот день.
— Далеко собралась, сладкая? — ненавистный голос прозвучал прямо за спиной. Вскрикнув, мы с Катриной развернулись, прижавшись друг к другу.
— Брат, тебе нравится эта девочка? — спросил северянин и кивнул на мою бывшую служанку.
— Хороша сучка, — произнес мужчина, неожиданно появившийся со стороны девушки.
— Не трогайте нас! — закричала я, когда Катрину грубо оторвали от меня и потащили в сторону других северян, которые уже во всю развлекались с рабынями. Я с ужасом наблюдала всю эту картину. Как Катрина тянула ко мне руки, звала по имени, вырывалась, но все безуспешно. Я не могла ей помочь. Никому из них. Даже сама себе. Повсюду стояли крики, стоны и сумасшедший смех. Я зажмурилась и плотно прижала ладони к ушам, лишь бы не слышать и не видеть весь этот ужас, этот кошмар.
Неожиданно мои ладони силой отвели от головы и обманчиво-ласковый голос поинтересовался:
— Страшно, сладкая? — северянин погладил меня одной по щеке костяшками пальцев, а второй обвил талию, крепко прижав к себе, — Страшно?!
3
Через неделю мы покинули наш небольшой лагерь. И, знаете, я даже была немного рада, что мы оставили этот лес позади. Всю эту ужасную неделю я провела рядом с Роландом. Я ходила с ним на речку, мыться. Все водные процедуры проходили под его пристальным взглядом. Я промывала свои волосы, намыливала тело — и он постоянно наблюдал. А я ждала, пока вымоется он, ведь пока я мылась, он просто стоял. И только потом Роланд хватал меня за руку, вытаскивал на берег, швырял в меня большую тряпку, чтобы высушила тело, после внимательно следил, чтобы лишний участок моего тела не оголился.
В самый первый раз мне было жутко неловко мыться перед ним. Раздеваться самой было странно. Раздеваться перед им было неловко, хоть он и видел меня тысячу раз обнаженной. Я ненавидела себя в тот момент.
- Быстрее, - поторапливал меня мужчина. Он стоял напротив меня, скрестив руки на груди. Я неловко скинула платье и поежилась – неприятно стоять голой на морозе. – В воду. Быстро!
Этот приказ я выполнила с удовольствием. Вода должна скрыть мое тело. Мне не нравился взгляд этого северянина. Он меня пугал. И я не могла справиться с этим страхом. Роланд дал мне кусок мыла. Я с радостью его приняла…
Я быстро намыливала тело, волосы… А он все смотрел и смотрел на меня…
К сожалению, я вымылась слишком быстро. И в воде становилось все холоднее и холоднее…
Я дрожала зубы стучала, но я упрямо стояла в воде. Не выйду. Ни за что. Лучше умереть.
Глаза сами собой закрылись, и я не заметила, как северянин оказался рядом со мной.
- Идиотка! – он, как был в одежде, зашел в воду и подошел ко мне, яростно сверкая темными глазами. Он схватил меня на руки и понес на берег.
- Замерзла, - неожиданно прошептала я. Такой теплый… И от него пахло лесом. Мужчина ничего мне не ответил, лишь вытер меня полотенцем и одел на меня платье. Стало чуточку теплее.
- Идиотка…
Я всегда молча выполняла все его указания. Да, это было несложно, но отвратительно. Он мог при всех приказать идти в его палатку, раздеться и ждать его. В первые два дня было дико это слышать. Но, понаблюдав за другими воинами, я поняла, что для них это норма. Не скрываться. Не прятаться. А все показывать, как есть. Не ради хвастовства. Просто северяне привыкли жить открыто. И я не могла понять этого. И принять.
Но я также продолжала бояться его, даже когда он меня не трогал. Я вздрагивала только от одного его взгляда, только от одного касания я дергалась, но тут же замирала, замечая недовольство в его темных глазах. Я боялась ослушаться. Боялась наказания. Я уже видела, на что был способен Роланд. И не хотела, чтобы он делал это со мной. Мне и так хватало проводить дни и ночи с ним, делить кров, еду и ложе. Это слишком для меня. Но я должна держаться, бороться, вырывать зубами свою свободу. Но не сейчас… Нет… Я еще слишком слаба, слишком плохо знаю своего врага. Я должна заставить Роланда поверить мне, что я привыкла к его обществу, что мне не страшно… Но, Боги, как же сложно, практически не выполнимо, сдерживать себя рядом с ним. Я открытая книга для него. Он всегда знает, что я чувствую. О чем думаю.
С той ужасной ночи я пару раз видела Катрину. Но мне так и не удалось сказать ей даже слова. Ведь она была в таком же похожем положении, что и я. Только теперь принадлежала она кровному брату Роланда — Арноду. Он был младше своего брата, но выглядел таким же опасным и свирепым. Мужчина постоянно держал за руку Катрину или попросту прижимал несчастную девушку к себе. У девочки были постоянно опухшие губы, синяки на руках и ногах, да и взгляд затравленный…
Да и у меня, наверняка, был видок такой же. Один раз, встретившись с ней глазами, я увидела жалость. Над ней издевались, мучили, насиловали, а она все равно жалела меня. Не увидела я в ее глазах ни капли ненависти.
Только тогда я осознала, что Катрина стала для меня не просто служанкой, а самым настоящим другом, настоящей подругой, среди бесчисленного количества змей, кишащих во дворце моего отца. И я не могла сбежать, оставив девушку в лапах этого чудовища.
Тем утром Роланд разбудил меня раньше обычного. Отвел к речке, чтобы умылась, после дал теплое шерстяное платье, закрытое от шеи до самых пят. Ткань неприятно колола кожу, но я не решилась высказать свое неудобство. Пусть лучше так, чем ехать в том мешке, что я носила всю неделю. Так мое тело скрыто от его темных глаз.
Сам же воин был давно собран и, видимо, уже позавтракал. Еще один его пунктик, который мне противоречит. Я привыкла обходиться без завтрака, не могла утром, сразу после сна, принимать пищу, но Роланд угрозами каждое утро заставлял меня есть. Я давилась, плакала, умоляла, но он не слушал. Лишь смотрел, грозно нахмурившись и сжав несильно мою коленку. И так каждое утро…
Я пыталась расчесать мои длинные волосы, но они безнадежно спутались без надлежащего ухода, и гребень, выданный Роландом не помогал, а, кажется, делал только хуже. Похоже, придется обстригать волосы. От этой мысли я начала плакать, тихо, укусив себя за кулак. Так не хотелось расставаться со своими длинными волосами, ведь мама так гордилась ими, всегда любовалась. Они темные. Густые. Красиво сочетались с моими карими глазами и бледной, не характерной для южанки, кожи. И именно волосы еще связывали меня с прошлой жизнью. Эта память мне словно говорит, что мама еще жива, стоит лишь закрыть глаза…
4
Первое, что поразило меня — это обилие снега. Горы, дороги, поля, дома… Все было под белым покрывалом! Небо всегда было пасмурно, в этих краях только летом бывало солнце, и тогда рабы работали на полях, заготавливая продукты на долгую зиму. Сильные ветра, пронизывающие до самых костей. И колючий мороз. Все это… Не делало северные земли привлекательными. А ведь я и так ненавидела всем своими сердцем эту часть нашего мира… Особенного одного из воинов… А с другой стороны… Теперь понятно, почему северяне такие жестокие… Каждый, кто пожил бы таких условиях хоть один день, стал бы таким же чёрствым, жестоким, беспощадным. Не сравниться ни с Югом, не с Серединой землей.
Как только мы подошли к границе к Срединным землям, Роланд приказал разбить лагерь. Срединные земли от того, что они находились между Южными и Северными землями, не только географически, но и политически, так и называли — середина мира. Они всегда были посередине. Не поддерживали ни северян, ни южан. Но никогда не отказывали никому в материальной помощи. Еда, лекарства, лекари, одежда… Это они могли предоставить. Но беженцам места не давали. Боялись конфликта с одной из сторон.
С одной стороны, я их понимала, но как можно оставить людей в беде?! Не спасти их от войны?! Каждый раз, когда отец слышал такие речи от меня, награждал ощутимой оплеухой и говорил, что из меня получится бездарная королева. Возможно, но я и никогда не стремилась к этой роли, хотя этого я точно не смогла бы избежать. Даже при помощи Богов…
Так странно. Я уже давно покинула дом, даже поклялась никогда не упоминать Богов, не молиться им, но все равно каждый раз возвращаюсь к ним мысленно, стоит только Роланду немного отвлечься от меня. Все-таки вера, она в крови. Нельзя навязать ее, привить. Ты просто с рождения это знаешь. Так делали твои родители, их родители… Все твои предки. И у тебя просто не остается выбора, как тоже верить. Нам, особенно детям королевских кровей, никогда не давали выбора. Мы, словно послушное стадо баранов, делали, что велят. Даже сейчас. Мысленно я уже давно убила Роланда, но в реальности делаю все, что он хочет. Не обращая внимания на свое мнение, на свои желания.
Только воины услышали приказ Роланда, то сразу же остановили лошадей и принялись выполнять безоговорочно указания. И это поражало. Все-таки я должна была признать, вонзая сама себе нож в сердце, что Роланд не только хороший воин, но и командир. За все время ни разу не произошло ни одного конфликта, ни одной стычки, ни одной ссоры между воинами. Только с рабынями случалось такое.
Роланд снял меня с коня и, не выпуская из рук, направился к небольшому костру. Я уже начинала замерзать, поэтому безумно была рада ощутить хоть и слабый, но все-таки поток тепла. Роланд приказал сидеть и никуда не уходить. Хмыкнула, да я бы ни за что не ушла с этого места. Арнод усадил Катрину рядом со мной, накинув на наши плечи большой плед из овечьей шерсти. Мы прижались друг к дружке, надеясь быстрее согреться.
— Анна, — тихо прошептала девушка. Я повернула к ней голову и встретилась с испуганным взглядом.
— Что еще сделал с тобой этот монстр?! — таким же тоном прошептала я в ответ. На глаза девушки тут же набежали слезы, и она прижала ладошку к своему рту.
— Мне кажется, что я… — не договорив, девушка зарыдала, укусив себя за пальцы. Я обняла ее крепче, пытаясь успокоить ее пока кто-то из братьев не подошел к нам и не узнал в чем дело. Еще пару мгновений она вздрагивала, а потом все-таки смогла взять себя в руки.
— У меня больше нет женских дней, Анна, — шепнула мне в самое ухо девушка. Прикрыв глаза, она обняла меня в ответ и продолжила плакать, и только ее плечи слегка подрагивали.
— Но, дорогая, — пыталась вразумить я ее, — мы здесь всего недели две, не больше и…
— Мы в пути уже полтора месяца, госпожа… И за это время у меня не было ни одного женского дня. Сами понимаете, что это значит для меня.
— Ребенок… — ошарашено произнесла я в полголоса. Катрина станет матерью, если, конечно, Арнод сохранит бедной рабыне жизни.
— Он знает? — оставалось узнать только самое страшное.
Неожиданно девушка горько усмехнулась.
— Да, ведь он заставил меня сказать ему мой лунный цикл, — на этих словах Катрина покраснела, — и потом считал каждый день. Один раз, ночью, он прошептал, что хочет сына…
Я не знала, что на это ответить девушке. Мне было ее жалко. Теперь она точно навсегда останется в Северных землях. Будет всю жизнь жить со своим насильником, рожать от него детей, делить с ним судьбу, ведь разводов у северян нет. Только смерть может разлучить супругов. Этим и отличался северный народ от нашего, южного.
Но, получается, когда я устрою побег, я не смогу взять с собой Катрину. Это больно ранило мое сердце. Мне не хотелось оставлять ее, но выбора у меня не было. Боги уже распорядились судьбой этой девушки.
Через какое-то время за мной пришел Роланд и отвел в нашу палатку, где сначала он накормил меня мясом и хлебом, а потом принес среднего размера бочку с наполненный до краев теплой водой. Мужчина встал напротив, а потом принялся медленно стягивать с моего тела тяжелое шерстяное платье. Не сопротивлялась, а даже немного помогала ему. А смысл? Мое тело он уже изучил детально. Обхватил сильной рукой за талию и опустил в теплую воду. Косы мои расплел и несколько раз провел гребнем по всей длине. А затем неожиданно провел губкой по плечу, всколыхнув воду так, что немного перелилось за края. Но никто не обратил на это внимания. Я была напряжена, и мужчина это видел.
5
Следующий день начался с поцелуя. Нежного поцелуя. Меня целовали в шею, слегка касаясь нежной кожи зубами, что заставляло еще больше вздрагивать от приятных ощущений. Тем временем большие теплые и чуть шершавые ладони путешествовали по моему телу, вынуждая тянуться за этими невыносимо чувственными ласками. Твердые губы спустились ниже, к ключицам, нежно поцеловали открытые участки кожи, а потом продолжили свое путешествие вниз. Грудь начала болеть, ныть. Но это была приятная боль, заставляющая мысли путаться, а дыхание сбиваться. Если бы сейчас у меня спросили мое имя, то я бы ни за что на свете не вспомнила бы эту ненужную подробность. Наконец, я почувствовала его рот на своей груди. Ласково коснулся языком ноющего соска, и я не смогла сдержать молящего стона. Мне хотелось, чтобы он уже избавил меня от этой боли, потушил этот неистовый пожар…
А после он полностью взял его в рот и принялся грубо посасывать, но мне это нравилось. Нравилось то, что он делал со мной, с моим телом, с моим разумом. Я еще никогда не испытывала таких ощущений. Это не описать. Об этом не расскажешь. Это надо просто прочувствовать. Испытать на себе.
Легкие, но заставляющие возбуждаться еще сильнее поцелуи перешли на живот. Пока мужчина целовал меня, его рука продолжала ласкать меня между ног. Невыносимо приятно. Греховно. Но неистово притягательно. Что он сделал со мной? А в следующий момент я почувствовала, как что-то надвигается. То, что я так долго ждала. То, чего я хотела в этот момент. То, что мог дать только он. Его руки. Его губы. Его сводящие с ума ласки.
Но неожиданно все прекратилось. Губы исчезли. Руки больше не касались меня. Это убивало. Невольно потянулась к нему, издав разочарованный стон. А он лишь посмеялся мне в ответ. Ненавидела. Ненавидела его за это. За то, что мучил. За то, что сломал мою жизнь. За то, что убил во мне меня. За то, что похитил и лишил привычной, спокойной и размеренной жизни. Ненавидела. Ненавидела себя за то, что поддалась ему сейчас. Плевать, что он начал ласкать меня, пока я спала. Все равно ненавидела. Его. Себя. Нашу жизнь. И ребенка в моем утробе.
Начала плакать, и теперь уже сама отталкивала северянина от себя. Чувствовала себя грязной. Испорченной. Мерзкой. За то, что посмела почувствовать к врагу. Я должна его ненавидеть. Хотела бы я его убить, но… Я еще не настолько сошла с ума, чтобы пойти на этот шаг, который погубит меня.
Ему было плевать на меня. Он просто ушел. Пока я плакала, он оделся и ушел.
Один раз ко мне заходила Катрина. Девушка принесла мне чашку с мясом, хлеб и кружку воды. Но я не повернулась к ней. Не притронулась к еде. Я не могла. Мне просто хотелось исчезнуть. Хотелось вырвать свое душу и сердце самой себе. Но, к сожалению, сделать этого я не могла.
— Анна, — Катрина легла рядом со мной, чуть приобняв меня. — Что с тобой?
Что со мной? Я проклята. На всю жизнь. Никогда я не стану счастливой. Не смогу полюбить того, кто полюбит меня. Не смогу родить замечательных детей от любимого мужчины. Не смогу выйти за него замуж. Не смогу быть просто по-женски счастливой. И никогда я не стану свободной. Этот ребенок, что растет в моем чреве, был зачат через насилие. Я уже ненавидела это создание. Я должна была избавиться от него. Сначала от него, а потом и от его отца.
— Анна, прошу, поговори со мной, — я слышала в ее голосе слезы, а у самой душа рвется. Хотела! Хотела все ей рассказать. Обо всем. О том, что делал со мной Роланд, что творилось на душе, как болело сердце. Но не могла. Не могла взвалить этот груз на нее. Ломать еще больше ее и так разрушенную жизнь.
— Уйди, — специально старалась заставить ее уйти. Не должна она была лезть в это. Мешать мне. Ведь знала, что ребенка от своего насильника она уже приняла. И Катрина ни за что на свете не позволила бы мне осуществить то, что я запланировала. — Уйди!
Кричала еще что-то ей вслед, когда девушка, все-таки заплакав, выбежала из палатки. Выгнала ее, а сама себя ненавидела.
Не знаю, сколько прошло еще времени перед тем, как я все-таки решила встать с ложа и умыться. Вышла из палатки, чуть пошатываясь и сильнее кутаясь в теплый плед. Бросила взгляд в сторону костра. Катрина сидела рядом со своим мужчиной, прижавшись к его плечу. Напротив них сидел Роланд, ко мне спиной. Идеальная возможность подойти и вонзить ему нож в спину. Но нет. Я слаба для этого. Хотя ненависть моя сильна. Она клокотала внутри, пытаясь вырваться наружу. Застилала мне глаза. Заставляла желать убить, пусть и врага. Но все-таки человека. Нет, он даже не человек. Чудовище. Монстр. Без сердца. Без души. Без элементарных человеческих эмоций. Без сострадания. Жалости. Уверенна, он даже любить не мог. Не нужны ему дети. Не нужны.
Решительно шагая, направилась к речке, пока все заняты ужином. От речки веяло холодом. Но я все равно решительно сбросила плед, затем на землю полетело платье. Оставшись обнаженной, я почувствовала, как от мороза кожа начинает неметь. Но мне было плевать. Я была решительна в своих действиях. Лучше покончить с этим раз и навсегда.
Первый шаг был самым болезненным. Казалось, что мои ноги горели в огне. Но нет. Это просто ледяная вода окутывала меня. С каждым шагом все больше и больше эта мгла поглощала меня. По колени. Бедра. Талия. Живот. Грудь. Замерла. Тело дрожало, зубы стучали. Мне казалось, что прямо сейчас я упаду. Но заставляла себя стоять и ждать, пока оно не умрет во мне. Пока оно не исчезнет. Было больно. Судорога и холод постепенно брали свое. Неожиданно мне в голову пришла мысль о том, что умереть сейчас — это был не самый худший вариант. А наоборот. Наиболее прекрасный. Зачем мучить кого-то, если проще умереть самой? В данный момент смерть являлась для меня освобождением. Только так я могла почувствовать себя свободной.